Бизнесмен Джеймс Дилан женится на своей подчиненной. Медсестра Карен Кордейл влюблена в своего коллегу, врача-хирурга… Джеймс и Карен существуют в разных мирах, они никогда не должны были встретиться друг с другом. Но роковые стечения обстоятельств неуклонно сводят их вместе. Им придется пройти долгий путь, на котором они встретят коварство и ненависть, предательство и раскаяние, прежде чем оба обретут то, к чему стремится каждый из живущих…
2005 ru Roland doc2fb, FictionBook Editor Release 2.6 2011-05-05 http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=606535Текст предоставлен правообладателем bbe23744-766a-11e0-9959-47117d41cf4b 2 Люблю и ненавижу Панорама Москва 2005 5-7024-1936-7

Виктория Лайт

Люблю и ненавижу

1

– Джеймс, хочешь посмеяться?

Дверь кабинета Джеймса Дилана распахнулась, и в образовавшемся отверстии показалась голова Сида Барнета. Его длинные кудрявые волосы были как всегда растрепаны, очки еле держались на кончике длинного носа. Глаза Сида горели неугасимым энтузиазмом, и Джеймс печально вздохнул, предчувствуя бурный поток эмоций, который сейчас на него выльется.

– Если честно, то не очень, – ответил он с любезной улыбкой. – У меня сейчас очень много дел. Но тебя это вряд ли остановит.

– Точно.

Сид полностью открыл дверь и просунул в кабинет все свое нескладное длиннорукое и длинноногое тело.

– Знаешь, что я только что услышал? – с триумфом спросил он.

Сиду так редко удавалось узнавать новости из первых рук, что неудивительно, что он весь светился от счастья. Как же, сейчас он преподнесет Джеймсу самую свежую и невероятную сплетню, подслушанную им в коридоре!

– Я примерно догадываюсь, о чем пойдет речь, – проговорил Джеймс, флегматично листая бумаги. – Но не буду лишать тебя возможности насладиться моим удивлением. Итак, в чем дело?

Сид вопросительно посмотрел на приятеля, почувствовав подвох.

– Я тебя внимательно слушаю. – Джеймс кинул на озадаченного друга лукавый взгляд. – Что на этот раз придумали местные кумушки?

– Что ты собираешься жениться на Лане Миквуд, – выпалил Сид. – Бред, правда?

Если Сид Барнет ожидал от Джеймса негодующих возгласов и ругательств, то он сильно просчитался. Джеймс не только не удивился, но даже не торопился высказывать согласие с последним заявлением Сида.

– Джеймс, но ведь это нелепо, да? – На Сида было жалко смотреть. Его физиономия выражала такую растерянность, что Джеймс едва удерживал улыбку.

– Может быть это нелепо, Сид, – сказал он серьезно, изо всех сил стараясь не расхохотаться. – Но это не сплетня. Это факт. Через месяц Лана станет моей женой.

Сид с легким стоном опустился на стул, раскинув свои длинные ноги в разные стороны и едва не сбив соседний стул. Однако все обошлось без последствий. Джеймса всегда невероятно удивляло, как это его друг, будучи настолько нескладным человеком, никогда ничего не разбивает в его кабинете.

– Скажи, что ты шутишь над старым бедным Сидом, – наконец выдавил Барнет из себя.

Джеймс почувствовал легкое раздражение. На этот раз Сид перегибал палку. Конечно, известие о его скорой женитьбе вряд ли обрадовало Барнета, ярого холостяка и женоненавистника, но, в конце концов, Джеймс не обязан действовать в соответствии с взглядами приятеля!

– Я не понимаю, почему тебя так удивляет моя женитьба, – заметил Джеймс. – Мне уже тридцать восемь лет. Давно пора завести семью…

Сид укоризненно посмотрел на него, Джеймс опустил глаза. Нет, он кривит душой. Конечно, у Сида есть все причины удивляться. Более того, возмущаться.

Лана Миквуд работала в их компании Финтраст Корпорэйшн больше года, но за это время успела переругаться почти со всеми сотрудниками. Сид Барнет на дух не переносил ее, потому что она совала нос во все его дела, давала ненужные советы и очень возмущалась, когда ее никто не слушал. Навязчивые женщины всегда вызывали у него отвращение.

Также Сида очень ранило недоверие Джеймса, ведь он узнал о предстоящей свадьбе не от него, а от сплетниц. Кажется, как лучший друг он имеет право знать, что происходит. К тому же Джеймс ни разу не выдал, что между ним и Ланой что-то серьезное… Так, небольшая интрижка, все посплетничали на их счет и перестали. Сид даже не мог предположить, во что это перерастет.

– Кто угодно, только не Лана Миквуд, – с пафосом заявил Сид.

– Ты несправедлив к ней, – улыбнулся Джеймс.

Перед его мысленным взором встала изящная Лана с воинственно вздернутым подбородком и копной непослушных рыжих волос. Она всегда была готова к борьбе. Каждый в компании точно знал, что связываться с мисс Миквуд себе дороже. Джеймс был несколько флегматичен по натуре, и ему импонировала горячность Ланы, ее активность и боевой характер. И не только это…

– Ты ослеп, – Сид выразительно закатил глаза. – Эта рыжая стерва лишила тебя рассудка. Чем она тебя приворожила? Маленькая, бледненькая, посмотреть не на что…

– Сид, – угрожающе прервал его Джеймс. – Не забывай, что ты говоришь о моей невесте, будущей миссис Джеймс Дилан. Я бы попросил тебя выбирать выражения.

Сид с непередаваемым изумлением уставился на Джеймса. Он лично неоднократно слышал, что Джеймс отзывался о Лане в не менее сильных выражениях. И всегда осуждал ее манеры. Но, конечно, раз он собирается жениться на ней, это совершенно меняет дело.

– Значит, от любви до ненависти один шаг, а, Джеймс? – спросил Сид с кривой улыбкой.

Только этой избитой мудростью и можно было объяснить столь странный шаг.

– Вот именно, Сид, – подтвердил Джеймс. – И с сегодняшнего дня тебе придется научиться вести себя с Ланой как следует. Хватит с меня ваших скандалов и выяснения отношений.

– Понятно, – понурился Сид.

– Не грусти. Свадьба будет роскошная. Мы обязательно подберем и тебе подружку…

Сид презрительно фыркнул.

– Ты же ведь будешь моим шафером?

– Куда я денусь, – вздохнул Сид. – Хотя ты этого и не заслуживаешь.

Свирепый взгляд, который он метнул на Джеймса, был последним упреком в его адрес. Друзья перешли к решению рабочих вопросов, и больше ни тот, ни другой не упоминал о Лане Миквуд.

В это время на другом конце города предмет их разговора только просыпался в огромной квартире Джеймса Дилана.

Хорошо. Лана потянулась и села в кровати. Сегодня она решила устроить себе выходной и пробежаться по магазинам. Совсем не обязательно рваться на работу ни свет ни заря, когда твой жених является твоим начальником. У нее и без работы дел хватает! На носу свадьба, к этому важному событию надо как следует подготовиться. Ведь отчет об этом мероприятии попадет во все газеты! Только подумать – она, простая девчонка из пограничного городка, выходит замуж за одного из самых богатых и влиятельных людей штата. Кто бы мог подумать, что Лана Миквуд так далеко пойдет! Ведь она даже и мечтать о таком не могла, когда устраивалась на работу в компанию Джеймса Дилана.

Хотя в этом вопросе Лана Миквуд немного приукрашивала действительность. Конечно, пришла она в компанию без всяких задних мыслей. Ей срочно нужна была работа, и она схватилась за первое, что подвернулось. Но потом, узнав о том, что глава компании не женат, что он весьма хорош собой, в ее сообразительную головку закралась мысль о том, что неплохо было бы стать миссис Дилан. Она ничего не теряла, а в случае удачи приобретала красивого, умного, интересного, а, главное, богатого мужа. Исхоженный путь Золушки был самым коротким к успеху и процветанию, и Лана Миквуд решила его испробовать.

Первым делом надо было как можно чаще попадаться шефу на глаза. Это было несложно. Лана работала в отделе рекламы, и каждый раз, когда Дилану требовались новые рекламные разработки, она с энтузиазмом вызывалась помочь ему. Коллеги провожали ее кислыми взглядами, когда она срывалась со стула, стоило ему только позвать ее. Сверхурочная работа не огорчала прыткую Лану, а только радовала. Умудренные опытом кумушки сразу сделали соответствующие выводы.

– Эта девица явно положила глаз на Джеймса, – доверительно сообщали они друг другу. – Посмотрите, как она разбегалась. Но у нее ничего не выйдет, голову даю на отсечение.

Дамы не так сильно рисковали своими головами, как могло показаться на первый взгляд. За Джеймсом Диланом укрепилась репутация человека твердого, не склонного к интрижкам с секретаршами. Немало сердец из-за него разбилось, а он даже ухом не повел. А ведь многие девушки были куда приятней этой выскочки Миквуд!

Однако Лана верила в себя. Джеймс ей нравился. Высокий, стройный, обаятельный, он был немного похож на Харрисона Форда в молодости, и Лана таяла каждый раз, когда он просто проходил мимо. А уж когда она думала о его личном счете в банке, великолепной машине и квартире, а также вилле на морском побережье, у нее подгибались колени. Хотелось войти в его кабинет, упасть ему в ноги и умолять о любви.

Но Лана была девушкой сообразительной, поэтому отдавала себе отчет в том, что так поступали многие до нее. Проще всего дать Джеймсу понять, что она на все готова. Такое предложение вряд ли заинтересует его. Наоборот, надо изображать неприступность, только не перегибать палку, ведь он все-таки начальник…

И Лана принялась изображать служебное рвение вкупе с легким презрением. Ей удавалось придать взору некую небрежность, когда она смотрела на Дилана. Какая мне разница, что ты миллионер и красавец-мужчина, казалось, говорил этот взгляд. Мне все равно. Ты ни капли не интересуешь меня, но я вынуждена с тобой постоянно общаться, потому что ты мой босс и платишь мне зарплату.

Лана была уверена, что долго Джеймс не выдержит. Весь ее предыдущий опыт подсказывал, что нет ничего более заманчивого, чем поцелуями стереть презрение с женского личика. Однако Дилан оказался исключением из правила. И через неделю, и через месяц, и даже через полгода он относился к Лане все так же ровно и спокойно, попыток пригласить в ресторан или театр не делал, в ее присутствии не краснел и не заикался.

Лана начала терять терпение. По ночам она тревожно ворочалась в кровати, представляя Джеймса в объятиях других женщин, которым он покупает меха и драгоценности. Коллеги уже стали подшучивать над ней, и Лана, пожалуй, в первый раз в жизни почувствовала, что уверенность в собственной ловкости и неотразимости покидает ее.

Она засомневалась. А что если Джеймс Дилан вообще не интересуется женщинами? Хорошей же дурой она выглядела бы тогда, прыгая перед мужчиной, который по определению не может влюбиться в нее. Но первые же шаги, предпринятые в этом направлении, убедили ее, что ее страхи не имеют под собой основания.

Тогда напрашивался естественный вывод. Может быть, я просто не нравлюсь ему? – в страхе думала Лана и тут же отметала эту мысль как несостоятельную. Какой мужчина в здравом уме не польстится на эти стройные ножки, пухлые губы и высокую грудь? Такого с ней еще ни разу не случалось. Лана знала свои плюсы и умела ими пользоваться. Последующие события доказали, что рыжеволосая бестия была абсолютно права в своей настойчивости…

Между тем Лана успела рассориться почти со всеми сотрудниками. Кто-то пытался за ней ухаживать и получил оскорбительный отказ, кого-то она обошла по служебной лестнице, кого-то умело очернила перед начальством, стараясь показать себя с выгодной стороны. А уж когда в ее отношениях с Джеймсом наступило долгожданное потепление, она стала совсем невыносимой.

Одним словом, в Финтраст Корпорэйшн Лану Миквуд недолюбливали, и известие о том, что она собирается замуж за Джеймса Дилана, поначалу было воспринято как неудачная шутка.

– Уже не знает, что выдумать! – единогласно решили сотрудники.

Но потом стали происходить загадочные вещи. Сначала на пальце наглой девчонки появилось кольцо с увесистым бриллиантом. Лана никому его специально не показывала, но время от времени крутила его в руках или разглядывала камень на свет. Менее осведомленные склонны были считать бриллиант фальшивым. Но их быстро разочаровали. Мистер Дайвинг, курьер, был когда-то ювелиром и прекрасно разбирался в камнях.

– Это самый настоящий бриллиант, – авторитетно заявил он. – И очень дорогой. На зарплату его не купишь…

Все терялись в догадках, но спросить никто не решался, боялись доставить Лане удовольствие.

Потом появился весьма дорогой браслет и небольшая спортивная машина. Тут уже не выдержали самые стойкие, и роковой вопрос наконец был задан. Лана как следует насладилась моментом триумфа, которого она так долго дожидалась.

– Я, кажется, говорила вам, – она широко раскрыла глаза и притворилась, что изумлена. – Это подарки Джеймса, моего жениха.

Недогадливые стали выяснять, что это за Джеймс такой, который разбрасывается роскошными подарками, и как Лана с ним познакомилась.

– Вы можете подняться на десятый этаж в его кабинет, и он ответит на все ваши вопросы, – заявила она, с радостью наблюдая, как вытягиваются лица ее несообразительных собеседников.

Больше никто глупых вопросов не задавал. Наоборот, все стали относится к Лане с гораздо большим почтением, а если кто-то из непосвященных пытался поставить ее на место, ему лихорадочно шептали на ухо, что эта рыжая нахалка скоро станет женой их шефа.

Лана была счастлива. Почти. Потому что когда она вспоминала, как обстоят дела на самом деле, на душе скребли кошки. Нет, она действительно собиралась замуж за Джеймса Дилана. Однако не все было так просто и радостно, как казалось на первый взгляд…

Ничего, утешала себя Лана, я что-нибудь придумаю. Раз я сумела его заарканить, значит, сумею и выход найти. Слишком много поставлено на карту, я не имею права проиграть!

Свадьба Джеймса Дилана и Ланы Миквуд стала главным событием городской жизни за последний год. В каждой газете появился отчет о бракосочетании, благо репортеров на церемонии хватало. Лана позаботилась о том, чтобы все узнали о том, за кого она выходит замуж и сколько на это потрачено денег. Джеймсу такая публичность была не по душе, но он молчал, переложив всю ответственность на хрупкие плечи невесты.

– Все равно не понимаю, зачем ты женишься на этой вертихвостке, – упорствовал Сид Барнет.

Они с Джеймсом сидели в их любимом итальянском ресторанчике за несколько дней до свадьбы. Сид был мрачен и в который раз пытался выяснить причину неожиданного решения Джеймса.

– Сид, прошу тебя, – морщился Дилан.

Лгать лучшему другу не хотелось, да и без этого было ясно, что жених не испытывает к невесте никаких пылких чувств.

– Чем же она тебя подцепила? – Сид уже достаточно выпил, чтобы настаивать на откровенном ответе. – Ей же ведь только деньги твои нужны, разве ты не понимаешь?

– Неужели в меня нельзя влюбиться? – усмехнулся Джеймс.

– Можно, – вздохнул Сид. Сомневаться в привлекательности Джеймса было глупо. – Но Лане все равно нужны только деньги.

Джеймс вздохнул. Пожалуй, Сид прав, но в данной ситуации другого выхода не было…

– Послушай, Сид, – нарочито небрежным тоном произнес Джеймс. – Жениться все равно надо, а Лана ничем не хуже остальных женщин!

Сид покачал головой. Трудно сознавать, что твой лучший друг сошел с ума, но что делать? Джеймс Дилан привык поступать так, как считает нужным, и убедить его в том, что он совершает величайшую глупость в своей жизни, было невозможно…

2

Половина первого. Не самое приятное время для возвращения домой. Пытаешься осторожно попасть ключом в замок. Ничего не выходит, раздается противный скрежет. Кажется, что сейчас проснутся все соседи и с громкими криками выскочат в коридор.

Карен представила себе ухмылку миссис Бинз, если та обнаружит ее в это время в коридоре, и невольно поежилась. Из всех воинствующих пожилых дам двадцать восьмого дома миссис Бинз была самой воинствующей и самой пожилой. Она была уверена, что все порядочные женщины должна быть дома в семь вечера, чтобы успеть проверить уроки детей и приготовить ужин. Другого образа жизни для нее не существовало. А то, что некоторым приходится трудиться посменно, ей в голову не приходило.

– Ваша Карен опять таскалась где-то до полуночи, – примерно так миссис Бинз обратилась бы завтра к ее матери, если бы увидела сейчас, как Карен пытается открыть дверь. И бесполезно убеждать этого демона в женском обличье, что сегодня был очень трудный день, и пришлось задержаться на работе даже дольше обычного!

Но дверь наконец поддалась, и Карен с облегчением проскользнула в квартиру. Кажется, на этот раз обойдется без объяснений. Она сняла туфли и с наслаждением постояла несколько секунд на холодном полу. Из кухни доносился слабый запах овощного супа, и Карен вспомнила, что ничего не ела весь день. На цыпочках она прошла на кухню и открыла холодильник. Разогревать горячее смысла не было, а вот пожевать какой-нибудь бутерброд вполне можно. Карен вытащила холодное мясо, достала хлеб и только собралась попировать при неверном свете луны, как послышались чьи-то уверенные шаги, и на кухне зажегся верхний свет.

– Ты опять куски таскаешь, Карен Кордейл!

Гневный голос пригвоздил Карен к месту. Вот черт, она так старалась тихо ступать! Карен виновато обернулась и забормотала:

– Я не успела поесть днем…

– Это не повод шарить в холодильнике ночью! – отрезала мать.

Миссис Кордейл сердито разглядывала младшую дочь. Вечные проблемы с этой Карен! Почему она так отличается от других ее детей? Алан, старший, ее любимчик, работает водителем грузовика. Почтенная профессия! Обзавелся семьей, каждый уикенд навещает родителей. Элси, на два года его младше, служит на почте, полгода назад вышла замуж за весьма уважаемого человека, живет неподалеку. А какой изумительный дом у Энни! Деточке не особенно везет в личной жизни, но у нее еще все впереди. Учитывая ее упорство в достижении целей, не возникает никаких сомнений в том, что рано или поздно она добьется своего. Стоит только вспомнить о том, что она с одиннадцати лет копила на свой дом и получила его, в конце концов!

А Карен совсем другая. Одна ее идея стать врачом способна довести мать до белого каления! Не то чтобы миссис Кордейл имела что-то против этой важной и нужной профессии, но каждый должен знать свое место. У Карен Кордейл не было ни средств на учебу, ни, по глубокому убеждению ее матери, способностей к этой работе. Маленькая Карен падала в обморок при одном только виде крови, поэтому ее упорство относительно будущей профессии казалось ее родственникам настоящей глупостью.

Миссис Кордейл была уверена, что это всего лишь подростковая блажь. Она откровенно высказалась по этому поводу и считала вопрос закрытым. Однако тихоня Карен преподнесла матери весьма неприятный сюрприз, когда отослала тайком документы в центральный медицинский университет штата. Миссис Кордейл разбушевалась и грозилась даже прогнать обнаглевшую паршивку из дому. Самоуверенная девчонка! Как она посмела пойти против воли матери? Да что там, всей семьи!

– Я не дам ей на эту глупость ни цента, пусть даже не рассчитывает, – категорично заявила миссис Кордейл на семейном совете, который был срочно созван, как только стало известно о поступке Карен.

– Я думала, Карен будет помогать мне на почте, – надула губы Элси. – А сейчас получается, что она целых десять лет будет учиться!

– Да кто вам сказал, что ее примут? – презрительно фыркнул дородный Алан. Он качал на коленях трехлетнего Дейви и не понимал, из-за чего все кипятятся. – Девочке захотелось самоутвердиться. На здоровье. Дождемся, пока ей пришлют отказ, а потом пусть устраивается на курсы секретарей и идет работать к Элси.

Миссис Кордейл улыбнулась. У нее отлегло от сердца. Алан – умница, всегда знает, как утешить мать! Воплощенное здравомыслие!

– А если ее все-таки примут? – томно осведомилась Энни. – Что тогда?

Алан хмыкнул. Энни пользовалась репутацией взбалмошной и экстравагантной особы. Одни только оранжевые занавески в спальне чего стоят! Но у Энни был свой небольшой капитал, и она имела право делать все, что захочется. Даже выдвигать столь абсурдные предположения.

Месяц после этого памятного разговора все члены семьи снисходительно поддразнивали Карен.

– Как поживает наш великий доктор? – сюсюкал Алан Кордейл со своим старшим сыном. – Скажи, Дейви, что у тебя болит? Тетя Карен тебя вылечит…

Но когда из университета наконец пришел ответ, все насмешки моментально прекратились. Потому что Карен Кордейл была принята, более того, ей была назначена муниципальная стипендия, с помощью которой она сможет проучиться несколько лет. Оказывается, девушка блестяще окончила школу, и ее преподаватель по биологии лично рекомендовал свою ученицу.

Миссис Кордейл была польщена и раздосадована одновременно. Было приятно внезапно обнаружить, что Карен на что-то годится и кто-то даже счел ее достойной стипендии. Однако факт оставался фактом – младшая дочь осмелилась пойти наперекор материнской воле, и это не могло не злить властную миссис Кордейл.

Карен уехала в столицу штата. Миссис Кордейл чувствовала тоску по дочери, но выражала ее лишь незаслуженными придирками, поэтому Карен старалась как можно реже приезжать домой. Учеба затянула ее с головой. Она не могла позволить себе получать плохие отметки, так как от ее результатов зависела стипендия и дальнейшая возможность учиться.

– Мир сошел с ума! – восклицала миссис Кордейл в беседах с соседями и старшими детьми. – Столько жертв было принесено ради ее блага, а она махнула ручкой и ускакала в большой город. Врач! Скажите, пожалуйста, какой из нее врач? Она даже поросенка никогда не могла толком разделать! Ничего, еще прибежит домой с поджатым хвостом. Надо же придумать такое! Врач!

Язвительные замечания так и сыпались на Карен в ее редкие визиты домой. Но она стискивала покрепче зубы и терпела.

Никогда больше сюда не вернусь, говорила она себе. Никогда!

Но судьбе было угодно иначе. Видимо, решив, что она и так уже была слишком благосклонна к Карен Кордейл, фортуна лишила ее своих даров. Первая ступень обучения закончилась, и так как университет переживал не самые лучшие времена, все дотации было решено отменить. Собственных денег у Карен не было, надеяться на помощь матери было бесполезно, и девушке пришлось прервать учебу.

Горьким было возвращение в ненавистный дом. Но миссис Кордейл поступила на редкость мудро. Она не стала ни в чем упрекать блудную дочь, взяв на себя роль снисходительной, милостивой королевы. Только один раз мать и дочь вновь серьезно повздорили. Это произошло, когда Карен, опять ни с кем не посоветовавшись, устроилась медсестрой в окружной госпиталь.

– Я должна практиковать хотя бы то, на что мой диплом дает мне право, – спокойно пояснила она. – Раз я пока не доучилась до хирурга, я буду работать рядом с настоящими врачами и учиться на практике.

Миссис Кордейл лишилась дара речи. Значит, девчонка планирует продолжить эту несчастную учебу? И что она забыла в этой отвратительной больнице? Но Карен была непреклонна. Миссис Кордейл побушевала и перестала. Тем более что сейчас им очень были нужны деньги. Энни, их экстравагантная и смелая Энни, связалась с каким-то негодяем, который потратил почти все ее накопления, а потом без зазрения совести бросил бедняжку. От дома с оранжевыми занавесками пришлось отказаться. На некоторое время Энни переехала к матери, чтобы прийти в себя после предательства родного человека, а заодно сэкономить оставшееся. Работать она отказывалась по причине душевного расстройства, поэтому миссис Кордейл была на седьмом небе от счастья, когда Карен принесла домой первую зарплату. Больше к неподобающему занятию младшей дочери она не придиралась.

Но это не значит, что жизнь Карен стала легче. Миссис Кордейл, похоже, совсем забыла, что Карен не маленькая девочка, а вполне взрослая двадцатичетырехлетняя женщина. Замечания и нотации преследовали Карен днем и ночью, и нигде не было ей спасения.

Она слишком поздно приходит домой! Она неэкономно расходует зубную пасту! Она купила себе совершенно неприличные брюки! Вчера ей звонил какой-то подозрительно вежливый мужчина; чтоб она не смела общаться с подобными личностями!

Соседи были под стать. За время учебы Карен они свыклись с мыслью о том, что большой город – это рассадник всевозможного разврата и что Карен нахваталась за эти годы только дурного. Сейчас девушка чувствовала, что за ней постоянно наблюдают, и самые невинные поступки истолковывают не лучшим образом. Проще всего было бы уехать куда-нибудь подальше, но здесь был ее дом и любимая работа. И Карен терпела…

– Мама, я же хочу есть.

Ссоры с матерью из-за ее поздних возвращений происходили очень часто. Было лето, пора отпусков, и Карен приходилось работать за двоих. Но миссис Кордейл упрямо не желала понимать этого. Даже дополнительный заработок дочери был не способен смягчить ее.

– Ты испортишь себе желудок, – настаивала она, и Карен с вздохом отложила бутерброд. – Я приготовлю тебе что-нибудь горячее.

Карен чуть улыбнулась. В этом была вся мама. Вначале надо накричать, показать, кто в доме настоящая сила, а потом можно сжалиться над провинившимся.

– Хочешь яичницу? – Миссис Кордейл уже повернулась к плите.

– Ага.

Карен знала, что ее помощи не требуется. Она села на низенький деревянный табурет и поджала под себя ноги.

– Сядь прямо, – немедленно сказала миссис Кордейл. – Либо стул сломаешь, либо ноги.

Карен послушалась. Неужели она всегда будет указывать мне, что делать? – мелькнуло у нее в голове. Вот посмеялись бы в больнице, если бы узнали, что я до смерти боюсь собственную мать.

– Как дела? – спросила Карен через некоторое время. Она знала, что мать обожает рассказывать о разных домашних мелочах. – Случилось что-нибудь интересное?

– Ничего особенного, – покачала головой миссис Кордейл. Она посыпала яичницу зеленью и не могла отвлекаться на пустяки. – У Дейви опять неприятности в школе. алан уже устал беседовать с его учителями. Мальчик такой способный, но такой неусидчивый!

Карен усмехнулась. Дейви был любимым внуком миссис Кордейл, она боготворила его так же, как и его отца, и была удивительно слепа ко всем его недостаткам.

– А как… ты? – осторожно спросила миссис Кордейл. – Как больница?

– Нормально, – сдержанно ответила Карен.

Она всегда ощущала некоторую натянутость со стороны матери, когда та пыталась расспросить ее о работе. Они обе знали, что миссис Кордейл предпочла бы, чтобы больницы Карен не существовало вообще, поэтому ее интерес казался наигранным.

– Держи. – Миссис Кордейл поставила перед дочерью тарелку с аппетитной яичницей.

Желудок Карен довольно заурчал.

– Спасибо, мама, – с чувством сказала девушка и накинулась на еду.

И почему так не может быть всегда?

3

– Берешь ли ты, Джеймс, Лану Анжелу Кристину в законные жены?

– Да.

Эта фраза звучала в голове Ланы весь день. И когда они стояли перед сухоньким строгим священником, и когда вышли из церкви, и когда принимали поздравления многочисленных родственников и знакомых. От обилия лиц и имен кружилась голова, но Лана заставляла себя слащаво улыбаться и благодарить. Теперь она миссис Джеймс Дилан и должна постоянно помнить об обязательствах, которые налагало на нее это положение.

Время от времени Лана оглядывалась на счастливого новобрачного. Джеймс был невероятно хорош во фраке. Ветер ерошил его темные волосы, и он встряхивал головой, чтобы отбросить их со лба. Лане на мгновение захотелось, чтобы их встреча произошла как-то по-другому и ей не пришлось лгать, чтобы заполучить его. Как было бы здорово знать, что он на самом деле любит ее… Но дело сделано. Лана Миквуд наконец-то захватила приз, достойный ее. Ради этого стоило постараться и немного приукрасить действительность.

– Вы обворожительны, милочка! – прошепелявил у Ланы за спиной женский голос.

Она вздрогнула. Двоюродная тетушка Джеймса! Назойливая старушенция, буквально замучила Лану вопросами о ее здоровье.

– Благодарю. – Лана скромно потупила глазки.

С родственниками Джеймса она разыгрывала из себя скромницу и тихоню.

– Джеймсу очень повезло с вами, – продолжала старушка, не замечая неудовольствия в глазах Ланы.

– Это мне повезло, – ответила девушка, причем ни капли не покривив душой.

Престарелая тетушка рассыпалась в похвалах, но Лана почти не слушала ее. Жаль, что лишь эта полоумная старуха хорошо ко мне относится, хмуро размышляла она. Родители Джеймса явно принимают меня в штыки, а уж про его друзей и говорить нечего. Сид Барнет, например, съесть меня готов хоть сейчас…

Сид действительно был весьма воинственно настроен. Всю церемонию он бросал на Лану уничтожающие взгляды. Глупец! Как будто это имеет какое-то значение! Лана знала, что Сид считает себя женоненавистником, и не упускала возможности поиздеваться над ним. Но делала она это всегда так искусно, что у Сида не было прямого повода пожаловаться на нее Джеймсу. Он мог только втихомолку злиться и давать себе страшную клятву никогда не жениться и держаться как можно дальше от новоиспеченной супруги Джеймса.

Но, несмотря на мрачное настроение многих действующих лиц, свадьба удалась на славу. Гости были приглашены в загородный дом Диланов, и каждый мог найти там занятие по душе. Кто-то танцевал, кто-то мечтал у бассейна, кто-то опрокидывал рюмку за рюмкой за здоровье молодых. Все весело проводили время.

Лана не теряла времени зря. Она ни разу не была в этом доме и пользовалась возможностью как следует изучить его. Когда-нибудь он будет принадлежать ей, ведь других наследников, кроме Джеймса, у Питера и Элизабет Диланов не было.

Дом был великолепен. Им владел еще прадед Джеймса, и его потомки делали все возможное, чтобы максимально сохранить классический стиль дома. Диланов отличал изысканный вкус. Лана мысленно облизывалась, глядя на широкую лестницу из темного дерева, пушистые персидские ковры, картины известных мастеров. Сколько сокровищ скрывает в себе этот дом! Здесь она могла бы быть по-настоящему счастлива.

Надо будет предложить Джеймсу как можно чаще приезжать сюда, решила про себя Лана. Пока его родители не очень-то мне рады, но со временем они привыкнут ко мне, и мы станем лучшими друзьями. У них просто не будет другого выхода.

Лана умела не только ссориться с людьми, но и располагать их к себе, поэтому она не сомневалась в успехе. Я стану такой, какой они хотели бы видеть идеальную жену Джеймса, думала она, наблюдая за стройной темноволосой женщиной с уставшим красивым лицом и крупным седовласым мужчиной, ласково приобнимающим ее за талию. Выражение озабоченности не исчезало из их глаз, и Лана прекрасно понимала, чем это вызвано.

Беспокоитесь из-за сыночка, ехидничала она про себя. Боитесь, как бы рыжеволосая стерва не вытрясла из него все денежки. Не волнуйтесь. Ничего не случится с вашим драгоценным Джеймсом. К тому же он в состоянии постоять сам за себя…

Лана снова оглянулась на мужа. Он беседовал с какой-то сильно декольтированной дамой, которая умильно заглядывала ему в глаза. Лана даже не подумала приревновать мужа, но зато она с завистью отметила великолепное бриллиантовое колье, украшавшее ее шею.

Надо будет попросить у Джеймса такое же, сказала она про себя. Нет, даже лучше!

Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Джеймс обернулся. Лана широко улыбнулась ему, и он, извинившись перед собеседницей, поспешил к жене.

– Что-то я неважно себя чувствую, – прошептала Лана, когда Джеймс подошел ближе.

