sf Пол Уильям Андерсон Сдвиг во времени ru en Roland ronaton@gmail.com FB Tools 2005-02-27 98EAF4A8-AFA5-42C9-94FA-477E36CDD3E4 1.0

Пол Андерсон

Сдвиг во времени

522 ГОД ОТ ОСНОВАНИЯ КОЛОНИИ

Эльва возвращалась. Она уже видела свой дом, когда произошло нападение.

Девятьсот тридцать миль — путь по вековым лесам, в рассеянном листьями солнечном свете, по горам, среди травы и первых алых цветов-светильников, раскачивающихся на весеннем ветру, ночевки под открытым небом или в хижине какого-нибудь лесного отшельника, а однажды — в стойбище альфавалов — и дикий маленький народец щебетал о чем-то во тьме, не сводя с нее светящихся глаз… И вот она возвращалась. Она спешила, потому что знала, как ее ждут: человек, два года назад ставший ее мужем, годовалый ребенок, озеро поля, дым, поднимающийся в сумерках из труб.

Фрихольдер Тервола должен был одинаково хорошо справляться с обязанностями и с правами. Раз в сезон он сам или его представитель обязаны были объехать округ. По горам, через леса и глубокие долины, от Озерного Края до Тролля, а потом по реке Быстрого Дыма снова на юг — таков путь, по которому вот уже два столетия объезжали землю предки Карлави. Весной и летом, сквозь пурпур и золото осени — на хайлу; зимой, когда снег скрывает все следы — на мотосанях обходит Фрихольдер свою территорию. Изолированные фермерские кланы, охотники, ловцы, весовщики, полицейские, несущие патрульную службу, все идут к нему со своими спорами и заботами — как к судье и вождю. Даже кочевники-альфавалы привыкли ждать его на своих тропах, веря, что он исцелит больных и раненых, и пытаясь на ломаном человеческом языке изложить проблемы более сложные.

Однако на этот раз Карлави и его судебные приставы были более озабочены новой плотиной через Оулу. Старую размыло прошлой весной, после необыкновенно снежной зимы, — и 5000 гектаров низменности оказались затопленными. Инженеры из Юваскула, единственного города на Вайнамо, разработали новый проект, учитывающий экстремальные условия. И Карлави решил строить по нему.

— Но, черт побери, — сказал он, — здесь потребуется каждый знающий человек. Я — в том числе. Работу надо кончить до того, как земля просохнет, чтобы ферропласт успел связаться с почвой. А ты сама знаешь, какая сейчас нехватка рабочей силы в нашем округе.

— Кто же тогда отправится в объезд? — спросила Эльва.

— Вот уже чего не знаю, — ответил Карлави и провел рукой по своим каштановым волосам. Он был типичным вайнамоанцем: высокий, светлолицый, скуластый, с раскосыми голубыми глазами. Носил рабочую одежду, обычную в округе Тервола: кожаные брюки с бахромой, клетчатая рубашка фамильной расцветки. Ничего романтического в облике. И, однако, сердце Эльвы замирало каждый раз, когда он смотрел на нее. Даже спустя два года.

Он достал трубку и нервно набил ее.

— Кто-то должен. Человек, который сумеет правильно воспользоваться аптечкой и, главное, разберется в человеческих сложностях. Человек с авторитетом. В нашей округе, дорогая, люди мыслят более традиционно, чем в Рууялке. Они не позволят кому попало выносить себе приговор. Как посмеет арендатор улаживать спор между двумя пионерами? Это должен быть или я, или бейлиф, или…

Он замолчал.

Эльва поняла недосказанное.

— Нет! — воскликнула она. — Я не смогу! Я имею в виду…

— Ты моя жена, — неторопливо произнес Карлави. Одно это, по давнему обычаю, дает тебе такое право, а еще — ты дочь Владетеля Рууялки, что по значимости почти равноценно мне. Даже если ты доберешься до противоположного края континента, где люди занимаются рыболовством и земледелием, а не живут за счет леса. — Лицо его осветилось улыбкой. — Надеюсь, ты больше не удивляешься, что Фрихольдеры Тервола такие ужасные снобы!

— Но Хауки, я не могу оставить его.

— В твое отсутствие Хауки отвратительно избалуют обожающая его кормилица и десяток местных женщин. Уж ему-то будет прекрасно. — Скривившись, Карлави отогнал мысли о сыне. — Единственный, кто будет скучать, это я. Так будет тоскливо.

— Ох, дорогой! — выговорила Эльва, необычайно растроганная.

Спустя несколько дней она отправилась в путь.

Запоминающихся впечатлений хватило. Спокойный, убаюкивающий шаг шестиногого хайлу, бессмысленное ничегонеделание километр за километром, в то время как тело, кожа, мускулы, кровь, все древние инстинкты обновлялись и наполнялись свежестью, никогда ранее не испытанной; безмолвие гор и сверкающий на солнце лед на склонах, пение птиц в лесах и журчание рек; грубоватая сердечность гостеприимства, когда ей приходилось просить ночлег у какого-нибудь пионера; жутковатое доброжелательство стойбища альфавалов… Она радовалась, что познакомилась с такой жизнью, и надеялась испытать это снова.

Опасности никакой не было. Последний случай насилия на Вайнамо (если не считать случайных драк) произошел столетие назад. А от ураганов, обвалов, наводнений, хищных животных она была защищена ненавязчивым присутствием Хуивы и нескольких других «прирученных» альфавалов, умеющих пользоваться простейшими орудиями труда и произносить элементарные фразы. Все в них — длинные уши, плоские носы, каждый мягкий зеленый волосок на крошечном тельце, — было целесообразно. Это была их планета, здесь они эволюционировали, хотя и остались скорее животными, нежели разумными существами. Эльву их инстинкты и рефлексы защищали надежнее, чем это смог бы сделать вооруженный конвой.

Однако с каждым днем она все сильнее скучала без Карлави и Хауки. И когда она оказалась наконец на границе расчищенной территории, высоко на склоне Горы Хонбака, и увидела внизу Тервола, мгновенные слезы ожгли ей глаза.

Хуива, придерживая своего хайлу рядом, показал пальцем вниз и прощебетал:

— Дом. Пища ночью. Постель мягко.

— Да! — Эльва напряженно прищурилась. — Ну что я за плакса? — спросила она себя, начиная сердиться. — Я дочь Владетеля и жена Фрихольдера. У меня университетский диплом и медаль за стрельбу из пистолета. Девушкой я плавала по штормовому морю и ныряла в гроты, где гнездились веер-рыбы. Женщиной я принесла сына в мир… я не буду реветь!

— Да, — сказала она. — Давай-ка поспешим.

Она ударила пятками по ребрам хайлу и галопом понеслась вниз. Ее длинные, соломенного цвета, волосы были заплетены, но одна из прядок выбилась наружу и моталась теперь перед глазами. Копыта звенели по камням. Мимо нив и пастбищ, которые так еще и не просохли с зимы, но уже приобретали летний оттенок, — вниз, к огромному металлическому листу озера Рованиеми, а потом через долину, к ее противоположному краю, где Большая Миккела возносится ввысь, такая же высокая и голубая, как и небо. Поселок вытянут вдоль озера — родная красная черепица крыш, корпуса пищевого комбината, дорога, окаймленная деревьями, ведущая к усадьбе Фрихольдера, солнечные блики множества окон… Они уже наполовину спустились по склону, когда Хуива вскрикнул. Эльва знала быстроту его реакции. Насторожившись, она выхватила пистолет из кобуры: «Что там такое?» Хуива скорчившись в седле, одной рукой он показывал в небо. Сперва Эльва не могла понять. Самолет, снижающийся над озером… что тут необычного? И тут она обратила внимание на форму. Прикинула расстояние и поняла, что это за самолет.

Он быстро опускался, окутанный спокойным неярким мерцанием антигравитационных полей, сигарообразный, блестящий. Эльва спрятала пистолет в кобуру и приложила к глазам бинокль. Теперь она могла рассмотреть его подробно: орудийные башни, лодочные ангары, грузовые шлюзы, наблюдательные посты. На бронированном носу начертана эмблема: рука в перчатке стиснула орбиту планеты. Ни о чем подобном она даже не слышала.

Но…

Сердце ее застучало так громко что она уже почти не воспринимала крики ужаса, издаваемые альфавалом.

— Звездолет, — выговорила она. — Звездолет. Знаешь ты такое слово? Как корабли моих предков, прибывших сюда давным-давно… Ну, не беспокойся! Это большой самолет, Хуива! Пойдем!

Она снова пустила своего хайлу галопом. Первый звездолет, прибывший на Вайнамо за… за сколько же? Более чем за сотню лет. И он опускается здесь! В ее родной Тервола! Корабль приземлился прямо перед поселком. Его исполинская масса глубоко просела в пашню. Раскрылись люки, и десантные самолеты устремились наружу, кружа и снижаясь. Они были странных очертаний, больше и грубее, чем флайеры, выпускаемые на Вайнамо. Люди, бегущие к диковине, отхлынули, увидев, как разверзлись бортовые плиты, выбросились сходни и бронированные машины устремились по ним на землю…

Эльва еще не успела достичь поселка, когда пришельцы открыли огонь.

