Романовский Владимир

Валюта для надежды

Владимир Романовский

ВАЛЮТА ДЛЯ НАДЕЖДЫ

Роман

Глава 1. ОТЧАЯНИЕ

Елена не помнила, как сошла по лестнице, накинула плащ, открыла тяжелую дверь и оказалась на улице. Теперь она не представляла, что делать, куда идти, к кому обратиться; одна - со своим отчаянием и беспомощностью. Равнодушный, холодный мир окружал её. Он казался бесцветным, словно кто-то прошелся по нему огромной серой кистью: мертвенно-бледное небо, черные тени на асфальте, серая толпа и темные стволы деревьев. Она спустилась в переход. У стены стояла с протянутой рукой маленькая старушка: сморщенная ладошка, сухая, пергаментная кожа. Елена остановилась. В кармане плаща оказалась смятая десятка, она поспешно сунула её в эту сухую ладошку, чувствуя, как глаза наливаются жгучей влагой.

- Храни тебя Бог, - поблагодарила старушка.

Елена вышла в сквер, после слез все вокруг посветлело, прокрасилось и деревья, и небо над головой, и только на душе оставалось все так же безрадостно. Она опустилась на свободную скамейку, достала косметичку и привела себя в порядок.

Как она вернется домой, как посмотрит в глаза своей Наде? Чем утешит? Что скажет отцу и матери? Что они никому не нужны и каждый теперь выживает в одиночку? Внучка для них - единственный свет в окне. Надежда, так они её и назвали пять лет назад. Ее надо оперировать срочно, она тает на глазах, не шалит, не играет, и выражение лица у неё стало серьезным и обреченным. Маленький печальный человечек... Нет, просто так отсюда уходить нельзя, надо успокоиться, подумать, может быть, ещё не все потеряно... Может быть, эта важная дама из главного управления, с которой она рассталась десять минут назад, чего-то недоговаривает, может быть, существуют какие-то варианты?

- Число врожденных заболеваний растет, мы не в состоянии оказать помощь всем. Десятки тысяч больных, государство не может посылать всех на операцию за границу. Это очень дорого, вы же образованный человек и должны понимать, - важно вещала дама. В вытянутым вперед подбородком, глазами навыкате и гладкой прической с пышным хвостом на затылке; она напоминала диковинную говорящую рыбу, равнодушную и холодную.

- У меня особый случай... В заявлении все написано... Ни у меня, ни у мужа не было наследственных болезней. Муж участвовал в ликвидации атомной аварии в Чернобыле. Он был пилотом, вертолетчиком, - терпеливо объясняла Елена, догадываясь, что дама вряд ли вчитывалась во все её бумаги. - Они целый месяц засыпали этот аварийный блок, понимаете? Конечно, он облучился, разве не ясно? Могли быть генетические последствия, ведь дочь родилась через несколько лет.

- В ваших бумагах нет данных, что он переоблучился, - прервала её дама.

- Он спасал людей и не думал о справках... Его туда посылало государство. А теперь государству надо спасать его дочь, разве не ясно? Долг платежом красен...

- Того государства уже нет, - дама развела руками.

- Ну да, чиновники остались, деньги получают, а государства нет. Ловко придумано.

- Даже если вы докажете, что заболевание вашей дочери связано с чернобыльской аварией, это дела не меняет... У них в комитете тоже нет денег. Пятьдесят тысяч марок - не шутка, милая Надо искать спонсоров банкиров, предпринимателей. Может быть, они помогут...

- Это я и без вас знаю... Только где они, спонсоры? Одни разговоры...

- Еще год назад Горовец оперировал таких детей здесь. Почему вы не позаботились вовремя? А теперь перекладываете ответственность на нас - на государство. Горовец уехал в Германию вместе со всей бригадой, у них контракт на два года. Где вы были раньше? - Дама хладнокровно посмотрела на часы, давая понять, что их беседа чересчур затянулась.

- Откуда я могла знать, что он уедет? Ведь он сам говорил: пусть малышка подрастет. Он сам поставил её на очередь, можете проверить. Он предупредил: если наступит декомпенсация, приходите немедленно. Вот я и пришла.

- В этом году они бы уже не смогли её оперировать здесь, милая. Клиника давно не получает ни нужных материалов, ни аппаратуры, ни препаратов, все это стало невероятно дорого. Потому и уехали, не сидеть же без дела. Валюты хватает только на самое необходимое... Сейчас не до мутантов... - Дама выпучила глаза.

Елена вскочила со стула.

- Сами вы мутанты! Мутантское племя! Это ваше наследство! Ваше проклятых, бессердечных чиновников! Ваше, а не мое!..

Дама отшатнулась, а Елена бросала в её холодные глаза отчаянные, бесполезные слова. Отвела душу, говорить она умела - филолог. Почему, почему она не сдержалась, может быть, эта дама ещё пригодилась бы...

Впрочем, нашелся в этом ведомстве один, кто проявил к ней непритворный интерес, - неопределенного возраста мужчина в строгом сером костюме и с глазами мартовского кота

- Оставьте свой телефончик... Как только что-то прояснится, я позвоню... Возможны варианты... Я буду вас информировать... Готов помогать, - мурлыкал он.

Елена поднялась и, грохнув дверью, выбежала вон.

С кем воевать, с кем драться за Надьку? Врагов нет, кругом вежливые, хитрые чиновники. Ах, Паша, Паша, знаменитый пилот... Всем помогал, а их оставил. Мало ему было Чернобыля, полетел на это проклятое землетрясение. Скольких он спас там... А сам погиб. Неужели она когда-то была счастливой, даже не верится. А может быть, счастье - всего лишь ощущение, не больше, такое же, как боль, жажда или отвращение, и только беда по-настоящему реальна.

Она встала и прошла к будке телефона-автомата.

Никита, аккуратный, педантичный, был, как всегда, на месте.

- "Поли-банк", - услышала Елена знакомый осторожный голос.

- Никита, это я. Что-нибудь удалось выяснить?

- А как у тебя дела? - спросил он.

- Плохо. Бюджетники, нет денег... Никаких надежд, одни советы: ищите спонсоров. Ты говорил с директором?

- Это не так просто...

- Что не так просто? - вдруг взорвалась Елена. - Сколько можно тянуть?

- Я ведь знаю наш баланс. Честно говоря, сейчас просто не время, деньги в обороте...

- Так попроси изъять из оборота! Разве для них это много? Попроси как следует, потребуй наконец.

- Елена, как может обыкновенный клерк потребовать что-то у босса? Ты ж понимаешь...

- Ну да, одна я должна всех понимать. Только меня никто понять не хочет. У Нади декомпенсация, и если её запустить, никто потом даже оперировать не возьмется, ты это представляешь?

- Представляю... И стоит ли операция таких денег, вот в чем вопрос... За успех ведь, насколько я понимаю, они не ручаются... Стоит ли вообще... Он замолчал, почувствовав напряженное ожидание Елены.

- Ну, договаривай... Вот что я тебе скажу. Если ты не поставишь вопрос ребром, считай, что мы незнакомы. Пусть не все, но хоть сколько-то он мог бы выделить. Ведь ты сам говорил, что он ворочает миллиардами.

Услышав его тяжкий вздох, Елена повесила трубку. Никита никогда не был ей другом, его никогда по-настоящему не волновали её дела. Они встречались раз в неделю в квартире его товарища, гасили свет... А потом он становился холодным и чужим, начинал томиться, посматривать на часы. Сперва это её удивляло, а потом она заметила, как ей нестерпимо скучно с ним. Сейчас появился хороший повод расстаться, с некоторым даже облегчением подумала Елена.

Она разыскала в записной книжке ещё один телефон и набрала номер.

- Дежурный слушает, - ответил ей официальный голос.

- Мне нужен генерал Бурмистров.

- Как о вас доложить?

- Скажите, Елена Васильевна Козина... Вдова капитана Козина. - Ей вдруг стало трудно дышать, и на глаза снова навернулись слезы.

- Лена, здравствуй, - услышала она знакомый голос и разрыдалась. - Ты где? Тебе плохо? Вот что, давай-ка приезжай сейчас же ко мне. Ты поняла? Может, прислать машину?

- Нет, нет, я сама.

- Зайдешь в бюро пропусков, а потом ко мне.

Она вернулась на скамейку - немного посидеть и успокоиться. Ей вдруг вспомнилась старушка в переходе, прошептавшая: "Храни тебя Бог"... Что произошло с миром, если его не волнует ни слеза одного ребенка, ни целые реки детских слез? Господи, неужели Тебе нет дела до отдельного человека, маленького, несчастного человека, обиженного судьбой? Может быть, Ты думаешь только о массах, о глобальной пользе, об этом огромном человеческом муравейнике? Значит, Ты такой же властитель, как и земные властители, черствый и жестокий. Твоя система так же бессердечна, как и все остальные... Где милосердие, элементарная справедливость?

Елена встала и в волнении огляделась. Нет, она не могла в таком состоянии ехать в метро, спускаться в эту душную толчею, в это суетливое скопище людей.

Она подошла к краю тротуара. Мимо проносились роскошные импортные машины - черные, красные, белые, их были десятки, сотни. Вот она где бегает, валюта. Хватило бы и для Нади, и для других. Вот куда утекают денежки, которые нужны её ребенку как воздух. Эти сытые ребята неплохо устроились: машины, загородные виллы, экзотические острова, женщины. Ее вдруг поразила простая мысль: да ведь ей нужен обыкновенный бандит, с пистолетом, стальными мускулами и сентиментальной душой. Он и добудет ей эти деньги, просто отберет у кого-нибудь из этой жирующей братии. Или захватит в заложники какого-нибудь шишку, кого-нибудь из этих улыбающихся неизвестно чему вице-премьеров, и потребует выкуп. Или в качестве выкупа отправку ребенка на операцию. Не деньги ей надо искать, а человека, который их добудет.

Она вышла на проезжую часть и подняла руку. Низкая, блестящая, как черный жук, машина вырвалась из потока и подкатила к ней. Водитель молодой крепкий парень в темно-красном двубортном пиджаке, ясноглазый, гладко выбритый и ухоженный - оценивающе окинул её взглядом.

- Вам куда?

- На Большую Пироговку.

- Прошу, - он потянулся и отомкнул заднюю дверь.

Машина мгновенно набрала скорость, и через несколько минут они были на Садовом кольце.

- Классно водите, - сказала Елена. - Что за машина?

- Бээмвэ, - парень стрельнул в неё глазами из лобового зеркала.

- А сколько она стоит?

- Секрет фирмы, детка, - парень снова хитро взглянул на нее. - Но могу поделиться... За ужином. Как насчет вечера?

Они свернули с Садового кольца и неслись по Большой Пироговке.

- Он вам может дорого обойтись. - Елена подняла свои бархатные глаза и поймала в зеркале его взгляд.

- Ну, например? - Разговор был парню явно по душе.

- Мне срочно нужны пятьдесят тысяч марок. Я потом отдам, - поспешно добавила она.

- Да? - парень покачал головой и посмотрел на неё с интересом.

- Срочно, понимаете... Ради этого я готова на все.

- Во всей Москве не найдется дурака, чтобы за женщину выложил столько денег... Даже за такую, как ты.

- Не только за женщину, но и за её сердце, - пробормотала Елена, вдруг почувствовав, что вдохновение стремительно покидает её.

- Тысяча баксов в неделю - самая крутая тебе цена, - рассмеялся парень.

- Останови машину! - Елена принялась дергать дверную ручку.

- Как хочешь, - он усмехнулся и подрулил к тротуару.

Она выбралась из машины, наклонилась к опущенному стеклу и прошипела:

- Это потому, что ты сам дешевка! На, держи, сдачи не надо, - она швырнула ему на колени полсотню и, не оглядываясь, быстро пошла к массивному зданию Главного штаба ВВС. Остыв от гнева, она уже корила себя за эту вспышку и безрассудно брошенные деньги. Уж лучше бы она отдала их той бабуле в переходе. Первая встреча с миллионером оказалась неудачной. Где же вы, бандиты-романтики, гангстеры-джентльмены, рыцари плаща и кинжала?

Навстречу ей двигались три смуглые вьетнамочки. Каждая тащила на спине огромный тюк с товаром. Как муравьи, подумала Елена. Она повернула за угол, в бюро пропусков. Молодая женщина, протянув ей документы, предупредила:

- Генерал Бурмистров уже звонил. Сейчас вы поднимитесь к дежурному, он вас проводит.

Глава 2. ВОЕННО-ВОЗДУШНЫЕ СИЛЫ

Кабинет Бурмистрова имел вид респектабельный и суровый: огромные окна, высокие потолки, громоздкий, будто литой, письменный стол, слева под рукой - скопище телефонных аппаратов для всех видов связи: дальней и засекреченной, "кремлевки" и военной "тройчатки", городской и местной; в центре - необъятных размеров стол для заседаний, огороженный высокими спинками стульев, напротив - во всю стену карта мира с обозначением мест локальных конфликтов; между окнами - встроенные стеллажи из темного дерева с образцами боевой техники ВВС. И сам хозяин кабинета - крупный, седой, в кителе с генеральскими погонами и колодками наград - казался могущественным и всесильным. Грозный военно-государственный дух витал здесь, и повседневные заботы человеческие выглядели букашечными и неуместными. Таким же неуместным и временным казался здесь уголок отдыха у дальней стены - с двумя кожаными креслами и низким столиком.

Бурмистров бросил взгляд на расположившуюся в одном из этих кресел Елену и достал сигарету. Он не видел её около пяти лет, она была по-прежнему хороша. Настоящую красоту ничего не берет, подумал он. Генерал вздохнул. Он мог поднять в воздух десятки боевых самолетов, мог и многое другое, а перед её бедой был бессилен. Он, схоронивший за свою жизнь столько боевых друзей и подчиненных, почувствовал, как знакомо пересохло в горле. Что может быть отвратительней чувства беспомощности?.. Тем более что он и утешать-то толком так и не научился. Требовать, распекать, приказывать - мог, а утешать не умел.

- Лена, чаю хочешь? - хрипло спросил он. Она отрицательно качнула головой, поправила тяжелые пряди волос.

- Как дочку-то зовут?

- Надежда.

- Хорошее имя. Лучшее слово всех времен и народов... Особенно для России. Не вешай голову, что-нибудь придумаем...

- За что мне это, а, Михаил Иванович? За какие грехи? За чьи? Сначала Паша, теперь Надя...

Он нажал кнопку вызова дежурного:

- Стогова и Семенова ко мне! Срочно!.. Может, ты посидишь в комнате отдыха пока, а? Я посовещаюсь с замами... Есть одна возможность. Точнее, раньше была... У меня замы этим занимались, потом нам запретили, потом опять разрешили, потом опять запретили... Такая чехарда.

- Спасибо. Спасибо, Михаил Иванович. - Она поднялась.

Он проводил её в смежную комнату отдыха и вернулся в кабинет. Заместители - полковники Альберт Иванович Семенов и Геннадий Романович Стогов - оба высокие, худощавые, серьезные - сидели перед столом, раскрыв рабочие тетради.

- Да не записывайте вы ничего... - Он прошел на свое место. - Геннадий Романович, как у, нас с продажей техники?

- Никак, все запрещено. Вся коммерческая деятельность.

- Вас послушать, так у нас никто не торгует продукцией оборонки! вскипел Бурмистров.

- Торгуют избранные, - вмешался Семенов.

- То есть?

- Посредники... "Оборонэкспорт", всякие ассоциации... Нам опять запрещено. Экономисты так решили, там, наверху...

- Та-ак, - протянул Бурмистров. - Тогда слушайте задачу. И думайте. Альберт, помнишь, у меня в дивизии был Павел Козин, вертолетчик?

- Помню. Но он же...

- Да, разбился. Чернобыль прошел... Видно, нельзя бывать сразу в двух таких переделках. Нельзя дразнить судьбу. Нельзя испытывать её слишком часто. Есть предел риска, знаешь, как критическая масса... А жизнь наша такая хрупкая вещь, если вдуматься...

- Это уж точно, - вставил Семенов.

- ...У меня вон там, за дверью, сидит его жена, Елена Васильевна Козина... У них дочь, она родилась как раз накануне того проклятого землетрясения... - Бурмистров сжато изложил её историю, прошелся по кабинету и добавил: - Когда-то и у неё были деньги, за Павла ей выплатили тысяч пятьдесят. В свое время их бы почти хватило даже на такую операцию. А сейчас... В общем, мы должны достать ей пятьдесят тысяч марок.

- Гиблое дело. Бэд джоб, как говорят наши друзья американцы, задумчиво протянул Семенов.

- Мне не до шуток. Мы не разойдемся до тех пор, пока что-нибудь не придумаем, поняли?

- А детский фонд, Министерство социального обеспечения? - спросил Стогов.

- Откуда у них деньги? Они себя еле содержат, - заметил Семенов.

- Не о том вы, ребята. Козина пришла к нам. Куда она ещё пойдет? Мы посылали Павла в это пекло. Мы! - Бурмистров повысил голос. - И мы обязаны ей помочь. Иначе грош нам цена! Всем! Мы сейчас для неё государство. То самое, ради которого погиб её Пашка. И мы должны спасти его дочь... Чего бы это ни стоило. Необходимо провернуть какую-нибудь коммерческую операцию. Бурмистров замолчал. В огромном кабинете повисла тишина.

- Если мы продадим технику через "Оборонэкспорт", все деньги уйдут в бюджет. Оттуда их уже не достанешь.

- Тем более наличными. Нереально, - сказал Семенов.

- Сейчас новая фирма какая-то объявилась, загадочная, то ли полукоммерческая, то ли полугосударственная... Ассоциация современных технологий, кажется, АСТ... - начал Стогов.

- Покороче, что ты тянешь? - не выдержал Бурмистров. - Кто директор?

- Виктор Павлович Капитонов, когда-то работал в Госплане, потом в ВПК.

- Так я его знаю, он, кстати, тоже тогда был на землетрясении, что-то координировал, и Павла знал, - оживился Бурмистров. - Нормальный мужик. А чем они торгуют?

- Не знаю, но пэвэошники через них что-то продавали. Наверняка не бублики. Могу узнать, у меня приятель в Главном штабе ПВО, - сказал Стогов.

- Ассоциации, комиссии, комитеты, концерны, департаменты... Плодятся как мухи. Никто ни за что не отвечает, но с каждым все надо согласовывать...

- А это признак демократии: чем больше контор, тем больше неразберихи, - вставил Стогов.

- Слушай приказ, Геннадий Романыч. - Бурмистров смотрел на Стогова в упор. - Сию же минуту от моего имени свяжешься с Капитоновым и договоришься о моей с ним встрече не позднее завтрашнего дня, а лучше сегодня. Сам тоже поедешь со мной. Собери всю возможную информацию. Вместе с Семеновым составьте список, чего продать. Включайте все что угодно, кроме боевой техники. Лучше всего что-нибудь из электроники. И надо продать так, как все делают, - по дешевке, по безналичному, ну, например, в ценах девяносто первого года плюс пятьдесят тысяч марок сверху. Для Козиной.

- Это знаете, как называется, Михаил Иванович? - покачал головой Семенов.

- Плевал я на это "как называется". Мы не себе в карман берем. А чтобы никто из вас не попал в штопор, все бумаги - только за моей подписью. В случае чего - свалим все на меня. Ну, выгонят на пенсию, ну, в газетах прополощут... Ну и что? Это вам надо расти, а я... Я уже могу поступать, как вздумается. Как душа просит. Могу, наконец, позволить себе это удовольствие, черт побери!

- В НИИ космических исследований есть лаборатория биоэнергетики, выполняла и наши заказы. Финансирования теперь нет. А оборудование там наше. Забрать его к чертовой бабушке и загнать, - предложил Стогов.

- Нельзя. Там уникальные специалисты, - подумав, сказал Бурмистров.

- У нас все уникальные, Михаил Иванович.

- А это - суперуникальные! Один Уланов чего стоит. В Спитаке он находил людей в таких завалах, где ни приборы, ни собаки ничего не определяли... Альберт, объясни ему... Он ведь тогда в округе служил, хвосты заносил у МИГов. Кроме того, меня академик Бахтин просил. Да и не нужно оно никому, кроме ученых. В общем, отпадает. Надо искать другие пути. Бурмистров побарабанил пальцами по крышке стола. - Вот что, Гена, в первую очередь выясни-ка, что это за ассоциация у Капитонова, и доложи мне. Это срочно. - Генерал поднялся и направился к комнате отдыха.

Увидев его повеселевшее лицо, Елена посветлела.

- Что-нибудь выяснили, Михаил Иванович?

- Не волнуйся. Посиди, поговорим. - Он показал пальцем на кресло в углу, сам опустился на соседнее.

- Ты работаешь?

- Конечно. Без работы мы просто не вытянем... Беру переводы на дом.

- А как же...