– Хочешь, пойдем в дом, – тут же предложил он. – Тебе нельзя переутомляться…

Лана отрицательно покачала головой. Было так противно видеть тревогу в глазах Джеймса, что на мгновение она потеряла контроль над собой. Ведь ты беспокоишься совсем не из-за меня, дорогой мой! Если бы ты знал правду…

– Лана, что с тобой?

Лана очнулась. Кажется, шампанское ударило ей в голову, и она не соображает, где она и что делает. Так недолго и проговориться…

– Все в порядке, – Лана постаралась, чтобы ее голос звучал как можно жалобнее.

– Если ты хочешь отдохнуть, то я провожу тебя наверх, – настаивал Джеймс.

– Я согласна, если только ты останешься со мной, а не вернешься к гостям, – прошептала она, беззастенчиво прижавшись к мужу.

Джеймс растянул губы в ласковой улыбке. Лишь на сотую долю секунды его брови нахмурились, но он быстро взял себя в руки.

– Лана, это неудобно. Я должен быть с гостями, – как можно мягче произнес он. – Но я обязательно провожу тебя.

– Не надо, – вздохнула она и отвернулась. – Иди, тебя ждут другие.

Джеймс страдальчески поморщился, пользуясь тем, что Лана не смотрит на него. Получается, что он обидел ее. Как все это глупо…

– Лана, милая, давай не будем устраивать сцен, – миролюбиво сказал он. – Я понимаю, что ты чувствуешь себя немного обиженной, но ведь все хорошо. У нас прекрасная свадьба, ты чудесно выглядишь и…

– Твои родители считают меня ничтожеством, – протянула она.

– Они изменят свое мнение. Дай им шанс. Вот тетя Агата, например, от тебя в восторге.

Лана чуть не фыркнула. Да, эта старая дева кудахчет над ней весь вечер.

– Твоя тетя – прелесть, – заставила она себя сказать. – Но твоя мама едва смотрит в мою сторону. Ты думаешь, этого никто не заметил?

– Все наладится, – сухо произнес Джеймс, от души надеясь, что именно так все и будет.

Элизабет Дилан, мать Джеймса, давно хотела, чтобы он женился, но когда она познакомилась с будущей невесткой, почтенная дама была несколько шокирована. Элизабет была уверена, что у ее мальчика гораздо более изысканный вкус. Лана Миквуд была привлекательна, в ней чувствовался задор и живость, но миссис Дилан невзлюбила ее с первого взгляда. И материнская ревность была здесь совершенно не причем.

Вульгарная хищница, – вот как она охарактеризовала будущую родственницу в разговоре с мужем. При Джеймсе Элизабет выражалась более осторожно, но у того не осталось и капли сомнения по поводу впечатления, которое Лана произвела на его мать.

– Она очень симпатичная девочка, – ответила Элизабет на прямой вопрос сына. – Но я представляла себе твою супругу несколько иной…

Жениться на собственной подчиненной! Как это похоже на слезливую любовную историю. Или на банальный рассказ о женском коварстве и корысти. Хорошенькая секретарша в мини-юбке окрутила своего шефа!

Элизабет так и представляла себе заголовки вечерних газет. Но дело было не только в этом. Она была готова поддержать любой выбор сына, лишь бы сделан он был от чистого сердца. В случае с Ланой Элизабет ни минуты не сомневалась – Джеймсу абсолютно не хочется жениться на этой рыжей вертихвостке. Он ничего не говорил, но она интуитивно догадывалась о его недовольстве. Материнское сердце обливалось кровью, но Элизабет удерживалась от расспросов, заранее зная, что сын все равно не скажет ей всю правду.

Вот и сейчас Джеймс меньше всего был похож на обезумевшего от счастья новобрачного. Напряженный взгляд, нахмуренный лоб, вымученная улыбка – все это настолько не соответствовало торжественному моменту, что Элизабет Дилан порой казалось, что жених здесь кто угодно, но не ее сын.

– Перестань буравить Джеймса глазами, – произнес ей на ухо муж. – Люди могут подумать, что он женился без твоего согласия.

– Даже если бы и так. Как будто мое согласие имеет какое-то значение! – вздохнула Элизабет и заставила себя отвернуться от сына.

– Бетти, ему тридцать восемь лет, а ты опекаешь его как мальчишку. Нам давно пора иметь внуков, все только к лучшему. – Питер ласково потрепал жену по плечу.

– Не знаю, – Элизабет покачала головой. – На Джеймсе лица нет. Все должно было быть не так…

Если бы Сид Барнет присутствовал при этом разговоре, он бы горячо поддержал миссис Дилан. При всей внешней суровости он был в душе довольно сентиментальным человеком, к тому же его глубокая привязанность к Джеймсу заставляла его принимать близко к сердцу все переживания друга. В последнее время он пытался разгадать секрет, благодаря которому Лане Миквуд удалось окрутить Джеймса. Ни о какой любви здесь речи не шло. При всей своей наивности Сид слишком хорошо знал своего друга, чтобы предполагать такое.

Лана, наверное, шантажирует его, решил наконец измучившийся Барнет. Но когда он намекнул на это Джеймсу, тот искренне расхохотался, и уверенность Сида была поколеблена.

На свадебной вечеринке он продолжал размышлять. Что же такого исключительного в этой девице, раз Джеймс предпочел ее всем остальным? Сид честно пытался найти в Лане невероятную красоту, изысканность, соблазнительность, в конце концов. Бесполезно. Она казалась ему весьма заурядной, хотя и смазливой девчонкой. В чем же дело?

– Сид, не грусти! – к нему незаметно подошел Джеймс и сильно хлопнул по плечу.

Сид вздрогнул, от неожиданности очки чуть не слетели с его носа.

– Вокруг столько хорошеньких женщин, а ты прячешься здесь и размышляешь о чем-то мрачном, – продолжал Джеймс с наигранной бодростью.

– Ты тоже не особенно весел, – огрызнулся Сид. Ему претила манера Джеймса постоянно намекать ему на его старомодные нравственные принципы. – Я беру пример с жениха…

С Джеймса моментально слетела вся его напускная бравада.

– Не начинай хотя бы ты, – устало произнес он. – Мама меня измучила сегодня своими сочувствующими взглядами. Я принял решение и не понимаю, почему это вызывает такую реакцию с вашей стороны…

– Потому что это неправильное решение, – гнул свое Сид. – Твоя Лана на ножах со всеми в компании, ее никто терпеть не может. Она вцепилась в тебя как клещ и…

– Выбирай выражения! – нахмурился Джеймс. – Ты говоришь о моей жене и будущей матери моего ребенка!

Джеймс понял, что сболтнул лишнее и сурово сжал губы, надеясь удержать этим комментарии Сида. Не тут то было. Глаза его друга округлились, рот чуть приоткрылся. Джеймс мог поклясться, что точно знает, о чем Сид сейчас думает.

– Она… беременна? – наконец выдавил из себя изумленный Сид. Такой элементарный ответ не приходил ему в голову. – Боже, какой же я глупец.

Он сокрушенно хлопнул себя по лбу.

– Тогда все понятно…

– Сид! – с угрозой воскликнул Джеймс. – Мы с Ланой любим друг друга. И я попрошу тебя выкинуть из головы всю блажь по этому поводу!

Ага, держи карман шире, нахально подумал Сид.

– А твоя семья знает?

– Н-нет, – с неохотой признался Джеймс. – Они все поймут, конечно. Потом. Я просто не хотел никому портить праздник…

– Естественно, – съехидничал Сид. – Особенно очаровательной невесте. Вряд ли бы будущая бабушка обрадовалась, увидев, как она преспокойно пьет шампанское в интересном положении…

Джеймс резко обернулся. У бассейна стояла Лана в пышном кружевном платье и невозмутимо потягивала шампанское. Рядом с ней куражился Рональд Макдермот, давний знакомый Диланов. Он уже изрядно выпил и, видимо, пичкал Лану бесконечными историями о своих путешествиях. Она похохатывала и чувствовала себя вполне комфортно в обществе этого веселого толстяка.

Джеймс, не говоря ни слова, побежал к невесте. Сид вздумал было рвануть за ним, но вовремя остановился. Благоразумнее будет переждать грозу в надежном укрытии. В том, что буря неминуема, Сид не сомневался. Он слишком хорошо знал Джеймса.

– Лана, немедленно поставь бокал на место.

В голосе Джеймса было столько ярости, что девушка вздрогнула.

– Ах, ты об этом, – спохватилась она и протянула ему бокал с шампанским. – Возьми, пожалуйста. Я только чуть-чуть пригубила…

Но не успел Джеймс протянуть руку, как вмешался Макдермот.

– Послушай, дружище, – произнес он, причем язык его немилосердно заплетался. – Не надо тут командовать, девочка хочет выпить немного шампанского, пускай развлекается на здоровье.

– Эта девочка – моя жена, – кратко сказал Джеймс, как будто этим все объяснялось.

– Ну и что? – Мутные глаза Рональда невозмутимо взирали на Джеймса.

И она ждет ребенка! – чуть не вырвалось у Джеймса.

– Я больше не хочу шампанского, Рональд, – Лана поспешила вмешаться в разговор, пока он не принял слишком опасное направление.

Макдермот пожал плечами.

– Если вы не возражаете, я бы хотела сказать пару слов своему мужу, – проворковала Лана.

Она чувствовала, что Джеймс злится, его надо было успокоить.

– К-конечно. – Рональд отчетливо икнул, шутливо поклонился и даже шаркнул ногой. – Да здравствуют новобрачные!

Джеймс заставил себя улыбнуться и, подхватив Лану под локоть, фактически потащил ее за собой в более укромный уголок.

– Джеймс, мне больно, – возмутилась она, когда он особенно сильно сжал ее руку.

– Прости. – Он повернулся к жене. – О чем ты думаешь? Какое шампанское в твоем положении!

– Я не пила! – обиделась Лана.

– Я видел!

– Ты за мной следишь?

Они стояли друг напротив друга со сверкающими глазами и сжатыми кулаками. Казалось, оба только и ждали малейшего повода, чтобы устроить скандал.

Лана опомнилась первой.

– Рональд настаивал на шампанском. Я же не могла ему сказать! Пришлось взять бокал и делать вид, что пью…

Джеймсу стало стыдно. Накидывается на бедняжку как пещерный человек! Почему он сразу подозревает ее в чем-то дурном?

– Извини. Мы с Сидом болтали, и я вдруг увидел, что ты…

– Ах, значит, все дело в Сиде. – Лана многозначительно хмыкнула. – Не сомневаюсь, что он говорит про меня одни гадости!

– Ты несправедлива к нему.

– Бедный Сид! Мерзкая Лана к нему несправедлива! – Она презрительно рассмеялась. – Не надо оправдывать его. Он терпеть меня не может и даже не скрывает этого! Знаешь, если бы речь шла о другом человеке, я бы решила, что он попросту влюблен в меня и безумно ревнует! Но Сид Барнет… Он даже представить себе не может, что такое любовь! Как только ты можешь дружить с ним?

– Ладно, не кипятись. – Джеймс обнял ее и прижался губами к ее лбу. – Тебе вредно волноваться. Забудь о Сиде…

Лана замерла в его объятиях.

Сид Барнет не представляет себе, что такое любовь… Джеймс до сих пор слышал возмущенный голос Ланы. А знают ли они, что это такое?

4

– Карен, доктор Салливан уже спрашивал про тебя, – хорошенькая темнокожая медсестра в зеленой униформе подмигнула Карен.

Девушка почувствовала, как краска смущения заливает лицо. Как неприятно. Совершенно обыденная фраза. Каждый день врачи интересуются, где та или иная медсестра. Это естественно и привычно. Но Бланш умудрилась произнести самые невинные слова с таким выражением, что не покраснеть было невозможно.

Карен стремительно прошла в раздевалку. Она немного опоздала, но это было не страшно, так как вчера она очень поздно ушла с работы. Летом за дисциплиной не очень следили. Карен подошла к своему личному шкафчику и достала оттуда прохладную одежду. Ловко стянула себя джинсы и свитер, облачилась в привычные зеленые брюки и рубашку и подошла к зеркалу. Сегодня ей почему-то захотелось попристальнее приглядеться к себе.

Карен Кордейл никогда не считала себя красавицей. Она была похожа на отца, а в их семье это приравнивалось почти что к уродству. Миссис Кордейл и ее старшие дочери Элси и Энни были статные светловолосые женщины с мужеподобными фигурами и громкими голосами. Карен же была среднего роста и хрупкого телосложения, она всегда терялась на фоне бойких сестер. Однако это не помешало Майклу, лучшему другу их брата Алана, заметить как-то, что малышка Карен, пожалуй, еще переплюнет всех по части внешнего вида. Старшие сестры ужасно обиделись, но списали эти слова на наглость двадцатилетнего парня, который слишком рано стал считать себя взрослым.

В шестнадцать лет Карен неожиданно для себя обнаружила, что она совсем не дурнушка. Может быть, просто подошел к концу переходный возраст, когда нос кажется слишком длинным, а фигура становится долговязой и нескладной. А может быть, внимание Дэна Пилрита, ее одноклассника, открыло ей глаза. Карен коротко остригла свои волнистые густые волосы и щеголяла с модной стильной прической на всех вечеринках.

– Вот что любовь с женщинами делает, – философски замечали ее сестры.

Однако в университете у Карен не было времени ни размышлять по поводу своей внешности, ни заботиться о ней. Только учеба занимала ее. Но когда она вернулась домой и устроилась на работу, то все резко изменилось…

И все-таки я ничего, рассуждала она сама с собой, красуясь перед зеркалом. Глаза большие, волосы пышные, хорошая фигура. И цвет моих волос мне нравится гораздо больше, чем волосы Элси или Энни…

Карен задумчиво провела рукой по темным густым кудрям. Должно же в ней что-то быть, раз доктор Салливан ею заинтересовался…

– Карен, хватит мечтать, привезли мальчика с переломами обеих ног.

Дверь раздевалки распахнулась, и на пороге возникла вездесущая Бланш.

Карен невольно покраснела.

– Иду, – отозвалась она и решительно захлопнула шкафчик. Фу, как неудобно…

Девушки быстро побежали по коридору. Летом персонала всегда не хватало, и каждая пара рук была на счету.

– Что случилось? – спросила Карен, не сбавляя темпа.

– Соревнования, – бросила Бланш через плечо. – И как назло ни одного свободного старшего хирурга… Доктора Салливана срочно вызвали в операционную.

Карен вспыхнула. Бланш могла бы и не называть это имя! Раз все заняты, значит, и он в том числе. Но нет, ей обязательно надо было упомянуть Эда.

С тех пор, как в больнице всем стало ясно, что доктор Салливан обращает на Карен особое внимание, ее не оставляли в покое. Многозначительные улыбки, подмигивания, высказывания – целый арсенал был пущен в употребление, лишь бы только смутить бедную Карен! И она послушно краснела при каждом упоминании имени Эдуарда Салливана, немало всех забавляя. Природная застенчивость Карен лишь провоцировала местных сплетниц.

Эд Салливан работал в окружной больнице уже четыре года и считался одним из самых перспективных хирургов. Ему прочили блестящее будущее, и хотя некоторые удивлялись, почему он до сих пор торчит в третьеразрядном госпитале, все сходились на том, что он жертвует собой, чтобы набраться побольше опыта.

Карен была им очарована с первого взгляда. Высокий стройный мужчина в очках, поблескивавших золотистыми дужками, он казался воплощением надежности и спокойствия, тех качеств, которые Карен выше всего ценила в людях. Доктор Салливан был со всеми мягок и обходителен, он никогда не повышал голос, но его гнева боялись гораздо сильнее, чем ругани других, более крикливых врачей.

Сватали Эда Салливана с первого дня его появления в больнице. В него влюблялись очень многие, от коллег до пациентов, но Эдуард был на редкость невосприимчив к женским уловкам, предпочитая поддерживать с коллегами дружеские отношения. Несколько раз у него завязывались легкие интрижки, за которыми, затаив дыхание, следил весь персонал больницы. Понятно, что в таких условиях никаких романтических отношений не получалось. Так что к тому времени, как в больнице появилась Карен, доктор Салливан был восхитительно одинок…

В первую неделю она не познакомилась с «самым завидным холостяком больницы», зато услышала о нем немало лестного. Но если ее новые знакомые и хотели произвести впечатление на Карен, то добились они прямо противоположного результата. Карен не только не была заинтригована, но почувствовала даже некоторое отвращение к так широко рекламируемому мужчине.

– В Эда Салливана обязательно влюбляются все медсестры младше тридцати пяти, этого просто невозможно избежать, – с искренним убеждением говорили ей и Бланш, и Марджори, и Кристина. – Будь осторожна, как бы он не разбил и твое сердечко…

Карен хмурила брови, но молчала. Вы бы лучше с таким же рвением относились к своим обязанностям, думала она, прислушиваясь в жизнерадостной болтовне коллег. И как только у вас на все хватает времени?

Одним словом, еще не увидев доктора Салливана воочию, Карен уже испытывала к нему неприязнь.

Тем сильнее было впечатление от личного знакомства с ним. В тот день было особенно много пациентов. Карен сидела в приемном покое и бинтовала руку хнычущему малышу. Вдруг распахнулись двери, забегали врачи. Из прибывающих машин скорой помощи санитары вытаскивали людей.

– Крупная авария на пересечении двадцать пятой и семнадцатой, – крикнул кто-то.

Карен закончила с малышом и в растерянности наблюдала за прибывающими ранеными. Она чувствовала себя ненужной, не знала, что делать. Действия остальных были слажены, отработаны до совершенства. Карен тоже хотела помочь, но что она могла? Только стоять в стороне, не мешаться под ногами и проклинать свою неопытность.

– Готовьте вторую операционную! – повелительно скомандовал кто-то.

Карен беспомощно оглянулась, думая, что обращаются к ней. Но молодой высокий мужчина в наспех наброшенном светло-зеленом халате даже не смотрел на нее. Он сновал между пациентами и бросал отрывочные указания. Ему беспрекословно повиновались. Вот и сейчас Марджори, невысокая полненькая хохотушка, подбежала к телефону и позвонила во вторую операционную.

– Мардж, я могу что-нибудь сделать?

Карен воспользовалась моментом и подошла к Марджори. Она изнывала от ощущения собственной беспомощности. Хотелось быть членом этой слаженной команды, быть на своем месте, а не путаться у всех под ногами.

– Что? – не поняла Марджори. – Ах, это ты, Карен… Займись, пожалуйста, моими пациентами. Сейчас ко мне должны прийти на процедуры…

Карен кивнула, скрывая разочарование. Все остальные будут помогать хирургам, спасать людей, а ей придется ставить банки и колоть уколы. Но дело есть дело, даже самое маленькое, и Карен послушно отправилась в процедурную. Она посторонилась, пропуская каталку с больным.

А ведь я тоже могла бы сейчас оперировать, с легкой досадой подумала она. Как он…

Светловолосый мужчина пробежал мимо нее. Он явно торопился в операционную. Его глаза горели, и Карен очень захотелось быть в этот момент рядом с ним, ассистировать или просто подавать инструменты…

Интересно, кто он такой? Раньше я его не видела. Может быть, он был в отпуске?

– Доктор Салливан, подождите!

За мужчиной со всех ног бежала Бланш, протягивая ему трубку телефона.

– Сказали, что очень срочно.

Салливан схватил трубку и побежал дальше. Карен онемела. Вот тебе и герой-любовник! Никогда еще она так не ошибалась. Где демонический взор, черные как смоль волосы и эротический изгиб капризных губ? Карен чувствовала себя обманутой. Принимая пациентов Марджори, она ругала себя за то, что поспешила навесить на Эда Салливана ярлык Казановы, даже не потрудившись выяснить, что он представляет собой на самом деле…

Во второй половине дня стало поспокойнее. Карен приняла всех пациентов и крутилась в приемном покое, ожидая новых заданий и, что там скрывать, в надежде увидеть доктора Салливана.

Ее ожидания оправдались гораздо быстрее, чем она рассчитывала. Луиза, администратор больницы, попросила ее отвечать на телефонные звонки, а сама отошла в буфет. Не прошло и двадцати минут, как в холле появился Салливан. Рядом с ним семенила Бланш. Увидев Карен за стойкой администратора, она принялась делать ей какие-то загадочные знаки, подмигивать и чуть дергать головой в сторону Эдуарда. Карен поняла, что она намекает на недавний разговор о непревзойденных достоинствах доктора Салливана и пытается дать ей понять, что предмет их обсуждения идет сейчас рядом с ней.

Надеюсь, Бланш не собирается знакомить меня с ним, с тревогой подумала Карен, видя, что достойная пара направляется прямиком к ней. Почему Бланш не должна этого делать, когда Карен уже была представлена почти всему персоналу гостиницы, она сказать не могла. Но чувствовала, что неудержимо краснеет и намеренно старается не смотреть на приближающуюся высокую мужскую фигуру. Пусть не рассчитывают, что она падет к его ногам как все остальные.

– Карен, познакомься, это доктор Салливан. Кажется, ты не знаешь только его, – проговорила Бланш. В ее голосе отчетливо прозвучал намек.

– Карен Кордейл, – бросила девушка, делая вил, что ужасно занята.

– Эдуард Салливан.

Карен бы и рада была не смотреть на Салливана, но это было невозможно. Элементарные правила вежливости требовали, чтобы она оторвала глаза от бумажек и пожала протянутую руку.

– Я был в командировке всю прошлую неделю и не имел возможности познакомиться с вами раньше, – сказал Салливан, широко улыбаясь. – Сейчас я рад исправить эту оплошность…

Карен смущенно кивнула. Ей так хотелось услышать в словах Эда хотя бы нотку самодовольства, любования собой. Тогда она точно бы знала, что он полностью соответствует ее представлению о нем как о чванливом избалованном сердцееде. Но Салливан говорил дружелюбно, от чистого сердца, искренне приветствуя нового члена коллектива. Карен на секунду заглянула в его удивительно темные глаза и почувствовала, как почва уходит из-под ног. Теперь ей было понятно, почему перед Эдуардом Салливаном не мог устоять никто. Противиться этой подкупающей искренности, мальчишескому задору в сочетании с классической мужской красотой было нереально для любой женщины…

– Как он тебе? – Бланш принялась расспрашивать Карен, как только у них выдалась свободная минутка наедине. – Правда, красавчик?

– Он очень интересный мужчина, – была вынуждена Карен.

Красавчик? Называть этим словом Эда как-то не хотелось. Оно отдавало опереточной пошлостью, а чего-чего, но этого в Салливане не было.

– Но он тебе понравился? – настойчиво допытывалась Бланш.

– Бланш! Мы познакомились полчаса назад. О какой симпатии может идти речь?

– Ох, Карен, как же можно быть такой правильной… – протянула Бланш с разочарованием. – А я только хотела тебе рассказать, что доктор Салливан лично попросил меня с тобой познакомить.

– Что??? – воскликнула Карен. Скрывать свой интерес было уже бессмысленно. – Он правда захотел познакомиться со мной?

Увидев ее горящие глаза, Бланш рассмеялась.

– Да. Он увидел тебя сегодня, когда привозили пациентов после аварии, и спросил меня: «Скажи-ка, Бланш, а кто эта неотразимая молодая красавица, скромно стоявшая в стороне, когда мы носились как сумасшедшие? Она пленила меня с первого взгляда».

– Бланш, – укоризненно проговорила Карен. – Перестань надо мной издеваться!

– Прости. Но он действительно спросила меня, кто эта новенькая медсестра. А ведь он никогда раньше не интересовался новенькими.

Уши Карен зарделись. Она уловила в голосе Бланш нотку ревности и почувствовала, что на этот раз спокойно может ей поверить.

– Это еще ничего не означает.

Карен равнодушно пожала плечами, не желая признаваться даже самой себе, что доктор Салливан произвел на нее впечатление.

Я не буду уподобляться сотням других девиц, которые влюблялись в него, угрюмо размышляла она, собираясь в тот день домой. Он милый, приятный мальчик, но разве я знаю мало приятных милых мальчиков? Это еще не повод падать к его ногам…

Однако одно дело противостоять собственным чувствам, и совсем другое – противостоять Эдуарду Салливану. Потому что с самого первого дня он стал проявлять к Карен откровенный интерес. Он давал ей задания, следил за ее успехами и неудачами, подолгу рассказывал о необычных случаях в своей карьере. По больнице поползли слухи, что неприступный Эдуард Салливан наконец влюбился. А уж когда он несколько раз подвез Карен до дома после работы, догадки переросли в твердую уверенность.

– И что такого он в ней нашел? Не поймешь этих мужчин, – пожимали плечами местные дамы. – Карен, конечно, хорошенькая, но такая тихая, незаметная. Неужели ему с ней интересно?

Сама Карен ни о чем не задумывалась. Каждый день она с бьющимся сердцем спешила на работу, зная, что непременно увидит ЕГО, и он обязательно найдет минутку, чтобы поболтать с ней, расспросить о делах, рассказать что-то новое.

Эдуард быстро выяснил, что Карен хочет стать хирургом и надеется в будущем продолжить образование. И с тех пор он стал чаще просить ее присутствовать при операциях и даже помогать по мелочи. Карен была на седьмом небе от счастья. Мало того, что она могла заниматься любимым делом, так еще и вместе с любимым человеком!

Хотя о чувствах пока не было сказано ни слова. Карен скрепя сердце признавала, что Эд всегда приветлив и дружелюбен с ней, точно также он вел себя и с другими. Карен тоже старалась придерживаться дружеского тона и лелеяла надежду, что ей удается обманывать хотя бы кого-нибудь. Становиться объектом сплетен ей очень не хотелось.

Эдуард, кажется, придерживался того же самого мнения и вел себя очень корректно. Лишь иногда, когда они оставались вдвоем, Карен замечала, что Эд начинает волноваться и избегает ее взгляда.

Карен немного досадовала из-за его робости. Не делать же ей первый шаг! Во-первых, не позволяло воспитание, а во-вторых, вдруг она ошибается, думая, что он испытывает к ней какие-нибудь чувства? Эд очень общительный человек, так легко выдать естественную дружбу за желанную любовь…

Но тем не менее было очень приятно натыкаться на многозначительные взгляды коллег, краснеть против воли при упоминании имени Эдуарда Салливана и с замирающим сердцем ждать новой встречи. Карен жила теперь от одного рабочего дня до другого, и выходные превращались для нее в настоящую пытку…

5

На столе противно зажужжал сигнал внутренней связи. Джеймс протянул руку и раздраженно шлепнул по загоревшейся кнопке.

– В чем дело, Хелен?

Секретарю было дано четкое указание не беспокоить его во время совещания. Обсуждались весьма щекотливые вопросы, и Джеймс не хотел, чтобы его прерывали.

– Простите, мистер Дилан, – пролепетала Хелен. – Но у меня для вас важное сообщение…

– Оно не может подождать? – рявкнул Джеймс.

Сид Барнет, сидевший по правую руку от него, недовольно поморщился. Характер Джеймса портился прямо на глазах. Раньше Дилан никогда не позволил бы себе накричать на секретаря, особенно в присутствии других сотрудников компании. А сейчас ему ничего не стоит сорвать дурное настроение на подчиненных.

А ведь до свадьбы он был совсем другим, в который раз подумал Сид. Барнет был склонен во всех изменениях винить Лану. Семейная жизнь Диланов была отнюдь не безоблачной, хотя Джеймс и притворялся, что все в порядке. А ведь прошло только два месяца! Что же будет дальше?

– Простите, – снова принялась извиняться Хелен, – но мне только что позвонили из больницы хантервильского округа и сообщили…

Джеймс подхватил трубку телефона.

– Что случилось?

– Ваша супруга… миссис Дилан попала в аварию… – голос Хелен задрожал.

Джеймс опустил трубку. Перед глазами все поплыло. Он уже не различал лиц сидящих рядом людей. Лана. Она собиралась навестить какую-то давнюю подругу, которая жила в Хантервиле. Заброшенная Богом дыра, он с самого начала был против, чтобы она ехала туда одна. За рулем три часа, в ее положении… Но разве Лану возможно остановить, если она вобьет что-нибудь себе в голову!

Трубка в руках Джеймса встревоженно булькала. Он снова поднес ее к уху.

– Мистер Дилан, вы слышите меня? Миссис Дилан не справилась с управлением на скользком участке дороге, и машина перевернулась.

Страшные слова. Жесткие, отвратительные в своей безжалостности. Джеймс облизнул пересохшие губы.

– Как она? – хрипло спросил он.

– Сейчас идет операция…

– Найдите мне точный адрес больницы, я немедленно выезжаю.

Джеймс кинул трубку. Четыре пары глаз с тревожным интересом смотрели на него.

– Простите, но совещание откладывается, – с трудом произнес он. – Моя жена попала в аварию. Я еду к ней.

Все понимающе закивали, зацокали языками. Потом встали и потихоньку вышли из кабинета. Остался один Сид. Он был бледен, на лбу выступили капли пота. Ему было не по себе. Словно его мысли нашли свое материальное выражение. Ведь он только что думал о том, что Лана доставляет Джеймсу одни неприятности.

Надеюсь, с ней все будет хорошо, твердил он про себя.

– А как ребенок? – вырвалось у Сида.

Джеймс поднял на друга усталые глаза. Он внезапно стал старше на несколько лет.

– Я ничего не знаю.

– Я поеду с тобой. – Сид не спрашивал, он утверждал.

– Да.

Они быстро собрались и выехали в Хантервиль. Сид порывался вести машину, но Джеймс настоял на том, чтобы за руль сел Билли, его личный водитель и весьма лихой любитель-автогонщик.

– Билл, мы должны доехать туда как можно быстрее, – сказал Джеймс, садясь в машину.

Билл кивнул головой. Он уже прослышал о несчастье с Ланой. В считанные минуты новость облетела все здание компании.

Первый час они ехали молча. Пошел дождь, и Джеймс неотрывно смотрел на потоки воды, струящиеся по стеклу. Они завораживали и позволяли не думать о самом страшном.

Барнет очень волновался – скорость машины была непомерно велика для такой погоды. Он попробовал заикнуться о том, что они сами могут разбиться, но Джеймс не желал ничего слушать.

– Ты можешь выйти в любой момент, – вяло произнес он, когда Барнет живописал ему подробности неминуемой катастрофы.

Увещевать было бесполезно. Сид многое бы отдал, чтобы узнать, что вертится сейчас в голове его лучшего друга.

– Ты звонил в больницу? – Он попытался разговорить Джеймса. Все, что угодно, лучше этой одуряющей мрачной тишины.

– Нет. Не смог дозвониться. Похоже, в этой дыре разом испортились все телефоны, – зло сказал Джеймс.

Сид даже обрадовался. Злость – это было уже что-то, какая-то реакция, а не пугающая апатия.

– Что это за место? Что Лана вообще там делала? – продолжил он.

– Откуда я знаю? – пожал плечами Джеймс. – Ей приспичило навестить какую-то школьную подругу. Дома скучно стало, видите ли!

Джеймс осекся. Лана в больнице, а он позволяет себе говорить о ней в таком тоне. Ужасней всего было то, что он не мог не чувствовать раздражения против жены. Она все делает не так и вечно попадает в переделки!

– Не надо было ей ехать туда одной, – тактично заметил Сид.

Он неоднократно становился свидетелем яростных ссор Джеймса и Ланы, и каждый раз только укреплялся в мысли, что его друг сделал неверный выбор.

– Она слишком умна, чтобы прислушиваться к советам других людей! – с издевкой воскликнул Джеймс. – А меня и подавно ни во что не ставит.

Горечь переполняла его сердце. Он проклинал Лану за то, что она отправилась в одиночку в эту дурацкую поездку, проклинал себя за то, что связался с нелюбимой женщиной и испортил себе жизнь.

Я бы мог давать ей денег на ребенка и приходить к ним, хмуро размышлял Джеймс. Неужели малыш будет счастливее с родителями, которые едва выносят друг друга?