Стартовав с планеты, семь разведывательных кораблей Черткои встретились за пределами атмосферы, весело посовещались по радио и устремились к границе системы. Командующий эскадрой капитан Борс Голье стоял в командной рубке «Асколя». Свет желтого солнца ослепительно сиял на бортах кораблей, а дальше, вокруг, была тьма и множество звезд.

Пристальный взгляд капитана блуждал среди созвездий, очертания которых несколько изменились под влиянием параллакса в пятнадцать световых лет. Какая она большая, Галактика, подумал он. Какая невообразимо огромная… Мысленно прочертив курс, он отыскал Седес Регис. Звезда предков, как утверждала легенда, находилась на расстоянии в тысячу парсеков. Но никто из черткоиан не знал этого определенно. Голье пожал плечами. Кого это волнует?

— Гравитационные поля соответствуют агорическому режиму, — нараспев произнес пилот.

Голье кинул взгляд на кормовой экран. Планета под названием Вайнамо уменьшилась, но все еще оставалась ярким диском, исполосованным облаками и украшенным континентами, общий цвет — спокойный, зеленовато-синий. Он вспомнил охряной цвет Черткои и других, незаселенных планет своей системы. Вайнамо была, пожалуй, самым прекрасным зрелищем, которое он когда-либо видел. Два ее спутника, напоминающие капли светлого золота, сияли рядом. Его глаза автоматически сверились с показаниями приборов. Далеко ли уже Вайнамо, чтобы безопасно перейти на агоро-режим? Нет пока, подумал он… нет, подождем, парень забыл, что диаметр планеты на пять процентов больше, чем у Черткои.

— Порядок, — сказал он наконец и отдал необходимые распоряжения подчиненным ему капитанам. Глубокий гул пронзил металл, воздух, человеческие кости. Появилось мгновенное чувство падения, как бывало всякий раз, когда действовала агорация. Звезды начали менять свой цвет и причудливо поползли по экранам.

— Все нормально, сэр, — сказал пилот. Шеф-инженер подтвердил это по интеркому.

— Порядок, — повторил Голье, зевнул и старательно потянулся.

— Устал! С той маленькой заварушки в последней деревне я так и не спал. Буду в своей каюте. Скажешь, если что пойдет не так.

— Да, сэр. — Пилот бросил на него понимающий косой взгляд.

Голье направился по коридору. Пару раз ему встречались члены экипажа, и он отвечал на салюты так же небрежно, как они отдавались. От людей Межпланетной Корпорации не требовалось безупречного следования церемониалу. Каждый из них был испытанным космонавтом и бойцом. И если они небрежно носят форму, бездельничают вне службы, отпуская шутки и опустошая бутылки, при этом обращаясь к офицерам, как к друзьям, а не как к тиранам,

— пусть будет так. На корабле полный порядок и орудия наготове. Чего еще можно желать?

Правойатс, его денщик, застыл перед дверью каюты, прижав руку к расцарапанной щеке и заплывшему глазу. Другая рука покоилась в готовности на кобуре.

— Неприятности? — спросил Голье.

— Неприятности — это не то слово, сэр.

— Вы причинили ей боль? — спросил Голье резко.

— Нет, сэр. Я хорошо запомнил ваш приказ. Никто ее и пальцем не тронул, даже со злости, а она вон как обошлась со мной. Я ее еле сволок вниз и дал глоток усыпляющего газа. Она сама умудрилась в кабине как-то пораниться. Теперь она уже, наверное, пришла в себя. Но мне не очень бы хотелось идти туда снова, капитан.

Голье засмеялся, глядя сверху вниз на Правойатса, который тоже не был карликом. Но капитан был черткоианином из касты хозяев, могучего сложения, с короткими ногами и важной походкой, резкими чертами лица, вздернутым носом, бородой и шрамами, следами былых походов. Он носил простую зеленую тунику, на ногах — мягкие туфли, на бедре пистолет, единственным его знаком отличия была малиновая звезда на горле.

— Я сам ею займусь, — сказал он.

— Да, сэр. — Несмотря на синяки, денщик явно завидовал. — Вам так хочется увечий? Она, я вам скажу, крепкий орешек.

— Нет.

— От электрошока не остается следов, капитан.

— Я знаю. Занимайся своими делами, Правойатс.

Голье вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Девушка, сидевшая на его койке, сразу вскочила. Красавица, определенно. Вайнамоанские женщины почти все привлекательные, а эта — просто прекрасна: высокая, стройная, изящное лицо и прямой нос слегка забрызганы веснушками, крупный и сильный рот, загорелая кожа, соломенные волосы, раскосые голубые глаза. Кто-нибудь хотя бы слышал о подобном?

Она не бросилась на него — то ли от изнеможения, то ли укрощенная пост-действием газа. Прижалась спиной к стене и дрожала. Это зрелище слегка тронуло Голье. Он много повидал тех, кому не повезло: на Имфане, Новогале, на самой Черткои, и никогда не волновался. Люди, не способные себя защитить, должны стать добычей. Однако же он ни разу не встречал женщины столь же удрученной, сколь очаровательной.

Он небрежно отсалютовал, уселся за стол и улыбнулся.

— Как тебя зовут, милочка?

Она нервно вздохнула. Потом, после нескольких неудачных попыток, умудрилась выговорить:

— Я не думала… что кто-нибудь… знает мой язык.

— Кое-кто знает. Гипнопедия, слышала про такое? — Вне сомнения, она не слышала. Он подумал, что короткая и сухая лекция может ее успокоить. — Это сравнительно недавнее изобретение на нашей планете. Предположим, некто и я не можем объясниться. Мы принимаем препараты, активизирующие нервную систему, а потом электронное устройство начинает высвечивать изображение на экране, анализируя слова, которые произносит другой. То, что слышится, передается мне и запечатлевается в мозгу. Когда мой словарный запас вырастает, компьютер определяет структуру языка — семантику, грамматику и прочее, — и соответственно управляет моим обучением. Таким образом, после нескольких занятий я начинаю свободно владеть чужим языком.

Она провела языком по пересохшим губам.

— Я как-то слышала… о похожих экспериментах в Университете, — прошептала она. — Но у них ничего не получилось. В такой машине нет смысла. На Вайнамо только один язык.

— На Черткои тоже. Но мы уже завоевали две планеты, на одной из них насчитывается более сотни языковых групп. Мы предполагаем, что могут встретиться и другие такие же. — Голье открыл бар, достал бутылку и два стакана. — Бренди любишь? — Он налил. — Меня зовут Борс Голье, я шеф астронавтики Межпланетной Корпорации, командую этим разведотрядом. А ты кто?

Она не ответила. Он протянул стакан в ее сторону.

— Ну-ну, смелее! — сказала он. — Я не такой уж плохой парень. Выпьем. За наше более близкое знакомство.

Резким движением она выбила стакан из его руки, и тот запрыгал по полу.

— Всемогущий Создатель! Нет! — выкрикнула она. — Ты убил моего мужа!

Она упала на стул, обхватила голову руками и заплакала.

Пролитое бренди растекалось по полу.

Голье тяжело вздохнул. Почему с ним всегда случается что-нибудь такое? Наро, наверное, сейчас лапает свою Мари с Пифена, роскошнейшую рыжевато-коричневую шлюху. Та только рада была избавиться от своего тоскливого мира.

Конечно, можно было отправить девицу назад, к остальным пленникам. Но ему этого не хотелось. Он снова сел, достал из стоящей на столе коробки сигару, поднял бокал к свету. Внутри, казалось, засветился рубин.

— Прости, — сказал он. — Откуда мне было знать? Но то, что случилось,

— случилось. И не было бы так много жертв, окажись вы рассудительнее и не окажи сопротивление. Нам пришлось пристрелить несколько человек только чтобы показать, что мы относимся к делу серьезно. Но и потом мы через громкоговорители предлагали остальным сдаться. Они отказались. Тебя, кстати, тогда еще не было, ты скакала через поле на каком-то шестиногом животном. Тебя взяли в плен позже, в драке. Неужели ты не могла спрятаться, пока мы не улетели?

— Там был мой муж, — ответила она, помолчав. Когда она подняла лицо, он увидел, каким оно стало холодным и жестким. — И наш ребенок.

— Да? Ну-у, может быть, мы его подобрали. Если хочешь, можно сходить посмотреть…

— Нет, — ответила она невыразительно и вместе с тем с хоть и слабой, но явной гордостью. — Я спрятала Хауки. Когда дом загорелся, я приказала Хуиве увезти ребенка. Неважно — куда. Я сказала, что догоню их, если смогу, потому что оставался еще Карлави, он сражался на баррикаде. Его убили за несколько секунд до того, как я вернулась к нему… У него все лицо было в крови. Но Хауки вам не достался. И Карлави!

Словно обессиленная этой речью, она сгорбилась и уставилась в угол пустыми глазами.

— Ладно, — сказал Голье, чувствуя себя не особенно уютно. — Ваши люди были предупреждены.

Казалось, она не слышала его.

