---

Тамара Крюкова

Ведьма

1

Дорога вилась среди горных уступов, покрытых пышной южной растительностью. Кое-где слоистые скалы высились почти отвесно и казались рукотворными, словно неведомый великан принялся возводить стены, но, так и не достроив, забросил свое занятие. То тут, то там на уступах гнездились нарядные белые и розовые кусты олеандра. Каждый поворот таил в себе новые открытия, но особенно захватывало дух, когда автобус вдруг выныривал к морю, и перед глазами открывалась бескрайняя синь. Небо и водная гладь сливались в единую голубую даль, и лишь размытая акварельная линия горизонта отмечала границу между двумя стихиями, — воздухом и водой.

Молодёжный лагерь находился на самом берегу моря. Гористая местность диктовала архитектуре свои законы. Белые корпуса как будто случайно разбросали между высоких конусов кипарисов. Но в этой хаотичности крылось особое очарование. Многочисленные лесенки и переходы, пестрые игровые и спортивные площадки, беседки и открытые террасы, кипарисовые аллеи и укромные уголки под ажурной тенью цветущей мимозы составляли настоящее праздничное царство каникул. Был день заезда. К главному корпусу лагеря один за другим подъезжали автобусы, и из них вываливала ребятня. Младшие, устав от долгого сидения, толкались, пихались и мутузили друг друга, давая выход своей энергии. Подростки постарше держались более сдержанно, нарочито подчеркивая свою взрослость.

Стеклянные двери, главного корпуса не успевали закрываться. Через них устремлялись все новые группы детей. Наконец, пропустив очередную порцию приезжих, они сомкнулись для короткой передышки, но тут им снова пришлось расступиться.

Везя за собой чемодан на колесикax, в холл с достоинством королевы вошла красивая темноволосая девчонка. Несмотря на юный возраст, она уже твёрдо усвоила: чтобы иметь все самое лучшее, нужно не смешиваться с толпой, а, напротив, выделяться из неё. И она действительно выделялась — манерой, жестами, посадкой головы. Даже традиционный наряд тинейджеров — обтягивающие джинсы и короткая майка, обнажающая пупок — не делал её похожей на остальных, а лишь подчёркивал идеальную фигуру. В юной незнакомке была не свойственная её возрасту· грация взрослой женщины; сознающей свою притягательность. Стрижка каре с ·пышной чёлкой до бровей придавала её лицу нечто французское.

«Королева» остановилась посреди холла и привычно отметила; что ее появление оценили. Ребята поглядывали на неё, кто тайком, искоса, а кто и более откровенно.

Всеобщее внимание льстило, однако её больше всех интересовал симпатичный блондин, который сидел на диване и слушал плеер, отбивая ритм ногой.

Она приметила, его ещё в автобусе и сразу решила, что им стоит заняться. Поймав на себе его взгляд, девочка улыбнулась не раз опробованной улыбкой. Парень жестом пригласил её присесть. Она помедлила, будто решая, стоит ли тратить на него внимание, а потом походкой манекенщицы подошла и опустилась рядом. Он убрал наушники.

— Привет. Я Егор, а ты?

— Людка.

— Так-таки не Люда, не Мила; а Людка?

— Так-таки Людка. Тебя это напрягает?

— Ничуть.

— Ты первый раз в лагере? — поинтересовалась она.

— Да. А ты?

— Я уже третий год езжу. Люблю потусоваться.

— А меня предки отправили. Я вообще-то не сторонник жизни по расписанию, — признался он.

— Забудь. Мы же не в малышовой группе. Главное — с утра на завтрак успеть. А что касается отбоя, то при желании его можно и отодвинуть. Нет, правда, тут клёво. Пляж, дискотека. Что называется, бери от жизни все жизни все. Главное — себя поставить.

— Научишь как?

— Не вопрос. Ты один?

— Как видишь.

— А чего тогда сидишь здесь? Надо же узнать, где ты будешь жить.

-. Успеется. На улице не оставят. Сейчас суета схлынет, тогда и узнаю. Ты ведь тоже пережидаешь.

— У меня девчонки гонцами. Я с подружками. Вон те двое, справа. Видишь, как раз повернулись?

— Толстушка? — переспросил Егор.

— Да, это Колобок.

— А симпатичная рядом с ней тоже с вами?

В Людкины планы не входило, чтобы Егор обращал внимание на подружку, поэтому она не преминула подчеркнуть ее недостаток:

— Ага, Мася. Дюймовочка наша. Она без каблуков полметра с кепкой, поэтому жутко комплексует из-за своего роста.

Девчонки оглядывали холл в поисках Людки. Она помахала им рукой и поднялась с дивана.

— Ну, я пошла. Увидимся позже.

— Непременно, — кивнул Егор.

Он невольно проводил её взглядом. Впрочем, не только он. В её красоте было что-то магнетическое. Подобные девчонки красовались на обложках глянцевых журналов, а в обычной жизни вызывали невольное восхищение и вопрос: неужели такие бывают на самом деле?

2

Людка приезжала в этот лагерь уже не первый год и знала расположение корпусов. Отделившись от основной группы, она повела подружек окружным путем, минуя лесенки, по которым неудобно было тащить чемодан на колесиках.

Ирка по прозвищу Колобок, которая относилась к Людке с трепетным обожанием и переживала романы подруги как свои, восторженно восклицала:

— Какой клёвый парень! Отпад! Людка, вы такая классная пара. Я просто тащусь.

— Мы же только познакомились, а ты нас сразу женить. Может, ничего и не будет, — слукавила Людка.

— Вот именно. Может, у него девушка есть, — вставила Мася.

В отличие от Колобка она относилась к Людке более сдержанно. Обладательница хорошенького, кукольного личика и ладной фигурки, она считала, что выглядит ничуть не хуже подруги, и завидовала её высокому росту. Между двумя девчонками существовала дружба с терпкой примесью соперничества.

Троица была неразлучна. Если Колобок подпитывала Людку своей безоговорочной преданностью и преклонением, то соперничество с Масей подстёгивало и держало в тонусе. Однако временами Мася действовала Людке на нервы. Вот и сейчас: чего зря языком болтать?

— И что с того, если у него девушка? — с вызовом спросила Людка. — Если б мне нравились только те парни, у которых нет девушек, я бы до сих пор целкой ходила.

— Не слушай Маську. Я точно говорю. Он на тебя запал. Прямо пожирал глазами, когда ты шла, — заверила Колобок.

Сейчас Людка была не в настроении обсуждать амурные дела, поэтому перевела разговор на другую тему:

— Тут комнаты на четверых. Интересно, кого к нам подселили?

Они обогнули спортивную площадку и оказались на месте. У входа в корпус, раскрыв опахала листьев, стояли волосатые пальмы. Двери комнат выходили на открытую террасу. Многие были распахнуты настежь. Расселение проходило шумно и весело. В день приезда завязывались знакомства, и начиналась дружба на всю жизнь, которой суждено было продлиться до конца смены. Пройдя по тенистой террасе, девчонки нашли свою комнату.

Возле окна стояла худенькая белобрысая девочка. Казалось, создавая ее, природа экономила краски. Волосы, стянутые на затылке в незатейливый хвостик, были почти бесцветными, а белёсые ресницы и брови почти не выделялись на бледном лице. На вид ей было лет двенадцать — тринадцать.

Людка окинула новую соседку взглядом.

— Привет. А ты не заблудилась? Тут живут старшеклассники.

— Я девятый закончила, — тихим голосом сказала девчонка.

— Да? Никогда бы не сказала. Хорошо сохранилась, — пошутила Людка. — Ну ладно, давай знакомиться. Тебя как зовут, тихоня?

— Тоня.

— Тоня-тихоня. Точно в рифму. Я Людка, а это Колобок и Мася.

— Марина, — поправила её 'Мася, которая всегда представлялась новым знакомым полным именем, скорее по привычке, чем в надежде избавиться от намертво прилипшего сюсюкающего прозвища.

— Ладно, ближе к делу. Давайте располагаться, — скомандовала Людка и, подобно вожаку стаи, первая выбрала место: — Чур, я возле балкона.

Она по-хозяйски прошла к кровати и, заметив там рюкзак, обернулась к Тоне:

— Твое барахлишко?

Тоня молча кивнула.

— Ну так забирай. Чего стоишь? сказала Людка.

Тоня не шелохнулась.

— Ты что — глухая? Бери свои шмотки, — начала терять терпение Людка.

Тоня оглянулась на девочек, словно ища поддержки. Людка, которая

привыкла к всеобщему повиновению, никак не ожидала такого сопротивления.

— Девки, я чего-то не догоняю? Я что, по-иностранному говорю? Или она русского не понимает?

Она в упор уставилась на Тоню и, чеканя каждое слово, произнесла:

— Повторяю для тупых. Я здесь буду спать. Дошло?

Не дожидаясь, пока девчонка заберёт свои вещи, Людка без лишних церемоний взяла рюкзак и бросила к ногам хозяйки.

— Но я, же первая, — тихо произнесла Тоня.

— Что?! — взбеленилась Людка и посмотрела на неё так, будто увидела редкий биологический экземпляр. — Запомни раз и навсегда. Я тут первая. И без вариантов. Усекла? А ты будешь спать там, где я скажу. Девчонки, занимай места.

От такой несправедливости глаза у Тони невольно наполнились слезами. Колобок покачала головой.

— Что ты тут детский сад устраиваешь? Не всё равно где спать? Лучше не выпендривайся.

— Весёленькое соседство, — хмыкнула Мася.

Тоня молча подняла рюкзак и положила его на оставшуюся незанятой кровать.

3

Не прошло и трёх дней, как Людку знал весь лагерь. Несмотря на свою манеру держаться, словно госпожа среди вассалов, а может быть, благодаря этой манере, Людка на редкость легко заводила приятельские отношения. Она умела вовремя сойти с пьедестала, чтобы обменяться парой фраз или улыбкой, и с первого раза запоминала все имена.

Людка была всеобщей любимицей и прирождённым лидером. Ребята помладше ей во всём подражали и с радостью исполняли любые её поручения. Старшие старались завязать с ней дружбу. Те немногие, кому Людка казалась чересчур заносчивой, наглой или шумной, старались держать своё мнение при себе. Так люди не афишируют своего равнодушия к признанным шедеврам литературы и искусства, боясь, что их заподозрят в дурном тоне.

Даже воспитатели и вожатые подходили к Людке с особой меркой. Она могла найти ключик к любому сердцу и обойти запреты, мешающие ей отдыхать на полную катушку. Она пользовалась таким авторитетом у ребят, что при необходимости могла заставить их ходить по струнке, точно так же, как создать проблемы. Поэтому воспитатели смотрели сквозь пальцы на то, что она не слишком строго придерживались режима, покуривала и порой по мелочам нарушала дисциплину. То, что запрещалось другим, Людке сходило с рук.

При всей Людкиной общительности круг избранных, который составлял своеобразную элиту лагеря, был довольно ограничен. Компания сложилась сама собой. Людка с подружками и ребята, жившие в одной комнате с Егором, — Витёк и Васька.

Тоне не нашлось места в высшем свете, впрочем, как и в других сложившихся группках. В отличие от Людки Тоня совсем не умела сходиться с людьми. Тихая и молчаливaя, она обладала удивительным свойством — оставаться неприметной. Так жучок сливается с корой дерева. Можно было скользнуть по ней взглядом и даже не заметить её присутствия, точно она невидимка. На неё не обращали внимания, как на малозначительный штрих пейзажа. За несколько дней, проведённых в лагере, она так и осталась здесь чужой.

Людка с девчонками соседку игнорировали. Не со зла, а потому, что у них было чем заняться помимo того, чтобы нянчиться с недотёпами. Впрочем, и конфликтов между ними больше не возникало. Тоня им ни в чём не перечила. Видя, что тихоня поняла свое место, Людка великодушно простила ей бунт. Она вообще не держала долго камня за пазухой.

Однажды после полдника, когда начались занятия в клубах по интересам, Людка с компанией решили совершить вылазку за пределы лагеря. Витёк обнаружил место, где можно легко перелезть через ограду. Покидать, территорию лагеря было запрещено, но тем сильнее этого хотелось.

Соблюдая меры предосторожности, ребята миновали хозяйственные постройки и под прикрытием увитой розами шпалеры двинулись в сторону забора.

— Там дерево растёт — нарочно не придумаешь. По нему забраться раз плюнуть, — разглагольствовал Витёк.

— А что если нас хватятся? — пытался урезонить авантюристов осторожный Васька.

— Кто не хочет, того не держим, — сказала Людка таким тоном, что можно было не сомневаться — если Васька останется, на этом его членство в компaнии избранных закончится.

— Чего ты, в самом деле, всем кайф ломаешь? — как всегда, поддержала Людку Колобок.

— А я что? Я ничего, — поспешно ретировался Васька.

Продравшись через заросли дикого винограда, они вышли к забору, возле которого росла старая мимоза. Крона дерева с пугливыми резными листочками была покрыта пушистыми розовыми цветами, похожими на крошечные японские веера. Несколько веток перекидывались прямо через забор. Залезть по ним не составляло труда.

— Зацените! — с гордостью сказал Витёк.

— Класс! Витёк, ты гений, — похвалила его Людка.

Ребята подошли ближе и увидели, что под мимозой, обхватив тощие коленки, сидит Тоня.

— Опаньки. Явление очередное, — воскликнул Витёк и обернулся к Людке: — Что будем делать?

— Надо возвращаться, — предложил Егор.

— Вот именно, — поддержал его Васька.

— Ага, чтобы записаться в кружок «Умелые руки», — съехидничала

Людка.