– Ты не знаешь, ребенок не пострадал? – осторожно спросил Сид, опять пытаясь отвлечь друга.

– Я же говорил, что не дозвонился, – огрызнулся Джеймс, но тут же осекся.

Он резко выпрямился. Все его раздражение и злость как рукой сняло. Как же он мог забыть о самом главном! О ребенке…

– Быстрее, Билл, – крикнул он шоферу. Ожидание становилось невыносимым.

Они буквально влетели в Хантервиль. Джеймс выскочил из машины и побежал к невысокому, довольно потрепанному зданию, на которой красовалась вывеска «Больница хантервильского округа». Сид последовал за ним. Была суббота, и, возможно, этим объяснялось отсутствие большого количества людей и машин. Лишь две кареты скорой помощи стояли во дворе, возле них несколько санитаров о чем-то громко разговаривали.

Джеймс толкнул тяжелую входную дверь, она громко хлопнула за его спиной. В холле было прохладно и пусто, лишь светловолосая девушка за стойкой регистратора что-то писала. Услышав шаги, она подняла голову и с милой улыбкой посмотрела на мужчин.

– Скажите, женщина, которую привезли после автомобильной аварии… как она? – выпалил Джеймс.

Лицо девушки выразило недоумение.

– Женщина после автомобильной аварии? – с сомнением переспросила она. – Но…

– Джеймс, наверное, мы ошиблись, – шепнул Сид. Было ясно, что в этом сонном царстве сегодня точно ничего не произошло.

– Ах, да, простите. – Девушка пришла в себя. – Миссис Лана Дилан?

– Да, – выдохнул Джеймс.

– Ее привезли полтора часа назад…

– Как она?

– Вам лучше переговорить с доктором Салливаном, он сможет рассказать вам все подробности.

Джеймс с раздражением стукнул по переборке. Сид сжал его плечо. Да, здешний персонал был явно не из лучших, но какой настоящий профессионал согласился бы работать в такой дыре?

Девушка набрала внутренний номер.

– Доктор Салливан, прибыли родственники миссис Дилан… Хорошо.

– Подождите, пожалуйста, немного, – обратилась она к Джеймсу и показала рукой на низенькие плюшевые диванчики у стены. – Доктор Салливан сейчас спустится.

Ждать, снова ждать! Это невыносимо!

– Послушайте, я… – сердито заговорил Джеймс. Его ноздри гневно раздувались, и девушка испуганно вжалась в спинку стула.

– Конечно, мы подождем, – пробормотал Сид примирительно.

Он изобразил на лице подобие вежливой улыбки и оттащил Джеймса в сторону. Слава Богу, у того хватило ума не сопротивляться!

– Понимаете, он просто не соображает, что делает, – сообщил он девушке, вернувшись, чтобы попросить у нее стакан воды.

Джеймс тяжело опустился на диванчик и стиснул голову руками. Сид сел рядом и откинулся на спинку. Последние три часа совершенно вымотали его…

– Мистер Дилан?

Джеймс поднял голову. Над ним возвышался симпатичный мужчина в зеленом халате.

– Да.

Он встал с дивана.

– Я Эдуард Салливан, – представился врач. – Я оперировал вашу жену…

– Как она? – выдохнул Джеймс.

– С ней все в порядке, – Салливан широко улыбнулся, но в этой улыбке чувствовалась некоторая натянутость. – Но, к сожалению…

Джеймс стиснул кулаки. Он уже знал, что скажет этот холеный красавчик.

– … она потеряла ребенка… дурацкая случайность…

Джеймс уже не слушал. Что тут можно объяснить? Кажется, все в его жизни в последнее время – случайность. И этот ребенок, и свадьба, и авария. Или это судьба все расставляет на свои места?

– А что именно произошло? Что с ней было? – Сид деловито расспрашивал врача, видя, что Джеймс упорно отмалчивается.

Салливан охотно отвечал на вопросы. Он отвернулся от Джеймса и любезно беседовал с Сидом.

Джеймс понимал, что пора и ему принять участие в беседе, но никак не мог заставить себя. Этому хорошенькому мальчику не понять, что он сейчас испытывает…

– … если хотите, вы можете поговорить с ней, – донеслись до него слова доктора. – Только не надолго…

Салливан пытливо посмотрел на Джеймса. Ему не впервой было наблюдать за различными проявлениями горя. Но этот высокий красивый мужчина буквально серел на глазах.

– Может быть, воды? – участливо спросил он.

Джеймс отрицательно покачал головой.

– Джеймс, ты собираешься повидаться с Ланой? – спросил Сид.

– Да, конечно.

Джеймс со вздохом поднялся, машинально отметив про себя, что доктор Салливан на полголовы выше его.

Наверное, этот малый очень нравится женщинам, подумал он и тут же удивился сам себе. Его жена в больнице, его ребенка больше не существует, а он способен думать о таком пустяке, как женщины доктора Салливана!

Лана лежала в отдельной палате в самом конце коридора. Доктор Салливан вошел в комнату и заговорил неестественно бодрым голосом:

– Миссис Дилан, к вам приехал муж. Прошу вас, приободритесь. Вы хотите поговорить с ним?

Ответа Джеймс не услышал. Ему внезапно стало страшно. Какой бы Лана не была – крикливой, сердитой, ласковой или обиженной, она никогда не нуждалась в том, чтобы с ней разговаривали в подобном тоне. Она всегда была борцом, и Джеймс не представлял себе, как ему вести себя с женщиной, которой только что сказали «приободритесь».

– Заходите, мистер Дилан.

Джеймс толкнул светло-зеленую дверь и шагнул в прохладный полумрак. Лана лежала на узкой кровати и смотрела на него. Она была смертельно бледна и закрыта одеялом по самый подбородок. Рядом стоял какой-то большой аппарат с тонкими трубочками, которые уходили под оделяло, на столике валялись таблетки. На Джеймса повеяло въедливым больничным запахом.

– Привет, – хрипло сказал он. – Как ты?

Лана попыталась улыбнуться.

– Нормально, – тихо ответила она.

Тишина. Никто не находил в себе сил, чтобы начать разговор. Доктор Салливан перетаптывался с ноги на ногу. Ему явно было не по себе.

Странно же мы должны выглядеть в его глазах, невольно подумал Джеймс. Совсем не похожи на убитых горем супругов…

– Я вас оставлю ненадолго, – произнес наконец доктор Салливан, изо всех сил старавшийся, чтобы его голос не звучал слишком обрадованно. Конечно, он ведь нашел выход из ситуации.

Джеймс кивнул.

– Если вам что-то понадобиться, я буду рядом… – и врач поспешно вышел из палаты.

Джеймс подошел ближе и пододвинул к изголовью кровати табурет. Как должен вести себя заботливый муж?

– Как ты? – повторил он бессмысленный вопрос. – За тобой здесь ухаживают?

– Да. – Лана едва шевельнула бескровными губами. – Все очень хорошо.

Наверное, я должен взять ее за руку и сказать, что очень люблю ее, с тоской подумал Джеймс. Ложь во имя спасения, кажется, это называется именно так. И какая разница, если мы оба прекрасно знаем, что это неправда?

– Джеймс, мне так жаль… – провалившиеся глаза Ланы наполнились слезами.

– Не надо, не плачь…

Из меня плохой утешитель.

– Я убила нашего малыша…

– Не смей так говорить! – Джеймс вскочил. – Ты не понимаешь, что говоришь. Это просто случайность.

– Если бы я послушала тебе и осталась дома… – Лана всхлипнула. Джеймс снова подсел к ней.

– Послушай, малышка, – ласково начал он. – Все будет хорошо. Конечно, мне тоже очень жаль нашего ребенка. Но у нас будут еще дети. Главное, что с тобой все в порядке…

Он ненавидел себя за то, что лгал. Смотрел ей в глаза и лгал, хотя знал, что на самом деле ничто не удержит его рядом с этой женщиной, раз больше нет единственного звена, связывающего их, – ребенка.

– Правда, Джеймс? – Слезы Ланы высохли, и она с надеждой смотрела на мужа.

Лана тоже знала страшную правду. Без ребенка не было бы ничего – ни шикарной свадьбы, ни сладкой жизни. Но сейчас на больничной койке так сладко верилось в то, что у них настоящая семья, и сегодняшняя авария – это не конец, а только начало долгого счастья.

– Конечно, дорогая. Ты только выздоравливай.

6

– Сид, поезжай с Биллом домой, а я останусь здесь, с Ланой. Доктор говорит, что ей еще несколько дней надо полежать.

– Но она-то в порядке? – уточнил Сид.

– Точно не знаю. Есть какие-то осложнения, ей нужен полный покой.

– Послушай, тебе не кажется, что было бы лучше перевезти ее в другую больницу? – Сид тактично понизил голос, потому что они разговаривали в холле хантервильского госпиталя. – Если честно, здешний персонал не внушает мне доверия…

Джеймс поморщился. Он и сам видел, что это обычная больница с мебелью подозрительного качества и вряд ли новейшим оборудованием. Но сил на принятие решения у него уже не было. Пусть лучше все остается так, как есть. Тем более, что доктор Салливан говорит, что передвигать Лану сейчас было бы весьма нежелательно, а этот малый производит вполне достойное впечатление.

– Через несколько дней я заберу ее домой, – нехотя ответил Джеймс. – Не стоит трогать ее сейчас, может быть только хуже. Обычная больница не обязательно означает плохая, Сид.

Барнет кивнул головой. Почему-то он ощущал неловкость в обществе Джеймса. Слова соболезнования просились на язык, но что-то в лице друга останавливало его. Некстати Сид вспомнил и подробности скоропалительной женитьбы Джеймса. Кощунственным казалось предположение, что Джеймс должен испытывать облегчение оттого, что его жизненная проблема разрешилась таким способом. Сид не мог позволить себе думать так о лучшем друге. Но тем не менее эта мысль все чаще и чаще приходила в голову. Хотелось хлопнуть Джеймса по плечу и ободряюще сказать: «Не будем печалиться, приятель, все к лучшему. В будущем постарайся не совершать подобных ошибок».

– Хочешь, я останусь с тобой? – вместо этого предложил Сид. – Здесь и отелей-то приличных, наверное, нет. Посидим в баре, пивка выпьем…

– Спасибо, Сид, но не стоит, – Джеймс растянул губы в улыбке. – Я должен побыть один, понимаешь? Мне надо… подумать…

Сиду стало неловко. Он отвел глаза. Тяжело было видеть Джеймса в таком состоянии. Барнет всегда был уверен, что кто-кто, а Джеймс Дилан знает ответ на любой вопрос. Получается, что это не так…

– Хорошо, – решился Сид. – Я поеду. Должен же кто-то управлять компанией в твое отсутствие. Ты только звони мне, ладно?

Вопреки всем попыткам приободриться последний вопрос прозвучал весьма жалобно.

– Не волнуйся, дружище. – Джеймс ласково потрепал его по плечу. – Пойдем, я провожу тебя.

Сид и Билл уехали. Джеймс немного постоял на улице, глядя им вслед. Голова была на удивление легкая и пустая. Не думалось ни о чем. Ничего не ощущалось. Почти ничего. Но Джеймс чувствовал, что где-то в глубине его сердца зарождается бессмысленная, жестокая, но оттого не менее сладкая и желанная радость. Он всем сердцем желал ребенка, но совместная жизнь с Ланой была поистине невыносима… Когда она сообщила ему о том, что беременна, он был вынужден поступить как человек чести и сделать ей предложение, хотя все его естество яростно протестовало. Теперь он с чистой совестью может считать себя свободным. Никаких обязательств перед Ланой больше не существует.

Джеймс развернулся и медленно пошел обратно в больницу. Надо выяснить, где тут поблизости гостиница и где можно купить вещи первой необходимости. Ведь он сорвался с места абсолютно без ничего, только пластиковая карточка в кармане…

Карточка. Джеймс усмехнулся. Его вечная палочка-выручалочка. Если бы не его состояние, Лана вряд ли польстилась бы на него. Нет, он не сомневался в собственных достоинствах, но и не заблуждался насчет искренности чувств своей супруги. Ее феноменальная жадность была все это время для них постоянным камнем преткновения. Как часто Джеймс вспоминал слова матери о том, что она представляет себе его жену несколько иной! С какой радостью он признался бы Элизабет, что она оказалась права и он ужасно сожалеет о том, что поддался минутной слабости!

Но Джеймсу было уже тридцать восемь лет, и не так-то легко в этом возрасте утыкаться носом в материнские колени. Со всеми заботами приходится справляться самому.

Девушка в регистратуре весьма любезно рассказала ему обо всех гостиницах Хантервиля. Их было немного, и Джеймс остановил свой выбор на ближайшей. О комфорте ли ему сейчас думать? Переговорив еще раз с Салливаном, он со спокойным сердцем отправился устраиваться на ночлег. Свидание с Ланой было назначено на следующее утро, и Джеймс был уверен, что сумеет сыграть роль заботливого мужа.

По крайней мере до тех пор, пока Лана полностью не выздоровеет и не будет готова для решительного разговора.

В дверях больницы Джеймс налетел на невысокую темноволосую девушку в легком светлом платье. Она споткнулась и чуть не выронила большую сумку, но Дилан вовремя подхватил ее.

– Простите.

– Ничего страшного, – лучезарно улыбнулась девушка и, машинально поправив темную прядь, прошла мимо него.

Какая хорошенькая, отметил про себя Джеймс. Я уже начинаю реагировать на красивых женщин. Значит, еще не все потеряно…

Карен буквально влетела в холл.

– Джесси, я опять опоздала, – простонала она, обращаясь к коротко стриженной блондинке за стойкой регистратуры. – Второй раз за эту неделю. Меня, наверное, скоро уволят.

Карен явно шутила. Ее опоздание не превышало пятнадцати минут, а на такие вещи в хантервильском госпитале смотрели сквозь пальцы.

– Думаю, тебе не стоит волноваться по этому поводу. Доктор Салливан такого не допустит, – многозначительно произнесла Джессика.

Кровь прилила к лицу Карен. Оно и без того горело из-за весьма красноречивого взгляда, который на нее бросил незнакомец у входа. А уж любое упоминание об Эдуарде Салливане неизменно вызывало краску смущения на щеках девушки.

– Что у нас нового? – спросила она, желая сменить опасную тему.

– Да почти ничего, – зевнула Джессика. – Тишина и покой. Скука невероятная. Ах, нет, часов в двенадцать привезли женщину после автомобильной аварии. Доктор Салливан занимался ею…

Голос Джессики снова был полон намеков. Она с удовольствием бы поболтала о красавчике-докторе. Но Карен не поддалась на провокацию.

– И что с ней такое?

– Какие-то разрывы и переломы, кажется, – вздохнула Джессика.

Она работала в госпитале уже достаточно давно, чтобы перестать интересоваться тошнотворными деталями. К тому же Джессика Снуч не собиралась становиться ни профессиональной медсестрой, ни врачом. Для того, чтобы мило улыбаться больным, заполнять медицинские карточки и отвечать на телефонные звонки, совсем необязательно было вникать в малоаппетитные тонкости.

– А в какой она палате? – продолжала расспрашивать Карен.

Она знала, что Эд потом все равно расскажет ей все подробности, но ей хотелось предстать перед ним уже достаточно осведомленной. Салливан всегда говорил, что хирурги больницы должны быть в курсе всего происходящего, а Карен намеревалась когда-нибудь стать настоящим хирургом!

– Кажется, в третьей, – равнодушно произнесла Джессика. – Я видела ее краешком глаза, такая бледная. Говорят, машина превратилась в груду железа…

– Какой ужас! – Карен прижала ладони ко рту. Она так и не успела привыкнуть к ежедневным человеческим трагедиям, происходящим в больнице. – Бедняжка…

– Да, ее можно пожалеть, – охотно согласилась Джессика. – Но только от мужа она жалости явно не дождется! Он уже побывал здесь, и что-то я не заметила, чтобы он особенно огорчился.

Джессика обрадовалась возможности поговорить не на врачебную тему и принялась описывать мимику Джеймса Дилана в малейших подробностях.

– Джесси, но если человек не стал рыдать при всех, то это не значит, что он не переживает, – сдержанно сказала Карен.

Она знала, что Джессика склонна к мелодраматическим эффектам и способна не заметить притворства в потоке слез или истинного горя в серьезном лице.

– Ну конечно, я же ничего не понимаю в людях, – поджала губы Джессика. – Но ты сама должна была встретиться с этим типом. Он вышел отсюда буквально минут за пять до того, как ты пришла.

Сомнение промелькнуло в голове Карен.

– Такой высокий, в темном костюме и галстуке? – спросила она. – Симпатичный?

– Ага. Точно он, – с убеждением произнесла Джессика. – Был он похож на мужа, убитого горем?

– Н-нет, – протянула Карен. – Но, может быть, это был не он…

– Вечно ты стремишься всех оправдывать! – фыркнула Джессика.

Карен пребывала в растерянности. Мужчина, который так приветливо улыбнулся ей на входе, действительно не был похож на страдающего человека. Но, с другой стороны, кто она такая, чтобы строго судить людей? Постороннему глазу редко видно, что происходит в душе у другого…

– О чем спор? – раздался приятный мужской голос, и к девушкам подошел Эдуард Салливан.

При звуках его голоса мысли Карен приняли гораздо более приятное направление. И мужчина у входа, и пострадавшая женщина были моментально забыты. Эд лично просил ее, чтобы она поменялась сменами с Бланш и вышла на работу сегодня. Именно тогда, когда дежурил он. Более того, когда он был единственным дежурным врачом…

Голова Карен кружилась, когда она пыталась размышлять о том, что может стоять за этой, на первый взгляд, невинной просьбой.

– Добрый вечер, доктор Салливан, – вежливо проговорила она, поворачиваясь к нему.

Никто не сможет упрекнуть Карен Кордейл в том, что она вешается на мужчину.

– Привет, Карен.

Голос и слова Салливана были также корректны и бесстрастны, но глаза радостно приветствовали ее, и на душе у Карен потеплело.

– Я рассказывала Карен о нашей сегодняшней пациентке, – бесцеремонно вмешалась Джессика.

Как и все молодые женщины хантервильской больницы она была немного влюблена в доктора Салливана и, увы, ревновала его к Карен.

– Да, неприятный случай. – Лицо Эдуарда потемнело. – Боюсь, будут последствия. А ведь все произошло по глупости. Разве можно женщине сидеть за рулем так долго! Эти автомобили до добра не доводят…

Сердце Карен сжалось. Она знала, что Эдуард всегда очень переживает, если у его пациентов трудности. Всякое бывает в работе врача, и тяжело прийти в себя, когда все усилия оказываются напрасны…

– Но ведь с ней все будет в порядке? – робко спросила Карен.

– Да, – горько улыбнулся он. – И я очень надеюсь, это научит ее быть осторожнее в будущем. Слабое, но все-таки утешение.

Карен захотелось обнять Эда и прижать его светловолосую голову в своей груди, чтобы облегчить его боль. Но они не в тех отношениях, чтобы она могла спокойно позволить себе подобную фамильярность.

По крайней мере, пока.

– Я пойду переодеваться, – наконец сказала она. – Ведь скоро надо делать обход.

– Я буду ждать тебя у раздевалки, – нежно улыбнулся Салливан.

Они обменялись понимающими взглядами. Сегодня они впервые будут делать обход вдвоем. Без посторонних…

– Доктор Салливан, а вы забыли о моей просьбе? – протянула Джессика.

– О какой?

– Я хотела сегодня уйти пораньше и… – Джессика многозначительно посмотрела на Эдуарда.

У Джессики намечалось романтическое свидание, и она постаралась загодя предупредить Салливана, что ей хотелось бы уйти с работы немного пораньше. Его добросердечие в таких делах было широко известно. Он обещал отпустить ее. Медсестры всегда обращались к Эдуарду с подобными вопросами, и он никогда никому не отказывал.

– Ах, да, я помню, Джессика. Конечно, ты можешь идти.

– Я попросила Саманту Джой заменить меня. Она подойдет попозже.

– Не стоит, – быстро возразил Эд. – Пусть отдыхает. Сейчас очень мало пациентов, и Карен, я уверен, сможет посидеть на телефоне. Так что предупреди Саманту, что ее помощь не потребуется, ладно? Пусть приходит утром, как обычно.

– Хорошо, – кивнула Джессика. – Спасибо вам, доктор Салливан.

– Не за что.

Глядя на спину удаляющегося Эдуарда, Джессика не могла скрыть улыбку. К чему это вы убираете лишних людей на эту ночь, дражайший доктор Салливан? В нашем отделении, получается, будете только вы и Карен Кордейл… Конечно, есть еще педиатрия, но это не в счет. Если это не заранее спланированное свидание, то я не Джессика Снуч! Надо будет рассказать нашим завтра.

И воодушевленная Джессика принялась собираться домой. Ей было приятно, что благодаря свиданию Карен и Салливана, она получила возможность пойти на свидание сама.

7

– Карен, ты готова?

Салливан тактично постучал в дверь раздевалки. Карен отпрянула от зеркала и разгладила на груди кофточку. Она была готова последние пятнадцать минут, но никак не могла заставить себя выйти. Она знала, что Эд ждет ее снаружи, и невольно медлила. Все это было так многозначительно… Фактически, они одни в этом крыле больнице. Пациентов очень мало, работы почти не будет… Карен в очередной раз спросила себя, почему Эдуард попросил ее подежурить именно сегодня, и единственный ответ, который приходил ей в голову, заставлял сердце биться сильнее.

– Я думал, ты там уснула, – улыбнулся Салливан, когда Карен вышла из раздевалки.

Он стоял, прислонившись к стене, и вертел в руках папку. Карен забормотала что-то в оправдание, остро сознавая собственную незначительность. Как она может интересовать его? Такого красивого, умного, талантливого… Ведь в хантервильском госпитале столько привлекательных женщин! И пациенток нельзя сбрасывать со счета. Карен неоднократно замечала, какими глазами женщины смотрят на Эда. И их можно понять.

– Пойдем? – Салливан махнул рукой в сторону палат. – Пустая формальность, конечно, но на всякий случай…

– Да, – кивнула головой Карен и последовала за ним.

И все равно он выбрал меня, радовалась она про себя, едва поспевая за широкими шагами Эдуарда. А другие остались с носом!

Обход занял не более получаса. Карен уже не была новичком в этой работе и могла оказывать Эдуарду вполне квалифицированную помощь. Она с таким усердием выполняла все его распоряжения, будь то занести запись в журнал или принести грелку для больного, что порой на губах Салливана появлялась улыбка.

Пациентов действительно было немного. Можно было надеяться, что если не произойдет ничего чрезвычайного, то они проведут спокойную ночь… Хотя вряд ли Эд так настаивал, чтобы они остались одни сегодня лишь для того, чтобы провести ночь спокойно.

Самой последней они навестили миссис Дилан в третьем боксе, ту самую женщину, которую привезли сегодня утром. Ее красота и молодость поразили Карен. Лицо пациентки было очень бледно, но в целом она неплохо выглядела.

– Как вы себя чувствуете, миссис Дилан? – бодро спросил Салливан.

Карен показалось, что в обращении к другим пациентам его голос звучал более естественно. Конечно, ведь миссис Дилан так хороша собой, подумала девушка не без нотки привычной ревности, но тут же сурово упрекнула себя. Эта бедная женщина попала сегодня в аварию, и Эд считает, что возможны осложнения… Надеюсь, он не думает, что в этом есть и частичка его вины?

Я обязательно постараюсь утешить его, твердо решила про себя Карен, с любовью окидывая взглядом его светлые кудри над высоким гладким лбом.

Салливан поговорил немного с миссис Дилан, уверил ее в том, что вскоре она встанет на ноги и сможет уехать домой, и обход был закончен.

– Уф, наконец-то разобрались с делами.

Эд стер воображаемый пот со лба.

– Теперь предлагаю взять из регистратуры радиотелефон и пойти пить чай…

– А вдруг кто-нибудь придет? – робко спросила Карен. – А внизу никого нет.

– Ерунда, – беззаботно махнул рукой Салливан. – Тедди Кирстен сегодня дежурный санитар, он сидит снаружи с ребятами и если что-нибудь случится, сообщит нам наверх. Не бойся, Карен, все будет в порядке. Надо отдыхать, пока есть возможность!

Салливан шутливо обнял девушку и зашагал к комнате для отдыха, которая находилась дальше по коридору. Карен была слишком счастлива, чтобы спорить. Раз Эд считает, что нет ничего страшного в том, что они немного посидят наверху вместо того, чтобы находиться на своих рабочих местах, значит, так оно и есть. Эд еще ни разу ошибался.

Доктор Салливан стал для нее непогрешимым авторитетом.

Комната для отдыха в хантервильском госпитале была небольшой и уютной. Маленькие шкафчики с посудой и прочими мелочами для приятного времяпрепровождения, стояли с левой стороны, к окну был придвинут большой стол, а по всему периметру комнаты были расставлены приземистые плюшевые диванчики. На огромных окнах висели тяжелые темно-зеленые занавески, и при желании можно было создать интимный полумрак.

Карен редко заходила сюда, предпочитая проводить редкие свободные минуты в холле госпиталя или маленьком кафе. Там было гораздо веселее. Но Салливан явно чувствовал себя в комнате отдыха как дома. Он подошел к шкафчикам, открыл один, потом второй, начал уверенно выставлять на стол чашки.

– Давай я помогу, – вызвалась Карен.

– Сиди, – Эд махнул рукой на диванчик, и девушка послушно опустилась на него. – Я все сделаю сам.

Через несколько минут на столе стояли чашки, заварочный чайник, банка растворимого кофе и пластмассовая вазочка с печеньем.

– Подождешь меня? – спросил Эд.

Карен кивнула. Он вышел и вернулся через пять минут с пакетом в руках.

– Посмотри, что у меня есть, – произнес Салливан триумфально и достал из пакета большую темную бутылку с яркой этикеткой, коробку конфет и несколько апельсинов. – Настоящий ром.

Он весь светился от радости.

– Ты будешь чай или кофе? Рекомендую кофе, с ним ром просто изумительный…

Карен покачала головой. Нет, Эдуард Салливан все-таки настоящий мальчишка. О каком спиртном может быть речь, раз они на дежурстве?

– Эд, нам не стоит пить, – мягко сказала она. – Ведь мы же на работе.

– А я все думал, когда же ты это скажешь, – беззлобно рассмеялся он, насыпая в чашку кофе. – Праведная Карен!

Салливан, конечно, не хотел ее оскорбить, но Карен все равно стало не по себе, как будто она совершила нечто предосудительное. А она всего лишь привыкла жить по правилам. Так ее воспитали.

Салливан инстинктивно почувствовал, что она обиделась, хотя Карен не произнесла ни слова. Он подошел к ней и присел перед ней на корточки.

– Карен, милая, у меня слишком длинный язык. Ты на меня не сердишься?

Она отрицательно замотала головой, не в силах сдержать улыбку. Ах, Эд! Такой забавный, такой безответственный. И такой симпатичный…

– Я же не предлагаю тебе выпить всю эту бутылку, – продолжал он, беря Карен за руку. – Мы только чуть-чуть отметим наше первое дежурство.

Он наклонился к руке девушке и стал покрывать ее осторожными поцелуями. Здравый смысл тут же покинул Карен. Действительно, сегодня очень спокойный день. Вернее, очень важный день. Лучший день в ее жизни.

– Ты согласна, Карен? – Эд поднял голову, почувствовав, что напряжение девушки спало. – Я обещаю, что все будет хорошо.

– Согласна, – прошептала она, замирая от сладкого предвкушения.

Это было слишком прекрасно. Так не бывает. Ее мечты никогда не сбывались целиком. Всегда были какие-то оговорки. Неужели сейчас этот мужчина, предмет восхищения всех женщин госпиталя, действительно смотрит на нее с обожанием и целует ей руки? Неужели она не спит, и все это происходит с ней на самом деле?

Эд нехотя оторвался от Карен. Он встал и принялся возиться с кофе. В каждую чашку он плеснул щедрую порцию рома, но она не стала протестовать. Примерная Карен Кордейл чувствовала себя восхитительно. Она впервые переступала границы того, что считала недозволенным, и это ощущение ей очень нравилось…

Эд выдвинул маленький столик на колесах, нагрузил его чашками с дымящимся кофе, фруктами и конфетами и пододвинул его к Карен. Потом подошел к окну и задернул шторы. Комната погрузилась в приятную темноту. Салливан поколдовал с выключателем, и зажглись две боковые лампы. Подходящая случаю атмосфера была создана.

Карен наблюдала за ним с широко раскрытыми глазами. О чувствах между ними не было сказано ни слова, но она точно знала, что все это Эд делает ради нее. Что она первая и единственная женщина в госпитале, которой он по-настоящему заинтересовался.

Как завидовали бы мне девчонки, если бы узнали об этом, счастливо подумала Карен, даже не подозревая, что благодаря Джессике Снуч они и так все поймут. Сложить два и два будет совсем не трудно…

С приготовлениями было покончено, и Салливан сел рядом с Карен.

– За тебя, – сказал он тихо, поднимая чашку.

Карен последовала его примеру. Горьковатый привкус рома был приятен, но девушка все равно немного закашлялась – для нее это было слишком крепко.

– Ну как?

Салливан с интересом смотрел на нее.

– Вкусно, – улыбнулась Карен. – Я никогда раньше не пила ром.

– Правда? – обрадовался Эд. – Значит, это твой первый раз? За это стоит выпить.

Он поднес к ее чашке свою и легонько стукнул. Карен сделала большой глоток, чувствуя, как по венам разливается живительное тепло. Они быстро допили эту порцию, потом Салливан снова приготовил кофе с ромом. В голове Карен зашумела, она ощущала удивительную легкость и беззаботность. Это была ее ночь и ее мужчина. Все остальное перестало существовать…

Поначалу разговор не клеился. О работе Эд запретил говорить, а любая другая тема была чревата последствиями. Самые невинные слова, окрашенные темнотой и ромом, приобретали двусмысленный оттенок. Карен не владела искусством ведения многозначительной беседы, поэтому многие вопросы Эдуарда повисали в воздухе. Она не могла придумать ни одного остроумного ответа, и тишина воцарялась все чаще и чаще.

Но Эд ни капли не возражал. С каждой выпитой кружкой он чувствовал все большее воодушевление. Пассивность Карен, ее молчаливая податливость только подстегивали его.

Карен расслабилась. Ей было очень тепло, даже жарко, и она недоумевала про себя, почему Эд медлит, почему не пытается обнять ее, поцеловать. Крамольная мысль закралась ей в голову первой прижаться к ему, но Карен тут же отбросила ее. Так не пойдет. Она никогда не сделает первый шаг. Это не в ее характере.

Но Салливан не собирался дожидаться знака с ее стороны. Он осторожно поставил чашку на столик, повернулся к Карен и взял ее за руку. Девушка невольно вздрогнула от его прикосновения. Эд потянул Карен к себе и стал жадно целовать ее щеки, губы, шею.

Губы Эда оказались горячими и опытными, его руки все крепче сжимали Карен. Ей не хватало воздуха, но так сладостны были эти неистовые объятия, что она не решалась сказать ему об этом.

– Ты чудо, Карен, ты просто чудо, – бормотал Эд, развязывая тесемки ее кофточки.

Нельзя сказать, чтобы это было официальным объяснением в любви, но Карен не возражала. Она будет любить его за двоих…

Эд оторвался от Карен и встал. Он отодвинул столик с едой подальше и протянул девушке руку. Недоумевающая Карен встала рядом с ним. Салливан наклонился и принялся раскладывать плюшевый диванчик.

Карен невольно вспыхнула. Не слишком ли быстро развиваются события?

– Ты не против? – спросил Эд встревоженно, инстинктивно почувствовав ее настороженность.

– Нет, – храбро ответила она, глядя прямо в его блестящие от рома и желания глаза.