— Была телепередача на всю планету. Сразу же после первой открытой высадки. Где ты была? В лесу? Да, мы сперва провели телескопическую разведку, сделали несколько тайных посадок, прихватили кое-кого из ваших для допроса. И когда более или менее разобрались в ситуации, то высадились открыто в этом… хм… вашем городе Юваскуле, так он называется? Мы захватили его почти без сопротивления, взяли в плен несколько чиновников из правительства, объявили, что планета теперь принадлежит МК и призвали всех жителей к сотрудничеству. А они не согласились! Только одна засада обошлась нам в пятьдесят отличнейших парней. Что нам оставалось делать? Мы решили преподать урок. Покарать несколько деревень — это же гуманнее, чем засыпать планету из космоса кобальтовыми бомбами. Не правда ли? Но ваши люди опять не поверили, столпились на месте посадки. Сперва они пытались начать переговоры, а потом стали стрелять из охотничьих ружей. Какие у тебя претензии? Мы же отвечали на огонь.

Он расстегнул воротник, который внезапно стал туговат, глубоко затянулся и долил в свой стакан.

— Конечно, я не жду, что ты сразу примешь нашу точку зрения. — Он пытался говорить рассудительно. — Вы же тугодумы, вы живете изолированно уже которое столетие, ведь правда? С тех пор, как звездолет коснулся вашей планеты, с момента первой колонизации. Своих кораблей у вас нет, если не считать дюжины межпланетных шлюпок, которые почти негодны к употреблению. И, значит, вам никак не выйти за пределы системы. Ближайшее от вас солнце с кислородной планетой расположено в трех парсеках. Десять планетарных лет требуется, чтобы добраться до него, и столько же на обратную дорогу. Целое поколение! Конечно, эффект замедления времени позволит вам остаться молодыми — на корабле пройдет несколько недель, а то и меньше, но все твои друзья постареют к твоему возвращению. Поверь мне, судьба астронавта — одиночество.

Он выпил. Приятный огонь прокатился по горлу.

— Ничего удивительного, что человечество так медленно расселяется по космосу и что колонии так изолированы. Черткои — просто название в ваших архивах. Хотя находится всего в пятнадцати световых годах от Вайнамо. Любой ясной ночью вы можете видеть наше солнце. Вы называете его Гаммой чего-то там. Какие-то плевые пятнадцать световых лет — и никаких контактов между колониями более четырех столетий.

Я должен сказать, что Черткои не такой дружелюбный мир, как Вайнамо. Ты сама увидишь. Наши предки прошли трудный путь, за все приходилось бороться. Но теперь нас четыре миллиарда! Когда я улетал, как раз состоялась перепись. А когда мы вернемся, возможно, будет уже пять миллиардов. Нам необходимы ресурсы. Наша экономика страдает от их нехватки. А мы не можем себе позволить экономические затруднения при том неустойчивом равновесии, которое установилось на Черткои. Сперва мы обследовали планеты нашей системы и разработали их, насколько было возможно. Затем разведали окрестности ближайших звезд и нашли две планеты, пригодные для колонизации. Ваша — третья. Ты знаешь, сколько у вас населения? Десять миллионов, как утверждает ваш Президент. Десять миллионов на целый мир с лесами, полями, холмами, океанами… и при этом, на самом маленьком из ваших континентов больше природных ресурсов, чем на всем Черткои. Но вы стабилизировались, вы не хотите увеличения населения!

Голье ударил по столу, тот глухо зазвенел.

— Если ты думаешь, что десяток миллионов полудиких землепашцев имеет монопольное право на все это пространство и богатство, в то время как четыре миллиарда черткоиан живут на грани голода, — возмущенно заявил он,

— то можешь начинать думать сначала.

Она шевельнулась. Голосом далеким и негромким, не глядя на него, проговорила:

— Это наша планета и наше право жить так, как нам нравится. Если вам угодно плодиться, как кроликам, учитывайте последствия сами.

Голье почувствовал, как злость размывает последние остатки терпения. Он ткнул сигарой в пепельницу, отодвинул в сторону бренди.

— Хватит моралей, — сказал он громко. — Я стал астронавтом потому, что это весело!

Он поднялся, обогнул стол и направился к ней.

538 Г.О.К.

Когда находиться в четырех стенах становилось невмоготу, Эльва выходила на балкон и смотрела на Дирих, смотрела, пока не начинали болеть глаза. С такой высоты город был по-своему красив. Во все стороны тянулись к горизонту огромные серые блоки, среди которых розовели редкие башни, отсвечивающие сталью и стеклом. В какую сторону ни посмотреть, взгляд упирался в ряды шахт, за которыми, проглядывая сквозь ажурное переплетение лесов и креплений, виднелись участки первозданной пустыни. Между домами над землей извивалась сеть подвижных дорог — по ним двигались робогрузовики и люди — потребители, кишевшие серой безликой массой. На фоне пурпурно-черного неба и единственной огромной луны, близкой к полной фазе, проносились над головой светляки аэромобилей хозяев — администраторов, инженеров, военных. Иногда было видно несколько звезд, остальные затмевало лихорадочное полыхание неона. Но даже при полном дневном, красноватого оттенка, свете Эльва не могла разглядеть все переплетение дорог внизу. Густой слой пыли, дыма и копоти скрывал основания искусственных гор. Только в воображении она могла представить подземелья и тоннели, в которых скрывались банды преступников и обитали самые низшие касты рабочих, всю жизнь тратившие на обслуживание машин.

На Черткои было тепло — зимой и летом. Лишь когда вдруг налетал ночной ветер, Эльве приходилось плотнее закутываться в накидку — натуральный мех с Новогала. Борс не скупился на платья и драгоценности. К чести его — не только потому, что ему нравилось появляться с этой женщиной на публике, где она вызывала восхищение, а он сам — зависть.

Несколько первых месяцев она отказывалась покидать апартаменты. Тут он ничего не мог поделать и выжидал. В конце концов она уступила и больше не пренебрегала возможностью вырваться из заключения в четырех стенах. Но с недавних пор стало не до развлечений — Борс напряженно работал.

Дрогои поднялась выше, красноватая от заходящего солнца и смога над городом. Достигнув зенита, она приобретет цвет тусклой меди. Как-то Эльве показалось, что пятна на Дрогои образуют очертания черепа. Это был обман зрения, причиной ему послужило отвращение ко всему черткоианскому. Но от этого впечатления она так и не смогла избавиться.

Она перебирала глазами созвездия, зная, что, если отыщет солнце Вайнамо, ей будет больно, но не могла остановиться. Воздух в эту ночь был мутным, с привкусом кислот и тухлых яиц.

Ей вдруг вспомнились верховые прогулки вдоль озера Рованиеми, вскоре после замужества. Рядом был Карлави, и никого больше: на Вайнамо не было нужды в телохранителях. По небу быстро ползли две луны, их свет оставлял двойные подрагивающие полосы на воде. Деревья шелестели, воздух пах зеленью, кто-то пел с плавной протяжностью, спрятавшись среди молочно-пятнистых теней.

— Как прекрасно! — прошептала она. — Это поющая птица. У нас в Рууялке нет ничего подобного.

Карлави довольно улыбнулся:

— Это совсем не птица. Альфавалы его зовут… хм, кто бы мог произнести что-нибудь по-альфавальски? Мы говорим «йяно». Небольшое псевдомлекопитающее, ужасно надоедливое. Пожирает корни. Поэтому мы планируем уничтожить весь вид.

— Да? Но ведь могут быть задеты альфавалы. У них же есть что-то вроде религии. Вдруг эти «йяно» — ее атрибут. А еще может быть…

Каждый на Вайнамо знал древнюю легенду — именно на ней был основан один из главных законов: когда-то, два-три миллиона лет назад, на Старой Земле жили зеленые карлики. Потом они исчезли — с тем, чтобы быть обнаруженными здесь, на Вайнамо, и теперь, раз уж они коренные жители планеты, люди обязаны считаться с ними и помогать.

Однажды Эльва попыталась объяснить эту мысль Борсу Голье. Он вообще не смог понять ее. Если абосы, к примеру, могут для чего-то использовать захваченных с суши людей, то почему бы им этого не делать?..

— Расскажи о «йяно», — попросила она Карлави.

— Многие годы мы попусту надеялись на электрические заграждения и прочее. А недавно, инспектируя Институт Экологии в Пааске, я обнаружил, что там придумали совершенно новый способ. Они используют доминантные мутантные гены с записью стойкого отвращения к витамину С. Ты же знаешь, что витамин С не встречается у местных растений, только у земных. Мы поможем мутантам размножаться, и с каждым сезоном будет становиться все меньше «йяно», питающихся нашими урожаями. Лет через пять их вообще можно будет не принимать в расчет.

— Но петь они будут так же. — Она медленно подогнала своего хайлу поближе, их колени соприкоснулись. Карлави наклонился и поцеловал ее.

Эльва вздрогнула. Нет уж, лучше уйти, подумала она.

Она вернулась в свою комнату, свет включился автоматически.

Апартаменты представляли собой три тесные комнатки, и это считалось роскошью. Пять миллиардов людей — а с каждым днем все больше и больше — не могли безнаказанно существовать на планете, столь истощенной, как Черткои, и даже богатые люди могли лишь мечтать о роскоши, естественной для беднейшего на Вайнамо. Воздух, простор, деревья, трава под босыми ногами, собственный дом и чистое небо. Понятно, почему на Черткои большое распространение получили неестественные развлечения, вроде мультисенсорных фильмов о жизни и борьбе.

Велгойя шебуршала в своем закутке. Эльва удивилась бы, узнав, что эта девчонка-служанка когда-нибудь спит.

— Не желает ли госпожа чего-нибудь?