- Надя? Мои старики с ней сидят. Только на них все и держится. Отчаянное положение... - Елена вздохнула.

- Не заводись. Не надо. И надежды не теряй. Потерять надежду - значит сдаться. Мы ещё погуляем на её свадьбе. А кто-нибудь ещё из родственников здесь есть?

- Нет. Соседи иногда помогают. Бурмистров щелкнул пальцами.

- Деньги достанем - я в этом почти уверен. У меня предчувствие. Меня оно не подводило. Летчики - суеверный народ... Да что тебе говорить. Пока живы, будем драться, черт побери. ВВС, я тебе скажу, это целое государство!

- Спасибо вам, Михаил Иванович. Я вас пять лет не видела, думала, забыли напрочь. Так давно все было, словно сто лет назад, в какой-то иной жизни. А вы... Вы сейчас в меня жизнь вдохнули. Я ведь уже и забыла, когда у меня было легко на душе... Девочка погибает, тает на глазах. Подумать только, цена человеческой жизни - кучка бумажек, банкнот! Если бы не вы, я не знаю, как бы я вернулась к моим... Хоть в петлю... - Она наклонила голову, и Бурмистров увидел, как на её плащ одна за другой стали капать слезы.

- Ну вот, мы же договорились...

- Извините... Я... Просто... Мне иногда кажется, что я схожу с ума. Она торопливо достала из сумки платок и поднесла к глазам. - Михаил Иванович, даже если вы не найдете этих денег... Я не обижусь, я вам все равно буду благодарна, я...

- Лена, извини. Горе твое - главное, но, в общем, даже не в этом дело. Дело в принципе. Меня это заело. Я сам - ты поняла? - сам хочу найти их. Это дело чести. И давай без слез, мы же договорились...

Бурмистров проводил её в приемную и попросил:

- Не уходи... Мне надо сделать несколько звонков, потом поедем в одну контору. Ты - тоже, на всякий случай.

У кабинета его ждал Стогов.

- Ну что? - Бурмистров распахнул дверь.

- Есть кое-какая информация.

- Заходи.

- Я договорился о встрече, Капитонов на месте, можно ехать хоть сейчас, - сказал Стогов.

- Что еще?

- Говорил по "тройчатке" с пэвэошниками... Растолковали про эту ассоциацию. Они под шумок, когда разваливались союзные министерства, подгребли под себя несколько КБ и предприятий, влезли в конверсионные программы. Не терялись, как говорится. Есть свой информационный центр, связанный с регионами. Занимаются даже социологическими исследованиями. Им разрешена и коммерческая деятельность. Торгуют и за валюту, и так. Все солидно, с размахом, чувствуется опытная рука и гигантские связи. Дирекция занимает два этажа в пятиэтажном доме, где-то за Маяковкой. Объяснили, как проехать. Говорят, снаружи домик неказистый, а внутри - ковры, бронза, дуб, компьютеры. Есть даже бюро пропусков. Фирма. На уровне мировых стандартов.

- Кому подчиняются? - спросил Бурмистров.

- Никому. Как говорится, одному только закону. Который к тому же ещё и не писан. Что хотят, то и делают.

- Очень интересно. А спецназа у них своего нет?

- Все может быть, - Стогов улыбнулся. - Пэвэошники уверяют: эти ребята могут все что угодно. Если, конечно, захотят.

- Надо, чтобы захотели. Вызывай машину и соедини-ка меня с Капитоновым... Переговорю сам, для приличия.

Бурмистров был доволен, хотя виду не подавал: хвалить подчиненных только портить, считал он.

Глава 3. В ПОИСКАХ ВЫХОДА

Виктор Павлович Капитонов лет двадцать вращался в руководящих органах, обрастая связями, приобретая опыт и соответствующие манеры. Он выглядел настоящим начальником - с солидной фигурой, властным голосом, седой шевелюрой, крупными чертами лица и тяжеловатым взглядом широко расставленных глаз.

Экономический вихрь, поднявшийся в стране, закружил так, что надо было срочно искать новую финансовую основу для того, чтобы удержаться на плаву. Когда, после многочисленных и путаных реорганизаций, он оказался во главе ассоциации, вдруг выяснилось, что всюду на руководящих постах коммерческих фирм оказались его старые знакомые: из прежних министерств, комитетов, из госплановских и госснабовских структур. Появилась и талантливая молодежь, осторожная на язык, но бесстрашная в деле, специалисты по новым технологиям - биржевым, банковским, информационным. С одним из них тридцатишестилетним Дмитрием Ивановичем Саранцевым - Капитонов сошелся довольно близко. А потом и вовсе включил его информационный центр в свою ассоциацию.

Капитонов выбрал верный курс. Он ухитрялся наладить финансирование ассоциации и сверху, из бюджета, и снизу, от коммерческих предприятий. Они медленно, но уверенно двигались в лабиринтах новой экономики, но чем выше они поднимались, тем жестче становилось отношение сверху и чувствительнее боковое, оттирающее давление. Саранцев, с которым он иногда совещался, был прав: теперь, когда оборот достиг десяти миллиардов, надо оглядеться, теперь они не могли разориться, но их все ещё можно было задавить сверху, новыми законами. Нужно политическое прикрытие, подумал он, иначе им не дадут развиваться.

- Виктор Павлович, свою партию пора создавать, - словно угадав его тайные мысли, сказал однажды Саранцев, - и тогда нам никто не страшен... Даже дьявол.

Капитонов промолчал, словно не расслышал, он не любил обнаруживать свои истинные замыслы. Да, надо создавать партию и готовиться к серьезной деятельности.

Он стал мелькать в президиумах, на митингах, даже на телевидении в погоне за имиджем представителя влиятельной социально-экономической силы. На этом пути ему много помогал его компаньон и школьный приятель, известный политолог и публицист Евгений Михайлович Авдеев. Готово было и название партии - "Союз ради социального партнерства" - СРСП, но Капитонов не торопился, полагая, что идея должна дозреть и обогатиться стратегией.

Звонок из Главного штаба ВВС слегка озадачил его и пробудил множество воспоминаний. Разрушенный Спитак, где они встречались с Бурмистровым, всплыл в памяти и теперь казался ещё страшнее и символичнее - предвестником огромного и страшного развала. Ему вспомнилась тесная палатка оперативной группы ВВС, в которой он останавливался, молчаливый и сосредоточенный Уланов с пронизывающим взглядом прозрачно-голубых глаз.

Интересно, что за проблема появилась у летчиков, если они так спешат. Впрочем, Бурмистров всегда отличался этим - действовал быстро, будто в кабине самолета. Никак не привыкнет к солидности, а в серьезных делах полезно и подождать, подумал Капитонов.

В дверь постучали, и на пороге появился Авдеев, с недавнего времени заместитель Капитонова в ассоциации. Все в его облике поражало контрастами: остатки стройности сочетались с довольно заметным животом, солидный вид - с порывистостью и бурной жестикуляцией, гордая посадка головы - с пухлым лицом, наивно поднятыми бровями и округлыми глазами, горячность речи - с подозрительной гладкостью и продуманностью. Сейчас его полное и обычно безмятежное лицо выражало досаду.

- Что случилось? - с некоторой иронией спросил Капитонов. Он любил подшутить над рассеянным однокашником, к тому же полагал, что ничего серьезного с ним случиться не может, поскольку сложных дел Авдеев в ассоциации не вел, занимаясь в основном выступлениями, связями с прессой и писанием туманных политологических статей.

- У меня исчезла рукопись... Проект программы нашего союза... Я над ней работал последнее время...

- Восстановишь! Или что, склероз?

- Понимаешь, Виктор, - Авдеев опустился на стул напротив Капитонова, я не мог её потерять... Мне кажется, у меня её похитили.

- Кому она нужна? - небрежно бросил Капитонов.

- В ней есть много политически и экономически острых вещей... По денежным операциям. Некоторые факты, мне сообщил их Саранцев. Из компьютерного досье... Анализ коррупции, как движутся деньги...

- Черт бы тебя побрал, Евгений, с твоей писаниной... Через несколько дней презентация фонда, будет пресса... А если к кому-нибудь из них все это попадет? Они же растрезвонят на весь свет. Прямо на презентации.

- В том-то и дело, я потому и волнуюсь... - Авдеев вскочил и снова сел. - Ты только не кричи. Что у тебя за манера распекать... Я не привык.

- Привыкай. Что ещё там было?

- Схема "Союза ради социального партнерства"... Структура... Так, фантазии всякие. Предполагаемый состав сопредседателей... Фамилии - твоя, моя, ряд других.

- Козел ты, Авдеев... Где ты мог её потерять? Пьяный, что ли? вскипел Капитонов.

- Да не терял я, клянусь, Виктор! Похищена она. Пропала из дома. Как испарилась.

- Кто ещё знал, что ты над ней работаешь?

- Я все время работаю, постоянно размышляю, пишу... С Камовским делился, свояк все-таки... Но в самых общих чертах. Мистика какая-то! Авдеев всплеснул руками. - Как сквозь землю провалилась. Просто сеанс гипноза. Хоть экстрасенса нанимай.

Капитонов задумался.

Что за ребенок... Какая-то детскость во всем, несолидность. Но выступать умеет, не отнять, артист, откуда что берется! И не интриган, сетей плести не способен. Может, конечно, подложить свинью, но только из хороших побуждений или по недоразумению. Как с этой рукописью. Надо запретить Саранцеву выдавать ему информацию. Он и без неё способен часами болтать, найдись только слушатели.

Включился телефон селектора, и Анжела Антоновна, его бессменный секретарь ещё по прежней работе, четко, как диктор, сказала:

- Вас просит генерал Бурмистров.

- Переключи. О, какая встреча в эфире, Михаил Иванович! Здравствуйте, дорогой. Между прочим, собирался вам звонить. У вас где сейчас Уланов? Ну да, тот самый... Жаль, что уволился... Если сможете, договоритесь, а? Очень прошу. Хочу с ним посоветоваться. Отлично, жду.

Капитонов положил трубку.

- В хозяйстве генерала Бурмистрова есть такой Уланов. В Спитаке среди гигантских развалин находил людей. Безошибочно. Подходил к груде кирпичей и говорил: "Разбирайте, там ещё живы". Уникальный парень. Слышал он плохо, но не догадаешься - читал с губ. Светленький, добродушный, а глаза пронзительные - мороз по коже. Если он на месте...

- Интересно... Ты никогда не рассказывал...

- Мало ли о чем я тебе не рассказывал... - усмехнулся Капитонов. Если Уланова найдут - приедет. Не уходи далеко, можешь понадобиться...

Авдеев виновато опустил голову.

Они встретились так радушно, будто все эти несколько лет, которые не виделись, только и мечтали об этом дне. Стогов стоял рядом и сдержанно улыбался.

- А где Уланов?

- Подъедет позже, прямо из института. Зачем он вам?

- Мы создаем службу социально-психологического прогнозирования... Надо посоветоваться.

- Уланов ушел из кадров, - заметил Бурмистров.

- Так это же прекрасно, нам такие нужны. - Капитонов двинулся в кресле.

- Я думаю, он к вам не пойдет.

- Уговорю, теперь он человек свободный. Так какие же проблемы у славных ВВС?

Бурмистрову понадобилось несколько минут, чтобы изложить суть дела.

- Никаких проблем, - заверил его Капитонов, - только подготовьте список изделий, всю номенклатуру. У меня торговля идет через акционерное общество "Торговые палаты", директор - Камовский Марк Борисович.

- Геннадий Романыч, записывай координаты, - повернулся Бурмистров к Стогову.

- На какую сумму аппаратура? - спросил Капитонов.

- Вы сами определите. Сколько надо, столько и дадим. Главное условие пятьдесят тысяч марок или соответственно рублей по курсу - наличными.. Это для Козиной.

- Мы учреждаем социально-экономический фонд. У него есть и благотворительные цели. Через фонд все и оформим, можно обойтись без крупных нарушений. Между прочим, официально приглашаю на презентацию. Здесь недалеко, в "Вертикали". Встреча с прессой, ответы на вопросы, концерт, показ мод, шампанское... Знаменитости всякие.

- Не знаю, не буду обещать... Как-то мы ещё не привыкли к этому. Как, Геннадий Романович? Стогов неопределенно пожал плечами.

- Надумаете - позвоните... Я вас понимаю - надо помочь. Все сделаем, хорошо поставленным голосом говорил Капитонов.

- Надеюсь, - сказал Бурмистров, однако не таким бодрым тоном, как Капитонов. Уж слишком просто все выглядело, не верилось.

- Козина работает? - спросил Капитонов.

- Переводы где-то берет, - ответил Бурмистров, - с английского.

- Прекрасно. У нас расширяется служба референтов. Можно взять в группу Авдеева, моего помощника. Так что присылайте. И чем быстрее, тем лучше. Оплата приличная...

- Она в приемной. Я взял на всякий случай.

- За что люблю армию - за оперативность. Раз, два - и мы в тылу врага. - Капитонов рассмеялся.

- Веников не вяжем. Все-таки ВВС, - заметил Бурмистров.

- Приятно слышать. А то сейчас все плачут: все у нас плохо, все разваливается... Ничего не разваливается.

- К сожалению, разваливается, дорогой Виктор Павлович. С такими ребятами - с отсутствием зачатков стратегического мышления - далеко не уедем. Все время что-то стабилизируют, развязывают какие-то узлы, бормочут по телевизору о каких-то коэффициентах, балансах, черт бы их побрал. Люди ученые, инженеры, интеллектуалы - вот настоящее богатство страны, стратегический потенциал, долговременный фактор. И залог возрождения. А у нас лучшие математики уходят к торгашам, считать барыши. Или летят за границу.

- Не стоит драматизировать, Михаил Иванович. Возродимся, у нас просто нет другого выхода. Как феникс, возродимся. Реальная власть как была в руках профессионалов, так и осталась, чтобы там ни болтали. У нас, например, почти вся моя старая команда наверху, а многие даже стали выдающимися демократами. - Капитонов подмигнул и включил селектор: - Анжела Антоновна, там где-то в приемной Козина Елена Васильевна, пригласите её к нам.

Елена бесшумно пересекла покрытый ковром кабинет и осторожно присела у стола.

Капитонов слушал, как она рассказывала о себе, где училась, работала, какие тексты переводила, незаметно приглядывался к ней и уже не сомневался, что она для ассоциации подойдет. Он любил все яркое и эффектное, а посетительница была именно такой.

Бурмистров и Стогов внимательно следили за выражением лица Капитонова.

- Елена Васильевна, реферирование деловой прессы вам подойдет? Капитонов обвел взглядом присутствующих. - Мне кажется, это неплохой вариант. Материал для переводов вам будет давать Евгений Михайлович Авдеев. Это для него.

- Авдеев? Тот самый?

- Какой тот самый? Вы его знаете? - удивился Капитонов.

- Видела по телевизору. Недавно.

Капитонов был несколько уязвлен такой популярностью своего помощника, которого сам он считал в некотором роде недотепой, и сухо добавил:

- Сможете работать и дома...

- Спасибо огромное. - Она слегка привстала и повернулась к Бурмистрову. Тот кивнул ободряюще.

- Я ведь тогда тоже был в Армении. Так что постараюсь помочь...

Козина улыбнулась - искренне, как старому знакомому. Довольный Капитонов поднялся и проводил её в приемную для оформления на работу.

- По чашечке кофе? - предложил он, когда вернулся.

- Пожалуй, не откажемся... Как, Геннадий?

- Можно.

Капитонов нажал селектор и попросил:

- Анжела Антоновна, три чашечки кофе, пожалуйста.

Капитонов выбрался из-за письменного стола и сел напротив Бурмистрова.

- Неплохо вы устроились, с размахом, - заметил Бурмистров.

- Торговля спасает. У нас есть несколько конверсионных проектов, но пока без особых вложений. Запад не торопится. Торговля - единственный выход. Сейчас вот организуем этот фонд.

- Теперь многие занялись конверсией, - заметил Бурмистров, - а толку не видно.

Анжела Антоновна, высокая, официально-приветливая, внесла поднос с тремя чашечками кофе и каким-то замысловатым печеньем.

Мужчины поблагодарили и дружно проводили её глазами.

- А чем сейчас занимается Уланов? - переключился Капитонов.

- Старший научный сотрудник. В одном академическом НИИ. У академика Бахтина. Так я докладываю, Геннадий Романыч?

- Так точно. Он теперь кандидат технических наук, - добавил Стогов.

- Интересный парень. Молодой, а весь какой-то углубленный, серьезный... Отрешенный. Будто знает что-то недоступное другим, - покачал головой Капитонов.

- Он за год до того землетрясения со всей семьей попал в автокатастрофу и полгода провалялся в госпитале, - проговорил Бурмистров и вздохнул.

- Сейчас в космическую философию ударился. С ним побеседуешь минут пять на эти темы и чувствуешь, как у тебя крыша поехала, - сказал Стогов.

Включился селектор, и голос Анжелы Антоновны четко произнес:

- Виктор Павлович, вас междугородка. Капитонов поднял трубку и поздоровался с далеким собеседником.

Бурмистров задумчиво разглядывал кабинет.

- Тэкнику, тэкнику, - вдруг возмутился Капитонов. - Гдэ я возьму тебе тэкнику так быстро, дорогой?.. Стараемся, но... Держи связь с Камовским. Все - через него. Будь здоров, дорогой. - Капитонов положил трубку и пояснил: - Клиенты у нас по всему СНГ, представляете? Все изменилось. За каких-то несколько лет, а? В другой стране оказались. Никогда бы не поверил. Иной раз так и хочется ущипнуть себя за руку - не во сне ли?

- Сейчас многое кажется непостижимым. - Бурмистров поднялся. - Ну что ж, нам пора.

Проводив гостей, Капитонов разыскал по телефону Авдеева:

- Сейчас подъедет Уланов... Тот самый. Будь на месте, я позвоню...

Глава 4. ЭКСТРАСЕНС

Шесть лет назад ясным майским днем Уланов с Инной и трехлетней Светкой отправились в отпуск. По пути в аэропорт на Кольцевой дороге из встречного потока машин на их полосу вылетел тяжелый КамАЗ. Водитель такси, молодой юркий парнишка, рванул машину вправо, но было поздно: страшный удар обрушился на них, и никто не успел даже вскрикнуть.

Потом в госпитале он рождался второй раз. Он лежал, обмотанный бинтами, не в силах пошевелиться, почти без слуха и совершенно лишенный зрения, в полной тьме, утративший связь с внешним миром, словно в затонувшей подводной лодке. Один на один с собой. Он научился вызывать своим внутренним взором яркие, ласковые и успокаивающие картины, научился видеть свои мысли и наблюдать за собой словно со стороны. Ощущение одиночества исчезло. Его второе "я" жило теперь в нем постоянно, он обменивался с ним мыслями, совершал походы в прошлое, спорил. Возникали длинные беседы - неторопливые, с продолжением на несколько дней разговоры. Мысли приходили свободно, сами по себе, как проплывают облака, и внутренний мир казался не менее интересным, чем окружающий. Он вдруг осознал, какая бесконечная вселенная сам человек и как слабы обычные понятия, чтобы выразить эту бесконечность.

Когда-то ему недоставало времени подумать о самом главном, каждодневный быт навязывал ему свою волю, отнимая время. Даже с дочкой он был поверхностен и тороплив. Он выполнял приказы, работал, отдыхал, плыл по течению времени, не всматриваясь в его глубину и сокровенный смысл. Разве мог он предполагать, что вся его прежняя жизнь рассеется от удара слепой судьбы, исчезнут из живого мира дорогие ему люди, самые близкие, часть его самого. Он часто потом думал: а так ли слепа судьба, может быть, если дорожить жизнью как чудом, если быть осторожным и осмотрительным, а не испытывать судьбу без нужды, может быть, тогда и она стала бы благосклоннее? Что имеем, не храним...

Когда сняли повязки и к нему постепенно вернулось зрение и частично слух, он вдруг убедился, что и палатную сестру, и нейрохирурга, посещавшего его через день, он уже знал по этим внутренним своим видениям. Слух полностью не восстановился, и Уланов постепенно привык читать с губ. Он вглядывался в лица, в мимику, стараясь подметить и запомнить характерные движения рта, крыльев носа, бровей, выражение глаз. Иногда он ощущал, что воспринимает мысль или желание собеседника раньше, чем слова слетят с губ.

Уланов появился на работе только осенью, это был совершенно иной человек, молчаливый и сосредоточенный. Когда к нему обращались, он слегка улыбался, он и раньше всегда разговаривал с мягкой полуулыбкой, но теперь глаза его выглядели странно - они были внимательны, приветливы, но в то же время оставались серьезными и отрешенными. Он здоровался, садился за рабочий стол, включал компьютер, а потом закрывал глаза и погружался в новый мир, который обнаружил в себе, когда лежал в госпитале.