Она уже предвкушала прогулку в лесу, где можно было познакомиться с Егором поближе. До сих пор между ними не было ничего, кроме разговоров на общие темы. А лес на горном склоне представлял массу возможностей. Должен же Егор поддержать ее на спуске или помочь подняться. И надо же было тихоне оказаться в неподходящее время в самом неподходящем месте!

Глядя на Тоню в упор, Людка достала сигарету, не спеша раскурила и затянулась. Тихоня не шелохнулась и не произнесла ни слова, как будто она была неодушевлённым предметом. Живыми оставались лишь глаза. Некоторое время девчонки смотрели друг на друга, а потом Людка выдохнула очередное облако дыма и произнесла:

— А пускай идёт с нами. Ну что, чудо природы, пойдёшь в лес?

Тоня без колебаний кивнула.

Людка обернулась к Ваське.

— Видал, Васька? Учись. Она не дрейфит, как некоторые. Молодец, тихоня.

— А что, если она нас заложит? — угрюмо буркнул Васька.

— Не вибрируй. Она не из болтливых. Нормальная девчонка. Правда?

Людка улыбнулась и подмигнула Тоне, как будто они были давними подружками. Согретая похвалой, Тоня робко улыбнулась в ответ.

Она никак не могла понять свою красивую соседку. В той всё было перемешано. Людка могла быть злой и заносчивой, а в следующий момент проявить доброту. Она обладала редкостным даром — одним жестом, одним взглядом расположить к себе людей, так что за ней хотелось идти хоть на край света.

Ребята перелезли через забор, и попали в густые заросли папоротника. В мягком южном климате кусты разрослись, чуть ли не по пояс. От примятых ажурных листьев исходил тонкий сладкий аромат, перебивая йодистый запах моря.

— Ну, Сусанин. Куда ты нас завёл? Тут хоть какая-нибудь тропа есть? — обратилась Людка к Витьку.

— А фиг его знает? Я же не ходил, — пожал плечами Витёк.

— И что за кайф по зарослям лазить? — проворчал Васька.

Раздвигая резные ветви и стараясь не повредить кусты, Тоня молчком пошла вперёд, сделав знак: идти за ней. За неимением лучшего проводника ребята потопали следом и вышли на тропу.

Тихоня подождалa, пока все подтянутся, а потом с такой уверенностью повернула по тропе вверх как будто была здесь не в первый раз. Время от времени она оглядывалась, чтобы убедиться, что никто не отстал.

Тяжелее всего было Марине. Её сабо на высокой платформе были явно не приспособлены, к тому, чтобы карабкаться по горным тропам. Она то и дело спотыкалась и оступалась.

— Давай помогу, — предложил Егор, взяв её на буксир.

«Неужели ему нравятся недомерки?» — разозлилась Людка.

Внешне она ничем не выказала недовольства, но скулы ее напряглись, а в глазах появился прищур хищницы, который делал её ещё более привлекательной. 0на и, не предполагала, что знаки внимания к миниатюрной подружке были неловкой попыткой защититься от ее чар.

Людка понравилась Егору с первого взгляда. Природа наградила её редкостной, совершенной внешностью. Если бы не её напористость, он бы принялся за ней ухаживать, но инстинкт подсказывал, что эта девчонка не терпит никаких других отношений, кроме безоговорочного подчинения. Её властность отпугивала и заставляла держаться в стороне. В наше время всё перевернулось. Точно так же, как прежде мужчинам приходилось завоевывать даму, сердце которой было давно покорено, сейчас Людка шла напролом, чтобы покорить'по уши влюблённого Егора.

— Эй, тихоня, а куда мы идём? спросила Людка.

— К ручью.

— А откуда ты знаешь, что там ручей?

Тоня пожала плечами. Людка посмотрела на неё с любопытством.

— Ну и ну! Недаром говорят, в тихом омуте. Мы все за забором сидим, дисциплину блюдём, а она по лесу гуляет. Уважаю. Учись, Васька. Тебе у тихони надо уроки брать. А то ты трясёшься по поводу и без.

— Я просто предупредил, что если хватятся, нам попадет.

— Ага, Нафталин тебе пальчиком погрозит, — засмеялся Витёк.

Нафталином прозвали приставленного к ним воспитателя. Он был не намного старше своих подопечных, только что закончил вуз, но придерживался таких взглядов, как, будто уже давным-давно вышел на пенсию. Он даже представился Иваном Павловичем, а не по имени, как другая молодёжь, работающая в лагере. Впрочем, подобную официальность скоро упразднили. В глаза его звали Палыч, а за глаза Нафталин.

Палыч любил почитать нотации о правилах поведения, но его никто не боялся, потому что, несмотря на его попытки строить из себя сурового наставника, он был безобидным.

Скоро ребята вышли к источнику. Он бил из трещины в скале, перекатывался через голыши и, образовывая крошечные водопадики, тек дальше. Железистая вода окрасила камни в ржаво-рыжий цвет.

— Отпад! Можно ноги помочить, — сказала Людка, сбрасывая мокасины.

Все последовали её примеру, лишь Мася предпочла оставаться в

сабо. Людка с усмешкой посмотрела на нее:

— А ты что, так и будешь на своих ходулях? Здесь же горы, становись повыше, никто и не заметит, что ты коротышка.

— Я не люблю ходить босиком, — парировала Марина. Временами она готова была убить Людку за её злой язык.

— Зря. Так клёво по травке походить.

Колобок наступила в ручей и тотчас выскочила.

— Ой, вода леденющая. Прямо ноги ломит!

— Интересно, куда он потом течёт? Может, это будущая река из тех, что мы проходили по географии? — сказал Егор.

— Ну, ты, чувак, философ, — рассмеялся Витёк.

— А что? Ведь где-то этот ручей становится рекой. Аттракцион! Я великан, который одним шагом перемахивает через реку, — объявил Егор.

Он картинно раскланялся, сделал широкий шаг и вскрикнул от боли. Между камнями лежала разбитая бутылка. Стекло пропороло ногу. Из раны показалась кровь. Сначала медленно, будто нехотя, на порезе набухла густая, красная капля, а потом, точно осмелев, кровь потекла струйкой.

— Капец. Допрыгался, Гулливер.

— Цивилизация и сюда дохиляла, — угрюмо провозгласил Витёк.

— Что будем делать? — спросила Колобок, глядя на Людку в ожидании указаний.

— Не знаю. Я крови не выношу, — отвернулась побледневшая Людка.

Дрожащими пальцами она досталa сигарету и, раскурив ее, с жадностью затянулась.

— Говорил, что не надо уходить из лагеря, — угрюмо заметил Васька. — Может, сходить за медсестрой? — робко предложила Мася.

— Ага, чтоб нас потом на цепь посадили и из лагеря никуда, — возразил Витёк.

— Уже доходились, — проворчал Васька

.

— Слушай, не капай на мозги, без тебя тошно, — осадила его Колобок и обратилась к Егору:

— Ты идти Можешь?

— Попробую.

Он поднялся и, опираясь на Витька, сделал тройку прыжков, оставляя на траве кровавые пятна.

— Да, так мы далеко не уйдём. А ещё через забор лезть, — помрачнел Витёк.

Егор опустился на траву.

— Если бы хоть сбоку, а то на самой пятке. Я наступить не могу, — извиняясь, произнес он.

— Надо бы перетянуть, чтобы кровь не текла, — сказала Мася, не трогаясь с места.

Неожиданно к Егору подошла Тоня. Про неё, как всегда, забыли. Девчонка опустилась на корточки.

— Давай сюда ногу, — сказала Тоня.

Она ловко промыла рану в ручье. Вода стала розовой, будто окрашенной марганцовкой. Холод на время притупил боль. Кровь приостановилась, но тотчас проступила вновь.

Егор попробовал приподняться, но Тоня жестом приказала ему сидеть. Склонившись над раной и что-то пришёптывая, она водила рукой над порезом.

Время будто застыло.

— Чой-то она делает? — шепотом спросил Витёк.

Вопрос не требовал ответа. Все стояли и завороженно смотрели, как кровотечение остановилось. На месте пореза образовалась корочка.

— Ёпрст! Круто! — потрясённо вымолвил Витёк.

— Как это у тебя получилось? спросил Егор.

Тоня молча пожала плечами и отступила, вновь играя привычную роль статиста.

— Ладно, погуляли и хватит. Пойдемте в лагерь, — поторопил всех Васька.

— Слушай, Васька, ты всех уже достал! Ты хоть врубился, что ты только что видел чудо? — спросил Егор, с интересом разглядывая Тоню.

От Людки не ускользнул его взгляд. Не то чтобы она приревновала, там и ревновать-то было не к чему, но всё же на Маську он так не смотрел. За сегодняшний день тихоня дважды удивила её. Какие ещё сюрпризы таились в этом тщедушном теле? За ней стоило присмотреть.

Людка подошла к Тоне вплотную и насмешливо произнесла:

— А ты, оказывается, ведьма? Тоня вздрогнула и помотала головой:

— Не говори так.

— Почему? Это круто, — подначивала её Людка. — Сейчас даже журнал такой есть — «Ведьма». А что, правда подходит?

Людка наставила на Тоню рожки из пальцев и загробным голосом процитировала:

— Там чудеса, там леший бродит, и ведьмы на ветвях сидят.

Тоня испуганно поплевала через плечо и быстро перекрестилась. В её испуге было что-то архаическое.

Людка и Витёк прыснули со смеху. За ними засмеялись Колобок и Мася.

— Что тут смешного? — одёрнул их Егор.

После того что сделала эта девчонка, имени которой он не знал, ему было неловко, что над ней зубоскалят.

— Ладно. Инквизиция отменяется. Пускай живёт, — усмехнулась Людка.

4

Случай в лесу для всех остался тайной, как и Тонины необычные способности.

Посвящённые, не сговариваясь, хранили секрет. Всем оставалось лишь гадать, почему тихоня получила доступ в круг избранных, ведь подобной привилегии пытались добиться многие. Впрочем, как у Людкиной соседки у неё были преимущества перед остальными.

Если раньше Тоня была пустым местом, то теперь Людка начала к ней присматриваться. С виду тише мыши, но та ещё штучка. Людка вспомнила стычку в день приезда. До сих пор никто не вступал с ней в открытую конфронтацию. Правда, с тех пор тихоня ведёт себя паинькой, но это ещё ничего не значит.

Интересно, что у неё на уме? Молчит, держится особняком. Любая другая на ее месте уже всем растрезвонила бы про свои способности, а эта даже словом не обмолвилась.

Тоня привлекла не только Людкино внимание. Егор тоже стал её заMeчaTь, а точнее сказать — выделять из пейзажа. Девчонка была со странностями. Он в жизни не встречал более тихого и неприметного существа. Как будто она себя стеснялась. Словно её устраивало быть никем.

Выйдя из столовой, Егор направился в свой корпус, но, увидев в беседке Тоню, свернул к ней. После случая в лесу они ни разу не разговаривали, и ему захотелось её поблагодарить.

Девочка, по обыкновению одна, сидел в излюбленной позе, обхватив коленки руками. За вязью вьющихся роз, усыпанных букетиками бордовых цветов, её было почти не видно.

— Можно? — спросил Егор, опускаясь рядом. — Ты чего тут сидишь?

— Пахнет хорошо, — сказала Тоня.

В воздухе, в самом деле, стоял устойчивый аромат роз, но прежде Егор как-то не обращал на это внимания.

— А я хотел тебе сказать спасибо. Представляешь, у меня даже шрам исчез.

Девочка улыбнулась.

— Слушай, а как у тебя это, получается? — поинтересовался Егор.

Тоня пожала плечами.

— Почему ты всё молчишь, как немая?

— А что говорить? Я люблю слушать.

— Это типа себе на уме? — усмехнулся Егор.

Тоня, снова молча, пожала плечами.

— И что же ты слышишь?

— А ты? — неожиданно спросила девочка.

Егор прислушался.

— На спортивной площадке орут.

— А кузнечика слышишь?

— Нет. Хотя да. Точно стрекочет. Ты что — экстрасенс? — спросил Егор и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Знаешь, я раньше во всё это не верил. Нет, я, конечно, понимал, что есть люди, которые могут лечить. Но чтобы вот так, за несколько минут убрать даже шрам! Тебя этому кто-то научил?

Тоня помотала головой.

— А откуда же ты умеешь?

— С рождения.

— Наследственное, что ли?

— Нет, только я такая. Мамка говорит, в семье не без урода.

— Прикольная ты девчонка. Другая бы на твоём месте гордилась.

— Чем гордиться? Это грех.

— Лечить людей грех?

— Лечить не грех, а другое… — Тоня осеклась и замолчала.

— Что другое? — заинтересовался Егор.

Тоня колебалась. Она избегала говорить о своих способностях. В этом было что-то неправильное, не как у людей. Мать говорила, что это кара, поэтому Тоня привыкла держать свой дар в тайне, как нечто постыдное, как врожденное уродство.

— Да ладно, не стесняйся. Я никому не скажу, ~ пообещал Егор.

Тоня редко полагалась на разум.

Он часто подводил её. Во дворе к ней приклеился ярлык умственно отсталой, но недостаток работы ума она компенсировала интуицией. Егор был добрый, и она инстинктивно потянулась к нему. Проявление человеческого тепла было для неё в новинку. Она настолько привыкла быть пустым местом, что, впервые почувствовав к себе живой интерес, захотела его удержать. Но за внимание надо платить откровенностью.

Она собралась с духом и сказала, будто нырнула с обрыва в холодную воду:

— Я могу повести человека против его воли куда захочу.

— Как это?

— Увижу, будто он за верёвку привязан, и веду его, как на поводкe. А то ещё могу в уме верёвку поперёк дороги натянуть. Человек споткнется и дальше не идет.

— Здорово! Покажи, — загорелся Егор.

Тоня помотала головой. — Нет, это грех.

— Что же в этом плохого?