— Нет. — Эльва села. Ни на что серьезное девчонка не годится. Сколько она еще здесь прослужит? Год, может быть. Эльва не следила за временем, это было трудно потому, что на Черткои пользовались незнакомым календарем. Планета была более массивной, чем Вайнамо, и атмосферное давление, соответственно, на десять процентов выше. Все это не имело никакого значения, если психика была в норме, но Эльва постоянно чувствовала себя уставшей.

— Нет, ничего не хочу. — Она откинулась на диване и закрыла глаза. От наружного воздуха их всегда начинало щипать.

— Чашечку стима, может быть, если госпожа пожелает? — Девушка поклонилась еще ниже, гротескно куклоподобная в своей униформе.

— Нет! — крикнула Эльва. — Убирайся!

— Простите меня. Я — червь презренный. Молю о вашем великодушии.

Девица на животе поползла к двери.

Эльва достала сигарету. На Вайнамо она не курила, здесь же, на Черткои, курящие женщины нравились большинству мужчин, а кроме того, сигарета помогает занять руки.

Подобострастное отношение потребителей к хозяевам шокировало ее недолго — слишком бесцветными и скользкими существами они казались. Единственное, что их заботило и в чем они видели смысл — стабильность. Велгойю, к примеру, можно было в любой день выкинуть на улицу, и на ее место нашлись бы миллионы жаждущих претенденток.

Дверь открылась. Эльва обернулась, напряглась в надежде. Да, это Борс. Один. Когда он приводил с собой приятеля, она уходила в спаленку и просто слушала. Черткоиане высшего ранга не любили, чтобы женщина участвовала в разговоре.

Он вошел в комнату уставшей походкой, снял шляпу, плащ и бросил их на пол. Велгойя поползла убирать, а когда он сел, она была уже тут как тут, с выпивкой и сигаретой.

Эльва ждала. Она уже изучила его. Когда грубое бородатое лицо смягчилось, она заставила себя улыбнуться и вытянулась на диване, опершись на один локоть.

— Так ты заработаешься до смерти, — проговорила она.

Он вздохнул:

— Да. Но конец виден. Пара недель, и кончится вся эта бумажная волокита.

— Если только какой-нибудь очередной бюрократ не изобретет девятнадцать новых форм, которые необходимо заполнить в четырех экземплярах.

— Возможно.

— У нас никогда не было таких проблем. Правительство координировало действия и точно определяло необходимые ресурсы. Почему ваши люди не могут разобраться даже в том, чем сами занимаются?

— Ты же знаешь. Потому, что нас пять миллиардов. У вас на Вайнамо слишком много свободного места… — Голье допил свой стакан и протянул его за добавкой.

— Ради вековечного хаоса! Да, я готов там остаться, когда мы сделаем дело!

Эльва подняла брови.

— Это мысль, — промурлыкала она.

— Ох, нет, это невозможно, — сказал он, возвращаясь в обычное свое настроение. — Я же забыл… Я не могу быть единственным на всей планете чужаком и врагом…

— Не обязательно…

Он покачал головой.

— Даже если я приживусь, я должен буду тридцать лет ждать прибытия Третьей экспедиции. Но мне вовсе не улыбается стать к старости потребителем. Или, еще хуже, увидеть потребителями своих детей.

Эльва прикурила новую сигарету от первой. Глубоко затянулась, чтобы не потерять контроль над собой.

Гораздо лучше организовать Вторую экспедицию и сделать потребителями других, подумала она. Первая, когда взяли в плен меня и еще более тысячи человек — что с ними сталось? Скольких признали бесполезными и отправили на лоботомию? Первая была явно разведывательным рейдом. Вторая будет насчитывать пятьдесят боевых кораблей и попытается силой добиться капитуляции. Или нанесет удар по возможным очагам обороны, полностью уничтожит весь военный потенциал и доставит на Черткои орды рабов. И тогда Третья экспедиция, в тысячу кораблей, приступит к окончательному захвату, доставив воинские гарнизоны, надсмотрщиков, надзирателей и колонистов. Это случится, по времени Вайнамо, через сорок пять лет, считая от сегодняшней ночи. Мужчины Вайнамо… Хауки… если он останется жив после Второй экспедиции, то у него будут лишние тридцать лет свободы. Но если он отважится обзавестись детьми?

— Наверное, я обоснуюсь там после Третьей экспедиции, — задумчиво сказал Голье. — Наверное, мне у вас понравится. И сколько благоприятных возможностей! Целый мир ждет должного прогресса!

— Я тебе многое смогу подсказать. — Эльва посмотрела на него прямо. — Ты же не очень хорошо разбираешься.

Голье переменил позу.

— Не надо снова об этом, — попросил он. — Я не могу взять тебя с собой.

— Ты же командующий флотом, так?

— Да, но черт возьми, как ты не можешь понять! Офицеры не должны пользоваться привилегиями, это вредно влияет на моральный климат.

Эльва взмахнула ресницами:

— Не так уж и влияет. На самом-то деле.

— Мой старший сын обещает заботиться о тебе. Он совсем не такой плохой парень, как ты думаешь. А через тридцать лет мы увидимся.

— Когда я стану седой и морщинистой. Почему бы тебе просто не вышвырнуть меня на улицу и не оставить в покое?

— Ты знаешь почему! — резко сказал он. — Ты — первая женщина, которую я могу назвать этим словом. Мне никогда не было скучно с тобой, нет. Но…

— Так-то ты обо мне заботишься…

— Ты меня за идиота считаешь? Думаешь, я не понимаю, что как только мы сядем, ты только и будешь голову ломать — как бы перебежать к своим?

Эльва высокомерно вскинула голову.

— Ладно! Раз так, то говорить больше не о чем.

— Ну, милая, ты слишком серьезно относишься к словам. — Он потянулся, чтобы положить руку ей на плечо, но она тут же отодвинулась на противоположный конец дивана. Казалось, он растерялся.

— И потом, — попытался он объяснить. — Если ты так переживаешь за свою планету, подумай, ведь то, чем мы собираемся заняться там, вряд ли доставит тебе удовольствие…

— Сперва ты назвал меня изменницей! — вспылила она. — А теперь обвиняешь меня в недостатке мужества!

— Подожди…

— Ну давай, бей! Мне с тобой не справиться. На это у тебя смелости хватит!

— Я никогда…

В конце концов он согласился.

553 Г.О.К.

Ракета, выпущенная по Юваскула, уничтожила все в радиусе десяти километров. Крупнейший город планеты обратился в клубок радиоактивного пламени. Как ни странно, гибель мужчин, женщин, детишек, домашних животных причинила Эльве гораздо меньше боли, чем осознание того факта, что Старого Города больше не существует. Ни корабля, на котором первый колонист опустился на поверхность Вайнамо, ни старой церкви Святого Яраи с цветными витражами и позолоченной колокольней, ни Музея Искусств, куда с таким трепетом входила она в молодости, ни Университета, где она училась и где познакомилась с Карлави. Я — настоящая дочь Вайнамо, подумала она с раскаянием. Традиции связаны с воспоминаниями. Черткоианам этого не понять. У них нет прошлого, о котором стоило бы вспоминать.

Небо на севере казалось красным. Зарево было видно даже здесь, среди пластиковых палаток передовой базы, по которой она прогуливалась, пролетев не одну сотню километров на транспортном аэрокаре. Летевшие вместе с ней черткоианские солдаты попытались было развлечься, пришлось показать пропуск, подписанный лично Командором Голье. Солдаты сразу же сделались раболепно-почтительными.

Пропуск давал ей право на свободное передвижение в тыловых районах. Чтобы получить его у Борса, потребовалось много лести и хлопот, но, что странно, еще ни разу никто не потребовал у нее этот пропуск. Эльва не переставала удивляться такому небрежному отношению к правилам военного времени. Совершая свои прогулки, она убедилась, что Черткои никогда не станет лучше, чем она есть. Черткои — враг, понимающий лишь язык силы. Вайнамо не была способна на отпор, даже если бы каждая ферма оказалась арсеналом, а каждая лесная дорога — смертельной ловушкой. Партизанщина против врага, вооруженного ядерными ракетами, при полном его господстве в воздухе и в космосе — нет, так его не остановить.

Эльва поплотнее завернулась в черную накидку и прижалась к стенке окопа. Часовой прошел мимо, его шлем квадратом проплыл на фоне такой милой, такой родной луны, винтовка перечеркнула звезды. На секунду зарево стало ярче, красный свет озарил все вокруг, и Эльва испугалась, что ее заметили. Ей не хотелось лишних вопросов. Но часовой продолжал свой путь. Еще с воздуха она видела, что огонь больше всего свирепствует в лесах, окружающих Юваскулу. Дома, хоть и раскаленные добела, не горели. Зона разрушений ограничивалась центром города. Должно быть, за время ее отсутствия в одном из институтов разработали новые способы пропитки дерева… Как бы Борс смеялся, скажи она ему об этом! Промышленность, едва способная удовлетворить потребность в транспорте, сельскохозяйственных машинах, инструментах, химикалиях; наука, способная разработать разве что противопожарную методику и проследить экологические цепочки; общество, намеренно стабилизировавшее численность населения, пуще всего оберегающее замшелые традиции и обряды, — и война против Черткои!

