---

Париж. Май 2001 года

За неделю, проведенную в Париже, мнение Лизы о собственной привлекательности взметнулось на умопомрачительную высоту. Она сравнивала себя с француженками и находила, что она — гораздо красивее…

…Лиза и ее мама только что совершили головокружительный променад-галоп по Елисейским полям и, свернув на Рю Франсуа, нацелились на фешенебельную авеню Монтань. Там Лизина мама, гений шопинга, безумный магазинофил, планировала потратить последние деньги.

У маленького кафе «Жорж» Лиза взмолилась о пощаде и рухнула в плетеное кресло рядом со свободным столиком. Алина Владимировна — всегда неутомимая и полная энергии, прощебетав: «Ну, отдохни пока!», нырнула в парфюмерный бутик напротив. Вход в магазин был отделан фиолетовым мрамором, два одинаковых темно-зеленых деревца, подстриженные в форме пушистых шаров, стояли, словно швейцары, по обе стороны сверкающих золотом и тонированными стеклами дверей.

— … Елизавета? — донеслось до Лизы справа.

Девушка поставила на столик бокал апельсинового сока и удивленно обернулась. На нее смотрел и улыбался мужчина лет пятидесяти.

— Извините?

— Я сказал, в этом кафе, наверное, можно встретить представителей всего света…

— И правда — согласилась Лиза.

За соседними столами сидели: пара индианок, замотанных в терракотово-оранжевые сари, живописный араб в девственно-белом одеянии, задумчивый желтолицый японец.

— А вы из России? — доверчиво улыбнулась в ответ Лиза.

— Нет, я живу в Париже. Но русский. А ты из Москвы?

— Что вы! Совсем не из Москвы. Из провинции! Знаете, я живу в чудесном городе и очень его люблю, — подробно ответила Лиза и удивилась, почему ее не возмутил мгновенный переход на «ты». Наверное, потому, что в тоне незнакомца звучала скорее отеческая снисходительность, нежели игривость престарелого ловеласа, решившего подцепить хорошенькую нимфетку. Ну, конечно, ее шикарный румянец и блестящие глаза ввели незнакомца в заблуждение. Он наверняка полагает, что малышке лет шестнадцать, не больше.

Лиза бросила молниеносный изучающий взгляд на собеседника. Он сидел в пол-оборота к девушке, опершись локтем на плетеный подлокотник. Дорогой темно-серый костюм, рубашка были подобраны с исключительным вкусом. Галстук завязан с изящной небрежностью, позволительной богачам. Из-под манжеты выскользнули на широкое запястье простенькие часы от Картье — черный ремешок из кожи аллигатора и циферблат, усыпанный черными бриллиантами. Отдав дань изысканному облачению собеседника и оценив роскошь аксессуаров, Лиза переключила внимание на его умное и тонкое лицо. Случайный знакомый смотрел серьезно, спокойно, твердо, но одновременно — с грустью. Это был взгляд человека, который принял для себя какое-то окончательное и безрадостное решение.

— С вами что-то случилось? — простодушно поинтересовалась Лиза. Мужчина был ей приятен. И хотелось произвести на него впечатление. Лиза порылась в миниатюрной сумочке и вытянула из открытой пачки тонкую перламутрово-розовую сигарету. Она собиралась очень эффектно закурить, изображая роковую женщину.

— С вами что-то произошло? — повторила она.

— Произошло, — согласился незнакомец. — Но это ерунда по сравнению с великолепным майским днем, солнцем, встречей с очаровательной девушкой, которая опрометчиво полагает, что в клубах сигаретного дыма она будет выглядеть еще привлекательнее.

Лиза покраснела и быстро сунула обратно снаряжение заправского курильщика. Там, в сумочке, кстати, еще лежали очки в модной оправе и с простыми стеклами, тоже, как и сигареты, являвшиеся частью имиджа «Я уже взрослая!».

— Тебе здесь нравится?

— О, конечно! — воскликнула Лиза. — Чувствую, что попала в самый центр Вселенной. А как тут пахнет! Отличными духами и кофе.

— Французы не утомляют?

— Что вы! Они галантны!

— Не замечал. Поначалу, пока я не выучил язык, они казались мне довольно вредными и высокомерными.

— Я хорошо говорю по-французски, — скромно призналась Лиза. — Мне делают комплименты.

— Любишь путешествовать?

— Да! Я бы только этим и занималась. Путешествовала, узнавала новые страны, делала эскизы, рисовала картины.

— Ты художница?

— Нет, я дизайнер. Но я хорошо рисую, правда.

Мужчина засмеялся.

— Ты непосредственная, живая, открытая. Наверное, хотелось бы вернуться в Париж не с мамой, а с другом? Ведь это Город влюбленных.

— О! Как вы угадали? Я думала об этом. Но откуда вы знаете, что я с мамой?

— Я видел. Вы похожи.

— Да, все так говорят.

— А хочешь, я скажу, что ждет тебя в будущем?

— Нет! — громко воспротивилась Лиза. Словно ее визави был патентованный Нострадамус и действительно мог предсказать судьбу с коэффициентом погрешности в одну тысячную единицы. Оранжевые индианки удивленно оглянулись на Лизин протестующий вопль. — Нет! Ничего не хочу знать!

— Не волнуйся! Я не буду вдаваться в подробности. Скажу лишь, что ты обязательно снова вернешься в Париж.

— И все? — удивилась Лиза. — Право, не густо! Раз взялись предсказывать будущее, напророчили бы хоть миллион-другой!

— Думаю, денег тебе и так хватает, — засмеялся мужчина.

— Хватает, — со вздохом согласилась Лиза. — Мы с мамой, конечно, не бедствуем. Вот, в Париж выбрались… Но нет, денег всегда недостаточно!

— Не похоже, что этот факт сильно тебя расстраивает.

— Да. Я счастлива. Я люблю весну, я люблю солнце, я в Париже!

— А миллион-другой тебе вполне доступен. Например, удачное замужество. Что ты об этом думаешь?

— Выйти замуж за крутого бизнесмена?

— К примеру. Только когда ты выйдешь замуж за крутого бизнесмена, и у тебя появятся миллионы, и ты станешь не задумываясь сорить деньгами, — вспомни Париж, и это кафе, и ослепительный майский день, и, главное, вспомни себя такую, какая ты есть сейчас. Милая, чудесная, искренняя. Постарайся не измениться. А меня вспоминать необязательно.

Покончив с предсказаниями, словно выполнив миссию, мужчина поднялся, бросил на стол пару купюр и легко дотронулся до Лизиного плеча.

— С тобой интересно. Но мне пора. Удачи тебе. И бросай курить. Вернее, не начинай.

— До свидания, — заторможенно ответила Лиза. — И вам удачи.

Она повернула голову, наблюдая, как загадочный предсказатель судьбы пересек улицу и сел в черный автомобиль с парижскими номерами.

— …Ну и цены! Смотри, купила тебе шелковый шарфик. То есть я купила себе духи, а шарф подарили. Нравится? Ты что такая задумчивая? А я разговорилась с одной продавщицей. Представь, русская. Она рекомендовала приехать к осенним распродажам. Фирменные шмотки будут продаваться даром! Кроме того, подсказала адрес магазинчика, куда аристократки сдают наряды от Сен-Лорана и Лапидуса, надетые буквально один раз. Этакий аристократический секонд-хэнд.

Дочь безмолвно и отстраненно смотрела на маму, увешанную разноцветными ламинированными пакетами. Она, Лиза, снова вернется в Париж. И не раз.

— Лиза, проснись! — Алина Владимировна уже наматывала на Лизину шею шарф цвета лаванды. Энергии, затрачиваемой на операцию, хватило бы на то, чтобы придушить дочурку, как Айседору Дункан. — Ах, Лиза! Тебе идет!

— Я тоже встретила русского. И мы тоже разговорились.

«Почему он ушел так быстро? Я бы с удовольствия ем поболтала с ним еще!»

— Да? Цеплялся к тебе? Приставал?

— Что ты! Вовсе нет. Такой интересный. Непонятный. Пообещал, что я скоро выйду замуж за миллионера.

— М-да? — Алина Владимировна внимательно noсмотрела на дочь. — Странный гражданин.

— Нет, не странный. Приятный и милый. Почему-то он мне чрезвычайно понравился. А его обещание — шутка, игра. В контексте нашей беседы это звучало вполне естественно. Так, конечно, кажется большой глупостью.

— А… Ну, побежали дальше, доча?

— Побежали, — вздохнула Лиза. — По магазинам больше не пойду. Надоело! — безапелляционно заявила она.

Свежий весенний ветер играл концами яркого шарфа, обдавал холодком голые Лизины шею, плечи, руки. Она провела ладонью по плечу, отмеченному легким прикосновением таинственного незнакомца, и ей стало грустно. Судьба часто навязывает совершенно ненужные и утомительные знакомства. А люди, с которыми хотелось бы дружить, общаться и говорить часами, проходят мимо и растворяются в неизвестности.

Глава 1

— Он очень спокойный мальчик, — неуверенно говорила Мария Здоровякина [1] даме, претендующей на роль гувернантки для ее маленького сына. — Я бы даже сказала — флегматичный. Инертный. Склонный к аутизму. Потенциальная нянька с недоверием смотрела на Эдика. Тот сидел на диване, предъявленный к осмотру, нарядный и прилизанный, и усиленно таращил голубые глаза, пытаясь соответствовать образу идеального ребенка. Надо сказать, что сидеть неподвижно ему было невероятно трудно. Но он старался ради бедной мамули.

— У вас прохладно. На улице ужасный зной, просто какое-то августовское пекло. Да, кондиционер — отличная вещь, — удовлетворенно заметила дама. Пока это была единственная деталь, понравившаяся ей в квартире Здоровякиных (все остальное, включая обитателей, не радовало строгую женщину).

— Да. У нас кондиционер. И масса прочих удобств. Ваши функции в техническом плане будут максимально облегчены.

— Сколько ему? — осведомилась Татьяна Анатольевна.

— Новый, недавно установили.

— Кого установили? — не поняла Татьяна Анатольевна.

— Новый кондиционер. «Самсунг».

— Я про ребенка спрашиваю! — воскликнула нянька, очевидно, поражаясь тупости мамаши.

— Ах, про Эдика… Ему год и три. Очень самостоятельный малыш. У вас с ним не будет никаких хлопот. Своевременно пользуется горшком. Спит днем два-три часа. Сам ест. На прогулке больше всего любит сидеть на скамейке. Беготня по лужам — не для него.

«О ком это? — меланхолично подумал Эдик. Его мысли, конечно, еще не имели четкой формы предложений, но суть угадывалась. — Кто спит днем два-три часа? Неужели я?»

— Если он такой спокойный, и вы не работаете, то зачем же вам нянька? — подозрительно спросила Татьяна Анатольевна.

— В том-то и дело, что я работаю! — горячо возразила Маша. — Видите, компьютер? Я день и ночь занята у клавиатуры.

— И ваш суперспокойный, флегматичный ребенок вам мешает? — саркастически усмехнулась претендентка.

— Все дело в том, что он тоже активно интересуется техникой, — вздохнула Маша. (Последний игровой эпизод с участием Эдика и сканера стоил сканеру жизни. Исследователь-испытатель отделался легким испугом.)

Марии приходилось быть весьма терпеливой с Татьяной Анатольевной, так как это была восьмая по счету беби-ситтер, приглашенная в дом. Семь предыдущих бесславно сбежали. Никто не выдерживал и пары недель в обществе веселого здоровякинского потомства. Кроме того, мало кто хотел нянчиться с младенцем в присутствии матери. Все Мэри Поппинс, как одна, желали иметь малютку в полновластном распоряжении, и наличие в доме Маши (пусть и закрывшейся в комнате с компьютером) мешало им слиться в воспитательном экстазе с вверенным материалом.

— А у вас еще и кошки? — недовольно посмотрела Татьяна Анатольевна на котенка, заглянувшего в комнату. Кот имел вид затравленного, психически нестабильного существа.

При виде мишени Эдик встрепенулся, его голубые глазки плотоядно сверкнули, ресницы-опахала дрогнули. Детеныш дернулся в сторону животного, но строгий взгляд матери пригвоздил его к дивану. Кот, уловив движение Эдика, быстро смылся из комнаты.

— Коты временно! — закричала Маша. — Понимаете, друг мужа… Кошка друга мужа… В общем, у него кошка рожает и рожает…

Тут Мария остановилась, задумалась и потом нервно хихикнула. Ей пришло на ум сравнение себя самой с этой беспрестанно рожающей кошкой, окруженной подвижными, вездесущими и всепроникающими детьми.

Татьяна Анатольевна с опаской покосилась на Машу. Маша поймала ее взгляд, представила, как выглядит в глазах гувернантки — странноватая, дерганая, нервно хихикающая мамаша, — и прыснула еще раз. Эдик тоже засмеялся. За компанию.

— … В общем, кошка рожает, а он не знает, куда девать котят. Нам подкинул двоих. Одного зовут Микрочип, другого — Мегабайт. Но мы, конечно же, их кому-нибудь отдадим. Пристроим. Не волнуйтесь!

— Котят надо топить. Или усыплять, — твердо, с металлом в голосе произнесла Татьяна Анатольевна.

Маша вздрогнула. Учитывая, что мадам имела тридцатилетний педагогический стаж, подобная категоричность была вполне объяснима.

— Ладно. Вы меня уговорили. Хотя… Конечно, с моим опытом и рекомендациями я бы подыскала место получше. Без котов. И с более солидной оплатой.

— Отлично! — обрадовалась Маша. О деньгах не беспокойтесь. Прибавим, если что. Единственно… Я вам еще не сказала…

— Что?

— Эдик у меня не один…

— Правда?

— У меня есть еще сын… — замялась Маша, не зная, как продолжить.

Татьяна Анатольевна поджала губы.

— Вернее, два. Да. Да, еще два ребенка, — определилась, наконец, с количеством детей Мария. — Близнецы. Леша и Антоша.

Татьяна Анатольевна и вовсе нахмурила брови:

— Итого, три штуки, — холодно резюмировала она.

— Но они ходят в детский сад! — заверила Маша. — Они все время ходят в садик! Они так любят туда ходить! Просто удивительно, как любят! Они в восторге от него!

— Речь вообще-то вначале шла об одном ребенке — заметила Татьяна Анатольевна ледяным тоном. Повеяло стужей, морозом.

— Да, так оно и есть! — страстно закивала головой Мата. — Близнецов вы не увидите. Я их и сама редко вижу…

— Ладно — хмыкнула Татьяна Анатольевна. — Я остаюсь.

Мария вздохнула, как человек, выполнивший непосильную, тяжелую работу. Новоиспеченная нянька обернулась к Эдику, протянула к нему руки, приглашая малыша в мягкие объятия 54-го размера, и заворковала профессионально нежным, умильным голоском:

— Ну, иди ко мне, холосый, лапусечка-холосусечка моя ненаглядная!

Эдик внимательно осмотрел очередную предложенную ему на растерзание миссис и загадочно улыбнулся…

В офисе московского представительства французской компании «ДеГрос» витало настроение переезда. Файлы с документами, сваленные беспорядочными кучами на столах, выпотрошенные шкафы, покрасневшие от натуги машинки для уничтожения бумаг. Через пару недель представительство закрывалось. Сотрудники-французы собирались домой, москвичи подыскивали новые места работы.

Еще месяц назад Лариса Бояринова расценила бы факт закрытия фирмы как новое подтверждение собственной фатальной неудачливости. Она проработала переводчицей в московском офисе «ДеГрос» год. Ей стоило невероятных усилий попасть в престижную стабильную фирму, и Лариса дорожила местом. Бесплатные обеды, поездки, стажировки, подарки, тренинги, презентации… А размер вознаграждения, вручаемого каждые две недели в голубом конверте, имел непревзойденный стимулирующий эффект.

Теперь «лавочка» закрылась, нужно было суетиться, рассылать резюме, бегать на собеседования. Ничего хорошего. И всего месяц назад Лариса сказала бы: «Мне опять не повезло! Мне никогда не везет! Я знала, что так случится…» Она привыкла считать себя закоренелой неудачницей.

В двадцать два года она простилась с мыслью, что можно достичь больших высот в плане профессиональной компетенции, в двадцать пять — бесславно капитулировала в борьбе с лишними тринадцатью килограммами, в двадцать семь — похоронила идею об удачном замужестве. В двадцать восемь, получив уведомление о закрытии офиса «ДеГрос», Лариса самозабвенно предалась бы депрессии, если бы… Если бы в ее жизни не произошло событие.

Три недели назад из интернетовских джунглей, из миганий модема и напряженного потрескивания «Пентиума» возник Он — долгожданный и вымечтанный. Все предыдущие попытки найти бой-френда через Сеть оканчивались горьким разочарованием. И теперь Лариса до последнего не верила в удачу, боялась, что встреча с реальным Олегом разрушит пленительный, придуманный образ.

На свидание пришел… приехал… — нет, не на сверкающем мордатом автомобиле, а на метро — обыкновенный парень в белой футболке и джинсах «Магнет». Широкоплечий автослесарь с ясным синим взором, лучезарный, темноволосый. Легкий запах лосьона после бритья смешивался с запахом бензина. Отличный двадцатипятилетний мужик, крепкий, как молодой буйвол, и простой, как пакетик чипсов, надежный, с выпуклыми бицепсами-трицепсами, загорелый. Твердой рукой с въевшимся в капиллярную сеточку пальцев мазутом Олег протянул Ларисе букет из чайных роз.

Чем мог разочаровать подобный супермен девицу (уже весьма условно попадающую в категорию «девицы»), которая не питает иллюзий насчет своей внешности и почти смирилась с перманентным одиночеством? Только явными признаками прогрессирующего кретинизма, или милой привычкой яростно сморкаться в несвежий носовой платок, или откровенным признанием, что в постели от него такая же польза, как от плюшевого мишки.

Автослесарь Олег одурманил переводчицу одномоментно и бесповоротно. Он был щедр (тут же повел в ресторан), рассудителен, улыбчив, внимателен. Бесхитростно, в незамысловатых выражениях похвалил Ларисины глаза, волосы, цвет лица, красивую форму рук и ног, приятную округлость стана. Лариса и не подозревала в себе подобных достоинств. Она засмущалась, запротестовала, прозрачно намекнула на проблемы с лишним весом, целлюлит. «Целлюлит! — восхитился Олег. — Я слышал об этом! С ним мягче!»

Конечно, он был менее образован и довольно часто неправильно ставил ударения, однако, как и все мужчины, грамотно рассуждал о политике, спорте, о ситуации в мире, глобализации и финансовых рынках. К тому же лихо стучал клавишами компьютера (вылавливал в Интернете сайты фривольного содержания) и был способен починить все, что в принципе могло сломаться, — от кофемолки до «Крайслера».

Его трудолюбие не знало границ. Олег за одну неделю расправился с многовековыми бытовыми неприятностями Ларисы и ее соседей по коммуналке: ввинтил недостающие шурупы, прибил все гвозди, просверлил, подмазал, вправил, залатал, подтянул гаечным ключом. Соседских младенцев при появлении Олега охватывала эйфория — он был и тигром, и Спайдерменом, и гиппопотамом, и телепузиком; кидался мячом, лаял, стрелял из пластмассового автомата…

Вскоре подали заявление. Прорисовывалась роскошная перспектива в плане отдельного жилья. И Лариса, и Олег в данный момент занимались продажей личных комнат в коммуналках (на этой почве и завязалась у них беседа в интернетовском чате). Присовокупив к вырученным от реализации комнат деньгам сбережения обеих сторон, можно было рассчитывать на приличную двухкомнатную квартиру. Лариса стала подолгу задерживаться в магазинах стройматериалов, сладко фантазируя около стендов с виниловыми обоями, напольным покрытием, линолеумом и кафелем.

Олег первым закончил дела с продажей и принес в клюве три тугие пачки долларов. «Это я получил за комнату, — сказал он. — Плюс то, что насобирал ремонтом иномарок. Спрячь куда-нибудь, не в банк же нести».

Подобное безграничное доверие тронуло Ларису. Обливаясь слезами умиления, она припрятала сверток в тайник под плинтусом. Там же покоились до поры до времени ее собственные накопления. Вскоре и ее комната была продана. В совместных страстных грезах влюбленные дождались торжественного дня в начале августа — сегодня они должны были отправиться к нотариусу, чтобы подписать договор на покупку двухкомнатной квартиры (третий этаж десятиэтажки, 53/20/10/9, кладовка, лоджия, телефон, железная дверь — короче, предел мечтаний) и передать риэлтору деньги…

Чтобы провернуть операцию с нотариусом, Ларисе необходимо было отпроситься с работы. Ее непосредственным боссом являлся француз Поль Деманже — весь год службы в «ДеГрос» Лариса была пристегнута к нему, как бирка к чемодану.

Воодушевленная и радостная, переводчица направилась в кабинет шефа. За окном стоял чудесный летний день, теплый и ветреный, настроение Ларисы было приподнятым, праздничным. Куда девалась закомплексованная, невзрачная толстушка, слабохарактерная и безвольная? Сейчас Лариса ощущала себя привлекательной и даже красивой женщиной ("самый сок!", — горячо утверждал Олег). Она была любима, и поэтому цвела и благоухала. Она была желанной и единственной. Мужчины чутко реагировали на это и говорили комплименты. Непривычная к комплиментам Лариса расцветала еще ярче, искрилась и сияла. Она не хотела вспоминать ту неудачницу, какой казалась себе всего несколько недель назад.

У двадцатисемилетнего Поля Деманже были собственные, довольно экзотические представления о внешнем виде руководителя. Сегодня он облачился в рубашку с игривыми крокодильчиками на светло-розовом фоне. Три верхние пуговицы были расстегнуты, позволяя всем желающим насладиться видом умеренно волосатой груди. Только двадцатиградусная температура воздуха уберегла Поля от мысли облачиться в любимый кожаный пиджак вишневого цвета. Но солнцезащитные очки с нежно-лиловыми линзами он не снимал и в офисе. Вероятно, предпочитал видеть жизнь розовой. Впрочем, Лариса знала, что у Поля есть другие, более эффективные приемы улучшить мировосприятие. Мсье любил вино, водку, женщин и дорогие рафинированные наркотики. При этом оставался ловким, подкованным юристом и сделал бы приличную карьеру у себя на родине, во Франции, если бы умел обуздывать бушующую в нем страсть к бесконечным удовольствиям.

— Поль, я исчезну? — спросила Лариса, заглядывая в кабинет босса.

— Es-tu fatigue, устала? Дела? Свидание? Мужчина? Секс? — Поль швырнул на стол бумаги. Мизинцем правой руки он почесывал короткостриженую беспутную голову, подвергая шевелюру опасности воспламенения, так как между средним и указательным пальцами дымилась сигарета. В ухе у Поля болталась золотая серьга. — Ах, tu es charmante! Кайфно выглядишь, подруга!

Лариса зарделась.

— Нужно к нотариусу. Оформлять договор на квартиру, — счастливо улыбнулась она. — Покупаю двухкомнатную.

— Wow! — обрадовался Поль. — Будем обмывать! — Молодой француз быстро усвоил и русские выражения, и русские обычаи. — Давай, топай! Шевели протезами! А то опоздаешь. Стой! Ты заказала мне билеты?

— Конечно, — остановилась на полпути Лариса. На тринадцатое августа. Рейс 268 компании «Трансвэйз!

— Это приличная авиакомпания? — капризно прогнусавил Поль. — Ты меня не угробишь?

— Полетишь на «Боинге». Затем рейсом 267 обратно в Москву. А билеты Москва-Париж будешь заказывать уже сам.

— Ладно, справлюсь, хотя и не понимаю, почему это дело повесили именно на меня. Летел бы сейчас домой, a Paris! Не поверишь, скучаю. Здесь, конечно, хорошо, весело, — (практически каждую ночь Поль Деманже отрывался в клубах), — красивые filles, девчонки, mais… Но… Я хочу домой!

— Успеешь еще — снисходительно успокоила начальника Лариса. Для всех сотрудников в представительстве «ДеГрос» Поль Деманже был enfant terrible, ужасный ребенок, непутевый, испорченный, красивый, любимый. — До свидания!

— Чао!

Поль Деманже погладил взглядом упитанную спину (и ниже) переводчицы и вновь принялся за бумаги. Его лицо приобрело… нет, не тоскливое выражение пятиклассника, истязаемого домашним заданием. Напротив, он читал текст заинтересованно и внимательно. Через секунду Деманже схватил ручку и стал азартно черкать на полях. Он нашел какое-то юридическое несоответствие в документе.

Кроме Ларисы Бояриновой в коммунальной трехкомнатной квартире жили две молодые семьи с детьми. Несмотря на тесноту, соседям удавалось сохранять дружеские отношения. Известие о продаже Ларисиной комнаты воспринялось драматически, почти со вселенской скорбью. Было не ясно, что ждать от нового жильца. А если это окажется еще одна молодая семья с парочкой короедов? О-о-о… Технические резервы квартиры и так были исчерпаны. Сантехника звенела от натуги и грозила рассыпаться — ее эксплуатировали напряженно, самозабвенно!

Но все, конечно, порадовались Ларисиному счастью.

— Ох, и повезло же! — вздохнула Анфиса. Она энергично мешала манную кашу, истребляя комки. — Я без ума от Олежки! Он такой…

— Хорошо тем, у кого есть Интернет! Взяла и познакомилась с пареньком! — вздохнула Валентина. Валентина нежно подпирала крутым боком Анфису — она варила суп и, зависнув над кастрюлей, стригла в бульон оранжевую морковку.

— Да нам уж куда знакомиться! — вздохнула Анфиса. — Мы с тобой — все… Отзнакомились. Вон, блин, результаты знакомства шлындают… Оставь пылесос, оставь пылесос, я тебе сказала!!! Один уже сломали, изверги! — заорала Анфиса басом.

— Ты, Ларисочка, с детьми не торопись! — посоветовала Валентина. — Поживи для себя!

— Как это «не торопись»?! Спятила, что ли? — возмутилась Анфиса. — Ты забыла, ей ведь двадцать восемь! Тридцатник скоро. Пора! Куда деваться.

— Ну, и будет как мы — у плиты, да над тазиком. Что за жизнь!

— Ой, да Олег ей быт благоустроит! Он хозяйственный. На квартиру заработал. Он и на стиральную машину заработает, и на кухонный комбайн. Не то, что наши оболтусы.

— Ларис, а ты чего сидишь-то, с нами лясы точишь? — опомнилась Валентина. — Ты же к нотариусу опоздаешь!

— Я ведь жду Олега, — расслабленно улыбнулась Лариса. Ей было жарко. Кухня раскалилась от синего пламени включенных конфорок, от кипящего бульона и горячих боков плохо отмытых кастрюль. Лариса сидела у стены и разглядывала потрескавшуюся кафельную плитку, серый от чада потолок, отвратительные липкие полоски с мухами, стол в нагромождении тарелок, кривых алюминиевых ковшиков, жестяных банок с крупой… Она смотрела на бедных затурканных подруг и думала о своем счастье, о начале новой жизни. Валентина и Анфиса переглянулись.

— Постой, а записку-то ты не прочитала?

— Какую записку? — удивилась Лариса.

— Олег сказал, что тебе напишет подробную инструкцию. Он утром приходил.

— Так дайте мне ее! Где она? — вскочила с табуретки Лариса.

Подруги переглянулись еще раз — теперь изумленно.

— Он у тебя в комнате оставил. На столе. Ты не заметила?

Не заметила? Естественно, она ничего не заметила. Что-то неприятное, тупое, холодное дернулось в груди у Ларисы.

— Как он мог оставить записку на столе, если у него нет ключа от моей комнаты?! — воскликнула она.

На самом деле, продав жилые метры. Олег переехал не к Ларисе, а к какому-то приятелю. Коммунальный унитаз и раковина не выдержали бы еще одного активного пользователя. И Олег отказался брать запасной ключ от Ларисиной комнаты, здраво рассудив, что когда нет Ларисы, то и ему там делать нечего.

— Олег сказал, ты дала ему ключ.

— Нет же! — в отчаянии крикнула Лариса. Она метнулась к себе, уже точно зная, что никакой записки там нет. Если б была — она давно бы ее увидела. Кровать, заправленная с солдатской аккуратностью, письменный стол. Стопки книг, компьютер, купленный с рук. Никакой записки. Пульс сто десять ударов в минуту. Конвульсивные сокращения сердечной мышцы. Сто двадцать, сто сорок, сто пятьдесят!

Валентина и Анфиса осторожно возникли в дверном проеме.

— Нет? — тихо спросили они.

— Девочки, я не давала ему ключ — упавшим голосом повторила Лариса.

— А это… Деньги на квартиру… Они как… У тебя или у него были?

Лариса, конечно же, не посвящала подруг в тайну несметного богатства, похороненного под облупленным плинтусом в ее комнате. Как юная газель, переводчица прыгнула в угол. Белая от зародившегося подозрения, влажными руками она отодрала деревяшку и вытянула сверток. Лариса знала — это деньги Олега. Больше в тайнике ничего не было.

Увидев сверток, девушки обрадованно зашевелились, завздыхали. Они решили, что все цело, все на месте, а история с ключом и запиской скоро прояснится. Но Лариса, в ужасе внезапного озарения, медленно развернула пакет. Три тугие пачки долларов, как и прежде, радовали глаз.

— Ух, ты! — восхитились подруги. Они видели подобные «котлеты» по телевизору, но в руках никогда не держали.

Лариса распотрошила одну пачку, вторую, третью… Внутри оказалась аккуратно нарезанная бумага.

Статный, крепкий парень. Сильный, добрый, симпатичный… Он смотрел на нее ярко-синими глазами, отводил от лица волосы, гладил по щеке тыльной стороной ладони («у тебя потрясающе нежная кожа!»)… Он называл ее «малюсенькой»!

Две стодолларовые купюры и четыре по полтиннику. Итого — четыреста долларов. Такой невероятной суммой располагала теперь Лариса. Такая умопомрачительная сумма осталась теперь у нее в руках в результате продажи комнаты и после нескольких лет тотальной, изматывающей экономии.

Ошарашенная, потрясенная, она сидела на стуле в покрывале никчемных бумажных прямоугольников. Оставалась слабая надежда, что синеглазый автослесарь просто неудачно пошутил.

Лариса не слышала, как в коридоре разлился неприятной трескотней допотопный телефонный аппарат.

В комнату, ей уже не принадлежавшую, заглянул, Валентина.

— Там твой риэлтор звонит, — убитым тоном сообщила она.

— Нервничает. Говорит, уже два часа с продавцом ждут вас у нотариуса. Что ему сказать?..

Глава 3

В семь утра сработал таймер у музыкального центра, и комната наполнилась голосом Земфиры. Маша резко подскочила, едва не уронив Эдика. Детеныш, несмотря на запреты и убеждения, ночью вновь приперся спать с мамой и вконец измучил родительницу сопением, пыхтением, беспрестанной возней. Кроме того, из-под подушки торчали два хвоста — валдаевские котята тоже предпочитали делить кровать с Марией.

С легкой грустью вспоминая благодатные времена, когда она встречала рассвет за ноутбуком, Маша подсунула спящего Эдика Илье и отправилась будить близнецов. Но в этом не было необходимости. Четырехлетние юноши, очевидно, уже давно проснулись, так как в и спальне работал телевизор. На экране заманчиво извивались полуобнаженные девицы. Алексей и Антон ее сосредоточенно наблюдали за движениями голых поп и подпрыгиванием почти неприкрытых бюстов.

— Это что? — отпрянула Маша. — Доброе утро! Что вы смотрите?

— Клип, — лаконично ответили близнецы, — пульт под кроватью.

— Почему он под кроватью?

— Упал.

Маша сползала под кровать, отыскала пульт и выключила телевизор. Парни разочарованно вздохнули, но не протестовали. Они знали, что сейчас отправятся в детсад, а это всегда таило в себе интригу и обещало радостные приключения…

Подержанная белая «тойота» с правым рулем ловко маневрировала в утреннем потоке автомобилей. Иномаркой управляла Лиза Виноградова. Рядом с ней сидела Маша, на заднем сиденье развалились, словно поп-звезды в лимузине, здоровякинские близнецы. Они тянули сок из коробочек. Время от времени, проникаясь сочувствием к подруге, обремененной тремя бандитствующими элементами, Лиза подбрасывала Марию и детей до садика.

Лиза Виноградова работала в дизайнерской фирме «Артиссимо». В марте, когда Здоровякины взамен старой квартиры обзавелись четырехкомнатной в фешенебельном трехэтажном доме № 17 по улице Первомайской, Маша обратилась в «Артиссимо» с просьбой довести до ума жилище.

Более милой сердцу клиентки, чем Мария Здоровякина, ни до, ни после у Лизы не было. Никаких воплей по поводу «неправильно!» выбранного оттенка кафеля, никаких соплей насчет «ужасной!» черной точки на перилах дубовой лестницы — с чем постоянно сталкивалась Лиза, работая с другими заказчиками, в основном, «новыми русскими». Маша только попросила, чтобы все было просто, удобно, без острых углов. И чтобы компьютерная техника стояла в уединенном уголке. И поменьше мебели, с которой можно спрыгнуть. И чтобы конструкция книжных полок не позволяла некоторым обезьянам взбираться по ним под самый потолок. И чтобы зазор под кроватями не давал возможности втиснуться туда и застрять безмозглым существам весом в 18 килограммов. А в остальном Елизавета Виноградова получила стопроцентный карт-бланш. И блистательно справилась со всеми поставленными задачами. С тех пор они с Машей стали близкими подругами…

— …Вчера они кинули в кастрюлю с общественным супом трех растущих покемонов. Бабушка подарила. То есть моя свекровь, — продолжала Мария горестное повествование о проделках сочной поросли.

— А что это? — удивилась Лиза.

— Такие маленькие фигурки. В воде увеличиваются до невероятных размеров. И в супе тоже. Вся группа осталась без супа.

— Суп мерзкий! — донеслось с заднего сиденья.

— А вас не спрашивают, — с искренней любовью рявкнула Маша.

— Не дерзи! — получила она в ответ.

— Препираются! — восхитилась Лиза. — А вроде бы совсем малыши!

— Угу, малыши. Суп, значит, мерзкий. А методическая разработка объемом в двадцать печатных листов вкусная? Зачем вы ее съели? Воспитательница собиралась повысить разряд, три месяца готовилась!

— Мы львы! — закричали близнецы. — Мы питаемся!

— Постой-постой, — уточнила Лиза, — они съели двадцать печатных листов, и им ничего не было?

— Как это не было! Полдня простояли в углу.

— Нет, а животы не болели?

— Ничего у них не болело. Особенно у них не болела совесть. По причине полного отсутствия. А зачем вы вчера искусали бедную Ксюшу?

— Мы крокодилы! — зашлись в восторге дети, — мы хотим кусаться!

— Лиза, я думала, Ксюшина мама сама меня сожрет, как крокодил.

— Бедная Маша!

— Да уж, и впрямь бедная, — вздохнула Маша. — Заведующая в пятый раз посоветовала мне показать сладких детишек психологу. Ах, не знаю, что вы будете делать дальше! У вас совершенно неуправляемые дети! Реактивные! Знаете, это ведь не шутки! Тут речь идет о неполноценности! Неизвестно, во что выльется такое вот поведение… — противным голосом изобразила заведующую Мария.

— Мы классные! — завопили с заднего сиденья. — Мы отличные молодые люди. Мама, ты нас любишь?!!

Мария Здоровякина шмыгнула носом.

— Мама, ты нас любишь?!! — наполнил салон душераздирающий вой. Детям требовалась любовь, несмотря на растущих покемонов, искусанную Ксюшу и подозрение в умственной неполноценности.

— Я вас обожаю! — заверила Маша. — Только, пожалуйста, пусть сегодня ваш садик еще немного постоит. Не взрывайте его сразу.

Один раз вкусив сладость секса, Пульсатилла отпустила тормоза. И в этом не было бы ничего плохого, если бы не комплекты разномастных котят, выдаваемые на-гора персидской красоткой с удручающим постоянством. Получив в зубы очередную порцию писклявого, слепого, жалкого в своей беспомощности потомства, Александр хватался сначала за сердце, потом за голову и начинал носиться по городу, словно Карлсон, уговаривая знакомых взять «ну, хотя бы одного!» котенка.

— Нет, Пульсатилла, я тебя не понимаю! — выговаривал Саша Валдаев [2] любвеобильной персиянке. Хотя в глубине души он превосходно ее понимал. Он тоже безгранично любил секс. Но при чем здесь дети?!

— Я тебя не понимаю, Пульсатилла! Сколько раз я тебя просил: не исчезай! Подожди! Я приведу тебе кота. Порядочного, приличного парня с родословной. Пушистого, голубого. Нет, нет, не в этом смысле голубого, я неправильно выразился. Серого, как и ты. И породистого! Чтобы потом людям было не стыдно в глаза смотреть! А ты? Почему тебя тянет на всякое быдло? С кем ты спишь, Пульсатилла? Ты, аристократка?

Глубина падения бессовестной кошки потрясала. Аристократизм и развращенность сочетались в ней, как в пресытившейся виконтессе из свиты Людовика XV, которая в маске и плаще выскальзывает из золоченых покоев родового замка, чтобы тайно и вожделенно отдаться грубому, пропахшему потом, несвежим тряпьем и рыбными потрохами торговцу на городском рынке.

Дети были милы, игривы, но неконкурентоспособны. Зачастую в одном экземпляре сочетались роскошные персидские щеки, туловище сиамца и сибирский хвост. Это удручало и подтверждало всеядность Пульсатиллы в выборе сексуальных партнеров.

— И вот опять, снова, в очередной раз! Сарделька антарктическая! — убито восклицал Валдаев, сноровисто, как опытный гинеколог, ощупывая тугой живот Пульсатиллы. Кошка урчала от удовольствия. Она пропускала мимо ушей гневные тирады хозяина, она не сомневалась, что он все равно ее любит. — Ну, погоди! Дождешься! Отправлю на аборт! И вообще задушу! Пульсатилла вылезла из-под приятно-тяжелой руки Валдаева и, покачивая поднятым хвостом, как эквилибристка веером, спокойно проследовала на кухню. Там она неуклюже вскарабкалась на стол, потом — на подоконник и уставилась в окно. Под окном — Пульсатилла не видела, но знала — сверкал лаком практически новенький и горячо обожаемый Александром «лендровер», и Пульсатилла намекала, чтобы Валдаев перестал гундеть над ухом, а ехал туда, куда и собирался — на работу.

Считается, что иногда (наверное, в крайне редких случаях) любовница, ярким Сириусом вспыхнув на небосклоне семейной жизни, способна не разрушить, а укрепить отношения супругов.

Виноватый муж, не получив от измены особой радости, приползет к ногам несчастной, но милосердной жены, и их совместное существование пропитается соком новой, неизведанной страсти… И все у них будет хорошо. Даже прекрасно.

«Как бы не так!» — размышлял Здоровякин, поджидая на перекрестке Валдаева. Серебристый автомобиль вот-вот должен был показаться из-за поворота.

Настасья ворвалась в жизнь Здоровякиных два года назад и прошлась по ней огнем и мечом. Позади осталось вытоптанное поле, словно по хрупким зеленым росткам промчалась на резвых скакунах охотничья процессия — с зайцами, борзыми, свистом, улюлюканьем и звуком рожков.

Загадочным образом на этом пепелище проклюнулся свежий побег. Руководствуясь инструкцией, почерпнутой в анекдоте, Илья пришел к Маше извиняться за то, что оставил ее с двумя детьми? Очевидно, покаяние Здоровякина было не на шутку убедительным, так как в результате на свет появился лупоглазый, белобрысый, деятельный Эдик. Но и он не смог возродить прежние взаимоотношения родителей.

Интеллигентные люди, Маша и Илья были теперь обречены на крепкую дружбу — три пары детских глаз ежеминутно экзаменовали их, проверяя стабильность уз. Однако когда детей не было поблизости, Здоровякины давали волю южно-итальянским эмоциям. Куда делся непробиваемо спокойный, по-шведски сдержанный Илья? Куда исчезла веселая, неунывающая Мария?

«Неужели надо разводиться?» — с затаенным ужасом и надеждой подумал Здоровякин. Но это было совершенно бредовой идеей — оставить Машу с тремя детьми. Один раз он уже попытался оставить ее с двумя, и что получилось? Все равно вернулся. Если он уйдет сейчас, то можно предположить, что в порыве самобичевания он вскоре соорудит еще одного младенца. И тогда…

— Привет! — радостно крикнул Валдаев. — Залазь! Чего нос повесил? Опять с Марией поругался?

— Да, — буркнул Илья. — И снова из-за ерунды! Довольная физиономия друга подсказала Илье, на ком сорвать злость.

— Ты котов когда-нибудь заберешь или нет? — возмущенно рявкнул он.

Валдаев от неожиданности вздрогнул.

— Ты чего?

— Ничего! Представь, что у нас творится в квартире, а? Еще твои коты под ногами шастают.

— У вас четыре комнаты, а у меня одна, — резонно заметил Саша. — Ладно, не кипятись. Все наладится.

— За два года ведь не наладилось!

— Однако вы все еще вместе.

— Куда ж деваться? — обреченно вздохнул Илья. — Вместе — трудно, расстаться — дети пострадают.

— Ой, не надо, — возразил Валдаев. — Когда ты рвался к Настасье, как Матросов к амбразуре, ты больно-то о детях думал? То-то и оно. Значит, делаем вывод, что сейчас тебя подле Маши удерживает не боязнь повредить неустоявшуюся детскую психику, а истинное чувство. Правда, глубоко спрятанное. Вы за эти два года столько всего наговорили друг другу, что любовь ушла в подполье. Она пережидает. Когда вы опомнитесь, придете в себя, она вновь выползет на свет божий. Попрет изо всех щелей, будь здоров… Так что запасайся презервативами.

— Ты считаешь? — с надеждой спросил Здоровякин. Все-таки по натуре он был семьянином. И страстно желал спокойного счастья. Доброй жены, удачных детей.

— Угу.

— И у нас все снова станет как прежде? Ты помнишь то время?

— Чудесные времена! — вздохнул Валдаев. Ему тоже было о чем тосковать. Именно в тот период в его жизни появилась эксцентричная, яркая подруга с красивым именем Маргарита.

— Но Машка просто невыносима, — опять вспомнил Илья. — Язвительна, саркастична, безжалостна! Я и не знал, что она станет такой!

— Негодяй! — восхитился Александр. — Какой прожженный, матерый, португальский негодяище! Ты ведь сам ее такой сделал! Представь, что ты беременная женщина, и у тебя начались схватки…

— Сдурел ты, что ли, Саня!

— …и тебя, красного и лохматого от ужаса и испытываемых прелестных ощущений, везут в роддом. А куда едет в это время твой муж? Твой прыткий муж едет на заключительное слушание по делу Настасьи, коварной разлучницы. Разве такое прощают?

Здоровякин побагровел от стыда и ярости и сжал огромные кулаки.

— Если собираешься меня размазать по сиденью, как сливочный крем по торту, не забудь, что я в данный момент веду автомобиль, — быстро напомнил Валдаев, оглядываясь на разъяренного друга. — Кстати, о сиденье… Там лежала моя труба. Ты что, опять на ней сидишь?

Глава 4

Несчастное, жалкое существо с воспаленными от слез глазами и опухшим ртом — да, вид у Ларисы Бояриновой, когда она возникла в автомастерской, был безумно привлекателен…

Лариса появилась в автосервисе «Аспект» около станции метро «Шоссе Энтузиастов», конечно же, не для того, чтобы поменять свечи в «Мерседесе», — личной машины у нее никогда не было. Она приехала сюда в робкой надежде вновь увидеть слесаря Олега Данилкина — бесчестного, макиавеллиевски хитрого, жестокого и… любимого.

Два дня беспрестанных слез. Лариса не смогла бы сказать, о чем она жалеет больше: о деньгах, отнятых у нее обманом, или о разбитой в мириады розовых осколков мечте. Мечте о классном, добром, веселом, обаятельном, ласковом, умелом, сильном парне, которым Олег Данилкин на самом деле никогда и не был. Мужчина, влюбивший в себя скромную переводчицу, никогда не существовал на свете, это был продукт творческой изобретательности Олега, умноженной на страстное желание Ларисы быть кем-то любимой. Светлый образ, фантом, ирреальность. Даже если бы Олег не прихватил с собой вымученные экономией и продажей коммунальной комнаты доллары — то и тогда Лариса Бояринова имела бы убедительный повод для слез, по крайней мере, на полгода. Где еще найдешь такого шикарного мужика? Менеджер автосервиса почему-то сразу решил, что зареванная барышня озабочена поиском работы. Наверное, из-за того, что девушка приковыляла к воротам сервиса на своих двоих, а не подъехала, возбужденно пофыркивая мотором. И вероятно, Лариса была не первая, кому сегодня пришлось отказывать.

— Нет, нет, вы нам не подходите! — резко и нервно сказал он, оглядывая лжепретендентку. Менеджеру было жарко, капельки пота выступили на загорелом, исчерченном тремя глубокими горизонтальными морщинами лбе. Мужчина был раздражен и недоволен. — Нет, девочки, я вам удивляюсь! Вы что, читать не умеете?!

— Я умею, — не согласилась Лариса, — я хотела…

— Ведь вроде бы все ясно написано, а? Нет, и все равно…

Мужчина возмущенно, почти гневно смотрел на Ларису.