Когда в декабре в Армении произошло землетрясение, он напросился в состав оперативной группы ВВС и несколько недель провел в разрушенном, замерзающем Спитаке. Там он и познакомился с Капитоновым.

...Капитонов выбрался из-за стола и, широко раскинув руки и улыбаясь, пошел навстречу. В спортивной куртке и джинсах, среднего роста, с тонким бледным лицом, светловолосый, с короткой стрижкой, Уланов выглядел как студент.

Лет двадцать, больше не дашь, подумал Капитонов, только лицо уж очень серьезное. И взгляд странный - открытый и одновременно пристальный, два ледяных прицела, а не глаза.

Слегка смущенный горячей встречей. Уланов остановился. Столкнувшись с его вопрошающим взглядом, Капитонов не выдержал и опустил глаза.

- Рад тебя видеть, Александр Петрович, дорогой, - сам не зная почему засуетился Капитонов, - сколько же мы не виделись, а? Ты отлично выглядишь.

- Спасибо, вы тоже.

- Какое там! Замотался. Рынок - он похуже диктатуры, ни минуты покоя, никто не давит, приходится самому себя подстегивать. Ну, присаживайся. Ты, говорят, теперь наукой занялся... Слышал о твоих успехах... Не женился? Извини... Помню, помню. И сочувствую. Хочешь кофе?

- Спасибо, Виктор Павлович. Я вообще-то спешу...

- Ну что ты так официально... Раз в сто лет видимся - и "спешу". Капитонов чувствовал, что никак не может взять нужный тон. Задушевной беседы не получалось.

- У вас какие-то проблемы? - спросил Уланов. Он тоже был рад встрече, хотя и чувствовал в поведении Капитонова какую-то наигранность.

- О них потом... Как у тебя-то дела? Расскажи немного, просвети. Что нового в биоэнергетике?

- Я сейчас отошел от практики, Виктор Павлович. Меня общие идеи интересуют, глобальные.

- Я ведь не забыл, как ты людей разыскивал... Как головную боль снимал... Я после твоих манипуляций буквально оживал, как в море искупался.

- Все это не то... Частности, Виктор Павлович, - тихо и размеренно сказал Уланов. - Я теперь этим почти не занимаюсь, другое интересует...

Капитонов, довольный, что собеседник наконец разговорился, нечаянно наткнулся на его пристальный взгляд и опустил глаза.

- Неужели есть что-то интереснее в наше время? - пробормотал наконец Капитонов.

- Есть. Взаимодействие разума и материи, например. Энергетика разума, его субстанция. Связь разума с космосом...

- Эх, куда тебя, батенька, повело. Такому и названья нет. Староват я для таких идей. А проблема у меня такая... Понимаешь, у моего сотрудника пропала важная рукопись. Политически важная. Кто-то взял. Или он потерял. Не хотелось бы, чтобы рукопись попала в плохие руки. Пойдут разговоры, журналюги налетят, раздуют из мухи слона. Рабочие бумаги, можно сказать, интимные. Не мог бы ты попробовать... нет, не то чтобы отыскать, а хотя бы приблизительно определить, где они?.. Ты извини, может быть, я тебя отвлекаю от дел? У меня был Бурмистров, вспоминали Спитак, тебя... Вот я и подумал... - Капитонов умолк, заметив, каким острым стал взгляд собеседника.

- Ничего, все нормально, Виктор Павлович. Можно попробовать. Только мне нужен тот, кто писал.

- Он здесь... Этажом выше, - поспешно ответил Капитонов.

- Мне надо с ним поговорить. Пусть напишет хотя бы с пол-листа из того текста. И захватит с собой... Я, конечно, не уверен, но попробую...

- Сейчас, он мигом... Не получится, так не получится. - Капитонов суетливо придвинул к себе телефон.

Авдеев вошел через несколько минут, вид он имел смущенный, в руке держал написанные листы.

- Здравствуйте... Вот я написал. Как просили.

Уланов взял бумаги. Авдеев смотрел на него недоверчиво и одновременно с надеждой. На несколько минут в комнате повисла тишина.

Уланов встал, подошел к окну и, устремив взгляд куда-то сквозь стекло, проговорил тихо, но отчетливо:

- Я могу только описать место, где ваши бумаги находятся. Причем довольно приблизительно.

- Я... я слушаю, - Авдеев закивал головой.

- Это старый дом, трехэтажный. Вернее, старинный дом. Большой кабинет, высокие потолки. Мебель старинная, напольные часы, камин... Камин холодный. Они лежат на столе... Да, кажется, на письменном столе.

Уланов вернулся на прежнее место. Он был бледен, и Капитонов увидел теперь, что он на глазах постарел лет на пятнадцать.

- Так это... это ж кабинет Марка, черт побери! - вскричал Авдеев. Камовского!

Капитонов, ни слова не говоря, снял трубку селектора.

- Как они там оказались? - Авдеев провел рукой по волосам.

- Это у тебя надо спросить, - бросил Капитонов и продолжал, теперь уже в трубку: - Анжела Антоновна, соедините меня с Камовским.

- Послушайте, если это так, это феноменально! - Авдеев с восторгом уставился на Уланова, потом перевел взгляд на Капитонова.

- Марк Борисович выехал, будет через час, - раздался четкий голос Анжелы Антоновны.

Капитонов положил трубку, посмотрел на Авдеева:

- Как они к нему попали, твои бумаги?

- Может быть... Он был позавчера вечером у меня дома, заезжал за своей Ольгой... Посидели немного, поговорили... Выпили, конечно. Рукопись лежала у меня на столе. Мы входили, выходили... Да, Марк вполне мог взять...

- Да... Ты уж извини, Александр Петрович. Тебе смешно, наверно. И спасибо тебе огромное. - Капитонов кивнул в сторону Авдеева: - Хорошо, что хорошо кончается. Знаешь, мы собираемся... Неплохо бы организовать службу из ребят твоего профиля... Что, если я предложу тебе поработать у нас? торопливо добавил он.

- У меня другие планы, Виктор Павлович.

- Сколько ты у них получаешь? Да, кстати, - он обратился к Авдееву, я тебя больше не задерживаю, со свояком разбирайся сам... У нас тут длинный разговор.

- До свидания. Еще раз огромное спасибо. - Авдеев порывисто пожал Уланову руку и вышел.

- Так сколько ты получаешь? - повторил Капитонов, когда они остались вдвоем.

- Не много, но мне хватает. Я ведь один, Виктор Павлович. - Уланов мягко, по-детски улыбнулся, он снова выглядел свежо, будто отдохнул.

- Давай по совместительству. Только не отказывайся. И слышать не хочу. Консультантом, экспертом, кем хочешь... Оплата - во много раз больше, чем в твоем НИИ.

- Не знаю, Виктор Павлович. Я ведь работаю не из-за денег...

- Знаю, знаю, извини, к слову пришлось. Но работа интереснейшая... Пока в нашем информационном центре, в группе аналитиков у Саранцева. А потом...

- У Саранцева? У Димы?

- Да, у Дмитрия Ивановича. А ты его знаешь? Ну, мир становится все теснее, - обрадовался Капитонов.

- В МВТУ вместе учились, - улыбнулся Уланов.

- Все, все, все! Больше никаких возражений! - Капитонов снял трубку: Анжела Антоновна, разыщите мне Саранцева. Срочно нужен... Он у нас большой человек. Директор информационного центра, а в ассоциации, по существу, мой зам. На нем компьютерное обеспечение, связь, информационная безопасность. И не только информационная. У него служба охраны. Внизу стоят - это его ребята. Разносторонний парень, толковый. Свое дело сам организовал, а потом примкнул к нам. У вас бы вышел прекрасный тандем.

- Виктор Павлович, Саранцев на связи, - доложила. Анжела Антоновна.

- Ты где сейчас, Дмитрий Иванович? - спросил Капитонов.

- Я из машины. У меня две встречи в районе ВДНХ.

- Сразу, чтобы не забыть: заскочи по пути к Камовскому, возьми бумаги Авдеева. Это проект программы. Заодно посмотри их сам. Завтра обсудим... Я ему позвоню.

- 0'кэй, что еще?

- У меня для тебя отличная новость. Передо мной сидит твой однокашник Александр Петрович Уланов и передает тебе привет.

- Серьезно? Откуда он взялся?

- Взялся вот. Я приглашаю его к нам на работу, а он не идет.

- Так он же в армии, в кадрах.

- Ничего-то ты, оказывается, не знаешь. Он давно уволился и занимается наукой.

- Дайте ему трубку.

- Он хочет поговорить с тобой, - Капитонов протянул трубку Уланову.

Тот взял трубку и сказал негромко:

- Дима, привет. Я плохо слышу, говори медленнее.

- Привет, Саша... Сегодня у меня куча дел. Ты завтра будешь у Виктора Палыча?

- Возможно.

- Приезжай во второй половине дня. Я тебя найду.

- Постараюсь.

- Рад тебя слышать!

- И я.

- До завтра.

- Пока. - Уланов протянул Капитонову трубку.

- Однокашники называется... Вот вы, молодежь, шестидесятников все ругаете... Да мы в такой ситуации уже мчались бы друг к другу с бутылками в карманах... А вы такие деловые... Но я рад, что ты согласен.

- Я ещё не согласился, Виктор Павлович... Я должен подумать. Позже скажу, можно? И я сегодня тороплюсь, меня ждут, понимаете?

- Договорились. Завтра у нас пятница... День откладывания решений до понедельника. Но, надеюсь, ты человек решительный. Думай, Саша, думай. Не тороплю. Скажу только: не пожалеешь.

Глава 5. НАДЕЖДА

Уланов вышел от Капитонова, прикрыл за собой дверь и оглядел приемную. Кроме Анжелы Антоновны, листавшей бумаги, никого не было.

- Здесь у вас сидела посетительница... Когда я заходил. Где она?

- Козина? Она уже не посетительница, а наша сотрудница, с сегодняшнего дня. И вы, я слышала, скоро к нам?

- От кого? - удивился Уланов.

- От Евгения Михайловича.

- Она давно ушла?

- Минут десять, не больше.

- До свидания.

- Пропуск заказать на завтра?

- Да, - на ходу крикнул Уланов.

Он выбежал на улицу и стал озираться кругом, выискивая её, эту темноволосую печальную незнакомку в сером плаще. Таких ясных глаз и просветленного лица, как у нее, он ещё не встречал. Он чувствовал, как от неё исходило незримое мягкое сиянье, какая-то теплая, странно знакомая волна. Во все время долгого и оттого томительного разговора с Капитоновым эта женщина стояла перед его внутренним взором, словно призывая выйти. И сейчас она была где-то рядом, он чувствовал, она была близко, иначе его не охватило бы это странное волнение. "Успокойся, посмотри в небо, успокойся", - приказал он себе. Он постоял, подняв глаза к неяркой осенней голубизне, потом уверенно повернул вправо, к Брестской улице, и быстро зашагал к перекрестку.

За поворотом он сразу увидел её, она стояла в телефонной будке вполоборота к нему и набирала номер. Каштановые волосы обрамляли бледное лицо, волнами спадали на плечи. Чистый, точеный нос, высокие скулы. В ней ощущалась природная неукротимая настойчивость, и в то же время - он почти физически чувствовал её состояние - от неё словно исходила волна отчаяния и одиночества. Черное, отчаянное одиночество среди ясного сентябрьского дня. Он подошел к будке и встал рядом, будто собирался звонить. "Красивая, что её может так печалить?" - подумал он. Уланов передвинулся немного, чтобы лучше были видны её губы. И он понял, кому она звонила.

- Не вешайте трубку, пожалуйста, - он приоткрыл дверь кабины, - вы ведь говорите с Бурмистровым?

Елена удивленно поглядела на него, и вдруг он заметил, как в глубине её глаз что-то дрогнуло, она тряхнула головой и проговорила в трубку:

- Михаил Иванович, секундочку... Что, что вы хотели? - Она продолжала, не отрываясь, смотреть на него.

- Скажите Михаилу Ивановичу, что рядом Уланов... Я хотел бы подъехать к нему...

- Так скажите сами... - она протянула трубку.

- Если вам нетрудно, ладно? - попросил он. Елена почувствовала, как его взгляд обволакивает, приковывает её глаза, их некуда было отвести. Его тихий голос странно влиял на нее, она вдруг стала действовать словно механически - передавала его слова, потом ответы Бурмистрова, потом сама что-то говорила в трубку и думала:

"Зачем я передаю все это, зачем стою в этой тесной будке рядом с ним, почти лицо в лицо?" Она поняла только, что их обоих - и Уланова, и её Бурмистров приглашает к себе.

Они направились к Маяковке, и только у самой площади Елена почувствовала, что приходит в себя. Незаметно они разговорились, она вспоминала о сегодняшнем внезапном и необыкновенно быстром трудоустройстве, а он - удивляясь в душе собственной разговорчивости - о сентябрьском положении земной орбиты и скором осеннем равноденствии, приносящем удачу новым делам.

Михаил Иванович встретил их довольный.

- Я рад, что вы познакомились. Прекрасно, что Капитонов предложил тебе, Александр Петрович, поработать у них.

- Мне не хотелось бы... У меня сейчас важные исследования, не хочется отрываться. Может, вы бы запретили мне это, а? Самый лучший вариант.

- Я не могу отказать ему. Капитонов помогает нам - продает наше барахло. Елене Васильевне, а точнее, её дочке Наде, нужна валюта. На операцию. Помнишь Козина?

- Помню...

- Перед тобой его вдова. Извини, Лена, тут все свои... И ты теперь тоже будешь помогать ей. Будешь у них нашим агентом. Какое-то время, недели две-три, не больше. Твоя задача, Саша, - не допустить, чтобы нас надули, чтобы наши деньги ушли на сторону. Капитонову я верю, но реализацией будут заниматься его коммерсанты - Камовский, ещё кто-то. Мы их не знаем. Так что смотри в оба. А дело, я тебе скажу прямо, довольно скользкое. Вот ты и подстрахуешь нашу операцию. Конечно, обжулят, не без этого, но чтобы пятьдесят тысяч чистой валюты достались Елене... Ты уж потерпи. Я не могу тебе приказать, но... Обещай выполнить мою просьбу.

Уланов задумался, он молчал долго, пауза затянулась.

- Ну, что? - прервал тишину Бурмистров. - Согласен?

- Конечно, конечно, Михаил Иванович... Я готов, я ведь не знал... Извините, Елена Васильевна.

- Что вы... Спасибо. Зовите меня Леной, - поспешно сказала она.

- Обменяйтесь телефонами, дети мои, вам теперь придется часто общаться... - сказал, довольный, Бурмистров. Заметив, какими глазами посмотрел на Елену Уланов, он усмехнулся про себя и подчеркнуто официально добавил: - По крайней мере, на время этой финансовой операции. Такой орел и такая красавица, да вы горы свернете...

- Ну что вы, Михаил Иванович, - Елена укоризненно покачала головой и посмотрела на Уланова: глаза его были неподвижны и словно обращены внутрь.

На выходе они сдали пропуска и через минуту оказались на Пироговке.

- Вы меня так напугали там, в телефонной будке... Ужасно. Так странно смотрели.

- А сейчас? - Уланов мягко и как-то невесело улыбнулся.

- Теперь-то вы кажетесь нормальным человеком.

- Только кажусь?

- Не сердитесь... И до свидания, - она протянула руку, ладонь была тонкой и прохладной.

- Я не умею сердиться. Может быть, я смогу помочь вашей Наде? Иногда достаточно восстановить энергетику, и человеку становится лучше.

Им открыла мать Елены - Лидия Семеновна.

Она поздоровалась с Улановым, повернулась к Елене.

- Наде, по-моему, сегодня хуже, - торопливо сказала она. - Храбрится, чтобы я не волновалась. Но я-то вижу.

- А где отец?

- В магазине...

В комнате на широкой тахте, вся в подушках, сидела девочка, она подняла на них свои темные серьезные глаза, вздохнула и перевела взгляд на кукол, лежащих перед ней.

- Мам, это кто, доктор? Я не хочу двигаться, мне тяжело.

- Я не доктор, я волшебник. - Уланов, у которого защемило от жалости сердце, подсел к ней на кровать и осторожно взял её руки, сначала одну, потом другую. Тоненькие, как две ветки, и холодные. Девочка смотрела на него и не двигалась, потом прошептала:

- Ты правда волшебник? Достань мне черепашку, только небольшую. Она ведь медленно ходит, и я смогу с ней играть.

Уланов кивнул и взглядом попросил её молчать. Он чувствовал, как искажена её энергетика, сколько в ней темных провалов и лагун. Он держал её ладони в своих и чувствовал, как его сила течет к ней, как светлеет и становится упругим сияние её сердца.

- Закрой глаза, ты увидишь хороший сон.

Девочка задышала ровно и глубоко. Елена стояла в дверях и смотрела на все это со смешанным чувством недоверия и страха. Она видела, как порозовели щеки дочери, каким спокойным стало её дыхание. Надя преобразилась на глазах, посвежела, как после купания, в лице её появилось давно уже забытое лукавое выражение. Елену вдруг охватила жгучая надежда: может быть, все устроится, обойдется и не надо ехать в эту далекую Германию, доставать эти деньги. Боже, помоги, помоги моей девочке!

Уланов, словно услышав её мысли, повернулся:

- Ей, конечно, будет получше, но... Оперировать все равно надо. И вы знаете, Лена, у неё все будет хорошо. Это даже и не предчувствие, что-то определенно говорит мне это. Не могу пока точно сказать, как все устроится, но у неё будет долгая и хорошая жизнь. - Он проговорил это медленно, взвешивая каждое слово, лицо его было задумчивым и серьезным.

Елена натолкнулась на его внимательный взгляд, и глаза её снова наполнились слезами. Может быть, на свете действительно существует справедливость, и судьба сжалилась, наконец, над ними и после стольких лет тоски и одиночества расщедрилась на благосклонность. Она почувствовала прилив благодарности к этому человеку, разом пробудившему в ней столько надежд. Она, не раздумывая, ухватилась за них, отбросив сомнения и страх перед их возможным крушением.

- Как хочется вам верить, Саша. - Она смотрела на него пристально и серьезно.

Уланов вздрогнул, оторвавшись от своих видений, наклонился и осторожно поцеловал ей руку. Она поспешно отняла руку, встала и отошла к окну, отвернувшись, чтобы он не заметил на её глазах слезы. Она вдруг вспомнила вчерашнюю свою мысль, чтобы Бог послал ей бандита достать денег на операцию. Кого же Он послал на самом деле? Этот человек со странным взглядом появился так неожиданно и так стремительно завоевал её доверие...

В дверях появилась Лидия Семеновна, удивленно взглянула на уснувшую внучку. Елена приложила палец к губам:

- Пусть спит.

- Отец пришел, - полушепотом произнесла Лидия Семеновна, - купил детских соков и шоколадку. Шоколадка - три тысячи. Разбойники...

Девочка повернулась на правый бок, светлые локоны рассыпались по цветной подушке. Давно уже Уланов не видел детей в такой близости, и теперь он почувствовал, как внутри его что-то дрогнуло, какое-то потаенное, полузабытое ощущение. Он понял, что теперь будет часто приходить сюда, что обречен помогать ей, этому маленькому и пока не очень счастливому существу.

Глава 6. ПОПЫТКА ПРИРУЧЕНИЯ

Саранцев давно заметил, что полнеет, но это ему даже нравилось. Ему недоставало солидности, рядом с Капитоновым, Авдеевым и Камовским он выглядел слишком моложаво и неубедительно. Теперь же лицо его приобрело спокойное и благодушное выражение, иногда на нем мелькала дежурная снисходительная улыбка, только глаза оставались настороженными и внимательными. Он умел говорить уклончиво, отделываться дежурными фразами, но решения принимал всегда быстрые и логичные. В глубине души он считал, что Капитонов с компанией становятся ему обузой. Его давно уже не устраивало его положение в ассоциации - не равноправного члена, а какого-то советника. У него было собственное дело - информационный центр, он создал службу охраны, которая обеспечивала безопасную работу офиса Капитонова и всего хозяйства Камовского, со всеми его торговыми точками и складами.

Теперь они двигались к созданию фонда и собственной партии, и это тоже были его идеи. Капитонов по старой аппаратной привычке выдает их за свои. Зачем они ему: Капитонов, эта перекрасившаяся номенклатурная крыса, этот вылезший из недр торговой мафии Камовский, этот большой ребенок Авдеев.

Чего у них не отнять - спайки. Невидимые миру, но мощные связи, и на самом верху, и в средних слоях огромного, многослойного, как пирог, государственного аппарата, и среди крупных биржевиков и банкиров. Благодаря связям они ухитрялись перекачивать из бюджета в ассоциацию огромные суммы в виде заказов на выполнение научных, конструкторских и других работ. Это обеспечивало непотопляемость ассоциации, когда многие крепкие фирмы пошли ко дну.

