Дом Который Построил Джек

Роберт Асприн

Дом, который построил Джек

Глава 1

Скитер Джексон не попал в тюрьму.

И это само по себе оказалось для него таким потрясением, что он не совсем представлял себе, что теперь делать. Единственное, чего ему не хотелось наверняка, – так это сшиваться у лазарета, где лежала в реанимационной после операции Бергитта и где продолжал взревывать как раненый як сенатор Джон Кеддрик, громогласно угрожавший закрыть эту станцию к чертям собачьим. Поэтому Скитер нырнул в толпу туристов, побитых во время беспорядков, стараясь держаться подальше от репортеров, а также от исходившего злобой сенатора – тот продолжал отнимать драгоценное время у медиков, заставляя промывать себе красные от слезоточивого газа глаза. Выбрался Скитер на волю уже в Общем зале.

Впрочем, оказавшись там, он так и не решил, куда пойдет или чем займется. Работы у него больше не было, и он сомневался в том, что хоть одна душа на станции согласится нанять его, особенно с учетом той полосы неприятностей, которую переживал сейчас ВВ-86. Он протискивался сквозь людской поток, пропуская мимо ушей те потрясенные слухи, что витали над возбужденным Общим. Наверное, в пятнадцатимиллионный раз он задавался вопросом, что случилось с его друзьями Йанирой и Маркусом, их маленькими дочурками и юным Юлием. Все они исчезли в разгар потасовки – первой из многих, потрясших станцию Шангри-Ла за последнюю неделю. И даже самые тщательные поиски не обнаружили ни малейшего следа пропавших. Возможно, им удалось бежать сквозь какие-нибудь открытые Врата для туристов.., а может, их похитили и вытащили тайно, силой. Или же – при одной мысли об этом у него пересохло во рту – кто-то порезал их на мелкие кусочки и вышвырнул в нестабильные Врата. В Бермудский треугольник, например…

– Скитер!

Он вздрогнул, обернулся, и вздрогнул еще сильнее, оказавшись лицом к лицу с Китом Карсоном. И перепугался до дрожи.

– Да не дергайся ты! – Отставной разведчик времени протянул руку. – Я только хотел поговорить с тобой.

Скитер помедлил, разглядел выражение глаз Кита – неожиданно приветливое – и решил не бежать. Пока.

– О'кей. – Он пожал плечами и остался на месте. В конце концов, кто, как не Кит, дрался вместе с ним там, на площади, хотя Скитер так и не понял почему. Воспоминание оказалось так свежо, что по спине у него пробежал холодок. Майк Бенсон утащил его оттуда в наручниках, обвинив в убийстве. Ни Скитеру, ни проживавшим на станции выходцам из Нижнего Времени не оставалось другого выбора, кроме как драться не на жизнь, а на смерть, пытаясь отбить Бергитту у ее похитителей, исламских террористов. “Ансар-Меджлис” создавался по образу и подобию настоящего “Ансара”, религиозного движения суданских “дервишей” девятнадцатого века, прославившихся своей борьбой против британской армии и убийством генерала Гордона в Хартуме. Нынешние же террористы из “Ансар-Меджлиса” (все, кстати, выходцы из Нижнего Времени) отволокли бы Бергитту в подвалы станции и забили бы ее до смерти после изнасилования.., впрочем, Майку Бенсону все это было до лампочки.

Если бы не поддержка Кита…

Поэтому Скитер сунул руки в карманы – лишний раз болезненно потревожив те места, где наручники врезались в запястья, – и стал ждать продолжения. Знаменитый на весь мир разведчик времени схватил его за плечо, отчего Скитер с трудом устоял на ногах.

– Давай-ка прогуляемся в Новый Эдо, – предложил Кит, напрягая голос, чтобы гул толпы в Общем не заглушил его слова. – Мне нужна твоя помощь.

Скитер даже зажмурился.

– Моя помощь? Какая?

При виде его изумления Кит улыбнулся, но улыбка эта как-то быстро померкла.

– После того как ты ушел из дирекции, Рониша пробежалась по данным компьютерной регистрации всех, кто прибыл сегодня на станцию. Боюсь, там сегодня царит бардак – с этими-то беспорядками, что затеял Кеддрик. – Кит тряхнул головой и издал носом в высшей степени неодобрительный звук. – Однако Рониша считает, что нащупала ниточку, ведущую к руководству “Ансар-Меджлиса”. Пара бизнесменов, на вид вполне пристойных. Прибыли сюда, чтобы открыть новый магазин одежды в секторе “Аравийских Ночей”. Зарегистрировались в отеле, все чинно и благородно. Но потом попытались связаться кое с кем из твоих знакомых-строителей. По рации, обрати внимание.

Брови Скитера невольно поползли наверх.

– Они пытались выйти на связь с теми наручными рациями, которые Бенсон снял с трупов, что мы бросили в подвале?

Уголок рта у Кита дернулся в подобии улыбки.

– В яблочко. Майк перехватил вызов. Этот ваш мальчишка, Хасим, помог нам и ответил им – сказал, что у них неприятности, но что он с ними встретится и введет в курс событий, – Кит раздраженно сжал губы. – Они у меня в гостинице, Скитер. Я хочу убрать их оттуда.

– Живыми? – мягко спросил Скитер.

Глаза Кита вспыхнули, опалив Скитера с головы до пят так, что тот вспотел, но взгляда не отвел, – Желательно, – буркнул наконец Кит. – И по возможности без ущерба для юного Хасима.

– Что ж, раз так, никаких возражений. Где он договорился встретиться с ними? В “Замке Эдо”?

Кит кивнул.

– Когда?

Отставной разведчик времени покосился на свои часы.

– Минут через пятнадцать.

Скитер чертыхнулся.

– Мне нужно хорошо загримироваться. Найдите мне что-нибудь подходящее на голову. И монтажный пояс с инструментами. – Он помедлил. – Вы уверены, что там у вас именно те хмыри, которые нам нужны? Не просто пара невинных бизнесменов-арабов, которые явились искать пропавшую родню?

– Мы уверены, – хмуро кивнул Кит. – Они попросили Хасима принести им план станционной тюрьмы, чтобы разработать план нападения. Хотят выдернуть своих дружков из кутузки.

Скитер даже присвистнул.

– Плохо дело.

– Угадал. Хуже некуда. В общем, они сейчас в четыреста двадцать третьем номере, ждут Хасима с друзьями.

Спустя четверть часа Скитер и юный Хасим ибн-Фахд бесшумно ступали по мягкому ковру коридора четвертого этажа “Замка Эдо”. Подросток щеголял ливреей “Замка Эдо”; Скитер же намотал на голову длинный рулон клетчатой ткани, а пояс с инструментами скрывал восьмидюймовый охотничий нож и тупорылый револьвер в кобуре под штаниной. Кит тоже нарядился подобным образом, но вооружился маленьким, похожим на игрушку, но от этого не менее смертоносным полуавтоматическим пистолетом. Гостиничные охранники перекрыли коридор с обеих сторон, а на лестничных площадках и в лифтах дежурили агенты вокзальной Безопасности. В общем, четвертый этаж заблокировали настолько, насколько это вообще было возможно. Более того, по сообщениям охраны, всего пять минут назад в номер подошли еще три человека из отеля “Путешественник во Времени”, также недавно прибывшие на станцию. Похоже, руководство “Ансар-Меджлиса” устраивало совещание на высшем уровне. Все шло к тому, что у Кита со Скитером будет в распоряжении всего несколько секунд, прежде чем боссы террористов распознают в них ряженых. Кит постучал в дверь, и Скитер усилием воли заставил свои руки перестать трястись.

Дверь 423-го номера чуть приоткрылась, и низкий голос произнес что-то по-арабски. Сердце Скитера колотилось с барабанным грохотом. Он изо всех сил надеялся, что арестованные строители назвали Хасиму верный пароль. Хасим с воинственным и, можно сказать, даже наглым видом ответил. Звякнула цепочка, и дверь отворилась пошире. Хасим скользнул в сторону. Кит толчком распахнул дверь и шагнул внутрь. Скитер вошел следом и окинул комнату взглядом. Он обнаружил только троих мужчин. Дверь в ванную была прикрыта неплотно. По крайней мере один там; возможно, другой в шкафу…

Хорошо одетый мужчина лет пятидесяти смотрел на них, прищурившись. Он буркнул что-то, на что Кит ответил единственным гортанным словом. Остававшийся в дверях Хасим произнес длинную фразу по-арабски, отвлекая внимание на себя. Тут отворилась дверь шкафа, и чей-то резкий голос бросил несколько слов. Результат был разителен. Откуда ни возьмись, у всех в руках мгновенно оказалось оружие. Мужчина из шкафа схватил Кита за руку, явно желая знать, что тот, черт его возьми, здесь делает.

В следующее же мгновение он взмыл в воздух, приземлившись вниз головой на угол одной из кроватей. Сухо треснул пистолетный выстрел, но Скитер уже нырнул к двери в ванную, на лету выхватив нож, каковой тут же воткнул в незащищенное бедро типа, стоявшего между ним и Китом. Тот взвизгнул. Грянул еще один выстрел, но эта пуля, как и первая, ударила туда, где Кита уже не было. Он находился в противоположном углу комнаты. Кто-то снова взвизгнул и врезался физиономией в зеркальную дверцу шкафа. Скитер лягнул ногой дверь ванной и тут же распластался на полу. Крик боли слился со стуком пуль, пробивших дверь на уровне головы. Дверь ударила стрелявшего по лицу и отшвырнула назад; тот налетел на унитаз, рухнул, ударившись головой о бачок, перекатился и застыл, уткнувшись лицом в душевой поддон. Скитер быстро обезоружил его и бросился назад, в комнату.

Хасим стоял, упершись коленом в спину мужчине, которого ранил Скитер, и гордо держал в руке отобранный у того пистолет. Собственно, бой в номере закончился. Трое мужчин валялись, окровавленные и оглушенные, там, куда их пошвырял Кит. Сам Кит тоже слегка запыхался, но все же сумел взреветь голосом, от которого содрогнулись стены:

– Охрана!

Комната мгновенно заполнилась охранниками. Когда на руках оглушенных террористов защелкнулись наручники, Кит шагнул в сторону.

– Проверьте соседний номер, – бросил он. – Убедитесь, что никого там не задело. Эти ублюдки успели сделать несколько выстрелов; пули могли пробить перегородку.

Скитер стоял, тяжело дыша, в дверях ванной; ему с трудом верилось, что все закончилось так быстро. Он за шиворот вытащил своего пленника из душевого поддона, сдал его охране, с наслаждением снял бурнус и пояс, вернул позаимствованное оружие и наскоро дал показания службе безопасности.

– Сделайте одно одолжение, ладно? – попросил он, стараясь, чтобы голос его звучал по возможности ровно. – Узнайте у них, что им известно об исчезновении Йаниры.

Адреналин слишком еще сильно бурлил в его крови, чтобы он мог спокойно оставаться на месте, и он побрел в коридор, подальше от порохового дыма и запаха крови, в надежде найти стакан чего-нибудь холодного.

– Скитер!

Он оглянулся и увидел догонявшего его Кита, все еще в бурнусе. Арестованных выводили – а некоторых выносили – из 423-го номера. Дверь в 425-й номер тоже была открыта: офицеры вокзальной безопасности проверяли, нет ли среди перепуганных постояльцев раненых, и убеждали всхлипывающую старушку в том, что опасность уже позади.

– Дальше разбираться с ними будет служба Безопасности, – сказал Кит. – Хасим пойдет с ними, чтобы переводить. Отлично сработали. Если бы ты не разобрался с теми двумя, я вполне мог бы получить пулю в спину. Не знаю, как ты, но лично я сейчас не отказался бы от стаканчика чего-нибудь крепкого и тарелки горячего. Не откажешься, если я приглашу тебя отобедать со мной в “Шелковичном Черве”? Заодно и поговорим.

Скитер едва не поперхнулся от удивления – да и от слюны, которой наполнился его рот при мысли об угощении. Волна эйфории накатила вдруг на него от одного сознания, что он вообще жив и может ощущать голод. Он даже не помнил, когда ел в последний раз, да ему и не особенно хотелось вспоминать, из чего состояла та трапеза.

– О'кей, – кивнул Скитер, твердо посмотрев Киту в глаза. – Спасибо.

Они пересекли всемирно известный вестибюль “Замка Эдо”, направляясь ко входу в “Кеико но Кемуси” – “Шелковичный Червь”, – а он так и не решил, что же все-таки на уме у отставного разведчика времени. По крайней мере ресторану Кита беспорядки видимого ущерба не принесли, хотя еще в вестибюле продолжали бросаться в глаза следы имевшей место паники и применения слезоточивого газа. Бригады уборщиков протирали шелковую обивку стен моющими средствами в попытках удалить въевшийся в нее “си-эс”. Сами уборщики щеголяли при этом в противогазах. При одной мысли о том, во что обойдется эта уборка, захватывало дух…

Сквозь окна вестибюля виднелись изломанные мостики над декоративными прудиками Нового Эдо. До появления сенатора Кеддрика и его идиотов в мундирах Новый Эдо с его синтоистским храмом, золотыми рыбками и пагодаобразными силуэтами крыш считался одним из самых притягательных для туристов мест на ВВ-86. При виде же изломанных декоративных кустов, сокрушенных беседок и прочих следов прошедшего здесь катаклизма Скитеру оставалось только крепче стиснуть зубы. Слишком много его друзей пропало в результате беспорядков на станции.

Стоявший рядом со Скитером Кит молча, угрюмо созерцал попытки аварийных бригад расчистить обломки. Владельцы магазинчиков рылись в остатках своего товара. Медицинские бригады Рейчел Айзенштайн, состоявшие преимущественно из добровольцев – поскольку квалифицированные врачи занимались в лазарете серьезно ранеными, – помогали пострадавшим от слезоточивого газа и получившим мелкие травмы. Подчиненные же Сью Фритчи хлопотали над несколькими неподвижно распластавшимися на полу темными тушками доисторических птиц и летающих ящеров, отравленных газом, затоптанных толпой и едва не утопленных в пресловутых прудиках. Сама Сью Фритчи, по щекам которой струились слезы, накладывала лубок на сломанное крыло рептилии размером с ворону; один из ее помощников осторожно расправлял кожистое крыло, тогда как второй следил за подаваемыми той признаками жизни.

– Жигси! – пробормотал Скитер себе под нос одно из излюбленных им монгольских проклятий. – Можно подумать, этот Кеддрик не знал, что распылять слезоточивый газ на вокзале времени не разрешается никому? Даже службам правопорядка?

Кит с лицом, словно высеченным из мрамора, искоса посмотрел на него.

– Людям вроде Джона Кеддрика глубоко наплевать на то, что разрешается или запрещается законом. И тем агентам, что явились на Шангри-Ла вместе с ним, – тоже.

Скитер невольно вздрогнул: сенатор Джон Кеддрик пугал его, несмотря на все суровое монгольское воспитание.., а может быть, именно благодаря ему. Конечно, он не без удовольствия вспоминал, как удачно парировал наскоки Кеддрика за пару секунд до начала последней катавасии, но… Пройдет день или два, и Кеддрик достаточно успокоится для того, чтобы вспомнить, что говорил или делал Скитер.

Скитер хорошо знал повадки власть имущих.

Кит Карсон, судя по всему, тоже.

– Идем же, мне срочно нужно выпить. – Кит подтолкнул Скитера к скользнувшим в сторону, затянутым тонкой рисовой бумагой дверям “Шелковичного Червя”. За дверями их ожидали отполированные до блеска деревянные столы, хрупкие фарфоровые вазы и бесценные вишневые деревца-бонсай – ходили слухи, что их доставили сюда из Национального Вишневого Сада в Вашингтоне. Аромат изысканных яств немного успокоил Скитера, и он проследовал за Китом в укромный кабинет в задней части ресторана. По дороге они миновали с полдюжины азиатских миллиардеров, пару всемирно известных поп-звезд и некоторое количество просто богатеньких типов.

Все, разумеется, обсуждали последние беспорядки и прибытие сенатора Кеддрика, и тон их разговоров был донельзя тревожным.

– Садись, Скитер. – Кит махнул рукой в сторону стула. – Что-то вид у тебя усталый. – По его знаку в кабинет бесшумно впорхнули хорошенькие официантки в шелковых кимоно и изысканных шапочках гейш. Кит сделал заказ на обоих – по-японски, разумеется. В следующее же мгновение рядом с ними материализовалась целая процессия официанток в шелках, уставивших стол хрупкими фарфоровыми тарелочками с самой потрясающей едой. Подобных ароматов Скитер в жизни еще не обонял; что еще важнее, те же официантки поставили на стол несколько стаканов жидкого средства для снятия стрессов. Скитер опрокинул первый и сразу же почувствовал себя значительно лучше. Когда заботливая прислуга принесла еще виски и разлила по маленьким чашечкам горячий зеленый чай, Кит наконец улыбнулся, от чего к уголкам его глаз сбежались морщинки.

– Валяй, наслаждайся. Ты это заслужил. Скитер не имел ни малейшего представления о том, что ест, но вкусно было потрясающе. Даже сырые блюда. Впрочем, в детстве, в Монголии двенадцатого века, ему доводилось есть и более странные вещи. Кит не отвлекал его разговорами, углубившись в собственную трапезу, и поднял взгляд, только когда мальчишка-посыльный в ливрее “Замка Эдо” подал ему тяжелый кожаный кейс. Кит жестом предложил посыльному сесть и благодарно похлопал его по плечу.

– Спасибо.

Скитер нахмурился.

– Это еще что?

– Что, кейс? Собственно, за этим я тебя сюда и пригласил, – невозмутимо ответил Кит.

– Вот здорово! – буркнул Скитер, вертя в пальцах палочки для еды. – Все, чтобы меня ублажить, не так ли?

– Ну, – усмехнулся Кит, – надеюсь.

Скитер оторвался от непонятно какой вкуснятины, зажатой его палочками, и настороженно принялся ждать продолжения – он понятия не имел какого.

– Я хотел поговорить о твоем будущем, – заявил Кит, откидываясь на спинку стула и барабаня пальцами по краю тарелки. Поскольку Скитер молчал, морщинистый разведчик одарил его своей знаменитой на весь мир улыбкой и снова усмехнулся. – Ладно, Скитер. Ты и так уже выказал замечательное терпение. Не буду держать тебя в подвешенном состоянии. – Он полез в кейс и вывалил из него на стол груду компьютерных распечаток. Скитер вопросительно заглянул Киту в глаза, но отставной разведчик снова погрузился в еду, так что ему ничего не оставалось, как подвинуть стопку к себе и перебрать страницы. К удивлению своему, он обнаружил, что держит в руках копии протоколов задержания каждого из тридцати одного преступников, которых Скитер вывел из игры за последние семь с половиной дней.

На протяжении последней недели Скитеру удалось достичь результатов, которые показались бы невозможными даже ему. Неудивительно, что это привело постоянных обитателей станции Шангри-Ла в полнейшее изумление. Собственно, для этого ему потребовалось всего лишь содействовать аресту семнадцати карманников, пятерых фальшивомонетчиков, восьмерых мошенников и еще одного ублюдка, который продавал туристам поддельные копии инерциальных маячков слежения. Эти маячки позволяли отслеживать перемещения человека относительно известной точки в пространстве – например, Врат. Настоящие такие штуковины не раз спасали жизнь туристам. Подделки вроде этих могли так же успешно свести человека в могилу.

В общем, стоило Ла-Ла-Ландии хоть немного вникнуть в происходящее, как по ней поползли слухи. “Это какая-то новая афера, – считало большинство. – Он просто затевает что-то”. В общем-то они не так уж и ошибались. Он и впрямь затевал кое-что, только совсем не то, что приписывала ему молва. Скитер отнесся к этой новой своей “работе” гораздо серьезнее, чем к любой из тех, что он потерял из-за своих поисков пропавшей Йаниры. К собственному его удивлению, из Скитера Джексона вышел потрясающий тайный сыщик.

И судя по тем распечаткам, что он держал в руках, это не укрылось от внимания Кита Карсона. Единственное, чего он не знал пока, – так это того, что Кит намеревался с этим делать.

Впрочем, сам Кит смотрел на него с улыбкой. Так и продолжая улыбаться, он подался вперед и ткнул пальцем в пачку бумажек.

– Майк Бенсон, да простит его Господь, уже несколько дней ломает над этим голову. Не будь он по уши занят попытками удержать станцию от взрыва, он бы, наверное, давно уже потребовал от тебя объяснений.

До Скитера только сейчас дошло, в какое положение он поставил начальника службы Безопасности Шангри-Ла… Уж если не бездарем, то дураком он его выставил точно. Тридцать одно задержание за семь с половиной дней – немалый улов, даже для ВВ-86.

Кит внимательно следил за лицом Скитера.

– Признаюсь, меня и самого снедает немалое любопытство.

Скитер вздохнул и отодвинул бумаги.

– Не думаю, чтобы вы мне поверили, – он твердо встретил взгляд Кита, – но теперь, когда Йанира и ее семья исчезли… – Он зажмурился и приказал себе не увиливать. Его умение играть на чувствах потенциальной жертвы было хорошо известно. – Ну, черт подери, надо же хоть кому-то сделать это место более приспособленным для того, чтобы здесь росли дети наших, из Нижнего Времени! Я как раз вспоминал тогда о Йанириных малышках, а тут этот карманник полез за кошельком в сумочку чилийской тетки. Я так разозлился.., в общем, пошел и взял его тепленьким. Вы, может, не слышали, но Артемисия и Геласия звали меня дядей Скитером. С тех пор, как я бывал чьим-то дядей…

Он осекся: те чувства, которые он продолжал питать к маленькому Темучину, касались только его одного и никого другого. Он стал свидетелем рождения малыша через девять месяцев после того, как провалился в нестабильные Врата, оказавшись у ног хана, повелителя сорока тысяч юрт, или “гер”, как называли свои войлочные палатки сами монголы-якка. Есугэй назвал Скитера почетным дядей своего первенца, поместив тем самым своего наследника под покровительство “богды” – священного горного духа, воплощением которого клан Якка считал Скитера. Впрочем, сам Скитер мало об этом рассказывал. Его роль почетного дядьки будущего Чингисхана оставалась его глубоко личным делом. Вышло так, что разведчик времени, изучавший Монгольские Врата ВВ-86, спас Скитера, и тот лишился своего “племянника”. Черт, а теперь “Ансар-Меджлис” лишил его и почетных племянниц…

Взгляд Кита потемнел.

– Прости, Скитер, – негромко произнес он. – Мы все принимали участие в поисках.

Скитер кивнул; то, что Кит хоть раз поверил ему, изрядно удивило его.

Кит ткнул в стопку протоколов лакированной палочкой для еды.

– Что мне интересно – так это как ты ухитрился отловить тридцать одного преступника за такой короткий срок?

– Как? – Скитер даже зажмурился: вопрос застал его врасплох. – Ради Бога, Кит, это же проще простого. – Он ощутил, как краска заливает ему загривок и начинает переползать на щеки. – Ну, я хочу сказать, я ведь и сам здорово поднаторел в этом ремесле. Зная все приемы и уловки так, как их знаю.., то есть знал я, легко вычислить ублюдка.

– Тебе известно, – медленно произнес Кит, – что ходят слухи, будто ты сам провернул эти делишки, а потом подсунул часть добычи этим типам, чтобы свалить на них всю вину?

Скитер покраснел еще сильнее, но на этот раз от злости.

– Что ж, это меня не удивляет. Хотя ничего глупее я в жизни не слышал. Один из этих недомерков упер пояс, в котором было десять тысяч баксов. Ты что, серьезно веришь, что я своими руками отдал бы нашим копам десять кусков, если бы продолжал заниматься этим делом?

Кит поднял руки вверх.

– Успокойся, Скитер. Я же не сказал, что верю этим слухам.

– Ф-фух. Ты, наверно, единственный из местных, не считая выходцев из Нижнего, кто в это не верит.

– Не совсем так, – мягко возразил Кит. – Но я обратил внимание на эту проблему. И еще я обратил внимание на то, как ты пытался получить новую работу. Одновременно с тем, как ты отлавливал всю эту шпану. – Он снова похлопал по стопке бумаг. – Я знаю, тебя отовсюду турнули. – Кит снова выпрямился и посмотрел на него в упор. – Скажи мне, если я не прав, но мне кажется, что ты всерьез увлекся этим своим новым.., ну, назовем это крестовым походом.

– Еще как, черт возьми, увлекся, – буркнул Скитер. – Мыть полы в сортирах мне никогда особенно не нравилось. И еще: я не хочу, чтобы малышня на этой станции росла в условиях, когда чьи-то ловкие руки могут в любую минуту спереть все, что они заработали с таким трудом. Знаешь, – добавил он с горечью, скрыть которую так и не смог, как ни старался, – я ведь никогда не грабил местных. Семья остается семьей, что бы вы там обо мне ни думали.

Кит помедлил с ответом.

– Так ты собираешься продолжать свое возмездие дальше? Аресты и все такое?

– Да, собираюсь.

Бывший разведчик кивнул, словно такой ответ устроил его.

– Отлично. Понимаешь, я тут подумал, что твои, гм, уникальные способности могут здесь пригодиться, чертовски пригодиться. Сколько тебе платили в последний раз за работу уборщиком?

Скитер зажмурился от удивления.

– Пять баксов в час. А что?

– Пять баксов? Да это не работа, а рабство какое-то! Этого и на налоги местные едва хватит, не говоря уже о плате за жилье. Чем же ты питался, опилками, что ли?

Скитер воздержался от упоминания о том, что у многих обитателей ВВ-86 нету и этого.

– Ну, не жировал, конечно, но, в общем, прожить можно.

Отставной разведчик только фыркнул.

– Могу себе представить, каково тебе приходилось. Я тебе вот что скажу, Джексон. Сейчас мы с тобой пройдем ко мне в офис и заполним все бумажки. Я беру тебя на испытательный срок.., на месяц, скажем. Специальным консультантом по вопросам безопасности “Замка Эдо”. Время работы назначишь себе сам – не меньше восьми часов в день. Начнем с двенадцати долларов в час. В конце месяца посмотрим на твой урожай и решим насчет продолжения на постоянной основе.

Скитер сделал отчаянную попытку удержать свою челюсть от сползания вниз, до самого пола, и потерпел неудачу.

Внезапная, прямо-таки ослепительная улыбка Кита привела бы в ужас любого.

– Разве найдется лучший способ поймать мошенника, чем натравить на него другого такого же, а? Бог мой, Скитер, тридцать одно задержание за неделю ?Да наша Безопасность за прошлый год стольких не поймала! Я не хочу сказать ничего плохого про Майка или его парней, но ты лишний раз доказал, что грязные трюки лучше всего распознает тот, кто сам ими пользовался.

Кит отодвинул стул и поднялся.

– Идем, Скитер. Я познакомлю тебя с личным секретарем. Робби Эймс славный парень, он покажет тебе, что у нас к чему. А потом ступай домой и отоспись. Завтра утром я хотел бы прогуляться с тобой по Общему. Пусть все немного поуляжется, а там мы посмотрим, с чем нам предстоит воевать – пока Кеддрик на станции. И если честно, мне интересно посмотреть тебя в деле. Может, нам удастся затесаться в толпу у Британских Врат перед их открытием. Такое событие наверняка привлечет не одного карманника. Мы можем выработать стратегию – вроде того, держаться ли тебе при “Замке Эдо” или выслеживать потенциальных воров на месте…

Скитер все еще испытывал затруднения со своей челюстью.

– Ну да, и потом нужно еще пройти все необходимые формальности с этими уродами в Безопасности. Я переговорю со своим тамошним приятелем насчет этого. – Он ехидно усмехнулся. – Когда об этом узнает Майк Бенсон, его удар хватит.

До Скитера Джексона вдруг дошло, что, как бы Кит ни развлекался пикантностью ситуации, предложение его совершенно серьезно. Впервые со времени его возвращения из Монголии ему доверял кто-то, кроме выходцев из Нижнего Времени. На опасно долгое мгновение он ослеп, а горло его перехватило с такой силой, что он едва не задохнулся. А потом он тоже встал и хрипло откашлялся.

– Ты об этом не пожалеешь, Кит. Клянусь Господом, не пожалеешь.

– Надеюсь. – Впрочем, произнося это, Кит ухмылялся. В первый раз за все время знакомства с Китом Карсоном его угроза не привела Скитера в ужас. Кит протянул руку, и Скитер крепко сжал ее, неожиданно для самого себя заметив, что тоже улыбается до ушей.

Бог мой, думал он, следом за Китом Карсоном выходя из “Шелковичного Червя”. Личный детектив! Кита Карсона, некогда обещавшего вышвырнуть его в нестабильные Врата, лишив предварительно некоторых существенных частей тела…

Да, Ла-Ла-Ландия никогда не будет той, что прежде!

Он не был, правда, уверен в том, что станция Шангри-Ла сумеет оправиться от такого потрясения.

* * *

Восемь долгих дней оставалась Джина Николь Кеддрик взаперти в каморке над скрипучей деревянной лестницей. Она смотрела в окно на унылый, закопченный мир лондонского Спитафилдз. Сил ей не хватало даже доплестись до кухни. От снадобий доктора Минделя ее тянуло в сон, и она тревожилась, не повредят ли они растущей в ней новой жизни, но пулевое ранение требовало лечения, да и просто не хватало энергии на бесполезные споры.

Силы понемногу начинали возвращаться к ней – и, по мере того, как заживала рана от пули на голове, к ней возвращалось неугомонное побуждение делать хоть что-нибудь. Не могла же она сидеть до конца своих дней у окна, наряженная под джентльмена викторианской эпохи, в почти непонятном ей мире. И потом: кровь Карла взывала к отмщению. Карла и тети Касси, убитых наймитами ее собственного отца. Проснувшись утром восьмого дня своего пребывания в Лондоне, Джина вдруг поняла, что должна как-то остановить отца. Она долго лежала, глядя в потолок – белый, но в разводах от протекающей крыши; по требованию Ноа крышу уже залатали, но ржавые потеки на потолке остались. Оставался еще один вопрос: с чего начать.

Первым делом, конечно, ей нужно было выжить. Впрочем, и за этим занятием она могла бы сделать довольно много. И первое, что пришло ей в голову, – это необходимость отыскать Йаниру Кассондру. Она чуть двинула головой, и повязка, наложенная доктором Минделем в месте, где прошла по касательной пуля, навела на другую мысль, от которой ее бросило в дрожь. Ведь стрелял в нее не один из нанятых папочкой убийц. Это сделал кто-то из местных. Урожденный лондонец, который сначала спас Джине жизнь и только потом оценил возможности, которые открывал необычный дар Йаниры. В результате ее спаситель хладнокровно выстрелил в нее и исчез в этом проклятом желтом дожде – исчез, захватив с собой Кассондру Эфесскую.

Наконец по деревянным ступенькам за дверью загрохотали чьи-то шаги. Джина села, отбросив на время свои мрачные размышления. В спальне показался сначала поднос с завтраком, а уже потом улыбающееся лицо Ноа Армстро.

– Доброе утро.

– Доброе утро, Ноа. – Джина так и не поняла пока, к какому полу принадлежит детектив; впрочем, это было не так уж и важно. Она была обязана Армстро жизнью – и уже не раз и не два. Если бы тетя Касси не наняла перед смертью самого лучшего детектива в Нью-Йорке…

– Ты сегодня выглядишь лучше, детка. – Серые глаза Ноа потеплели от улыбки. На детективе было длинное викторианское платье и простой коричневый жакет, лет десять как вышедший из моды, с высоким накрахмаленным воротничком, закрывавшим горло Ноа так, что невозможно было сказать, имеется у него адамово яблоко или нет. На голове красовался парик из настоящих волос, собранных на затылке в тугой узел. – Проголодалась?

Она кивнула:

– Немножко.

– Вот и хорошо.

Завтрак оказался горячим и сытным: тост намазан маслом ровно настолько, насколько нужно; бекон поджарен с корочкой. От кружки с чаем исходил ароматный пар.

– Ноа? – тихо спросила Джина несколько минут спустя.

– Да, детка?

– Нам нужно найти Йаниру.

– Мы с Маркусом занимаемся этим. – Голос Ноа звучал уверенно. – Ты останешься здесь. Тут ты в безопасности.

– Но…

– Нет. – Взгляд холодных, серых глаз детектива сделался твердым как мрамор, отбивающим всякую охоту спорить. – Ты представляешь собой слишком большую ценность, Джина, чтобы тобой рисковать. И в последний раз, когда ты находилась вне этого дома, ты была на волосок от смерти. – Рука Ноа коснулась повязки на ее голове. – Слава Богу, рана почти зажила. И даже без инфекции, что само по себе почти чудо.

Губы у Джины чуть дернулись.

– Ну еще бы: то-то вы мне всю голову карболкой залили.

К уголкам глаз Ноа сбежались морщинки.

– Чистота – залог здоровья, вот как здесь говорят. Как бы то ни было, мне бы не хотелось еще раз рисковать, подставляя тебя под пули.

Она подумала, не стоит ли поспорить с этим, поняла, что все равно слишком слаба, чтобы делать что-то, и решила покориться – по крайней мере на время. Может, она придумает какой-нибудь способ помочь, не выходя из дома?

– Что делаете вы с Маркусом? – спросила она вместо этого. – Чтобы найти ее?

Ответом был вздох Ноа от окна. Уголки рта детектива чуть заметно опустились.

– Мы знаем, что мужчина, унесший ее, – врач и человек состоятельный. Достаточно состоятельный, чтобы носить шелковый цилиндр и дорогое каракулевое пальто. Он свой в районе Королевской Оперы и “Ковент-Гардена”, но явно знаком и с улицами Сохо. Знаком достаточно, чтобы с легкостью затеряться в этом лабиринте переулков. Если придется, я проверю личность всех до единого лондонских врачей. – Рука Ноа снова мягко коснулась щеки Джины. – Не переживай, детка. Мы выясним, кто он, и вернем ее.

Джина прикусила губу. Если.., нет, надо думать – когда они наконец спасут Йаниру, она придет в этот дом в ожидании счастливой встречи со своей семьей и обнаружит, что для детей ее прошло уже целых три года…

Джина и сама еще не до конца оправилась от этого потрясения.

Ноа пришлось оставаться во времени Врат Дикого Запада до самого прибытия Джины сквозь Британские Врата – три года спустя после 1885 года в Денвере. Помнят ли еще маленькие дочурки Йаниры свою мать? Если они вообще найдут Йаниру… Лондон конца девятнадцатого века представлял собой подавляюще огромный, расползающийся во все стороны город, пять миллионов жителей которого обитали кто во дворцах, кто в сточных канавах. Площадь поисков привела бы в уныние даже самого закоренелого оптимиста.

За окном раздались злобные выкрики, словно ссорились соседи. Джина с тревогой переводила взгляд с окна на Ноа и обратно.

– Что происходит?

Детектив подошел к окну, выглянул и нахмурился.

– Сволочи.

– В чем дело? – резко спросила она, делая попытку подняться.

– Шайка безработной портовой швали напала на доктора Минделя.

Грязные ругательства и антисемитские угрозы били в окна словно булыжники. Хорошо хоть, это не отряд убийц из Верхнего Времени явился за ними. Джина устало откинулась на подушки, пытаясь унять дрожь.

– Но почему? Доктор Миндель – один из добрейших людей, которых я знаю.

Губы у Ноа сердито сжались над воротничком вышедшего из моды жакета.

– Дело в том, что только что на Хэнбери-стрит нашли Энни Чапмен. А рядом с ней, в чане с водой – кожаный передник. Половина Ист-Энда уверена сейчас в том, что убил ее какой-то еврей-сапожник. – Джина непроизвольно ахнула; детектив оглянулся и встретился с ней взглядом. – Привыкай к этому, детка. Ист-Энд готов взорваться. Вспышка антисемитизма подогревается здесь тем, что все уверены: этих женщин убил чужеземец. Вот еще одна причина, по которой я не хочу выпускать тебя из дома. Ты загримирована под мужчину, Джина, да еще под мужчину с заграничной внешностью. На протяжении нескольких следующих месяцев эти портовые хулиганы сделают жизнь для иноземцев в этих кварталах чертовски опасной. Поверь мне, тебе слишком рискованно высовываться.

Джина с усилием сглотнула, прислушиваясь к отвратительным крикам с улицы. Она не привыкла к такой ненависти, к ничем не прикрытой предубежденности. Она коснулась рукой живота, где рос ребенок Карла, и поняла, что не имеет права рисковать собой. По крайней мере сейчас. Настанет день, и ее отец ответит за все, что натворил, исковеркав ей жизнь, изрешетив пулями Карла и тетю Касси… Но пока ей нужно выжить.

Никогда еще она не ненавидела необходимость так сильно.

* * *

Перед Ронишей Аззан стояла проблема – мало не покажется.

Сидя в кабинете Булла Моргана высоко над снежными ущельями Гималаев, она готовилась к поединку с самым влиятельным – и опасным – политиком эпохи, а босс ее сидел в кутузке, на станции хозяйничали террористы. Рониша покосилась на Гренвилла Бакстера, старшего менеджера “Путешествий во Времени” на ВВ-86, с которым ее объединяло масайское происхождение. В который раз ее посещала мысль, не сделала ли она самой большой ошибки за всю свою карьеру.

– Ты с ума сошла? – прошипел Бакс, когда загудел лифт, поднимая в директорский кабинет первую партию репортеров. – Надо же: допустить чертовых газетчиков на встречу с этим психом!

Рониша уверенно встретила взгляд управляющего – она была одним из немногих обитателей станции Шангри-Ла, способных смотреть в глаза Баксу, не задирая при этом головы.

– Просто эта встреча должна проходить на людях. И ты знаешь почему.

Верзила-менеджер недовольно сжал губы.

– Булл тоже встретился с ним на людях! – Слова эти по вполне понятной причине прозвучали с горечью.

– Да, на людях! – Можно подумать, она не понимает всей сложности ситуации! – Булл встретился с ним на людях. Но я – не Булл Морган. А Булл Морган – не я.

Почти механическим движением она смахнула невидимую пылинку со своего яркого наряда – в разноцветных африканских узорах, нанесенных не на обычную бумажную ткань, но на дорогой шелк, – и тряхнула головой, рассыпав по плечам с три фута туго заплетенных косичками волос – по большей части собственных. В дополнение к своему росту Рониша носила туфли на четырехдюймовых шпильках. До сих пор ей еще не встречался мужчина, с кем она не смогла бы справиться. Для этого ей, как правило, хватало полуминутной подготовки и рукопожатия, вслед за чем она обыгрывала его в его же собственной игре и на любом поле – за столом переговоров или в спальне.

Рониша Аззан гордилась своей масайской кровью, и в данную минуту эта кровь оставалась ее единственным оружием. Масаи славятся как непревзойденные охотники на львов. И самый большой и опасный во всей Вселенной лев-людоед забрался в ее крааль. Рониша улыбнулась, и улыбка ее не обещала ничего хорошего. Как заместитель управляющего станцией, Рониша Аззан не собиралась быть ни у кого шестеркой – факт, который сенатору Джону Полу Кеддрику еще предстояло узнать. Если, конечно, Рониша сможет при этом унять дрожь в коленях.

Долгую секунду Гренвилл Бакстер молча смотрел на нее, сдвинув брови. Потом смысл ее слов дошел до него, и он улыбнулся. Не то чтобы слишком весело, но все же улыбнулся.

– Женщина, ты зарываешь свои таланты в землю здесь, на станции. С твоими-то способностями ты могла бы купаться в деньгах в каком-нибудь более приятном месте.

– Это вряд ли. Должен же кто-то выполнить эту работу. – Дверь лифта с мелодичным звоном отворилась, выпустив из кабины кучку репортеров. Большая часть их почти сразу же застыла, с разинутым ртом глядя на нее. Все они прибыли из Верхнего Времени с сенатором, так что встречаться с ней им еще не доводилось. Она поднялась из своего кресла за столом Булла.

– Добро пожаловать на ВВ-восемьдесят шесть. Рониша Аззан, заместитель управляющего станцией. Размещайтесь прямо здесь, вдоль вон той стены. Рада помочь вам. Если у вас возникнут вопросы с подключением проводов, мой помощник подскажет вам. Берни, проследи за тем, чтобы наши гости получили все, что им необходимо. Нет, мне очень жаль, но я не буду делать никаких заявлений до прихода сенатора…

Краем глаза она заметила, как Бакс покачал головой.

– Ронни, – донесся до нее его шепот. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

В глубине души – в тех ее глубинах, куда она не допускала абсолютно никого, – Рониша тоже надеялась на это.

Сенатор Джон Кеддрик появился спустя десять минут. Двери лифта снова тренькнули и раздвинулись, открыв взгляду краснорожего врага с красными же от слезоточивого газа глазами. Рониша Аззан прищурилась, пока сенатор на долю секунды застыл на пороге лифтовой кабины, ослепленный вспышками фотокамер, бликами объективов и частоколом микрофонов. Сенатор явно рассчитывал иметь дело с надлежащим образом запуганным и трепещущим заместителем управляющего. Пресс-конференции в прямом эфире он, во всяком случае, не ожидал никак.

Когда его потрясенный взгляд наконец уперся в Ронишу, двери лифта сделали попытку автоматически закрыться. Во избежание спуска обратно в Общий сенатору пришлось совершить не совсем солидный прыжок вперед. Уже за его спиной кто-то из служащих перехватил дверь и снова отворил ее. Кеддрик ринулся вперед в потрясенной тишине, оторвавшись от свиты из референтов и вооруженных до зубов федеральных агентов. Сенатор решительно, хотя не слишком успешно пытался не обращать внимания на электризующее присутствие прессы.

Рониша сочла это удачным моментом для начала атаки.

– Сенатор Кеддрик, – холодно произнесла она, – добро пожаловать на восемьдесят шестой Вокзал Времени. Рониша Аззан, заместитель управляющего. Это – Гренвилл Бакстер, генеральный представитель “Путешествий во Времени”. Позвольте от имени станции Шангри-Ла принести вам искренние соболезнования с постигшими вашу семью утратами. Тем не менее, – тут она подпустила в свой голос немного стали, – в соответствии с законами Верхнего Времени, гарантирующими безопасность вокзалов времени, их персонала и посетителей, я вынуждена напомнить вам о необходимости их безусловного соблюдения всеми без исключения.

Глаза Кеддрика слегка расширились, потом опасно сощурились.

Рониша не ослабляла натиск.

– Междувременными законами категорически запрещается организация беспорядков, а также пронос на вокзалы времени и распыление в их атмосфере запрещенных химических веществ, причем касается этот запрет как частных лиц, так и представителей правопорядка. – Она смерила взглядом маршалов – те судорожно стискивали в лапах короткоствольные полицейские ружья и глядели на нее как на опасного хищника. Похоже, они не особенно заботились о соблюдении законов и по ту сторону Главных Врат.

Она снова повернулась к Кеддрику.

– Законом также запрещается умышленно подвергать опасности жизнь и имущество посетителей и постоянных жителей вокзала. Ваши, сенатор, действия уже подвергли риску жизни нескольких сотен невинных людей на станции Шангри-Ла. Вы также нанесли ущерб нескольким единственным в мире популяциям редких, охраняемых законом видов доисторических птиц и летающих ящеров. Если хотя бы одно из этих животных погибнет, вам грозит серьезное судебное разбирательство. Этот вокзал не может и не будет рисковать повторением инцидентов, вызванных вами со времени вашего прибытия сюда. Надеюсь, я достаточно ясно обрисовала вам ситуацию? – Не дав сенатору произнести ничего более внятного, нежели бульканье и брызганье слюной, она продолжала наступать. – Пойдем дальше. Что именно привело вас на мой Вокзал Времени? Прошу вас иметь в виду, что ваши ответы записываются для публикации. Или для суда. – Она благосклонно кивнула в сторону совершенно завороженных происходящим репортеров, игнорируя при этом присутствие разъяренных маршалов с их пушками.

– Насколько я понимаю, – произнес сенатор Джон Кеддрик очень тихо, но от этого не менее угрожающе, – вы намерены посадить в тюрьму меня?

Рониша выпрямилась во весь свой рост – плюс шпильки – и заставила себя улыбнуться сенатору прямо в его взбешенные серые глаза – сверху вниз при разнице роста в семь дюймов.

– Ни в коем случае, сенатор. Однако надеюсь, вы понимаете: в первую очередь меня заботит безопасность этого вокзала, его жителей и гостей. Я не могу допустить на ВВ-восемьдесят шесть никаких ситуаций, способных угрожать жизни людей или охраняемых законом животных, какими бы благими побуждениями это ни оправдывалось. Полагаю, вам это должно быть понятно лучше, чем кому бы то ни было?

Она ясно читала в его глазах, полных ярости и потрясения, слова: “Ах ты, проклятая черномазая сука…” Что ж, от этого ее холодная ненависть к нему не стала меньше. И тут он провел рукой по глазам – рука заметно дрожала.

– Прошу прощения, мисс Аззан, – произнес он слабым голосом. – Боюсь, я сегодня немного не в себе… Видите ли, мне недавно сообщили, что “Ансар-Меджлис” притащил мою девочку на эту станцию. И, поскольку в прессе говорилось о продолжающихся на ВВ-восемьдесят шесть беспорядках и убийствах, вполне естественным моим побуждением было захватить с собой федеральных маршалов.

Ой-ой… В голове у нее настойчиво звенел тревожный звоночек. Если похитители Джины Кеддрик протащили ее сквозь какие-нибудь Врата ВВ-86, то дела еще хуже, чем ей представлялось. Человеку вроде Джона Кеддрика не потребуется других аргументов, чтобы закрыть их к чертовой матери. И он, зараза, здорово умеет играть на прессу…

Что ж, поиграем в его игры. Она заботливо взяла сенатора за руку и усадила в кресло.

– Прошу вас, сенатор, садитесь. Нам-то с вами незачем враждовать. Все на ВВ-восемьдесят шесть глубоко сочувствуют вашим страданиям. – Джон Кеддрик не единственный в этом помещении владел искусством играть на прессу. В конце концов, не просто же так она внучка Коралиши Аззан! – Берни, будьте добры: стакан скотча с содовой для сенатора.

Секретарь немедленно исполнил приказание, и Кеддрик сделал большой глоток; рука его, державшая стакан, продолжала заметно трястись. С минуту Рониша продолжала заботливо смотреть на него.

– А теперь, сенатор, почему бы вам не поделиться с нами, что именно такого вы узнали, что привело вас к нам? Скажите нам, чтобы мы могли помочь.

Она села в кресло Булла Моргана и приготовилась слушать, включив планшет, передающий ее рукописные заметки напрямую в компьютер. Камеры под потолком бесшумно нацелились на них; вспышки репортерских блицев вспыхивали в их объективах.

– Десять дней назад, – с тяжелым вздохом начал сенатор, – мою семью потрясла трагедия. Новая. Должно быть, вам известно, что несколько лет назад я потерял жену? Пьяный водитель столкнулся с ее машиной, когда она спешила на день рождения моей дочери, Джины… – Он заморгал; глаза его покраснели и заслезились, что, однако, можно было приписать остаточному действию слезоточивого газа. – Мы с дочерью так и не свыклись с этим, особенно бедняжка Джина: она была совсем еще юна, когда ее мать погибла, Сестра моей жены, Касси Тайрол, стала ей второй матерью. Джина Николь восхищалась своей теткой. Она хотела стать актрисой, как Касси, обучалась кинорежиссуре… – Он помолчал и трясущимися пальцами вытер глаза. – В день, когда Касси погибла, Джина встречалась с ней в нью-йоркском ресторане. Касси прилетела из Нью-Голливуда повидать ее. На нее напали…

Рониша знала уже о террористическом акте в Нью-Йорке.

– Да, я слышала. “Ансар-Меджлис”.

– Это чертово “Братство” психов! – взорвался Кеддрик. – Они объявили открытую войну Храмам Владычицы Небесной. Я уже не первый год пытался убедить Конгресс, что что-нибудь в этом роде неминуемо произойдет, если они будут разрешать всякому сброду из Нижнего Времени толпами валить на вокзалы времени… – Он тряхнул головой. – Понимаете, Касси очень увлеклась идеями Храма, публично выступала в его поддержку. Ее последний фильм посвящался Храму. Он имел оглушительный успех, и она передала всю прибыль храмовникам.., и вот это Братство… – Он осекся; из глаз его лились слезы.

Джону Кеддрику стоило видимых усилий взять себя в руки.

– Они натравили на бедную Касси целую шайку своих убийц. Расстреляли ее прямо там, в ресторане. Джина исчезла, похищенная “Ансар-Меджлисом”. ФБР, разумеется, занимается этим делом, пытается найти вожаков “Ансар-Меджлиса” в Нью-Йорке, но я все равно нанял детектива, очень хорошего детектива. Сид Кедермен пытается проследить возможные перемещения моей дочери после того нападения в ресторане. Мистер Кедермен полагает, что похитители насильно доставили Джину на ВВ-восемьдесят шесть. С банковского счета Джины сняты все деньги, содержимое ее ячейки также забрали в тот же день, когда была убита ее тетка.

Он наконец поднял взгляд и посмотрел в глаза Ронише.

– Некоторые ее друзья по колледжу считают, что Джина со своей соседкой по комнате планировали путешествие вниз по времени. Разумеется, я категорически возражал против подобного шага. Все же не исключено, что она заказала билеты и фальшивое удостоверение личности – нелегально, конечно, так чтобы я не узнал об этом. Джина всю жизнь бредила кино, как ее тетка, – мечтала снимать исторически точные фильмы. Видит Бог, возможно, это она и задумывала – купить билет на путешествие во времени, чтобы снять какой-то дурацкий фильм. В общем, я пустил Сида Кедермена по ее следу.

Когда похитители из “Ансар-Меджлиса” заставили Джину снять для них деньги со своего банковского счета, они обнаружили ее билеты и фальшивые документы. Воспользовавшись ими, они заставили ее прибыть сюда – так им удалось ускользнуть из Нью-Йорка незамеченными. Но хотя мы знаем, что они отправились сюда, и нам известны имена, на которые сделаны купленные ею в Нью-Йорке год назад фальшивые документы, мы все же не знаем, сквозь какие Врата они могли отправиться дальше. Никто из друзей Джины не имеет ни малейшего представления о том, какое место и в какой эпохе она намеревалась посетить, и мы так и не смогли обнаружить подпольного дельца, продавшего ей билеты на путешествие во времени. Во всяком случае, это не тот, что продавал ей поддельные документы.

Джон Кеддрик допил остатки виски из своего стакана и наклонился вперед.

– Так вот, мисс Аззан, мои желания предельно просты. Я хочу вернуть свою дочь живой и невредимой, чего бы это ни стоило. – От металла, прозвучавшего в его голосе, по спине Рониши пробежал неприятный холодок. – Я полагаю, вы поверите мне, если я скажу, что внимательно следил за сообщениями о беспорядках, похищениях и убийствах на этой станции. И если с моей девочкой случится хоть что-нибудь на этом Богом проклятом вокзале или за какими-либо его Вратами, клянусь, я использую всю свою власть и влияние, чтобы его прикрыли раз и навсегда. И вы можете не сомневаться, мисс Аззан, эти федеральные маршалы, не колеблясь, застрелят вас, если этого потребует обстановка.

Рониша опустила руку на колено и незаметно нажала на кнопку под столом у Булла, включив сигнал тревоги в офисе вокзальных сил Безопасности. Ей необходимо было присутствие Майка Бенсона, и она кляла себя на чем свет стоит, что не вызвала его раньше.

– Сенатор… – Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос ее продолжал звучать ровно. – Мне кажется, все в этом помещении понимают, насколько серьезна ситуация. К счастью, у нас в руках находятся нити, ведущие к тем террористам, которых вы хотите выследить. Нам удалось арестовать ряд их вожаков, так что мы в курсе дальнейших планов “Ансар-Меджлиса”. Наши агенты безопасности в настоящий момент разрабатывают эту информацию, с тем чтобы арестовать членов верховного руководства “Ансар-Меджлиса”, прибывших сегодня сквозь Главные Врата.

Кеддрик широко раскрыл глаза.

– У вас имеется информация об их планах? – переспросил он голосом, срывающимся от изумления.

– Да, имеется. Несколько проживающих на станции выходцев из Нижнего Времени обнаружили заговор, вступили в бой с террористами и захватили их. Благодаря этим выходцам из Нижнего Времени у нас теперь достаточно информации для срыва всей операции “Ансар-Меджлиса” и ареста всех ее участников.

Глаза Кеддрика потемнели от шока.

– Боже мой! Право же, это.., это невероятно! Но это все еще не говорит нам ничего о том, где Джина. – Потрясение сменилось хорошо просчитанной враждебностью.

– Нет, не говорит, – согласилась она, лихорадочно размышляя и оттягивая время. “Шевели же своей задницей, Бенсон, ты мне нужен!” Она выложила козырь, который должен был оказаться решающим. – Однако, поскольку мы имеем дело с международным и междувременным терроризмом, мне кажется, имеет смысл обратиться к третьей, незаинтересованной стороне, способной произвести объективное расследование. Я ни в коем случае не желаю создать впечатление, будто этому вокзалу есть, что скрывать. И я не сомневаюсь, вы тоже не заинтересованы в том, чтобы расследование приобрело видимость личной мести.

Мало кому из репортеров удалось удержаться от потрясенного “ах!”.

Сенатор Кеддрик испепелял ее разъяренным взглядом; шея его опасно побагровела.

– Конечно же, – добавила Рониша, – мы понимаем, что ничего подобного нет в помине. Но уж вам-то наверняка известно, насколько не правильно нас могут понимать сторонние зрители. Общество имеет право знать правду и получать ее законным образом. Спасибо вам, сенатор, за то, что вы настаиваете на независимом расследовании незаинтересованных специалистов. Если я правильно помню законы о междувременной деятельности, это расследование подпадает под руководство Гаагского Междувременного Суда. В этой связи я предлагаю направить представителя Бюро Допуска к Вратам Времени сквозь Главные Врата в следующее же их открытие, с тем чтобы он потребовал немедленной посылки сюда независимой группы следователей из Гааги.

Они схлестнулись взглядами через стол. Она только что заполучила смертельного врага и понимала это; впрочем, Джон Кеддрик вступил в это помещение, уже будучи смертельным врагом, так что, предложив поручить расследование независимой бригаде, она ничего не потеряла. В нормальных условиях расследование Междувременного Суда в Гааге было последним, чего желал бы любой на этой станции. Дотошные чиновники МВСГ закрывали вокзалы и за менее значительные нарушения, переподчиняя их напрямую Суду до тех пор, пока новое руководство не продемонстрирует готовность и способность следовать последним точкам над i законов.

Однако нынешние условия никак нельзя было назвать нормальными.

Она сражалась за само существование вокзала. Сенатор Кеддрик неохотно кивнул, хотя в глазах его продолжал полыхать злобный огонь.

– Конечно, мисс Аззан. Я никогда не собирался вершить здесь самосуд, хотя, разумеется, потребую, чтобы Гаага приступала к действиям немедленно. Однако пока я здесь, никто не запрещает мне собирать факты.

Она никак не могла помешать ему в этом, разве что упрятать его в кутузку, что вряд ли повысило бы репутацию станции в глазах общественности. Поэтому Рониша просто величественно кивнула.

– Хорошо, сенатор. Вы говорили насчет фальшивых удостоверений личности, приобретенных вашей дочерью? Раз так, она и ее похитители путешествуют под чужими именами. Какими именно? Любая информация, которой вы нас можете снабдить, окажет неоценимую помощь в их обнаружении.