— Я только хотела…

— Хорошо, давайте вместе прочитаем! — Менеджер полез в карман рубашки и вытащил сложенную квадратиком вырезку из газеты. — Смотрите, тут черным по бе… вернее, черным по желтому написано: «Автомойка приглашает энергичных, привлекательных девушек от 18 до 23 лет для мытья машин». Ну? Энергичных! Привлекательных! Де-ву-шек!!! От восемнадцати до двадцати трех!

Во взгляде управляющего ясно читалось, что ни одному из требований Лариса не отвечает.

— Да вы послушайте меня, в конце-то концов! — возмутилась она. — Где найти Олега Данилкина? Он у вас работает автослесарем.

— Так вы не по объявлению? — вмиг подобрел менеджер. — Так бы сразу и сказали. Я решил… Извините. Видели бы вы, кто только не пытается выдать себя за энергичную девушку восемнадцати лет.

— Я не пытаюсь. Так он у вас работает?

— Нет. Вы, наверное, что-то перепутали. Человек с таким именем и фамилией у нас не работает.

— Точно? — упавшим голосом произнесла Лариса. Она подозревала, что услышит подобное, но надежда — пронзительно-чистая и звенящая — жила в ней, и не хотелось ее топтать грубыми армейскими ботинками.

— Естественно, — отмахнулся менеджер. Он внимательно изучал Ларису, присматривался. Я же знаю всех наперечет. Никогда в жизни у нас не работал Олег Данилкин. И ничего похожего. А вам сколько?

— Что?

— Лет сколько?

— Двадцать восемь.

— Ну, ладно. Тоже неплохо. Уговорили. Только надо бы лицо повеселее. Ну и накраситься. Макияж. Причесочку. Давайте, подштукатурьтесь и приходите завтра к восьми. О'кэй?

Лариса бросила на менеджера взгляд, полный нежного удивления.

Вид двери не предвещал ничего хорошего. Ее, несомненно, не раз рубили топором. На месте звонка висели обрывки проводов. Проблема «глазка» была решена с ньютоновской гениальностью — «глазок» являл собой обыкновенную дырку, из которой сквозняком приносило тошнотворный запах вываренных костей, прокуренных стен, затхлой одежды, псины и нищеты. Лариса постучала. И еще раз. И еще два раза ногой.

— Иду-иду! — донесся изнутри довольно бодрый голос, потом — довольно бодрые шаги.

Дверь распахнулась. Собственница бодрого голоса предстала во всей своей миссвселенской красе. Тридцати — пятидесятилетняя дама с элегантно взбитыми волосами, мытыми, должно быть, в третьем веке до нашей эры, с испитым лицом и морщинистой шеей, с великолепным бланшем в полскулы, с жеваным окурком в углу рта. К тому же в ватнике и… почему-то в валенках. Лариса невольно отпрянула. Веселый блеск в глазах дамы и игривая улыбочка говорили о врожденной живости характера или что она уже успела принять на грудь. Не исключено — и первое, и второе одновременно.

— Я вот по какому делу, — начата Лариса, неуверенно переступая порог. — У вас тут прописан Олег Афанасьевич Данилкин? Дом 316, квартира 68, комната 68 а.

Веселая дама, кажется, была рада любому посетителю, так как проявляла признаки внимания и участия — заглядывала Ларисе в глаза, сосредоточенно шевелила губами, повторяя за ней слова.

— Моя комната, — мелко закивала она головой. И не без гордости кивнула на облезлую дверь с выцарапанной ножом или гвоздем цифрой. — Заходите.

— Вы купили ее недавно у Олега Данилкина? — с тоской спросила Лариса. И бесполезно было спрашивать — комната демонстрировала крайнюю степень обжитости. За недолгое время, что прошло после «продажи» Олегом жилья, так загадить территорию было невозможно.

— Я тут давно живу, — обиделась лохматая дама. — И Пуцик со мной. Пуцик-пуцик-пуцик, — зацокала она.

На зов из-под затрапезного топчана выползла крыса. Но не белая, пушистая и с розовым хвостом, а настоящая, серовато-коричневая, толстая, отвратительная. Она уставилась на посетительницу внимательными глазками.

Лариса вскрикнула, дернулась, влетела плечом в косяк. Утлая полочка, приколоченная над косяком, с готовностью обрушилась, повиснув на одном шурупе. С нее слетела пара кастрюль, замызганный том «Капитала» (неужели читали?!), стопка желтых газет. Из рассыпавшихся газет веером прыснули блестящие тараканы. Лариса зажала рот рукой, чтобы не заорать от омерзения. На обитательницу люкс-апартаментов неприятность с полочкой не произвела никакого впечатления. Она только махнула рукой и хихикнула. А крыса с презрением посмотрела на тараканов, на гостью и не спеша исчезла под топчаном.

— Но я ведь видела паспорт! — с отчаянием сказала Лариса. — Его прописку! И он продал эту комнату.

— Бог с вами, душечка, — улыбнулась хозяйка Пуцика. — Я тут живу… Сколько же?.. Лет десять? Да нет, все пятнадцать! В этой комнате.

— Ладно, до свидания, извините за беспокойство!

— Ничего, бывает, — великодушно простила Ларисе учиненный разгром дама.

— А почему вы в ватнике? И валенках? — все-таки спросила Лариса.

— Да не топят, е-мое, — с возмущением откликнулась женщина. — Совсем обнаглели. Куда Лужков смотрит? Середина декабря, и никто не чешется!

— Понятно, — кивнула Лариса. — В самом деле, безобразие.

Глава 5

Жизнь Лизы Виноградовой сияла красками. Не в том смысле, что ее дни и ночи были наполнены безумным каскадом приключений, поездками в Марокко или Австралию, знакомствами с голливудскими звездами и известными музыкантами.

Нет, ее жизнь была цветной буквально. В различные тона были окрашены голоса людей, звуки города, музыка. Мотор «тойоты» гудел сиреневым, мамин голос имел бархатистый оттенок абрикосового, лифт грохотал темно-коричневым, синица щебетала кукурузно-желтым. Летний дождь шелестел прозрачной бирюзой. Гром гремел малиновым. «Лакримоза» Моцарта представлялась фиолетово-синей, «Ямайская румба» Бенджамина — изумрудной, а «Минутный вальс» Шопена — аквамариновым…

Лизино появление в «Артиссимо», как всегда, было встречено радостными возгласами. За пару лет работы в дизайнерской фирме установились дружеские, почти семейные отношения. А Лиза была самой юной сотрудницей и — безусловно — самой талантливой. Ее здесь любили и ценили.

Сегодня в центре офиса (напоминающего голубую лагуну атолла, «Нет! нет! нет! — страстно вскричал директор Апогей Палыч, — нам не нужен стандартный, безжизненный конторский интерьер, все эти унылые стеновые панели, коммерческий линолеум и подвесной потолок! Мы ведь творцы, гении, а не подмастерья из «Русского Модерна»! Девочки, постарайтесь!». И девочки постарались. Даже перламутрово-голубые корпуса для мониторов делали на заказ, жалюзи-«хамелеоны» перфорировали вручную, а коллекцию стеклянных скульптур везли из Африки) на круглом вертящемся столе — словно из китайского ресторана — торжественно громоздился макет для банка «Антей».

Апогей Палыч застыл у макета в позе заинтересованного страуса, рядом изучала детали Лайма, тоже вытянув шею, как и директор.

— Уже принесли из мастерской! — обрадовалась Лиза и присоединилась к коллегам. — Прекрасно! Мне нравится! Чудесно! Только…

— А вам нравится? — произнесла Лайма, вопросительно поглядывая на Апогея.

— Грандиозно! — поддержал Лизу архитектор Родион (по прозвищу Аккордеон). Он всегда готов был поддерживать Лизу в любых ее заявлениях, рассуждениях и порывах. Еще более горячо он готов был поддерживать ее физически. — А красные креслица напоминают мне россыпь клубники на грядке. Съел бы их!

— Вот именно! — воскликнула Лиза. — Почему кресла красные?! Невероятно!

— Самодеятельность, — вздохнула Лайма. — Придется снова отправлять на доработку.

— А что? Ярко, — проконстатировал Апогей Павлович. — Заметно.

— Для банковского холла чересчур. Мы ведь не бордель собираемся оформлять!

— Ну, возвращайте в мастерскую. Пусть переделывают.

Банк «Антей», отгрохав себе новое монументальное здание в центре города, объявил конкурс среди дизайнерских фирм и строительных компаний. В финал вышли «Артиссимо» и «Русский Модерн» — давние конкуренты и антагонисты. Естественно, сотрудники «Артиссимо» мечтали о победе, так как крупный заказчик пообещал дизайнерам неслыханный гонорар плюс поездку всей командой в Италию за расходными материалами и на ежегодный Миланский мебельный салон. Все хотели в Италию, все грезили о баснословной премии…

— Лиза, пообедаем сегодня вместе, — тихо предложил Родион. — Пойдем в «Тайлер»?

— А? Что? — оторвалась Лиза от дисплея. Кроме банка «Антей», ее мысли занимала еще одна заказчица — бизнес-леди Виолетта, и сейчас Лиза срочно на компьютере подбирала кафельную плитку для ванной комнаты. Пять предложенных вариантов не устроили клиентку — то ей было мрачно, то аляповато, то вычурно, то помпезно, то чересчур скромно. Запасы виртуального кафеля стремительно истощались, и еще неизвестно, найдется ли в городских магазинах то, что понравится в конце концов капризной Виолетте. Неужели тоже придется заказывать в Италии?

— Пообедаем вместе? — повторил Родион.

— А, нет, — отмахнулась Лиза. — Сегодня я обедаю с мамой.

— Родик, отстань от ребенка, — встряла Лайма. — Видишь, человек занят. Посмотри-ка лучше сюда… У меня клиент бьется в судорогах, хочет, чтобы мы ему вот здесь стену проломили. Это реально?..

Родион с явным сожалением переключил внимание с задумчивой Лизы на лист ватмана, подсунутый Лаймой.

Лиза смотрела на экран, подперев подбородок кулаком. Она механически щелкала клавишами, меняя "цвета на мониторе так и сяк. Где витали ее мысли? Похоже, очень далеко и от «Артиссимо», и от банка «Антей», и от Виолетты с ее кафелем, и от влюбленного Родиона.

Уволившись из органов два года назад, Валдаев и Здоровякин организовали фирму с красноречивым названием «Поможем!». Лицензированная смесь юридической службы с детективным агентством. Как бы в компенсацию за горечь расставания с любимой работой дела у новорожденной фирмочки сначала резко пошли в гору. Клиенты повалили с проблемами и пачками дензнаков. Используя связи, накопившиеся за годы службы, Валдаев и Здоровякин помогали несчастным в меру сил.

Друзья вдруг обнаружили, что перескочили на соседнюю ступеньку материального благополучия, и принялись радостно и возбужденно срывать сочные плоды финансового преуспевания. Парни обзавелись отличным офисом по улице Петрарки, 86, кучей сотовых телефонов и джипом. Валдаев, ездивший до этого на старой «девятке», полюбил «лендровер» горячей и страстной любовью юного Ромео.

Но внезапно у «Поможем!» началась черная полоса. Поток страждущих иссяк. Редкие нервные индивидуумы, добиравшиеся до порога фирмы, или были (как оказывалось впоследствии) неплатежеспособны, или просили о форменных безумствах, браться за которые Валдаев и Здоровякин не стали бы из соображений нравственности.

Владелец ресторана «Герр Тайлер» относился к числу бывших клиентов «Поможем!». Вырвав у отцов-создателей фирмы услуги без предварительной оплаты, ресторатор воспользовался природной валдаевско-здоровякинской добротой. Его сын по недоразумению загремел на нары, и детективы, вникнув и осознав, что парень невиновен (а если и виновен, то не настолько, чтобы заслужить судимость, возможное изнасилование в камере и туберкулез на зоне), не отказали папаше в помощи. В них заговорило обостренное чувство справедливости. Отзывчивые, они умели сопереживать.

Дите было спасено. Владелец «Тайлера» заявил, что оплатить услуги пока не в состоянии. И что само избавление невинного от незаслуженной кары является достаточным моральным вознаграждением. Но, правильно оценив напряженный взгляд Илюши Здоровякина и размеры его изящной ручки, нервно тарабанившей по столу, герр Тайлер взял слова обратно и поклялся, что, конечно, заплатит. Только позже. Это «позже» тянулось уже два месяца…

…— Ну что? Как дела-то? — спросил Саша у владельца ресторана. Тот коброй шипел на юных официанток, недостаточно резво суетившихся вокруг почетного гостя.

Саша занял столик у окна. Сквозь идеально чистое стекло виднелся серебристый бок «лендровера». Валдаев решил совместить приятное, но не необходимое (обед) с необходимым, но неприятным (напоминанием ресторатору о крупном долге).

— Александр Владимирович, — зашептал на ухо герр Тайлер, — все в порядке. Буквально на днях. Клянусь. Собрал необходимую сумму. Не беспокойтесь. И главное, Илья Кузьмич пусть не нервничает.

— Да как же ему не нервничать? — возмутился Саша, провожая взглядом хорошенькую официантку в короткой клетчатой юбке и дурацком передничке. Девушка только что поставила перед ним сверкающие столовые приборы, корзинку с нарезанной пышной булкой и кунжутными рогаликами, налила в бокал ледяной минералки. — Вы понимаете, сколько мы вбухали собственных денег в вашего охламона?

— Я все уладил, все уладил, — суетливо зашептал герр Тайлер. — Средств не было… Так случается порой… Поймите. Теперь они есть. Буквально на днях. Вся сумма наличными… Из рук в руки… Я искренне вам благодарен.

— Ох, горе, — вздохнул Валдаев. — Пользуетесь нашей добротой.

— Пользуюсь, — покаянно вздохнул в ответ ресторатор. — Еще как пользуюсь. Вы порядочные люди, я вижу. Другие меня бы давно в землю… И плантацию гладиолусов сверху… Но вы… Исправлюсь, исправлюсь… Поверьте.

— Верю в последний раз, — предупредил Александр. — Кстати, вам котята не нужны? Парочку возьмете?

— Простите… — Герр Тайлер склонился в три погибели, к самому уху сыщика. — Не совсем понимаю… Это шифр? Условное обозначение? Парочка котят?

— Персидских. Ну, почти персидских. У меня кошка, к черту, рожать собралась.

— Как я за нее рад! Сердечно рад! — восторженно покачал головой герр Тайлер. — Поздравляю. Почти персидских — это как? Типа девяностодевятидолларовой купюры?

— Типа.

— Нет, Александр Владимирович, котята не нужны. У меня питбуль. Он ими питается.

— Жаль. И в этом вопросе вы меня разочаровали.

— Извините, ради бога! А денежки — буквально на днях… На днях.

— Ладно, живите пока.

— Спасибо! — горячо воскликнул ресторатор с навернувшимися на глаза слезами благодарности. С ним было ужасно трудно ругаться. — Позвольте-с я выберу для вас блюда. Я рекомендую… Попробуйте салатик «Мюнхенский», на горячее — буженинку по-тирольски под соусом «Гемюзе» с чесноком, оливками и корнишонами… Есть отличное бочковое пиво… И, безусловно, все за счет заведения.

— Да бросьте! — презрительно махнул рукой Валдаев. — Не надо мне подачек. Я в состоянии оплатить счет.

Ребята попроще, понаглее давно бы завели привычку бесплатно завтракать, обедать и ужинать у недобросовестного должника, тем более что кухня «Тайлера» славилась на весь город. Устраивали бы здесь шумные вечеринки для друзей. Но Саша и Илья отличались более тонкой душевной организацией и сочли бы подобное поведение унижением своего достоинства.

А через секунду Александр забыл и про неверного трактирщика, и про долги. В ресторан вошла девушка… Вошла девушка… С первого взгляда Валдаев понял, что это его девушка. Экземпляр, предназначенный именно для него. Каким-то образом он всегда это чувствовал. Иногда, правда, ошибался.

Валдаев отвернулся к окну и растопыренной ладонью прикрыл профиль. Он только что отправил в рот гигантский кусок отбивной, давился ее горячим соком и, несомненно, походил на милого хомячка — с щеками больше головы. И Саша не хотел, чтобы взгляд девушки наткнулся на этакое прелестное чавкающее созданье. Поэтому Валдаев отвернулся к окну и увидел, что серебристый джип соседствует теперь с белой «тойотой». Надо сказать, они хорошо смотрелись вместе — он, крупный, энергичный, всегда готовый к бою, и она — изящная на его фоне и празднично-белая, как невеста.

— Один симпатичный молодой человек не сводит с тебя глаз, — заметила Алина Владимировна, улыбаясь.

— Почему у тебя все молодые люди симпатичные? — воинственно спросила Лиза. И слегка зарделась. Воинственность тона и легкое покраснение щек объяснялось тем, что данного «симпатичного молодого человека» Лиза заметила сразу же, едва появилась в ресторане. Сейчас она ощущала пристальную заинтересованность парня. И поэтому старалась выглядеть особенно привлекательной, орудуя приборами и уничтожая салат и десерт с непередаваемой английской элегантностью. «Симпатичный молодой человек» понравился Лизе с первого взгляда.

— Он и вправду хорош. Светловолос, глаза красивые. Фактурный мальчик, Лиза. И как молод!

— Не так уж и молод, тридцать-то наверняка есть. Ну, двадцать шесть.

— Я и говорю: как молод!

Между возрастом Лизы и мамы зияла пропасть в двадцать два года. Так что блондин с красивыми глазами для Алины Владимировны был бессовестно юн.

— Ах, Лиза, — изменила тон Алина Владимировна, — ты опять? — Она раздраженно вертела в руках тонкую зажигалку.

— Ну, мама! — всплеснула руками Лиза. — Ты же знаешь, я не курю. Это так — для эффекта, для антуража!

— Втянешься, глупая. «Для эффекта»! Ты и так вполне эффектна. Неужели ты не нравишься себе такой, какая есть?

— Ты прекрасно знаешь, откуда мои комплексы, мама. Трудно поверить, что пользуешься успехом, если в трехлетнем возрасте тебя бросил самый главный мужчина в жизни.

— О боже! — взмолилась Алина Владимировна. — Завела старую песню. Прошу тебя, не начинай!

— Нет, начну, — въедливо продолжила Лиза. — Даже если на меня обратит внимание мужчина, сочетающий в себе импозантность Пирса Броснана, надежность Брюса Уиллиса и ироничность Михаила Леонтьева, то я все равно не поверю, что в меня кто-то влюбился. Ведь я оказалась не нужна собственному отцу!

— И хватит убиваться, — улыбнулась Алина Владимировна. — Как ты сказала — элегантность Пирса Броснана и надежность Брюса Уиллиса? У-хм-м. Недурно. Я бы не пропустила!

— У меня на всю жизнь в душе клеймо ненужности! — патетично заметила Лиза, ловко отправляя в рот кусок трюфельного пирожного.

— Не обманывай, Елизавета! Ты в полном восторге от собственной персоны, я знаю. «Клеймо ненужности»! Ври кому-нибудь другому. Ты считаешь себя совершенством, и не без оснований. Ты прелесть, ты ангел!

— Спасибо. Конечно. Да, я ангел. Но все равно… Вы могли бы с отцом что-то придумать. Чтобы не травмировать меня.

— Двадцать лет прошло, а ты меня все пилишь. Я ни в чем не виновата. Это неприятная тема, Лиза, давай оставим ее. Не будем обсуждать.

— Извини. Прости. Зациклилась. Больше не буду.

Тема нравственных страданий малютки, брошенной отцом, возникала всякий раз, стоило Алине Владимировне сделать Лизе какое-то замечание. Напомнить мамуле о несчастной доле пятидесятипроцентной сиротки, вызвать у нее угрызения совести (не сумела удержать мужа, отдала другой женщине!) являлось для Лизы способом психологической защиты.

— Конечно-конечно, хватит уже об этом думать, — сдала позиции Елизавета, увидев, что мама немного погрустнела, сникла и потухла, насколько это возможно при ее цветущем виде, сверкающей губной помаде и ярко-изумрудном летнем костюме от Труссарди. — Я уже выросла и мне никто кроме тебя не нужен. А я порчу тебе нервы. Я исправлюсь, честно! Я борюсь со своими недостатками.

— Тебе не с чем бороться, — отрезала Алина Владимировна. — У тебя нет недостатков. Самокопание — вредная привычка. От нее глаза тускнеют, румянец исчезает. Дай мне одну сигарету.

— Нет, мама! — закричала Лиза. — Хочешь, чтобы я бросила… А сама стреляешь у меня!

— У тебя приятные сигареты. И дорогие. Транжирка. Транжиришь деньги и здоровье.

Соблазн был велик — после чашки кофе выкурить одну из перламутровых Лизиных сигарет. Алина Владимировна не устояла. А Лиза сказала себе «нет!». Надо остановиться, пока не поздно. Вдруг симпатичный блондин, настойчивыми взглядами просверливший в ее плече, щеке, груди несколько глубоких дыр, не выносит девиц с сигаретой? Вдруг он решит, что Лиза — заядлая курильщица и табачный запах из ее рта так же неистребим, как международный терроризм? О, нет, от нее пахнет очень и очень приятно. Тонкими духами от Кашарель или Пако Рабанна, иногда — Армани. Короче, Лиза сказала себе твердое «нет!» и направилась к бильярдному столу. Она поступила мудро, так как пытливоглазый юноша сразу же поднялся со стула и поплелся следом.

— Профи? — застенчиво улыбнулся он, окружая бильярдистку знаками услужливого внимания: протянул кий, сложил шары.

— Да нет же! — почему-то рассмеялась Лиза. — Так, размяться.

Она держала в руках кий и смотрела на Валдаева снизу вверх.

— А вы?

— Я вообще до недавних пор был убежден, что все это — орудия убийства, — признался Александр. Он взял другой кий и, скорчив страшную, кровожадную физиономию, проткнул им воображаемого противника, как шпагой. — Но ошибался.

С этими словами, бросив на девушку быстрый веселый взгляд, Саша разбил треугольник. Шары сначала стремительно, а затем все более и более неторопливо покатились по зеленому сукну. Они стукались, издавая костяной звук, Александр прицеливался, склоняясь над столом, и каждое падение в лузу сопровождалось восхищенным и удивленным возгласом Елизаветы.

Лиза подняла на Валдаева сияющие, восторженные глаза.

— О-о-о! — выдохнула она. — Гениально!

— Ерунда! — гордо и небрежно заявил Александр. Он посмотрел на парочку шаров, застывших у борта. — Есть резерв для совершенствования.

Даже если б его сейчас пытали, он не признался бы, что следил за движением бильярдных шаров с замиранием сердца, боясь неудачи. Так хотелось выпендриться перед очаровательной малышкой.

— Александр.

— Елизавета.

Лизина рука утонула в ладони Валдаева. Ладонь была большой, крепкой и горячей. Лиза не пыталась прервать рукопожатие. Они смотрели в глаза друг другу. Саша немного помедлил, потом склонил тренированный стан и лихо, по-гусарски приложился к нежной лапке девушки.

— Ой! — смутилась Лиза. — Мне еще никто никогда не целовал руку.

Она поднесла к глазам кисть правой руки. Ей показалось, что поцелуй Саши еще остался на ней и греет, и сияет сапфирным огнем.

— Никогда? — не поверил Валдаев. — А вот так? Нескромный юноша вновь завладел рукой барышни и, перевернув ладонь, поцеловал в запястье. И рядом пару раз.

Теперь Лиза резко выдернула руку. Она покраснела, залилась румянцем, опустила глаза.

Валдаев тоже вроде бы смутился. Он смотрел на гладкие щечки, блестящие волосы, сияющие глаза… На вид Елизавете было около семнадцати, но компетентный внутренний голос подсказывал Валдаеву, что девушка старше. Да ему и не хотелось, чтобы она оказалась неопытной крошкой. Учитывая, что он сам как-то незаметно и незапланированно достиг почтенного возраста, связь с невинным, несовершеннолетним созданием отдавала бы педофилией. Хотя, конечно, случается, и восьмиклассницы удивляют безграничной раскрепощенностью. Но Лиза явно не относилась к подобному сорту девиц. От нее веяло свежестью утреннего моря.

— Лиза, ты идешь? Я взяла твою сумку, — окликнула дочь Алина Владимировна. Она приблизилась к очарованной парочке, окинула мужчину цепким взглядом опытного оценщика (мать незамужней половозрелой дочурки!), насмешливо улыбнулась.

Сыщик открыл было рот, чтобы завязать знакомство и с мамашей и выразить ей (проходимец!) восхищение ее внешностью — «вы, наверное, сестренка Елизаветы?» — но Лиза быстро схватила Валдаева за локоть, сжала в прощальном жесте, бросила улыбку, метнувшуюся к Саше маленькой ласточкой, и стремительно кинулась к выходу.

Сыщик так и остался стоять с открытым ртом. Ни адреса, ни телефона, елки-палки, что за дела?! Для него, бывшего опера, безусловно, не проблема выяснить и фамилию, и адрес, и телефон… И номера белой "тойоты"» он предусмотрительно запомнил, пока пялился в окно, прожевывая мясо… Но ведь гораздо приятнее было бы получить телефончик из рук самого объекта, с горячими просьбами звонить как можно чаще и в любое время суток!

Саша разочарованно вздохнул, потерянно посмотрел на двери ресторана, только что закрывшиеся за дамами. Официантка в клетчатой юбочке, а если точней — ее ноги в прозрачных колготках (15 ден — определил на глаз опытный криминалист Валдаев) — вернули донжуана к действительности. Саша пристроился в арьергарде, чувствуя, что уверенность и жизнерадостность возвращаются к нему в такт с цоканьем каблуков юной официантки.

— Пожалуй, я выпью пива, — сказал он девушке. — Какое у вас тут?

Глава 6

В одном из московских отделений милиции разворачивалась стандартная сцена. Посетительница исходила тихими стонами и водопадами слез. Стены кабинета слышали много скорбных историй, и горестный рассказ Ларисы Бояриновой был отнюдь не самым страшным. Но для несчастной переводчицы ее горе в данный момент остановило движение земного шара. И солнце тоже больше не светило.

Лейтенант напротив Ларисы Бояриновой сидел, обхватив голову руками. На лбу у него было написано… Там уместилось три страницы возмущенного текста следующего содержания (тезисы): как можно быть такой доверчивой дурой? И почему вас так много?

И почему вы все живете на территории, подведомственной нашему отделению?..

— Еще воды, пожалуйста, — просипела Лариса. Милиционер с неохотой налил четвертый стакан.

Ему казалось, что женщина тут же перерабатывает полученную жидкость в слезы.

— Вы паспорт-то его видели? — участливо спросил лейтенант.

— Конечно, видела! Он сам мне показал. Вот, смотрите! — Лариса протянула бумажку с координатами автослесаря Олега Данилкина. — Показал, чтобы я убедилась, что он не был женат и не имеет детей.

Лейтенант забрал у Ларисы бумажку и в обмен плюхнул на стол перед ней толстую папку.

— Что это? — подняла на парня красные кроличьи глаза несчастная переводчица.

— Вот, поройтесь. Фотографии посмотрите. Вдруг найдете вашего красавчика. А я скоро вернусь.

Лариса издала заключительный полустон-полушмыг, утерла глаза платочком и не без интереса открыла папку. Весь природный физиогномический материал был собран здесь в образах мошенников, вымогателей, брачных аферистов. Бедняжка погрузилась в изучение фотографий.

Молодой лейтенант вернулся минут через пятнадцать. Лариса рванулась к нему, в ее глазах горела надежда, словно парень, как заправский ковбой, тащил за собой на аркане Олега Данилкина. Но нет, тот вернулся один.

— Нашли кого-нибудь? — спросил милиционер.

— Нет, — с тоской безысходности вздохнула Лариса.

— А я вас обрадую. Олег Афанасьевич Данилкин и впрямь существовал. И даже проживал по указанному адресу. Только он умер в 1985 году в возрасте 78 лет…

— Ну, что окопались, дендриты? Изменники, предатели!

С подобными удалыми возгласами в офис «Поможем!» ввалился Зуфар Алимович Алимов. Черные с проседью усы топорщились, как всегда, воинственно, серо-зеленые глаза сияли свирепой нежностью. В отличие от экс-капитанов, у него прибавилось звезд на погонах — дослужился до подполковника.

— Зуфаралимыч! — радостно подскочили детективы и ринулись душить бывшего командира.

— Потише, потише, пацаны! — отбивался подполковник. — Набросились, как сперматозоиды на яйцеклетку! Я вот, значит, мимо проезжал. Дай, думаю, зайду, загляну. Разведаю обстановку. Узнаю, чем дышат сбежавшие кадры. У-у-у, шалопаи! Ну, что? Дела-то идут? Доллары на счет капают? Все деньги заработали?

— Да так себе… — вздохнули в унисон Саша и Илья. — Затишье. Клиент иссяк.

— Шикарный джип под окном стоит, смотрю.

— Да вот только на джип и заработали. Офис купили, ремонт сделали.

— Я за всю жизнь еле-еле на подержанный «ниссан» заработал.

— Взятки надо брать, Зуфар Алимович!

— Цыц, бандиты! А вернуться-то не хотите, а? Кем вы были? Орлы, гордость Отчизны, смелые и отважные ребята из правоохранительных органов…

— Бесплатное приложение к «Макарову», — напомнил Валдаев.

— А сейчас? Мелкотравчатая шушера, простите меня, ластоногие. Таких фирм, как у вас — миллион в городе. Возвращайтесь, парни. Я набрал, конечно, юнцов. Но вас, честно, не хватает.

Валдаев и Здоровякин устроились поудобнее в креслах, собираясь всплакнуть.

— И нам вас не хватает, Зуфаралимыч, — дрожащими голосами признались они. — Никто на нас не рычит, по ковру не раскатывает, красой земноводных и гордостью свинофермы не называет. Тоска!

— В общем, жду. Ваши места забронированы. Подполковник почти совсем ушел, но вернулся.

— Да, Илья, а ты квартиру себе купил не по улице Первомайской, дом 17?

— Точно. А что? — удивился Здоровякин.

— Вот. То-то я думаю — адрес мне знаком. Крутой домишка. Нафарширован бизнесменами, как пирожок капустой.

— Дом Мария выбирала. Ей понравился нестандартный проект.

— И не только ей он понравился. Мы вчера из одного подъезда полкило тротила вынесли. Не в курсе?

— Да, Маша говорила, суета какая-то была, ОМОН приезжал.

— Кому-то сильно жилец со второго этажа не угодил, некий Лабругин.

— Он с нами через стенку, — объяснил Здоровякин. — Мы тоже на втором, только в соседнем подъезде.

— Я вас искренне поздравляю. Отличное соседство. Этот Лабругин — собственник компании «Сигма». Я не знаю, чем он конкретно занимается, однако взорвать его хотели уже в третий раз. Два раза взрывчатку подкладывали в автомобиль.

— И все никак?

— Пока держится, стервец. Счастливчик. Как у тебя, Илюша, семейная жизнь? Нормализовалась?

— Все отлично, — наврал Здоровякин.

— Молодец. Ну, прощайте, хлеборобы.

Едва за начальником отдела закрылась дверь, Илья метнулся к шкафу, где среди разнообразной юридической литературы виднелся толковый словарь.

— Саня, я не понял слова «дендрит», — признался он.

— Отлично! — восхитился Валдаев. — Прогрессируешь. Раньше ты не понимал и половины того, о чем толкует Алимыч. И зачем тебе словарь? Спросил бы у меня, Я знаю, что такое дендрит.

— Постой, не говори! Так я лучше запомню. Если сам прочту. Вот. «Дендрит — отросток нейрона, воспринимающий сигнал от другого нейрона, рецепторных клеток или от внешних раздражителей».

— Запомнил? — издевательски осведомился Валдаев.

— Лицо попроще сделай.

— Оно у меня от рождения такое. Умное.

— Да уж конечно. А разве я похож на отросток нейрона? При чем здесь мы?

— Элементарно!

— Не понимаю.

— Алимыч хотел сказать… Здесь центральная мысль — «способный воспринимать сигналы». Зуфар хотел сказать, что мы с тобой восприимчивые, утонченные, чуткие мальчуганы.

— Ага, — усмехнулся Илья. — Именно это он и пытался нам втолковать.

— Кстати, был сегодня в ресторане. Наш общий друг Хрен Тайлер вновь клянется здоровьем своей коленной чашечки, что буквально на днях вернет долг.

— Давай я избавлю его от обеих коленных чашечек, а заодно и локтевых суставов, — предложил Илья. — Достал он уже.

— Не забывай, что ты дендрит. Пытайся соответствовать. Но послушай, я не о том… В ресторане я познакомился с очаровательным созданием.

— И ты меня тоже достал, — недовольно вздохнул Здоровякин.

— Тебя нервирует моя сексуальная неутомимость?

— Ты однообразен.

Но Валдаев не обращал внимания на ремарки Ильи. Его глаза затуманились, он перелетел в зал ресторана «Герр Тайлер» и уже держал за маленькую руку прелестное существо.

— Нет, ты послушай. Я тебе ее опишу. Глаза. Золотисто-голубые.

— Как это?

— Голубые, но в центре у зрачка — золотистые. Дундук! Ничего не понимаешь!

— Куда нам, крестьянам. У нас глаза попроще. Не такие вычурные.

— Безупречный овал лица, словно нераскрывшийся бутон лилии. Гладкие, довольно упитанные щечки. Будто отсвет алой зари — легкая розовая тень на скулах.

— Это косметика. Max Factor какой-нибудь. У Машки тоже есть.

— Заткнись. Волосы длинные, блестящие, прямые. Водопад, заканчивающийся в районе лопаток.

— Если в районе лопаток — это не водопад.

— А что?

— Жалкие остатки после химиотерапии. Водопад — это когда до попы.

— Урод! Кстати, о попе… — Тут Валдаев душераздирающе вздохнул и мечтательно закатил глаза. — На моей красавице были такие брючки… Ты знаешь, девочки сейчас носят. Они как резиновая перчатка.

— Знаю, — кивнул Здоровякин. — Видел. Машкина подруга к нам как-то заходила в таких. Да, это дело.

— А главное — здесь… — Валдаев растопырил пальцы и приставил ладони к груди, так, словно у него грозил вывалиться кусок грудной клетки и он охранял целостность организма. — Такие кругленькие, крепкие и без лифчика.

— Маньяк, — с явным отвращением хмыкнул Илья.

— Наверное, я женюсь, — подвел итоговую черту Валдаев.

— Да неужели?! На этот раз точно?

— Но ведь пора. Экземплярчик замечателен. О… Да…

Раньше мысли о женитьбе сопровождались у Валдаева спазмами желудка и легкой испариной — он страшно боялся потерять свободу. Теперь подпирал возраст, и Сашу не радовала перспектива обогатиться ярлыком «закоренелый бобыль».

— Ее зовут Лиза, — доверительно сообщил он другу.

— Какое оригинальное имя! — язвительно заметил Здоровякин. — Я знаю по крайней мере четырех Лиз.

— Ну и флаг тебе в руки. Моя Елизавета — единственная.

— А лет-то ей сколько?

— В районе двадцати.

— Ты совсем спятил! — воскликнул Илья. — Что ты задумал, старый развратник! На что позарился? На ребенка несмышленого! Да тебе нужна приличная, благообразная старушенция лет двадцати восьми — тридцати, и будете с ней шамкать челюстями перед телевизором, обсуждая «Поле чудес».

Валдаев попытался убить друга дыроколом, но неудачно. Илья, конечно же, был крупнее и тяжелее, он быстро скрутил Лизиного поклонника в маковый рогалик.

— Отпусти, демон! — прохрипел скрученный Валдаев. — «Старушенция»! Да как ты смеешь! Непробиваемый, толстокожий мамонт! Я мужчина в самом расцвете лет. Я полон жизненной силы, как свежий побег бамбука! Я… я… А откуда у тебя целых четыре знакомых Лизы? Врешь!

— Ну, не четыре. Преувеличил. Одна. У Маши есть подруга Лиза.

— А… Понятно. Сейчас попытаюсь установить личность моей лапочки по номерам машины, — Валдаев комфортно развалился с телефоном на диване, положив ноги на придвинутое кресло.

— Ах, неужели девушка не снабдила тебя достаточной информацией? Домашний адрес, список родственников, обожаемый киноактер, любимый тренажерный зал, график месячных?

Валдаев задумчиво посмотрел на Илью.

— Не надо о киноактерах. И ты не заметил, друг, что в последнее время твое отношение ко мне стало излишне критичным? Я тебе разонравился? Ты меня больше не любишь?

— Наверное, мое отношение в целом к жизни стало более критичным. И безрадостным, — тоскливо признался Здоровякин.

— Ладно хныкать, незабудка. Я же тебе обещал: все у вас с Машей наладится. Поверь.

И Валдаев стал названивать друзьям в ГИБДД, чтобы выяснить координаты Елизаветы.

Вот так, мило резвясь, тратили рабочее время мальчуганы-дендриты из фирмы «Поможем!». Удивительно, что они заработали только на утлый «лендровер». Учитывая напряженность их деятельности, они давно могли иметь целый парк дорогих автомобилей.

Глава 7

Просыпаясь иногда в шесть утра, чтобы успеть на семичасовую встречу с каким-нибудь занятым клиентом, Лиза наполнялась гордостью. Она гордилась тем, что сама зарабатывает себе на жизнь.

Правда, однокомнатную квартиру ей купила мама, и «тойоту» за три с половиной тысячи долларов ей тоже купила мама, и за обеды в ресторанах обычно всегда платила мама, и заграничные путевки покупала мама, и французские духи — тоже мама, и набивала шкаф платьями опять же Алина Владимировна — ценимый начальством и высокооплачиваемый менеджер валютного отдела банка. Но зато Лиза совершенно самостоятельно приобретала губную помаду «Кристиан Диор», видеокассеты, колготки и йогурт на ужин. «Это пока, — успокаивала себя Лиза. — Я обзаведусь солидной клиентурой и открою собственную дизайнерскую фирму. И буду зарабатывать больше мамы».

И сегодня ей снова пришлось встать рано, потому что энергичная дама Виолетта Крикунова вновь назначила встречу в спортивном клубе, где она бодро разминалась перед долгим трудовым днем.

Сорокадвухлетняя предпринимательница Виолетта Крикунова была личностью, достойной изумления. Она владела пятью фирмами, имела три квартиры, содержала мужа, взрослого сына и двух молодых любовников. Третий любовник, постарше, тоже имел место быть, но его не надо было содержать. Вполне кредитоспособный, он сам дарил Виолетте бриллианты и топазы.

И она везде успевала! Сейчас она мчалась по беговой дорожке, словно молодая брыкливая кобылица, буйно размахивая коленками и раздувая ноздри. Тренажер мигал красным, призывая сбавить темп и вернуться в необходимый диапазон сокращений сердечной мышцы, но как бы не так! Если Виолетта бежала, то она летела во весь опор. Лиза смотрела, как пропитывается потом ее серая футболка, и думала, что после такой разминочки проще лечь и тихо умереть. И больше не мучиться. Но Виолетта, безусловно, так не думала.

Оставив беговую дорожку, мадам орангутангом повисла на перекладине, растягивая позвоночник.

— Лиза, ну что ты стоишь столбом? Я же тебе сказала — возьми с собой спортивный костюм! Почему ты не взяла? Сейчас бы повисели вместе, побегали, попрыгали.

— Спасибо. Я уже сделала зарядку, — торопливо отказалась Лиза. — Пока вы висите, посмотрите образцы светильников на кухню…

Виолетта Марковна не первый раз обращалась в «Артиссимо». Упав в два часа ночи (для нее это был еще вечер) на роскошный диван в одной из своих лачужек, Виолетта задумчиво смотрела на какую-нибудь гравюру, шкаф, стол, бра и говорила себе: «Так не годится. Застой. Пора менять интерьер». И начиналось светопреставление. Бригада безумных строителей крушила в санузле мрамор по двести долларов за метр, рвала в клочья шелковое покрытие стен, вгрызалась в натуральный, рассчитанный на десятилетия службы, паркет. Лиза не понимала, как так можно. Зачем? Какой смысл? В настоящее время она заканчивала работы в квартире, которую всего пару лет назад оформляла для Виолетты Лайма Лиутас. Лайма постаралась — апартаменты ослепляли. Интерьер квартиры, отданной на растерзание строителям-вивисекторам, был знаком Лизе до мелочей: она видела эскизы Лаймы и знала, сколько труда вложено в пышную отделку.

Но Виолетта жаждала нового, ее энергия била ключом, и все вокруг нее должно было фонтанировать, искриться, пульсировать, постоянно меняться. Ненасытность Виолетты подпитывалась ее огромными возможностями. Ей просто некуда было девать деньги. «Что поделаешь, девочки, — успокаивал несчастную Лайму владелец «Артиссимо» Апогей Павлович. — Воля клиента — закон». Лиза представляла: а вдруг через год капризной Виолетте вновь захочется новизны, и тогда уже Лизино творение — квартира, оформленная по ее дизайн-проекту, — пойдет под снос. У нее заранее сжималось сердце от обиды. Но сама работа доставляла бездну удовольствия. Виолетта была щедра, не прижимиста и восприимчива к свежим идеям: она охотно финансировала все творческие эскапады Елизаветы.

— А что с кафелем в ванной? — вспомнила Виолетта, уже оседлавшая велотренажер.

— Я сделала шесть эскизов.

Лиза достала из портфеля красочные листы — распечатки многоцветного принтера. В старые времена ей пришлось бы попотеть с красками и рейсфедером. Теперь компьютер брал на себя 95 процентов технической работы. Нужно было лишь вырабатывать идеи.

— Мне нравится это, — ткнула пальцем Виолетта.

— Точно?

— Точно.

— Нет, вы уверены?

— Елизавета! Ты ведь знаешь: если я говорю «да» — значит «да». Если я говорю «нет» — это значит «нет».

— Отлично! — обрадовалась Лиза и быстро убрала одобренный эскиз ванной комнаты. Наконец-то с этим было покончено.

— А ты сегодня в прелестном настроении, Лиза. Я заметила. Ты сияешь.

— Да!

— Похоже, ты влюбилась.

— О, нет! Что вы! — покраснела Лиза.

— Влюбилась! Лиза! Мне сорок два, и я кое-что понимаю в жизни. У тебя сверкают глаза. И ты в тумане, как ежик. Принесла мне каталог светильников от фирмы «Каприччио». А я ведь тебе говорила, что я у них ржавого гвоздя не возьму, не то, что торшер за восемьсот баксов!

Лиза стала такого же цвета, как свежая кругленькая свеколка, приготовленная к отправке в борщ.

— Извините, — пролепетала она. — Я перепутала каталоги. Я прекрасно помню, что директор «Каприччио» чем-то вам насолил три года назад.

— И снова ошибка, Лиза! Не он мне насолил, а я ему. И довольно крупно. И поэтому не желаю иметь с ним никакого дела. Во-первых, не люблю лохов, во-вторых, зачем мне угрызения совести. Нет, признайся, ты влюбилась?

— Это невозможно, — отрицательно покачала головой Лиза. — Я видела его всего раз.

— Вполне достаточно, чтобы потерять голову и подсунуть мне не тот каталог.

— Простите…

«Но я ведь не влюбилась, — размышляла Лиза, мчась на белой «тойоте» по улицам, уже наполненным автомобилями в преддверии утреннего часа пик. — Невозможно так быстро влюбиться. Я просто обратила на него внимание. Он остался в моей памяти. И мне приятно о нем думать. Он яркий, лимонно-желтый…». Справа посигналили. Лиза скосила глаза в сторону, увидела знакомого и помахала ему рукой. Что подумал бы Валдаев, узнав, что его назвали лимонно-желтым? «Разве я канарейка?!» — закричал бы он гневно. Да, наверное, именно так он и закричал бы. Но это было только начало цветовой идентификации, открытой Лизой. Она прислушивалась к своим ощущениям. «От него веяло теплом, — думала Лиза, — как от пейзажа Гейнсборо, кирпично-красного, огненно-оранжевого, песочного. Но красный — не только тепло. Это напряжение, тревога. Нет, рядом с ним мне не было тревожно. Мне было хорошо. И голос у него теплый — солнечный, пшеничный. Но когда он улыбался — промелькнуло что-то изумрудное. Как же так? Оранжевое и изумрудное? Несовместимо! Говорит ли это о противоречивости, парадоксальности его натуры? Да, возможно. Но в принципе, откуда мне знать? Я ничего не знаю, только чувствую. Что он хороший. Славный. Хотел сделать маме комплимент. Что бы он ей сказал? О, он нашел бы слова. Думаю, язык у него подвешен. И все остальное в нем тоже очень гармонично. Какие красивые руки, мышцы… Мне нравится. И он полная противоположность мне — большой, сильный… Да, так и должно быть. А губы. У него чрезвычайно соблазнительные губы…»

Влюбиться? Для двадцатитрехлетней девушки это не проблема.

Весть о сокрушительном Ларисином Ватерлоо проникла в московское представительство «ДеГрос». Ей сочувствовали, но с легким оттенком удивленной снисходительности: «Чем же ты думала, дорогуша!». Поль Деманже побил все рекорды сострадательности — он принес в клюве успокоительное для подопечной. На столе перед изможденной Ларисой появился крошечный пакетик с чем-то белым.

— От сердца оторвал, — признался Поль. — Вернее, от носа. Нет сил смотреть на тебя, Lariss.

Поль беспардонно взобрался на стол перед сотрудницей, придавив задом документы. Любимые очки с розовыми линзами, поднятые наверх, топорщили короткие темные волосы.