Последнее время он объездил почти все крупные российские города, создавая филиалы информационной сети. Теперь там всюду были его люди, молодые, крепкие и энергичные. Ему теперь не страшны ни рэкетиры, ни нерадивые клиенты, он мог дотянуться до кого угодно. Была и программа действий, и деньги, и сеть филиалов. Никто, кроме него, не представлял её масштабов и возможностей. Но Капитонов не подпускал его к своим связям, и теперь оставалось только одно - полное отделение от ассоциации. А для самостоятельных дел нужна своя команда, нужна реклама и личная популярность. Но и это не проблема, были бы деньги и независимость.

Сложнее собрать собственную команду. Требовались люди, на которых можно было положиться, свои ребята, приятели, однокашники, родственники. Именно потому он перетянул к себе Валерия Зуева, теперь требовалось заполучить Уланова. Ежедневно сталкиваясь с продажностью, поневоле поймешь, что значит в такое время обыкновенная честность. Ему нужен надежный товарищ, не способный подставить ножку, бескорыстный, проницательный, способный видеть насквозь людей, близкий советник. Зуев - хороший парень, но он - технарь, да ещё и ленив, лишен честолюбия. Одно время ему нравился Авдеев, художественная натура, фотогеничная помесь стихийного демократа с романтическим патриотом. Как трогательно он ждал прихода демократии всю жизнь. Известная фигура, но робок, смотрит в рот Капитонову, да к тому же родственник Камовского.

Да, ему нужен Уланов. Сама судьба послала его в такое решительное время. Но его надо завоевать и переделать. Толкнуть к действиям. Стоит ему ввязаться в борьбу - а в ней своя логика, - появятся и желание и злость.

Саранцев вышел в холл и устроился в кресле. Хотелось посмотреть на Уланова со стороны, как он появится, как пойдет по коридору в поисках его кабинета. В темно-сером костюме, голубой в полоску сорочке и вишневом галстуке, превосходных американских туфлях, с ярким журналом в руках, он смотрелся как цветная реклама новой офисной мебели.

Уланов появился точно, как обещал, он совершенно не изменился и одет был как в студенческие времена - джинсы, кроссовки, свитер и куртка. Он пересек холл, повернулся к Саранцеву и удивленно поднял брови. В нем было что-то неуловимо деревенское - русоголовый и круглолицый, с мягким подбородком и пухлыми губами, и только острые, внимательные глаза, казалось, жили собственной, отдельной жизнью.

Саранцев вскочил на ноги и, полуобняв его за плечи, прижал к себе. Встреча вышла даже теплее, чем он планировал.

В кабинете он усадил Уланова напротив себя, произнес серьезно и значительно:

- Ты прости меня, Саш, я ведь ничего не знал про твое несчастье...

- Ничего, Дима... Откуда ты мог знать? - Уланов на мгновенье задумался и продолжал: - Мне самому иногда кажется, что это было не со мной, а с кем-то другим.

Уланов говорил ровным глухим голосом, но взгляд его был напряжен. Саранцев физически ощущал исходящее от него волнение. Он схватил трубку телефона - это была прямая связь - и хрипло проговорил:

- Зайди ко мне, Валера. - Потом повернулся к Уланову, проговорил: Сейчас я тебя удивлю. Догадайся, кто это?

На пороге появился Зуев, в белом халате, темной рубашке и пестром галстуке. Флегматичный, неповоротливый Зуев, лучший математик на их курсе. Он выглядел таким же добродушным, как и раньше, только взгляд стал уверенным и насмешливым, взгляд человека, знающего себе цену и умеющего быстро определить цену собеседнику. Уланов поднялся, они обнялись, и Зуев пристроился на соседнем стуле.

- Почти семь лет не виделись, подумать только, я готов покраснеть от стыда, - сказал Саранцев.

- Не покраснеешь, ты у нас монохромный. - Зуев подмигнул Уланову.

Уланов покачивал головой и улыбался, слегка оглушенный горячей встречей.

- Ты, говорят, из армии уволился? - спросил Саранцев.

- Мог бы, наверно, и дальше служить, но там ведь сплошные многостаночники. Армия, сами понимаете, то одним занимаешься, то другим... А мне хотелось сконцентрироваться на одном...

- А материально? - спросил Зуев.

- Оклад небольшой... - Уланов обвел всех взглядом и поспешно добавил: - Но мне хватает.

- И чем же ты занимаешься, если не секрет? - Саранцев откинулся в кресле.

- Да нет, какой секрет... Космосом, слабыми энергиями, психологическими проблемами.

- Космосом? За эти деньги!.. Позоришь МВТУ, - сказал Зуев.

- Мне нравится там, ребята. Когда я смотрю в телескоп и вижу, как эти миллиарды звезд приближаются ко мне, я сам начинаю ощущать себя частью Вселенной.

"Бесполезно говорить человеку о деньгах, если он никогда не имел в кармане больше ста баксов", - подумал Саранцев.

- Нет, Дима, - словно подслушав его мысли, сказал Уланов, - просто вся эта суета отвлекает от главного в жизни. Я в ВВС недолго прослужил, но одно усвоил: подъемная сила увеличивается, если не перегружать себя ненужными вещами. Одного боюсь: не успею перечитать, передумать, пересмотреть и понять все, что хочу. У меня даже на книги остаются деньги. А главное есть время для размышлений.

"Погоди, - подумал Саранцев, пораженный тем, что Уланов прочитал его мысли, - я ещё растормошу тебя. Ты у меня всего захочешь: и денег, и удовольствий, и известности".

- Вы-то как? Как Нина? - Уланов взглянул на Саранцева.

- Мы разошлись. Год назад. Я был все время в работе, неделями мотался по стране... В общем, она нашла мне замену... В жизни все бывает. Дочь с ней, естественно.

- Ну извини, - сконфуженно пробормотал Уланов.

- Да ничего, дело житейское. А ты один?

- Один.

- Зуев у нас тоже разведенный. Сплошные холостяки.

- Может, хватит об этом? - предложил Зуев.

- Ладно, тогда о деле. - Саранцев как-то весь подтянулся и тоном экскурсовода начал: - Коротко о нашей конторе. Мы обеспечиваем обработку конфиденциальных и социологических данных, доступ к нашему банку информации имеют всего несколько человек. По каналам связи собираем данные из регионов: мы имеем отделения в Питере, Краснодаре, Ростове, Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове, Екатеринбурге, Новосибирске, ещё кое-где. Все это - коммерческая тайна, сам понимаешь... Валера - мой заместитель. Ну что, впечатляет?

- Не ожидал, не ожидал... - Уланов удивленно покачал головой.

- У одних - нефть, у других - металлы, у третьих - золото, а у нас информация, - подключился Зуев. - Мы начали информационный бизнес одними из первых. После распада союзных контор в бывших кадровых органах валялись бесхозными массы анкет, всяких личных дел, отчетов и прочих данных. Мы собирали сведения где только можно, даже покупали. И все вводили в компьютер. Сведения конфиденциальные, пришлось создавать службу информационной безопасности, охрану, ну и так далее. У нас та информация, что дороже золота... Та, что не в бровь, а в глаз, - многозначительно улыбнувшись, закончил Зуев.

- Какая же, например? - спросил Уланов больше из вежливости, все это его мало интересовало.

- Например, электронные досье. - Саранцев расстегнул пиджак и развалился в кресле. - Послужной список, родственные связи, служебные контакты, где бывал, с кем работал, речи, статьи. Образ жизни, увлечения, как говорит Капитонов - страстишки. О детях - кто и где учится, за границей или здесь. За что голосовал, когда был депутатом. Связь с коммерсантами. Иногда достаточно знать, кто кого ругает и кто кого кормит, чтобы определить возможное поведение. Сейчас продажность стала проблемой, Саша. Говорят, дайте чиновнику хорошую зарплату, на уровне мировых стандартов, и он перестанет брать взятки. Кто это говорит? Да сами чиновники. Да они будут брать взятки при любой зарплате, потому что у них коэффициент продажности выше нормы. Теперь непродажному человеку просто цены нет. Что значит рынок... Надеюсь, когда-нибудь люди будут стрелять друг в друга информацией, а не разрывными пулями, - заключил Саранцев.

- Конечно, все это интересно. - Уланов несколько оживился. - А нравственные критерии вы используете?

- Не все сразу. - Саранцев подмигнул Зуеву. - Нравственность - дело тонкое.

- Но ведь с этого надо начинать! Без нравственных критериев информация становится грязью! - воскликнул Уланов и пристально посмотрел сначала на Саранцева, потом на Зуева. Оба поспешно отвели глаза и переглянулись.

"Ну и ну, - подумал Саранцев, - не глаза, а сверла".

- Вот ты этим и займешься, - примирительно сказал он.

- Этими досье вы будете сеять только злобу. - Уланов покачал головой и в волнении потер руки. - Вам, ребята, не приходило в голову, что эта система позволяет решать и обратную задачу - выявлять продажных деятелей? Выявлять и использовать. Вы собираете грязь о человеке, от которой он, может быть, уже освободился. И человек оказывается на крючке... И вынужден снова подличать. Вы плодите подлости. Разве это непонятно? - Уланов вопросительно посмотрел на Саранцева.

- Что значит смотреть в корень. Учись, Зуев. Вот, Саша, видишь, ты пришел и все нам разъяснил. Теперь ты и сам чувствуешь, как тебя здесь не хватает... Тогда все это будет в надежных руках. - Саранцев положил ему на плечо ладонь. - Ты нужен нашей команде, Саша, а потом, ведь у нас же просто интересно. Ты говорил о двадцать первом веке. Так вот, он будет принадлежать нам - тем, кому сейчас нет сорока... Кто начал с нуля, достиг кое-чего и доказал свою дееспособность. А не этим пережиткам застоя, которые шарахаются то в одну, то в другую сторону. Нужны новые силы. Партия новая нужна, партия здравого смысла и умных людей. Партия двадцать первого века. Мы призываем тебя под наши знамена, Сашка. Будешь нас отрезвлять и наставлять. Втроем мы горы свернем.

- Мы с тобой вместе никогда не работали, Дима. На самом деле я очень неудобный человек... И меня-то как раз другое интересует, совершенно противоположное, не грязь, а светлая информация...

- Может, все-таки хватит на сегодня? - предложил Зуев. - Стол накрыт.

Они просидели вместе до конца дня, и когда Уланов начал собираться, Саранцев, решивший, что на первый раз достаточно, не стал его удерживать. Да, думал он, мы словно живем в разных измерениях, в разных мирах. Его институтский товарищ, подававший когда-то столько надежд, в конце концов вдруг оказался среди той самой массы, над которой он, Саранцев, сумел подняться. Сумел оторваться от её притяжения, обрести крылья, встать во главе собственного дела. Он снова задумался. Да, у него теперь есть личный шофер, заграничный паспорт в домашнем сейфе, кредитная карточка. Он может слетать на отдых куда угодно - в Италию, Бразилию или на Гавайи, нет проблем. Но кто знает об этом? Кто может оценить? Да, он богат, у него неплохая голова на плечах, но он удручающе безвестен.

Зуев возился у буфета, убирая посуду.

- Я так и не понял, зачем он нам нужен, Дима? Ты заметил, он же почти не пьет? Зачем нам эта доисторическая трезвость? Он же не от мира сего. Ископаемый экземпляр, ящер. Колдун. Выкинет какой-нибудь фокус, помяни мои слова.

- Нужен, Валера, нужен.

На перекрестке Уланов оглянулся. Теперь, после встречи с Саранцевым и Зуевым, трехэтажное здание информационного центра АСТ, показавшееся ему вначале невзрачным, стало выглядеть по-иному. Теперь он заметил не только щербатую от старости краснокирпичную коробку, но и серебристую жестяную крышу, темные тонированные стекла с благородным коричневым отливом, стальные двери и решетки на окнах первого этажа.

Он перебежал бульвар и пошел московскими переулками, мимо светлых старинных особняков - кремовых, с белыми колоннами, мимо тенистых двориков, в которых ветер шевелил опавшие листья, мимо небольших и ярких, как игрушки, церквей, видевших когда-то неторопливую жизнь, без суматохи и автомобильного гула.

Однокашники его погрязли в суете, это было ясно. Он заметил и тщеславие Саранцева, и угодливость Зуева, их переглядывание и лукавство. От наигранного радушия Саранцева веяло холодной расчетливостью, но все это не волновало Уланова. Саранцев был заместителем у Капитонова и мог оказаться полезным Елене и Наде, остальное не имело значения. Он вспомнил растерянное лицо Елены, глаза, в которых от его слов проснулась надежда, отыскал в кармане жетон и, несмотря на то, что не любил говорить по телефону из-за плохого слуха, решительно набрал её номер. В конце концов, его просил помогать ей сам Бурмистров.

Глава 7. КРУТОЙ МУЖЧИНА

Георгию Фаногину не требовалось оружия. широкие плечи, мощная грудь, крупная голова с квадратной челюстью, нагло-снисходительный взгляд стальных глаз, ладони, сжатые в кулаки, свисающие, как кувалды, вдоль почти двухметрового тела, - шесть пудов стальных мышц и молодой энергии. При такой внешности он и без пушки мог скомандовать: "Руки вверх!", и никто бы не стал возражать.

Под стать грозному виду была у него и кличка - Фанга.

Он поставил машину в удобную для выезда позицию и направился к скоплению коммерческих киосков. Негласная суверенная территория фирмы "Торговые палаты" пестрела витринами и гремела акустическими системами целый поселок игрушечных, желто-голубых домиков, кишащий покупателями, зеваками, прохожими.

Глухое раздражение, которое поселилось в нем последнее время и которое он скрывал за ленивой улыбкой, вспыхнуло с новой силой. А раздражаться было от чего: он чувствовал, что шеф исподволь, незаметно, но последовательно отстраняет его от активной работы. Он и в помощники его перевел, чтобы держать на коротком поводке, решил Георгий. О причинах опалы он догадывался, скорее всего шеф попросту решил тихо избавиться от него. Во-первых, Георгий слишком много знал. Во-вторых, шеф был слишком многим обязан ему и должен немало, даже если учитывать только деньги, выбитые у нерадивых клиентов. А выбивать деньги Георгий умел. Возражения отпадали сами собой, когда на пороге проштрафившейся фирмы появлялась его мощная фигура с тяжелыми кулаками. Не было случая, чтобы дело быстро не разрешалось.

Потом у Саранцева создали централизованную службу, которая обеспечивала охрану интересов акционеров, да и вообще любого заказчика, и Георгий, не имевший ни специальности, ни желания осваивать что-либо более интеллигентное, почувствовал себя не у дел. "Ладно, пусть не у дел, рассуждал он, - хотя в таком огромном хозяйстве дело всегда найдется, но тогда верни, дорогой Марк, долги и помоги открыть собственную фирму".

Георгий давно не занимался ни контролем, ни сбором дани, выполняя мелкие поручения. Но сегодня, проезжая мимо и заметив в последнем ряду ларечного городка инородные вкрапления - три серебристые дюралевые будки, возмутился. Это что ещё за фрукты такие, что за инопланетяне? Замкнув машину, он стал не спеша проталкиваться вдоль рядов. Над толпой медленно плыла его коротко остриженная голова на мощной шее. Бугристые мускулы угрожающе катались под рубашкой, тяжелые туфли сорок шестого размера жалобно скрипели.

Он небрежно кивнул ожиревшему на свежем воздухе и дармовых харчах постовому Юркесу, лениво помахивающему резиновой дубинкой. Отодвинул плечом несколько человек, которые, задрав головы, цедили из бутылок пиво. Наклонившись, просунул голову в будку пришельцев и тоном, не обещающим ничего хорошего, спросил:

- Кто такие?

Паренек с девицей удивленно уставились на него.

- А ты кто такой? - вдруг визгливо и громко, явно чтобы услышали вокруг, заверещал парень.

- Я - Фанга, - значительно сказал Георгий и коротко сплюнул, словно поставил точку. Протянув руку, он сорвал прилепленное к стеклу объявление: "Покупаем ювелирные изделия и железные рубли с головой Ленина", смял в кулаке и швырнул в оконце.

- Ты что делаешь, гад? - снова взвизгнул парень.

Георгий надавил плечами на витрину, раздался угрожающий треск, киоск качнулся. Девица охнула и вскочила на ноги. Парень, выхватив откуда-то снизу огромный пистолет, направил его прямо в лоб Георгию и закричал:

- Уйди, гад шизанутый! Убью!

Георгий мгновенно убрал голову и отскочил в сторону. Он знал эти немецкие штучки, предназначенные и для газовой, и для обычной пулевой стрельбы.

В ярости он завернул за киоск и своим коронным ударом, отточенным в армии, с разбегу в прыжке врубил кованый каблук в угловую стойку, на которой держалась обшивка. Стойка сорвалась с фундамента, и ларек медленно поехал в сторону. Георгий выпрямился, прогнулся и, оттянув, как артиллерийский затвор, колено вверх, нанес каблуком второй удар. Киоск заскрипел и начал медленно заваливаться набок. Георгий развернулся и быстро зашагал к машине. За спиной раздался треск, металлический скрежет, звон стекла, чьи-то крики. Не оглядываясь, он распахнул дверцу машины и рванул с места. Раздражение, донимавшее его с самого утра, наконец-то улеглось. Он успокоился и через полчаса, поглощенный рисковой ездой по улицам, переполненным машинами, забыл о происшедшем.

У входа в офис его ждала Вика. Увидев знакомую белую "восьмерку", она сбежала по ступенькам и остановилась на тротуаре. Роскошная рыжая грива развевалась на ветру, черный кожаный костюмчик оттенялся белой кофточкой с большим воротом. Стройные ноги сверкали из-под короткой юбки. Георгий выбрался из машины.

- Ты как комиссарша, вся в коже, только юбка маловата и пистоля нет.

Она схватила его за руку и, оглянувшись по сторонам, обняла за шею.

- Польщен. - Он осторожно разжал и опустил её руки. - Что стряслось? Он заметил отчаянное выражение её глаз.

- Жорик, спасай. Маркело просто обнаглел. Достал, гад... Иди, скажи, скажи ему, чтобы меня не трогал, что я твоя. Что хочешь скажи, лишь бы отстал.

- Ага, босс и до тебя добрался. А ты как думала? Хорошие деньги надо отрабатывать. За сидение у телефона такие бабки не дают.

- Когда я оформлялась, я предупреждала: любая работа, кроме...

- Интима? - Георгий ухмыльнулся. - Так только в газетных объявлениях пишут, детка.

- Набрался, гад, сегодня с утра, весь день проходу не дает... Жорик, поговори с ним, я умоляю. Ты же меня сюда устроил.

- Сама напросилась. На высокооплачиваемую. Думала небось, они с тобой здесь на пианинах играть будут? Здесь игры другие. Если приглянулась шефу, будешь высокооплачиваемой. А раз он тебе платит, значит - в койку. Я тебя предупреждал.

- Не могу я. Скажи, что я твоя, Жорик, а? Ну, прошу. Он отстанет, с тобой не будет связываться. Помнишь, как в школе?.. Мы ж целовались с тобой, Жорик, помнишь?

Он снова ухмыльнулся, потом посерьезнел.

- Увольняйся.

- А куда? Сначала место найти надо. Да и планы у меня были другие. Мне баксы нужны... Для дела, Жорик.

- Или - или. Или кошелек, или это самое... Ладно, попробую...

Она бросилась ему на шею, прижалась в порыве благодарности и с тайной надеждой, что Камовский из кабинета увидит их. Потом отпустила и, покачивая бедрами, как манекенщица, направилась ко входу.

Камовский, высокий, грузный, с кумачовым лицом, маленькими, близко посаженными острыми глазками и вислым носом, восседал за старинным письменным столом, доставшимся фирме вместе с помещением и другой мебелью в наследство от размещавшегося здесь главка.

Еще каких-то пять лет назад Марк Борисович Камовский влачил жалкое существование. Прежняя жизнь скромного клерка в Министерстве торговли теперь казалась ему далеким сном, сереньким и неинтересным кинофильмом, достойным только забвения. Единственное, что потребовалось ему из старой жизни, - это многочисленные связи с торговым миром и поставщиками. Благодаря им, за несколько лет ему удалось превратить скромный посреднический кооператив в огромную торговую фирму. Дело было столь крепким, что последние два года оно шло самотеком, его участие сводилось к подписанию бумаг и своеобразной дипломатии - смеси угроз, взяток и запойных ужинов. Он с удовольствием обнаружил, что можно диктовать, не имея характера, вызывать страх, обладая жидкой мускулатурой, и выбирать себе девушек, о которых он когда-то и мечтать не мог. Теперь он мог лечить свои расшатанные зубы у лучших стоматологов и без страха входить в любой ночной кабак в сопровождении бывших десантников - Фанги и его приятеля стодвадцатикилограммового Кузи. И политика оказалась вещью простой и доступной: сила есть, деньги есть - диктуй, вот и все. Булат и злато, как говорил его свояк, публицист Авдеев. Сила и деньги всех заставят работать, всех этих экспертов, политологов, писак всяких, профессоров, экономистов, академиков.