– Да, разумеется. – Сенатор порылся в кармане, достал оттуда мини-диск и протянул ей. Стоило Ронише взять конверт, как зазвонил телефон на углу стола Булла. В притихшем помещении звонок прозвучал особенно резко. Рониша покосилась на аппарат с сосущим ощущением пустоты внутри. Кто бы ни звонил ей, он не мог не знать, насколько серьезную встречу она проводит.

– Извините меня, пожалуйста. – Она сняла трубку. – Кабинет управляющего, Аззан на проводе. Постарайтесь порадовать меня чем-нибудь.

– Ронни, это Майк Бенсон! – Шефу вокзальной службы Безопасности приходилось напрягать голос, чтобы перекричать шум. – Мы тут накрыли верхушку “Ансар-Меджлиса”.

– С ума сойти, – с облегчением вздохнула она.

– Ваш вызов остается в силе?

– Да, будьте так добры.

– Сейчас буду.

Она повесила трубку и повернулась к затихшей в ожидании толпе.

– Так, – сказала она, мило улыбнувшись. – На чем мы остановились, сенатор? Вы, кажется, собирались дать нам информацию о фальшивых бумагах вашей дочери?

Долгое мгновение Кеддрик смотрел на нее, явно ожидая объяснений по поводу перебившего их звонка. Так и не дождавшись, он еще раз испепелил ее взглядом, хотя голос его, когда он заговорил, звучал довольно сдержанно.

– На этом диске все, что нам удалось пока выяснить. Мистер Кедермен полагает, что главарь “Ансар-Меджлиса”, пронырливый двуполый тип, действующий под именем Ноа Армстро, использовал одно из фальшивых удостоверений Джины для того, чтобы доставить мою дочь сюда. Возможно, похититель Джины путешествует под именем Бенни Катлина.

Сидевший в противоположном углу кабинета Гренвилл Бакстер встал с места, подошел к ближнему от него компьютеру и вызвал на монитор регистрационные данные Бюро о прохождении Врат.

– Возможно, сенатор, – предположила Рониша, – вы могли бы дать нам некоторое представление об интересах и привычках вашей дочери? Все, что мы можем узнать о Джине, о том, как она рассуждает, как может вести себя в стрессовой ситуации, повышает шансы найти ее.

– Да, конечно. Я захватил с собой еще кое-какие вещи помимо этого диска. – Сенатор Кеддрик повернулся к своему референту, который тотчас подлетел к его креслу. – Принесите нам ее биографические данные. И еще фотографии этого ублюдка, Армстро.

Пока Бакс работал с компьютером, взмокший от волнения сенаторский референт раздал одинаковые папки: сначала Ронише и представителю “Путешествий во Времени”, потом репортерам, налетевшим на них подобно косяку пираний. В папке находились несколько относительно свежих фотографий Джины Кеддрик, а также снимок террориста из “Ансар-Меджлиса”, Ноа Армстро. Рониша вдруг поняла, почему сенатор принял Скитера Джексона за похитителя своей дочери. Конечно, анфас они лишь отдаленно напоминали друг друга, но некоторое сходство в строении черепа, в цвете волос и кожи, несомненно, имелось. Со спины или под острым углом их вполне можно было спутать. Еще один листок бумаги, прилагавшийся к фотографиям, содержал описание привычек, поведения, интересов и хобби Джины Кеддрик.

У противоположной стены переполненного кабинета Гренвилл Бакстер оторвался от компьютера, просмотрел фотографии и прокашлялся.

– Я нашел регистрационные данные Бенни Катлина, но, боюсь, у нас возникает новая проблема – более сложная, чем просто слежка за Бенни Катлином в Лондоне.

Взгляд Джона Кеддрика, казалось, мог убить на месте.

– О чем это вы говорите?

Бакс помахал в воздухе фотографией Ноа Армстро.

– Вот это.

– Что “это” ?

Представитель “Путешествий во Времени” помолчал. Потом сделал глубокий вдох, будто собирался броситься к ближайшему выходу. Рониша Аззан не имела ни малейшего представления о том, какова будет дурная новость, но почему-то совершенно не сомневалась в том, что она ей не понравится.

И Гренвилл Бакстер ее не разочаровал.

– Ну, видите ли, сенатор… – Он еще раз покосился на карточку. – Эта фотография похитителя вашей дочери… Это не Бенни Катлин.

Глава 2

Из всех историков, криминалистов и журналистов, которым посчастливилось завоевать место в составе группы наблюдателей, никто не был настроен раскрыть тайну Потрошителя так целеустремленно, как Доминика Нозетт. А уж по части профессиональной бесцеремонности никто и пальца ее не стоил. Ну, за возможным исключением ее партнера, Гая Пендергаста. Пендергаст устраивал Доминику на все сто, поскольку ему удалось то, что не удалось со времени их прибытия в Лондон никому другому. Он единственный догадался, кто такой Джек-Потрошитель. Таинственный доктор, наставлявший безумного Джеймса Мейбрика, и был, несомненно, главой, мозгами и вдохновителем этой банды из двух человек, вошедшей в историю как Джек-Потрошитель. И Доминика не желала упускать возможности въехать в историю на фалдах плаща этого лондонского врача-убийцы.

– Его зовут Джон Лахли, – шепотом выдохнул Гай, когда они со своим багажом выскользнули из Сполдергейт-Хауса, а вместе с этим из-под опеки своих гидов во времени. – Он врач, изучивший оккультизм, родом из Ист-Энда. Теперь он перебрался в Сохо, это к западу от Уайтчепла. Он и есть тот, кого мы ищем, ручаюсь своей репутацией. Называет свой дом “Тибором”, обрати внимание. Тем самым словом, которое использовал наш загадочный Потрошитель в ночь убийства Полли Николз. – Пендергаст тихо засмеялся. – А эти безмозглые идиоты, что были со мной, так прилипли к тому ирландцу, Уильяму Батлеру Йетсу, что вообще ничего не заметили!

Джон Лахли, как удалось выяснить, был связан с королевской семьей – через внука королевы, принца Альберта Виктора Кристиана Эдуарда. И сам Джон Лахли родился в Уайтчепле, на Миддлсекс-стрит, что объясняло хорошее знакомство Потрошителя с географией местных улиц. Он посещал приходскую школу для бедных, а медицинское образование получил в Шотландии. Известный некогда в Ист-Энде как Джонни Анубис, медиум и недорогой оккультист, д-р Джон Лахли теперь читал лекции по месмеризму и другим оккультным дисциплинам широкому кругу слушателей из лучших лондонских домов. Он являлся действительным членом Теософического общества – почтенный врач с приемной на Кливленд-стрит. Одним словом, образцовый подданный Ее Величества.

Вот в общем-то и все, что Доминике Нозетт и Гаю Пендергасту удалось пока выяснить, действуя самостоятельно, без назойливой опеки перестраховщиков из “Путешествий во Времени”, следивших за каждым их шагом. Но зачем было Джону Лахли сотрудничать с Джеймсом Мейбриком в убийстве ист-эндских шлюх, и что именно содержали те письма, которые эта пара тщательно отслеживала, убивая их обладательниц с целью сохранения какой-то темной и явно чрезвычайно важной тайны, – на этот счет у Доминики Нозетт не было ни малейшего представления. Именно это она и намерилась выяснить.

Одна видеозапись Лахли, которую они ухитрились сделать, уже стоила целого состояния. Кадры Лахли в обществе молодого принца, кадры его же в компании с пока еще малоизвестным Алистером Кроули, с основателями магического ордена “Золотой Зари”, Мэттерсом и Уайтом, а также со многими другими. Был ли кто-либо из этих оккультистов вовлечен в историю с письмами, Доминика тоже не знала, но рассчитывала узнать.

– Мы наверняка выиграем эту премию Карсона за историческое видео! – заявила она Гаю Пендергасту, выходя вместе с ним из квартиры, которую они сняли в Сохо. – Лахли нанесет новый удар тридцатого сентября. В ночь двойного убийства…

– Из чего следует, что Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоуз должны обладать письмами, которые он ищет!

– Вот именно. А Мэри Келли – еще одним. Слушай, Гай… – Доминика задумчиво замолчала, искоса поглядывая на своего партнера. – Как у тебя с карманными кражами?

– Карманными кражами? – переспросил он, удивленно сдвинув брови. Она улыбнулась:

– Видишь ли, до меня вдруг дошло, что мы могли бы заполучить ключ ко всей этой истории, завладей мы хоть одним из этих писем. Не обязательно надолго – ровно настолько, чтобы успеть сфотографировать. Потом мы сунем его обратно в карман, откуда ты его стырил, задолго до убийства Страйд и Эддоуз. Все, что нам останется делать после, – это следовать за Лахли с момента двойного убийства. Отснимем все это и спокойно заберем свою Карсоновскую премию. Вместе с намереньем количеством денег, – с хитрым видом договорила она.

Гай Пендергаст медленно расплылся в улыбке.

– Доминика, детка моя, ты просто гениальна.

– Еще бы не гениальна! Я не была бы там, где я есть, будь я дурой. Теперь нам нужно отыскать Страйд – Кэтрин Эддоуз перебралась из Лондона в Кент на уборку хмеля. Забавно было бы снять на видео Эддоуз за уборкой урожая… – Она нахмурилась. – А знаешь, все это довольно логично. Если она владеет чем-то, настолько ценным, что Лахли идет ради этого на убийство, то женщина вроде Кэтрин Эддоуз обязательно попыталась бы обратить эту ценность в наличные. Она так часто выклянчивала деньги у своей родной дочери, что бедолаге приходилось чуть не каждые два месяца переезжать из одного квартала Южного Лондона в другой, чтобы отделаться от мамочки. И тем не менее Кэт Эддоуз идет – пешком, обрати внимание, в такую-то погоду – из Лондона в сельский Кент рвать пупок в сырых полях как простая батрачка.

– Может быть, – предположил Гай, – она не обратила письмо в деньги потому, что не может прочитать его?

Доминика отмела эту версию как шовинистический вздор.

– Не говори ерунды. Она училась в Сент-Джонской школе для бедных – Поттерсфилд, Тули-стрит. Все ее друзья говорили о ней как об образованной – относительно, конечно – женщине. Разумеется, она не могла не прочитать его.

Ее партнер пожал плечами.

– Я просто подумал…

– Ну, когда то, что находится у Длинной Лиз Страйд, окажется у нас, мы все и узнаем, верно?

– Верно, – усмехнулся Гай Пендергаст.

С этим они обратили стопы на восток и двинулись по грязным улицам Уайтчепла в поисках проститутки, которой осталось жить чуть больше двух недель.

* * *

Вокзал Виктория кишмя кишел Слугами Потрошителя. Подобно остальным, столпившимся на примыкающем к Вратам отрезке Общего зала, Скитер предпочел бы выспаться. Впрочем, воспоминания о вчерашних беспорядках в Общем бледнели перед лицом ожидаемых новостей из Лондона. После полутора веков неизвестности мир готовился наконец узнать, кем же на самом деле окажется Джек-Потрошитель. Если, конечно, ухмыльнулся про себя Скитер, специалисты из наблюдательной группы в Лондоне это выяснили.

Туристы, возомнившие себя знатоками, стекались к Вратам со всех концов Общего, толпились на Вокзале Виктория и болтали, болтали, не смолкая, обсуждая биографии подозреваемых Потрошителей и достоинства той или иной теории. Скитер и следовавший за ним по пятам Кит Карсон протискивались сквозь эту сумасшедшую толпу, настороженно выискивая в ней орудующих карманников или мошенников. Шум голосов отражался от конструкций перекрытия металлическим эхом, противно царапающим слух. Да и сами темы разговоров не слишком успокаивали нервы: все те же теории насчет Потрошителя да еще то, что случилось с дочерью сенатора Кеддрика.

– Показания свидетелей жутко расходятся. Описания варьируются от парня лет тридцати пяти со светлой кожей, светлыми глазами и каштановыми волосами – и до типа лет сорока – пятидесяти, темноглазого, с темными волосами и внешностью иностранца. Лично я не верю, что кто-либо из свидетелей видел настоящего Потрошителя. Кроме разве что Исраэля Шварца, еврея, не говорившего по-английски. Он видел, как нападали на Элизабет Страйд…

– ..чертова уйма была мужиков, из которых каждый говорил, что он-то и есть настоящий Джек-Потрошитель, – включая уборщика навоза, эмигрировавшего в Австралию. Этот парень становился смертельно опасен, когда напивался – по крайней мере когда видел проституток. Он сказал своему сыну, что он Потрошитель и что намерен во всем покаяться перед смертью, хотя так этого и не сделал. В смысле, не покаялся. А помереть – помер, конечно. В тысяча девятьсот двенадцатом.

– Из-за этих катаклизмов они натащили сюда агентов МВСГ, и теперь Междувременной Суд закроет нас!

– А я слыхал, это Льюис Кэрролл.

– Автор “Алисы в Стране Чудес”? Потрошитель? Да вы шутите! Я хочу сказать, ну и что, что он любил фотографировать маленьких девочек раздетыми? Ну, странно, не спорю, но все равно как-то не вяжется с типом, который вспарывал женщин восьмидюймовым ножом!

– Нет, не думаю, чтобы это оказался Алистер Кроули, хоть тот и был психом хоть куда. Поклонялся всякой дьявольщине и жестокостям, утверждал, что он пророк Антихриста. Но чтобы объявить его Потрошителем, улики жидковаты…

– Кто-нибудь рано или поздно пристрелит этого ублюдка, вот что я вам скажу – и Кеддрик сам напрашивается на это, явившись сюда, на станцию, и потравив газом толпу, полную ни в чем не повинных женщин и детей.

– ..не сомневаюсь, это все дело рук премьер-министра, прикрывавшего королевского внучка, Эдди. Иначе с какой стати тот женился на бедной девице-католичке, когда до того перетрахал половину лондонских баб. И, как говорят, немало мужиков…

– Психи это, – буркнул кто-то по соседству. – Тут вообще не продохнуть от психов. И хрен с ними, мне нужно выпить…

И, наконец, ожили громкоговорители над головами.

– Прошу внимания. Врата номер два открываются через три минуты. Всем отбывающим…

Слава Богу, подумал Скитер. Он оглянулся на Кита и убедился в том, что отставной разведчик следует за ним в десятке шагов. Кит перевел взгляд на толпу идиотов с написанными от руки транспарантами, восхвалявшими их Бессмертного Господа Джека, всячески мешавших гидам “Путешествий” выстроить отбывающих в очередной Потрошительский Тур. Потом посмотрел на Скитера и махнул ему рукой:

– О'кей, сорвиголова, действуй!

И Скитер принялся за работу, не спеша пробираясь через толпу, держа ухо востро. Когда огромные Британские Врата начали наконец отворяться, от рева голосов уши заболели. Скитер протискивался вперед, напряженный как снежный барс; нетерпение охватило его, и он ни на мгновение не забывал о присутствии Кита позади. Тот наверняка следил за его действиями, оценивая их. Он не сомневался, что его дичь где-то тут, совсем рядом. Его чувства обострились до предела в ожидании столь знакомых ему движений рук. Высоко над головой медленно расползалось в стороны огромное пятно Врат. И тут Скитер застыл. Его взгляд засек цель: так голодный ястреб выглядывает свою будущую трапезу. Карманник подкрадывался к мужчине лет пятидесяти, загорелое лицо которого, стройная осанка и нарочито неброский, но явно умопомрачительно дорогой костюм словно кричали: “Калифорнийский миллионер!” Воришка словно бы невзначай столкнулся с калифорнийцем, ловко выудив у него при этом из кармана пиджака туго набитый кошелек, вежливо извинился, на что тот благодушно кивнул. Скитер расплылся в ухмылке. Попался, гад! Наручники, которые он извлек из кармана, были ненастоящими. Он купил их за бесценок у продавца подержанных игрушек. Но для целей Скитера хватало и таких. Он скользнул между калифорнийцем и карманником как раз в тот момент, когда последний сунул кошелек в собственный карман. Скитер ласково похлопал воришку по плечу.

– Эй, приятель!

И тут же защелкнул наручники у того на запястьях – парень и моргнуть не успел.

– А!.. Какого чер…

– Охрана! – рявкнул Скитер, ухватив парня за ворот пиджака. – Вот, карманника поймал! Смотрите, мистер, – привлек Скитер внимание пострадавшего. – Этот тип только что вытащил у вас кошелек.

Турист ахнул, проведя рукой по совершенно пустому карману.

– Боже праведный! Да меня ограбили! Ах ты, тварь поганая!

Парни из Безопасности появились прежде, чем возмущенный калифорниец успел вмазать трепыхавшемуся карманнику по физиономии.

– Что тут происходит? – Охранник в форме щеголял здоровенным фингалом под глазом, явно заработанным во время вчерашних беспорядков.

– Поймал типа, вытащившего кошелек у туриста, – объяснил Скитер. – Кошелек у него в нагрудном кармане. Да, кстати, эти наручники – игрушечные. Мне просто показалось, это вам будет интересно.

При виде выражения, появившегося на лицах всех троих, Скитер не удержался от улыбки, но тут же растворился в толпе, предоставив обалдевшему охраннику разбираться с возмущенным туристом и еще более возмущенным карманником. Вопли последнего он слышал все время, пока выбирался с Вокзала Виктория. Скитер ухмыльнулся. Черт, это оказалось не менее интересным, чем самому шарить по карманам. Может, даже интереснее. И уж во всяком случае, не так рискованно. Он все еще ухмылялся, когда его догнал Кит, тоже улыбавшийся до ушей.

– Вот это зрелище! Игрушечные, говоришь?

– Ну, иногда сойдут и такие.

– Ладно. Будем считать, игрушечные тебе больше не понадобятся. Ты окончательно принят. Знаешь, а я ведь тоже смотрел, следил за твоим взглядом, и не увидел ничего.

Скитер покраснел, но на этот раз от гордости. Он неплохо поработал, и Кит понимал это. Высоко над головой потянулись от Врат возвращающиеся туристы. Опережая группу, вниз по лестнице несся взмыленный гид “Путешествий” с тяжелым кофром в руках. Репортеры налетели на него толпой стервятников.

– Так кто он?

– Это у вас видеозапись?

– Удалось ученым решить загадку?

Угрюмый гид молча нырнул в служебную комнату “Путешествий во Времени” и захлопнул дверь перед носом журналистов, оставив их выкрикивать свои вопросы в шумоизолирующее стекло.

– Знаешь, – заметил Скитер, – этот парень что-то не слишком похож на гонца, принесшего сенсацию десятилетия, тебе не кажется?

– Да нет, – с задумчивым выражением согласился Кит.

Минутой позже остаток группы спустился на мостовую Общего, и по толпе с быстротой лесного пожара распространилась новость: убийц двое!

– Все-таки Джеймс Мейбрик!

– Второй совершенно неизвестный! Какой-то врач – никто не имеет ни малейшего представления, кто он такой.

– Орудуют вместе!

И тут же, не дав никому времени оправиться от первого потрясения, грянула вторая новость, смертельно опасная для всей станции: турист пропал!

– Застрелил насмерть двоих носильщиков из Верхнего Времени.

– Говорят, скрылся в Сохо.

– Боже мой, – простонал Скитер. – Еще один пропавший!

Еще одно оглушительное убийство, связанное с ВВ-86 и которое предстояло теперь объяснять прессе, правительственным агентам и сенатору Кеддрику…

– Кто пропал? – допытывалась стоявшая рядом со Скитером дама, наряженная римской матроной.

– Не знаю!

– Говорят, это какой-то выпускник…

– ..и вроде бы его зовут Бенни Катлин…

Бенни Катлин?

При этом имени в памяти у Скитера зазвенели тревожные звонки. Целая батарея звонков. Больших и звонких. Бенни Катлин – такое имя было написано на всех тех сундуках и чемоданах, которые он тащил на себе в последний раз сквозь Британские Врата. Что, интересно знать, может делать студент-выпускник с таким количеством багажа? До сих пор Скитеру не доводилось встречать ни одного выпускника, достаточно богатого, чтобы позволить себе захватить пять огромных сундуков – сквозь любые Врата, не говоря уже о Британских. И тот сундук, который Скитер едва не уронил с платформы, тоже принадлежал Бенни Катлину. Из всего этого следовало, что тот побледневший как мел, дерганый мелкий тип, оравший на него так, словно его резали, и есть пропавший турист. Совершивший притом двойное убийство.

Он сощурился, пытаясь представить себе, что такого напихал Бенни Катлин в эти свои сундуки. И еще – мог ли турист, по вине которого Скитер лишился работы, походить на загадочного доктора, запечатленного на видео с Потрошителем. Эта мысль почему-то встревожила его. И вовсе не потому, что убийцей мог оказаться человек из Верхнего Времени. Эту теорию обсасывали столько раз, что она давно уже потеряла новизну. Просто Скитер, быть может, сам того не подозревая, тащил багаж убийцы, разговаривал с самим Джеком-Потрошителем.

И вот эта мысль ему решительно не нравилась. То, что серийный убийца, такой извращенный, как Потрошитель, мог вращаться в обществе, ни поведением, ни внешностью не отличаясь от совершенно нормального человека, тогда как внутри… Скитер поежился. Он был чертовски рад тому, что не остался в Лондоне, как собирался до исчезновения Йаниры. Останься он там – и ему, несомненно, пришлось бы включиться в поиски пропавшего Бенни Катлина. А охота на Джека-Потрошителя никак не отвечала представлениям Скитера о нормальном времяпрепровождении. Уж лучше, решил он, отлавливать воришек и прочую мелюзгу. Этих он по крайней мере мог понять.

Он не имел желания понимать серийного убийцу.

Ни малейшего желания.

– Скитер?

Кит смотрел на него в упор.

– А?

– Что-то стряслось?

– Мне кажется, я видел Катлина – в день открытия Врат на прошлой неделе.

– Что тебе в нем запомнилось? Скитер описал Катлина.

– Для студента-выпускника у него было слишком много багажа, – добавил он. – Пять больших дорожных сундуков. Дорогих.

– Уж не тот ли это парень, чей сундук едва не ахнулся с платформы? – вдруг спросил, сощурившись, Кит.

Скитер удивленно зажмурился, потом с досадой почесал в затылке.

– Угу. Кажется, он. Именно это имя было на багажной бирке. И он побелел как привидение, стараясь удержать его от падения.

– Сдается мне, – сказал Кит опасным, напряженным голосом, – нам лучше рассказать обо всем этом Ронише Аззан.

– Э.., тут такое дело, Кит. Я слышал, она сегодня утром снова встречается с сенатором Кеддриком – они пытаются вычислить, куда делось его чадо. Если он меня увидит, он наверняка вспомнит, что это я надерзил ему тогда в Общем. И на фиг мне, скажите, такое внимание к своей персоне?

– Ерунда, – решительно заявил Кит. – Никто в здравом уме не будет сажать в тюрьму парня, который вычислил, куда отправились похитители его дочери.

Скитера не оставляло жутковатое ощущение, что через восемь дней его поволокут сквозь Британские Врата на поиски, хочет он этого или нет. Еще в голове его мелькнула мысль, не ждала ли пуля его, Скитера, останься он тогда, чтобы тащить сундуки в гостиницу к Катлину? Скитер вздохнул и взъерошил волосы рукой. Ну почему, скажите, жить по закону оказалось едва ли не самым трудным, что он делал в жизни? Впрочем, с учетом его происхождения, это, возможно, не так уж и удивительно…

– Что ж, – пробормотал он, – похоже, меня все равно отведут туда – хоть за ухо, верно?

– В общем, суть ты уловил, – ухмыльнулся Кит. – Идем, Скитер. Найдем тебе где-нибудь полицейскую рацию, а там, глядишь, и свиданка Рониши с сенатором закончится.

Скитер с усилием улыбнулся.

– О'кей, спасибо.

Надеясь на то, что Кит все-таки знает, что делает, Скитер поплелся за ним. Держись Кита, убеждал он себя, стараясь не думать при этом о том, куда его может завести старый разведчик. В одном он был уверен: знать этого он наверняка не хочет.

Мэри Джейн Келли боялась человека, к которому пришла.

Черная магия, поклонение демонам, интерес ко всему нечистому…

Мари-Жанетт, как ее нарекли при рождении, знала: то, что о нем поговаривали, – не просто слухи. Он сам говорил ей об этом, навещая престижное заведение в Вест-Энде, где она тогда работала. Ее и вышвырнули оттуда после того, как она приобрела склонность напиваться, сделавшись любимицей этого самого джентльмена.

– Шлюха, – говорил он, улыбаясь ей прямо в глаза, – это мой идеал нечистой женщины. Сеятель разврата, продавец греха. Идеальное орудие для развала ханжеских общественных убеждений и абсурдной средневековой морали. Ты со мной согласна, дорогая?

Клиент всегда прав – таков был поначалу ее ответ на его сверкающие глаза и странные запросы. Страх пришел позже, когда он начал пришептывать на выдохе, едва внятно, ибо губы его заняты были ее левой грудью:

– Второе Пришествие завершит этот год.., и адские силы сметут все то, что идиоты христиане называют добротой. И я… – бормотал он, с силой прижимаясь к ней бедрами, – я поклоняюсь этим силам ада. Я буду править этой землей, когда хаос сметет нынешнюю веру и все, что за ней стоит. Я стану самым могущественным из людей, буду готовить дорогу Антихристу… Тебя это пугает, дорогая? А может, – он рассмеялся и впился в ее губы жадным поцелуем, – это тебя возбуждает?

Из всех мужчин, которые платили за обладание ее телом – богатых мужчин, которые дарили ей меха, красивые платья и поездки в далекие, волшебные города вроде Парижа, или ист-эндских уличных торговцев, от которых разило джином и тухлой рыбой, пьяных грубиянов, подбивших ей глаз, или недорослей, которых посылали по определенному адресу в Ист-Энд их богатые папаши, чтобы те научились тому, что надо делать с женщиной, – из всего этого множества мужчин никто не внушал двадцатишестилетней Мэри Келли такого страха, как м-р Алистер Кроули.

Но теперь Мэри Джейн Келли жила в таком страхе, что готова была скорее встретиться с самим Сатаной, чем жить в этом ужасе дальше. Поэтому она собралась с духом и направила свои лучшие башмаки к порогу Сатаны. Она надеялась, что м-р Кроули со своими амбициями заинтересуется ее просьбой – и что его темные силы помогут ей остаться в живых. Отворивший ей дверь швейцар презрительно фыркнул, но позволил войти с пронизывающего ветра в полированный, сияющий зал, пока он докладывал о ней своему господину.

Минутой спустя швейцар провел ее в кабинет, все стены которого были уставлены сотнями древних, ветхих книг и манускриптов. Кроме книг на полках стояли предметы, разглядывать которые ближе ей сразу расхотелось. Единственное распятие в помещении висело вверх ногами, над толстой черной свечой.

– Ба, Мэри Келли, это ты! Я ужасно по тебе скучал, дорогая!

М-р Кроули не изменился. Раскинув руки, он обошел стол и поцеловал ее в щеку – окруженный черной аурой угрозы, от чего душа Мэри снова ушла в пятки. Она все еще помнила, как глотала целые бутылки джина, бренди – всего, что попадало в руки, только бы забыть ощущение этого человека в себе. Что я делаю здесь, Боже, сохрани меня, у меня нет другого выбора, а то они убьют меня.., и ребенка, не дай им убить моего ребенка…

Беременная, без гроша в кармане, Мэри Келли не могла обратиться больше никуда.

– Садись, дорогая. – Он усадил ее в кресло, придвинул другое ближе и сел сам. – Что привело тебя сюда? Твои руки холодны как лед, Мэри. Выпьешь бренди согреться?

– Да, пожалуйста… – Голос ее дрожал так же сильно, как руки.

Он плеснул бренди в стакан, протянул ей, проследил, чтобы она выпила.

– Так что я могу сделать для тебя? Она опустила пустой стакан на колено.

– Мне нужно.., я попала в ужасную беду, видите ли, и я подумала… Я подумала, вам может быть интересно, почему так.

Он склонил голову набок; взгляд его оставался насмешливым.

– Если ты собираешься сказать мне, что я отец того ублюдка, которого ты, возможно, носишь, я отвечу тебе, что прошло уже больше семи месяцев, дорогая, а по виду ты уж точно не на восьмом месяце.

Лицо ее вспыхнуло.

– Нет, дело не в ребенке – он Джозефа, это точно, и Джозеф ко мне хорошо относится. Это… – Она порылась в кармане и достала из него помятые листки бумаги, которые Джозеф принес ей домой перевести после того, как купил их у Смуглой Энни. Бедняга Джо, он думал, что эти жуткие письмеца станут их выигрышным билетом, принесут им богатство. Но Энни погибла, и такой чудовищной смертью, и та женщина, у которой она их купила, – тоже, и, прочитав эти письма, Мэри перепугалась, что она может стать следующей – она и кто там еще оказался достаточно безмозглым, чтобы взять в руки эти гнусные послания.

Он посмотрел на письма и нахмурился.

– Это ведь по-валлийски, верно? Она кивнула:

– Мой друг.., видите ли, он купил их у Энни, когда той нужны были лекарства, и попросил меня прочитать их. Были и еще письма… – Голос ее снова задрожал. – Энни получила их от Полли, а теперь они обе мертвы! Убиты и изрезаны на кусочки этим безумцем в Уайтчепле!

Алистер Кроули поднял на нее взгляд.

– Дорогая, – мягко произнес он. – Что написано в этих письмах?

Тихим, дрожащим голосом она рассказала ему. Слово в слово она пересказала ему все, что говорилось в письмах. И он сразу же все понял, как и она сама.

– Бог мой! Эдди? Воротнички и манжеты? Да это ведь…

Она кивнула:

– Да. Это может быть только он. И Королева, должно быть, приказала скрыть все это. Я не знаю другой причины, чтобы Полли Николз убили так ужасно, или бедную Энни Чапмен – она была так больна, что на ногах едва стояла.

Кроули тихонько засмеялся.

– Чтобы Виктория приказала такое? О нет, дорогая, наша Королева слишком добра, чтобы попустительствовать тому, что совершил наш уайтчеплский друг. О нет, она далеко не дура, и если бы знала об этом, – он похлопал по письмам в дрожащей руке Мэри, – она, конечно, могла бы постараться это скрыть. Но приказывать изрубить обладателей писем в куски на улицах? Нет. Такого общественного резонанса ей не надо. Полиция и пресса на ушах стоят от нашего приятеля, убийцы из Уайтчепла. Должен признать, – он усмехнулся, – неплохую репутацию он себе создал, а? Эти его штучки, должно быть, сводят власти с ума. Нет, Виктория никогда не пошла бы на такую глупость, стой она за этим. Поверь мне на слово, Мэри, дорогая, эти убийства совершает кто-то другой. Кто-то, близкий к Эдди, это несомненно. Кто-то, кому есть, что терять, если о неразборчивости Эдди станет известно широкой публике. – Он сел и некоторое время молча барабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Ну что ж, ты подарила мне довольно занятную загадку, дорогая. Надо полагать, ты хочешь денег?

Она замотала головой, прикусив губу.

– Я.., я не хочу.., не хочу оказаться следующей…

– А! Ну конечно, не хочешь.

– Я жду ребенка, – торопливо выпалила она, – и мой друг хочет жениться на мне, как работу новую получит, при том даже, что знает, чем я занималась. Джозеф хороший человек, он хочет забрать меня с панели, и он не знал, что было в этом ужасном письмишке, когда покупал его” – он просто хотел оказать услугу Энни, такая она была больная, и ей денег на лекарство не хватало…

Он взял ее дрожащие руки и погладил их, потом поднес к губам. Мэри вздрогнула – страх охватил ее еще сильнее, чем когда-либо прежде.

– Ну, ну, не надо истерик, дорогая. Конечно, ты напугана, но ты поступила совершенно верно, обратившись за защитой ко мне. – Он вытер ей лицо руками, отвел прядь волос в сторону и поцеловал в лоб. – Я хорошо позабочусь о тебе, дорогая. Оставь письмо мне и будь умницей. У меня есть кое-какие догадки, кому могут быть выгодны эти убийства – я ведь тоже немного знаком с Эдди, так что представляю себе кое-чей ход мыслей. Да, я хорошо позабочусь о тебе, дорогая моя…

Он продолжал целовать ее, расстегнул платье и полез рукой под юбку.

После он дал ей целых две кроны, а это как-никак половина фунта стерлингов.

Поцеловав ее на прощание, он посоветовал ей купить себе побольше джина и новую шаль покрасивей и не беспокоиться больше – он проследит за тем, чтобы тот, кто охотится за гнусными Эддиными письмишками, не тронул ее. Выйдя наконец из его дома, зябко кутаясь в свою старенькую шаль, Мэри Джейн Келли дрожала еще сильнее, чем час назад. Что я наделала, как позволила ему проделать надо мной этот его гадкий ритуал, как пустила его в себя, Боже, что я наделала?

Она прикусила губу и поспешила домой. Что ни говори, все лучше, чем быть порезанной на кусочки и разбросанной по земле. Ведь так? Но она ощущала себя грязной и промерзшей до глубины души – так она не чувствовала себя, даже отдаваясь самым гадким, грязным ублюдкам из Ист-Энда. Она смахнула слезы с глаз и провела рукой по животу, где рос ее ребенок. Ну и пусть, теперь она должна думать не только о себе. Потому она и не могла нынче поступить по-другому.

Но – о Боже! – как она боялась.

И м-р Алистер Кроули пугал ее ненамного меньше, чем все остальное.

* * *

– Кит!

Кит Карсон оглянулся и вгляделся в запрудившую Общий зал толпу. Большинство туристов взволнованно обсуждали, что будет дальше, сорвутся ли у них отпуска и получат ли они компенсацию в случае, если сенатор Кеддрик закроет-таки ВВ-86. Из толпы с улыбкой махал рукой своему старому другу Роберт Ли.

– Привет, Роберт. Что стряслось? Антиквар изумленно выпучил на него глаза.

– Что стряслось?! Ты шутишь, не иначе! Кит, неужели вылазки сквозь Врата окончательно отбили тебе мозги? Скитер Джексон в качестве служебного детектива “Замка Эдо”?

– Ах это? – усмехнулся Кит. – И только?

На лице его друга отобразилось глубокое сожаление.

– Бог мой, так это все-таки правда. Ты окончательно рехнулся.

Губы Кита дернулись в улыбке.

– Рад, что ты обо мне такого высокого мнения, дружище. Нет, я еще не спятил. А вот ты – равно как почти все здесь – абсолютно забыл о том, что играть можно честно.

Роберт Ли зажмурился. Светлая кожа, унаследованная им от скандинавских предков по материнской линии, любопытным образом сочеталась в нем с чертами деда по отцу, выходца из Гонконга.

– Не понял.

– Во-первых, – терпеливо пояснил Кит, массируя подушечки пальцев, – Скитер никогда не промышлял среди местных. Никогда. И если бы ты поразмышлял над этим, ты бы легко нашел ответ почему. Во-вторых, он сильно изменился со времен этого идиотского пари с Голди, когда они с Маркусом загремели сквозь Римские Врата в рабство. В-третьих, Йанира всецело доверяла ему. А Йанира Кассондра знала, что делает. – Кит пригладил рукой редеющие волосы, не в силах скрыть свое огорчение при мысли об Йанире и ее пропавшей семье. – Этот парень чуть не до смерти загнал себя их поисками. Дважды потерял из-за этого работу – единственную честную работу, какую смог найти на этой станции. И, заметь, даже после этого не вернулся к своему карманному промыслу. Нет, ты представь, Роберт, – выходцы из Нижнего Времени подкармливали его, так как денег у него не хватало даже на хот-дог. И чем он занимался? Искал работу, которой ему никто не даст, выслеживал террористов в подвалах Шангри-Ла и арестовал тридцать одного мелкого воришку за какую-то неделю. При этом его никто об этом не просил и тем более не платил за это ни, гроша. Короче, вчера, когда он вытащил Рейчел Айзенштайн из этого катаклизма в Общем, я решил, что парню надо дать немного передохнуть. Он это заслужил. Особенно если учесть, что Кеддрик, вполне вероятно, обвинит его в оскорблении. И уж после всего, что натворил Кеддрик, мальчишке просто необходима вся возможная помощь. Роберт Ли закрыл рот и поморгал немного.

– Боже праведный, – тихо произнес он наконец. – Ладно, теперь я вижу, что заблуждался. Но согласись, звучит это все равно невероятно.

Кит ухмыльнулся.

– Еще бы. Вот почему, – добавил он, – это доставляет мне столько удовольствия. Что это у тебя? – кивнул он в сторону листка бумаги, который держал в руках антиквар.

– Это? А, это листовка с фотографиями Джины Кеддрик и того террориста, что ее похитил, Ноа Армстро. Майк Бенсон распорядился начать широкомасштабные поиски по всей станции – ему нужны все, кто их видел. Я как раз искал тебя с этим и тут услышал, что ты нанял Скитера.

– Нет, я их еще не видел. – Кит с интересом взял листовку и пробежался взглядом по краткому описанию. – Я читал про Касси Тайрол. Жуткий позор.

– Какой такой позор? – послышался из-за спины Кита голос Скитера.

Кит оглянулся и с удовлетворением отметил, что на поясе у того уже висела полицейская рация, за которой он посылал Скитера.

– Ага, рация уже у тебя? Отлично. Касси Тайрол – я о ней. Она приходится сенатору Кеддрику свояченицей. Не повезло бедняжке: представляешь, каково иметь такого родственничка? Ты вот это видел?

Скитер взял листовку и всмотрелся в нее.

– Нет. – Он чуть прищурился. – Не пойму, как Кеддрик мог спутать меня с этим типом, – пробормотал он, хмуро вглядываясь в портрет Армстро. – Однако лицо у этого парня вроде знакомо, не помню только… – Бывший мастер-мошенник нахмурился еще сильнее. Потом, явно озаренный, полез в карман, достал из него авторучку и принялся рисовать что-то прямо по фотографии. Роберт Ли вытянул шею, пытаясь разглядеть.

– Что, черт возьми, ты делаешь? – удивился антиквар.

– Так, одна мысль, – буркнул Скитер. Он пририсовал к портрету висячие усы и бакенбарды. Перо порхало по бумаге, и на ней возникли бандана, низко нахлобученное сомбреро…

– Боже праведный, – прошептал Кит – теперь и он узнал обретающее черты лицо на листовке. – Это же Джой Тайролин!

Роберт вздрогнул и перевел взгляд на Кита.

– Джой? Тот пьяный pistolero, которого мы видели неделю назад, собиравшимся в Денвер? Это Ноа Армстро? Мы стояли так близко от террориста и даже не догадывались об этом?

Тут в мозгу Кита что-то щелкнуло, и его осенило новой догадкой.

– Джой Тайролин! Скитер, ты гений! Видит Бог, я знал, что делал, когда нанимал тебя! Тетку Джины Кеддрик звали Касси Тайрол. Джокаста Тайрол – Джой Тайролин!

Впрочем, Скитер не улыбался. Точнее, он вообще не стоял рядом с ними. Расталкивая толпу, он устремился к ближайшей бетонной опоре. Вернулся он, держа в руках еще одну листовку, сорванную со столба. Кит уже видел такие – их расклеили повсюду; на них были фотографии Йаниры Кассондры, ее мужа Маркуса, двух их маленьких дочек и еще одного пропавшего выходца из Нижнего Времени, римского подростка, Юлия. Скитер тут же принялся рисовать что-то на портрете Юлия. Угрюмо сжав губы, он рисовал длинные волосы, собранные в тугой пучок под широкополой дамской шляпкой. Нанеся последний штрих, он показал свой набросок Киту.

– А это женщина, с которой Джой Тайролин ругался у контроля билетов Дикого Запада. Та, на которую носильщик Тайролина уронил чемодан. Я следил за отправлением группы в Денвер в поисках следов Йаниры и ее семьи. И, черт возьми, я даже не узнал мальчишку!

Кит сразу же вспомнил тот инцидент.

– Черт, ты прав! – Он схватил исправленные портреты и хмуро вгляделся в них. – Если Армстро стоял в той очереди отбывающих, можно поручиться, Джина Кеддрик – тоже.

– Возможно, в одном из тех сундуков, что уронил носильщик, – буркнул Скитер. – Чего мне хотелось бы знать, так это за каким чертом Юлий спутался с этими террористами? Он ни за что не принял бы участия в таких делах без основательного на то повода.

– Хоть вожаки “Ансар-Меджлиса”, которых ты отловил, и отрицают это, – задумчиво произнес Роберт Ли, – совершенно очевидно, что они заплатили Армстро за нападение на Джину Кеддрик. Поэтому можно с большой вероятностью утверждать, что за нападением на Йаниру стоит тоже Армстро. Если не ошибаюсь, Юлий исчез тогда же, когда и вся ее семья, верно? Но ведь мальчик наверняка не стал бы добровольно помогать “Ансар-Меджлису”?

Кит посмотрел на Скитера и увидел в его глазах убийственную ярость.

– Если Армстро шантажировал его, угрожая смертью Йаниры, – процедил бывший мошенник-виртуоз сквозь зубы, – он мог делать все, что от него требовала эта шайка убийц. Выжидая при этом возможности самому перерезать им глотки.

Кит зябко поежился. Такого Скитера ему видеть еще не приходилось – того Скитера, что пережил Монголию двенадцатого века, не говоря уже о таком детстве, какое и не снилось никому на ВВ-86. Подумав, Кит согласно кивнул.

– Да, пожалуй, ты верно оценил ситуацию, Скитер. Чтобы спасти Йаниру, Юлий пошел бы на все. Если, конечно, Армстро похитил и ее, как Джину Кеддрик. Дружки Армстро из “Ансар-Меджлиса” могли взять мальчика в плен вместе с Маркусом и девочками. Возможно, они силой заставили его помочь им покинуть станцию. И готов поручиться, Армстро послал как минимум одного из своих людей сквозь Британские Врата с фальшивыми документами, которые должен был использовать приятель Джины Кеддрик. Бенни Катлин, выходит, всего лишь приманка – ложная цель, которая должна убедить нас в том, что похитители Джины Кеддрик отправились в Лондон, тогда как на деле они с самого начала собирались в Денвер.

Роберт Ли переводил ошеломленный взгляд с Кита на Скитера и обратно.

– О'кей, – вдруг ухмыльнулся он. – Да, ты меня убедил! Ты поступил чертовски умно, наняв этого гения. Вопрос только, что нам теперь делать?

Кит пристально смотрел на Скитера.

– Как у тебя с ездой верхом?

Скитер Джексон вдруг ослепительно улыбнулся.

– Могу ездить на всем, у чего есть копыта.

– В таком случае мы, пожалуй, пройдемся в “Путешествия во Времени, Инкорпорейтед”. Твой новый босс возвращается с пенсии. Давненько я не бывал в Денвере.

Роберт Ли невольно разинул рот. Потом антиквар рассмеялся.

– Ох Боже мой! Только подожди, пока об этом не узнают! Голди Морран, например, просто кондрашка хватит. Кит Карсон и Скитер Джексон, соучастники? Жаль, что я не могу бросить свое заведение, чтобы составить вам компанию!

Кит сочувственно похлопал его по плечу.

– Это плата за уникальность. Ты как-никак единственный специалист МФВУОИ на станции. Впрочем, ты можешь помочь нам кое в чем…

– И почему это мне кажется, что я должен покрепче держаться за карман и запереть все свое добро в сейф?

– Обижаешь, – ухмыльнулся Кит. – Ты не против пробежаться к Конни? У нас всего шесть дней до открытия Врат Дикого Запада, а это означает, что нам надо было начать сборы еще неделю назад, не говоря уже о подготовке, которую необходимо пройти Скитеру прежде, чем мы шагнем сквозь Врата. Я бы пошел к Конни сам, но нам со Скитером необходимо рассказать все Ронише. И сенатору.

Скитер заметно побледнел.

– Ну, раз уж ты ставишь вопрос таким образом, – поспешно заявил Роберт, – я скорее буду просить об услуге Конни, чем появлюсь в радиусе ста ярдов от Кеддрика – в любое время дня и ночи.

– Весьма разумное решение. Идем, Скитер. Сенатор не бросит тебя в тюрьму – не будет же он арестовывать гения, вычислившего, куда исчезла его малютка.

Скитер поперхнулся.

– Ох, ладно.

– Пошли, Джексон. Время не ждет.

Улыбка вышла у Скитера немного вымученной, но хотя бы попытка уже заслуживала одобрения.

Что же касается Кита, ему не терпелось залезть в берлогу к этому зверю. Из всех вещей, которых он не выносил, заносчивые политики занимали одно из первых мест. Особенно те, которые угрожали закрыть его станцию. Сенатор Джон Кеддрик пока еще не знал этого, но смертельного врага себе он уже нажил. Кит лелеял серьезные надежды сполна насладиться местью.

Глава 3

Йанира Кассондра не знала, давно ли она в плену.

Человек, который принес ее в эту комнату, долгие дни держал ее опоенной какими-то зельями. Она знала только, что находится в Лондоне, оторванная от единственных людей, способных помочь ей, и что жизни ее угрожает слишком большая опасность из Верхнего Времени, чтобы рисковать возвращением в Сполдергейт-Хаус и искать помощи у друзей со станции. Она была так же одинока, как в Афинах, замужем за жестоким купцом, ценившим ее лишь ради гипотетических сыновей, которых она ему так и не смогла родить. Первый муж приводил Йаниру в ужас. Но человек, державший ее в плену теперь…

Он совершенно сошел с ума, этот доктор Джон Лахли. К тому же он был мозгом банды из двух убийц, известной в Верхнем Мире как Джек-Потрошитель. Стоило Джону Лахли приблизиться к Йанире, как она почти теряла сознание от таких жутких видений, которых раньше и представить себе не могла.

Как только послышались шаги на лестнице, ведущей в служившую ей местом заточения спальню, Йаниру охватила непроизвольная дрожь, а лоб покрылся холодным потом. Однако когда дверь отворилась, за ней стоял всего лишь слуга, Чарльз. В руках он держал поднос с едой.

– Миссис Сиддонс приготовила вам обед, – мягко произнес Чарльз – он явно жалел несчастную “больную”. Еда, разумеется, была напичкана сонным зельем. Как и всегда.

– Спасибо, – хриплым шепотом поблагодарила его Йанира.

За окном ее спальни сгущались над крышами и дымовыми трубами Лондона сумерки. Она заставила чуть успокоиться свои дрожащие руки – этой минуты она ждала давно, и теперь, когда она настала, боялась любой случайности, которая может погубить план. Чарльз поставил поднос на небольшой столик у кровати, а сам сел в кресло и приготовился смотреть, как она ест. Ее никогда не оставляли наедине за едой: надо было убедиться, что она проглотит всю отравленную пищу, от которой у Йаниры мерк разум, и она становилась совершенно беспомощной. Слуге и кухарке, миссис Сиддонс, сказали, что Йаниру мучают кошмары от пережитого ею серьезного потрясения. После того, что сделал с ней Джон Лахли в наказание за попытку привлечь слуг на свою сторону, она больше не пыталась заговорить с ними…

Йанира поежилась под одеялом. Во всем Лондоне не найдется столько горячей воды и мыла, чтобы смыть то, что он с ней сделал. После этого Йанире пришлось придумывать другой путь на волю. Поэтому она села, отчаянно дрожа, и потянулась к подносу, который неловко уронила. Содержимое его с лязгом столового серебра и звоном бьющегося фарфора разлетелось по ковру.

Чарльз с тревожным вскриком вскочил и бросился убедиться, что с ней ничего не случилось.

– Сейчас, уберу это, – сказал он, осторожно уложив Йаниру обратно на подушки, – и принесу вам еще…

Стоило ему выйти из комнаты, как Йанира спрыгнула с кровати. Она бросилась к окну, сдвинула тяжелую деревянную створку наверх и перебралась через подоконник. Ее спальня располагалась на третьем этаже, но выходила на задний фасад дома, в неухоженный, сырой сад. Она повисла на руках и спрыгнула вниз, на крутую крышу заднего крыльца – прямо в чем была, то есть в одной ночной рубашке.

Она тяжело упала, прокатилась по скользким, мокрым черепицам и уцепилась за металлический желоб на краю крыши. Мгновение она висела на руках, потом разжала пальцы и рухнула в мокрые кусты и траву. Долгую минуту она лежала, оглушенная, потом ей удалось перекатиться на четвереньки, поднять голову и оглядеться" по сторонам сквозь пелену спутанных волос. В доме уже слышались крики и топот бегущих ног. Всхлипнув от страха, охватившего ее с новой силой, Йанира поднялась на ноги и, прихрамывая на ушибленную ногу, побежала босиком по сырой траве.

Из сада нужно было выбраться любой ценой. Со всех сторон его окружала высокая стена. Поэтому Йанира, поскальзываясь и оступаясь, бросилась босиком к передней части дома. Размокшая земля брызгала из-под ног, так что пришлось подобрать подол рубахи до колен. Она нашла наконец калитку, нащупала щеколду и отодвинула ее. Тяжелая деревянная створка со стуком распахнулась, и Йанира побежала дальше, по узкому проезду, мимо маленькой пристройки для экипажей. Изнутри до нее донеслось фырканье стоявшей в стойле лошади и ритмичный стук копыта по земле. Лошадь…

Она не умела ездить верхом, но лошадь наверняка унесла бы ее дальше и быстрее, чем убежала бы она босиком. Йанира нырнула в пристройку, в кромешной темноте пробралась на ощупь к стойлу, где фыркала, сунув морду в кормушку, лошадь. Усилием воли Йанира заставила себя успокоиться хоть немного, нашла висевшие на крюке вожжи и распахнула дверь стойла.

– Привет, – шепнула она удивленной лошади. – Пойдем-ка, покатаемся вдвоем.

Она пристегнула вожжи к удилам и вывела лошадь из стойла, мимо темного силуэта экипажа д-ра Лахли. Встав на подножку экипажа, она с опаской забралась лошади на спину, потом легонько стукнула лошадь босыми пятками по бокам и послала ее вперед, пригнувшись, когда они выезжали из дверей пристройки. Лошадь свернула в сторону улицы.

– Вон она!

Крик послышался со стороны сада за спиной. Йанира замолотила пятками по бокам лошади, и испуганное животное рвануло вперед. Она цеплялась за гриву и изо всех сил сжимала бока лошади ногами. Прямо перед ними возникла темная фигура. Кто-то закричал и швырнул в них чем-то. Лошадь заржала и попятилась от внезапной угрозы. Пальцы Йаниры разжались, и она, взвизгнув, полетела вперед. Сильно ударившись о землю, она осталась лежать, оглушенная, не в силах пошевелиться. Оставшаяся без седока лошадь ускакала прочь.

А потом он навалился на нее, схватив за запястья, ощупав ее всю – нету ли переломов.

Она отчаянно билась, пытаясь расцарапать ему лицо ногтями.

– Не прикасайтесь ко мне!

– Она снова бредит, бедняжка. – Джон Лахли сдавил ее горло большим пальцем, не давая произнести ни звука, даже вздохнуть. Йанира продолжала биться, пока не лишилась сознания. Когда она снова смогла дышать и видеть, он уже тащил ее наверх, в ее тюрьму. Она ощущала щекой колючую ткань его шерстяного пальто, сырого от ночного тумана. Йанира крепко зажмурилась; слезы жгли ей глаза. Всего пять минут… Будь у нее еще пять минут…

– Вы уверены, что она не получила никаких увечий? – спросил мужской голос откуда-то из-за спины ее похитителя. Этот голос был ей незнаком; она попыталась извернуться, но Лахли только крепче притиснул ее к своей груди. Она тихо застонала, когда тот отвечал своему невидимому собеседнику.

– Разумеется, Кроули, я немедленно осмотрю бедняжку. Ужасно жаль, что пришлось втравить вас в эту историю.

– Вовсе нет, – возразил Кроули несколько возбужденным голосом. – Я восхищен и заинтригован. Кто, дьявол подери, она такая?

– Насколько мне удалось выяснить, иностранка, павшая жертвой грабителей сразу же, как ступила ногой на британскую землю. Бедняжка вот уже неделю бредит – нападение тяжело сказалось на ее рассудке. Мне приходится давать ей успокоительное, чтобы она не повредила себе что-нибудь в бреду.

– Должен сказать, она чертовски старалась убежать.

– Да, – сухо согласился Лахли, занося ее обратно в комнату. – Бандиты жестоко с ней обошлись. С тех пор она не в своем уме, бедное дитя. Ей мерещится, что все мы бандиты, намерившиеся довершить то, что начали. Я надеюсь, что кризис все-таки пройдет, и тогда я узнаю, кто она такая. Возможно, мне даже удастся в какой-то степени загладить то не самое лестное представление, которое она пока имеет об Англии.

– Весьма красивое дитя, не правда ли? На вид лет двадцать пять. Есть в ней что-то восточное.

– Еще бы. – Лахли снова уложил Йаниру в постель. – Она говорит по-гречески как ангел. Так, теперь… А, Чарльз, старина. Ты принес?

Йанира забилась, пытаясь отодвинуться от иглы.

– Нет, пожалуйста… Я никому не скажу, пожалуйста, пустите меня…

Бесполезно. Он легко сделал ей укол, удерживая ее до тех пор, пока снадобье не разбежалось по ее венам, оставив ее вялой и беспомощной. Вместе с этим пришли кошмарные видения: женщины, погибшие от беспощадных рук этого человека, нож в руках другого мужчины, разящий в темноте по наущению ее пленителя… И призрачный склеп глубоко под улицами, где пахло протухшей кровью и разлагающейся плотью…

– Бедняжка бредит, – донесся откуда-то издалека голос Кроули.

– Да. Судя по тому, что она бормочет, я не могу отделаться от мысли, не бежала ли она от нашего уайтчеплского приятеля только для того, чтобы пасть жертвой уличных громил.

– Но она не похожа на уличную женщину, – произнес Кроули; голос его ревом отдавался в ее ушах.

– Нет. Но откуда нам знать, нападет ли Уайтчеплский убийца на леди, а не только на уличных шлюх, будь у него такая возможность? В конце концов, она явно только-только вышла из порта, отбилась в толпе от родных и не знала, как позвать на помощь… – Голос Лахли то доносился до нее, то проваливался куда-то. Ей удалось открыть глаза, и она увидела его, склонившегося над ней. Лахли откинул волосы с ее лица и улыбнулся прямо ей в глаза, обещая взглядом гнусное наказание за то, что она совершила этим вечером. Йанира вздрогнула и отвернулась, в отчаянии зажмурившись. Что он сделает с ней, если она попытается предупредить Кроули о том, что Лахли и есть Уайтчеплский убийца…

Весь кошмар заключался в том, что Кроули ей не поверил бы.

Никто не поверил бы ей.

Беспомощная, отчаявшаяся, провалилась она в черноту.

* * *

Рониша Аззан провела в кабинете оперативных совещаний уже целый час, занимаясь делом Джины Кеддрик, когда охрана проводила туда прибывшего из гостиницы “Странник во Времени” сенатора. Он явился в сопровождении толпы вооруженных кейсами референтов, однако федеральных агентов с ним, как ни странно, не было. Эта неожиданная любезность дала Ронише возможность вздохнуть чуть свободнее – но только “чуть”, поскольку взгляд сенатора не сулил ей ничего, кроме неприятностей, причем в самом ближайшем будущем. Ей оставалось только гадать, плохо ли он выспался или просто встал не с той ноги.

Бакс появился сразу же за сенатором; в руках он держал стопку распечаток и мини-диск. Судя по мешкам под глазами, менеджер “Путешествий во Времени” провел не лучшую ночь в своей жизни, как и Рониша, не отрываясь от работы. Она кивнула Баксу в сторону кофеварки; он налил себе большую чашку и только потом опустился в кресло за огромным столом заседаний. Рониша переключила внимание на не самого желанного в этом помещении гостя.