— Давай, пробуй. Поможет.

— Ни за что! — рявкнула переводчица. — Мне только твоей гадости не хватало для комплекта! Для полного, стопроцентного счастья. Я не хочу стать наркоманкой!

Поль захохотал.

— С этого ты наркоманкой не станешь. Разве я наркоман?

Лариса пригляделась к шефу.

— Ну… Начинающий.

— Oui. Угу. И в этом разряде я последние восемь лет. Хотел помочь, mais…

— Убери.

— Non? O'key! — Деманже спрятал пакетик в карман кожаного пиджака. — Так, этого ты не хочешь. Что ж, давай переспим…

Жизнелюбивый француз справедливо считал секс отличным средством для поднятия духа. Из четырех типов мужчин — оправданно уверенных в собственных силах, неоправданно уверенных, оправданно неуверенных (импотенты) и неоправданно неуверенных — Поль принадлежал к типу А. Он умел доставить женщине удовольствие и прекрасно об этом знал. И теперь, искренний и самоотверженный, предлагал себя Ларисе в качестве эффективного антидепрессанта. Но переводчица в ответ замотала головой и промычала нечто экспрессивно-невразумительное.

— Не хочешь? — изумился Поль. — Тогда… Тогда у меня еще идея! У нас болтаются деньги на счету — остатки. Давай я пристрою тебя в платную клинику. По… По… — босс задумался, вспоминая русское выражение, — по блату! Есть знакомства.

— В какую? — ужаснулась Лариса. — В психиатрическую?

— Ага. Ну, почти. Для нервных madames… Для нервных жен бизнесменов. Где-то в Подмосковье. А что? Тебе ведь негде жить. Ты куда съехала со своей la chambre?

— К подруге.

— Ну, вот. Временно разгрузишь подругу, Ты наверняка у нее уже все промочила. Слезами. Давай. Оплатим тебе пару неделек. Поправишь здоровье. Поговоришь с психологом.

— С психологом? — заторможенно повторила переводчица.

— Ага.

— Но я должна что-то делать! Искать! Что-то предпринимать! Какие-то шаги!

— Как ты себе это представляешь? — пожал плечами Поль.

— В милиции сделали фоторобот, — Лариса протянула боссу черно-белый компьютерный рисунок.

— О, — удивился Поль, — симпатичный паренек. Понимаю тебя, Lariss. Но все же — давай в клинику. Отдохнешь месячишко. Тебе надо подлечить нервы.

— Нет! Я буду его искать! Я должна, должна что-то делать!

Поль скорчил рожу.

— Ты уже все для себя сделала. Вручила очаровательному мерзавцу денежки в праздничной упаковке. О! Нет, нет, не надо! Прости! Я не хотел…

Целых десять минут сотрудники «ДеГрос» наблюдали трогательную картину: Лариса Бояринова горько рыдала в объятиях Поля Деманже, уткнувшись мокрым носом в грудь начальника. Босс нежно гладил переводчицу по мягкой спине и сопровождал поглаживания задушевными успокоительными потоками французской речи.

Глава 8

Разница в возрасте и профессиональная конкуренция не мешали дизайнерам «Артиссимо» Лизе и Лайме поддерживать нежные девичьи отношения. Просто удивительно, насколько бывают милы друг с другом две девушки (традиционной ориентации).

Хотя… Конечно, Лиза была моложе и, но всеобщему признанию, талантливее. Это, естественно, отражалось на испытываемых Лаймой чувствах — она слегка завидовала. Или даже не слегка. Любая неточность подруги, или конфликт с обрабатываемым заказчиком, или даже сломанный Лизой ноготь — все отзывалось в Лайме сладким эхом. Часто она пристально рассматривала Лизу, когда та сидела перед компьютером или корпела над листом ватмана, словно пытаясь понять что же в ней особенного? Иногда замечания Лаймы сочились приторным ядом. Нет, она была достаточно умна и маскировала проблески зависти тоном легкого покровительства. Ей оставалось успокаивать себя мыслью, что в свои тридцать она гораздо интереснее и эффектнее простушки Елизаветы. Непонятно, почему все так и липнут к этой девчонке?

Лиза была искреннее. Если бы в ее сердце закралась зависть, она тут же заклеймила бы себя позором. Поэтому она была открыта, естественна и полна восхищения Лаймиными дизайнерскими удачами, когда те — изредка — случались с доброй подругой.

— Что Виолетта? Лютует? — между прочим осведомилась Лайма. Она живо тарабанила по клавиатуре, работая с напряженным усердием, хорошо различимым со стороны (на случай появления начальства).

И Лиза тоже пялилась в монитор, однако откровенно бездельничала. Она гоняла по экрану маленьких человечков — зеленых и таких же безумно трудолюбивых, как Лайма. Сейчас человечки строили мост, но у них не хватало стройматериалов, и они горохом сыпались в реку. Лизе приходилось в десятый раз начинать уровень. Она немного сердилась и нервничала. Ей было стыдно тратить время на игры. Но заниматься работой не хотелось — мысли бродили далеко, преимущественно в районе ресторана «Герр Тайлер». Где произошла судьбоносная встреча с обаятельным бильярдистом.

Лиза вновь и вновь прокручивала в голове сцену знакомства. Убегая из ресторана, она почему-то не сомневалась, что они вскоре встретятся вновь — что-то проскользнуло между ними теплое, значительное, необычное. Искра, всплеск чувства. И Лиза ждала, что Александр вот-вот появится на горизонте и начнет планомерно ее завоевывать. С небрежностью дамы, уверенной в собственной неотразимости, она оставила потенциальному воздыхателю заботы по выяснению личности и номера телефона. Их город не принадлежал к числу миллионников, в нем трудно было затеряться. Достаточно было спросить у «тайлеровского» официанта, не знает ли, откуда эта ослепительно красивая девушка, не постоянная ли она клиентка. Тот сразу ответил бы — из конторы напротив. Из «Артиссимо». Но прошло уже более 27 часов, а бильярдист пока так и не объявился…

— Виолетта? Мы с ней почти закончили. Осталась мелочь, нюансы, — откликнулась Лиза на вопрос Лаймы.

— Нюансы и делают стиль, — наставительно молвила старшая подруга.

— Ты права, — с готовностью согласилась Лиза. — Но, как бы там ни было, наше с Виолеттой сотрудничество близится к завершению.

Лайма саркастически усмехнулась. Ей было обидно, что, повторно обратившись в «Артиссимо», предпринимательница не захотела вновь воспользоваться услугами Лаймы. Словно ее не удовлетворил их прошлый творческий союз. Виолетта просто пренебрегла ею!

— Надеюсь, в последний момент твоей сюзеренше не попадется в руки журнал с интерьером в стиле барокко. И она не обнаружит, что соседка изумительно обставила спаленку в стиле «хай-тек». Иначе…

— Вновь придется все ломать, — кивнула Лиза. — Ну и ладно. За три месяца общения с мадам я смирилась с мыслью, что на километр в радиусе от Виолетты — поле кровавой битвы. Место сражения федеральных сил и чеченских боевиков. Знаешь, я прочитала в журнале, что по Фрейду в основе всего — агрессия и сексуальное влечение…

— В каком? Ты что, читаешь «Вопросы психологии»?

— Нет, нет, все гораздо проще. Читала то ли в «Мари Клэр», то ли в «Домашнем очаге». Там он цитировался. Фрейд.

— Ах, ну ясно! — расслабилась Лайма. — Конечно, где ж ему еще цитироваться! — Она почти запаниковала, что Лиза интересуется серьезной литературой. По мнению Лаймы, развитие Лизиного интеллекта позволяло той читать лишь любовные романы и дамские журналы. Что подруга блестяще подтвердила.

— Слушай дальше. Из Виолетты и то, и другое прет, как тесто из кастрюли. Любовный пыл она растрачивает на трех любовников…

— У нее три любовника?! — вновь перебила Лайма.

— Да. Она мне их всех продемонстрировала. Как на собачьей выставке.

— Вы что, подружки? — взревновала Лайма.

— Нет, но, кажется, ей почему-то хочется меня удивить.

Лицо Лаймы приняло милейшее кислое выражение: с ней Виолетта никогда не откровенничала. Почему же с Лизой?

— А ее агрессивность реализуется в перманентном ремонте. Ей постоянно надо что-то крушить. Хотя бы стены собственных хижин. Она упивается мыслью об учиненном разгроме. Я так думаю. Как тебе моя гипотеза? Согласись, логично. Любовный пыл тратится на фаворитов, агрессия — на уничтожение интерьеров.

— М-да.

— Я сначала расстраивалась, потому что мне невероятно жаль было обдирать до арматуры квартиру, оформленную тобой с потрясающим талантом.

— Ты серьезно так считаешь? — недоверчиво спросила Лайма, падкая на комплименты.

— Обстановка была изумительная. Но — была. Теперь там все иначе. И вот я подумала: ведь страсть к разрушению могла проявиться у Виолетты по-другому. В более вредной для общества форме. Так пусть уж громит свои квартиры за свои же деньги, раз хочется. Правда, Лаймочка?

— Лиза, Лиза, — снисходительно улыбнулась Лайма улыбкой умудренного жизненным опытом товарища. — Целую теорию выстроила. Психологический портрет Виолетты нарисовала. Вернее, попыталась нарисовать. А суть в том, что баба с жиру бесится. И всего-то.

— В целом, да. И это тоже верно, — согласилась Лиза. — Но как ни странно, а тетка она классная. Она вырабатывает гейзерную, вулканическую энергию! Я заряжаюсь от нее! И мне хочется быть такой же молниеносной, неуемной, полной замыслов!

— Матрешки, хватит трепаться, — появился перед девушками Родион. — Лизавета, дуй, — Апогеша зовет. Нам обломился еще один богатый клиент.

— Как же?! — возмутилась Лиза. — У меня и так банк «Антей» и Виолетта. Мне больше никого не надо!

— Ты ведь заканчиваешь с Виолеттой, маруся. О, да ты опять всех мужиков перетопила! — Родион взглянул на Лизин монитор и увидел, что зеленые человечки барахтаются в реке.

— С Виолеттой трудно быть в чем-то окончательно уверенной. Лаймушка, иди ты. Не хочу никого брать. Или пусть Апогей вызовет из отпуска Жанну. Или Андрея!

Был последний месяц лета, было нежаркое солнце, теплый ветер, чудесная погода, и в голове витали мысли о новом знакомом. Не хотелось глотать строительную пыль и экспансивно общаться с рабочими, осуществляя авторский надзор.

Лайма поднялась с кресла, собираясь принять на грудь очередного клиента, но Родион ее остановил.

— Лиза, ты не поняла? Апогеша зовет тебя. Тебя жаждут.

Лайма опустилась обратно с таким видом, будто только что вонзила тридцать два зуба в лимон. Лиза вздохнула и поплелась в кабинет директора.

— Вот, Руслан Романович, это и есть наша Елизавета, — торжественно и не без гордости произнес Апогей Павлович при появлении сотрудницы. Он осмотрел подчиненную любовно, как самую классную лошадку своей конюшни.

Лиза натянуто улыбнулась. И замерла.

Он был достоин глянцевых обложек журналов. Он мог бы рекламировать коньяк, сигареты «Бонд» и модную мужскую одежду: для этого у него было все — пронзительная мужественность, великолепный рост, совершенная фигура, кураж в зеленом взгляде, твердая, властная линия подбородка, живописные черные брови. «Ого-го! — подумала Лиза. — И он на самом деле существует? А если потрогать?» Наверное, нереальный мужчина сейчас исчезнет из кабинета начальника, как мираж.

Но Руслан Романович оказался вполне жизнеспособным объектом действительности. Он улыбнулся Лизе краешком рта.

— Буду счастлив воспользоваться услугами столь юного и прелестного дизайнера.

— Но у Лизы опыт, заметьте, — напомнил Апогей Павлович. — И ни одной рекламации.

Лиза и Руслан бесцеремонно разглядывали друг друга. Елизавета онемела от восторга, но личности клиента это не касалось: точно так же она замирала от счастья в морозный день, увидев «совершенно фантастический!» по красоте сугроб или идеально ровную сосульку. Она рассматривала Руслана Романовича как неодушевленный экспонат, предмет с признанной художественной ценностью, как самый крупный и безупречно ограненный бриллиант на выставке драгоценных камней. Он радовал глаз оформительницы совершенством линий, филигранностью исполнения. Первые пять минут. Интерес клиента к миленькой дизайнерше, кажется, был менее платоническим. Его взгляд задержался на тех частях Лизиной фигуры, где обычно и задерживаются мужские взгляды.

— Так поехали? — спросил Руслан. — Это возможно — поехать прямо сейчас?

— Елизавета, Руслан Романович Рудницкий сделал нам заказ на оформление офиса. И у него поджимает время. Дерзай, моя радость.

— Но, Апогей Палыч! — взмолилась Лиза. — Я ведь не закончила с Виолеттой Крикуновой. Вы же знаете, она непредсказуема! И конкурс впереди… Еще с «Антеем» не закончили.

— Но Лайма тоже загружена, — напомнил Апогей.

— Да у нее…

— Загружена, — четко повторил босс. — Ах, Руслан Романович, у нас наплыв. Но для вас мы — в лепешку.

— Не хочу в лепешку, — пробурчала под нос Лиза, как ребенок. — Мне и в моих формах неплохо живется.

Руслан рассмеялся.

— А почему бы не вызвать Жанну или Андрея? Хватит им отдыхать!

— Елизавета!!! — рявкнул Апогей Палыч. — Не перечь мне! Руслану Романовичу не нужны Лайма, Жанна или Андрей. Ему рекомендовали тебя. И он хочет только тебя.

— Польщена доверием, — хмыкнула Лиза.

Руслан смотрел на нее с нескрываемым веселым интересов. Видимо, его удивило упорство, с которым юная дизайнерша пыталась отделаться от клиента. Наверное, для него это было внове — вряд ли раньше девушки отказывались от плотного сотрудничества с богатым красавцем.

— Вы хотите, чтобы я прямо сейчас сделала замеры? — уныло спросила Лиза.

— А что тебя останавливает? — взмахнул руками Апогеша. — Быстренько собралась и поехала.

— Буду ждать на улице, — коротко бросил Руслан Романович, поднимаясь.

— Я только возьму портфель! — крикнула вдогонку Лиза, словно нужно было отчитаться, что именно она возьмет.

«Ладно, попалась, так попалась, — решила она. — Лень, праздность — это страшный грех. Надо работать над собой, совершенствоваться, искоренять недостатки. В принципе я ведь на самом деле почти закончила с Виолеттой. И этот красавчик очень кстати. Ни секунды простоя. Блесну гениальностью. Руслан Романович Рудницкий. Три «Р». Р-р-р… Впечатляет…»

— Где моя рулетка!!! Где мой блокнот!!! Где моя косметичка!!! — дико заорала Лиза Лайме и Родиону. — Там клиент!!! Нетерпеливый!!!

— Уже видели, — с завистью сообщила Лайма. — Шикарный самец. У него «шевроле-блейзер».

— И костюмчик за штукарик баксов, — заметил Родион. — На премиальные купишь шубу.

— У меня есть шуба, — ответила Лиза. Она рылась в столе, пытаясь найти рулетку. — Вдруг он скупердяй.

— Вполне возможно. Но, безусловно, красив. Прямо Ален Делон в молодости.

— Или Брэд Питт, — вздохнула Лиза.

К недешевым услугам «Артиссимо» прибегали в основном люди весьма обеспеченные, городские толстосумы. Народные массы самостоятельно выбирали и марку унитаза, и цвет портьер, не доверяя подобные интимные операции дизайнерской фирме.

Нельзя сказать, что, всласть наобщавшись с бомондом, Елизавета была в буйном восторге от скромности, учтивости, интеллигентности крутых слоев общества. Порой Лизу пытались низвести до уровня прислуги и к дизайн-проекту требовали обязательного приложения в виде подобострастия, подхалимства и самоуничижения. Это было отвратительно, работа с подобными людьми превращалась в мучение. «Тебе трудно, что ли, лишний раз улыбнуться?! — вопил Апогеша. — Клиенты — как дети! Надо быть терпеливой!»

Поэтому и от Руслана Рудницкого, вмиг благодаря сопутствующим атрибутам отнесенного в категорию новых русских, Лиза не ждала примеров самоотверженного гуманизма. Будет обычное высокомерие и хамство, обусловленное тем, что ее услуги щедро оплачиваются, а значит, она обязана суетиться, «делать красиво» и не вякать.

— Лиз, ну долго тебя ждать? — улыбнулся Рудницкий и ничего хамского в его вопросе не было. На удивление приятная интонация — словно старый знакомый обращался к хорошей подруге.

Руслан стоял у «шевроле», придерживая распахнутую дверцу и приглашая девушку в недра кожаного салона.

— Какой красивый! — громко выразила восторг Елизавета.

— Спасибо, — скромно кивнул бизнесмен, зардевшись.

— Необычный цвет — ежевика, размятая в сметане! Мне нравится!

Руслан поперхнулся, потом рассмеялся. Очевидно, представил себя цвета ежевики да еще и в сметане.

Лиза устроилась на сиденье. Начало было умиротворяющим: и дверцу придержал, и руку подал. Быстрое касание ладоней, воспоминание о другом мужчине также не отказавшем себе в удовольствии сжать ее маленькую шелковую ручку. Саша. Как он, умудрился обаять ее, умную и разборчивую, за каких-то десять минут? И чем он ее очаровал?

— Удобно? — осведомился Руслан Романович. Но ответа не дождался: хорошенька дизайнерша витала в облаках. — Конечно, удобно, ответил он сам себе, захлопывая дверцу. Сейчас еще включим кондиционер…

В галантности клиента таилась другая опасность: сексуальные домогательства. И эта волнующаяся деталь тоже являлась частью работы Елизаветы. Лиза была симпатична и в дивном возрасте свежей спелости. Один раз ее едва не изнасиловали в загородном коттедже. Импульсивный клиент возбудился от предложенной декоратором идеи потолка-трансформера и стеклянной лестницы, что эмоции вылились в темпераментную беготню по этажам. На пол летели ведра, рулоны, доски… Еле-еле удалось успокоить впечатлительного мужчину. В качестве последнего аргумента Елизавета использовала банку с водоэмульсионкой. Превратившись в белое привидение, страстный клиент поутих. Отмачивали в ванной.

— Ничего, что я сразу на «ты»? — спросил Руслан. Он легко придерживал руль двумя пальцами левой руки и поглядывал на Лизу. Он словно изучал ее.

— Значит, и мне можно? — робея от собственной наглости, спросила девушка. Нет, она вовсе не стремилась сразу же придать отношениям с новым клиентом оттенок фамильярности и панибратства. Но если ему можно, почему же ей нельзя?

— Конечно! — согласился Рудницкий. — Сколько тебе лет?

— Одиннадцать.

— Чудный возраст. А мне тридцать два. Староват.

— Смотря для чего, — пожала плечами Лиза. — На пуанты вставать, конечно, поздновато.

— А жениться?

— А вы не женаты? Ты не женат?

— Пока нет. Но собираюсь.

Руслан со значением посмотрел на Лизу, так, словно его сердце с бриллиантовым обручальным кольцом в придачу лежало тут же в салоне автомобиля, красиво упакованное в подарочную коробку. II Руслан высматривал, кому бы вручить драгоценный презент.

— Жениться не поздно, — успокоила Лиза. — Чем ты занимаешься?

— Предприниматель. Практически — магнат. Шутка. У меня два образования — юридическое и экономическое. Спорт — плавание, горные лыжи, тренажеры. Характер спокойный, в меру нервный. Если довести — ругаюсь матом и могу набить морду. А так — ем с руки. Это в отношениях с женщинами. Мягок и покладист. Романтичен.

— Сказка! — изумленно выдохнула Лиза. — Так не бывает.

— Конечно. Вру я все. В Екатеринбурге у меня сеть магазинов «Синий Пеликан».

— Сеть — это сколько?

— Восемь.

— А здесь ты что делаешь?

— Приехал расширяться. У меня есть коттедж в Сосновом, вот недавно купил квартиру под офис. И буду открывать магазины. — Руслан сообщал сведения о себе с готовностью. Но, как ни странно, без хвастовства и снобизма.

— А кто тебе меня рекомендовал? — продолжила допрос любознательная дизайнерша.

Рудницкий некоторое время помолчал. Неужели его что-то смутило?

— Тут я тоже соврал, — признался он наконец.

— Как?!

— Да. Я зашел в вашу контору и в глубине зала увидел у компьютеров даму и ангела. Тебя окликнули по имени. И я понял, что просто мечтаю, чтобы моим интерьером занимался ангел по имени Лиза. Наврал твоему шефу, сослался на несуществующего знакомого. Мол, некая девушка-дизайнер с чудным именем Елизавета забацала ему умопомрачительный ремонт. Без подробностей. Вот и все. Я был не прав? Надо было арканить не тебя, а даму?

Лиза непроизвольно сморщилась.

— О, нет, нет! — воскликнул Руслан, увидев ее реакцию. — Я неправильно выразился! Не думай, что я полагаю, будто уже тебя заарканил. Но, если честно, собираюсь. Ты произвела на меня впечатление.

Лиза сжалась на сиденье и посмотрела на водителя с опаской.

— Нет, приставать не буду, Лиза! — заверил Руслан. — Не бойся. Конечно, думаешь: везет меня неизвестно куда и неизвестно с какой целью. Ерунда. Цель прежняя — превращение моего офиса в конфетку. И я уважительно отношусь к мнению женщины и никогда не сделаю что-то против ее воли. Ты понимаешь, о чем я. Женщина всегда вправе сказать «нет». Так что ты в полной безопасности. Хотя находиться рядом с тобой весьма непросто. Ты фонишь.

— Я?!!

— Потрясающе женственна.

— О Боже! Руслан, давай я выйду прямо здесь.

— Все, молчу. Разболтался, блин, Цицерон. А то ты и впрямь сбежишь.

«Какой резвый дебют! — изумилась Лиза. — Интересно, что ждет нас в эндшпиле? Но одно я теперь знаю точно: я исключительно красива! Две жертвы моей неотразимости за два дня. Ведь неплохой результат, правда? Вот только бильярдист так и не появился… Почему-то…»

— Приехали, — объявил мужчина, наповал сраженный исключительной красотой и женственностью Елизаветы. — Вон там, в торце здания. Улица Петрарки, 84.

Глава 9

За субботу и воскресенье Саша Валдаев семнадцать раз элегантно, со скоростью два километра в час, проехал на серебристом джипе мимо фирмы «Артиссимо». Он уже знал, что там работает девушка, очаровавшая его скоропостижно и бесповоротно. Но в выходные дни фирма была закрыта, а ломиться в квартиру Елизаветы (он и домашний адрес, конечно же, выяснил) у Валдаева не хватило наглости.

Зато в девять утра в понедельник он вновь предпринял попытку…

— Сашуля! — донеслось до Валдаева, едва он припарковался и вылез из автомобиля.

На крыльце «Артиссимо» стояла Лайма Лиутас и не без изящества тянула к Сашуле верхние конечности. Валдаев титаническим усилием воли подавил вопль ужаса, зацепился за дверцу «лендровера» и едва не свалился на асфальт.

— Сашуля, какая встреча! Сколько лет мы не виделись!

— Лайма! Выглядишь… Ну просто нет слов! — зашелся в восторге лицемер Валдаев.

— А я часто тебя вспоминала…

Удивительная особенность валдаевского характера заключалась в том, что все девушки, когда-то очутившиеся в сфере его сексуального влияния, даже после расставания сохраняли с ним добрые отношения. Он умел быть милым.

— И я! Я думаю о тебе постоянно! — признался сыщик.

— Не ври, подлец! — засмеялась Лайма.

— Клянусь! Ведь пол и стены моей девичьей светелки отделаны твоими гениальными руками.

— Ах, точно.

Три года назад Лайма, влюбленная в детектива, с маниакальной страстностью переделывала его однокомнатную квартиру под Петродворец. Роман окончился, а янтарный паркет в валдаевском бунгало, желтые стены и белый диван остались.

— Неужели ты с тех пор ничего не поменял?

— Как можно! — возмутился Саша. — Рука не поднимается! Но дай мне на тебя посмотреть. Ты потрясающе эффектно выглядишь.

Лайма зарумянилась от удовольствия. Да, благодаря достижениям современной косметологии — а Лайма была буквально пропитана наносомами, проретинолом, коэнзимом, липокомплексами и фруктовыми кислотами — ей всегда удавалось скрыть свой почтенный возраст от окружающих. Мало кто давал ей тридцать. Так, двадцать девять с половиной.

Да, прошло уже целых три года после расставания со знойным сыщиком. Лайма отлично знала, что они добавили ей морщинок под глазами. Но ведь Валдаев мог этого и не заметить! На ней было салатное платье, с авиаконструкторской точностью повторявшее рельеф фигуры. Без рукавов и выше колена. Лайма щедро выставляла напоказ то, что еще успело избежать тлена: красивые загорелые плечи, точеные руки, гладкие коленки. И ненасытный детектив даже было облизнулся. Но страшные воспоминания о его безуспешных попытках разогреть это идеальное тело заставили Сашу вздрогнуть. Нечасто он терпел фиаско, но даже гении на чем-то ломаются.

— Зайдем к нам? У нас кондиционер.

— Ты здесь работаешь? — кивнул Валдаев на вывеску «Артиссимо».

— Да, теперь здесь.

— Давай зайдем! — с энтузиазмом согласился сыщик.

Лайма и не подозревала, насколько Валдаева тянет в «Артиссимо». Насколько ему необходимо туда зайти.

Не успела Лиза появиться на рабочем месте и принять порцию утренних комплиментов по поводу внешнею вида (от Родиона) и массу ценных указаний (от Апогея), как в эпицентр дизайнерской мысли заглянул юноша в яркой форменной рубашке с массой лейблов и шевронов.

— Где Елизавета Виноградова?

— Это я, — испуганно призналась Лиза. — Я ничего плохого не сделала!

— Это она, — подтвердил Родион. — И мы ее в обиду не дадим!

Родион мужественно прикрыл девушку грудью, оттесняя парня в униформе.

— Что вы все тут такие нервные? — удивился тот. — Распишитесь в получении. Всего-то.

Он положил на стол перед Лизой длинную, в метр, плоскую коробку с бантом и протянул планшет с авторучкой.

— Там, где галочка.

Лиза послушно расписалась. И неуверенно посмотрела вслед парню. Потом — на коробку.

— Будем открывать? — поинтересовался Родион. Апогей Палыч, не чуждый здорового любопытства, тоже подтянулся к столу Елизаветы.

Лиза открыла коробку. В ней на белом атласе лежало пять… семь… девять… Девять изумительных розовых бутонов на метровых темно-зеленых стеблях. Лиза восторженно ахнула.

— М-да, — сокрушенно вздохнул Родион. — Кто-то умеет преподносить элегантные подарки. Кто же это?

— Рудницкий. Руслан, — подняла Лиза глаза от визитки, прилагавшейся к цветам.

— Рудницкий? Тот кент на «блейзере»?

— Угу.

— Если влюбился, надо содрать с него по двойному тарифу, — быстро сориентировался Апогей Палым.

Лиза посмотрела на шефа укоризненно.

— Апогей Палыч! Вы ведь не дом терпимости содержите! Вы не имеете права извлекать корыстный интерес из моей… из моей…

— Женской привлекательности, — подсказал Родион с придыханием. Он высоко ценил женскую привлекательность Елизаветы.

— А что? Да я так просто прикинул… — смутился Апогей. — Не хотел тебя обидеть. Но ты знаешь… Он ведь не обеднеет. Нувориш. А нам прибыль! Надо трясти буржуев, если есть возможность.

— Наверное, надо поставить их в воду, — сказала Лиза, вернувшись к розам.

Родион помчался искать тару. Через несколько минут букет был трудоустроен. Лиза теперь сидела как в засаде — под шикарным розовым кустом. Она теребила в пальцах визитку бизнесмена. Жирная надпись черным фломастером — девятизначный номер мобильника с восклицательным знаком на конце — призывала адресата, очевидно, тут же позвонить и отчитаться в получении букета. Выразить изумление, восторг, благодарность…

Как ни странно, но только присланные розы заставили Лизу впервые за двое суток вспомнить о Руслане Рудницком. Вернее, она уже обдумывала дизайн-проект для его офиса, однако сам владелец вовсе не фигурировал в верхней строчке хит-парада ее мыслей.

Удивительно… Ведь внезапно появившийся поклонник явно был очарован Лизой. Его заинтересованность девушкой била в глаза, как прицельно направленный солнечный зайчик. Они расстались в пятницу вечером, когда, исползав на пузе все помещение с блокнотом и рулеткой в зубах, труженица сделала тщательные замеры офиса. Руслан изо всех сил мешал ей заниматься делом: подставлял стул, придерживал за талию, путался под ногами. Он готов был, как Крокодил Гена Чебурашку, носить Елизавету по комнатам, пока она измеряет расстояния от стены до стены, от двери до окна и от пола до потолка.

Красавец бизнесмен основательно достал Лизу. Его спасала только джентльменская корректность и полное отсутствие наглости. Но Лиза уже понимала, что работать с Рудницким ей будет трудно — она не собиралась отвечать на откровенные заигрывания предпринимателя. Он совершенно ее не интересовал. Невероятно, до какой степени молодой перспективный мужчина может не произвести впечатления на молодую незамужнюю женщину. Лиза и сама удивлялась своему равнодушию. «Как же так? — думала она. — Почему? Ведь хорош… Изумительно хорош! И не настырен, не чванлив, не хамоват. И богат. И интеллигентен. И образован. И никакой реакции с моей стороны…»

На самом деле, едва расставшись в пятницу, Елизавета выкинула из головы богатого, интеллигентного, образованного, красивого Руслана Рудницкого и все выходные провела в мыслях о бильярдисте Александре. Несчастный бизнесмен понуро маячил на окраинах Лизиного сознания, не в силах конкурировать с блондинистым голубоглазым юношей, полностью завладевшим мозгами Елизаветы. И, кажется, ее сердцем тоже. И вполне возможно, что этот неведомый бильярдист был и наглым, и нахальным, и плохо подкованным в вопросах этикета, не в пример Руслану Рудницкому. Однако Лиза думала именно о нем.

«Но почему, почему? — не понимала она. Виделись мгновенье. И все… Так и стоит перед глазами. Что это? Любовь с первого взгляда? Или то, что французы называют coup de fondre, удар молнии?.. А-а-а… Это феромоны! Запахи, определяющие сексуальную привлекательность. Мы с ним, как волк и волчица в лесной чаще, нашли друг друга по запаху, чтобы произвести жизнеспособное потомство. Так запрограммировано природой. Чтобы жизнь на земле не иссякла. Значит, судьба. Он — мой…»

Теперь, когда объяснение было найдено, оставалось только ждать удивительно милого светловолосого и голубоглазого волка, сердясь на него, что он так медлителен…

…Розы источали тонкий аромат. Лиза медленно возила карандашом по бумаге. Ей было грустно. Она томилась.

— О! Вот это встреча! — раздался над ней знакомый голос.

Лиза вздрогнула и подняла глаза. Сердце зашлось в немыслимом латиноамериканском танце, хлынула музыка, заиграли скрипки, зазвенели литавры, мир засиял яркими красками… Драгоценный бильярдист стоял рядом и улыбался ей…

Третий бокал минералки давался с трудом. Руслан выпил бы кофе, но для этого на улице было жарковато — он сидел под зонтиком летнего кафе. Бизнесмен с удовольствием вытянул бы пару рюмок коньяку — но не любил совмещать алкоголь с вождением автомобиля. Руслан с еще большей страстью накачался бы ледяным пивком под мягкой кремово-белой шапкой — но опять же, ежевичный «шевроле» находился в поле зрения и своим присутствием усмирял порывы хозяина. Кроме того, Руслан хорошо знал, что при такой температуре воздуха пиво тотчас начнет покидать организм, со специфическим запахом выделяясь сквозь норы. Плохо пахнуть не входило в ближайшие планы бизнесмена, так как с минуты на минуту он ожидал звонка девушки. Поэтому Руслан мужественно тянул холодную минералку.

А девушка все не звонила. Руслан напряженно посмотрел на крошечный «эрикссон», гипнотизируя его, но телефон, по размерам напоминавший ученический ластик, равнодушно игнорировал телепатические сигналы и молчал.

Руслан набрал номер фирмы, торгующей цветами.

— Здравствуйте. Вы доставили розы в «Артиссимо» для Елизаветы Виноградовой? Час назад? Понятно…

Неудачливый поклонник в задумчивости повертел в руке трубку. Потом раздраженно бросил ее на стол. На столе, рядом с бокалом, лежала фотография Лизы. Руслан поднес ее к глазам, словно хотел рассмотреть получше.

— Спасибо, хоть не уродина, — зло прошипел он сквозь зубы. — Маленькая сучка!

Разочарование и возмущение, охватившие Лайму, не имели границ. Или вполне были сопоставимы по масштабности с глубиной Атлантического океана.

Едва переступив порог «Артиссимо», Саша Валдае в бросился с горящими глазами и полным ртом слюны к Елизавете! Лайма ни за что бы не поверила, что они видятся всего второй раз в жизни. Лизины щеки порозовели от удовольствия, а Валдаев… О, лицо Александра тоже покрылось легким румянцем. И едва Лайма увидела этот румянец, она поняла: на возрождение большого чувства ей рассчитывать не приходится! Потому что никогда на памяти Лаймы сыщик не проявлял признаков смущения. Он обращался со своими многочисленными подружками лихо, с молодецкой удалью и никогда не смущался…

А Лайма уже размечталась, раскатала накрашенные губки! Она надеялась вновь испытать все радости совместной жизни с веселым сыщиком! Три года назад ей было очень хорошо с ним. Правда, Валдаев, как и другие мужчины, так и не сумел доступно объяснить ей, что такое оргазм. Но, разменяв четвертый десяток, Лайма твердо была уверена, что оргазм — выдумки женщин, жаждущих угодить мужчинам. Его вообще не существует в природе! Это миф, слухи, виртуальный продукт женского лицедейства и мужского самомнения… А так — отлично было бы снова пожить вместе с Валдаевым. Лайма встречала бы сыщика после работы, кормила пельменями. Опять отремонтировала бы ему квартирку — столько времени уж прошло, наверное, все осыпалось…

— Так вы знакомы, — убито констатировала Лайма.

— Совсем не знакомы, — улыбнулся Валдаев. — Виделись всего один раз.

— В ресторане напротив, — кивнула Лиза.

— А я тут проезжал мимо и увидел Лайму. Мы с ней старые друзья. Она пригласила зайти — и тут такой сюрприз! — бессовестно врал Валдаев.

Лайма поморщилась. Погоны старого друга ее не устраивали. Но, девушка довольно разумная, она предпочла оставить голубков одних. Тем более что ее почти тошнило от их воркования. Лайма отошла в сторону и уткнулась мрачным взглядом в дисплей.

— Лиза, Лиза, Лиза, — воодушевленно щебетал Валдаев, опьяненный предчувствием удачного знакомства, — все эти дни думал только о тебе!

— Правда? — засияла красна девица.

— Да! Думал: ах, какой идиот, не взял телефона у тебя там, в ресторане! Но судьба нас вновь свела! Это отличный знак.

Я тоже так думаю!

— Красивые розы. Подарок поклонника? — ревниво освидетельствовал букет сыщик.

— Нет, что ты! — возмутилась Лиза. — Они тут стоят уже неделю! Некуда было поставить… Поставили на мой стол…

Быстрым движением девушка порвала на четыре части визитную карточку, валявшуюся на столе под розовым кустом, и, очаровательно улыбаясь Валдаеву, бросила ее в корзину.

— Пойдем прогуляемся!

— Ой!

— Что «ой»?

— Я сейчас не могу. И должна ехать в боулинг-центр.

— Увлекаешься боулингом?

— Нет! У меня там встреча с клиенткой. Она собственница этого центра.

— Я подвезу! — озарился солнечным светом Валдаев. — Поехали!

Да, Лиза отлично доехала бы и на «тойоте». Но серебристый автомобиль Валдаева сладко, призывно урчал — наверное, как и хозяин, он мечтал прокатить хорошенькую крошку. Увидев, что новый знакомый тоже является счастливым обладателем дорогой иномарки, Лиза мысленно отметила, как чрезвычайно везет ей в последнее время на оджипованных бизнесменов. Просто нескончаемый поток!

— Значит, ты дизайнер, как и Лайма?

— Да. Только лучше, — пояснила Лиза.

— Несомненно, лучше! И такая аппетитная!

— Я имею в виду профессиональный уровень. У меня он выше.

Кто сказал, что скромность украшает? В век торжества рекламы скромность способна украсить разве что счет за телефонные переговоры.

— А ты чем занимаешься? Зарабатываешь на жизнь бильярдом?

— Что ты! — возмутился Валдаев. — Так… По детективно-юридической линии.

— А… Ясно, — кивнула Лиза. Хотя информативность валдаевского ответа приближалась к нулю. — О, какая музыка! Я сделаю погромче?

— Конечно!

Обычно Валдаев начинал резво перескакивать с одной радиоволны на другую, едва из динамиков доносились звуки классики. Он предпочитал современные ритмы. Например, квартет «Блестящие» заставлял его трепетать. Особенно, когда знойные девочки были не только слышимы, но и видимы. Но сейчас музыка Вивальди показалась ему божественной. Мелодия скрипичного концерта как нельзя лучше аранжировала поток эмоций, наполнивших салон автомобиля.

— Здесь направо?

— Да, направо.

Остаток пути они улыбались, молча поглядывая друг на друга. У боулинг-центра, как ни хорошо им было вместе, но пришлось расстаться. Лиза почему-то ожидала приглашения на вечернее увеселительное мероприятие: поход в кино или ночной клуб, или же просто на прогулку по городу. Она держала бы его под локоть, да, она положила бы легкую ладонь на сгиб его руки, чтобы ощутить великолепную увесистость его атлетической мускулатуры, она смотрела бы на него снизу вверх, он увлеченно пудрил бы ей мозги. Или они просто молчали бы, прогуливаясь по прохладным вечерним улицам. Она сто лет уже ни с кем не гуляла!

Однако предложения не поступило. Детектив только быстро чмокнул крошку в розовую щечку, бросил лаконичное «увидимся!» и помахал рукой на прощание, оставив девушку в полном недоумении.

Глава 10

— Построила персонал на подоконнике, стряхнута с них нафталин и дала заряд бодрости на неделю, — отрапортовала Виолетта, увидев Лизу. — А теперь — разминочка минут на десять. Держи! — бизнес-леди кивнула на шары, приглашая принять участие в разминке.

Елизавета, возбужденная только что отгремевшим свиданием с Александром, выбрала шар зеленого цвета, энергично уцепилась за него, рискуя маникюром, и бросила. Тот покатился тяжело, основательно. И уехал вбок. Шеренга празднично-белых кеглей с красными ободками-колье на «шеях» осталась стоять нетронутой.

— Эх, ты! — улыбнулась Виолетта. — Учись!

Она прицелилась. Через несколько секунд кегли попадали, как новобранцы на передовой. Ни одна не устояла.

— Тренируйся!

Лиза бросила еще пару шаров, с той же непревзойденной меткостью, а потом вспомнила, что приехала в боулинг-центр по делу.

— Фантастика, — удивилась Виолетта. — Оказывается, я наняла для оформления интерьера совершенно косоглазого ребенка.

— Для дизайнера, биатлониста и невесты косоглазие не помеха, — авторитетно заявила Лиза. — Нет, хватит развлекаться. Лучше подберем новый колер для кабинета.

— Подберем! — Виолетта ухватилась за следующий шар.

Лиза достала из портфеля снимки уже готовой комнаты и пластиковый веер с колерами. Она стала прикладывать поочередно лепестки веера к фотографиям и совать композицию под нос Виолетте. За месяцы сотрудничества с мадам Крикуновой заниматься подобной процедурой ей приходилось в тысячный раз.

— Вот это мне нравится!

— Точно?

— О боже! Елизавета! Если я сказала «да»…

— Это значит — «да». А если «нет» — это значит «нет». Однако ваш кабинет мы перекрашиваем пятый раз, дорогая Виолетта Марковна!

— Неужели? — задумалась дама. — Мне так трудно угодить? Я так непоследовательна?

— Вы феноменально последовательны — в преданности самой себе и своему характеру, — пробубнила Елизавета. — У вас в крови — жажда новизны. Все вам надоедает раньше, чем успевает понравиться. Так может продолжаться бесконечно!

Лиза нахмурилась.

— Ах, Лиза! Ты умеешь сердиться! — усмехнулась Виолетта. — Я-то думала, ты — кроткий ангел!

— Я стараюсь быть кротким ангелом. Гнев — непродуктивное чувство. Провоцирует необдуманные поступки. Препятствует адекватному восприятию действительности. Да. Но Виолетта Марковна! Я стараюсь быть кротким ангелом, но и вы постарайтесь окончательно определиться с цветом вашего кабинета. Ведь мы уже почти закончили! И вдруг — гром среди ясного неба! Вам, оказывается, совершенно не нравятся стены в кабинете!

— Ты меня убедила, — кивнула Виолетта. — Оставим кремовый. Хрен с ним. Я сейчас подумала… Мне нравится. И та картина, что ты прибацала справа от входа, то монументальное полотно три на четыре метра, хорошо сочетается с кремовым фоном.

— Да?! — вскричала обрадованная до слез дизайнерша. — Я счастлива!

— Нет, решено, кабинет трогать не будем. Но, Лиза, я тут присмотрела… Спальный гарнитурчик из массива сосны. Красоты необыкновенной. Все строго, четко, геометрично. Производства Италии. Хочу купить.

— Как же так? — убито пробормотала Лиза. — Но… Ведь спальня тоже в полной боевой готовности! И вы просили при ее оформлении «танцевать» от имеющегося бело-золотого гарнитура. Я и разрабатывала проект, учитывая эту застывшую симфонию. Куда ж я теперь впихну вашу сосну?

— Ты сама тонко намекала, что мой белый гарнитур с золотыми завитушками немного пошловат.

— Вы сказали, что любите его всем сердцем. Я должна учитывать ваши вкусы.

— Тот из сосны и вправду элегантнее. На его фоне моя бело-золотая любовь кажется китчем.

— Поздравляю. Вы растете на глазах. Как июньская клубника. Что, вновь возьмемся за спальню? — уныло спросила Лиза.

У нее испортилось настроение. Она была близка к отчаянию. Она поняла, что никогда не отвяжется от Виолетты. Она будет всю жизнь перекрашивать стены, двигать мебель, менять светильники в ее пятикомнатной каморке. А если, по какой-то фантастической случайности, ей удастся все же покончить с одной квартирой, у Виолетты имеются наготове еще две.

— Нет! Я не согласна, — решительно заявила Елизавета. — Так дело не пойдет!

— Я говорила, что мне очень нравится с тобой работать? Ты милая, приятная, но с непоколебимым чувством собственного достоинства. Еще никто из подчиненных не говорил со мной в подобном тоне.

— Извините, если я была груба, — сникла Лиза. — Но ведь ремонт не самоцель! Мы должны в конце концов добиться какого-то результата! Надо заканчивать. И я — не ваша подчиненная.

Лиза подняла на ненасытную рабовладелицу взгляд, полный мольбы. Ей очень не хотелось снова приниматься за спальню. Ей уже надоело!

— Ты права, ты права! Пойдешь ко мне работать? — предложила вдруг предпринимательница. — Будешь моим референтом. Зарплата, для начала, пятнадцать тысяч. Согласна?

Надо сказать, у Лизы давно уже появилось нехорошее подозрение, что при более прохладном отношении к ней Виолетты квартиру удалось бы отремонтировать гораздо быстрее. А так… Бизнес-леди явно не хотела расставаться с Лизой. Ей все время нужно было иметь ее рядом. Виолетта беспрестанно назначала встречи то в тренажерном зале, то в кафе, то в косметическом кабинете, делилась впечатлениями, интересовалась мнением, представляла Лизу знакомым, звала с собой на презентации, в театр, в сауну.

Конечно, на роль подружки Виолетты талантливая сотрудница «Артиссимо» никак не подходила — она была намного младше. Очевидно, Лизе была уготована роль маленького пажа. Один раз услышав от Елизаветы комплимент, Виолетта попалась на удочку. Ежедневно утопая в волнах подобострастного восхищения со стороны материально заинтересованных в ее благорасположении индивидуумов, предпринимательница поняла, как приятно заслужить одобрение человека искреннего и неискушенного в науке лести…

— А? Пятнадцать тысяч!

Вряд ли Елизавете удалось бы сохранить способность откровенно выражать нелицеприятное мнение прямо в глаза Виолетте, если бы бизнесменша стала платить ей подобную сумму в месяц.

Апогей Палыч платил три плюс премиальные. Но работа в «Артиссимо» доставляла удовольствие. Это было Лизино призвание. Выкрутасы клиентов, их капризы и непостоянство — не в счет. Главное — возможность приблизиться к гармонии, создать ее своими руками. Лиза превращала квартиры с ободранными стенами, торчащими электропроводами и вздыбленным полом в нечто прекрасное, изысканное. Видеть результат творческих усилий — это чудесно, это так вдохновляет!..

— Нет, Виолетта Марковна, я не секретарша! Зарплата, конечно… — Лиза красноречиво вздохнула, намекая, как по душе ей названная сумма. — Но… Спасибо за предложение!

— Двадцать тысяч! — подняла ставку Виолетта.