Увидев Георгия, Камовский начал без предисловий:

- Ты что творишь? Кто тебя просил? Старые времена прошли, запомни! У меня с ними соглашение. Ты что, ненормальный?

- Потише, шеф. Колодки спалишь...

- Я тебе дам потише. Ты превысил полномочия, скотина.

- Сам ты скотина, - поднял голос Георгий.

- Извини, погорячился, - Камовский сбавил тон.

- Вот и я погорячился.

- Да? Я им за будку семьсот баксов отвалить должен. Вот вычту с твоего кармана.

- Ты уже и так вычел все, что можно. Сначала верни долг. Это во-первых, а во-вторых, отстань от Вики, она - моя. Опоздал ты. Раньше надо было.

- Ну и что? Сегодня твоя, завтра моя... Потом опять твоя. Пусть нос не дерет. У нас акционерное общество, все общее, понял? Даже если она жена твоя, могу попросить взаймы. Ведь не откажешь, а? Не откажешь?

- Может, и не откажу, если попросишь...

- И попрошу, и компенсацию дам за ущерб... Ладно, оставим это. Не до баб. Ты не уводи меня в сторону... Зачем грохнул киоск?

- Киоск? Шалаш какой-то из дюраля. Сортир.

- Жора, не зарывайся.

- Я их только спросить хотел... А они мне, собаки, шпалер под нос... Я в десантуре служил или где? Рефлекс у меня... Закон природы. Еще легко отделались.

- Слон ты вонючий, - уже добродушно заговорил Камовский. - Значит, испугались... Рожа-то вон какая... Подумаешь, газовую игрушку показали, не видел, что ли?

- Разберись там попробуй, газовый или какой, Марк Борисович, почтительно, по имени-отчеству обратился Георгий. Перепад от грубости к лести всегда на него действовал. Он видел, что шеф дымит вхолодную. Нет, не горяч был Камовский, а расчетлив. - Мало, что ли, мы их в свое время поуродовали? Тряхнуть лишний раз не мешает... Фирма есть фирма... Только уважать будут.

- Хватит воевать друг с другом. Все. Точка. Новые времена теперь. Есть соглашение... Это чтоб ты знал... Районы, префектуры, вокзалы, станции метро - все поделено. Консенсус, понял? Теперь культуру в отношениях надо налаживать. Расчет, поддержку. Регионы, области - другое дело. Но и там теперь надо плести свою паутину. Вон как Саранцев создает свою сеть, информационную... Профессионалы, понял? А ты - кулаком... Отвыкай. Организованность и дисциплина, понял? Конечно, мелочь всякую, гастролеров, индивидуалов и прочую мелюзгу - к ногтю. Но организации не тронь.

Камовский встал к сейфу, рубашка на спине была мятой, неряшливо вылезла из брюк. Несколько раз лязгнул замком, повернулся, в руках его розовела пачка новеньких фиолетовых купюр.

- Ладно, Жорж, я тебя прощаю, но имей в виду - без самодеятельности. Последний раз. Держи, - он протянул деньги Георгию. - Купишь семьсот долларов. Завтра привезешь. Отдам за ларек. Понял?

- А когда мои вернешь, Марк Борисович? Ты как говорил?

- Я все помню, подожди. Ты свой, можешь потерпеть? Верну с процентом. С индексом на инфляцию.

- С весны жду. Почти полгода. Мне, между прочим, деньги тоже нужны. А у вас их куры не клюют...

- Чужой карман - темный лес. Зачем они тебе? Дело, что ли, надумал открыть?

- А что, нельзя?

- Можно... Поздновато, правда, немного... Года два назад надо было. А сейчас столько акул, слопают. Или прогоришь.

- А вы не подстрахуете?

- Само собой... Начни с алкоголя. Его внедряй, самый быстрый оборот. Из всех искусств для нас важнейшим является пьянство, понял?

- Так когда?

- Деньги-то? Недели через две-три. В конце квартала. Ты же знаешь, когда обналичка.

- Костю Громова обещали устроить... Тоже без движения.

- Ничего я не забыл... Сказал, устрою, значит, устрою... Подожди. Слишком много проблем сразу. Девку не тронь, деньги выплати, друга устрой, за киоск заплати... - Камовский укоризненно покачал головой, наклонился и извлек из недр старинного стола темный флакон с яркой наклейкой и две рюмки. - Ладно, давай-ка по коньячку. Знаешь, человека как ни просвещай, он все равно найдет способ сократить себе жизнь. Ведь, кажется, не пей, не кури, к чужим девкам не бегай - и проживешь до ста лет. Да, забыл, ещё зарядку надо делать. Ведь, казалось бы, так просто. Так нет, нам обязательно надо наоборот, ты понял? Сидит в нас все-таки частица дьявола, никуда не денешься. - Маленькие глазки его насмешливо сверкнули - нагнал, значит, страху... - Сегодня можно тяпнуть даже с утра. Вот в полнолуние нельзя...

- Почему? - пробормотал Георгий.

- Из окна вывалишься, притягивает...

- Классное пойло, - прогудел Георгий, - можно не закусывать.

Повторили, и Камовский убрал флакон с рюмками в стол. Он снова повеселел.

Последний раз, последний раз, думал Георгий, принимая купюры. В нем вдруг проснулась извечная злость добросовестного служащего, к которым он себя причислял, к бездельнику и крохобору начальнику. Он не верил Камовскому и разыгранному сейчас спектаклю. "Тоже мне, полководец ларечный, акулами пугает. А сам, жук такой, ни одной возможности не упустит, и сейчас ухватился. Ведь наверняка уладил дело бесплатно, а с меня решил деньги содрать. И перед компаньонами есть чем оправдаться".

Загудел телефон. Камовский снял трубку:

- Привет, привет, Витя. - Он прикрыл ладонью трубку, бросил полушепотом Георгию: - Капитонов. Может, и до него дошло. - Слушал Камовский внимательно, покачивал головой, потом повысил голос: - Ну, у меня она, ну и что? Ты знаешь, что он там понаписал, змей? Не знаешь? А вот почитаешь сам. Свояк называется. Если выполнить все, что он там напридумал, мы без штанов останемся... Экономист нашелся. Да его за одну только реформу вкладов удавить мало... Он тут доказывает, что деньги со вкладов фактически перекочевали на наши счета. Называет, знаешь как? Период первоначального ограбления. Ты понял, куда гнет? А проект знаешь какой? Проиндексировать вклады населения, ну, те, пропавшие, и вернуть знаешь за счет кого? За счет предпринимателей. То есть, как бы проиндексировать наши счета, только в обратную сторону. В общем, с ним надо разбираться. И чем быстрее, тем лучше. Можно в пансионате... Месяц не были. Посидим, поговорим, пусть доложит, чем башка забита... А то забыл, чей хлеб ест и на кого работает. Договорились, передам Саранцеву...

Камовский положил трубку и достал из стола пачку исписанных листов.

- Вот, Жора, послушай, что один умник предлагает... Ни много ни мало снова денежную реформу.

- Как это? - нехотя спросил Георгий. Он уже томился от разговоров и с удовольствием бы покинул кабинет шефа.

- А просто. У него все просто. Провести учет расходов, тотальный, понял? По всей стране. Ревизор нашелся! Выявить всю сверхприбыль и обложить налогом. Вот чего надумал! И за счет этого провести индексацию вкладов населения. Умник выискался!

- Кто же это предлагает?

- Есть такой комик. Мой свояк - Авдеев.

- Авдеев? Недавно по телевизору выступал... - вспомнил Георгий.

- Что говорил?

- Я ничего не понял, - признался Георгий.

- Вот так. Плетет, что в голову придет. Язык без костей.

На пороге появился Саранцев, молодой, элегантный, сияющий, живой укор обрюзгшему хозяину кабинета. Когда-то Георгий работал у него в отделе безопасности информации. Веселое было время. Георгий поднялся, радостно улыбаясь.

- Привет, Марк. О, и Жорик здесь. Здорово, малыш. Как успехи?

- У нас все окей, Дима, - не дав Георгию раскрыть рта, сказал Камовский.

- Что-то у вас здесь коньячком пахнет... - Саранцев повел носом.

- До тебя не пахло.

- Один - ноль. - Саранцев присел к столу и огляделся. - Ты и камин подновил, молоток. Часы, бронза...

- Мы не какой-то паршивый министерский главк, который тут загнивал. Мы - свободные коммерсанты. Пусть народ видит, что мы надолго тут. Навечно. Выпьешь?

- В другой раз. Тороплюсь. Меня Капитонов просил взять у тебя авдеевские бумаги - почитать. Что-нибудь ценное?

- Ерунда... Читать противно, забери, - Камовский подвинул к нему бумаги.

- А что это? - Саранцев присел.

- Проект программы нашей будущей партии. Сам катается на моей машине и такое пишет, извращенец! Разве это программа? План собственного удушения. Сколько мы потратили денег и сил, сколько заткнули ртов, чтобы пресечь всю эту болтовню о денежной реформе. О ней теперь никто и не вспоминает. Деньги новые, цены новые, а все остальное - как было, так и есть. Валюта крутится, чего ещё надо? Теперь этот чудик проснулся. И почерк хороший, - значит, дурак. Был бы умный, ничего бы разобрать нельзя было. Как у Ленина.

- Не стоит так волноваться, Марк. Вредно. А как они попали к тебе?

- Ужинали у него. Он что-то такое блеял, как обычно, потом пошел на кухню. Смотрю, бумаги. Случайно на глаза попались. Глянул, э, думаю, надо их посмотреть на свежую голову. Главное, ведь сам же на моей бээмвэшке катается! - возмущенно закончил Камовский.

- Я поехал в иксчейндж. Пока! - Георгий встал, все эти политические разговоры его совершенно не интересовали.

- Малыш, подожди пару минут внизу, разговор есть, - сказал Саранцев.

- Подожду, только недолго. Саранцев вышел почти следом. Он взял Георгия за локоть и вывел в коридор.

- Ты чего такой сердитый?

- Маркело надоел. Может, возьмете обратно?

- Не могу, этика. Но ты мне можешь понадобиться, поэтому не пропадай, звони. Скоро предстоит серьезное дело. На тебя можно рассчитывать?

- Само собой.

- Тогда до связи. Пока.

Вика ждала внизу, в холле, рядом с дежурным, сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и дымила сигаретой.

Он наклонился, шумно выдохнул:

- Запах есть?

- Немного. - Она подняла голову.

- Ладно, выветрится.

- За что он на тебя?

- Прошелся по старым адресам, - пробурчал Георгий. - Но поезд ушел, теперь в лапу не дают, все делается централизованно, на уровне боссов. Все шито-крыто, без нас. Мы свою роль отыграли. Сегодня я это понял. Другая жизнь пошла. Надо было раньше хапать, а мы, как идиоты, боссам несли. И ты тут еще...

- Обо мне потом... Я с тобой.

- Садись, только вначале в иксчейндж.

- Ну что насчет меня-то? - спросила она, когда выехали на Маросейку и втиснулись в поток машин.

- Обещал отстать...

- Жорик, я... Век благодарна буду.

- Ты ни при чем... Из-за Мосла я. - Так Георгий звал своего худощавого приятеля Костю Горелова.

- Какая трогательная забота. Даже завидно.

- Вас, баб, надо в армию призывать, хотя бы на год, чтоб поняли, что такое дружба. Загнать бы в казарму... Может, тогда и дошло бы.

- Избави меня Боже от друзей, а с врагами я сама справлюсь, знаешь?

- Кто это придумал, просто никогда их не имел, вот что я тебе скажу, детка. Ты сама чего мне сегодня на шею бросалась да школу вспоминала?

- Я не обещала, что буду ждать его. Да и было-то это когда. Почти три года прошло. А он, как только вернулся, начал какое-то идиотское расследование. Грозить мне начал. Я думала, он там повзрослеет. Каким был, таким и остался. Даже смешно. Шузы допотопные, джинсов приличных и то нет, зато гонору - через край. Идет - нос кверху, в упор не видит, не здоровается. Думает, я перед ним виниться должна... Дурак он. Я свободный человек, Жора, так и передай ему.

- Свободный? Ну и ну. Маркело тоже сегодня говорил, что он свободный. Вот ему я больше верю. - Он покачал головой.

- Да, свободный, кого хочу - люблю. Как хочу, так и живу.

- Для свободы нужны бабки, крошка... А у Мосла - сплошная невезуха. Одна за другой. В институт не попал, ни работы нет, ни денег... А тут ещё ты.

- Неудачник он, вот и злится. Ты же вот устроился.

- Просто я на год раньше дембельнулся. Раньше ушел, раньше пришел. Сейчас, как говорит Маркело, такое время: год равен десяти. И он прав. А ты удачница?

- И я - нет.

- Как раз два сапога пара.

Он вырулил на Садовое кольцо. Все пространство вокруг было забито транспортом.

- Ты обещал меня поучить, Жорик. Хотя теперь не видать мне машины.

- Вот тебе первый урок: чем отличается гаишник от козла?

- Чем, Жорик?

- Гаишник пасется на дороге, а козел у дороги. - Он захохотал. - Зачем тебе машина, тебя ж хахали возят.

- Грубиян ты все такой же.

- А Маркело вежливый?

- Конечно. Хоть и скотина. Он ведь и мне должен. И не отдает. Пятьсот баксов. Если его обещалки можно называть долгом.

- Маркело задаром ничего не обещает. Так хотелось дать ему в рожу. Просто руки чесались. Ушел бы куда, да везде одно и то же.

Георгий свернул во двор и остановился.

- Схожу в иксчейндж, тут рядом. - Он взял пакет и выбрался из машины, кузов качнулся, освободившись от тяжести.

- А я пока куплю бананов. - Вика ловко выпорхнула из машины.

Георгий прошел мимо невысокого милиционера и встал в очередь.

- Купил? - спросила Вика, когда Георгий снова взялся за дверь машины.

- Семьсот баксов, - Он покосился на пакет с бананами: - Перешла на мартышкину пищу?

- А что? Пища наших предков. Хочешь, очищу?

- Давай.

Через пятнадцать минут они снова продирались сквозь потоки машин.

- Не протолкнуться, - ворчал Георгий, - Говорят, бензин дорогой. На чем же они ездят, на воде, что ли? А баб сколько за рулем! Тоже мне, драйверы, еле ползут... Вот что, я тебя высажу у поворота, а сам на заправку. Идет?

Глава 8. ТРЕНИРОВОЧНОЕ ОГРАБЛЕНИЕ

Георгий, Вика и Костя Горелов жили в одном доме и знали друг друга много лет - выросли вместе. Георгий никогда специально не занимался спортом, он был могуч от природы, а Костя, несмотря на то, что пропадал в спортивных секциях, ходил в тренажерный зал, поглощал килограммы специального белка, остался тонкокостным и щуплым. Он был ершист, задирист, склонен к авантюрам и нередко нарывался на неприятности. Потом их разлучила армия - Георгий был старше на год, да и попал в десантные войска, куда Костю, конечно, все равно бы не взяли.

Их восьмиэтажный кирпичный дом в Новых Черемушках стоял на отшибе и выделялся среди окружающих бетонных коробок необычным силуэтом - высокой теремком - крышей с почерневшим от времени деревянным чердачным окном. Это был самый старый дом в округе, послевоенной постройки - с высокими потолками, просторными лестничными клетками и старорежимным, ползущим внутри сетчатого короба лифтом.

Костя устроился в кустах на пустом ящике, брошенном любителями пива, и закурил. Отсюда просматривалась входная дверь и ведущая к ней асфальтовая дорожка. Наблюдательный пункт идиота, с горечью подумал он.

Он вспомнил, как подкараулил Вику у подъезда в первый же вечер после своего возвращения. Она вышла из серебристой БМВ, небрежно махнула кому-то в кабине рукой и направилась к подъезду. Костя настиг её в дверях, задыхаясь от ревности, любви и отчаяния, загородил ей дорогу и начал бормотать что-то пересохшими губами. Хотел затеять веселый, непринужденный разговор, но, ослепленный её видом, только таращил глаза и топтался у двери. Неужели за два казарменных года ему вколотили столько робости?

- О, Костя, привет... Прибыл? - Тон её был насмешливо-снисходительным, словно они виделись только вчера и не он почти полгода бомбардировал её письмами.

- Вон ты какая стала... Мужики катают. - Вышло у него грубо и вызывающе.

- Только без сцен... Еще один воспитатель появился. Тоже мне...

- Да я... Да подожди... Извини, сорвалось... Я просто поговорить хотел... - потерянно бормотал он, чувствуя, как бешено колотится сердце.

- Сначала научись разговаривать, дружок, - холодно отрезала она и окинула его сверху вниз прищуренным взглядом. - Заведи машину, может, и с тобой прокатнусь... По старой памяти.

Она, как ему показалось, брезгливо обошла его и скрылась за дверью. Он растерянно оглядел себя и словно впервые увидел и стоптанные туфли, и обвисшие брюки, и рубашку, которую ещё носил его старший брат... Вот и поговорил, выяснил отношения... Ну что, получил? Сейчас он её почти ненавидел. Вспомнились и обида, и отчаяние длинных казарменных ночей.

А каких-то два с половиной года назад они встречались с ней здесь же, недалеко, у этой же рощи. Целовались бешено, взасос, до головокружения и стонов. Он теперь просто не мог поверить, понять не мог, почему это все вдруг кончилось. Фанга говорил, у неё никого нет, а может быть, просто утешал его? Тяжелые мысли, постоянная горечь где-то в глубине души, как болезнь, отравляли жизнь, даже сны приходили какие-то темные и тяжелые. На два месяца отложил он решительный с ней разговор, точнее, на пятьдесят дней. Зачем, зачем он это придумал? Никак не избавится от солдатских привычек. Теперь этот срок прошел, и что изменилось? Она его демонстративно не замечает, только молча усмехается при встрече. Красивая стала: то вся в кожаном блеске, то в джинсовой голубизне, только золотистые колени сверкают да рыжие - до плеч - волосы.

...Вика появилась не со стороны дороги, откуда он её ждал, а из-за дома. Значит, прошла напрямую, через школьный двор, мелькнуло у него. Пока он выбрался из кустов, она вошла в подъезд и уехала в лифте. Догнал он её уже в коридоре, когда она отпирала дверь.

Он поздоровался и взял её за руку. Они были одного роста и смотрели прямо в глаза друг другу.

- Подожди, давай поговорим, - почти прошептал Костя.

- О чем? - Она произнесла это ледяным тоном.

- У меня дело есть... Важное... Так и будем здесь стоять? - уже спокойно сказал он.

- Заходи. - Она распахнула дверь, и они оказались в тесной полутемной прихожей. Вика вопросительно смотрела на него, вся в сумеречном свете, от неё веяло какими-то невозможными духами. Сколько бессонных ночей в переполненной душной казарме он мечтал о такой встрече.

Он шагнул вперед и обнял её. Вика, полгода посещавшая курсы каратэ, не раздумывая, как пружину, отвела правое предплечье в сторону и хлестко, со всего разворота всадила локтем в его подбородок. Костя как подкошенный рухнул к её ногам. Она с ужасом смотрела на поверженного школьного друга этот удар для ближнего боя в замкнутом пространстве она блестяще освоила на курсах у Саранцева и вот теперь впервые в жизни применила. Вика опустилась рядом и заглянула ему в глаза. Он держался рукой за нижнюю челюсть и молчал.

- Костя, Костик... Ну как ты? Он вздохнул и тряхнул головой.

- Поздравляю... Образовалась. Бей своих, чтоб чужие боялись.

- Ну а что же ты... сразу лапать... В темноте. Я испугалась.

- Тебя испугаешь...

Он отвернулся, чтобы она не заметила его наполненных слезами обиды и боли глаз.

- Ну прости, Костя. Ну? - Она чмокнула его в щеку.

Он опустил голову.

Вика была смущена, раздражение давно исчезло, ей уже было жаль нескладного одноклассника. Она погладила его по щеке и вдруг поцеловала в губы. Они были соленые. Да ведь он плакал, бедняга, догадалась она.

Она поднялась и потянула его за руку:

- Пойдем в кухню... Поговорим. Что ты хотел сказать?

- Что, что1 Ты что, все забыла, да? Я два года, два года только и думал о тебе... Столько писем написал... Все кончено, да?

- Не кончено. Костя. Но все изменилось. Начался новый век, не по календарю. Жизнь стала другой. Все изменилось. Жизнь - не такая, как мы думали в школе.

- Выходи за меня замуж.

- Спасибо за доверие, Костя. Давай не будем об этом.

- Тебе миллионер нужен? Фирмач, да?

- Мне никто не нужен, я сама по себе, у меня свои планы. Я путешествовать, мир увидеть хочу, Костик... Теперь все это можно, были бы деньги... Заработай все это для меня... Или завоюй, тогда поговорим. - Вика засмеялась.