– Доброе утро, сенатор. Надеюсь, вам хорошо спалось?

Кеддрик набычился еще сильнее.

– Если уж на то пошло, шайка Богом проклятых психов в номере подо мной всю ночь не давала мне уснуть. Насколько я понимаю, вы и правда пускаете на свою станцию всяких безумцев, чтобы они молились тут Джеку-Потрошителю как своему божеству?

Рониша передернула плечами.

– Последний раз, когда я проверяла, у нас имелась еще свобода вероисповедания, сенатор. До тех пор, пока они не представляют собой реальной угрозы для кого-либо, они имеют право поклоняться кому угодно.

Кеддрик вспыхнул.

– Значит, у вас нет намерения защищать общественное спокойствие? Или установить соответствующие правила?

Референты лихорадочно заскрипели перьями.

Рониша ощетинилась.

– Я устанавливаю те нормы и правила, которые считаю необходимыми для поддержания мира на этой станции, сенатор. Ряд федеральных агентов уже проверил это на собственном опыте. А теперь, поскольку вопросы культов Потрошителя не имеют отношения к интересующему нас делу, я предлагаю перейти к обсуждению возможного местонахождения вашей дочери.

– Это меня устраивает! – рявкнул Кеддрик. – И позвольте мне прояснить кое-что. Если вы не вернете мне мою девочку, живую и невредимую, я лично прослежу за тем, чтобы ваша карьера на этом и завершилась! Вам не удастся получить работу ни в индустрии туризма во времени, ни где еще. И не надейтесь, что у меня не хватит сил сделать это. Я разрушал карьеры поважнее вашей!

В помещении повисла неприятная тишина, только Грен-вилл Бакстер скрипел креслом, вытирая обильно вспотевший лоб.

Конечно же, Рониша ожидала чего-нибудь в этом роде, однако ожидание угрозы не ослабило удара. Нижняя часть живота ее словно налилась свинцом.

– Сенатор, – мягко заметила она, категорически не желая задирать лапки кверху перед первым же политическим мракобесом. – Мне хотелось бы, чтобы вы поняли, что выбрали не самый удачный путь. Посмотрите-ка внимательно на того, кто сидит сейчас в кресле управляющего станцией. Посмотрите и призадумайтесь. Как следует призадумайтесь. Не один вы на этой станции можете командовать тяжелой артиллерией. Последние пять политиканов вашего калибра, имевшие неосторожность конфликтовать с Советом Женщин-Бизнесменов Африканского Происхождения, потерпели неудачу на следующих же выборах. Точнее сказать, крах. И раз уж мы преследуем одну и ту же цель – найти вашу дочь и благополучно вернуть ее на станцию, – мне кажется, вам не обязательно следовать этим путем и дальше, как вы полагаете?

В кабинете можно было услышать шорох оседающих на стол пылинок.

Лицо Бакса приобрело нездоровый оттенок, а сенаторские референты – те просто побелели как снег.

Мучительно долгое мгновение Джон Кеддрик смотрел на нее с застывшим как маска лицом, сощурив глаза. Рониша не дрогнула под этим холодным, оценивающим взглядом рептилии. Когда маска оттаяла настолько, что один уголок рта скривился в подобии неприятной, довольно вялой улыбки, она поняла, что ее угроза попала в цель. Разумеется, ей придется действовать с оглядкой, но ничего такого же грубо-прямолинейного он больше не предпримет. Во всяком случае, пока. А если ей удастся добыть одну живую и брыкающуюся девицу, и вовсе никогда. Кеддрик, конечно, наглый хам, но далеко не дурак.

– Я рада, что мы понимаем друг друга, сенатор. А теперь я предлагаю изучить психологический портрет вашей дочери в поисках возможных зацепок и прикинуть, какие Врата они с ее похитителем могли бы использовать.

– И это лучшее, что вы можете предложить после целой ночи работы? А потом, полагаю, вы достанете Джину как кролика из цилиндра? – Его хмурый взгляд явно определил Ронише место в палате умалишенных.

Рониша сощурила взгляд и заставила себя промолчать. Когда-нибудь ты еще подавишься этими своими словами, сенатор! Надеюсь только, что увижу это своими глазами.

– В настоящий момент мы делаем то, что возможно сделать, – ледяным тоном отвечала она, – нравится вам это или нет. Поскольку идентифицировать по регистрационным документам нам не удалось ни Джину, ни ее похитителя, я предлагаю заняться изучением интересов Джины. – Она перелистала досье девушки. – Так, исторические постановки, верховая езда… Значит, в конюшне на Лонг-Айленде у нее две лошади?

Сенатор кивнул:

– За их содержание платит ее тетка. Точнее, платила до того, как ее застрелили.

Бакс неуверенно кашлянул и подался вперед, сцепив длинные пальцы.

– Что ж, умение ездить верхом может оказать ей добрую услугу за многими из Врат Шангри-Ла. В конце концов, лошади на протяжении столетий служили основным средством наземного транспорта. Похитители Джины, несомненно, воспользовались этим преимуществом, поскольку большинство жителей Верхнего Времени почти не разбираются в лошадях. Разумеется, одни Врата предпочтительнее для похитителей вашей дочери, нежели другие.

– В смысле? – Хмурый сенаторский взгляд явно обещал крупные неприятности и Баксу. Однако менеджер “Путешествий” тоже был не робкого десятка. Впрочем, другой и не удержался бы на такой работе.

– Смотрите сами, сенатор. – Он снова кашлянул. – Афины времен Перикла, например, представляются сомнительным выбором. Ни Джина, ни ее похитители не обладают необходимыми языковыми навыками для того, чтобы раствориться в тамошней среде – во всяком случае, без помощи гидов во времени. Большинство туристов, направляющихся сквозь Врата Философов, – это состоятельные греческие бизнесмены, художники и ученые. Примерно то же относится и к Римским Вратам, ведущим в античный Рим времен Клавдия: ни ваша дочь, ни ее похитители не говорят на латыни. Ни на древнегреческом, ни на арамейском, ни на любом другом из дюжины языков, имевших хождение в Риме.

От свирепого взгляда Кеддрика на лбу Бакса выступили крупные капли пота, но он упрямо продолжал:

– Судя по психологическому профилю, ваша дочь предпочитает более современную историю – особенно периоды, когда огнестрельное оружие получило широкое распространение. – Он слегка нахмурился, прикусил губу и побарабанил по подбородку пальцами, явно выстраивая логическую цепочку. – Испанские колонии в Америке – уже ближе к сфере ее интересов, однако, с точки зрения ее похитителей, это не лучший выбор. Исходя из того, что они вооружены, по ту сторону Врат Конквистадоров у них неизбежно возникнут проблемы. Видите ли, в испанских колониях пользование огнестрельным оружием разрешалось лишь знатному дворянству, и за этим следили очень строго. По совершенно очевидным причинам очень мало кто из туристов выбирает себе роль пеона. Однако и выдать себя за благородных дворян похитителям вашей дочери удастся вряд ли – опять-таки из-за проблем с языком. Большинство направляющихся сквозь Врата Конквистадоров туристов – испанского происхождения, тогда как оставшуюся часть представляют потомки американских индейцев.

– Плевать я хотел на американских индейцев! – рявкнул Кеддрик. – Что с другими Вратами? Бакс сверился со своими записями.

– Монгольские Врата исключаются. Тем более, они не отворялись уже несколько месяцев. То же относится к Вратам Колониального Уильямсберга. Врата Анахронизма тоже не отворялись, к тому же Ассоциация Турниров Анахронизма – последнее место, где стали бы прятаться похитители вашей дочери. – Кеддрик бросил на него озадаченный взгляд, и Баксу пришлось пояснить:

– АТА представляет собой хорошо организованное общество любителей средневековья. Они устраивают рыцарские турниры в самодельных доспехах, натаскивают охотничьих соколов.., можете продолжать сами. Они держатся замкнутой кастой, и вам не удастся пройти сквозь Врата Анахронизма, не состоя в их обществе. У них просто не было бы шанса остаться незамеченными.

Из выражения лица сенатора Кеддрика следовало, что он считает всех бьющихся на турнирах средневековых рыцарей в самодельных доспехах неуравновешенными психами, вполне вписывающимися в общую обстановку станции Шангри-Ла. Бакс сделал импульсивное движение рукой, чтобы смахнуть пот с бровей, но усилием воли сдержался и продолжал чтение своего списка.

– Врата Сегуна в средневековую Японию тоже, конечно, совершенно исключаются. Японцы сегуната Токугавы убивали даже тех иноземцев, которым не посчастливилось потерпеть кораблекрушение у берегов Японии. Огнестрельное оружие тоже было строго-настрого запрещено: как же, этаким любой крестьянин мог бы убить самурая, значит, это слишком опасно. Во времена, куда открываются Врата Тора, огнестрельное оружие вообще еще не изобрели, да и языковой барьер в случае с викингами тоже представлял бы собой серьезную проблему. Кстати, Джина вообще знает иностранные языки?

Прежде чем сенатор успел ответить, в динамиках связи службы Безопасности послышался треск помех.

– Эй, кто-нибудь, прикажите пропустить нас наверх.

Нам необходимо переговорить с Ронишей Аззан.

Рониша изумленно уставилась на динамик: из всех голосов, которые она ожидала услышать по закрытому каналу Безопасности, голос Скитера был явно последний. Она наклонилась и щелкнула тумблером, подключавшим ее микрофон к сети Безопасности.

– Скитер? Что это ты делаешь с полицейской рацией?

– Это потом. Послушайте, вы можете сказать этим вашим мордоворотам, чтобы они нас пропустили? Нам нужно поговорить с вами. Я не стал бы перебивать, но это очень важно. Со мной Кит Карсон.

Рониша откинулась назад.

– Мне лучше самой посмотреть, в чем там дело, – угрюмо объявила она, обращаясь к Баксу и сенатору. – Скитер, я поднимаюсь к вам. Бакс, посмотрите, что вам еще удастся высосать из ее психологического профиля, пока меня не будет. – Она набрала код Майка Бенсона и приказала ему пропустить Кита и Скитера, а потом по лестнице поднялась в кабинет управляющего. Двое агентов Безопасности следовали за ней по пятам, так что она не особенно боялась угодить в ловушку, подстроенную уязвленными федеральными маршалами. Те болезненно восприняли ее распоряжение сдать оружие – после того, что они натворили своим слезоточивым газом, она не могла потерпеть, чтобы по станции шатались типы в мундирах и с дробовиками в руках. Ворошить уже растревоженное осиное гнездо еще раз было бы, мягко говоря, неразумно. Меньше всего сейчас нужно было, чтобы какой-нибудь любитель пострелять открыл огонь, скажем, по дружинницам “Ангелов Чести”.

Стараясь отогнать от себя эти не самые приятные картины, Рониша поднялась в кабинет за мгновение до того, как ожил лифт с уровня Общего зала. Еще через несколько секунд Скитер Джексон и самый знаменитый разведчик времени тоже шагнули на мягкий ковер. Никого больше с ними не было. Кит Карсон едва не пританцовывал от возбуждения.

– Привет, Ронни, минутка для разговора найдется?

– Господи, Кит, ну что у вас там? Ты ведь знаешь, что у нас сейчас творится. – Впрочем, ей не приходилось еще видеть бывшего разведчика таким возбужденным.

– Похититель Джины Кеддрик. Мы нашли его! То есть, Скитер нашел. У меня хватило здравого смысла взять Скитера на должность детектива “Замка Эдо” – откуда у него и рация, раз уж ты об этом спросила – и первое, что он сделал, – это разрешил загадку, куда отправился Ноа Армстро.

– Вы нашли Армстро? Где? Боже мой, Скитер, да скажи же что-нибудь!

Последняя сенсация Ла-Ла-Ландии – частный детектив “Замка Эдо” ?! – неловко ухмыльнулся и протянул пару сделанных от руки набросков. Верхней оказалась подретушированная листовка с фотографией Ноа Армстро.

– Вот так Армстро выглядел, отправляясь сквозь Врата Дикого Запада. Наряженный как pistolero по имени Джой Тайролин. Он притворялся пьянее пьяного, шатался по всей станции, похваляясь, как он выиграет стрелковый турнир. А теперь плохая новость. Наш пропавший парень из Нижнего, Юлий, отправился с ним вместе. Вам придется поднять регистрационные листы Врат, чтобы узнать, под каким именем он их проходил. Он был наряжен женщиной – той самой, на которую уронил сундук носильщик Джоя Тайролина. – Он протянул второй набросок.

Пару секунд она переводила взгляд с одной ретушированной фотографии на другую и обратно, потом резко развернулась и бросилась к телефону.

– Лихо сработано, Скитер, просто отлично! Денвер откроется… – она посмотрела в окно на ближайшее табло из тех, что висели под потолком Общего, – в девять пятьдесят, через шесть дней. Тебе нужно быть там. Ты включен в состав поисковой группы. Если я не ошибаюсь, тебе уже приходилось бывать по ту сторону Врат Дикого Запада, и ты знаешь, что искать. И потом, у тебя уж наверняка между ушами не только опилки.

– Забронируй-ка в Денвер два места, Ронни, – сказал Кит, ухмыляясь. – Я тоже еду.

Рониша уже снимала телефонную трубку, чтобы заказать пропуск сквозь Врата для Скитера, но при этих словах застыла, так и не донеся ее до уха. Она так и стояла с беззвучно шевелящимся ртом, пока Кит со Скитером не начали смеяться.

– О'кей, – буркнула она наконец. – Ты тоже едешь. – Она набрала код прямой связи с кабинетом совещаний. – Бакс, обеспечь пропуск поискового отряда сквозь Врата Дикого Запада. Скитер Джексон и Кит Карсон обнаружили местонахождение Ноа Армстро. Он выдает себя за некоего Джоя Тайролина, в компании с ребятами, направляющимися в Колорадо, на стрелковые состязания. И еще у меня здесь набросок, который срочно необходимо сравнить с фотографиями всех женщин, отправлявшихся в тот тур. Я хочу, чтобы ты выяснил имя одной из них. Той, на которую уронил чемодан носильщик Тайролина. Помнишь тот инцидент? Так вот, эта леди – наш пропавший подросток из Нижнего Времени, Юлий. Похоже, Армстро силой заставил парня помочь им бежать, угрожая Йанире и ее семье.

Из динамика донеслись удивленные возгласы, но голос Бакса звучал уверенно:

– Уже занялся этим.

Рониша выключила связь и ткнула лакированным ногтем в кнопку памяти на панели своего телефона, соединявшую ее со службой Безопасности.

– Майк, разошли людей по всем костюмерам станции. Похитители Джины Кеддрик прошли сквозь Врата Дикого Запада. Им наверняка пришлось заказывать одежду для Денвера, так что кто-нибудь на Шангри-Ла должен их запомнить. Отряди на это людей. Чем больше, тем лучше.

– Делаю.

– А теперь, Скитер, и ты. Кит, займитесь сборами. Я встречусь с вами.., где? Твой любимый костюмер ведь Конни Логан, так ведь, Кит? Я оплачу расходы из вокзальных фондов. Кит, тебе цены нет. Если нам повезет, мы, возможно, все-таки сохраним вокзал открытым.

– В этом, – кивнул Кит, – и суть игры. Идем, Скитер. Я, кажется, говорил, двенадцать в час? Считай, пятьдесят.

Вид у Скитера был как у человека, испытавшего сильнейшее потрясение.

Рониша даже пожалела его.

Скитер и Кит – который ухмылялся как самый последний дьявол – забрались обратно в лифт. Двери с шипением закрылись за ними, но слышно было еще, как Кит насвистывает какой-то веселый мотивчик. Долгую минуту Рониша смотрела на закрытые двери лифта, потом снова села на телефон в поисках всех до одного гидов Врат Дикого Запада – должен же был кто-то доставить поисковый отряд на место стрелковых состязаний…

* * *

Шесть дней – не слишком подходящий срок для организации путешествия во времени, тем более путешествия, представляющего собой поисково-спасательную операцию в опасной стране, верхом, в погоне за вооруженными террористами, удерживающими заложников. Будь у него хоть немного свободного времени, Скитер наверняка ударился бы в панику. К счастью, у Скитера Джексона имелось довольно опыта попадания в неожиданные ситуации, и каждый раз ему удавалось приземляться более или менее по-кошачьи, на ноги. Да и паниковать ему, можно сказать, почти не доводилось. Во всяком случае, со времени того приключения с разъяренным римским гладиатором, Люпусом Мортиферусом.

Только час прошел, как Скитер вышел из кабинета руководства, а помощники Конни уже деловито упаковывали его новый гардероб, сам же Скитер валялся пузом вниз на столе в лазарете с голой задницей, ощетинившейся подобно ежу полудюжиной шприцев. В свое время он, разумеется, уже прошел необходимые прививки – ему приходилось раз посещать Врата в Денвер, пристроившись к одному богатому типу. Однако анализ крови показал необходимость получить еще несколько уколов, так что он послушно явился в лазарет, где ему ничего не оставалось, как слушать жалобы какого-то туриста, которому вкалывали одну инъекцию за другой. Время от времени этот голос перебивался спокойно-бесстрастным голосом Рейчел Айзенштайн:

– Если бы вы следовали инструкциям вашей медицинской книжки, вы бы прошли это уже несколько недель назад, по уколу в день или два.

– Но как я с такой распухшей задницей сяду в седло?

– А это, – безмятежно парировала Рейчел, – уже не моя проблема.

Скитер ухмыльнулся, выслушав поток оскорбленных проклятий, нацеленных на врачей-садистов в целом и на врачей-женщин в частности, перемежавшихся с жалобами на бесцельную трату немереных денег на путешествие сквозь Врата Дикого Запада, когда тебе придется провести все время в качестве ходячей подушки для иголок.

– Туристы! – презрительно поморщился Скитер. – Можно подумать, они мозги дома забывают!

– Верно сказано, – согласилась с ним медсестра. – Вот, все. Теперь ты можешь не бояться отправляться вниз по времени со своими хворями. Одевайся и валяй – Кит уже ждет не дождется тащить тебя в библиотеку.

– О Господи…

Следующие шесть дней прошли в лихорадочных сборах. Кит Карсон заставил его пройти курс такой напряженной подготовки, какой не являлся ему и в самых страшных снах. Он узнал, что говорить на сленге “Старого Запада” куда сложнее, чем просто имитировать произношение Джона Уэйна из вестернов, как делал он в борделях и игорных домах в прошлую свою поездку (большую часть которой он вообще предпочитал не вспоминать). А снаряжать пулями пистолеты, стрелявшие дымным порохом – даже современные их имитации, изготовленные из гораздо более прочных сплавов, – далеко не так легко, как просто зарядить шестизарядный револьвер и нажимать себе на спусковой крючок. Во всяком случае, если тебе нужно поразить цель, а шестизарядника в руках нет. И уж о такой штуке, как “пустоголовые патроны”, он вообще не слышал. Он и сейчас понял только то, что в них можно напихать больше пороха, что вполне его устраивало. Большая энергия выстрела – неплохая штука, решил он, особенно если охотишься за “Ансар-Меджлисом” в Нижнем Времени.

Он научился и перезаряжать их. А пока он взвешивал пули, сортировал их по весу и отбраковывал хоть немного сплющенные, Кит обучал его сленгу Старого Запада. Скитер узнал, почему никогда не стоит трясти перхотью над грядкой, и почему джентльмен никогда не назовет даму киприоткой. Сделай он это, и муж дамы или ее отец запросто могут пристрелить его – с таким же успехом можно пойти и обозвать даму шлюхой.

И так продолжалось до тех пор, пока Скитеру не начало казаться, что мозги его взорвутся от перегрева.

Целых два дня провел он в тире, где Энн Уин Малхени устроила ему интенсивную тренировку по стрельбе – как с реальным оружием, так и на построенном ею тренажере, этакой “Аллее Хогана” с проекцией изображения на 360 градусов и множеством настоящих предметов, чтобы использовать их в качестве укрытия. Большую часть второго дня он провел именно в тренажере, отрабатывая распознавание цели и реакцию на угрозу применения оружия. Он узнал, как много способов промазать с ближней дистанции в условиях стресса. Первый день уступал второму в занятости, но не в интенсивности тренировок. В рукопашном бою Скитер ощущал себя как рыба в воде, но вот стрелять ему прежде не доводилось. Энн напялила на него электронные наушники, позволявшие ей продолжать урок, но ослаблявшие канонаду выстрелов с огневого рубежа.

– Из-за тебя мне пришлось выставить из очереди богатого туриста, и не могу сказать, чтобы это ему понравилось, – заявила она, подталкивая его к свободному месту на огневом рубеже. – Кит хочет, чтобы ты проторчал здесь весь день, Скитер, а это значит, у нас почти не остается времени на подборку оружия, боеприпасов и занятия по чистке оружия.

– Чистке оружия? – только и пролепетал потрясенный Скитер.

Кит уже нетерпеливо притаптывал у огневого рубежа.

– Основные составляющие начинки патронов образца тысяча восемьсот восемьдесят пятого года способствовали активной коррозии металла, да и сам дымный порох поглощает влагу. По этой причине стрелки того времени относились к чистке своего оружия прямо-таки фанатично.

– Может, мне разумнее взять то, с чем я хорошо знаком? Ну, например, большой охотничий нож? Я неплохо управляюсь с ножом, но все мои познания об огнестрельном оружии в чайной ложке уместятся.

– До отъезда мы заглянем, конечно, к Свену. Но нам противостоят вооруженные террористы, удерживающие заложников. Уж поверь мне, если дела по ту сторону Врат обернутся серьезно, тебе самому захочется иметь возможность нанести удар, оставаясь вне пределов досягаемости рук врага.

– Что ты берешь с собой? – поинтересовался Скитер у Кита, созерцая груду оружия, выложенного Энн на оружейном столе.

– Я всегда предпочитал “смит-вессон, пограничный” двойного действия. Облегченный вариант такого я потерял при пожаре в Сильвер-Плам, Колорадо, в восемьдесят четвертом году – за год до того времени, в которое мы отправляемся. Вот этот, – он взял один из револьверов, – имеет калибр тридцать восемь – сорок и ствол длиной шесть с половиной дюймов. Некоторые называют его “кавалерийским” пистолетом – он почти такого же размера, как пистолеты, сделанные перед Гражданской войной, которые возили привязанными поперек седельной луки. Правда, сам я ношу его на поясе. В качестве скрытого оружия я захвачу свой маленький пятизарядный “смит-вессон” тридцать восьмого калибра, двойного действия. Ствол его длиной всего три с половиной дюйма, так что его легко спрятать. А для прицельной стрельбы я предпочитаю винтовку “Винчестер 73” калибра тридцать восемь – сорок, того же, что и большой “смит-вессон”. Она хороша на дистанциях около двухсот ярдов, но глаза у меня уже не те, что прежде, так что снайперские винтовки мне уже без надобности. Да и ты слишком плохо в этом разбираешься, чтобы возиться с ними.

– Почему тогда просто не взять хороший оптический прицел? – удивился Скитер и тут же сам ответил на свой вопрос:

– Потому, что это анахронизм, верно?

Кит усмехнулся.

– Вообще-то оптические прицелы вошли в обиход еще во время Гражданской войны, лет за двадцать до того времени, куда отворяются Денверские Врата. Но мы не будем пользоваться тогдашней оптикой. Слишком много с ней возни и сложностей. Сквозь них было так трудно смотреть, что тогдашние стрелки сравнивали это со взглядом сквозь ржавую трубу. Они не отличались герметичностью, так что ночью после жаркого, влажного дня внутри них конденсировалась влага. Для оптики это далеко не лучшее, что может случиться. И еще они были слишком хрупкие. Большинство использовало для перекрестья нити паутины, которые легко рвались, а перекрестья из стальной проволоки рвались еще легче, чем паутина.

Энн Уин Малхени выудила из груды две медные подзорные трубы вроде тех, которыми щеголяют капитаны в старых кино про море, и пару старомодных полевых биноклей.

– Эти хорошо пропускают свет, и разрешение у них неплохое. Вам вполне хватит прицельных планок, а этим вы сможете пользоваться для поиска цели.

В первый день они вооружили Скитера одним из излюбленных Энн “уэбли” Королевских Ирландских Констеблей.

– В отличие от более поздних армейских “уэбли”, – радостно объяснила Энн, – которые по весу и размеру почти не уступают монстрам вроде “смит-вессона” у Кита на поясе, этот легко прятать, он надежен, и перезаряжать его почти так же удобно, как большой кольт, который ты тоже возьмешь с собой. Тебе, пожалуй, будет удобнее всего управляться с таким, и потом у него пуля больше, а это отчасти компенсирует отсутствие у тебя навыков стрельбы.

"Уэбли” отличал маленький курносый ствол длиной всего два с половиной дюйма, однако когда Скитер взял его в руки, он оказался довольно увесистым. Он повернул его, чтобы посмотреть, как открываются зарядные отверстия барабана, Энн возмущенно буркнула и схватила его за кисть, отвернув ствол так, чтобы тот смотрел вниз, а не ей в живот.

Скитер покраснел до корней волос.

– Ох. Извини.

– Всегда держи оружие стволом вниз. Даже если ты абсолютно уверен, что оно не заряжено. Представь себе, будто из ствола исходит лазерный луч. Все, на что этот луч попадает, может заполучить дырку, если ты случайно заденешь за спуск. Ладно, теперь займемся заряжанием, стрельбой и разряжением…

Скитер освоил этот маленький “уэбли” гораздо лучше, чем полагал возможным для себя. Энн оказалась отличным педагогом – терпеливой, настойчивой и очень четкой в инструкциях. Разобравшись с “уэбли” и одолев позаимствованное из боевиков стремление “швыряться” пулями из ствола, выбрасывая руку вперед, Скитер был допущен к большому шестизарядному армейскому кольту калибра 38 – 40 со стволом длиной четыре и три четверти дюйма, который Энн обозвала “Громобоем”.

– К этому подходят те же патроны, что и к поясному револьверу и винтовке Кита, так что вы, ребята, не будете испытывать проблем со взаимозаменяемостью боеприпасов.

– А почему ствол такой короткий? – удивился Скитер. – У Кита вон целых шесть дюймов с полтиной.

– Чтобы ты мог быстрее выхватить его, – объяснила Энн. – У тебя меньше опыта, чем у Кита, так что не спорь. Тебе нужно оружие, которое ты сможешь без особых проблем и специальных тренировок выхватывать, целиться и стрелять. Я не собираюсь делать из тебя чемпиона-снайпера, тем более такого, как Кит, – за то время, что осталось у нас до открытия Врат. Я просто научу тебя целиться от плеча, чего вполне достаточно на дистанциях до десяти ярдов, а для этого тебе не нужен длинный ствол. Мы не подбираем тебе идеального по твоему сложению оружия – мы просто стараемся сделать так, чтобы ты остался в живых. Поэтому, дружок, обойдешься четырехдюймовым стволом.

Скитер снова покраснел и дал себе зарок не открывать рта без нужды.

В качестве длинноствольного оружия Скитер получил двуствольный дробовик двенадцатого калибра и опробовал его в стрельбе картечью. Это больше напомнило ему стрельбу не столько из пистолета, сколько из лука, некоторые навыки которой у него уже имелись. Во всяком случае, пока цель находилась в радиусе пятидесяти ярдов от Скитера, у него имелись некоторые шансы выйти из поединка живым – если, конечно, он не забывал взвести курки.

– Надеюсь, – буркнул он себе под нос, постреляв из каждого вида оружия по несколько часов, – нам не придется полагаться на мое умение стрелять, чтобы выжить.

Кит, не спеша дырявивший свои мишени аккуратными, возмутительно кучно ложившимися попаданиями, покосился на значительно более скромные результаты Скитера и поморщился.

– Я тоже. Давай, упражняйся.

Зато Скитер почувствовал себя гораздо лучше, когда Свен Бейли выдал ему пару охотничьих ножей – один, чтобы носить открыто, в ножнах на поясе, и второй – меньше, почти перочинного размера, чтобы прятать под рубахой.

– Вот это другое дело, – кивнул Скитер, привычно ощущая в руке рукоять. – И качество получше, чем у тех, к которым я привык в стойбище Есугэя.

– Ты, главное, постарайся привезти их обратно целыми, – хмуро проворчал Свен. Ростом инструктор по рукопашному бою был не выше миниатюрной Энн, зато превосходил ее шириной плеч и сложением. Свена частенько называли за глаза “злым гномом”, но произнести то же ему в лицо никто не осмеливался. За Свеном Бейли прочно закрепилась слава самого опасного человека на ВВ-86, что само по себе заслуживало уважения, если не забывать, что на этой же станции проживал и Кит Карсон.

– Я хорошо позабочусь о них, – пообещал Скитер и поскорее убрался из оружейной лавки Свена Бейли.

Последним уроком, который он получил в тот день после еще нескольких часов стрелковой практики, стал инструктаж по правильной чистке стреляющего на дымном порохе огнестрельного оружия в полевых условиях, используя технологии и оснастку 1885 года.

– Оружие надо чистить после каждого использования, – объясняла Энн, пока Скитер учился разбирать оружие из своего взятого напрокат арсенала, – или ты останешься с бесполезными ржавыми железяками на руках. И это происходит очень быстро, всего за несколько дней.

– И чем для этого пользоваться? – с опаской поинтересовался Скитер, глядя на груду закопченного дымным порохом оружия.

– Мылом. Не стиральным порошком, заметь, но мылом и водой. Современные стрелки обыкновенно используют для этого жидкое мыло или даже чистящие вещества, не требующие воды, но на Диком Западе у тебя такой роскоши не будет. Ты захватишь с собой мыльную стружку или сам настругаешь ее с куска обычного мыла, растворишь в воде и промоешь этим раствором все детали разобранного оружия. Щетки для этого прилагаются в наборе. Потом смажешь все детали, чтобы они не ржавели. Я дам тебе флакон современной смазки – она внешне не отличается от китового жира, а действует эффективнее, да и редких животных убивать для этого не нужно. – Она сунула в руки Скитеру небольшую металлическую масленку.

Кит, старательно драивший свой разобранный “Пограничный” двойного действия, согласно кивнул.

– Это лучше всего, чем в свое время приходилось пользоваться мне. Многие стрелки с Дикого Запада держали для этого полоски кожи, намотанные на кусок сала. В общем-то этого вполне хватало, но каков запашок был!

Скитер усмехнулся.

– Горячий металл, пороховая гарь и протухшее сало? Да уж, представляю. Ну, конечно, – с лукавым видом добавил он, – я вырос среди людей, у которых представление об изысканной кухне сводилось "цампа” и “квесс”. По сравнению с этим любой запах – амброзия, поверьте. Ладно, покажите мне, как строгать мыло и разбирать этих крошек…

Только когда Кит и Энн уверились в том, что Скитер может заряжать, разряжать и чистить свои пистолеты и дробовик, а потом собрать их снова в боеготовное состояние, Энн навьючила его грудой амуниции: снастями для чистки, патронташами и портупеями – всем, без чего он никак не мог обойтись по ту сторону Врат Дикого Запада. Тогда и только тогда его безжалостные наставники выпустили его из тира. Насквозь пропахший пороховой гарью и оружейным маслом, с трудом переставлявший ноги Скитер вместе с Китом забрался в лифт. Тот похлопал его по плечу, сказал, что для первого дня неплохо, очень даже неплохо, а потом вылез на своем этаже, оставив Скитера добираться до дому своим ходом.

Горячий душ показался Скитеру настоящим блаженством. Однако когда вода заструилась по его коже, смывая пот и пороховую вонь, Скитер вдруг обнаружил, что не может отделаться от ощущения, будто от него ускользнуло что-то важное. Что-то – он никак не мог вспомнить, что именно, – упорно отказывалось складываться, оставаясь в мозгу досадной занозой. Он вернулся памятью назад, в день, когда беспорядки на станции только начались – в день, когда пропали без следа Йанира Кассондра и ее семья. И тут он наконец понял, что не давало ему покоя. Если их похитили те же, кто захватил Джину Кеддрик, кто тогда спас Маркуса и девочек в детском саду? Кто-то ведь застрелил двух террористов, пытавшихся захватить девочек. Что-то сомнительно, чтобы парни из “Ансар-Меджлиса” застрелили двух своих же, не так ли? Да и главари террористов, которых отловили они с Китом, отчаянно и, похоже, искренне отрицали свою причастность к похищению Джины Кеддрик и убийству ее тетки и жениха.

Им, конечно, не верил никто на станции, но с учетом того, что происходило в тот день, не исключалось, что они и не врут. Что, если в это вовлечен кто-то еще? Кто-то, кто знал, что эти религиозные фанатики планируют убить Йаниру и ее семью? Совершенно очевидно было, что кто-то предотвратил задуманное похищение в детском саду – тому имелось множество перепуганных свидетелей. И кто же мог это сделать? И еще: если Касси Тайрол убили не меджлисовцы, то кто?

Скитер прищурился, откинул с лица намокшие волосы и все время, пока тер спину мочалкой, перебирал в уме ту сцену – от первых признаков беды и до ужасной развязки. Теперь он припоминал, что в первом нападении на Йаниру принимали участие двое, и ни тот, ни другой не слишком напоминали террористов, выполняющих тщательно продуманную операцию. Первым был мальчишка с перепуганным взглядом, который застрелил строителя – тот, кстати, работал в той самой бригаде, которая позже пыталась убить Бергитту. И кто-то еще – тот, который сбил Скитера и Йаниру на пол. Тогда Скитеру показалось, что этот второй тип оттолкнул их, чтобы помешать перепуганному мальчишке убить Йаниру, но теперь он начал в этом сомневаться. Конечно, тот мальчишка мог целиться в Йаниру, а строителя убил случайно. Но что, если он целился как раз в строителя? Того, что стоял за спиной у Йаниры? Если дело обстояло так, значит, они расследуют вовсе не примитивное похищение, когда террористы взяли заложника, а на Йаниру напали попутно, по дороге в Нижнее Время? А что-то совсем другое?

Уголки рта Скитера угрюмо поползли вниз. Тот детектив, которого нанял сенатор, ни о чем таком не упоминал. Скитер снова зажмурился, вспоминая. Вот мальчишка выхватывает здоровенный, стреляющий дымным порохом пистолет, и тут же кто-то врезается в Йаниру и Скитера, сбивая их на пол. Кажется, мальчишка что-то кричал… Сначала “но…” и тут же испуганный возглас – что-то вроде “но.., ах!”.

Скитер ахнул и поперхнулся водой.

Никакие не “но” и не “ах”.

– Ноа! Ноа Армстро!

Скитер выморгал из глаз воду, пытаясь разобраться в собственных мыслях – очень уж те запутались. Ноа Армстро – главарь террористов, похитивший Джину Кеддрик. Убийца из “Ансар-Меджлиса”, жаждавший уничтожить Храмы Владычицы Небесной. Но с какой стати наемному убийце террористов мешать нападению, которое вполне успешно осуществляли его приспешники на станции? Скитер как-то разом похолодел, несмотря на то что вода на него продолжала литься горячая. Во что же такое они вляпались?

Если Ноа Армстро пытался предотвратить убийство Йаниры Кассондры… Значит, информация, которую предоставил им сенатор об Армстро и похищении им Джины, сама не заслуживает доверия. А из этого следует, что ФБР и нанятый сенатором детектив заблуждаются, еще как заблуждаются. Он должен рассказать об этом Киту, предупредить его о том, во что они могут оказаться вовлеченными по ту сторону Врат Дикого Запада. Но не здесь, не на станции. Тут их могут подслушать электронные уши сенатора Кеддрика. Скитер вполголоса выругался и выключил душ. Новые неприятности нужны нам как заднице – гвоздь в диване…

Но если Скитер прав, новые неприятности им, можно сказать, обеспечены. Хуже того, все шло к тому, что разбираться с ними придется именно Скитеру. В общем, спал он в ту ночь неважно.

Глава 4

Человек, путешествовавший под именем Сид Кедермен, понял, что что-то пошло здорово наперекосяк, в мгновение, когда ступил ногой на Вокзал Времени номер восемьдесят шесть. Пока дети с визгом выпрыгивали из очереди, а их родители возбужденно болтали о том, какие Врата они собираются посетить, скучающие курьеры ожидали возможности передать принесенные ими ценные грузы, а новобрачные парочки ворковали, сплетясь пальцами и губами, Сид Кедермен сразу же сосредоточил все свое внимание на сердитых, угрюмо стиснувших зубы охранниках и агентах ДВВ, с повышенной дотошностью проверявших как самих прибывших, так и их документы.

К моменту, когда он сам наконец оказался у поста проверяющих, Сид Кедермен – чьи подлинные имя и лицо ничем не напоминали те, под которыми он путешествовал в настоящий момент, – уже истекал желчью и в мельчайших, красочных подробностях представлял себе, что сделает с Джоном Кеддриком и его пропавшим отродьем, когда найдет обоих. Система вокзального оповещения практически не умолкала, транслируя объявления на доброй дюжине различных языков до тех пор, пока в ушах у Сида не начало звенеть, а настроение не упало до взрывоопасной точки. Тем не менее он успешно сдерживал себя, ибо настоящий агент никогда не будет привлекать к себе внимания.

Он медленно перемещался вперед в длинной, колышущейся очереди, пестрой и неспешной, как обожравшийся удав. Вместе со всеми он миновал несколько постов контроля: проверки билетов, чтобы сделать отметку в карте прохода через Главные Врата; медицинского, где его данные просканировали и сверили с соответствующими бумагами. Сид не испытывал особого беспокойства по поводу своих документов. При его бизнесе он мог позволить себе подделки самого высшего качества. Его беспокоили совсем другие меры безопасности. Словно в дополнение к уже пройденным им унижениям, его – равно как, правда, и всех остальных прибывших на станцию туристов – подвергли самому дотошному досмотру и обыску багажа за всю историю ВВ-86.

Руководство вокзала явно пыталось предотвратить контрабандную доставку на неспокойную станцию оружия и взрывчатых веществ. К счастью, легенда Сида давала ему абсолютно законный повод явиться сюда вооруженным: в качестве частного детектива на службе у сенатора Джона Кеддрика. Он сунул охране и агенту ДВВ разрешение на ношение огнестрельного оружия, получил от них “добро” на проход, после чего, кипя холодной яростью, вышел в Общий Зал.

Несмотря на всю свою громкую славу, станция Шангри-Ла на деле мало чем отличалась от торгового пассажа с открывающимися в него гостиницами и причудливо разодетыми в разнообразные исторические костюмы продавцами и покупателями. В общем, при всем безумии пространственной организации, с ведущими в никуда лестницами и неизвестно зачем висящими в воздухе стальными платформами, станция не произвела на него особого впечатления. А вот что сразу же привлекло к себе внимание – так это царившая на ней атмосфера. В воздухе Вокзала Времени номер восемьдесят шесть явственно пахло близким взрывом. Если бы эта почти осязаемая ярость была направлена на нужную цель, Сид был бы даже доволен: в его планы как раз входили беспорядки и погромы, нацеленные на отдельных людей и определенные их группы. Однако методично подогреваемая ярость, которую его агенты разжигали среди туристов и местных и которая играла едва ли не важнейшую роль в далеко идущих планах Сида Кедермена, на ВВ-86 явно обернулась не в ту сторону.

Люди здесь были злы, как и задумывалось. Еще как злы.

Но только не на того, кого нужно.

– Что он о себе возомнил, этот Кеддрик? – громко вопрошала высокая дама в дорогом викторианском платье; голос у нее строгостью не уступал наряду. – Этот урод отплясывает здесь со своей сворой вооруженных громил так, будто станция принадлежит ему с потрохами. Потравил пол-Общего слезоточивым газом и пытается захватить тут власть…

– ..помяните мое слово, кто-нибудь да застрелит этого сукина сына! И если так случится, я сам приду поплясать на его могиле!

– ..а я слышала, этот Кеддрик даже из гостиницы выходить боится. Сидит у себя в номере и боится, что ангелы-дружинницы свернут ему шею. И знаете, я даже согласна с этими истеричками!

– ..вы слыхали, вы слыхали? Слыхали про Кита Карсона? Говорят, сенатор потребовал себе номер в “Замке Эдо”, так Кит его на порог не пустил! Боже правый, жаль, я не видела его лица. Этому хаму пришлось поселиться в “Страннике во Времени”, потому что все остальные гостиницы битком забиты из-за Потрошительского Сезона! Надеюсь, Орва натыкала ему булавок в простыни…

Комментарии в подобном роде сопровождали его всю дорогу по Общему Залу до вестибюля гостиницы “Странник во Времени” – скромного заведения, явно рассчитанного на туристов с ограниченным бюджетом. Немного натянуто улыбаясь при мысли о заслуженном дискомфорте Кеддрика, Сид позвонил сенатору в номер с телефона администратора. Спустя десять минут Сид уже сидел наверху, лицом к лицу с излучавшим неудовольствие сенатором. Обычной для Кеддрика самоуверенности несколько поубавилось, когда он встретился взглядом с Сидом, не уступающим ему в твердости. Шестерка из сенаторского штата, проводившая Сида в номер, нервно переминалась с ноги на ногу у двери.

– Свободен! – рявкнул ему Кеддрик.

Секретарь испарился. Стоило двери за ним закрыться, как Сид взорвался.

– Вы вообще понимаете, что вы тут творите? Кеддрик отступил на шаг, сверкая разъяренным взглядом. Сид продолжал наступать.

– Вы что, мечтаете посадить нас всех на электрический стул? Боже мой, Кеддрик, как это вас угораздило припереться на эту Богом проклятую станцию да еще натащить с собой федеральных маршалов?

– Минуточку, послушайте…

– Нет, это вы послушайте! – Кеддрик буквально подпрыгнул и захлопнул рот; лицо его заметно побледнело. Сид ткнул пальцем в сторону ближайшего кресла. Кеддрик раскрыл рот, чтобы возмутиться, передумал и сел. Долгую минуту Сид молча стоял перед ним, испепеляя его взглядом и одновременно приходя в себя.

– Вы сошли с ума, Кеддрик, расшевелив осиное гнездо вроде этого. Уже то, как вы выставили себя перед журналистами, может обеспечить вам прогулку в газовую камеру, если вы не побережетесь. И я, черт побери, не собираюсь идти туда вместе с вами! Зарубите это себе на носу, сейчас же! Я здесь затем, чтобы нейтрализовать ущерб – насколько это возможно, конечно. Плохо уже то, что ваше чадо ускользнуло из сети, которую мы сплели вокруг нее в Нью-Йорке. А теперь вы ухитрились впутать в это дело еще и Междувременной Суд! Я слышал, как курьер со станции звонил туда сразу же, как ступил в вестибюль Верхнего Времени сквозь Главные. Вы хоть представляете себе, что означает разбирательство в МВСГ?

По крайней мере у Кеддрика хватило ума, чтобы побледнеть еще сильнее.

– Да. – Он с усилием сглотнул слюну. – Представляю. Это все эта сучка, заместитель управляющего.

– Нет! Вот эту не трожьте, Кеддрик. Всю эту кашу заварили вы. Если вы сами еще не поняли: некоторых можно нейтрализовать окриком или нахрапом, а некоторых – только выстрелом в спину из пистолета с глушителем. Вы, конечно, не догадались покопаться предварительно в личных делах отдельных личностей, нет? Так вот, заместитель управляющего, с которой вы ухитрились поцапаться, приходится внучкой Коралише Аззан!

Теперь сенатор бледностью напоминал уже полотно. Глаза его тревожно расширились.

– Ну что, теперь-то до вас доходит, во что вы вляпались? Эта женщина не поддастся ни перед вами, ни перед Богом, ни перед кем угодно еще. И еще до меня тут дошел слух, – он ткнул пальцем в сторону выходящего в Общий зал окна, – что вы ухитрились еще и повздорить с Китом Карсоном. И ради Бога, не покупайтесь на эти басни, будто Кит Карсон – жалкое подобие того, кем был прежде, этакий тихий старичок, схоронившийся от мира в своей гостинице. Этот ублюдок – смертельно опасный старикан. И он, равно как и Междувременной Суд, может начать совать нос в ваши дела – хотя бы для того, чтобы поквитаться с вами за угрозу этой станции.

– Но…

– Заткнитесь! Черт возьми, говорил же я вам, Кеддрик, не делать шума? Говорил? Говорил не совать самому носа во все это? Одно дело разыгрывать безутешного папочку перед телекамерами в Верхнем Времени. Совсем другое – наваливаться всей тушей на ВВ-восемьдесят шесть, угрожая захватить один из крупнейших Вокзалов Времени… Иисус Св. Христос, Кеддрик, да вы, похоже, начинаете верить своим биографам! Никому, даже Джону Полу Кеддрику, не сходит с рук абсолютно все.

– Ну, черт подери, что мне еще оставалось делать? – огрызнулся Кеддрик. – Сидеть пень пнем и смотреть, как Джина и этот вонючий гермафродит, Армстро, проскользнут через этот вокзал со всеми уликами и вручат их ФБР на блюдечке с голубой каемочкой?

Сиду оставалось только молча смотреть на него, такую чушь он нес.

– Проскользнуть через этот вокзал? – медленно переспросил он. – Вы что, из ума выжили? Да нет, чтобы выжить, нужно, чтобы он сначала имелся. Так вот, если это вас интересует, Армстро и ваша драгоценная чертова девица еще год не рискнут носу казать на этот вокзал. Армстро далеко не дурак, Кеддрик. Этот ублюдок уже трижды ускользнул у нас из-под носа. Так что вы можете не бояться появления здесь ни Армстро, ни Джины, ни улик. Прежде мы сами выследим их и уберем раз и навсегда. Время работает на нас, не на них. Но нет, вам нужно было совать свой немытый нос в самое большое осиное гнездо из всех, что я видел, и ворошить им что есть силы.

– Ладно! – рявкнул Кеддрик, теряя терпение. – Высказались? Теперь давайте я. Все не так плохо, как вам кажется. Нам известно, куда Армстро утащил Джину и эту древнюю сучку, Йаниру Кассондру. Они отправились сквозь Денверские Врата. На станции им на помощь готовится поисково-спасательная группа. Она отправляется через три дня. Все, что нам нужно, – это чтобы вас в нее включили. И тогда ни Армстро, ни Джина не доживут до того, чтобы дать свои показания ни Киту Карсону, ни кому другому из этой группы.

– Киту Карсону? – переспросил Сид. – Этот-то какое имеет сюда отношение?

– Карсон, – буркнул сенатор, – сам вызвался возглавлять эту проклятую экспедицию.

Сид Кедермен досчитал про себя до двадцати. Потом еще раз.

– Ладно, – вздохнул он наконец. – Чем еще вы можете меня порадовать?

Тут же он пожалел о своем вопросе. В потрясенном молчании выслушал он рассказ Кеддрика о состоянии дел на ВВ-86. Когда сенатор наконец замолчал, Сид поклялся про себя лично проследить за тем, чтобы карьера Кеддрика сгорела синим пламенем.

– Что сделано, то сделано, – буркнул он. – И как мне ни тошно от одной только мысли об этом, я все же вынужден предложить вам еще раз навалиться всем своим весом на руководство вокзала, поскольку я сомневаюсь, чтобы Кит Карсон включил меня в состав своей группы без ваших угроз.

Кеддрик свирепо уставился на него испепеляющим взглядом, но снял трубку и набрал номер. Сид тем временем нашел холодильник, бар, налил себе полную стопку скотча и принялся ждать.

* * *

Кит Карсон был слишком занят, чтобы глазеть на очередное открытие Главных Врат и всю сопутствующую этому суету. До открытия Денверских Врат оставалось всего три дня, так что он старался успеть подготовить Скитера, насколько это вообще было возможно. Кроме того, у него не имелось ни малейшего желания оказаться поблизости от места потенциальных беспорядков. В описываемый момент они отрабатывали в спортзале приемы айкидо. Скитер Джексон, взмокший и измочаленный, в очередной раз шмякнулся на гимнастический мат, откинул волосы со вспотевшего лба, выругался и уставился на Кита снизу вверх.

– Эй, босс?

– Ну? – Кит легко покачнулся на пятках, выжидая.

– Вы действительно оставите меня в живых до самого открытия Врат, а?

Кит только ухмыльнулся, от чего Скитеру ничего не оставалось, как снова выругаться себе под нос. Кит достаточно понимал монгольский, чтобы уловить суть пожелания, если и не его специфические подробности.

– Боже праведный, Скитер, где это ты понабрался таких словечек?

Новоиспеченный частный детектив “Замка Эдо” хмыкнул и не без усилия поднялся на ноги.

– У одной симпатичной штучки по имени Хоулун.

Кит даже зажмурился от удивления.

– У похищенной Есугэем невесты?

Теперь настал черед уже Скитеру удивляться.

– Догадка верна. Вы единственный, кроме Налли Мунди, кто вообще слышал о ней. Кит невольно рассмеялся.

– Да я забыл больше, чем док Мунди знал когда-либо, храни его Господь. А из него вышел бы неплохой разведчик времени, не будь у него такое хлипкое здоровье. Так, значит, Хоулун умела ругаться как пьяный матрос, да?

Скитер закатил глаза.

– Еще как умела. Ну, у нее имелся повод кипятиться.

Есугэй украл ее прямо из ее свадебной процессии – она выходила за парня из соседнего клана. Я сам видел это. Ну, к тому времени я набрался монгольского достаточно, чтобы понимать, что именно она визжала ему всю дорогу обратно на земли Якка. Я целую неделю ходил красный как рак. В конце концов, мне было тогда всего восемь лет.

Кит усмехнулся:

– Когда-нибудь… – Скитер, очертя голову, бросился на Кита и продолжал движение, уже летя на мат, – я с удовольствием выслушаю всю эту историю целиком.

– Уф!.. – По крайней мере приземляться Скитер умел, что в глазах Кита повышало его шансы в драке. Он застонал и перекатился на четвереньки. – Не выйдет. Я не доживу до этого.

– Ты просто размяк от легкой жизни. Давай, повторяем все сначала.

– Эй, Кит! – В дверь просунулась голова Свена Бейли. – Тебя к телефону! Рониша Аззан. И голос у нее не самый радостный.

Кит со Скитером встревоженно переглянулись.

– Ну что еще там? – буркнул Скитер.

– Сейчас узнаем. Молодцом, – бросил Кит через плечо, трусцой направляясь в кабинет Свена, где инструктор по рукопашному бою вернулся к заточке гладия. Кит схватил лежавшую на столе трубку.

– Кит Карсон на проводе.

– У нас неприятности.

– Ну что еще там? – повторил Кит точь-в-точь как Скитер только что.

– Тебе лучше подняться. И Скитеру тоже. Мы вводим в вашу группу еще одного человека. И это тебе не понравится.

– За три дня до открытия Денверских мне это уже не нравится. Кого?

– Детектива, – сухо ответила Рониша. – От сенатора Кеддрика. Он только что прибыл через Главные. Они с сенатором сейчас у Булла в кабинете, требуют встречи с тобой.

Тьфу ты…

– Будем через пять минут.

Душ Кит решил не принимать: во-первых, честный трудовой пот никому и никогда не вредил, а во-вторых, пусть сенатор понюхает; он это заслужил. Надо же, навязывать им какого-то детектива из Верхнего Времени, когда у них просто не остается времени готовить его к работе в Нижнем.

– Что еще натворил Кеддрик? – поинтересовался Свен, отрываясь от точильного камня.

– Сажает нам на шею какого-то детектива из Верхнего Времени.

– Ну, класс. Только этого вам еще не хватало.

– И не говори. Ладно, увидимся через час. Если Кеддрик, конечно, не укатает нас в кутузку за то, что я думаю о его предложении.

– Это вряд ли, – ухмыльнулся Свен. – Одно дело Булл Морган. Совсем другое – Кит Карсон. Даже Кеддрик не настолько глуп, чтобы с ним связываться.

Редко – пожалуй, даже очень редко – всемирная слава имеет свои преимущества. Кит Карсон ухмыльнулся и все той же трусцой выбежал из кабинета.

– Скитер, одна нога здесь, другая там. У нас неприятности. Поднимаемся в кабинет к Буллу.

Скитер, потиравший заработанные за день синяки, резко обернулся.

– К Буллу?

– Идем. Просвещу по дороге.

– Да вы что, Кит! От меня же разит как от вшивой лошаденки в конце монгольского лета!

– Вот и прекрасно! – просиял Кит. Чего-чего, а сообразительности Скитеру было не занимать. Он хихикнул и поспешил за старым разведчиком.

– Что, опять Кеддрик? Что теперь?

Кит ответил. Скитер закатил глаза.

– Ох. Могу я просить вас об услуге? Этот детектив, кем бы он там ни был – заставьте его шесть часов подряд взвешивать и сортировать пули, одновременно просвещая его, почему он не должен трясти перхотью над грядкой, ладно?

Кит хихикал весь остаток пути наверх.

Однако стоило им ступить из лифта в кабинет, как всякое желание смеяться пропало. Сенатор Джон Пол Кеддрик как раз громогласно требовал знать, где находится поисковая группа, и неужели все считают, что ему нечего делать, как штаны просиживать, когда впереди столько работы, и что если Рониша Аззан не хочет остаться без работы, ей лучше сию же минуту…

– Поберегите свои угрозы, – рявкнул Кит, выходя из лифта. Скитер мешкал у него за спиной, явно набираясь храбрости. – Меня ими не проймешь. И что это за вздор насчет включения в состав моего отряда еще кого-то?

Джон Кеддрик обернулся к нему, открывая рот для сокрушительной отповеди, но, вглядевшись, передумал и сменил тон.

– Пока живу и дышу… У вас всегда были отвратительные манеры, Карсон.

Не обращая внимания на оскорбление, Кит перевел разговор обратно к делу.

– Что за разговоры, будто вы навязываете мне детектива, которого якобы нужно взять с собой?

Кеддрик снова открыл рот, чтобы ответить, но тут, похоже, унюхал исходивший от тренировочного костюма Кита запах, ибо тут же, сморщив нос, отступил на шаг от надвигавшегося на него разведчика. Это была крошечная психологическая победа, но она сыграла свою роль, хоть немного выбив Кеддрика из колеи – а именно этого и добивался Кит. Он мгновенно развил атаку.

– Вы понимаете, насколько это глупо, да просто смертельно глупо – посылать на операцию вроде этой человека, не имеющего опыта действий в Нижнем Времени? Тем более, когда на подготовку остается всего три дня? Мы ведь не в Нью-Голливуд собрались, Кеддрик. Люди, не понимающие, что делают, в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году могут закончить свою жизнь множеством малопривлекательных способов – даже не преследуя вооруженных террористов.

– Я настаиваю на том, – холодно возразил Кеддрик, – что агенты “Уордменна – Вульфа” весьма компетентны в своих профессиональных вопросах. Сид Кедермен произвел на меня более чем благоприятное впечатление своими рекомендациями. Он вполне подходит для этой работы, и я категорически требую его включения в состав поисковой группы.

Кит перевел взгляд на человека, сидевшего за Кеддриком, невозмутимого типа с темными волосами и светлой кожей. На вид ему было лет тридцать пять, хотя вполне могло оказаться на десять больше. Или меньше. Он уже нарядился для Денверских Врат – в щегольской мужской костюм с расшитым шелковым жилетом. В руках он держал трость с серебряным набалдашником, в которой наверняка был спрятан острый стилет. Боже, да он вылитый пароходный шулер! Только этого нам не хватало… Невысокий, коренастый, возможно, хорошо сложенный под этим модным костюмом, с лицом, которое смотрелось бы естественно в брокерской конторе на Уолл-стрит, или на рыболовном сейнере в Северном море, или у громилы, взрезающего банковский сейф ацетиленовой горелкой. Взгляд, которым он встретил оценивающий взгляд Кита, был достаточно прямым, но при этом непроницаемым и одновременно настороженным, как у хищника при встрече с незнакомым соперником.