— Нет, — покачала головой Лиза.

— Двадцать пять!

Лиза пристально, почти с ненавистью, посмотрела на мадам Крикунову в надежде, что та не скажет «тридцать». Нет, не потому, что от такой суммы месячной зарплаты она не смогла бы отказаться, а потому что сцена торгов была унизительна для Лизы: Виолетта словно пыталась выяснить, за какую сумму девушка согласится себя продать.

— Ладно, живи, — кивнула дама, и, не заметив, что причинила впечатлительной оформительнице некоторые нравственные страдания. — И спальню, так и быть, не будем трогать. В конце концов, я могу поставить новый гарнитур в другую квартиру.

— Удачная мысль! — обрадовалась Лиза.

— А на чем это ты приехала? — резко сменила тему Виолетта. Ее немного покоробило, что девчонка так легко пренебрегла ее деньгами. Она даже готова была обидеться на строптивую нахалку. Но с другой стороны, своим отказом она подтвердила замечание самой же Виолетты о наличии у нее, Лизы, чувства собственного достоинства.

— Я? На джипе. Как это вы заметили?

— Серебристый «лендровер»? А где же «тойота»?

— Меня подбросил знакомый, — зарделась Лиза.

— По радостному блеску твоих глаз делаю вывод, что водитель серебристого монстра тебе очень и очень по душе.

— Нет, ну… Почему же? Впрочем, да, — призналась Лиза.

— А ты так обрадовалась идее прокатиться с ним, что даже и не вспомнила про обратную дорогу.

— Ничего страшного, доберусь, — спокойно улыбнулась Лиза.

На самом деле Виолетта была совершенно права. Перспектива путешествия в обществе прекрасного сыщика настолько захватила Елизавету, что она забыла на рабочем столе сумку с деньгами, косметикой и документами, прихватив только портфель с эскизами! Теперь ей придется телепаться от боулинга до «Артиссимо» через полгорода на троллейбусе, причем «зайцем». А ездить «зайцем» Лиза боялась, ведь кондукторы порой бывают страшно неделикатны. Просить у Виолетты несколько рублей на билет тоже не представлялось возможным — та начала бы совать крупные купюры вместо мелочи, потом эти деньги надо было бы как-то возвращать, Лиза даже видела, как мадам пренебрежительно машет рукой — «оставь себе эту мелочь». Нет, нет, нет, занимать деньги у клиентки было совершенно невозможно. Лиза решила, что поймает такси и попросит водителя подождать у «Артиссимо»…

— Пойдем, мне в твою сторону, — милостиво кивнула Виолетта. — Подкину тебя, влюбленная пташка!

Стоять на одной ноге было неудобно, но Лиза уже целых пять минут не знала, куда пристроить вторую, предпоследнюю.

— Иди сюда! — прорывался сквозь грохот и вопли голос Маши.

— Иду! — орала в ответ Лиза.

В центре прихожей громоздилось все постельное белье, имеющееся, вероятно, в доме Здоровякиных. Сверху были свалены мягкие игрушки в количестве пятидесяти штук и две сотни машинок. Пейзаж дополняла щедрая россыпь ярких деталей от конструктора «Лего»… Каждый раз, попадая к Здоровякиным, Лиза не могла понять, что у нее с прической — волосы на голове начинали шевелиться. А сейчас и вовсе встали дыбом. Потому что сверху на нее что-то упало!

— А-а-а!!! — забилась в истерике Лиза и рухнула в подушки.

То, что на нее свалилось сверху, оказалось котенком подросткового размера. Несчастное животное (кажется, Мегабайт) было замотано в пеленку. Оно дергалось, пытаясь высвободиться, и смотрело на Лизу глазами, полными слез.

— Ох, милый! — девушка принялась разматывать узлы на пеленке, но тут в прихожую ворвалось улюлюкающее варварское племя.

Первым несся Антон, разукрашенный гуашью и облепленный пухом, следом — такой же Алексей. Замыкал строй маленький, но не менее возбужденный Эдик в новогоднем костюме лисы. Из-под оранжевой лисьей морды на лоб Эдика градом катился пот. За лисенком на привязи ехал полузадушенный Микрочип ярко-голубого цвета — его тоже покрасили гуашью. Процессия орала, вопила, лаяла, мяукала, стонала, гоготала, хохотала, визжала…

— Видишь, тебе еще повезло, — сказала Лиза спасенному Мегабайту, освободив его от упаковки. — Тоже мог бы стать голубым.

Обезумевшее животное нырнуло в ворох постельного белья.

Маша сидела в комнате, и на ее голове высился внушительный тюрбан из банного полотенца. Она стучала по клавиатуре и не сводила глаз с дисплея. На паркете вокруг стола и кресла белым мелком был начерчен полукруг.

— Это что — от демонов? — проорала Лиза, указывая на полосу и приблизив лицо к махровому тюрбану на голове Маши.

— А? Не слышу!!! — проорала в ответ Маша. Ей было жарко в ее экипировке, несмотря на работающий кондиционер. — Тебе дети открыли?!!

— Дети!!! Да сними же ты, наконец!!!

Лиза помогла Маше избавиться от полотенца. Под ним оказалась армейская шапка-ушанка 58-го размера, под шапкой — наушники «Sony».

— Ты не боишься, что дети еще кому-нибудь дверь откроют?

— Ты думаешь, к нам кто-нибудь рискнет заглянуть? — с сомнением спросила Маша.

— Это что за каббалистические знаки? — снова указала на пол Лиза.

— Мой магический круг. Детям запретила переступать. Если попробуют, я тут же превращусь в птеродактиля и вылечу в окно.

— Действует?

— Конечно. Они уважительно относятся к моим просьбам. Не хотят иметь маму-птеродактиля. Вот, торговый дом «Петровский» ждет от меня программу со дня на день. А я не могу сосредоточиться. Не знаю, почему.

В соседней комнате раздался грохот. Подобными шумовыми эффектами сопровождается одновременный взрыв бомбы и приземление пяти вертолетов. Лиза вздрогнула, Маша только вздохнула.

— В садике отключили воду. Близнецов отправили домой. Они присматривают за Эдиком. А у меня цейтнот!

Объединенные усилия Алексея и Антона в деле воспитания Эдика, по мнению Лизы, грозили скорым разрушением квартиры, удушением двух котят и травмами детей. Но Лиза мудро не стала сообщать об этом подруге, она промолчала.

— А ваша новая нянька? Где она?

— Продержалась пять дней, — кивнула Маша. — Потом смылась. Ее доконала овсянка в туфлях.

— Овсянка? — сморщилась Лиза.

— Да. Эдик постарался. Носил чайной ложечкой из кухни, трудился, малыш. Молодец.

— Молодец?!

— Да. Что не перепутал туфли Татьяны Анатольевны с моими. Но слушай, Лиза! Татьяна Анатольевна меня удивила! Склоняю голову пред ее мужеством. Другим нянькам — ах, ну какие они все изнеженные! — и овсянка не понадобилась. А Татьяна Анатольевна! Героиня. Три раза Эдик закрывал ее в туалете, два раза на балконе, а до меня докричаться ты знаешь как трудно, у меня вот программа для «Петровского»… Потом вылил в компот украденные из ее сумочки духи, изрисовал фломастером квитанции за квартиру, изрезал ножницами подол халата, четыре раза переворачивал на нее тарелку с супом, стащил из холодильника кетчуп в тубе и обстрелял несчастную — а ведь она уже собиралась уходить, то есть успела переодеться после рабочей смены в белую блузку. Момент был волнующий. Хорошо, что меня не задело. Лиз, забери котят, а? Жаль мне их, они у нас совсем ненормальные стали.

— Я заберу, — пообещала Лиза. — Я спрошу у соседей. Честно! Потерпи. Твой муж когда придет?

— Не знаю. Через час, наверное.

— Давай, я слегка наведу порядок. Иначе его хватит апоплексический удар.

— Да что ты! — удивилась Маша.

— В любом случае батальное полотно, ожидающее его в прихожей, не послужит укреплению ваших семейных отношений.

— Мне неудобно. Но если у тебя есть желание… А я тогда еще немного постучу. У меня здесь так интересно.

Маша готова была принять помощь в любом виде, только бы получить возможность остаться наедине с компьютером.

— Много тебе обещали за программу для «Петровского»?

— О-о-о!!!

— Понятно.

— Но деньги — не главное. Главное — я придумала совершенно гениальный алгоритм, и…

— Ладно, работай.

— И еще надо оптимизировать графику, и…

— Работай, работай.

Лиза вышла в прихожую. По прихожей удобнее было бы ездить на бэтээре — чтобы не застрять.

— Дети, давайте наводить порядок! — предложила Лиза бодрым голосом воспитательницы детского сада.

Враз шум и гам стихли. Через мгновение замерла беготня, возня и исчезли последние признаки шевеления. Дети испарились.

— Хорошо, я сама, — согласилась Лиза. И ухватила сразу три подушки.

Глава 11

Вечер Поль Деманже угрохал на то, чтобы пристроить в подмосковную клинику Ларису Бояринову. В прошедшие дни общение с переводчицей имело убойный эмоциональный эффект и отлично влияло на психику. Наблюдая за страданиями бедняжки, самому хотелось повеситься.

Сдав несчастную Ларису в дорогое заведение (ей там должно было понравиться — тишина, сосны, белочки, внимательный персонал), Поль ощутил настоятельную потребность подзарядиться положительными впечатлениями…

Пятнадцатилетнюю Вику он арендовал прямо у входа в любимый ночной клуб, крутой и престижный. Она стояла в очереди недалеко от сверкающего огнями входа и надеялась преодолеть фэйс-контроль: лица моложе восемнадцати отсеивались бестрепетными охранниками. Едва дверь приоткрывалась, впуская внутрь порцию молодежи и выпуская наружу порцию ритмичных звуков, Вика тут же начинала дергаться в такт музыки. Девушка была хорошенькая и длинная, как макаронина. Они прошли через вход для vip-клиентов- в три раза дороже, зато без очереди.

— Ты манекенщица, — догадался Поль, осматривая приобретение.

— Выбраковка, — сморщилась Вика. — У меня не правильный прикус и крыльевидные лопатки.

— Давай, я набью морду тому, кто сказал подобную чушь! — возмутился Поль. — Ничего не заметно.

— Кому надо — заметно. Так пошли?

И они в обнимку нырнули в море разноцветного лазера, ярких вспышек, мелькающих теней. Поль не позволил девчонке увлечь себя на танцпол первого уровня, где молодежь увлеченно дергалась под незамысловатые мелодии. Он знал, что этажом выше их ждут более утонченные удовольствия.

Викина экипировка состояла из маленьких кусочков блестящей ткани, закрепленных на голом теле тонкими завязками. В пупке, над крошечным лепестком юбки, болталось кольцо (как у Поля в ухе), спина, плечи, скулы были усыпаны блестящей пудрой. Босоножки на убийственной платформе прибавляли добрых пятнадцать сантиметров и без того немаленькому росту.

Поль тоже выглядел недурно: сетчатая майка и кожаные штаны. В машине Поль, достав из бардачка гель-хамелеон для волос, основательно прилохматился. Его фиолетово-лиловая челка теперь торчала и подрагивала, как хохолок на загривке зебры.

И вот, веселые и терпкие, во всем блеске юности (г-н Деманже, конечно, не тянул на мальчика, но в душе всегда оставался ребенком), Поль и Вика нагрянули в клуб. И танцевали там восемь часов подряд, перемежая экспрессивные, дикие танцы с расслаблением у стойки бара…

Расстались под утро, в шестом часу.

— Слушай, ты не дашь мне немного денег? — небрежно спросила Вика, открыв дверцу автомобиля. Снаружи было прохладно, мокро от ночного дождя, свежо и чудесно. — А? Просто так. На карманные расходы. Ты ведь богатый. И не русский.

Поль раскрыл бумажник и протянул юной вымогательнице несколько сторублевок. Та сразу оживилась, стряхнула томную усталость с истерзанного танцами тела. Плюхнувшись обратно в кресло, Вика полезла на Поля, обняла его за шею и начала благодарно целовать в щеки, губы, нос и лоб.

— Ты душка! — резюмировала она. — Если что, я там всегда в очереди, по вторникам и субботам!

Добравшись до квартиры, Поль принял ледяной душ, разогрел в микроволновке три сосиски, надел свежую рубашку (с красными огурцами), серо-голубой костюмчик и отправился в представительство «ДеГрос». Нужно было заканчивать последние дела и закрывать контору.

От Здоровякиных Лиза шла пешком по Оранжевому бульвару. Выражение «шла пешком» было чересчур тяжеловесно для описания Лизиной походки. Радостная и очарованная, девушка порхала, как бабочка, перелетающая с одного цветка на другой. И еще она что-то напевала себе под нос. У Лизы было восхитительное настроение.

Она витала в облаках, и в этих радужных облаках мелькал златокудрый всадник на серебристом коне.

Всадник обладал всеми мыслимыми и немыслимыми мужскими качествами. Буйное девичье воображение рисовало нового друга именно таким — он был храбрым воином, древнегреческим богом и ловко расправлялся с противниками; он был заботливым кормильцем, и приносил Елизавете к телевизору аппетитно зажаренную отбивную и морковный салат, а потом упоенно мыл посуду.

Да, Лизин избранник был сильным и непробиваемым, как когда-то берлинская стена, но трепетным и нежным. Страстным, как голодный тигр, но деликатным, как выпускница закрытого пансиона. Фантастически изобретательным в сексуальных развлечениях. И преданным, как овчарка. Да к тому же финансовым гением, мудро устраивающим материальные дела семьи. Да еще и интеллектуалом-энциклопедистом, способным дать ответ на любой вопрос. А в будущем — преданным и заботливым отцом, обожающим менять памперсы, вытирать сопли и пять часов кряду толкать перед собой коляску.

Последний пункт был очень важен для Лизы. Выросшая без отца, она, конечно же, хотела, чтобы у ее собственных детей был полный комплект родителей.

Соответствовать образу мужа, выдуманному Елизаветой, было так же трудно, как угодить Прокрусту. Поэтому многочисленные претенденты отправлялись в отставку с ельцинской решительностью.

Разве Валдаев отвечал всем требованиям придирчивой красотки? Нет. Но у него имелся в рукаве козырной туз — Елизавета почему-то была очарована сыщиком. И то, что Саша не стремился интенсифицировать знакомство и не пригласил ее куда-нибудь сегодня вечером, тоже добавило очко на счет Валдаева. Ведь требовательность женщины уменьшается по мере увеличения отрезка времени, проведенного в ожидании. Теперь Лиза думала о сыщике так, словно она оказалась в пустыне, а Валдаев был запотевшей двухлитровкой «Бонаквы», спрятанной в холодильнике с огромным навесным замком. Она не была уверена в ответном чувстве сыщика, она сомневалась и переживала.

«Я ничего о нем не знаю, размышляла Лиза. — А вдруг у него кто-то есть? Еще одна подруга. Я ему понравилась, это однозначно, но куда же деть предыдущую мисс? Да, ему потребуется время, чтобы трудоустроить ненужную девицу. И вечер, наверное, он проведет с ней, вытирая ей слезы платком. Поэтому-то он и не назначил мне свидания. Она будет горестная и красноглазая. А он — добрый и ласковый. Но и безжалостный. Он ведь должен отказаться от нее. А как же иначе? Ведь теперь у него буду я. Я! Ах! А если мадам вовсе не красноглаза? Если она красива, как Мэрилин Монро, Катрин Денев и Летиция Каста вместе взятые?! Что тогда? Нет, я лучше. Несомненно, я лучше. Ведь он обратил на меня внимание. Но вдруг… Вдруг он донжуан? И обращает внимание на все, что шевелится и имеет накрашенные губки? И я для него — очередное развлечение? Нет, нет, нет! У нас все будет серьезно… Но какая чудесная сегодня погода! И я, вероятно, выгляжу потрясающе, ведь мужчины просто рвут меня на куски глазами. Хорошо, что только глазами. Лето — это отлично. Как я люблю лето! Люблю когда тепло! Ах, позвольте, на осень у меня фантастические брюки из Парижа. Бесподобные, обалденные! Алиночка уже начала канючить. Нет, не дам! Да, скорее бы похолодало! Тогда я смогу их надеть. Париж, Париж! Медовый месяц мы обязательно проведем в Париже. Но осилит ли Саша путевки? М-да… Это обойдется в кругленькую сумму. Месяц в Париже. И мы ведь остановимся в пятизвездочном отеле в номере для молодоженов. Сколько же это будет стоить?..»

Внезапно в памяти, словно яркая вспышка, возникла картинка солнечного майского дня, и Лиза увидела себя в парижском кафе «Жорж». А рядом — элегантного мужчину, предсказывающего ей судьбу. Он щедро обещал ей миллионы. Богатого бизнесмена в мужья. Но как же? На роль Креза Саша никак не подходил. Сыщик сразу признался, что джип записан на фирму и владеет он им совместно с другом, значит, два колеса принадлежат ему, два — другу. И если они с приятелем, не дай бог, разругаются (но это маловероятно!), то придется пилить серебристого красавца пилкой для ногтей… Да и дела у фирмы идут в последнее время не очень…

Елизавету прошиб холодный пот. Раз брак с симпатичным детективом-бильярдистом не сулит мгновенного обогащения, неужели судьба завлекает ее в цепкие объятья другого мужчины?

«Руслан Рудницкий?! Он?! Тот парижанин имел в виду Руслана Рудницкого! Вот уж кто богат! Восемь магазинов «Синий Пеликан» — и все мало. Приехал расширяться. Коттедж в Сосновом, где каждый домик под двести тысяч зеленых. И колеса «шевроле», без сомнений, принадлежат ему всецело, а не частично. Значит, он? Рудницкий? Он — моя судьба?»

Настроение Лизы резко изменилось. Она сникла. И довольно долго уныло плелась по цветущему и благоухающему Оранжевому бульвару, пока не поняла, что совсем не обязательно принимать всерьез пророчество случайного парижского знакомого.

«Ах, какая я дура! — тут же приободрилась Лиза. — Глупая! Да он просто хотел привлечь к себе внимание! Он хотел сказать мне что-нибудь необычное! А я-то уши развесила, как спаниель! С какой стати я должна думать о Рудницком как о женихе, от которого не отвертеться? Он вообще-то пока только девять цветочков прислал. Не бриллиантовое же колье! Возможно, у него тактика — комплименты, цветы, постель. И постель — это конечная цель. А потом начнутся придирки, замечания и вопли по поводу того, что я не укладываюсь в график с его офисом. А замуж он мне еще и не предлагал. И Саша, кстати, не предлагал. И даже в клуб меня не пригласил, в кафе, на дискотеку. О, какой кошмар! Да я не нужна ни тому, ни другому! Фантазирую, мечтаю, прицениваюсь, а суровая правда жизни заключается в том, что я им не нужна! Какое горе! Все, жизнь не удалась. Лето, вечер, прохлада, розы пахнут, жасмин тоже, хочется обниматься, целовать, смотреть в глаза любимому, я а плетусь тут одна!»

И Лиза собралась всплакнуть. Но не успела. Так как у обочины мягко притормозил знакомый красавчик «шевроле».

Мгновенная радость, охватившая Лизу, едва она услышала шорох протекторов и короткий гудок автомобиля, сменилась разочарованием. Конечно, учитывая трагический Лизин вывод — «Никому не нужна!», появление хотя бы одного поклонника из двух возможных должно было исправить положение. Теперь ей не нужно горько оплакивать свое одиночество в великолепный летний вечер. Но, увы, поклонник оказался не тот.

— Елизавета! — вскричал господин Рудницкий, по пояс высовываясь из салона, как кукушка из часов. — Лиза!

Уж он-то точно дрожал от счастья!

— Я, — с трудом натянула на лицо улыбку Лиза. Она использовала для ответа лаконичное местоимение, так как в более длинном предложении почувствовался бы холод.

Черная надпись фломастером на визитке, сопровождаемая жирным восклицательным знаком! Просьба позвонить? Даже не просьба, а требование! Приказ отчитаться в получении букета. Так расценила эту надпись Лиза. Почему Руслан не вложил в цветы бумажку с романтическим четверостишием? Пусть не своим, а лермонтовским… А еще лучше — с изящным японским хокку. Почему он только исчеркал ламинированный прямоугольник черным фломастером? Почему черным? Неужели в природе нет других цветов? Ну, написал хотя бы синим или зеленым…

Как трудно угодить девице, которой вы не нравитесь!

— Я рад тебя видеть, Лиза! Ты получила цветы?

— Ой, спасибо! Розы прекрасны. Прости, что не позвонила тебе. Я собиралась! Но столько работы! Закрутилась, — затараторила краснощекая врушка. Потом Лиза умолкла и поморщилась. Она врала, и была сейчас себе противна. Ну почему она должна врать?! Почему она должна делать то, что ей неприятно? Она ненавидит неискренность, ложь! Ей приходится врать из-за него! Из-за его дурацкого букета! Зачем он прислал ей эти чертовы розы?

— Садись!

— Что ты! — отшатнулась Лиза. — Не хочу! На улице так хорошо.

Руслан захлопнул дверцу. Автомобиль заурчал, плавно отъехал на десять метров и остановился в месте парковки. Вновь появившийся Руслан махнул в воздухе рукой с брелком, включая сигнализацию, и пошел навстречу Лизе, улыбаясь и чуть ли не раскрыв объятья.

— Прогуляемся?

— Классная идея! — с досадой кивнула Елизавета.

— Можно я закурю?

— Да ради бога!

— Не помешаю тебе наслаждаться запахами цветов? Тут здорово пахнет.

— Кури, кури, — махнула рукой Лиза. — Люблю когда от мужчины пахнет хорошими сигаретам.

— Правда?

— Угу.

«Тем более что ароматы цветов вряд ли прорвутся сквозь плотное облако его дорогого одеколона. Что за вода? А, Пако Рабанн, мужская линия… Хм, я это люблю… Надо же, и туалетная вода у него первосортная. Всем хорош. Хорош до отвращения! Лиза!!! Перестань! Что с тобой? Что за брюзжание? Что мне надо? Вот рядом красивый молодой человек, высокий, стройный. Хорошая стрижка: сзади открывается крепкая загорелая шея, а блестящая челка падает на правый зеленый глаз. А левый глаз, заметьте, тоже зеленый. Отличная сигарета в красивых, сильных пальцах. Кабальеро приятно пахнет дорогой туалетной водой. И у него море денег. А я всем недовольна! Как не стыдно! Пре-кра-ти! И хватит морщиться при каждом его движении. Я к нему несправедлива».

— Ты не обиделся, что я не позвонила? Ты хотел, ждал? — спросила Лиза. Теперь ее голос звучал почти ласково — она уже искренне раскаивалась в необоснованной антипатии к бизнесмену.

— Ждал. Но разве я могу на тебя обижаться. Лиза? Только о тебе и думаю.

— Так сразу? Едва познакомившись?

— Не знаю, но ведь так бывает. Увидел — и потерял голову.

— Удивительно.

— Я и сам… В восторге и ужасе — потому что впервые испытываю подобный натиск ошеломляющих чувств. В восторге — потому что все это чрезвычайно приятно. Лиза, Лиза! Что ты со мной стлала!

Лиза посмотрела на бизнесмена с легким недоумением. Она пришла к некоторым выводам. Первое — в школе по русскому языку у господина Рудницкого была пятерка. Он свободно оперировал единицами речи (а в трудовой биографии Лизы встречались клиенты, которым для связи с внешним миром хватало двух выражений — «конкретно» и «ну, ты понял», остро приправленных нецензурной лексикой). И второе — мальчик сбрендил. То есть спятил. Спрыгнул. Крыша съехала. Башню сорвало. Шалаш сдуло.

— Пользуясь случаем, Руслан, хотела бы обсудить вопросы, касающиеся твоего офиса, — перескочила на безопасную тему Елизавета. Она приняла официальный тон, сделала деловое и озабоченное лицо.

Руслан подавил вздох.

— Да. Раз мы встретились — повторила Лиза. — Все так удачно складывается.

— Несомненно — покорно кивнул Руслан — Давай обсудим. Вопросы.

Кажется, он согласился бы и на лекцию о синтезе гормонов в супраоптическом и паравентрикулярном ядрах гипоталамуса, лишь бы продолжать неторопливую прогулку по Оранжевому бульвару под руку с симпатичной малышкой.

— У меня появилось несколько идей… Сейчас. Постой.

Лиза порылась в портфеле-планшете и достала пару эскизов.

— Смотри. Как тебе подобная гамма?

Руслан довольно долго молчал, разглядывая картинки. Лиза ждала гневного протеста. Вообще-то она переусердствовала с цветом. Кроваво-красные стены и черный кожаный диван — мрачноватый интерьерчик! Как раз для триллера, где орудует маньяк-убийца В первые десять минут фильма он убивает на кожаном диване первую жертву, хитроумно используя в качестве орудия убийства зубочистку. В следующие полчаса зловещие кроваво-красные стены становятся свидетелями еще трех преступлений. И так даже.

Надо признать, эскизы были совершено сырыми. Не стоило показывать их заказчику. Но ведь Рудницкий имел право спросить, чем занималась Лиза в те дни, что прошли после визита Руслана в «Артиссимо» и заключения договора. Но собирался ли он об этом спрашивать? Вовсе нет. Он и не вспоминал об офисе. Лиза сама полезла на рожон, стремясь избавить их диалог от неприятного ей тона интимности. И теперь смотрела на рисунки глазами клиента и тихо ужасалась. В вечерней мгле эскизы выглядели удручающе. Нет, в Лизином воображении рисовался другое интерьер. Стильный, презентабельный. Но ведь Рудницкий не имел Лизиного воображения и не знал, как далеко простирается ее фантазия. Кошмар! Что он подумает о ней! Решит, что комплименты Апогея Палача в адрес сотрудницы были сплошной фальшью, что ему подсунули неопытную дурочку, безрукую дилетантку, не способную отличить рококо от барокко и знакомую лишь с десятью оттенками красного цвета! Но она различает до шестидесяти оттенков красного! Она достаточно профессиональна! Она… Какого черта он оказался на Оранжевом бульваре сегодня вечером? Какого черта он ездит здесь на своем гадком джипе? И почему он выбрал в дизайнеры именно ее?! Взял бы Лайму!

«Я в гневе, — сказала себе Лиза. — Я. Девушка, убеждавшая Виолетту, что относится к разряду кротких ангелов. Гнев, алчность, лень, чревоугодие, похоть, зависть, гордость. Список смертных грехов. И всем им я подвластна…»

— Великолепно! Мне нравится! — кивнул Рудницкий, возвращая рисунки.

Лиза замерла от неожиданности.

— Правда?

— Да. А что?

— Я думала, ты будешь сопротивляться.

— Зачем? Дерзай. Твое предложение, безусловно, оригинально.

— Цвет получился слишком насыщенным. Я, конечно, исправлю.

— Лиза! Делай, что хочешь. Я доверяю твоему вкусу. Твой начальник отзывался о тебе восторженно.

Впервые за всю дорогу Лиза посмотрела на спутника с явным удовольствием. Клиенты «Артиссимо», как французский сыр, имели множество разновидностей. Они могли быть «капризными», «придирчивыми», «подкованными» и «отстраненными». Наиболее туго приходилось с «подкованными»: они считали себя гениями дизайнерского искусства и знали гораздо больше, чем работники «Артиссимо». «Придирчивые» устраивали истерики. «Капризной» была Виолетта — она хотела все сразу и ничего из того, что уже сделано. Самыми классными и редкими, однозначно, были «отстраненные» (например, Маша Здоровякина). Они умели делегировать полномочия и не особо вникали в детали. Они обращались в фирму, снимая с себя груз проблем но обустройству квартиры, и с благодарностью принимали готовый результат…

Неужели Руслан претендовал на почетное звание «отстраненного» клиента? Или он претендовал на какое-то другое звание?

— У меня два флайера в «Найт-сити», — вкрадчиво намекнул Рудницкий. — Давай сходим? Поотрываемся, как студенты. Как молодняк. Хотя ты и есть… Я, конечно, уже на пороге крематория.

— Не смеши!

— Но танцевать еще могу. Двигать полуразрушенными бедрами. Пасодобль, фламенко, румба, хип-хоп. Пойдем? Любишь коктейли? Пойдем?

Руслан преданно заглядывал в глаза. Лиза сделала серьезное лицо.

— Я должна кое о чем тебя предупредить.

— Критические дни, — грустно предположил Руслан.

— Негодяй! — не удержалась Лиза.

— Виноват!

— Нет… Просто… Я не пойду с тобой в ночной клуб.

— Но почему? Протез барахлит?

— Какой протез?! — ужаснулась Лиза.

— Левой конечности. Хорошо, танцевать не будем. Просто посидим в уголке.

— О… — простонала Лиза. — Ты невыносим.

— Я удивительно покладист. Нет, ты куда? Поворачивай направо! Клуб там.

— Нет! Руслан! Никуда я не пойду! У меня принцип. Никаких личных отношений с клиентами.

— О, блин! — воскликнул Руслан с таким неподдельным отчаянием, что Лиза улыбнулась. — О, какой кошмар! Никаких личных отношений?

— Ни-ка-ких!

— Пожалуйста, сделай для меня исключение!

— Нет! Нельзя нарушать данное себе обещание. Я знаю, ничего хорошего не выйдет. Я уже обжигалась. Это помешает работе. Офис останется лежать в руинах. Я испорчу свою профессиональную репутацию. Нет. Нет. Нет.

— Я, как выгодный заказчик, настаиваю. Хочу в «Найт-сити». Я клиент, я требую!

— Видишь, уже началось. Ты настаиваешь. Ты клиент «Артиссимо», но не клиент девочки по вызову, пойми.

— Я взорву этот дурацкий офис! — мрачно пообещал Руслан. — Не надо мне никакого ремонта и великолепных красных стен. Хочу гулять с тобой, пока лето не кончилось, хочу танцевать с тобой румбу в «Найт-Сити»… И вообще… Выходи за меня замуж!

Они резко остановились. Лиза замерла, оторопев. Руслан, видимо, тоже не совсем ожидал от себя подобной решительности.

— Замуж… — прошептала Лиза.

«Вот оно! То, что предсказывал мне парижский незнакомец! Неужели Руслан? Неужели это моя судьба? Это предначертано свыше? А если я откажусь? Воспротивлюсь? Нет, я что — обязательно должна соглашаться?!!» — заметались в голове мысли.

— Ты серьезно?

Руслан не отвечал. У него был слегка озадаченный вид. Вероятно, он вовсе не собирался предлагать себя в мужья так скоропалительно. Слова прозвучали раньше, чем оформились чувства. Но, прозвучав, они вспышкой молнии осветили то, что творилось в душе у Руслана, и ему наконец все стало ясно.

— Да, Лиза, да! Я понял! Выходи за меня замуж! Точно! Это будет отличным решением. Никогда я за тридцать два года жизни не встречал девушки, которая бы столь безоговорочно была мила моему сердцу!

— Нет! Это невозможно! Ты меня совсем не знаешь! К примеру, я не буду стирать твои носки!

— Боже мой, Лиза! Ты полагаешь, я доверю тебе мои драгоценные карденовские носки?

— Нет?

— Да ни за что на свете!

— А вдруг… А вдруг у нас сексуальная несовместимость?!

— Невозможно. Да если вдруг — то я справлюсь. Но не верю. У нас будет сплошной экстаз, блаженство и эйфория. Мы станем неутомимыми марафонцами. Мы изведем всю мебель в моем коттедже, включая люстры. Мы замучаем друг друга до слез. Хочешь попробовать?

Лиза заслушалась. Ее глаза подернулись мечтательной дымкой. Она живописно представляла себе, как это все будет происходить. Последний раз она занималась сексом полгода назад и уже почти забыла, что значит быть скрипкой в руках талантливого скрипача. Соскучилась по мужским объятиям. И… Нет!!! Не с Русланом!!! С сыщиком.

— Никакого секса с заказчиками! — безапелляционно напомнила Лиза.

— Я жених! — проканючил Руслан.

— Я не дала согласия! Ты не жених. Я не невеста. Все. Тема закрыта.

Руслан взял вредную девицу за обе руки, притянул к себе, заглянул в глаза.

— Соглашайся, — твердо сказал он. — Я не обману твоих ожиданий. У тебя будет все. Я положу к твоим ногам целый мир. Поедем куда захочешь. В Папуа-Новую Гвинею. На карнавал в Рио-де-Жанейро. В Австралию. В Антарктиду. Купим все, что пожелаешь. Что ты хочешь? Хочешь — куплю тебе «Артиссимо», а? Апогея отправим в отставку. Хочешь — необитаемый остров! У меня счета за границей. Я добрый, верный. Я уникальный! Я не предам. Соглашайся! Я чувствую, нам будет хорошо вместе. Лиза, да я с ума схожу!!!

Тысячи, миллионы девиц мечтают услышать подобные речи. Даже если они звучат из уст менее шикарного мужчины. А ведь Рудницкий не был жалким карликом, кривоногим пигмеем, брюзгливым старцем или туповатым уродом. Нет — он был безупречен…

Лиза смотрела в зеленые, жаждущие любви глаза. Слова Руслана звучали настолько искренне (и в той части, где он признавался в чувствах, и в той, где расписывал свои безграничные достоинства), что ему невозможно было не верить…

…Но кто это протиснулся между Елизаветой и Русланом, походя пнув бизнесмена увесистым копытом и обдав девушку желанным запахом нежности и близости? Чья промелькнула тень? Тень балбеса Валдаева. Который еще и шагу не сделал, чтобы завоевать девушку, и уже завоевал ее. Превратности любви.

Глава 12

Микрочип и Эдик сидели тет-а-тет в полной неподвижности. Эдуард держал в руках серебристо-черную селедку — красноглазую, скользкую, остро пахнущую. Кот не сводил с нее глаз. Рыбина по праву принадлежала Микрочипу и являлась его обедом. Человеческий детеныш, маленький, но коварный, свистнул ее из кошачьей миски.

«Тебе это нельзя есть, ты отравишься, — телепатировало животное, не сводя напряженного желтого взгляда с ребенка и рыбы. — Пожалуйста, отдай».

«Она такая большая, с хвостом», — отвечал Эдуардик и рыбу не отдавал.

«Я бы отлично пообедал!»

«А я пообедал супом. Морковка прыгает!» — логично ответил ребенок.

«Ну надо же, какая прыгучая морковка, — с заискиванием просюсюкал Микрочип. — Вот видишь! Ты пообедал. А я голодаю. Отдай сельдь!»

Кот осторожно придвинулся к дитяти, но противный младенец тут же сделал страшную рожу. Он не собирался отдавать добычу без кровопролитного боя.

«Будь хорошим мальчиком!»

«А если засунуть ее в стиральную машину?»

«Дурачок».

«Сам дурак. А если положить в мамин принтер?»

«Совсем спятил».

«А если под подушку папе?»

Серебристо-черная рыбина обладала такими удивительными и неповторимыми качествами, что расстаться с ней не было никакой возможности!

— Боже мой, Эдуарденыш! — раздался сверху мамин голос. — Зачем тебе эта рыба? Ох, как же ты пахнешь!

«На, подавись!» успел прокряхтеть Эдик, выпуская из рук вожделенную селедку, и полетел: Маша взяла его под пузо, так же, как взяла бы и кота, и понесла в ванную мыться…

Пусть Валдаев и обещал семье Здоровякиных мир и душевное спокойствие, Илья подозревал, что его друг такой же гнилой предсказатель, как и коммерсант.

Потому что все попытки Ильи сблизиться с собственной женой натыкались на монументальную отвесную скалу. Здоровяки и карабкался по ней, словно Том Круз в «Невыполнимой миссии», цеплялся пальцами за острые выступы, обдирал кожу, ломал ногти, оступался, съезжал вниз, вновь упорно лез наверх, из-под его ног летели в пропасть камни и песок… Но всегда в последний момент он срывался и проваливался в черную дыру. Маша была непримирима. Только одна неотъемлемая роль Здоровякина — его отцовство — заставляла Машу терпеть присутствие мужа.

— Маруся, я пришел, — фальшиво приторно объявил Здоровякин, открывая дверь.

За дверью его ждало Куликово поле. Близнецов никак не удавалось пристроить в садик (теперь там переклеивали обои, и Маша даже предполагала, что ремонт затеяли именно для того, чтобы отдохнуть от братьев Здоровякиных), котят никак не удавалось вернуть скотине Валдаеву, а новую гувернантку никак не удавалось соблазнить перспективой общения с тремя головорезами.

Головорезы выскочили из разных углов навстречу отцу и запрыгали вокруг него с воплями «Папа, что ты купил?».

Здоровякин вручил каждому по вафле, поцеловал три наглые рожицы.

— А где мама?

— Мама у компьютера! - дружно ответили дети на риторический вопрос и смылись.

— Привет, — сказал Илья спине жены.

— Привет, — буркнула Мария, не оборачиваясь.

На ней была тонкая майка с завязками на шее, и по голой Машиной спине можно было изучать строение человеческого позвоночника. Мария никогда не отличалась особой массивностью, а сейчас, из-за переживаний, похудела еще больше. Здоровякин отметил это с какой-то щемящей жалостью и тут же подумал: жалость — как робкое послание любви, спрятанной в подполье, о чем говорил психолог Зигмунд А. Валдаев.

Илья осторожно потрогал хрупкий шейный позвонок и провел пальцами по ребрам. Маша нервно дернула плечами и сбросила руку мужа.

— Не мешай. Я в цейтноте.

— Надо сдавать программу? — участливо спросил Илья.

— Да.

— Для торгового дома?

— Да.

— Понятно.

Илья помедлил. Он надеялся услышать вопрос о том, как дела на работе. Или трогательную историю об очередных проделках их совместных детишек. Или жалобу на нянек, отказывающихся помогать семье с тремя дивными колорадскими жучками. Или хотя бы просьбу принести бокал кока-колы…

Но нет. Маша не отводила глаз от экрана, и присутствие мужа явно ее раздражало. Она кусала губы, терла лоб. Перезагрузила зачем-то компьютер…

— Поедим? — несмело предложил Здоровякин. — Я знаешь, купил…

Маша не дала Илье договорить. Она вдруг резко отпрянула от экрана, оттолкнулась руками от стола, отъехав в кресле. И посмотрела на Илью с гневом и презрением.

— Ну что ты пристал, а? — зло спросила она. — Почему вам всем что-то от меня надо? Почему я не могу десять минут посидеть спокойно, чтобы никто меня не дергал?!

— Ну что ты заводишься? — расстроился Илья. — Я просто предложил…

— Я не завожусь! Мне уже некуда! Разве ты не видишь, что здесь творится? Вы там с Валдаевым якобы работаете, а я здесь прохлаждаюсь!

— Я этого не говорил, Маша. Я понимаю, как тебе трудно!

— Ничего ты не понимаешь!

— Да я только предложил пообедать!

— Конечно! Вы все хотите есть! Вы всегда хотите есть! Ты, дети, коты! О, как вы мне все надоели!

В глазах у Маши стояли слезы, губы дрожали, на щеках пылали красные пятна. Здоровякин был уже сам не рад, что вообще заехал домой.

— Я все приготовлю… Я пожарю! Я просто хотел с тобой посидеть за столом, — начал оправдываться он.

— Ты думаешь, у нас можно посидеть за столом?! — закричала Маша. — В нашем-то дурдоме?!

— Мария, успокойся.

— Скажи, как?!

— Раньше ты умела относиться ко всему с юмором.

— Так это было раньше! И ты был другим, не помнишь? Ты любил меня.

— Я и сейчас люблю! — неожиданно пламенно воскликнул Здоровякин. Неожиданно для него самого.

— Я уже узнала, что значат твои слова. Ты меня любишь только потому, что Настасья далеко.

— Не будем про Настасью, прошу, — с болью сказал Илья.

— Да! Ты и говорить о ней не можешь! Хорошо, что ей осталось сидеть еще четыре года! Дети успеют немного подрасти, прежде чем ты вновь бросишься к ее ногам!

— Ты что, сдурела?! — сорвался Илья. — Что ты несешь! Не нужна мне Настасья! Это был обман! Прекрати истерику!

— Вот! Теперь ты обзываешь меня истеричкой! — неприятно засмеялась Маша.

— Я не говорил, что…

— Я не истеричка!

— Да я…

— Проваливай! Не нужен ты мне!

— И уйду!

— И пожалуйста! Вали!

Здоровякин метнулся к выходу. Услышав звук открываемой двери, дети вновь повылазили из укромных убежищ, в великом множестве оборудованных по всей квартире — шалаши, юрты, яранги из матрасов и подушек.

— Пап, ты куда?

— У мамы спросите! — рявкнул Илья, нарушая негласную договоренность не впутывать детей в ссоры.

— Постой! — взвизгнула Маша, выпрыгивая вслед за мужем в прихожую. — Не уходи один! Забери хотя бы парочку детей!

Здоровякин выскочил на лестничную площадку.

— Ну, тогда котят этих чертовых! Отдай их Валдаеву, пока они не поседели от ужаса! Пока им хвосты не поотрывали! — крикнула вдогонку Маша.

Но и котятами Илья не соблазнился. Мария оглушительно шандарахнула дверью.

— О боже! — положила ладонь на вспотевший лоб Мария. — Что со мной? Неужели это я? Дети! Вы ни чего не слышали.

— Мы абсолютно ничего не слышали, — заверили близнецы. — Мы пилили шкаф.

— Что?!!

И в самом деле, Антон держал в руках ножовку, а светлые волосы Эдика были густо усыпаны опилками.

В самых худших предчувствиях Маша ринулась в спальню.

Настойчивость Руслана привела к эффекту, узнав о котором предприниматель в ярости изорвал бы зубами кожаным салон «шевроле». Лиза напропалую занялась сексом. Но не с Русланом. С голубоглазым сыщиком. Правда, в мыслях.

Она предавалась безумным фантазиям, она изнуряла себя горячительными образами, она плавала в сладком, томительном бреду. Александр был великолепен, он на сто процентов оправдывал ожидания. Лиза приглашала сыщика к себе и, закрыв на ключ дверь, минуты три смотрела на него с загадочной улыбкой. А потом они начинали торопливо сдирать друг с друга одежду. А затем, когда оба уже сияли загорелой наготой, когда глаза сверкали жаждой и страстью, они…

— Елизавета! — требовательно позвала коллегу Лайма.

— Что? — встрепенулась Лиза.

— Полчаса тебя зову. Ты спишь, что ли? Где ты?

Лиза посмотрела на подругу слегка сумасшедшим взглядом. Потому что Саша только что…

— Родион, включи кондиционер! — попросила Лиза. — Почему так жарко?

— Вовсе не жарко. Кондиционер работает на полную мощность. А у тебя на лбу испарина, — заметила Лайма. Что с тобой, Лиза? Ты какая-то странная сегодня.

— Божественно странная! — с непонятным выражением буркнул от кульмана Родион. Он чувствовал Лизину лихорадку спинным мозгом. И его слегка штормило от этих импульсов, невольно посылаемых во все стороны влюбленной Джульеттой.

Лайма не ощущала знойного напряжения, исходящего от Лизы; ей казалось, что та спит на ходу.

Имея облик невинного ангела, милого ребенка, Лиза тем не менее обладала полноценным сексуальным опытом. Обоих партнеров, поэтапно присутствовавших в анамнезе, Лиза в свое время искренне обожала. Алина Владимировна, дама широких взглядов, сама только что отправившая в отставку очередного любовника (двадцативосьмилетнего!), не считала нужным предостерегать от чего-либо великовозрастную дочь. Даже возможную беременность она заранее принимала с терпимостью.

Десять лет назад незамужняя девица с такой насыщенной сексуальной биографией считалась бы падшей женщиной. В начале третьего тысячелетия Елизавету вполне можно было отнести к разряду скромниц. А для мужчин пикантное сочетание невинности и опытности было особенно притягательно…

— Ты давно знакома с Сашей? — как бы между прочим осведомилась Лиза и слегка покраснела.

— С Валдаевым? — вздохнула Лайма.

— Он не назвал фамилии.

— Ты, без сомнения, ему понравилась, — вздохнула Лайма еще раз. В этом вздохе звучали крайняя степень разочарования и обида. Но Лайма должна была признать — мачо Валдаев у Лизы на крючке. Он попался. Он так на нее смотрел!

— Мы с ним дружили. Миллион лет назад. В эпоху Тутанхамона.

— Тутанхамон правил не миллион, а всего три тысячи лет назад, — вставил Родион.

— Ой, не придирайся к словам. И не подслушивай! — сказала Лайма архитектору.

— Подумаешь! — обиделся Родион.

— Так он твой бывший бой-френд? — оживилась Лиза.

— К несчастью, бывший.

— К несчастью? Ты что — не против возобновить отношения?

— Вот еще! — возмутилась Лайма — Да зачем мне? Ну… Вообще, конечно не против. Ах, не беспокойся! Тебе я не конкурент. Потому как мсье Валдаев, подобно твоей Виолетте, страстно жаждет новизны.

Без сомнения, в состязании с Лаймой у Лизы оставалось только одно преимущество. Она была новенькая и неиспробованная. A так… У Лаймы и ноги были длиннее, и грудь больше, а зубы белее… Да она просто затмевала солнце неземной красотой и восхитительными душевными качествами! Куда уж Елизавете!

— Значит, он непостоянен?

— Как весенний ветер. Но почему тебя-то это волнует? Ты ведь тоже довольно часто меняешь кавалеров.

— Ты жила у него? — спросила Лиза, не обращая внимания на кроткое замечание Лаймы.