— Нельзя с человеком ничего против его воли делать. Грех это, — с убеждённостью произнесла девочка. — Но ты, же с моего согласия меня остановишь. Я сам этого хочу.

— А хочешь, так и без меня остановишься.

— Тебя не переубедишь. И всё же зря ты скрываешь свои способности. Хотя бы рассказала про то, что умеешь лечить.

— Людям это знать не надо. Я бы и тогда промолчала. Только ты светлый.

— Это как в «Ночном Дозоре», что ли? — усмехнулся Егор.

— Где? — не поняла Тоня.

— Кино такое есть. И книжка.

— Не знаю. Я кино не смотрю.

— А телевизор?

Девочка помотала головой. — Там зла много. Это грех.

— Ну, ты даёшь! А как же тебя родители сюда отпустили? — удивился Егор.

— Тётка путёвку купила. Мать болеет очень, — сказала Тоня.

— А что с ней?

— Душа болит.

Тоне не нравилось, когда мать называли сумасшедшей или умалишённой. У неё была своя теория на этот счёт. Ей казалось, что определение «душевнобольная» правильнее отражает суть маминой болезни. Ведь не от недостатка ума человек впадает в буйство и становится злым. Наверняка это в душе образовывается прореха, куда вся злость и выпирает.

Егор истолковал её слова по-своему. — Это в смысле что-то с нервами? Тоня кивнула.

— Наверное, работа нервная?

— Она не работает. В больнице она.

— А когда не в больнице?

— Я с ней сижу. На инвалидности она.

— А как же школа?

— Дома учусь. Давно уже. За матерью ухаживать надо.

— А отец? Или родители развелись?

Егор выспрашивал не из любопытства просто чтобы растормошить эту немногословную девчонку и поддержать разговор. Он и не предполагал, какую реакцию вызовет его вопрос.

у Тони из глаз покатились слёзы. Вся боль, которую она прятала под могильной плитой молчания, неожиданно прорвалась. Она заговорила.

— Не было у меня отца. Мать нечистый попутал. Вот я и вышла не как люди, уродина. Мать говорит, это Господь ей кару послал за грех. Я как стала вещи глазами двигать, у неё приступы и начались. Если б не я, она б и не болела. Во всём я виновата. Лучше бы я не родилась вовсе.

Обхватив себя за плечи, девочка спрятала пылающее от стыда лицо. Худенькое тельце конвульсивно сотрясалось от беззвучных рыданий.

Егор растерялся. Ему было жалко эту тёмную девчонку, которую вконец застращала дура мать. Он и не предполагал, что в наше время еще существует такая дремучесть. Егор сделал жест, который и сам не мог объяснить. Он обнял Тоню за плечи. В этом прикосновении не было ничего личного. Так обнимают чужого ребёнка, чтобы утешить, когда он упал и разбил коленку.

— Ну, перестань. Какая же ты уродина? Ты симпатичная. Особенно когда улыбаешься. А что до твоих способностей, так им можно только позавидовать. Многие этому учатся, и у них все равно ничего не выходит, — он, как мог, пытался ее успокоить.

— И тебе не противно? — спросила Тоня, наконец решившись поднять глаза.

— Наоборот. Какая же это кара? Это талант.

Тоня несколько мгновений пытливо смотрела на него, а потом утвердительно кивнула и с ноткой удивления произнесла:

— А ты, правда, так думаешь.

— Конечно, правда. С чего мне врать?

Тоня, внезапно опомнившись, что она сидит в объятиях парня, пугливо отстранилась. Егор тоже инстинктивно подался назад, чувствуя себя так, словно его обвинили в сексуальных домогательствах. После всего, что он услышал, Тоня была для него существом из какого-то другого мира, ископаемым, с которым он не знал, как следует себя вести.

Людка издали наблюдала, как Егор обнимался в беседке с Тоней, и в ней вскипала тупая злость. А онато, дура, считала, что ревновать к этой убогой глупо. А Егор, каков! Урод! Извращенец! Чем его приворожила эта тихоня?

Вот уже несколько дней Людка и так и сяк пыталась разжечь его интерес, но дальше словесных перепалок в компании дело не шло. Встреч наедине он упорно избегал. Она уже начала сомневаться, что его интересуют девушки. И вот тебе сюрпризец! Обниматься

среди бела дня. И с кем! С этой блаженной! А может, она и правда ведьма? Интересно, о чём они там болтают?

Людку так и подмывало подойти и вмешаться в их разговор, но она сдержалась, понимая, что ничего этим не добьётся, только выставит себя идиоткой. Наконец Егор поднялcя со скамейки.

Тоня осталась сидеть. Она смотрела ему вслед, и в ее душе теплилось новое, неизведанное чувство. Впервые она вынырнула из небытия и ощутила себя не пустым местом и не чьим-то наказанием, а человеком. «Ты симпатичная, особенно когда улыбаешься». Он так сказал. Тоня и не предполагала, что кто-то может считать её симпатичной. Ради одобрения Егора она готова была улыбаться хоть целый день.

Людка готова была рвать и метать. Такого плевка она в жизни не получала. Чтобы ей предпочли какую-то замухрышку! Впрочем, она не собиралась отступать.

— Ну, ничего, мы ещё посмотрим кто кого. Ты у меня попляшешь, — зло процедила она.

Егор должен принадлежать ей.

Теперь это было делом принципа.

5

Тоня так сжилась со своей непримeтнocтью, что это стало её второй натурой. Девочка с самого раннего детства усвоила урок: чем меньше к себе привлекаешь внимания, тем

меньше побоев и страдания тебе достаётся. Со временем она так преуспела в искусстве быть незаметной, что на неё обращали не больше внимания, чем на дерево или столб. В пьесе жизни Тоне никогда не доставалась роль действующего лица, и даже ролью статиста её баловали нечасто. Она была скорее деталью декорации к происходящему.

И если художники-модернисты выходили на улицы и создавали хеппенинги, живые картины, то вся жизнь Тони была, напротив, попыткой слияния с неживым фоном.

Внимание Егора словно разбудило её. Скорлупа, в которой пряталась её душа, дала трещину. Тоня то и дело мысленно прокручивала их разговор. Егор заставил её взглянуть на себя другими глазами. Тоня привыкла к мысли, что она уродец, способный вызывать у людей только отвращение, но в Егоре не было, ни намёка на брезгливость. Она бы почувствовала.

Она рассказала ему о самом постыдном, в чем никому не решилась, бы признаться, и всё же он не отвернулся от неё.

Он назвал её симпатичной.

Тоня никогда не задумывалась о своей внешности, и не смотрелась в зеркало. К чему зеркало пустому месту? Она с удивлением поняла, что даже не может представить свое лицо. Впервые в жизни у неё появилось желание себя разглядеть.

Увидев на тумбочке у Марины пудреницу, Тоня подошла и робко взяла её в руки. Она вернулась на свое место, села и зажала плоскую синюю коробочку между ладонями, не решаясь её открыть. Наконец, собравшись с духом, она открыла пудреницу и начала себя разглядывать. В зеркальце попадал то нос, то рот, то глаз, так что она не могла составить целой картины. Но Егор назвал её симпатичной. Значит, ему видней.

Дверь открылась, и в комнату вошли Людка, Мася и Колобок. Тоня поспешно захлопнула пудреницу и, спрятав ее в ладонях, зажала между коленями. Её обдало волной стыда, как будто её застали за чем-то непристойным. Девчонки, как всегда, не обратили на неё внимания. Тоня затихла и наблюдала, как соседки по комнате переодеваются в купальники. Побросав вещи в пляжные сумки, Людка и Колобок направились к двери. Мася замешкалась, обшаривая ящик тумбочки.

— Что ты там копаешься? Давай быстрей, — поторопила её Людка.

— Пудру куда-то задевала.

— На фиг тебе пудра на пляже? — усмехнулась Колобок.

— Не занудствуй. Мне нужно зеркальце, — отмахнулась Марина, и тут её взгляд упал на Ведьму.

Тоня не знала, как ей быть. Она поёрзала на кровати. Девчонки повернулись в ее сторону.

— А, и ты тут? — сказала Людка, только что обнаружив её присутствие.

— Смотри-ка, покраснела. Чем это ты тут занимаешься?

Сгорая от стыда, Тоня протянула Марине пудреницу.

— Так это ты взяла? — удивилась Мася и недовольно произнесла: — Вообще-то, когда берёшь чужие вещи, надо спрашивать.

Она на тумбочке лежала, — вконец смутившись, прошептала Тоня.

— И главное, я ищу, а она сидит и молчит, как рыба об лёд, — проворчала девочка.

— Интересно, для чего это тебе понадобилась пудра? — язвительно спросила Людка. — Для кого прихорашиваешься? Может, ты влюбилась?

Щёки Тони обдало новой волной румянца.

— Точно влюбилась. Девчонки, догадайтесь с трёх раз в кого.

— Ясное дело, — хихикнула Колобок.

— Точно! И я так думаю. В Нафталина! — насмешливо воскликнула Людка и ехидно продолжала: — Только ты учти — он женатый. Или для тебя жену подвинуть раз плюнуть? Ты же Ведьма!

Слово ударило Тоню, как брошенный камень. И в памяти тотчас всплыло, как на нее падали сотни таких слов-ударов из уст матери: «Ведьма! Выродок! Уродина! Кара небесная!»

Тоня закрыла уши ладонями и сжалась, точно опасаясь, что на неё посыплются настоящие удары.

6

Под натиском отдыхающих море как будто утрачивало своё величие и становилось лишь видом развлечения для копошащихся, орущих, брызгающихся, визжащих и пищащих людей. Если в те часы, когда берега его были пустынны, в биении прибоя ощущалось могущество и дыхание вечности, то сейчас был слышен только гвалт, а пестрая атрибутика летнего отдыха лезла в глаза, нивелируя безграничность морского простора. Взгляд подмечал яркие тенты и полотенца, цветастые мячи и надувные матрасы и, пресыщенный пестротой, не устремлялся за горизонт.

На пляже было людно и шумно.

Малыши купались по свистку, а для старших делалось исключение. Это был один из тех случаев, когда лучше разрешить, чем создавать проблемы. Людка и компания пользовались почти неограниченной свободой. Они всегда занимали одно и то же место под тентом.

Людка с нарочитой тщательностью втирала крем для загара, делая вид, что она полностью поглощена этим занятием. Растерев шею и руки, она громко спросила:

— Кто мне спинку натрёт?

— Я! — подскочил Витёк.

Людка умело подавила разочарование. Откровенно говоря, она рассчитывала, что вызовется сидящий подле Егор. Витёк её мало интересовал.

— Гуляй, — отмахнулась она. — Я имела в виду Масю или Колобка.

В последние дни Егор полностью завладел Людкиными мыслями. Она привыкла получать всё по первому требованию. Егор ей понравился сразу. Ещё в автобусе она решила закрутить с ним роман, и вот жизнь выкинула такой фокус. Людка могла бы с лёгкостью заполучить любого другого парня, но именно тот, кто ей нравился, держался подчёркнуто отстраненно.

Егор стал её наваждением. У неё было множество увлечений, но никогда прежде она не просыпалась и не засыпала с мыслями об одном человеке. Чем больше ускользал Егор, тем сильнее ее охватывала одержимость его получить.

Он, несомненно, из всех выделялся. Она отмечала в нём всё новые достоинства.

Галантность, с которой он пропускал девчонок вперёд, и то, что он читал на английском языке и собирался на будущий год поступать на факультет журналистики. В нём был особый лоск. Людка понимала, что подходит ему, как ни одна другая девчонка. Мало того, женское чутье подсказывало, что она ему нравится. Порой она ловила на себе его далеко не безразличный взгляд. Зачем же он мучил её? Почему избегал? Неужели он всерьёз влюбился в Ведьму?

И тут Людка увидела Тоню. Та как будто материализовалась в ответ на её мысли. Осторожно ступая между расстеленными полотенцами, девчонка приближалась к ним.

Людка зло сощурилась. Чего это вдруг Ведьму потянуло на водные процедуры? Прежде она сторонилась пляжа. А может, она притащилась из-за Егора?

По обыкновению тихо Тоня подошла к ним и присела на песок, укрыв ноги по щиколотку юбкой.

«Смотри-ка, какая тихая мышка. Можно подумать, её тощие ляжки кого-то интересуют», — подумала Людка, в памяти, словно ответ на немой вопрос, всплыла сцена в беседке.

«Неужели Егор не видит, что в этой вешалке ни кожи, ни рожи?»

— Эй, Ведьма, ты чего не раздеваешься?

Людка замечала, как та вздрагивает, когда её называют ведьмой, поэтому не упускала случая доставить себе это садистское удовольствие.

— У меня купальника нет, — ответила Тоня.

— Ну и что? Загорай в трусиках. Всё равно тебе показывать нечего, — усмехнулась Людка.

Тоня залил ась краской.

— Чего ты стесняешься? В Европе сейчас все купаются топлес, — продолжала Людка.

— Это как? — живо заинтересовался Витёк.

— А вот так, — озорно подмигнула Людка, расстегнула застёжку, и лифчик упал, обнажив красивую грудь.

— Вау, мне нравится этот обычай, — воскликнул Витёк.

Егор был почти уверен, что этот спектакль рассчитан на него. При виде полуобнажённой девчонки его обдало жаром. Он не хотел показывать, что ее уловка удалась, и поспешно перевернулся на живот.

Тоня уткнулась взглядом в песок.

Ей было совестно, как будто это она стояла голая на всеобщем обозрении.

— Атас, Палыч идёт, — шикнул на них пугливый Васька.

— О, сейчас Нафталин воспитывать будет, — сказала Людка, надевая лифчик.

— Это что за стриптиз? — стараясь придать своему голосу строгость, спросил Палыч.