Конечно, она бы предпочла, чтобы все это происходило не так. Карен не знала как точно, но по крайней мере не на диванчике в комнате отдыха. Но с другой стороны Эд так внимателен, заботлив, нежен. И свободного времени у них не так много, чтобы встречаться где-то вне работы.

С диваном наконец было покончено. В недрах волшебных вместительных шкафчиков была найдена даже белоснежная простыня с цветным орнаментом по краям. Карен невольно спросила себя, сколько раз она уже служила для подобных целей и именно для Эда Салливана, но немедленно устыдилась таких мыслей. У Эда была незапятнанная репутация, и потом, разве они оба не взрослые люди?

Быть взрослым человеком было чрезвычайно приятно. Незнакомое волнение в крови, возбуждающее действие спиртного, смелые ласки Эда, опьяняющее чувство того, что тебя любят и желают – все это оказывало свое воздействие. Карен была счастлива…

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем противно запищал телефон. Тяжело возвращаться с небес на землю. Она подняла трубку, ощущая смутную тревогу. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Карен, это Тедди. Ты не могла бы найти доктора Салливана? Я никак не могу до него дозвониться, а мне обязательно надо…

Не дослушав, Карен протянула трубку Эду. Наверное, не стоило давать Тедди понять, что Салливан находится сейчас рядом с ней. Однако что в этом странного? Они же вместе работают.

– Да… я понял… хорошо, – бормотал Эд. – Сейчас приду.

– С одним из пациентов плохо, – обратился он к Карен, закончив разговор.

Укор совести кольнул Карен. Они тут развлекаются, позабыв обо всем на свете, а человек нуждается в помощи.

– Я бы могла пойти с тобой, – произнесла она с готовностью.

Эд, который уже натягивал на себя брюки, отрицательно покачал головой.

– Не надо. Не бойся, малышка, все в порядке. Я сам справлюсь.

Он наклонился к Карен и ласково потрепал ее по голому плечу.

– Я туда и обратно. Одной нервной дамочке стало плохо, но это пустяки. Только вколю ей успокоительное и вернусь к тебе.

– Но уколы – это моя работа, – начала протестовать Карен. – Ты не должен делать это за меня.

– Я хочу, чтобы сегодня ночью ты забыла о работе, – улыбнулся Эд. – Тем более, что я уже одет.

Он снова наклонился к Карен и поцеловал ее в губы. Она оттолкнула его, смеясь.

– Иди и возвращайся быстрее, – сказала она.

Эд шутливо поклонился и вышел из комнаты. Карен растянулась на диванчике в блаженной неге. Чувство тревоги и вины постепенно отпускало ее. С больными постоянно что-то случается. Они же не могут с Эдом ходить от одного к другому всю ночь! К тому же он уверял, что ничего страшного не произошло, а Эд знает, что говорит.

Тихонько скрипнула дверь. Карен испуганно вздрогнула. А вдруг сюда войдет кто-то посторонний? Но страхи были напрасны – это вернулся Салливан.

– Ты так быстро? – удивилась она.

– Тебя это расстраивает?

Он сел на диван и взъерошил волосы Карен.

– Нет, ты что, – Карен испуганно округлила глаза. – Что там было?

– Пустяки. – Облачко неудовольствия скользнуло по лицу Эда. – У миссис Дилан случилась истерика. Она принялась рыдать и звать врача, а пациент в соседней палате проснулся и позвонил санитарам. Тедди же вызвал меня.

Эд беззаботно улыбался, но Карен не на шутку встревожилась.

– Если бы я была на своем месте, я бы услышала, – сказала она, поднимаясь. – И в регистратуре тоже никого…

– Естественно, – кивнул Эд. – Зачем нам лишние свидетели? Я разобрался со всеми!

Он состроил кровожадную мину, и Карен против воли рассмеялась.

– В регистратуре сидит сейчас Тедди, так что не беспокойся.

– Тедди? – ахнула Карен. Она представила себе, что санитар думает о ней и Эде. – А что ты ему сказал?

– Ничего. – Салливана явно забавлял испуг Карен. – Он мой приятель и знает, как я к тебе отношусь… Не переживай.

Карен не переживала. Эд любит ее и откровенно заявляет об этом на весь мир. Чего еще желать?

– Но с миссис Дилан все в порядке? – спросила она, пододвигаясь ближе к Эду и обнимая его за шею.

– Конечно, – ответил он. – Спит сейчас как сурок, а завтра и не вспомнит об этой ночной истерике.

8

Прогноз доктора Салливана сбылся со стопроцентной точностью. Миссис Джеймс Дилан была очень спокойна остаток ночи, а утром не вспоминала об истерике. Она вообще была не в состоянии думать о чем-либо. Потому что, когда на следующее утро Карен, совершая обязательный обход перед сдачей смены, зашла к ней в палату, миссис Дилан была мертва уже несколько часов.

Карен была в то утро на седьмом небе от счастья. Они с Эдом проговорили всю ночь. Он делился с ней своими планами на будущее, рассказывал о том, как много значит для него работа. Карен твердо знала, что перед Эдуардом Салливаном открываются блестящие перспективы. Она безумно гордилась им.

Эд рассказывал, а Карен внимательно слушала его, ловя каждое слово. Он делится с ней самым сокровенным, значит, доверяет и любит. Что по сравнению с этим чудом небольшое пренебрежение служебными обязанностями?

Какая слепота! Как посмела она забыть о том, что она в первую очередь врач, а потом уже возлюбленная? В то время, когда она наслаждалась ласками Эда, эта женщина, такая молодая и красивая, умирала здесь одна…

Карен опрометью бросилась из палаты. Быстрее предупредить Эда, пока еще никто не знает об этом.

Салливан стоял в холле и шутил с Самантой Джой, которая подошла десять минут назад. Она заступала на дежурство сегодня с утра, и если бы не благородное предложение доктора Салливана, ей бы пришлось выйти раньше и провести в больнице всю ночь. Джессика Снуч уже сообщила ей о своих подозрениях насчет Эдуарда и Карен, и Саманта вовсю присматривалась к красавчику-доктору, надеясь по выражению его лица угадать правду.

Под глазами Эда залегли темные круги, но это еще ничего не объясняло. После ночного дежурства любой бы выглядел плохо. Саманта не могла дождаться появления Карен. Она была уверена, что тогда сразу поймет, произошло ли между ними то, о чем говорила Джесси, или нет.

Но когда в холл влетела Карен с побелевшим как мел лицом и отозвала в сторону доктора Салливана, Саманта была разочарована. Пока ничего конкретного нельзя было сказать. Они оба вели себя как обычно. Но Саманта пообещала себе глаз не спускать с этой парочки.

Она еще не знала, что вскоре напрочь позабудет о своем намерении.

– Эд, миссис Дилан умерла, – выпалила Карен, как только они с Салливаном отошли на безопасное расстояние.

Почему-то Карен чувствовала, что вначале должен узнать он, а потом уже все остальные.

– Что? – На лице Салливана застыла улыбка, только сейчас она стала напоминать звериный оскал. – Что ты такое говоришь?

– Я зашла сейчас к ней, а она мертва, – голос Карен задрожал. – Уже холодная…

Салливан не дослушал Карен и побежал к лифту. Она бросилась за ним, сознавая, что должна была попытаться оказать бедной миссис Дилан первую помощь.

Они влетели в палату почти одновременно. Молодая женщина лежала на кровати. Карен впервые заметила, что ее лицо приобрело синюшный оттенок. Салливан оттянул зрачок, потом снова. Потрогал щеку мертвой женщины.

– Да, это конец, – произнес он сдавленно.

Он повернулся к Карен, и девушка прикусила руку, чтобы сдержать крик. Лицо Эда посерело. Она не узнавала человека, который стоял перед ней.

– Что же делать, Эд? – прошептала Карен. Это все было так нелепо, бессмысленно, неправильно. – Что же делать?

– Ничего, – проговорил он изменившимся голосом. – Проведут вскрытие, выяснят, в чем причина.

Карен видела, что он страдает. Но как помочь? Что сказать?

– Ведь ночью с ней все было в порядке, – глухо произнес он. – В чем дело? С ней ничего не было!

Он со всей силы ударил кулаком в стену. Хрупкая больничная стена содрогнулась.

– Эд, дорогой, такое иногда случается, – залепетала Карен в тщетной надежде принести ему облегчение. – Ты же не мог знать…

Она шагнула к нему, протянула руку и дотронулась до его плеча. Салливан вздрогнул, отшатнулся от нее.

– Что ты понимаешь!

Через секунду он уже выбежал из палаты. Карен закусила губу. Эд прав, совершенно прав. Ей никогда не понять, что значит, когда внезапно умирает твой пациент. Карен похолодела. Теперь события этой ночи, такие сладкие и значительные для нее, всегда будут неразрывно связаны для него со смертью миссис Дилан.

Девушка робко подошла к кровати. На лице покойницы застыло злобное выражение, но Карен не удивляло это. Каково это, умирать в расцвете молодости и красоты, одной, в полутемной палате захудалой больницы? Какие видения проносились перед ее глазами в предсмертный час? Что она вспоминала?

Карен почувствовала во рту вкус крови и поняла, что прокусила губу. Она взяла салфетку, промокнула рот. Потом закрыла лицо миссис Дилан краем одеяла.

Прекрасный сон закончился. Пора было просыпаться.

Следующие два часа были кошмаром. Карен хотелось спрятаться ото всех, а ей приходилось передавать смену и даже принимать пациентов. Госпиталь постепенно наполнялся людьми. Амбулаторные пациенты приходили на процедуры, и им было не понять, почему всегда такая вежливая и приветливая Карен едва замечает их сегодня.

Наконец она освободилась. Карен побродила немного по госпиталю в надежде встретить Эда, но его нигде не было видно. Краем уха она слышала, что вскрытие Ланы Дилан назначено на два часа дня, но сил оставаться и дожидаться его результатов у нее не было. Карен попрощалась со всеми и ушла домой.

Однако дома было еще хуже. Не знать, где он, как он что, что делает и чувствует, было ужасно. Карен боялась совершить непоправимую ошибку. Счастье казалось неизбежным, а теперь она уже не была ни в чем уверена. Работа так много значит для Эда, кто знает, не обвиняет ли он ее в том, что случилось сегодня ночью. Может быть, если бы он уделил миссис Дилан больше внимания, она была бы сейчас жива. Но Эд так торопился к Карен, что не заметил, что творится с его пациенткой.

От таких мыслей Карен хотелось выть. Она бесцельно бродила по квартире, перекладывая вещи с места на место. Незаметно наступил вечер. Карен больше всего на свете хотелось позвонить в госпиталь и узнать о результатах вскрытия. Лучше всего было бы поговорить с Эдом. Но она боялась. Вдруг ему покажется, что она слишком любопытна и лезет не в свое дело? Нет, ее удел терпеливо ждать. Ждать и надеяться на то, что это всего лишь маленькая тучка на ее жизненном небосклоне и когда-нибудь этот кошмарный эпизод навсегда сотрется из ее памяти.

Первой домой вернулась миссис Кордейл. Она по привычке принялась ворчать, но Карен почти не слышала ее. Впервые в жизни она пропускала слова матери мимо ушей. В девять вечера пришла Энни. Сразу с порога она возбужденно затараторила что-то. Карен в своей комнате не могла разобрать, о чем речь. Но по возгласам матери поняла, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

– Карен, Карен! – позвала ее миссис Кордейл.

Карен с трудом поднялась с дивана и вышла в коридор. На улице прошел небольшой дождик, и с ботинок Энни натекла целая лужа. Но она по-прежнему стояла у входа и со смешанным выражением любопытства и упрека смотрела на сестру.

– Тебя там спрашивает какой-то мужчина, – наконец сказала она. – Симпатичный. Но очень мрачный…

Карен нахмурилась.

– Он сидит на скамейке около дома, – пояснила Энни. – Спросил меня, не знаю ли я Карен Кордейл. Я сказала, что я ее сестра. Надеюсь, ничего страшного?

Карен молчала. Она пыталась сообразить, кто это может быть.

– Ты никогда не говорила нам, что у тебя есть поклонник, – продолжала Энни. Она была немного обижена упорным молчанием Карен. – Ты могла бы быть и пооткровеннее с нами…

Миссис Кордейл энергично закивала, соглашаясь с дочерью. Ох уж эта тихоня Карен!

– Как он выглядит? – спросила Карен. – У меня нет никаких поклонников, и я никого не жду.

– О, ужасно симпатичный, светленький, в очках, – с энтузиазмом принялась описывать Энни внешность незнакомца. – Намного выше меня…

Карен уже не слушала. Она схватила плащ с вешалки и выбежала из квартиры. Это мог быть только Эд. Она нужна ему, раз он разыскал ее дом. Он ждет ее…

Карен в мгновение ока сбежала вниз. Ее догадка оказалась правильной. На скамейке возле ее дома сидел Эдуард Салливан в незнакомой Карен темно-синей рубашке и ковырял землю носком ботинка.

– Привет, – прошептала она непослушными губами, не понимая, что сильнее – радость от того, что Эд все-таки пришел, или боязнь того, что он может сказать ей сейчас.

– Привет.

Салливан неловко поднялся.

– Я не отвлекаю тебя от дел? – вежливо спросил он, словно был случайным знакомым, просто заглянувшим на огонек.

Карен отчаянно замотала головой, чувствуя полнейшую беспомощность.

– Мне захотелось тебя увидеть, – произнес он безжизненно, глядя куда-то вдаль.

Карен с усилием проглотила комок в горле, мешавший говорить.

– Что-то случилось? – прошептала она.

Что-то действительно случилось, иначе он не пришел бы сейчас к ней, и не стоял бы потерянно на не по-летнему пронизывающем ветру. Если бы все было в порядке, он дождался бы завтрашнего дня, когда они бы встретились в госпитале. Какую горестную весть он принес с собой?

Карен была настолько уверена, что Эд пришел сказать, что их совместная ночь была ошибкой, и что он очень сожалеет о том, что поддался искушению, что не сразу поняла истинный смысл его слов.

– Это я убил ее, Карен. Я убил ее…

Когда же смысл сказанного в полной мере дошел до нее, у нее перехватило дыхание.

– О чем ты говоришь?

– Я убил ее, – повторил Эд упрямо.

В следующую секунду Карен уже была в его объятиях, обнимая его, целуя, шепча ласковые слова утешения.

Когда они оба немного успокоились и сели на скамейку, Салливан рассказал ей подробности. Вскрытие показало, что миссис Джеймс Дилан умерла от отравления. Оказывается, у нее была аллергия на один из компонентов успокоительного, которое он вколол ей ночью. Об этой особенности было упомянуто в ее карточке. Видимо, женщина сама сказала об этом, когда ее привезли в больницу. Но Салливан слишком торопился к Карен, чтобы проверить это. Кто мог предположить, что у молодой, полной сил женщины аллергия на очень распространенный препарат? Страшное заблуждение.

– Я должен был проверить, – бормотал Салливан, машинально гладя волосы Карен. – Я должен был проверить. Но откуда я мог знать, что она не переносит этот чертов антибиотик. Это так редко бывает…

Сердце Карен разрывалось от боли за него. Любой их врач мог оказаться на его месте. Почему именно Эдуард Салливан допустил роковую оплошность? Как же ему теперь жить после этого?

– Эд, милый, любимый, все устроится, – твердила Карен, неистово целуя его глаза и губы. – Ты не виноват, это случайность. Как ты мог знать?

– Я должен был проверить! – воскликнул Салливан с горечью, отталкивая от себя Карен.

Это ранило ее сильнее всего. Все, что угодно, лишь бы он позволил ей быть рядом, разделить эту ношу. Только бы он разрешил ей помочь ему.

Но Салливан уже опомнился, привлек ее к себе снова.

– Прости меня, прости, – забормотал он. – Мне так тяжело…

Карен замерла в его руках, удивляясь тому, что даже в таком состоянии способна испытывать радость от его прикосновения. Она прижалась к груди Эда и слушала неистовые удары его сердца. Как он это переживет? – вертелось у нее в голове. Как он это переживет?

И тут новая ужасная догадка пронзила ее. Помимо угрызений совести есть беда пострашнее. Как это происшествие отразится на его карьере? О какой карьере вообще будет идти речь? Разве ему позволят дальше практиковать? Пусть Эд совершил ошибку не на операционном столе, но разве люди будут доверять врачу, который был недостаточно внимателен к пациенту? Наверняка созовут независимую медицинскую комиссию, и посторонние черствые люди будут копаться в событиях прошлой ночи, пытаясь разобраться с причинами, которые привели к трагедии…

Он этого не переживет. Карен закрыла глаза. Он, Эдуард Салливан, гордость и надежда хантервильского госпиталя, их звезда и любимчик, будет обвиняемым на позорном процессе, который оставит несмываемое пятно на его репутации.

А ведь на самом деле виновата в этом она. Карен чуть не застонала. Если бы Эд не решил устроить эту романтическую ночь, если бы она настояла на том, чтобы они не пили, если бы он вообще не заинтересовался ею…

Миллионы «если» и ни одной возможности повернуть время вспять.

Как он должен ненавидеть ее сейчас! И в то же время он обнимает ее, ищет у нее поддержки…

– Эд, я так виновата перед тобой, – громко всхлипнула Карен.

Он встрепенулся и опустил глаза на Карен, полулежащую у него на руках.

– Эд, это все из-за меня, – простонала она.

– Не говори ерунды, – строго сказал он. – Я должен был соображать, что делаю.

Салливан стиснул зубы так, что на скулах образовались желваки. Карен хотелось сказать ему, что она будет любить его независимо от того, что произойдет дальше. Будет ли он блестящим хирургом или нет. Что ей все равно, какова будет его репутация в глазах всего мира.

Но в то же время она знала, что вся ее любовь для Эдуарда Салливана будет очень слабым утешением. Работа слишком много для него значит. Карен сама мечтала стать врачом, и ей были понятны его чувства. Эд сломается, если его лишат возможности работать в больнице. Это была его стихия. Он не должен покидать ее.

И словно в подтверждение ее мыслей, Салливан прошептал, обращаясь к самому себе.

– Эта комиссия меня убьет…

– Какая комиссия? – быстро спросила Карен.

– По расследованию причин смерти Ланы Дилан, – пояснил Эдуард. – Думаю, мне не стоит больше думать о карьере хирурга. Ни одна уважающая себя больница не возьмет меня на работу.

Сказано это было все очень спокойно, но Карен предпочла бы, чтобы Эд ругался и стонал. Смертельным холодом веяло от его хладнокровия.

– Эд, это невозможно… – Голос Карен сорвался.

Она встала перед ним на колени, не чувствуя влажной земли. Отчаяние, охватившее ее душу, было слишком велико, чтобы она могла обращать внимание на подобные мелочи.

– Не грусти, малышка. – Салливан потрепал ее по щеке. – Я выживу… Наверное.

И тут Карен осенило. Ведь выход есть. Как же она сразу не сообразила? Она даже чуть не рассмеялась вслух, таким простым и легким показалось ей это решение.

– Эд, дорогой, любимый мой, – залепетала она, прижавшись к нему, обхватив его руками, словно защищая своим телом от всех напастей.

Карен целовала его руки, куртку, волосы. Она будто обезумела.

– Эд, милый, послушай меня, ладно? – бессвязно бормотала Карен. – Я сама все скажу, а ты слушай и соглашайся, хорошо? Поверь мне, любимый, так будет лучше. Я люблю тебя, Эд, дорогой мой, я все устрою…

Она говорила и говорила, и почти ничего нельзя было разобрать из ее речи. Но, видя ее состояние, Салливан послушно кивал и шептал слова согласия.

9

Утро выдалось на редкость солнечное и теплое, в первый раз по-настоящему летнее. Карен шла на работу с легким сердцем. Всю ночь она думала о своем решении. Это будет тяжело. Очень тяжело. Последствия даже страшно представить. Но зато она поможет Эду и сохранит их любовь. Он не должен пострадать из-за такого пустяка…

Карен немедленно укорила себя за то, что думает о смерти миссис Дилан как о пустяке. Да, ее гибель – страшная трагедия. Но это ни в коем случае не должно отразиться на Эдуарде Салливане.

В клинике Карен встретили настороженные взгляды. Все уже знали о происшествии и о назначенной комиссии и боялись проявлять какие-либо чувства до получения результатов. Это лишь убедило Карен в правильности ее решения. Если станет известно, что Эд сделал роковой укол, он превратится в изгоя. Никто из тех, кто раньше заискивал перед доктором Салливаном, не захочет общаться с ним, и его дурная слава будет лететь впереди него.

Нет, только не это.

– Карен, все собираются в кабинете доктора Мелтона, – сообщила ей Джессика в регистратуре. – Держись, все будет хорошо.

Карен жалобно улыбнулась. Это было первое выражение сочувствия. Много ли его останется на ее долю, когда она воплотит в жизнь свое решение?

– А Эд… доктор Салливан уже там? – спросила она, в первый раз не смущаясь из-за оговорки. Почему-то сейчас ей уже не казалось жизненно важным скрывать свои отношения с Эдом.

Джессика кивнула.

– Как он?

– Не знаю. Очень бледный. Ты иди. Думаю, там ждут только тебя…

Карен переоделась и пошла по коридору к кабинету главного врача хантервильского госпиталя доктора Мелтона. По дороге она равнодушно размышляла, кого из сотрудников он выбрал, чтобы разобраться в этом деле.

Карен робко постучала в дверь и вошла. Джессика не ошиблась, все были в сборе. За столом переговоров председательствовал сам доктор Мелтон. Это был невысокий полный мужчина, подававший большие надежды в молодости, но так и не пробившийся выше поста главного врача захудалой окружной больницы. Это не могло не повлиять на его характер, и без того испорченный запущенной язвой двенадцатиперстной кишки. В больнице доктора Мелтона не любили, хотя побаивались и уважали. Все знали, что для него самое главное – репутация его госпиталя, и он ни перед чем не остановится, если того потребует благо больницы.

Сейчас на лице Мелтона застыло брюзгливое выражение, не обещающее ничего хорошего для всех участников вчерашней трагедии. Комиссия, которая собрались сегодня, состояла из сотрудников больницы и должна была провести внутреннее предварительное расследование. Но Мелтон знал, что этим дело не ограничится. Обязательно нагрянут проверяющие, начнут выискивать недочеты в работе. И еще неизвестно, к каким выводам они придут.

Нельзя также сбрасывать со счетов мужа покойной, некоего Джеймса Дилана. Доктор Мелтон уже успел выяснить, что это весьма богатый и влиятельный человек. Не то чтобы это имело какое-то значение, когда дело касалось справедливости, но по опыту Мелтон знал, что такой как Джеймс Дилан способен доставить хантервильскому госпиталю и его главному врачу большие неприятности. Например, подать в суд и испортить репутацию больницы. Если бы не эта дурацкая авария, Лану Дилан никогда не привезли бы в хантервильскую больницу. Она слишком плоха для людей такого уровня. А теперь получается, что им придется расхлебывать эту кашу. Почему бы Лане Дилан не умереть в каком-нибудь шикарном частном госпитале?

Мелтона можно было назвать циником, но он думал в первую очередь не о себе.

Он вздохнул и обвел мутным взглядом всех подчиненных. По его правую руку сидел Эдуард Салливан, любимчик и гордость всего госпиталя. Как неудачно, что все это случилось именно в его дежурство! Но как хорошо держится мальчик, хотя и несколько бледноват.

Дальше сидела Гортензия Макфлайер, невропатолог больницы, сухая, сдержанная женщина, питающая как и многие другие дамы хантервильского госпиталя склонность к Эдуарду Салливану. Одно время даже упорно поговаривали о том, что между ними что-то есть, хотя она старше его на добрых десять лет.

Доктор Мелтон пожевал губами. Странно, что в голову лезет всякая чепуха в такой ответственный момент.

Альберт Гэлгем, юрист больницы, занимал место слева от главного врача. Этот-то чувствует себя в своей стихии, неодобрительно подумал доктор Мелтон. Сразу видно, обожает разбирательства и хочет блеснуть на показательном процессе. Совсем не думает о том, чем это может закончиться для репутации больницы…

Рядом с Гэлгемом сидел Юджин Фауст, заместитель Мелтона. Вот этот больше походил на сурового судью, чем на врача. Фауст был хорошим специалистом, но его неприветливый нрав и неумение признавать свои ошибки самым отрицательным образом отражались на его карьере. Доктор Мелтон при всем своем уважении к Фаусту и то с трудом терпел его. Однако в таких щекотливых делах Юджин был человеком незаменимым.

– Кажется, все в сборе. Можем начинать, – сказала Гортензия, как только Карен вошла в кабинет. – Будьте любезны, присаживайтесь, мисс Кордейл.

Никто не удивился тому, что доктор Макфлайер взяла на себя роль председателя. Доктор Мелтон не особенно любил выступать, и Гортензия частенько делала это за него. Карен присела на краешек единственного свободного стула. С этого места она могла прекрасно видеть Салливана, и это придавало ей сил.

Доктор Макфлайер принялась монотонным голосом излагать всем известные факты. Карен почти не слушала ее. Сердце колотилось так неистово, что заглушало все посторонние звуки.

– … и теперь мы собрали здесь внутреннюю независимую комиссию, чтобы разобраться с подробностями этой преступной халатности и принять соответствующие меры.

Гэлгем открыл внушительного вида блокнот и приготовился записывать.

– Доктор Салливан, расскажите, пожалуйста, о событиях этой ночи, – обратилась Гортензия к Эду.

Сейчас или никогда.

У Карен перед глазами поплыли цветные круги. Но медлить нельзя, иначе Эд расскажет правду и совершит непоправимую ошибку.

– Доктор Макфлайер, позвольте мне быть первой, – сказала Карен отчетливо.

Пять пар глаз вопросительно смотрели на нее. Лишь в глазах одного человека к удивлению примешивался страх. Страх перед тем, что может сейчас произойти.

Карен сглотнула. Она сделает это ради него.

– Доктор Мелтон, доктор Макфлайер, простите, что я вмешиваюсь, но на самом деле начинать надо с меня. Вчера ночью я не посмотрела карточку миссис Дилан и вколола ей успокоительное, вызвавшее аллергическую реакцию.

И сразу стало легче. Самое тяжелое было позади.

Послышались возгласы, сидевшие за столом люди растерянно оглядывали девушку. Все были уверены в том, что виновник постарается как следует запутать комиссию. Никто не рассчитывал на откровенное признание. Более того, не было еще даже точно известно, что Карен и Салливан были ночью одни в этой части здания.

Карен знала, что сейчас они все придут в себя и начнут задавать ей неприятные вопросы. Не было ничего, что могло бы разрушить ее версию. В больнице не велось никакого видеонаблюдения. Никто не может подтвердить, что роковой укол был сделан Эдуардом Салливаном, а не Карен Кордейл.

Кроме, разве что, самого Эдуарда Салливана.

– Карен…

Она скорее почувствовала, чем услышала его голос. Лицо Эда было смертельно бледно, его пальцы судорожно вцепились в кромку стола.

Пожалуйста, не противоречь мне, молилась она про себя. Молчи. Молчи.

Салливан боролся сам с собой. О, как ясно Карен видела это! Неожиданно перед ним открылся путь к спасению. Она предлагала ему жертву. Примет ли он ее?

Карен стиснула зубы. Капельки пота проступили на лбу. Сколько еще секунд есть у них для этого немого разговора? Чья воля окажется сильнее?

Так будет лучше, Эд, дорогой, твердили ее глаза. Ты должен думать о себе…

Карен, как же так… ведь это неправда… ты не должна, растерянно отвечал он.

Тем временем Мелтон пришел в себя.

– Доктор Салливан, вы подтверждаете слова медсестры Кордейл? – спросил он сухо.

Кое-что из этого судорожного обмена взглядами не ускользнуло от его внимания. И теперь ему очень хотелось услышать Салливана.

Карен перестала дышать. В глазах Салливана промелькнула отчаянная решимость.

– Доктор Салливан, мы вас внимательно слушаем, – напомнил о себе Мелтон.

Эд нервно облизал губы и снова взглянул на Карен. Еще до того как он открыл рот, Карен уже знала, что он скажет. В этом поединке выиграла она.

– Да, доктор Мелтон, – ответил Салливан, и как слабо прозвучал его такой обычно уверенный голос! – Медсестра Кордейл сделала этот укол.

– Я так и знала, что это она! – воскликнула Гортензия Макфлайер с триумфом.

Мужчины поморщились.

– Доктор Макфлайер, я бы попросил вас сдерживаться, – сухо сказал Мелтон. – Это слишком неприятный случай, чтобы отвлекаться на эмоции.

Он принялся что-то говорить, отступив от своей привычки держаться в тени. Карен было все равно. Эд спасен, это самое главное. И теперь у него нет пути назад.

– Мисс Кордейл, потрудитесь объяснить нам события этой ночи, – произнес кто-то, кажется, Юджин Фауст.

Он как никогда напоминал сейчас обличающего судью, но Карен знала, что на самом деле он очень хорошо относится к ней и расстраивается из-за того, что она попала в беду. Не то что Гортензия Макфлайер.

– Я сидела в комнате для отдыха, – спокойно начала Карен. – Зазвонил телефон. Санитар сообщил мне, что пациентке в третьей палате плохо…

– Почему вы находились в комнате для отдыха? – резко спросил Мелтон.

– Я пила чай, – ответила Карен.

– Почему вам звонил санитар, а не из регистратуры? – это уже Гортензия Макфлайер.

– Потому что в регистратуре никого не было.

– А где была мисс Снуч? Она ведь должна была дежурить ночью?

– Джессика отпросилась чуть пораньше. Я обещала, что заменю ее.

Доктор Макфлайер нахмурилась.

– Это не по правилам. Фактически вы были единственным человеком в этой части здания.

– С мисс Кордейл был еще я, – вмешался Салливан. – А внизу дежурили санитары…

– И поэтому вы сочли возможным отпустить мисс Снуч? – Макфлайер повернулась к Эду.

Гэлгем лихорадочно строчил в своем блокноте.

– Я попросила доктора Салливана позволить мне заменить Джессику, – солгала Карен.

– Почему?

– Я хотела подработать. Мне нужны деньги.

Удивительно, как легко одна ложь тянет за собой другую. Карен всегда считала себя неискусной притворщицей, однако сейчас, перед лицом разъяренной Гортензии Макфлайер она без усилий выдумывала одну правдоподобную подробность за другой.

– Изумительно. – Ноздри доктора Макфлайер гневно раздулись. – Нашим медсестрам нужно подзаработать, и они взваливают на себя обязанности целого штата. Кажется, вчера тоже было не ваше дежурство. Вы что, мисс Кордейл, решили заменить собой весь наш персонал?

– Доктор Макфлайер! Будьте любезны воздержаться от выводов! – вмешался Мелтон.

Он был расстроен. Очень расстроен. Случившееся само по себе трагедия, а теперь выясняется, что виновата эта милая девочка. Что на нее нашло? Она всегда была такой аккуратной и внимательной…

Но все же лучше она, чем Салливан, нехотя признался себе доктор Мелтон. Возможно, дело удастся как-нибудь замять. Подумаешь, неопытная медсестра ошиблась. Надо будет посоветоваться с Гэлгемом насчет этого наедине.

Новые и новые вопросы сыпались на Карен, но она отвечала уверенно и не позволяла запутать себя. Со стороны могло показаться, что она чересчур спокойна и не испытывает должного раскаяния из-за своего ужасного проступка. Но Карен знала, что двойного спектакля ее нервы не вынесут. Ей нужно было все ее хладнокровие, чтобы не дать им заподозрить, что она лжет. Ей было не до того, какое впечатление производят ее сухие точные ответы.

Наконец все было закончено. Вина Карен Кордейл была доказана и не подвергалась сомнениям.

– Вы можете сейчас идти домой, мисс Кордейл, – подытожил Мелтон. – А мы останемся здесь и обсудим, как нам быть дальше. Надеюсь, вы понимаете, что до выяснения всех обстоятельств вы отстранены от работы.