- Попробую, - пробормотал он и снова потрогал челюсть.

- А пока не дуйся, ладно? Останемся друзьями. - Она открыла сумочку и достала розовую, с позолотой открытку: - На. Билет на презентацию нашего фонда. Приходи семнадцатого в "Вертикаль". Я покажу тебе, как живут, когда есть деньги... Только оденься поприличней, ладно? И не сердись на меня. Она ещё раз чмокнула его в щеку. Неожиданно для себя она вдруг почувствовала прилив острой нежности, какой-то теплой волны, словно полузабытые детские сны обдали её своим дыханием.

Костя поднялся и, почувствовав что-то в её взгляде, протянул руки и привлек её к себе.

- Костик, мы же договорились... - Она, будто очнувшись, слегка толкнула его в грудь, а потом, мягко, но решительно подхватив под руку, повела к двери.

Костя, решив разыскать Георгия, отправился в центр.

Деньги, деньги - вот что сейчас срочно нужно. На эту чертову презентацию и на цветы Вике. Розы, они бы подошли к такому случаю. Миллион, миллион алых роз. На них теперь и требуется миллион.

Он подошел к трехэтажному старинному зданию, правое крыло его занимала фирма "Торговые палаты", и попытался пройти внутрь.

- Ты куда, пацан? - загородил ему дорогу широкоплечий крепыш.

- Мне Фаногина.

- Нет его.

Костя попытался оттеснить парня от входа, но был самым унизительным образом выставлен за дверь.

В казарме, неделями отлеживаясь на дембельской койке, представлял он себе, как, вернувшись домой, начнет новую, целенаправленную жизнь: станет ходить в тренажерный зал, поглощать белки и витамины, как через год-два превратится если не в Сталлоне, то уж, по крайней мере, в парня, которому никто не скажет "пацан". Все пошло прахом, на тренировку и диету требовались большие деньги.

Гниды, везде сытые гниды в двубортных пиджаках. Куда он вернулся? На планету, где за два медленных казарменных года пролетело сто лет, где он теперь не может купить Вике даже нормального подарка. Ах, Вика, Вика, неспетая песня.

Проклиная всех, Костя отправился искать телефон-автомат.

За углом он нашел телефонную будку и опустил в прорезь аппарата жетон. Едва он снял трубку, как жетон скользнул внутрь. От злости он готов был расколотить вдребезги этот тупой металлический ящик.

Он бросился к метро, среди пестрой толпы беспрерывно снующих людей обида и злость улеглись.

Внезапно Костя вспомнил, как месяц назад Фанга, который сопровождал кассира, взял его с собой в коммерческий банк. Тогда Костя впервые увидел горы денег, разложенных за окошечком небрежно, будто пачки сигарет.

Костя ещё раз огляделся: банк этот здесь недалеко. Ноги сами понесли его в нужном направлении. Впереди показался знакомый подъезд с милиционером у входа. Через дворы до многолюдной Таганской площади отсюда - около километра. В армии километровку он пробегал за три минуты.

Отгоняя навязчивые мысли, он остановился напротив банка: обычный жилой дом - пятиэтажка из белого кирпича. Первый этаж переделан: окна в чугунных решетках, широкий подъезд, стальные двери. За углом - стоянка машин; среди легковых - серый броневичок для перевозки денег, похожий на революционный, только без пушки.

Из банка вышли двое - молодая женщина и парень, в руках он нес крупный кейс. Кассир и охранник, получили денежки для своего вонючего ТОО, решил Костя. Потом вышла ещё одна пара, за ней еще. Ребята были как на подбор рослые, крепкие.

Если в голове созрело что-нибудь смелое, лучше долго не думать, а делать сразу, иначе не получится. Как прыжок в воду с высоты: просто подходишь к краю, отталкиваешься и летишь. Главное - не мыслить, а действовать. Он машинально посмотрел на часы и шагнул через дорогу. Все, разведка закончена.

Из двери вышла женщина в голубом пыльнике, за ней с сумкой через плечо - охранник. Сумка - темно-зеленая, круглая и лоснящаяся, как маленький бегемот, вся в застежках и молниях - была набита битком.

Ноги вынесли его за спину охранника, осталось сделать лишь одно движение. Ну! - приказал себе Костя и ускорил шаг. Поравнявшись с парнем, он осторожно взялся за ремень и прошептал пересохшим ртом:

- Вам помочь?

Парень удивленно повернулся, и в следующий момент Костя, рванув на себя сумку, одновременно подсек парня ногой. Тот повалился на асфальт, женщина дико закричала. Костя с тяжелой сумкой бросился в проходной двор. Ладонью сквозь тонкую ткань он ощутил упругие пачки банкнот. Впереди никого не было. У поворота во двор он оглянулся. Парень, стоя на коленях, обеими руками наводил на него пистолет. От двери банка бежал милиционер. Один за другим прогремели два выстрела. Костя метнулся в сторону и споткнулся. Прогремел ещё выстрел. Налетев на крышку люка, Костя растянулся на асфальте, рядом тяжело шлепнулась сумка. Верхняя застежка лопнула, и несколько сиреневых пачек банкнот рассыпались по асфальту. Он дотянулся до одной из них и рванулся вперед, как на дистанции - с низкого старта. Прогремел ещё выстрел. Костя перепрыгнул через штакетник пустынной детской площадки и понесся к гаражам, за которыми - он знал - был выход на Таганку. Пачка денег все ещё была в руке. Он добежал до гаражей, сунул банкноты в карман брюк и повернулся: далеко позади охранник, наклонившись над сумкой, собирал деньги, а женщина показывала на него пальцем милиционеру. Костя, едва касаясь ногами земли, помчался вдоль зданий, впереди виднелся просвет между домами, где-то там была площадь. Наконец он вылетел из ворот и у подземного перехода смешался с толпой. На противоположной стороне он втиснулся в отходящий троллейбус и, когда захлопнулась дверь, оглянулся. Никто его не преследовал. Вокруг текла странная в своей обыденности троллейбусная жизнь: пассажиры передавали талончики, переговаривались, толкались и менялись местами. Он нащупал рукой пачку, разорвал обертку и, скомкав в кулаке купюру, осторожно извлек её из кармана и поразился. Значит, если по курсу, он заработал тысячу с лишним баксов. Он тряхнул головой: не во сне ли все это? Он не испытывал ни страха, ни угрызений совести - коммерсанты себе ещё заработают. Даже одышки от бешеного бега не было. Происшедшее казалось каким-то почти киношным действом, скоротечным сном, детали которого сразу забываются. Только грохот выстрелов все ещё стоял в ушах да карман, с утра безнадежно пустой, теперь оттягивала увесистая пачка. Неужели все так просто? Неожиданность, наглость, ловкость - и все, никаких проблем? У Кости похолодело внутри, когда он представил себе, сколько там могло быть. А ведь можно было иначе - вдвоем с Фангой. Вдвоем они бы ушли с этим мешком. Но теперь к деньгоносам так просто близко не подойдешь, теперь раззвонят на всю Москву.

Домой Костя вернулся точно к семейному ужину. На плечах блестела кожаная черная куртка, руку оттягивала импортная сумка, набитая обновками.

Мать, Татьяна Тарасовна, открывшая ему дверь, удивленно покачала головой: больше года они ничего не покупали, кроме продуктов.

- Что это? - она показала глазами на сумку.

- Джинсы, рубаха, носки... Решил прибарахлиться. - Костя старался говорить обыденным тоном.

- Откуда? - Она была поражена.

- Компенсацию дали. От военкомата. Только это секрет. Дают не всем. Ну, вроде пособия, - туманно пояснил Костя.

- И сколько же? - спросил появившийся отец.

- Шесть окладов, - после паузы сказал Костя.

- Вот это правильно, додумались наконец. Ну вот, мать, видишь, постепенно все налаживается.

Глава 9. КОМПАНЬОНЫ

Уланов торопливо поздоровался с Анжелой Антоновной и прошел к Капитонову. Выглядел он усталым и встревоженным.

Капитонов поднялся ему навстречу, радушно протянул руку:

- Присаживайся, отдышись. Какие проблемы? Чего такой взъерошенный?

- Виктор Павлович, вы можете сказать, когда по времени решится дело с Еленой Васильевной?

- Дело двигается, но медленно. Нам нужна наличная валюта, и сумма немалая. Приходится прибегать к посредникам. Покупателя уже нашли, мне Камовский докладывал. Их представитель на днях прибывает на переговоры.

- А сколько все это займет времени?

- Не больше месяца. Ты пойми, Саша, чтобы получить такой откат, нужна и солидная сумма продажи. Нужно ведь эту разницу сделать.

- Я в этом не разбираюсь.

- А что случилось? - Капитонов был сама невозмутимость.

- Не по себе мне. Предчувствие. Вдруг что-то случится.

- У нас все, что могло, уже случилось.

- Нет-нет. Я ощущаю, как сгущается вокруг черная энергия. - Уланов говорил глухим голосом, медленно и уверенно, глаза его были обращены куда-то в пространство, да Капитонов и сам избегал встретиться с ними. Слова Уланова проникали в его сознание, будили самые затаенные подозрения. Он уже не сомневался в правоте Уланова.

- Что ты имеешь в виду?.. - Капитонов обеспокоенно закатил глаза к потолку: - Кризис что ли? Там? Наверху? Брр-р, только не это, - он передернул плечами.

- Я почти уверен, Виктор Павлович, и боюсь, как бы из-за этого не сорвалось у Елены Васильевны.

- Черт побери, Саша, да ты просто... Ну и ну. Еду на разведку. По старым адресам, слава Богу, везде свои люди - на Ильинке, в Кремле, в Белом доме. - Он включил селектор: - Анжела Антоновна, найдите-ка мне Саранцева.

Через несколько секунд в трубке раздался знакомый бодрый и добродушный тенор Саранцева:

- Слушаю, Виктор Павлович.

- У меня здесь Саша Уланов. Собирается к тебе. Ты на месте?

- Да. Привет ему.

- У меня к вам обоим просьба: проанализируйте-ка вместе компьютерные материалы.

- Какие именно, Виктор Палыч?

- Социальные и финансовые прогнозы.

- 0'кэй, пусть Саша едет, жду. Капитонов положил трубку.

- Поезжай. Я вам туда позвоню. Если что-то подтвердится, обсудим вместе, что делать. А с Козиной будем решать побыстрее, тут ты прав.

Через полчаса Уланов уже входил к Саранцеву.

- Ты чего не заходишь, бродяга? - Улыбающийся Саранцев поднялся из-за стола. - Что за спешка у Капитонова, не знаешь?

- Есть подозрение, что назревают крупные неприятности. - Уланов потоптался на месте и присел на край стула.

Вошел Зуев, поздоровался и присел рядом.

- Валера, прокрути прогноз на третью декаду.

- Так ведь... - Зуев сделал удивленное лицо.

- Крути по неполным данным. Капитонов просил. Психологов подключи.

- Психологи давно говорят: "Неудовлетворение в обществе растет. Обстановка благоприятна для смены финансового курса:... Ну и так далее.

Зуев вышел, а через несколько минут позвонил Капитонов, Уланов сразу понял это по лицу Саранцева. Они проговорили минуты две, не больше. Уланов не всматривался в Саранцева, он и так чувствовал, о чем идет речь. Наконец Саранцев положил трубку и посмотрел на Уланова.

- В общем, так, Саша, едем в пансионат, это недалеко от Кольцевой, а от нас минут тридцать пять - сорок езды. Капитонов приглашает обсудить обстановку, тебя тоже просил. Будут все наши: Капитонов, Камовский, Авдеев, мы с тобой. Заодно и поужинаем.

- У меня были другие планы. Да и неудобно... Ну что я там буду среди вас... Не люблю я этих застолий.

- Не понравится - сразу уедешь. Машины мы там оставляем. Я тебя просто не отпускаю. Да что у тебя, в конце концов, дети, что ли, пищат?

Уланов тяжело вздохнул.

- Извини, Саш, сорвалось. Встряхнешься немного. Помнишь, как под Геленджиком, после третьего курса? Море, чайки, безлюдье, тишина. Мы с тобой со скалы прыгали... Летишь - бух1 Переворачиваешься - над головой вода блестит и солнечные лучи сквозь нее. А? В пансионате, конечно, не море, и вода сейчас градусов пятнадцать, но все равно - прекрасно. По водохранилищу белые пароходы идут, огромные, как мамонты. Ну, уговорил? Может быть, ты хочешь кого-нибудь пригласить с собой? Нет проблем. Вот, например, эта бурмистровская пассия, она ничего...

- Да? - Уланов поднял брови и взглянул на Саранцева. Тому стало не по себе от этого пристального, проникающего взгляда, и он поспешно добавил:

- Шутка. Так что, едем?

- Уговорил, - Уланов кивнул. - А как же с прогнозом?

- Зуев без нас сделает. Позвонит прямо в пансионат. Ждать не будем, Капитонов торопит. Что-то пронюхал. Подожди-ка меня здесь, я схожу к Зуеву.

С Зуевым он столкнулся в коридоре.

- Никому никакой информации - ни Капитонову, ни Камовскому. Все только лично через меня.

- Обижаешь, шеф.

- Как новенькая? Не подсадная? Уж очень Капитонов о ней печется. И этот... Бурмистров.

- Муж её был летчиком. Погиб мужик. Они его знали. Оформлена в группу Авдеева переводчиком, а тот просит все вводить в компьютер, вот она и оказалась у нас. Кстати, Сашка Уланов на неё глаз положил, - ухмыльнулся Зуев, - вот тебе и тихоня.

- Черт, а я ему сейчас ляпнул насчет ее... Ну да ладно.

В пансионат они прибыли раньше всех и разместились в трехкомнатном "люксе": две небольшие спальни и общая гостиная с мягкой, зеленых тонов мебелью, телевизором и высоким белоснежным холодильником. За окнами виднелись желтеющие верхушки берез и бледно-голубая гладь Клязьминского водохранилища.

- Пойдем пройдемся, а то весь день то в машине, то в помещении, предложил Саранцев.

На берегу было пустынно и тихо, по желтому пляжу расхаживали вороны. Легкий ветер шевелил верхушки деревьев, над водой носились и покрикивали чайки. В заводи у берега плескались утки.

- Нам надо иметь свою команду. - говорил Саранцев. - Я бы хотел, чтобы ты понял это. Я бы хотел, Саша, чтобы ты смотрел на все взглядом моего союзника. Ты пойми, все, что в ассоциации есть перспективного, придумано и создано мной. А они только пользуются. Зачем нам ставить на старых кляч, Саша? Пора выметать эту пожилую гвардию, весь этот антиквариат. Они и социализм в свое время исковеркали, а теперь и капитализм так изуродуют, что мать родная - я имею в виду Запад - не узнает. А карман себе набьют. Тащиловка это все, просто очередная тащиловка. Пока их выручают пламенные речи, тут они насобачились. Одно они заметили: политика тоже стала рыночной, и взглядами можно торговать...

- Трудно судить их, Дима. Слаб человек, подвержен настроениям, чувствам. Сегодня говорят одно, завтра другое.

- Мы создадим новый тип власти - информационную и рациональную. И партию совершенно новую. С разумной программой, и главное - с умными людьми. Без истерик и прокламаций.

- Я верю в другое.

- Поделись.

- Ты же им все равно следовать не будешь, а спорить я не хочу.

- Верить... Верить - дело ненадежное, несерьезно это. Верить - значит быть обманутым.

- Не люблю я партий. Никаких. Человек теряет себя в стаде. Приобретает стадную психологию, стадную речь, даже искусство оказывается. А меня волнует первооснова духовной жизни. Почему люди столь жестоки, почему столь заразно насилие, почему у людей нет отвращения к разрушению, к боли, к страданиям? Чего не хватает в человеке, какого такого витамина, если у него нет жалости, - вот что меня волнует. Где источник зла? Или мы, являясь частицей мира, где каждый вид поедает другой, являемся ещё и носителями его жестокости? Или в нас живет этот голод жестокости и мы должны утолять его? Что поддерживает зло - отсутствие страха перед возмездием или удовольствие от зла?

- У нас есть все - финансы, умные люди, энергия и желание, современные технологии, наконец. Сейчас мы балансируем, приходится нарушать законы, но это дело времени. Будем внедрять и совесть, и справедливость.... Дойдем и до этого. Перекуем мечи на орала. Скажи, кому ты нужен сейчас, кому полезен со своими необыкновенными способностями? Ведь тебе они даны для какого-то дела, может быть великого... Почему ты не используешь это? Так зачем ты? Чтобы пялиться по ночам в звездное небо, искать абстрактную духовность?

- Пока я хочу не многого - помочь одному человеку. Больному ребенку. Дочери Козиной.

- Ты извини меня за "пассию". Сорвалось.

- Ничего, бывает.

- Мы же не собираемся тебя использовать как партийного функционера. Ты бы и стал заниматься своим делом, и нам бы помог. Плохо у нас с идеологией, просто отвратительно. С организацией ещё более или менее ничего, а с этим плохо. Рынок, прибыль, обогащение не может быть идеологией, я ж понимаю. А партия нам нужна, чтобы со временем пройти во властные структуры. И тогда создадим тебе целый институт... НИИ биоэнергетики.

- Нет, Дима. Уволь. Ты извини меня, говоришь ты прекрасно, но как все. Если честно, я с вами только потому, что Бурмистров просил меня помочь Козиной. Больше меня ничего у вас не держит. Потому и езжу - с тобой, с Капитоновым. Какую-то неделю среди вас, а чувствую себя как после вибростенда. Во всех вас есть какая-то злость, какой-то темный стержень, который я вижу. Что-то каменное, непреклонное. Скажи, Дима, ты сам, один, можешь достать эти деньги для Козиной? Без всех этих махинаций с военными?

- Я все могу, Саша. Но для этого ты должен быть с нами.

Саранцев замолчал, он был разочарован и раздосадован. Он повернулся к пансионату и показал рукой:

- Смотри, они уже прибыли, в номере открыли окна. Капитонов любит проветривать... Пойдем?

- Мне не хочется, Дима, честно говоря. Здесь такой простор...

- Ладно, я найду тебя позже. Пока. - Саранцев сжал Уланову плечо и не спеша направился к пансионату.

Через несколько минут в гостиной номера, который снимал Капитонов, началось совещание. За обеденным столом на месте тамады сидел он сам, справа от него - Камовский и Саранцев, слева - Авдеев. Говорил Капитонов сухим и деловитым тоном.

- Сегодня я встречался со своими информаторами. Все обещают правительственный кризис в ближайшие дни. Все как один. Дмитрий Иванович, а что говорят твои аналитики?

- То же самое.

- Марк, что скажешь?

- Мне надо ехать в банк, вот что я скажу. Надо срочно скупать валюту. Курс доллара теперь взлетит вверх. Даже не останусь ужинать, тяпну в дороге. Пусть они дерутся, и чем сильнее, тем лучше. - Камовский взмахнул руками, изображая бокс. - Пусть дерутся. Дай Бог им здоровья. Больше заработаем. - Камовский захохотал.

- Хорошо бы подогреть это дело немного... - сказал Капитонов. Мобилизуй прессу, подкорми её, Марк. А вообще, не пора ли иметь свою газету - в свете дальнейших наших разговоров? Или хотя бы пресс-центр. Как, Дмитрий Иванович?

- Проще делать заказные материалы, в разных изданиях, россыпью, так больше похоже на общественное мнение, - заметил Саранцев.

- Газета - слишком дорогое удовольствие, - добавил Камовский.

- Зато полезное, - возразил Авдеев.

- Для меня что доходно, то и полезно. Выгодно - пусть существует, невыгодно - значит, не нужно, - пренебрежительно заметил Камовский и посмотрел на часы. - Семь вечера, поздновато. Займусь завтра с утра. Генеральная скупка валюты, если мы, конечно, не опоздали. Все эти информаторы не у одних нас кормятся.

- Я позвоню Зуеву, чтобы дал команду по компьютерной сети в Петербург, на Урал и Дальний Восток. Пусть тоже скупают, - сказал Саранцев.

- Надо обеспечить полную скрытность, - сказал Капитонов. - Теперь о презентации... Что ты там, Женя, написал в этой программе? О каком-то ограблении века...

- Это сейчас самый выигрышный лозунг, - пояснил Авдеев.

- Деньги не исчезают и не возникают ниоткуда, они переливаются. От одних к другим. Да что тебе говорить! - Камовский покрутил пальцем у виска и безнадежно махнул рукой. - Если инфляция существует, значит, она кому-то выгодна. Не мы её распустили. У неё такой механизм: большинство будет нищать, а меньшинство - богатеть. Это объективный процесс. Не мы, так другие. Но лучше будем мы.

- Давно ли, Марк, ты стал политологом? - съязвил Авдеев.