— У меня застёжка слабая, всё время расстегивается, — кротко сказала Людка. — Hе поможете застегнуть?

— Людмила, в кого ты такая наглая? — спросил воспитатель.

— Не наглая, а эмансипированная, — парировала девчонка.

— Ишь какие ты слова знаешь.

— А я в школе хорошо учусь. Почти отличница. И вообще у меня кругозор широкий. Я «Декамерона» читала. А вы?

— С тобой невозможно говорить, покачал головой Палыч и удалился.

— Разговор о литературе не удался, — развела руками Людка.

— А ты, правда, читала «Декамерона»? — спросил Егор.

Интуиция подсказала Людке, что она его зацепила.

— А ты думаешь, если симпатичная девчонка, то у нее пол-извилины? — съехидничала она.

Витёк посмотрел на Людку и укоризненно произнёс:

— Прикатили к переправе, а паромщик в дупель пьян. Вы тут ещё урок литературы устройте.

— Отдыхай, Витёк. Это разговор для гуманитариев, — сказала Людка, многозначительно глянув на парня.

— Понял, не тупой. Ребята, айда купаться! — скомандовал Витёк, и вся компания повалила в воду.

Егор по-прежнему лежал на животе, уставившись на мельтешащих в море ребят. Людка опустилась на полотенце рядом с ним и насмешливо произнесла:

— Ну что, будем о книжках говорить?

— Зачем было раздеваться перед всеми? — спросил он.

— Тебя это напрягает? А я думала, тебе до лампочки.

— В принципе, это твоё дело, — он нарочито безразлично пожал плечами.

— Слушай, ты можешь честно ответить мне на один вопрос?

— Смотря на какой.

— Вот как? Значит, есть вопросы для правды и вопросы для лжи? — жёстко, с нотками обиды проговорила она.

— Ну, хорошо. Постараюсь ответить честно.

— Я тебе совсем не нравлюсь? — без обиняков спросила Людка.

Уставшая от страданий, домыслов, переживаний, она была не в настроении вести игру. Она была не из тех, кто пытается развязать гордиев узел. Встретив препятствие, она предпочитала рубануть сплеча.

Вопрос поставил Егора в тупик.

Людка ему не просто нравилась. Она даже снилась ему по ночам. Если бы не её неженская манера главенствовать и подминать всех под себя. Ей можно было либо безоговорочно подчиняться, либо уйти. Он предпочёл бы оставить всё как есть. И всё же рано или поздно ему пришлось бы ответить на этот вопрос.

— Нет, — коротко сказал он.

— Что нет? Не нравлюсь?

— Ты же сама знаешь, что это не так, — обтекаемо, ответил Егор.

— Значит, нравлюсь. А что же ты из себя корчишь английского лорда? Или ты тупой, слепой и глухой и не понимаешь, что ты мне нужен?

— Нет, не то. Просто… — замялся Егор, не зная, как ей объяснить свои чувства, да и стоит ли объяснять.

— Что просто? Смотри, каникулы не безразмерные, — предупредила его Людка.

— Любовь — это не только секс, — вырвалось у Егора то, что первое пришло на ум.

— Да что ты! А кто тебе говорил про секс? — язвительно заметила Людка. — Или ты считаешь, что я дешёвка?

Егор смутился.

— Извини, я не то имел в виду.

— А что же? Я не терплю ложь. Если я влюблена в человека, я так и говорю. Или ты предпочитаешь, чтобы я корчила из себя недотрогу и делала вид, что ты мне безразличен?

— Прости, прости, прости, — повторил Егор.

— Что ты за человек? Тебе предлагают правду, а ты ищешь фальшивку.

— Ты мне очень…

Признание повисло в воздухе, но так и не было облечено в слова. Оно предназначалось только для одной, а при разговоре присутствовал молчаливый свидетель.

Тоня сидела в той же позе, на том же самом месте. Про неё, как всегда, забыли. Люди ведут интимные разговоры, не обращая внимания на стоящие рядом предметы. Но в отличие от вещей у неё были уши, и она слышала все от начала до конца.

Людка проследила за взглядом Егора. При виде Тони в ней вскипела злость. Опять эта сволочь вставала у неё на пути! Мало того что она подслушивала. Могла бы из вежливости встать и уйти. Но она даже не смутилась, что ее застали за этим занятием.

Глядя на девчонку в упор, Людка сердито произнесла:

— Слышь, Ведьма, ты знаешь такое понятие: третий лишний? Что ты уши растопырила? Пришла на пляж, так купайся, а нет — так вали отсюда.

Тоня поднялась и побрела прочь с покорностью собаки, которой дали пинка. Её фигурка в несуразном платье казалась жалкой и инородной на яркой картине летнего отдыха. Егору стало её жалко и неловко за Людкину грубость.

— Зачем ты так? — сказал он и хотел остановить Тоню, но Людка, угадав его желание, резко произнесла:

— Может, побежишь за ней? Она же убогая, её надо пожалеть. А я железобетонная. Я могу всё стерпеть. Ну, давай, выбор за тобой. Только учти, ты выбираешь только один раз.

Егор понимал, что Людка не лжёт. Потеряв, её уже не вернуть, а она ему отчаянно нравилась. К тому же, как можно обидеть девчонку, которая только что призналась тебе в любви?

— Это же разные вещи, — сказал он. — Просто она очень одинокая.

— Вот на это она и рассчитывает. Одинокая, бедненькая. Пусть её жалеют.

— За что ты её так не любишь?

— Ты с ней в одной комнате не жил. Если бы ты знал, как она меня достала.

7

Внезапно Тоня перестала быть невидимкой. Теперь она то и дело попадала Егору на глаза. Каждое утро Тоня с сияющей улыбкой встречала его у дверей корпуса и провожала до столовой. Она буквально не давала ему прохода. Всюду, куда бы он ни посмотрел, он видел её дурацкую улыбку. Поначалу Егор улыбался в ответ и даже обменивался с ней ничего не значащими фразами, но, в конце концов, подобная назойливость стала его раздражать. Он перестал здороваться и нарочито не замечал Тоню, а она, как ни в чём не бывало, с покорностью собачонки следовала за ним по пятам.

Над ними уже подтрунивал весь лагерь, но она как будто не понимала, что делает из себя, а заодно и из него посмешище. Егор был не рад, что тогда в беседке с ней заговорил. Девчонка была явно не в себе. Интересно, на что эта дурочка надеялась? Может, она думала, таким образом, его в себя влюбить?

Егор уже не раз собирался поговорить с ней начистоту и запретить за собой бегать, но вспоминал их предыдущий разговор, и злость сменялась жалостью. Судя по всему, эту девчонку никто не любил, даже собственная мать. У него не поворачивался язык ее прогнать, и затяжная инфекция неразделенных отношений продолжала развиваться, отравляя ему каникулы. Он злился на себя за мягкость и нерешительность, на Тоню за надоедливость, и копившееся в нем раздражение, подобно мифической змее, вновь кусало собственный хвост.

Неизвестно, сколько бы это длилось, если бы Людка не подтолкнула Егора к решительному шагу.

— Ну и долго ты её будешь поощрять? — как-то раз спросила она.

— Да кто её поощряет? Я с ней даже не разговариваю. Я же не виноват, что она за мной ходит хвостом, — оправдывался Егор.

— А тебе это льстит.

— Скажешь тоже. Думаешь приятно? Все уже смеются.

— Значит, приятно. Иначе ты бы уже давно с ней поговорил.

— Не могу. Жалко её, — признался Егор.

— Неужели ты не понимаешь, что она нарочно давит на жалость? Чем ещё она может тебя привлечь? Это единственное, чем она может взять. Она хитрая. А ты и размяк.

— Ладно, поговорю, — согласился Егор.

Может быть, Людка была права.

В любом случае дальше так продолжаться не могло. Отдых превращался в сплошное мучение.

После ужина Витёк предложил проводить девчонок до корпуса, подождать, пока они переоденутся, и вместе пойти на дискотеку, но Егор, переглянувшись с Людкой, отказался:

— Идите, я вас потом догоню.

— Главное — не рассусоливай, — уходя, шепнула ему Людка, искоса глянув на маячившую, на расстоянии Тоню.

Разговор предстоял нелёгкий и деликатный. Нужно было выбрать место достаточно уединённое, чтобы не выяснять отношения прилюдно, но в, то, же время не слишком интимное, чтобы не давать повода смешкам и сплетням. Егор свернул с главной аллеи и направился от жилых корпусов в сторону помещения, где работали кружки и клубы по интересам. Сейчас в этой части лагеря было тихо и безлюдно. Скоро должна была начаться дискотека, и все устремились на танцплощадку.

Егор шёл, не оглядываясь. Он не сомневался, что его «тень» следует за ним. Они обогнули живописный домик игротеки. Ранние южные сумерки затушевали яркие краски. Дойдя до огромного платана, под которым стояла деревянная скамья, Егор, наконец, обернулся. Тоня в нерешительности остановилась, не смея приблизиться. Ей не нужно было видеть его лица, чтобы понять, что он сердится. Она чувствовала все изломы его настроения, как слепой ощущает изъяны гладкого стекла.

Егор не знал, с чего начать. После разговора с Людкой он был полон решимости раз и навсегда, поставить Тоню на место, но сейчас, когда девчонка, робея, стояла перед ним, с покорностью ожидая самого худшего, его воинственный пыл угас.

Ему стало неловко, как будто он собирался шугануть больную собаку.

— Нам надо поговорить, — произнес он колючим, чужим голосом и сел.

Поколебавшись, Тоня подошла и несмело опустилась рядом. После встречи в беседке они ни разу по-настоящему не говорили. Сколько раз Тоня мечтала об этом, но реальность отличалась от фантазий.

Чтобы как можно скорее покончить с неприятным объяснением, Егор без обиняков начал:

— Зачем ты за мной всё время следишь?

Вопрос остался без ответа. Её молчание не облегчало и без того тяжёлого разговора. Накопившееся в Егоре раздражение вскипало, готовое выплеснуться наружу.

— Перестань за мной ходить, — продолжал он.

Девочка покорно кивнула.

— Что ты всё время молчишь? — взорвался Егор

.

Тоня подняла на него глаза. В темноте они казались непомерно огромными и печальными, как на иконах. В зрачках дрожали блики слёз.

Егор отвёл взгляд. Жалость подкатила к горлу. Он делал то, что должен был сделать, и всё же чувствовал себя подонком.

— Прости. Я не хотел на тебя кричать. Просто странный какой-то у нас разговор. Ты же не столб. Скажи что-нибудь. Ты хоть понимаешь, что бегать за парнем нехорошо? — спросил он, пытаясь загладить неловкость.

— Любить душой — не грех, — по-простому, безо всякого кокетства сказала Тоня.

Это было уже второе объяснение в любви, которое Егор выслушал за последние дни. Они были так же не похожи друг на друга, как и сами девчонки, и каждое по-своему вызвали у Егора чувство дискомфорта.

Он побаивался Людкиной напористости, а Тонино признание его вконец смутило и не на шутку испугало. Он был не готов взвалить на себя тяжёлую ношу её любви.

Пока её чувства не были облечены в одежду слов, он мог делать вид, что ничего особенного не происходит. Мало ли девчонок бегает за ребятами. Но теперь он был обязан вернуть ее из мира грез на землю, чтобы она не питала ненужных иллюзий.

Пытаясь спрятать горькую пилюлю в сладкую оболочку, он начал с заезженного штампа:

— Ты хорошая девчонка.

Что в переводе означало: ты мне не нужна. Однако Тоня не владела искусством перевода и понимала все прямолинейно и примитивно, без дипломатических экивоков. На её лице мелькнула робкая тень радости. Егору приходилось с трудом нащупывать дорожку в топкой трясине фраз, подыскивая надежные кочки-слова.

— Но посуди сама, куда бы я, ни пошёл, ты за мной. Нельзя же так.

— Почему нельзя? — с детской непосредственностью спросила Тоня.

— Ты что — издеваешься? Все уже смеются.

— Что с того? Они не понимают: над любовью нельзя смеяться.

Разговор зашёл в тупик. Егор с досадой понял, что они говорят на разных языках. Тоня словно жила в только ей ведомом архаическом мире и не хотела понимать элементарных вещей.

На танцплощадке уже началась дискотека. Тишину летнего вечера, напоенную стрекотом цикад и кваканьем древесных лягушек, разрушили звуки электрогитары. Это подсказало Егору последний аргумент.

— У нас с тобой ничего не получится. У меня есть девушка.

— А мне ничего от тебя не надо. Разве что тебя видеть, — сказала Тоня и тихо добавила: — Она тебе тоже не пара. В ней ума больше, чем души.

Зажатый в тиски ревности двух девчонок, на этот раз Егор вступился за Людку.

— Если вы с ней не сошлись характерами, это еще не значит, что она плохая.

— Не плохая. И не хорошая. В ней всякого хватает. Вот её так и ломает. Её Господь испытывает.

— В каком смысле?

— Красота — это большое испытание. Искушений много. А любить она не умеет.

— Это ты так считаешь, а она думает иначе, — возразил Егор.

— А ты?

Вопрос попал в точку. Несмотря на то, что Людка без обиняков заявила, что он ей нравится, на роль Джульетты она отнюдь не подходила. Впрочем, может быть, в наше время Джульетты вообще перевелись? В любом случае Егор не собирался обсуждать их отношения, поэтому слукавил:

— Я тоже.

Разговор явно затянулся и сворачивал не в то русло. Нужно было закругляться. К счастью, у пояса зазвонил мобильник, выдав пассаж из фуги Баха. Егор поднёс трубку к уху.

Раздался недовольный голос Людки:

— Ну, ты, куда там пропал? Долго тебя ещё ждать?

— Я сейчас.