Карен медленно поднялась. Какие там выяснения обстоятельств! Это означает, что она уволена. И она должна радоваться, если этим все закончится…

– Мы свяжемся с вами, Карен, – мягко сказал Юджин Фауст, видя измученное лицо девушки. – А сейчас поезжайте домой.

Карен вышла из кабинета. Сколько времени она провела там? Карен взглянула на руку. Всего полтора часа. Так мало… Она провела рукой по лбу. Голова горела. Что делать сейчас? Ах, да, домой. У нее была бессонная ночь, и ей необходимо отоспаться.

Карен стянула с себя униформу, неспеша оделась, радуясь тому, что пока не встретила никого из младшего персонала. Больше всего на свете она не хотела, чтобы ей начали задавать дурацкие вопросы. Она прошла мимо регистратуры, даже не взглянув на Джессику. А та была слишком занята, чтобы окликнуть Карен.

Улица встретила Карен ярким солнечным светом. Странный контраст с ее внутренним состоянием. Она немного постояла на крыльце, стараясь запомнить мельчайшие подробности этого дворика: шест с развевающимся флагом, большой щит с надписью «Хантервильская окружная больница», ряд машин скорой помощи, чуть подальше покрашенные в синий цвет скамейки в импровизированном скверике. Все покрыто зеленью, и в перерывы медсестры бегают сюда, на улицу, а не в душное маленькое кафе.

Где будет она завтра в это время? Вряд ли ее оставят в госпитале. Но ничего, она найдет другую работу. Она все вынесет ради него.

Домой Карен Кордейл шла с таким же спокойным сердцем, как и на работу.

10

Вечером к ней снова пришел Эд. Карен знала, что увидит его, но все равно ее радость была велика.

– Почему ты не предупредила меня вчера о том, что собираешься сделать, гадкая девчонка? – спросил он, судорожно обняв Карен.

– Это бы только все испортило, – улыбнулась она, ощущая необыкновенную легкость в душе. – Ты бы стал меня отговаривать…

– Зачем ты взяла вину на себя?

– Ты прекрасно знаешь, зачем. – Она отодвинулась от него и заглянула ему в глаза. – Представляешь, что они бы сделали с тобой?

– А ты? Как же ты? Теперь ты не сможешь продолжить учебу… Тебе, скорее всего, запретят работать в медицинских учреждениях…

Зачем он напоминает ей об этом? Как будто она забыла! Она рассталась со своей мечтой ради его мечты. Неужели это нуждается в объяснениях?

– Я всего лишь медсестра, – ответила Карен как можно равнодушнее. – И потом, недавно я обнаружила, что в жизни женщины бывают вещи и поважнее работы.

– Карен, любовь моя, ты – чудо! Господи, как же мне повезло с тобой…

Вот так, доктор Мелтон, думала про себя Карен. Вот это я называю счастьем. Если бы я струсила, то потеряла бы Эда навсегда. А теперь он мой. Безраздельно мой.

– Ты случайно не знаешь, что там они решили насчет меня? – спросила она чуть позднее, когда они, обнявшись, сидели на скамейке.

– Ничего определенного. Макфлайер разбушевалась, требовала суда…

Карен вздрогнула.

– Не бойся, до этого не дойдет, – поспешил успокоить ее Салливан. – Мелтон слишком заботится о репутации больницы. Если бы это был я… то есть если бы они узнали правду, то тогда трудно было бы утаить это происшествие. Я все-таки один из ведущих хирургов. А так Гэлгем считает, что можно попробовать уладить дело миром. Пока это еще не вышло за пределы больницы. Если с умом повести дело, то можно избежать больших неприятностей.

– А как же муж миссис Дилан? Неужели он согласится не обращать внимания на то, что его жену…

Карен запнулась. Убили, вот что просится на язык. Но вряд ли милосердно употреблять это ужасное слово в присутствии Эда. Не стоит лишний раз напоминать ему о его страшной роли. Хотя сегодня он гораздо более спокоен и уверен в себе, чем вчера.

– Гэлгем думает, что это можно от него утаить, – неуверенно произнес Салливан.

– Что? Ты хочешь сказать, что молодая здоровая женщина умирает в больнице, а ее муж даже не поинтересуется причиной смерти? Или Гэлгем готов намеренно солгать ему? Он же должен знать, чем это может закончиться!

– Не горячись, Карен. Ты кричишь на всю улицу. – Салливан боязливо оглянулся. – Конечно, Гэлгем все понимает. Но у него голова неплохо варит, и он что-нибудь придумает. К тому же я точно знаю, что отношения между мистером и миссис Дилан не были идеальными, так что может статься, что Дилан не будет особенно свирепствовать.

Салливан понизил голос, словно опасаясь быть услышанным, и от этого ее слова приобрели особенно зловещий оттенок.

– Господи, Эд, это ужасно! – Карен закрыла уши, чтобы не слышать циничных слов.

– Это жизнь, дорогая моя. Каждый думает лишь о себе и своей выгоде.

– Неправда. – Она выпрямилась. – Я думала о тебе, когда брала вину на себя.

– Ты – редкое исключение, – улыбнулся Салливан. – И я счастлив, что ты со мной. Давай не будем гадать, а просто подождем. Что бы они ни решили, я не думаю, что они будут очень суровы по отношению к тебе. В любом случае, я всегда буду рядом.

Карен запрокинула голову. Он нетерпеливо потянулся к ее губам, и на несколько блаженных мгновений все тяготы дня были забыты.

– У тебя нет возможности приютить меня сегодня? – шепнул ей на ухо Салливан. – Я хотел бы повторить ту изумительную ночь.

Карен отрицательно покачала головой, спрашивая себя, как он не понимает, что его слова прозвучали с устрашающей двусмысленностью.

– Я живу не одна, с матерью и сестрой, – виновато пояснила она.

– Жаль, – произнес он с досадой. – Я снимаю квартиру с другом, он как раз сегодня ночью дома. Но мы что-нибудь придумаем, да, малышка?

– Да, – счастливо прошептала Карен, прижимаясь к нему ближе.

На самом деле она вовсе не жаждала провести с ним ночь. Слишком много случилось, и ей гораздо больше хотелось так сидеть рядом с ним, обнимать его и чувствовать, что он рядом и никогда не покинет ее.

– Знаешь, Карен, мне сейчас надо бежать, – запинаясь, сказал Эд через некоторое время. – Я договорился о встрече, и мне обязательно надо быть.

– Конечно, я все понимаю.

Она разомкнула руки и встала.

– Не грусти, хорошо? – Он ласково потрепал ее по плечу. – Мы ведь завтра тоже встретимся.

Она закусила губу. Неужели он не понимает, что он нужен ей сейчас, а не завтра?

Салливан звонко чмокнул ее в губы.

– Ну я пошел.

Нет, не понимает.

Карен помахала ему на прощание и попыталась весело улыбнуться. У нее вышла какая-то безжизненная гримаса, но Эдуард Салливан уже не видел ее – он слишком торопился, чтобы оглядываться назад.

На следующий день он не пришел и не позвонил, хотя Карен все время ждала его. У миссис Кордейл был выходной, и она порой начинала ворчать на бездельницу-дочь:

– Не пойму я тебя, Карен. То ты дни и ночи проводишь в своей больнице, то сидишь дома.

Карен не говорила матери о том, что скорее всего она больше не вернется в больницу. Предугадать реакцию миссис Кордейл было практически невозможно – ей очень не нравилась работа дочери, однако зарплата Карен приходилась как нельзя кстати.

Промучившись весь день в неизвестности, Карен долго не могла уснуть. Она придумывала сотни причин, объясняющих молчание Эда, но не одна из них не была достаточно весомой, чтобы успокоить ее.

Завтра он обязательно придет, твердила Карен, засыпая. Она надеялась увидеть Эда во сне, но ее мозг был слишком измучен, и никакие сновидения не тревожили ее покой…

Когда второй день подряд Карен не пошла на работу, миссис Кордейл почуяла неладное.

– В чем дело? – допрашивала она дочь за завтраком. – Ты взяла отпуск?

– Нет.

Карен зажмурилась. Рано или поздно ей все равно придется посвятить мать в свои проблемы. Почему бы не сделать этого сейчас?

– Мама, у меня не все в порядке в больнице…

– То есть? – миссис Кордейл отложила в сторону хрустящий тост и нахмурилась. – Ты испортила какой-нибудь дорогой прибор?

Ах, если бы дело было в этом! Карен едва подавила улыбку.

– Нет, дело не в этом. Никаких материальных проблем, не бойся.

– Вот и хорошо, – выдохнула миссис Кордейл. У нее отлегло от сердца. Какую-нибудь крупную выплату им сейчас не потянуть.

– Но, скорее всего, я не смогу больше работать в больнице, – тихо продолжила Карен.

– Тебе давно пора уходить из этой больницы, – категорично заявила миссис Кордейл. – Если ты наконец взялась за ум, я очень рада.

Она допила кофе и принялась собираться на работу. Карен немного приободрилась. Раз мама так реагирует, значит, еще не все так плохо. Она сможет устроиться в каком-нибудь другом месте, может быть, вместе с Энни на почте, будет зарабатывать деньги. Им с Эдом хватит…

Карен проводила мать и принялась прибираться в квартире. Она не позволяла грустным мыслям одолевать себя. Все обязательно наладится.

За ревом пылесоса она не сразу расслышала телефонный звонок.

– Алло, – проговорила она в трубку.

– Карен, это ты? – спросил мужской голос.

На душе у Карен потеплело. Это был он.

– Привет, Эд, – сказала она беззаботно. – Как дела?

– Нормально, – ответил он несколько удивленно. – А ты как?

– Не могу сказать, что прекрасно, – рассмеялась она, – но все в норме.

Особенно сейчас, когда я слышу твой голос, добавила она про себя.

– Я рад. Знаешь, у меня для тебя есть кое-какие новости. – Эд замялся. – Они наконец договорились, как с тобой поступить, и Мелтон хочет, чтобы ты подъехала сегодня в больницу к четырем часам.

У Карен пересохло во рту. Как быстро они разобрались, как с ней поступить.

– Конечно, я приеду, – проговорила она после небольшой паузы. – А ты случайно не в курсе, что они решили?

Конечно, Эд должен знать. Наверняка Макфлайер ввела его в курс дела.

– Мне неудобно отсюда говорить. Вдруг кто-нибудь услышит…

У Карен потемнело в глазах. Неужели он не понимает, насколько важно ей быть подготовленной к тому, что они скажут ей сегодня?

– Эд, я очень прошу тебя, расскажи, – произнесла она настойчиво.

– Ладно, – вздохнул он. – Они как-то замяли это дело. Никакой огласки и проверяющих из медицинской комиссии штата не будет. Очень удачно для больницы, этот Гэлгем – парень с головой.

Карен слушала его и удивлялась собственной выдержке. Откуда у нее силы спокойно воспринимать все это?

– Ну а тебе придется уволиться, – выпалил Салливан скороговоркой.

Первой мыслью Карен было: бедняга Эд! Как ему тяжело сообщать мне это…

– И еще… тебе надо будет дать обещание никогда больше не заниматься медицинской практикой, – продолжил Салливан. – Ты не сможешь работать медсестрой, и учиться на врача тебе тоже не позволят.

– Но… как же так? – пролепетала Карен. – Я никогда не смогу стать хирургом?

Несмотря на всю свою готовность уйти из хантервильского госпиталя и работать на почте с сестрой, Карен втайне лелеяла надежду на то, что она сможет когда-нибудь доучиться и заниматься любимым делом. Когда-нибудь позднее, и не здесь, когда все забудется и никто не будет знать об этой истории. Ведь на самом деле она не совершила ничего ужасного.

Трудно сознавать, что в глазах людей ты преступница. Особенно когда это не соответствует действительности.

– Карен, ты должна их понять, – пробормотал Эд.

– Понять? – воскликнула она. – Они спасли свои шкуры, но избрали меня козлом отпущения? Я должна расплачиваться одна?

Карен душили рыдания. Салливан молчал.

– Я была готова уйти, – лепетала она в трубку. – Была готова. Я все понимаю. Но они не должны лишать меня возможности продолжить учебу. Они не могут…

– Карен, послушай меня! – Голос Салливана звучал расстроенно. – Мелтон оберегает репутацию больницы, поэтому воспользовался возможностью замять эту историю. Никто ничего не узнает. Но в их глазах это тебя не извиняет, и они собираются покарать тебя со всей строгостью.

Карен всхлипывала.

– Я пытался защитить тебя, но у меня ничего не вышло. Никто не желал меня слушать. Если бы все вскрылось, тебе пришлось бы предстать перед судом, и его приговор мог быть более суров… Карен, ты слышишь меня?

Она молчала.

– Карен, любимая, прошу тебя, не расстраивайся…

Она истерически захохотала.

– Возьми себя в руки, – строго сказал он. – Хотя бы ради меня.

Это несколько отрезвило ее. Ради него – очень весомый аргумент. Разве не ради него она разрушила свою жизнь?

– Ты сможешь приехать пораньше? – спросил Эд. – Скажем, в половину четвертого? Я бы встретил тебя, и мы могли бы все хорошенько обсудить.

– Хорошо, – прошептала она. Что они успеют обсудить за полчаса?

– Отлично, – обрадовался Салливан. – Тогда я буду ждать тебя у пиццерии ровно в половину. До встречи, любимая!

Карен повесила трубку и уселась прямо на пол. Итак, ее худшие опасения стали явью. То, что казалось ей преувеличенной угрозой и бессмысленной жестокостью, обрело реальные формы.

А что ты хотела? – спросила она себя с горечью. Они-то считают тебя убийцей. Пусть невольно, но для них ты виновата в смерти этой женщины. Или ты рассчитывала, что они раскусят твою игру и увидят, что это всего лишь благородная попытка выгородить всеобщего любимчика? Что они поддержат тебя и не станут наказывать?

Карен фыркнула. Она избрала эту долю сама. Теперь надо до конца испить чашу горечи.

11

Несмотря лето, Карен решила захватить с собой легкий плащ. Она вообще очень быстро замерзала, и сейчас ей казалось, что никакое солнце не в состоянии согреть ее. Она уже десять минут стояла у пиццерии, но Эда все еще не было. Было бы разумнее зайти внутрь и сделать заказ, но она боялась пропустить Салливана.

Время неумолимо приближалось к четырем. Вскоре она не сможет посидеть с Эдом. Ей придется идти в больницу, чтобы предстать перед суровым судом доктора Мелтона…

– Карен, прости, дорогая, меня задержали, – пробормотал Салливан, буквально подбегая к ней.

Эд чуть приобнял ее, и они вошли в теплую пиццерию и заказали кофе.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он.

Карен таяла под его ласковыми взглядами. Тревоги и волнения отошли в сторону. Как замечательно, когда тебя любят…

– Все хорошо, – беззаботно улыбнулась она. В его присутствии все действительно было хорошо. – Насколько это возможно в данных обстоятельствах. Моя мама даже обрадовалась тому, что мне придется уйти из больницы. Она всегда настаивала, чтобы я работала на почте с сестрой.

– Правда? – обрадовался Эд.

Карен кивнула.

– Конечно, я не сказала ей, почему я ушла, – добавила она с горечью. – Это, наверное, поменяло бы все дело.

Лицо Салливана вытянулось. Он протянул руку и потрепал Карен по плечу.

– Не унывай, малышка, все обязательно наладится, – проговорил он бодро.

– А ты уверен, что они совсем не позволят мне учиться дальше? – спросила Карен через некоторое время.

– Да. – Салливан неловко замялся. – Доктор Макфлайер высказалась вполне определенно. Что-то в духе того, что подобных людям надо держаться как можно дальше от медицины… Ну ты представляешь себе ее манеру держаться и читать нотации…

Карен опустила глаза.

– Я не думал, что они будут так серьезно настроены, – продолжал Эд. – Я правда попытался за тебя заступиться, но они не хотели ничего слушать.

– Я знаю. – Карен попыталась выдавить из себя улыбку. Она больше всего боялась, что он решит, что она обвиняет во всем его. – Все в порядке, Эд.

Но Салливан все равно выглядел обеспокоенно.

– Знаешь, я очень благодарен тебе за то, что ты сделала, – начал он сбивчиво.

– Давай не будем сейчас об этом, – сдержанно попросила Карен.

Почему-то сейчас Карен меньше всего хотелось выслушивать слова благодарности. Она поступила так, потому что не видела другого способа помочь ему. О чем тут еще говорить?

Салливан взглянул на наручные часы.

– Без пяти четыре. Тебе пора.

С тяжелым сердцем Карен поднялась. Что еще ждет ее впереди?

Они вышли на улицу, и Эд виновато произнес:

– Ты не возражаешь, если я пойду за тобой? Мне не хотелось бы, чтобы нас видели вместе. Знаешь, могут пойти разговоры о том, что я разгласил тайну и предупредил тебя о результатах заседания…

Карен кивнула. Эд совершенно прав. Ни к чему, чтобы по больнице поползли слухи.

– Не грусти, детка. Все наладится. – Салливан наклонился и поцеловал ее в щеку.

Карен на секунду прижалась к нему и закрыла глаза. Вот он, источник ее храбрости. Это мимолетное прикосновение придало ей сил. У нее есть Эд. Значит, никакие неприятности ей не страшны.

– Все, я пошла, – произнесла она более бодро, повернулась и зашагала по направлению к больнице.

– Карен! – позвал ее Салливан.

Она обернулась, недоумевая, но в то же время радуясь этой нежданной задержке. Наверное, он хочет сказать ей что-то важное.

– Карен, – повторил Эд, когда она подошла поближе.

Девушка невольно отметила про себя, что он выглядит очень неуверенно.

– Я только хотел спросить тебя…

Он замялся.

– В чем дело, Эд? – улыбнулась Карен. – Ты же знаешь, что мне пора идти.

– Карен, ты же ведь не передумаешь? – наконец выдавил из себя Салливан.

Она вначале не поняла, что он имеет в виду.

– Ну, то есть, ты же не станешь говорить им сейчас, что произошло на самом деле? – выпалил он, с беспокойством глядя ей в лицо.

Карен закусила губу. Зачем он спрашивает? Неужели он не понимает, что она никогда не стала бы затевать все это, если бы не решила довести дело до конца?

– Я люблю тебя, Эд, – просто ответила она и, развернувшись, снова пошла к больнице.

Карен не оглядывалась. Но она чувствовала, что Эд по-прежнему стоит у пиццерии и смотрит ей вслед.

Разговор с доктором Мелтоном и другими членами комиссии слился для Карен в один сплошной гул монотонных голосов и ряд неумолимых лиц. Суровая Доктор Макфлайер прочитала целую лекцию об ответственности медперсонала и о недопустимости того, чтобы такие люди как Карен Кордейл работали в сфере здравоохранения. Она всегда настороженно относилась к этой девчонке, и вот наглядное подтверждение ее правоты!

– Больница, мисс Кордейл, не место для бездумного зарабатывания денег, – вещала Макфлайер, сурово поглядывая на девушку. – Вы взяли на себя слишком много, и в результате погиб человек…

Хорошо, что Эд предупредил меня, размышляла про себя Карен, стараясь не вслушиваться в раскаты голоса доктора Макфлайер. Иначе я могла бы сломаться. Еще и разрыдалась бы на потеху этим крокодилам. А так я заранее знаю, что мне придется уйти из медицины навсегда.

– … благодаря вмешательству отдельных лиц, которые по непонятным причинам благоволят вам, особенно после заступничества доктора Салливана, – Макфлайер метнула на Карен очередной суровый взгляд, – ваше наказание будет не столь жестоким, как вы заслуживаете. Репутация хантервильского госпиталя тоже кое-чего стоит, поэтому уголовное дело не будет возбуждено против вас. Если бы все зависело только от меня… Но вам повезло.

Юрист Гэлгем деликатно закашлялся. Несмотря на отчаянное положение, Карен не могла не забавлять сложившаяся ситуация. Все эти люди, опытные врачи, заботящиеся о репутации больницы, готовы пойти на все, лишь бы замять постыдное происшествие. Они говорят суровые слова относительно долга и чести, а сами пытаются замести следы. Интересно, как им удалось повлиять на мужа погибшей женщины? Что они сказали ему, раз он согласился не предавать дело огласке?

– … и, естественно, что о дальнейшем сотрудничестве с вами не может быть и речи.

Наступила пауза, и Карен поняла, что Макфлайер уже огласила приговор. Она обвела взглядом всех присутствующих. Все отводили глаза. Может быть, они догадываются, как обстоят дела? – мелькнула у нее в голове догадка. И им стыдно приносить меня в жертву репутации госпиталя? Но нет, это невозможно. Никто не опровергнет мои слова. Просто им противно смотреть на меня, ведь я же убийца.

Лишь Юджин Фауст, не дрогнув, выдержал испытующий взгляд Карен.

– Что ж, раз мы обсудили все вопросы, то предлагаю разойтись по рабочим местам, – с неестественной бодростью произнес доктор Мелтон.

Все поднялись, создавая гораздо больше шума, чем было надо. Каждый старался разрядить обстановку. Не шевелилась одна Карен. Тяжело было осознавать, что сейчас все они вернутся на свои места и продолжат работу, а она не сможет пойти вместе с ними. Отныне их пути расходятся. Она сама сделала свой выбор.

– У меня пока перерыв, я провожу Карен, – тихо сказал Фауст Мелтону.

Тот кивнул головой. Главный врач был рад поскорее избавиться от девушки. Он считал, что они и так слишком много для нее сделали в подобных обстоятельствах, и она не имеет ни малейшего права сидеть сейчас перед ними с таким скорбным лицом, как будто они совершают величайшую несправедливость.

Карен и Юджин Фауст вышли в коридор.

– Мне очень жаль, что так получилось, – тихо сказал он.

Карен улыбнулась. Она знала, что Фауст неравнодушен к ней. Но что поделать, жизнь полна жестокостей! У нее ведь есть Эд. И благодаря последним событиям она может быть абсолютно уверена в нем.

– Вы сейчас домой?

Карен кивнула.

– Вы позволите немного проводить вас?

– Да…

Ей было приятно, что хотя бы кто-то не отвернулся от нее с презрением. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы у дверей больницы ее поджидал Эд, чтобы отвести домой и продемонстрировать всем, что они принадлежат друг другу. Но, увы, работа. Карен подавила чувство разочарования и с легкой улыбкой повернулась к своему провожатому.

Юджин Фауст казался озадаченным.

– Мне очень жаль, что так получилось, – как эхо повторил он.

И тут Карен поняла, что он находит ее реакцию странной. Не так должна бы вести себя медсестра, которую только уволили из-за того, что она стала причиной смерти пациента.

Он считает меня бесчувственным чудовищем, ужаснулась Карен про себя и перестала улыбаться.

– Сейчас уже ничего не поделаешь, – смущено пробормотала она.

– Удивительно, что вы, такая ответственная и внимательная, допустили подобную ошибку, – заметил Фауст, не сводя глаз с лица девушки.

Карен похолодела. Неужели Юджин о чем-то догадывается?

– Мне тяжело говорить об этом, – выдавила она из себя. – Я не соображала тогда, что делаю…

Но Фауста угнетала какая-та мысль.

– Если бы я был на месте Салливана, – сказал он наконец, – я бы, во-первых, ни за что не позволил вам в одиночку заниматься пациентом, а во-вторых, настоял бы на том, чтобы вместе с вами дежурил еще кто-нибудь. Ведь вы же были утомлены…

Пытается найти оправдание для моего поступка, сообразила Карен, и камень свалился с ее души.

– Доктор Салливан тут не причем, – тихо произнесла она. – Трудно было предугадать, как будут развиваться события.

– Да, конечно, – вздохнул Фауст. – Все равно это очень неприятно. У вас было блестящее будущее. Я был уверен, что из вас выйдет отличный хирург.

А вот этого ему говорить не следовало. Карен почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Я совершила ошибку и должна понести наказание, – сказала она озлобленно. – Бессмысленно рассуждать о том, кем бы я могла или не могла стать.

– Простите, – тут же извинился Фауст. Он понял, что сказал не то, что надо.

– Кстати, Юджин, хотела вас спросить… – Карен вспомнила, что никогда раньше не называла доктора Фауста по имени, и замялась.

Но Фауст всем своим видом выражал готовность ответить на любой вопрос, и Карен продолжила.

– Тот мужчина… муж женщины, которая… – она запнулась.

– Джеймс Дилан, – догадался Фауст.

– Да, – кивнула Карен. – Как он отреагировал на… все это? Почему он не обратился в суд?

– Я не совсем в курсе, – ответил Фауст через некоторое время. – В основном этим занимался Гэлгем. Известно только, что он решил не возбуждать дело. Может быть, ему просто сказали, что это был несчастный случай…

– И он поверил?

– Не знаю, – пожал плечами Фауст. – Вам лучше расспросить Салливана. Гэлгем точно посвящал его в подробности. Как и доктора Макфлайер.

У Карен стало скверно на душе. Значит, Эд знает гораздо больше, чем рассказал ей. Наверное, ему просто неприятно обсуждать с ней эти вопросы. Это было бы вполне естественно, учитывая все обстоятельства…

– Спасибо вам, Юджин. – Карен остановилась и повернулась к Фаусту. – За поддержку и сочувствие. Хотя я этого не стою…

Фауст улыбнулся, попросил не пропадать, и они расстались недалеко от главного въезда на территорию госпиталя. Он вернулся в больницу.

А Карен пошла домой, навстречу новой жизни.

12

В одиннадцать часов вечера в холостяцкой квартире Джеймса Дилана раздался телефонный звонок. Недовольный хозяин снял трубку. Раздался голос его неугомонного друга.

– Джеймс, привет, это Сид.

Выражение лица Джеймса стало гораздо более доброжелательным.

– Привет, Сид. Как дела?

– Все нормально, – кратко ответил Барнет, не собираясь вдаваться в подробности. – У меня есть к тебе небольшая просьба, Джеймс.

Сид замялся.

– Ты не возражаешь, если я приму на работу одного человека? Она очень хорошая, и я обещаю, что…

– Ты уже начинаешь оказывать женщинам протекцию? – рассмеялся Джеймс. – Чем же все это закончится, хотел бы я знать?

– Ничего смешного, – буркнул Сид. Он всегда воспринимал слова Дилана за чистую монету. – Я просто хочу помочь…

– И непременно за счет компании, – закончил за него Джеймс.

– Ты же знаешь, что я ни за что не стану причинять компании вред, – возмутился Сид.

– Хорошо, не сердись, – улыбнулся Джеймс. Ему надоело дразнить Сида. – Бери кого хочешь. Я рад, что у тебя наконец появилась подружка. На моей памяти ты впервые просишь за женщину.

Последовало гробовое молчание. Джеймс физически ощущал, что Сид в ярости.

Что я сказал не так? – удивился он про себя.

– Она не моя подружка, – прошипел Сид. – И я буду очень тебе благодарен, если ты в будущем воздержишься от грязных намеков.

Джеймс поперхнулся. Угроза в голосе друга явно указывала на то, что он принимает его шутки слишком близко к сердцу. А это в свою очередь являлось неоспоримым доказательством того, что Сид Барнет испытывает к незнакомке определенные чувства.

– Прости, Сид, – серьезно произнес Джеймс. – А кем она будет работать?

– Я подумал… ты давно говорил, что мне надо нанять секретаря…

Джеймс благоразумно сдержал ехидный смешок. Видимо, Сид действительно влюбился. Он всю жизнь отмахивался от предложений Джеймса нанять для него секретаря, а теперь сам нашел подходящую кандидатуру. Это кое-что, да значит.

– Я не против, если ты сам введешь ее в курс дела, – сказал Джеймс. – Пусть приступает с завтрашнего дня. Можешь обрадовать свою протеже.

– Надеюсь, – произнес Сид неуверенно. – Она еще ничего не знает о том, что я хочу предложить ей работу.

– Забавно, – присвистнул Джеймс.

С таким он сталкивался в первые. Джеймс поймал себя на мысли, что ему очень хочется увидеть женщину, ради которой Сид так старается.

– А ты уверен, что она примет твое предложение?

– Ей очень нужна работа, – неуверенно ответил Сид. – Должна принять. Спасибо тебе, Джеймс.

– Не за что. – Джеймс улыбнулся. – До завтра.

Он повесил трубку. Кажется, завтрашний день обещает быть интересным.

Он медленно стал подниматься на второй этаж. Там располагалась большая гостиная с камином, над которым висел портрет молодой рыжеволосой женщины в полный рост. Последние десять месяцев Джеймс Дилан взял за правило просиживать в этой комнате напротив картины как минимум полчаса. Он говорил себе, что таким образом искупает свою вину.

С тех пор как умерла Лана, его мать периодически настаивала на том, чтобы Джеймс пожил некоторое время в родительском доме.

– Тебе нельзя оставаться одному в той квартире, где все напоминает о ней, – говорила она, с болью глядя на почерневшее лицо сына.

Но Джеймс был непреклонен. Никакие доводы не могли сломить его решимости. Он не будет продавать квартиру, в которой они жили с Ланой. Он не струсит и не переедет к родителям. Он не снимет со стены ее портрет, написанный через две недели после свадьбы. Он будет каждый день возвращаться в этот дом и смотреть в ее насмешливые глаза. И просить прощения.

Элизабет Дилан теперь ни капли не сомневалась в том, что Джеймс безумно любил Лану. Разве стал бы он так вести себя сейчас, когда ее больше нет? Он никак не хотел расстаться с прошлым, и это пугало заботливую мать.

Однако если бы она узнала истинную причину поведения Джеймса, Элизабет бы испугалась еще больше. Ни о какой безумной любви речи не шло. Страшные муки совести терзали Джеймса днем и ночью, и это было ужаснее боли утраченной любви.

Джеймс вспоминал позорное чувство облегчения, испытанное им, когда он узнал о том, что Лана попала в аварию и потеряла ребенка. Он радовался, потому что считал себя свободным от всех обязательств. Ошибка, совершенная им когда-то, была исправлена жестоким, но милосердным провидением. Ему было позволено не тянуть на себе этот крест всю оставшуюся жизнь. Как наивен он был в своем заблуждении!

– Мистер Дилан, произошло непредвиденное несчастье, ваша супруга скончалась этой ночью… – постоянно звенели в ушах слова маленького пухлого человечка в белом халате, который сообщил ему о смерти Ланы.

Глупец! Как будто несчастье можно предвидеть!

Его несмело пытались утешать, рассуждать о какой-то неизбежности, и лишь потом Джеймс понял, что все в этой больнице всего лишь очень напуганы и пытаются избежать уголовной ответственности.

Смешно. Эти люди не понимали, что если и надо кого-то судить, так это только его. За равнодушие и тайную ненависть, за трусость и неискренность. Он не смог устоять перед соблазном на той дурацкой вечеринке, хотя ни капли не интересовался Ланой. Он не смог отказать ей, когда она пришла требовать жениться на ней ради ребенка. У него не хватило храбрости признаться, что этот брак – ошибка. Он не доверился даже собственной матери, предпочитая не разрушать образ мужественного взрослого человека. Он позорно обрадовался, узнав, что ребенка больше нет.

Ему ли выступать перед судом в качестве убитого горем мужа и отца?

Чувство собственной вины постоянно терзало Джеймса. Он выслушивал соболезнования знакомых и объяснения врачей, соглашался со всем, что ему говорили.

Ему сказали, что медсестра этой больницы была настолько непрофессиональна, что вколола Лане лекарство, не посмотрев, что у нее на него аллергия.

Джеймс отметил лишь, что и не знал, что у Ланы на что-то аллергия.

Ему сказали, что имя нерадивой медсестры Карен Кордейл, и что ее обязательно уволят и накажут. Но что хантервильский госпиталь ни в чем не виноват, разве что в найме халатных сотрудников.

Джеймс запомнил имя медсестры, но ему даже в голову не пришло, что руководство больницы тоже должно понести наказание.

Джеймсу было не до этого. Он пытался хоть как-то примириться с собой, чтобы жить дальше.