– Мистер Карсон, – мягко произнес он, поднимаясь с грацией, выдавшей безукоризненное физическое состояние, которому, однако, недоставало, возможно, знания боевых единоборств. – Меня зовут Сид Кедермен.

Он протянул руку. Кит пожал ее, отметив про себя легкое уплотнение на сгибе указательного пальца, говорящее о долгих часах тренировок в тире.

– Скажите, мистер Кедермен, сквозь сколько Врат времени вы проходили? И хорошо ли вы управляетесь с лошадьми?

Легкая улыбка мелькнула у того на губах и тут же исчезла.

– Честно говоря, я никогда не проходил ни через одни Врата. Моя деятельность ограничивалась Верхним Временем, а отпусков у меня почти не бывает. Что же касается лошадей, я хорошо управляюсь со всеми низшими формами жизни. Я езжу верхом достаточно хорошо, чтобы это устроило даже вас.

Кит проигнорировал и это завуалированное оскорбление.

– Спасательная операция в Скалистых горах тысяча восемьсот восемьдесят пятого года по следам удерживающих заложников террористов – это не то же, что короткая поездка на смирной кобыле в каком-нибудь городском клубе верховой езды. И я посажу вас вовсе не на хорошо обученную лошадь для начинающих. Старый Запад мало напоминает мир Верхнего Времени, где агенты “Уордменна – Вульфа” цепляют своих клиентов. Скажите, что может рекомендовать для подобной операции именно вас. Если вы не против, конечно.

В темных глазах Кедермена загорелся огонек того, что могло бы показаться иронией, а могло – чем угодно другим.

– Помимо всего прочего, я иду с вами потому, что мой клиент закроет эту станцию в случае, если меня не включат в состав вашей группы. Сенатор Кеддрик совершенно недвусмысленно высказался на тот счет, что он не доверяет действиям, предпринимаемым этой станцией. И кроме того, мы имеем дело с “Ансар-Меджлисом”. Очень, насколько я понимаю, серьезными террористами.

Кеддрик взял их на мушку, и Кит понимал это. Хуже, понимал, что Сид Кедермен тоже понимает это и наслаждается ситуацией. Кит пожал плечами, отступая единственно приемлемым образом:

– Если ваш жеребец сбросит вас, стоит ему наступить на гремучую змею или услышать визг пумы, выкручивайтесь сами. Как командир отряда, я не могу и не буду тратить время на то, чтобы нянчиться с раненым новичком до следующего открытия Денверских Врат. Если вы не подберете себе приемлемой экипировки до открытия Врат, вам же хуже. Вы или останетесь здесь, или будете предоставлены в Нижнем Времени сами себе, ибо я не собираюсь ждать, пока вы купите или возьмете напрокат вещи, которые вам полагалось приобрести давным-давно.

– Я сделаю все, чтобы не разочаровать вас. Сухой, самонадеянный и – черт подери! – слегка издевательский тон.

– Честно говоря, Кедермен, – буркнул Кит, – мне глубоко наплевать, разочаруете вы меня или нет. Делайте свою работу, если не хотите подыскивать себе другую. Сенатор! – Он повернулся к Кеддрику. – Поскольку именно вы настаиваете на включении мистера Кедермена в состав поисково-спасательной группы, вы и будете платить.

Пошлите его к Энн Уин Малхэни за подходящим тому историческому периоду оружием. Я предложил бы “ремингтон”.

– Что? – удивленно заморгал сенатор. Кеддрик, предложивший один из самых драконовских законов по контролю за огнестрельным оружием в истории западной цивилизации, явно не имел ни малейшего представления о том, что предлагал Кит.

Кит в упор смотрел на Кедермена.

– Как детектив “Уордменна – Вульфа”, вы наверняка умеете обращаться с современным оружием. Однако вы не имеете ни малейшего понятия о том, что носить в тысяча восемьсот восемьдесят пятом.

– Вряд ли оружие на дымном порохе намного сложнее современного нарезного. Кит сдвинул брови.

– Значит, вы имеете опыт стрельбы с больших дистанций? Отлично. В таком случае мы начнем, скажем, с револьвера “ремингтон” модели семьдесят пятого года калибра сорок четыре – сорок и винтовки “ремингтон” номер три калибра сорок пять – семьдесят, с падающим затвором Хепберна. Скажите Энн, пусть поставит на нее прицелы Кридмора, и если вы освоите ее, мы получим возможность вести огонь по “Ансар-Меджлису” с дистанции в полмили. И добавьте еще “Ремингтон-Дерринжер” сорок первого калибра, мистер Кедермен, – вы сможете держать его в кармане вашего модного костюма, если вам хочется иметь потайное оружие. Только постарайтесь не прострелить им себе ногу – у этих “дерринжеров” не было предохранительного механизма, а курки довольно длинные. Спустите один, и получите аккуратную дырку сорок первого калибра в потрохах. Пусть Энн покажет вам, как безопасно заряжать и разряжать его. Передайте ей, пусть пошлет счет сенатору. Я буду ждать вас в библиотеке сразу после обеда. Вам еще многому предстоит научиться, если вы хотите участвовать в этой экспедиции. А теперь, с вашего позволения, нас с мистером Джексоном ждут незавершенные дела.

– Минуточку, черт возьми, подождите-ка, – вспыхнул сенатор Кеддрик.

Кит холодно сощурился, встретившись с Кеддриком взглядом.

– Таковы мои условия, сенатор. Вы его наняли. Так что не пытайтесь шантажировать станцию, чтобы она еще и ваши расходы оплачивала. Это ваша проблема. Мистер Кедермен! – Он коротко кивнул детективу. – Жду вас ровно в шесть тридцать в библиотеке. Не опоздайте.

Скитер едва не споткнулся, первым ринувшись к лифту. Сенатор Кеддрик продолжал брызгаться слюной. Прежде чем двери лифта затворились, Сид Кедермен успел одарить Кита короткой, довольной ухмылкой и щелкнуть пальцами у виска в знак небольшой победы в той смертельной игре, в которую их ввязали. Скитер Джексон смахнул пот со лба.

– Черт, Кит, вы ведь никак не можете жить без опасностей, нет?

– Знаешь, Скитер, – вздохнул тот, когда лифт понес их вниз, к Общему залу. – Есть единственная вещь страшнее, чем управлять дорогим отелем на вокзале времени.

– Ну и какая?

– Не иметь вокзала времени, чтобы управлять на нем гостиницей.

На это Скитер не нашелся, что ответить.

* * *

Обычно Кэтрин (“Кэт”) Эддоуз получала удовольствие от ежегодных поездок на уборку урожая в Кенте. Собирать хмель было проще многого другого, чем ей приходилось заниматься, да и сельский Кент превращался на это время года в огромный сад, полный цветов, зелени и свежего, чистого воздуха. Более того, Джону Келли, с которым она более или менее постоянно делила ложе вот уже семь лет, эти поездки на село почти всегда шли на пользу, избавляя на время от мучившего его кашля.

Однако в этом году все вышло по-другому. Обычно конец сентября бывал здесь теплым и живописным. Но все последнее лето выдалось необычно сырым и холодным. Когда они выбрались наконец, в Кент, дожди шли и там. От работы в холодных, мокрых полях от зари до заката здоровье Джона Келли только пошатнулось еще сильнее.

– Ничего уж тут не поделать, Джон, – сказала она наконец. – Видать, не судьба нам досидеть здесь до конца. Ты только смерти дождешься, точно говорю, и что тогда станется со мной, а? Куда ж я без тебя, Джон Келли?

Слезы стыда и бессилия заставили его отвернуться, но к ночи кашель его настолько усилился, что он согласился отказаться от уборки хмеля, пусть это и означало отказ от денег, в которых они оба так нуждались. У них не оставалось другого выхода, как вернуться в Лондон, где их хотя бы ждала сухая комната Келли для ночлега. Дорога пешком из Хантона в Лондон была неблизкой, но и денег на поезд у них не осталось, так что они отправились пешком, в компании с другой семейной парой, с которой познакомились, работая в полях.

– Ну что ж, нам в Челтенхем, – сказали их новые друзья, когда они добрели до поворота на Лондон, – так что до свидания, и удачи вам. Глянь-кось, Кэт, у меня тут квиток на рубаху фланелевую – может, возьмешь? Ценой всего два пенса, а старику твоему как раз сгодится, и, скажу тебе, нужна ему теплая рубаха, с таким-то кашлем.

– Спасибо. – Кэтрин с благодарностью приняла измятый талон. – Я и сама боюсь за Джоново здоровье – холода придут, а денег как не было, так и нет. Правда твоя, рубаха нам пригодится. – Она сунула талон в один из карманов, к тому самому мятому письму, что она купила у Энни Чапмен, бедолаги; письму, которого она слишком боялась, чтобы дать перевести, после того, что случилось с бедной Энни. И ведь Смуглая Энни призналась, что купила эти письма у Полли Николз, а та тоже погибла жуткой смертью.

Может, умнее всего было бы вовсе избавиться от этого письма? Просто выбросить его или сжечь, даже не пытаясь перевести?

Они простились с друзьями и побрели дальше по дороге, ведущей от развилки в Лондон. Кэтрин то и дело с опаской поглядывала на Джона. Цвет лица у него сделался еще хуже, и дышал он с трудом. Да и печень разболелась, судя по тому, что ему несколько раз пришлось остановиться на обочине передохнуть, и по тому, как он потирал бок и спину, когда думал, что она этого не видит. Им нужны были деньги на доктора и лекарства, как нужны они были бедняге Энни, а у них так мало осталось вещей на продажу. Они так рассчитывали на деньги за уборку урожая, чтобы перезимовать на них, а теперь у них никаких сбережений не осталось, а ведь холода еще даже не настали…

Придется мне узнать, что в нем, в письме этом, вдруг догадалась Кэт, и ее пробрала дрожь. Придется узнать, что в нем такого, и кто его написал, коли хочу, чтоб Джон дожил до весны. Эх, жаль, не назначили копы награды за того, что этот убийца Уайтчеплский сделал с Полли да с Энни. Ей не хотелось шантажировать того, кто написал письмо, тем более после того, что случилось с его предыдущими обладательницами, но и другого выхода она не видела.

Ну, сказала она себе, в Ист-Энде довольно найдется валлийцев, и то сказать, их там как собак нерезаных; так уж один-то найдется, чтоб сказать мне, что там, в этом драгоценном письме Эннином, вот и узнаю. Вот жаль, что Джон по-валлийски не талдычит, а так мне еще и делиться деньгами за перевод не пришлось бы. Может, загнать эту рубаху фланелевую кому, а деньги заплатить тому, кто прочтет мне письмо по-английски?

В животе ее было пусто, как и в кармане, в котором она хранила деньги – когда те бывали. Джон Келли, упорно ковылявший по дороге, несмотря на одышку, оглянулся через плечо и улыбнулся ей.

– Слышь, дорогая, – окликнул он ее. – Небось проголодалась?

– Ну, перекусить не отказалась бы, – призналась она. Ее тревожило, что он, должно быть, так же голоден, как она, а еда ему нужнее – при его-то кашле да почках. – Не переживай, Джон Келли: глядишь, скоро доберемся, пусть и изголодавши маленько, а там уж ты хоть пару пенсов да заработаешь, вот и поедим чего горячего.

Она и сама всегда заработает несколько пенсов, если понадобится. До сих пор она торговала собой, только когда обстоятельства становились действительно отчаянными. Но когда ее друг болел, а денег не оставалось ни гроша, Кэт Эддоуз не гнушалась возможностью заработать четыре пенса любым доступным ей способом. И уж раз дочка и ее новый муж, чтоб ему пусто было, взяли в привычку то и дело менять жилье по всей южной окраине Лондона, рассчитывать найти ее, чтобы выклянчить пару пенсов, не приходилось.

Ну, она все одно попробует найти дочь, как только снимет койку в своем прежнем ночлежном доме за номером 55 по Флауэр-энд-Дин-стрит. Придется, конечно, загнать что из шмоток на жратву да ночлег, а там она отыщет свою девочку да попытается раздобыть еще деньжат, а ежели не получится – ну, тогда придется найти какого забулдыгу-валлийца, которому невтерпеж перепихнуться за четыре пенса, вот он пусть и переведет письмо Энни Чапмен заместо платы. А там уж у нее будет полно денег на лекарства для Джона, себе на джин да на теплый ночлег до конца дней своих. А тот, кто зарезал Полли Николз да Энни Чапмен, пущай теперь на виселице попляшет. Было время, Кэт Эддоуз зарабатывала на жизнь продажей дешевых книжонок на публичных повешениях. Она едва не улыбнулась. Разве не справедливо, ежели она разбогатеет на истории, как повесят Уайтчеплского убийцу?

* * *

Раскаленный небосклон сиял как перевернутая чаша из позеленевшей бронзы. Горячая, едкая пыль лезла Скитеру в горло, несмотря на прикрывавшую нижнюю часть лица бандану. Скитер снова поерзал в седле, морщась от головной боли и от свербившего под грязной одеждой пота. Боль в стертых бедрах напомнила Скитеру, как давно он не садился в седло. Вообще-то он неплохо ездил верхом. В свое время, в другой жизни он легко мог совладать с любой оседланной тварью. Однако за годы легкой жизни на станции Шангри-Ла просто-напросто отвык – увы! А благодаря постоянному, назойливому присутствию Сида Кедермена – тот ухитрялся непрерывно путаться под ногами, не переходя при этом грани приличия, – Скитер и трех минут не успевал пробыть наедине с Китом, чтобы поделиться с тем своими подозрениями насчет Ноа Армстро.

Ну почему бы этому Армстро не удрать куда-нибудь в январь, а не в этот чертов июль ? Жар как вода струился по узкому ущелью, на дне которого цокал подковами по отдаленному подобию тропы их небольшой караван. И почему эти чертовы любители пострелять дымным порохом не выбрали для своих дурацких игрищ местечка поближе к цивилизации? По их с Китом предположениям, Армстро при первой возможности должен был сбежать из группы, направившись в какое-нибудь людное место. Сан-Франциско, например. Или Чикаго, или Нью-Йорк, если он действительно хотел затеряться. Поиски Ноа Армстро и его заложников по всему континенту мало соответствовали представлениям Скитера о приятном времяпрепровождении, но он с радостью сделал бы и это, только бы отыскать Йаниру и ее семью.

Однако Армстро не сбежал. Скрываясь под маской пьяного фанфарона Джо Тайролина, Армстро даже не откололся от группы стрелков-любителей. Вместо этого главарь террористов выехал в горы вместе с остальными энтузиастами исторической стрельбы – возможно, вместе со своими заложниками, продолжая угрожать им. Почему Армстро продолжал держаться остальной группы, не смог понять даже Кит. А Сид Кедермен, так похвалявшийся своим умением понимать террористов, вообще не предложил никакого объяснения, просто пожав плечами.

Вот так Киту, Скитеру и агенту “Уордменна – Вульфа” пришлось плестись по их следу, а это означало переезд поездом из Денвера в Колорадо и нелегкий верховой переход на запад, в направлении Пайкс-Пик, в заброшенный шахтерский лагерь, где проводились состязания. Курт Майн-рад, гид во времени, которого направил им в помощь Грен-вилл Бакстер, нанял для перевозки припасов небольшой караван вьючных мулов. Уже через час после того, как они выступили в путь, Сид Кедермен начал беспокойно ерзать в седле, явно страдая от непривычного рода занятий. В конце концов, он послал своего коня вперед и пристроился к проводникам.

– Почему эти кретины поперлись для своих дурацких состязаний именно сюда? Они что, в Денвере заниматься этим не могли? Никаких ограничений в ношении оружия в конце девятнадцатого века еще не принимали, так кой черт понес их в эту Богом проклятую глушь?

Майнрад легко повернулся в седле к нему; лицо его за годы поездок с туристами по этим горам приобрело оттенок старой, хорошо выделанной кожи.

– Им хочется духа настоящего Старого Запада, а в Денвере это уже невозможно. Город слишком разросся и сделался цивилизованным. Миллионеры, разбогатевшие на золотой и серебряной лихорадке, превратили Денвер в уменьшенную копию городов с Восточного побережья: шикарные дома, европейские скульптура и живопись и общество самых ужасных снобов, каких только можно найти. Нувориши всегда рвутся продемонстрировать свои манеры и культурное превосходство, а денверские четыре сотни в этом отношении из худших.

Кедермен только фыркнул и снова поерзал в седле, пытаясь найти менее болезненное положение.

– Поэтому нашим искателям приключений нужен брошенный шахтерский городок в горах – чтобы там было много старых зданий, а еще ржавого оборудования, чтобы в него стрелять, а также использовать в качестве укрытий. Проблема в том, что большая часть таких лагерей еще не заброшена. Большие месторождения обнаружили здесь в пятидесятых годах девятнадцатого века, в городах вроде Сентрал-Сити, а новые, еще крупнее, открыли уже в семидесятых, в Энимас-Форкс, Апексе и Ледвилле. Эти города выросли как грибы на волне золотой лихорадки. Основное население – золотоискатели, спившиеся авантюристы, проститутки и процветающие торговцы. Они наживают бешеные состояния, торгуя припасами по непомерным ценам. В таких городах состязания не устроишь, поэтому мы и выбрали Маунт-Макинтайр. – Кедермен удивленно покосился на проводника, и тот усмехнулся. – Этот городок уже несколько лет как совершенно заброшен. Собственно, легендарный прииск Криппл-Крик не эксплуатировался целых двенадцать лет именно из-за Маунт-Макинтайра.

Эта история заинтриговала Скйтера, даже несмотря на присутствие Кедермена.

– Как это? Даже я слыхал про Криппл-Крик. Майнрад ухмыльнулся.

– В общем, один парень по кличке Цыпленок Билл заявил, что он напал на жилу с содержанием золота две тысячи баксов на тонну породы – чертовски много даже для этих мест. Беда только, все это оказалось мыльным пузырем. Золотоискатели валом повалили сюда, изрыли всю округу шурфами, а нашли только пыль да камни. Народ прозвал это место Фасги-Хокс, Вздор Библейский, так что когда старый пьяница Боб Уомак в семьдесят восьмом нашел здесь жилу в двести баксов на тонну породы, ему просто не поверили. И не верят до сих пор. Только еще через пять лет, в девяностом году, немецкий граф по имени Пуртальс докажет, что Уомак говорил правду. А уже потом Криппл-Крик, конечно, сделается легендой. Особенно после пожара девяносто шестого года, когда весь город выгорит дотла. В тысяча девятьсот втором году золотые прииски Криппл-Крик будут приносить двадцать пять миллионов долларов в год, но пока весь этот край заброшен, благодарение Фасги-Хокс.

– Так вот что на самом деле вышло в Маунт-Макинтайр, – усмехнулся Скитер. – Что ж, похоже, это и правда идеальное место для игрищ со стрельбой. И если хоть кто-то извлекает из Фасги-Хокс хоть какую-то прибыль, кто будет возражать?

– Уж во всяком случае, не ДВВ. Эти-то получают куш с каждого самородка, захваченного в Верхнее Время. И потом, здесь этого местного, западного колорита, за которым сюда едут наши клиенты, просто залейся. – Он покосился на недовольного детектива, который снова поерзал в седле. – Да не горюйте, Кедермен, не помрете вы от этого.., вот разве что бедра ваши будут не в восторге. Так, переутомление мышц, крепатура. Седалищной мозоли вы, во всяком случае, не набьете, а если и сотрете задницу в кровь, у меня есть снадобье для новичков, чтобы все зажило в наилучшем виде. – Он расплылся в ухмылке и похлопал свои седельные мешки. – Антисептик, антибиотик и изрядная доза анестезирующего, чтобы убавить боль.

Одна мысль о неуязвимом м-ре Кедермене, смазывающем седалищные мозоли заживляющим снадобьем, заметно подбодрила Скитера. Поведения Кедермена по отношению к прессе при их отбытии сквозь Денверские Врата – тот совершенно омерзительным образом поддакивал этой гнусной жабе, Кеддрику, а также нагло уверял журналистов в том, что лично вернет бедняжку Джину Кеддрик в объятия любящего папочки, ибо снаряженной вокзалом экспедиции эта задача явно не под силу, – хватило, чтобы до конца дней заслужить лютую ненависть Скитера.

Скитер с трудом удерживался от того, чтобы не сунуть Кедермену булавку в задницу – очень уж соблазнительно было бы послушать, как тот запоет в разгар тирады. Зато теперь его приводила в ужас мысль о той катавасии, которая поднимется по их возвращении на станцию. Первый же ублюдок, который сунет ему в рот микрофон с воплем: “Это правда, что вы затеяли обжулить сенатора, пользуясь постигшим его несчастьем?” – получит по морде ближайшим не привинченным к полу предметом.

Но пока…

Из Колорадо-Спрингс в Маунт-Макинтайр вело два пути. Один заворачивал круто на север, через ущелье Вудленд-Парк, и лишь затем спускался к Криппл-Крик. Можно было ехать и на юг, мимо Виктора, а потом повернуть на север, держась предгорий. Оба пути занимали несколько часов, однако северный был все-таки длиннее, поэтому Майнрад повел их мимо Виктора. Они выехали с железнодорожного вокзала Колорадо-Спрингс часов в десять утра, и ко времени, когда солнце почти цеплялось за вершины Скалистых гор, даже Скитер был измотан. Каньон, по которому они ехали, наконец-то открылся в долину, напоминавшую лунный пейзаж: исковерканные склоны, глубокие, поросшие мелким кустарником расселины. Страна золотоискателей.

Извивающаяся цепочка вьючных мулов обогнула очередной отвал скальных обломков и пустой породы, и глазам их наконец открылся вымерший городишко. Лагерь золотоискателей расползся по долине между отвалами, лотками для промывки породы, зияющими провалами шурфов и огороженными жерлами более глубоких шахт. Река, разделившаяся здесь на несколько рукавов, весело поблескивала на солнце; вода пенилась и клокотала у скатившихся с гор огромных валунов.

В сухом вечернем воздухе треснул выстрел, заставивший Скитерову клячу шарахнуться в сторону. Ударом пяток он совладал с перепуганным животным и послал его обратно по тропе.

Длинный, пересохший деревянный лоток тянулся на добрых три сотни футов вниз по голому склону до самого подножия. Где-то в самом низу его клубилось в горячем воздухе облачко сизого дыма. На мгновение оно окутало разбитые борта лотка и только потом растаяло. В сотне футов от него вспухло новое облачко – это выстрелили еще, на этот раз из полуразвалившейся конюшни.

Из дверей конюшни вылетела лошадь и безумным галопом устремилась через полосу открытого пространства. Всадник, низко пригнувшийся к лошадиной шее, выхватил из кобуры на поясе пистолет и выпалил куда-то в сторону лотка. В воздухе повисло новое облачко порохового дыма, быстро смешавшегося с пылью из-под копыт. Всадник сунул револьвер обратно в кобуру и выхватил из седельного чехла другой, гораздо большего размера. Новый выстрел прогремел, когда он проносился мимо лотка. На всем скаку всадник зачехлил и этот пистолет и поскакал к хибаре на краю поляны.

Только там он натянул поводья, резко останавливая лошадь, снова выхватил револьвер и, развернувшись, выпалил через плечо в сторону лотка. Посыл шпорами – и несчастная лошадь, обогнув хибару, понеслась назад, а он продолжал палить по лотку, пока не скрылся в темном проеме дверей, который тут же заволокло пылью. Послышался резкий свист.

– Время! – послышался мужской голос со стороны заброшенных домов. – Мишени! Следующему – приготовиться!

На этот раз Скитер разглядел за дальним бортиком лотка пригнувшуюся фигуру. Парень за лотком бежал вниз, на ходу срывая прилепленные к ветхим деревянным конструкциям мишени, торопливо заменяя их на новые, предназначенные для следующего соревнующегося. Потом он бросился обратно наверх и прыгнул в щель, защищавшую его от свинца. Схоронившись там, он выхватил револьвер и выстрелил в воздух. По этому сигналу из конюшни снова ударил выстрел. Скитер увидел облачко пыли и щепку, отлетающую от сухого бортика лотка в месте, где ударила пуля. Из конюшни вырвалась вторая лошадь с точно так же пригнувшимся к гриве всадником с той только разницей, что шестизарядный револьвер торчал у этого из кобуры рукоятью вперед. Затем все повторилось: всадник дважды выстрелил в лоток, пока его конь, здоровый белый в яблоках жеребец проносился мимо; доскакал до хижины, натянул поводья, выстрелил через плечо, сунул пистолет в кобуру и снова погнал лошадь обратно. Кожаный повод зацепился за торчавшую вперед рукоять револьвера и выдернул его из кобуры. Револьвер блеснул на солнце вороненой сталью, описал в воздухе пологую дугу и со стуком упал в пыль. Всадник даже оцепенел от огорчения. Опомнившись, он остановил лошадь, слез на землю, подобрал оружие и, исполнив на одной ноге замысловатый танец, взгромоздился обратно в седло и совершил еще один круг почета вокруг хибары. Только после этого он поскакал обратно, обстреляв напоследок лоток.

Скитер хихикнул.

– Черт, как бы этому парню еще пару раз не попрыгать из седла и обратно, пока он доберется до конюшни.

– Да, – повернулся к нему Кит. – И если бы это была настоящая перестрелка, он скорее всего был бы уже покойником.

Скитер разом посерьезнел.

– Намек понял.

Судья в заброшенном доме крикнул: “Время!"

Ехавший во главе цепочки верховых лошадей и вьючных мулов Курт Майнрад сложил руки рупором и пронзительно свистнул.

– Эге-гей! – завопил он. На мгновение в заброшенном шахтерском городке воцарилась мертвая тишина, затем захлопали двери, и он разом ожил. Мужчины в выцветших, покрытых пылью брезентовых рабочих штанах и сшитых из лоскутов бычьих шкур куртках выходили из укрытий за несколькими зданиями. Из казавшихся необитаемыми домов возбужденно выбегали женщины, некоторые в таких же нарядах, как мужчины, а другие – в длинных платьях и широкополых шляпках для защиты от палящего солнца. Внизу, у лотка, мужчина, менявший мишени, замахал им руками и отозвался таким же пронзительным кличем.

– Поехали, – скомандовал Майнрад.

Кит стукнул пятками по бокам своей лошади почти так же устало, как Скитер. Вряд ли отставной разведчик садился за последние годы в седло чаще, чем Скитер, и хотя Кит оставался гибким и крепким, как старый, пробывший слишком долго на солнце кожаный ремень, моложе за эти годы он тоже не сделался. Вид самого выносливого из всех известных Скитеру человека, измотанного не меньше, чем он сам, немного взбодрил Скитера. Они молча въехали в “город”, пока обитавшие в нем стрелки собирались перед конюшней. Кто-то восстановил стойла и загон, так что здесь можно было разместить несколько десятков лошадей, но пока там виднелось не больше дюжины. Из труб нескольких ветхих домишек поднимались едва заметные струйки дыма; большую часть окон давно выбило непогодой.

Коренастый мужчина лет тридцати пяти с небрежно перекинутым через плечо дробовиком подмигнул их провожатому. Скитер смутно помнил его: это был один из гидов “Путешествий во Времени”, проводивший большую часть года по эту сторону Денверских Врат. Гид смотрел на них, не скрывая своего изумления.

– Курт! Вот уж не ожидал, что сюда пошлют именно тебя! Разве ты не в отпуске? Ты только не думай, что я не рад твоему приезду. Я говорил тому курьеру: нам нужна самая лучшая помощь, какая возможна. Ты, должно быть, сидел у самых Денверских, раз добрался так быстро.

Скитер сполз с седла, поскольку ехавшие перед ним Курт Майнрад и Кит Карсон, почти неузнаваемый под толстым слоем пыли, сделали то же самое. Земля под ногами у Скитера оказалась твердой как камень, прокаленная жгучим летним солнцем. В городе пахло древесным дымом, пороховой серой, раскаленной пылью и человеческим потом. От Скитера воняло к тому же лошадью.

– Курьер? – резко переспросил Кит. – Какой еще курьер? Мы здесь без всякого курьера.

Гид “Путешествий” с дробовиком повернулся к Киту, застыл, и челюсть его медленно поехала вниз.

– Боже праведный! Кит Карсон ? Нет, уж вас-то они никак не послали бы мне на помощь. Ради Бога, что вы-то здесь делаете?

Кит покачал головой:

– Потом. Зачем вы посылали курьера? Что такого случилось, если вам нужна помощь?

– Два убийства, вот что случилось, – буркнул тот, сплевывая табачную слюну. – Два чертовых убийства и еще четверо пропавших туристов. – Пока Скитер старался удержать стон, гид перевел взгляд с Кита на него, потом на Сида Кедермена и, наконец, уже вопросительно – на Курта Майн-рада. Наконец он протянул руку Киту. – Орсон Трейверс. Давайте-ка я размещу вас, а потом расскажу подробнее. Здесь жарко как в адском пекле, и, судя по вашему виду, вам не помешает выпить чего-нибудь прохладного, прежде чем нырять в этот омут.

Кит кивнул. Задержка явно раздражала его, но и он понимал необходимость стряхнуть пыль с одежды, утолить жажду и позаботиться о лошадях.

– Рад познакомиться с вами, мистер Трейверс. Это Скитер Джексон, детектив отеля “Замок Эдо”. А это мистер Сид Кедермен, частный детектив из агентства Уордменна – Вульфа.

– Здравствуйте, джентльмены, – мрачно произнес Орсон Трейверс. – Мои погонщики присмотрят за вашими лошадями и разгрузят мулов. Пройдемте пока в салун, там и поговорим. У меня есть странное ощущение, что наши неприятности связаны с тем, что делаете вы здесь в обществе двух детективов.

Это же ощущение не покидало и Скитера. И Кита тоже, судя по выражению его лица. Что думал на этот счет Сид Кедермен, Скитера не волновало. Если частной ищейке Джона Кеддрика хотелось сделать что-нибудь действительно полезное, он мог сигануть с ближайшей скалы.

– Салун вон там, – показал Трейверс.

Очень скоро Скитер уже сидел на скрипучем деревянном стуле, потягивая холодную воду из мятой эмалированной кружки. В ветхий салун набивались туристы – послушать. В их толпе Скитер не увидел ни одного лица, которое могло бы принадлежать Ноа Армстро или Джине Кеддрик, не говоря уже о его пропавших друзьях. Он сильно опасался, что точно знает, кто погиб, а кто пропал.

– Олл райт, – негромко произнес Кит, когда последний турист протиснулся в дверь. – Вы сказали, вы потеряли двух людей убитыми, а четверо других пропали. Я очень сильно опасаюсь, что ваши плохие новости окажутся туго повязаны с нашими. Мы прибыли сюда с поисково-спасательной миссией. От того, насколько хорошо мы выполним свою работу, зависит, останется ли Шангри-Ла действующей или станцию закроют. – Он окинул взглядом лица туристов и их проводников, изучая каждое по очереди. – Я не вижу здесь Джоя Тайролина. И Касси Ковентины.

Орсон Трейверс провел рукой по взмокшим от пота лицу и волосам.

– И не увидите. Об этой беде я и говорил. То есть, это еще часть беды. – Трейверс поморщился. – В общем, во время скачек на выносливость случилась перестрелка. Двое туристов погибли, застреленные один Бог знает кем. И одна лошадь. А другой турист снялся с места во время всеобщего смятения и исчез со всем своим добром. Захватил с собой носильщика – носильщика и двоих его детей, которым вообще не полагалось быть здесь. Булл Морган и Гренвилл Бакстер выставят меня взашей, – понуро добавил он. – Это надо же: потерять шестерых членов группы в один день!

Скитер крепко стиснул в руках свою кружку, боясь вздохнуть. Кто мертв, а кто бежал? Носильщик с двумя детьми мог быть только одним человеком, так ведь? Маркус – с Геласией и Артемисией. Но кто тогда бежал с ними? Йанира? Может, его друзья все-таки в безопасности, бежав в горы? Но два человека убиты, а заложников было шестеро. Скитер вдруг понял, что ему совершенно необходимо знать, кто здесь погиб. Он вскочил на ноги.

– Покажите мне тела, – хриплым от пыли и усталости голосом потребовал он. Трейверс колебался.

– Тут все не так просто, как вам кажется, мистер Джексон.

– Покажите мне эти чертовы тела! Кит тоже встал.

– Спокойно, Скитер, – негромко сказал он, потом повернулся к Трейверсу. – Вам действительно лучше показать их. Насколько я понимаю, вы ведь не отсылали тела обратно с курьером?

– Я решил, лучше будет подождать до возвращения группы, которую я послал на поиски пропавших туристов, но они еще не вернулись, вот я и послал всадника в Денвер. Я надеялся, он успеет туда до открытия Врат, но раз вы ничего о нем не слышали, выходит, ему это не удалось. Мы положили останки в кладовую, вот за этим баром. – Трейверс кивнул в сторону двери в задней стене помещения. – Это самое безопасное место в городе. Мы забальзамировали их медикаментами из нашей аптечки и завернули в пластик. Не хотелось, чтобы до них добрались представители местной фауны. Так вышло, что у нас в отряде станционный врач.

– Паула Букер? – удивленно вскинул брови Кит.

– Угу, – кивнул Трейверс. – После того, что случилось на маршруте, ее было не остановить. Она все сокрушалась, что могла бы спасти одного из них, будь она там, на месте.

Кит устало кивнул:

– Будьте добры, отоприте нам кладовую. Давайте покончим с этим сразу.

Скитер и Кит прошли в соседнюю комнату следом за Трейверсом, оставив Кедермена плестись в хвосте. Желающих идти с ними из числа туристов не нашлось. Трейверс отпер кладовку, где бармен хранил дешевое виски в те времена, когда этот лагерь еще был оживленным, полным надежд городком. Когда тяжелая дверь со скрипом отворилась, в ноздри ударил тошнотворный, сладковатый запах. А еще через несколько секунд Трейверс расстегнул молнии на пластиковых мешках, и Скитер уставился на два мертвых тела. Одного, слава Богу, он не знал. А вот второй…

Даже готовый к худшему Скитер покачнулся, словно от удара. Пыльная комната, прокаленные солнцем горы за разбитым, забранным сеткой окном на мгновение покачнулись и поплыли по кругу. Скитер ухватился за открытую дверь. До него словно издалека донесся собственный, странно перехваченный голос:

– Шею сверну тому гаду, кто это сделал… Юлия застрелили в упор, выстрелом в живот. Очевидно, он оставался в живых еще достаточно долго, чтобы дотянуть до лагеря и Паулы Букер, поскольку кто-то наложил на рану шов прежде, чем он умер. Кит положил руку Скитеру на плечо.

– Мне очень жаль, Скитер. – Сострадание в голосе старого разведчика тронуло бы его, не будь боль такой невыносимо острой.

– Черт подери, Кит! Мальчику не исполнилось еще и семнадцати! – Скитер рывком отвернулся: слезы почти ослепили его, а ему не хотелось, чтобы это заметил Кит. Он сделал шаг прочь из этой ужасной комнаты, на улицу, на свежий воздух, и тут взгляд его упал на Сида Кедермена. Детектив бесшумно подошел к ним сзади и заглядывал им через плечи. Даже застилавшая взгляд Скитеру багровая пелена боли не помешала ему заметить, как застыл в смертельном оцепенении Кедермен, отчего боевой инстинкт Скитера, вообще редко его подводивший, тут же привел все его чувства в боевую готовность номер один. Он уже видел такое же безмолвное, смертоносное напряжение у одного или двух лучших воинов Есугэя, мужчин, запросто перерезавших бы глотку лучшему другу за один косой взгляд в их сторону. При виде выражения глаз Кедермена волосы на загривке у Скитера стали дыбом.

Кедермен смотрел вниз, на тела. И на одно-единственное мгновение Скитер увидел в его ледяных глазах нескрываемое потрясение. Скитер проследил направление его взгляда и понял, что тот смотрит не на убитого подростка из Нижнего Времени, а на второй труп – мужчину, которому, судя по ранениям, выпустили несколько пуль в спину. Внезапное оцепенение Кедермена, потрясенный взгляд, словно отказывавшийся верить в то, что увидел, еще больше насторожили Скитера.

Неожиданно на локоть Скитеру легла рука Кита.

– Спокойно, Скитер, что-то рот у тебя опасно побелел. Пошли-ка на улицу, подышишь свежим воздухом. Я понимаю, каким тяжелым потрясением стало это для тебя… – Отставной разведчик буквально проволок его через зал салуна, растолкал глазевших туристов и вытащил на жаркий солнечный свет, где воздух был свежее, а легкий ветерок, казалось, сдул жуткий запах смерти. Почти сразу же в руке у Скитера оказалась металлическая фляжка.

– Глотни-ка, Скитер, – чуть громче, чем следовало бы, произнес разведчик. – Это поможет.

Не зная, что задумал Кит, Скитер решил подыграть ему, тем более что это избавляло их на несколько мгновений от присутствия Кедермена. Что бы ни находилось во фляжке, оно обожгло глотку. Скитер сделал еще глоток, покорно позволяя Киту вести его в направлении конюшни. Одной рукой Кит заботливо придерживал его за локоть, словно отводя пораженного горем человека прочь от посторонних взглядов. Когда они отошли от салуна на приличное расстояние, Кит как бы невзначай пригнулся к его уху.

– Что, черт подери, такого увидел ты в лице Сида Кедермена, Скитер, чтобы это так быстро вывело тебя из шока? Только что ты едва на ногах держался, и тут же ты, судя по взгляду, готов прибить Кедермена на месте.

Скитер заглянул прямо в голубые глаза Кита.

– Так вы поэтому меня так стремительно оттуда выдернули?

– Еще бы, – фыркнул Кит. – Просто мне не хотелось, чтобы Кедермен заметил выражение твоего лица. Пусть себе смотрит на трупы.

– Гм. Ну, именно это меня и насторожило – то, как он смотрел на эти тела. Вы можете себе представить, что может повергнуть ручную ищейку сенатора в шок, чтобы он выглядел как дохлая курица? На какую-нибудь долю секунды Сид Кедермен был самым потрясенным человеком в этом лагере. Похоже, он знал этого парня и не ожидал застать его мертвым на полу салуна.

Кит даже присвистнул, хотя и негромко.

– Мне это представляется довольно любопытным, а тебе?

– Любопытным? А ведь это еще далеко не все. Есть что-то подозрительное в рассказе Кеддрика – в том, что он пытался нам скормить насчет этого Ноа Армстро. Или Кеддрик врет, или кто-то подбросил ему эту ложь, так как мне начинает казаться, что Ноа Армстро никого не похищал. И возможно, он вовсе никакой не террорист.

Кит застыл на ходу, и глубокие морщины на его лице сложились в гримасу глубокого удивления. Скитер, хмурясь, рассказал ему все. Про парня с диким взглядом, выкрикнувшего имя Ноа.

– И я готов поспорить, – добавил Скитер, – это Ноа Армстро застрелил террористов из “Ансар-Меджлиса” в детском саду, когда эти мерзавцы пытались схватить детей Йаниры. Они проскользнули сквозь Врата Дикого Запада, добрались сюда и, после того как кто-то убил Юлия, Ноа Армстро бежал дальше с Маркусом и девочками. Вот только… Почему Юлий изображал женщину?

Этот вопрос не давал Скитеру покоя. Этот момент никак не стыковался со всем остальным.

– Да, забавно, – задумчиво пробормотал Кит. – Кого должен был изображать Юлий? Почему именно женщину? Если, конечно, он не служил прикрытием для кого-то другого.

– Джины Кеддрик? – ахнул Скитер.

– Не вижу других кандидатур. Но зачем? И если Ноа Армстро не имеет отношения к “Ансар-Меджлису”, кто, черт подери, он такой? И откуда он знал о готовящемся нападении на Йаниру и ее семью?

– Именно эти же вопросы я задаю и себе, – пробормотал Скитер. – И еще: как звали того дикого парня в толпе?

– Ты говорил, у парня был пистолет, стрелявший дымным порохом? Скитер кивнул.

– Было бы весьма интересно, – сказал Кит, с отсутствующим видом почесывая затылок, – узнать, не зарегистрирован ли этот пистолет на имя Карла Мак-Девлина?

– Вы имеете в виду… – выпучил глаза Скитер, – этот малый мог быть Джиной Кеддрик? В мужском костюме? Кит выразительно поморщился.

– Она исчезла в компании с Ноа Армстро, кем бы он там ни был. И нам известно, что Джина – храмовница. Это дает ей убедительный повод защищать жизнь Йаниры. После убийства ее тетки и подруги у Джины наверняка имелись основания подозревать, что Йанире угрожает серьезная опасность.

Скитер негромко присвистнул.

– Мне это не нравится, Кит. Ни капельки не нравится. Вонючее дело.

– Мне тоже, – буркнул Кит, яростно пнув башмаком комок грязи. Тот разлетелся облачком пыли. – Впрочем, подумать, так оно и раньше мне не нравилось, и у меня никогда не было оснований верить хоть одному слову Джона Кеддрика. Что меня интересует – так это зачем Кеддрику было врать насчет Ноа Армстро. Уж ФБР-то могло бы подтвердить или опровергнуть его утверждение, будто Армстро – террорист.

– А может, – неохотно предположил Скитер, – Кеддрик просто подкупил ФБР? Такое ведь случалось.

Кит смерил его внимательным, непроницаемым взглядом и выругался на незнакомом Скитеру языке.

– Знаешь, Скитер, я терпеть не могу, когда ты говоришь вещи вроде этой. Потому, что у меня неприятное ощущение, что ты, возможно, прав.

– Класс. И что нам теперь со всем этим делать?

– Во-первых, – тут лицо Кита превратилось в узкую, смертоносную маску, – мы выясним, что такого произошло здесь, в результате чего два человека мертвы, а Маркус с детьми спасается бегством. Потом мы выследим Армстро и наших друзей. Прежде, чем это за нас сделает еще одна шайка меджлисовцев.

Возвращаясь в пыльный салун, Скитер безрадостно обдумывал еще одну загадку: какова роль во всей этой смертельной неразберихе м-ра Сида Кедермена?

Глава 5

Джон Лахли осторожно приложил лист промокашки к свежему, блестевшему кроваво-красными чернилами тексту, который только что дописал, потом поднес письмо ближе к свету, чтобы перечитать. Писать мейбриковыми каракулями оказалось непростым занятием, к тому же ему пришлось хорошо потрудиться, вставляя в текст эти его мерзкие американизмы. Однако результатом он заслуженно гордился.

+++

Дорогой босс… – начиналось письмо. – Я чуть не каждый день слышу будто полиция словила меня но они покуда меня даже не нашли. Смех просто какими умниками они себя выставляют будто они на верный след напали. А от шутки этой про Кожаный Передник я едва со смеху не помер. Я резал шлюх и буду резать покуда меня не повяжут. Последний раз я знатно потрудился. Дамочка и пискнуть не успела. Словят они меня как же. Нравится мне эта работа и руки чешутся продолжить. Скоро услышите еще обо мне да о моих забавах. Я было сохранил немного красной жижи в бутылке из-под пива имбирного чтоб ей писать да она загустела словно какой клей вот и не получилось. Ну да и чернила сойдут красные ха-ха. Следующий раз отрежу дамочке уши да отошлю в полицию посмеяться. То-то. Вы уж придержите письмецо покуда не поработаю еще а там пусть его все знают. Мой нож востер так что руки чешутся пошустрить как возможность выпадет. Удачи вам.

Искренне ваш, Джек-Потрошитель.

+++

Не обижайтесь что кличка рабочая.

P.S. Вот потеха коль вы тиснете письмецо в газеты покуда я чернила с рук не смыл чтоб им. Говорят я сейчас вроде как доктор. Ха-ха.

+++

Джон Лахли поставил на письме дату – 25 сентября – и довольно усмехнулся. В прошлый приезд Мейбрика в Лондон он дал тому указания захватить с собой дневник и без интереса прочитал то, что накарябал там этот жалкий безумец. Он скопировал манеру письма Мейбрика, включая безумные повторы “ха-ха”, отсутствие знаков препинания и прочие характерные особенности. Когда в Ливерпуле обнаружат дневник Мейбрика, это письмо поможет повесить его.

Возможно, стоит написать еще несколько писем и открыток, чтобы разослать по почте в ближайшие дни. В конце концов, после того, как он получит от Эддоуз и Страйд недостающие Эддины письма, от Мейбрика не будет больше никакой пользы, разве что поболтаться на виселице. Он с ухмылкой полюбовался витиеватой кроваво-красной подписью. Этой своей выдумкой он очень гордился. Джек-Потрошитель… Бедняга Джеймс, называвший себя в дневнике не иначе как “сэр Джим”. Он будет отрицать свое авторство этого письма до самого эшафота. Да, Лахли напишет еще несколько писем. Возможно, даже нацарапает парочку прямо поверх газетной статьи – какой-нибудь, чтобы в ней упоминалось слово “Ливерпуль”, ..

Стук в дверь кабинета оторвал его от этих приятных размышлений. Он поспешно сунул письмо в ящик стола и запер его.

– Да? Войдите!

В дверях остановился с поклоном его слуга.

– Вы просили известить вас, сэр, когда ваша пациентка очнется.

– Ах да, спасибо, Чарльз. Я сейчас же проведаю юную леди.

– Очень хорошо, сэр.

Лахли поднимался по лестнице, обдумывая, куда послать его смертоносные маленькие письмеца. Возможно, редактору “Дейли ньюс”, респектабельной газеты с широким кругом читателей и ярко выраженным желанием разрешить тайну Уайтчеплского убийцы. Или, может, в Центральное Агентство Новостей? Жаль, он не увидит лица редактора, когда письмо ляжет на стол к этому джентльмену. Хихикая над собственной шуткой, Лахли вошел в комнату своей очаровательной пленницы.

– Добрый день, милая леди!

Девица не спала, но лежала почти неподвижно от действия снадобий, которыми он пичкал ее каждый день. Когда он присел у ее кровати, в глазах ее вспыхнул ужас.

– Ну, ну. Давайте-ка побеседуем, мисс Йанира. Слабая дрожь пробежала по ее телу. Он погладил ее по руке.

– Я видел, на что вы способны, дорогая. Я намерен найти вашим способностям наилучшее применение. – Он откинул с ее лба прядь волос и погладил пепельно-белую кожу. – Как вы бледны сегодня. Ну же, не можете же вы не видеть преимуществ, который дает вам связь со мною? Я подарю вам весь Лондон, всю власть и богатства Британии. – Он снова погладил ее по руке. – Видите ли, я получил лицензию. Особое исключение. – Он хихикнул. – Право же, знакомство с Эдди очень полезно. А ведь это не так просто – получить лицензию от нашей славной Короны. Чиновники ужасно цепляются к деталям. Так или иначе, – он ослепительно улыбнулся, – скоро вы станете миссис Джон Лахли, и я рассыплю свою признательность жемчугами у ваших ног.

– Нет… – сорвался с ее губ едва слышный, сдавленный шепот.

Он нахмурился.

– Нет? Ну конечно же, вы выйдете за меня, милая девушка. Не могу же я держать вас под своим кровом, не сочетавшись с вами законным браком. Пойдут всякие слухи, а как раз слухов я допустить не могу.

Она силилась произнести что-то.

– Мой муж.., дети…

Он зажмурился от удивления.

– Замужем? Так вы замужем ? – Он рассмеялся. – Вы хотите сказать, вы вдова. Ничего, я застрелил вашего дорогого мужа там, на улице. Влепил пулю ему в голову.

Она отодвинулась от него, широко раскрыв глаза от отвращения.

– Нет! Не Джина… Маркус!

Лахли снова нахмурился.

– Значит, человек, которого я застрелил, не приходился вам мужем?

Девица лежала, трепеща; по лицу ее струились слезы. Она ведь называла ему только свое имя, сколько бы он ни пичкал ее зельями. Как он ни старался, она так и не открыла ему пока своего полного имени.

– Какую фамилию носит ваш муж? Она замотала головой.

– Что… Что такое фамилия?

– То, что пишется после имени! – рявкнул он, теряя терпение. – Черт подрал, да ведь даже в Греции пользуются фамилиями, разве не так?

– Не в Греции… – прошептала она. – Бедный Маркус, его продали в Риме… Он будет так горевать…

Она снова заговаривалась – бредила, наверное. Он схватил ее за руки и встряхнул.

– Говори, как тебя зовут, девка!

– Кассондра! – взвизгнула она, пытаясь вырваться. – Меня зовут Йанира, Кассондра Эфесская!

– Не мели чушь! Нет такого города – Эфес, от него остались только развалины, да и то лишь ученые знают, где они погребены! Как ты попала в Лондон?

– Сквозь Врата…

Ну, снова-здорово… Эти треклятые “врата”; бог знает, что это означает. Она бормотала это слово каждый раз, когда он допрашивал ее. Лахли сменил направление атаки.

– Расскажи мне про письма. Эддины письма. Глаза ее зажмурились от ужаса.

– Помогите мне…

Потеряв терпение, Лахли влил снадобье ей в рот, подождал, пока оно окажет действие, и погрузил ее в глубокий транс. Она лежала, не шевелясь, почти не дыша под покрывалом, которое он накинул на нее.

– А теперь, – мягко произнес он, – расскажите мне про письма.

Ее губы шевелились, но срывался с них только едва слышный шепот.

– Восемь писем…

– Расскажите мне про восемь писем. У кого они находятся?

– Морган.., глубоко внизу, в комнате со сводами, с деревом и неугасающим огнем… – несмотря на сильное лекарство, ее пробрала дрожь. – Полли мертва.., и бедная Энни, которая и так едва дышала… Страйд уносит слова Эдди с ударом ножа… Кэт боится письма в кармане, она собирает хмель в деревне, боясь даже касаться его.., и юная красавица в Миллерс-корт, она умрет, изрезанная на куски, бедное дитя, за письмо на языке, читать на котором научилась в Кардиффе…

Джон Лахли застыл как изваяние.

– Что еще за девушка в Миллерс-корт ?

Однако глаза Йаниры оставались закрыты. Снадобье погрузило ее в такой глубокий сон, что не было даже смысла хлестать ее по щекам. Лахли возбужденно мерил спальню шагами. Что за девица в Миллерс-корт? Энни Чапмен не говорила ни о ком таком. Он сощурился, мысленно возвращаясь к тому последнему разговору со Смуглой Энни. Их ведь прервали, припомнил он – как раз когда она говорила ему, кому продала письма. Ему показалось тогда, она все уже сказала – после того, как назвала имена Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоуз. Уж не помешал ли тот случайный прохожий ему узнать имя третьего человека, владеющего обличающими Эдди письмами?

Он злобно выругался, пытаясь решить, что, Бога ради, ему теперь делать.

Эту сучку, конечно, нужно найти – найти и заставить умолкнуть.

Йанира сказала, она живет в Миллерс-корт. Он с детства хорошо знал это место. Не такой уж он большой, этот Миллерс-корт. Сколько девок из Кардиффа может жить на этой мерзкой площади? Он даже зажмурился от такой чудовищной перспективы. Валлийская девка, в руки которой попали Эддины письма на валлийском… Может, она уже шантажирует этим двор? Может, власти Эдди и его положению в обществе уже угрожает смертельная опасность? И все из-за того, что Энни Чапмен, сучка глупая, не удосужилась назвать третьего обладателя ее писем?

Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Нет, наверняка никаких шантажирующих писем еще не посылали. В противном случае Эдди примчался бы к нему в полной панике. Вполне вероятно, чудовищная участь Полли и Энни слишком напугала эту валлийскую шлюху, чтобы она перешла к действиям. Впрочем, ее все равно нужно отыскать и прикончить, и чем скорее, тем лучше. Боже, да закончится этот кошмар когда-нибудь? Раз ему нужно выследить и уничтожить еще одну женщину, непонятно, стоит ли посылать это чертово письмо Потрошителя в газеты? После минутного размышления он решил все-таки рискнуть. Мейбрик приедет в Лондон в конце недели, так что от этой девки в Миллерс-корт можно будет избавиться в ту же ночь, что и от Страйд с Эддоуз. Правда, три женщины на один выходной это, пожалуй, многовато…

Но у него не было другого выбора.

Он бросил взгляд на таинственную Йаниру, бледную и неподвижную.

– Ты, – пробормотал он вслух, – тебе придется немного подождать. А вот когда я разделаюсь с этим делом, я все-таки узнаю, кто твой муж.

Боже, еще одно убийство…

Вся эта кутерьма определенно сведет его с ума.

* * *

Тишина в маленьком, пыльном шахтерском городишке в Колорадо стояла такая, что Скитер слышал далекий крик орла, кружившего высоко над раскаленными от солнца горами. Скрип его стула, когда он повернул его и сел, заставил нескольких женщин подпрыгнуть. Перед глазами его все стояло совсем еще детское лицо Юлия, тронутое трупной синевой, взывающее к отмщению. Недобрый взгляд, который он, не удержавшись, бросил на Сида Кедермена, остался незамеченным, поскольку детектив свирепо смотрел на Орсона Трейверса. Гид “Путешествий во Времени” явно удерживал его до возвращения Кита со Скитером. Тишина сгустилась настолько, что даже скрип деревянных половиц под неловко переминавшимися с ноги на ногу туристами казался громким как выстрелы.

Дождавшись, пока Кит небрежно облокотится на спинку Скитерова стула, Сид Кедермен наконец взорвался.

– Ладно, Трейверс. Теперь-то вы, надеюсь, расскажете нам, что здесь все-таки произошло?

– Да, с вашего позволения, нас интересуют подробности, – согласился Кит. – Вся эта история запутаннее, чем вам, возможно, представляется.

Орсон Трейверс, несчастный человек, мгновенно сделавшийся еще несчастнее от слов Кита, прокашлялся.

– Всю дорогу сюда ничего не предвещало беды. Ну, группа, конечно, набралась не самая спокойная, но все были так воодушевлены… Мы погрузили свою поклажу на мулов в Колорадо-Спрингс, привезли сюда, привели город в надлежащее состояние для состязаний; обустроили несколько домов, чтобы в них можно было жить, построили стенды для стрельбы, проложили и разметили маршруты для стрельбы на скаку. Собственно, всю эту работу выполнила обслуживающая бригада – они использовали для этого технологии девятнадцатого века. Ну и еще, конечно, у нас тут планировалась свадьба.

– Свадьба? – удивленно перебил его Кедермен. Хорошенькая девушка в муслиновом платье покраснела и прижалась к высокому, нескладного вида парню в кожаной куртке. Тот ухмыльнулся.

– Ну, мы хотели, чтобы все прошло как надо. Захватили с собой священника и все такое и провели всю церемонию в соседнем торговом поселке на прошлой неделе.

– Там были настоящие индейцы, – восторженно вмешалась в разговор его невеста. – И охотники с гор, и все такое! И самый чудной торговец, какого только увидишь: он продавал обычные капканы и называл их самым современным изобретением из Швеции, запатентованным всего три года назад. Люди платили за них бешеные деньги! Это было просто потрясающе, я никогда не видела ничего подобного: трапперы и золотоискатели, все покупали капканы! – Раскрасневшаяся невеста явно не желала позволять двойному убийству омрачить ее медовый месяц.

Кит несколько натянуто улыбнулся.

– Мои поздравления. Не сомневаюсь, такая свадьба запомнится надолго. А теперь, что, черт возьми, здесь все-таки произошло? – Он снова перевел взгляд на гида “Путешествий”.