Он нажал кнопку отбоя и сказал:

— Мне надо идти.

Тоня кивнула.

— Ты не обиделась?

Девчонка помотала головой, видимо, исчерпав сегодняшний запас слов.

— Пока, — сказал он, поднялся со скамейки, отошёл на несколько шагов, но вдруг споткнулся и чуть не упал. Какая-то мощная сила тянула его назад. Он повернулся. Вдруг невидимые путы ослабли.

Тоня упала перед ним на колени и торопливо запричитала:

— Прости. Прости. Я виновата. Я грешница. Прости.

Тоню сжигали страх и стыд. Вера в то, что нельзя силком подчинять людей своей воле, глубоко пустила в ней корни, и теперь она раскаивалась в своём грехе. Она так сильно хотела удержать Егора, что инстинкт на мгновение взял верх над разумом.

Егор постарался высвободиться из пут ее рук.

— Перестань. Ты что? Встань.

Но она будто не слышала и цеплялась за него, как утопающий за последний плот. Наконец он поднял её на ноги. Девочка продолжала конвульсивно вздрагивать от рыданий. Худая и ссутулившаяся, она походила на подраненную птицу, но на этот раз в Егоре не шевельнулась жалость. Ему стало страшно. Он вдруг осознал, что эта хрупкая девчонка могла так связать его невидимой верёвкой, что он бы сам бегал за ней, как собачонка.

— Это и есть приворот? — спросил он.

— Теперь ты тоже думаешь, что я ведьма, нелюдь? — тихо спросила Тоня, глядя в землю.

Он пожал плечами.

— Некоторые люди этим деньги зарабатывают. И вроде неплохо живут.

— Плохо. Господь это не одобряет. Потом за всё спросится.

— Что, в рай не попадут?

— Может, и так. Господь знает, как распорядиться.

— Значит, если б не это, ты могла бы заставить меня за собой бегать?

Тоня помотала головой.

— Кого любишь, того неволить не станешь. Силком — это не любовь. Надо, чтобы душа отзывалась.

Её ответ обескуражил Егора. Любая другая на её месте пользовалась бы своим даром на полную катушку, не щадя чужих чувств. На ум почему-то пришла Людка. Вот уж кто не церемонился бы. Впрочем, ей хватало и других средств.

Снова зазвонил мобильник. Егор выключил его, не ответив на звонок. Некоторое время они сидели, молча, а потом Егор произнёс:

— Ты потрясшая девчонка. Правда.

На этот раз фраза не нуждалась в переводе. Он сказал именно то, что хотел сказать, и всё же это было лишь вступлением к неизбежному:

— Но я тебя очень прошу, перестань за мной ходить. Иначе я себя чувствую так, как будто сам вожу тебя на верёвке. Мне это как-то неловко, понимаешь?

Тоня задумалась, пытаясь осмыслить его слова, а потом кивнула. Егор вздохнул с облегчением, точно сбросил с плеч груз. Наконец-то он сумел найти к ней подходящий ключик, в порыве душевной щедрости ему захотелось хоть как-то ободрить её, и он сказал:

— Я к тебе очень хорошо отношусь, честно. Мы будем друзьями.

Слова вылетели слишком поспешно и небрежно, и он опасливо добавил:

— Только пусть это будет между нами.

«Что я мелю? Зачем подаю ей надежду?» — с досадой на себя подумал Егор. Недаром мама говорила, что он слишком мягкий. Вот и теперь умом он понимал, что нужно было проявить твёрдость и не разводить сантиментов, но не мог.

— Обещаешь, что не будешь ходить за мной по пятам? — спросил он, словно договаривался с маленьким ребёнком.

Тоня согласно закивала.

Они помолчали. Он хотел уйти, но не знал как. Снова повторять, будто заезженная пластинка: «Ну, я пошёл», — было пошло и не к месту.

Ощутив его неловкость, Тоня сказала:

— Ты иди, иди. Она тебя ждёт

.

В её голосе не было ни ревности, ни зависти, а лишь покорность очевидному. Пытаясь облегчить ему уход, она делала его ещё более неловким и тягостным. Но и оставаться было неуместно. Егор словно нехотя пошёл, но потом все, же обернулся.

— А ты?

— Иди, — махнула рукой Тоня. — Я никогда не сделаю тебе больно.

Егор не сразу отправился на дискотеку. На душе было тяжело. Вроде бы он добился всего, чего хотел. Он был практически уверен, что Тоня перестанет тенью следовать за ним, вызывая сплетни и насмешки. Но после сегодняшнего разговора его с ней будто связала невидимая нить. Тонины паранормальные способности были тут ни при чём. Просто её наивные суждения заставил и его задуматься и посмотреть на некоторые вещи с иного ракурса.

Когда он пришёл на дискотеку, танцы были в самом разгаре. Мелькание цветных пятен, мечущихся по танцплощадке, и грохот музыки не располагали к философии. Они отгоняли грустные размышления и помогали забыться. Поискав взглядом свою компанию, Егор протиснулся через толпу танцующих и вошел в круг.

В перерыве между танцами Людка, насупившись, произнесла:

— Долго же ты с ней разговаривал. Я уж думала, не придёшь.

— Так получилось.

— Что, утешал? Опять жалко стало бедняжку?

— Что ты к ней прицепилась? Ревнуешь, что ли?.

— А есть повод? — съязвила Людка.

— Тебе нравится ссориться?

Женским чутьём Людка поняла, что перегибает палку. Ревновать к тихоне и впрямь было глупо. Она улыбнулась и обвила его шею руками:

— Просто мне без тебя было скучно. Пойдём танцевать.

Она умела растопить лёд. Егор обнял ее за талию и вдруг почувствовал себя настоящим счастливчиком. Людка была невероятно красивой, а главное — с ней не надо было подыскивать правильные слова, боясь ляпнуть что-нибудь не то. Она была современной и понятной, как SMS.

8

В те вечера, когда в лагере устраивали дискотеку, пульсация жизни концентрировалась на танцплощадке. Все, точно бабочки на свет, устремлялись на мелькающие огни светомузыки. Игровые площадки, террасы и беседки пустели. Лагерь словно вымирал.

Тоня шла по кипарисовой аллее к своему корпусу. Фонари светили только для неё. Вокруг не было ни души, лишь тень путалась под ногами, играя с фонарями в прятки.

Она то непомерно вытягивалась и забегала вперёд хозяйки, то съёживалась, ласково пристраиваясь у самых ног, то вдруг перескакивала назад. Молчаливая наперсница, она преданно следовала за Тоней, не требуя внимания. И обе были в чем-то очень схожи. Будь Тонина воля, она бы с радостью стала тенью Егора, бесплотной и бестелесной, не прося ничего, кроме счастья его видеть и следовать за ним. Но она дала слово.

В корпусе было пустынно. Закрытые двери, одинаковые, точно клоны, выстроились вдоль галереи. За каждой из них текла своя жизнь, свой порядок и кавардак, свои секреты и разговоры, но снаружи они были безликими в своей схожести, как замкнутые души.

Тоня вошла в комнату. Фонарный свет лился через балконную дверь, отвоёвывая у тьмы квадрат пола. Не зажигая света, Тоня села на кровать. Где-то рядом затаилась подружка-тень.

На душе было и радостно, и пусто. Егор её не прогонял. Он сказал, что они будут друзьями. И всё же он ушёл к Людке.

Тоня пыталась убедить себя в том, что так и должно быть. Людка красивая и нравится всем. Но душа спорила с разумом, противясь принять очевидное.

«Если бы на месте Людки была другая девчонка!» — подумала Тоня.

«А может, это зависть? Зависть и ревность?» — безжалостно подметил разум.

Она испугалась этих греховных чувств.

«Я не ревную. Но Людка его не любит. Она не должна быть рядом с ним, — оправдывалась Тоня перед самой собой и тотчас, как прокурор, себя обвиняла: — Кто ты такая, чтобы судить? Кто ты такая, чтобы делить людей на хороших и плохих? Если ты любишь его сердцем, то должна принять и полюбить всё, что любит он. Но ты лжёшь. Ты любишь его греховно.

Ты — рождённая в грехе, лживая, ревнивая тварь, сволочь, нелюдь».

В ушах зазвучал голос матери, сотни, тысячи раз кидавшей в Тоню камни слов, так что они ранами отпечатались в душе. Девочка упала на колени и стала молиться.

«Господи, помоги мне полюбить её. Помоги мне принять её сердцем. Она хорошая, весёлая, красивая. Она позволила мне пойти со всеми в лес. Она добрая. Помоги мне её полюбить. Прошу тебя, Господи».

Она горячо и неистово шептала во тьму. Постепенно голос матери смолк, и страх отступил. Тоня встала и зажгла свет. Она посмотрела на кровать возле балкона с плюшевым щенком на подушке и вдруг вспомнила, что Людка ведет дневник. Если его почитать, будет легче её понять, а значит, и полюбить.

Она подошла к Людкиной тумбочке и, не задумываясь о дерзости своего поступка, открыла дверцу.

На полочках вперемешку лежали трусики, лифчики, майки, пакет чипсов, начатый блок сигарет и пластинки жвачки. Тоня помедлила, не решаясь коснуться пенного

кружева белья.

В мозгу прозвучал слабый сигнал, что она собирается совершить нечто недозволенное, ведь чужие вещи трогать нельзя. Но она и не собиралась ничего брать.

Только взглянуть на дневник и вернуть его.

С её почти первобытной бесхитростностью ей не приходило в голову, что читать чужие дневники нехорошо. Она знала, что дневники знаменитых людей публиковались, и с ними мог ознакомиться каждый.

Прежде чем пошарить рукой по полке, Тоня закрыла глаза, как будто это нивелировало недозволенность проступка. Она была похожа на ребёнка, который, пряча голову, считает, что он стал невидимкой.

Под вещами она нащупала тетрадку, села на корточки и стала читать. Знакомые и незнакомые слова складывались в фразы, но, к разочарованию Тони, ничуть не приоткрывали дверцу в тайники Людкиной души.

22 апреля

… Ходили с Максом в «Точку» на «Мельницу». Макс обкурился и намекал, что не прочь перепихнуться. Послала его по холодку…

30 апреля

… Родаки укатили в Турцию. Ко мне переехала тётка. Это чума. Опять будет вставлять каждый день про то, как в их время парни ухаживали за девушками. Скорей бы неделя прошла…

18 мая

… Макс привёл Мангрива. Он организовал блэкушную группу. Безбашенный чувак. На спор ночевал на кладбище. Пушил хвост. Думает, что у него есть шанс…

5 июня

… Макс с Мангривом задумали снимать эротический ужастик. Уламывали меня на главную роль. Мечтать не вредно. Сошлись на том, что сниматься будет Колобок, и ужасы пойдут без эротики…

16 июня

… У Колобка смотрели нетленку. Жуткая фигня, но прикольно…

… Мангрив играл в «Свалке» на разогреве. Первый выход в люди. Всей кодлой ходили его подпереть. Макс приревновал меня к Пепирычу. Он меня начинает доставать.

28 июня

… Приехали в лагерь. Познакомилась с Егором…

Тоня прервалась. Сердце гулко забилось. Только теперь она ощутила, что вступает на запретную территорию, но именно сейчас отступить не было сил. Она продолжила чтение.

… Макс отдыхает. Полный отпад. Похож на шведа. Маська тоже запала. У Колобка разбилась банка с вареньем. С нами поселили какую-то деревню…

— Эй, ты что делаешь? — услышала она сердитый голос Людки.

Увидев, что Тоня сидит возле распахнутой тумбочки с дневником на коленях, Людка взорвалась.

— Ах ты тварь! По тумбочкам шаpишь? — воскликнула она и, подскочив, наотмашь ударила девчонку.

Тоня съёжилась.

— Гадина! Мы и не подозреваем, что она тут без нас шурует, — бушевала Людка.

— А у меня хотела пудреницу утащить, скотина! — мстительно вспомнила Мася.

— Бей её! — скомандовала Людка. Заражённые вирусом злобы, девчонки набросились на Тоню. Та не сопротивлялась. Годы жизни с сумасшедшей матерью отучили её противиться побоям.

Она лежала в позе эмбриона, закрыв голову руками, и уже не понимала, то ли кричат девчонки, то ли у нее в висках отдается голос матери: «Ведьма! Тварь! Скотина!», пробуждая дремлющую в глубинах души вину за все несовершенные грехи.

— Мой дневник читала? Интересно, да? Сейчас ты у меня его сожрёшь!

Людка вырвала из тетрадки несколько листов и приказала:

— А ну держите её.

Девчонки распяли Тоню на полу.

Скомкав лист, Людка сталазасовываь его Тоне в рот.

— Жри, скотина, чтобы ты его надолго запомнила.

Тоня стиснула челюсти, но Людка зажала ей нос. Тоня со всхлипом глотнула воздух, и тут же рот ей забил ком бумаги. Задыхаясь, девчонка в отчаянии забилась в руках своих мучителей.

— Девки, атас! — крикнул кто-то со стороны.

Хватка ослабла. Отпустив жертву, Мася и Колобок поспешно вскочили.

Привлечённые дракой, в дверях толпились девчонки из соседних комнат.

Избитая и обессиленная, Тоня одёрнула задравшуюся юбку и тяжело поднялась на ноги. В комнату протиснулся Палыч.

— Что тут происходит?

— Она воровка. Когда нас нет, по тумбочкам шарит, — сказала Людка, презрительно кивнув на Тоню.

— И это уже не первый раз, — поддакнула Мася.

— Мы её прямо на месте поймали, — добавила Колобок.

Палыч посмотрел на Тоню. Судя по ссадинам и набухающему на щеке кровоподтёку, бедняге здорово досталось, но с другой стороны, сама виновата.