Лану похоронили. Естественно, возникало много лишних вопросов, но никто не осмеливался задавать их Джеймсу. Его родители объясняли смерть Ланы причинами, не имеющими никакого отношения к реальности. Имя Карен Кордейл не всплыло ни разу. Репутация хантервильского госпиталя осталась незамутненной. Питер и Элизабет Диланы считали, что в этой истории слишком много темных пятен, но они не осмеливались идти наперекор воли сына. Как бы жестоко это ни звучало, главным для них было спокойствие Джеймса. Если ему так легче, то пусть истинная причина смерти Ланы никому не будет известна.

Шло время, и Джеймс постепенно приходил в себя. Работа помогала ему забываться, и он с удивлением обнаруживал, что может и смеяться, и шутить по-прежнему. Но он не жаждал скорого излечения. Это было бы слишком просто. Он еще недостаточно наказал себя.

И каждый вечер Джеймс садился напротив портрета Ланы и мысленно беседовал с ней.

Сид Барнет лучше всех знал о том, что происходит с Джеймсом. Они никогда не говорили о Лане, но Сид догадывался, что скорее чувство вины, чем любовь, не дает покоя его другу. Он пытался отвлечь внимание Джеймса, но делал это всегда так неуклюже, что кроме вреда его потуги ничего не приносили. Вскоре он решил, что будет лучше оставить Джеймса в покое. Он не сможет терзать себя вечно. Когда-нибудь он отбудет срок, который сам себе установил, и выйдет на свободу.

13

– Элис, откройте, я должен сообщить вам нечто потрясающее!

Сид Барнет постучал в дверь комнаты для гостей. Послышались торопливые шаги, дверь распахнулась. Перед Сидом стояла хорошенькая темноволосая девушка с большими печальными глазами. Она выглядела утомленной, и Сид сразу понял, что эту ночь, также как и все предыдущие, его гостья провела без сна.

– Я не помешал? – робко спросил он, сообразив, что уже поздновато для дружеского визита.

– Нет, все в порядке. Я не спала, – покачала головой Элис. – Входите.

Она посторонилась, пропуская Сида, и прикрыла за ним дверь. Барнет неловко плюхнулся на широкий диван. В последнее время он особенно остро ощущал свою неуклюжесть. Вся мебель казалась ему слишком маленькой и неудобной, а собственные конечности – слишком длинными. Многое поменялось с тех пор, как он привез промокшую насквозь Элис Клири в свою квартиру. С трудом верилось, что это произошло всего лишь два дня назад.

Сид Барнет всю жизнь сторонился женщин. Они казались ему глупыми, корыстными и опасными особами, которые постоянно расставляют мужчинам ловушки. Он знал, что не обладает достаточной привлекательностью, чтобы поразить женское воображение. Каждый взгляд, брошенный в его сторону представительницей прекрасного пола, настораживал его.

Что она хочет от меня? – этот вопрос сразу приходил ему в голову. Денег? Протекции?

Но в этот раз все было сосем по-другому. Элис Клири нуждалась в нем, в его моральной поддержке, а не в его кошельке или связях. И Сид впервые в жизни ощутил, что значит сладость покровительства более слабому существу…

Два дня назад Сид возвращался из командировки. Ему нужно было съездить в соседний город по делам компании, и он с радостью воспользовался возможностью оторваться от привычных дел. Конечно, ему следовало заночевать в каком-нибудь отеле, а не возвращаться домой в тот же день, но Сид всегда предпочитал собственную кровать любому гостиничному комфорту.

Как назло пошел дождь, но Барнета это не смутило – его старенький «бентли» чихал и гудел, но вез хозяина вперед. Несмотря на высокие доходы, Сид оставался верен машине, купленной еще его отцом. И до сих пор «бентли» исправно служил ему.

Но на этот раз он вздумал отдохнуть. Сид переезжал через небольшой мост, как вдруг мотор оглушительно затарахтел. «Бентли» забуксовал на мокрой дороге, а потом встал как вкопанный. Шум дождя за окном становился все сильнее, и Сид, чертыхнувшись, вылез из теплой машины. Он был неплохим механиком, но работа под проливным дождем, без нужных инструментов, в потемках вряд ли была способна доставить ему удовольствие.

Сид без энтузиазма покопался в моторе. Вода заливала за воротник, и он ругал себя за то, что не захватил с собой куртку. Ни одна машина не появлялась на дороге. Словно все уже доехали до мест назначения и радуются теперь теплу и уюту, и лишь один он вынужден торчать на этом Богом забытом мосту в грозу.

С ремонтом ничего не выходило. Сид махнул рукой и решил немного прогуляться. Залазить обратно в машину смысла не имело, а так он соберется с мыслями и немного отвлечется. К тому же всегда была надежда на то, что кто-нибудь сердобольный проедет мимо и подберет его. Дождь больше не беспокоил Сида. Было достаточно тепло, и он не мерз, а что касается воды…

Когда ты вымок до нитки, она уже не имеет никакого значения.

Сид облокотился о парапет. Внизу темнела река, и он с удивлением обнаружил, что мост не так мал, как ему показалось вначале. Ниже, почти у самой воды, виднелся большой выступ, и Сид наклонился вперед, чтобы оценить его величину. И тут же в ужасе отпрянул, потому что на выступе с правой стороны он увидел женскую фигурку. Разноцветное платье трепыхалось на ветру, и в первую минуту Сид подумал, что женщина, должно быть, сошла с ума, раз решила пройтись по выступу в такую погоду.

Барнет снова перегнулся через парапет и принялся следить за движениями маленькой фигурки, казавшейся сверху такой хрупкой и беззащитной. Женщина мелкими, но уверенными шажками продвигалась к середине моста. Выступ был достаточно широк, чтобы на нем можно было спокойно стоять, но ревущая внизу вода была способна лишить самообладания любого смельчака.

Сид хотел было крикнуть женщине, что она движется не в ту сторону, и если она хочет сойти с опасного выступа, ей следует повернуть назад. Но тут правда внезапно осенила его. Женщина не случайно оказалась там, она намеренно пробирается к середине. Зачем? Ответ мог быть только один. К чему бы ей находиться здесь в такую погоду, если бы она не вздумала лишить себя жизни?

Я ее остановлю, сказал себе Сид.

Он ощущал в себе неожиданную смелость. Зная, что окликать женщину не стоит, и что так можно лишь напугать ее, он внимательно оглядел мост с внешней стороны. Поверхность была неровной, кое-где выступали каменные плиты, и так как расстояние до выступа едва ли превышало средний человеческий рост, Сид решил рискнуть. Он никогда бы не сделал этого, если бы у него было время как следует подумать, ведь вместо одной жертвы река с легкостью могла получить две. Но думать было некогда. Женщина неумолимо продвигалась вперед. Как только она дойдет до середины, она бросится вниз – в этом Сид не сомневался.

Он перелез через парапет, вцепился руками в скользкие каменные плиты и стал осторожно опускать ноги. Дождь и ветер как будто только и ждали этого. Они с дьявольской радостью накинулись на новую игрушку и принялись испытывать силу Сида. Его руки закоченели, и минута показалась вечностью. К счастью, в этот момент его ноги нащупали выступ, и он понял, что расстояние до него еще меньше, чем казалось, когда он стоял наверху.

Сид медленно разжал пальцы и прижал ладони к шершавой поверхности моста. Одно препятствие позади, теперь ему нужно добраться до женщины. Он повернул голову налево. Она почти дошла до середины, но почему-то замедлила свой ход. Сид видел, что она, также как и он, жмется к стене. Видимо, река пугала бедняжку не меньше, чем его, и этот страх держал ее на месте.

Сид осторожно двинулся в ее сторону, моля Бога, чтобы она не посмотрела на него раньше времени. И ему почти удалось дойти до нее незамеченным, но когда он находился от нее уже на расстоянии вытянутой руки, она вдруг повернула голову и увидела его. Несколько секунд они смотрели друг на друга в немом ужасе.

– Не делайте этого, прошу вас, – прокричал Сид, надеясь, что женщина услышит его.

И она услышала. Гроза была, в конце концов, не такой сильной, и порывы ветра уже начали стихать.

– Что вам надо? – крикнула женщина в ответ.

На это Сиду было нечего сказать. И тогда он решил действовать. Преодолел небольшое расстояние, разделяющее их, и схватил ее за плечо. Женщина пошатнулась.

– Оставьте меня.

Она дернулась, и от резкого движения они оба чуть не полетели вниз.

Сид чудом устоял, но ему помогло и то, что женщина тоже рванулась назад, удерживая его от падения.

– Уходите, вы свалитесь в реку, – прокричала она ему на ухо.

– Только вместе с вами, – ответил он, не дрогнув.

Ее лицо было очень близко от него, и он видел, что женщина очень молода. Что толкнуло ее на этот безумный поступок?

– Не надо делать глупости, – произнес он, внезапно понимая, что его собственное существование теперь тоже зависит от решимости этой неизвестной девушки. Если она твердо намерена свести счеты с жизнью, она вполне может и его прихватить с собой.

– Пойдемте отсюда, – закричал он.

– Я… я должна… – Губы девушки задрожали. – Не мешайте мне…

– Поздно. – Сид попытался улыбнуться.

Он крепко сжимал плечо девушки и жалел о том, что не обладает сверх силой. Было бы очень просто взять ее на руки и прошагать по всему выступу до спасительного берега.

– Что бы ни случилось, вы должны помнить о том, что завтрашний день будет лучше, – начал Сид.

Ему внезапно стало весело. Самое подходящее место для проповеди! Сейчас он начнет толковать ей о смысле жизни, и это когда в нескольких метрах от них несутся потоки смертоносной воды. А он никогда и не замечал, что эта речка такая бурная. Их тела вмиг будут изуродованы стремительным потоком. И всплывут где-нибудь ниже по течению…

Сид мотнул головой, отгоняя ужасное видение.

– Вы… вы ничего не знаете, – забормотала девушка.

Ее стала бить дрожь, и Сид понял, что эту схватку он выиграл. Она пойдет с ним на берег и позволит ему позаботиться о себе.

Сид взял ее за руку.

– Идите, – скомандовал он. – С вашей стороны расстояние до берега короче. Я буду страховать вас. Выступ широкий, ничего не бойтесь.

Она послушно развернулась и пошла вперед. Сид следовал за ней, пытаясь не думать о том, что выступ не так уж и широк, чтобы по нему могли спокойно идти два промокших и уставших человека…

Наконец путешествие закончилось. Сид вздохнул с облегчением, почувствовав под ногами твердую землю. По-прежнему лило как из ведра, но он уже ни на что не обращал внимания.

– Пойдемте, у меня тут машина, – сказал он девушке, и она без возражения пошла за ним.

Никогда Сид не радовался до такой степени своему верному старенькому «бентли». Внутри тепло и сухо, машина станет для них настоящим прибежищем в грозу. Он распахнул дверцу.

– Садитесь.

Она беспрекословно подчинилась. Сид уселся на место водителя, с отвращением чувствуя, как с него льются потоки воды.

– Машина, правда, немного не в форме, – бодро начал он, – но думаю, до утра мы протянем, а там попросим кого-нибудь взять нас на буксир…

Странный всхлипывающий звук прервал его речь. Девушка закрыла лицо руками, и ее худенькие плечи сотрясались от рыданий.

– Прошу вас, не надо, – смутился Сид.

Вот сейчас было самое время для проповедей и наставлений, но ни одна мысль не приходила Сиду в голову. Все его красноречие осталось на том выступе, когда слова утешения сами сыпались с языка.

– Не плачьте, все плохое уже позади, – произнес он и дотронулся до ее плеча. – Меня зовут Сид Барнет… я обязательно помогу вам.

Девушка все еще не отнимала рук от лица, но рыдания становились все тише и тише. Ее слезы постепенно иссякали вместе с ливнем за окном.

Трудно было сказать, сколько часов они просидели так, в полной тишине, прерываемой лишь редкими всхлипами и барабанной дробью дождя, который то затихал, то начинался с удвоенной силой. Сид не решался заговорить, надеясь, что когда-нибудь девушка придет в себя.

Так и произошло.

– Спасибо, – услышал он ее тихий голос. – Вы правы. То, что я собиралась сделать, было безумием.

– Давайте не будем об этом вспоминать, – просиял Сид. – Как вас зовут?

– Элис. Элис Клири.

– Элис – прелестное имя…

Что сказать еще, Сид не знал. Продолжать разговор в бодро-лживом тоне он не мог, а расспрашивать девушку о том, где она живет и что привело ее на этот мост, было пока невозможно.

Она сама разрешила его трудности.

– Я остановилась в гостинице «У Трех Дорог», – с трудом проговорила она. – Там все мои вещи. Это недалеко…

– Отлично, – обрадовался Сид. – Вы… вы позволите мне помочь вам?

Слабая улыбка осветила ее черты.

– С моей стороны было бы черной неблагодарностью не позволить вам что-либо. Но вы и так сделали для меня слишком много…

– Пустяки, – махнул рукой Сид.

Счастье распирало его. Он уже сумел помочь ей и сделает еще больше в будущем. Эти печальные глаза утратят свою грусть, и она снова будет улыбаться. И это чудо сотворит он, Сид Барнет!

– Расскажите мне о себе, – попросил он. – Все, что сочтете нужным.

Девушка помолчала немного.

– Я совершила ужасную ошибку, – монотонным голосом произнесла она. – И не хотела бы о ней вспоминать.

Сид с готовностью закивал головой.

– У вас есть… семья? – спросил он.

– Да, – ответила она без эмоций, и Сид понял, что семья уже не имеет для нее значения.

– Сейчас я совсем одна, – продолжила она с усилием. – Зачем такая жизнь?

– Вы не должны так думать, – возразил Сид горячо. – Все изменится.

Девушка благодарно посмотрела на него.

– Что вы делаете? Работаете, учитесь?

– Ничего, – с трудом выговорила она. – Я не могу найти работу…

И из-за этого вас понесло топиться? – подумал Сид.

Ох уж мне эти женщины. Хотя, наверное, дело не только в этом.

– Это не страшно. Мой друг – владелец одной крупной компании, и он с радостью возьмет вас на работу, – заверил ее Сид. Он знал, что Джеймс ему не откажет.

– Но у меня нет специального образования. Я никогда не занималась офисной работой, – прошептала Элис.

Сид невольно улыбнулся. Еще пять минут он пытался убедить ее в том, что не стоит прыгать в реку, а сейчас она хочет доказать ему, что не имеет достаточной квалификации для работы. Как легко женщины переключаются с одной проблемы на другую!

– Мы обязательно что-нибудь придумаем, Элис, – сказал он с уверенностью. – А сейчас надо попытаться уехать отсюда.

Он повернул ключ зажигания, зная, что мотор ответит привычным чихом, и им придется продолжить свое ожидание. Но к его великому удивлению «бентли» завелся с полуоборота.

– Надо же, он уже заработал, – радостно сообщил он Элис. – Через час будем уже дома…

Девушка откинулась на мягкую спинку сиденья и закрыла глаза.

Пусть подремлет, растроганно думал Сид, ведя машину. Нелегко ей пришлось сегодня, бедняжке.

14

– Посмотрите, здесь будет ваше рабочее место, – суетился Сид.

Он заранее позаботился о том, чтобы в маленькой комнатке перед его кабинетом поставили стол. Сид Барнет нашел себе секретаря – этот слух в считанные минуты распространился по компании. Элис инстинктивно чувствовала, что ее скромная персона привлекает очень много ненужного внимания. Если бы она знала, какая репутация давно укрепилась за Сидом Барнетом, она бы меньше удивлялась. Поглядеть на женщину, которую Барнет внезапно пожелал взять себе секретарем, хотели даже те, кто никогда не интересовался местными сплетнями.

– Благодарю вас, – улыбнулась Элис.

Она уже полностью пришла в себя после приключения у моста. Сид дал ей в долг немного денег, и она сняла маленькую квартирку. Он с удовольствием бы снабдил ее большей суммой, необходимой для того, чтобы она могла поселиться поблизости от него, но Элис была непреклонна.

– Я и так в неоплатном долгу перед вами, – твердо сказала она, и ему пришлось примириться с ее решением.

То, что Элис Клири не корыстолюбива, Барнет понял уже давно.

Сид устроил Элис и принялся сбивчиво объяснять ей ее обязанности. Человеку, который всю жизнь привык обходиться без секретаря, было довольно трудно сформулировать, что он от нее хочет. Ситуацию ухудшало еще и то, что когда она так внимательно на него смотрела, он вообще терял нить повествования.

– Да. Хорошо. Я постараюсь, – говорила Элис через равные промежутки и ничем не выказывала свое удивление, когда Сид принялся излагать уж явные глупости.

– Тогда поздравляю вас с первым рабочим днем, Элис, – проговорил Сид.

Он постоял рядом с ней еще немного, но сознавая, что больше нет предлога, под которым он мог бы побыть с Элис подольше и что он выставляет себя на посмешище, он наконец ушел в свой кабинет.

За этот день Элис Клири не сумела запомнить ни одного сотрудника компании. Они все слились для ее в единый ряд лиц и имен. Но она была рада, что у нее есть хотя бы какое-то место, есть люди, которым интересно разговаривать с ней, которые готовы помочь.

А, главное, которые не смотрят на нее с презрением.

Прошла неделя, прежде чем она познакомилась с Джеймсом Диланом.

У Джеймса было в это время очень много дел. Ему не терпелось взглянуть на протеже Сида, тем более, что его секретарь регулярно докладывала ему о том, что «девочка мистера Барнета очень славная и добрая, но совсем без опыта работы». Однако Джеймсу было не до предполагаемой подружки Сида – биржу в эти дни лихорадило, и он целыми днями не выходил из кабинета, едва успевая выпить чашку кофе вместо нормального обеда.

Но все когда-нибудь заканчивается, и однажды Джеймс понял, что ситуация вновь под контролем, и он может немного расслабиться.

Я давно не был у Сида, сказал он себе. Пора посмотреть на юную волшебницу, которой удалось растопить его каменное сердце.

Он поднялся к кабинету Сида и внимательно огляделся. Все как обычно: искусственные цветы в кадках – слабость Сида, аквариум с полудохлыми рыбками, только у самой двери кабинета Барнета небольшой столик с компьютером, а за ним – темноволосая девушка склонилась над какой-то книгой.

Джеймс сделал несколько осторожных шагов, надеясь незамеченным подойти поближе, но слух у девушки оказался необычайно тонким. Она подняла голову и, увидев незнакомого человека, покраснела. Она чересчур быстро закрыла книгу, признавая тем самым свою вину.

Джеймс с любопытством смотрел на девушку. Она была не из тех, чья красота поражает с первого взгляда и запоминается на всю жизнь. Но ее лицо таило в себе необычайное очарование. Большие карие глаза, правильные черты лица, пушистые темные волосы и общее выражение потаенной грусти. В ней определенно что-то было.

– З-здравствуйте, – проговорила девушка, чуть заикаясь от волнения.

У нее оказался чрезвычайно приятный голос, нежный и в то же время глубокий и выразительный.

– Добрый день, – ответил Джеймс, чувствуя непонятное смущение.

Ее рука нервно теребила обложку книги, и Джеймс умирал от желания узнать, чем она только что зачитывалась с таким упоением.

– Вы к мистеру Барнету? – спросила девушка, вспомнив о своих обязанностях.

Джеймс чуть не рассмеялся, но вовремя спохватился. Эта девочка на работе, и он не должен пугать ее. Она же не обязана знать его в лицо.

– Да, – кивнул он.

– Как вас представить?

Рука девушки оставила в покое обложку и переместилась к кнопке внутренней связи. Джеймсу внезапно расхотелось общаться с Сидом. Он бы с гораздо большим удовольствием посидел в приемной и поболтал бы с этой девушкой с необыкновенно лучистыми глазами.

– Скажите просто Джеймс, – нехотя произнес он.

Недоуменный взгляд карих глаз стал ему наградой за скрытность. Надо будет ей сказать, чтобы в будущем она гнала таких посетителей в шею, машинально думал он, наблюдая за тем, как она связывается с Сидом и сообщает ему о визите некоего Джеймса.

– Проходите, – робко сказала девушка, положив трубку. – Он ждет вас.

Джеймс ободряюще улыбнулся. Реснички девушки чуть дрогнули, но она потупилась, ничего не сказав.

– Господи, Джеймс, к чему такие церемонии? – воскликнул Сид, когда Дилан вошел в кабинет. – Я сразу и не понял, о ком речь.

– Я хотел проверить твою протеже, – невозмутимо ответил Джеймс, опускаясь в кресло.

– И как? – хмыкнул Сид.

Джеймс внимательно оглядел друга. Барнет нынешний чем-то неуловимо отличался от Барнета прошлого. Всю эту неделю Джеймсу было некогда наблюдать за другом, однако сейчас он точно видел, что Сид изменился. И дело было не только во внешнем виде, хотя и его костюм, и его прическа разительно отличались от того, что Барнет предпочитал раньше. Изменения произошли с самим Сидом, с его манерой говорить, улыбаться, ходить и сидеть.

Ба, да это, кажется, любовь, подумал Джеймс с легкой насмешкой. Что ж, мои поздравления. Малышка действительно прелестна…

Но вслух он не стал высказывать свои мысли. Несмотря на их дружбу, Сид мог и обидеться. Джеймс пока не знал, как надо вести себя с влюбленным Барнетом. Такого с Сидом еще ни разу не случалось.

– Она очень симпатичная, – подумав сказал Джеймс. – А о ее профессиональных качествах тебе лучше судить…

– Симпатичная? И только? – хохотнул Сид. – Да она просто чудо!

И он тут же прижал ладонь ко рту, сообразив, что Элис может услышать его слова.

– Я рад за тебя, – улыбнулся Джеймс. – Я знал, что рано или поздно ты встретишь свою женщину.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Сид изобразил на лице удивление. – Элис – славная девушка и нуждается в помощи. Чему тут радоваться…

– А что с ней такое? – полюбопытствовал Джеймс, отвлекая внимание Сида от скользкой темы его отношения к Элис.

– Если бы я знал! – воскликнул Сид с досадой. – Ее что-то гложет, но она отказывается мне говорить. Утверждает, что все в порядке. Но если бы все было в порядке, мне бы не пришлось снимать ее с моста!

Сид осекся, сообразив, что сболтнул лишнего. Но было слишком поздно.

Джеймс нахмурился. Такая красивая и молодая, спокойная и уравновешенная. Невозможно было представить себе эту девушку пытающейся свести счеты с жизнью. Он потребовал детального отчета, и после нескольких минут уговоров Сид сдался и рассказал Джеймсу подробности его встречи с Элис.

– Значит, ты не знаешь, что же с ней случилось, – проговорил Джеймс задумчиво, когда Сид закончил.

– Нет. Но я подозреваю, что дело в несчастной любви. У Элис очень тонкая, привязчивая натура, и какой-нибудь мерзавец воспользовался этим.

Сид воинственно сжал кулаки.

– Она производит впечатление здравомыслящей молодой особы, – заметил Джеймс. – Такие не бросаются с моста из-за подонков.

Сид состроил физиономию, означавшую «много ты понимаешь в жизни».

– Мне кажется, что здесь все гораздо серьезнее, – упорствовал Джеймс. – Позаботься о ней, Сид…

Ночью Джеймс долго не мог уснуть. Перед глазами у него стояло печальное лицо Элис Клири. Что заставило эту девушку решиться на последний отчаянный шаг? Что привело ее на мост? Растоптанная любовь? Ненависть? Отчаяние? Или раскаяние, с которым он сам так устал бороться?

Может быть, ты подскажешь мне, Элис, как избавиться от чувства вины?

С этого дня Джеймс постоянно просиживал в кабинете Сида. У него вошло в привычку заходить с утра, чтобы просто поздороваться с другом и Элис Клири. Она все приветливее разговаривала с ним, и Джеймс чувствовал себя оробевшим мальчишкой, когда лицо Элис освещалось ласковой улыбкой. Толстая книга, которую Элис читала в первый день их знакомства по-прежнему лежала на ее столе, но Джеймс так и не осмелился спросить, о чем она.

Поздоровавшись с Элис и Сидом, Джеймс шел себе в кабинет и работал несколько часов. Но потом он не выдерживал и вновь поднимался к Сиду. Ласковый голос Элис, ее спокойный взгляд, неторопливые движения помогали Джеймсу восстановить душевное равновесие. Она никогда не говорила много, но ему было достаточно ее молчания.

Они ходили обедать всегда втроем, и Джеймсу даже в голову не приходило, что местные кумушки уже начали сплетничать на их счет. Повышенное внимание Джеймса Дилана к секретарше Сида Барнета было истолковано ими быстро и недвусмысленно – Дилан перестал тосковать о погибшей супруге и вздумал отбить подружку у лучшего друга.

Если бы Джеймсу сказали об этом в лицо, он бы очень возмутился. В его отношении к Элис не было ничего предосудительного. Ему приятно общаться с ней, приятно смотреть на нее и думать о ней. Что в этом странного? Разве отношения между мужчиной и женщиной ограничиваются любовью и флиртом? Неужели нельзя просто общаться с милой девушкой, не воспринимая ее как объект вожделения? Элис Клири для него такой же друг, как и Сид Барнет, а в каком-то смысле даже лучше, потому что в присутствии Сида Джеймс никогда не ощущал такого блаженного спокойствия.

Однако постепенно Джеймс стал ловить себя на мысли о том, что он все меньше и меньше вспоминает Лану. Если раньше подобное открытие привело бы его в ужас, то сейчас он лишь отметил про себя этот факт. Время траура медленно, но неумолимо приближалось к концу.

Однажды Джеймс вошел в приемную Барнета и увидел, что Элис там нет. Но так как ее вещи были разложены на столе, то он не стал волноваться – наверняка она просто куда-то отошла. Мальчишеское озорство овладело Джеймсом. Прежде чем он успел подумать как следует, он уже стоял у ее стола и ворошил бумаги. А, вот и толстая книга в зеленой обложке. Что же Элис Клири читает с таким упоением в каждую свободную минутку?

Джеймс раскрыл книгу и изумленно замер на несколько секунд. Это был не женский роман. И даже не фантастика или сборник коротких рассказов. Перед ним был учебник по хирургии. Джеймс вгляделся в отвратительного вида иллюстрации, попробовал прочитать пару абзацев, изобилующих непонятными терминами, и положил книгу на место. Да, немало секретов таит в себе Элис Клири…

Джеймс прошелся по приемной. Какое отношение Элис имеет к медицине? Его разбирало любопытство, но он знал, что нельзя спрашивать прямо. Элис может обидеться, а он ни за что на свете не хотел бы причинить ей боль.

Прошло еще десять минут. Элис все не было. И тогда Джеймс решил заглянуть в кабинет Сида, удивляясь, почему он до сих пор этого не сделал, ведь шел он сюда именно с целью повидать Барнета…

Джеймс открыл дверь и застыл на пороге. За столом на месте Сида уверенно расположилась Элис. Она разглядывала какие-то бумаги, а Сид стоял рядом и азартно объяснял ей что-то. Джеймс ревниво отметил про себя то, что он находится в опасной близи от девушки. Подбородок Барнета почти касался плеча Элис, и настроение Джеймса резко испортилось.

Элис первой увидела его. Она подняла голову и улыбнулась:

– Добрый день, Джеймс.

Но ее приветствие впервые не произвело обычного эффекта.

– Привет, – буркнул Джеймс и закрыл за собой дверь.

Когда он вновь посмотрел на них, Сид уже отошел от Элис и направлялся к нему с распростертыми объятиями. Это лишь усилило подозрения Джеймса.

Хочет запудрить мне мозги, подумал он с тоской, пожимая руку лучшего друга.

– Джеймс, ты как раз вовремя, – радовался Сид, – мы с Элис обсуждает тут проект Б. Есть кое-какие интересные соображения.

– Кажется, мы решили не заниматься этим проектом, – проговорил Джеймс ледяным тоном.

Но Сид ничего не заметил.

– Да, я помню, – продолжил он так же бодро, – но Элис подкинула мне одну идейку…

Джеймс скривился. Элис удивленно посмотрела на него, и он заметил этот взгляд.

– Ты зря тратишь время, – сказал Джеймс, разозлившись еще сильнее.

Какое право она имеет так смотреть на него, как будто он не застукал их только что с Сидом? Какую еще идейку они обсуждали, скажите на милость?

– Но ты хоть погляди вначале, – пробормотал Сид растерянно. Даже он увидел теперь, что его друг не в духе.

– Джеймс сегодня не в настроении, – медленно произнесла Элис.

Ее темные глаза неотрывно следили за Джеймсом, и он бесился от этого еще сильнее.

– Что-то случилось, Джеймс? – брякнул Сид.

– Все в порядке.

– Тогда посмотри, что мы придумали…

Джеймс чувствовал, что еще чуть-чуть и он сорвется. И еще она смотрит своими глазищами, как будто всю душу выворачивает наизнанку.

– В другой раз, – выдавил из себя Джеймс.

Воцарилась неловкая тишина. Все чувствовали себя неудобно, но никто не находил достаточно сил, чтобы заговорить. Наконец Элис мельком взглянула на наручные часики.

– Пора обедать, – напомнила она. – Мы собирались в итальянский ресторанчик…

Это «мы» неприятно резануло ухо Джеймса. Словно они уже строят совместные планы, а он – третий лишний в их компании.

– Ах, да. – лицо Сида радостно озарилось. – Ты с нами, Джеймс?

Джеймс отрицательно покачал головой.

– Слишком много дел. Идите без меня.

Они вместе вышли и вместе спустились на лифте. Джеймс проводил их до дверей, сказав, что ему нужно переговорить с охранником. Ни Сид, ни Элис не стали указывать ему на то, что это можно было бы сделать по телефону.

Сид и Элис быстро пошли к автомобильной стоянке, а Джеймс остановился в дверях и смотрел им вслед. Ему впервые со смерти Ланы ужасно захотелось курить.

Господи, какая из них ужасная пара, злился он про себя. Сид слишком высок и худ для нее. Как смешно он ставит ноги. Неужели Элис не видит этого?

Джеймс осекся. Что он думает о своем лучшем друге? Что с ним происходит?

Неужели я просто-напросто ревную ее?

15

На следующий день Джеймс не пошел на работу. Он сказался больным и уехал в загородный дом к родителям. Надо было повидаться с матерью, он безумно долго не видел ее, а заодно разобраться в собственных чувствах.

Элизабет была счастлива, когда приехал сын. Джеймс не баловал ее своими визитами, а после смерти Ланы она так волновалась за него. Вот и сейчас ее материнское сердце обливалось кровью – Джеймс приехал уставший, измотанный, с синяками под глазами. Элизабет не задавала вопросов. Если ему захочется поговорить с ней, он сделает это без лишних расспросов. Ее мальчику уже тридцать восемь, но он по-прежнему расценивает заботу матери как вмешательство в его жизнь.

Уют и безмятежность родительского дома как всегда успокаивающе подействовали на Джеймса. Казалось, никакие беды и печали не могут проникнуть за эти высокие стены. После обеда мать и сын отправились на прогулку. Листья приятно шуршали под ногами, и Джеймс вдруг заговорил о том, о чем молчал с дня смерти Ланы.

– Мама, как ты думаешь, я очень несправедливо относился к ней?

Элизабет сразу поняла, о ком речь.

– Ты был несправедлив к себе, – мягко заметила она. – Когда женился на ней против своей воли…

– Я хотел этого, – заявил он, и упрямая морщинка прорезала его лоб.

– Не обманывай меня, Джеймс, – улыбнулась Элизабет. – И не казни себя. Ты не виноват в том, что ваши отношения сложились таким образом.

– Она не была со мной счастлива…

– А ты? Был ли ты счастлив с ней?

Джеймс замолчал. Он сто раз задавал себе этот вопрос, и ответ всегда был один.

– Скажи, если бы Лана не ум… если бы она осталась жива, ты бы продолжал жить с ней? – спросила Элизабет. – После того, как она потеряла ребенка?