— Угу. Отгрохала ему роскошный ремонт. Теперь, видно, твоя очередь, — усмехнулась Лайма. — Везет мальчику на подруг-дизайнеров.

— А как он… в постели?

— Елизавета! — закричала Лайма так, что Родион, который прислушивался к разговору девушек, выронил ластик и отпрянул от кульмана. — Как тебе не стыдно?!

— А что? — смутилась Лиза. Давай обсудим.

— Мою интимную жизнь?

Родион якобы в поисках упавшего ластика пополз к столам прелестных дизайнерш. При этом уши у него неуклонно росли, увеличивались и грозили превратиться в параболические антенны.

— А кому еще обсуждать мужчин, как не нам, девочкам? — бесхитростно спросила Лиза.

Лайма гордо вздернула подбородок. Делиться интимными подробностями, живописать альковные сцены казалось ей сущим плебейством, моветоном. А Лизе очень хотелось узнать о сыщике как можно больше.

— Если я тебя обидела, прости!

— Тебе, Лиза, надо учиться быть сдержанной, — раздраженно рекомендовала Лайма. — Менее непосредственной!

— Да… — согласно закивала Лиза. — Да! Часто я думаю — почему я не промолчала, почему сказала так, а не эдак… Но с другой стороны — почему мне нельзя быть искренней? У меня нет в душе черных мыслей. Зачем фальшивить, лукавить, надевать какую-то маску? Почему открыто не выражать свое мнение? Почему бы мне не быть собой? Чем я плоха такая — естественная и откровенная? Но, конечно, конечно, если я обидела тебя вопросом об интимных отношениях с… — (тут Лиза не сдержала мечтательной улыбки), — с Александром, если это была бестактность, то прости меня, пожалуйста. Я раскаиваюсь!

— Лучше расскажи мне, как поживает твой крутой бизнесмен.

— Рудницкий? — равнодушно пожала плечами Лиза. — А что о нем говорить? Нет, Лайма, не отвлекайся. Мы ведь говорили о…

— Роскошный мужчина. И выгодный клиент. Но ты, я смотрю, занимаешься его офисом без особого рвения?

— Да. Не греет почему-то, — вяло кивнула Лиза.

Она поняла, что вернуть Лайму к приятной теме не удастся, и потеряла интерес к разговору.

— Неужели запас твоих творческих идей иссяк? — с затаенной надеждой спросила Лайма.

— Иссяк. Как раз сейчас. На Руслане Рудницком. Но ничего. Я сконцентрируюсь. И у него будет самый классный офис в городе. Представь, товарищ сделал мне предложение.

— Что?!! — вскричал Родион, внезапно выскакивая из-под Лизиного стола. Лиза от неожиданности тоже заорала. — Он сделал тебе предложение?!

— А ты что делаешь под моим столом? — изумилась Лиза.

— Я потерял стирательную резинку, — объяснил Родион.

— Нашел?

— Нет. Под моим столом я нашел только твои голые ноги.

— Угу, — кивнула Лиза, — я их там оставила.

— Нет, скажи, он сделал тебе предложение? — со слезами в голосе воскликнул архитектор.

— Ну, да. Подумаешь. Обещал купить необитаемый остров, если соглашусь. И путевку на карнавал в Рио. Я, конечно, отказалась. Необитаемый остров мне не нужен.

— И правильно, — горячо заверил Родион. — Да на хрена тебе необитаемый остров?

— Прямо так сразу и сделал предложение? — У Лаймы был потрясенный вид. То, что Лизе поступило матримониальное предложение через несколько дней после знакомства, добило ее.

— Лиза, лучше выходи за меня, — напомнил Родион. — Необитаемый остров не обещаю, это ребячество и вообще, непрактично. Но если захочешь, поедем во Францию, в Италию. Ну, куда захочешь.

Лайма раздраженно защелкала клавиатурой. Если бы под ее пальцами были клавиши рояля, то, учитывая силу экспрессии, несомненно, получилась бы «Патетическая соната». Все мужчины сошли с ума, поняла Лайма.

— Добрый день, — раздался от входа приятный голос. — А вот и я, мои дорогие. Вы не собираетесь на обед?

Руслан Рудницкий собственной персоной пожаловал в «Артиссимо». В руках он держал букет фиолетово-белых тюльпанов. Влажные тугие бутоны на крепких светло-зеленых стеблях. Их было фантастически много.

Интересно, кому предназначался букет?

Лиза вздохнула. Лайма вздохнула тоже.

Глава 13

У одних женщин к сорока годам в глазах появляется смертельная усталость, у других — загадка. Алина Владимировна относилась к последним. Ей было сорок пять, в народе она считалась ягодкой.

Темпераментом Алина Владимировна соперничала с сицилианками. Эмоции брызгали из нее во все стороны, словно сок из мандарина, сжатого в кулаке. Она прекрасно чувствовала себя в своем возрасте и не согласилась бы вернуться на двадцать лет назад. Тогда она была одинокой, безработной, измученной безденежьем женщиной и влачила полуголодное существование. Тогда она даже брови не умела толком выщипать!

Сейчас Алина Владимировна жила полнокровной жизнью. Она была яркой и экстравагантной. В общем, в состязании с собой двадцатипятилетней сегодняшняя Алина Владимировна безоговорочно выигрывала сравнение.

Она работала в отделе валютных операций крупного банка, пользовалась авторитетом, ее опыт отлично оплачивался. Она ни в чем себе не отказывала. Бифштексы, омары, вино, шоколад, — пожалуйста, фигура оставалась безупречной; костюмы от Валентине, туфли от Каран и норковые палантины от Ферре, — денег хватало; любовники, молодые поджарые волки с голодными глазами — всегда у ноги, рядом, в напряженном ожидании…

И еще был повод ежедневно благодарить небеса — красавица дочь, талантливая и добрая…

— Ты мне дашь поносить? — спросила Алина Владимировна, оглядываясь на Лизу, застывшую в кресле.

На Лизе из одежды было всего два предмета: ажурные «стринги», впивающиеся в попу, как голодная оса, и кольцо на левой руке. Так она ходила дома летом, в жару. Лиза держала в руках пакет с соком, но не пила, думала о чем-то. Алина Владимировна втиснулась в дочкину юбку.

— Она с барахолки, — осадила дочь мамашу. — Ты ведь не прельстишься ширпотребом, купленным на вещевом рынке.

— Да что ты?! — изумилась Алина Владимировна. Она, извиваясь, выползла на свободу из бирюзовой юбки и тоже осталась в кружевных панталонах с эластичной утягивающей вставкой на животе. У нее были точеные ноги, и она не упускала шанса доказать, что они все еще шикарные. Пусть даже дочери, пусть даже себе в зеркале.

— И не скажешь! А за сколько?

— Пятьсот рублей. Турция.

— Фантастика! Повесить бирочку, и в бутик на Дебютной улице. Пятьсот долларов!

— А так оно и есть. Ты думаешь, тебе сюда привезут настоящего Гальяно?

— Ты меня убиваешь, Лиза!

— Нет.

— А почему ты такая тихая? Что с тобой? Я тебя не узнаю!

— Знаешь, у меня сейчас клиент… Я оформляю ему… Короче, он зовет замуж.

— Ого! Так что же ты молчишь? Кто? Молодой? Красивый? Богатый?

— Сколько сразу вопросов!

— Я мать, я волнуюсь!

— Тридцать два года. Вполне симпатичный. Несметно богатый. Руслан Романович Рудницкий.

— И имя звучное. Так. Отчество хорошее — Русланович, Руслановна… Например, Анна Руслановна. Нравится?

— Мне нравится твоя прозорливость. Я еще не согласилась выйти замуж, а ты уже отправила меня в роддом, а себя определила в бабушки.

— Се ля ви, — вздохнула Алина Владимировна. — Ты и так была достаточно добра ко мне, дала порезвиться. По правде говоря, уже четыре года назад могла бы сделать меня бабушкой. А пока нет внуков, я ощущаю себя девочкой.

— Я подозреваю, ты и с внуками будешь ощущать себя девочкой. Продолжай в том же духе, потому что я не выйду замуж за Руслана Рудницкого.

— Рудницкий, Рудницкий… Имя знакомое. Предприниматель? Поспрашиваю в банке; может, кто знает. Но! Ты не хочешь? Он тебе не нравится?

— Он мне не нравится. Хотя я не могу понять, почему… Нет, уже немного нравится. Он то и дело чем-то меня удивляет.

— Хороший знак, моя девочка. А если он будет тебя постоянно смешить, то ты и вовсе никуда от него не денешься.

— Да, у него есть чувство юмора. Почему я не испытываю к нему особой симпатии? Что-то в нем не то. Я воспринимаю его в коричнево-серой гамме. Представляешь, какое ужасное сочетание?

— Представляю, хотя не очень. Ты не слишком привередлива, Лиза? Тебе уже не двадцать.

— Не пытайся сбагрить меня с рук. Я не буду торопиться.

— Молчу, молчу.

— А сегодня он силком затащил меня на обед в ресторан. Заявился в «Артиссимо» с букетом тюльпанов. И это уже второй букет, которым я осчастливлена. В паузе между вениками было предложение. А что произойдет между вторым и третьим букетом? Этот Рудницкий феноменально стремителен. Наверное, он так же проворачивает сделки — с крейсерской скоростью. Я не хотела идти с ним в ресторан. И правильно не хотела. Там произошел ужасно неприятный инцидент…

И Лиза подробно рассказала матери о том, что случилось в ресторане. О, как она рассказывала! В лицах, подпрыгивая, бегая, размахивая руками. А так как Елизавета была практически голой, и ее чудесный круглый бюстик с торчащими, как ядерные боеголовки, сосками подпрыгивал вместе с ней, фотографы журнала «Плейбой» отдали бы год жизни за разрешение провести фотосессию в этой комнате в этот час.

…Скромно заказав рис с овощами (к возмущению Руслана — словно хрупкая мадемуазель, приглашенная на обед, была обязана съесть фаршированного кабана размером с трейлер), Лиза стала ковырять в тарелке, с трудом придавая лицу необходимую учтивость.

Ей не хотелось есть, ей не хотелось сидеть здесь, ей не хотелось замечать в глазах коммерсанта отблески вчерашнего разговора и слышать немой вопрос: «Не передумала ли ты? Ты согласна?» Лиза злилась на Руслана и из-за этого злилась на себя. Она понимала, что несправедлива к парню, что объективно он хорош и не заслуживает, чтобы его третировали. И Лиза злилась на Рудницкого еще больше — из-за того, что он заставляет ее быть недовольной собой.

Но Руслан, надо отметить, сбавил обороты. Если его изводила мысль, достанется ли ему когда-нибудь эта строптивая девчонка, то его мучения оставались тайной. Он взял себя в руки. Был весел, острил и выбирал для разговора нейтральные темы. В основном обсуждался будуарно-красный офис. Наверное, Рудницкий понял, какую совершил ошибку, навалившись на даму ротой бравых десантников. И теперь отступил, сдвинул линию фронта…

Лиза собиралась домучить последнюю кукурузинку, когда к их столику подвалил детина внушительных размеров. Ребенок Кинг-Конга, не иначе.

— Привет, — радостно обратился он к Лизе. — Не помнишь меня?

От малыша, как духами Кензо, восхитительно тянуло перегаром. Его необъятная ряшка лоснилась от пота. Он только что плотно пообедал и потому бурно всхрюкивал, каждый раз интеллигентно прикрываясь волосатой лапой.

— Что? — отпрянула Лиза. Она была удивлена.

Руслан в презрительном недоумении приподнял черную размашистую бровь.

— Да брось, киса, — ухмыльнулся детина, гоготнул, рыгнул. — Не притворяйся.

— Классная девчонка! — по-братски обратился он к Руслану. Словно коллегу, владеющего товаром, отличные качества которого ему уже знакомы. — Убойная!

— Что?! Кто вы такой?! — дернулась Лиза. В ее изумленных, обиженно распахнутых глазах появились слезы.

— А я бы опять не против, — кхекнул мальчуган и сделал несколько неприличных движений тазобедренными суставами. Он будто пытался отбить причинным местом мяч. — Помнишь, как конкретно у нас все получилось…

Лиза закусила губку, на ее лице появились красные пятна. Она беспомощно посмотрела на Руслана. Тот раздраженно отбросил в сторону салфетку. И поднялся со стула.

Все произошедшее далее было очень красиво и достойно фильма в жанре «экшн». Бизнесмен, значительно проигрывающий в габаритах детине, ловко дернул его за руку, одновременно вывернув малышу кисть, а другой рукой смачно врезал противнику в челюсть. Тот рухнул как подкошенный, с удивленным всхлипом. А когда Руслан оторвал его физиономию от пола, использовав в качестве подъемника шевелюру поверженного врага, тот простонал: «Полегче, полегче, я ошибся, простите…»

Рудницкий поддел левую почку слоненка носком сверкающей туфли.

— Вставай, уродец, — сказал он.

Парень с трудом поднялся.

— Мадам, пардон, — буркнул он. — Ну, ошибся… Бывает… Пардон, мадам!

Лиза схватила сумочку и бросилась вон из ресторана. Руслан догнал ее километрах в семидесяти от злачного места. Лиза мчалась, не разбирая дороги, и заливалась слезами.

— Я его не знаю! — закричала она.

— О, милая, конечно! Не вздумай оправдываться!

Руслан привлек к себе бедняжку и на мгновение сжал в объятиях. Но только на мгновение. И очень политкорректно. По-дружески.

— Спасибо, — вымолвила, шмыгая, Лиза. — Ты защитил меня.

— Не благодари, пожалуйста. Любой мужчина на моем месте поступил бы так же.

— Но не каждый бы справился, — улыбнулась Лиза. — Он был раза в два крупнее тебя.

— Неужели? Не заметил! — утрированно небрежно бросил Руслан. — Так, муравьишко.

— Да уж, муравьишко, — улыбнулась сквозь слезы Лиза.

…Но в душе остался отвратительный осадок. Лиза была оскорблена и ошарашена. И на Руслана, пусть и поступил он достойно, по-мужски, защитив даму от гнусных инсинуаций, тоже падал отсвет неприятных воспоминаний о случившемся.

— Ты нас познакомишь? — поинтересовалась Алина Владимировна. — Или не имеет смысла? Что, он совсем тебе не нужен? Кстати! — Алина Владимировна уставилась на дочку шальным взглядом. — Если этот восхитительный мужик тебе не нужен, то тем более познакомь! Я сейчас свободна, как парус, сорванный с мачты.

— Мама! Ему тридцать два. А тебе сорок пять!

— Спасибо, что напомнила. Ну да, сорок пять, и я бьюсь в климактерических судорогах.

— Хорошо, познакомлю, — кротко согласилась Лиза. — Конечно. Почему нет? Веселитесь.

— Нет, ты к нему не совсем равнодушна. Уже жадничаешь. Стоило мамашке позариться на твое добро.

— Да нет, бога ради, не нужен он мне. Забирай.

— Я знаю, Лиза, о ком ты думаешь! — хитро улыбнулась Алина Владимировна.

— Тот сладкий губошлеп из ресторана «Герр Тайлер» не дает тебе покоя. Тот, что выпендривался у бильярда. И я тебя понимаю.

— Симпатичный, правда? — с удовольствием подхватила Лиза. Она воспрянула, оживилась, задышала.

— Очень, — кивнула Алина Владимировна. — Нет, вы посмотрите на нее! Не нужно надевать очки и брать бинокль — все ясно. Тебе нравится тот, а не этот.

Из Лизиной голой груди вырвался взволнованный, прерывистый вздох.

— А Рудницкий так же хорош?

— Да, — враз поскучнела Лиза. — Я же говорю, он безупречен. Темноволосый и светлоглазый. Аж тошно, до чего идеален. И дерется классно.

— Девочка моя, везет же тебе! Нет, ты обязательно должна меня познакомить. С обоими.

— Бессовестная!

Глава 14

Беременным дамам ночью не спится. Здоровякин, по идее, должен был хорошо это знать. Но он не ожидал, что всю ночь по нему будет ходить Пульсатилла.

Что она у тебя, блин, как метроном, — возмущался он утром. — Туда-сюда, туда-сюда! Истоптала всего, елки-палки!

В однокомнатной квартире друга, еще сохранившей остатки роскоши (Лайминых дизайнерских изысков), Илья нашел приют. Валдаев лег на диване, а крохотулю Здоровякина разместили на полу.

— Ты не понимаешь, она в положении! — жарко заступился за пушистую подругу Валдаев. — Ей надо размяться, попить, в туалет, в конце концов, сходить!

Пульсатилла сидела у него на коленях, мурлыкала, подставляла под валдаевские пальцы голову, шею, уши, гулкое пузо. Илья смотрел на парочку снизу, с пола, с нескрываемым отвращением, как на каких-то придурков.

— И не Пульсатилла не давала тебе спать ночью, а мысли. Ты куда из дома ломанулся? А?

— Да не нужен я там! Ты не представляешь, какой мне Машка закатила скандал из-за того, что я погладил ее по спине и предложил пообедать.

— И вновь ты не прав! Она закатила скандал не из-за того, что ты погладил ее по спине, а за все хорошее, что ты учудил в последние два года. Отрицательные эмоции, впечатления, мысли аккумулируются. Все это зреет, варится, клокочет, как магма в вулкане. И вот взрыв. Мария взорвалась.

— В который раз!

— Но она женщина, и она права. Покупай лохматый букет и дуй просить прощения.

Нельзя не отметить, как порядочно вел себя Валдаев в отношении семьи Здоровякиных последние два года, как самоотверженно он пытался сгладить их проблемы. Наверное, считал себя косвенным виновником произошедшего разрыва, испытывал стыд, что не удержал друга на ранней стадии его знакомства с Настасьей. Как бы то ни было, в бурных сценах Валдаев всегда занимал сторону Маши. Он не предлагал Илье плюнуть на вредную жену и закатиться в ночной клуб «Найт-сити», известный в городе тем, что там тусуются самые красивые девчонки, не пытался познакомить приятеля с многочисленными сексапильными подружками. Нет, Александр всегда старался успокоить бушующего, обиженного Здоровякина и удерживал его от бесповоротных решений.

— Не пойду, — тихо и твердо отказался Здоровякин, — Буду у тебя жить.

Валдаев и Пульсатилла сделали большие глаза и переглянулись.

— Мы, конечно, безумно рады, — осторожно начал Валдаев. — Твое общество для нас очень ценно, но… Но как ты, осел бразильский, смеешь бросать Машу с тремя детьми!!! Она же совсем свихнется!

— Я уже ее бросал. Она справляется, — хмуро заметил Здоровякин. — А что она на меня кричит?!

— Нет, вам надо как-то решать эту проблему, — глубоко задумался Саша. — Надо что-то делать. Цветы дарил?

— Да. Ими же и получил по морде.

— Кофе в постель?

— Она этого вообще не выносит. Три дня не сходил ожог с плеча. Знаешь, как больно!

— Понятно. Интернет-карты ей покупать не пробовал? Или там еще что-нибудь… Не знаю, всякие компьютерные прибамбасы?

— Карты ей не нужны, у нее открытый доступ. Прибамбасы… Я ей комплект нижнего белья купил. Из «Дикой Орхидеи». Двести долларов, между прочим, стоит.

— И мне не показал! — в отчаянии воскликнул Валдаев. — Еще друг называется!

— Зеленый. Тут типа березовых листочков, и тут.

Здоровякин показал на себе, где конкретно располагались листочки. Чтобы прикрыть его мужское достоинство, потребовалось бы несравненно больше листочков, чем присутствовало в оригинале.

Валдаев следил за манипуляциями друга с каким-то гомосексуальным интересом.

— И что?

— Разорвала в клочья и отправила туда же, куда и цветы — мне в морду.

— У тебя не морда, а прям мусорная корзина какая-то, — сокрушенно вздохнул Александр. — Так. А секс? Занимаетесь?

Валдаев знал, что да, сексом Здоровякины занимаются. Правда, Олимпиада бывает чаще. Как и ожидалось, Илья скорчил унылую рожу.

— Иногда. Последний раз — два месяца назад. И то в порядке одолжения, — подтвердил он печальную гипотезу Валдаева.

— Два месяца назад?! — В голосе Александра звучал благоговейный ужас, трепет.

— Два месяца!

— Два! — с мазохистским удовольствием повторил Здоровякин. — Ты бы так смог?

Валдаев поперхнулся.

— Да я еще успею. На кладбище долго придется лежать без секса. Так, ну я понял. Ты кретин!

— Спасибо.

— Мария, наверняка, решила, что больше не интересует тебя как женщина!

— Да я все время намекаю, что хочу!

— Значит, не интенсивно намекаешь!

— Я уже боюсь близко подходить, она взрывается из-за всяких пустяков.

— Эх, Илюша, Илюша, что ты сделал с девочкой! Вспомни, какой была Маша, а? Ты не пытался изнасиловать?

— Совсем спятил?

— А что? Женщины легче прощают веселую наглость, чем липкие от неуверенности руки. Будь смелее.

— Ту сейчас насоветуешь, скотина.

— Ну, тогда я не знаю. Не понимаю. Девчонку всегда можно уломать. Что-то ты делаешь не так.

— Не забывай, она не девчонка, наподобие твоих однодневных подружек, а моя жена. Еще дети эти под ногами постоянно путаются.

— Я придумал. Я заберу детей к себе, а вы отправляйтесь на Карибы в романтическое путешествие.

Теперь переглянулись Здоровякин и Пульсатилла. В их скрестившихся взглядах сверкнуло подозрение, что Валдаев внезапно повредился умом.

— Ну, нет, я погорячился, конечно, — опомнился Саша. Он был готов на подвиг ради счастья друга, но явно переусердствовал в своей самоотверженности. — Детей отдайте бабушке.

— Бабушка, кстати, тоже человек и хочет жить. Ладно, сдаюсь. Я не знаю, не знаю, как тебе приручить собственную жену. А, вспомнил. — Саша хлопнул себя ладонью по лбу. — Давай, заведи себе любовницу. Так, для виду. Пусть поревнует.

— Нет, ты совсем сдвинулся. Она же и так меня ревнует. К Настасье.

— Настасья, согласись, довольно далеко. А увидев рядом с тобой симпатичную полногрудую соплюшку, Маша поймет, что Настасья оставила твое сердце, и что если она, Маша, не изменит поведения — она тебя потеряет.

— Нет, не хочу так.

— Тогда все, сдаюсь. Разводитесь. Ну, что поделаешь? Ну, не удался ваш брак.

Валдаев так разочарованно вздохнул, словно это он был женат на единственной дочери американского миллиардера и ему давали отставку.

— Но Маша вроде не собирается разводиться, — напомнил Илья. — Нет, не собирается.

— Тогда не все потеряно. Значит, она просто вошла во вкус. Скандалы для нее показались более интересной формой супружества, чем тихая заводь, в которой вы плескались, как наяды, до появления Настасьи.

— Давай, я пока ничего не буду предпринимать. Поживу у тебя. Только Пульсатиллу надо как-то изолировать ночью. Чтобы она по мне не топталась.

— Бессовестная ты тварь, Здоровякин! Вставай, хватит валяться на полу. Поедем на работу!

— Тебе звонят, — обрадовал Родион, вручая Лизе трубку радиотелефона.

— Я слушаю, — небрежно бросила Лиза и тут же почувствовала, что сердце ухнуло, провалилось, щеки порозовели, уши и вовсе запылали.

Звонил без вести пропавший гражданин Валдаев.

— Здравствуй, — сказал он совершенно спокойно. Словно ничего и не было — двух встреч, поездки на «лендровере», блестящих взглядов, загадочных улыбок, авансов, и потом — нескольких дней непонятного, изматывающего молчания! — Как дела?

О, как захотелось Лизе закричать в ответ, что она не понимает, почему он исчез на целую вечность! Как она мечтает его увидеть! Как она соскучилась! Но замечание Лаймы о вреде непосредственности и искренности вовремя всплыло в сознании. В данном случае Лаймины рекомендации были уместны: о какой честности и искренности может идти речь, если дело касается мужчины? Тем более мужчины, который, проглотив наживку, не торопится отвечать на нетерпеливые подергивания лески. Женская интуиция подсказывала Лизе — обращаться с такими хитрыми особями надо предельно хладнокровно. С ними нужно быть равнодушной и ленивой.

— Привет, — с легкой улыбкой и даже вроде бы украдкой зевая, ответила Лиза. Она яростно сжимала трубку влажной ладонью. — Я рада слышать твой голос. У меня все нормально. А у тебя?

— Классно. Тут у нас одно дельце подвернулось, денька на три-четыре. Или пять. Буду страшно занят. Работа, ничего не поделаешь. А потом, Лизочка, я хотел бы встретиться с тобой.

С равным эффектом Валдаев мог бы сообщить, что уплывает в кругосветное плавание! Каков наглец! Барышня состарилась в муках непонимания, она ждала, надеялась! И теперь узнала, что ждать ей придется еще как минимум три дня. А возможно — целых пять! Пять невероятно длинных дней — прежде чем она увидит вожделенный объект!

— Да, у меня тоже цейтнот, — ровно ответила Лиза. — Сдаю капризной клиентке готовую квартиру. А еще банк «Антей» навис, как пальма. В общем, времени нет. Но, конечно, если ты вдруг в этом тысячелетии освободишься и я тоже случайно окажусь свободна — тогда встретимся.

— Отлично.

— Отлично!

— Больше ты ничего мне не хочешь сказать? О чувствах, например?

О, Лиза сказала бы многое этому бессовестному жиголо! Этому вымогателю комплиментов и эмоций. Она сказала бы ему, что он — тот, о ком она мечтала в сладких девичьих (ну, конечно, уже не совсем девичьих) грезах.

— Ой, извини, тут начальство зовет! — воскликнула Лиза, понимая, что еще одно усилие воли — и эту партию она выиграет. — Побегу, ладно?

— Ты там поосторожнее с моим сердцем, — быстро вставил Валдаев. — Никому не отдавай. Храни при температуре не выше тридцати семи и пяти градусов.

— А разве оно у меня?

— А как же! — воскликнул Валдаев. — Хитрая девчонка! Оставила меня без сердца, а теперь якобы и ни при чем! Постараюсь уладить дела не за пять дней, а за четыре с половиной, потом приеду и разберусь с тобой!

— Приезжай! Чао! — согласилась Лиза и нажала кнопку «отбоя». Она обязательно должна была отключиться первой, хотя на самом деле ей хотелось слушать и слушать этот голос бесконечно. А еще лучше — провести рукой по мягким волосам, запутаться в них, поцеловать чистый загорелый лоб с несколькими тонкими морщинками, потрогать длинные брови, прикоснуться губами к его губам…

— Кто звонил? — ревниво спросила Лайма. — Валдаев? Что-то быстро ты с ним поговорила.

— Нет, не он, — соврала Лиза. — Так, знакомый.

Как прожить пять дней?

Кушетка в дорогом и престижном косметологическом салоне, на которой в данный момент возлежала Виолетта Марковна, очертаниями и металлическими наворотами напоминала ложе для анабиоза в фильме про космические войны. Бизнес-леди была укутана в «горячее обертывание» и очаровательно пахла свежей скумбрией. Черно-зеленая гадость, обильно намазанная на ее лицо, вообще не поддавалась описанию. Сбоку присела маникюрша, заканчивая обработку Виолеттиных ногтей.

Лиза томилась в ожидании. Она наблюдала за процедурами и думала о том, что мерзость, конечно, и скучища, однако никуда от этого не деться. И ей тоже придется через несколько лет стать завсегдатаем подобных заведений, если она хочет в сорок выглядеть так, как выглядит ее мама или Виолетта.

— Жаждалась? — спросила Виолетта, шамкая. Ей трудно было говорить, так как черно-зеленые водоросли на ее лице насохли и стянули кожу. — Шкоро жакончим. Кошметичка опаждала. Иж-жа нее мы и жадержались. Преступная девушка-косметолог, разрушившая продуманный и тщательно сконструированный график деловой дамы, прерывисто вздохнула, выражая раскаяние.

Сегодня Елизавета собиралась торжественно конвоировать бизнес-вумэн в отремонтированную квартиру. Так как Виолетта всегда была непредсказуема, Лиза сильно волновалась. Но она чувствовала, что коммерсантка, очень мягко к ней относившаяся, в любом случае не будет рвать узду, метать молнии, долбить копытцем полировку паркета и требовать немедленно все переделать. Лиза даже надеялась, что Виолетте понравится плод ее, Лизиных, усилий.

Предварительное одобрение уже было выражено. Мадам Крикунова, подавив природную критичность согласилась, наконец-то, и с цветом стен, и с расстановкой мебели. Теперь, оснастив интерьер мелкими деталями, которые придают отделке завершенность, продуманно добавив статуэток, рамок, ваз и гобеленов, Лиза надеялась дожать Виолетту. И окончательно отвязаться от выгодной, но утомительно-непостоянной клиентки.

Всего через час даму привели в удобоваримое состояние, счистив с нее водоросли, ракушки, плесень, припудрив и подкрасив, и на двух автомобилях — Лизиной «тойоте» и Виолеттином «мерсе» — девочки отправились на презентацию…

Виолетта Марковна окинула бескрайние владения рассеянным взором, неторопливо прошлась по комнатам, потыкала пальчиком обшивку кресла (ONDA. 2560 долларов), постучала ноготком по крышке изящного колченогого столика (Draenert, 1530 долларов).

— Ну, как? — почти не слышно, не дыша, поинтересовалась приговором Лиза.

Ей здесь нравилось все. Она наслаждалась, ликовала в этих стенах, ставших родными за несколько месяцев кропотливого труда. «Безупречно, изысканно, восхитительно!» — эти эпитеты звучали в голове Лизы. Но что скажет Виолетта?

— Молодец. Ты постаралась. Мне нравится, — кивнула заказчица. Она плюхнулась на диван.

— Принимаете?

— Без сомнении. Больше не буду тебя мучить, Лиза.

В случае с другим клиентом подобная сдержанность означала бы провал. Но услышать от Виолетты «молодец» и «мне нравится» было пределом мечтаний. По характерному сверканию глаз бизнес-дамы Лиза догадывалась, что та уже выкинула из головы все вопросы, связанные с ремонтом квартиры, отложила в сторону, как решенную задачу, и теперь думает о чем-то новом, безумно интересном и зажигательном.

— Я немного не уложилась в смету расходов, я вам говорила.

— Не страшно, — царственно махнула отреставрированной ручкой Виолетта.

— Я подсчитаю и завезу вам в офис. Или куда скажете.

— О'кэй. Ты подумала насчет моего предложения?

— Пойти к вам секретаршей?

— Нет, ну почему секретаршей? У меня есть секретарь. Он. Ты знаешь, я тебе его показывала. Нет, личным помощником. Ты толковая, умная девчонка, хотелось бы иметь тебя под рукой.

— Извините, Виолетта Марковна… — начала Лиза.

— Не хочешь? Да ладно. Твое дело. Если то, что я предлагаю, для тебя не деньги…

— Деньги! — страстно возразила Лиза. — Но… Не хочу. В «Артиссимо» я на своем месте.

— Живи! — разрешила Виолетта. Давай хоть премию тебе выдам.

Дама потянулась к сумке и вытащила несколько сто долларовых купюр. Три., пять… Нет, больше.

— Держи.

— Я не возьму, — с улыбкой, но твердо отказалась Лиза.

— Почему? — искренне изумилась Виолетта — Ты заслужила!

Лиза не стала объяснять, что если она возьмет эти деньги, то почувствует себя официанткой, принимающей чаевые. На что Виолетта, конечно, скажет, что ни одна официантка не получает чаевые размером в тысячу долларов.

— У нас так не принято.

К тому же Лизе не хотелось быть обязанной Виолетте больше, чем того требовали пункты заключенного с ней договора.

— Неужели? — усмехнулась Виолетта. — А та девица, как ее… Лайма — не отказалась.

Лиза слегка покраснела.

— У нас так не принято, — упрямо повторила она. И я не одна работала над проектом. Архитектор, например, тоже участвовал. В общем, если хотите, чтобы я получила премию, заплатите фирме.

— Ты маленькая глупышка, — бросила Виолетта, впрочем, достаточно ласково и по-матерински, чтобы не оскорбить Лизу. — Ладно. Отдам вашему Опупею Палычу…

Звонок Валдаева и одобрение капризной клиентки — этого было достаточно, чтобы Лиза, возвращаясь в «Артиссимо», пела и ликовала. Из динамиков лился сильный голос Тони Брэкстон, Лиза упоенно подхрюкивала, в меру своих вокальных данных, и увлеченно крутила руль на поворотах.

Водители мужского пола сигналили и самозабвенно пытались прижать или подрезать белую «тойоту». Наверное, они делали по из трогательных дружеских чувств, испытываемых всеми мужчинами к женщинам — автолюбителям.

Глава 15

Дмитрий Рябухин, или «просто Митя», как он сам представился, студент мединститута и девятая по счету «гувернантка» в доме Здоровякиных, был облеплен детьми, как соты пчелами.

На коленях у него сидел Эдуардик, зажимающий в страстных испанских объятиях полудохлого Микрочипа. Антон беспрестанно дергал няньку за локоть, пытаясь привлечь внимание к собранному из конструктора самолету. Алексей настойчиво предлагал прочитать ему пару страниц из книги «Руководство по CorelDraw». Сзади к Митиной пояснице привалился второй измученный кошак, словно подпитываясь от парня энергией.

Дети и животные чувствовали, что они понравились, и поэтому присосались к новому персонажу настырными пиявками.

А Митя смотрел на Машу и удивлялся. Он изучал анатомию и физиологию и, естественно, знал, что человеческий организм таит сокрушительные резервы прочности. Однако вообразить эту хрупкую, измученную девчонку матерью троих гладких, упругих, молочно-розовых пупсов было сложно. К тому же работодательница явно провела ночь в рыданиях — глаза у нее были красные, щеки в пятнах.

— Буквально на днях Леша и Антоша снова пойдут в садик, — устало заверила Мария. — Вам останется Эдуард. Но и с ним хватает забот.

Митя уперся подбородком в белобрысый затылок-младшего Здоровякина. Тот довольно пускал пузыри, теребил Митины часы и что-то мурлыкал.

— Справимся! — успокоил Митя. — И не с такими справлялись.

— Неужели?

— Да. У меня два брата-акробата и две сестрички, покруче ваших близнецов. Последний раз, когда им пришла в голову славная идея помыть пол, вызывали спасателей, пожарную и «скорую». И мы оплачивали ремонт в квартирах трех низлежащих этажей. Но сейчас девицы слегка выросли. И теперь подвизаются в других областях. Ставят эксперименты на юношах. Я сочувствую им — в смысле, юношам — всем сердцем.

— Значит, у вас богатый опыт?

— И ценный. Ценный опыт усмирения беспокойных младенцев, — Митя состроил страшную физиономию, дети с готовностью завизжали от восторга. — Когда начинать?

— Прямо сейчас… Вы согласны? — робко спросила Маша.

— Конечно. Я и собирался.

— Там на кухне приклеена записка, чем сегодня кормить. Это свекровь написала.

— Заботливая.

— Да. И еду она же приготовила. Она подозревает, что без напоминания я забуду покормить детей. Разве это возможно? Если я попробую оставить их без завтрака, они съедят меня вместо яичницы. И котят тоже съедят. С кетчупом.

— Дети такими и должны быть — настырными и живучими. А вы предпочли бы вялое, аморфное потомство?

— Да нет…

— Ладно. Разберемся!

Маша посмотрела на Диму недоверчиво, но с надеждой. Она хорошо знала, чем оборачивается подобный оптимизм через час общения с кроткими малютками. Нервным срывом.

— Так я займусь работой, — осторожно спросила Маша — Я обычно сижу вот здесь у компьютера.

— Занимаетесь журналистикой?

— Нет, программированием.

— Ого! Неженское занятие. Ссылки, переменные, коды — Дамские мозги и «железо» несовместимы. Насколько я знаю, барышня еще способна преуспеть в продаже программного обеспечения, но составлять программы…

— Не будем устраивать дискуссию по этому поводу, тем более что в ваших утверждениях сильны отголоски мужского шовинизма, — сухо заметила Маша. — Для моих дамских мозгов программирование — питательная среда. А если вы преуспеете в таком преимущественно женском занятии, как дрессировка спиногрызов, я буду вам беспредельно благодарна.

Дети посмотрели на маман с уважением. Они не совсем поняли текст, но почувствовали, что родительница в чем-то одержала верх над гостем.

— Я все понял. Немедленно приступаю к своим обязанностям.

— Я закроюсь?

— Пожалуйста! Закрывайтесь. Трудитесь. Программируйте. А если мы немного побегаем?

— Да бегайте, сколько влезет, только меня не трогайте! — обрадовалась Маша. Ее глаза в эффектном обрамлении красных век вспыхнули огнем, заблестели.

— Отлично. Помчались, ботва! — бросил клич Дмитрий.

Он поднялся с дивана, подхватив Эдика и Микрочипа. Близнецы как приклеенные погнались за ним. Мегабайт спрыгнул па пол и поскакал следом.

Плотно прикрыв дверь, Маша неуверенно присела к столу. Она выжидала. Сейчас в щель просунется голова ноной няньки, начиненная суперсообразительными, мужскими мозгами, и он спросит, где лежит чистое полотенце. Затем — нужно ли давать виноград, если просят. Потом — что надеть Эдику, который облился соком. После — где лежит тот красненький автомобильчик, не получив который Антон немедленно сведет счеты с жизнью. И еще где половая тряпка? Сколько давать котлет: по одной или по требованию? Мазать ли Алексею разбитую коленку зеленкой? Нести ли к ветеринару задушенного кота или он сам оклемается? Ничего, что мы порвали обшивку тахты? Вы даете поливитамины?..

Но прошло десять, пятнадцать, сорок минут, а Машино уединение никто не нарушал. Вопли, гоготание, визг доносились из-за двери, но к подобному шумовому сопровождению ее компьютерных занятий Маша давно привыкла. Она не привыкла, что никто ничего от нее не требует уже целый час. Полтора…

Непонятная, незнакомая тишина в квартире поразила Машу. Заставила вздрогнуть. Оторвавшись от ноутбука — как плодотворно она поработала! — Мария осознала, что ее окружает неправдоподобное, оглушительное безмолвие. Однако… Почему так тихо?

Маша вышла в прихожую. Заглянула в комнаты. Никого. Сердце окунулось в ледяную прорубь, колени задрожали. Где дети? Где этот монстр, прикинувшийся доброй няней и укравший всех ее детей?!!

В панике Маша заметалась по квартире, как обезумевшая тигрица. Но вдруг знакомые голоса, ворвавшиеся сквозь распахнутую форточку с улицы, заставили ее остановиться, обмякнуть. Маша прилипла к окну. Там, на детской площадке, веселилось все ее потомство. Плюс два кота рыскали по газону, покусывая травинки. Эдик увлеченно рыл в песочнице зеленой лопаткой туннель. Антон извивался на турнике, поддерживаемый за талию Дмитрием. Алексей заигрывал с вопящими семилетними невестами, гоняя их по двору, как стаю голубей…

— Так не бывает! — покачала головой Маша. — Мне снится сон.

Она вернулась к ноутбуку и воодушевленно, почти сладострастно, окунулась в работу.

Глазок сигнализации у двери маминой квартиры горел красным — значит, Алина Владимировна, скорее всего, была дома. Лиза глухо постучала коленкой — в одной руке у нее был портфель, под мышкой — длинный круглый пенал для рулонов ватмана, в другой руке — прозрачная коробка с тортом «Девичья услада».

Алина Владимировна открыла почти сразу. Но почему-то она была одета не в свободную футболку и шорты, как обычно она одевалась дома, а в красивое летнее платье. Ее плечи были открыты, сияли загаром и светоотражающей пудрой. Глаза блестели таинственным и немного преступным блеском.

— Ах, Лиза! — радостно, слегка экзальтированно воскликнула Алина Владимировна.

— Ты не одна? — сразу поняла дочь.

— Не одна, — подтвердила мать, загадочно улыбаясь. — Посмотри, кто у нас!

Лиза изумленно замерла. В прихожей появился Руслан Рудницкий.

— Здрасьте, — молвила Лиза. — Ничего не понимаю.

Рудницкий не преминул облобызать ручку Елизаветы. Его глаза сияли не менее радостно, чем у Алины Владимировны. И вообще бизнесмен и мамуля смотрели друг на друга как люди, мгновенно нашедшие общий язык. И очень симпатизирующие друг другу.

— Вот, зашел в «Артиссимо»… — начал объяснение Руслан.

— И я зашла! — подхватила Алина Владимировна.

— И познакомился там с твоей мамой.

Руслан бросил восхищенный взгляд на «маму», явственно им говоря: «А мама у тебя — высший сорт!». Алина Владимировна польщено засмеялась, прочитав комплимент в глазах гостя.

— Короче, мы пьем чай. И вино. А у тебя торт? Давай нам сюда коробку. Господи, какое дивное название! И проходи, что стоишь.

«Уже скорефанились, насупилась Лиза. — Это заговор!» Ее охватило уныние. Ей меньше всего хотелось сейчас видеть Руслана. Она шла к маме в надежде отдаться воодушевленной болтовне и поделиться дневными новостями — начиная со звонка лапочки Валдаева и заканчивая сдачей квартиры Виолетте. А теперь придется поддерживать натянутую, неловкую беседу…

Но Лиза ошиблась. Разговор за чаепитием шел более чем резво. Алина Владимировна щебетала без умолку. У Руслана тоже рот практически не закрывался, он едва успевал отхлебнуть чая между восторженными замечаниями, касающимися эго собеседниц. Он сыпал тонкими комплиментами, рассказывал анекдоты, держал наготове забавные случаи из его коммерсантской биографии.

Алина Владимировна не скрывала буйного восторга. Если бы Руслан был ее единственным сыном и получил одновременно Нобелевскую и Букеровскую премии, да к тому же Оскара и Грэмми, то и тогда бы она не была более очарована им.

Но, несмотря на крепкие узы симпатии, связавшие их с Русланом за пару часов, проведенных вместе, Алина Владимировна всячески давала понять, что в данной композиции она третий лишний. А Лиза и Руслан — единое целое, нашедшие друг друга половинки. Она уже словно подбирала маршрут для их свадебного круиза и обставляла мебелью супружескую спальню. Это просто бесило Елизавету.

— Руслан, — хмуро сказала она, — я расправилась с одной очень требовательной клиенткой. И теперь могу вплотную заняться твоим офисом.

— Как здорово, Лиза! — жарко подхватил Рудницкий. Торт на его блюдце оставался нетронутым. Он с огромным удовольствием съел бы Лизу.

— Руслан, наверное, хочет сказать, что лучше бы ты вплотную занялась им, а не офисом, — хихикнула Алина Владимировна. — Он признался мне в чувствах, испытываемых к тебе, дочка!

Лиза молча опустила глаза. Она чайной ложкой зверски рубила кусок «Девичьей услады» в мелкую крошку.

— Офис мне тоже очень и очень необходим! — корректно пришел на помощь Руслан. — Алина, мы с Лизой договорились, что тему интимных переживании оставим на потом. Когда работа в офисе будет закончена.

— Какие вы прагматичные! — воскликнула Алина Владимировна. — А ведь одно другому не мешает!

Лиза с тихой ненавистью посмотрела на драгоценную маман. Она готова была убить ее кофейником. Она не понимала, как та могла быть такой черствой? Ведь Лиза призналась, что Рудницкий ее совершенно не интересует. Зачем же так откровенно навязывать ей ненужного поклонника? Неужели обаяние Руслана столь сокрушительно, что после двух часов общения с ним Алина Владимировна напрочь забыла обо всем, что говорила ей дочь?

— Однако я засиделся, — свернул тему бизнесмен. — Хотя, безусловно, в подобном обществе я бы согласился пребывать бесконечно долго. Девочки, вы великолепны! Понимаю, как трудно было Хлестакову. Алина… Лиза… Честь имею. Да! В пятницу вечером жду вас в Сосновом. Ужин при свечах в моем коттедже под номером 12. Отказы не принимаются. Я пришлю машину…

— О! Великолепно! Значит, вы, Руслан, нас приглашаете?

— Да, Алина.

— Здорово! Классно!

Присутствуй Лайма Лиутас при этой сцене, она сказала бы, что яблоко от яблони. Потому что по непосредственности Алина Владимировна конкурировала с дочерью.

К счастью, Руслан не был измазан кремом и крошками по самые уши, и поэтому процедура прощального целования дамских ручек была обставлена с максимальной элегантностью.

— Хорош! Как хорош! — мечтательно закатила глаза Алина Владимировна, закрывая дверь. — А что там учудил Хлестаков? Я уж и не помню, Лиз.

— Он собрался жениться на дочери, но обнаружил, что маманя тоже недурна, — хмуро объяснила Лиза.

— А… Я ему понравилась, — удовлетворенно заключила Алина Владимировна. — Хорош! Чертовски хорош! Лиза! Ну что ты как вареная форель?! Бу-бу, бу-бу! Такой мужик! Такая партия! Что ты привередничаешь, а? Я, кстати, все про него узнала. Звонила знакомой в Екатеринбург, она меня проконсультировала. Богат, сказочно богат. Куча недвижимости. Сеть магазинов. И при том при всем занимается благотворительностью, многое делает для города. Это тебе не какой-нибудь тупой новый русский из анекдота. Культурен, образован, интеллигентен…

— Мама, я его не люблю! — взмолилась Лиза.