И все равно, он прекрасно знает по опыту, что даже самого слабого врага нельзя уничтожить без достаточного изучения. И он по-настоящему озабочен, если привлек к этому делу Эльву: офицер, взятый в плен у Юваскулы, когда Борс еще надеялся захватить город неповрежденным, ничего не сказал даже под пытками. Значит, он знает что-то очень важное. Но Голье некогда было ждать, пока инквизиторы завершат свою работу. Он отправился в Лемпо на место сражения за Оружейные Мастерские, и Эльва знала, что вернется он не скоро. Завод был размещен под землей, это было экономически выгодно и сохраняло нетронутым заповедник над ним. Теперь за эти хорошо укрепленные бункеры шла отчаянная схватка. Черткоиане обязаны были их захватить, им нужна была уверенность, что там ничего не уцелеет. Они не могли оставить на Вайнамо даже намека на ядерную индустрию. У планеты и так будет почти тридцать лет, чтобы оправиться и перевооружиться до прибытия Третьей экспедиции.

Эльва уже хорошо ориентировалась в пластиковых лабиринтах и сразу нашла нужную ей палатку.

Наружный часовой направил на нее винтовку:

— Руки вверх! — Его мальчишеский голос ломался от страха. Уже не один часовой был найден с перерезанным горлом.

— Все в порядке, — сказала она. — Мне надо видеть пленного Ивало.

— Этого офицера? — Он полоснул фонариком по ее лицу. — Но ты… ты…

— Вайнамоанка. Правильно. Ты же знаешь, некоторые из нас сотрудничают с вами. Из пленников, взятых в прошлом рейсе. Проводниками, разведчиками… Ты должен был слышать обо мне. Я Эльва, женщина Командора Голье.

— Конечно, миссис. Верно, я слышал.

— Вот мой пропуск.

Он беспокойно покосился.

— Но я могу спросить, миссис, что вы собираетесь делать? У меня строгие инструкции…

Эльва одарила его наиболее доверительной из своих улыбок:

— У моего хозяина появилась идея. Этот пленник располагает важной информацией. Его обработали, но он так и не заговорил. Теперь мы попробуем обойтись без насилия. Привлекательная женщина одной с ним расы…

— Хорошо. Может быть, он расколется, но все равно, миссис! Эти быстроглазые блондинчики — подлые животные… Прошу прощения… Делайте свое дело. Кричите в случае чего, если он зарвется… ну и прочее.

Дверь перед ней раскрылась, Эльва вошла в полукруглую комнатку, такую низенькую, что ей пришлось нагнуться. Затеплилась световая трубка, высветив брошенный прямо на пол матрас.

Виски капитана Ивало поседели, но он еще сохранил силу и гибкость. Лицо его выглядело изможденным, заросло щетинистой бородкой, глаза запали; одежда была грязной и рваной.

Он даже не удивился, когда увидел ее.

— Что теперь? — спросил он на ломаном черткоианском. — Что еще вы решили попробовать?

Эльва ответила по-вайнамоански (о, Господи, полтора года ее времени и семнадцать планетарных лет прошло с тех пор, как она хоть словом обменялась с соплеменником):

— Успокойся, прошу тебя.

Он сел.

— Кто ты? — резко спросил он. Чистое произношение. Должно быть, он был ученым или учителем в мирные, столь теперь далекие времена. — Изменница? Я знаю, есть и такие. В любой бочке найдется пара гнилых яблок.

Эльва опустилась на пол рядом с ним, обхватила руками колени и уставилась на противоположную, полукруглую стену.

— Я не знаю, что тебе сказать, — бесцветным голосом произнесла она. — Я с ними, да. Они взяли меня в плен в прошлое нападение.

Он легонько присвистнул. Протянул слегка дрожащую руку и замер, едва коснувшись ее.

— Тогда я был совсем молодым, — сказал он. — Но я помню. Я могу знать тебя?

— Возможно. Я — Эльва, дочь Владетеля Рууялки и вдова Карлави, Фрихольдера Тервола.

Внезапно она потеряла контроль над собой, вцепилась ему в руку так, что кровь проступила из-под ногтей.

— Ты знаешь что-нибудь о моем сыне? Его зовут Хауки. Я отправила его прочь со своим слугой-альфавалом. Хауки, сын Карлави, Фрихольдера Тервола. Ты знаешь?

Он освободился так бережно, как только мог, и отрицательно покачал головой.

— Прости меня. Эти места я знаю только по названиям. Я сам с Аакиенских Островов.

Голова ее поникла.

— Меня зовут Ивало, — неловко сказал он.

— Я знаю.

— Что?

— Слушай. — Она посмотрела на него. Глаза ее были совершенно сухи. — У меня есть для тебя кое-что…

Он заставил себя сдержаться.

— Если ты думаешь…

— Нет. Послушай, пожалуйста. Здесь. — Она зашарила в своем внутреннем кармане, наконец пальцы ее нащупали пузырек. Она протянула его Ивало. — Это антисептик. Но на этикетке написано, что он очень ядовит, если принять вовнутрь.

Он довольно долго пристально разглядывал ее.

— Это все, что я могу для тебя сделать, — сказала она, снова глядя в сторону.

Он принял от нее пузырек и завертел в руках. Полумрак усиливал тяжесть молчания.

Наконец он спросил:

— Тебе это не дорого обошлось?

— Не очень.

— Подожди… Если ты смогла прийти сюда, ты, конечно же, можешь совсем убежать. Наши отряды не могут находиться далеко. Да и любой фермер по соседству тебя спрячет.

Она покачала головой.

— Нет, я останусь с ними. Может быть, мне удастся хоть немного помочь другим. Что помогает мне — так это надежда… Что хорошего жить здесь, если мы все станем рабами. Ты знаешь, что через тридцать лет назначена еще одна, завершающая экспедиция?

— Да. Мы взяли несколько пленных и допросили. Первое нападение поставило нас в тупик, многие думали, что это были… как же их называют?.. пираты. Но теперь мы знаем, что они действительно собираются захватить планету.

— Должно быть, у вас есть несколько хороших лингвистов, раз вы смогли говорить с пленниками, — сказала она, пытаясь сохранить бесстрастие. — Конечно, тебя самого после пленения могли обучить при помощи гипнопедии.

— Чего?

— Машины, обучающей языкам.

— Ах, так у врагов она есть? Но у нас тоже есть. Черткоианский я знал за неделю до того, как меня взяли в плен.

— Я хотела бы помочь тебе бежать, — проговорила она. — Но не знаю как. Этот пузырек — все, что я смогла. Ведь правда?

Он посмотрел на лекарство с нежностью.

— Мой хозяин… сам Голье… сказал, что его люди разрежут тебя на кусочки, но ты им все расскажешь… Я и подумала…

— Ты очень добра. — Ивало скривился, словно попробовал что-то очень мерзкое. — Но я не знаю ничего полезного. Я даже не приносил присягу хранить секреты, которыми располагаю. Зачем я тогда держусь? Не спрашивай лучше! Упрямство. Злость. Злость, да, потому что мой народ, наш народ, черт побери, позволил себе быть таким нерешительным и глупым.

— Что?

— Мы могли бы одним ударом выиграть войну, — сказал он. — Но не захотели. Мы скорее согласны умереть и обречь своих детей на порабощение Третьей экспедицией.

— Что ты имеешь в виду? — Она изо всех сил сжала колени руками.

Он пожал плечами.

— Кое-кто на Вайнамо правильно понял, что предыдущее вторжение — это авангард захватнической армии. Это не было официальной точкой зрения, разумеется, слишком уж наше правительство похоже на страуса… Но несколько биологов…

— Эпидемия!

— Да. Штамм локального паракоризоидного вируса. Инкубационный период около месяца, все это время организм служит разносчиком болезни. Вакцинация дает стойкий эффект через две недели после первых симптомов, таким образом все наше население могло быть предохранено. А черткоиане вернулись бы назад зараженными. Смертность оценивается в девяносто процентов от всего населения.

— Но…

— Правительство запретило, — с горечью сказал он. — Информацию изъяли. Культуры вирусов уничтожили. Было решено, что мы не можем так поступить даже ради собственного спасения.

Эльва почувствовала, как напряжение покидает ее. Она обмякла. Она же видела детишек Черткои.

— Конечно, они правы, — устало произнесла она.

— Возможно. Возможно. Пусть нас обезоружат и перебьют, пусть нас превратят в рабов. Правда ведь? Наши леса вырубят, месторождения выработают, наших бедных альфавалов истребят… Ну и черт с ними! — Ивало пристально посмотрел на флакон с ядом. — У меня нет никаких сведений. Я не вирусолог. Я не принесу никакого вреда черткоианам своим молчанием. Но я вижу, что они с нами делают. Я бы наслал на них эпидемию.

— Я бы не смогла. — Эльва прикусила губу.

Какое-то время он рассматривал ее.

— Почему ты не убежишь? Не стоит надеяться стать всепланетной героиней. Ты ничего не сможешь сделать. Они уничтожат нашу промышленность и уберутся. Они не смогут вернуться раньше чем через тридцать лет. Большую часть жизни ты будешь свободной.

— Ты забыл, — сказала она, — что если я улечу с ними и вернусь, то для меня пройдет один-два года. — Она вздохнула. — Ничем я не смогу помочь в предстоящей битве. Я всего лишь женщина. Ни на что не пригодная. Если же… ох, если ничего не изменится, на Черткои окажется гораздо больше пленников с Вайнамо. У меня есть кое-какие возможности, очень небольшие. Может быть, мне удастся помочь им.