Джеймс постепенно замедлял шаги.

– Знаешь, когда я узнал о том, что она потеряла ребенка, – проговорил он через силу, – первое, о чем я подумал, это то, что я теперь свободен.

– Вот видишь…

– А потом она умерла. Как будто затем, чтобы не стеснять меня больше! – выкрикнул он.

Элизабет положила руку ему на плечо. Бедный Джеймс! Как посмела эта Лана так исковеркать его жизнь.

– Ты не виноват в том, что она умерла, – сказала Элизабет. – Все мы частенько желаем зла ближнему своему. Все случается. Но ты продолжаешь жить и не должен закрываться от всего мира…

– Я даже не настоял на том, чтобы провести расследование причин ее смерти, – скучным голосом произнес Джеймс.

– А что произошло на самом деле? – спросила Элизабет. – Мы с отцом побоялись задавать тебе этот вопрос тогда… Кажется, сердечная недостаточность?

– Какая-то молоденькая медсестра вколола Лане успокоительное, на которое у нее была аллергия.

Элизабет ахнула.

– Они там очень боялись, как бы я не пожаловался на них в высшие инстанции, – усмехнулся Джеймс. – Но мне хотелось убраться из этой больницы как можно дальше и никогда не слышать больше этих имен – хантервильский госпиталь, Карен Кордейл…

– Это та медсестра? – догадалась она.

Джеймс кивнул.

– Тебя можно понять, – произнесла она медленно. – Я бы, наверное, тоже не смогла… Хотя виновных следовало бы наказать.

– Медсестру наказали! – воскликнул Джеймс. – Ее уволили и, кажется, запретили работать в медицинских учреждениях. Но дело совсем не в этом. Я так спешил отделаться от Ланы, что даже не выполнил свой долг перед нею. Я не смог выступить в суде как несчастный муж. Ведь это была бы неправда, неправда…

Джеймс сжал кулаки.

– Перестань казнить себя, – раздался суровый голос матери. – Ты уже не маленький мальчик, Джеймс. Того, что было, не вернешь. Ты поступил так, как считал нужным. Мне больно смотреть на то, как мой единственный сын без всякой причины разрушает свою жизнь.

Джеймс стоял, чуть отвернувшись от матери. Холодный ветер дул ему в лицо.

– Ты права, мама, – наконец сказал он. – Я уже достаточно наказал себя…

Элизабет подумала, что она ослышалась.

– Я не виноват в том, что случилось с Ланой, – продолжал Джеймс окрепшим голосом. – Я снова хочу жить, понимаешь, жить!

Он раскинул руки в стороны и зажмурил глаза, подставляя лицо порывам ветра. Элизабет, меньше всего ожидавшая подобного поворота, не могла поверить собственным ушам и глазам. Внезапная догадка пришла ей в голову. Она осторожно дотронулась до плеча сына.

– Скажи мне, Джеймс, как ее зовут?

Вечером Джеймс возвратился в город. Элизабет не упрашивала его остаться подольше. Она понимала, что сын выговорился и успокоился, и теперь его как никогда тянет к той неведомой Элис.

Джеймс собирался поехать сразу домой, но проезжая мимо офиса своей компании, передумал. Часы показывали без пятнадцати восемь, и все служащие уже должны быть дома, но почему бы ему не заглянуть на работу? Все равно его ждет пустая квартира и портрет Ланы в гостиной.

Сегодня же сниму его, пообещал себе Джеймс, поднимаясь по ступенькам здания.

Если ночные охранники и были удивлены, увидев Джеймса, то они ничем не показали этого. Он сел в лифт и нажал на кнопку. Только когда открылись двери, Джеймс понял, что приехал не к себе, а на этаж, где находился кабинет Сида Барнета.

Почему бы и нет? – спросил себя Джеймс. Я просто побуду немного в приемной, посижу за ее столом, полистаю эту ужасную книжку. И сразу уйду…

Джеймс подошел к приемной, взялся за ручку и замер на месте. Сквозь дверную щель пробивался свет, слышалась негромкая медленная музыка. У него засосало под ложечкой. Кажется, он не вовремя. Лучше всего было развернуться и тихо уйти, но Джеймс уже был над собой не властен. Он должен знать, что происходит.

Он повернул ручку и открыл дверь. Приемная перед кабинетом Сида была залита светом. Была включена даже настольная лампа на столе Элис. На полу стоял маленький магнитофон, из которого лилась печальная медленная мелодия. Сама Элис в красивом черном платье самозабвенно кружилась по комнате.

Джеймс остолбенел. Он смотрел на танцующую девушку и не мог произнести ни слова. Вдруг его неподвижная фигура привлекла внимание Элис. Она остановилась и прижала ладони к щекам.

Она никогда не была такой красивой, отрешенно подумал Джеймс. Волосы Элис были собраны на затылке в тугой пучок, платье облегало ее фигурку, оставляя плечи открытыми. Глаза Элис горели, и Джеймс с ненавистью подумал о человеке, ради которого она так прекрасна сегодня. Но где же он?

Джеймс с трудом оторвал глаза от Элис и огляделся. Никаких следов мужчины заметно не было.

– Кто здесь с вами? – хрипло спросил Джеймс.

– Я одна, – пролепетала Элис, заливаясь краской до кончиков волос. С какой стати ему вздумалось заглянуть на работу в это время!

Джеймс недоуменно нахмурился, и она, сообразив, что пора объяснить ему, что происходит, начала сбивчиво говорить:

– У меня день рождения сегодня… я подумала… одной дома не хочется… здесь все совсем по-другому…

Голос Элис становился все тише и тише. Джеймс молчал, и она чувствовала себя ужасно несчастной. Что он теперь подумает о ней?

Но у Джеймса в голове вертелась одна-единственная мысль – как удачно он вернулся и зашел сюда.

– Элис, – вдруг предложил он. – Пойдемте в ресторан, отметим ваш праздник как следует.

– Но у вас, наверное, свои планы, – пролепетала она растерянно. – Я не хочу, что вы их меняли из-за меня…

– На ближайшие лет сто все мои планы – это вы, – просто сказал Джеймс и протянул к ней руки.

Элис все поняла без слов. Она шагнула к нему, и Джеймс прижал ее к себе. Темная гладкая головка уткнулась в его плечо, и Джеймс почувствовал, что впервые за долгие холодные месяцы он ощущает блаженное спокойствие. И как они могли потерять столько времени, ведь Элис рядом с ним так давно…

Он отвез ее в ресторан «Звездная ночь». Они пили ледяное земляничное шампанское, ели эклеры, танцевали, прижавшись друг другу на маленьком пятачке посередине полутемного зала. Они почти все время молчали. Сияющие глаза Элис лучше всяких слов говорили о том, что она чувствует. А Джеймсу требовалось время, чтобы привыкнуть к восхитительному ощущению свободы и счастья. Он отвык любить и радоваться женской улыбке и прикосновению рук, забыл о том, каким пьянящим может быть легкий поцелуй, и как много можно сказать одними глазами.

– Знаешь, я совсем ничего о тебе не знаю, – шепнул он Элис во время очередного танца.

– Я о тебе тоже, – улыбнулась она.

– Я все тебе расскажу, – пообещал он, – попозже.

Они вернулись за столик. Джеймс горел желанием закидать ее вопросами, но что-то в самой Элис удерживало ее. Она счастливо улыбалась, но в глубине ее глаз по-прежнему пряталась печаль.

Она испытала в жизни жестокое разочарование, вспомнил Джеймс рассказ Сида об их знакомстве с Элис. Он нахмурился. Невыносимо представить себе, что она когда-то любила… Но, может быть, дело совсем не в Элис?

Джеймс взял ее руку и медленно поднес к губам.

– Я не хочу, чтобы ты грустила, – тихо сказал он.

– Мне хорошо, – ответила она.

– Но твои глаза печальны, – настаивал он. – Расскажи мне, что тебя тревожит.

Элис вздохнула и отняла у него свою руку.

– Я боюсь, – произнесла она еле слышно.

Ревность кольнула сердце Джеймса.

– Почему? Ты не веришь мне?

– Верю, – она покачала головой. – Но второй потери мне не пережить…

Джеймс закусил губу. Сейчас или никогда.

– Ты из-за мужчины хотела покончить жизнь самоубийством?

Даже в полумраке ресторанного зала было заметно, что щеки Элис вспыхнули румянцем.

– Сид не должен был тебе этого рассказывать, – пробормотала она.

– Я должен знать все, чтобы помочь тебе, – возразил Джеймс. – Ты дорога мне…

Сомнение и надежда боролись в сердце Элис. Так хотелось открыться кому-либо, довериться. Но не отвернется ли он от нее после того, как она расскажет ему правду? Он, который сумел возродить в ней любовь, когда душа ее была сожжена дотла? Что если она потеряет его?

– Мне до сих пор тяжело вспоминать об этом, – медленно заговорила Элис. – Я любила и думала, что мое чувство взаимно. Может быть, так оно и было. Но обстоятельства оказались сильнее.

– Я совершила ошибку, – она криво усмехнулась, – пытаясь доказать ему свою любовь. Я принесла себя в жертву, а получилось так, что он стал сторониться меня…

– Подлец, – процедил Джеймс сквозь сжатые зубы. Он уже ненавидел этого неведомого мужчину.

– Просто слабый человек, – возразила Элис с ласковой улыбкой. – Тогда я еще не знала, что люди склонны плохо относиться к тем, кто оказывает им неоценимые услуги.

– Ты до сих пор любишь его? – судорожно спросил Джеймс. – Думаешь о нем?

– Думаю – да, люблю – нет. Дело ведь было не только в нем, – Элис откинулась на спинку стула. – Когда остальные узнали о том, что я сделала ради него, они стали презирать меня. Моя семья, соседи, знакомые…

– А что ты сделала?

– Я не хочу об этом говорить сейчас. – Лицо Элис исказило мука. – Может быть, когда-нибудь позднее… Я страдала, а он не пожелал прийти ко мне на помощь. Тогда я уехала из родного города и попробовала забыть обо всем. Я устроилась на работу, но моя дурная слава шла за мной по пятам…

– И тогда ты решила, что мост – наилучший выход? – горько усмехнулся Джеймс.

– Да, – кивнула Элис и отвернулась, пряча слезы.

– Какое счастье, что Сид оказался рядом, – выдохнул Джеймс и взял ее тонкую ручку. – Ты даже не представляешь, насколько ты нужна мне…

– Моя жизнь тоже очень далека от идеальной, – усмехнулся он. – И многое я бы сделал по-другому, если бы представилась возможность. Но главное, что у нас есть шанс начать все заново, да?

– Я никак не могу поверить в это, – покачала головой Элис. – Мне кажется, что я сплю. Так не бывает. Это слишком хорошо…

– Еще как бывает! И я надеюсь в очень скором времени доказать тебе, что это не сон…

Элис смущенно потупила глаза, но улыбка на ее губах доказывала, что она ничего не имеет против.

Они посидели в ресторане еще полчаса, а потом Джеймс предложил покататься немного по вечернему городу. Ему очень хотелось, чтобы Элис согласилась переночевать у него, но обычно такой смелый и предприимчивый с женщинами, он боялся заикнуться об этом.

Они молча неслись в машине по городу. Время от времени Джеймс поглядывал на профиль Элис. Переключая передачи он невзначай дотрагивался до ее колена и ощущал, насколько ему безразлична эта поездка и ночной город за окном. Единственное, чего ему сейчас хотелось, так это оказаться с ней наедине в какой-нибудь комнате, и чтобы их не тревожили как минимум неделю.

Я ведь еще ни разу не целовал ее как следует, думал Джеймс с тоской, едва различая дорогу впереди.

– Джеймс, так мы можем попасть в аварию, – мягко заметила Элис, когда они едва не задели ремонтное ограждение.

– Извини, – очнулся Джеймс. – Просто я думаю только о тебе…

– Машина – не самое удачное место думать о женщине, – мелодично рассмеялась Элис.

И тогда Джеймс решился.

– Моя квартира для этого гораздо больше подходит, – пробормотал он как бы себе под нос.

Элис промолчала. Джеймс хотел бы заглянуть ей в глаза и попытаться понять, что она думает, но, конечно, автомобиль – не самое удобное место для таких экспериментов.

– Элис, – сказал он жалобно через некоторое время. – Ты не обиделась на меня?

– Нет, – прошептала она. – Ты совершенно прав. Нам пора домой…

Джеймс улыбнулся. Она неправильно поняла его, но какая теперь разница? Он отвезет ее к себе и никогда уже не отпустит. Ведь они оба взрослые люди, к чему терять столько времени на ненужные разговоры?

Когда Джеймс остановил машину в подземном гараже своего дома, он ожидал бурю протестов со стороны Элис. В конце концов, она ведь не высказывала желания поехать к нему домой. Но Элис молчала и лишь послушно следовала за ним, вначале к лифту, потом по длинному коридору к его квартире. Сердце Джеймса колотилось так сильно, что ему казалось, что весь дом должен слышать эти удары.

Она со мной, она любит меня, вертелось у него в голове, когда он пытался попасть ключом в замочную скважину. Руки его от волнения дрожали, и ему удалась только третья попытка.

– А вот и мое жилище, – полушутливо проговорил Джеймс, распахивая перед Элис дверь.

Вот черт, в гостиной же портрет Ланы, вспомнил он с досадой. Ничего, скажу, что это какая-нибудь дальняя тетушка, которая сейчас уже столетняя старуха…

Элис вошла и ахнула. В жизни она не видела такой красоты, хотя Джеймс считал свое жилище довольно обычным. Уходящие вверх потолки, резная лестница, ведущая на второй этаж, просторный холл, изобилие ламп и торшеров, создававших рассеянный свет, из-за которого вся квартира приобретала какой-то сказочный оттенок.

– Как красиво, – прошептала она, разглядывая старинные фрески на стенах.

Джеймс обнял ее сзади.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил он, касаясь губами ее маленького ушка.

– У тебя есть сок?

– Сок? – переспросил Джеймс расстроенно. – У меня есть первоклассный коньяк!

– Ты так стремишься меня напоить, – рассмеялась Элис, – что мне становится не по себе.

– Ни в коем случае, – возмутился Джеймс. – Я сейчас пойду на кухню и приготовлю тебе вкуснейший безалкогольный коктейль, хорошо?

Элис кивнула.

– А ты пока можешь исследовать квартиру. На втором этаже гостиная, спальня, ванная и комната для гостей.

– Хорошо, – сказала Элис.

На самом деле ей хотелось побыть рядом с Джеймсом, помочь ему на кухне, но она видела, что он желает приготовить ей сюрприз.

Сняв туфли на высоком каблуке, она стала подниматься по крутой лестнице. Джеймс помахал ей рукой и пошел на кухню, где достал миксер, молоко, сироп, фрукты и принялся колдовать над коктейлем.

Элис прошлась по второму этажу. Первая дверь вела в спальню. Она чуточку приоткрыла ее и одним глазком увидела огромную кровать, застеленную ярко-синим покрывалом.

Думаю, эту комнату мы с ним еще исследуем сегодня, подумала она с улыбкой.

Она зашла в гостиную, ноги в тонких чулках приятно утопали в мягком ворсе бордового ковра. Комната была большой и полутемной, на стене висела шкура какого-то животного. Элис нащупала выключатель и включила свет. В гостиной почти не было мебели. Только громоздкий низкий диван, книжный шкаф в углу, телефон на маленьком позолоченном столике, не сочетавшемся с остальным интерьером. Зато там был камин во всю стену, с белой мраморной доской и тонкими свечами в витых подсвечниках на ней.

Портрет Элис заметила не сразу. Она никак не могла наглядеться на камин. Но потом она подняла глаза выше и увидела картину. И словно что-то толкнуло ее в сердце в этот момент.

Это был большой портрет молодой красивой женщины с волевым лицом. Она стояла в облегающем зеленом платье, которое создавало странный контраст с ее рыжими волосами, и опиралась на эту самую каминную доску. В глазах женщины застыло упрямое выражение. Я всегда сделаю по-своему, казалось, говорят они.

Элис закусила губу. Надменно и вызывающе смотрела женщина с портрета на ту, которая осмелилась войти в квартиру Джеймса. Девушка схватилась рукой за сердце. Она уже видела и это лицо, и эти глаза. Только они не смотрели так дерзко на мир, а были закрыты, и волосы не вились буйной гривой, а были жалко раскиданы по подушке.

Девушка отступила и буквально упала на диван. Этого не может быть, вертелось у нее в голове. Разум начисто отрицал возможность такого совпадения, но чутье кричало о том, что это не исключено, и что было бы вполне в духе мстительной судьбы привести ее именно в этот дом.

Элис закрыла лицо руками. Неужели все бессмысленно? Один раз она уже приняла роковое решение, но внезапно появившийся прохожий спас ее. Она восприняла это вмешательство как знак свыше, что она прощена, что она уже расплатилась за свою ошибку. Оказывается, нет. Расплата была еще впереди.

Из груди девушки вырвалось сдавленное рыдание. Чем она заслужила такое? Во имя любви она солгала, во имя любви разрушила свою жизнь. Любовь дала ей силы жить снова. А оказалось, что все это – химера…

Подожди, приказала она себе. Не смей паниковать. Может быть, это просто совпадение. Надо спросить у Джеймса, чей это портрет. Вдруг его рисовал какой-нибудь знаменитый художник, и Джеймс купил его на аукционе.

На негнущихся ногах Элис вышла из гостиной и подошла к перилам. От высоты у нее закружилась голова. Как просто – перегнуться сейчас и забыться навсегда. Но Джеймс… Он не заслужил такого…

– Джеймс, – позвала она его.

– Да? – Он тут же выглянул из кухни. – Подожди еще чуть-чуть, у меня почти все готово.

– Джеймс, я хотела спросить…

У Элис пересохло во рту. Она попыталась облизать губы, но без толку. Невыносимая тяжесть свинцом наваливалась на нее. О чем она хочет спросить? Кто ему женщина на портрете? Джеймс сочтет ее безумной ревнивицей… Хотя какая разница? Но губы отказывались повиноваться.

– Я тебя слушаю, – сказал Джеймс, удивленный ее молчанием.

– Знаешь, мне тут неожиданно пришло в голову, – засмеялась Элис натужно. – Я ведь так и не знаю твоей фамилии…

Джеймс улыбнулся.

– Да, это непростительная ошибка для человека, который работает на меня уже два месяца. – Он склонился в шутливом поклоне. – Позвольте представиться, Джеймс Рональд Дилан, глава Финтраст Корпорэйшн.

У Элис потемнело в глазах.

– Вот и замечательно, – через силу пробормотала она, – я очень рада.

– Больше нет вопросов? – улыбнулся Джеймс. – Возраст? Семейное положение?

– Н-нет, – выдавила из себя Элис, желая только одного – чтобы он скорее ушел на кухню.

С ужасающей медлительностью Джеймс развернулся и направился к кухне. Элис наблюдала за ним, и ей казалось, словно она смотрит замедленную съемку. Уходи, уходи, пульсировало у нее в висках. Джеймс Дилан. Джеймс Дилан. Почему я сразу не выяснила это? Почему я вначале полюбила тебя, а потом узнала, что ты один из участников той драмы…

Элис шагнула обратно в гостиную. Панический страх овладел ею при виде портрета Ланы. Так вот какой была эта женщина, из-за которой вся ее жизнь пошла прахом. Почему ее судьба вдруг оказалась связанной с этой рыжеволосой красоткой? Почему она до сих пор преследует ее? Не ее рука держала тот злосчастный шприц, так почему же она должна расплачиваться за преступление другого?

Что делать? Прочь, немедленно прочь из этого дома. Чтобы ничего не говорить Джеймсу и не видеть, как любовь в его глазах сменяется ненавистью и презрением. Он не поверит, если она скажет, что не она убила его жену. А даже если поверит и простит, то она вечно будет напоминать ему о том несчастье. Как сильно он, наверное, любил свою юную жену…

Бежать, немедленно бежать.

Не соображая, что она делает, девушка спустилась вниз по лестнице. Край ее изысканного платья зацепился за шашечку на перилах, но она раздраженно рванулась вперед, и черный лоскуток остался висеть на лестнице. Элис схватила туфли и открыла входную дверь. Прощальный взгляд – уютная квартира, сулившая столько счастья, а оказавшаяся смертельной ловушкой. Рев миксера и голос Джеймса, напевающего что-то во время работы.

Я навсегда запомню это, сказала себе Элис, чувствуя, как ледяное отчаяние охватывает душу.

Она тихонько закрыла за собой дверь и вызвала лифт. Джеймс, который вышел через пять минут с двумя большими бокалами на подносе, не сразу понял, что она ушла.

16

– Сид, я не знаю, что случилось. Она просто ушла. Ни звонка, не объяснения, – говорил Джеймс.

Они с Сидом сидели в его кабинете, но Джеймсу было не до работы.

– Я ничем не обидел ее. Ты должен мне верить!

Сид Барнет молча кивал головой. Его сердце разрывалось от жалости. К Джеймсу, к себе и к несчастной девушке, с которой жизнь обошлась так жестоко.

– Я всю ночь не спал. Я попытался догнать ее, но бесполезно. Консьерж сказал, что она выбежала и поймала такси. А сегодня ее нет на работе. Что я ей сделал?

Джеймс повторял это снова и снова. Сид уже слышал все это. Дилан позвонил Барнету в пять утра и рассказал, что произошло между ним и Элис. Тяжело было Сиду слышать такое. Лучший друг и она. Женщина, ради которой он жил последние два месяца. Но Элис никогда ничего не обещала ему. Он не может ни в чем обвинять ее. Вполне естественно, что она выбрала Джеймса…

Что же случилось? Почему она вдруг убежала? Где она сейчас в этом огромном и холодном городе?

Джеймс попросил у него адрес квартиры Элис. Но Сид тогда впервые в жизни осмелился пойти наперекор другу.

– Давай дадим ей немного времени. Она должна будет выйти на работу сегодня. Пусть подумает. Элис не просто так убежала, у нее должны быть причины. Не надо торопить ее с решением…

Скрепя зубы, Джеймс согласился. Сид не сказал ему только одного – что сам собирается навестить Элис и поговорить с ней. Один раз он уже пришел к ней на помощь. Во второй раз ей будет легче довериться ему.

Элис была дома. Когда она открыла дверь, Сид остолбенел: так ужасно она не выглядела даже тогда, когда сидела в его машине после неудавшейся попытки самоубийства. И дело было даже не в покрасневших глазах и опухшем лице, в общем выражении обреченности. Было ясно, что у этой женщины больше не было сил бороться.

И сейчас Сид понимал, почему. Они больше часа проговорили с Элис. Он пытался убедить ее в том, что еще не все потеряно, но на самом деле он сам не знал, насколько она дорога Джеймсу, чтобы он сумел простить ей такое…

– Я должен ее увидеть. Она должна мне объяснить.

Джеймс невидящим взором смотрел перед собой, и Сид подумал, что если бы Элис сейчас видела его, то поняла бы, что он способен простить очень многое. Хотя… разве можно быть уверенным в чем-либо, что касается другого человека?

– Джеймс, послушай меня. – Сид закашлялся. Элис предоставила ему решать, стоит ли рассказывать все Джеймсу или нет. – Я был у нее сегодня.

– Что? – Потухшие глаза Джеймса загорелись надеждой. – Что она тебе сказала? С ней ничего не случилось?

– У нее были очень веские причины убежать из твоего дома, – медленно произнес Сид. – И я хочу, чтобы ты пообещал, что спокойно выслушаешь меня.

Джеймс кивнул.

Да, он действительно любит ее, подумал Барнет с отчаянием. Почему же все так глупо сложилось? А я еще радовался, что так хорошо помог ей. Оказалось, я только все испортил…

– Джеймс, настоящее имя Элис… – Сид запнулся. – Карен Кордейл…

Секунду Джеймс с недоумением смотрел на друга. Потом его лицо смертельно побледнело, и Сид испугался, что он сейчас лишится чувств.

– Ты в порядке? – Барнет осторожно тронул Джеймса за плечо.

– Этого не может быть! – Джеймс закрыл лицо руками. – Этого не может быть…

– После того… несчастного случая ее выгнали из больницы. Она устроилась на работу, кажется, куда-то на почту, но ее родственники вскоре прознали, что произошло в больнице… Одним словом, они превратили ее жизнь в ад. И был там еще один человек…

– Не надо, – глухо произнес Джеймс. – Она говорила, что кто-то предал ее… Еще бы!

Горькая усмешка появилась на его губах.

– Кто захочет быть рядом с убийцей?

– Господи, Джеймс, я идиот, – забормотал ошеломленный Сид. – Неужели я не сказал самого главного? Дело в том, что Карен не убивала Лану.

Девушка с ожесточением запихивала вещи в большой коричневый чемодан, лежавший на диване. У нее больше не было слез. Видимо, она нарушила какое-то очень важное равновесие, когда взяла на себя вину Эда. И все в ее жизни будет теперь идти наперекосяк. Пусть. Если по мнению высших сил она мало страдала, она будет страдать еще. Хотя разве в человеческих силах вынести такую муку?

Она в изнеможении опустилась на диван и снова разрыдалась. Смятение ее было столь велико, что она не сразу услышала дверной звонок. Несколько минут она просто сидела, прислушиваясь к переливам звонка. И только когда в дверь забарабанили, она поднялась с дивана.

– Немедленно открой, я знаю, что ты дома! – послышался рассерженный мужской голос.

Девушка прижала руки к груди. Он все-таки пришел. Она боялась и страшилась этого. Зачем он здесь? Чтобы мучить ее? Чтобы всем своим видом напоминать о счастье, которое она несколько коротких мгновений подержала в руках?

– Что ты хочешь от меня, Джеймс? – устало спросила она, подойдя к двери. – Ты перепугаешь всех соседей, и они вызовут полицию.

Дилан немедленно перестал стучать.

– Я хочу поговорить с тобой.

Тонкая деревянная доска разделяла их, но девушка чувствовала, что они как никогда далеки друг от друга.

– О чем? Разве ничего Сид не рассказал тебе?

– Карен… – тихо сказал Джеймс, и сердце девушки екнуло в груди. Значит, ему все известно.

– Да, я Карен Кордейл, – вызывающе откликнулась она. – Та самая медсестра.

– Глупо, да, что мы с тобой встретились? – спросил он.

– Скорее, жестоко, – невесело рассмеялась она.

– И жестоко тоже, – послушно согласился он. – Но, может быть, ты все-таки впустишь меня в дом?

– Это ничего не изменит.

– Но мы не можем просто так расстаться! – выкрикнул Джеймс.

Карен щелкнула замком и открыла дверь.

– А ты когда-нибудь сможешь простить женщину, которая убила твою жену? – с вызовом спросила она, глядя Джеймсу в глаза.

– Но ведь ты не убивала ее? – прошептал Джеймс вопросительно, прислонившись к дверному косяку.

Карен почувствовала, что безумно устала.

– Я уже ничего не знаю, – вздохнула она и прижалась лбом к плечу Джеймса.

– Он ведь ни о чем не просил меня, – монотонно говорила Карен. Они с Джеймсом сидели, обнявшись, на ее кровати. – Я сама придумала, как помочь ему. И сама сказала об этом. Я думала, что это замечательный выход.

– Ты так его любила? – тихо спросил Джеймс.

– Тогда мне казалось, что да, – медленно ответила она. – Да, наверное, да.

– Вот он обрадовался-то, когда ты взяла вину на себя…

– Обрадовался? – встрепенулась Карен. – Нет. Он был очень испуган.

– Еще бы, перепугался за собственную шкуру, – хмыкнул Джеймс. – И поэтому преспокойно заставил расплачиваться тебя.

– Никто меня не заставлял, – возразила Карен. – Я сама все придумала.

– Но он позволил тебе сделать это. – Джеймс был непреклонен. – Не пытайся оправдывать его. Он совершил преступление, пусть по халатности, а потом разрешил тебе защитить его. Тебе не кажется, что любящий мужчина никогда не поступил бы так?

– Он хорошо относился ко мне… – Голос Карен звучал все тише и тише. – Просто он оказался очень слабым.

– Этот человек исковеркал твою жизнь, а ты выгораживаешь его! – вспылил Джеймс.

– Я стараюсь не думать об этом. Что бы было со мной сейчас, если бы я стала ненавидеть его? Ты ведь тоже в некотором роде простил нас, когда не стал подавать в суд… В госпитале все были этому очень рады…

Джеймс покраснел.

– Представляю, что бы они сделали с тобой на суде, – буркнул он.

Карен вздохнула. Несколько минут они просидели молча, прежде чем она решилась наконец спросить его:

– Ты очень любил ее?

– Кого?

– Л-лану…

– Господи, Карен, мне ужасно стыдно признаваться в этом. – Джеймс натужно рассмеялся, закинув руки за голову. – Я женился на ней только потому, что она была беременна. Дурацкий эпизод. Пьяная вечеринка… Ну ты знаешь, как это бывает…

– У тебя есть ребенок? – изумленно спросила Карен.

– Нет. Она же потеряла его…

– Когда?

– Карен, милая, да тогда же! – воскликнул Джеймс. – Ее привезли в вашу больницу после аварии, прооперировали, но не сумели сохранить ребенка. Я немедленно приехал и даже видел ее… И тогда же решил, что разведусь с ней, как только она пойдет на поправку.

– Лана Дилан не теряла никакого ребенка, – каким-то безразличным, холодным тоном произнесла Карен. – Она вообще не была беременна.

– Ты что-то путаешь. У нее же был большой живот!

– Она не была беременна. Я точно помню это. И никакой операции не было. В любом случае, ее положили бы тогда в послеоперационный бокс, а не в обычную палату. В тот раз обошлось без хирургического вмешательства.

– Карен, милая, ты просто перенервничала, – успокаивающе проговорил Джеймс. – Этот доктор, Эдуард Салливан, еще приносил мне соболезнования.

– Кто-нибудь еще, кроме него, говорил тебе о том, что она потеряла ребенка? – Карен вцепилась в руку Джеймса.

– Н-нет, кажется, – ответил он нерешительно. – И у меня не было причины сомневаться в его словах…

– Лана не была беременна! – выкрикнула Карен. – Ты должен мне верить!

– Но тогда… это все не имеет смысла, – пробормотал Джеймс.

Они с Карен растерянно смотрели друг на друга. Дурной сон продолжался.

– Скажи, ты знаешь, кого-нибудь, кто был бы близок с… твоей женой? – спросила Карен. – Кто мог бы быть в курсе ее дел? Кому бы она доверяла?

– Нет, – покачал головой Джеймс. – У нее не было подруг. Ни одной. Даже подружками невесты на нашей свадьбы были мои знакомые.

Карен нахмурилась.

– А родственники? Хоть кто-нибудь у нее был?

– Родители точно умерли, но, кажется, есть какая-то двоюродная или троюродная тетушка… Лана почти не поддерживала с ней отношений. Я увидел-то ее впервые лишь на похоронах.

Лицо Карен вытянулось.

– Значит, никто не может пролить свет на это дело, – печально сказала она.

– Почему же? – спросил Джеймс агрессивно. – Красавчик-доктор наверняка многое знает.

– Эд ничего не скажет, – покачала головой Карен. – Если у нас не будет никаких конкретных доказательств, нам не удастся вытянуть из него ни слова. Но я точно помню, что Лана Дилан не теряла никакого ребенка!

Она беспомощно посмотрела на Джеймса.

– Все-таки я съезжу к той тетушке, – вдруг решился он. – Толку, конечно, не будет, но зато совесть будет спокойна…

Карен жалко улыбнулась.

– По-моему, нам никогда не обрести покой, – всхлипнула она.

– А это мы еще посмотрим, – проговорил он с вызовом и, притянув ее к себе, поцеловал в макушку. – Посмотрим.

17

Тетушка Ланы, некая миссис Гортридж, жила в Бруксе, маленьком городишке на юге штата. В записной книжке матери Джеймса оказался и ее адрес, и телефон. Элизабет занималась устройством похорон Ланы и к великой радости Джеймса педантично сохранила адреса всех приглашенных.