Трейверс вздохнул.

– Маршрут соревнований на выносливость проложен по холмам и ущельям вокруг города. Смысл в том, что вы скачете верхом всю дистанцию, стреляя при этом по мишеням, и все это продолжается несколько часов – отличное испытание выносливости и точности стрельбы в тяжелых условиях. Так вот, Касси Ковентина – вернее, тот мальчишка, которого мы считали Касси Ковентиной, – шел по маршруту нормально, как и ожидалось. Мы расставили по всему маршруту наблюдателей в качестве рефери, но она.., то есть он так и не добрался до первой мишени. Скажу вам, это было то еще потрясение, когда доктор Букер раздела его, и мы обнаружили, что Касси Ковентина на самом деле мальчишка-подросток в женском платье!

Скитер прикусил губу, сдерживаясь. Кит успокаивающе положил ему руку на плечо.

– Не обращайте внимания, Трейверс, просто расскажите нам, что случилось.

Коренастый гид неловко поерзал на стуле.

– Кто-то подстерег его в засаде. Убил и парня, и его лошадь. Лошадь мы нашли уже позже. Джой Тайролин утверждал, что они с его носильщиком сопровождали парня по маршруту. Им вообще не полагалось быть там, но Тайролин всегда был так пьян, что все равно поступал, как хотел, а тогда Тайролин сказал, что хочет посмотреть. Они с его носильщиком утверждали, что скакали прямо за мальчишкой, когда тот попал в засаду. Тайролин пустился в погоню и убил нападавшего – одного из погонщиков. – Трейверс тяжело вздохнул. – Туриста, который подрядился работать в этом туре: так билет обошелся ему дешевле.

– И Тайролин его убил? – мягко поинтересовался Кедермен.

Едва заметные нотки в его голосе – Скитер готов был поклясться, что это ярость, несмотря на все то же до странного ледяное выражение глаз, – снова заставили Скитера насторожиться.

– О да, Тайролин его убил. Он сам признался в этом. Сказал, что тот стрелял в него, когда он его преследовал, вот он и открыл ответный огонь. Убил его наповал. Я бы сказал, что это классический случай самозащиты, когда бы Тайролин сразу после этого не смылся из лагеря вместе с носильщиком и теми детьми. Пока все тут стояли на ушах, пытаясь оборудовать полевую операционную, они просто собрали свои манатки и отчалили. Мы, конечно, послали за ними верховых, и половина группы тоже вызвалась участвовать в поисках. Но мы, конечно, не выпускаем из лагеря никого, кроме проводников и постоянно работающих у “Путешествий” погонщиков – после того, что случилось с Тайролином и тем туристом. И тем мальчишкой, бедолагой.

– Полагаю, – встрял в разговор Кедермен, – фотографий Тайролина и его носильщика у вас нет? – Напряжение в его голосе снова привлекло внимание Скитера. Кедермену очень нужны были эти фотографии.

– О фото давайте потом, – властно произнес Кит. – Я правильно понял: вы послали курьера оповестить Денвер о двойном убийстве? После того, как организовали поисковую партию и выслали ее по следу Тайролина?

– Верно. В настоящий момент я единственный гид в лагере. Всех остальных и половину погонщиков я выслал за ними. Вместе с доктором Букер. Она сама настояла на том, чтобы ее включили – на случай, если потребуется медицинская помощь. – Трейверс вздохнул. – Вот что вышло у нас тут… Но вы ведь не сказали еще, почему вы здесь ищете Джоя Тайролина? Только не говорите мне, что он разыскиваемый преступник из Верхнего Времени.

– Можно сказать и так, – холодно произнес Кедермен. – Точнее говоря, террорист.

В толпе туристов послышались потрясенные охи. Одна или две дамы даже негромко взвизгнули.

– У нас на станции тоже неприятности, – устало сказал Кит. – Большие неприятности.

– Он не шутит, – хрипло пояснил Скитер. – На станции сейчас сенатор Джон Кеддрик. Угрожает закрыть нас к чертовой матери, если мы не доставим ему Джоя Тайролина. Среди всего прочего.

– Кеддрик? – Лицо Орсона Трейверса побелело как мел.

– Вот именно, – кивнул Кит. – Час от часу не легче. Настоящее имя Джоя Тайролина – Ноа Армстро. Он член “Ансар-Меджлиса”, организации религиозных фанатиков с Ближнего Востока, из Нижнего Времени. Они убили в Нью-Йорке Касси Тайрол и похитили единственную дочь Кеддрика. Не говоря о том, что они похитили Йаниру Кассондру и всю ее семью. На станцию понаехали храмовники, “меджлисовцы” и эти психи, поклоняющиеся Потрошителю, между ними вспыхнули беспорядки, у нас несколько тяжелораненых и девять убитых. И если мы не отыщем Джину Кеддрик и благополучно не вернем ее на станцию, ее папочка закроет Шангри-Ла раз и навсегда. В это уже впутали Междувременной Суд – в качестве последней, отчаянной меры, чтобы станция продолжала функционировать. Мистер Кедермен, вот этот, нанят сенатором оказывать помощь в поисках его дочери.

Вид у Трейверса был такой, будто любой, даже самый слабый ветерок повалит его на землю.

– О Боже! – прошептал кто-то из туристов. – И мы позволили виновному во всем этом террористу уйти!

– Да, – все так же холодно отозвался Кедермен. – Позволили. И мы здесь для того, чтобы найти его. А теперь, есть у кого-нибудь фотографии Тайролина и его носильщика? Я хочу гарантированно опознать этого негодяя прежде, чем мы отправимся в погоню за ним и его заложниками.

– У меня есть фото. – Одна из женщин протолкалась вперед. – Собственно, у меня их несколько. – Она обращалась к Киту, игнорируя Кедермена, от чего агент “Уордменна-Вульфа” слегка позеленел. – Меня зовут Элен Денвере, мистер Карсон, я профессиональный фотограф. Меня наняли сопровождать свадьбу. Я с самого начала снимала все цифровой камерой. Если хотите, я принесу вам все диски.

Не прошло и трех минут, как Скитер уже вглядывался в миниатюрный экран на тыльной стороне цифровой камеры Элен Денвере. Портрет на экране мог быть только Маркусом и никем другим. Он был загримирован, но им со Скитером довелось столько пережить, спасаясь из рабства, что Скитер узнал бы его при любых обстоятельствах. Он и у Врат-то упустил Маркуса только благодаря мастерски разыгранному Джоем Тайролином представлению, которое отвлекло общее внимание от всего другого в радиусе тысячи футов.

Элен Денвере выводила на экран кадр за кадром.

– Джой Тайролин избегал сниматься – с учетом того, что не просыхал с самого начала тура. Его снимков у меня меньше всех. Честно говоря, мне пришлось здорово постараться, чтобы вообще сделать его портрет: дело в том, что мои клиенты специально хотели, чтобы у них на память остались портреты всех членов группы.

И правда, на ее дисках оказалось запечатлено практически все… Ну, разве что за исключением конского навоза.

– Вот! – Мисс Денвере остановила ускоренный просмотр и повернула экран так, чтобы все видели. – Это они. Джой Тайролин и его носильщик. А вот малышки носильщика. Очаровательные девочки – обе. – Фотограф покосилась на Кита и огорченно нахмурилась. – Мы и не догадывались, что это дочери Йаниры Кассондры или что носильщик – ее муж. Они что, правда заложники?

– Да, – ответил Кедермен голосом, от которого пробирал озноб. – Это, – он выложил на стол фото Ноа Армстро, – один из опаснейших мужчин в мире. Или, скорее, опаснейших людей. Армстро гермафродит, ни женщина, ни мужчина, зато способен принять любое обличье по желанию. Армстро – самый умный и смертельно опасный негодяй из всех мне известных. Да храни Господь этих деток, попавших в лапы такого чудовища.

Скитер внимательно вглядывался в лицо Кедермена, пытаясь понять степень его ненависти. Может, у Кедермена предубеждение к гермафродитам? Или он тонко разыгрывает собственную партию, выдавая Армстро за того, кем тот, по подозрению Скитера, вовсе не является: террористом? Элен Денвере, разумеется, ни о чем таком не догадывалась. Она побледнела и изумленно выпучила глаза.

– Бедные малютки! Вы сможете найти их?

– Мы сделаем все, что в наших силах, – ответил Кит. – Давайте-ка проверим наше снаряжение и припасы. Я хочу выехать им вдогонку через час.

Скитер оставался на месте до тех пор, пока Кит и агент “Уордменна – Вульфа” не вышли из комнаты. Когда следом за ними потянулись и туристы – искренне пытавшиеся помочь, но в основном мешавшиеся под ногами – Скитер тихонько отвел Элен Денвере в сторону и попросил разрешения еще раз просмотреть ее снимки.

– Все? – удивленно спросила она. Он кивнул и внимательно просмотрел все фотографии, вглядываясь в каждое лицо.

– Вы уверены, что сделали снимки всех членов группы? – спросил он наконец.

– Да, совершенно уверена.

– И они никак не могли спрятать кого-нибудь? Ну, скажем, в багаже?

– Нет, сомневаюсь, чтобы это было возможно. Во всяком случае, не взрослого человека. Носильщик провез своих детишек в сундуке, но они ведь совсем маленькие. Не представляю, как можно упихать взрослого в такой сундук.

– Но они забрали свою поклажу с собой, верно? Сундуки, вьючных лошадей и все прочее? Она удивленно кивнула:

– Да. А что?

Скитер только покачал головой:

– Так, просто теория. Ничего такого, что стоило бы обсуждать. Пока.

Интересно, подумал он, заметил ли Кит – или Кедермен, если уж на то пошло – что среди впечатляющего собрания портретов Элен Денвере недостает одного лица:

Джины Кеддрик? Да и Йаниры Кассондры на фотографиях видно не было. Это показалось Скитеру зловещим и одновременно чертовски странным. Если ни Джина, ни Йанира не отправились с Армстро и Маркусом, куда тогда делись эти две женщины? Действительно ли они спрятаны в сундуках? Или зарыты в какой-нибудь безымянной могиле? Внутри у Скитера все сжалось при одной мысли об этом. Пока он не желал делиться этими своими мыслями ни с кем – во всяком случае, до тех пор, пока ему не удастся еще раз переговорить с Китом наедине.

– Спасибо за то, что дали еще раз посмотреть, – только и сказал он вслух.

– Ну конечно. Как вы думаете, у вас есть еще шансы найти их?

Скитер замялся.

– Мы сделаем все, что сможем. Я неплохой следопыт. Кит еще лучше. Но они изрядно опередили нас, а страна большая. Если честно, я не слишком надеюсь на успех. А у меня больше причин найти их, чем у кого угодно другого. У меня не было в мире друзей лучше Маркуса.

Глаза Элен Денвере увлажнились.

– Мне очень жаль, мистер Джексон.

– Спасибо. – Он вернул ей камеру. – Я буду вам очень благодарен, если вы не будете упоминать об этом нашем разговоре.

– Конечно. – Она чуть замялась. – Вы ведь не слишком доверяете сенаторскому детективу, верно?

Скитер рассмеялся, но смех его был таким же бесцветным, как выжженное небо над головой.

– Это что, так заметно? А вы – вы доверяли бы человеку, работающему на сенатора Джона Пола Кеддрика? Она прикусила губу.

– Боюсь, что не очень. Удачи вам, мистер Джексон. И будьте осторожнее.

Ее заботливость удивила Скитера. Он и не подозревал, что простые люди могут так сочувствовать ему и его друзьям.

– Спасибо, мисс Денвере. Я признателен вам больше, чем вам могло бы показаться.

Когда он уходил, она все вглядывалась в экран своей камеры, явно пытаясь догадаться, что искал в снимках он. Элен Денвере оказалась умной леди. Он не слишком удивился бы, если она догадалась бы обо всем сама.

Но если так и случится, он надеялся, что она будет держать рот на замке.

* * *

Элизабет Страйд славилась в Ист-Энде своим бурным характером и довольно взрывоопасными отношениями со своим любовником, Майклом Кидни, – отношениями в прямом смысле слова скандальными, хотя она не слишком стыдилась этого. Во всяком случае, не больше, чем ремеслом, которым зарабатывала на жизнь. Когда любовник Лиз, бывший, кстати, изрядно младше ее, напивался – что случалось сплошь да рядом, – он становился склочным и несдержанным на язык. А когда напивалась она – что случалось еще чаще, – она делалась воинственной. И каждый раз, когда они ссорились, то есть почти каждый раз, когда кто-либо из них или оба были пьяны, все обыкновенно кончалось тем, что Лиз уходила от Майкла, с грохотом хлопнув за собой дверью – если, конечно, он не запирал ее в попытке отвадить от панели.

В среду 26 сентября, после очередной бурной ссоры, Длинная Лиз Страйд в очередной раз оказалась на улице. Распираемая праведным гневом и винными парами, она отправилась в свою излюбленную ночлежку в доме номер 32 на Флауэр-энд-Дин-стриг В кухне столпилось полторы дюжины женщин всех возрастов, по большей части замерзших, напуганных и находившихся в различной степени опьянения. Все шепотом судачили о чудовищных убийствах, жертвами которых стали с Пасхи столько женщин.

– Я уж боюсь мужиков пущать до себя, вот как, – жалким шепотом признавалась девушка лет семнадцати. – Да только жрать-то надо, верно говорю? Что еще поделать девушке, коли ей надобно есть, а другого пути заработать на корку хлеба в Лаймхаус-кат не найти, кроме как задрать юбку тому, кто за это заплатит, а?

До последнего времени Лиз имела свою собственную точку зрения на печально знаменитого Уайтчеплского убийцу, как называли его в газетах. Она не пожалела заработанного тяжким трудом шиллинга на то, чтобы купить короткий, но острый нож, который после всего, что случилось с Полли Николз и Энни Чапмен, носила в кармане для самозащиты. Еще со времени убийства Смуглой Энни Лиз боялась делать что-либо со своим письмом. Уж наверное, если Энни убили из-за этих писем, убийца выпытал у бедняги, кому она продала остальные, верно? Первым делом убийца, поди, узнал у ней это, а потом принялся искать тех, кто купил письма. Но прошло уж почти две недели, а в дверь к ней никто не стучал. Выходит, газеты не брешут, и бедняга Энни просто подвернулась под руку какому-то безумцу, как и Полли Николз за неделю до того.

И потом, убивали ведь и других женщин: Марту Тэбрем в августе да Эмму Смит на Пасху, а уж они-то не могли иметь никакого отношения к письмам Энни Чапмен, которые та по ее собственному признанию получила от Полли, упокой Господь ее грешную душу. И все-таки Лиз купила этот нож и старалась избегать клиентов, похожих по описанию на убийцу.

Пока Лиз нерешительно переминалась с ноги на ногу у входа на кухню, ее окликнула женщина, с которой она познакомилась в прошлое свое пребывание в этой ночлежке.

– Ба, Лиз! – воскликнула Кэтрин Лонг, жестом приглашая ее занять свободный стул у очага. – Я тебя, поди, целых три месяца не видела! Что стряслось?

Лиз подсела к ней и к благословенному теплу горящего в очаге угля. Погода на улице стояла сырая и холодная, от чего не защищенные перчатками руки ее покраснели.

– Ой, это я с мужиком своим пособачилась, только и всего. Пущай поостынет несколько дней – глядишь, и одумается. Вот тогда и вернусь к нему, дурню пьяному.

– А он тебя пустит взад, а, Лиз? Она улыбнулась – немного мрачно.

– А? Майкл-то? Еще как пустит. – Она похлопала себя по карману, где рядом с маленьким острым ножом лежали несколько сложенных бумажных листков. Уж теперь-то ей, поди, ничего не угрожает, коли она сделает что-нибудь с этим своим вложением капитала? А как она разживется деньгами на шантаже, Майкл точно пустит ее обратно, пьяный или трезвый. Все, что ей нужно сделать, – это найти какого валлийца в кузнях или плавильнях, что разбросаны по всему огромному порту. Он переведет ей письмо, и она разбогатеет. Так что сможет заполучить любого мужика, какого захочет.

– Да, – повторила она и улыбнулась, неожиданно на этой пронизанной жалким страхом кухне. – Майкл пустит меня, Кэтрин. А ты пока скажи мне, чего нового, очень уж давно я тебя не видала.

– Ну, со мной-то все в порядке, Лиз. Но вот убийства эти… – Кэтрин Лонг пробрала дрожь. – А полицейские все равно что остолопы бестолковые. Слыхала, чего сэр Чарльз Уоррен наделал, а?

Лиз мотнула головой – ее не особенно интересовало то, что делал глава столичной полиции. Пока женщина не стоит на одном месте, а расхаживает по улице, копы ее обычно не беспокоят.

– Не-а…

– Отозвал всех до единого сыщиков из Ист-Энда, вот что, Лиз! Перевел их в западную часть Лондона. А вест-эндских назначил следить за Уайтчеплом и Спитафилдз и портом. Слыхала о подобном? Да ихние сыщики и названий улиц-то не знают, не то что переулков, по которым этот безумец может смываться!

Сидевшая рядом женщина застонала и принялась раскачиваться вперед-назад.

– Плевать им на нас, всем плевать! Все, чего им хочется, – это показать ихним газетчикам, что вот, они на улицу нескольких копов вывели. А наша доля им по фигу, точно говорю. Вот коль он резал бы ихних знатных леди, тут уж они бы в каждый дом по полисмену посадили бы, это точно…

Лиз и Кэтрин молча переглянулись. В конце концов, все это было абсолютной правдой. Несмотря на показуху с дополнительными людьми в “горячих” кварталах, обе женщины понимали, что защищать себя в случае чего им придется самим. Сквозь грубую ткань юбки Лиз стиснула рукой рукоять своего ножа и постаралась сдержать дрожь. Может, ей все-таки лучше сжечь письмо?

Это тебе все одно не поможет, ежели он явится за тобой, мрачно напомнила она себе. Тогда уж лучше получить с этого хоть каких деньжат, а потом удрать из Лондона, может, даже за море, в Америку.

Она найдет кого-нибудь перевести эти бумажки, выберется из этой дыры и будет жить как порядочная. Ну а пока она поработает уборщицей, чтоб было на что жить. Может, предложит прибрать какую комнату в ночлежке за несколько пенсов. Она может даже поспрашивать в еврейской общине, не нужно ли кому женщину прибираться на несколько дней. Она уже много прибиралась для евреев-бизнесменов и их толстых жен. Они знают, что на нее можно положиться, когда ей дают работу. И не так много уборщиц работают на евреев нынче, когда эти уайтчеплские убийства повесили на иноземца – вроде как на прошлогоднего типа, Липского. Тот отравил бедную девочку, ей только-только пятнадцать исполнилось.

Длинную Лиз не интересовало, сколько людей в Ист-Энде ненавидит евреев или называет их грязными убийцами-инородцами. Работа есть работа, и она ничего не имеет против уборки домов, если уж на то пошло. Все лучше, чем торговать собой, а ей не раз приходилось заниматься и этим, чтобы душа не рассталась с телом, – и не только здесь, в Лондоне, но и прежде, в Швеции, так что по сравнению с этим прибраться для нескольких евреев? И потом, ей ведь теперь не долго заниматься этим, верно? Уж не с теми деньжатами, что она загребет с наследства Энни Чапмен.

– А скажи, Кэтрин, – негромко спросила она, пригнувшись к своей подруге так, чтобы их не подслушали. – Нет ли у тебя какого знакомого валлийца?

Подруга удивленно покосилась на нее и рассмеялась.

– Ох, Лиз, и штучка же ты! Только утром с мужиком пособачилась, а к вечеру уж замену ищет! Попытай-ка ты счастья в пабе “Куинс-Хед”, дорогуша. Слыхала я, хаживает туда один валлийский литейщик с деньжатами в кармане. Любит пропустить стопку по вечерам.

Длинная Лиз Страйд улыбнулась.

– Вот спасибо, Кэтрин. Пожалуй, так и сделаю. К концу этой недели Элизабет Страйд рассчитывала стать богатой женщиной.

* * *

Путь, который Ноа Армстро выбрал для бегства из лагеря, вел не на юг, по кратчайшей дороге на Колорадо-Спрингс и железнодорожную станцию. Армстро и Маркус бежали на север, в сторону гораздо более далекого Флориссанта. К вечеру Скитер, Кит и Сид Кедермен вместе со своим провожатым углубились в колорадские горы по тропе, которой уже проходили другие гиды “Путешествий во Времени”, преследуя Ноа Армстро. Они остановились на ночь под нависающим выступом скалы, укрывавшим от ветра, и тронулись дальше с первыми лучами рассвета. Они быстро продвигались вперед по следу, который Скитер по крайней мере мог распознать с закрытыми глазами. Он достаточно охотился с монголами-якка, чтобы знать, как искать следы на бездорожье.

– По крайней мере дождя не было давно, – пробормотал Скитер, вглядываясь в землю. На более открытых участках ветер полностью сгладил остатки следов. – Хорошо еще, эта тропа пролегает в основном по низинам, как здесь. – Он ткнул пальцем в едва заметные отпечатки конских подков. – Надо сказать, они чертовски спешили. Ваши гиды, что гнались за ними, передвигались куда медленнее, чем Армстро и Маркус.

– Откуда вы это знаете? – поинтересовался Кедермен. Скитер пожал плечами.

– Я преследовал дичь по бездорожью и прежде. Смотрите. – Он спешился и склонился над тропой, ткнув пальцем в беспорядочное нагромождение отпечатков. – Вот эти более ранние. Ветер почти изгладил их, и грязь вот в этом, более сыром месте совершенно высохла. А теперь посмотрите, как далеко отстоят друг от друга отпечатки одной и той же подковы. – Он сделал несколько шагов, демонстрируя расстояние. – Они ехали быстрым кентером или легким галопом; это в зависимости от роста их лошадей. Принимая во внимание вес, который несут их вьючные лошади, это самая большая скорость, которую они могут развить. Остальные отпечатки – свежие, оставленные поисковым отрядом, и расположены они гораздо ближе друг к другу. Таким аллюром им Маркуса и Армстро никогда не догнать.

– Но они же очень скоро загонят своих лошадей!

– Нет, если будут действовать осторожно и умно, – возразил Скитер. – Я все утро изучаю их следы. Время от времени они переходят на шаг, чтобы дать лошадям передохнуть – скорее это делается ради вьючных, а не верховых. И я засек пару мест, где они спешивались и давали своим лошадям попастись немного. Но сев в седло, они гонят их быстро. Судя по фото, что сделала Элен Денвере, Армстро вряд ли весит больше ста тридцати фунтов, да и Маркус тоже худ. У них с Йанирой никогда не было денег, чтобы отъесться. Даже если он едет с дочерьми, лошади все равно легче везти их троих, чем, скажем, меня одного, а ведь я тоже далеко не толстяк. Армстро определенно не дурак. Я сказал бы, он прекрасно знает, что делает. До тех пор, пока они берегут своих вьючных лошадей, они их не загонят. И, куда бы они там ни направлялись, они окажутся там гораздо быстрее, чем любой из нас.

Единственным, но очень существенным вопросом, ответа на который Скитер не мог найти по следам, был такой: имелись ли среди опережавших их гидов или погонщиков люди, завербованные “Ансар-Меджлисом”. Если бы он сам состоял членом террористической группы, поставившей целью уничтожить кого-то вроде Маркуса и Йаниры, он послал бы сквозь Врата Дикого Запада больше одного убийцы. Что заставило его ломать голову над тем, скольких еще убийц могут встретить они на пути – и насколько они могут положиться на Сида Кедермена в случае такой встречи. В общем, он держал ухо востро и надеялся, что они все же не угодят в засаду.

На третий день погони они обогнули северную границу Пайкс-Пик и снова двинулись на восток, в направлении железной дороги. Им пришлось сделать короткую остановку, когда лошадь Кедермена начала хромать. Детектив неуклюже спешился и с досадой смотрел, как Майнрад проверял копыта его лошади. Тот как раз выковырял застрявший в подкове острый обломок камня, когда Скитер услышал далекий, резкий треск, эхо которого раскатилось по горным склонам. Звук повторился: словно треснул обледеневший древесный ствол. Он прозвучал в третий раз, а за этим последовал целый залп. Тут до него наконец дошло, что это такое.

– Перестрелка! Еще какая! Кит резко повернулся в седле.

– Иисусе Христе! Там идет настоящий бой! Курт, нам некогда с ним нянчиться; ты все равно уже поправил подкову! Скитер, шевелись! – Кит бросил своего коня галопом;

Скитер рванул за ним, на ходу доставая из чехла дробовик. Он пригнулся к самой лошадиной гриве, держа двустволку на отлете словно пику; ветер бил ему в лицо, и он оскалился в свирепой ухмылке. Даже сквозь грохот копыт он продолжал слышать зловеще частую ружейную стрельбу. Он не мог представить себе, чтобы подобную канонаду мог устроить кто-то из местных. Зато “Ансар-Меджлис” мог – без проблем. Неужели проводники “Путешествий во Времени” все-таки нашли Маркуса и девочек и вместе с Армстро везли их обратно в лагерь только для того, чтобы нарваться на огонь из засады?

Кит тоже так низко пригнулся к лошадиной шее, что казался текучим, подвижным изваянием мифического кентавра. Отставной разведчик вырвался вперед, расплескав водяные брызги, прогрохотал копытами по каменистому дну небольшого ручейка и понесся дальше, мастерски огибая нагромождения валунов и торчавшие там и здесь коряги. Конь Скитера поскользнулся и сбился с шага, но выровнялся и постепенно догнал Кита. Не самая лучшая местность для скачек: стоит лошади на такой скорости оступиться или споткнуться…

Тишина наступила так внезапно, что у него перехватило дух. Потом стаккато выстрелов грянуло снова. Канонада сделалась реже, чем прежде, но гораздо ближе. Кому-то пришлось перезаряжать оружие. Нескольким “кому-то”. Может, даже обеим сторонам. Что ж, это, возможно, означало, что “Ансар-Меджлис” использовал оружие той эпохи, а не современное, пронесенное сквозь Врата контрабандой. Противостоять оружию на дымном порохе, даже его имитациям из современных материалов, его друзья могли – некоторое время. Судя по выстрелам, оборонявшиеся отвечали огнем на огонь.

А потом Кит резко натянул поводья, и Скитеру пришлось даже уклониться в сторону, чтобы не врезаться в него. Лошади остановились, тяжело раздувая бока. Кит предостерегающе поднял руку, потом указал вниз, в русло пересохшего ручья. Две оседланные лошади без седоков неуверенно бродили по берегу, вздрагивая и прижимая уши при каждом новом выстреле. Их седоки, залегшие за грудой валунов, вели огонь по утесу слева от Скитера и Кита. Скитер достал из седельной сумки бинокль, теплый и пахнущий горячей кожей, и вгляделся в утес. Кит продолжал смотреть вниз.

– Это гид “Путешествий”, – пробормотал Кит. – И Паула Букер!

– Шалиг! Там как минимум шесть стрелков. – Скитер ткнул пальцем в утес. – Это судя по дыму от выстрелов, а так, может, и больше.

– Шесть? – удивленно сдвинул брови Кит. – Для отряда Армстро многовато.

– Возможно. А сколько своих людей было у него среди погонщиков?

Кит выругался.

– Вот уж правда, шалиг. Давай-ка обогнем утес с той стороны. Зайдем к ним с тыла.

На полпути им пришлось спешиться и оставить лошадей, такой крутой сделался склон. Задыхаясь, Скитер карабкался вверх, сжимая в руке свой дробовик. Отставшие Курт Майнрад и Сид Кедермен лезли следом за ними. Скитер добрался до гребня и осторожно выглянул, стараясь держаться ниже, чтобы его силуэт не выделялся на фоне неба. Рядом распластался Кит, с недовольным бурчанием смотревший вниз в бинокль. Еще через несколько секунд к ним присоединился Курт Майнрад. Скитер передал гиду свой бинокль и сдернул вниз Кедермена – этот кретин встал на гребне столбом, потом сам попытался разглядеть, что происходит внизу на склоне. Стрелки укрывались за неровностями скалы. Майнрад неожиданно фыркнул.

– Тьфу! Никакие это не террористы, Карсон. Кит пристально посмотрел на гида “Путешествий”.

– Правда?

– Это братья Фланаган. С ними пара их дружков-громил. Ирландцы. Они строили здесь железную дорогу, а потом взялись грабить на ней же поезда. Так, мелкие бандиты, местные. У нас уже были неприятности с ними: они пощипали пару наших туров. Любят захватывать дилижансы и нападать на лагеря.

– Может, они и мелкие местные бандиты, но вашего гида и Паулу Букер они взяли в серьезный оборот, – возразил Кит. – И если они местные, из этого времени, у нас нет гарантии, что их вообще можно убить, даже стреляй мы в них в упор.

– Может, и нельзя, – заявил Скитер, несколько перевирая текст из какого-то телешоу середины двадцатого века, которое он частенько крутил на своем видео. – Но спорю на охапку кредитов, что я вселю в их грешные души страх перед Господом…

Прежде чем Кит успел отреагировать, Скитер испустил боевой клич и ринулся вниз по склону, вопя, ругаясь на монгольском двенадцатого века и паля картечью так быстро, как только успевал перезаряжать свой дробовик. Шесть удивленных лиц мгновенно повернулись в его сторону. Скитер разрядил еще одну обойму и услышал, как его догоняет Кит. Тот орал что-то на каком-то незнакомом наречии, от которого, однако, у Скитера встали дыбом волосы. Выстрел Китовой винтовки прозвучал как гром. Пуля отколола кусок камня так близко от уха одного из Фланаганов, что тот подпрыгнул в воздух на добрых шесть дюймов, приземлился и бросился наутек.

Когда же к этой психической атаке присоединился еще и Курт Майнрад, нервы у Фланаганов не выдержали. Все шестеро повыскакивали из-за своих укрытий и рванули к лошадям, спрятанным в кустах у подножия. Копыта простучали и стихли вдали, облако пыли осело, и только тогда Скитер остановился, тяжело дыша, истекая потом и кляня себя за безрассудность. При всем этом он никогда не ощущал себя так здорово с тех пор, как в тринадцатилетнем возрасте вернулся в лоно цивилизации.., ну, может, за исключением еще того славного поединка на арене Большого Цирка.

Кит Карсон со всклокоченными волосами, небритый, с глазами, в которых горел нехороший огонек, подошел к нему.

– Скитер, ты рехнулся! Что это вдруг на тебя нашло? Скитер ухмыльнулся.

– Ну, нам же нужно было избавиться от них, верно? Кит сердито поджал губы.

– Да. А еще я вполне мог сейчас заваливать камнями то, что от тебя осталось.

– Ну, Кит, блин-тарарам. Я ни разу еще не встречал хулиганов, которые не сдавали назад, получив отпор. Уголок рта у Кита чуть заметно дернулся.

– Следующий раз ничего не предпринимай без команды. Скитер вскинул руку в шутливом салюте.

– Есть, сэр!

– Тьфу. Благодарение Господу, что ты, Скитер, никогда не служил в армии. Там не прошло бы недели, как ты очутился бы в Ливенуорте. Ладно, пойдем, узнаем, что здесь делают этот проводник с Паулой. Если не считать того, что изображают приманку для всех громил в округе.

Они замолчали и пошли вниз, к ручью.

Глава 6

Марго так волновалась, что с трудом удерживала дрожь, когда они с Малькольмом осторожно отворяли ворота за домом Международной Рабочей Ассоциации. Там шел оживленный концерт, и из окон струилась на улицу какая-то русская мелодия. Малькольм придержал створку, а Марго проскользнула в узкий, длинный переулок, ведущий в Датфилдз-ярд. Ученые из группы наблюдателей тихо шли следом, неся с собой записывающую и передающую аппаратуру для установки на месте предстоящего убийства Длинной Лиз Страйд. На этот раз их саквояжи были тяжелее обычного: Датфилдз-ярд был только первым из трех пунктов, где им предстояло разместить свои видеокамеры и микрофоны.

Пока Марго и Малькольм стояли на часах, члены группы прятали свои миниатюрные камеры в местах, где их не могла обнаружить полиция – часть у входа в переулок, а остальные по периметру двора. Марго то и дело поглядывала на окна полного людей зала, опасаясь, что кто-нибудь заметит их и захочет знать, что они здесь делают, однако все обошлось. Теперь Марго имела представление о том, как Потрошителю удавалось так часто совершать свои нападения в самом сердце многолюдных трущоб. Жители Уайт-чепла, подобно многим другим в любом другом перенаселенном городе, обращали внимание больше на свои собственные дела, боясь совать нос в соседские – особенно когда по улицам разгуливал сумасшедший убийца.

Марго с облегчением вздохнула только тогда, когда ученые наконец закончили возиться с оборудованием, и она смогла увести их обратно на улицу.

– Отлично, – негромко произнес Малькольм, осторожно закрывая скрипучую калитку. – Одно дело сделано. Теперь нам на Митр сквер, это сюда.

Малькольм возглавил процессию, и они направились к площади, которой только предстояло стать печально знаменитой. Марго и Шахди Фероз уже ходили туда две недели назад. Тогда, изучая место предстоящего убийства, они обратили внимание на то, что Потрошитель оставил свою жертву на виду у дома, где жил полисмен, и у синагоги. Сегодня Кэтрин Эддоуз предстояло прийти сюда и проститься здесь с жизнью. Марго поежилась в темноте и постаралась отогнать от себя воспоминания о жестоком убийстве ее собственной матери. Вместо этого она сосредоточила свое внимание на окружении, чем, собственно, ей и полагалось заниматься.

Главным впечатлением от ночного Уайтчепла была темнота – почти полная темнота, кое-где прерываемая пятнами ярко освещенных пабов, на свет которых словно ночные мотыльки слетались жители. Марго заподозрила даже, что тех привлекали не только джин или пиво, но еще и свет, греющий взгляд и душу, и ощущение безопасности. Они миновали целые городские кварталы, не встретив ни одного горящего газового фонаря; боковые улицы и переулки зияли в ночи черными жерлами пещер, населенных одному Богу известно кем. Из темноты до них доносились звуки: ночные шорохи, приглушенная ругань. Дети сотнями сновали под ногами, толпились в подъездах и на открытых лестничных площадках, провожая группу наблюдателей и их провожатых настороженными, голодными взглядами.

Пабы были набиты рабочим людом и оборванными женщинами, таскавшими с собой истощавших детишек. Все хлестали спиртное и разговаривали на повышенных тонах, раскрасневшись от винных паров. На улице у входа в пабы прогуливались другие женщины; они двигались без остановки, задерживаясь только у дверей, перемещаясь от одного паба к другому в поисках клиентов из “Британии”, “Принцессы Алисы”, “Городских Стрел”, “Альмы”, из “Королевских Погребов” и печально известных “Десяти Колоколов”, излюбленного рабочего места Мэри Келли.

По сравнению с этими улицами Коммершл-роуд потрясала. От того угла, на который вышли ученые, и до самого Майл-энд улица сияла ожерельем огней; ярко освещенных пабов и магазинов, у которых продолжали мерцать газовые фонари. Уличные проповедники вещали собравшимся вокруг них толпам народа. Бродячий стенд восковых фигур демонстрировал портреты последних жертв уайтчеплских убийств, и детвора, стискивая в грязных кулачках пенни, занимала очередь посмотреть на них. Торговец готовым платьем расхваливал свой товар толпе зевак, матросам из порта, глотавшим джин из горлышка и заигрывавшим с женщинами. Несмотря на поздний час, субботняя улица почти оглушила Марго своим шумом и толпами развлекающейся публики, которая надеялась забыть ужас, бродивший по темным соседним улицам.

Шахди Фероз тоже внимательно вглядывалась в улицы, пока они шли на запад, где Лондонский Сити граничил на Митр-сквер с Ист-Эндом. Марго пристроилась к ней.

– Неужели люди всегда так: делают вид, будто ничего не происходит?

Шахди встретилась с Марго взглядом, и между ее бровями обозначилась тонкая вертикальная линия.

– Ничего удивительного. В конце концов, со времени последнего убийства прошло уже две недели. Людям, у которых нет другого выбора, кроме как оставаться жить здесь, пытаются убедить себя в том, что кошмар уже миновал, а если это не выходит, они хотя бы напиваются и притворяются, что это так. Вы заметили, как пусты темные улицы? Напуганные люди тянутся к свету и шуму. – Она кивнула в сторону залитой огнями мостовой. – Они надеются, что в толпе опасность им не угрожает.

– Что ж, логично. Хотя все равно не помогает.

– Большинству поможет. Очень немногие из этих людей останутся бодрствовать между часом и двумя ночи, когда произойдут убийства. И даже проститутки стараются теперь вести себя осторожнее. – Она махнула по-восточному изящной рукой. – Они держатся освещенных пабов или церкви Святого Ботольфа. Марго поежилась.

– Бедняге Лиз не помог даже купленный нож.

– Не помог.

Они миновали конец Коммершл-роуд в месте, где она сливается с Эдгейтом, и свернули к Митр-сквер. Марго с Малькольмом снова дежурили у входов на маленькую городскую площадь, пока ученые устанавливали свое оборудование за временным забором, отгораживавшим стройку в одном из ее углов. У этого забора умрет Кэтрин Эддоуз. Марго напряженно вглядывалась в темноту переулка, известного как Черч-пэсседж. Нависавшее над ним здание превращало его в подобие туннеля, соединявшего площадь с оживленной улицей. Оттуда до нее доносились грубые мужские голоса, смех и пение. Женские голоса звучали то тихо, то вызывающе громко: это проститутки зазывали клиентов. В других голосах звучал страх – эти шептались об убийце и о том, как обезопасить себя и семью.

Большая часть ист-эндских женщин не занималась проституцией, равно как большинство мужчин – разбоем и кражами. Но и эти женщины не могли быть уверены в том, что убийца не нападет на “честных”. Боялись все, тем более что никто – и полиция в том числе – не имели ни малейшего представления о том, что толкает серийных убийц вроде Джеймса Мейбрика на преступления. Тем более, что толкало на это его неизвестного соучастника. Сегодня наблюдатели надеялись узнать, кто этот человек. Еще они надеялись узнать, кто из двоих является воинствующим антисемитом.

Стоило им установить камеры и микрофоны на место, как Малькольм повел свой маленький отряд дальше, обратно на северо-восток, через Хаундздич, мимо Миддл-секс-стрит, по Гульстон-стрит к печально известной в будущем лестнице Образцовых Домов Уэнтворт. В этом многоквартирном доме проживало множество жильцов, так что здесь установка оборудования была значительно более опасным делом. Малькольм проскользнул по темной лестнице вверх и стоял там на страже, пока инспектор Конрой Мелвин в одиночку устанавливал в углу площадки крошечную, размером с пуговицу, камеру и передатчик. Всплеск грубых голосов наверху заставил и полицейского из Верхнего Времени, и Малькольма чуть не бегом спуститься вниз, на улицу.

– Успел, – прохрипел Мелвин срывающимся голосом.

– В таком случае немедленно уходим, – решительно скомандовал Малькольм, оглядываясь на вывалившуюся с лестницы оживленную компанию мужчин и женщин. Их ожесточенная перепалка угрожала в любое мгновение перерасти в драку.

– Идет, – кивнул Мелвин, и они торопливым шагом вернулись на Миддлсекс-стрит.

Часы на одной из здешних пивоварен – Марго не определила, какой именно, – пробили час. Полночь. Час до первого убийства и еще сорок минут до второго… Соблюдая полное молчание, группа наблюдателей направилась в сторону Лиденхолл-стрит, к Британскому Банку, где их поджидал экипаж из Сполдергейта. Напоследок Марго оглянулась на лабиринт темных переулков, охотничьи угодья Потрошителя, и с трудом удержалась от дрожи.

Джек-Потрошитель уже отослал свое первое письмо.

Завтра утром “Дейли ньюс” опубликует его.

* * *

Скитер спустился в русло пересохшего ручья, чуть отстав от Кита. Прежде чем кто-либо из них успел окликнуть оборонявшихся, Паула испустила восторженный вопль. Она вынырнула из-за здоровенного валуна, служившего ей укрытием, и бросилась прямо Киту в объятия.

– Боже, Кит Карсон! В жизни так никому не радовалась! И Скитер Джексон!

– Что случилось? – оборвал ее Кит, вытаскивая из кармана чистую бандану, которой Паула немедленно вытерла глаза.

Проводник сплюнул сквозь зубы.

– Эти сволочи напали на нас из засады, когда у Паулы расковался конь. Я пытался поправить дело, и тут они начали в нас стрелять.

– Значит, вы не догнали Джоя Тайролина? – резко спросил Кит.

Паула покачала головой:

– Нет. Да и не догнали бы. Мы с мистером Самюэльсоном возвращались с плохими новостями.

– Этот маленький сукин сын и его носильщик, получается, эмигрировали с нашей помощью! – буркнул Самюэльсон. – Прежде чем мы успели догнать их, они прыгнули на поезд и смылись на восток. Погонщики и остальные гиды пытаются выследить их, но они купили билет до Чикаго, так что могут соскочить с поезда на любой остановке отсюда до Иллинойса. Или, наоборот, ехать до конца, пересесть в Чикаго и доехать до Восточного побережья.

Пока Скитер упражнялся в любимых ругательствах, Кит ввел Паулу в курс событий. Сид Кедермен и Курт Майнрад подогнали лошадей, а Самюэльсон наконец перековал несчастную лошадь Паулы. Скитер злобно пнул ногой комок грязи.

– Класс. Что дальше, Кит?

Морщинистый разведчик сдвинул шляпу на затылок.

– Будем держать военный совет.

Более продуктивных идей у Скитера не нашлось.

* * *

Доминика Нозетт была так возбуждена, что ей не стоялось на месте. Наконец-то! Джон Лахли и Джеймс Мейбрик вдвоем на одной улице! Ночь выдалась ветреная, полная моросящего дождя и внезапных порывов ветра, захлестывавших мокрый подол платья вокруг ног и хлопавших полями шляпки по ушам, но Доминика почти не замечала этого. Ее крошечная видеокамера пряталась в волосах у правого уха, надежно скрытая от посторонних взглядов полями шляпки. Объектив фиксировал все, находящееся перед ее глазами, а инфракрасная оптика могла записывать изображение даже в самых темных переулках. Сам инфракрасный фонарь находился в искусственной ягодке на шляпе, и подсветка включалась кнопкой в кармане. Последние пять минут она не отпускала ее, держа в поле зрения двух мужчин, вполголоса совещавшихся о чем-то в тусклом свете газового фонаря, одного из немногих в Ист-Энде. Направленный микрофон в шляпке улавливал их разговор и передавал его на миниатюрный наушник.

– Баба живет в этом доме, – произнес голос Лахли в наушнике. – Ее зовут Эддоуз, Кэт Эддоуз, грязная шлюха.

– Я хочу ее, Джон, – отвечал голос Мейбрика, задыхающийся от возбуждения. – Я хочу вспороть ее…

– Только после того, как я получу мои письма.

– Ну конечно…

Теперь Доминика знала наконец, что содержалось в тех бесценных письмах, которые искал Джон Лахли. Ей с Пендергастом удалось сделать фотокопию письма, находившегося у Длинной Лиз Страйд – теперь-то ей было совершенно ясно, почему Джон Лахли преследовал и убивал всех этих женщин. Внук самой королевы был неразборчив в связях. Очень неразборчив. Развлекался с мужчинами-проститутками. В случае, если доказательства этой неразборчивости попали бы не тому, кому нужно, на карьере Эдди можно было бы поставить крест. Возможно, ему грозила даже тюрьма. А Джону Лахли, как духовному наставнику Эдди, пришел бы конец. Классические мотив и реакция. За исключением, конечно, того, что Лахли – явный психопат, использовавший другого психопата в качестве орудия для ликвидации всех свидетелей.

Бедная Кэт Эддоуз. Она и ее любовник только в пятницу вернулись в Лондон из Кента, со сбора хмеля, и Доминика с Гаем засняли ее возвращение.

– Я сниму комнату над смотрителем ночлежки, что по Шу-лейн, – говорила Эддоуз своему сожителю, Келли. – Мы расстаемся ненадолго. Отдыхай покуда, да смотри, не запускай этот свой кашель.

Доминика последовала за ней до Шу-лейн и засняла ее полный надежд разговор со смотрителем.

– О, будут у меня денежки, будьте спокойны. Я знаю, кто таков этот Уайтчеплский убийца, вон как. Вот и получу ту премию, что газеты обещали!

Но если Кэт Эддоуз и знала это, она ничего не предпринимала. Она не связалась ни с полицией, ни с газетчиками, предлагавшими награды вплоть до сотни фунтов – несметное состояние для таких, как Кэтрин Эддоуз. Она сторонилась констеблей, боялась репортеров, как обычно, побиралась на улицах, пропивала все, что зарабатывала, торгуя собой, и пугливо шарахалась от теней, явно пытаясь залить спиртным свой страх. А может, она пыталась взбодриться, чтобы действовать. Доминике даже сделалось жаль ее при мысли о том, что та слишком напугана, чтобы просто пойти и сказать: “Эй, послушайте, у меня тут в кармане письмо от королевского внучка, и мне кажется, он и есть ваш убийца…"

Сам принц Альберт Виктор, разумеется, находился далеко отсюда, в Шотландии, с бабкой, и это давало ему железное алиби относительно убийств Страйд и Эддоуз. Доминика сомневалась, что принц вообще знает о том, что делает Лахли, хотя, конечно, он мог и догадываться. Возможно, именно поэтому он и удрал в Шотландию, оставив своего духовного наставника в Лондоне.

Вечером 30 сентября Доминика и Гай шли за Лахли от самого его дома на Кливленд-стрит, но затем, на людных улицах Уоппинга, потеряли его на целый час.

– Где его черти носят? – ворчал Гай Пендергаст, хмурясь все сильнее по мере того, как над лондонскими крышами сгущались сумерки.

– А где они его носят каждый раз? Где бы это ни было, я хочу это выяснить!

– Для этого, крошка, нам нужно снова его найти. Ну конечно, мы можем просто дождаться его в Датфилдз-ярде.

– Я собираюсь заснять все его действия в этот вечер, а не только это! Ладно, пойдем в ночлежку Катарины, – решила Доминика. – Не может же он не вынырнуть там?

Так, собственно, все и вышло: прождав черт-те сколько времени, они увидели наконец и его, и Джеймса Мей-брика.

– Первой, если получится, найдем Эддоуз, – буркнул Лахли, и уловленный электроникой голос его прошелестел в ухе у Доминики. – Ее слишком опасно оставлять и дальше разгуливать по улицам.

Лахли с Мейбриком двинулись дальше, задерживаясь у каждого питейного заведения в поисках обреченной Кэт Эддоуз. Доминика, разумеется, прекрасно знала, где в это время находится Эддоуз – во всяком случае, где она будет в восемь вечера. Совершенно случайно Лахли наткнулся на нее как раз вовремя, чтобы увидеть, что случилось на Олд-гейт-Хай-стрит. Разинув рот, не веря своим глазам, смотрел он в ярости на то, как двое констеблей арестовывают женщину, возможности убить которую он дожидался целых две недели.

Кэтрин Эддоуз была пьяна. Так пьяна, что едва держалась на ногах. Она то ревела как пожарная сирена, то хихикала как девица вчетверо моложе ее настоящего возраста. Сорокашестилетнюю тетку волокли в Бишопсгейтское отделение полиции с письмами в кармане – письмами, которые могли разрушить все, ради чего Лахли трудился, ради чего убивал. Один вид этого зрелища едва не свел его с ума. Он стоял напротив полицейского участка, хоронясь в тени, намокая под моросящим дождем и до боли в кистях стискивая кулаки. Убийственное выражение, появившееся на его лице, на мгновение совершенно потрясло Доминику. Он шагнул ближе к Мейбрику, и от слов, которые он прошипел тому на ухо, по ее спине побежали мурашки:

– Они не будут держать ее здесь до бесконечности, будь она проклята! И если она покажет им эти письма, я подожгу весь этот чертов участок, взорву под ним газ! – Нервным движением он сдвинул черную вязаную шапку ниже на лицо, так что его теперь не различала даже камера Доминики. – Ладно, тогда мы найдем сначала Страйд, проследим, как остальных, подождем, пока она напьется, набросимся и отнимем мои письма. А потом можете делать с ней все, что угодно.

– Ага…

– Вы помните условное слово, Джеймс, о котором мы договорились, если кто-нибудь наткнется на нас, пока мы заняты делом?

– Да, да, – отозвался Мейбрик голосом, хриплым от нетерпения. – Если вы увидите кого, вы крикнете: “Липский!”, и я тоже, если увижу кого.

Липский… Имя отравителя, злодеяние которого год назад всколыхнуло на этих улицах волну антисемитизма. Эта ненависть оказалась до противного живуча и только сильнее разгорелась после убийств Потрошителя. Джон Лахли и Джеймс Мейбрик сознательно подливали масла в этот огонь, уводя полицию еще дальше со следа. Каждый, кто услышит это слово, автоматически решит, что это кричит убийца-иноземец, еврей. Условного сигнала тревоги в этом слове никто и не заподозрит.

Эти двое чертовски хитры. Неудивительно, что полиция так и не изловила Потрошителя. Да и как она могла это сделать, если за ней следило две пары настороженных глаз, готовых чуть что подать условный сигнал? Да, это чертовски хитроумная шайка, но не ровня Доминике Нозетт. Она улыбнулась сама себе, когда они вернулись на Флауэр-энд-Дин-стрит, направляясь на этот раз к дому номер 32 в поисках Элизабет Страйд. И на этот раз они попали точно по назначению. Дверь на кухню отворилась, выпустив в дождливую ночь немного света и тепла, и в проеме показалась Элизабет Страйд. Она задержалась в дверях, разговаривая с кем-то на кухне.

– Глянь-кось, Томас, дружок, а у меня шестипенсовый есть! Пойду пропущу рюмочку и вернусь! – Длинная Лиз весело выплыла из дверей, хихикая себе под нос. Она прошла совсем рядом с прятавшимися в темноте Лахли и Мейбриком. – Вернусь я, вернусь, да только не раньше, чем подцеплю какого веселого валлийца! – Она громко рассмеялась этой своей мысли и поспешила в направлении Коммершл-роуд, где в такую ночь должно было найтись в достатке клиентов.

Стоявшая в тени еще глубже, Доминика Нозетт подождала, пока Джеймс Мейбрик и Джон Лахли пустятся в погоню за Лиз. Они шли не спеша, почти бесшумно – должно быть, оба носили обувь на резиновой подошве. Сама она об этом не догадалась и теперь выругала себя за беспечность. Обычно она носила на дела вроде этого легкие кроссовки, но в викторианском Лондоне такая обувь неминуемо привлекла бы внимание. Впрочем, сейчас она все равно не могла уже ничего с этим поделать.

С отчаянно бьющимся сердцем Доминика дождалась, пока оба не отойдут подальше, потом подобрала подол, шагнула на мокрую от дождя мостовую и бросила взгляд на противоположную сторону улицы. Гай Пендергаст вышел из другой такой же темной подворотни. Они переглянулись, Доминика улыбнулась и двинулась за убийцами. Вот она, главная журналистская удача всей ее жизни!

* * *

Военный совет продлился недолго. Несмотря на настойчивое желание Скитера идти по следу Маркуса столько, сколько получится, приходилось брать в расчет и другие соображения, не последним из которых являлось подозрительное отсутствие в отряде Ноа Армстро Джины Кеддрик.

– Их багаж был недостаточно тяжел, чтобы в нем кто-то прятался, – хмуро сообщил проводник Паулы, Вилли Самюэльсон. – Мы приплатили станционному смотрителю, и тот рассказал нам все, что смог вспомнить. Он сказал, что их сундуки, должно быть, почти пусты, так мало они весили.

– Из чего следует, что Джины Кеддрик с самого начала с ними не было, – вздохнул Кит. Он стащил шляпу и вытер лоб рукавом. – Как мне ни тошно в этом признаваться, похоже, Ноа Армстро обвел нас вокруг пальца. Я предлагаю бросить Армстро и его носильщика. Джина или мертва, или ее никогда не было с Армстро.

– Вы хотите сказать, – спросил Кедермен, лицо которого медленно багровело от ярости, – что этот маленький ублюдок намеренно послал нас по ложному следу?

Кит покосился на детектива.

– Будь вы вожаком террористов, спасающим свою шкуру от властей Верхнего Времени, висящих у вас на хвосте, разве не пытались бы вы навести их на ложный след? Не забывайте, Юлий был переодет девушкой, то есть служил приманкой для тех, кто собирался преследовать Армстро. Имена Касси Ковентина и Джой Тайролин тоже давно уже не давали мне покоя. Нам полагалось следовать за Армстро – возможно, для того, чтобы Джина Кеддрик и Йанира Кассондра могли тихо ускользнуть куда-то еще.

Кедермен чуть слышно выругался.

– Ладно, это выглядит достаточно логично. Но куда, черт побери?

Ответа на этот вопрос не знал никто. Скитер почесал загривок.

– Не хочется даже думать о том, как мы скажем сенатору, что Армстро нас провел. Иисусе, только этого нам как раз и не хватало. Беспорядки по всей станции, и еще этот козел Бенни Катлин в Лондоне пропал…

– Бенни Катлин? – эхом переспросила Паула Букер, удивленно глядя на него. – Ты хочешь сказать, это славное дитя пропало?

Кит посмотрел на нее в упор.

– Ты знаешь Бенни Катлина ?

Паула даже зажмурилась, так все разом уставились на нее.

– Ну да. Я хочу сказать, не каждый же день имплантируешь бакенбарды девушке.

Нижняя челюсть Кита медленно поползла вниз. Сид Кедермен, забывшись, схватил ее за руку.

– Что вы сказали?

– Уберите руки! – огрызнулась Паула и рывком высвободилась.

Кедермен покраснел и извинился. Она пожала плечами, потерла бицепс и посмотрела на Кита.

– Насколько я понимаю, вы не знали, что Бенни Катлин на самом деле девушка? Она сказала мне, что желает путешествовать в мужском гриме. Мол, не хочет испытывать в Лондоне неудобств, связанных с полом. Вообще-то это не такая уж редкость, просто мне никогда еще не приходилось имплантировать бакенбарды такой хорошенькой девушке.

– Боже мой! – Скитер постарался вспомнить лицо на сенаторских фотографиях, сравнил его с тем, которое видел, и сравнение это заставило его вздрогнуть. – Бенни Катлин – это Джина!

Сид Кедермен выругался голосом, заставившим привязанных поблизости лошадей испуганно прижать уши.

– Срань господня! Армстро снова наколол нас! Этот вонючий негодяй приказал своим людям тащить ее в Лондон…

– Угу, – согласился Скитер. – Но как они достали билеты? На Британские их распродали еще год назад!

– Джина и ее приятель, должно быть, купили билеты у спекулянта в Верхнем Времени, – медленно произнес Кит. – Год назад, когда они решили отправиться в Нижнее Время. Тогда на черном рынке было полным-полно билетов на Потрошительские Туры.

Скитер застонал.

– Сенатор говорил, она хотела снимать исторические фильмы. Должно быть, она затеяла запечатлеть на пленку ужас, охвативший Лондон после Потрошительских убийств.

– Ага. А вместо этого получила ужасы “Ансар-Меджлиса”. – Кит почесал щетину на подбородке. – Нам придется вернуться на ВВ-восемьдесят шесть. Переночуем здесь, а завтра с утра двинемся обратно. Боюсь, нам придется гнать во весь опор, чтобы успеть в Денвер к открытию Врат. Как, сможете угнаться? – Он посмотрел на Паулу и Кедермена.