О драке следовало доложить начaльcтвy, но затевать волокиту с разбирательством не хотелось. Палычу хуже горькой редьки надоели вечные ссоры и разборки между девицами. Когда он согласился поехать в лагерь воспитателем, он думал, что отдохнет на море, а тут только успевай следить: то романы, то истерики. Работа со старшей группой оказалась тем ещё подарком. Он уже не мог дождаться окончания смены.

— Ну и что будем делать? — спросил Палыч у Тони, сделав вид, что не заметил следов побоев.

— Я не хотела. Я только посмотреть, — защищаясь, пролепетала девочка.

— Это ещё надо проверить. Слушайте, а у вас ничего не пропадало? Комнаты ведь не запираются, — Людка обратилась к девчонкам, столпившимся возле дверей.

— Я не воровка. Я ничего не брала, — сквозь набухающие слёзы твердила Тоня.

Палыч сурово посмотрел на неё.

— Ладно, на этот раз замнём, но учти, если у кого-нибудь что-нибудь пропадёт, тебе не поздоровится, — пригрозил он.

Он понимал, что, по идее, надо бы приструнить Людку С подружками, но связываться с ней — себе дороже.

К тому же, хоть она и нахальная, как обезьяна, но в случае необходимости всегда поможет навести порядок. Поколебавшись, он нашёл усреднённую меру. Погрозив девчонкам пальцем, он строго предупредил:

— Смотрите у меня.

Бросив совести эту кость, Палыч с облегчением удалился. Инцидент был исчерпан.

Зрелище окончилось. Зрители разошлись. Тоня лежала, уткнувшись в стену. Тело ломило от побоев, но она почти не замечала этой боли. Куда сильнее жгло тавро несправедливого обвинения, которое нельзя было ни смыть, ни стереть, ни заживить.

9

Весть о том, что Ведьма — воровка, облетела лагерь. Людка позаботилась о том, чтобы это не осталось незамеченным. Когда Тоня пришла на завтрак и заняла очередь на раздачу, стоящие рядом демонстративно посторонились, как будто она была заразной.

Она хотела объяснить, что не виновата, но все отводили глаза, как, будто даже визуальный контакт с ней осквернял. От окружившего ее холода слова вмерзли в

язык, так и не вылетев.

Продвигаясь вдоль стойки, Тоня, словно робот, бездумно ставила на него тарелки, не обращая внимания на их содержимое. В горле стоял комок, который делал даже мысль о еде невыносимой.

Поднос у неё в руках дрожал, и чай плескался, через край. Лужица влажными щупальцами растекалась по яркому пластику. Тоня подошла к своему столу. Места рядом пустовали. Она обвела взглядом столовую, ища хоть какой-то поддержки и понимания, но напрасно.

Прирождённый организатор, Людка оказалась талантливым режиссёром. Статисты безукоризненно играли свои роли.

Тонины синяки и кровоподтёки ни у кого не вызвали сострадания.

Все старательно делали вид, что драки не было, и откровенно сочувствовали Людке. Кто из желания ей угодить. Кто чтобы не идти против большинства. А те, кому самим частенько отводил ась роль козла отпущeния, — от радости, что на этот раз пинают кого-то другого.

Тоня задержала взгляд на пустом стуле, где обычно сидел Егор. Неужели он тоже считает её воровкой? Всеобщий бойкот был не так тягостен, как его осуждение. Сгорая от стыда за несовершенное преступление, Тоня села и уткнулась в тарелку.

В столовую зашёл Егор. Сердце у Тони забилось гулко и часто. Она едва сдержалась, чтобы не вскочить и не подбежать к нему. Ей нужно было объяснить, что всё это чудовищная ошибка. Но она знала, что он не одобрит подобного порыва, и осталась ждать.

Каша стыла, а ложка лежала рядом в лужице чая.

Когда Егор встал из-за стола и пошёл ставить поднос с грязной посудой, Тоня схватила свой нетронутый завтрак и поспешила к заваленному посудой столу возле двери на кухню. Она намеревалась перехватить Егора, но не успела.

Егор не задержался, сделав вид, что не понял её манёвра. Он предпочёл избежать общения, потому что не знал, как себя с ней вести. Общаться с изгоем всегда противно, как с прокажённым, будто и сам можешь подхватить проказу. А он оказался в ещё более щекотливом положении. Ему не слишком верилось, что Тоня способна на банальное воровство при ее почти болезненной боязни греха. Егор понимал, что она ждет от него поддержки, но был не готов встать на её сторону.

На выходе из столовой Витёк толкнул Егора в бок.

— Слышь, Ведьма не за тобой рванула? Во наглая. Чего ты её не отошьёшь?

— Ладно, иди. Я тебя догоню, — сказал Егор.

Он знал, что от разговора всё равно не уйти. Тоня не успокоится, пока его не подстережет, а хуже нет, чем прятаться и бегать зайцем. Лучше решить всё сразу. Отойдя от входа, он остановился под конусом кипариса и обернулся к ней. При виде кровоподтека в пол лица в нем шевельнулось сострадание. Людка с подружками явно перестарались, но с другой стороны, она сама нарвалась. Нет дыма без огня. Он старательно подавил в себе жалость и сухо произнес:

— Мы же с тобой договорились.

Разговаривать с Тоней при всеобщем обозрении было неловко, но она не оставила ему выбора.

— Прости. Я хочу, чтобы ты знал: я не воровка, — с мольбой в голосе проговорила девочка.

— Хорошо, — кивнул он, почти не слушая.

Мысли были заняты одним: поскорее от нее отвязаться.

— Я ничего не крала, — повторила Тоня. Егор боковым зрением увидел Людку, которая открыто, наблюдала за их диалогом, и заторопился:

— Мне надо идти.

— Ты мне не веришь? Я ничего не брала. Это правда. Я не воровка.

Она заплакала. Это был запрещённый приём. Девчоночьи слёзы делали его мягким, но на этот раз он попытался не раскисать и проявить жесткость.

— Выходит, ты права, а все лгут?

— Я только хотела почитать её дневник. Я его не крала.

— Почитать дневник? А тебе не приходило в голову, что это нехорошо?

— Почему? Если человек пишет, значит, он хочет, чтобы кто-то почитал.

— Люди пишут дневники для себя, — возразил Егор.

— Зачем писать для себя? Наоборот, это чтоб показать сокровенное, о чём человек думает. Вон дневники даже в книжках печатают.

Логика Тони была удивительной в своем примитивизме.

— А что если Людке не хотелось делиться с тобой сокровенным? — спросил он.

— Теперь я тоже так думаю. Но я хотела её полюбить. Ты же сказал, что я ее не знаю.

— Теперь узнала?

— Чужая душа — потёмки, — обтекаемо сказала Тоня.

— Значит, это тебя за дневник так отделали? Интересно, что же ты там такое прочитала?

Тоня отвела глаза.

— Ничего. Я и не успела даже.

Лгать она не умела. Занятно, что же она скрывает? Вряд ли она стала бы выгораживать Людку.

— Может, тебе сходить в медпункт? — предложил он.

— Так пройдёт. Мамка говорит, на мне как на кошке заживает. А там спрашивать начнут. Что я скажу?

— Боишься сказать, что тебя избили?

— Так ведь за дело. Ты правильно казал, не для меня это написано.

— Странная ты девчонка. Ты что, совсем не обиделась? — удивился Егор.

— От моей обиды проку, что с козла молока. Господь сам разберётся.

Своими рассуждениями эта девчонка постоянно ставила его в тупик. Как будто жизнь её ничему не учила. Вопреки намерениям поскорее отделаться от неё Егор предложил:

— Знаешь что, пойдём в медпункт. Скажем, что ты с качелей упала.

Людка с возмущением увидела, как Егор и Тоня куда-то пошли вместе. В ней вскипела злость. Эта тварь снова ей напакостила. Наверняка наговорила Егору гадостей. Она всё время добивалась того, чтобы их рассорить. Уж конечно, весь дневник с ним обмусолила. А то ещё и лишнего приврет — не дорого возьмет.

Егор нашёл Людку за теннисным столом. Не доиграв партию, она передала ракетку и подошла к нему.

— Что, Ведьма тебе наябедничала? Учти, она всё врёт. У меня в дневнике вообще ничего такого, — искренне заверила его Людка.

— Она мне ничего и не говорила.

— Так-таки ничего? — не поверила Людка.

— Расслабься. Ну что ты к ней пристала?

— Пристала? А как бы ты посмотрел, если бы кто-то рылся в твоих вещах?

— Она же не со зла. Понимаешь, она какая-то чудаковатая, не от мира сего.

— Знаешь, легче всего прикидываться убогой, чтобы тебе всё сходило с рук. Тебе её жалко, да? Значит, она хорошая, а я плохая?

— Хватит дуться. Просто не трогай её. Забудь, — сказал Егор. Пойдём лучше сыграем партию.

Людка недовольно передёрнула плечами и пошла за ним. Если бы знать, о чём наболтала Ведьма, но Егор это вряд ли расскажет. В любом случае Людка ничего не собиралась забывать. Тоня слишком часто вставала у нее на пути.

10

Ночь укротила даже самых шустрых и шумных. Лагерь спал.

Людка, которая не жаловалась на бессонницу и обычно спала, как бревно, отчего-то не могла уснуть. Она дрейфовала на краешке дрёмы, то ныряя в сновидение, то вновь выныривая, и никак не могла по-настоящему погрузиться в глубины сна. Внезапно ей почудилось, что по комнате кто-то бродит. Она открыла глаза.

В распахнутую балконную дверь смотрела растущая луна. Стараясь не шевелиться, Людка скосила глаза вглубь комнаты и вдруг увидела в потёмках бледную фигуру.

Тоня встала с постели и подошла к балкону. Свет омывал ее тщедушное тельце, облачённое в длинную ночную рубашку, и придавал ей сходство с призраком. Только гротескно вытянутая тень выдавала, что её тело не эфемерно и состоит из плоти и крови. Некоторое время девочка стояла, вглядываясь во что-то видимое только ей, а потом вышла на балкон и перелезла через перила.

Людка стряхнула остатки сна. Тихоня была полна сюрпризов. Интересно посмотреть, куда она шастает по ночам. Первый этаж давал некоторые преимущества тем, кто хочет сохранить свои вылазки в тайне. Можно выбраться на улицу, минуя входную дверь.

Выждав немного, Людка осторожно встала и, стараясь не слишком высовываться, выглянула через балконную дверь.

Тоня дошла по карнизу до угла и по водосточной трубе бесшумно, как привидение, слезла вниз и скрылась за поворотом.

Людка, торопясь, полезла через балкон. Карниз оказался гораздо уже, чем она полагала. Идти до угла не имело смысла, тем более что тут было не слишком высоко. Людка примерилась, прыгнула в темноту и приземлилась на розовый куст.

— Вот блин! — тихонько ругнулась она, потирая расцарапанную ногу.

Рассиживаться было некогда.

Опасаясь упустить беглянку, Людка поднялась и скользнула дальше. Тоня пересекла игровую площадку. Качели и снаряды для лазания, припорошенные пеплом лунного света, казались останками неведомых зверей, а одинокая фигура в белом балахоне придавала картине нечто сюрреалистическое.

Ночью лагерь выглядел чужим.

Верхнее освещение было погашено. Горели лишь фонарики на солнечных батарейках, разбросанные по клумбам, как осколки луны. Они почти не давали света и лишь обозначали дорожки. Неживой лунный свет усиливал впечатление запустения, контрастирующее с шумом и гамом, царящими здесь в дневное время.

Тоня шла уверенно, как будто проделывала этот путь не раз. Временами она скрывалась в тени, и тогда Людка теряла ее из вида. Опасаясь быть обнаруженной, Людка держалась на расстоянии. Внезапно ее осенило: тихоня шла прямиком к бунгало, где жили парни.

«Не может быть!» — подумала Людка, и её обдало жаром.

Дойдя до здания, Тоня нырнула в тень. Подстёгиваемая ревностью и обидой, Людка поспешила за ней. Сердце бухало так, что его пульсация отдавалась в висках. Завернув за угол, Людка машинально посмотрела на окно, где жил Егор.

Темно и тихо. Вдруг боковым зрением она уловила какое-то движение. Людка обернулась и поняла, что, пойманная в ловушку своих подозрений, чуть не упустила беглянку. Та направлялась к пляжу.

Ночь стёрла яркие мазки, которыми заляпала пляж цивилизация, и море обрело своё первозданное, дикое величие. Оно впитывало лунный свет, и тот, отражённый в волнах, разливался по водной глади трепетным мерцанием. Широкая лунная дорожка яркой полосой прорезала море, деля его надвое, и уходила в небо. Прибой с тихим шёпотом зализывал пенным языком шрамы дневных следов.

Людка поёжилась. С моря дул прохладный ветерок, и она пожалела, что выскочила, в чём спала. Трусики и майка не грели. Она покрылась гусиной кожей и позавидовала Тоне, закутанной в длинную рубашку. Однако отступать она не собиралась. Чем дальше, тем становилось интереснее.

Пройдя вдоль берега, Тоня дошла до волнореза, к которому были пришвартованы спасательные лодки, и взошла на него.

Людка в нерешительности остановилась. На волнорезе спрятаться было негде. Если пойти дальше, тихоня наверняка заметит слежку. Но с другой стороны, до смерти хотелось узнать, зачем Тоня притащилась ночью на пляж. Может быть, её кто-то ждёт в лодке? Тогда кто?

Людкино любопытство было подогрето до предела, и она пошла ва-банк. Прессованный ракушечник, запертый в бетоне, шуршал под ногами, но шум прибоя заглушал шаги, и Тоня не обернулась.