- Подумаешь, науку выдумали. Ищи, кому это выгодно, вот и вся политология. Правильно я говорю, Виктор?

- Ну хватит, хватит, - вмешался Капитонов своим строгим, густым баритоном. - Мы здесь не для разбора сочинений Евгения Михайловича, а для уточнения нашей стратегической линии и тактики. Послезавтра - презентация фонда. Надо, чтобы это не вылилось в какую-нибудь склоку. Все должно быть солидно и убедительно. Еще раз уточним сценарий.

- Если он так будет выступать, как пишет в своих виршах, нечего ему там делать, - снова вмещался Камовский, - нас никто не захочет финансировать. Ты должен предлагать рецепты для нас, а не для Древней Греции. Никто народ не грабил, заруби это себе на носу!

- С национальным вопросом надо крайне осторожно. Евгений Михайлович, вставил Капитонов. - У тебя есть этот грех - любишь его обсасывать. Лучше обойти его стороной. Партнерство - вот главное, и социальное, и национальное. А что это практически - жизнь покажет.

- Ты из меня не делай ребенка. И люди тоже не дети. Если я начну на презентации мямлить, обходить острые углы, все ж поймут...

- Ну, вот здесь все свои. Ты можешь нам рассказать, что собираешься преподнести слушателям?

- Я привык импровизировать, Витя.

- Это мы знаем, - захохотал Камовский и оглядел всех веселыми глазами. - Может, выпьем, мужики?

- Подожди, - отмахнулся Капитонов, - к тебе тоже есть претензии...

- Ну-ну, - усмехнулся Камовский и поудобнее устроился в кресле.

- Мы начинаем серьезное дело. Поэтому возникают особые требования. Марк, твои связи с кавказцами уже недопустимы.

- Какие связи? Сейчас все можно сделать почти законно.

- Знаю я это твое "почти".

- Вот закончим сделку для летчиков - и конец.

- А как там дела, кстати? - спросил Капитонов. - Мне Бурмистров на дню по два раза звонит...

- Керц просит все прокрутить без договоров, бумаг и прочих следов. А военные так не могут. Поэтому пришлось найти посредника. Керц привезет бабки, передает посреднику. Мы заключаем договор с посредником, военные с нами, а потом посредник исчезнет, фирма закроется.

- А что военные? - спросил Капитонов.

- Они этого не знают. Единственное, Керц просит хоть маленький, но вертолетик. Бурмистров вроде нашел такой.

- Сколько стоит?

- Пока не договорились, но сумма должна быть приличной. Керц скоро прилетит, тогда и договоримся.

Саранцев меланхолично потягивал пепси-колу. Он уже прикинул, что сумма должна быть огромной. Темнил Марк, чтобы успеть отначить себе от неучтенного пирога.

Капитонов кивнул и продолжал:

- До презентации мы в таком составе встретиться не успеем. Поэтому давайте обсудим состав руководства будущего фонда. Я предлагаю так. Я как генеральный директор буду и председателем фонда, Авдеев и Камовский сопредседатели. А поскольку Дмитрий Иванович у нас самый молодой, сделаем его ответственным секретарем. Ну, как?

Саранцев, погасив в глазах бешенство, слегка склонил голову и деланно улыбнулся:

- Вы правы, как всегда. - Голос его звучал сухо и официально.

- Ты только не обижайся, Дима. Все-таки на тебе вся инфраструктура, обеспечивающие службы, это немало. У Марка - финансы и торговля, у Евгения Михайловича - идеология, политология... Этот, как его... популизм. А мы с тобой - люди деловые.

- Виктор Павлович, бросим об этом. - Саранцев окончательно справился с раздражением. - Может, действительно пора на ужин?

- Подожди, ещё пару слов... - Капитонов надавил ладонью на плечо Саранцева и мягко, но решительно заставил его сидеть на месте.

Острый нюх матерого аппаратчика подсказывал Капитонову: нет, не прост он был, этот самый молодой член совета директоров, улыбчивый, малоразговорчивый, даже задумчивый. Есть у него и воля, и хватка, и амбиция, цену себе знает. Как мог бывший программист, директор какой-то захудалой фирмы из пяти человек за два года создать разветвленную информационную сеть и оплести ею не только ассоциацию, но и областные города вокруг Москвы, вдоль Волги и почти весь Уральский регион. На его систему филиалов хоть завтра можно нанизывать ячейки новой партии. Деньги, конечно, тоже не последнее дело, но без организации и инфраструктуры они не сработают. Кроме того, Капитонов понимал, что рано или поздно этот незаметно выросший монстр в любой момент может выйти из-под контроля. Надо было его задобрить, снять напряжение. Когда Авдеев вышел, Капитонов повернулся к Саранцеву:

- Да не дуйся ты. Это пока. Все у тебя впереди.

Уланов медленно шел вдоль берега по густой, по-летнему зеленой траве, в которой запутались опавшие листья берез. Горячо говорил Саранцев, и в грудь стучал искренне, и заглядывал в глаза искренне, но это и настораживало. "Ты бороться хочешь, дорогой Дима, я тебе нужен как солдат, - думал он. - Ты считаешь свое дело правым, но и другие могут думать так же. И потому создаются партии, отряды и дружины, собирается информация. Интересы непримиримы, и борьбе не будет конца". Нет, он будет помогать отдельным людям, но не группировкам. Добро - штучный товар.

Тонкие березы на берегу стояли как белые свечи в желтеющем пламени листвы. Уланов спустился к зеркальной воде, в ней отражались плывущие облака и прибрежная позолота. Светлые, сияющие просторы окружали его. Под высоким небом по серебристой глади огромного водоема вдали медленно скользили длинная баржа и несколько белых парусников. За ними километрах в двух виднелась на берегу деревня. Понятно, почему в России столько художников, подумал он. Поселиться бы на этих берегах и смотреть и впитывать в себя этот покой, ощущая себя его частицей, подчиняясь его величию.

Он вспомнил взгляд Елены, каким она смотрела на него, когда Надя уснула. Он должен объяснить ей все, что знает. Каким на самом деле является окружающий мир, как хрупка наша связь с его сущностью и как легко эту связь порвать и стать обыкновенным механическим человеком.

Его вдруг охватило острое разочарование. Что он торчит здесь среди этих людей, когда Елена там одна с малышкой, разрывается между отчаянием и надеждой? Почему он не позвонил ей? Почему не успокоил ее? Уланов развернулся и поспешно зашагал через парк к автобусной остановке.

Глава 10. НОКТЮРН

Было девять вечера, Надя уснула, Василий Андреевич и Лидия Семеновна возились на кухне, а Елена сидела одна в комнате, с досадой поглядывая на телефонный аппарат. Ей казалось, что Уланов обязательно должен позвонить из пансионата. Непонятно, зачем он вообще туда поехал? Что он там делает с этими совершенно непохожими на него людьми? Судя по всему, он им нужен, но они-то зачем ему? Все понимающий, открытый, простодушный.

В этот момент затрещал телефон, и Елена сорвала трубку. Это был Уланов.

- Добрый вечер, Лена. Можно вас увидеть сегодня? - Он говорил, как обычно, тихо и медленно.

- Вы где?

- Недалеко, с полчаса до вас.

- Я вас встречу на улице.

Уланов совершенно отличался от тех, кого она знала раньше. Только сильный человек способен пробуждать в людях надежду и вкус к жизни, и он смог это сделать. За несколько встреч с ним она наговорила столько, сколько, наверно, не говорила раньше за целый год. В его присутствии у неё сам собой развязывался язык. Ей захотелось в театр, в кино, в картинные галереи. Даже газеты стали ей интересны. Раньше она всегда с удивлением и жалостью смотрела на женщин, читающих в метро газеты, - как они могли тратить время на эту чушь?.. Теперь, когда в ней проснулась надежда, вся жизнь обрела смысл. Неужели одна только надежда, думала Елена, без всяких других причин способна так изменить жизнь человека, вдохнуть в него энергию? Смирение и благоразумие успокаивают, но вперед заставляет смотреть только надежда. Она словно обрела второе дыхание и была готова поверить в самое невероятное чудо. Нет, жизнь не окончена, пока есть хоть малейшая надежда.

Они встретились в небольшом сквере у дома. Уланов протянул ладонь.

- Как моя подопечная?

- Спит.

- Не рано?

- Что вы, уже десятый час. Хорошо, что она стала рано засыпать. Теперь она спит спокойно, без страшных снов. И просыпается нормально. Признайтесь, ваша работа?

- Иногда я подпитываю её энергетику.

- Не знаю, что бы мы без вас делали. А вы знаете, у меня огромная радость - Бурмистров через военного атташе разыскал в Германии Горовца, узнал его телефон... И я - представляете? - дозвонилась утром до него. Он нас помнит, и Надю и меня, и готов прооперировать. Он обещал как можно быстрее направить вызов. Он говорит, не надо тянуть. Он надеется на хороший результат.

- Видите, дело сдвинулось. Такие люди, как Горовец, должны испытывать много радости. Приятно, когда ставишь человека на ноги.

- Нужны деньги. Бесплатно он ничего сделать не может, клиника не его. Проклятые деньги.

- А вы знаете, Лена, я, когда мы познакомились, почувствовал, что все у вас будет хорошо. А потом я почувствовал это, когда увидел Надю. У неё личико такое грустное, но в глубине проглядывает что-то уверенное и сильное. Меня первые впечатления не обманывают...

Она остановилась.

- Вы... Я не могу, я сейчас расплачусь, Саша. Вы странный человек и странно на меня действуете. - Она наконец справилась с собой.

- Извините.

- Как вы съездили?

- Там на природе так светло и спокойно, как в храме. И там особенно чувствуется, как над Москвой сгущается напряжение. Черное напряжение. Тревожное. Но моим предчувствиям мои новые друзья не очень-то верят, - он сконфуженно улыбнулся.

- Знаете, если честно, раньше я никогда не верила в биоэнергетику, пока не встретила вас.

- Биополе есть у всех, и можно научиться его использовать. Если хотите, я научу вас.

- Разве такое возможно?

- Конечно. Есть светлое, благожелательное излучение, его надо осознать, почувствовать в себе, культивировать. Есть специальные упражнения и приемы. И есть агрессивное, черное излучение, его надо уметь отражать, ставить защиту.

Они двинулись вдоль освещенной ночными фонарями аллеи. Под ногами шелестела опавшая листва, покачивались тени деревьев. Как ей не хотелось возвращаться домой, как хотелось поговорить с ним по-настоящему.

- Знаете, Лена, есть люди душевно родственные. Но они даже не подозревают об этом. Им некому это разъяснить. И когда они встречаются...

- Их тянет друг к другу, да? Вы это хотели сказать? Видите, я тоже начинаю читать ваши мысли. С кем поведешься, от того и наберешься. Послушайте, а вы не инопланетянин? - спросила Елена.

Он засмеялся:

- Мне иногда и самому кажется, что меня подменили...

- Где? В роддоме?

- В госпитале. Где я лежал после автокатастрофы... - И он неожиданно и для себя, и для Елены вдруг рассказал ей всю свою историю.

Ее охватило волнение. Их судьбы были странно похожи. Когда-то она верила в неизбежность, в судьбу, потом все это забылось, её собственные беды и неустроенность отошли на второй план, стали небольшой частью огромной Над иной проблемы.

Уланов заглянул ей в лицо, в сумерках её глаза, казалось, подсвечивались изнутри.

- Лена, у меня есть идея. Хотите кофе? У меня, правда, беспорядок дома, но кофе хороший... Гарантирую. Мне нужно поговорить с вами.

- О земном или о космосе?

- О земном.

- Ну что ж, рискну. Посмотрим, что у вас за кофе. - Она кивнула в сторону дома. - Я должна предупредить своих... Маму и папу. А то будут беспокоиться. Мои спасители. И мои и Нади. Что бы мы делали без них... Просто бы сдохли.

- Позвоните от меня.

До метро Уланов и Елена шли пешком. Где-то закончился сеанс, и тротуар был заполнен людьми, хлынувшими из зала.

- От меня можно вызвать дежурную машину. Дмитрий внес меня в список для внезапных развозок.

- Даже? Вы делаете успехи.

- По знакомству, друг все-таки.

- Такой друг никогда ничего не делает просто так... Вы нужны ему. Не знаю, правда, зачем.

- Значит, я так ни на что и не гожусь? Ай-яй-яй, Леночка.

- В том-то и дело, что вы можете слишком многое...

Они вошли в полутемный подъезд, и пока поднимались на третий этаж, Елена ощутила его нарастающее волнение и сама почувствовала, что каждый шаг, каждая ступенька наверх неизбежно приближает их друг к другу. Он долго возился с замком, наконец, они вошли в ещё более темный коридор, потом в комнату, едва освещенную через окно уличным фонарем. Не зажигая света, он молча снял с неё плащ и обнял за плечи.

- Эй-эй, свет, пожалуйста, вы что, решили меня напугать? А где же обещанный кофе?

Он включил свет и, чтобы скрыть смущение, заговорил быстро-быстро:

- Кофе будет моментально. Вы тут поскучайте пять минут. Посмотрите книги, ладно? На кухню посторонним вход воспрещен, зрелище не для слабонервных.

- У меня нервы крепкие.

- Там давно уже не ступала нога человека.

Она осталась одна, волнение улеглось. На кухне зашипела вода, загрохотала посуда. Квартира была почти такая же, как у них, тоже двухкомнатная, только коридор был чуть просторнее, и напоминала она скорее книжный склад, чем жилье. В коридоре, на кухне, в обеих комнатах - всюду были книжные полки, на которых аккуратными рядами стояли книги. Стопки книг по углам - как штабели кирпичей. Книги были на столе и на диване, сотни, тысячи книг.

"Да есть здесь вообще хоть что-нибудь, кроме книг?" - думала она, расхаживая вдоль стен, пока Уланов гремел посудой на кухне.

"Вы такой умный, Саша, неужели такие люди ещё есть?" - так она решила начать разговор, когда он пригласит её за стол.

Наконец он появился с подносом и чашками.

- Неужели они вам нужны, столько книг, такое невообразимое количество?

- Я много ещё не прочел. Надо иметь дома все великие книги. Я стараюсь скупать их. Беру, даже если знаю, что не скоро прочту. Но они у меня в доме, и мне приятно. Мне иногда кажется, что книги тоже имеют какое-то поле, какую-то свою особую энергетику. Когда я вхожу в книжный магазин или библиотеку, на меня опускается настоящая благодать. Как в храме. Странно выражаюсь, да?

Елена отхлебывала мелкими глотками кофе, смотрела на него, и ей казалось, что она участвует в каком-то спектакле. Вот перед ней сидит человек, вселивший в неё столько надежд, они с ним ведут милую светскую беседу о книгах, но скоро все это кончится, спектакль завершится и все пойдет как всегда, обычной чередой.

"Ах, Саша, хватит о книгах, - подумала она, - хватит смотреть своим пронизывающим взглядом. Я столько лет ждала тебя..."

Уланов протянул руку, коснулся ладонью её головы, осторожно провел пальцем по её губам и поцеловал их. Она замерла. Он подхватил её на руки и поднес к окну. За стеклом шелестел мелкий осенний дождь.

- Ничего не видно, а я хотел показать тебе звезды.

- Я хочу встретить новый день с тобой. Как новый год.

- Я так благодарна Михаилу Ивановичу, ты не представляешь. Я не одна теперь... Когда у Нади возникла декомпенсация, я испытала такой ужас, такое бессилие. Словно заглянула в черную пропасть. Какая жестокая и несправедливая вещь - природа!

- В природе нет ни жестокости, ни добра. Для справедливости, для добра она создала человека. Это его задача.

- Так неожиданно и... приятно встретить идеалиста в наше смутное время... Извини, я только позвоню своим, чтобы не беспокоились...

Поговорив по телефону, она вернулась и выключила свет. Все-таки она стеснялась его, этого внезапно ворвавшегося в её жизнь странного парня.

...Елена проснулась под утро, через окно проникал зыбкий рассвет. Уланова рядом не было. Она завернулась в одеяло и подошла к окну. На бледно-розовом краю неба отливала чистым голубоватым светом утренняя звезда. На кухне горел свет, Уланов сидел за столом.

Она вошла и присела рядом.

- Ты что?

- Давай поженимся? - он посмотрел на нее.

- А ты будешь меня любить? Ты уверен?

- Уверен.

- Я согласна. Только давай подождем немного. Пока все утрясется.

Глава 11. ОПАСНЫЙ ВИЗИТ

Георгий не выносил женских слез. Когда Вика начала всхлипывать, он отодвинул от уха телефонную трубку и нащупал в кармане ключи. Придется ехать, видно, её действительно достали.

- Хватит ныть, иначе вообще не поеду...

- О, Жорик... Ты, ты настоящий друг. Век не забуду!

- Последний раз. И хватит стонать, черт побери! Во сколько он тебя ждет?

- В восемь. В "России". - Тон её мгновенно стал деловым.

- Один?

- Не знаю, в том-то и дело. Георгий посмотрел на часы: семь вечера, время ещё есть.

- Я выезжаю. Минут через сорок проеду по Солянке и двором проскочу к Китайскому проезду. Жди меня у ворот.

- Где? Не поняла.

- Напротив "России", двор, где министерств полно.

Вика стояла у выезда со двора. Длинный желтый плащ, волосы строго подколоты, вид деловой, озабоченный. Георгий приоткрыл дверцу, она легко проскользнула на заднее сиденье.

- Ну что? - Он осторожно вырулил на улицу, втиснулся в левый ряд машин, поехал в сторону набережной.

- Я влипла. Так влипла! Маркело подставил... Керц прибыл. Он же скотина, извращенец. Все знают. И Маркело подставил, чтоб на тебя плюнуть, понимаешь? Специально чтоб тебя проучить. Вызвал меня и говорит: у нас презентация, некогда, вот ты с ним и поужинаешь.

- Отказалась бы.

- Я и отказалась. Но он сказал, или я ужинаю с Керцем, или он испортит мне всю жизнь. Он сказал, это последнее задание, он разрешает мне в отпуск и выделяет тысячу баксов. Он сказал, если я не приду на ужин, они явятся прямо домой и увезут. Никто не заступится, кому я нужна... Мы с матерью уже полгода не разговариваем. Я боюсь, Жорик.

- Допрыгалась. И что я должен делать? Эх вы, дуры, дуры.

- Придумай что-нибудь... Жорик, спаси, я умоляю.

- Хватит стонать. И отвечай только на вопросы. Только на вопросы.

- Да, да. Извини.

- В каком он номере?

- В триста сорок втором.

- Он один приехал?

- Не знаю.

- А с тобой он один будет? Больше никого не заказывал?

- Не знаю.

- Что ты вообще знаешь, черт побери!

- Ничего, ничего. - Она снова всхлипнула.

- Ты прекратишь или нет?

- Да, да, извини.

Георгий объехал вход в метро и остановил машину.

- Что ты ещё знаешь?

- Номер телефона в гостинице.

- Уже лучше. Тогда вот что: иди к автомату и позвони ему. Скажешь, чтобы он был один. Поставь условие. Иначе, скажи, не приду.

Она вернулась минут через пятнадцать и села рядом.

- Он будет один.

- Так. Я с ним потолкую. С глазу на глаз, может, отстанет.

Он сделал ещё один круг по Солянке и поставил машину во дворе, из которого они недавно выехали.

- Жди здесь. Если подойдет мент, скажи, что-то с мотором... А водитель пошел звонить. - Георгий помолчал мгновенье и пробормотал: - Плохо, если он не один, этот Ромео, черт бы его побрал.

Вика смотрела на него со страхом и надеждой.

Георгий достал из бардачка кожаные перчатки, сунул в карман куртки и вышел из машины. Он ступал медленно и тяжело, словно нес груз. Вика, забившись в угол, провожала его глазами.

В вестибюле он показал удостоверение сотрудника МВД - многие на фирме имели такие - и поднялся на третий этаж. Он не раз бывал здесь и уверенно шел по длинному, как тоннель, серому коридору. В этом крыле были двухкомнатные "люксы", скорее всего Керц снял именно такой.

Георгий подошел к двери, натянул перчатки и тихо постучал. Дверь подалась легко, она была не заперта. Георгий осторожно толкнул её ногой и проскользнул внутрь. Прихожая и комната за ней были пусты. Он сделал два шага вперед и вдруг услышал за спиной щелчок пистолетного затвора, и насмешливый голос произнес:

- Руки вверх, дорогой. Зачем пришел? "0н был в ванной, гад", мелькнуло в голове, и в то же мгновение, развернувшись, прямо от бедра, с оттяжкой, как саблей, Георгий нанес ребром правой ладони молниеносный рубленый удар. Рука попала в горло, он сразу понял это по хрусту переломанной гортани. От резкого движения его развернуло, перед ним, выпучив глаза, медленно оседал на пол высокий, голый по пояс мужчина. Он судорожно пытался сделать вдох, грудь его, покрытая густой шерстью, выгнулась вперед, тщетно стараясь втянуть воздух, из горла, раздавленного ударом, неслись хрипы. Запрокинув голову, мужчина завалился на бок и затих. Рядом на сером ковровом покрытии чернел небольшой вальтер. Георгий поколебался секунду и отшвырнул пистолет ногой. Выдернув торчащий изнутри ключ, он вышел в коридор, запер дверь и огляделся. Вокруг было все так же пустынно. Он быстро пронесся по коридору, спустился вниз и через минуту был у машины.