— Не знаю, что тебе нужно! — рявкнула Алина Владимировна. — А мне он понравился! И тебе я желаю только добра! Я чувствую, он славный парень. Тебе с ним будет хорошо. И я буду знать, что дочка как за каменной стеной.

У Лизы на глазах выступили слезы. Она была впечатлительной девочкой. Увидев реакцию дочери, Алина Владимировна резко сдала назад.

— Ой, прости, прости! Я увлеклась! Я под впечатлением! Не буду на тебя давить. Да и куда спешить! Ты — красавица. И с приданым — машина, квартира. Успеешь. Конечно, тебе уже скоро двадцать четыре…

— Не скоро! — обиделась Лиза.

— И пора бы распроститься с образом сладкой малютки… Ладно, решай сама. Вижу, втемяшился тебе в голову тот голубоглазый шалопай из ресторана. Вот не повезло!

— Очень даже повезло, улыбнулась Лиза. — Очень!..

…А Руслан Рудницкий тем временем выезжал со двора на ежевичном «блейзере». Его лицо не носило и капли той обаятельной привлекательности, так очаровавшей Алину Владимировну. И если бы Алина Владимировна услышала, как поливает он сейчас ее дочь грязными словами, проталкивая их сквозь сжатые зубы, она была бы потрясена.

Глава 16

На вечер пятницы Лиза вполне бы придумала другое развлечение, нежели поездку в Сосновое. Но, безусловно, не хотелось ссориться с мамой и не стоило явно пренебрегать клиентом.

К тому же Александр, пообещавший вновь возникнуть в ее жизни через пять безумно долгих дней, не вспоминал — словно питекантроп какой-то! — о существовании телефона. Ладно, он был слишком занят, чтобы встретиться лично с тоскующей девицей, но разве трудно набрать номер?

Отчаяние и надежда в Лизином сердце сменял и друг друга, как контрастный душ. Она уже стада думать, что невидимая связь, возникшая между ней и Валдаевым при первой же встрече, не более чем фантазия. Ничего не было. Просто встретились симпатичный ловелас, готовый бежать рваным аллюром за любой хорошенькой девицей, и хорошенькая девица, основательно утомленная одиночеством. Последний разжалованный бой-френд исчез за горизонтом целую вечность назад, и Лизе вновь хотелось влюбиться. Поэтому она все придумала. А на самом деле в воздухе ничего не витало, не потрескивало электричеством, не стреляло во все стороны лимонными, бирюзовыми, малиновыми искрами.

— …Триста граммов «Российского», — уныло сказала Лиза продавщице в магазине. Ее слова прозвучали до такой степени печально и безысходно, что продавщица невольно на мгновение задумалась — о чем грустить молодой, красиво одетой покупательнице, с явными признаками здоровья на лице и с портмоне, набитом дензнаками? Какое она вообще имеет право грустить?!

К стеклянному холодильнику около Лизы привалилась хрупкая восьмидесятилетняя старушка. На ней был платочек, ситцевое платье и сине-белые потрепанные кеды. Вид у бабушки был изможденный и отчаянно голодный. Вот уж кто имел сокрушительный повод пригорюниться! Бабуля плотоядно осматривала прилавок, где в живописном изобилии была навалена груда разрезанных колбас и сыра, громоздились куски копченой грудинки и окорока, свешивались ожерелья сарделек. Свежие срезы мяса и колбасы влажно сияли розовым, сыр матово светился и дышал сквозь круглые дырочки.

Лиза уловила поток страстного желания, исходящий от старушки. Та жаждала слиться воедино со всеми этими вкусностями, ощутить их в себе, прочувствовать их движение по пищеводу в желудок… Но гастрономические излишества были недоступны старушке. На что она надеялась? Что сердобольная продавщица кинет ей кусок «с барского стола»?

Сердобольная продавщица равнодушно отвернулась. Лиза, опустив глаза, забрала Российский сыр и, отделив от сдачи десятку, сунула ее старушке в морщинистую, дряблую ладонь. Та приняла дар как-то вяло, словно и не заметила вовсе.

Гордая и взволнованная, Лиза вышла на улицу. Как хорошо, правильно она поступила! Ведь могла бы тоже равнодушно отвернуться! Однако рядом с гордостью соседствовало чувство непонятной неудовлетворенности. Лиза, не желая мириться с дискомфортом, принялась исследовать тайники души. Занялась любимым делом — самокопанием. И быстро поняла — ей обидно, что бабуля никак не отреагировала на ее «красивый» жест. Вычислив подоплеку душевного неудобства, Лиза тут же покраснела от стыда и гнева.

«Какая же ты мерзкая! — набросилась Елизавета на себя. — За ничтожную десятку ждешь слезной благодарности! Спасибо, внученька, спасибо, родная, век не забуду твоей доброты безграничной! Ох, и накуплю я всего на твои десять рублей!.. Но постойте! Я ведь могла вообще ничего ей не давать! Лучше бы не давала! Потому что дала, чтобы возгордиться: ах, какая я хорошая, ах, какая альтруистка, гуманистка, славянофилка! Нет, не славянофилка, это из другой области. Но все равно. Я отвратительна, я корыстна».

Но у Лизы была возможность реабилитироваться. Она собиралась избавить Машу Здоровякину от Микрочипа и Мегабайта. Еще один великодушный, красивый жест! И, наверное, бегая по соседям с просьбой усыновить безродных котят, она тоже в глубине души надеялась на превосходную степень оценки своих самаритянских свойств. Возможно, Маша окажется менее черствой, чем эта наглая, неблагодарная старуха, и отреагирует на помощь экспансивно, буйно, как и подобает культурному человеку.

Мария не подвела.

— Я пришла забрать котят, — сообщила Лиза, появляясь на пороге.

— ?!!

Маша секунду молчала, набирая обороты, разогревая двигатель, потом бросилась на шею Елизавете с восторженным повизгиванием и едва не задушила подругу.

— Лиза, ты чудо! Ты прелесть! Какая же ты необыкновенная! Я думала, эти несчастные твари обречены умереть в нашем дурдоме. Спасибо! Спасибо!! Спасибо!!! Я тебя обожаю, Лизочка!

Вот это было правильной реакцией!

— Лиза, я перед тобой в долгу.

— Что за глупости?!

— Да ты не представляешь! Два кота в придачу к трем головорезам! Во-первых, я переживала за их психическое здоровье — котов, конечно, а не головорезов. Ведь их купали в унитазе, и кормили кашей с ложки, и пеленали, и оказывали первую медицинскую помощь: искусственное дыхание, электрошок… Ты понимаешь?!

— О боже!

— Во-вторых, эти страдальцы постоянно под ногами! Они везде. Я всегда на них наступаю. Как будто их не двое, а сотня. И всегда ищут моей защиты, прыгая на меня с разбега. Смотри!

Действительно, на плече у Маши сияли красные параллельные полосы от когтистой лапы.

— Слушай, а почему так тихо? — заметила вдруг Лиза.

Маша таинственно кивнула в сторону детской.

— У меня новая нянька! — горячо прошептала она. — Митя!

— Парень?! — тоже шепотом восхитилась Лиза.

— Да! Фантастика!

— Что, такой красивый?

— Да причем здесь это! Я не о том. С детьми справляется одной левой. И даже не рукой.

— Ногой?! — изумилась Лиза.

— Бровью!!! Моргнет глазом — и они за ним, как гусята за гусыней. И гуляют, гуляют, гуляют. По восемь часов в день. Ведь это очень полезно для здоровья, правда? Уже второй день тишина. Я не отхожу от компьютера.

Девочки уединились и гостиной.

— Оно и видно, — скептически хмыкнула Лиза. — Ты в зеркало когда смотрела последний раз? У тебя глаза рыдающего кролика.

— Серьезно? Так это не от компьютера, — вздохнула Маша. — Да, я рыдала. Страстно и горько, как изнасилованная итальянка. Илья меня бросил.

— Бросил?! — закричала Лиза. — Не может быть!

— Не ночует дома. У друга окопался, негодяй. Ну и ладно!

— Не говори так, Маша! Он отец как-никак!

— Ну и что? Три дня не видел детей, и нормально. Сердце не болит. Только свекровь сюда засылает, как Штирлица, с проверками и ценными указаниями.

— Он вернется, и вы помиритесь.

— Не вернется. Я так на него наорала! Как милицейская сирена.

— Ты?

— Я. Сорвалась. И он ушел, наотмашь избив косяк дверью. Скотина полинезийская, как говорит его друг.

— Вовсе не скотина, и никакая не полинезийская. Твой Илья — прекрасный парень. Просто у вас кризис.

— Ты всегда его защищаешь. Хотя практически о ним не знакома.

— Потому что он нужен твоим детям. И тебе тоже.

— Да, — вдруг всхлипнула Маша, — я свихнусь от амбивалентности!

Лиза сделала максимально огромные глаза. С такими глазами — прямая дорога в рекламный клип про водостойкую тушь для ресниц. Лиза знала, что можно свихнуться от счастья, от любви, от горя, но что значит…

— И люблю его, и убить готова, — пояснила Маша. — Соскучила-а-ась! А он даже не звонит!

— Знаешь, а мне не звонит тот… Ну, я тебе рассказывала…

— Александр?

— Угу. Ты не знаешь, почему?

— Вот уж точно не знаю, Лиза! Как можно тебя игнорировать! Ты ведь ангел!

— Правда?

— Да. Ты ангел, это однозначно. И внешне, и внутренне. Я удивляюсь, как тебе удается прятать крылышки под футболкой. А у тебя есть его телефон?

— Нет.

— А фамилию знаешь?

— Да.

— Давай я посмотрю на диске. И ты позвонишь. Говори фамилию.

— Нет! Я не хочу ему звонить!

— Но почему?

— Ни за что! — яростно засопротивлялась Лиза. — Нельзя делать первый шаг! Стоит только проявить интерес, и тебя сразу спишут в неликвидный остаток.

— Ты серьезно так думаешь?

— Я прочитала в «Космополитене».

— «Космополитен» точно бы так не написал. Наоборот — они бы посоветовали взять быка за рога.

— Да, — вздохнула Лиза. — Но я не буду ему звонить первой. Пусть сам позвонит!

— Возможно, это единственное правильное решение. Да, точно. Лучше подождать, пока сам позвонит. И гордо ответить, что занята. Эти мужчины — как ослы. Всем нужна морковка на веревочке. Только тогда они идут в нужном направлении. Я тоже не буду звонить Илье. Сам приползет. Как раненый мамонт. Оставляя траншею на асфальте в метр глубиной.

— А вот ты-то как раз могла бы позвонить! Эх, Маша. Где котята? Давай, тащи, у меня тут сумка.

К поискам Микрочипа и Мегабайта активно подключился весь питомник во главе с Дмитрием. Котята, уже не питавшие надежд на лучшую долю, видно, решили, что их понесут топить, и бесследно растворились в пучине бардака и хаоса. Броуновское движение, к счастью без жертв и разрушений, приостановилось через полчаса, когда беглецы были изъяты из комода и упакованы в Лизину сумку.

…Еще несколько минут разговора, и девушки бы обнаружили, что «друг», предоставивший приют беглому Здоровякину, и объект горячечных вздохов Лизы — одно и то же лицо. Но этого не произошло.

По настоятельной просьбе мамы Лиза надела вечернее платье — снизу длинное, сверху — на тонких бретельках, в середине — сверкающее и полупрозрачное. Купленное в Париже. Последнее обстоятельство, отчетливо акцентированное в Лизином сознании, весило больше, чем все видимые глазом достоинства наряда — искусный крой, необычная ткань, тонкая отделка. Платье было куплено в Париже, на бульваре Монтань; и даже если бы из него торчали во все стороны нитки, висела мешковина и топорщились куски брезента — все равно Лиза чувствовала бы себя в нем королевой.

— Ах, как ты хороша, — ворковала Алина Владимировна. Она тоже предельно оголилась, но сейчас прятала наготу под шелковым шарфом. — Наш бизнесмен упадет!

Водитель (Руслан прислал к восьми часам такси) спиной горячо подтвердил, что бизнесмен, несомненно, упадет. Хорошо, если не с лестницы. Как спелая груша, сорвется он с ветки, увидев божественное создание с голыми плечами, голыми руками, практически голой грудью и одной голой ногой, выставленной в разрез. А тут подоспеет Алина Владимировна, менее юная, но не менее голая, и бизнесмен вовсе забьется в судорогах безумного восторга.

— Конечно, упадет, — скуксилась Лиза, словно съела тарантула. — Он от всего готов упасть. Такой впечатлительный!

— Просто он от тебя без ума.

— Я только не понимаю, почему так сразу? Когда яуспела его очаровать?

— Успела, — тонко улыбнулась Алина Владимировна. — Ты все-таки моя дочь!

Таксист всмотрелся в зеркало. Наверное, хотел удостовериться, действительно ли дама, с гордостью заявляющая о генетической обусловленности несокрушимого очарования дочери, имеет на это право. Видеоряд вполне удовлетворил мужчину. Он улыбнулся.

— Лиза, я не прошу давать ему какие-то обещания. Мы просто хорошо проведем вечер, ладно? Постарайся быть милой.

— Постараюсь, — недовольно буркнула Лиза себе под нос.

— Веселой.

— Это трудно.

— Почему?

— Саша про меня забыл, — призналась Лиза. Она посмотрела на мать в робкой надежде, что та подхватит тему «Саши» и они всю дорогу до Соснового будут самозабвенно обсуждать перспективы и проблемы Лизиного контакта с Валдаевым. И самого Валдаева, его великолепные внешние данные, его светлый хохолок, голубые честные глаза, крепкую шею, ненавязчиво сбрызнутую отличной туалетной водой, прямые плечи и выпуклые бицепсы…

— Вот те на! — воскликнула Алина Владимировна. — Саша! Да фиг с этим Сашей! У нас теперь Руслан!

— Не хочу! — Лиза надула губки. Потом увидела в зеркале физиономию таксиста, быстро представила, как сейчас выглядит — с губами-варениками и щеками объевшегося хомяка, — и улыбнулась.

— Капризная девчонка!

— Сердцу не прикажешь.

— А ты прикажи! Где он, твой Саша? Сама же говоришь — не звонит. И не вспоминает о тебе. Не приходит. А Руслан — на руках готов тебя носить. Ночевать у твоего подъезда. Бриллиантами тебя усыпать.

— Ого, — удивилась Лиза. — Это он тебе сам сказал?

— Что-то подобное.

Сообщение о бриллиантах вроде бы несколько смягчило гордый нрав девицы. Она призадумалась. Во всяком случае, так казалось внешне. На самом деле Лизой вдруг овладела мысль, простая и естественная, странным образом избегавшая до этого посещения ее хорошенькой головки. Она представила себе, что Руслан влюбился в нее точно так же молниеносно и непоправимо, как она влюбилась в Валдаева. Ведь Лиза никак не могла объяснить (разве что действием пресловутых феромонов), почему она околдована Александром, почему его прекрасный образ терроризирует ее последние дни, почему она грезит о почти незнакомом парне? Так же и Руслан — ничего не мог с собой поделать, хотел только Лизу, и ее одну.

Как только Лиза сопоставила собственные ощущения с теми чувствами, что, наверное, охватили сейчас Руслана, она наконец-то прониклась состраданием к бедняге.

— Ах, мама! — воскликнула она, смеясь. — Хорошо, я буду милой, буду веселой!

И чмокнула Алину Владимировну в нарумяненную щечку. Мамуля посмотрела на дочь несколько озадаченно.

Радостен труд коммерсанта, подсчитывающего богатую дневную выручку! Приятно и исполнено горделивого восторга его лицо! Трепетны пальцы, ласкающие купюры, нежны прикосновения!

В фирму «Поможем!» опять, повинуясь непонятной природной закономерности, повалил народ. Валдаев и Здоровякин взволнованно метались по городу, решая проблемы клиентов. Их джип мелькал, как Фигаро, то там, то тут, проносясь по дороге серебристой молнией. Дела попадались нетрудные, и клиенты были, как на подбор, исключительно удачные: они оптимально сочетали в себе денежность и эмоциональность, то есть относили свои проблемы к разряду непоправимых и готовы были щедро оплатить услуги избавителей в случае благополучного исхода.

Сыщики выступили амортизатором в разборе нескольких автомобильных аварий, сведя стороны к разумному консенсусу, успокоили пару нервных дам и одного ревнивого мужа.

Неделя деловой суеты принесла больше морального удовлетворения и материальной выгоды, чем три предыдущих месяца. В парнях взыграла гордость, они вновь почувствовали себя нужными, да и деньги приятно грели карман.

— Ну что, по домам? — с надеждой спросил Валдаев, перетягивая резинкой плотную пачку сторублевок. — Смотри-ка, ночь! Мы, однако, засиделись, мой южнокорейский блинчик!

— Так поехали, — кивнул «блинчик», накидывая пиджак.

— Куда?

Глаза Валдаева сияли пронзительной чистотой и непониманием.

— Туда. К тебе, — пояснил Илья.

— О, нет! — взмолился Саша. — Только не ко мне! Здоровякин! Ты храпишь, как дивизия беременных.

— А ты храпишь, как… Как…

— Не напрягайся! Все равно ничего интересного не придумаешь. Изобретательные метафоры — не твои удел.

— Пошел ты!

— А твои носки сорок не знаю какого размера, что ежевечерне занимают весь полотенцесушитель, меня достали хуже пареной репы!

— Какая изобретательная метафора! А твоя Пульсатилла истоптала мне всю поясницу!

— А плеер, на котором ты вчера уместил свою жэ, перестал работать!

— А не надо было оставлять его на табуретке в кухне! Сказал бы лучше спасибо, что я мою за тобой грязные тарелки!

— О боже, послушайте! Вымыл-то всего две штуки неделю назад, а пафоса!

— Не две! Не две!

— Домой тебе надо, Илюша! Совесть-то не замучила? Там Машка с тремя детьми уродуется.

— Там все нормально. Мама меня информирует. И денег я передал.

— И все равно, езжай-ка ты, Илья, домой. Нельзя так поступать. Не по-мужски это.

Обвинение в недостаточной мужественности было гораздо серьезнее претензий по поводу необъятности носков. Минуту Здоровякин смотрел на друга внимательно и задумчиво, нехорошо прищурившись. То ли взвешивал, куда двинуть, то ли обдумывал, на самом ли деле его поведение такое свинское, как утверждает компаньон.

Под этим тяжелым взглядом Валдаев напрягся, нахохлился. Он понимал, что если Илюша решит подкорректировать пейзажик на его симпатичной мордуленции, тоне спасет никакой блок, никакая реакция, никакой прием рукопашного боя. Увесистая карающая длань громилы Здоровякина обязательно достигнет цели.

Немного подумав, Илья, очевидно, пришел к заключению, что замечание Валдаева было в какой-то мере справедливо. И значит, избивать друга и топтать его ногами он будет в следующий, не в этот раз. И потом, если поведение Ильи недостойно, то лишь самую капельку, долю процента, и на эту капельку имеются веские причины. Настолько веские, что вполне оправдывают поведение Здоровякина. И поэтому он вовсе не скотина, как обычно утверждает друг, а, можно сказать, скотиночка. Крохотная такая скотиночка. И, конечно уж, совсем не полинезийская, а, к примеру, калифорнийская. Маленькая калифорнийская скотиночка-рецидивистка, бросившая на произвол судьбы сначала жену и двоих детей (пару лет назад), теперь вот — жену и троих детей.

Так рассуждал Илюша, утихомириваясь и расслабляясь по мере продвижения к финалу. А что за эти минуты пережил Валдаев! Если бы он не был красиво светловолос, он бы поседел!

— Саша, позволь мне еще немного пожить у тебя, — тихо и кротко попросил Илья.

— Да конечно! — заорал Валдаев, как ненормальный. Странно, что потолок не обрушился от этого дикого, пещерного вопля, долетевшего из глубины веков. — Илюшка, какие проблемы?! Живи, сколько хочешь! Я вообще так к тебе привык, ты не представляешь! Вот даже думаю: проснусь утром и не увижу твоей небритой рожи. Как жить дальше? Все, конкретно, опускается. До самой Пульсатиллы.

— Правда? — со слезами па глазах спросил Здоровякин. — Спасибо, друг. Я тоже очень тебя люблю и дорожу нашей дружбой.

Парни неловко обнялись, прижались на мгновение щеками, пошкрябали друг друга подбородками, обросшими за день элегантной щетиной.

— Все-таки я не понимаю голубых, — сказал Валдаев, отодвигаясь от растроганного Ильи. — Скажи, что за счастье обниматься с мужиком?

Глава 17

Несмотря на серьезную юридическую миссию, у Поля Деманже был вид завзятого туриста. Сияющим летним утром он спускался по трапу самолета авиакомпании «Трансвэйз», совершившего рейс № 268 из Москвы. Цветастая рубашка, расстегнутая чуть ли не до пупа, дополнялась мятыми шортами. На груди болтался фотоаппарат, на плече уместился ремень небольшой сумки с вещами, в руках Поль держал плоский кейс с документами. Так как в полете француз сладко прикорнул па плече шестидесятилетней дамы с соседнего кресла, предварительно выпив с ней бутылку красного вина, то сейчас его прическа не требовала геля чтобы выглядеть бесподобно лохматой — волосы и так торчали во все стороны.

Выползая на свет из салона самолета, Поль не преминул пощипать за мягкие места всех стюардесс, выстроившихся в ряд на прощание. Девушки ослепительно улыбались коммуникабельному французу и были приятно-снисходительны.

Юрист «ДеГрос» планировал пробыть в городе всего неделю. Затем его ждало возвращение во Францию. Недельная отсрочка перед встречей с любимым Парижем была утомительна, но неизбежна. Поль мудро попытался изменить взгляд на скучное задание. Он решил считать поездку развлечением, экскурсией в провинцию, он думал о новых знакомствах с симпатичными русскими девушками. Стюардессы авиакомпании «Трансвейз» произвели на него самое благоприятное впечатление.

А у кубического здания аэропорта, зеркальными плоскостями отражающего яркое августовское солнце, господина Деманже поджидал сюрприз, способный еще больше поднять и без того неплохое настроении.

— Поль? — обратилась к нему молодая, полуголая туземка. — Вы Поль? Мне поручили вас встретить!

Девица была невообразимо хороша в своей летней обнаженности. Короткая майка на веревочках и белые брюки с низкой талией и длинными разрезами составляли ее обмундирование. Загорелый нежный живот манил упругой мягкостью, в пупке сиял страз, плечо было украшено замысловатой цветной татуировкой. Чешуйчатый дракон извергал огонь из разинутой пасти, его окружал сложный орнамент иероглифов. Каскад вьющихся рыжих волос падал на голую спину девушки.

— Я Поль! — быстро и горячо подтвердил Деманже.

Он словно опасался, что на юную красотку посягнет какой-нибудь пассажир прибывшего рейса. По идее Поля никто не должен был встречать. Но раз встречают, зачем отказываться?

— Меня зовут Ирина, — представилась нимфа. Она оглядывала порученную ей особь с неподдельным интересом. Особь ответила жарким взглядом. — Это весь багаж? Поехали?

— En auto? На машине? — осведомился Поль. — Поехали.

Он больше не задавал вопросов. Куда, почему, как, кто прислал прелестную мадемуазель — это все потом, после. А сейчас, Поль жаждал установить максимально тесный контакт с рыжеволосой красавицей. Было трудно себе представить более удачное начало командировки. Поль крепко взял девушку под локоть, та бросила на него игривый взгляд, и они в обнимку, словно любовники, направились на площадь перед зданием аэропорта, разноцветную от автомобилей.

— Лиза, я понял, у тебя кто-то есть! — хмуро сообщил Руслан. Он держал Лизу за плечи, и в этот плен она попала, едва вышла из подъезда дома.

— Ты что на меня нападаешь! — закричала Лиза. — Я испугалась!

— Где ты была два дня?

— Дома!

— Тебя не было!

— Ах, Руслан, это утомительно! — скривив рожицу, молвила Лиза, высвобождаясь из удавьих колец. — Не допрашивай меня!

Лиза на самом деле просидела выходные дома. Она предавалась черной депрессии. Драгоценный сыщик так и не появился, а то, что с телефоном у него довольно напряженные отношения, Лиза уяснила по истечении пяти жарких и безответных телепатических сигналов, посылаемых в сторону аппарата. Телефон, несмотря на страстную мольбу Лизы, не звонил. То есть звонил, но звонили не те. Восемнадцать раз, например, напомнил о своем существовании некий бизнесмен Рудницкий. Ему пришлось разговаривать с автоответчиком.

Руслан ничего не понимал. Ведь вечер пятницы закончился для предпринимателя восторженной симфонией, пением соловьев, победными звуками фанфар: коварная Елизавета сделала ему столько авансов глазами, телодвижениями, намеками, что в пору было бежать за обручальными кольцами. Руслан, кстати, так и поступил в субботнее утро. Лиза была фантастически мила (выполняла просьбу Алиночки), компетентно хвалила обстановку коттеджа, полностью съела праздничные деликатесы, заказанные в ресторане, напилась мартини с апельсиновым соком и танцевала с хозяином латиноамериканские танцы…

И вот, после такого веселья, исчезла на два дня, а в понедельник встретила Рудницкого, караулившего ее у дома, снежной вьюгой.

— Ты на работу?

— Да.

— Я подвезу.

— Нет! А моя «тойота»? Она что — останется на стоянке?

— Садись в машину, я кому сказал!

Тон Руслана был грозным, лицо — хмурым. Лиза поняла: сейчас лучше не спорить.

— Я все выходные посвятила твоему офису, — примирительно сказала она, занимая сиденье в джипе. — Ты не должен на меня злиться!

Не зная, как сократить вечность в преддверии следующего эпизода с участием Валдаева, Лиза рьяно взялась за работу. Она терзала компьютер, рисовала, чертила, клеила, кромсала ножницами куски обоев и ткани, шила, мастерила. Создала настоящий картонный шедеврик — офис Рудницкого в миниатюре, площадью двадцать квадратных сантиметров. Она проявляла чудеса работоспособности.

— Да к черту офис! — воскликнул Руслан.

— Вот она — благодарность!

— К черту офис, если он мешает мне быть с тобой!

— Ты думаешь? — пожала плечом Лиза.

— Значит, у тебя все-таки кто-то есть? — повторил вопрос Руслан.

— Я думала, ты подробно обсудил тему с моей мамой, — усмехнулась Лиза. — Разве нет?

— Я наводил справки. Она сказала — ты свободна.

— Это правда, — кивнула Лиза, подавив вздох. — Я совершенно свободна.

— Тогда все гораздо хуже, — помрачнел Рудницкий. — Иначе твоя холодность объяснялась бы наличием соперника. А так…

Удивительно, как ему удавалось вести автомобиль в столь расстроенных чувствах! Он страдал, он явно испытывал нестерпимые нравственные мучения, бедный, незаслуженно отвергнутый поклонник. Нельзя было оставаться безучастной при виде подобных страданий. Лиза прониклась жалостью, добрая девочка.

— Просто ты совсем не дал мне времени, — мягко заметила она. — Куда ты так торопишься?

— Вот. Это тебе.

Руслан протянул Лизе красную бархатную коробочку в форме сердечка. Внутри оказалось золотое кольцо, украшенное бриллиантами. Размеры драгоценных камней свидетельствовали как о силе чувства бизнесмена, так и о его безграничных финансовых возможностях.

У Лизы заколотилось сердце. Она, точно зная, что не примет кольца, не удержалась и надела его на палец. Бриллианты сверкали, пылали в солнечном свете, ослепляли. Милая дизайнерша, падкая на все красивое, едва не застонала: ей уже не хотелось расставаться с бесценным подарком.

— Нет, я не возьму! — Лиза решительно содрала с пальца кольцо. Алчность, жадность и меркантильность, словно голодные псы, жарко дышали внутри нее, разинув пасти и свесив мокрые языки, и просили: «Возьми, возьми, возьми!» Лиза мысленно показала им фигу.

— Значит, мое предложение снова отвергнуто. И ты не выйдешь за меня замуж?

— Руслан!

— Нет?

— Я должна подумать!

Рудницкий посмотрел на часы. Автомобиль остановился напротив «Артиссимо».

— У меня еще есть пятнадцать минут. Думай!

— Ты потрясающе настырен!

— Мои деловые партнеры того же мнения.

— И ты всегда добиваешься своего?

— Обычно я получаю то, что хочу. Только не задирай свой чудесный носик и не говори, что в случае с тобой я обречен на неудачу. Не возвращай мне кольцо сейчас. Поноси его пока. А потом, если все же решишь дать мне отставку, вернешь.

— Какой ты хитрый!

— Или не вернешь.

Лиза не удержалась, вновь заглянула в коробочку и вздохнула.

— Нет, нет, нет! Ты зайдешь? Я должна показать тебе эскизы.

— После, — хмуро отрезал Руслан. Он открыл бардачок и швырнул туда бархатное сердечко, словно это была какая-то ерунда, — авторучка, заезженная кассета. — Сейчас у меня встреча.

— Ну, пока? — нерешительно спросила Лиза. Она чувствовала себя виноватой.

— Пока, — холодно бросил Руслан. — Маленькая вредная тварь, — прошипел он, когда Лиза скрылась за дверью дизайн-студии.

Зло пришпоренный педалью газа джип резко рванул с места.

Взлелеяв обиду, пронянчившись с ней целую неделю, насладившись болью незаслуженно нанесенной раны, Здоровякин наконец-то решил вернуться домой. Он надеялся, что Маша сделала правильные выводы.

Точнее, он ни на что не надеялся, просто жутко соскучился по детям и жене. По совету доброго друга Валдаева Илья предварительно вооружился великолепным букетом хризантем, а детям купил итальянские гоночные машины.

Если бы родная квартира встретила его грудами поломанной мебели, если бы стены в ней были снесены тропическим тайфуном, если бы у подъезда на него набросилась, как ирокез, взвинченная соседка с негодующим воплем: «Да когда же вы утихомирите своих детей?!!» — это было бы нормально, привычно.

Но то, что увидел Илья, открыв входную дверь, не умещалось в голове.

За дверью царили тишина и идеальный порядок. Из детской доносились лепетание Эдика и незнакомый мужской голос. Из кухни тянуло умопомрачительным запахом жареного мяса. В комнате с компьютерной техникой раздавалось тихое постукивание клавиатуры, вздохи лазерного принтера, нежно урчал модем и что-то бормотала Мария.

Изумленный Илья заглянул в детскую. Эдик и какой-то чужой парень были столь увлечены чтением вслух толстой книги, что даже не обернулись. Здоровякин в зеркале с огромным трудом разобрал название фолианта. Оно повергаю в трепет мрачноватой загадочностью: «Бихевиоризм и бихевиористы». Слова были Здоровякину не знакомы. «Про ваххабитов», — решил он. Стерильная чистота в комнате наводила на мысль, что в природе нарушился обычный порядок вещей. И весь мир сошел с ума.

— Мария! — строго окликнул Здоровякин супругу.

Та резво подскочила с кресла и бросилась было на шею к блудному, но вернувшемуся мужу, однако в последнее мгновение остановила себя и только смущенно улыбнулась Илье.

— Привет! Ты вернулся? Я рада.

— Привет, — менее радостно ответил Илья. Он неловко протянул жене хризантемы, а коробки с машинками поставил на стол.

— Мне? О! Красиво! Спасибо!

— Что за тип с Эдуардом?

— Нянь, — весело хихикнула Маша. — Гувернантк. Бонн. Бесподобный!

Награждать восторженными эпитетами постороннего мужчину (пусть всего лишь гувернера) позволительно в обществе подруги, но никак не в присутствии собственного мужа. Мария должна была бы это знать.

Тень недовольства легла на лицо Ильи. Суровость во взгляде его чрезвычайно красила, но вряд ли такое настроение благоприятствовало воссоединению семьи.

— И что они там читают? Беверихоризм какой-то. Это что — про исламский терроризм?

— Нет, Илюша! Что-то по психологии. Митя — студент. А близнецы — в садике. И есть обед, если хочешь. Я наняла домработницу. Спасибо, что передал мне денег. И еще я взяла аванс в «Петровском». И, наконец-то, организовала наш быт. Митя сейчас пойдет с Эдиком гулять.

— Митя — это он? — мрачно кивнул в сторону стены Здоровякин.

— Да.

Непривычно веселая Маша все же дала волю эмоциям и повисла на шее Ильи. Чтобы одолеть труднодоступную вершину, ей пришлось сначала вспрыгнуть на кресло. Она несколько раз поцеловала мужа в щеку, в губы. Безумно давно Здоровякин не видел жену столь воодушевленной и радостной. А когда она в последний раз проявляла желание поцеловать его он и вовсе забыл.

Тут бы Илье и воспользоваться моментом, ответить на поцелуи, забыть прошлое и отправиться в новую жизнь, полную взаимной любви и счастья, но… присутствие в квартире незнакомого кента не давало ему покоя.

— И давно он тут? — отлепляя от себя Машу, строго осведомился Здоровякин тоном следователя, который говорит: «Хорошо, a теперь расскажите, где вы спрятали труп».

— Все время, пока тебя нет, — ответила Мария. — Тебя ведь не было целую неделю! Кстати, совесть-то не грызет острыми зубками? Или у нее вставная челюсть?

— У кого вставная челюсть? — не понял Здоровякин. — Здесь у вас, я смотрю, грандиозные перемены.

— Да!!! Господи, сколько бы мы сэкономили себе нервов, если бы эти прекрасные, милые люди — Митя и домработница встретились нам раньше. Она готовит и убирает! Он ходит с детьми на прогулку. Я сижу у компьютера! Ты представляешь? Это какая-то несбыточная мечта, фантастика! — Маша восторженно хохотнула. У нее был вид счастливой женщины.

Ну, а Здоровякин имел вид грозовой тучи. Внутри него потрескивали электрические разряды, он готов был взорваться и пролиться дождем праведного гнева.

— Что еще он делает? — нехорошим голосом спросил он.

Мария не услышала подвоха.

— Илюшка, я так отдохнула! Меня никто не дергал! Я полностью погрузилась в работу! Я занимаюсь программой для торгового дома по восемнадцать-двадцать часов в сутки! Это здорово! Это классно! Я вот-вот закончу! Слушай, оказывается, я ужасно по тебе соскучилась!

Но Здоровякин уклонился от новой порции поцелуев.

— Значит, достаточно было изолировать тебя от детей, чтобы сделать счастливой?

— Конечно! — страстно согласилась Маша. — И снять заботы о домашнем хозяйстве. Любая женщина. На которой висит это бремя, будет счастлива освободиться хотя бы на неделю. Но Илья! Ты бессовестный! Почему ты устраиваешь мне допрос?! Это я должна тебя допрашивать!

— Интересно! Я застаю дома незнакомого мужика! Что мне думать?

— Что?

— Вот именно — что?

— Илья, с ума-то не сходи, — обиделась Маша. — Он нянька. Возится с детьми.

— Угу. А с тобой он тоже возится?

Если Здоровякин ставил целью окончательно женой, то он выбрал верную тактику. Улыбка сползла с лица Маши, она нахохлилась.

— Спятил, — тихо констатировала она.

— Ты с ним спишь? — в белой ярости медленно произнес Здоровякин. Он сжал Машу за плечи и почти оторвал ее от пола. И еще основательно встряхнул! — Признавайся!

— Мне больно! — пискнула Маша.

— Спишь! — понял Илья.

— Идиот!

— Отомстила мне, да?

— Ой, лучше бы ты не возвращался! Так без тебя было хорошо? — выпалила Маша. Это не было правдой, но ей сейчас хотелось как можно сильнее обидеть Илью. Он ведь обидел ее гадким подозрением в супружеской измене.

— И не вернусь! — рявкнул Илья.

Кажется, подобное здесь уже происходило. Дверь содрогнулась, врезаясь в косяк, быстрые шаги на лестнице стихли.

Маша упала на диван и зарыдала.

Глава 18

— Знаете, девочки, — задумчиво сказал Родион, — тот тип, что приходил сюда с тобой, Лайма, а потом повез в боулинг Лизу…

— Что? — подняла голову Лиза. — Что?!

— Он странный какой-то. Он уже битых пятнадцать минут делает мне знаки сквозь стеклянную дверь. Неужели и меня хочет куда-то свозить?

— Почему же ты молчал целых пятнадцать минут! — закричала Лиза.

Она вскочила с места, уронила на пол рулон ватмана, фломастеры и стопку журналов «Интерьер» и бросилась к выходу. По дороге зацепила Лайму, недовольно взвизгнувшую, едва не уронив коллегу вместе с креслом.

— Полегче! — возмутилась подруга. — Вот ненормальная!

Родион понимающе вздохнул.

— Саша! — заорала Лиза, вырываясь из дверей «Артиссимо» стремительным вихрем. Она забыла о намерении хранить холодную неприступность. Неделя одиночества сделала ее мягкой и податливой, на все готовой. — Валдаев!

Валдаев стоял на тротуаре, ярко освещенный солнцем. Он широко улыбался Лизе, но прижать ее к себе не мог, так как держал под уздцы двух роскошных вороных жеребцов.

— Что это? — изумилась Лиза.

— Это мы. Я и кони. Не знал, как тебя вызвать из конторы. Три часа уже тут исполняю макарену, чтобы привлечь к себе внимание. А вы все уткнулись в компьютеры.

— Саша! Ты… Я…

— Ты удивлена? — засмеялся Валдаев. — Я этого и добивался. Не знал, как просить у тебя прощения за то, что надолго исчез. И решил, что лучший способ — удивить. Залазь, я подсажу.

— Куда?!

— На коня.

Вороные шевелили ушами и ноздрями, переступали копытами и тянулись к Лизиным волосам.

— Зачем?!

— Поедем прокатимся. Да не кричи ты, они испугаются. И от страха уделают вашу клумбу.

Через секунду Лиза уже оказалась высоко-высоко, в седле, и смотрела в счастливое, ликующее лицо Валдаева сверху.

— А если б я сегодня надела не брюки, а мини-юбку? Что тогда?

— О! — мечтательно закатил глаза Валдаев, представляя, что было бы тогда. — Думаю, отсутствие брюк тебя бы не остановило. Мне кажется, ты смелая девчонка.

Сам сыщик взлетел на вороного, почти не касаясь стремени. Они медленно отправились вдоль улицы. Кони звонко цокали подковами по белой тротуарной плитке, встречные прохожие смотрели на всадников с улыбкой. Лиза ощущала под собой сильную, надежную спину коня; его шея, круп, гладкие и бархатистые, лоснились на солнце угольным блеском. Одной рукой Лиза крепко вцепилась в луку седла, другой — теребила жеребца за гриву. Рядом ехал возлюбленный, несравненный детектив. Он ловко держался в седле. Лиза была счастлива.

Удивительно удачный день — конная прогулка, радость встречи с Лизой, ее милое щебетание и понимание Валдаевым: он, однозначно, обзавелся очередной пассией и вскоре скажет твердое «нет!» вынужденному телесному самоограничению последних недель — этот восхитительный летний день закончился огромным разочарованием.

Круглопузая Пульсатилла встретила хозяина почти в слезах. На ее симпатичной породистой морде было написано отчаяние и возмущение жестокостью судьбы.

В комнате на диване громоздилась туша Здоровякина. Рядом на полу стояли две пустые коньячные бутылки: одна попроще — из-под дербентского «Кавказа», другая… Глаза Валдаева вспыхнули гневом, затем страстное негодование постепенно сменилось горечью непоправимой утраты.

Вторая бутылка совсем недавно вмещала в себя коньяк «Otard/XO» и приберегалась Александром для особо значительного случая. Конечно, теперь парни прилично зарабатывали и доходы позволяли Валдаеву купить еще несколько подобных бутылок. Но менталитет сыщика пока не изменился: он ни за что не высосал бы дорогой выдержанный коньяк так запросто и безапелляционно, как банальный портвейн.

— Что он здесь делает? — обиженно спросил Валдаев у Пульсатиллы. — Этот злобный безответственный хорек? Эта мерзкая парнокопытная ящерица? Этот отвратительный венесуэлльский утконос?

Пульсатилла вздохнула.

Сегодня в полдень Здоровякин, горячо подталкиваемый другом, торжественно отбыл в родные пенаты: искать примирения с женой. Валдаев и Пульсатилла надеялись, что их умиротворенное существование больше не нарушится. Но вид Ильи, и во сне сохранявшего на физиономии расстроенное, несчастное выражение, говорил о том, что примирения с Машей не получилось.

Истребитель коньяка протрезвел ближе к полуночи.

— Илюша! — ласково и вкрадчиво начал Валдаев. — Что стряслось?

— Машка завела любовника.

— Так.

Валдаев взял могучее запястье друга и пощупал пульс. Пульс был вполне нормальным. Валдаев оттянул Здоровякину веки и несколько секунд вдумчиво изучал его глаза. Глаза были в порядке, если не считать легкой красной сеточки, проступившей на белках. Ничего не давало Александру ответа на вопрос, почему его друг так скоропостижно тронулся умом. Вероятно, сказывались последствия интоксикации.

— Ты, очевидно, еще не протрезвел. У Маши любовник? Это нонсенс!

— Говорит, он — нянька. Прикрывается.

— Дурень ты старый, — вздохнул Саша. — И снова поругались? Обидел ее, наверное?

— Естественно.

И Здоровякин подробно рассказал о визите домой. Изображая, как нежно целовала его Мария, Илья едва не прослезился. Но при упоминании о гувернере его голос начинал дрожать от ярости.

— Ты кретин, — сделал вывод Александр. — Этот Митя — на самом деле нянька. Он играет с Эдиком. Кормит его. Выгуливает. А когда дома близнецы — выгуливает и их. Благодарил бы бога, что Марии удалось найти такого уникума.

Илья молчал. Наверное, поразмыслив, сам пришел к заключению, что был не прав. Или прав, но не совсем.

— Нет, — покачал он головой. — Как представлю… Целый день она там с этим… Митей. Один на один.

— Митя один на один с Эдиком. Ему есть, чем заняться. А Машка — один на один с компьютером. И, насколько я уяснил, по окраинам квартиры шастает домработница с кастрюлями. В общем, все очень пристойно.

— Да?

— Да! Поэтому быстренько собрал вещички и бегом обратно. Снова просить прощения.

— Нет, — твердо ответил Илья.

Пульсатилла и Валдаев посмотрели друг на друга с ужасом. Неужели?! Неужели им вновь придется наслаждаться обществом громадного, прожорливого Илюши? Здоровякин заметил их панические взгляды.

— Ну, Сашка! Ночь ведь! — напомнил он. — И потом! Маша меня теперь уж никогда не простит.

— Простит! — горячо заверил Валдаев.

— Не простит.

— Простит!

— Нет!

— Ты разрушаешь не только свою, но и мою личную жизнь, — отчаянно воскликнул Валдаев.

— Как это? — удивился Илья.

— Так это! Я давно уже пригласил бы в гости мою новую подругу. И она бы осталась ночевать! А тут ты окопался!

— Да пожалуйста! Приглашай. Разве я мешаю? Хочешь, я на кухне буду спать?

Валдаев посмотрел на Здоровякина с тихой яростью. А тот, видимо, искренне полагал, что никак не может помешать личной жизни друга. Илья вывалил из шкафа матрас и постельное белье и занялся оборудованием лежанки.

— У нас с тобой завтра суматошный день. Вернее, уже сегодня, — напомнил он расстроенному Александру. — В прокуратуру надо, в ГИБДД… М-да… Поэтому предлагаю завалиться в кроватки. Ну, что ты пялишься на меня, как влюбленный? Давай, укладывайся.

Глава 19

Август близился к завершению, шла его последняя неделя. Конец лета ознаменовался холодными ночами, Утро встречало ледяной свежестью, днем было чудесно, и впереди еще поджидала длинная, восхитительная осень — золотисто-солнечная, теплая.

Лиза трудилась как маленькая неутомимая пчелка-стахановка. А что ей оставалось? Несносный Валдаев, покатав девушку на вороном рысаке, вновь исчез.

На фирму "Поможем" якобы обрушилась лавина клиентов, Александр едва находил время почистить зубы, не то что устраивать сердечные дела. Именно так он объяснил Лизе свое загадочное поведение. «Г'аботать, г'аботать, г'аботать!" — с ленинским лукавым прищуром сказал он. И Лизе пришлось брать пример с Валдаева, иначе она умерла бы от тоски.

Совместно с Лаймой они доделывали конкурсный проект для банка "Антей». Руслан Рудницкий временно, как заказчик, самоустранился. У него возникли проблемы с банковским счетом, и он пока не мог перечислить деньги "Артиссимо".

Лиза, в свою очередь, не могла развернуть широкомасштабные строительные работы в офисе — ей не на что было купить материалы, нанять строителей.

Зато роль выгодного жениха Рудницкий исполнял талантливо и изобретательно. Сам он не показывался и не звонил, но каждое утро Лиза получала с посыльным цветы, музыкальную открытку по электронной почте, корзинку с пирожными из ресторана, смешной сувенир из магазина, билеты в театр или на концерт. Его щедрость не знала границ. Однажды Лиза едва не попала в ДТП на подступах к родной фирме, так как ее взгляд уперся в огромный рекламный щит с изображением до боли знакомого лица. Это была увеличенная до гигантских размеров фотография Елизаветы. Внизу красовалась лаконичная надпись: "Я люблю Лизу!". Плакат провисел один день, но еще целую неделю нагрузка на рабочий и домашний Лизины телефоны резко увеличилась — звонили подруги и приятели, интересовались личностью воздыхателя. Оказалось, половина города проезжала в тот день мимо и видела монументальное признание в любви.