Ивало глядел на яд.

— Я был почти готов выпить, — буркнул он. — Я никогда не считал, что это трудно: расстаться с жизнью. Но теперь… Если ты можешь… — Он вернул ей пузырек. — Благодарю, госпожа моя.

— У меня есть идея, — сказала она с некоторым нажимом. — Расскажи им все, что знаешь. Скажи, что именно я уговорила тебя сделать это. Тогда я попытаюсь устроить, чтобы тебя обменяли. Вдруг удастся…

— Вдруг, — сказал он.

Она покраснела.

— Если ты окажешься на свободе, — спросила она неловко, — может быть, ты съездишь в Тервола? Может, найдешь Хауки, сына Карлави, и скажешь ему, что видел меня? Если он жив…

569 Г.О.К.

За время отсутствия кораблей Дирих изменился. Город сделался больше, грязнее, уродливее. С каждым годом все большее число людей теряло статус хозяина и уходило в подземелья, присоединяясь к бандам. Время от времени грохот сражений в тоннелях достигал даже верхних этажей, где жили хозяева. И с самых высоких башен нельзя было больше увидеть пустыню, только ряды заброшенных шахт и горы отработанной породы, на которых вырастали районы новостроек. Облака смога ползли вверх, и это тоже начинало ощущаться на элитарных этажах. В телешоу показывали теперь стриптиз и кровавые побоища. Из космических новостей было актуальным восстание на Новогале, подавленное с такой жестокостью, что возникшую нехватку рабочей силы пришлось восполнять за счет жителей Имфана.

И только если посмотреть в зенит, не увидишь никаких перемен: дневное небо все того же холодного пурпурно-голубого цвета, редкие желтые пылевые облака, ночью — те же самые звезды и череп луны.

Нет, подумала Эльва, кое-что изменилось. Флот Третьей экспедиции виден на орбите невооруженным глазом: тысяча сто звездолетов, вокруг которых кружат транспортники, набитые солдатами и снаряжением. Вся мощь Черткои выстроилась для захвата Вайнамо. Межзвездные походы — непростое занятие. Домой за припасами и подкреплением не пошлешь. Или вы сокрушаете врага, или он разбивает вас. Адмирал флота Борс Голье не собирался быть разбитым.

Борс Голье прекрасно понимал: несмотря на то, что в прошлый раз он уничтожил индустрию Вайнамо, какое-то подобие космического флота может вступить с ним в бой. Тридцать лет — долгий срок, и нелепо надеяться, что враг потратил это время зря. Конечно, силы будут не равны. Десять миллионов, даже если они напрягут все свои силы, не смогут противостоять согласованному натиску шести с половиной миллиардов, чей мир непрерывно индустриализировался на протяжении сотен лет и мог использовать ресурсы двух подвластных планет. Простая арифметика показывала безнадежность сопротивления. Но и десять миллионов могли оказаться кое на что способными, а ракеты с ядерными боеголовками — хорошее средство, чтобы хоть относительно уравновесить силы. Именно поэтому Борс Голье и добивался такой мощи своего флота, чтобы в зародыше подавить любое сопротивление. И получил свое.

Эльва перегнулась через перила балкона. Холодный ветер раздувал платье, заставляя переливаться радужные краски. Она не отрицала, что ткань красива. Борс изо всех сил пытался угодить ей. Сам он по-детски радовался своим успехам, новому высокому положению, восьмикомнатной квартире, которую они теперь занимали на верхнем этаже Лебеданской Башни.

— Ну, надолго мы не задержимся, — сказал он сразу после того, как они впервые обошли этот автоматизированный лабиринт. — Третья экспедиция отправится даже раньше, чем я думал. Какие-то несколько месяцев — и мы на обратном пути!

— Мы? — пробормотала Эльва.

— А ты хочешь остаться?

— В прошлый раз ты не был столь энергичен.

— Да. Но в прошлый раз я и не был тем, кем стал сейчас. Теперь — дело другое. Во-первых, у меня слишком высокое звание, чтобы обращать внимание на критику или зависть. А во-вторых… ты тоже входишь в счет. Ты не какая-нибудь случайная туземка. Ты — Эльва! Женщина, расколовшая того парня, Ивало.

— Мне кажется, это может вызвать беспорядки здесь, на Черткои. — Она повернула голову, искоса глядя на него из-под полуприкрытых век. В красноватых лучах солнца ее соломенные волосы казались золотыми. — О вас скажут, что вы бежите с собственного умирающего мира. Я была удивлена, когда вы согласились на еще одну попытку.

Голье усмехнулся.

— Не слушай толпу. Несколько Директоров проголосовали за то, чтобы Вайнамо оставили в покое. Другие предлагали простерилизовать планету кобальтовыми боеголовками. Но я их всех переспорил. Мы построили флот для оккупации планеты, и все ее население будет заложником своего поведения. При первых же подозрениях, что среди нас началась эпидемия, мы обратим в пустыню весь континент. Если же симптомы подтвердятся, мы уничтожаем оставшееся. Но, я думаю, нам предстоит обычная война. Нормальная.

— Я знаю, я уже это слышала. Раз пятьсот, наверное.

— Кошмар! Я в самом деле такой зануда? — Он встал и положил руки ей на плечи. — Я не хотел. Честное слово. Просто я так и не научился разговаривать с женщинами, вот и все.

— А я так и не научилась прятаться, словно призовая золотая рыбка, которую ты не желаешь никому показывать, — резко заявила она.

Он поцеловал ее, щекотнув усами.

— На Вайнамо все будет по-другому. Когда мы наведем там порядок, я стану губернатором планеты. Пока что мне приходится считаться с Директоратом, а там я смогу делать все, как захочу. И как захочешь ты.

— Сомневаюсь. Разве можно тебе верить? Я заставила Ивало все рассказать, пообещав ему обмен, но ты свое слово не сдержал. — Она попыталась вывернуться из его объятий, но у него были очень сильные руки. Эльва вдруг поняла, насколько она беспомощна. — И теперь, когда я говорю тебе, что с пленниками надо обращаться по-человечески, ты ссылаешься на свой чертов Директорат…

— Но в руках Директората полиция!

— А ты — Адмирал флота, и ты никогда не забывал мне об этом напоминать. Ты можешь добиться, чтобы вайнамоанцев содержали под почетным арестом и предоставили более сносные условия…

— М-м-м, ну потом… — Его губы тыкались ей в щеку, она отвернула голову и продолжала:

— …если будешь стоять на своем. Ведь это твои личные пленники, так ведь? Я достаточно об этом наслушалась — и от тебя, и от твоих зануд-офицеров, когда ты их приволакивал домой. Я читала, я прочитала сотни книг. А чем мне еще было заняться день за днем, месяц за месяцем?

— Но я работал! Я был бы рад выбраться с тобой куда-нибудь, дорогая, но…

— Так что теперь я понимаю структуру власти на Черткои не хуже тебя, Борс Голье. А то и лучше. И если ты не знаешь, как использовать свое собственное влияние, то поубавь немного свою спесь, сядь и послушай, что я тебе скажу!

— Хорошо, милая, я же не отрицаю, что иногда ты даешь мне ценные советы.

— Тогда слушай! Всех взятых тобой в плен вайнамоанцев ты обеспечиваешь удовлетворительным жильем, развлечениями и уважением. Что за толк от того, что ты их пленил, если от них никакой пользы? И еще, главное, флот должен вернуть их всех на Вайнамо.

— Что? Да ты понимаешь, о чем говоришь?

— Я все хорошо понимаю! Кто, кроме меня, тебе это скажет? В твоем распоряжении окажутся проводники, посредники, марионеточные лидеры. И не пара десятков, те трусы и изменники, что у тебя есть сейчас. Сотни. Вот так, а остальное в твоих руках.

— Они же меня всей душой ненавидят, — вставил Голье.

— Сам виноват. Дай им сносные условия жизни, и этого не будет. По крайней мере не в такой степени. И позволь мне общаться с ними. Помощников я тебе обещаю!

— Ну ладно, ладно, я подумаю.

— Ты уже подумал! — Она расслабилась, прижавшись к литым мускулам его груди.

Подняла голову с рассеянной улыбкой.

— Ты великолепен, Борс, — произнесла томно.

— Ох! Эльва…

Позже:

— Знаешь, что я хочу тебе сказать? Что будет, как только я займу свое место на флагмане? Я на тебе женюсь. Прямо и открыто. А они пусть бесятся. Меня это не волнует. Я хочу быть твоим мужем, Эльва, отцом твоих детей. Знаешь, как это будет звучать? Миссис Голье, супруга Генерал-Губернатора Провинции Планета Вайнамо. Ты ведь никогда не предполагала, что достигнешь такого в жизни, правда?

584 Г.О.К.

Когда путь подходил к концу, он отвел ее в свою личную спасательную капсулу. Гравитационный двигатель, регенератор воздуха, аварийные запасы пищи и воды, способные восполняться за шестьдесят секунд, занимали большую часть бронированного цилиндра.

— Я не предполагаю осложнений, — сказал Борс, — но если что случится… Надеюсь, ты сумеешь спуститься в ней на планету.