Паула Букер решительно сжала губы.

– Сдюжу. Меньше всего мне хотелось бы остаться здесь. На этот год с меня отпуска более чем достаточно. Кит перевел взгляд на Кедермена.

– Я бы предложил вам принять болеутоляющее от крепатуры мышц, иначе нам придется оставить вас здесь.

– Я приму таблетки, – буркнул Кедермен. – А когда все это закончится, ноги моей не будет ни за одними Вратами! Ненавижу эту гадость!

– Что ж, ничего не имею против, – шепнул Скитер себе под нос.

Стальной взгляд Кита задержался на Скитере.

– Что ж, Джексон, похоже, ты все-таки попадешь в Лондон.

– Класс! – вздохнул Скитер. – Джек-Потрошитель и “Ансар-Меджлис”. Всю жизнь мечтал. Кто-нибудь хочет поспорить на то, что скажет сенатор, когда узнает обо всем этом?

Желающих не нашлось.

Глава 7

Охота кипела в крови у Джеймса Мейбрика жгучим огнем, потушить который могла только красная жижа на руках. Дикая ночь, моросящий дождь и пронизывающий холодный ветер обращались к бушующим у него в душе демонам. Они дразнили их, заигрывали с ними до тех пор, пока те не пустились босиком в пляс по адскому пламени. Она заплатит! Господом Богом клянусь, эта сука за все заплатит, она и ее сучий господин, оба! Весь Лондон знает теперь мою работу, и она дрожит от страха, когда люди говорят о делах сэра Джима. Скоро, скоро я дам ей то, что другим давал, шлюхам гадким.., и мой нож напьется ее сучьей крови… Может, я возьму ее перед тем, как взрезать, и пусть ее сучий господин смотрит, а потом порежу обоих, будь они прокляты!

Джеймс Мейбрик воскресил в памяти лицо своей хорошенькой, глупой жены, которая снова и снова изменяла ему с тем дурнем, Брирли. Он вызвал воспоминания об ужасе на лице той жалкой проститутки из Манчестера и о еще более восхитительном ужасе Полли Николз и Энни Чапмен здесь, в Лондоне, представил себе этот ужас на пустом личике своей жены.., и ухмыльнулся, глядя на то, как его наставник нагоняет уличную шлюху, избранную следующей жертвой Мейбрика. Кровь молотом стучала в висках.

Он усмехнулся себе в усы при мысли о столичной полиции. Как они вообще могут поймать кого-то, не говоря уж о нем, сэре Джиме и его личном божестве! Сильнодействующее снадобье, которое давал ему Лахли каждый раз, когда он приезжал в Лондон, делало Джеймса абсолютно непобедимым, сильным и таким уверенным в себе, каким никогда он не был за все пятьдесят лет жизни. Полицейские кретины, а этот Эбберлайн еще глупее прочих, так что куда им поймать Джеймса и его наставника, знакомых с этими улицами не хуже любой из крыс, что прячутся в сточных решетках. Столько констеблей да сыщиков, и все тратят время на то, чтобы найти, какого бы еврея инородного повесить!

Эта игра приводила его в восторг. Тот кожаный фартук, что он оставил в корыте рядом с Энни Чапмен, – отменная улика. Это послало идиотов из уайтчеплского отдела “Эйч” искать совсем не там, где нужно. Они ведь уже даже арестовали кого-то из-за этого славного фартука, правда! Грязного еврейского башмачника, на которого им так отчаянно хотелось повесить всю вину. Эх, жаль, у него оказалось алиби, да еще твердое. Ну да они и так бы недолго еще верили в его вину – после того, как других грязных потаскух постигнет кара, взрежет его славный, блестящий нож. Нет, они не стали бы держать мистера Пицера до бесконечности, уж не после сегодняшней ночи, это точно. Завтра весь Лондон будет трястись в страхе от того, что сделает он. Он и Джон Лахли. Один хитрый торговец хлопком из Ливерпуля и доктор оккультной медицины из Лондонского Сохо, они покажут всем, какие все дураки…

Дождь продолжал сыпаться с грязного неба, черного и холодного как зимняя копоть. Шлюха, за которой они шли вот уже скоро два часа, была грязной иноземкой. Лахли все про нее рассказал Мейбрику. Время от времени она ходила побираться в шведскую приходскую церковь, рассказывая людям байки про своих несуществующих мужа и детей. Якобы она потеряла их десять лет назад, когда пассажирский пароход “Принцесса Алиса” столкнулся на Темзе с грузовым “Байуэлл-Кастл”. Тогда погибло несколько сотен человек. Ненавязчивые, но достаточно дотошные расспросы Лахли открыли, что настоящий муж этой сучки умер от сердечного приступа всего четыре года назад, в 1884 году, а вовсе не при знаменитом столкновении. Что же до детей, то их у нее не было вообще.

Единственное, что немного насторожило Мейбрика, – это племянник Лиз Страйд, точнее, покойного Джона Страйда. Этот племянник, как выяснилось, служил в чертовой полиции Столичного округа. Впрочем, это не особенно тревожило Джеймса. Племянничек явно не слишком заботился о своей тетке, раз она жила в Уайтчепле, прибиралась за евреями, стирала им белье и продавала себя любому мужчине, который соглашался на это. Надо бы не забыть оставить на улице какую-нибудь хитрую улику, указывающую на этих грязных евреев. Ничего, он постарается. Не забыл же он захватить свой мелок, верно?

Но он не будет писать ничего такого, пока его нож не напьется досыта.

Застав Кэтрин Эддоуз в момент ареста за пьяное поведение на улице, они потратили несколько часов, обходя паб за пабом следом за Страйд, и наконец нагнали ее на Сеттлз-стрит, у питейного заведения " – Бриклейерс-Армз”. Было уже около одиннадцати вечера. Увы, они обнаружили ее в обществе невысокого, хорошо одетого мужчины, которого она со смехом называла Ллевеллином. Валлиец! Менбрик, бросил взгляд на Лахли, который пристально наблюдал за этой парочкой из тени.

Потаскуха и ее валлиец стояли в дверях паба, ожидая, пока дождь стихнет хоть немного. Клиент вел себя нетерпеливо: он целовал ее и вообще держался как какой-нибудь матрос, а не респектабельный торговец, каковым, несомненно, являлся. Возможно, какой-нибудь торгаш из Кардиффа – приехал в Лондон по делу и слоняется по Ист-Энду, где мужчина может получить все, что захочет, за стакан дешевого джина.

Двое работяг, тоже прячась от дождя, заказали себе пива и с любопытством наблюдали за чудаками в дверях. Один узнал ее и толкнул второго локтем.

– Эй, Лиз, тащи своего дружка сюда, выпьем, а?

Высокая женщина со смехом оглянулась, потом шепнула что-то своему клиенту. Тот мотнул головой: его гораздо более занимали ее бедра под драповым пальто. Мужчина, пригласивший их, понимающе фыркнул. Его приятель тоже окликнул их, перекрикивая царивший в пабе шум.

– Держи ухо востро, Лиз, покуда этот Кожаный Фартук до тебя не добрался!

Ответом на это предостережение был дружный смех: спутник Лиз явно не принадлежал к евреям – выходцам из Восточной Европы. Он и в Лондоне-то наверняка был совсем недавно, так что не понял смысла шутки. Джеймс Мейбрик довольно ухмыльнулся в свой стакан пива. Кожаный Фартук, вот это и впрямь славная шутка вышла! А ведь откуда им знать, что Кожаный Фартук сидит аккурат здесь и смотрит на них, ждет, покуда этот ублюдок кончит свое дело, чтоб сэр Джим занялся своим. Правда, ее прелести мало волновали сэра Джима. Не за этим он сюда пришел. Сэр Джим может поиметь шлюху всякий раз, как захочет – для этого ему достаточно просто переспать со своей женой.

Вскоре после одиннадцати Лиз Страйд и ее нетерпеливый валлиец вышли из “Бриклейерс-Армз” в дождливую ночь и направились в укромное место, каковым оказалась темная лестница на Гульстон-стрит. Из своего укрытия у подножия лестницы Мейбрик слышал, как она просит мужчину прочитать ей письмо, что лежит у нее в кармане.

– Прочесть тебе письмо? – прохрипел он: пока она задавала ему свой вопрос, он явно занимался своим делом. – Ты что, спятила?

– Оно на валлийском. Мужчина фыркнул.

– Я не затем приехал в Лондон, чтобы читать чужие письма. Да к тому же читать по-валлийски могут только босяки. Боже правый, женщина, если валлиец хочет избавиться от несправедливости быть валлийцем, ему лучше забыть все, что есть в нем валлийского. К черту черный хлеб, к черту валлийский язык, к черту все. Бог мой, женщина, да не дергайся же, я еще не кончил!

Джеймс Мейбрик, низко нахлобучивший шляпу на лоб от дождя и ветра, снова улыбнулся в усы. Клиент Длинной Лиз не знал этого, но его неумение читать на родном языке только что спасло ему жизнь. Элизабет Страйд явно не слишком обрадовалась тому, что чувство неполноценности у валлийца превратило его еще в большего английского сноба, чем большинство англичан.

Когда она наконец спустилась с лестницы, лицо ее опасно раскраснелось, и настроение тоже явно было не из лучших.

– Ну спасибо, миленок, – буркнула она, сунув в карман несколько монет.

Валлиец с озадаченным видом смотрел ей вслед.

– И что им, черт подери, этим бабам, нужно? Ладно, ну ее, где там моя гостиница?

Он огляделся по сторонам, жмурясь от хлеставшего в лицо дождя, и быстрым шагом двинулся в западном направлении.

В том, что нужно было Элизабет Страйд, не оставалось никаких сомнений. На протяжении следующих тридцати минут Джеймс Мейбрик и его наставник тенью следовали за ней по всему Ист-Энду, от Уайтчепла через Уоппинг и на восток, в Поплар – злачный квартал портовых игорных домов и питейных заведений. Поговаривали, что в свое время Длинная Лиз и ее покойный муж держали там вполне даже процветающую кофейную лавку. Именно здесь Страйд подцепила клиента – матросика, который вывалился из паба в компании нескольких своих товарищей, распевая жалостную песню о том, как он тоскует по родному Кардиффу. За четверть часа до полуночи она и ее моряк, молодой человек в укороченном черном плаще и белой матросской шапочке, тащились по Бернер-стрит обратно в Уайтчепл, где они задержались в подворотне дома номер 64, чтобы переждать вновь усилившийся дождь. Случайный прохожий покосился на целующуюся парочку, но не заметил ни Мейбрика, ни Лахли, стоявших в тени на противоположной стороне дороги.

– Да от тебя ничего окромя молитв не услышишь! – рассмеялся матрос, и смех его раскатился по всей Бернер-стрит. Прохожий свернул на Фэйрклу-стрит и скрылся из вида, и он склонился к самому уху Лиз. – Ну а сейчас как насчет этого.., самого? Дашь?

– Еще бы не дать, я и место укромное знаю. Тут, через улицу – Датфилдз-ярд, где раньше телеги делали. Там, миленок, в полночь никого не найти. Мистер Датфилд перенес свою мастерскую на Пинчин-стрит, а мешочная мануфактура на ночь закрыта. И там есть конюшня, сухая да пустая – телег-то нету.

– А!.. На слух здорово. Ну, давай, веди, ангел мой. Когда они показались из подворотни дома 64, штаны у матросика заметно топорщились спереди. Мейбрик сунул руку в карман, стиснул нож и задышал чаще. Датфилдз-ярд… Он знал это место. Лучше не придумать. Закрыто со всех сторон, только один вход, да и тот через узкий проулок длиной футов восемнадцать-двадцать. Он отгораживался от улицы деревянными воротами, по обе стороны от которых тянулись непрерывной цепочкой коттеджи рабочих с табачных фабрик, портных, и еще рабочий клуб, боковой фасад которого как раз выходил в проулок.

Там сейчас как раз проходил какой-то вечер. До Мейбрика доносились обрывки разговоров на полудюжине разных языков. Английском, русском, идише, французском, итальянском, еще каком-то славянском – должно быть, чешском или польском… Эти людишки со всей Европы собрались в этом задрипанном маленьком зале, чтобы разыгрывать здесь любительские спектакли или музыкальные концерты, не говоря уже о вздорных собраниях, на которые стекались все смутьяны Ист-Энда. Мейбрик презирал этих агитаторов с их бредовыми идеями насчет миссии рабочего класса и всего такого. Вот такие вот бунтовщики и разрушают Империю. Они да их шлюхи подрывают основы британской морали…

Элизабет Страйд, такая же инородка, как рабочие в клубе через улицу, развлекалась в Датфилдз-ярде. Интересно, читает ей сейчас ее матрос письмо или нет? Мейбрик погладил свой нож. Ему было наплевать на матроса, хотя и ему предстояло умереть, если он перевел письмо доктора Лахли этой поганой замарашке. Боже, ну они и развлекаются там! Он достал из кармана часы и вгляделся в циферблат в слабом свете окон рабочего клуба. Черт, уже почти половина первого! Он замерз, устал и промок, он протрясся в поезде из Ливерпуля целых пять мерзких часов, и им еще пришлось таскаться по всему этому проклятому Ист-Энду…

Скорее бы! Он раздраженно захлопнул крышку часов и резким движением сунул их в карман жилета. Нетерпение жгло его изнутри. Нынче вечером он уже готовился раз к удару, но из-за пьянства. Кэтрин Эддоуз все тогда сорвалось. Когда Страйд наконец показалась в воротах, Джеймс Мейбрик созрел для таких жестокостей, о каких раньше и не думал. Бог свидетель, как только Лахли получит свое письмо, он швырнет эту суку обратно в темный переулок, задушит ее, а потом будет кромсать, кромсать, пока не выплеснет всю злость…

– Жаль, что ничего не могу поделать с твоим письмом, милая, – говорил моряк, выходя вместе с ней на улицу. – Ну, имя-то я свое как-нибудь еще прочитаю, но не больше. В жизни в школу не ходил.

– Ну, ты-то в этом не виноват, – отвечала она, но голос у нее был при этом недовольный. Настроение у нее по сравнению с тем, что было после прощания с прошлым клиентом, явно не улучшилось. – Сдается мне, во всей Британии не найдется и одного валлийца, чтоб мог читать по-своему.

Моряк рассмеялся.

– Ну, раз так, поцелуй меня, и пойду-ка я, поищу своих, покуда они не забеспокоились.

Если бы Мейбрика не снедала жажда бить и резать, он расхохотался бы во весь голос. Бедная, грязная потаскуха: вот у нее в кармане лежит письмо, которое стоит королевских денег – буквально! – и она не может найти ни единой души, чтобы его перевести. Моряк смачно чмокнул ее на прощание и побрел в направлении Поплара и порта. Бурля от нетерпения, Мейбрик шагнул вперед, но тут же застыл, выругавшись про себя, когда молодой человек в темном плаще и охотничьей шапочке вышел из клуба, держа в руках завернутую в газету коробку размером примерно шесть на восемнадцать дюймов. Он шел быстро, и глаза его, судя по всему, не успели привыкнуть к темноте, поскольку он налетел прямо на Лиз.

– Ох, извините! – воскликнул он, с трудом удержав ее от падения. Произношение выдавало в нем иностранца.

– Ну вы меня и напугали, – выдохнула она, изобразив тем не менее на лице улыбку.

– Вы не ушиблись?

– Нет, ни капельки, правда. А вы, часом, не знаете здесь никого, кто бы читал по-валлийски?

Несмотря на явное удивление, молодой человек с сомнением покачал головой.

– Нет, боюсь, не знаю. Я сам – венгр, в Англии совсем недавно.

– О… Ну, раз так, может, проводите меня до дому, а? Это близко, а мне страшно, как этот маньяк разгуливает по улицам…

– Конечно, мадам.

Он проводил ее через улицу, как раз к месту, где прятался Мейбрик. Тот едва не сломал рукоять ножа, с такой силой он стиснул ее в кулаке, и вжался в темноту подъезда, в котором стоял. Боже правый, да неужели эта грязная шлюха даже на минуту не остается одна? Если она всю дорогу до своей ночлежки будет цепляться за этого чертова венгра, они так к ней и не подберутся! И тут новые шаги, простучавшие по булыжной мостовой, заставили Мейбрика вжаться в темноту еще глубже. Иисусе Христе, это же чертов констебль! С бешено колотящимся сердцем стоял он, окаменев, и смотрел на то, как констебль подходит к Страйд и ее венгру. Полицейский нахмурился и грозно пошевелил усами.

– Э, а ну давай, двигай отсюда, Лиз, нечего тебе здесь делать.

Лиз Страйд возмущенно вскинулась: алкоголь и усталость от ночных шатаний начали сказываться на ней.

– Не просила я джентльмена ничего такого! Он сам чуть не сбил меня, как из той двери вышел!

Венгр нервно помял в руках свою шапку, пробормотал что-то насчет дома и устремился по Бернер-стрит в направлении, противоположном тому, откуда появился констебль. Полисмен пожал плечами и двинулся дальше, оставив Страйд браниться ему вслед.

– Ну, на ночлег я по крайней мере набрала. Может, этот козел и не умеет читать, но уж денежки у него в кармане водятся, это точно. – Она вздохнула и побрела по Бернер-стрит, явно отказавшись на эту ночь от своих планов найти переводчика.

И наконец-то, Боже, наконец-то она осталась одна. Джон Лахли быстрым движением вынырнул из своего укрытия на противоположной стороне улицы и подошел к ней.

– Мадам? Я хотел сказать, мадам, я невольно подслушал ваш разговор. – Он говорил очень тихо, но Мейбрик, все чувства которого были напряжены как струна, слышал все до одного звуки вплоть до дыхания. – Вы говорили, вы ищете кого-нибудь, читающего по-валлийски?

Лиз Страйд удивленно застыла.

– По-валлийски? Ну да, искала. Он дотронулся до своей черной шапки и отвесил ей шутливый поклон.

– Так уж вышло, что я валлиец. Что там вы хотели прочитать?

В глазах ее вспыхнула жадность, и она потянулась к карману, но тут же тревожно застыла.

– Подслушали, говорите? – с опаской переспросила она. – И давно это вы слушали?

– Ну, мадам, совсем недолго. Ну, так вы хотите, чтобы я прочитал для вас это письмо или нет?

Она попятилась от него в сторону прохода в Датфилдз-ярд.

– Я не говорила, что это письмо.

Лицо Лахли вспыхнуло яростью. Ему так же не терпелось, как Мейбрику, возможно, даже больше – он-то ждал этого целых две недели, тогда как у Мейбрика были дела в Ливерпуле, и дети, и дом…

– Ну конечно же, письмо! Что еще это может быть? Ох, Бога ради, да давайте же сюда эту чертову штуку!

– Мне идти надо, меня вон в том пабе друг ждет, мне… Она сделала шаг в сторону, и терпение Лахли лопнуло. Он схватил ее за руку и потащил в переулок.

– Гони письмо, шлюха вонючая! – Она попыталась вырваться, и Лахли ударом сбил ее в грязь. Лиз успела негромко взвизгнуть, потом еще дважды. Она пыталась подняться на ноги, роясь зачем-то в кармане. Мейбрик с бешено бьющимся сердцем схватил свой нож и совсем было собрался выйти из укрытия, когда услышал приближающиеся шаги и шепотом выругался. Вместо ножа он достал свою трубку, раскурил ее трясущимися руками, и тут Лахли оглянулся.

– Липский! – вырвался у Лахли тревожный выкрик, заставивший приближавшегося невысокого, темного человечка обернуться. И так собиравшийся перейти на другую сторону улицы, чтобы избежать потасовки у ворот, бородатый мужчина, судя по одежде, еврей, засеменил ногами еще быстрее. Мейбрик шагнул к нему – новая помеха разъярила его до такой степени, что он готов был изрезать в клочки кого угодно, оказавшегося на его пути. Еврей бросился бежать, и Мейбрик побежал за ним. Так он преследовал его до самого железнодорожного моста, когда до него дошло наконец, что Лахли в Датфилдз-ярде уже отнимает свое письмо. Не за тем он, Мейбрик, приехал сюда, чтобы гоняться за проклятыми, мешающимися под ногами евреями, не для того он провел всю эту вонючую ночь под дождем.

Мейбрик развернулся и поспешил обратно в переулок. Лахли и правда уже достал из кармана потаскухи свое письмо. Он прижимал ее спиной к воротам, одной рукой сдавливая ей горло, чтобы она не могла вздохнуть, не то что закричать. Убийственная ярость исказила его лицо, а смертельный ужас – ее. Глаза ее выпучились при виде подбежавшего Мейбрика, и лицо осветилось отчаянной надеждой…

– Не на улице! – прошипел Мейбрик, остановившись. – Этот чертов констебль может вернуться в любую минуту! Оттащим ее в Датфилдз-ярд…

Подушив ее для верности еще немного, они отволокли Элизабет Страйд обратно в темноту. Она отбивалась из всех сил, что оставались в ее костлявом теле, и это сильно тормозило их. Задыхаясь, Лахли наконец швырнул ее спиной о кирпичную стену и прижал ее одной рукой за грудь, второй – за горло. На всякий случай Мейбрик зажимал ей рот рукой в перчатке: ее хрип мог привлечь внимание людей в зале, окна которого выходили во двор прямо над ними.

– Я хочу ее! – прошипел Мейбрик.

– Когда я с ней покончу, черт подери! – Голос Лахли срывался от злости и натуги. Она еще билась, но уже слабее; сознание покидало ее. Дрожа от желания, Мейбрик достал свой нож. Наконец она стихла, только в горле раздавался еще слабый хрип. Лахли уложил ее в грязь. – Надо сделать так, чтобы казалось, будто она зашла сюда трахаться, – пробормотал он едва слышным шепотом. Мейбрик слышал, как доктор шарит по ее карманам. – Ага.., это здорово, пакетик “Качу”…

А… Мейбрик улыбнулся. Пилюли, которые сосут курильщики для свежего дыхания. Когда констебли найдут ее, они подумают, она достала их пожевать перед тем, как обслужить клиента. Им ни за что не догадаться, что ее задушили и зарезали ради письма, которое Лахли прятал в карман своего плаща. Вдруг Лахли выругался.

– Боже! Эта сучка носила в кармане нож! – Он выпрямился, держа в руке короткий, но, судя по виду, острый нож. В темноте Мейбрик мог разглядеть только блестящее лезвие. – Чертова сука! Ладно, – прошипел наконец доктор. – Она ваша. Только быстрее!

– Дайте мне ее нож! – прохрипел Мейбрик. Он взрежет ее же собственным вонючим ножом! Лахли передал нож, и Мейбрик склонился над телом. Какое наслаждение он испытал, когда первым ударом перерезал ей горло! Он взялся за ее юбки, чтобы взрезать ей живот…

…и ворота в конце переулка заскрипели, открываясь.

Конские копыта зацокали по булыжнику, направляясь прямо к ним. Мейбрик распрямился так быстро, что у него закружилась голова. Лахли схватил его за руку и потащил в глубь двора, к конюшне. Сердце Мейбрика вдруг сделалось тяжелым и неповоротливым от страха. Горячая кровь капала с его дрожавших рук. Во двор въезжала чья-то телега.

Боже праведный, нас же повесят из-за этой проклятой шлюхи!

Лошадь почти наступила на распластанное тело. В самый последний момент она фыркнула и дернулась в сторону, явно унюхав запах крови.

– Какой бес в тебя вселился? – буркнул мужской голос с хорошо заметным акцентом. – Вот я тебя кнутом… Э, да здесь на земле что-то… – Слышно было, как человек склонился с телеги и потыкал в темноту кнутовищем. – Кто это еще? Ты что, пьяна? Вставай, не мешай проезду… – Голос вдруг сделался неуверенным. – Может, ей худо? – Возчик соскочил с телеги и поспешил по переулку назад, на улицу. – Пойду, позову на помощь, принесу фонарь. Темно здесь, как…

Ох, Боже, он уходит!

– Живо! – прошипел ему на ухо голос Лахли. Мейбрик не стал дожидаться второго приглашения. На подгибающихся ногах они бесшумно выскользнули со двора. Слава Богу, Лахли догадался обувать башмаки на резиновой подошве, когда они начинали все это дело, иначе их шаги наверняка бы услышали. Ему до сих пор не верилось, что им удалось бежать. Он сунул оба ножа в карманы своего плаща, и они зашагали вниз по Бернер-стрит, пока кучер телеги стучался в дверь шумного рабочего клуба у них за спиной.

– Что там, Димшульц? – донесся до них мужской голос.

– Там, во дворе, какая-то женщина лежит. Достань фонарь…

Димшульц! Имя мгновенно всколыхнуло Мейбрика. Еще один вонючий еврей! Он выследит этого ублюдка, точно выследит! Перережет его проклятую глотку – как он посмел помешать им? Он едва горло ей успел перерезать, ничего больше, черт подрал!

– Держите руки в карманах! – прошипел Лахли. – Они у вас все в крови. Нам нужно как можно быстрее уйти в подземелье.

– Но я же даже выпотрошить ее не успел! В глазах его наставника вспыхнула ярость.

– Плевать я, черт возьми, хотел на то, что вы успели или не успели! Псих несчастный, нас ведь едва не поймали! Четверти часа не пройдет, как весь Ист-Энд будет кишмя кишеть констеблями! – Лицо Лахли сделалось пепельно-серым.

– Я знаю, что нас чуть не поймали, черт подери! – прошипел в ответ Мейбрик, которого продолжала жечь неутоленная ненависть. – Но ведь не поймали, нет? И чертовы копы будут искать не нас двоих, а одного человека. Вонючего еврея-иноземца, разгуливающего в одиночку!

Лахли немного перевел дух; челюсть его, судорожно выдвинутая вперед от злости, вернулась в нормальное положение.

– Верно. Ладно, раз так, идем дальше, вдвоем. А что, уже дружкам принять нельзя, раз суббота-то? Хлопнули по маленькой, вот, идем добавить, а че, нельзя?

Мейбрик даже зажмурился от удивления. Такой точной имитации кокни ему слышать еще не доводилось.

– Боже праведный! Так вы и правда жили на этих улицах, да? А я-то, дурак, не верил…

– Конечно, жил, болван! – прошипел Лахли, немного убавив шаг. – Откуда, как вы думаете, я, дьявол подери, так хорошо знаю здешнюю канализацию?

– О, ну, я как-то не подумал…

– Заткнитесь, Джеймс, Бога ради, да заткнитесь же, черт подери!

Мейбрик хотел было возразить, но взгляд Лахли ясно говорил, что доктор не желает новых неприятностей, даже от него. Дальше он шагал молча. Кровь на его руках подсыхала и становилась липкой. Когда они проходили сточную канаву с застоявшейся в ней водой, он задержался, оглядел улицу в оба конца – пуста! – и, наклонившись, сполоснул руки и нож этой потаскухи. Лезвие было липким от крови его владелицы. Руки все еще дрожали немного, когда Мейбрик стряхнул с него грязную воду и сунул в другой карман, чтобы не путать со своим, более длинным ножом. Руки ему, правда, все равно пришлось спрятать в карманах из-за крови на белых манжетах.

– Надо как можно быстрее уйти из Уайтчепла, – буркнул Лахли, уверенно шагая на запад. – Забудьте пока и думать про свою квартиру в Миддлсексе. Если будет расследование, этот чертов еврей с Бернер-стрит в два счета опознает нас констеблям. Я хочу оказаться вне юрисдикции Столичного округа, и побыстрее.

Они шли уже по Коммершл-роуд и быстро приближались к тому месту, где она делает резкий поворот на север, чтобы стать Коммершл-стрит. Стоило им миновать Миддл-секс-стрит и Майнориз, пройти по Олдгейту – и они оказались бы в Лондонском Сити с его собственным лорд-мэром, собственными властями и – о да, улыбнулся Мейбрик, Лахли действительно голова! – собственной полицией. Проходя по темному, грязному переулку, они едва не споткнулись о пьяного, храпевшего в сточной канаве. Лахли задержался, огляделся по сторонам, потом нагнулся и отволок пьяного моряка глубже в переулок.

– Да не стойте вы столбом! Этот жалкий евреишка может описать нашу одежду!

Лахли уже снял с себя свой темный плащ и теперь стаскивал с пьяного матросскую куртку и грязную рубаху.

– Наденьте эту рубаху – у вас все манжеты в крови. Перспектива надевать нестираную матросскую рубаху мало прельщала Мейбрика, однако виселица прельщала его еще меньше. Он сорвал с себя окровавленную рубаху и поменял ее на матросскую. Себе Лахли взял куртку, бросив свой плащ на руки Мейбрику. Мейбрик облачился в него, а свой, тоже перепачканный кровью, накинул на тело пьянице. Когда они вновь вышли на свет, на Лахли красовалась серая шапка вместо брошенной черной, светло-серая куртка (пожалуй, немного великоватая для него) и красный шарф, на матросский манер повязанный на шею.

– Вы теперь совсем другой человек, – вполголоса заметил Мейбрик, критически разглядывая Лахли. – Как думаете, – добавил он задумчиво и даже немного огорченно, – эти проклятые констебли в Бишопсгейте могли уже освободить эту пьяную сучку, Эддоуз?

Лахли удивленно уставился на него, потом рассмеялся резким, режущим смехом.

– Великий Боже, да вам нравится ходить по краю, не так ли? Одна жена в Лондоне, другая жена и чертова служанка в Ливерпуле, каждую неделю вы глотаете мышьяка столько, сколько хватило бы, чтобы отравить весь Бетнел-Грин, и вы еще хотите идти в полицейский участок и спросить, достаточно ли протрезвела уличная потаскуха, арестованная за подражание пожарной сирене, чтобы ее можно было отпустить домой!

– Я всего только хочу, – буркнул Мейбрик, – получить то, чего не получил с той стервой в Датфилдз-ярде.

Лахли, душевное равновесие которого заметно поднялось после их почти волшебного побега и смены грима, снова рассмеялся, и смех его прозвучал дико и неприкаянно, под стать этой дождливой ночи.

– Ладно, будь я проклят, мы сходим и посмотрим! Ближе всего отсюда, – он огляделся по сторонам, – по Хаунд-здич от Олдгейта.

Поскольку они и так шли по Олдгейт-Хай-стрит, им хватило всего пары минут, чтобы добраться до самого Олдгейта, откуда они повернули на север по Хаундздич, уходя все дальше от расположенных к югу Майнориз. Часы на далекой пивоварне где-то в районе Брик-лейн пробили половину часа. Час тридцать ночи, а кровь бурлила, как бешеная: ужас от угрозы быть пойманными сменился какой-то дикой эйфорией. Свирепое возбуждение разливалось по жилам Мейбрика, горячее и электризующее, словно он только что принял дозу своего мышьяка. Бог свидетель, сэр Джим непобедим! Все, о чем он просит, – это всего-то наложить руки на ту, вторую обещанную ему сучку. Он искромсает ее изо всех сил, которые кипят в нем, порежет ее на куски и напишет какой-нибудь дурацкий стишок для этих пустоголовых идиотов из полиции Сити – пусть поломают голову. Его братец Майкл может сложить рифму из чего угодно, сидит себе в уютном кабинете на Сент-Джеймс да пописывает песенки, которые распевает вся эта чертова страна. Если Майкл может, сможет и он. Сочинит какой-нибудь смачный стишок, чтобы подразнить полицию. Может, состроит еще какую каверзу евреям. Вот это будет славное завершение славной ночки…

Невдалеке от Дюк-стрит из темного проулка показалась невысокая рыжеволосая женщина. Она шла сердитой походкой, бормоча что-то себе под нос. Свет газового фонаря на мгновение высветил темно-зеленую ситцевую юбку с тремя рядами оборок, и стало заметно, что она украшена желтыми цветами. Черная соломенная шляпка, отделанная зеленым и черным бархатом, опасно съехала набок. Женщина показалась Мейбрику знакомой. Очень знакомой. Где это он ее…

– ..ублюдок жалкий, – бормотала она самой себе, не замечая их. – Дам, говорит, тебе целых два флорина, коли все получится! Откуда мне знать, что с его-то силами у него и за год ничего не выйдет… Чертовых полчаса на него потратила, и хоть бы два пенса за все труды! Надо, надо найти кого, кто прочтет это чертово Эннино письмо, ох, надо, вот тогда и денежки появятся. Газеты дадут мне ихнюю премию, как я и говорила смотрителю ночлежному, правду говорила, Господом Богом клянусь! А коль получу эту премию, ну, может, смогу Джона в нормальную больницу положить, не в лазарет фабричный…

Лахли крепко взял Мейбрика за запястье, удерживая на месте. И тут его как громом поразило: он узнал! Кэтрин Эддоуз! Безумное возбуждение охватило его с новой силой.

– Я заманю ее на Митрсквер, – прошипел Лахли. – В Сити… Да, да, скорее!

Руку его уже сводило желанием, когда он сжал рукоять своего любимого, длинного ножа. Мейбрик отступил назад, в темноту, оставив Лахли одного. Тот подошел к проститутке, которую они совсем еще недавно видели такой пьяной, что она и стояла с трудом. Несколько часов в тюрьме явно хорошо протрезвили ее. Отлично! Трезвая, она испугается еще сильнее.

– Привет, лапуля, – произнес Лахли голосом грубого моряка, как нельзя подходившим к его краденой куртке, шапке и шарфу. – Уж так приятно видеть такую, лапуля, как ты, одинокому парню, вдалеке от родного дома.

Кэтрин Эддоуз задержалась, медленно задрав голову, чтобы посмотреть Лахли в лицо. Росту в ней было всего пять футов, на целых семь дюймов ниже, чем мужчина, улыбавшийся ей сверху вниз.

– Ну, привет. Поздновато ты гуляешь, матросик: пабы-то все давно как закрыты, – с досадой вздохнула она. – Вот я тоже не прочь выпить, ан поздно.

– Ну, и то правда, залить горе я тебе не помогу, но тело – тело и без джина может порезвиться, верно говорю? – Лахли порылся в кармане и достал оттуда блестящую монету. – Глянь-кось, что у меня есть, а? Шестипенсовый, новенький – аж сияет весь.

Взгляд Кэтрин заметно прояснился, упершись в монету, которую Лахли держал двумя затянутыми в перчатку пальцами. Она улыбнулась и придвинулась ближе к нему, положив руку ему на грудь.

– Ну, и то верно, хорошенький шестипенсовый. И что может леди сделать, чтобы получить его?

Чуть дальше по Дюк-стрит, где у местного дома собраний, известного под названием “Империал-Клуб”, горели огни, трое мужчин вышли в дождливую ночь и покосились в сторону Лахли и Эддоуз. Впрочем, ушли они в противоположном направлении, не мешая женщине и ее явному клиенту заниматься своими интимными делами. Джеймс Мейбрик улыбнулся им вслед из своего укрытия.

– Не пойти ли нам прогуляться немного? – предложил Лахли, свернув в ту же сторону, куда направлялись мужчины из “Империал-Клуба”, но куда более неспешной походкой, чтобы дать тем троим уйти далеко вперед. – Там и найдем местечко поуютнее, а?

От ее негромкого хихиканья Мейбрик пришел в восторг. А когда она затянула какую-то песню, он и сам тихо рассмеялся про себя. Этой дуре-потаскухе осталось жить от силы десять минут, а она идет себе под ручку с человеком, который собирается убить ее, распевая так, будто ей не о чем беспокоиться. Мейбрик снова рассмеялся.

Ничего, очень скоро она свое получит.

* * *

После двух недель почти непрерывного сидения в седле, недосыпа и грязи Кит Карсон ощущал себя не в самой лучшей форме для общения с сенатором Джоном Кеддриком и половиной газетчиков северного полушария. Впрочем, его мнения на этот счет никто не спрашивал. Его уже ждали, стоило ему сквозь Врата Дикого Запада ступить на платформу станции. По пятам за ним шли гиды с телом Юлия и убитого туриста. Поднявшийся при их виде шум и визг был физически осязаем – ни дать ни взять стена шума.

– Джина! – прорвался сквозь этот хаос голос сенатора Кеддрика. Рискуя упасть с платформы, сенатор лез к ним через заградительные барьеры… – Джина! – Сотрудник “Путешествий во Времени” перехватил сенатора и удержал его на месте. На лице у того отразилась целая гамма разнообразных эмоций.

– Мистер Кеддрик, – обратился к несколько побледневшему политику Кит. – Это не ваша дочь. Ни одно, ни другое тело.

– Не моя дочь? – прохрипел заметно потрясенный Кеддрик. – Не моя дочь? Тогда где она? Почему она не с вами? – Внезапная ярость исказила черты сенатора. Он стряхнул удерживавшие его руки и угрожающе надвинулся на Кита. – Что делаете вы здесь, если вы ее не нашли? Объясните сейчас же!

– Ее с нами нет, потому что мы ее не нашли. Около барьеров и красных шнуров, огораживающих зону прибытия, толпились газетчики. С грохотом упала рогатка, и журналисты хлынули за барьеры, столкнувшись с возвращавшимися из тура туристами. Воцарился полнейший бедлам. Впрочем, когда Скитер Джексон, с трудом переставлявший ноги после нескольких суток езды верхом, шагнул сквозь Врата, туристы и гиды начали уже вытекать ручейками через контрольные пункты. Сид Кедермен и Паула Букер как раз ступили на платформу следом за Скитером, когда сенатор Кеддрик перевел гневный взгляд с пластиковых мешков с телами на своего изможденного детектива, а потом обратно на Кита.

– Не нашли? Почему не нашли?

– Потому, что у нас весьма серьезные основания полагать, что ваша дочь вообще не покидала ВВ-восемьдесят шесть сквозь Денверские Врата. Остальное я предпочел бы сказать после, когда у нас будет возможность поговорить в более узком кругу. – Кит повернулся к потрясенным служащим “Путешествий во Времени”. – Может кто-нибудь известить Ронишу Аззан, что нам необходимо встретиться с ней? Спасибо. Нет, мне очень жаль, но пока никаких иных комментариев.

Он протолкался сквозь толпу орущих журналистов и потрясенных туристов, направился было к лифту в кабинет Булла, но тут же решил, что не может рисковать, захватив с собой весь свой отряд, – он живо представил себе, в какой это может вылиться фейерверк. Поэтому он протолкался сквозь хаос Приграничного Города обратно.

– Паула, брысь отсюда. Кедермен, идите со Скитером к Конни Логан. Займитесь экипировкой для Британских.

– Слушаюсь, босс!

– Верно придумано, Кит.

Скитер испарился так стремительно, что газетчики так и остались с разинутыми ртами стоять в вакууме. Паула воспользовалась их замешательством, чтобы утащить Кедермена.

– Что происходит? – грозно спросил Кеддрик.

– Я все расскажу вам в кабинете управляющего станцией, – буркнул Кит.

– Но…

Кит оставил его стоять посреди беснующейся толпы газетчиков. В конце концов сенатор очнулся и, разогнав репортеров как косяк мелкой рыбешки, догнал Карсона. Дальше они шли вместе, но в сердитом молчании. У входа в лифт наверх Кит пропустил сенатора вперед, чтобы отсечь визжавшую толпу, наступавшую им на пятки, потом сам быстро вошел в кабину и тут же хлопнул рукой по кнопке верхнего этажа. Лифт взмыл вверх, в святилище этого беспокойного хозяйства. Когда двери лифта разошлись в стороны, Кит сразу увидел, насколько все здесь неспокойно. У одной из стеклянных стен, выстроившись наподобие декоративных изваяний, стояли с каменными лицами трое мужчин и одна женщина из Междувременного Суда в Гааге в сияющих медью мундирах. Нравилось это кому или нет, но инквизиторы из МВСГ уже прибыли.

Кит сдержал тяжелый вздох и шагнул в кабинет. Агенты МВСГ так и стояли каменными истуканами. Рониша Аззан, элегантная как всегда, казалась ужасно маленькой за необъятным столом Булла, отчего Кит вдруг почувствовал себя еще более старым, изможденным и грязным. Он поправил засаленный шейный платок, потом подошел к ближнему креслу и устало опустился в него. Даже усталость не помешала ему услышать скрип отодвигаемых кресел: что ни говори, а две недели верхом оставляют специфический аромат.

– С возвращением, Кит, – негромко приветствовала его Рониша Аззан. – Если можно, введи нас в курс дела.

Кит как мог кратко рассказал, что они обнаружили в городке золотоискателей. Когда он закончил, в кабинете воцарилась мертвая тишина. На лице сенатора Джона Кеддрика стремительно сменяли друг друга эмоции: потрясение, досада, нетерпение и, как ни странно, торжество. Потом лицо Кеддрика побагровело, когда ярость – или что-то очень к ней близкое – взяла верх над остальными эмоциями.

– Бенни Катлин? Вы что, хотите сказать, что впустую потратили целых две недели, гоняясь не за тем туристом? Когда мою дочь все это время прятали за вашими Богом проклятыми Британскими Вратами?

– Мы потратили их не впустую! – огрызнулся Кит. – Нам известно теперь гораздо больше, чем две недели назад, сенатор. Один из живущих на этой станции был убит за Денверскими Вратами! Мальчику едва семнадцать исполнилось, и пуля, которую он получил, предназначалась вашей дочери!

По крайней мере у Кеддрика хватило ума побледнеть. Некоторое время он сидел, тяжело дыша. Рониша Аззан устало откинулась на спинку кресла; уголки рта и ноздри ее посерели. Кит пожалел ее. Ему казалось, он с головы до ног такого же цвета. Вздохнув, Рониша встала из-за стола и налила три хорошие порции виски с содовой. Рука Кеддрика дрожала, принимая у нее стакан, так что он едва не плеснул его содержимым на свой дорогой костюм. Кит опростал свою порцию одним глотком.

– Спасибо, Ронни. Видит Бог, это как раз то, что мне нужно. Итак… Давайте решать, как выследить в Лондоне Бенни Катлина. Никто не сможет опознать Джину лучше доктора Паулы Букер, поскольку именно она сделала Джине новое лицо.

– Я хочу поговорить с этой вашей докторшей, – буркнул Кеддрик. – Я хочу знать, как выглядела моя девочка, когда попала на эту станцию, кто удерживал ее в плену, и почему ваша врачиха не доложила обо всем этом.

– Доктор Букер не доложила по той простой причине, что ей не о чем было докладывать. Ваша дочь явилась к ней добровольно, одна, назвавшись студенткой-дипломницей.

Паула имплантировала ей искусственные усы и бакенбарды. На следующий день после этого Паула ушла в отпуск и сама отправилась в Нижнее Время. Вам чертовски повезло, сенатор, что у нас вообще есть свидетели… Когда мы обнаружили доктора Букер, пытавшуюся выследить Армстро и его пленников, она и ее проводник как раз попали в засаду к местным бандитам. Если бы мы не подоспели вовремя, ее вполне могли хладнокровно убить.

Кеддрик испепелил его взглядом, сжав рот в тонкую белую линию.

– Какой прок от ваших свидетелей, если Джину могли уже убить в Лондоне? К вашему сведению, Карсон, если Бенни Катлин – действительно моя дочь, то ее там чуть не убили в первый же ее вечер. Дважды! А потом она исчезла, оставив за собой два трупа. А теперь вот вы еще говорите мне, что по ту сторону Денверских Врат убиты еще двое? Не говоря уже об известном международном террористе, который ушел с тремя заложниками – и вы даже не потрудились преследовать его? Бог мой, мистер, какая безответственность!

– Довольно! – Мощи легких у Кита пока еще хватало, чтобы его при необходимости услышали.

Кеддрик швырнул на пол свой стакан с остатками виски и стиснул кулаки.

– Не смейте разговаривать со мной таким тоном!

– Джентльмены! – рявкнула Рониша, разом сделавшись выше обоих. – Сенатор! Вы будете вести себя прилично или покинете это совещание! Вы поняли? Кит Карсон рисковал своей жизнью, не говоря уже о двух неделях полевой работы даром, забросив свои дела, – и все в поисках вашей дочери. На мой взгляд, вы обязаны принести мистеру Карсону очень серьезные извинения! Равно как оказывать ему помощь – отец вы, в конце концов, или нет? Вам бы плясать от радости, что он столько узнал – с учетом того, с чем ему пришлось там столкнуться!

Кеддрик явно не собирался плясать по какому-либо поводу, тем более от радости. Долгое, мучительно долгое мгновение он свирепо смотрел на Ронишу, потом перевел взгляд на Кита, очевидно, в ожидании дальнейших объяснений. Кит подумал, не выйти ли ему, но тут же ясно представил себе перспективу безработицы и жизни в Верхнем Времени.

– Возможно, – холодно произнес он, – вы, сенатор, скажете мне, что я должен был там делать? Провести следующие пять лет, прочесывая североамериканский континент в поисках Армстро? Тогда как у нас имеется хорошая зацепка касательно местонахождения вашей дочери? Проводники “Путешествий во Времени”, которых мы оставили в Колорадо, продолжают поиски Армстро и его заложников, на что по ту сторону Врат Дикого Запада у них уйдут месяцы. Однако эта экспедиция имела своей целью поиски именно вашей дочери. И именно этим она и займется дальше. Мы найдем вашу дочь. В Лондоне. Ронни, что нового слышно из Сполдергейт-Хауса?

Рониша вздохнула.

– Нам известно, что Бенни Катлин попал в две перестрелки с человеческими жертвами – двое носильщиков убиты, а еще один кучер ранен. Малькольм, разумеется, последние две недели занят поисками, но ведь никто в Лондоне и не догадывался, что Бенни Катлин – это Джина Кеддрик.

– Мне кажется, – проворчал Кит, – что Джине удалось бежать. Из этого следует, что тем, кто занят поисками, придется разделиться. Одни будут искать Джину, другие – того, кто провел ее сквозь Врата, Мне жаль ищущих. У них уйдет куча времени на поиски в Лондоне двух различных целей, причем опередивших их на три недели.

– У них? – переспросил Кеддрик. – Что вы хотите сказать этим “у них”? Вы же руководите группой, Карсон! Я настаиваю, чтобы вы продолжали руководить операцией!

– Не могу, – коротко ответил Кит, вытирая пот со лба. – И это никак не связано ни с вашим отношением ко мне, ни с моими делами, так что не пытайтесь возражать. Я уже существовал в сентябре тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года. Я просто затеню себя и мгновенно погибну, если попытаюсь ступить в Лондон на протяжении следующих шести месяцев. Поиски в Лондоне придется возглавить кому-то еще. Я предложил бы на эту роль Скитера Джексона, работающего в тесном контакте с Малькольмом Муром. Собственно, Скитер уже готовится.

– Эй, подождите минуту! Я наводил справки об этом вашем Джексоне. Это не только тот самый тип, который напал на меня у Главных. Я слышал о нем более чем достаточно, чтобы понять: я не желаю, чтобы поисками моей девочки руководил вор и мошенник!

Кит молча сосчитал до десяти.

– Скитер Джексон никого не надувает, сенатор. Я сам нанял его в качестве детектива моей гостиницы, и поверьте, я не взял бы на такую работу человека, которому не доверял бы всецело. Что же до так называемого нападения… – Кит придержал слова, готовые сорваться у него с языка. – Я хочу предупредить вас. Если вы выдвинете против него обвинение в нападении, я, черт возьми, не сомневаюсь, что он выдвинет против вас обвинение в уголовно наказуемом оскорблении действием.

Лицо Джона Кеддрика побелело как простыня.

Даже инквизиторы из МВСГ неуютно поерзали в своих креслах.

Когда сенатор, очнувшись, собрался было уже брызгать слюной. Кит перебил его.

– Не советую, если вы только не хотите получить прямо сейчас драку столетия. У нас имеется фото – и видеосъемка всего инцидента с начала до конца, сенатор. И лично я не допущу никакой личной мести против мистера Джексона, способной сорвать всю спасательную операцию. Буквально всеми позитивными результатами этой операции мы обязаны Скитеру Джексону, тогда как от вашего детектива не было абсолютно никакой пользы. Я говорил вам, что Сид Кедермен не готов к работе в Нижнем Времени, тогда как у Скитера Джексона уже имеется опыт работы по ту сторону Британских Врат. И он будет работать с Малькольмом Муром, который специализируется на лондонских турах. Джексон и Мур возглавят операцию в Лондоне, хотите вы этого или нет, сенатор. Вы ведь не хотите, чтобы вашу девочку убили, нет?

Обыкновенно насыщенный цвет лица Кеддрика приобрел оттенок старого воска. Он открыл рот, закрыл, снова открыл, но не смог выдавить из себя ни звука. Он покосился на инквизиторов из МВСГ, судорожно сглотнул и еще некоторое время сидел молча. Единственным звуком в помещении оставался чуть слышный шелест кондиционеров.

– Олл райт, – наконец выдавил из себя Кеддрик. Похоже, самообладание быстро возвращалось к нему, поскольку слабый хрип сменился злобным рычанием. – Но я не потерплю, чтобы меня унижали и мне угрожали, ясно?

Кит опасался, что, если останется в помещении, ляпнет что-нибудь такое, о чем будет жалеть вся станция. Поэтому он просто встал и направился к лифту.

– Идет. А теперь, с вашего позволения, у нас уйма дел до открытия Британских. И, мягко говоря, мне нужно принять душ и побриться, прежде чем делать хоть что-либо. И пива холодного.

Двери лифта затворились прежде, чем сенатор успел возразить что-то.

Спускаясь в Общий, к ожидавшей его толпе журналистов, Кит рассеянно думал о Марго, уже находившейся в Лондоне, и о бедном Юлии, ровеснике его внучки, лежавшем в морге с пулей в животе. Ему сделалось немного не по себе, когда он подумал, многие ли из участников этой охоты останутся в живых.

Глава 8

Доминика Нозетт промокла и продрогла, стоя в темноте. Снова шел дождь, такой же грязный, как булыжные мостовые узеньких улочек Уайтчепла. Сточные канавы зияли черными провалами, а редкие в этих краях газовые фонари высвечивали бурлившие в них потоки дурно пахнущих нечистот. В такую ночь и жить-то было не слишком приятно, но умирать – еще страшнее.

За эту ночь Доминика уже довольно насмотрелась смерти, так что была сыта ею по горло. Она гордилась своей профессиональной закалкой, твердой скорлупой безразличия, которая, собственно, и делала ее одним из самых беззастенчивых и удачливых фотожурналистов своего времени. Однако зрелище смерти Полли Николз на экране монитора в подвале Сполдергейт-Хауса мало отличалось от обычного кино. Ей не составило труда абстрагироваться от реальности и наблюдать его профессионально-бесстрастно, пусть это даже задевало ее профессиональную гордость. Сама она снимет все гораздо лучше, разместив камеры на месте в более выгодных точках.

Наблюдать убийство Элизабет Страйд в Датфилдз-ярде оказалось гораздо тяжелее: к зрелищу и звуку тут добавились и запах, и сознание того, что только кромешная чернота замкнутого двора да невысокие, по грудь, стены заброшенной конюшни отделяют ее от мужчины, склонившегося над Страйд с ножом в руке. Несколькими сильными ударами он почти отсек ей голову. Но даже так это оставалось относительно обычным убийством. В конце концов, Страйд была уже мертва, когда ее коснулся нож: ее задушил этот псих, Лахли.

Но Кэтрин Эддоуз…

При всей своей выносливости Доминика оказалась не готова к той смерти, что ожидала несчастную Кэт Эддоуз на этой площади. Митр-сквер представляла собой миниатюрный кирпичный амфитеатр. С одной ее стороны тянулось капитальное трехэтажное сооружение, в котором размещались пустующие квартиры; оно выступало этаким полуостровом, перпендикулярным расположенной позади него Митр-стрит. Короткий проезд вдоль торца этого “полуострова” связывал улицу с площадью. Однако почти сразу же проезд делал Z-образный извив, огибая торец школы сэра Джона Касса. В результате отрезок проезда, напоминающий в плане изгиб локтя, был зрительно изолирован и от улицы, и от площади, а мостовая в этом месте оказалась едва ли не в три раза шире обычной проезжей части.

Рядом со школой высилось здание принадлежавшего Келли и Тонгу склада. Напротив, со стороны, противоположной школе и складу, стояли еще один склад, тоже Келли и Тонга, Оранж-маркет на углу Кинг-стрит и дом, принадлежавший констеблю Пирсу. Вдоль Дюк-стрит, ограничивающей площадь с четвертой стороны, находилась Большая Синагога. Узкий, темный Черч-пэсседж – фактически, крытый переулок – соединял площадь с Дюк-стрит у южного угла синагоги.

Вот на эту площадь, на изолированный от окружающих его оживленных улиц островок и должны были привести свою вторую за эту ночь жертву Лахли с Мейбриком. Вот и еще одно тошнотворное подтверждение, поняла вдруг Доминика, их антисемитизма. Они убивали Эддоуз прямо перед синагогой. И – с учетом их рискованного бегства с Датфилдз-ярда – эти двое демонстрировали пугающую самоуверенность, убивая ее перед домом полицейского всего через полчаса после того, как их едва не взяли с поличным. Одно это уже выбивало Доминику из колеи, когда они с Гаем Пендергастом выскальзывали с Датфилдз-ярда прежде, чем м-р Димшульц привел подмогу. Ей и ее напарнику пришлось буквально бегом одолеть все расстояние до Митр-сквер, чтобы добраться туда раньше Лахли с Мейбриком, заняв при этом выгодные для съемки места.

Прямо напротив школы невысокий чугунный парапет отделял проезжую часть от пешеходного тротуара. Из-за дорожных работ у парапета соорудили временную деревянную изгородь, поделив булыжную мостовую пополам и отрезав от площади часть проезда между школой и пустующим жилым домом. За этой изгородью и укрылись Доминика с Гаем – меньше чем в шести футах от того места, где предстояло умереть Кэтрин Эддоуз.

Через пять минут после того, как они заняли свой наблюдательный пост, из Черч-пэсседжа показался констебль Уоткинс, совершавший свой обычный обход. Не прошло и двух минут после его ухода, как появился Джон Лахли, галантно державший под руку ничего не подозревавшую Кэтрин Эддоуз. Доминика затаила дыхание, дрожа на ветру. Лахли с Эддоуз остановились совсем рядом от укрытия Доминики – так близко, что она слышала их шепот. Джеймс Мейбрик бесшумно проскользнул следом за ними, сжимая в кармане свой нож.

Доминика знала, что последует за этим. И все равно она вздрогнула от потрясения, когда Джон Лахли сбил Кэтрин Эддоуз на мостовую и принялся душить – прямо у нее на глазах. Женщина боролась, размахивая руками и беспомощно лягаясь, а Лахли со злобным рычанием сдавливал ей горло. Доминику трясло крупной дрожью, а Кэт Эддоуз тем временем обмякла, безжизненно раскинув руки. Лахли рылся по ее карманам в поисках своего письма, а Джеймс Мейбрик, сгорая от нетерпения, достал свой нож.

Вот так и вышло, что при виде пышущего яростью Мей-брика от профессиональной стойкости у Доминики не осталось и следа, а сама она съежилась, дрожа за временной оградой школьного двора. Это было не похожее на правду кино, не документальная съемка обычного убийства, даже не прямое попадание безразличного снаряда в солдата. Это было кошмарное зрелище безумной ненависти, человека, которого нельзя было уже считать полноценным человеком. Он искромсал женщине все лицо, вырезав на нем букву “М” прямо по глазам, отсек ей уши, почти отрезал ей голову. А потом он задрал ей юбки…

Этого Доминика уже не вынесла. Она зажмурилась, давясь рвотой, безнадежно пытаясь изгнать из головы образ Мейбрика, копающегося во внутренностях Кэтрин, расшвыривающего их по сторонам. Не сплюнь, не поперхнись, они же тебя услышат, о Боже, какая вонь… Рука Гая Пендергаста до боли впилась в ее плечо: он тоже пытался не издать ни звука при виде жуткого ритуала, который исполняли Мейбрик и Лахли по ту сторону ограды. До нее доносились негромкие голоса, почти шепот, но разбирать слова у нее не было ни малейшего желания.