У Лизы разрывалось сердце от жалости и ненависти. «Амбивалентные чувства», — говорила она себе. Благодаря Маше новое слово прочно обосновалось в Лизином лексиконе.

Ей было жаль неудачливого поклонника, жаль его тщетных усилий. Но время от времени возникало неодолимое желание прикончить Рудницкого, чтобы избавиться от его назойливой любви. Лиза никогда не держала штат «запасных игроков», никогда не коллекционировала ухажеров по принципу «в хозяйстве все пригодится». Сейчас ей нужен был один лишь Валдаев, и поэтому она старалась быть предельно честной с Русланом. Лиза только раздраженно хмыкала, принимая очередной подарок, присланный в «Артиссимо» с курьером. А Лайма тихо догрызала рабочий стол в бессильной ярости — ей никто ничего не присылал.

Плохо то, что и про Алину Владимировну бизнесмен не забывал и планомерно одаривал мамашу нежданными презентами. Изысканные орхидеи, бутылка дорогого шампанского в подарочной коробке… После каждого знака внимания со стороны Рудницкого мамуля шла на дочь танковой армадой, врубала тяжелую артиллерию, выпускала с десяток радиоуправляемых ракет. Она безумно хотела стать тещей Руслана.

В общем, несмотря на море поклонников, россыпи подарков и цветущий возраст, настроение у Лизы, когда она появилась в офисе Виолетты Крикуновой, было не очень. Она грустила по Валдаеву, нервничала из-за маминых нападок, испытывала чувство вины перед Рудницким и злилась на него…

И у Виолетты Марковны явно был не лучший день. Она гневно орала в трубки двух телефонов, употребляя весьма сочные словесные обороты. Напротив нее, скромно балансируя на краешке стула, сидел сотрудник, и он имел бледный вид. Девушка-менеджер прижимала к объемной груди ворох бумаг. Ее лицо покрылось красными пятнами.

— Вон! Проваливайте! — гаркнула Виолетта, едва в кабинете нарисовалась Лиза. Та замерла от ужаса на месте. Да, пару раз она видела мадам Крикунову сердитой. Но не до такой же степени!

Подчиненные, издав шуршание испуганных мышей, быстренько смылись. Кажется, они мысленно поблагодарили Елизавету за то, что ее появление позволило им улизнуть из кабинета разъяренной начальницы.

— Ах, Лиза! Никто не хочет работать! Уроды!

Бизнес-леди швырнула телефонные трубки на стол. Один из мобильников — в золотистом панцире — проехал по гладкой поверхности и свалился прямо на колени Лизы. Лиза осторожно положила его на место. Виолетта не обратила внимания на ее манипуляции. Она смотрела в окно, что-то обдумывала и раздраженно тарабанила пальцами. Все мимические морщины, на устранение которых были потрачены сотни часов и косметологии, четко обозначились на лице Виолетты Марковны; все, с чем боролись с помощью масок, массажа, «инъекций красоты» и гликолевых пилингов, вернулось на место. Сейчас у холеной дамы было недовольное, хмурое лицо обыкновенной сорокадвухлетней тетки.

— Я принесла дополнительный счет. Я вам говорила, — напомнила Лиза.

— Я помню. Давай. Садись.

— Я уже сижу.

— Да? А… Слушай, Лиза, ну почему все такие скоты? Партнеры, персонал…

— Это временно. У вас трудный день. Но все пройдет, — с мудростью аксакала изрекла Лиза.

— Не верится. Это никогда не кончится.

— Да все будет отлично, Виолетта Марковна. Куда вы денетесь от своей везучести?

— Ты считаешь?

— Конечно.

— Лиза, Лиза! Мне тебя не хватает.

— Спасибо. А вы живете в квартире? В той, что мы ремонтировали? — ревниво поинтересовалась декораторша.

— Да где ж! Времени нет. Ночую в офисе. Аврал. Цейтнот. Все взбесились.

Лиза насупилась. Ей хотелось, чтобы Виолетта день и ночь проводила в отреставрированном бунгало, расслаблялась на выписанных для нее из Италии оттоманках, любовалась гобеленами и картинами, подобранными с таким непревзойденным вкусом, упивалась мягкостью ковров…

— Но у меня для тебя блестящая новость! — порадовала предпринимательница. Знаешь, какая?

— Нет!

Лизино сердце замерло.

— Займись-ка ты, Елизавета, квартирой на Карла Маркса. Видела там агентство недвижимости «Корвет»?

— Видела, упавшим голосом ответила Лиза. — Проезжала мимо.

— Ну вот. А рядом — элитная шестиэтажка.

— Угу, — совсем невесело буркнула прекрасная оформительница. Очевидно, идея вновь соединиться с Виолеттой в блаженном экстазе творчества потрясла ее до глубины души. — Знаю я эту шестиэтажку.

— Там у меня супруг обитает. Я его переселю, и мы с тобой с новыми силами…

— Нет! — не удержалась Лиза. — Нет!

Опять впрягаться в длительные отношения с Виолеттой! Вовсю насладиться ее непостоянством и капризностью! О, нет, ни за что на свете! Работать с мадам Крикуновой — сущее наказание!

— Не понимаю, — холодно повела бровью Виолетта Марковна. — Ты чем-то недовольна?

Она не сомневалась, что Лиза возопит от восторга, услышав предложение клиентки.

— Да, недовольна! — честно призналась Лиза. — Я вас не понимаю!

— Я вроде говорю по-русски.

— А я вас не понимаю! Вам деньги девать некуда?!

— Что?! — изумилась Виолетта. Мало кто осмеливался разговаривать с ней столь непочтительно и резко.

— Зачем вам все это?! В квартире на Карла Маркса, наверняка, все новенькое?! Да, нет?

— Вообще-то…

— Я угадала? Хорошо. Отлично. Давайте опять отдирать от стен новую плитку и снимать почти новый паркет. Ну, как же так, Виолетта Марковна! Ведь это пустая трата денег, времени, чужих сил!

— Это мои деньги! И я трачу их как мне вздумается! И твои усилия, кстати, тоже щедро вознаграждаются.

— Лучше бы взяли на содержание детский дом!

— Что?! — задохнулась бизнес-леди. — Зачем мне детский дом?! Да на хрена он мне?!

— Есть такие понятия — благотворительность, спонсорство, поддержка, забота о тех, кто обделен судьбой.

Виолетта смотрела на юную нахалку потрясенно, почти с ужасом.

— Что ты несешь, Елизавета! Какая, к черту, благотворительность?

— Самая обыкновенная.

— Мне от нее не будет ни холодно, ни жарко.

— В квартире, где мы так долго мучились, строители демонтировали в ванной почти новую душевую кабину за восемьдесят пять тысяч рублей и поставили другую — за сто пятнадцать. Выворотили гранитных плит на три тысячи долларов. Сняли дубовых плинтусов не помню уж на какую сумму.

— Это нормально. Это обычное течение жизни. Моей, по крайней мере. Я избавляюсь от старых вещей, заменяю их новыми. Тебе незачем так бурно реагировать.

— А дети из детского дома ни разу в жизни не пробовали апельсинов.

— Глупость какая, Лиза! Апельсины стоят копейки.

— Однако же!

— Откуда ты знаешь? Ты что, бывала в детском доме?

— Я вчера видела передачу по телевизору. Случайно напоролась, когда прыгала по каналам. Детский дом № 17. Содержание одного ребенка — тридцать рублей в день. Это завтрак, и обед, и ужин, и одежда, и книги и игрушки, и работа воспитателя. За все — тридцать рублей! Видели бы вы этих детей! Это не дети, а какие-то затравленные зверьки!

В глазах Виолетты сквозило задумчивое непонимание пополам с пренебрежением.

— Ну, а мне-то какое дело? — спросила она после долгой паузы.

— Совсем не трогает?

— Я не сентиментальна.

— Ясно. Знаете, Виолетта Марковна… Вы достойны восхищения. Вы энергичны, кипучи, вы талантливый коммерсант, вы умеете управлять людьми, умеете ловко устраивать дела. Было бы естественно, если человек, столь щедро одаренный природой, испытывал потребность делиться плодами своей успешности с другими людьми. У вас этой потребности нет. Вы думаете: только о себе. Вы меня сильно разочаровали. И еще одну квартиру я вам ремонтировать не буду. Но крайней мере, до тех пор, пока не пойму, что там все действительно o осыпается и настоятельно требует капремонта. До свидания!..

Взволнованная Лиза выскочила в приемную и попала в объятия к не менее взволнованному секретарю.

— Вы что там орали? — испуганно спросил он. — Вы ее довели? Она сегодня и так бешеная!

Несимметричный румянец на щеках парня (правая была бледна, а на левой угадывался малиновый след пятерни) говорил о том, что и секретарю сегодня досталось.

— Ближайшие полчаса не советую к ней заходить! — посоветовала несчастному Елизавета.

Промчавшись пулей через офис фирмы, Лиза вырвалась на солнечную улицу и вздохнула. Вот, поссорилась с Виолеттой. Пытались зачем-то сделать ее спонсором детдома. Чего вдруг?

Появление Зуфара Алимыча всегда сопровождалось шумовыми эффектами и напряженной работой мысли Здоровякина. И сегодня подполковник не изменил себе.

— Привет, турбийоны! Еще шевелитесь?

— Здравствуйте, дорогой Зуфаралимыч! — радостно откликнулся Валдаев, поднимаясь с места и протягивая подполковнику руку для пожатия.

— Добрый день! — крикнул Здоровякин в полете: он летел к шкафу с книгами, чтобы схватить толковый словарь и начать поиск незнакомого слова.

Валдаев грудью остановил плавный полет друга, вернул Илью на место и посмотрел на него, как обладатель больного зуба смотрит на бормашину.

Здоровякин теперь уже окончательно обосновался в квартире Валдаева. Он не предпринимал попыток вернуться домой. Вероятно, друзья были обречены жить вместе, как парочка славных геев. Илья храпел по ночам, Илья методично усаживался на все полезные и необходимые в хозяйстве предметы (включая Пульсатиллу, что пару раз едва не вызвало преждевременные роды), Илья искренне считал, что друг пополняет запасы полуфабрикатов в холодильнике исключительно ради заботы о нем, дорогом госте, и планомерно уничтожал все съестное.

Вот поэтому-то Валдаев и смотрел на Здоровякина без обычной нежности. Илюша его достал.

— Какими судьбами, Зуфаралимыч?

Алимов игриво пошевелил усами, его серо-зеленый загадочный взгляд обещал сюрприз. И верно — из-за его спины появилась дама.

Мадам явно имела нерусское происхождение и достигла прекрасного возраста, когда уже в принципе уместно бальзамирование. Но, боже, как она выглядела!

Дама была облачена в элегантный брючный костюм. Очень ловко для своего возраста леди балансировала на шпильках. Прозрачные светло-фиолетовые очки закрывали глаза. На экипировку дамы, учитывая драгоценности, было затрачено не меньше средств, чем Здоровякин и Валдаев отдали за любимый джип, а вполне возможно, что и больше. Один перстень с роскошным изумрудом стоил, наверное, целое состояние.

Умелый в обращении с женщинами, Саша сайгаком подскочил к посетительнице и галантно усадил в кресло.

— Ваша клиентка, — тоном доброго Деда Мороза представил подполковник.

Алимов, очевидно, вспомнил жалобы парней на отсутствие клиентуры и решил помочь экс-подчиненным. Александр встал на ногу Илье, изящно намекая другу прикусить язык. Здоровякин собрался было рассказывать Зуфару Алимовичу, как удачно идут у них дела последние две недели.

— Искренне благодарны, Зуфаралимыч! Клиентам мы всегда рады! — взволнованно признался Саша. — Что случилось? Какие проблемы?

— Знакомьтесь — Анн-Мари Деманже. Она француженка. Приехала к нам прямо из Парижа. У нее исчез внук.

— Лихо! — изумился Здоровякин. — Во всех других местах на планете, значит, уже поискали? Остался наш город? Но мы не знаем французского! Как мы будем с ней разговаривать? И потом…

— Найдем! — страстно заверил Валдаев. — Внука найдем!

Он незаметно отвел руку Ильи за спину и там вывернул другу кисть. «Молчи!» — неслышно прошипел он.

Я не сомневаюсь, что вы справитесь. Вы талантливые ребята. Тем более Анн-Мари обещает солидный гонорар.

— Мадам Деманже! Мы в вашем распоряжении! Как мушкетеры! — воскликнул Валдаев. — Так, как же сказать это по-французски… Щас…

— Сделаем все возможное, — промычал Здоровякин, предварительно получив от товарища локтем под ребра. — Хотя не знаю, как мы…

— Зуфар Алимович, вы введете нас в курс дела? — громко, заглушая лепет друга, осведомился Валдаев.

— Сами, сами, — поднял руки подполковник. — Я отчаливаю. Кстати, вы обдумали мое предложение? Не созрели, чтобы вернуться? Я жду. Удовлетворите мадам Деманже и айда назад, в управление.

С этими словами бывший начальник покинул офис «Поможем!».

Едва за ним закрылась дверь, Здоровякин ринулся за толковым словарем.

— Турбийон, турбийон, — твердил он, лихорадочно листая страницы. — Чем же теперь он нас обозвал?

Валдаев тем временем принес запотевший бокал минералки для мадам Деманже. Та ответила улыбкой и легким кивком головы. Валдаев пристроился напротив нее, в другом кресле, сбоку от рабочего стола.

— Силь ву пле, мадам. Парле ву франсэ? Парле ву руссэ? — призвал он на помощь знание французского. — Э… Май нэйм из Александр… Блин, это уже не по-французски. Здоровякин, да что ты там возишься?!

Вид у коллеги был потрясенный. Он поднял от книги непонимающие глаза.

— Саша, — в ужасе прошептал он, — здесь нет этого слова!

— Ну и что?

— Так… Это… Что за гадость такая? А ты не знаешь, что такое «турбийон»?

Как ни странно, но эрудит Валдаев не знал. Он тоже слышал это слово впервые.

— Посмотри в Интернете, — посоветовал он. И вновь обернулся к клиентке. — Итак, мадам Деманже… Э-э… Парле ву… Как это?.. Шерше ля фам?.. Нет… Ну…

— Ты заплатил за инет в прошлом месяце? — перебил Здоровякин, нарушив плавное течение великолепной французской речи. — Не заплатил?

— Ты ведь сказал, что заплатишь. И карты купишь. И для соток. И за квартиру тоже собирался.

— Я?! Не помню!

— Ты! Ты! Никакой от тебя пользы, Илья, вред один! Мадам, кескесэ ву… вуле ву… Э…

— Ну, спасибо. Короче, Интернет нам вырубили. Вот, е-мое!

— Да не мешай ты! — огрызнулся Саша. Увидев, что мадам Деманже достала сигарету, он, услужливый и предупредительный, бросился грудью на стол в поисках зажигалки и пепельницы.

Анн-Мари затянулась крепкой «Галуаз». Она наблюдала за друзьями с неподдельным энтомологическим интересом — словно мальчуганы были бойкими кузнечиками или парочкой пушистых гусениц.

— Нет, но мы должны узнать, что такое «турбийон»! — не унимался Здоровякин.

Валдаев кое-что для себя уяснил. Первое: Здоровякин не отвяжется, пока не выяснит, чем же обматерил его начальник. Второе: его собственные познания в области французского несколько ограничены. Их явно недостаточно, чтобы успешно начать и закончить дело об исчезновении внука Анн-Мари Деманже.

— Постой, — вздохнул Александр и достал из кармана мобильник. — Я позвоню Ольге.

— Она знает?

— Она же аспирантка филологического.

— Кто, Оля?! Та твоя брюнетка с ногтями как у Фрэдди Крюгера?

— Нет, другая, рыженькая. Не помнишь?

— А…

Рыженькой аспирантки не оказалось на месте. Ани-Мари молча курила и продолжала пристально рассматривать странных сыщиков. Энтомолог в ней уступил место специалисту по клинической психиатрии.

Валдаев на секунду задумался.

— Ага! Попробуем Антонину! Она в прошлом году ездила на «Поле Чудес» и выиграла телевизор. Должна знать, раз такая умная.

— Антонина… Блондинка метр восемьдесят с сись… Ой! — Здоровякин смущенно оглянулся на клиентку. — С шикарной грудью?

— Ну и память у тебя! Ты все перепутал!

— Да как же запомнить всех девиц твоего гарема?

— Блондинка — Татьяна. Антонина шатенка. И не с грудью, а с глазищами. Нет, грудь-то тоже есть. Но глаза больше.

Антонины не было дома. Не мудрено — рабочий день в разгаре!

— Черт! Попробую Вику…

Анн-Мари прикончила сигарету и бросила ее в пепельницу. При этом ее рука совершенно случайно задела маленький бронзовый бюст Дзержинского весом не менее чем в полтонны. Его держали в офисе не из ностальгических воспоминаний о большевистской истории Отечества, а просто потому, что железным Феликсом было чрезвычайно удобно производить мелкий ремонт — забивать, например, гвозди.

Бюстик слетел со стола прямо на ногу Валдаева.

— ….!..! — заорал сыщик чужим голосом. — А-а-а-а!!!..!

— Что?! Где?! Сашка?! Ты что?! — завопил Здоровякин.

— Ах, простите! Как я виновата! О, мой бедный мальчик! — воскликнула Анн-Мари на отличном русском языке, практически без акцента.

— Мадам, вы прекрасно говорите по-русски! — изумился Илья.

Валдаеву некогда было удивляться. Он страдал. Гримасы на Сашином лице менялись одна за другой, и каждая свидетельствовала о жутких мучениях, испытываемых несчастным.

— Я вас покалечила! Бедный малыш! Давайте посмотрим!

— Раздевайся до трусов, — посоветовал Илья. — Мы тебе окажем первую помощь.

По Валдаев, справившись с болью, отказался раздеваться не только до трусов, но даже и снять туфлю.

— Все нормально, нормально, — слабым голосом заверил он, оглядываясь на Анн-Мари и Здоровякина. Те утешительно поглаживали его по спине, плечам и голове. Да ерунда! Простите, мадам, я нецензурно выражался! Не сдержал эмоции!

— Плевать! — заверила Анн-Мари. — Я и сама, бывает…

— Где вы так хорошо выучили язык?

— В моей семье. Бабушка почти всю жизнь провела в России. И сохранила восторженные воспоминания о вашей стране и любовь к ней. Кстати, турбийон — это механизм в часах, который нивелирует погрешности, создаваемые гравитационным эффектом.

Анн-Мари протянула руку и постучала пальцем по циферблату часиков, украшенных бриллиантами и золотисто-желтыми топазами.

— Что, внутри? — спросил Здоровякин.

— В этих нет. Когда часы с турбийоном, то оставляют окошко. Чтобы наблюдать за работой этого механизма.

— Ясно.

— Спасибо, просветили.

— Теперь мы знаем, что такое турбийон.

— Сердечно за вас рада, — усмехнулась Анн-Мари.

— Но почему Зуфар назвал нас турбийонами? — напряженно задумался Илья. — Как ты думаешь, Сань?

Александр открыл рот, но ничего не успел ответить.

— Если вы не против, я бы рассказала вам о внуке, — быстро вставила мадам Деманже.

Нет, совершенно никакими средствами, даже Дзержинским, нельзя было заставить этих разгильдяев работать!

Глава 20

Буквально через десять минут элегантная француженка, громила Здоровякин и одноногий Джо (под таким псевдонимом выступал теперь Валдаев) ехали в «лендровере» в сторону аэропорта, где надеялись застать Веру Брунгардт — стюардессу компании «Трансвэйз». Вера когда-то давно была осчастливлена любвеобильным Валдаевым и пару месяцев исполняла роль его близкой подруги. Теперь Саша надеялся возложить на девушку роль путеводной звезды в розыске исчезнувшего Поля Деманже.

Анн-Мари, продемонстрировав блистательное знание языка, рассказала детективам, что неделю назад Поль звонил ей в Париж и обещал приехать. Но неделя пролетела, а Поль не появился. Его сотовый не отвечал, телефоны в московском представительстве «ДеГрос» тоже. И бабуля, привыкшая к вниманию со стороны единственного внука и его постоянным звонкам-отчетам, тут же обновила визу и ринулась на поиски ребенка.

Ребенок, как уяснили себе Валдаев и Здоровякин, был совершенно уникален. Умница, красавец, душа компании, талантливый юрист, любимец женщин. Правда, le garcon был подвержен разнообразным страстям и пикантным слабостям, что и заставило мудрую Анн-Мари взволноваться после недели телефонного молчания. Пару лет назад у Полюшки (да, мадам так и сказала: «у Полюшки») были проблемы с наркотиками. Конечно, сейчас данной проблемы уже не существует, Поль клялся, что порвал с пагубным пристрастием. Но разве можно стопроцентно доверять шалопаю, мозги которого настроены только на одну волну — получение от жизни всех мыслимых и немыслимых удовольствий.

Прилетев в Москву, мадам Деманже выяснила, что представительство «ДеГрос» закрылось, фирма ликвидирована. А Поль неделю назад зарегистрировался на рейс № 268, выполняемый авиакомпанией «Трансвэйз», и улетел в провинцию, чтобы закончить какие-то дела…

— … Если Ольга, Антонина, Татьяна и Вика так же очаровательны, как эта девушка, то напрашивается следующий вывод… — тихо заметила Анн-Мари Здоровякину. Она держала Илью под локоть и казалась совсем маленькой и хрупкой на фоне необъятного шкафчика. Мадам Деманже и Илья наблюдали в аэропорту за трогательной встречей бывших любовников.

— Какой вывод? — рассеянно спросил Илья.

— Или все без исключения русские девушки неотразимы, или ваш друг обладает сокрушительным обаянием.

— Да, он иногда бывает милым.

— Иногда?

— К несчастью, гораздо реже, чем того требует состояние моей нервной системы.

— Посмотрите-ка, Ильюша, ваш друг избрал правильную линию поведения! Он обращается с девушкой так, словно все время, проведенное в разлуке с ней, он умирал от тоски, выл на луну, рвал на себе волосы. Хотя с волосами, согласитесь, у него полный порядок. Бьюсь об заклад — он сам ее бросил!

— М-м-м, — выдавил Здоровякин многозначительно. Он думал о своем. В голове у Ильюши был винегрет из самых разнообразных мыслей. Он еще не разобрался с турбийоном (почему Зуфар их так назвал?), он уже озаботился судьбой Поля Деманже, он страдал, что, пообещав Валдаеву оплатить счета, не сдержал слова, он не понимал, почему компаньон бросает женщин одну за другой, но все его любят. Вот и Вера светится счастьем и расстегнула столько пуговиц на форменной блузке, что месторасположение верхней застегнутой едва совпадает с границей благопристойности… А он, Здоровякин, с одной-единственной Машей не может управиться!

— Вы согласны?

— С чем?

— С моим мнением?

— А… Да. Конечно. А где он должен был рвать волосы — на груди или на ногах? На груди у него практически ничего не растет, — очень умно, главное — в тему, заметил Илья.

Анн-Мари посмотрела на собеседника с легким недоумением. Обаяшка Валдаев помахал им рукой, подзывая.

Кроме самозабвенно распахнутой на груди блузки, на Вере красовалась малиновая форма стюардессы. Сюртучок подчеркивал фигуру, юбка была коротка. На щеках воздухоплавательницы играли ямочки, улыбка не сходила с губ. В руке она держала фотографию Поля, переданную ей Валдаевым.

— О, конечно же, я запомнила вашего внука! — обратилась она к мадам Деманже. — Все его запомнили, трудно было не обратить на него внимания! Француз!

— Ну и что, что француз! — ревниво одернул стюардессу Валдаев.

— Нет, француз — это француз! — настояла Вера. — Такой… Прелесть! Душечка! Раскованный, жизнерадостный! Игривый, как котенок! — девушка со значением посмотрела на Александра. Она явно пыталась уколоть Валдаева, расточая комплименты Полю Деманже. — У вас прекрасный внук, мадам!

— Я знаю, — кивнула Анн-Мари.

— Вера, ты не видела, он сошел с трапа — а дальше?

— Я видела! Его встречали.

— Кто?

— Девица. — Вера поджала губы. Видно, девица понравилась ей куда меньше, чем Поль.

— Ты ее тоже запомнила?

— Обязательно. Во-первых, она встречала Поля. Поэтому-то я ее и заметила. Кто встречал других пассажиров, я, конечно, не помню. Во-вторых….

— Что?!

Здоровякина и Валдаева трясло от нетерпения. Им страстно хотелось узнать, что же за девушка встречала француза в аэропорту. Но Вера не торопилась.

— Да, девица мне запомнилась, — многозначительно обронила она.

— Чем же?!

— На плече у нее была цветная татуировка. Огромная, вниз до самого локтя! Дракон, орнамент, иероглифы.

— Наверное, смывающаяся, — предположил Илья.

— Нет, — отрезала Вера. — Я в этом разбираюсь. Самая что ни на есть настоящая татуировка. Моя младшая сестра себе сделала на пояснице розочку. Правда, крошечную.

— Кстати, ты так и не познакомила меня с младшей сестрой! — ударил себя по лбу Валдаев.

— Не отвлекайся, — напомнил Илья.

— Постойте, это еще не все. В пупке у девицы сверкал страз.

— Гениально!

— Между прочим, процедура весьма болезненна. Моя младшая сестра…

— Определенно, ты просто обязана познакомить меня с ней!

Анн-Мари улыбнулась, Вера посмотрела на любвеобильного сыщика с иронией и вздохнула.

— Что с твоей ногой, Саша?

— Да ерунда, — отмахнулся Валдаев. Он еле удержался, чтобы не бросить многозначительный, гневный взгляд в сторону Анн-Мари. Та сложила губки бантиком, скорбно покачала головой, признавая свою вину.

— Волосы у той девицы были шикарные, — вспомнила Вера, — рыжие, вьющиеся, длинные. Ну, и мордашка симпатичная. Больше сказать о ней мне нечего.

— А во что она была одета?

— Топик на завязках, едва-едва чтобы прикрыться. Белые брюки с талией на бедрах.

— Что? — удивился Илья. — Талия на бедрах? Не понимаю! Звучит как грудь на плечах, а глаза на ушах, а нос…

— Понесся! Угомонись. Талия на бедрах — любимый фасон Бритни Спирс. Весь живот голый. Смотрится классно! И очень сексуально, — объяснил Валдаев.

— Тебе правда нравится? — заинтересовалась Вера. Очевидно, уже прикидывала, как она сама будет смотреться в таких брючках и сразит ли в них Валдаева.

— А кто это — Бритни Спирс? — спросил Здоровякин. — И не смотрите на меня как на придурка, я, серьезно, не знаю.

Анн-Мари достала сигарету.

— Предположим, девушка с пупком — коренная жительница нашего города, — начал обсуждение полученной информации Саша.

— Или…

Они сидели в ресторане «Лагуна». Кормили себя и гостью поздним обедом или ранним ужином. Мадам предпочла бокал отечественного (то есть французского) вина и цыпленка. Парни активно наворачивали мясо. Размеры отбивных наводили на мысль, что на кухне ресторана свежевали по крайней мере мамонта…

Начало расследованию было положено. Они выяснили, что Поль Деманже благополучно добрался до города. Но куда он делся? Ребята два часа обзванивали коллег, сообщая приметы Поля Деманже и рыжеволосой девицы. К счастью, с нулевым результатом. Ни Поль, ни татуированная мадемуазель не проходили ни по одной из милицейских сводок.

— Или девушка тоже являлась сотрудницей московского представительства «ДеГрос» и прилетела сюда раньше. И встретила Поля.

— Анн-Мари, зачем ему вообще понадобилось в наш город?

— Сказал — юридические дела.

— Фирма-то не криминальная?

— Да что вы! — махнула вилкой Анн-Мари. — Крупная торговая компания. Штаб-квартира в Париже. Представительства в Лондоне, Цюрихе, Милане и Москве. Правда, фирма уже ликвидирована. И штаб-квартиры уже нет, и представительства позакрывались.

— Как? Закрылся не только московский офис?

— Нет, не только. Я звонила, узнавала. Компания «ДеГрос» прекратила свое существование.

— А исчезновение Поля не связано как-то с фактом ликвидации компании?

Мадам Деманже вздохнула.

— Не знаю. Как ваша нога, Саша?

— Нормально, — соврал Валдаев. Нога ныла. — Нет, господа, предлагаю остановиться на версии, что девица, украшенная табу, — аборигенка. Начнем поиски с нее. Хотя… Сначала необходимо слетать в Москву и найти кого-нибудь из «ДеГрос». Хорошенько расспросить.

— Вы не поняли. В Москве ничего нет. Там, где было представительство, идет ремонт. Собирается въехать новая фирма. Никаких следов «ДеГрос».

— В Москву! — азартно повторил Валдаев. Он совсем не против был прошвырнуться до столицы. Мадам Деманже пожала плечами.

— Одно я скажу точно: ничего плохого с Полем не случилось. По крайней мере, пока.

— Откуда такая уверенность?

— Я это чувствую. — Анн-Мари прижала ладонь к сердцу.

— Будем надеяться, что интуиция вас не подводит.

— Начните поиски и своем городе. Раз есть данные, что Поль сюда прилетел.

— М-да. Хорошо. Ну что, брат Здоровякин, ты доел? Хватит хрюкать, свинка мавританская! Давай опять берись за мобильник и начинай обзванивать салоны красоты и косметологические центры.

— Зачем? — чавкнул Илья. Изо рта у него торчала веточка укропа.

— Узнай, где делают цветные татуировки и пирсинг. Не думаю, что за столь трудоемкие процедуры берется очень большое количество салонов.

— Понятно.

Здоровякин послушно достал телефон.

Если б Саша знал, где застал Лизу его ночной звонок, он бы покрылся испариной! Если б Лиза знала, откуда звонит Александр, она бы смущенно хихикнула.

В первом часу ночи Лиза плескалась в ванной, а Валдаев сидел в туалете. Теперь это было его убежищем, местом уединения. Только оттуда он и мог позвонить милой крошке, не опасаясь, что клоун Здоровякин будет сопровождать его разговор комментариями, настырными взглядами и отвратительными ухмылочками.

— Лиза, как у меня болит нога! — без предупреждения начал диалог с почти любимой девушкой Саша.

Интуитивно он выбрал верный дебют. Елизавета долго и вдумчиво готовилась к встрече с Валдаевым или его телефонному звонку. Она собиралась облить ренегата презрением. Она была совершенно деморализована его бесконечным отсутствием. Но услышав про ногу, Лиза вмиг забыла о своей обиде на Валдаева и всполошилась:

— У тебя саркома! — закричала она.

Валдаев тихо слетел с унитаза.

— Какая саркома? Ты что говоришь, Лиза?! Мне бронзовый Феликс на ногу упал!

— А… Ну, тогда здорово. Не смертельно. Значит, простой ушиб?

— Я, конечно, подозреваю скрытый перелом с обширным кровоизлиянием и повреждением мягких тканей. Но хромаю уже меньше. Привык. Лиза! Я так соскучился!

— И я рада тебя слышать. Ты давно не звонил. А почему на твою ногу упал Дзержинский?

— Его уронили.

— Кто?

— Напарник. Видишь ли, мы тут распутывали интересное дельце. В нем замешана мафия, криминальные группировки. И попали в засаду. Уходили через офис одной компании, бежали, отстреливались. Ну и… Там, конечно, чего только не сыпалось на пол — факсы, принтеры, ксероксы, вентиляторы, секретарши, кресла. Но на мою ногу пришелся бронзовый бюст.

— Ясно. Тебе не повезло.

— В данном случае — да. Но глобально — мне очень повезло, Лиза. Я ведь встретил тебя!

Лиза начала таять. Она уже выбралась из ванны, прижимая трубку радиотелефона плечом, щедро намазала себя молочком для тела, ночным кремом, кремом для век и кремом для пяток и теперь подсыхала на диване, расположившись голышом на банном полотенце. Как на пляже.

— Я хочу тебя видеть каждый день, Лиза! Но у нас аврал. Клиентура. Всех надо спасать.

— Я понимаю, — вздохнула Лиза.

— И я мечтаю пригласить тебя куда-нибудь вечером, а потом к себе в гости… Но! У меня в квартире сейчас окопался лучший друг. Он поссорился с женой. И мне некуда его деть!

— Я понимаю.

— Лиза! Я даже звонить тебе чаще не могу! Прости меня! Днем весь в мыле и заботах. Вечером — друг этот, блин, любимый мешается под ногами. При нем особо не поболтаешь. Вечно норовит вставить умное замечание. А извилин-то — как на жэдэ магистрали Москва-Питер.

— Я понимаю.

Лиза все понимала. Но сам Валдаев понимал себя не очень. А если бы он увидел, в каком соблазнительном виде Елизавета лежит на диване, он понял бы себя еще меньше.

Два года назад он готов был наплевать на работу ради женщины (Маргариты), пренебречь репутацией, профессиональным престижем. Сейчас он отодвигал порывы сердца на второй план, на первом плане были клиенты, их проблемы, их деньги. «О, старость! Ты неотвратима и ужасна!» — признался себе сыщик.

— Лиза, только дождись! — попросил Валдаев. — Я вырвусь! Я приеду! Мы будем вместе. Представь, что я декабрист, или узник замка Иф, или полярник. Обещаешь дождаться?

— Да, — честно ответила Лиза. Она была готова ждать безумно долго, а потом получить вознаграждение — заглянуть в голубые глаза, потрепать светлую арийскую челку. — Ой! Что там у тебя? Саша?!

А это был Здоровякин. Нагло ломился он в дверь туалета, громогласно осведомляясь, не запор ли у Александра и когда он освободит столь нужное обществу помещение.

— Лиза, целую! Я еще завтра постараюсь позвонить!

Когда дверь распахнулась и Валдаев возник на пороге туалета, Илья попятился. Вид у Саши был разъяренный.

— Я тебя убью, — побелевшими от гнева губами пообещал Валдаев.

— Санечка, я, конечно, не беременная Пульсатилла, но мне тоже иногда надо… — извиняясь, заискивая, хрюкнул Илья.

Глава 21

К безумной радости компаньонов, в городе оказалось всего три салона, профессионально занимающихся татуировками и пирсингом. Мадам Деманже, пристроенная на ночь в отличную гостиницу, потребовала взять ее с собой. Она собиралась вдумчиво контролировать процесс поисков внука. Трудно было ей отказать, так как со вчерашнего дня аванс в виде очаровательно плотной стопки зеленоватых купюр переместился из сумочки Анн-Мари во внутренний карман Сашиного пиджака. Но лучше бы парни проявили настойчивость и все-таки оставили мадам Деманже скучать в отеле. Бедные, они не знали, какие фантастические наслаждения сулит им общество Анн-Мари.

До улицы Кафки, где располагался первый намеченный к проверке косметологический салон, рациональнее было бы ехать по Оранжевому бульвару. Но сегодня за рулем джипа сидел Илья — изувеченный Валдаев был не в состоянии надавить на педаль газа, — и он удлинил путь, резко свернув влево. Александр посмотрел на коллегу с пониманием. Там, на Оранжевом бульваре, утопал в зелени особняк, когда-то принадлежавший Никите и Настасье Кармелиным. Кто владел им сейчас, парни и не пытались выяснить. Но, бывая в тех краях, Саша видел, что розы перед домом цветут и благоухают, экзотические растения в огромных кадках у двери дали салатно-зеленые побеги и украсились замысловатыми бутонами — лиловыми, мохнатыми, а новая видеокамера методично вертит «головой», обозревая подотчетную территорию…

— Обгони «мерсяшник», — ласково посоветовал Валдаев.

До этого он уже дал другу восемнадцать полезных советов по части управления автомобилем. Здоровякин почти кипел. И когда Саша посоветовал обогнать черный пятисотый «мерседес», тихо выругался.

— Чего ты там? — не расслышал Валдаев. — Дави же! Так и будем плестись в арьергарде? Мы что, рептилии тихоходные? Головоногие моллюски?

Илья выругался еще раз, но все же утопил педаль.

За темными стеклами «мерса» сидели, видимо, азартные ребята. Они не захотели отдать победу раздолбанной серебристой лоханке. Напряженная спринтерская борьба длилась минут пять.

— Хо-хо! — по-звериному вскричал Здоровякин, вырываясь-таки вперед.

— Молодец! — гаркнул в ухо другу Александр. Парни не видели, что Анн-Мари на заднем сиденье «лендровера», тоже воодушевленная победой и не менее азартная особа, чем все участники гонки, радостно показала соперникам средний палец.

Вероятно, актуальный международный жест был замечен водителем черного «мерседеса». Уже отказавшийся от глупого соревнования, он вдруг резко увеличил скорость, в пару мгновений догнал и обогнал «лендровер» и лихо затормозил поперек дороги.

— Чего это они? — удивился Илья. — Обиделись, что ли?

Ему пришлось остановить джип. Из объемной кареты противников вывалились одинаковые, обтянутые черной кожей, лаконично подстриженные пареньки. Внешность пацанов не давала никакого повода заподозрить в них профессоров истории, мирно едущих с докладом на симпозиум. Растопырив пальцы, брызгая слюной, покрикивая, братки (их было пятеро) устремились к джипу.

— Нас двое. Двое. Причем один — ранен. Это я. И хрупкая француженка в придачу. А скажут, скажут, что нас было трое, — тоном Атоса заметил Валдаев.

— Разомнемся, — согласился Здоровякин с навязанной ему перспективой роскошной драки. — Ребята явно этого жаждут. Мадам Деманже, заблокируйте дверцы и не выходите!

Появление на публике квадратного Илюши Здоровякина вызвало легкую оторопь у агрессоров. Антропометрические показатели Ильи способны были ему смутить любого. Парни попятились. Но увидев, что кроме хромого Валдаева больше никто не собирается вылезать из «лендровера», ринулись в бой.

Троих Илья уложил сразу же, в качестве аперитива. Четвертый карапуз активно сопротивлялся. С пятым возился несчастный Александр. В пылу драки он забыл о больной ноге, но тут же о ней вспомнил, едва пристроил покалеченную ступню на солнечном сплетении противника.

— Ой-е! — взвыл Валдаев. — Ну, хватит! Надоело!

Он выхватил из-за пояса «Макаров». Его спарринг-партнер тут же потускнел, сдал позиции. Здоровякин разделался с четвертым номером и спешил на выручку. Вслед за пистолетом Александр извлек откуда-то пару наручников, «корочку», очень помогавшую ему в различных ситуациях, резиновую дубинку, бронежилет, огнетушитель…

— А канистры пивка холодного у тебя нет? — спросил Здоровякин. — Я бы сейчас выпил. — Мужики, ну чего вы так разволновались? Ну, обогнали мы вас…

Поверженные противники со стонами возились на обочине, собирая кости. Они смотрели на Илью снизу вверх со смесью страха, уважения и злости. — А чего ваша баба нас посылает?!

— Как посылает?!

— Вот так! — пять возмущенно вскинутых рук изобразили, как именно Анн-Мари послала пассажиров «мерса».

Саша и Илья переглянулись. Сказать, что на их лицах было нарисовано изумление, — не сказать ничего. У них, натурально, упали челюсти. Причем массивная здоровякинская челюсть придавила одного из врагов, и тот с воплем отчаяния плюхнулся лицом в пыль.

— Что?! — потрясение молвили ребята. — Сейчас мы с ней разберемся!

— Вы разберитесь, разберитесь! — понеслись вслед крики незаслуженно избитых парней.

Анн-Мари сидела сзади, смущенно потупив глаза.

— Я, право, не знала, что все так печально обернется… Ильюша, Саша! Вы в порядке? Ах, Ильюша, вы гениальны в бою! Я прямо наслаждалась зрелищем! Простите, виновата…

Не сказав ни слова, Здоровякин включил зажигание. Валдаев молча швырнул в бардачок наручники…

Салон «Орхидея» пришелся Анн-Мари по вкусу.

— Надо же, почти как у нас, — удивилась она, оглядывая интерьер.

Все здесь сверкало полированными поверхностями, а плафоны светильников специально были расположены так, чтобы их мягкий свет максимально скрадывал недостатки внешности клиентов.

Троица сразу же была окружена толпой предупредительного персонала, страстно желающего сделать маникюр, наложить «коллагеновую масочку», выщипать брови не только даме, но и парням. Как раз этого им и не хватало для полного счастья.

Валдаев приступил к расспросам о девице и через пять минут с горечью констатировал, что они попали не туда. Симпатичные «орхидейные» дамы понравились сыщику, но не помогли в поисках.

— Тогда пусть избавят нас от Анн-Мари, — шепнул Здоровякин. Его скула покраснела, наливаясь сочной опухолью: кто-то все же успел задеть непобедимого воина.

— Было бы неплохо, — беззвучно ответил Валдаев. Мадам Деманже тем временем вращалась в кресле, облепленная парикмахершами. Сегодня Анн-Мари надела костюм фисташкового цвета (вновь брючный). Наряд, драгоценности, туфли, часы, сумочка, манера держаться — все в посетительнице говорило о привычке к роскоши. Сотрудницы «Орхидеи» млели: клиенты всегда были нужны, а богатые — особенно. Анн-Мари листала буклеты, заглядывала в каталоги и рассматривала фирменные баллончики с химической жидкостью для издевательств над волосяным покровом.

Заметив вопросительные, полные надежды взгляды своих крепостных, она милостиво махнула рукой в сторону двери:

— Ладно, езжайте! Я пока останусь здесь.

Валдаев и Здоровякин обрадованно заулыбались:

— Мы заберем вас на обратном пути!

— Не забудьте!

— Всенепременно! Оревуар, мадам!

— До свиданья, малыши.

Малыши пулей вылетели в дверь. Они торопились, пока мадам Деманже не передумала.

— Какие классные у вас телохранители, — заметила маникюрша, пристраиваясь около Анн-Мари на кожаном пуфе и ласково вытаскивая ее морщинистую руку из-под цветного пеньюара.

— Но очень избитые. Один хромает. У другого кровоподтек на лице, — добавила парикмахерша. Она увлеченно шлепала на голову Анн-Мари какую-то пахучую смесь из пластмассового корытца.

— Да, они не очень-то расторопны, — вздохнула мадам Деманже. — И, подозреваю, принадлежат к той категории людей, которые постоянно попадают в различные щекотливые ситуации.

Друзья вывалились на крыльцо салона. Яркие лучи солнца прорывались сквозь живописную крону дуба, возвышавшегося около здания. Темно-зеленая листва шелестела в легком дыхании прохладного ветра.

— Разделимся? — предложил Илья. Он крутил на пальце ключ от автомобиля. — Я, например, в «Клементину», ты — в «Розмарин». Или наоборот.

— Как же я поеду? Мне больно давить на газ — напомнил Валдаев.

— Я думал, ты пойдешь пешком.

— Свинтус камерунский.

В результате договорились ехать вместе — неразлучные, как сиамские близнецы.

В «Клементине» было пусто и не менее фешенебельно, чем в салоне, где друзья предусмотрительно забыли Анн-Мари. Мастерицы сияли улыбками, источали мед, мечтали вымазать парней с ног до головы особым, «for men», составом с каолином и финским торфом или, на крайний случай, перекрасить им волосы.

Посетители требовали другого — информации о девушке с особыми приметами. Напрасно Валдаев изображал дракона, размахивая лапами и разевая рот, якобы извергая огонь (так он представлял себе татуировку на плече девицы), напрасно Здоровякин исполнял роль пупочного страза. Ни пантомима, ни чары Валдаева не заставили клементинок вспомнить таинственную красотку, встречавшую в аэропорту Поля Деманже. Очевидно, она мучила себя пирсингом не в этом косметологическом салоне.

— В Москве! — понял Здоровякин. Он включил зажигание. — Она делала татуировку в Москве. Там и познакомилась с Полем. А потом он решил к ней приехать в гости. В наш город.

— Не говоря таких страшных вещей. У нас остался еще «Розмарин». Будем надеяться на лучшее.

И удача повернулась к сыщикам прелестным лицом! В «Розмарине» сразу же узнали дракона, едва Валдаев принял позу и выпучил глаза.

— Да-да-да! — воскликнула брюнетка в ярко-голубом халате. — Очень сложное тату. Это я сделала. И пупок прокалывала. А что? Какие-то проблемы? У нас лицензия, разрешение санэпидстанции и облздравотдела! Вы ведь нас не закроете, правда?

Внушительные документы парней произвели неизгладимое впечатление на работниц «Розмарина».

— Нет-нет! Боже упаси! — успокоил Валдаев.

— А как ее звали? Хозяйку дракона? Умаляю, имя!

— Вроде бы Ирина…. Ирина. Да, точно.

— А я ей волосы красила, — вступила в разговор другая дама, тоже в ярком халате. — Припоминаю, она записывалась предварительно. Возможно, назвала фамилию. Надо спросить администратора.

Через секунду администратор увлеченно рылась в старых тетрадях и квитанциях. Так как Ирина надругалась над своим пупком более четырех месяцев назад, найти запись было нелегко.

— Вот! Линькова. Или нет, тут другая запись наслаивается… Линько… Или Ланько…

— Ланькова, — подключилась к разбору каракулей брюнетка. — Нет. Лунько.

— Девочки, Ланакова. Здесь написано Ла-на-кова. Разве вы не видите?

— Нет, Ланькова. Или Лунькова.

— Девочки, вы совершенно слепы. Ленакова! Ирина Ленакова!

Мнения основательно разделились.