В тот же вечер Карен и Джеймс выехали в Брукс. Карен хотела остаться дома, но Джеймс настоял, чтобы она поехала с ним.

– Ты просто подождешь меня в машине, – сказал он. – Я не хочу оставлять тебя одну…

– Ты боишься, – невесело рассмеялась она.

– И боюсь тоже, – признался он.

– О чем ты собираешься говорить с ней? – спросила Карен, когда Джеймс остановил машину у крошечного трехэтажного домика на окраине Брукса.

– Я не знаю. Придумаю что-нибудь. Скажу, что собираю информацию о Лане…

– Лгать… Как все это отвратительно, – поморщилась Карен.

– У тебя есть предложение лучше?

– Нет.

– Тогда и говорить не о чем.

Джеймс вышел из машины, поцеловав Карен в щеку. Погода портилась, и он подумал, что это мрачное небо полностью соответствует его нынешнему настроению.

Стоя у двери с табличкой «Дж. П. Гортридж», Джеймс вдруг сообразил, что следовало бы вначале позвонить и договориться о визите, а не сваливаться как снег на голову. Что если тетушки нет дома?

Он протянул руку и нажал на звонок. Мучительная тишина затянулась на несколько минут, прежде чем он услышал шарканье домашних тапок. С той стороны двери жадно прильнули в дверному глазку.

– Меня зовут Джеймс Дилан, – громко сказал он. – Я хотел бы побеседовать с миссис Гортридж. Я был женат на ее племяннице, Лане Миквуд.

Дверь медленно приоткрылась, и в образовавшуюся щель пролезла маленькая голова с всклокоченными седыми волосами. Бесцветные глазки на морщинистом лице смотрели бодро и внимательно.

– Я вас помню, – уверенно сказала миссис Гортридж. – Проходите.

Джеймс шагнул в темную прихожую, немедленно наступив на что-то мягкое и живое.

– Осторожнее, это Ребекка, – предупредила его миссис Гортридж.

Ребекка отозвалась жалобным мяуканьем, и Джеймс принес поспешные извинения. Женщина провела его в душную комнату, заставленную старой мебелью, и предложила присесть на диван.

– Может быть, выпьете чаю? – любезно спросила она, но Джеймс от всего отказался.

Толстая серая Ребекка бесцеремонно устроилась у него на коленях, и стоило Джеймсу дотронуться до ее пушистой шерстки, как кошка принялась громко мурлыкать.

Вес брюки будут в шерсти, обреченно подумал он.

– Вы понравились Ребекке, – радостно сообщила ему миссис Гортридж. – Она у меня очень привередливая, чужих на дух не выносит…

Джеймс выдавил из себя улыбку. Миссис Гортридж пытливо поглядывала на него, и он не знал, с чего начать.

– Итак, молодой человек, – заговорила она сама, – вы не затем ведь приехали в такую даль, чтобы повидать больную старуху?

– Да, миссис Гортридж, мне хотелось с вами поговорить, – признался Джеймс.

– И уж, конечно, об этой негоднице Лане, – вздохнула старуха. – Упокой, Господи, ее душу!

– Да. Расскажите мне о ней, пожалуйста. Ведь она, кажется, жила с вами долгое время?

– Рассказать о Лане? Странная просьба для мужа, который скоро год как похоронил ее, – усмехнулась миссис Гортридж. – Вот если бы вы обратились ко мне с таким вопросом до того, как женились на ней, я бы вас поняла. А сейчас… какой в этом смысл?

– Это очень важно, миссис Гортридж, – сказал Джеймс. – Лана очень мало рассказывала о своих родственников и явно не горела желанием общаться с ними… поэтому мы с вами почти не знаем друг друга.

– Да, Лана очень легко забывала о том, что считала ненужным. Чувство благодарности было ей незнакомо. Впрочем, что ж я рассказываю об этом вам, – спохватилась она. – Вы хоть и не долго прожили с ней, но, наверное, успели узнать ее с этой стороны…

Джеймс опустил голову.

– Я знаю, мне не следовало жениться на ней. Из нашего брака ничего хорошего не вышло…

– Так разве у вас был выбор? – ласково улыбнулась миссис Гортридж. – Лана с детства умела настоять на своем. Она так хотела найти себе богатого жениха. Лет с десяти мечтала об этом. Хотя, может быть, она изменилась… Ведь я не видела ее с тех пор, как ей исполнилось семнадцать, и она ушла из дома. Вам виднее.

– Ничуть не изменилась, – покачал головой Джеймс. – Деньги всегда стояли для Ланы на первом месте.

– Бедный мальчик, – сочувственно пробормотала миссис Гортридж. – Как же она сумела вас охомутать?

– У меня не было другого выхода. Я должен был жениться на ней. Лана ждала от меня ребенка.

– Ждала ребенка? – переспросила миссис Гортридж. – Вы хотите сказать, что Лана была беременна?

В ее голосе прозвучало такое удивление, что у Джеймса неприятно засосало под ложечкой.

– Д-да, – нерешительно ответил он.

– Господи, как же это смешно, – расхохоталась миссис Гортридж. – Наша милая Лана обвела вас вокруг пальца, мой мальчик. Она не могла иметь детей из-за неудачного аборта, сделанного в семнадцать лет.

Суть этого заявления не сразу дошла до Джеймса.

– Но она была беременна! – воскликнул он. – Я видел ее живот.

– Фу, пара умело пристроенных подушек! – фыркнула старуха. – Мужчину обмануть в этом деле ничего не стоит. Небось вашей матери она не спешила показываться на глаза.

– Но зачем?

– Не будьте ребенком, Джеймс Дилан, – резко сказала миссис Гортридж. – Иначе вы никогда бы не женились на ней.

– Да.

Джеймс машинально погладил кошку. Было приятно ощущать что-то мягкое и пушистое под рукой. Это действовало успокаивающе.

– Но ведь когда-нибудь это вскрылось… Я имею в виду то, что ребенка не было.

– Совсем не обязательно. – Миссис Гортридж торжествующе улыбнулась. – Она что-нибудь придумала бы. Упала бы с лестницы, например. Мало ли возможностей для женщины потерять ребенка!

– Да, именно так она и сделала, – медленно сказал Джеймс. – Придумала себе небольшую аварию.

– Вот-вот. – Миссис Гортридж словно обрадовалась. – Она всегда была очень изобретательной. Только в первый раз сглупила…

– А что произошло тогда? – Джеймс спрашивал, не придавая никакого значения своим словам и не прислушиваясь к ответам пожилой дамы. У него было над чем подумать.

– Сейчас я уже не помню подробностей, – вздохнула старуха. – Ее мать постоянно жаловалась мне на Лану. Хулиганистая была девчонка, что тут говорить. Училась из рук вон плохо, о будущем не думала. И еще эта любовь. Для девиц вроде Ланы она всегда не кстати.

Лана забеременела, ее мать узнала об этом и пришла в ярость. Мы хотели настоять на том, чтобы они поженились, но влюбленные голубки оказались на редкость меркантильны. Парень был гол как сокол и весьма амбициозен, ей тоже хотелось всего и сразу. Одним словом, она решилась на аборт, хоть они и были запрещены.

– Подсудное дело, – машинально заметил Джеймс. – Да еще в отношении несовершеннолетней и без разрешения родителей. И кто только решился на это?

– А ее дружок и решился, – флегматично ответила миссис Гортридж. – Он учился в колледже, врачом хотел стать. Хирургом, кажется. Вот и попрактиковался. И вырезал ей там все подчистую…

– Кошмар. – Джеймс потер переносицу.

– Да, приятного мало, – согласилась с ним миссис Гортридж. – Но Лана уж давно умерла, так что можно простить ее. Глупость она сделала тогда, огромную глупость. Вышла бы замуж за своего красавчика Эда, родила бы ему ребеночка и была бы счастлива…

Старуха подперла щеку рукой и мечтательно улыбнулась, словно перед ее глазами предстало на мгновение возможное семейное счастье Ланы Миквуд.

– Эда? – настороженно переспросил Джеймс. – Так звали друга Ланы?

– Да, – кивнула миссис Гортридж. – Я несколько раз встречала его с Ланой на улице. Видный такой парень, светленький… Но вам, наверное, неприятно выслушивать это?

Джеймс мотнул головой.

– Все нормально. А вы случайно не помните, как фамилия того парня?

– Фамилия? – миссис Гортридж почесала в затылке. – Что-то вроде Доннован… Коннаган… А, Салливан. Точно Салливан. Доктор Эдуард Салливан.

Джеймс вышел на улицу и постоял несколько минут у облезлого подъезда. В голове все смешалось. Точно он знал только одно – что поездка к миссис Гортридж не была пустой тратой времени…

– Ну как? – спросила Карен, как только Джеймс сел рядом. – Она была дома?

Джеймс кивнул.

– И что она сказала? – Карен не понимала, почему он молчит. – Она узнала тебя?

– Достань-ка карту, – попросил Джеймс вместо ответа.

Не говоря ни слова, Карен порылась в бардачке и протянула ему сложенную вчетверо карту автомобильных дорог штата. Джеймс принялся изучать ее. Он был благодарен Карен за то, что она больше не задавала никаких вопросов. Сейчас ему тяжело было говорить с ней. То, что казалось раньше таким простым, вдруг неимоверно запуталось…

Наконец Джеймс сообразил, как лучше проехать и закрыл карту. Он завел машину. Карен молча смотрела перед собой, и ему внезапно стало совестно перед ней. Она ведь тоже замешана в этой гадкой истории. Хочет он этого или нет, ему придется посвятить ее в подробности. Они должны пройти через это вместе.

– Мы едем в Хантервиль, – негромко сообщил он Карен, когда они выехали на шоссе.

– Хантервиль? – эхом отозвалась она. – Зачем?

– Я понимаю, тебе будет тяжело. Но мы должны разобраться до конца. Лана действительно не была беременна. Она вообще не могла иметь детей, потому что в семнадцать лет сделала аборт.

– Она тебя обманула, – тихо сказала Карен.

– Да, – кивнул Джеймс. – Но это еще не самое интересное. У миссис Гортридж потрясающая память для женщины ее возраста. Дружка Ланы, который сделал ей ребенка, а впоследствии неудачный аборт, звали Эдуард Салливан. Тебе это имя ничего не говорит?

Карен прижала руки ко рту.

– Тебе не кажется, что пришла пора задать несколько вопросов великолепному доктору Салливану?

Когда они добрались до Хантервиля, уже совсем стемнело.

– Ты знаешь, где он живет? – спросил Джеймс.

– Нет. Но мы можем выяснить это в больнице. И возможно, что он сейчас дежурит…

– Или вообще уволился, – закончил за нее Джеймс.

– Вряд ли, – усмехнулась Карен. – Зачем подавать лишний повод для сплетен? На него и так многие косо смотрели из-за той истории.

– Почему? – Джеймс покосился на девушку. – Кто-то догадывался?

– Не думаю, но ведь мы дежурили вдвоем… и у некоторых могли возникнуть подозрения…

Карен вспомнила Юджина Фауста. Вот он точно никогда бы не стал вести себя с ней по-доброму, если бы думал, что она преступница.

Джеймс расценил ее молчание по-другому.

– Ты все еще любишь его? – спросил он сдавленным голосом.

– Как ты можешь спрашивать…

Джеймс почувствовал, что Карен обиделась.

– Извини. – Он накрыл ее руку своей. – Я не соображаю, что говорю.

– Давай уедем отсюда, – жалобно протянула Карен. – Чего мы добиваемся? Лану уже не вернуть, а кто виноват в ее смерти, нам и так известно…

– Неужели ты не понимаешь? – Джеймс с огромным трудом сохранял спокойствие. – Представь себе следующее. Лана обращается к нему с просьбой помочь ей. Когда-то Салливан сделал незаконный аборт. Ты знаешь, чем это чревато для врача в нашем штате. И он тоже об этом знает. Он помогает Лане, нагло лжет мне и прячет ее в больнице. А потом избавляется от всех лишних свидетелей и вводит ей смертельную дозу успокоительного. Раз он лечил ее когда-то, он не мог не знать, что у нее аллергия!

Только когда Карен вздрогнула, Джеймс понял, что кричит.

– Я не верю в это, – твердо сказала она. – Он кто угодно, но не хладнокровный убийца.

– А вот это я и хотел бы выяснить, – усмехнулся Джеймс. – Ты со мной?

Они уже почти подъехали к госпиталю. Карен посмотрела на знакомые улицы и дома, различила даже несколько машин скорой помощи во дворе, подумала о том, как ее встретят сейчас в больнице…

– Я всегда с тобой, – ответила она негромко и вложила свою маленькую ручку в руку Джеймса.

18

Им повезло дважды. Во-первых, в регистратуре сидела новенькая девушка, которая не знала Карен, и им удалось избежать ненужных любопытных взглядов. А во-вторых, Эдуард Салливан в этот день дежурил.

Когда Джеймс просил девушку вызвать доктора Салливана, Карен отвернулась. Слишком уж восторженно блестели глаза медсестры при упоминании имени Эда. Он по-прежнему неотразим для младшего медперсонала. Впрочем, как и для старшего…

– Карен, что вы тут делаете?

Карен подняла голову и с неудовольствием увидела, что через весь холл к ней спешит Юджин Фауст. Глупо было рассчитывать на то, что она не встретит здесь ни одного знакомого лица.

– Добрый вечер, Юджин, – улыбнулась она и протянула ему обе руки.

Фауст с жадностью разглядывал Карен. Какая разительная перемена произошла с ней! Глаза ярко блестят, плечи гордо развернуты. И пусть губы сердито сжаты, но совсем не печаль, а какая-та неясная ему решимость повинна в этом. Юджин вспомнил их последнюю встречу, которая произошла незадолго до того, как Карен покинула Хантервиль. По городу уже поползли противные слухи, шепоток грязной сплетни сопровождал девушку повсюду. И она все ниже сгибалась под непосильной ношей.

А сейчас совсем другое дело. И не скрывается ли причина в этом темноволосом мужчине рядом с ней?

Услышав приветствие Карен, Джеймс повернул голову. Он увидел немолодого сухощавого мужчину с лицом аскета. В его глазах, устремленных на Карен, светилась нежность, и Джеймс ощутил легкий укол ревности.

Нет, далеко не все были готовы травить ее в этой больнице, подумал он.

– Вы прекрасно выглядите, Карен, – сказал Фауст, сжимая руки девушки.

Нахмуренный взгляд ее спутника говорил о многом. В первую очередь о том, что ему не стоит проявлять особенную нежность.

– Это доктор Фауст, Джеймс, – улыбнулась Карен. – Один из немногих моих друзей в Хантервиле…

– Джеймс Дилан.

– Юджин Фауст.

Мужчины пожали друг другу руки. Джеймс Дилан. Это имя показалось Фаусту знакомым, равно как и лицо мужчины. Что-то очень неприятное было связано с ним…

– Мы хотели побеседовать с доктором Салливаном, – суховато произнес Джеймс, вспомнивший, что однажды уже встречался с этим Юджином Фаустом.

Словно молнией промелькнуло в голове Фауста озарение. Муж той самой женщины, которая погибла из-за небрежности Карен! Что же они делают здесь вместе? Неужели их появление имеет какое-то отношение к тому делу?

– Я могу позвать его, – предложил он, подчиняясь внезапному порыву. – В это время его очень трудно поймать по телефону.

– Спасибо, Юджин, – мягко сказала Карен.

Она вся словно светилась изнутри, и Фауст не мог не чувствовать, что между ею и Диланом существует какая-то особенная связь.

Я очень рад за нее, подумал он не к месту. Очень рад.

Карен и Джеймс отошли в сторону и присели на диванчик. Джеймс оглядывался вокруг, смутно припоминая и тусклые стены, и плюшевую обивку и незамысловатые плакаты. Вдруг Карен стиснула его руку.

– Я не знаю, что мы ему скажем.

Ее била мелкая дрожь. Джеймс обнял ее за плечи.

– Думаю, нам не придется ничего говорить. Он все поймет сам, когда увидит нас, – хмуро проговорил он.

– Давай уйдем, – попросила она.

– Нет, – отрезал Джеймс. – Этот мерзавец намеренно исковеркал тебе жизнь, и я не успокоюсь, пока не выясню все до конца.

Карен обхватила плечи руками.

– Я не верю в то, что он сделал это специально, – тихо бормотала она, раскачиваясь взад-вперед.

Джеймс присел перед ней на корточки.

– Я знаю, я кажусь тебе сейчас очень жестоким. Но мы должны покончить с этим делом, иначе оно всю жизнь будет висеть над нами. А я хочу жить с тобой долго и счастливо. Понимаешь?

Карен кивнула и улыбнулась. В ее глазах проглянула вновь та счастливая безмятежность, которая так поразила Юджина Фауста. Несмотря ни на что, Карен чувствовала, что жизнь наконец перестала быть для нее жестокой мачехой.

Вдруг тело Карен напряглось под руками Джеймса. Он сразу понял, что это означает. А вот и наш славный доктор Салливан…

Джеймс медленно поднялся. Через весь холл к ним навстречу шел Эдуард Салливан, и широкая улыбка постепенно покидала его лицо. Юджин Фауст явно не предупредил его о том, кто поджидает его внизу. Джеймс встал так, чтобы загородить собой Карен. Пусть красавчик получит горькую пилюлю по частям. Но и без Карен было очевидно, что Эдуард Салливан не обрадовался его визиту.

Он меня узнал, с ехидством подумал Джеймс. Знает кошка, чье мясо съела.

– Добрый день, я доктор Салливан. Чем могу быть полезен? – бодро начал Эд. – Вы, кажется…

Джеймс усмехнулся про себя. Да, в обаянии этому прохвосту не откажешь. Высок, хорош собой, да притом еще и врач. Настоящий мужчина, одним словом. Только вот нутро почему-то у этого настоящего мужчины оказалось гнилым.

– Меня зовут Джеймс Дилан, – представился Джеймс. – Год назад вы мою жену… лечили.

Он специально сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию Салливана. И не обманулся в своих ожиданиях. На сотую долю секунды броня, которой доктор окружил себя, рухнула, и Джеймс уловил страх. Всепоглощающий мертвенный страх.

– Ах, да… – Салливан взял себя в руки и придал лицу соответствующее скорбное выражение. – Я помню, такая прелестная молодая женщина…

– Я бы хотел поподробнее побеседовать с вами на эту тему, – перебил его Джеймс.

Салливан закусил губу. Он не понимал, что происходит. С чего вдруг Дилан прикатил сюда? Ведь эта история давно забыта. И кто прячется за его спиной?

– Боюсь, я сейчас занят. – Он изобразил на лице вежливую улыбку. – Может быть, вы подойдете позднее? Хотя я не понимаю, чем я могу вам помочь…

Он искренне надеялся на то, что Джеймс сейчас пожмет плечами и согласится уйти и оставить его в покое. Ведь все это бессмысленно, Лана почти год как мертва. Что толку вспоминать о надежно забытом прошлом?

– Привет, Эд, – произнесла Карен, вставая. – И все-таки тебе придется пойти с нами.

Она боялась предстоящего разговора. Боялась того, что он скажет, боялась посмотреть ему в глаза. Когда-то этот человек был так дорог ей. И он же нанес смертельный удар. Карен хотела бы уехать как можно дальше от Хантервиля и навсегда забыть об Эдуарде Салливане. Но Джеймс привез ее сюда, и она внезапно поняла, что он не так уж не прав.

Когда Карен завидела вдали знакомую высокую фигуру, она испугалась. Но услышав голос Салливана, его робкие попытки оттянуть важный разговор, почувствовав его страх, Карен поняла, что больше не боится. Ей удалось избавиться от него и от своей привязанности к нему. Он больше не будет мучить ее. Джеймс и ее любовь к нему оказались намного сильнее.

– К-карен, привет, – пробормотал Салливан. – Что ты тут делаешь?

Он беспомощно переводил глаза с Карен на Джеймса и обратно. Господи, какой же он трус, с легким презрением подумала она. И этого мужчину я обожествляла… Нет, права была мама, называя меня глупой девчонкой!

– Понимаете, я сейчас на дежурстве, – мямлил Салливан, тщетно пытаясь найти лазейку.

– Тогда мы можем поговорить здесь, – жестко сказал Джеймс. – Как вам будет угодно.

– Но о чем нам говорить?

Бегающие глаза красавчика Эда, его нервозность выдавали его с головой. Карен внезапно почувствовала отвращение к этому на первый взгляд привлекательному мужчине. Неужели он действительно знал о том, что делает Лане роковой укол?

– Думаю, вы можете выйти в какое-нибудь ближайшее кафе, – сухо заметил Джеймс.

Салливан казался таким славным парнем. Но Джеймс уже ощущал, как поднимается в душе волна холодной ярости. Еще чуть-чуть, и она накроет его с головой, и тогда ничто и никто не сможет уберечь от его гнева этого красавца с бледным лицом и дрожащими руками.

– Здесь недалеко есть пиццерия, – негромко сказала Карен, дотронувшись до руки Джеймса. – Дежурному персоналу разрешается туда выходить.

И прикосновение ее маленькой ручки совершило чудо. Разум моментально прояснился и взял гнев под контроль. Он должен думать о Карен и держать себя в руках.

– Мне нужно предупредить коллег, – пробормотал Салливан. – Чтобы меня не потеряли.

– Ты вполне можешь оставить информацию в регистратуре… Эд, – сказала Карен с заметной насмешкой.

Такая ненависть вдруг взметнулась в его глазах, что девушка невольно вздрогнула. Но рука Джеймса обняла ее плечи, и на лице Салливана появилось безграничное удивление.

– Я вижу, у тебя теперь все в порядке, Карен, – проговорил он вполголоса. – Я рад…

– Да, у нее все в порядке, – сказал Джеймс с излишней резкостью. – Несмотря на то, что вы приложили массу усилий, чтобы испортить ей жизнь!

Кривая усмешка появилась на губах Салливана.

– Она сама сделала свой выбор, я тут не причем, – пробормотал он под нос.

Кровь бросилась Джеймсу в голову. Он сжал кулаки, но выражение лица Салливана остановило его. Тот смотрел уже без особого страха, скорее с насмешкой, словно решив про себя, что в этом визите для него нет ничего опасного.

Он, кажется, думает, что я приехал сюда, чтобы плюнуть ему в лицо за то, что он так обошелся с Карен, догадался Джеймс. Поэтому он так осмелел…

– Так вы идете с нами или нет? – холодно спросил он.

Надо держать себя в руках, чтобы сбить Салливана с толку, не дать ему заподозрить, как много им известно.

– Хорошо, – пожал плечами Салливан. Уверенность в себе возвращалась к нему прямо на глазах. – Раз вы проделали такой долгий путь ради встречи со мной, то я не могу уклониться от беседы…

Через пять минут они сидели в пиццерии, той самой, из которой когда-то Эд Салливан проводил Карен на итоговое слушание по ее делу.

Карен удивилась тому, что в ее душе не всколыхнулась ни одна струна. Странно было видеть Эда в знакомом окружении, странно сознавать, что он уже не имеет для нее значения. Но ничуть не странным было то, что она крепко держится за руку Джеймса, и это придает ей уверенности в себе. Все страхи, боль прошлого остались где-то далеко позади. Она помнила о них, но больше не ощущала их. И это было прекрасно.

– Итак, чем я могу вам служить? – спросил Салливан довольно развязно, когда они сели за столик и заказали по чашке кофе.

– Я бы хотел знать, почему вы вкололи то лекарство моей жене, – спокойно сказал Джеймс.

Он уже полностью овладел собой. Этому мерзавцу не удастся спровоцировать его.

– Я? – нехорошо усмехнулся Салливан. – Значит, ты все-таки открыла наш секрет, Карен?

Джеймс сжал кулаки. Салливан безошибочно нащупал его слабое место. Выпады против Карен убийственно действовали на него.

Но Карен повела себя совершенно неожиданно. Она не стала расстраиваться и заливаться слезами, или оправдываться и обвинять его. Она пожала плечами и равнодушно, словно все, что происходило сейчас, не имеет для нее никакого значения, сказала:

– Сам посуди, Эд, не могу же я выйти замуж за человека, который считает меня виноватой в смерти его жены.

Лицо Салливана тут же потеряло свое нагловатое выражение, а Джеймс одобрительно улыбнулся.

Молодец, девочка! – подумал он. На этого негодяя может подействовать только равнодушие.

– Поздравляю тебя, – промямлил Эд. – Я рад, что у тебя все так хорошо сложилось…

– Но вы не ответили на мой вопрос, – настойчиво продолжил Джеймс.

– Вы все знаете сами, – с раздражением проговорил Салливан. – У нее была истерика, и ее надо было успокоить. Я взял распространенное лекарство и сделал укол. Сознаюсь, я поступил неправильно. Но я так торопился, меня же ожидала прелестная дама…

Он масляно скользнул глазами по Карен. Она чуть сморщилась. Сейчас было смешно вспоминать, что на протяжении долгого времени та ночь была для нее единственным источником радости.

– Но вы же знали об аллергии Ланы, – проговорил Джеймс с видимым спокойствием, хотя внутри у него все кипело от злости и ненависти.

– Она ничего не сказала мне, когда поступила в больницу, – пожал плечами Салливан. – Лишь девушке из регистратуры, которая заполняла ее карточку.

– Да? – деланно удивился Джеймс. – А я-то думал, что вам это должно быть давным-давно известно. Разве не вы делали ей когда-то подпольный аборт?

Карен никогда не видела, чтобы лицо здорового человека приобретало мертвенный оттенок с такой скоростью. Краска моментально отхлынула от щек Салливана, его губы задрожали. Безучастный тон Джеймса только подчеркнул страшное значение его слов.

– Я… я ничего такого не делал, – произнес Салливан, заикаясь. Он еще пытался бороться.

– Неужели? Может быть, и не вы были отцом ребенка?

– Вы… вы что-то путаете…

Салливан стал медленно подниматься.

– Сядьте на место, – приказал Джеймс. – Я ничего не путаю. Из надежных источников мне известно, что в семнадцать лет Лана Миквуд была от вас беременна, и вы сделали ей аборт, что, между прочим, запрещено законами нашего штата. Операция прошла неудачно, и Лана потеряла способность иметь детей.

Джеймс говорил четко и размеренно, и с каждым словом Салливан сгибался все ниже и ниже.

– М-может быть, – пробормотал он, когда Джеймс закончил. – Да, вы правы. Когда-то мы с Ланой… но я не узнал ее, когда встретил в больнице. Только потом, когда она умерла, я вспомнил… это произошло гораздо позднее.

Эд торопился и проглатывал окончания. Он смотрел то на Карен, то на Джеймса, словно проверяя, какое впечатление на них оказывают его оправдания.

– Как интересно, – усмехнулся Джеймс. – Значит, вы вспомнили Лану позднее. Очень может быть. Но тогда мне неясен один момент. О каком тогда ребенке, которого якобы потеряла моя жена, вы мне говорили? Ведь она же в принципе не могла иметь детей.

На Салливана было жалко смотреть. Карен отвернулась.

– Вы приносили мне соболезнования и все время знали, что моя жена не была беременна, – неумолимо продолжал Джеймс.

– Это она! – вдруг выкрикнул Салливан. – Это она меня заставила! Я не хотел, но она сказала, что испортит мне жизнь! Она собиралась всем рассказать о том аборте! Она шантажировала меня…

– Погодите, – нахмурился Джеймс. – Лана заставила вас сказать мне, что она потеряла ребенка?

– Да-да, – Салливан отчаянно закивал головой. – Я сначала не хотел, ведь очень трудно скрыть от всего медперсонала что-то, касающееся пациента, но она угрожала мне. Вы даже не представляете себе, что она говорила! Ей обязательно было надо, чтобы врач официально подтвердил выкидыш. Ей не к кому было пойти, кроме меня…

– Значит, вся эта авария была специально спланирована?

– Да не было никакой аварии! – взорвался Салливан. – Она просто приехала ко мне и предложила этот план. Я сопротивлялся, правда, сопротивлялся, но она грозилась разрушить мою карьеру, и она действительно смогла бы это сделать. Лана была способна на все, я-то ее хорошо знаю…

Неподдельное отчаяние звучало в его голосе.

Господи, что за несчастная жертва обстоятельств, вздохнула про себя Карен. Ее отвращение к Салливану возрастало с каждой секундой. Кто бы мог подумать, что человек способен так опуститься.

– Итак, Лана вам угрожала, – задумчиво повторил Джеймс.

Эд затряс головой, подобострастно заглядывая ему в лицо. Неужели ему удалось убедить его?

– И вы решили небольшим укольчиком навсегда закрыть ей рот.

Салливан замер на месте. Карен стиснула руки с такой силой, что ногти больно впились в ладонь.

Пожалуйста, пусть это будет неправдой, взмолилась она про себя. Пусть это будет ошибкой, халатностью, чем угодно, но только не преднамеренным убийством. Пожалуйста…

– Нет, нет, – залепетал Салливан. – Это получилось случайно… я не хотел. Я очень устал, ведь мне пришлось дежурить одному всю ночь, я не хотел, чтобы лишние люди знали о том, что Лана здорова и был совсем один… я совсем забыл о том, что у нее аллергия… я…

Он корчился на стуле и бессвязно бормотал слова оправдания. Карен внезапно стало страшно. Неужели этот человек действительно все рассчитал? И то, что не любящий жену Джеймс не будет настаивать на расследовании, и то, что преданная ему Карен постарается защитить его… Ведь Лана наверняка рассказала ему о подробностях своей «счастливой» семейной жизни, а что касается лично ее, Карен Кордейл… Она всеми возможными способами давала ему понять, что пойдет за ним и в огонь и в воду. И ведь на самом деле пошла…

Нет, невозможно. Хладнокровный расчетливый убийца, умелый манипулятор человеческими слабостями и поступками? Или просто слабый перепуганный человек, ставший жертвой рокового стечения обстоятельств?

Карен невольно усмехнулась. Жертвой Эда никак нельзя было назвать, ведь он так легко отделался. За него расплатились другие, она и Лана. И Джеймс…

– Вы ничего не сможете доказать! – выпалил Салливан. – Карен никто не поверит! Я ни в чем не виноват!

Его глаза сверкали, и он напомнил Карен загнанную в угол крысу. Пожалуй, в таком состоянии он способен на все…

– А я и не собираюсь ничего доказывать, – сказал Джеймс безо всякого выражения. – Но поверьте, что и без официального разбирательства в моих силах превратить вашу жизнь в ад. Такие люди, как вы, опасны для общества.

Спокойный голос Джеймса действовал эффективнее любых громких угроз. Лицо Салливана посерело.

– Пойдем, Карен. – Джеймс поднялся.

Девушка встала вслед за ним. Салливан пугал ее. Казалось, что он вот-вот бросится на Джеймса с кулаками.

– Помните мои слова, доктор Салливан, – сказал Джеймс подчеркнуто вежливо, но у Карен мороз пошел по коже от такого тона.

Они вышли из пиццерии, и последнее, что Карен увидела – это полные злобы и отчаяния глаза человека, которого она когда-то безумно любила.

– Знаешь, он по-настоящему испугал меня, – шепнула она Джеймсу, когда они шли к стоянке машин.

Джеймс вдруг беззаботно рассмеялся и остановился, обняв Карен за плечи.

– Ты больше никогда не должна думать о нем, – ласково сказал он. – С этой историей покончено. Этот мерзавец так напуган, что сделает теперь все, чтобы оказаться как можно дальше от нас.

Карен прижалась лбом к его плечу.

– Я никак не могу поверить в то, что все это действительно произошло с нами, – вздохнула она.

– Да, по-разному бывает в жизни, – согласился Джеймс. – Вот, например, сейчас разразится настоящая гроза, хотя полчаса назад на небе не было ни тучки. И если мы не ускорим шаг, то рискуем промокнуть насквозь!

И счастливо рассмеявшись, они взялись за руки и побежали к машине.