Когда их шаги наконец стихли, Доминика открыла глаза. Она избегала смотреть на бесформенную темную груду, лежавшую на мостовой. Доминику продолжало трясти, тошнить, а в голове царила неприятная пустота. Она боялась, что упадет, не пройдя и шага.

– Они ушли, – прошептал Гай прямо ей в ухо, чтобы звук не ушел дальше. Она кивнула. Пора уходить. Убирайся отсюда скорее, Доминика, потому что констебль Уоткинс войдет на площадь через Черч-пэсседж всего через две минуты, обнаружит тело, и здесь поднимется такой тарарам… Ну же, ноги мои, шевелитесь!

Она успела сделать только шаг, когда по площади снова зашлепали приближающиеся шаги. В глазах ее на мгновение потемнело, и только рука Гая Пендергаста удержала ее от падения. Мейбрик бегом вернулся к телу, еще несколько раз полоснул по нему ножом, потом оторвал кусок ткани от подола ее платья и завернул в него что-то.., о Боже, что-то, что он отрезал от нее! Он уносил с собой какие-то ее внутренности…

– Джеймс! – свирепый, отчетливо слышный шепот прорвался сквозь шок в ее сознание. Это был Лахли с побелевшим от ярости лицом. – Уходите прочь от нее! Ну же, быстро, пока сюда не набежали копы! Они обходят площадь каждые несколько минут, и им, черт подрал, уже пора!

– Обед забыл, – спокойно отозвался Мейбрик. Если бы стоявший за ней Гай Пендергаст не поддержал Доминику, она бы, возможно, упала прямо на изгородь, выдав обоих. Заряженные пистолеты, которые оба держали в карманах, были совершенно бесполезны против этих двоих. Мужчин, которые переругивались сейчас над останками Кэтрин Эддоуз, не смог бы сейчас убить никто из Верхнего Времени. Мейбрику предстояло умереть только в 1889 году, окончательно отравившись мышьяком, да и вообще ни тому, ни другому, похоже, нельзя было нанести никакого вреда еще целый месяц, до убийства Мэри Келли.

А вот Доминике – сколько угодно.

– Если вы хотите уходить с ее печенью и маткой, ваше дело, – рявкнул Лахли. – Но будь я проклят, если я пойду тогда рядом с вами! Встретимся как обычно, в нижнем Тиборе.

На этом две половины, вместе составлявшие Джека-Потрошителя, расстались, Лахли – бледный от ярости; Мейбрик – раскрасневшийся от возбуждения. Лахли в последний раз коротко выругался, нырнул в широкий проход к Митр-стрит и быстрым шагом скрылся в юго-восточном направлении. Мейбрик спрятал свою кровавую добычу под плащ и сунул нож в глубокий карман. Когда он вынимал руку обратно, из кармана выпал какой-то темный предмет, с глухим стуком упавший на изуродованные останки Эддоуз. Что-то небольшое, сделанное из кожи… Доминика с трудом подавила приступ истерического смеха, пока Мейбрик вразвалку уходил следом за Лахли в направлении Митр-стрит. Мейбрик уронил красный кожаный портсигар, над которым ломали голову криминалисты полутора столетий: слишком дорогой была эта вещь для опустившейся проститутки вроде Кэтрин Эддоуз. Портсигар лежал среди содержимого карманов убитой, которое Мейбрик аккуратно разложил рядом с ее телом.

А потом стихли и шаги Мейбрика, и у них оставались считанные секунды на то, чтобы бежать самим, пока констебль Уоткинс не поставил на уши всю округу. С Митр-сквер вело всего два выхода, и констеблю предстояло появиться из Черч-пэсседжа. Им не оставалось ничего, кроме как следовать по пятам за убийцами.

– Ну, пошли же! – шипел Гай, таща ее к выходу из-за ограды. – Это ведь ты хотела следовать за этими чертовыми психами!

Его злость разбудила ее профессиональную гордость. Она рывком высвободилась из поддерживавших ее рук и выбралась из-за забора. После всего, что ей пришлось пережить этой ночью, Мейбрику лучше не ускользать от нее! Изо всех сил стараясь думать о Премии Карсона за лучшее историческое видео и миллионных авансах за ее кино, Доминика Нозетт обогнула жалкие останки Кэтрин Эддоуз и устремилась по Митр-стрит. Я еще могу узнать, как это им удается исчезать в самом центре людного города…

Когда они уже миновали половину Митр-стрит, позади пронзительно заверещал полицейский свисток.

Это только что обнаружили кровавое наследие Мейбрика.

* * *

Скитер полагал, что должен чуять неприятности еще при приближении – по крайней мере если дело касалось Голди Морран. Однако он так устал, да и не отошел еще от смерти Юлия, что не заметил этого, пока не напоролся. Герцогиня Обмана высмотрела его из-за витрины своей лавки и вылетела из дверей словно камень из пращи.

– Скитер! Ты как раз тот, кто мне нужен!

Он застыл на месте. Разговаривать с Голди ему хотелось не больше, чем провести ночь в гостиничном номере сенатора Кеддрика.

– Что тебе нужно, Голди?

– Ну.., небольшой, скажем так, профессиональный совет. Скитер даже проснулся немного.

– Ты ждешь совета от меня ?

Окрашенные в розовый цвет волосы отсвечивали ядовитым блеском, равно как ее острые зубки.

– Ну да, Скитер. В этой твоей костлявой башке все же найдется чего полезного.

– Правда? И с чего это ты решила, что я брошу все и зайду к тебе на чашку кофе, не говоря уже о разных там советах?

Она нервно огляделась по сторонам и облизнула пересохшие губы.

– Ну.., раз уж ты спрашиваешь, это имеет отношение к нашим общим знакомым. Скитер прищурился.

– Я помог Киту Карсону арестовать большую часть наших с тобой общих знакомых, Голди. Что, хочешь подкупить меня, чтобы я отвернулся, когда кто-нибудь из твоих дружков будет проходить Врата? Даже не думай об этом. И потом, может, ты еще не слышала? Через пару дней я ухожу сквозь Британские. Я занят.

На какую-то долю секунды глаза ее вспыхнули настоящей яростью.

– Я имею в виду Джину Кеддрик! – прошипела она, однако все-таки следя за своим голосом, чтобы не переборщить.

– Ну и что с ней?

– Не здесь. Слишком много ушей.

– Гм! – Пока по станции рыскали агенты МВСГ, не говоря уже о Кеддрике, его психованной свите и всех этих ошалевших федеральных маршалах, эти слова не были преувеличением. – Ладно. Где?

– В моей лавке. Сзади. Там точно нет прослушивания. Еще бы…

– Только быстрее. Мне еще тыщу часов в библиотеке работать до вечера.

Она аристократически фыркнула и провела его к себе в лавку. Там было совершенно пусто: ни одного посетителя. Туристы, опасаясь то и дело вспыхивавшего на станции насилия, сидели по своим отелям, выползая только к открытию Врат. По Общему залу бродили только психи да митингующие, что больно ударило по кошельку вокзальных предпринимателей. Голди повесила на дверь табличку “ПЕРЕРЫВ НА ЧАЙ” – явно лишь повод избежать посторонних помех, поскольку чая Голди терпеть не могла, предпочитая другие напитки, – и заперла дверь на замок. Отворив массивную стальную дверь, она проводила Скитера в заднюю часть лавки. Дверь, сделавшая бы честь иному банку, затворилась за ними с мягким щелчком.

Большая комната за дверью оказалась разделена на две неравные части. Одна, большая, была уставлена узкими металлическими шкафами от пола до потолка; каждая полка имела аккуратный ярлычок. Оставшаяся часть помещения образовала уютный уголок для отдыха, в котором стояли уютный диванчик, заваленный торговыми каталогами стол, маленький бар и красивая фарфоровая клетка. Скитер невольно разинул рот. В клетке сидели две птицы, видеть которых живыми доводилось очень немногим людям. Окрашенные в красивый серый цвет с яркими мазками желтого, белого и оранжевого, два каролинских попугая – самец и самка! – весело щебетали, заглушая негромкую музыку.

Интересно, мелькнула в его голове мысль, сколько бесценных яиц она уже продала подпольным торговцам?

– А теперь, – буркнула она, – перейдем к делу. Выпить хочешь? – Голди открывала бутылку скотча.

В горле у Скитера давно уже пересохло, но он мотнул головой. У него имелись свои принципы.

– Что ты хотела сказать, Голди? Что ты не донесла о них Безопасности, когда те бросили клич? Она чуть улыбнулась.

– Ой, какие мы раздражительные! – Она плеснула себе на дно стакана и сделала маленький глоток, потом обошла бар и села на диван, сделав Скитеру знак рукой садиться. – Мне нужна твоя помощь по части.., по части мелких правонарушений, которым не обязательно всплывать на поверхность.

Скитер остался стоять, выжидающе глядя на нее. Что-то в его взгляде заставило ее усесться стройнее.

– Не забывай, Скитер, я спасла тебе жизнь однажды. Люпус Мортиферус изрубил бы тебя в котлету, если бы я не вмешалась. Так что за тобой должок.

Черт бы подрал, она говорила правду. Раз в жизни. Он был у нее в долгу, несмотря на все пакости, что они делали друг другу за время того идиотского, едва не обернувшегося катастрофой пари.

– Ладно, Голди. Я слушаю.

– Я не говорила об этом Безопасности – у меня были на то причины. Ты сейчас поймешь. Так вот, этот турист, который пропал в Лондоне, Бенни Катлин, да? Он приходил сюда, ко мне, поменять деньги. За несколько минут до открытия Британских. Такой славный юноша. Тихий, немного безмозглый – так мне показалось. И если бы Бенни Катлин и был обычным студентом-дипломником, а не Джиной Кеддрик…

– Боже, Голди, что ты сделала? – Он боялся, что уже знает ответ.

Голди его не разочаровала.

– Я.., э.., дала несколько поддельных банкнот. Видишь ли, кто-то всучил их мне, вернувшись из тура по Лондону. Уже одно это должно говорить тебе, какого они высокого качества. Я ей не все дала, – поспешно добавила она, – но достаточно, чтобы если Джина Кеддрик попробует расплачиваться ими, ну… Она ведь уже достаточно давно по ту сторону Британских, так что может попасть в беду, если их распознают. Это хорошие фальшивки, очень хорошие, но я ведь не думала, что кому-то придется задержаться с ними надолго по ту сторону Врат. Я хочу сказать, никто же не ожидал, что Бенни Катлин пропадет…

– Или окажется похищенной дочкой сенатора Кеддрика.

Голди вспыхнула.

– Боже, да ты представляешь, куда ты угодила со своими штучками?

Он испытывал сильное искушение посоветовать ей самой и выпутываться оттуда, куда она угодила; впрочем, ему нужно было узнать все до конца.

Она снова облизнула губы.

– Ну, видишь ли, до меня вдруг дошло, что Джина Кеддрик могла исчезнуть, потому что ее.., гм.., посадили в тюрьму. Как фальшивомонетчику. Я хочу сказать, если она и правда бежала от своих похитителей так, как говорят, это могло бы объяснить, почему никто не смог обнаружить ее. Ведь наверняка те, кто этим занят, не догадаются искать заложницу террористов в викторианской тюрьме?

Скитер неохотно признал, что она, возможно, права.

– Значит, ты хочешь, чтобы я проверил все лондонские тюрьмы в поисках женщины, переодетой мужчиной, устроил ей побег из тюрьмы и протащил ее обратно через Сполдергейт, пока те, кто пытается ее убить, не будут смотреть, а потом еще уговорил ее не судиться с тобой за то, что ты сунула ей фальшивые банкноты? Видит Бог, Голди, ты многого хочешь.

– Ну, не только вытащить ее из тюрьмы, – быстро выпалила Голди. – Я имею в виду, она получит.., э.., значительную сумму в качестве компенсации. За судебные издержки в Лондоне. За причиненные неудобства. Ну, за все такое.

– Ты хочешь, чтобы я подкупил ее? Бог мой, Голди! Мы ведь с тобой говорим не о каком-нибудь тухлом полоумном туристе! Ты что, серьезно надеешься, что сможешь купить себе выход из всего этого у дочери сенатора Кеддрика?

– Ну, почему бы не попробовать? Тебе я, разумеется, тоже заплачу, – заверила Голди. – Можешь не беспокоиться. Половину суммы авансом, вторую половину после доставки одного живого, брыкающегося, но молчащего ребенка!

– Не нужны мне твои деньги, Голди. Если я найду Джину Кеддрик, может, я и передам ей твое предложение. А может, и не передам. И если из-за тебя она и правда оказалась в какой-нибудь чертовой викторианской тюрьме, моли Бога, чтобы она не унаследовала обидчивость своего папочки.

Он так и оставил ее сидеть с раскрытым ртом. Под бойкий щебет попугаев в клетке он распахнул стальную дверь и вышел. Ему не терпелось добраться до ближайшего умывальника, чтобы как следует вымыть руки. Вместо этого он отправился в кабинет к Киту. Киту стоит знать об этом. Пока он шел, расталкивая толпы митингующих, через Urbs Romae и Вокзал Виктория в Новый Эдо, до него дошло, что Джины Кеддрик может вовсе и не быть больше в Лондоне. Особенно если она обнаружила, что с ее деньгами не все в порядке. Скрываться в Лондоне – дело накладное, а это значит, она, весьма вероятно, может оказаться на мели.

Прорех в версии Кеддрика теперь стало еще больше, чем прежде. Если Джина Кеддрик была взята в заложники, она вряд ли пришла бы в клинику Паулы Букер или лавку Голди Морран изменить лицо или поменять валюту одна, без сопровождающего. Но Бенни Катлин поступил именно так, потом поднялся на целых пять пролетов ведущей на платформу Британских Врат лестницы и закатил Скитеру дикий скандал из-за сундука, который едва не сорвался с платформы. Никого другого с Бенни Катлином не было. В Лондоне она оказалась предоставлена самой себе. Те типы, которых она застрелила там, должно быть, лондонские коллеги того ублюдка, что убил Юлия. Юлия, изображавшего ее – в качестве приманки. И поскольку ясно, что Армстро помогал Маркусу и девочкам, выходит, Джина Кеддрик должна помогать Йанире Кассондре…

На Скитера вдруг навалилась такая слабость, что он пошатнулся и остановился. Шагавший за ним манифестант даже врезался ему в спину. Не обращая внимания на сердитое ворчание идиота с плакатом в руках, Скитер так и стоял, зажмурившись, потом доплелся до ближайшей чугунной скамьи и рухнул на нее, дрожа.

– Боже мой, – прошептал он вслух. – Йанира была в том сундуке!

Чего удивляться тогда, что это так сильно потрясло Джину Кеддрик? Он снова зажмурился, стараясь не думать о том, что случилось бы, если бы сундук соскользнул-таки и полетел бы вниз, вниз, вниз до самого пола Общего… Потом он заставил себя встать и побрел сквозь толпу беснующихся психов, заполонивших Вокзал Виктория, размахивающих плакатами и выкрикивающих что-то, чего он почти не слышал. Он отчаянно злился на себя за то, что не сообразил этого раньше.

– Кит уволит меня к чертовой матери: как только я мог проглядеть такую здоровенную улику! – пробормотал он про себя.

Добравшись наконец до “Замка Эдо”, он обнаружил Кита в его царском кабинете, прилипшим к компьютеру. Скитер молчал ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы стряхнуть с ног башмаки перед тем, как ступить на чистые татами.

– Где Кедермен? – хрипло спросил Скитер, окидывая кабинет тяжелым взглядом. – Я думал, он тоже сюда придет.

Кит оторвался от компьютера.

– Кедермен, – сухо отозвался он, – отправился спать. Этот тип – самый ленивый сыщик из всех, с кем мне приходилось иметь дело.

– И как это нам так повезло? По крайней мере он не сможет подслушать главную новость.

– Что еще за новость? – Кит подался вперед, и глаза его вспыхнули.

– Йанира в Лондоне. Ее перебросили туда в большом сундуке. Из тех, что принадлежали Бенни Катлину. Я в этом уверен. Вы наверняка помните ту груду багажа на платформе, когда один сундук едва не сорвался.

– Да, ты еще говорил, что он принадлежал Бенни Кат.., ох! – Кит отпустил слово, которому позавидовал бы Есугэй Доблестный, потом поморщился. – Скитер, ты же не мог тогда знать.

– Может, и нет, – буркнул Скитер, расхаживая взад и вперед, от расположенного в одном углу кабинета маленького сада камней и до стены телемониторов, сообщавших Киту все новости станции Шангри-Ла. – Но если бы я не запутался во всем этом, я мог бы догадаться гораздо раньше. И тогда след был бы куда теплее.

– Ну, от посыпания головы пеплом по этому поводу Йанире легче не станет, – мягко возразил Кит. – По крайней мере мы можем утверждать, что Йанира в этом сундуке была жива – с учетом реакции Джины. Интересно, отправился ли с этой девицей сквозь Британские кто-нибудь из “Ансар-Меджлиса”? – задумчиво продолжал он. – Помимо тех двоих, которых она укокошила, когда они попытались ее преследовать? И раз она там сама по себе, мне интересно еще, куда Маркус и Армстро отправились, сев на тот поезд в Колорадо? Стоило Армстро избавиться от человека, застрелившего Юлия, как они немедленно унесли ноги оттуда. – Кит медленно нахмурился, откинувшись на спинку кресла. – Если, конечно, они вообще убегали от чего-то.

Скитер остановился на полпути.

– Что?

– Возможно… – Кит задумчиво побарабанил пальцами по губам. – Я просто подумал, они могли бежать куда-то.

Скитер уставился на него, пытаясь понять, куда он клонит.

– Бежать куда-то? Почему? Куда? В тысяча восемьсот восемьдесят пятом году им было некуда направляться!

– В восемьдесят пятом не было. Но в восемьдесят восьмом…

Скитер почувствовал, как глаза его лезут на лоб.

– В Лондон?

– А что? Это не лишено смысла. Скрываться три года, как следует убедиться в том, что у них на хвосте нет никого, и пересечь Атлантику, чтобы встретить там Джину и Йаниру, когда те пройдут сквозь Британские. Армстро без особых проблем мог подготовить в Лондоне базу для операции, так сказать, легализоваться под чужим именем, заняться чем-нибудь, чтобы располагать средствами. Так они могут прятаться месяцы, если потребуется – даже годы. Почти не опасаясь того, что “Ансар-Меджлис” вообще выйдет на них.

– Или еще кто-нибудь, если уж на то пошло, – с горечью добавил Скитер.

– Несомненный плюс, если кто-то приговорен к убийству. И еще им приходится думать о детях, – мягко добавил Кит. – Ты ведь сам наверняка представляешь это себе?

Он представлял. Еще как представлял.

– Значит, вы предлагаете вообще их не искать?

– Нет, этого я не говорил. Станции Шангри-Ла все еще угрожает смертельная опасность. И что-то говорит мне, что ни один из наших беглецов не может считать себя в безопасности, пока мы не раскопаем все это до самого дна. Слишком многих частей мозаики пока не хватает. Вроде того, кем был тот тип, что убил Юлия. Он никак не напоминает араба из Нижнего Времени, бойца джихада. Кто его нанял? “Ансар-Меджлис”? Нанимать киллера не в их стиле. Психи вроде “меджлисовцев” любят заниматься этим сами. Но если не они, то кто?

Скитеру очень не нравился ход рассуждений Кита.

– Ну что, теперь видишь? Меня очень тревожит безопасность вашего отряда. Если Джину пытается убить кто-то помимо “Ансар-Меджлиса”, то даже искать может оказаться не менее опасно, чем найти. Вопрос только, – Кит снова помолчал, размышляя, – с чего именно начинать поиски, когда вы окажетесь в Лондоне? Я бы не стал рисковать жизнью Паулы, но все-таки ей придется отправиться с вами для опознания.

– Ну, это как раз просто, – фыркнул Скитер. Кит зажмурился.

– А?..

Скитер рассказал Киту про фальшивые банкноты Голди. Кит негромко присвистнул.

– Значит, ты начнешь с поисков разъяренных торговцев, которых обвели вокруг пальца? Гм… Что ж, может и получиться. Вообще-то в Лондоне и так немало фальшивых денег, особенно ближе к порту, где их легко всучить ничего не подозревающим приезжим, людям, плохо знакомым с английской валютой. Но все равно это лучшая зацепка из всех, что у нас имеются. – Кит вдруг улыбнулся, ослепительно и устрашающе. – Отличная идея, Скитер. Выдадим тебя за пинкертоновского агента. Будешь говорить, что охотишься за янки-фальшивомонетчиком из Нью-Йорка, который занимался этим в Штатах. Скажешь нашим разъяренным лондонским торговцам, будто у тебя есть основания полагать, что он перенес свои операции в Лондон. Уговорим Конни подобрать тебе пинкертоновские удостоверения.

– Вот это жизнь! Сначала частный детектив “Замка Эдо”, а теперь еще и пинкертоновский агент? Кто бы мог представить? Я – личная ищейка!

– И пока что очень даже неплохая, – ухмыльнулся Кит. – Ладно, ступай к Конни. Я позвоню ей, объясню, что требуется. Кстати, на твоем месте я бы позаимствовал у Голди несколько этих фальшивок – они пригодятся тебе в Лондоне в подтверждение твоей легенды. И еще, Скитер…

– Да?

Улыбка Кита сделалась на редкость недоброй.

– Давай не будем говорить об этом Сиду.

Скитер засмеялся было, но тут же ощутил, как по спине его забегали мурашки.

* * *

Марго не хотелось смотреть на убийства Страйд и Эддоуз. Вместо того чтобы сидеть с группой наблюдателей в подвале, она переоделась, попросила у горничной чашку горячего чая и устроилась у камина в гостиной. Там она и сидела на ковре у огня, положив подбородок на колени и глядя на танец язычков пламени на углях. Малькольм пришел вскоре после двух ночи. Он остановился в дверях.

– А, вот ты где. Ну что ж, там все кончено. Мейбрик и оказался тем типом, что написал мелом надпись на Гульстон-стрит. И ты ни за что не догадаешься, кого мы еще обнаружили на пленке! Этих идиотов, репортеров. Доминику Нозетт и Гая Пендергаста. Они следили за Мейбриком и тем, вторым. Прокрались за Мейбриком до Гульстон-стрит, сфотографировали его каракули после того, как он ушел, и погнались за ним дальше.

– Вот здорово. Мы могли бы и сами догадаться следить за местами убийств, чтобы дождаться этих идиотов и отловить их обоих.

– Возможно, но шанс уже упущен. Мы могли бы послать Стоддарда и Тэнглвуда найти их, но, боюсь, они улизнут раньше, чем наши успеют к ним подобраться. – Малькольм пересек гостиную, обогнув массивные столы со всякими безделушками, и опустился на ковер рядом с Марго. – А ты что здесь сидишь одна в темноте?

– Стараюсь не думать о том, что происходит в Уайтчепле.

Он обнял ее за плечи.

– Да ты вся дрожишь.

– Мне холодно, – соврала она и тут же сама себя опровергла:

– Но ты ведь не думаешь, что я слишком слаба для такой работы, нет? Если я не смотрела?

Малькольм вздохнул.

– Знаешь, это совсем разное дело; шагать навстречу тому, чего ты не ожидаешь, или уйти, чтобы не видеть чего-то неприятного, особенно если с этим все равно работают другие. Нет, я не считаю тебя слишком слабой, Марго. Ты ведь спасла несколько человек в той уличной драке во время обследования останков Полли Николз? Даг Тэнглвуд признался, что в жизни не пугался так сильно, как тогда, а ты благополучно вывела их всех, даже Павла Костенко, когда тот громила собирался измордовать его до полусмерти.

– Ну, это было не так уж трудно. – Марго поежилась. – Я просто бросилась и сделала первое, что пришло в голову. Он просто не ожидал айкидо.

– Значит, ты сделала все так, как и полагалось бывалому разведчику времени, – прошептал Малькольм, погладив ее по волосам. – За всеми этими делами с наблюдателями и пропавшим туристом я даже не успел сказать тебе, как я горжусь тобой. Тебе нечего стыдиться, абсолютно нечего.

Она прикусила губу. Может, сейчас лучший момент рассказать ему о прошлом, о том, что угнетало ее с тех самых пор, как она попала в Лондон? Сползание ее матери к проституции долгое время было самой позорной тайной Марго; поначалу она панически боялась, что это отпугнет от нее Малькольма. Однако она много думала над этим и пришла к выводу, что недооценивала его, приписывая ему ту же брезгливость, с которой столкнулась тогда в Миннесоте. Ведь он знал, что ее изнасиловала целая банда португальцев шестнадцатого века, и все равно хотел жениться на ней. Если так, то он не отшатнется от того, чем занималась ее мать в попытке свести концы с концами?

Малькольм приподнял ее за подбородок.

– Что случилось. Марго?

Она уткнулась лицом в его плечо и рассказала. Все с начала до конца. Пьянство отца. Отчаяние матери при виде счетов, когда отец тратил и свою, и ее зарплату на питье. То, чем занималась мать.., и что сделал отец, когда узнал об этом.

– Я никому не хотела говорить, ведь это убило бы Кита, если бы он узнал, как погибла его девочка. Но мне показалось, ты должен знать. Прежде, чем женишься на мне.

– Ох, Марго… – Голос его дрогнул. – Видит Бог, мне хотелось бы вернуться назад и устроить так, чтобы все вышло по-другому. Чего удивляться, что ты так сражалась со всем миром. Иначе бы ты просто не выжила… – Он провел пальцем по ее щеке, по дрожащим губам. – Ты так прекрасна, так отважна, что у меня дух захватывает. Если бы твой отец не умер в тюрьме, им пришлось бы повесить меня за его убийство.

Уголок ее рта дернулся.

– Они больше не вешают людей, Малькольм. А потом он крепко прижал ее к себе, и все остальное сделалось не важно.

* * *

Доминика поражение смотрела, как Джеймс Мейбрик отпирает дверь грязной развалюхи в Уоппинге и исчезает внутри. Окна ненадолго осветились газовым светом, изнутри послышался злобный лай, но почти сразу же оборвался. А мгновение спустя погас и свет, и дом снова стал казаться заброшенным и необитаемым.

– Какого черта? – удивленно спросила она вслух. – И что, как думаешь, нам теперь делать? – прошептала она уже тише.

– Пойду обойду дом. Посмотрю, нельзя ли заглянуть внутрь.

– Только осторожнее!

Доминика осталась ждать, сгорая от нетерпения, пока ее напарник исчез в непроглядной тьме. Дождь хлестал на нее, замерзшую, жалкую. Она плотнее запахнула свой плащ и переминалась с ноги на ногу, чтобы хоть немного согреться. Так она прождала минут пять, пока из здания снова не послышались свирепые рычание и лай. И тут в сырой ночи грянул выстрел.

– Гай! – Доминика бросилась через улицу. Она как раз добежала до крыльца, когда входная дверь широко распахнулась. Гай схватил ее за руку и втащил внутрь.

– Идем! Нельзя терять ни секунды!

– Что…

– Ш-ш-ш!

Он протащил ее через темный дом в центральную, лишенную окон комнату, где неярко горел газ. Огромная серая собака распласталась на дощатом полу в медленно расползающейся луже крови; пуля Гая попала ей прямо в лоб. Посередине помещения виднелся тяжелый люк, который Гай осторожно поднял за металлическое кольцо. За люком обнаружились ведущие в подвал ступени.

– Нигде в доме его нет, – взволнованно прошептал Гай. – Он мог уйти только сюда. Других выходов нет. Доминика достала свой пистолет, чувствуя, как ее трясет.

– У нас нет фонаря, – пробормотала она, с опаской глядя в темноту.

– У него есть. Не может не быть. Там, внизу, темно как у негра в… Мы услышим его, увидим его фонарь.

Да, подумала она, и он с таким же успехом услышит нас. Но они зашли слишком далеко, чтобы Доминика так легко отказалась от своей сенсации. Она стиснула мокрыми пальцами рукоять пистолета и следом за Гаем полезла в подвал, который оказался вовсе не подвалом, а канализационным туннелем-коллектором под Уоппингом. Так вот как он это делал! Просто возвращался домой в Уоппинг и исчезал под улицами! И тут они услышали: далеко-далеко по грязи шлепали шаги. Они с Гаем переглянулись у лестницы. А потом Доминика подобрала подол и осторожно двинулась вперед.

Она обязательно получит эту Премию Карсона. И все эти славные деньги, что принесет ей ее пленка в мире Верхнего Времени. Доминика Нозетт намеревалась стать самой знаменитой фотожурналисткой в мире. И остановить ее не могло уже ничего.

Глава 9

Джон Лахли как раз сжег письмо Элизабет Страйд на своем алтаре глубоко под лондонскими улицами, когда раздался и пошел гулять эхом по подземелью пронзительный женский визг. Послышалось злобное мужское рычание, за которым последовало несколько выстрелов, потом шум сшибающихся тел, пыхтение и внезапный мужской вскрик от боли. А затем безумный голос Джеймса Мейбрика:

– Липский! Еще раз, и еще:

– Липский! Липский!.. ЛипскиЛипскиЛипский!..

Это исступленное пение заставило Лахли пулей вылететь из комнаты через открытую железную дверь. Ливерпулец стоял на коленях в грязной воде, фонарь валялся в стороне, а сам он кромсал ножом чье-то неподвижное тело. Труп, лежавший на полу туннеля, до того, как над ним потрудился нож Мейбрика, принадлежал мужчине. Кровь фонтанами хлестала Мейбрику в лицо и на грудь. Она стекала по его подбородку и волосам: предупреждал же его Лахли, когда они охотились на проституток, чтобы тот не задевал артерию. Однако еще более кошмарный звук, чем влажное хлюпанье вонзающегося в тело ножа, донесся до слуха Лахли: стук удаляющихся бегом башмаков в темноте, сбивающийся, отчаянный.

Та женщина, что визжала.

Лахли оставил Мейбрика забавляться своими гадкими играми, а сам бросился за ней. Он должен остановить ее. Должен заставить ее замолчать. Кем бы она ни была. Черт, ему плевать, кто она такая, он обязан поймать ее. Она поскользнулась на мокрых камнях. Снова побежала. Ничего не видя и не слыша, натыкаясь в темноте на стены. Он слышал, как она тяжело дышит. Слышал шлепанье ее ног по лужам. Запах ее ужаса. Сильный. Возбуждающий. Изысканный.

Когда он схватил ее, она взвизгнула. Пыталась отбиваться. Впивалась ногтями в его руки, лицо. Он ударом отшвырнул ее назад, на стену. Вцепился пальцами в волосы. Запрокинул ей голову назад. Стиснул мертвой хваткой горло… И в глаза ему ударил призрачный красный свет – пугающий, неестественно беззвучный. Лахли отпрянул на шаг, инстинктивно выбросив вперед руку. Голова женщины дернулась, и свет исчез. Тишину разорвал выстрел. Пуля с визгом ударила в кирпичи за его спиной. Лахли снова ударил ее кулаком в лицо. Пистолет разрядился, ослепив его вспышкой. Они боролись за пистолет, и она стреляла, пока курок не щелкнул вхолостую. Он ударил ее в третий раз, на этот раз сбив на землю. Она с плеском рухнула в грязь у его ног и больше не шевелилась, только едва слышно застонала. Лахли подхватил ее под руки, выпрямил голову…

…и этот зловещий свет появился снова.

Совершенно потрясенный, он ощупал ее шею и наткнулся на тонкие, странные на ощупь нити, на что-то стеклянное.., странную гибкую трубку, какие-то тонкие волоски… Что это, дьявол подери, такое?

Натренированным движением он вскинул ее на плечо. Волосы ее свисали ему на спину, руки свободно болтались. Лахли поспешил сквозь темноту обратно, к свету, льющемуся в открытую дверь Нижнего Тибора. Мейбрик все еще кромсал труп.

– Джеймс!

Когда его резкий окрик так и не дошел до сознания этого безумца, Лахли просто опрокинул его ударом ноги. Мейбрик шмякнулся на бок, замолотил руками, разбрызгивая воду, потом зарычал как зверь и взмахнул ножом.

– Джеймс! Убери этот чертов нож! Он мертв! Торговец хлопком медленно зажмурился, потом открыл глаза, в которых постепенно появилось осмысленное выражение. Он уставился в лицо Лахли.

– Извините, доктор, я не знал…

– Вы все сделали верно, Джеймс, убив этого ублюдка. Теперь тащите его внутрь, и мы посмотрим, кто такие наши гости.

– Да, конечно. – Мейбрик подхватил убитого под мышки, вытащил тело из грязной воды и затащил его в Нижний Тибор.

– Оставьте его у дверей, Джеймс, и найдите его чертов пистолет, – скомандовал Лахли, укладывая безжизненное тело женщины на свой рабочий стол и привязывая ее руки прочной веревкой. Потом нашел чашку и спокойно налил в нее дозу снадобья, которое всегда давал Мейбрику по возвращении с удачной охоты в Уайтчепле. – Ага, нашли? Отлично. Положите его сюда. А теперь, Джеймс, вы весь дрожите, вам срочно нужно ваше лекарство. Вот, выпейте. Теперь снимите плащ и всю остальную одежду. Сожгите ее, она вся в крови.

Мейбрик беспрекословно выпил сильнодействующее зелье, потом стянул с себя окровавленную одежду и положил ее на алтарь. Лахли услышал плеск воды: Мейбрик умывался в маленьком корыте. Удостоверившись, что он снова вполне управляем, Лахли переключил внимание на изуродованное тело, лежавшее на полу у двери. Он расстегнул порванный и изрезанный в дюжине мест плащ, обшарил его карманы, потом карманы жилета и брюк. При виде того, что он обнаружил, он нахмурился. Склонившись над абсолютно обычным трупом, Лахли обнаружил, что видит предметы, назначение которых ему совершенно непонятно.

В карманах незнакомца обнаружились пригоршня шиллингов, флоринов, несколько полукрон, стопка банкнот – неожиданно толстая. Почти две сотни фунтов. Зато другие предметы… Он нашел жесткую прямоугольную карточку из материала, подобного которому Лахли еще не встречал. Не бумага, не дерево и не металл, он тем не менее блестел и был ярко окрашен. С обратной стороны на нем имелся ряд темных полосок из такого же незнакомого материала, который Лахли так и не смог соскрести ногтем. Похоже было на гуттаперчу, получаемую из сока одного произрастающего где-то в Малайзии дерева и густеющего на воздухе. Гуттаперчу использовали для различных цементов, изоляции и тому подобного. Все же эта карточка была явно не гуттаперчевой: попытки растворить ее в скипидаре и керосине не дали никакого результата – значит материал был какой-то другой. Это был и не каучук; тот менее прочен, чем даже гуттаперча, не говоря уже об этом материале. Хмурясь, Лахли отложил карточку в сторону и занялся изучением другого загадочного предмета, маленького цилиндрика, покрытого мягким, губчатым веществом, из которого тянулись тонкие проводочки, также покрытые чем-то скользким и гибким. Провода вели от цилиндрика к небольшой, но тяжелой коробке. Она была сделана еще из одного незнакомого материала, похожего на ту жесткую карточку, но все же другого. Оболочка не имела ни одного видимого шва, но на ней виднелось несколько крошечных кнопок и крышка на петлях. Крышка была прозрачной, но не из стекла. Пытаясь понять назначение кнопок, он нажал одну, и из коробки послышался слабый, шелестящий звук. Он удивленно нажал несколько других кнопок, пытаясь остановить этот звук…..и из коробки заговорил голос Джеймса Мейбрика! Удивленно вскрикнув, Лахли уронил эту штуку, склонился над ней и поражение уставился на коробочку, которая, лежа, продолжала разговаривать с ним. Это напоминало обычный трюк медиумов-чревовещателей, только с использованием самого крошечного фонографа-виктролы, какой только можно себе вообразить; однако в комнате не было никого, кроме Мейбрика и его самого, а Мейбрик стоял в противоположном углу комнаты, разинув рот при звуках собственного голоса, исходящего из ящичка размером не больше ладони Лахли. Лахли не мог представить, чтобы кому-то удалось сделать такой маленький фонограф.

– Что это? – спросил настоящий Мейбрик; голос его заметно дрожал.

– Не знаю! – Лахли подобрал коробку и осторожно потряс ее. Голос Мейбрика продолжал говорить. Потом он услышал еще один голос и испытал настоящий шок, узнав его: “Джеймс! Уходите прочь от нее! Ну же, быстро, пока сюда не набежали копы! Они обходят площадь каждые несколько минут, и им, черт подрал, уже пора!” Это сопровождалось спокойным, будничным голосом Мейбрика: “Обед забыл” – и его собственным, сердитым: “Если вы хотите уходить с ее печенью и маткой, ваше дело. Но будь я проклят, если я пойду тогда рядом с вами! Встретимся как обычно, в Нижнем Тиборе”.

Теперь и он сам смотрел на коробку, разинув рот. Эта маленькая коробочка каким-то образом запечатлела их разговор час назад, когда они стояли над изуродованными останками Кэтрин Эддоуз.

– Это что-то вроде фонографа или миниатюрного телефона, – произнес он испуганным шепотом. – Из тех штук, которые записывают голоса, а не передают их по проводам! Боже мой, как это получается? Где рожок? И у телефона, и у фонографа есть рожок, чтобы говорить в него, а тут ничего нет, только эти проводки и эта маленькая штучка на конце. И что приводит ее в действие?

– Это, должно быть, полиция! – ахнул Мейбрик, дрожа от страха. – Грязные копы, следившие за нами, вот это кто!

– У лондонских копов нет таких устройств!

– Тогда кто это ?

Лахли переводил взгляд с Мейбрика на убитого и обратно, потом на коробочку в руках, на лежавшую без сознания женщину, снова на Мейбрика. При других обстоятельствах это зрелище могло бы показаться ему неописуемо смешным: обнаженный мужчина с запекшейся на волосах кровью, по лицу и груди которого стекала вода, труп – обладатель говорящей коробки и женщина с руками, привязанными к столу.

– Кто они? Не имею ни малейшего представления, – отозвался наконец Лахли, поднимаясь на ноги и пробуя кнопки по очереди, пока голоса не смолкли. – Но я это выясню. Одевайтесь, Джеймс, не стойте нагишом. И смойте кровь с волос, пока она не засохла совсем.

Безумец провел рукой по липким, редеющим волосам и скривился, потом снова склонился над корытом и начисто промыл голову. Он достал платье, в котором приехал из Ливерпуля, и молча оделся. Слава Богу, снадобье начало оказывать на него свое действие, и он сделался спокойнее и тише. Лахли обыскал так и не подававшую признаков жизни женщину и обнаружил спрятанные у нее в одежде предметы, еще более странные, чем те, что он нашел на мужчине. Он не имел ни малейшего представления о том, для чего предназначено крошечное устройство с каким-то подобием линзы, спрятанное в ее шляпке, не говоря уже о другой штуке, испускавшей тот тускло-красный свет, который он заметил в темном подземелье. Так он стоял, хмурясь, пока не услышал за спиной шаги. Мейбрик подошел и остановился у него за спиной.

– Что это? – тихо спросил тот, ткнув пальцем в маленькую трубочку, из которой исходил свет.

– Не знаю. Она испускает слабый красный свет.

– Я ничего не вижу.

Лахли посветил прямо ему в глаза.

– А вот так?

– Ничего.

Даже когда торговец хлопком смотрел прямо в эту штуку, он не замечал этого красного свечения, отчетливо видимого Лахли. Все занятнее и занятнее… Штуковина с линзой и источник красного света соединялись проводами с тяжелым, явно плотно набитым чем-то устройством, спрятанным у женщины под плащом. Материалом корпуса оно напоминало устройство для записи голоса. Только у этого имелись и металлические детали, кнопки и рычажки, а также поверхность со странной фактурой на одной из сторон, напоминавшая темное окно, сквозь которое, правда, не было видно ничего. Собственно, в отличие от крышки странного фонографа, оно даже не было прозрачным.

В карманах Лахли обнаружил еще одну непонятную, жесткую карточку, до странности большую сумму наличными, маленькое зеркальце, всякие женские причиндалы для ухода за собой и кучу разнообразных мелочей непонятного назначения. Одежда женщины была абсолютно заурядной: недорогой, но прочный плащ, тяжелые шерстяные юбка и корсаж поверх нижних юбок и комбинации… Вязаные чулки, крепкие и хорошо сидящие на ноге туфли… Тяжелая сорочка под корсажем…

А вот под всем этим обнаружилось белье, какого он никогда еще не видел. Ремешки и гладкие чашечки из какой-то поразительно эластичной материи, туго охватывающие ей грудь, явно имели целью поддерживать ее тело в форме на порядок лучше, чем любое другое женское белье, которое ему приходилось видеть. А ведь у него было несколько сестер старше его возрастом, плюс несколько сотен пациенток, так что он имел представление об этом аспекте женской моды.

– Из чего, дьявол подери, это сделано? Это ведь не резина, хотя похоже на резину, и как сработано…

– Можно, я ее порежу? – сонно, сквозь действие снадобья, предложил Мейбрик.

– Нет, Джеймс. Она моя. – Он оглянулся. Торговец хлопком сонно покачивался на ногах. – Идите сюда, Джеймс, вам лучше полежать и отдохнуть. – Он сдвинул неподвижную, полуобнаженную женщину вбок, освободив место для Мейбрика. Оставив женщину на несколько минут, Лахли занялся погружением Мейбрика в глубокий транс и стиранием из его памяти воспоминаний о его, Лахли, участии в событиях сегодняшней ночи или о странных предметах, обнаруженных ими. Обо всем остальном тот мог сколько угодно писать в своем дневнике по возвращении домой.

– Когда вы сможете вернуться в Лондон, Джеймс? – прошептал он.

– Не знаю.., не скоро.., дела…

– Черт возьми, нам нужно найти эту валлийку в Миллерс-корт и уничтожить ее, – продолжал Лахли. – И чем скорее, тем лучше. Очень хорошо, Джеймс, в следующий раз, когда вы вернетесь в Лондон, вы найдете для меня женщину в Миллерс-корт – ту, что говорит по-валлийски. Эту женщину вы убьете следующей.

Сонное лицо Мейбрика ожило, и на нем обозначился хорошо уже знакомый Лахли голод.

– Я хочу резать ее.., изрежу ей лицо, подлой шлюхе, отрежу сиськи, поцелую их, отрезанными…

– Потом, Джеймс. Вы сможете сделать все это, но только в следующий ваш приезд в Лондон. – Глаза Мейбрика снова закрылись, а дыхание замедлилось. – Позже…

– Спите, Джеймс, – шептал Лахли. – Когда вы проснетесь, возвращайтесь в Ливерпуль. Вы совсем не будете помнить обо мне, пока я не пришлю вам телеграмму. Только тогда вы вспомните мое имя, это место. Спите, Джеймс, и пусть вам приснится, как вы потрошите шлюху из Миллерс-корт…

Торговец покорно уснул.

Удалив на некоторое время помеху в его лице, Лахли снова занялся женщиной на другом краю стола. Его таинственной пленнице пора было очнуться. Ее необходимо было допросить, хотя он не знал, согласится ли она сотрудничать с тем, кто убил ее спутника. Возможно, убитый и не приходился ей мужем – обручального кольца у нее на пальце не было, – но они явно были каким-то образом связаны, так что ему придется предпринять кое-какие шаги, чтобы добиться ее уступчивости.

– Ну, просыпайтесь…

Она пошевелилась, негромко застонала. В свете газового рожка видно было, какого красивого – русого – цвета у нее волосы и как хорошо она сложена. Красивая штучка… Большие, испуганные голубые глаза постепенно открылись Несколько мгновений взгляд ее оставался бессмысленным.

Потом она все вспомнила и непроизвольно взвизгнула. Взгляд ее уперся в Лахли, и она попыталась отодвинуться, оттолкнуть его руки. Только тут она обнаружила, что они привязаны.

– Не дергайтесь, – посоветовал ей Лахли. – Если не хотите, конечно, упасть со стола.

Она негромко всхлипнула. Он приподнял ей голову и прижал к ее губам край чашки. Она дрожала.

– Выпейте это.

– Нет.., пожалуйста…

– Пейте! – Она вяло сопротивлялась, но силы были явно неравны. Он просто-напросто зажал ей пальцами ноздри и заставил открыть рот, потом влил питье. Она закашлялась, но проглотила. Лахли ласково погладил ее по волосам. – Ну, видите, ничего страшного. И не пытайтесь сражаться со мной, лапочка, все равно никуда не денетесь. Да не бойтесь, я вас не отравил, – добавил он с усмешкой.

Дрожа, она прикусила губу и попыталась отвернуться.

– Пожалуйста, не убивайте меня…

– Убивать вас? О нет, дорогая моя. На ваш счет у меня гораздо более интересные планы. – Она судорожно глотнула воздух, и он усмехнулся. – А теперь, дорогая, лекарство, которое я дал вам только что, сделает вас очень сонной. Кстати, вам не трудно представиться? – Она лежала перед ним, дрожащая и связанная, и не отвечала. – Ладно, ладно, мы подождем немного, пока лекарство не подействует. Мне очень жаль того, что случилось с вашим другом, поверьте. Джеймс нынче ночью совсем не в себе. – Слезы чаще закапали у нее из глаз, и дыхание участилось. Следующий вопрос он задал из чистого любопытства. – Он что, ваш любовник?

Она мотнула головой.

– Нет.

– Может, брат?

– Нет…

– Тогда кто?

– Д-деловой партнер. – Веки ее начали слипаться.

– В делах какого рода, дорогая?

– В журналистике… – Она говорила уже чуть слышно. Лахли нахмурился. Журналистика? Сумасшедшая журналистка ? Куда катится мир, если женщины избирают себе жалкую профессию копателя грязи для газет? Право же, мир совсем сошел с рельсов: женщины требуют прав и обучаются в университетах на врачей – Бог мой! – или учатся печатать на машинках и лезут в секретари, в почтенную мужскую профессию. Женщины превратят ее в балаган. Наверняка будут соблазнять своих начальников, разрушать семьи респектабельных бизнесменов. Общество разлагается на глазах, и женщины тому виной.

– На какую газету вы работаете? Или вы пишете в какой-нибудь вздорный женский журнал?

– Газета… – Глаза ее окончательно закрылись. – “Лондон Нью Тайме”.

"Нью Тайме”? Он никогда не слышал о такой. Ничего удивительного, их с каждым месяцем становится все больше, и все бьются за читателей и объявления.

– Что вы делали в подземелье?

– Следили за вами…

Холодок пробежал по его спине. Ну разумеется, она следила за ним, как иначе она и ее партнер нашли дорогу сюда?

– Зачем вы это делали?

Она едва заметно улыбнулась.

– Я собираюсь получить премию Карсона.., за исторический фоторепортаж.., ни у кого другого не хватило смелости попробовать выследить Потрошителя…

На несколько мгновений Лахли буквально остолбенел. Потрошителя? От что, знает про письмо, которое он посылал? Которое еще не опубликовано Центральным Агентством Новостей? Он рассчитывал, что газетчики опубликуют письмо “Дорогому Боссу” немедленно, но чертов редактор явно придержал его, а может, переслал в полицию. Возможно, она видела это письмо в агентстве, выискивая материал для своей статьи? И тут до него вдруг дошел смысл других ее слов. Историческая фотожурналистика? Он никогда не слыхал о такой профессии; правда, не слыхал он и о премии Карсона, что бы это ни было. Впрочем, премия эта наверняка значила для нее достаточно много, чтобы рисковать ради нее жизнью.

– Историческая фотожурналистика? – тупо переспросил он. – Значит, вы фотограф?

Возможно, эта штука, которую она прятала на себе, – какая-то особая камера?

– О да, очень хороший фотограф. Доминика Нозетт, самая знаменитая из всех мировых фотографов…

Лахли позволил себе улыбнуться в ответ на это заявление. Он никогда не слышал раньше об этой проклятой сучке.

– Видеозапись сделает меня богатой, – вздохнула она. – Идиоты из группы наблюдателей, все эти знаменитые криминалисты и историки, ничего не знают.., у них кишка тонка сделать то, что сделала я.

Группа наблюдателей? Криминалисты? Это звучало чертовски угрожающе.

– А что вы сделали? – мягко поинтересовался он. Она снова улыбнулась.

– Спряталась в Датфилдз-ярде, разумеется. Дождалась, пока вы принесете туда Лиз Страйд. А потом мы спрятались на Митр-сквер, за тем высоким забором. Они тоже разместили там свои камеры, снимали все это из подворотни, но разве можно получить полноценную картину, сидя в подвале на другом конце Лондона? Для этого нужно самой быть там, где происходили нападения…

Комната покачнулась и пошла кругом, когда до Лахли дошел смысл того, что она бормотала. Она точно знала, где прятаться! Знала, где смотреть, как они убивают Страйд и Эддоуз! Знала заранее! Этого не могло быть – откуда кому-то знать, где будут находиться они с Мейбриком, если они сами не знали того, где найдут этих проституток? Они даже не знали, что Кэтрин Эддоуз освободили из бишопсгейтского полицейского участка, пока не столкнулись с ней на Дюк-стрит. И все же об этом кто-то знал, и не только эти двое. Она сказала, другие тоже установили там заранее свои камеры, чтобы сфотографировать его и Мейбрика.., другие, сидевшие в каком-то там подвале на другом конце Лондона…

Джон Лахли взял ее за подбородок и тряхнул.

– Объясните! Откуда вы знали, где я буду находиться? Она медленно моргнула.

– Но это же всем известно. Дело Потрошителя знаменито. Самые знаменитые убийства за последние два века.., и я разгадаю их тайну.., уже разгадала! Когда я вернусь на станцию, в свое родное время, я стану знаменитой и богатой. Я сняла на пленку Джека-Потрошителя.., обоих.., кто бы предположил, что их двое?

Лахли стоял, дрожа. Она заговаривалась, бредила. Не могла не бредить…

– Все эти дураки, – бормотала она, – думали, что это принц Эдди, или его учитель, или тот бэрристер, что потом утопился, или сэр Уильям Гулль. Они все последние сто пятьдесят лет спорят о том, кто это такой.., договорились даже до того, что это какой-то путешественник во времени, прошедший сквозь Британские Врата…

Джон Лахли смотрел на эту женщину и на полном серьезе пытался понять, кто лишился рассудка: она или он? Путешественник во времени? Полтора века споров о том, кто он? Какая она журналистка, она сбежала из сумасшедшего дома, откуда-нибудь из лондонских предместий…

И тут до него дошло одно слово из тех, что она говорила.

Врата! Йанира, женщина, которая столько о нем знала, все время бормотала что-то насчет каких-то загадочных врат. Может, она тоже путешественница во времени, явившаяся выследить его? Он пошатнулся от такого предположения. Взгляд его упал на тяжелый ящичек, который он достал из-под ее плаща, на соединенные с ним проволочками трубки и цилиндры из ее шляпы. Он нахмурился, поднял все это и еще раз встряхнул женщину.

– Посмотрите на это! – Веки ее затрепетали и отворились. – Скажите мне, что это такое.

– Моя камера. Цифровая видеокамера, лучшая для нашей работы… видеокамера? От латинского “я вижу”?

– Покажите мне, как она работает! – Он ослабил веревки на ее запястьях, поднял ее в сидячее положение и сел за ее спиной, чтобы она могла опереться. Она положила камеру на колени и поколдовала с кнопками.

– Видите? Это я записала сегодня ночью. – Она попыталась поднять камеру, но помешали связанные руки. Он взял камеру у нее – и не удержался от вскрика. Странная матовая поверхность с одной ее стороны шевелилась. На ней мелькали изображения – цветные картины, показывающие Мейбрика, склонившегося над Кэтрин Эддоуз, разрубающего ее на части…

Боже праведный! Как, черт побери, могла такая маленькая коробочка запечатлеть их? Вот так, цветными картинами, движущимися картинами? Он нажал на кнопки, которыми пользовалась она, и коробочка мягко заурчала, а изображение замелькало на ней с такой скоростью, что он не успевал за ним следить. Люди бежали задом наперед, мелькали и вспыхивали краски, все смешалось. Когда он снова нажал дрожащим пальцем на кнопку, изображение снова замедлилось. Он обнаружил, что смотрит на какое-то место, вышедшее из кошмарных снов. Огромные помещения, внутри которых стояли целые здания, сотни крошечных людей, разгуливающих по земле и поднимающихся на сделанные из металла лестницы, сумасшедшие огни, складывающиеся в странные формы…

– Что это за место? – дрожащим голосом спросил он. Она мигнула и всмотрелась в камеру. – Станция Шангри-Ла, – пробормотала она. – Вокзал времени…

Лахли несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, глотая сырой воздух, и постепенно его взвинченные нервы отпустили немного.

– Вы, – медленно произнес он, тщательно выговаривая каждое слово. – Вы пришли из моего будущего?

– Ну да. Спустилась вниз по времени, сквозь Врата, чтобы поймать Потрошителя, то есть сфотографировать его…

Он не верил в это, не хотел верить в это. Все это какая-то фантастика, бредни модных писателей вроде этого французишки, как его… Жюля Верна? Тем не менее он держал в руках камеру, которую не мог смастерить ни один умелец Британской Империи, сделанную из материалов, которых Лахли не видел, о которых даже не слышал, и эта сучка приняла его микстуру, она просто не может лгать после того, чем он ее напоил. Испуг сменялся возбуждением: он уже видел неясные очертания мира, который мог предложить ему больше власти, чем он мог мечтать.

– Эдди, – прошептал он. – Расскажите мне про Эдди. Принца Альберта Виктора. Когда он станет королем?

– Бедняжка принц Эдди, – вздохнула она, снова закрывая глаза. – Всего четыре года осталось… Таким молодым… В тысяча восемьсот девяносто втором…

Лахли затрясло от охватившего его безумного возбуждения. Четыре года? Эдди взойдет на престол всего через четыре года? Великий Боже, что такого случится, что убьет и старуху Викторию, и Принца Уэльского? Берти здоров как бык, да и сама Королева, судя по виду, протянет еще лет десять.

– Что случится? – спросил он сдавленным голосом. – Что случится в тысяча восемьсот девяносто втором году?

– Инфлюэнца. Эпидемия девяносто первого – девяносто второго годов. Бедный Эдди, он только-только обручится, получит титул герцога Кларенса, вся жизнь впереди, и тут его убьет инфлюэнца. Виктория будет убиваться, а уж родители…

Пол пошатнулся под его ногами. Смерть от инфлюэнцы? Так и не станет королем? Но это невозможно, он ведь столько трудился, вложил в это все, провел пять недель в кромешном аду, доставая эти Богом проклятые Эддины письма, чтобы защитить его, чтобы это не помешало его восшествию на трон. Он совершал убийство за убийством, чтобы Эдди ничего не угрожало, чтобы он стал королем, чтобы это дало Лахли ту власть, о которой он мечтал, богатство, контроль над политическим будущим Империи…

И Эдди погибнет от какой-то вздорной инфлюэнцы? Лахли начал смеяться – диким, идиотским, визгливым смехом, отдававшимся эхом от каменных сводов. Он обеими руками стиснул эту невероятную камеру и смеялся до тех пор, пока не начал задыхаться.

– Как вы вернетесь обратно? – прохрипел он наконец. – В свое время?

– Через Врата, – сонным, но рассудительным голосом отвечала его жертва.