Он замолчал. Звезды на экране, искаженные околосветовой скоростью, обрамляли его тяжелое коричневое лицо. Кожа слегка поблескивала от пота.

— Я люблю тебя, ты знаешь, — быстро сказал он и ушел. Эльва осталась внизу.

Затянутая в мундир космофлота, окруженная со всех сторон тонированным металлом, она уселась на койку, ощутив внезапную боль, когда агорационные двигатели прекратили работу и скорость начала резко снижаться. Личный обзорный экран, установленный в капсуле, показывал теперь звезды — острые иглы на фоне тьмы — в правильном расположении. Вайнамо выглядела крошечной и голубой и находилась на расстоянии в несколько сотен тысяч километров. Эльва пригладила волосы, кожа под ними казалась напряженной, губы пересохли. Нельзя никому помочь, если испытываешь страх, подумала она. Даже совсем маленький страх.

Она пробудила в себе воспоминания о земле, в которой вот уже шестьдесят два года покоился Карлави. Тростники, поющие под лучами солнца, ветер, волнами бегущий по высокой траве, цветы-светильники, покрывающие все пространство долины. И по краю горизонта плывет в нежнейшей голубизне снежный пик Большой Миккелы, похожий на мечту.

— Вот я и вернулась, Карлави, — сказала она про себя.

На экране близкие корабли казались сверкающими игрушками, погружающимися в безграничность мироздания. Более далекие при таком слабом увеличении не различались. Если она решится, то можно включиться в центральную сеть интеркома и слышать все, что происходит в командной рубке. Эльва щелкнула переключателем. Ничего пока, одни рутинные переговоры и рапорты.

— А не ошибалась ли я все это время? — подумала она. На мгновение ее сердце замерло.

И тут же:

— Тревога! Красная опасность! Тревога! Красная опасность! Обнаружены объекты, девять тридцать по часовой, пятнадцать градусов выше. Нейтринная эмиссия показывает ядерные устройства.

— Тревога! Желтая опасность! Неподвижный объект на орбите целевой планеты, два тридцать по часовой, десять градусов ниже, примерное расстояние — 75.000 километров. Очень массивен. Повторяю, неподвижный. Низкий уровень радиоактивности, болометрия дает температуру окружающего пространства.

— Обнаруженные объекты — космические корабли. Средняя радиальная скорость приблизительно 250. Очевидного торможения нет. Общее число очень велико, оценивается в пять тысяч. Масса каждой из единиц невелика, сравнима с массой нашей спасательной шлюпки.

Послышался неясный шум, затем голос Голье перекрыл его:

— Внимание! Адмирал флота к командным рубкам всех кораблей! — И с ехидством: — Враг неплохо придумал. Вместо того, чтобы выстроить несколько солидных крейсеров, они наделали тысячи пилотируемых боевых шлюпок. Очевидно, они планируют пройти сквозь наш строй, полагаясь на скорость и выпуская в большом количестве самонаводящиеся торпеды. Но у нас достаточно локаторов, антиракет, защитных полей, мы сокрушим их! Пройдя сквозь нас, шлюпки потратят часы на торможение и возвращение на дистанцию атаки. Мы тем временем выйдем на орбиту. Конечно, будьте бдительны, неожиданности возможны. Но, я полагаю, дело кончится стандартной операцией. Счастливой охоты!

Эльва напряженно вглядывалась в экран. Наконец она увидела флот Вайнамо, множество обыкновенных искорок, перемигивающихся среди звезд. И они ближе, ближе! Эльва стиснула руки. У них должен быть какой-то план, сказала она себе.

Флоты сближались. Громадные дредноуты, крейсера, вспомогательные боевые корабли, конвоирующие множество грузовых и транспортных ракет — с одной стороны, с другой — стреловидные лодчонки, главным оружием которых была скорость. Контакт продлится долю секунды…

Флагманский корабль качнуло.

— Двигательный отсек! Что случилось?

— Двигательный — рубке! Какое-то воздействие… Непонятно…

— «Шариатс» — «Асколю»! «Шариатс» — «Асколю»! Сбился с курса! Приобрел ускорение! Что предпринимать?

— «Фодори» — «Зевотсу»! Ты куда смотришь, болван несчастный! Ты же протаранишь нас!

Скорость изменилась скачком, и на мгновение Эльву замутило. Она вцепилась в спинку койки. От беспорядочных толчков стол сорвался с места и врезался в стенку, прогнувшуюся от удара. Пульт раскололся сверху донизу. Волна вибрации прошла по всему корпусу корабль, шпангоуты охнули от напряжения, взвыли сминаемые переборки. Плиты треснули, дождь острых осколков ударил по расчетам боевых орудий, броневые листы разошлись, воздух рванулся наружу, и сотни людей умерли прежде, чем аварийные системы успели восстановить герметизацию.

Секунду спустя рубка восстановила контроль над кораблем. Изображение на экране Эльвы опять стало нормальным, она вздохнула поглубже и принялась наблюдать. Неподалеку от «Асколя» беспорядочно мотало «Зевотс», корабль того же класса. Неожиданно он всем бортом врезался в крейсер «Фодори». Полыхнуло пламя, два исполина смялись, мгновенно раскалились добела, сварились корпусами и устремились прочь в лунатическом вальсе. Люди и оборудование на них превратились в пыль. И тут в сплавленную массу ударил третий корабль, так же мгновенно превратившийся в обломки. Куски металла разлетелись во все стороны.

Сквозь грохот и крики людей прорвался голос Голье:

— Эй вы, тише! Заткнитесь! Клянусь Создателем, я пристрелю всех паникеров! — Враг будет здесь через минуту. Все расчеты по местам! Рапорт!

Дисциплина восстановилась. Все-таки эти люди были опытными солдатами. Локаторы нацелились в пространство, заработали уцелевшие компьютеры, артиллеристы вернулись на свои посты.

Эскадра сбилась с курса, и командиры кораблей ничего пока не могли предпринять. Эльва слушала, как аналитики обмениваются информацией, пытаясь разобраться в происшедшем, и наконец мнения сошлись на версии: весь флот оказался пойманным в гравитационную ловушку, центром которой был тот самый массивный объект, обнаруженный на орбите. И пока четверть эскадры гибла в космическом вихре, вайнамоанские шлюпки прошли, добавив врагу потерь, и уцелевшим кораблям армады осталось лишь наблюдать, как они исчезают вдали.

А сейчас — по гигантской спирали — их влекло к центру…

— Но это невозможно! — выкрикнул шеф-инженер «Асколя». — Гравитационный луч такой мощности… Адмирал, этого не может быть! Силовой выброс такой мощности сожжет генератор в микросекунду!

— Так было, — резко сказал Голье. — Может быть, они рассчитали иной способ энергоснабжения при искривлении пространства. А мы явились своеобразными концентраторами… Ладно. Приказываю открыть огонь по этой штуке из всего наличного оружия.

— Но, сэр… В зоне поражения окажутся многие наши корабли.

— Плевать. Наводчики, открыть огонь, как только приготовитесь.

И сразу же, шепотом, хотя по этой частной линии никто на корабле не мог их услышать:

— Эльва! С тобой все в порядке, Эльва?!

Дрожь в руках успокоилась, и она смогла закурить. Отвечать она не стала. Пусть понервничает. Может, это его ослабит.

Ее экран не позволял видеть источник космоворота, но даже если бы позволял, она все равно не смогла бы наблюдать картину уничтожения. Даже на поверхности Вайнамо люди вынуждены были зажмурить ослепленные глаза и отвернуться от вспыхнувшего в небе бриллианта, яркостью соперничающего со звездным ядром. В радиусе тысячи километров от эпицентра сотен взрывов погибло все. Никакая броня и силовые поля не смогли спасти экипажи двадцати с лишним кораблей; люди умерли мгновенно — от лучевого удара, или просто испарились, превратившись в облака радиоактивного газа. Но и сам спутник исчез. Вайнамо могла считать себя побежденной. Черткоианские корабли вырвались на свободу.

— «Асколь» — всем кораблям! — раздался львиный рык Голье. — Адмирал — всем капитанам. Соблюдать тишину в эфире. Я хочу, чтобы весь состав флота слушал меня. Встать смирно!

А теперь слушайте! Говорит Верховный Командор Борс Голье. Мы только что выдержали неплохой удар, парни. Враг применил секретное оружие и нанес нам некоторые потери. Но мы уничтожили их главную установку. Повторяю, мы разгромили их в космосе. И хорошо разгромили, скажу я вам! Скажу также, что мы уже много раз сталкивались с врагом и всегда обращали его в бегство. А теперь…

— Тревога! Красная опасность! Вражеские шлюпки возвращаются. Радикальная скорость около 50 КПС, ускорение порядка 100 «g».

— Что?!..

Эльва и сама могла видеть вайнамоанские корабли, внезапными звездами возникающие на экране.

Голье с трудом прекратил панику среди своих подчиненных. Могут они перестать суетиться, словно старухи?! Ничего не случилось особенного, просто враг изобрел способ быстрого торможения и ускорения в сильных гравитационных полях. Может быть, компенсатор инерции, основанный на том же принципе, что и генератор космоворота, а может, нечто совершенно оригинальное… Но нечего ломать голову — не колдовство же это!

— Вы! Кретины! Убивайте этих шакалов!