Внезапно луна скрылась за облаком. Чёрная утроба ночи поглотила серебристое море. Лишь рокот прибоя и йодистое дыхание выдавали его близость. Лунная амальгама, тонкой плёнкой покрывавшая водную гладь, вмиг исчезла, обнажив черноту. Вода стала тёмной, как дёготь. Тьма стёрла границу между небом и морем. Казалось, впереди простирается бездна, и только длинная рубашка, как крошечный парус, затерянный во тьме небытия, белела в кромешной мгле.

Людку охватил страх, но тут луна вновь милосердно осветила пляж. Застигнутая врасплох, Людка столбом стояла посреди волнореза и смотрела, как Тоня возвращается. Скрываться и убегать было бесполезно. Людка состроила гримасу с ехидной ухмылкой, и приготовил ась к разговору.

Тоня приближалась. Босые ноги бесшумно и уверенно ступали по острому ракушечнику.

Когда Людка разглядела лицо девчонки, по спине у нее поползли мурашки. В лунном свете оно было бледным и походило на маску мертвеца. Глаза в тёмных впадинах глазниц казались бездонными. Они ничего не выражали. Девчонка шла, как слепая. Она смотрела на Людку, но не видела ее.

«Да ведь она спит!» — вдруг поняла Людка.

Она инстинктивно отступила.

Девчонка прошла мимо, едва не задев её рукой. Людка стояла не в силах пошевелиться. Фигурка в белом сошла с полнореза, пересекла пляж и направилась назад к корпусам.

Людка села на бетон. Она редко теряла самообладание, но сейчас из нее будто вынули стержень. Некоторое время она безвольно сидела на волнорезе. Её бил озноб, то ли от холода, то ли от пережитого страха. Постепенно мысли начали приходить в норму.

Да ведь Ведьма просто больная!

Неужели об этом никто не знает?

Открытие поразило Людку. Разумеется, она слышала, что есть люди, которые бродят по ночам, но не думала, что ей доведётся увидеть лунатика своими глазами.

Когда она вернулась, Тоня уже лежала в постели.

Людка нырнула под одеяло, свернулась калачиком, чтобы скорее согреться, но от перевозбуждения сон не шёл. Стоило закрыть глаза, как перед мысленным взором всплывала картина пустынного пляжа и похожее на безжизненную маску лицо Тони.

«Мало того что эта гадина не даёт мне покоя днём, не хватало ещё, чтобы она ко мне в кошмарах являлась», думала Людка, ворочаясь в постели.

Она заставила себя отвлечься. Людка вспоминала походы в клубы, последний Маськин день рождения и загородную поездку к ней на дачу. Сначала Тоня то и дело настойчиво возвращалась в её мысли, но мало-помалу Людке удалось вытеснить её образ. Силы воли ей было не занимать. Она привыкла выходить победителем даже в трудном поединке с самой собой. После этого управлять другими было просто забавой.

Она заснула глубоким сном, безо всяких сновидений, а утром проснулась бодрой и отдохнувшей, как будто ночью не было ни гонки по пустынным аллеям лагеря, ни вызывающей страх сцены на залитом лунным светом пляже.

Людка решила не распространяться о ночном приключении. Это могло пригодиться. Главное — она узнала тайну. А знание даёт власть.

11

Девчонки не спали. Людка под большим секретом рассказала им, что тихоня ходит во сне. Было интересно и страшновато увидеть настоящего лунатика. Людка надеялась, что Тоня опять отправится бродить по лагерю. Время было благоприятное. Луна всё ещё находилась в полной фазе и висела над землёй непомерно огромная, какая бывает только на юге.

Ожидание приключения бодрило.

Несмотря на то что молча лежать в темноте — не самое интересное занятие, спать не хотелось. Перевалило за полночь. Вопреки народным поверьям, что именно в это время случалось все самое зловещее и необычное, Тоня мирно почивала в своей постели.

Ближе к часу возбуждение начало спадать. На девчонок постепенно, но настойчиво накатывала сонливость. Глаза слипались. Мася то и дело зевала и встряхивала головой, чтобы отогнать сон, как мокрый щенок отряхивает воду. Наконец Колобок не вытерпела и на цыпочках перебралась к Людке.

— Долго ещё?

Людка, молча, пожала плечами и приложила палец к губам. Ей почудилось, что тихоня зашевелилась. Девочки насторожились. Тоня перевернулась на другой бок и продолжала спать, свернувшись калачиком.

Ожидание затягивалось. Людка нервничала. Сегодня она задумала нечто такое, что надолго отвадит Ведьму от Егора или его от неё. Если план сорвётся, то в другой раз вряд ли удастся уговорить подружек. Она по опыту знала: действовать надо сразу и без оглядки. Как только начинаются колебания и размышления, толку не будет.

Колобок, уютно пристроившись на её подушке, задремала. Людка уже собиралась растолкать её и отправить восвояси, когда Тоня встала с постели. Как и в прошлый раз, она босиком прошествовала к балконной двери и остановилась.

Людка посмотрела на Маську. Та не спала. Вжавшись в кровать, она во все глаза глядела на стоящую возле балкона фигуру в белом балахоне. Людка понимала, что чувствует подружка. Ей самой было не по себе. В прошлый раз она не подозревала, что Тоня лунатичка, поэтому пошла за ней из любопытства. Но больше она, ни за что не решилась бы на такой «подвиг». Адреналина ей хватило.

Людка хотела разбудить Колобка, но передумала. Та могла спросонья что-нибудь брякнуть и всё испортить. Ведьму нельзя было спугнуть. Девчонки лежали, боясь пошевелиться.

Помедлив в дверном проёме, будто напитываясь холодной энергией луны, Тоня вышла на балкон и перелезла через перила на карниз. Только тогда Людка решилась потрясти за плечо Колобка.

— А? Что? — проснулась Колобок, и Людка про себя отметила, что поступила мудро, не трогая ее, пока Ведьма не ушла.

— Эх ты, соня. Всё проспала, прошептала Марина.

Колобок бросила взгляд туда, где стояла Тонина постель.

— Что же вы меня не разбудили? обиделась она.

— А ты спросонья кричи громче, сказала Людка. — Иди лучше на балкон. Её оттуда видно.

Колобок бросилась к балкону и увидела, как Тоня сворачивает за игровую площадку.

— Вот даёт! Никогда бы не подумала, — проговорила она, провожая взглядом белую фигуру, пока та не скрылась из виду.

— Ладно, ближе к делу. Кто самый смелый? — спросила Людка, подходя к Тониной кровати.

— Я не хочу. Я на ночь сходила, — отказалась Марина.

— Колобок, давай ты, — скомандовала Людка.

— Чё, прямо в постель? — нервно хихикнула Колобок.

— Нет, под кустик, — съязвила Людка. — Давай быстрее, не разговаривай.

Колобок забралась на кровать и села на корточки. В темноте послышалось журчание.

— А чего? Прикольно, — сказала она, слезая с кровати и натягивая трусики.

— Молодец, — похвалила, а её Людка.

— А ты? — спросила Колобок.

— В другой раз. Один человек столько не надует, — отказалась та.

12

Тоня проснулась оттого, что постель была холодной. Спросонья она не сразу поняла, в чём дело. В нос бил едкий запах мочи. Матрас под рукой был влажным.

Остатки сна тотчас слетели. Девочку прошиб озноб, словно осознаHиe происшедшего окатило ее ушатом ледяной воды. Она резко села на кровати и нервно ощупала матрас, как будто надеялась, что всё это ей приснилось.

Кошмар наяву продолжался. Постель была мокрой. Тоня до боли сжала виски ладонями. Неужели она это сделала во сне? Но как? Почему? Прежде такого не случалось. Что теперь делать?

Главное, чтобы не узнали девчонки. Какой позор, если они расскажут об этом всему лагерю! Надо перевернуть матрас.

Тоня вскочила с кровати и, стараясь не шуметь, сдернула подушку и одеяло на пол. На простыне было огромное пятнище. Нужно было её застирать, пока никто не увидел. Она сгребла простыню, на цыпочках вышла из комнаты и отправилась в душевую.

Как только она удалилась, Мася шепотом произнесла:

— Ну, ты, Колобок, и вонючка. Дышать нечем.

— А что я? Можно подумать, ты духами писаешь.

— Я в постель вообще не писаю, — огрызнулась Мася. — Так и будем теперь жить в вонище?

— Маська, не накаляй обстановку.

— Что ты предлагаешь — заложить Колобка? — осадила её Людка.

— Я не против прикольнуться, но, по- моему, этой шуточкой мы только себе хуже сделали.

— Тише, она идёт.

Тоня зашла в комнату и осторожно проскользнула на балкон, чтобы повесить простыню, в надежде, что до утра она просохнет. Вернувшись, девочка занялась матрасом. Стараясь действовать как можно тише, она подняла его и стала переворачивать. Матрас с лёгким шлепком упал на другую сторону.

— Ты чего не спишь?

Услышав голос Людки, Тоня оцепенела.

— Чем это так воняет? — Людка зажгла свет. — Вау, девчонки, просыпайтесь!

— Что такое?

— Что случилось?

Зевая и потягиваясь, девчонки прилежно изображали, что они только что проснулись. По сравнению с Людкой актёрского мастерства им явно недоставало. Фальшь сразу же бросалась в глаза, но Тоня была так закована в панцирь ужаса от всего происшедшего, что даже не заметила наигранности жестов и интонаций.

— Смотрите-ка, Ведьме, оказывается, памперсы нужны, — сказала Людка. — И часто это с тобой?

От парализовавшего её позора Тоня не могла произнести ни звука. Губы у неё задрожали, а по щекам потекли слезы.

— Ай-ай-ай. Такая взрослая девочка и постель мочит, — покачала головой Людка.

Тоню душил стыд. Она плакала, глотая слёзы, безутешно и беззвучно, как она научилась плакать, чтобы не слышала мать.

— Ладно, не реви. Всякое может случиться, — неожиданно смягчилась Людка.

В момент полного отчаяния эта нежданная искорка тепла показалась Тоне щедрейшим даром. Она бросилась к Людке.

— Миленькая, прошу тебя, не говори никому. Христом Богом молю.

— Тебе что, поклясться? — спросила Людка.

— Нет. Клясться — грех, — приняв её слова всерьёз, помотала головой Тоня.

— Слушай, Ведьма, а как же ты Бога упоминаешь? Разве ведьме положено? — усмехнулась Людка, но видя, как Тоня изменилась в лице, засмеялась: — Расслабься. Шучу. Девки, пойдемте, поможем ей замыть матрас. Не в вонище же спать.

Тоня с благодарностью посмотрела на Людку. Недаром Егор говорил, что она ее совсем не знает. Всё-таки Людка была удивительной девчонкой. С виду она казалась расчётливой и жестокосердной, но в самые неожиданные моменты под оболочкой чёрствости в ней проступала доброта.

13

День шёл своим чередом. В комнате тайком сох матрас. Людка ни намёком не напомнила Тоне о случившемся. Более того, она будто забыла о драке и происшествии с дневником и взяла Тоню под опеку. На завтрак они явились вместе, и пока шли к раздаточной стойке, Людка по-дружески приобняла Тоню за талию, демонстрируя всем, что блокада с опальной снята.

Тоня со щенячьей преданностью смотрела на внезапно обретённую подругу. Людка не просто умела заводить друзей, она была гением по части манипулирования людьми.

Не привыкшая к проявлениям тепла, Тоня постепенно оттаивала. Глядя на Людку, она мысленно бичевала себя за то, что думала о ней плохо. Людка была немного ветреная, немного бесшабашная, но не злая.

После обеда, проходя мимо их стола, Витёк громко обратился к Тоне:

— Слышь, Ведьма. Ты на арбуз-то не налегай. Правда, до ночи ещё далеко, — насмешливо добавил он.

Кусок арбуза выпал у Тони из ослабевших пальцев. Лицо пошло красными пятнами. Значит, Егор знал о её позоре. Она сидела, пригвожденная к стулу стыдом, и не знала, куда деваться. Теперь, когда её душа приоткрылась, удар оказался особенно болезненным.

— Витёк, отвали, — сказала Людка.

Тоня обернулась к ней. Что же она за человек? Неужели можно быть такой двуличной?

— За что? — едва слышно спросилa девочка.

— А что сразу на меня? Я там былa не одна. И потом ты же сама сказала, что клясться не надо, — напомнила Людка.

— А что такое? — спросил кто-то из-за соседнего столика.

— Ничего. Ну, описалась ночью. Что тут такого? Все мы люди. Чего не случается, — громогласно заявила Людка.

Теперь о Тонином сраме знали все.

Провалиться сквозь землю? Не получится.

Бежать? От позора не убежишь. Умереть? В ней уже что-то умерло. Лишь оболочка осталась дышать, сидеть, ходить, создавая видимость жизни.

Тоня встала и медленно вышла из столовой.

Она не пришла ни на ужин, ни на завтрак, ни на обед. Избегая людей, она с утра уходила в укромное место и затворницей сидела там до вечера, как больной зверёк прячется, зализывая раны. Она возвращалась в свою комнату лишь на ночь, молча, раздевалась и, не произнеся ни слова, укладывалась спать.

Сначала на её голодовку никто не обратил внимания. Друзей у неё не было, и беспокоиться о ней было некому. Жизнь продолжалась: купание, кружки, игры, состязания. У всех было слишком много интересных дел, чтобы обращать внимание на чьи-то беды. Палыч тоже не спешил бить тревогу, резонно рассудив, что голод — не тётка.

Проголодается, и гонор с неё сойдёт. Но когда она и на третий день не появилась в столовой, движимый долгом воспитателя, Палыч пошёл её искать.

Скрытая от чужих глаз кустом ежевики, она сидела за хозяйственными постройками, куда ребята обычно не забредали.

— Тебе не надоело прятаться? спросил Палыч, устало опускаясь на скамейку рядом.