– Врата? Какие врата? Где? – Он все еще смеялся, всхлипывая, на грани безумия. Какой рассудок выдержит такое потрясение?

– Британские Врата. В Бэттерси. Сполдергейт-Хаус. Но они не отворятся еще несколько дней, до самого второго октября. Они отворяются каждые восемь дней. – Ее голова сонно запрокинулась назад. – Но я не пройду тогда, я останусь до убийства Мэри Келли, а это случится девятого ноября… Вот тогда я вернусь со своими записями. И тогда я точно получу премию Кита Карсона…

Он снова расхохотался. Мэри Келли? Должно быть, это та самая сучка из Миллерс-корт. Какого черта ему теперь замышлять убийство какой-то мелкой потаскушки, к которой попало письмо, написанное тупицей, который даже не доживет до своей коронации? Ох, Боже, все это слишком смешно: вот он стоит в своем сатанинском святилище, посвященном завоеванию политической и духовной власти, на полу валяется мертвый путешественник во времени, на столе – опоенный безумец и пустоголовая журналистка, собирающаяся сфотографировать убийство, которого ему больше незачем совершать, а целых четыре шлюхи уже мертвы и изрублены на куски, и все впустую, а разлагающаяся голова мальчика-педераста смотрит на него через всю комнату и смеется над крушением всех его планов…

Но ведь эта женщина подарила ему намек на что-то новое, нечто, воспламенившее его воображение еще сильнее, чем все ожидания, связанные с Эдди. Новый, необъятный мир, чтобы он подчинил тамошние умишки и зажил как король. Он снова рассмеялся и погладил женщину по волосам. Все мысли об Эдди отваливались прочь как хлопья ржавчины с хорошей дамасской стали. Доминика, эта самонадеянная дура журналистка, помогла ему гораздо больше, чем думала, выслеживая его по лондонским подземельям.

Он оставил ее привязанной к большому железному крюку на священном дубе, опоенной до полнейшего бесчувствия, потом вытащил такого же бесчувственного Джеймса Мейбрика за дверь, оставил там, запер замок Нижнего Тибора и побрел по темным туннелям под Лондоном, тихо смеясь и пытаясь представить себе, что будет, когда он через два дня пронесет сквозь Британские Врата Доминику, умирающую от ран, которые сам же и нанесет ей незадолго до появления в Бэттерси?

* * *

Где-то незадолго до рассвета Йанира Кассондра проснулась от цепенящего ужаса. Доктор Джон Лахли ворвался в ее спальню и принялся будить, шлепая по щекам, больно, до синяков, хватая за руки и тряся.

– Расскажите мне про врата! – потребовал он, с размаху ударив ее по щеке. – Да проснись же, девка, расскажи мне про врата! И станцию! Откуда ты?

Йанира отпрянула от него, плача и дрожа.

– Я пришла сквозь Британские Врата! Со станции! Пожалуйста!

– Какой станции? Как она называлась?

– Шангри-Ла, – прошептала она. Щека ее пылала от удара. На запястьях, там, где он стискивал их, медленно наливались багровым цветом синяки. – Вокзал Времени номер восемьдесят шесть.

– Восемьдесят шесть? Боже мой, неужели их столько? Расскажи мне о своем мире, женщина!

Она в отчаянии и замешательстве покачала головой:

– Я живу на станции. Мне не разрешается покидать ее, ведь я из Нижнего Времени.

– Что? – Лицо его, придвинувшееся к ней так близко, исказилось в гримасе безумия. Она вжалась в подушки, но он снова грубо дернул ее вверх. – Объясни!

– Я родилась в Эфесе! – воскликнула она. – Я попала на станцию сквозь Врата Философов! Из Афин… Он вдруг затих, глядя на нее сверху вниз.

– Расскажи, – повторил он неожиданно тихим голосом. – Повтори, где ты родилась. И когда.

– В Эфесе, – прошептала она. – Мы считаем годы не так, как вы, но Врата Философов открываются в год, который в Верхнем Времени называют четыреста сорок восьмым до Рождества Христова. В правление Перикла… – От нее не укрылось неприкрытое потрясение в его глазах.

– Боже мой, – прошептал он. – Значит, это правда. Ну конечно, если ты говоришь, что родилась в Эфесе, тогда как города давно уже нет.

Йанира испуганно, но удивленно уставилась на него. Он явно верил ей. Почему, она не знала. Что-то такое случилось этой ночью… Глаза Йаниры вдруг расширились. Отряд наблюдателей! Должно быть, он встретил кого-то из отряда наблюдателей, увидел что-то такое, что убедило его в реальности путешествий во времени. Взгляд Джона Лахли медленно сфокусировался на ее избитом лице. Он улыбнулся и погладил ее по голове.

– Расскажите-ка, дорогая, о тех людях, которые пытались убить вас.

Она попыталась объяснить ему все о Храмах Владычицы Небесной в Верхнем Мире, о террористах из “Ансар-Медж-лиса”, поклявшихся уничтожить всех храмовников и ее семью, об отце Джины и людях, которых он послал убить его собственную дочь.

– Значит, вы важная персона, – задумчиво пробормотал Лахли. – Куда важнее, чем та безмозглая сучка, которую я оставил в Нижнем Тиборе. Женщина-журналист, надо же! – Йанира зажмурилась, пытаясь отгородиться от ужаса. Он не только повстречался с членами группы наблюдателей, он похитил их. – Да, – продолжал он. – Я верю, что вы гораздо важнее, чем мисс Нозетт. Отлично, теперь я знаю, что мне делать. Пожалуй, я все-таки прочитаю эту чертову лекцию завтра, будь она неладна, как будто ничего не случилось. Я не могу рисковать, допускать, чтобы меня заподозрили в этих проклятых убийствах, когда я стою на пороге будущего! – Он снова встряхнул ее. – Расскажите мне про врата. Во сколько они открываются? Эта женщина, Нозетт, говорила что-то про Сполдергейт-Хаус в Бэттерси.

– Я не знаю, на что он похож, – всхлипнула Йанира, отстраняясь от него. – Они вывезли меня со станции в сундуке. Я знаю, что Врата отворяются в сад за домом, но я не знаю, во сколько. Это всегда происходит по вечерам, каждые восемь дней.

– Ага. Мисс Нозетт скажет мне, когда именно, прежде чем я избавлюсь от нее. Отлично, дорогая моя. – Он нежно поцеловал ее в лоб. – Мне кажется, – негромко добавил он, – что вас лучше переместить в целях безопасности. Видите ли, детка, я не могу рисковать потерять вас. Эдди, оказывается, абсолютно бесполезен, зато вы, дорогая, приведете меня к власти, о которой я даже не мечтал.

Она ахнула, глядя в его безумные стальные глаза.

– Но вы не сможете попасть на станцию! Он негромко усмехнулся.

– Вздор. Я – Джон Лахли. Я могу все. У полиции нет ни одного доказательства того, что я помогал зарезать четырех грязных шлюх в Ист-Энде, управляя жалким умишком Мейбрика. Мисс Нозетт сказала мне, что ваш мир полтора столетия ломал голову, кто я такой. Если мне удалось проделать это в Лондоне, приложив такие же усилия, на вашей станции я стану настоящим богом! – Он улыбнулся ей в лицо. – И вы, крошка, станете моей богиней…

Она отбивалась от него, когда он снова поил ее своим зельем.

И плакала от бессилия, когда он тащил ее вниз по лестнице, обернутую в плащ, когда нес в ту кошмарную комнату, которая являлась ей в жутких видениях, в комнату глубоко под улицами, где он совершил по меньшей мере одно убийство и планировал множество других. Ей надо было как-то помешать этому безумцу, пока он не оказался на станции. Вполне здравомыслящие люди из Нижнего Времени и то сходили порой с ума, попадая на вокзал времени, настолько тяжелым был шок от столкновения с действительностью Верхнего Времени. Что может натворить Джон Лахли, если ему удастся попасть на ВВ-86…

Она потеряла сознание, так и не придумав способа помешать ему.

* * *

Джина пыталась не обращать внимания на противный шум с улицы, но и спрятаться от этого хора злобных голосов ей было тоже негде. Колокола церкви Христа в Спита-филдз, глухо, словно отсырев от бесконечного дождя, созывали прихожан на воскресную службу, а от дома к дому все перелетала, разрастаясь словно лесной пожар, страшная новость: два страшно изуродованных женских трупа, всего в получасе ходьбы друг от друга, но на этот раз не только в Ист-Энде, но и в округе, относившемся к Сити. Как бы то ни было, оба убийства всколыхнули весь Лондон, и это тогда, когда большинство его жителей наивно полагали, что их трудно потрясти чем-то новым.

Ноа дома не было: Джину до сих пор не выпускали из дома, даже купить свежей трески на завтрак, что приходилось делать детективу. Впрочем, готовить Джине никто не запрещал, так что она склонилась над огромной, топившейся углем плитой на кухне, силясь запомнить инструкции Маркуса. И тут послышались торопливые шаги Ноа Армстро.

– У меня появилась зацепка! – сразу же заявил детектив и только после этого шмякнул на кухонный стол сверток с рыбой.

Джина с Маркусом резко обернулись.

– Какая зацепка? – спросила Джина, затаив дыхание.

– Завтра в Египетском Зале состоится лекция о теософии и прочих оккультных науках. Докладчик – врач, занимающийся месмеризмом. Я случайно наткнулся на человека, рассказывающего о нем, когда возвращался из рыбной лавки. Похоже, что этот доктор родом из Уайт-чепла, с Миддлсекс-стрит, и там же начал заниматься оккультизмом. Не знаю, тот ли это, кого мы ищем, но тот врач, что напал на тебя, Джина, отреагировал именно на то, что сказала в трансе Йанира. Значит, он имеет отношение к оккультным наукам. Попытки поисков среди обычных врачей ни к чему не привели. И с разрастанием истерии по поводу Потрошителя я не уверен, безопасно ли расспрашивать людей насчет докторов. Полиция теперь ищет связанного с Потрошителем врача, а бедный доктор Миндель забаррикадировался у себя дома, опасаясь погромов. В общем, я думаю, что нам в любом случае стоит посмотреть на этого парня, Лахли.

Во рту Джины пересохло, как в пустыне; похоже, вся жидкость в ее организме разом ушла во вспотевшие ладони, которые она неловко вытерла о штаны.

– Да, я согласна. Я с тобой, Ноа. Нет, выслушайте меня! – добавила она, опережая возражения. – Я могу опознать его быстрее, чем вы. Если он читает лекцию, значит, там соберется толпа, а это значит, я смогу наблюдать за ним, сама оставаясь незамеченной. Если он тот, кто нам нужен, мы сможем проследить его до дома, может, даже найти там Йаниру.

Рот Ноа недовольно сжался. Детективу явно не нравилась эта затея.

– Черт, ты права, детка. Но мне ужасно не хочется подвергать тебя опасности, ради чего угодно.

– Я пойду вооруженной, – буркнула Джина. – Как на медведя.

– Я тоже пойду, – вмешался Маркус. – Миссис Миндель предлагала побыть с девочками, если мне придется отлучиться. Йанира моя жена. Я буду искать ее. И снова детектив с неохотой согласился.

– Ладно. Если дело примет серьезный оборот, еще один ствол нам не помешает. Видит Бог, ты неплохо научился стрелять после той переделки в Колорадо.

– Вы хороший учитель, – тихо сказал Маркус. – И я не разучился обращаться с тем револьвером, что купил в Чикаго.

– Мы все пойдем вооруженными. И еще: нам нужна одежда получше, чем эта. Египетский Зал – респектабельное место. Если мы появимся там в ист-эндских обносках, нас могут просто не пустить на порог.

Джина нахмурилась.

– Единственный приличный костюм у меня – тот, в котором я проходила Врата. Он весь в крови. Меньше всего мне хотелось бы появляться на людях в окровавленной одежде – кто-нибудь примет меня за Джека-Потрошителя. У меня была пристойная одежда в багаже, но он остался в “Пиккадилли”.

– Лекция состоится только завтра вечером, так что у нас хватит времени купить новую одежду. На всех троих, если уж на то пошло. К счастью, на Питтикоут-лейн сегодня рыночный день, так что там будет из чего выбрать.

Джина кивнула:

– Отлично. Мой пояс с деньгами, слава Богу, сохранился. Я поменяла на станции большую сумму. Мы можем позволить себе любые расходы.

– Очень хорошо. Тогда идем, пока там все лучшее не раскупили.

И без дальнейших разговоров все трое отправились покупать себе новый реквизит.

Глава 10

Марго никогда еще не приходилось устанавливать подслушивающее устройство.

Глядя тем утром, как инспектор Конрой Мелвин проделывает это в практически полной темноте, она испытывала настоящее восхищение. Мелвин в считанные минуты установил “жучка” на проводах, ведущих в министерство внутренних дел, и спустился обратно на мостовую.

– Есть, – ухмыльнулся он. – Теперь, когда Королева, узнав про двойное убийство, позвонит сегодня днем министру из Шотландии, мы сможем записать весь разговор.

– Но это же здорово! – улыбнулась в ответ Марго, пытаясь представить себе, отразится ли воспроизведение исторического телефонного разговора в радиопередачах Верхнего Времени на ее банковском счете. – Что у нас дальше?

Впрочем, что бы им еще ни оставалось, это вряд ли могло сравниться по степени опасности с эвакуацией записывающего оборудования с места убийств, с чем они уже покончили. Слава Богу, полиция Викторианской эпохи еще не слишком продвинулась в методике обследования места преступления. Они не только не оцепили места убийств, они позволили врачам и коронерам менять положение тел, смыть кровь, а сэр Чарльз Уоррен даже самолично стер надпись, которую Мейбрик накарябал мелом на Гульстон-стрит. Впрочем, Марго могла понять, зачем это сделали – с учетом антисемитских бредней Мейбрика и взрывоопасных настроений в Ист-Энде. К чести полиции Сити, она отчаянно сопротивлялась этому, но так и не добилась ничего, даже возможности посмотреть на эту надпись или сфотографировать ее, поскольку территориально Гульстон-стрит относилась к зоне ответственности Столичного округа.

– Что дальше? – Инспектор Мелвин задумчиво поскреб подбородок. – Пожалуй, дорогая моя, мне хотелось бы оказаться в Центральном Агентстве Новостей, когда туда придет открытка от нашего приятеля Джека.

– А вам не хотелось бы заснять, как Майкл Кидни появляется в полицейском участке Лимен и обвиняет дежурного констебля в убийстве его возлюбленной?

Марго было жалко этого человека. Бедный Майкл Кидни. Несмотря на достаточно бурные взаимоотношения, он и правда любил Элизабет Страйд.

– Это может быть немного рискованно, – нахмурился инспектор Скотленд-Ярда из Верхнего Времени.

– Рискованнее, чем демонтировать аппаратуру на Митр-сквер? – немного нервно рассмеялась Марго. – Или прослушивать министерские телефоны?

Инспектор ухмыльнулся.

– Ну, если сравнивать…

– Ладно. Раз так, попробуем снять мистера Кидни. Только мне надо переодеться в лохмотья, прежде чем идти в Ист-Энд.

– Тоже верно.

Не теряя времени, они отправились в Сполдергейт-Хаус. Малькольм уже находился в Ист-Энде – вместе с Павлом Костенко, Шахди Фероз и Дагом Тэнглвудом они изучали настроения толпы на улицах. Марго поежилась, вспомнив, что творилось в то утро, когда обнаружили изувеченное тело Полли Николз. Ей было немного стыдно, но она все же радовалась тому, что Малькольм определил ее не в Уайтчеплскую группу, а к Конрою Мелвину.

Пока они шли по Уайтхоллу, взошло солнце. Именно здесь завтра утром в подвале недостроенного еще здания Нового Скотленд-Ярда найдут обезглавленный, безрукий и безногий женский труп. Сегодня вечером Малькольм и Кон-рой Мелвин попытаются установить в подвале миниатюрную съемочную аппаратуру в попытке установить личность убийцы так называемого уайтхоллского торса и тем самым узнать, действительно ли эта неизвестная женщина тоже пала жертвой Потрошителя.

Ближе к западу на улицах начали появляться ранние мальчишки-газетчики, выкрикивавшие жуткую новость этого утра. Звонили колокола собора Св. Павла, Вестминстерского аббатства и церквей, названий которых Марго даже не знала. Низкий, звучный звон казался в этот ранний час неописуемо печальным. Они задержались и купили свежих газет, прислушиваясь к разговорам мужчин, собиравшихся на углах улиц. Разумеется, их приглушенные, сердитые разговоры записывались при этом чувствительными микрофонами личных журналов Марго и Мелвина.

– “Файнэншл ньюс” обещает триста фунтов за поимку этого типа, – говорил какой-то джентльмен, мимо которого они проходили.

– А лорд-мэр дает пятьсот, – отозвался другой, скуластое лицо с квадратной челюстью которого раскраснелось от злости. – Эти чинуши могли бы сделать это сто лет назад, до того, как шестерых женщин порезали на кусочки – четверых за каких-то три недели! Этот тип, Ласк, из Уайтчеплского Комитета самообороны только вчера просил, чтобы эту награду обещали официально, от имени правительства. И они его завернули! А теперь еще двоих убили…

– Сэр Альфред Кирби звонил мне. Сказал, что предлагает сто фунтов стерлингов и отряд в пятьдесят добровольцев-милиционеров, чтобы помочь отловить эту тварь. Спросил, не запишусь ли я добровольцем. Моя жена чуть в обморок не грохнулась при одном упоминании, что я буду охотиться за этим сумасшедшим. Слышать об этом не хочет…

– Говорят, какой-то тип по имени Томас Корам нашел на Уайтчепл-роуд окровавленный нож. Эта чертова штуковина была девяти дюймов в длину! Таким можно проткнуть женщину насквозь, да помоги Господь этим несчастным созданиям. Сэр Чарльз Уоррен с ума сходит, пытаясь расследовать это дело, а на нем еще сидит полиция Сити. Они в ярости – говорят, он уничтожил важные улики…

– Бедный сэр Чарльз, – пробормотал Конрой Мелвин. – Мне, право, жаль бедолагу. Пытаться расследовать дело вроде Потрошительских убийств, не имея ни малейшего представления о психологическом портрете серийного убийцы или искусстве сбора улик… Это дело стоило ему карьеры. Честно говоря, за такое дело и я предпочел бы не браться.

– А мне интересно, что будет делать коронер при расследовании смерти Элизабет Страйд? Он хмуро покачал головой:

– Что бы ни сделал, он работал плохо, это точно. Тем не менее я хочу быть на Кейбл-стрит, когда откроется расследование. Вестри-Холл уже наверняка битком набит.

Марго вздохнула. Еще одно расследование. С подробными описаниями ранений и показаниями свидетелей… Она предпочла бы находиться рядом с Малькольмом во взрывоопасном Ист-Энде, чем торчать в помещении, набитом репортерами, жаждущими подробностей убийства и увечий.

– Знаете, меня озадачивает одна деталь, – произнесла она, помолчав. – Кто-то сделал запись в церковной книге Шведской Церкви о том, что Элизабет Страйд убита Джеком-Потрошителем. Запись датирована тридцатым сентября, то есть утром, когда ее убили. А ведь имя “Джек-Потрошитель” будет впервые опубликовано только сегодня, первого октября.

– Я знаю, – вздохнул Мелвин. – Жаль, что мы не можем быть везде разом, правда? Даже действуя целой группой с помощью вас, гидов, мы не можем разрешить всех загадок, связанных с Потрошителем.

– Может, это написал кто-то, работающий в Центральном Агентстве Новостей и видевший письмо “Дорогому Боссу”?

– Или кто-то просто написал вчерашнюю дату, – задумчиво предположил инспектор. – Но мы это вряд ли узнаем. Что не дает покоя мне, так это то, что мы так и не опознали того типа, что орудует с Мейбриком. Как мы ни пытались проследить этого парня, и все впустую.

– Ну, кто-то его все-таки узнал. Доминика Нозетт и Гай Пендергаст вычислили, кто он, – готова поспорить, им это удалось. Что бы тогда ни сказали в Карлтон-клубе Уильям Батлер Йетс и его приятель, Пендергаст догадался, кто таков этот таинственный доктор.

– А может, он просто увидел этого чертова типа и пошел за ним, – буркнул Мелвин, тоже покрасневший от досады при воспоминании об этой истории. Полицейский инспектор тяжело переживал тот факт, что какой-то репортер ухитрился обскакать его, пока он был занят разговором со знаменитым поэтом.

– Возможно. Это может означать, что он увлекается оккультизмом – с какой стати иначе ему было приходить на собрание Теософического общества? А может, так оно и есть, даже если его самого там не было. Малькольм говорил, вы обсуждали там кельтские религии и прочие штуки, интересующие таких, как Йетс.

– Черт подери… – Инспектор вдруг остановился, и на лице его обозначилась крайняя степень удивления.

– Что? – спросила Марго. – Что я такого сказала?

– Возможно, ничего. А может, очень много. – Полицейский уставился на газету, которую они только что купили. – Вот это. – Он похлопал по газете, потом торопливо развернул ее, водя пальцем по колонкам. – Было тут одно объявление на первой странице… – пробормотал он. – Я вспомнил, когда вы заговорили про кельтские религии. Вот! Нашел!

Он развернул газету так, чтобы она тоже видела заметку.

– “Доктор Джон Лахли, – вслух прочитала Марго, – проживающий в Сохо ученый, специалист по оккультным наукам, врач-месмерист…” – Глаза ее расширились, и она вцепилась в рукав полицейскому. – У него приемная на Кливленд-стрит, в доме, который он назвал “Тибор”!

Конрой Мелвин уставился на нее, беззвучно шевеля ртом.

– Боже! Это же то самое место, куда наш парень сказал приходить Мейбрику! – Он нахмурился. – Кливленд-стрит, говорите? Не самый близкий путь – с кровью-то на рукавах. И все-таки это чертовски неплохая зацепка. Неплохо сработано, а? Чертовски неплохо, мисс Смит! Она расплылась в улыбке.

– Вы увидели заметку, не я.

– Заметку, о которой я не вспомнил бы, если бы не ваши слова о том разговоре в “Карлтоне”. А знаете, давайте-ка вернемся в Сполдергейт, и быстрее. Мне не терпится поделиться этими новостями с остальными наблюдателями.

– Мне тоже, – рассмеялась Марго. – И услышать, что скажет на это Малькольм!

– Мистер Мур, – заметил Конрой Мелвин, делая шаг к мостовой и махнув рукой ближайшему кебу, – будет, весьма вероятно, настаивать на том, чтобы присутствовать на сегодняшней лекции.

– Ха! Вы не оттащите его оттуда, даже привязав к лошади. Меня, кстати, тоже!

– Славно сказано. Ладно, теперь… Эй, кебмен, в Бэттерси, – сказал он, помогая Марго усесться в остановившийся рядом с ними кеб. – Октавия-стрит. И никаких штучек, старина. Я справлялся о плате у “Могга”!

– Ну, ну, хозяин, – возмутился кебмен. – Я человек честный, правду говорю!

Марго с улыбкой устроилась на подушках. Она на собственном опыте убедилась в необходимости пользоваться картой-справочником Могга для определения стоимости проезда на кебах. А потом они уже быстро ехали по набережной Виктории, направляясь на запад, в Бэттерси-парк, с новой информацией – настоящим прорывом в деле Потрошителя. Она не могла приписывать себе всю заслугу в этом открытии и все равно сияла от удовольствия. Только посмотрим, что скажет Малькольм, когда услышит! И Кит!

Может, она все-таки рождена для такой работы!

К вечеру следующего дня Джина совершенно преобразилась, равно как Ноа и Маркус. Все трое приобрели приличную мужскую одежду из той, какую носят бизнесмены средней руки. Девочек оставили на попечение миссис Миндель, удостоверившись, что доктор Миндель вооружен и знает, как обращаться с револьвером на случай уличных беспорядков, а сами направились на Треднидл-стрит, банковский квартал Сити, ловить кеб. Найти кеб в Спитафилдз было невозможно, и не только потому, что жители его были слишком бедны для таких поездок – кебмены сами избегали этих кварталов, опасаясь грабежа со стороны ист-эндских банд. Стоянку кебов удалось найти неподалеку от Английского Банка. Все трое разместились в экипаже и приготовились к тряской поездке до Пиккадилли. При воспоминании о предыдущем визите в эти края Джину пробрала дрожь. В ту ночь она едва не погибла на Пиккадилли. У тебя нет оснований бояться, твердо сказала она себе. Даже если я ищу человека, который хладнокровно стрелял в меня. Все же ей не удалось сдержать дрожь, заработав долгий, тревожный взгляд Ноа, на который она ответила немного натянутой улыбкой. Когда кеб наконец остановился, Джина сошла на мостовую на подгибающихся ногах, надеясь только, что никто не опознает в ней того человека, который вылезал из окна гостиницы “Пиккадилли” после кровавой перестрелки. Одно дело прятаться в Спитафилдз. Теперь все было куда страшнее – придется вернуться в ту часть Лондона, где ее едва не убили, и притом дважды.

– Вот Египетский Зал, – послышался негромкий голос Ноа.

Здание оказалось высоким, с красивой каменной резьбой на фасаде, из которой выделялся крылатый скарабей над большим прямоугольным окном. Вывеска над входом гласила: “Египетский Зал, музей и зал собраний”. Чуть дальше по улице, на южной стороне Пиккадилли, виднелся массивный фасад знаменитого магазина Фортнума и Мейсона, а с другой стороны – впечатляющее здание Королевского Института Акварельной Живописи. С севера площадь замыкала Берлингтонская аркада, вдоль которой спешили по домам респектабельные покупатели. Магазины закрывались на ночь, и площадь, начиная от Берлингтон-Хаус-Мэншн, быстро погружалась в темноту. Мимо грохотали по мостовой дорогие кареты, запряженные лоснящимися, ухоженными лошадьми. По тротуарам разгуливали состоятельные джентльмены. В полумраке поблескивали серебряные набалдашники тростей, тяжелые золотые часы. Дамы щеголяли шелками и меховыми боа на пышных бюстах, на модных шляпках покачивались страусовые перья, дорогие муфты из лисы, норки или соболя защищали руки от холода. В этом мире знати Джина в своем шерстяном костюме ощущала себя жалкой самозванкой.

Впрочем, скоро они уже входили в Египетский Зал по купленным Ноа билетам на лекцию и выставку. Последняя состояла из коллекций натуралиста и антиквара Уильяма Боллока, купившего этот зал в 1812 году. Выцветшая фотография генерала Тома Тумба, знаменитого американского карлика, висела на стене у входа. В вестибюле стояли, беседуя, джентльмены, среди которых виднелось несколько отважных и любопытных леди. Плакат с объявлением о сегодняшней лекции приглашал их в зал собраний, где уже собралось немало народа. Постепенно тревога сменилась у Джины интересом, и она начала вникать в разговоры соседей. Она внимательно вглядывалась в лица, но не увидела среди них ни одного, напоминающего человека, который пытался убить ее перед Королевской Оперой. Потом сверилась с массивными серебряными часами, приобретенными утром, и нахмурилась. Лекции полагалось уже начинаться…

– Где, черт подери, Лахли? – возмущался сидевший за ее спиной джентльмен. – Опаздывать не в его стиле.

– Возможно, – отозвался другой, вальяжный голос, – он слишком занят той потрясающей красоткой, которую поселил у себя неделю назад? Если бы я спас такую же красивую девицу и привел к себе домой, я бы тоже забыл бы о многом, не так ли?

– На какие это аморальные связи вы намекаете, Кроули? И чьи? Доктора Лахли? – Голос, в котором явственно слышался ирландский акцент, кипел от гнева.

Джина обернулась и увидела, что к разговору прислушиваются и другие джентльмены. Первый собеседник – тот, кого назвали Кроули, – пожал плечами.

– Мужчины есть мужчины, только и всего. Я не сомневаюсь в добрых намерениях доктора, помогающего бедняжке. Но, право же, это очаровательное создание, пусть даже не совсем в себе. В конце концов, так легко воспользоваться своим преимуществом перед попавшей в беду леди.

Второй, совсем молодой, испепелил Кроули взглядом.

– Вы, сэр, ведете себя недостойно! В Дублине вас бы публично ославили за такие высказывания.

– Спокойно, Йетс, – вмешался еще один молодой человек. – Кроули известен привычкой дразнить людей своими гнусными идеями. Не обращайте на него внимания. Берите пример с нас.

Глаза Кроули блеснули – он явно забавлялся:

– Лишь глупец не обращает внимания на дьявола, сэр. Второй молодой человек пожал плечами.

– Вы можете объявлять себя пророком Антихриста, мистер Кроули, но вы не дьявол. Если, конечно, это не вы зарезали этих несчастных в Ист-Энде? Впрочем, мне кажется, это не в вашем духе. Вы скорее бы отслужили над ними черную мессу.

Несколько прислушивавшихся к их разговору джентльменов ахнули, побледнев от потрясения, но Кроули только улыбнулся.

– Не хотите ли составить мне компанию в следующий – Что? Нет? Жаль. А.., вот наконец и Лахли. Джина быстро повернулась к дверям.., и дернулась как удара. На долгое, мучительно долгое мгновение стены па завертелись вокруг нее как барабан стиральной маты. Она узнала вошедшего, который тем временем поднимался на высокую кафедру. В прошлый раз, когда она его видела, он целился из пистолета ей в голову и спустил курок. В голове роились мысли, значительную часть которых составлял смысл подслушанного ею разговора. Если это и есть Лахли, и если Лахли удерживает у себя дома молодую даму, то это может быть только Йанира Кассандра!

Доктор Лахли пребывал в сильном возбуждении. Это Джина заметила, стоило комнате остановить свое вращение. Лицо его пылало, а в темных глазах горело такое безумие, что волосы у Джины едва не встали дыбом. Она стиснула руку Ноа.

– Это он!

Детективу пришлось предостерегающе покоситься на нее и тут же схватить Маркуса за руку, чтобы силой удержать на месте. Муж Йаниры, сжав кулаки, рвался вперед.

– Не здесь! – Шепот Ноа звучал едва слышно, но повелительно. – Мы подождем до конца лекции. А потом проводим его до дома.

Маркус, взгляд которого тоже сделался слегка безумным, свирепо покосился на Ноа, потом огляделся по сторонам, на полный свидетелей зал, и подчинился.

– Очень хорошо, – буркнул Маркус едва слышно. – Но если он плохо обращался с ней, я его убью!

– Я тебе помогу, – шепнула Джина. – Я задолжала этому ублюдку пулю в лоб!

– А ну потише, оба! – перебил обоих шепот Ноа. – И ради Бога, сядьте: лекция начинается.

Джина огляделась по сторонам и обнаружила, что сидит рядом с молодым ирландцем с пылающим взором, м-ром Йетсом. Это имя было ей знакомо когда-то давно, в прошлой жизни, она никак не могла вспомнить откуда. Йетс свирепо смотрел на сидевшего через проход от него Кроули. Тот в свою очередь спокойно слушал начавшуюся лекцию, не обращая внимания на свирепые взгляды ирландца. Джина сидела, углубившись в собственные размышления, и почти не слушала того, что говорил Лахли.

Она встрепенулась только тогда, когда приятель Йетса, темноволосый ирландец, удивленно повернулся к своему другу.

– Что это с ним сегодня? Я никогда не слышал подобного вздора. Он несет черт знает что.

– Ей-богу, не знаю, – отозвался Йетс. – Я тоже никогда не видел доктора Лахли в таком состоянии.

Джина нахмурилась и более внимательно вслушалась в то, что говорил Лахли.

– ..писатели классицизма известны своей склонностью путать все кельто-галльское со всем германским. Я бывал в Германии, в Венгрии и в северных странах. Коллекционирование черепов-трофеев.., обычай пить из них.., использование дубов для кровавых обрядов… – Взгляд Лахли был безумен; руки, вцепившиеся в края кафедры, дрожали; Он с заметным усилием стряхнул какую-то жуткую мысль и откашлялся. – Эти жертвоприношения.., да, природа этих жертвоприношений последовательно искажалась древнеримскими писателями. Они приписывали человеческие жертвоприношения древним кельтам, в то время когда подобные обряды более присущи их непримиримым и кровожадным северным соседям. Не стоит забывать, эти германские племена причиняли Цезарю значительные неудобства. А германские обряды и обычаи эпохи викингов, надо заметить, включали в себя такие варварские ритуалы, как, например, “кровавый орел”. Победитель вырезал у еще живой жертвы легкие и расправлял на спине наподобие орлиных крыльев…

Несколько присутствовавших в зале женщин взвизгнули от страха. Глаза Лахли, сиявшие каким-то порочным удовольствием, слегка расширились при виде потрясения аудитории. Похоже, он немного успокоился.

– Прошу прощения, леди, но предмет нашей сегодняшней лекции в высшей степени неделикатен. Поэтому я не могу не сделать вывода, что к классическим свидетельствам кельтского варварства и жертвоприношений надо относиться с сомнением. Их традиционные враги, римляне, откровенно жаждали власти над кельтами, поэтому, весьма вероятно, давали им необъективную оценку. В общей сложности кельтские народы очерняли на протяжении последних двух тысяч лет. Их римские противники ославили их на весь мир как варваров, которые убивают невинных жертв, чтобы по их смертным судорогам читать будущее. Очерненные и преследуемые, кельты с тех пор изображались изуверами, тогда как их достижения в области искусств и законотворчества свидетельствуют о том, что они достойны занять место в истории среди наиболее цивилизованных и образованных народов мира. Их древнее искусство магии почти уничтожено систематическим геноцидом, развязанным против кельтских жрецов их поработителями. Однако их учение оставило свой след в недавно обнаруженных письменах по дереву, “огам”, явившись нам во всей своей поразительной глубине и мощи. Это магическое наследие кельтских народов обязательно докажет миру, скольким мы, теософы и исследователи оккультных наук, обязаны исконным обитателям Британских островов. Мы – те, кто ищет в оккультизме духовного руководства, стоим на пороге великих открытий и в грядущие столетия обязательно будем править миром! – Лахли буквально дрожал, стоя за кафедрой; глаза его горели ужасной страстью, от которой Джине сделалось не по себе. Он окинул взглядом свою аудиторию и театрально поклонился:

– Благодарю вас, на этом моя сегодняшняя лекция закончена.

Последовали оглушительные аплодисменты, и весь зал поднялся на ноги, устроив докладчику долгую овацию. Мгновение д-р Джон Лахли купался в лучах славы, раскланиваясь и подняв руки в жесте скромности, которой на деле явно не ощущал. Улыбка его снова сделалась почти безумной, когда он сошел с кафедры. Он пожимал руки светилам общества и искусств, склонялся над руками почтенных матрон и дам более сомнительной репутации, приветствовал мистиков и медиумов, пришедших послушать его рассуждения на модную тему кельтского оккультизма, принимал поздравления от журналистов, жаждущих взять у него интервью…

Джине сделалось дурно уже от пребывания в одном с ним помещении.

– Ноа, нам нужно узнать, где он живет. Сидевший рядом с ней молодой ирландец по фамилии Йетс вздрогнул и повернулся к ней.

– Вам дурно, сэр? – спросил он наконец. – Доктор Лахли принимает своих пациентов на Кливленд-стрит, разумеется, но, признаюсь, я не хотел бы оказаться у него на приеме. Он нес сегодня совершенный бред. Я ни разу не видел его в таком состоянии.

Джина решила рискнуть.

– Вам ничего не известно о той девушке, которую упоминал этот человек, Кроули?

Йетс нахмурился, и взгляд его живых глаз сделался ледяным.

– Нет. И мне не хотелось бы обсуждать с вами грязь, сэр.

– Вы нас не правильно поняли, – послышался голос Ноа. – Наш друг, – детектив кивнул в сторону Маркуса, – ищет свою жену. Она стала жертвой преступного нападения. Этот джентльмен, – кивок в сторону Джины, – сопровождал ее из порта в вечер ее прибытия в Лондон и был тяжело ранен при этом нападении. Мы просто надеялись, что доктор Лахли мог бы нам помочь. У нас есть основания полагать, что он был свидетелем похищения леди. Кливленд-стрит, вы сказали? Спасибо, сэр. Мы обязательно навестим доктора там. Нет нужды беспокоить его, пока он общается с аудиторией.

Следом за Ноа Джина и Маркус вышли из зала, миновали темные музейные помещения с их собранием экзотических экспонатов и наконец оказались на улице. Пиккадилли была ярко освещена, забита экипажами: лондонские модники и знать вышли на улицы в поисках вечерних развлечений.

– Надо успеть к его дому до его возвращения. – С этим предложением Ноа никто не стал спорить. – Она должна быть там. Вломимся и унесем ее – применив силу, если понадобится. Быстрее, вон стоянка кебов.

Пожалуйста, пусть это получится, молила про себя Джина. И пусть с Йанирой все будет в порядке…

Но сама сомневалась, что после трех недель в руках д-ра Лахли такое возможно.

* * *

Малькольм Мур любил одеваться щеголем, особенно если Марго могла одеваться как его спутница. В своем светло-лиловом шелковом платье с длинным, в несколько ярдов шлейфом и огненно-рыжими волосами, дополненными париком с буклями от Конни Логан, она смотрелась просто потрясающе.

– Бог мой! – прошептал он, помогая ей выйти из кареты на мостовую Пиккадилли. – Любой джентльмен, что увидит тебя, просто умрет от зависти ко мне.

Она покраснела.

– Не говорите глупостей, сэр, – заявила она, покосившись на Шахди Фероз.

Следовавший за ними инспектор Конрой Мелвин помогал выйти ученой персиянке, чья экзотическая красота заставила оглянуться не одного прохожего джентльмена. Впрочем, д-р Фероз привлекала Малькольма далеко не так, как свежий энтузиазм Марго и ее искрящиеся зеленые глаза.

– Как бы то ни было, – он галантно предложил ей руку и повел от Бонд-стрит, где остановилась их карета, к Египетскому Залу, – смотреть на вас доставляет большое удовольствие. Инспектор, – повернулся он к полицейскому, – мадам Фероз, лекция вот-вот начнется.

– Что ж, – улыбнулась Марго, переходя оживленную Пиккадилли и поглядывая на Марго Фероз. – Правда, приятно сменить ист-эндские лохмотья на что-то другое?

– Разумеется, мисс Смит, – усмехнулась д-р Фероз. – Весьма приятно.

Инспектор полиции тоже улыбнулся, пока Малькольм покупал билеты. Они с Мелвином проводили дам внутрь, где уже собралась изрядная толпа. Джентльмены во фраках и элегантные леди обменивались любезностями в ожидании начала лекции. Малькольм направился в дальний угол, откуда они с Марго могли наблюдать за входящими, сами оставаясь незамеченными. Конрой Мелвин с Шахди Фероз разгуливали по залу, заговаривая с такими знаменитостями, как мадам Блаватская, и исподволь снимая все скрытыми камерами. Так прошло минут пять или шесть, когда Марго сжала локоть Малькольма с такой силой, что ногти ее впились в его кожу даже сквозь дорогую шерстяную ткань.

– Смотри! – Она указала в сторону входных дверей, откуда только что появились три джентльмена. – Боже мой, это же Маркус!

Малькольм нахмурился.

– Да нет, не может быть! – Впрочем, один из троих и правда сильно напоминал пропавшего мужа Йаниры Кассондры. Однако в волосах его виднелось слишком много седины, да и вообще он сильно постарел, а в чертах лица читались словно намертво въевшиеся в них страх и тревога. Тут Малькольм заметил второго джентльмена и застыл. – Черт возьми! Не знаю, Маркус это или нет, но парень рядом с ним – определенно Бенни Катлин!

– Да нет, это точно Маркус, – упрямо настаивала Марго. – Я бы тоже поседела за одну ночь, если бы кто-то пытался убить меня и всю мою семью! Но что делает он в Лондоне, да еще с Бенни Катлином? И что это за тип с ними?

– Не забыла включить камеру? – прошипел Малькольм. Крошечная цифровая видеокамера пряталась под элегантным турнюром Марго, а провода от нее тянулись к вмонтированному в брошь объективу.

– Я включила ее еще в карете. – Малькольм двинулся было к вошедшим, но она схватила его за руку. – Нет!

Он удивленно обернулся.

– Если Маркус заметит тебя, ручаюсь, он удерет. Он ведь еще на станции мог позвать на помощь друзей, но не стал. После всего того, что случилось, он слишком напуган, Малькольм, чтобы доверять кому-либо.

– Кроме Бенни Катлина, – буркнул Малькольм. – Хотелось бы знать почему.

– Мне тоже. Если они в Лондоне, значит, Йанира и девочки тоже здесь?

– Никакого сомнения. – Малькольм покачал головой. – Но как, черт возьми, удалось им проскользнуть сквозь Британские без билетов?

– Помнишь, кучер “Путешествий во Времени”, которого подстрелили в гостинице “Пиккадилли”, говорил, что Бенни Катлин тайно провез в багаже женщину. Мы-то думали, что это какая-нибудь другая студентка, которой не удалось достать билет, или что они с Бенни на самом деле репортеры. А что, если это была Йанира Кассондра? Тогда, возможно, Маркус с девочками сидели в других сундуках, и им удалось скрыться прежде, чем появилась полиция?

– Как бы они здесь ни оказались, – тихо заметил Малькольм, – главный вопрос, почему они здесь с двумя джентльменами, которых они почти не знают? Мне не кажется, что Маркус здесь против воли.

– Нет, мне тоже так не кажется.

– Ох, черт! – вдруг произнес Малькольм, заметив еще одного вошедшего. – Только этого нам не хватало сегодня!

– Что?

– Видишь этих джентльменов? Они только что вошли. Мистер Уильям Батлер Йетс и мистер Бивин О'Доунетт. Поэты из Дублина. Я немного знаком с обоими. Мы познакомились в “Карлтоне” в тот вечер, когда исчезли Гай Пендергаст и Доминика Нозетт. С мистером О'Доунеттом мы и раньше встречались. Мне решительно не нужно, чтобы они меня узнали и привлекли ко мне внимание, пока здесь Маркус и Катлин!

– Тогда сядь, – рассудительно сказала Марго. – Сидя, ты меньше привлекаешь к себе внимания, чем торча надо мной.

Малькольм поспешно сел и слегка повернулся, чтобы оказаться спиной к группе вошедших. Досадно было, конечно, не видеть происходящего там, но он мог положиться на наблюдательность Марго; к тому же она записывала все на пленку.

– Похоже, мистер Йетс повздорил с кем-то. Малькольм рискнул быстро оглянуться.

– Алистер Кроули. Боже, да здесь и Роберт Донстон Стивенсон. Уж не собрались ли здесь сегодня все оккультисты Лондона?

– Это меня не удивило бы, – заметила Марго. – Не говоря уже о большом выборе подозреваемых на роль Потрошителя… – И тут она впилась пальцами ему в плечо. – Смотри! – Она, не отрываясь, глядела в направлении кафедры, на которую как раз поднимался лектор.

Малькольм ахнул, узнав Джека-Потрошителя.

– Вот черт! – прошептал он едва слышно. – Это же он!

– Не поворачивайся пока, – шепнула Марго, – но у Бенни Катлина такой вид, будто он увидел привидение!

Малькольм все же скосил глаза назад – как раз вовремя, чтобы увидеть, как неизвестный джентльмен, что был с Катлином, схватил Маркуса за руку, силой удерживая на месте. Бывший раб крепко стиснул кулаки, а лицо его исказилось смертельной яростью.

– Дьявол, да что здесь происходит? – недоумевал Малькольм. – Почему Маркус так злится на… О Боже! – Он вдруг представил себе почему, и от этой мысли все внутри его сжалось.

– Ох, нет! – побелела Марго. – Только не Йанира! Доктор Джон Лахли тем временем начал свой доклад. Марго поспешно села, чтобы не маячить на глазах. Малькольм плохо запоминал то, о чем говорил Лахли: мысли его метались от одного малоутешительного предположения к другому. Как могли Маркус и Йанира натолкнуться на Джека-Потрошителя? Должно быть, они живут где-то в Ист-Энде. Однако Йаниры ведь не было среди жертв Джека-Потрошителя, о которых историки знали почти все. А что, если он убил ее, а они обнаружили ее тело? Обнаружили и похоронили сами, не рискуя прибегать к полицейскому расследованию? Или – при одной мысли об этом ему стало совсем дурно – Уайтхоллский торс, который обнаружат третьего октября, принадлежал Йанире? Он попытался даже не думать об этом, но не находил другой причины, по которой Маркус мог так жаждать смерти Джека-Потрошителя.

Он покосился на Марго и тут же обнял ее за плечи. Она беззвучно плакала, смахивая слезы дрожащей рукой. Похоже, размышления привели ее к тем же ужасным выводам, что и его. Она подняла взгляд на него и попыталась улыбнуться, но тут же жалко сморщилась и закрыла лицо руками. Малькольм стиснул зубы и перевел холодный взгляд на д-ра Джона Лахли, испытав к нему приступ такой ненависти, какую вряд ли испытывал бы к обычному серийному убийце. Если этот человек и правда убил Йаниру Кассондру…

Побледнев как смерть, Малькольм вдруг сообразил, что он почти ничего не мог бы поделать с этим. Джека-Потрошителя нельзя было убить. По крайней мере до убийства Мэри Келли. До Малькольма постепенно дошло, почему в зале не видно ни Доминики Нозетт, ни Гая Пендергаста. Ведь наверняка эти двое постарались бы запечатлеть на пленку историческую лекцию, прочитанную самим Потрошителем? Черт бы подрал эту парочку! Прошлой ночью они следили за Мейбриком, попав в поле зрения камер во всех трех точках наблюдения: на Датфилдз-ярде, на Митр-сквер и Гульстон-стрит. Уж не попали ли они в беду, выслеживая Лахли с Мейбриком? Он зажмурился, сообразив, что вид у Лахли за кафедрой совсем безумный. Почему? Может, он всегда такой на людях? Взгляд на аудиторию убедил его в обратном. Несколько человек казались удивленными, даже встревоженными при виде Лахли, в буквальном смысле слова дрожавшего за кафедрой. Некоторые слушатели перешептывались, явно пытаясь понять причины этого.

Загадка на загадке…

Лахли закончил лекцию как-то неожиданно. Зал устроил ему настоящую овацию; возможно, этим он был обязан не столько своему ораторскому искусству, сколько царившему в британском обществе девятнадцатого века интересу к кельтской культуре. Малькольм вместе с другими поднялся на ноги, пытаясь не потерять из вида Лахли – тот с пылающим от возбуждения лицом пожимал руки и раскланивался. Малькольм увидел, как Шахди Фероз обменялась с Лахли несколькими словами, и на мгновение встревожился, не грозит ли ей опасность, хотя Конрой Мелвин не отпускал ее от себя ни на шаг, потом обернулся посмотреть на Маркуса и остальных.., и громко выругался.

– Проклятие! Они исчезли!

– Кто?

– Маркус и Катлин! Они ушли!

Малькольм раздраженно протолкался сквозь толпу к двери; Марго поспешила за ним. Малькольму первому удалось выйти на улицу, но Катлина и его спутников уже след простыл. Марго, задыхаясь от бега в не приспособленных для этого шелках, догнала его и остановилась рядом.

– Прости, – всхлипнула она. – Мне просто росту не хватило, чтобы глядеть поверх голов, я даже не заметила, как они ушли!

С минуту он стоял, тяжело дыша и пытаясь совладать с душившим его гневом.

– Пошли обратно в зал, черт подери! Единственное, что мы можем еще сделать, – это выследить Лахли!

– Малькольм, это же не твоя вина.

– И да, и нет. Нам ведь не только определять личность Потрошителя, нам еще и Катлина искать поручалось. И исчезновение Катлина в гораздо большей степени влияет на будущее станции, нежели все наши Потрошительские изыскания.

– Я знаю, – с горечью согласилась она. – Но мы по крайней мере знаем теперь, что Катлин жив, а это все же лучше, чем мы боялись, когда шли тогда по кровавому следу. Знаешь что? – вдруг нахмурилась она. – Если Бенни Катлин и Маркус охотятся на Лахли, они могут устроить ему засаду у него дома.

Малькольм резко повернулся к ней.

– Боже мой, Марго. А ведь ты права.

– Тогда что нам делать? Он нахмурился.

– Для начала забрать мадам Фероз и мистера Мелвина. Потом, возможно, проследить Лахли до дома. Если Катлин и Маркус уже там, опасность грозит им в гораздо большей степени, чем Лахли, поскольку его скорее всего нельзя убить.

Лицо Марго, и без того чуть скривившееся от досады, разом побелело.

– Малькольм, мы должны отыскать их!

– Возвращайся в зал, предупреди мадам Фероз и инспектора Мелвина, что нам нужно срочно уходить. Экипаж из Сполдергейта должен вернуться за нами не раньше чем через полчаса. Я найду нам что-нибудь другое, чтобы мы могли ехать за Лахли.

– Идет.

Она подобрала юбки, мешавшие бежать, и поспешила обратно в Египетский Зал. Малькольм чертыхнулся еще раз и пошел по Пикадилли в поисках кеба, способного вместить всех четверых. Он старался не думать, что будет, если Маркус дорвется-таки до Джека-Потрошителя. Его не оставляло гнетущее ощущение, что больше никогда не увидит ни Доминику Нозетт, ни Гая Пендергаста. Такого он не пожелал бы и врагу. Если бы он мог хотя бы надеяться уговорить Марго вернуться в Сполдергейт, он сделал бы это безотлагательно. Но он прекрасно понимал всю бесплодность таких попыток, поэтому крепче стиснул зубы и поклялся сделать все, что в его силах, чтобы никто больше из его подопечных не погиб.

До сих пор в этой смертельной игре все до одного раунды остались за Джеком-Потрошителем.

* * *

Джина стояла в тени за стеной, огораживающей сад за домом д-ра Лахли на Кливленд-стрит. Сжимая в руке свой “бигль” – револьвер, который захватила еще из Нью-Йорка, она с нетерпением ждала, пока выйдет Ноа. Детективу удалось поднять створку окна на заднем фасаде, и теперь он бесшумно шарил по дому в поисках Йаниры Кассондры. Маркус дежурил на противоположной стороне улицы, готовый подать сигнал, если Лахли появится прежде, чем Ноа успеет закончить поиски.

– Ну давай же, – беззвучно шептала она. – Что так долго?

Она ожидала возвращения Лахли с минуты на минуту, боясь одновременно услышать шум в доме. Слуга Лахли, которого они видели в окна прихожей, мог услышать шаги Ноа и пойти проверить, в чем дело. Если у него есть телефон, он может даже позвонить в полицию! Только этого им не хватало – попасться в лапы лондонским констеблям за попытку ограбления уважаемого врача.

Когда послышался предостерегающий свист Маркуса, Джина едва не задохнулась от волнения. Она вжалась в стену, пропуская мимо экипаж. Освещая дорогу ацетиленовыми фонарями, тот свернул во двор. Джина съежилась в тени, стискивая в руке пистолет. Он вернулся! О Боже, он вернулся, а Ноа все еще в доме! Она слышала голос Лахли, отдающий распоряжения кучеру, потом дверь кареты отворилась и захлопнулась, и Лахли вошел в дом. Она ждала, боясь даже вздохнуть, когда в доме послышатся крики…

– Ш-ш-ш! Пора, детка! Пошли отсюда! Она едва не взвизгнула и не упала, когда из темноты сада вдруг возникла фигура Ноа.

– Ноа!

Детектив схватил ее за руку и быстро повел к воротам из сада, по проезду для экипажа, мимо открытой двери конюшни. Никем не замеченные, они выскочили на Кливленд-стрит и поспешили к Маркусу. Джина оглянулась через плечо на дом Лахли, где зажигались огни в окнах, а сама в это время слушала шепот Ноа.

– Йаниру, несомненно, держали какое-то время в комнатах наверху. Там не только дамские аксессуары и одежда ее размера; в гребне темные волосы. Но в доме ее сейчас нет. Он перевез ее. Надо выяснить куда.

Джина упала духом. Лицо Маркуса побледнело – это было заметно даже в свете далекого газового фонаря. И тут Джина вздрогнула.

– Смотрите! Он снова выходит!

Все быстро обернулись, и рука Ноа быстро отпихнула их в темноту соседнего палисадника. И правда, Лахли выскользнул из ворот каретного двора. На этот раз он нарядился в лохмотья, надвинув на глаза старую фетровую шляпу. Он шел пешком. Быстро миновав Кливленд-стрит, он повернул в сторону Темзы.

Стоило ему скрыться из вида, как они устремились за ним: сначала Ноа, а следом, переглянувшись, и Джина с Маркусом. Они миновали карету, в которой двое джентльменов спорили со своими супругами о какой-то муфте, и продолжали спешить на восток, оставив за спиной престижные кварталы. Так вышли они на улицу, в которой Джина узнала Друри-лейн – ту самую, по которой она спасалась в руках Ноа в ночь, когда Лахли в нее стрелял. Они прошли по всей Друри-лейн и оказались на Стрэнде, сменившемся в свою очередь шумным водоворотом толпы на Флит-стрит. В конце концов они свернули еще раз – в сторону Бишопсгейта и Ист-Энда. Джина еще не привыкла к долгой ходьбе, но честно старалась не отставать. Они пересекли оживленную Коммершл-стрит и оказались в самом сердце Уайтчепла, затем свернули на юг по Брик-лейн, мимо пивоварен, из которых несся запах пролитого пива, мимо кирпичных фабрик, где светились адским, багровым светом гигантские печи для обжига кирпичей. Все дальше, по Флауэр-энд-Дин-стрит, где расхаживали по мостовой женщины – большинство поодиночке, но некоторые – парами или небольшими группками. В страхе и отчаянии поджидали они неряшливо одетых мужчин, вываливающихся из кабаков и игорных домов в поисках развлечений иного рода.

С Флауэр-энд-Дин-стрит Лахли повел их в узкий переулок между ветхими ночлежками. Здесь стоял почти осязаемый запах мочи. Джина крепче стиснула рукоять револьвера, спрятанного в кармане плаща. Подошвы их башмаков хлюпали по грязи и еще чему-то, бог знает чему. Джине, во всяком случае, знать этого не хотелось. По дороге Лахли спугнул уличную шлюху с клиентом. К счастью, Джина успела увидеть только мелькнувшие из-под задранных юбок белые бедра женщины, сыпавшей ругательствами вслед Лахли.

– А ну смотри, куда прешь, пьянь подзаборная, пока висюльки не пооборвала!

– Пшла вон, шалава грязная! – отозвался Лахли, не оборачиваясь.

К счастью, рассерженная проститутка была занята своим делом – равно как и ее клиент. Поэтому они не причинили вреда и Ноа со спутниками, когда те проносились мимо. Лахли продолжал направляться на юг, в направлении не видимой еще отсюда реки, мимо швейных мануфактур, где газовые лампы освещали ряды швейных машин. Швеи и закройщики трудились на таких фабриках по двенадцать или даже шестнадцать часов в сутки, шесть дней в неделю, обеспечивая готовым платьем всю Империю. Джине оставалось только благодарить Господа за то, что им не пришлось зарабатывать себе на жизнь таким образом.

И что это, интересно, такой почтенный доктор, как Джон Лахли, делает в Ист-Энде? Если только… Джина вдруг даже зажмурилась от страшной догадки. Если только он не Джек-Потрошитель! О Боже, все ведь сходится! Бедная Йанира! Жива ли она еще?

Они протолкались через толпу мужчин, собравшихся на углу. Громкими, не совсем трезвыми голосами те обсуждали, что можно поделать с безумцем, преследующим на этих улицах женщин. Ноа даж