Но эскадра металась в смятении. Показания приборов менялись с такой быстротой, что на них не успевали реагировать, людей лихорадило. И тут вражеский флот оказался среди черткоиан. Он погасил огромную относительную скорость почти мгновенно, к чему артиллеристы оказались не готовы. Вайнамоанские же стрелки оказались на высоте.

Армада гибла в тысячах огненных вспышек.

Но не вся. Безоружные транспортники щадились при условии капитуляции, вайнамоанские боевые отряды поднимались на борт и освобождали своих соплеменников.

Флагман «Асколь» держался в стороне от схватки, упорно двигаясь от планеты в зону, где он мог бы использовать для бегства агорационный двигатель.

Но Голье не успел. «Асколь» взяли на абордаж.

Черткоианские солдаты не сдавались. Большая их часть погибла от пуль и гранат, газа и огнеметов. Кое-кто уцелел, успев заблокироваться в своих секциях. Секции заваривали снаружи, обрекая людей на капитуляцию или голодную смерть: кто что выберет. «Асколь» был настолько огромен, что прошло несколько часов, прежде чем десантники полностью подавили сопротивление.

Люк распахнулся. Эльва вскочила.

В первое мгновение вошедшие показались ей чужаками. Но через мгновение она ясно поняла, кто они. На всех — голубые куртки и брюки, форма. Раньше ей никогда не приходилось видеть двух вайнамоанцев, одетых совершенно одинаково. Ну конечно, так и должно быть, решила она отрешенно. Мы же создали флот, так?

Да, это были люди одной с ней расы. Светлая кожа, прямые волосы, высокие скулы, сияющие раскосые глаза, кажущиеся еще более яркими на закопченных в битве лицах. И конечно, они выглядели настоящими вайнамоанцами — исполненная достоинства осанка свободных граждан и высоко поднятая голова, а этого она не видела… сколько же лет? Вот что важно, а не их обмундирование, и даже не оружие в их руках.

В ушах зазвенело, она с трудом осознавала, что грохот боя прекратился. Какой-то молодой человек сделал шаг в ее сторону.

— Госпожа моя… — начал он.

— Ты уверен, что это она? — прервал его другой, менее вежливый. — Не изменница?

Из задних рядов пробился еще один человек. Он был сед, бледен от недостатка света, одет в неряшливый комбинезон пленника. Но улыбка тронула его губы, и он низко поклонился Эльве.

— Это в самом деле она — Владетельница Тервола, — проговорил он. И, обращаясь к ней: — Когда эти люди освободили меня из четырнадцатой секции, я им сказал, где вас можно найти. Я так рад.

Эльве потребовалось время, чтобы узнать его.

— О да. — Голова у нее кружилась. Все, что она смогла сделать, это кивнуть. — Капитан Ивало. Я рада, что с вами все в порядке.

— Благодаря вам, госпожа моя. Вскоре мы точно узнаем, сколько наших людей остались живы и вернулись! — благодаря вам.

Командир десантников сделал вперед второй шаг, сунул в кобуру автоматический пистолет и протянул к ней обе руки. Это был светловолосый, хорошо сложенный молодой человек, на вид чуть старше ее — лет двадцати пяти, наверное. Он попытался что-то сказать, но не смог выговорить ни слова. Ивало приостановил его.

— Минутку. Давайте сперва покончим с неприятными обязанностями. — Командир кивнул, и двое солдат втолкнули в кабину Борса Голье. Из нескольких ран Адмирала сочилась кровь, его шатало от усталости. Но, увидев Эльву, Борс постарался мобилизоваться.

— Ты не ранена? — выдохнул он. — Я так боялся…

Голос Ивало зазвенел сталью:

— Я уверен, что вы присоединитесь к нам в стремлении к справедливости, госпожа моя. Я считаю, что процесс в уголовном суде дал бы ненужную огласку тому, что лучше забыть, и подверг бы этого человека лишь ограниченному наказанию. И потому мы, здесь и сейчас, исходя из законов военного времени и учитывая ваше высокое положение…

Ноздри командира отряда побелели. Он вмешался:

— Все, что вы прикажете, моя леди. Приговор выносить вам. Мы исполним его немедленно.

— Эльва… — прошептал Голье.

Она пристально посмотрела на него, вспоминая огонь, порабощение, горстку людей, умирающих на баррикаде. Все казалось таким далеким, почти нереальным.

— Столько страданий, — выговорила она.

Несколько секунд она размышляла.

— Уведите его и расстреляйте.

Офицер облегченно вздохнул и пошел к выходу впереди своих людей. Голье попытался что-то сказать, но его уже выволокли прочь. Ивало остался в кабине.

— Госпожа мо… — начал он медленно и неловко.

— Да? — Сломленная усталостью, Эльва вновь опустилась на койку, нашарила сигареты. Эмоций никаких не осталось, ею владело одно только желание — спать.

— Я поражаюсь вам… Не отвечайте, если вам неприятно. Но у вас было столько возможностей…

— Все верно. — Она отвечала почти механически. — Но теперь грех искуплен, правда? Я полагаю, мы не должны позволять, чтобы прошлое диктовало нам.

— Конечно. Они мне сказали, что Вайнамо почти не изменилась. Оборонительная кампания отразилась на обществе, но они старались свести к минимуму эти изменения и добились своего. Наша культура очень устойчива… Насчет вас я спрашивал очень осторожно, это в ваших интересах, вы понимаете. Тервола осталась за вашей семьей. И земля, и люди.

Она закрыла глаза, ощущая первую оттепель в душе.

— Теперь можно и поспать, — сказала ему. И тут же, припомнив, с некоторым усилием открыла их снова.

— Но вы хотели о чем-то спросить меня, Ивало?

— Да. Как вы могли оставаться с врагом? Вы же могли убежать. Или вы все время знали, какую огромную услугу вы сможете оказать?

Она сама удивилась своей улыбке.

— Да. Я знала, что не смогу быть ничем полезной на Вайнамо. Ведь правда? Был шанс, что мне удастся помочь на Черткои. Нет-нет, это не храбрость. Просто худшее со мной уже произошло. Мне оставалось только ждать, надеяться… выдержать несколько месяцев по моему времени… и все плохое кончится. Если бы я сбежала во Вторую экспедицию, то большую часть жизни провела бы в ожидании Третьей. Так что на самом деле я была ужасной трусихой.

Он изумленно смотрел на нее.

— Вы хотите сказать, что все время были уверены в нашей победе? Но это невозможно! Мы добились своего совершенно неожиданным способом.

Кошмар отступал быстрее, чем она даже отваживалась надеяться. Она покачала головой, все еще улыбаясь, и радостно, но не триумфально, поделилась знанием, которое наполняло ее жизнь.

— Вы не справедливы к своему же народу. Несправедливы так же, как и черткоиане. Они полагали, что если мы избрали социальную стабильность и контроль над деторождением, то нам свойственна косность и ограниченность. На самом деле у нас мощнейшие наука и техника. Но они направлены на жизнь и красоту, а не на порабощение природы. У них не хватило мудрости это понять.

— Но у нас нет той индустрии, о которой вы говорите. Нет даже сейчас.

— Я говорю не о фабриках, а о науке. Когда вы рассказали мне об ужасном вирусном оружии, которое было запрещено, вы лишь подтвердили мои надежды. Мы не ангелы. Наше правительство не отказалось бы так быстро от бактериологической войны — в конце концов запрет мог оказаться лишь фикцией, если бы не имело в наметках кое-что получше. Разве не так вышло? Я даже не пыталась вообразить, что наши ученые придумают, имея в своем распоряжении два поколения. Но я предполагала, что они прибегнут скорее к физике, чем к биологии. А почему нет? У нас не было бы развитой химии, медицины, генетики, экологической инженерии без отменного знания физических законов. Как же иначе? Квантовая теория объяснила мутации. Но она же объяснила ядерные реакции, и, наверное, она же лежала в основе того оружия, которое сегодня использовал наш флот… Да, Ивало, я была уверена в нашей победе. Все, что оставалось делать нам, пленникам, особенно мне, если уж быть откровенной, — это дожидаться.

Он глядел на нее с благоговением и состраданием: ведь то, что она говорила, напоминало ей о собственном горе.

Вот и конец, думала Эльва. Шестьдесят два года спустя Тервола дождалась. Но кто там помнит обо мне? Я слишком долго отсутствовала.

Зазвенели ботинки по металлу. Молодой командир отряда снова выступил вперед.

— Все, — сказал он. Его мрачность исчезла, теперь он присматривался к Эльве — незаметно, осторожно, почти робко.

— Я надеюсь, — сказал Ивало, голос его наполнился удовлетворением, — что моя госпожа позволит мне навещать ее время от времени?

— Буду рада вас видеть, — пробормотала Эльва.

— Мы с вами жертвы путешествия во времени… Поначалу нам придется трудно, непривычно, — продолжал Ивало, — и я считаю, мы должны помогать друг другу. Мир изменился. — Ивало улыбнулся. — Ваш сын Хауки — Фрихольдер Тервола — теперь энергичный пожилой человек…

— Хауки! — Эльва вскочила. Кабина качалась вокруг.

— …а у наследника его — Карлави, стоящего сейчас перед вами… — И сильные руки внука обняли ее, а Ивало продолжал: — …тоже недавно родился здоровый сынишка, названный Хауки. И вся семья ждет, чтобы поздравить вас с возвращением!