Девчонка молчала, как будто не слышала его слов. Вот характер.

— Послушай, Антонина, может, хватит? Что тебе не живётся, как человеку? Мне уже твои выходки вот где, — он провёл ребром ладони по шее. — Кончай голодовку и иди есть.

— Я не хочу, — тихо отказал ась девочка.

— Может, я тоже не хочу ваши сопли вытирать! Ну случилось, так что? Теперь до конца смены будешь голодать? Если знаешь за собой такую слабость, то на ночь не пей.

Она сидела, понурив голову, словно воды в рот набрала.

— Последний раз спрашиваю: ты пойдёшь на завтрак или нет? — он начинал терять терпение.

— Можно я поем, когда все уйдут? — спросила Тоня.

Палыч едва сдерживался, чтобы на неё не наорать. Была бы его воля, он бы взял ремень и хорошенько её выпорол, но девчонка была упрямой как осёл. Приходилось с ней нянчиться, иначе неизвестно, что она ещё выкинет. Ему не нужны были проблемы, и он кивнул:

— Валяй.

14

Поход в горы с ночёвкой был основным событием пребывания в лагере, не считая прощального костра. В поход брали только старших ребят. Ночёвка в палатках и посиделки возле костра придавали походу некую романтическую притягательность.

Стоянка находилась в пяти часах пешей прогулки, которую с пафосом называли «восхождением». Пологая и довольно широкая дорога, исхоженная толпами туристов, мало напоминала альпинистскую тропу. Единственное, что оправдывало название «горы», была скала, возле которой делали конечную остановку и разбивали палаточный лагерь. На скале находилась местная достопримечательность — Пещера Желаний. Существовало поверье, что если оставить там записку с желанием, то оно исполнится.

Накануне похода Тоня узнала, что её в списках нет. Девочка подошла к воспитателю.

— Почему я не могу идти? Я ведь в старшей группе.

— Спальных мешков больше нет, ответил Палыч.

— Вы же сами говорили, что надо быть, как все.

— Что я могу поделать? Мест нет, — отрезал воспитатель.

— Господи, позволь мне пойти к Пещере. Молю тебя, Господи, помоги мне», — мысленно взмолилась Тоня.

К Палычу подбежала рыженькая девчонка из активистов.

— Палыч, там лишний мешок остался. Куда его отнести?

— Это не лишний. Это мой! — выпалила Тоня и ещё раз повторила: — Это мой. Теперь вы меня возьмёте?

— Ну ладно. Только учти: чтоб тише воды, ниже травы, — нехотя согласился Палыч.

Впервые за долгое время на лице у Тони появилось подобие улыбки.

15

Скала выделялась на плато, как гигантский зуб. Метрах в двадцати над землёй зияла пещера. К ней вела узкая, едва заметная снизу тропка. Слоистая скальная порода была голой, лишь изредка к ней лепился чахлый куст травы. Тем сильнее аскетизм горы оттенял цветастое дерево, приютившееся возле пещеры. Старое и скрюченное, почти без листвы, оно пестрело сотнями разноцветных ленточек и лоскутов.

— Чего это его так разукрасили? — спросил Витёк.

— На счастье, — ответил Палыч. Говорят, это приносит удачу.

— Прикольно, — сказала Колобок. — А мы тоже будем вешать?

— Как хотите.

— А записки? — поинтересовался кто-то из девчонок.

— Записки — само собой. В них должно быть самое заветное желание. Есть такие?

— Есть! — нестройным хором закричали ребята.

— А правда, что чем труднее путь, тем скорее исполнится желание и лучше лезть не по тропе, а прямо по скалам?

— Вы мне глупости бросьте. Для этого есть тропа, — строго предупредил Палыч.

— А когда пойдём? — поинтересовалась Людка.

— Завтра с утра. Сегодня нужно установить палатки и устроиться на ночлег.

— А, по-моему, это всё лажа, — заметил Витёк.

— Что? — спросила Мася.

— Ну, все эти желания. Ни фига не исполнится.

— Исполнится, — вдруг тихо произнесла Тоня.

Она так редко говорила, что все невольно обернулись в её сторону.

— Сказочки это, — усмехнулся Витек.

— Нет. Здесь место силы, — сказала Тоня.

— Это как?

— От земли токи идут, — пояснила девочка.

— Почему ты так решила? — спросил Егор

.

— Чувствую. Это нетрудно. Просто надо к себе прислушаться. Попробуй.

Все, как по команде, застыли и с напряженными лицами стали вслушиваться в свои ощущения.

— Ни фига не чувствую, — сказал Витёк.

— Ой, а я, кажется, чувствую.

Как будто пальцы иголочками покалывает, да? — обрадовалась Колобок.

— Слышь, Колобок, а может, ты тоже ведьма? Может, вы, типа, на шабаш приканали? — хихикнул Витек.

— Отвали, — отмахнулась Колобок.

— Ведьма, а ты желание придумала? — обратился Витёк к Тоне.

На этот раз девочка не среагировала на обидное прозвище. Она вообще вела себя как-то необычно. Не сторонилась, а сидела вместе со всеми. Тоня не ответила, но на её лице появилась лёгкая полуулыбка, как будто она знала какую-то тайну, но не хотела ею делиться.

— А я знаю. Влюбить в себя кое-кого, — сказала Колобок, многозначительно посмотрев на Егора.

Тоня проследила за её взглядом, а потом глянула на Людку.

— Скорее она хочет кое-кого поссорить, — процедила Людка.

— А может, она хочет стать красавицей. Хочешь, а? — засмеялась рыженькая девчонка.

— Не, она хочет перестать писать в постель, — тупо пошутил Витёк.

— Перестань! — резко оборвал его Егор.

— Ничего. Пусть говорит. Завтра всё будет иначе, — с прежней улыбкой Джоконды сказала Тоня.

В её тихом голосе не было ни тени угрозы, и все-таки ее слова прозвучали как-то зловеще.

16

— Вставайте! Просыпайтесь же, сони! — Людка изо всех сил старалась расшевелить спящих девчонок.

Накануне тайком от Палыча они выпили водки. Витёк как-то умудрился притащить бутылку с собой. Всем досталось по чуть-чуть, но с непривычки девочки захмелели.

— Ты чего? — сквозь сон проговорила Колобок.

— Ведьмы нет.

— Как нет? — мгновенно проснулась Мася.

— Очень просто. Мешок пустой.

— А куда же она делась?

— Кто её знает? Может, в пещеру пошла.

— Ночью? — поёжилась Колобок.

— С неё станется. Она же на голову больная.

Девчонки вылезли из палатки. Вдалеке от цивилизации небо казалось совсем другим. Здесь фонари не отпугивали звезды, и они мерцали неестественно близко, как в планетарии. Чудовищно огромная луна, похожая на китайского мудреца с желтоватым пергаментным ликом, бесстрастно взирала с высоты на постоянный в своей изменчивости мир, где, как и много лет назад, стрекотали цикады. И не важно, что сменились тысячи поколений цикад, их стрекот из века в век оставался неизменным.

От горы палатки отделяло метров сто. Девочки застыли, пристально вглядываясь туда, где должна быть ниточка тропы. Едва различимая даже днем, ночью она полностью терялась в изломах скалы.

Марина заметила Тоню первая.

— Смотрите! Вон она, — шепнула девчонка, указывая пальцем.

— Где?

Людка и Колобок уставились туда, куда показывала подруга, и обмерли.

Тоня, проигнорировав тропу, лезла к пещере прямо по скале. В лунном свете они четко различили тщедушную фигурку, ползущую, как муха, по почти отвесной стене. Она удивительно ловко цеплялась за выступающие камни, нашаривала ногой уступы и карабкалась всё вышe и выше.

— Ни фига себе альпинистка, — удивлённо прошептала Колобок.

— Я слышала, лунатики могут даже по канату ходить. Они во сне ни чего не соображают и не боятся, — заметила Мася.

— Пока мы тут рассуждаем, эта зараза несет в пещеру свое желание, — напомнила Людка.

— Ты думаешь, оно правда исполнится?

— Хочешь проверить? Представляешь, чего она там нажелала?

Девочки примолкли. Каждая вспомнила загадочное пророчество: «Завтра всё будет иначе».

— Всё равно, её уже не остановить, — мрачно заметила Марина. Даже днём по этой тропе быстро не вскарабкаться, а в темноте вообще бесполезняк.

— А что если заставить её вернуться? — сказала Людка.

— Как?

— Позвать. И сказать, чтоб не валяла дурака.

— Ты что? Если она проснётся, она же грохнется. Лунатиков вообще будить нельзя, — предупредила Колобок. — А гадости другим желать можно? И вообще, с чего мы взяли, что она спит? Может, она нарочно поперлась прямо по горам, а не по тропе? Из хитрости, чтобы желание вернее исполнилось, — настаивала Людка.

Она не на шутку нервничала. Как и все люди с сильной волей, Людка не отличалась суеверностью, но она своими глазами видела, как Тоня залечила рану. И потом все эти таинственные намеки и рассуждения про место силы. Тихоня была не так проста, как казалась. Уж если чьё желание и исполнится, то именно её. От страха у Людки даже вспотели подмышки.

— Эта сволочь почти поднялась. Надо её остановить, — в отчаянии проговорила Людка.

— Не дёргайся. Может, всё обойдется, — успокоила её Мася.

— А если нет? Тебе хорошо говорить. Она про тебя ничего не напишет.

До площадки, где располагался вход в пещеру, оставалось не больше метра. Медлить дальше было нельзя.

— Ведьма! Стой! — громко крикнула Людка.

На мгновение фигурка на скале застыла. Тоня обернулась. Она даже не успела понять, где она и как тут очутилась, когда нога соскользнула с уступа.

Стоящим внизу девчонкам казалось, что время остановилось. Они видели, как летящая со скалы фигурка ударилась о выступ, ее отшвырнуло в сторону, и она продолжала падать, как в замедленной съёмке. Только здесь ничего нельзя было вернуть и прокрутить

назад.

— Ты её убила, — в ужасе прошептала Колобок.

— 3аткнись, или я расскажу про постель, — пригрозила Людка.

От крика бивак проснулся. Ребята зашевелились и начали выглядывать из палаток.

— Что случилось? — спросил заспанный Палыч.

— Там Ведьма пошла в пещеру и сорвалась в темноте, — сказала Людка.

— Что?!

Похватав фонарики, все бросились к подножию скалы.

Девочка была ещё жива. Он лежала в неестественной позе, как кукла, которую перекрутили задом наперёд. Из груди вырывалось хриплое прерывистое дыхание.

— Не трогайте её. Главное — не трогать до прихода врача, — бормотал бледный как полотно Палыч.

В панике он совсем растерялся и не отдавал себе отчёта, что врач может появиться слишком поздно.

— Может, по мобильнику позвонить? — предложил кто-то

.

— Да, да. Сейчас позвоню. Уцепившись за эту идею, Палыч бросился к своей палатке.

Ребята обступили лежащую на земле девочку. Никто не решался подойти. Она дышала всё тише, а потом вдруг затихла совсем. По её телу прошла дрожь, она то ли вздохнула, то ли всхлипнула и обмякла.

Никто не шелохнулся. Они впервые в жизни видели смерть так близко. Не на экране, без спецэффектов и луж бутафорской крови. Смерть была страшна в своей простоте. И ещё она была безнадёжна. В шестнадцать лет, когда бессмертие еще кажется реальным, их внезапно ошеломила возможность конца.

Никто из них не мог бы сказать, как долго они, молча, стояли над распростёртой девчонкой. Рядом со смертью время не имело значения.

Наконец кто-то прошептал:

— Что это за бумажка торчит у неё из кармана?

— Наверное, желание.

— Представляю, что она там понаписала, — процедила Людка.

Она хотела взять записку, но Егор её опередил. Он вдруг почувствовал, что ему не хочется, чтобы Тонино желание читала Людка. Он наклонился и вытащил смятый листок бумаги.

Посветив себе фонариком, он прочитал единственную строчку.

— Что там? — спросил Васька.

Егор не ответил. Он сжал бумагу в кулаке и закрыл глаза, стараясь отогнать подступившие слёзы, но они всё же заблестели на ресницах. Он вспомнил сумбурную исповедь Тони во время их первого разговора, и отдельные кусочки мозаики вдруг сложились в жуткую картину.

Разговор с Тоней и её стыдливое признание, что она страдает лунатизмом…

… Людкин страх перед несчастной, больной девчонкой…

… Её крик, поднявший всех с постели…

… Колобок и Мася, с пришибленным видом жмущиеся в стороне…

Егор вдруг отчётливо понял: Людка знала про Тонину болезнь. Падение Тони не было случайностью.

Людка нетерпеливо потеребила его за руку.

— Ну что там?

Он немного помолчал, борясь со слезами, а потом брезгливо отдёрнул руку:

— Уйди, ведьма.

— Ты что? — удивилась Людка.

— И никогда, никогда ко мне не подходи!

Минуя Людку, он передал листок по кругу и быстро ушёл. Ему хотелось побыть одному.

Ребята по очереди читали и передавали листок дальше.

Вокруг Людки постепенно образовалась пустота. Даже преданная Колобок посторонилась.

Прочитав последнее послание Тони, никто не проронил ни слова. Раздавленные и потрясённые, все стояли молча. Им было стыдно смотреть друг другу в глаза. Они знали, сколько бы они ни прожили, им никогда не захочется встретиться и пожать друг другу руки.

Кто знает, может быть, всё могло быть иначе. Но чокнутая девчонка не успела попасть в пещеру, и ее желание так и осталось невыполненным.

Заинтригованная и обозлённая, Людка последней схватила листок. На нём неровным почерком было написано:

«Я хочу, чтобы люди любили друг друга» .