— Ну и почерк у вас, возмутился Здоровякин, заглядывая администратору через плечо. — Вас что, бомбили в тот момент?

— Это не я писала!

— Она недавно устроилась. Это наш предыдущий администратор, Фаина.

— А давайте позвоним Фаине и попросим ее вспомнить, как действительно зовут Ирину, — сказал Саша.

Девушки вмиг умолкли, погрустнели, опустили головы.

— Неужели умерла? — тихо предположил Здоровякин.

— Хуже, — хором вздохнули дамы, разрывая детективам сердце траурным всхлипом.

— Что?!! Что случилось с вашей Фаиной?!! — замерли мужчины. Они удерживали свою фантазию, однако она рисовала совершенно жуткие картины.

— Она выиграла в «Бинго-шоу» тридцать тысяч рублей… — трагично начала брюнетка. Начало не предвещало ничего хорошего. Валдаев держался за сердце.

— …купила путевку «Столицы Европы»… — продолжила администратор страшным голосом. Илья подхватил Сашу, готового упасть в обморок.

— …и в Праге познакомилась с американским миллионером!!!

— Нет, вы представляете! Кривоногая Фаина!

— У нее и зуба сбоку не хватает!

— С самым настоящим миллионером! Владелец заводов по производству упаковки. Виллы на Канарах, Майорке и в Ницце!

— Три дома в Лондоне!

— Свадьба была — умереть не встать!

— Могла бы и в Америке справить, а не тут.

— Она и в Америке справила, не сомневайтесь. Она теперь миллионерша. Денег куры не клюют.

— А какой мужчина! Какой мужчина! Два метра роста, фигура… Вот как вы!

Здоровякин зарделся.

— Он вовсе не миллионер, — напомнил девушкам Александр. — Ладно, подруги, оставляем вас наедине с вашим непоправимым горем. Очевидно, лучше бы Фаине было умереть. Спасибо за помощь!..

Лиза припарковала «тойоту» у подъезда. Ехать на стоянку, а потом ковылять оттуда пешком не было сил. Весь день она отчаянно трудилась — за себя и за Лайму.

Та попросила «обсчитать» смету расходов для ее клиента. Нежность, испытываемая Елизаветой к подруге, не достигала глубин, позволяющих отдаться занятию с рвением и восторгом. Лиза взялась за многоэтажные математические расчеты с довольно кислым выражением лица. Она не имела права отказаться — Лайму настиг приступ гастрита. Очевидно, нервные переживания по поводу любовных и профессиональных успехов младшей коллеги окончательно доконали бедняжку. Лаймочка, стеная и покряхтывая, уползла в аптеку, залить поры «Альмагелем» или еще каким-нибудь чудотворным лекарством. Естественно, сегодня она была не в состоянии считать на калькуляторе, но требовательный клиент ждал смету завтра утром. И Лиза взялась за работу. К вечеру ее веки приобрели замечательный розовый оттенок, глаза слезились.

Поднимаясь по лестнице, Лиза размышляла, зачтется ли на небесах ее доблестный поступок. Или неохота и внутреннее сопротивление, с которыми она согласилась на помощь, обесценивают подвиг? Или наоборот — то, что ей пришлось превозмочь себя, добавляет ценности поступку? Потом Лиза стала думать о том, что нельзя постоянно взвешивать, насколько хорошо она себя проявила, надо просто помогать людям. Потом Лиза задумалась о том, что она постоянно рефлексирует. Потом…

Потом чья-то грубая и сильная рука схватила ее за волосы сзади и швырнула к стене подъезда, окрашенной до высоты Лизиного роста голубой эмалью. Лиза впечаталась щекой в прохладную блестящую стену на площадке с мусоропроводом. Она не успела открыть рот — его крепко зажали.

— Не сопротивляйся, и я тебя не изуродую! — поступило предложение сзади. Ломкий басок указывая на далекий от преклонного возраст нападающего. — Видишь, у меня нож.

Тусклое лезвие складного ножа выскочило у Лизиного виска. Скосив глаза, она посмотрела на него и замычала, выражая согласие не двигаться, не сопротивляться. Как ни странно, на фоне ледяного ужаса ее мозги работали совершенно четко, отмечая подробности происходящего. Она словно наблюдала за сценой со стороны.

Парень убрал нож и приступил к следующему ответственному этапу — стягиванию с Лизы брюк. Но так как одной рукой он зажимал жертве рот, то дело застопорилось. Оказалось, не очень-то просто избавиться от плотных брюк-«стреч». «Молния» не поддавалась — чтобы она пошла вниз, нужно было натянуть ткань, придержав пояс. В застегнутом виде брюки вообще не сползали — эластичные, тугие, они сидели на Лизиных бедрах как вторая кожа.

— Может быть, я пока закурю? — ядовито спросила Лиза, едва насильник опустил руку, освободив ей рот. Мысленно она удивилась своему самообладанию и спокойствию.

— Не оборачивайся! — нервно прошипел парень. — Ты помнишь, у меня нож!

— Да ради бога! — пожала плечами Лиза. — У тебя только с одеждой такие серьезные проблемы? Или со всем остальным тоже?

В ответ последовал внушительный подзатыльник, и Лиза вновь врезалась лицом в стену.

— Козел! — зло прошептала Лиза. Она почувствовала, как на нее волной накатывает ярость — чувство сильное, радостное, раскрепощающее. Оно было пурпурного цвета.

От Лизиного торжествующего вопля содрогнулся дом и еще парочка зданий по соседству. Лиза вырвалась из нежеланных объятий, отпрыгнула, увидела нападавшего. Это был парень лет шестнадцати, плечистый, с темными волосами и румянцем во всю щеку. На лбу у него светилось созвездие багровых юношеских прыщей. Лиза увернулась от квадратной лапы и, прежде чем парень успел что-то предпринять, вцепилась в его лицо крепким акриловым маникюром.

— Ах, ты… — зашипел молодой бычок, и Лиза очутилась на полу.

Огромный кулак взметнулся над ее головой. Еще мгновение — и прелестной дизайнерше был бы обеспечен перелом челюсти или носа. Но кто-то третий поддержал дуэт, превратив его в трио. Это был Руслан Рудницкий.

Легко он отодрал горячего юнца от дамы своего сердца и швырнул гаденыша в лестничный пролег. Тот покатился кубарем. Возвращаться почему-то не стал. Хлопнула подъездная дверь.

Руслан держал на руках Лизу, внезапно потерявшую силы, и разрывался на части — догонять преступника или заняться бедняжкой.

— Лиза, я за ним!

— Нет, не оставляй меня, — взмолилась девушка. Руслан попытался пристроить ценный груз на перила, чтобы самому помчаться вслед за насильником.

Но Лиза не отпускала, цеплялась за лацканы и рукава темно-серого пиджака, норовила ухватиться за вишневый лагерфельдовский галстучек.

— Ах, Лизонька, что случилось?! — появилась на площадке грузная соседка. — Ах, что с тобой? Это ты кричала? Что с ней?

— Все в порядке, — слабым голосом ответила Лиза. — Руслан, пойдем в квартиру.

— Лизонька, тебя изнасиловали?! зашлась соседка. — Изнасиловали?!!

В ее голосе звучали в равных пропорциях ужас и восторг. Женщина уже предвкушала, как долго и страстно будет обсасывать подробности происшествия с подругами по подъезду: «Та, из шестьдесят седьмой квартиры, знаете? Ну, такая, вся из себя… Фифа… Да, у нее собственный автомобиль… Ее, да… Это ужасно! Прямо у мусоропровода. Три раза, не меньше. Угрожая пистолетом! Ах, какой кошмар!.»

— Нет, ничего не случилось, — разочаровала Лиза.

— Нет, ну как же? Ты ведь кричала! Ах, как ты выглядишь! У тебя все лицо разбито! Тебя изнасиловали!

— Нет! Нет! Нет! Мой друг успел вовремя! — яростно рявкнула Лиза. — И вам тоже спасибо!

Неудовлетворенная соседка холодно пожала плечами и исчезла за дверью. Руслан взял ключи и открыл квартиру. Лиза сейчас не попала бы в замок, у нее дрожали руки.

Глава 22

На подступах к салону «Орхидея» нехорошее предчувствие заставило сильнее забиться сердца сыщиков. Краснобокая пожарная машина, белая «скорая», пожарники в защитных комбинезонах, санитары в голубых халатах… Что-то подсказывало парням: их приключения с Анн-Мари только начинаются…

Мадам Деманже сидела на высоком каменном бордюре клумбы, закинув ногу на ногу, и спокойно потягивала «Хольстен» из банки. У нее была великолепная стрижка. Левой рукой мадам завладела юная медсестричка — измеряла давление.

— Аккуратнее, бэби, свежий маникюр, — напомнила Анн-Мари и сделала еще глоток пива. Среди всеобщей суеты, беготни, криков она была оазисом философского спокойствия и бесстрастно наблюдала за столпотворением сквозь стекла экстравагантных солнцезащитных очков.

Вход в «Орхидею» был залит водой из брандспойтов. Разноцветная штукатурка стен потемнела. Стеклянная вывеска была разбита. Санитары грузили в машину, поддерживая под мышки, одну из парикмахеров. Женщина стонала и боялась наступить на правую ногу.

— Что стряслось?!! — просипел Валдаев. У него пропал голос. То ли от удивления, то ли от вида запотевшей банки «Хольстена». Надо сказать, как-то не верилось, что аристократичная мадам Деманже запросто, по-плебейски пьет на улице пиво из жестянки. В ее руке уместнее смотрелся бы бокал дорогого шампанского.

— Налет вражеской авиации? — поинтересовался Здоровякин.

— Анн-Мари, с вами все в порядке?!

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, что вы вернулись! — обрадовалась Анн Мари. — Тут такое случилось! Есть еще один «Хольстен», хотите? Мне санитары принесли. Милые ребята!

— Сто двадцать на восемьдесят, — объявила юная медсестра, пряча тонометр в футляр и улыбаясь. — Вы в хорошей форме.

— Я занимаюсь спортом, — объяснила Анн-Мари.

— Забирайте вашу ба… — медсестра хотела сказать «бабушку», но осеклась. Мадам выглядела чересчур шикарно для данного наименования. — Вашу знакомую. С ней все в порядке.

— Чего не скажешь о нас, — сказал Валдаев. Он помог девушке упаковать тонометр, самолично застегнул саквояж и повесил его на плечо медсестры. Да еще и расправил забившийся под ремень рукав белого халата. — Вот, теперь хорошо.

— Спасибо, — кивнула сестричка. — Вашему другу не помешала бы примочка на скулу.

— Обойдется! — махнул рукой в сторону Здоровякина Саша.

— А вы почему хромаете?

— Родовая травма, — доверительно объяснил Валдаев. — Какая интересная у вас работа, да? Поездки с сиреной, раненые, ажиотаж. Все смотрят на вас с надеждой! Давайте встретимся, и вы подробно мне обо всем расскажете?

Здоровякин крепко взял друга за плечо и оттащил от миленькой медсестры.

— Уймись, Казанова, — прошипел он.

Девушка снова улыбнулась и пошла к «скорой». Валдаев проводил ее взглядом каннибала.

— Вам удалось что-то выяснить? — спросила Анн-Мари.

— Да, мы не зря помотались по городу. Но и вы времени не теряли?

Интуиция подсказывала партнерам, что мадам Деманже каким-то образом причастна к разгрому «Орхидеи». Они были совершенно правы.

На хорошем русском языке, не путая глаголов и уместно употребляя эпитеты, мадам Деманже поведала, что же произошло за время отсутствия «ее прекрасных мужчин».

…Bo-первых, стоило парням исчезнуть, в «Орхидею», к безумной радости персонала, повалили клиентки. Анн-Мари была обслужена по высшему разряду. Обработанная, сбрызнутая лаком, она рассматривала журнал в кресле, дожидаясь возвращения «малышей». И вдруг заметила, что даме, возлежащей с головой в раковине… да нет же, нет! Не кричите так, мальчики! Голова лежала в раковине не потому что ее отрезали, я ведь не фильм ужасов вам пересказываю! Даме мыли голову. И ей в глаза попал шампунь. Так, по крайней мере, показалось Анн-Мари. А парикмахерша отошла за свежим полотенцем. «Сейчас-сейчас!» — подхватилась отзывчивая мадам Деманже. Она усилила напор воды и попыталась помочь женщине. Но шланг душа вырвался, как змея, треснул недомытую даму по носу и окатил водой. «К счастью, на меня не попало ни капли!» — успокоила слушателей Анн-Мари.

Клиентка, ослепленная шампунем и избитая предметом сантехники, от неожиданности вскочила. При этом она с размаху врезалась в передвижную пластмассовую тумбочку-стойку с инструментами. Массивная тумбочка покатилась в сторону и толкнула в поясницу мастера. У той в руках была плошка с пенным раствором, который она кисточкой наносила на голову другой клиентки. Плошка вывалилась из рук парикмахера, и мыльная жидкость растеклась по плиточному полу. Еще одна дама-мастер, поскользнувшись на скользком полу, выронила из рук работающий фен. Фен полетел вниз, на него попала вода из фонтанирующего душа. Розетка, куда был включен фен, заискрила. Вспыхнуло пламя и поползло вверх по обоям. На вопли, грохот и визг в зал побежали мастера из других комнат, и все начали дружно падать…

Результат — ушибы, один вывих, нервное потрясение. Сгорела часть обоев и проводки. Бравые пожарники, залив помещение водой, закончили уничтожение «Орхидеи». Теперь салон надолго закроется на ремонт.

— Не понимаю, как так вышло? — удивленным вопросом подытожила печальный рассказ Анн-Мари.

Илья и Александр хмуро молчали. Их одолевали страшные мысли.

«Если внучек обладает такой же гениальной способностью притягивать неприятности, как и бабуля, то мы ищем труп», — телепатировал Здоровякину Саша.

«Нам бы самим выжить!» — донесся от Ильи безмолвный вопль.

«Ядерная старушка!»

«Стихийное бедствие!»

— Знаете, мне нравится ваш город! У вас очень приветливая публика, — сказала Анн-Мари. Она достала сигарету и пускала дым в открытое окно «ленд-ровера», любуясь проплывающими картинами. Улицы города сияли чистотой и были полны цветов. Разделительная полоса на шоссе представляла собой бесконечно длинную клумбу. Оранжевые островки календулы сменялись пестрыми анютиными глазками, ирисы шевелились от ветра, а затем начиналось царство роз. — Смотрите! Ильюша, тормозите, тормозите!!

— Что еще?! — закричал Валдаев. От резкого торможения он едва не впечатался в бардачок.

— Ресторан «Словакия», — объяснила Анн-Мари. — Нам ведь надо что-нибудь съесть? Обед мы давно пропустили.

— Ладно, зайдем сюда, — мрачно согласился Валдаев.

— Надеюсь, у владельца ресторана есть страховка, — сказал Здоровякин.

На Лизином лбу горела ссадина, на щеке — тоже. Руслан прижимал к боевым ранам подруги пачку сливочного масла взятую из морозильной камеры. Лиза полулежала на диване и пыталась курить длинную перламутровую сигарету, но только давилась терпким дымом и кхекала. В другой руке она держала бокал с коктейлем, заботливо приготовленным медбратом. За четыре часа, проведенных в Лизиной квартире, Руслан основательно вжился в роль.

За окном сгущались сумерки, комната была освещена мягким светом.

Лиза уже справилась с волнением, чему в немалой степени способствовали три выпитых коктейля. Сейчас она мечтала остаться одна, но прямо сказать об этом спасителю не хватало наглости. А Рудницкий и не думал уходить. Он терпеливо выждал полчаса, пока Лиза висела на зеркале в ванной, изучая полученные повреждения, он не понял намека, когда гостеприимная хозяйка с банным полотенцем в руках отправилась на полтора часа в душ.

— Впервые у тебя в гостях.

— Жаль, повод неприятный. Но ты не представляешь, Руслан, как здорово, что сегодня ты решил зайти ко мне!

— Да, я подоспел вовремя.

— Спасибо.

— Хватит благодарить.

Лиза помолчала. Ее крыша явно собиралась в поездку, причем дальнюю. Руслан сидел очень близко, придавив пациентку — столь плотное соседство было ему совершенно необходимо для эффективного выполнения медицинских обязанностей. Лиза отвела его руку с пачкой «Крестьянского». Ссадины на лице основательно заморозились.

— Обратишься в милицию?

— Нет! Ни за что!

— Почему?

— Спасибо. И так весь дом будет считать меня изнасилованной. Соседка растрезвонит. А в милиции потребуют пикантных подробностей и будут потеть от сладострастия, когда я начну рассказывать, как этот ублюдок стаскивал с меня брюки. В результате окажется, что я сама во всем виновата. Не так одета, вызывающе накрашена… Нет, не хочу!

— Эх, надо было его догнать! Отмутузил бы, попинал ногами.

— Раскроил бы череп.

— Вырвал печень.

— А ты кровожаден, Руслан!

— Умеренно. Знаешь, Лиза, ты мне дорога.

— Спасибо. Где ты пропадал? Я пыталась дозвониться до тебя.

— Серьезно?

— Да.

— Что-то мне не верится.

— Нет, правда! Хотела поблагодарить за бесчисленные подарки. Но твой телефон не отвечал.

— Занимался делами.

— Насчет подарков, Руслан, мы должны поговорить. Ты…

— Стоп! Молчать! Закрой рот. Тебе вредно разговаривать.

— Ты…

— Я не дарил тебе ничего такого, что ты не могла бы принять.

— Но я чувствую себя обязанной!

— Это мы спишем на особую утонченность твоей натуры.

— А ты решил вопрос с банковским счетом?

— С ним полный порядок.

— Ура! — обрадовалась Лиза. — Значит, мы возобновляем работу? Ты перечислишь деньги? Когда закупать стройматериалы?

— Э-э… Лиза…

— Что?

— Если честно, давай начнем сначала, — смущенно пробубнил Руслан.

— В смысле?

— Те последние четыре варианта, что ты предложила…

— Тебе не понравились?! — ахнула Лиза. Она подскочила на диване. — Ни один?!

— Ну… Ты очень талантлива.

— Ничего не понравилось?

— Не совсем… — Руслан боялся поднять глаза на подругу.

— И ты придумал историю со своей временной неплатежеспособностью, чтобы не начинать работы в офисе?

— Да нет же! У меня на самом деле были проблемы. Теперь все в порядке.

— Но почему ты не сказал раньше? Я бы предложила тебе еще сотню вариантов.

— Вот, говорю. Ты не обиделась?

— С какой стати. Это моя работа. Почему я должна обижаться?.. Я не обижаюсь… Нет, ну ты наглый, бессовестный тип! Ему, видите ли, не понравилось! Я предлагаю ему на выбор четыре шедевра! Матисс, Гоген, Гауди и Росси рыдали бы от зависти! А он недоволен!

— Доволен! Доволен! Завтра же начнем ломать стены в офисе!

— Нет, ты не доволен! Ты не доволен! Тебе не понравилось! Негодяй! Подлец! Эксплуататор!

Лиза схватила диванную подушку и принялась колошматить бизнесмена. Тот активно сопротивлялся, причем выбирал для противодействия самые мягкие Лизины места. Борьба закончилась в горизонтальном положении, в позе гамбургера: Руслан и подушка являли собой половинки булки, Лиза была котлетой.

— Я останусь? — тихо спросил Рудницкий. Золотистые Лизины глаза были совсем близко, ее длинные волосы разметались.

— Нет, сегодня у меня достаточно, впечатлений… Руслан вздохнул и поднялся.

— Пойду, — сказал он.

— Пойдешь? — не поверила Лиза. Она уже начала думать, что ей не удастся побыть в одиночестве.

— Пойду. Что душу травить.

Немного виновато Лиза проводила гостя до двери. — До свидания? Ой, у меня же машина стоит внизу!

Про «тойоту» Лиза совсем забыла.

— Неужели придется тащиться на стоянку? — простонала она. — В таком виде!

— У тебя прекрасный вид. Хочешь, отгоню машину?

— Правда?

— Давай.

— Руслан! Ты бы снова меня выручил! Я совсем не хочу выходить. У меня нет сил. Я устала. Нет, ты правда?.. Стоянка недалеко, у супермаркета в начале улицы.

— Слишком много текста. Давай ключи.

— Вот они. Спасибо! Спасибо! Спасибо! — Лиза вложила в ладонь Руслана брелок с ключом. Две минуты ей пришлось сражаться, чтобы вернуть обратно свою руку.

— Через десять минут занесу.

— Не заноси! У меня есть запасной ключ.

— Нет, занесу! — упрямо повторил бизнесмен. Лиза подавила вздох. Когда же она, наконец, закроет дверь на все замки и останется одна!

Ровно через десять минут Руслан вновь возник на пороге квартиры. Сегодня он побил все рекорды услужливости. Он заверил Лизу, что его жизнь принадлежит ей, и он всецело в ее власти. Пришлось поцеловать раба в щеку. В половине двенадцатого Лиза все же осталась одна.

Глава 23

Любая женщина, взглянув сейчас на Здоровякина, сказала бы, что он выглядит потрясающе. Александр смотрел на друга с тихой ненавистью.

Илья делал утреннюю зарядку (на седьмой минуте упражнений соседи Валдаева обычно начинали стучать в потолок шваброй). На нем были трусы-боксеры и больше ничего. Роскошный торс блестел от пота, мышцы перекатывались под кожей упругими валиками. Здоровякин распространял вокруг себя влажный жар, как в сауне, и это тоже не нравилось Саше.

Валдаев не собирался делать зарядку. Он валялся на кровати, придавленный Пульсатиллой и всем ее потомством — пока не рожденным, но увесистым — и страдал от пекла. Ему бы полегчало, если б он избавился от любимой кошки, но, как джентльмен, он был обязан предоставить беременной даме максимально комфортные условия. А наиболее удобным для себя местом Пульсатилла считала живот Валдаева, и еще требовала, чтобы сыщик постоянно теребил ее за ухо. Саша изучал список из восемнадцати позиций. Первой в списке значилась Ланакина Ирина Андреевна, 1970 г. р., последней — Лунько Ирина Васильевна, 1982 г. р. Остальное пространство занимали Ирины с различными вариациями фамилий.

Резвый Здоровякин предлагал одним взмахом пера сократить первоначальный список наполовину, вычеркнув из манускрипта всех девиц младше двадцати и старше двадцати пяти лет. Но так как от свидетелей не поступило четких указаний на возраст рыжеволосой Ирины, Валдаев согласился убрать только девять фамилий.

Конечно, теоретически и семидесятидвухлетняя Ирина Аристарховна Ленкова вполне способна была вытатуировать на плече дракона, прилепить шиньон, залезть на шпильки и встретить в аэропорту Поля Деманже. Вопрос, как отреагировал бы на подобную встречу француз. Наверняка он, вытаращив от ужаса глаза, пулей рванул бы в родной Париж под крыло мадам Деманже. Чем колоссально облегчил бы жизнь владельцам фирмы «Поможем».

Поэтому семидесятидвухлетнюю Ирину Аристарховну Ленкову, а также пятилетнюю Ирочку Лунник, десятилетнюю Ирину Ланкину, пятидесятишестилетнюю Ирину Максимовну Линникову и других безжалостно исключили из списка. Самой зрелой из числа оставленных было тридцать три года, самой юной — шестнадцать.

— Девочки — это, без сомнения, здорово, — сказал Валдаев. — Но сам факт нашей кооперации с Анн-Мари меня жутко беспокоит. И где ее только нашел Зуфар Алимыч? И почему привел к нам? Ты видел, как лихо старушка расправилась вчера с безобидными парикмахершами? Они ей мешали? А что она натворила в ресторане!

(Тут Валдаев был не прав. В «Словакии» Анн-Мари держалась чрезвычайно скромно. И не ее вина, что рука официанта, переставлявшего с подноса на стол тарелку с огнедышащей солянкой, столкнулась с бокалом Анн-Мари, радостно поднимавшей тост за здоровье «мальчуганов». «Ах, какое несчастье! — воскликнула мадам Деманже. — Бедный паренек, он обжегся! Нет, нет, не беспокойтесь, на меня не попало!» Официанта с лицом, сведенным судорогой, увели на кухню.)

— Не забывай, сколько она нам заплатила! — напомнил Илья, едва Саша затронул тему невероятных разрушительных способностей мадам Деманже. И сколько еще заплатит, когда мы найдем ее охламона. Меня весьма радует сумма. Я даже готов терпеть гадкие выходки нашей бабульки. Не забывай, мне троих детей кормить.

Да, Анн-Мари была удивительно щедра.

— Кстати, о детях, — подхватил тему Валдаев.

— Нет! — рявкнул Илья и шарахнул на пол пудовую гирю. Пульсатилла на животе Валдаева вздрогнула. — Не начинай!

К невыносимому горю Александра, Илья думал, что нашел оптимальную форму сожительства с супругой. Он делегировал в качестве помощницы свою маму (та нежно массировала нервную систему Машеньки различными полезными и справедливыми замечаниями), передавал деньги, покупал детям автомобили и почти каждый вечер на джипе забирал пацанов из садика. А ночевал у старого друга. Александр пытался выяснить, как долго он собирается вести подобный образ жизни. Но Илья гневно прерывал любые расспросы.

— Ладно, молчу, — уныло прогундосил Валдаев.

— И не вякай!

— Сугубо о детках твоих беспокоюсь. Они…

— Заткнись, я сказал!

— Уже заткнулся. А ты знаешь, что при умственной деятельности метаболические процессы в головном мозге интенсифицируются на пятьдесят процентов?

— ?!!

— При умственной деятельности метаболические процессы в головном мозге интенсифицируются на пятьдесят процентов! Еще раз повторить? Или лучше — на пальцах?

— Ну, понял со второго раза. И что из того? — Илюша оставил наконец-то гири и взялся за штангу.

— А то, что во время физических упражнении подобного не происходит.

— Ну?

— Ты вникни! Стоит только слегка напрячь извилины, и кровообращение в твоей тупой башке сразу наполовину усиливается. Бросай металлолом, давай пошевелим мозгами.

Илья с готовностью бросил штангу. В стену нервно застучали.

— Вот скажи, Ирина успела изменить цвет волос?

— А мне откуда знать?

— Если успела? Открывает нам дверь ослепительная брюнетка, а мы ей — извините, мадам, ошиблись. А это она и есть, Ирина. Только волосы перекрасила.

— Но татуировка-то у нее осталась.

— Отлично! Будем вламываться в квартиры к девочкам и, не тратя времени на пустые разговоры, срывать с них одежду. Чтобы удостовериться в наличии или отсутствии дракона на плече. А! Я придумал! Скажем, что мы из венерического диспансера. Я тебе еще не говорил, что ты очень похож на дерматолога-венеролога?

Илья замер.

— Чего?

— Шутка.

— Шутки у тебя какие-то однобокие.

— Да ладно! Мы скажем, что салон «Орхидея» не выдержал проверку на стерильность инструмента. А вы у нас, дамочка, числитесь в списке клиентов салона, сделавших там тату. После такого страшного заявления барышни сами начинают планомерно сбрасывать с себя одежду, чтобы доказать, что татуировок у них нет. Ни на плече, ни на груди, ни на спине, ни на попке.

— А как твоя нога, Сань? Болит? — с заботой поинтересовался Здоровякин.

Сашу до слез тронуло внимание друга. Он ответил Илье горячим и благодарным взглядом:

— Да ты знаешь, уже легче. Спасибо.

— Отлично. Тогда я возьму джип, а ты пойдешь пешком, ладно?

— Змей марокканский!

— Саня, Саня… Кем я только не был за годы дружбы с тобой. Как будем делить девиц?

Валдаев заметался. Он забыл, что его сердце вроде бы занято, забыл о Лизе! Он сейчас думал только о том, как не прогадать и не отдать Здоровякину самых симпатичных девчонок. Он уже представлял, как они будут открывать дверь на его звонок, освещенные сзади солнечным светом из окна, свежие, аппетитные… Но вдруг… Вдруг, если он придирчиво отсортирует себе восемнадцати — двадцатилетних, в его снасти попадут долговязые страшилища, а Здоровякину достанутся знойные тридцатилетние женщины?

Да… Валдаеву пора было жениться. Он становился маньяком — с воспаленным алчным взором и пересохшими от вожделения губами.

В конце концов, дам поделили по территориальному признаку, в целях экономии бензина и времени.

Яркая и счастливая после вчерашнего приступа, Лайма подхватила утром смету, сделанную Лизой, и упорхнула на встречу с клиентом. Она вовсе не походила на умирающую. Возможно, перепила «Альмагеля». Или ссадины на лице милой подруги живительно повлияли на организм Лаймы. Трудно было не возликовать, увидев, что стало с хорошенькой Лизиной мордашкой.

— Кто тебя так?! — с негодованием спросил Родион. Он насупился, сжал кулаки.

— Подралась, — потупив глазки, призналась Лиза.

— Ты? Ты подралась?! — не поверил архитектор.

— Да. Какой-то наглый подросток чудовищных размеров пытался отобрать у меня сумку. А там ведь деньги. И ключи от машины. И от квартиры. И моя драгоценная косметика. И…

— И что? Ты не отдала ему? — подключился к разговору Апогей Палыч.

Он приблизился к столу Елизаветы и внимательно изучал ее лоб, скулу. Под мышкой Апогей с трудом удерживал какое-то монументальное полотно, написанное маслом.

— Конечно, нет! Я ему врезала! О, как я ему врезала!

— Фантастика! Лиза, наш кроткий ангел, кому-то набила рожу!

— И ногой добавила! — приврала Елизавета.

Родион недоверчиво смотрел на воительницу. Наверное, в его сердце рушился образ женственной, мягкой, мечтательной красавицы. Лиза и драка — это не сочеталось.

— Я запишусь на курсы таквондо, дзюдо, карате, — сказала агрессивная барышня. — Мне не понравилось, что на меня нападают. Но мне понравилось бить и причинять боль. Знаете, классно!

У Родиона волосы встали дыбом. Лиза! Его нежная Лиза! В глазах у Апогеши мелькнула неясная тень. Очень редко он смотрел на Елизавету иначе, чем на симпатичного ребенка и талантливую подчиненную. Случалось, конечно, когда Елизавета надевала уж совершенно короткую юбку или безумно тугой корсет. Сейчас Апогей Палыч, представив девицу с плеткой в руке, вновь вспомнил о том, что Лиза — женщина, и пользуется бесперебойным успехом у мужчин. Но босс тут же с отвращением прогнал из головы картинку с изображением Елизаветы в черных кожаных доспехах, с наручниками и кнутом.

— Ты ведь не возьмешь отгул? — с мягкой утвердительностью спросил он. И, получив отрицательный ответ, вздохнул с благодарностью и облегчением. — Не больно? Впрочем, тебе ссадина даже идет. Добавляет шарма.

— А знаете, певица есть французская, — вспомнил Родион. — Как ее? В клипах она вечно с разбитой физиономией, вечно ее избивают. Пищит так приятно…

— Милен Фармер, — подсказала Лиза.

— Точно!

— Вот, Лизочка, посмотри-ка… — перебил Апогей. — Что, если предложить в офис Рудницкого?..

С видом доброго дядюшки, приготовившего семье незабываемый подарок, Апогей развернул в сторону Лизы и Родиона принесенное полотно.

В далекой молодости Апогей Пирожков был художником. Его звонкое имя прямо-таки просилось на картину (в качестве подписи). Он вращался в богемных кругах, нещадно смолил дешевые сигареты и носил сальные волосы до плеч, перевязанные банданой. После дебютной выставки самоуглубленные критики повесили на Апогея ярлык, с которым он никогда больше не расставался: «талант, конечно, присутствует, — писали они, — однако, не хватает оригинальности и глубины…»

К сорока годам Апогей Палыч уяснил, что проживет всю жизнь, считая копейки, с клеймом неоригинального и неглубокого художника. И, плюнув на амбиции юности, переквалифицировался в бизнесмена. Организовал дизайнерскую фирму, набрал оформителей, пригласил архитектора, нанял бухгалтера, заключил контракт с бригадой строителей, — и дело пошло. Сейчас у Апогея Палыча была короткая стрижка с элегантной проседью, он носил дорогие костюмы и обувь, специально привозимую из Люцерна, из магазина Bally на Грендельштрассе. Его студня котировалась в городе, имея единственного полноценного конкурента — фирму «Русский модерн». Заказывать интерьер в «Артиссимо» было престижно. А на досуге Апогей Палыч доставал мольберт, краски, цеплял на лоб разноцветную бандану и отдавался страсти. Дизайнеры «Артиссимо» по мере возможности пристраивали его творения в квартирах и коттеджах клиентов, сдирая с заказчиков неимоверные суммы.

Лиза внимательно посмотрела на картину.

— А вы ее не вверх ногами держите, Апогей Палыч? Апогей заглянул сверху, упершись подбородком в раму.

— Да нет.

Знаете, Апогей Палыч, вы превзошли самого себя! — сказал Родион.

— Ты издеваешься? — обиделся директор фирмы.

— Мне тоже нравится, — заверила Лиза. — Великолепная палитра! Вы добиваетесь поразительной чистоты тонов. Изумрудный цвет бесподобен, лимонный тоже. Вы писали картину, безусловно, в отличном настроении?

— Да, — с удовольствием кивнул Апогей. — Берешь?

— Почему нет? Тем более что…

Лиза едва не призналась, что Руслан отверг ее первый, а также все остальные варианты, но затем решила, что вовсе не обязательно грузить начальство подробностями ее взаимоотношений с Рудницким.

— Попытаюсь вписать ваш шедевр в цветовую гамму офиса. Если не получится или если Рудницкий упрется, я не виновата.

— Естественно. Просто попробуй, — согласился Апогей Палыч. — Я не настаиваю.

— Хорошо, — кивнула Лиза. И оглянулась в сторону двери.

Стеклянная дверь мягко хлопнула, впуская в офис Алину Владимировну. Веселая, оживленная, она резво устремилась к дочери.

— Ах, Лиза, дорогая, привет, Апогей Палыч, Родион, здравствуйте, Лизонька, где твой автомобиль, я его беру! О боже! Что с твоим лицом?!!

— Упала. Споткнулась. Врезалась. Налетела. И меня придавило, — объяснила Лиза.

— Ты ведь… — удивленно начал Родион, но вовремя умолк.

— Впрочем, шрамов не останется, — успокоила себя и дочь Алина Владимировна, приглядываясь к Лизиному лбу. — Ты должна быть поаккуратнее.

— Буду.

— Вечно прешь, как танк, ничего не замечая. А где «тойота»?

— Я сегодня пешком. Автомобиль на стоянке.

— Почему вдруг?

— У меня атрофировался левый глаз.

— Что?! — ужаснулся Родион. Левый Лизни глаз вроде бы совсем не отличался от правого.

— Рассосался. После удара. А разве не заметно?

Ничего у Лизы не рассосалось. Просто сегодня она решила пройтись пешком. Утром ей вдруг показалось, что надеваемая юбка чересчур туго обхватила ее бедра. Паническая мысль «Толстею!» была подобна удару отточенного кинжала. Она неминуемо наберет пять килограммов, прежде чем ей удастся снова встретиться с Валдаевым. И он, увидев вместо Лизы жирную корову, пройдет мимо и сделает вид, что не узнал ее!

И Лиза отказалась от завтрака, пятнадцать минут прыгала со скакалкой (это потребовало немалого мужества, так как каждый прыжок отдавал в поцарапанном лбу пульсирующей болью) и пошла пешком.

— Моя машина в ремонте как минимум на неделю, — сказала Алина Владимировна. — Хотела позаимствовать твою «тойоту».

— Мама, она ведь с правым рулем.

— Нормально!

— Мама, нет!

— Не будь жадиной.

— Не дам!

— Как ты разговариваешь с матерью!

— Мамочка, тебе будет неудобно с правым рулем. Обзор не тот.

— Вот проблемы! Я справлюсь.

— Честно-честно, неудобно!

— Неудобно преодолевать больше пяти метров на моих шпильках, а правый руль — это не страшно.

Алина Владимировна продемонстрировала всем безупречную, рельефную ногу, прикрытую чуть выше колена белой юбкой и обутую в модную босоножку с ремешочками и тонким десятисантиметровым каблуком.

Родион и Апогей Палыч вдумчиво осмотрели предложенную конечность.

— Вам бы, Алина Владимировна, в шортиках ходить с такими ногами, — бесхитростно сказал Родион. — Возьмите у Лизы. Кожаные, синие.

— Глупыш! — засмеялась Алина Владимировна. Но ей явно было приятно.

— И не только ноги, — вздохнул Апогей Палыч. — Я бы вас, Алина Владимировна, нарисовал. Приходите позировать!

— Да господи! Смеетесь, что ли? Стара я для позирования. Ладно, дочурка, дай ключи. Заберу твою машину со стоянки. На недельку, хорошо?

Алина Владимировна спрятала ключ от «тойоты» в сумку.

— Мама, осторожно!

— Тридцать кэмэ в час, — заверила веселая мамаша, — не волнуйся, я уже большая девочка. Мальчуганы, чао! Апогей Палыч, не перегружайте моего ребенка. Тем более сегодня она травмирована. Ладно, всем гуд бай!

Глава 24

В списке Валдаева Ирина Владиславовна Линькова (21 год) стояла самой первой. Но наученный многолетним опытом сыщик знал, что искомый элемент всегда находится в последней строчке. Поэтому начал исследования с конца списка.

Восемь раз услышав слово «нет», но всегда встречая теплый прием («не те» Ирины охотно приглашали гостя в квартиру, угощали чаем, пирогами и пивом, втягивали в дискуссии, предлагали посмотреть коллекцию мягких игрушек, марок, сухих бабочек или жучков), Валдаев добрался до верхней строчки своего хит-парада и услышал «да».

— Да. У нее на плече дракон. Что придумала, дурочка!

Саша сомлел от счастья. Удача! Какой же он кретин! Надо было начинать не с омеги, а с альфы — как и положено!

— Ирина ваша дочь?

— Угу. Проходите. Что она натворила?

В голосе женщины звучала усталость. Очевидно, дочь не в первый раз волновала маму.

Валдаев проник в квартиру и огляделся. Стандартная обстановка приличной семьи восьмидесятых годов. Цветочные горшки, оплетенные макраме. Пестрый ковер на стене, пестрые дивандеки на креслах, пестрый палас на полу, хрустальная ваза на полированном столе с предусмотрительно подложенной белоснежной салфеткой.

— У Ирины уже были какие-то неприятности? Я сужу по вашему тону.

— Да нет. Но не о такой дочери я мечтала! Ну что это? В институте не доучилась, бросила, нигде не работает, живет неизвестно на что, у нас с отцом денег не берет. Бриллиант в пупок вставила. И постоянно с новым другом. То один у нее, то другой…

— Она не упоминала француза Поля Деманже?

— Француза? Нет. Не знаю. Да я и видела-то ее в последний раз три месяца назад.

— Да что вы?!

— Ну, она дома-то не живет!

— А где она живет?

— У подруги Ани. Я вам дам телефон и адрес.

— И фотографию дочки, пожалуйста. На всякий случай.

Валдаев взялся за телефон, чтобы дать отбой Здоровякину. Нет, он не пригласил друга поехать к Ане вместе — Саша решил, что Илья может оказаться ненужным свидетелем при встрече с девушкой. Если Аня была под стать своей подруге, то Валдаев за себя не ручался. Последние десять минут Саша просто не отрывал глаз от фотографии рыжеволосой красотки — в полный рост, в купальнике (надпись на обороте: «Геленджик, лето 2000»). Менее возбуждающего снимка в квартире Линьковых не нашлось. Александра уже штормило.

Расчеты Саши имели под собой твердую почву. Ему открыла дверь девица… Совершенно великолепная девица! Стандарт американских пляжных сериалов — белозубая крутобедрая блондинка с бюстом, готовым при любом неосторожном движении удушить собеседника, находящегося от красотки ближе, чем в двух метрах.

Валдаев онемел.

— Э-э-э, — начал он, не сводя взгляда с шаров для боулинга, спрятанных под тонкой тканью легкого шелкового халата.

— Да? — с заинтересованной, приветливой улыбкой отозвалась девушка. — Здравствуйте. Заходите. Ванная комната направо.

«Ой, блин, как удачно все складывается! Ванная комната направо!» В душе Валдаева запели скрипки, арфы и прочие музыкальные инструменты.

— Мойте руки. Вот свежее полотенце. Александр послушно вымыл руки, удивляясь, почему одни лишь руки. Он готов был вымыться полностью. Помыть себя досконально. И не только себя. Но секс-бомба, вероятно, имела на Валдаева какие-то особые виды.

— Идемте в спальню, — властно скомандовала она.

На слабых ногах, но внутренне ликуя, Валдаев двинулся в спальню. Там… Там на двуспальной кровати сидела маленькая бледная девочка лет шести с синевой под глазами и с замотанным горлом.

— Я согласна, — трагично просипела она. — Выписывайте. Пойду в садик. Только не надо ампициллина в попу. Я этого не выдержу.

— Доченька, врач тебя посмотрит.

— Я не врач! — закричал Саша.

Маленькая девочка сразу повеселела. Блондинка удивилась:

— А кто вы?!

Валдаев сунул под нос красотке документ.

— Что же вы комедию ломали?!

— Я не ломал. Я думал, у вас в доме так заведено: зашел, сначала помой руки, потом уж все остальное.

— Все остальное я вам мыть не предлагала! — обиделась шикарная девица. Ее замечательный бюст, напрочь лишенный узды в виде лифчика, тоже обиженно вздрогнул.

— Я неправильно выразился. Все остальное, значит… В плане…

— Ладно. Что вам нужно?

— Я насчет вашей подруги Ирины Линьковой.

— Куда она опять вляпалась?

— Где Ирина? Вы живете вместе?

— Я живу с мужем и дочкой, — опять обиделась блондинка. — С Ириной я не живу. На что вы намекаете?

Во всех словах Валдаева девушка находила какой-то возмутительный для себя, не совсем приличный оттенок. Саша вздохнул. Он подумал, что некоторые ослепительные девицы ослепительны до тех пор, пока не откроют прелестный ротик.

— Так вы не врач? — еще раз удостоверилась маленькая девочка. — А вы мне понравились. А где же врач? Нет, вообще-то интересно. Ребенок болен, при смерти, можно сказать, и никому до этого нет дела!

Девочка прокашлялась, убедительно шмыгнула носом, вытащила градусник и протянула его Валдаеву. Тот автоматически взял термометр.

— Тридцать восемь и пять! — схватился он за голову. — С такой температурой не живут!

— Я и говорю, — кивнула девочка. — Но утром было тридцать девять и три…

Когда Валдаев закончил выяснять отношения с блондинкой Анной и вышел из ее дома, серебристый «лендровер» ждал его у подъезда.

— Ты быстро, однако, Илюша! «Скорая» ехала бы дольше.

— Где Ирина? Ты ее видел? Что ты выяснил?

Валдаев достал фотографию.

— Поехали! — решительно сказал он.

— Куда?

— Сначала к Вере. Пусть подтвердит, что эта, а не другая, девушка встречала Деманже в аэропорту.

К счастью для парней, Вера была дома.

— Да, это она, — презрительно сморщив носик, сказала стюардесса. — Какой вульгарный купальник, правда?

Здоровякин в сто первый раз глянул на снимок и почесал репу.

— Ну…

— Безумно вульгарный, — согласился Валдаев. — Я тоже такой хочу!..

— Куда теперь?

— В центр развлечений «Колизей».

— Рановато для рулетки.

— А мы не играть едем. В «Колизее» работает начальником охраны некий Владилен. Он друг Ирины Линьковой и снимает для нее квартиру. Анна сказала, что видела Ирину последний раз тринадцатого августа. Та собиралась ехать в аэропорт, и была одета в белый топ на завязках и белые обтягивающие брюки. С тех пор Аня не встречалась с Ириной. И сотовый у Линьковой не отвечает, отключен. Я позвонил. Глухо…

В «Колизее» сообщили, что Владилен отбывает заслуженный трудовой отпуск. Через несколько минут неутомимые сыщики ехали в центр города, где у Владилена была квартира.

Начальник охраны с трудом умещался в прихожей. Еще немного, и он догнал бы размерами Здоровякина. А ведь начальнику охраны вовсе не обязательно иметь габариты шкафа-купе. Это прерогатива его подчиненных.

— Привет! — протянул Валдаев руку.

Мужик лениво чесал голое пузо огромной волосатой лапой. Под круглым глянцевым животом тряпочкой висели спортивные шорты «Nike». В квартире было жарко. На носу Владилена выступили капельки пота. Весь его вид успешно иллюстрировал ряд понятий — скука, истома, зной. Но едва Саша предъявил фотографию Ирины Линьковой, равнодушие моментально слетело с толстяка.

— Твоя красотка? — спросил сыщик.

— Спрячь! — шепотом рявкнул Владилен.

Из комнаты появилась привлекательная молодая женщина с грудным младенцем на руках.

— Ладик, что там? — спросила она музыкальным голосом, приятным и нежным. И вся она была приятная и нежная — светлолицая, ясноглазая.

— Да вот мужики с работы зашли, с фальшивым безразличием буркнул Ладик. — Щас уже уходят. По делам тут.

— Мы не уходим — тихо прошипел Валдаев. — Где Ирина?

— Не знаю я никакой Ирины! — шикнул в ответ начальник охраны. — Убирайтесь!..

…Присев на скамейку у подъезда, Илья и Александр откупорили по банке холодного пива — магазинчик находился прямо во дворе, в арке. Друзей одолевали невеселые м