- Ну что, что? - тормошила его сзади Вика, пока он заводил мотор.

- Не мешай! - оборвал он её и выехал на улицу. На набережной остановился, вышел из машины и, размахнувшись, швырнул ключ в воду. Описав дугу, ключ исчез в безмятежно тихой реке.

- Ты что? Что ты сделал, Жорик? - охваченная нехорошим предчувствием, забеспокоилась Вика.

Георгий резко тронул с места и, повернувшись к ней, зло выпалил:

- Он хотел меня пристрелить, скотина.

- Он видел тебя?

- Не успел... Да и хрен с ним.

- Что, что ты сделал? - повторяла Вика.

- А что, по-твоему, я вообще мог там сделать? Я что, дипломат? Ты что, не знала, чем это может кончиться? Что я ему, лекции, что ли, буду читать? Манерам не обучен... Терпеть не могу, когда на меня шпалер наставляют. Я ж поговорить шел... Попросить, а он - шпалер!

- Что теперь делать, что делать? Меня трясет всю. А если...

- Первое. Забудь о нашей встрече, выбрось из головы. Мы с тобой сегодня не виделись. Второе. Ты прошла наверх с какой-то группой. Поэтому тебя не заметили и не остановили. Так?

- Да, да...

- Нашла номер, постучала, подождала, опять постучала, повернулась и ушла.

- А может быть... Жорик, у меня же есть его телефон. Я могу сказать, что я ему звонила весь вечер, но номер не отвечал. А?

- Еще лучше. Главное - мы не виделись. Саранцеву придется сказать, он и прикроет, я ему зачем-то нужен. Едем к нему. В "Вертикаль", они все на презентации. Да не вешай ты нос. Подумаешь, одним мафиози больше, одним меньше. Делов-то. Сама говорила, садист он. Нам ещё спасибо должны сказать, раз менты не справляются.

- Страшно все это, Жорик.

- Дошло наконец. Куда ты полезла? Это ж война, только никто не признается. Выходи замуж и сматывайся из нашей конторы, пока спидоносцем не стала или не пришил кто-нибудь.

- Ну спасибо. Ну и хамье вы все.

- А ты ангел, да? Ты думаешь, много денег у них заработаешь? Не думай, лишнего Маркело не даст. А кровушку попьет. И амбразуру какую-нибудь тобой заткнет, уж поверь.

- Ты же сам меня устраивал.

- Я тебя устроил, да. Скольких устраивают, да не все остаются. Поймут, что к чему, и ходу. А ты денежки чересчур любишь. Вот и осталась. Так что я ни при чем.

- Зря ты обо мне так думаешь, я не денежки люблю, я терпеть не могу нищенствовать. Но ведь можно зарабатывать и без этих гадостей. Тихо, спокойно. Люди зарабатывают...

- За красивые глазки? В чистой постельке? У нас, к твоему сведению, сейчас и постель - окоп. Война идет, дура. Год назад ещё можно было. Все изменилось, и Маркело давно не тот. И клиент у него попер не тот. Сама знаешь. Большие деньги красиво не сделаешь, не получается. Деньги бешеные значит, и все остальное не лучше.

- Как я его ненавижу, Жора, если бы ты знал! Как ненавижу...

- Сейчас я подкачу к "Вертикали" и стану за углом. Ты осторожно пройдешь и вызовешь Саранцева.

- А если Маркело увидит?

- Скажешь, звонила, звонила, телефон в номере не отвечает...

Глава 12. ДАМЫ И ГОСПОДА

Ярко освещенное фойе киноконцертного зала "Вертикаль" наполнялось приглашенными. Центр занимали сверкающие фужерами и напитками три десятка столиков, за ними у дальней стены возвышалась временная сцена со столом президиума и микрофонами.

Саранцев занял удобную для наблюдения позицию у запасного выхода и, скрестив руки, бросал короткие цепкие взгляды на входящих.

Попав в фойе, приглашенные пополняли медленно двигающийся по кругу пестрый поток. Оживленные лица, блестящие лысины, оголенные плечи, колени, заграничные костюмы и галстуки, небрежно расстегнутые куртки и пестрые свитера. Легкий шум, смешки, приветственные возгласы. Гудящая живая колода карт с тузами, дамами, королями и валетами и, конечно, с шестерками, усмехнулся Саранцев. Многих он где-то видел. Вот кругленький сладколицый усатый модельер в каком-то железнодорожном кителе, кокетливо закатив глаза, изображает из себя национальное достояние, весь, бедняга, так и лоснится от самодовольства. Рядом три млеющие от восторга ассистентки в чем-то розовом, зеленом и бело-голубом. Около них - два известных сатирика, клеймители народных пороков. Один периодически ощупывает нагрудный карман, наверное, проверяет, не забыл ли текст с заготовленными шутками. За соседними столиками - группа знаменитых политологов и экономистов. Ближе к сцене рослая журналистка в джинсах и свитере, известная скандальными статьями о мужских гениталиях в газете "От и до". Теперь она мирно беседовала с пожилым публицистом, разоблачавшим в свое время работу прачечных. За сценой распаковывал свои инструменты вокально-инструментальный ансамбль "Инвазия".

Телевизионщики растягивали кабель, бегали в проходах между столиками, суетились, размахивали руками. Наконец они включили дополнительный свет, направили его на сцену и успокоились.

Появились Капитонов, Авдеев и Камовский. В элегантных темных костюмах, светлых сорочках и ярких галстуках троица выглядела празднично. Их сопровождала молчаливая свита из нескольких молодых парней. Среди них был и свой человек - Зуев. Они остановились, ожидая кого-то. От входа к ним направилась группа женщин. Саранцев оживился, узнав среди них жен своих компаньонов. Это было сверх программы, руководство будущего фонда приглашать на презентацию своих благоверных не планировало. "Не отбились-таки мужики, ну, Авдеев - понятно, но как Камовскому не удалось загадка, - ухмыльнулся Саранцев. - Интересно, куда они их посадят?"

Вошли Уланов с Еленой. Каштановые волосы до плеч, строгое серое платье. Понятно, почему он сбежал из пансионата и даже не позвонил. Подружка хоть куда, поздравил он Уланова, провожая их глазами. Следовать взглядом за прекрасной женщиной есть занятие не менее интересное, чем за мыслями великого человека, подумал он.

На сцену поднялся директор "Вертикали" - Лев Захарович Ципоркин, полный мужчина в черном пиджаке, белой сорочке с бабочкой, и жизнерадостно начал:

- Дамы, господа и прочие товарищи, прошу внимания! У нас сегодня приятное мероприятие. Не так уж они часто теперь случаются. Поэтому прошу порадоваться. По инициативе Ассоциации современных технологий учрежден социально-экономический фонд. Сегодня его презентация. Я приглашаю на сцену учредителей фонда . - Он посторонился, пропуская к столу Капитонова, Авдеева и Камовского, и продолжал: - Программа такая: вначале учредители доложат нам о задачах нового фонда. Затем - ужин, после него - концерт, нас повеселят известные сатирики и другие мастера разговорного жанра. В конце танцы в сопровождении ансамбля "Инвазия"...

- Нельзя ли наоборот? - крикнули из зала.

- Можно, но лучше прямо, - парировал ведущий под смешки присутствующих. - Слово предоставляется сопредседателю фонда, известному политологу Евгению Михайловичу Авдееву.

Авдеев непринужденно принял микрофон и голосом профессионального лектора и актера начал:

- Дорогие соотечественники!..

Саранцев почти наизусть знал вступительную речь Авдеева и незаметно удалился в нижний буфет.

Улыбчивое возбуждение присутствующих, весь этот непринужденный дух, витавший в зале, подействовал и на Елену. Она впервые за последнее время почувствовала себя легко и свободно. Она шепнула Уланову: "Я схожу позвоню", - и осторожно, чтобы не привлекать внимания, выскользнула из-за стола. Телефон-автомат оказался в вестибюле у самого выхода. Елена поговорила с отцом, узнала, что Надя уже собралась спать, и спросила:

- Я, может быть, приду поздно, ничего?

- Конечно, дочка, отдохни, у нас все нормально.

Елена повесила трубку и уже повернулась к двери, как вдруг почувствовала легкое прикосновение к руке. Она повернулась, перед ней стояла высокая бледная девушка с пышной огненно-рыжей прической.

- Извините, вы не знаете Саранцева? - спросила она.

- Знаю, - удивленно ответила Елена.

- Не могли бы вы передать ему... У Георгия большие неприятности. Он ждет его на улице в машине. Я вас очень прошу.

Вид у незнакомки был встревоженный, и Елена сказала:

- Передам, передам, если, конечно, увижу. Саранцева ей искать не пришлось, он сам подошел к ней, церемонно поклонился и поцеловал руку.

- Вы прекрасны, леди. - Глаза его сияли восхищением. Елена уловила тонкий запах какого-то хорошего вина.

- Там на улице вас ждет леди ещё более прекрасная. Она просила передать, что у Георгия большие неприятности. Они вас ждут в машине.

- Спасибо, я скоро вернусь... Встретимся за столиком.

Он вышел на улицу и огляделся. Накрапывал легкий дождь, в сумерках он сразу увидел знакомую "восьмерку" и направился к машине.

- Привет, малыш, что случилось? - Саранцев открыл дверь и сел рядом с Георгием. Вика дымила на заднем сиденье.

- Пусть она говорит, - пробурчал Георгий, полыхнул зажигалкой и тоже закурил.

Вика коротко и толково рассказала о случившемся.

- Керц? - задумчиво повторил Саранцев. - Знакомый заказчик.

- Он перекупщик, - заметила Вика.

- Слышал.

Саранцев задумался. Он знал, что Камовский всю эту сделку с летчиками решил реализовать на юге, дело выгодное, но слишком близко к политике, там все раскалено, можно обжечься. Теперь во всем этом возник неожиданный поворот.

- Вот что, ребята... Вы должны на время лечь на грунт. Вика, завтра позвонишь Камовскому и скажешь, что заболела. Скажешь, что и к Керцу в номер пойти не смогла... Звонила, но он не отвечал. Скажешь, звонила с полседьмого до семи. Из дома. Тебя никто не видел?

- Нет, - Вика тряхнула головой.

- Стой на этом. Найди кого-нибудь, кто видел тебя дома в это время.

- Костю Мосла попроси, - прогудел Георгий.

- С тобой хуже, малыш. - Саранцев говорил медленно. - Если Керц выживет...

- Он не выживет, - буркнул Георгий.

- Тогда проще. Милиция искать не будет, скажут - мафия, разборки, как обычно... Но он наверняка прилетел не один... Я попробую осторожно узнать у Марка. Он, конечно, будет взбешен. Гость его, он был обязан обеспечить безопасность. Будет скандал, и если они докопаются до вас, ребята, то потребуют, чтобы Марк сдал им тебя, Жора. Этика.

- Что же делать? - Вика схватила Георгия за плечо.

- Не боись, - прогудел Георгий.

- Жора, тебе нужно железное алиби, - сказал Саранцев.

- Скажу, что был на техстанции, колодки менял, у меня там приятель, он подтвердит.

- Это нормально, - одобрил Саранцев. - И договоримся, Жора: каждый вечер звонишь мне домой и докладываешь все, что случилось. А если что-то произойдет срочное - позвонишь в машину, но не открытым текстом, а про компьютеры, помнишь? Диск полетел, программа врет, дисплей барахлит, ну и так далее.

- А если меня здесь кто-нибудь заметил? - снова заволновалась Вика.

- Ничего. Скажешь, искала Камовского. Хотела узнать, где Керц. Саранцев вышел из машины.

Пресс-конференция была в разгаре. Саранцев прошел за сцену, отсюда просматривался весь зал, отыскал глазами журналиста Анатолия Подорожного и показал ему рукой на запасной выход. Через несколько минут они встретились. Подорожный, молодой ещё человек, почти одних лет с Саранцевым, в свитере и кожаной куртке, был явно недоволен.

- Что стряслось? - спросил он.

- Извини, Толя, есть интересное дело. Лучше тебе уехать.

- Такую халяву бросить, да ты что?

- Я компенсирую. Слушай. Сейчас в номере триста сорок два в "России" лежит мертвый мафиози. Пока никто не знает. Покрутись там, как только его обнаружат, ты - первый. И вот тебе начальная информация. Парень этот представитель южной группировки. Приехал к Камовскому, обделывают покупку военной техники. Потом расскажу еще. Будет сенсационный материал. Но со временем. Это только начало. Твоя задача - побывать на месте, сделать снимки, собрать материал и держать его до моей команды.

- Все понял, бегу.

Саранцев отыскал глазами столик, за которым сидели Зуев, Уланов и Елена. Склонившись к столу, они оживленно перешептывались. Он перевел взгляд на сцену, на вопросы отвечал Авдеев, отвечал громко и вдохновенно.

- ...Тот, кто говорит, что народ живет плохо потому, что плохо работает, тот клевещет на народ. Грабить его и на него же сваливать - это мы уже проходили.

Поднялся корреспондент газеты "Всемирный прогноз", маленький, чернявый, обвешанный аппаратурой, как солдат амуницией:

- Вы что, хотите моральными проповедями победить коррупцию, взятки, преступность?

- Не моральными проповедями, а созданием законопроектов и механизмов, в основу которых положены моральные ценности. Пока народ не убедится, что власть ведет честную игру, и все делается справедливо, он власти верить не будет. А значит, и законопослушным не будет.

К сцене приблизился корреспондент журнала "От биологии к жизни", высокий всклокоченный парень с огромным блокнотом и ручкой:

- Один специалист-физик утверждает, что у нас в стране остался не тот человеческий материал. Кризис отечественного генофонда! Умных и честных истребили, вот и все беды отсюда.

- Видимо, у этого физика такое окружение... - заметил Авдеев и, подождав, пока стихнет смех, продолжал: - Все эти измышления об оскудении российского генофонда с точки зрения науки - невероятная глупость, а с точки зрения морали - чудовищный обман. В такой огромной человеческой массе, как российский народ, природа с неизбежной закономерностью будет воспроизводить и таланты, и гениев, и чудаков вроде вашего физика. Это свойства живой природы вообще, а не каких-то народов. У нас огромная страна, а значит, и степень разнообразия велика. И умных много, но и дураков хватает. Вопрос в том, кто делает погоду.

Саранцев заметил, как Камовский наклонился к Капитонову и что-то прошептал ему.

Капитонов поднялся и под хохот зала отобрал у Авдеева микрофон:

- Извините, Евгений Михайлович... Нашим гостям надоели речи... Давайте мы сменим пластинку. Если у кого-то возникнет желание обсудить с нашими политологами интересные проблемы или проекты - милости просим, приходите к нам в фонд. А сегодня у нас праздничный день, много гостей. Пусть это и будет небольшим праздником. Я предлагаю сделать перерыв, и потом - ужин, концерт, ну и так далее.

Зазвучала легкая музыка, из-за столиков начали вставать пары и выбираться к небольшому пространству перед сценой, там уже отплясывало несколько человек.

Авдеев спустился со сцены, переговорил с женой и направился к Уланову.

- Здравствуйте, я рад, что вы пришли. Как впечатление?

- Нормально... - сказал Уланов.

- Блестящее выступление, - вмешался подошедший Саранцев, - поздравляю. Кое-где перегнул, кое-где недогнул, но в целом отлично. Главное - нет цитат, все - от души.

Он повернулся к Уланову.

- А ты что сбежал из пансионата? Даже не попрощался. Мы весь берег обшарили.

- Извини, Дима. Так получилось.

- Ладно, мы не сердимся, да, Евгений Михайлович?

Авдеев присел к их столику, повернулся к Елене:

- Можно я на несколько минут уведу вашего спутника? Вы не возражаете?

- Да, да, конечно, - она кивнула. - Меня развлечет Валерий Алексеевич. Или вот Дмитрий Иванович.

- Я ненадолго, - сказал Уланов.

Саранцев подсел к столу и глазами отправил Зуева вслед за Улановым. Зуев поднялся, пробормотал что-то и, виляя между столиками, начал пробираться в угол зала, где остановились Авдеев и Уланов.

- Давно не были на таких посиделках? - спросил Саранцев.

- Давно, а точнее - никогда.

- Ну и как?

- Любопытно.

- Женщинам, наверно, все это скучно.

- Почему?

- Все это больше для мужчин. Мы уж так устроены. Любим приключения. Вы такая красивая и вдруг такая печальная. Чем вас огорчил ваш приятель Саша?

- Однако... Да, мы с ним друзья, вам-то что? - Ее тон стал настороженным, она почувствовала в словах Саранцева какую-то развязность. Словно он специально хотел позлить её.

- Просто дружба? Между мужчиной и женщиной? Интересно. Новый вид извращений. Ладно, не сердитесь, я ухожу. Пойду, поприветствую вон ту красавицу. Знаете, кто она? Дочь кандидата в вице-премьеры.

- Так не теряйтесь.

- Она не в моем вкусе.

- Да? Скажите пожалуйста, у вас есть даже вкус. И кто же в вашем вкусе, если не секрет?

- Вы, Леночка. Смотреть на вас - одно удовольствие.

- Приятно, что я вам доставила удовольствие даже на расстоянии, ледяным тоном произнесла Елена.

- Один - ноль. Не буду вам мешать. До новых встреч. - Саранцев поднялся и направился к первому ряду столиков.

Через минуту появился Уланов, наклонился к ней, прошептал:

- Слушай, пойдем лучше ко мне...

Костя появился в "Вертикали", когда торжества были в разгаре. В зале гремел голос конферансье, ведущего концерт. Вики нигде не было. А он-то вырядился, чуть пулю в спину не схлопотал. Он прошел в угол к высоким столикам и заказал стакан водки и пепси. И Фанга куда-то исчез. Он залпом осушил стакан и запил пепси-колой. Вот они, расселись, хозяева жизни, окруженные шикарными девочками, огражденные вышибалами. Он сжал кулаки и скрипнул от ярости зубами. Грянула музыка. Он выпил ещё сто пятьдесят и направился к танцплощадке, вытащив по дороге из-за стола какую-то упирающуюся девицу. Кто-то обругал его хулиганом, он повернулся - в душном тумане на него со всех сторон смотрели насмешливые, противные рожи.

Чьи-то мощные руки легко, как подъемным краном, подхватили его под мышки и понесли из зала. Он яростно отбивался. Наконец ему удалось вырваться, он побежал, но тут же растянулся на ковре. На него бросилось сразу несколько человек, он увернулся, кто-то схватил его за ногу, клубок тел, скручиваясь, покатился к выходу. Костя чувствовал, как чья-то ловкая лапа скользнула в его задний карман, где ещё оставались деньги, он дернул ногой, но в этот момент от удара под ложечку перехватило дыхание и все поплыло перед глазами. Он не помнил, как его вышвырнули на тротуар, как добавили по ребрам, когда он поднялся...

Домой он попал глубокой ночью, неслышно проскользнул по коридору и повалился на тахту.

Глава 13. ДВОЙНАЯ ИГРА

Вернувшись из Белого дома, Капитонов срочно собрал компаньонов. Он был оживлен и удовлетворенно потирал руки. Наконец-то в верхах кончились спячка и говорильня, мужики приступили к решительным действиям. Пусть повоюют, трофеи достанутся тем, кто умеет ждать. Уже достались, да ещё какие трофеи. После президентского указа об отставке премьера цена валюты круто подскочила, и они за каких-то два дня сотню тысяч пятьдесят долларов.

Саранцев поздоровался и присел к столу.

- Что пишут газеты? - поинтересовался Капитонов.

- Врут, как всегда.

- Информаторы не подвели. Мы оказались во всеоружии. А твои аналитики...

- Они предсказали то же самое.

- Повторили, а не предсказали. От них нужен прогноз, за что мы им платим?

Камовский и Авдеев появились одновременно. Камовский швырнул на стол мягкий кейс и грохнулся на стул. Саранцев покосился на него и повел носом тот был на удивление трезв. Авдеев сел напротив Саранцева, его округлые глаза безмятежно сияли. Он протянул руку через стол, они поздоровались, и Авдеев вопросительно посмотрел на Капитонова.

- Я доведу до вас свежую информацию. Из-за последних маневров Центробанка между коммерческими банками назревает свара.

- Да пусть подерутся, - вставил Камовский.

- Не в этом дело, - Капитонов нахмурился. - Теперь надо готовиться к выборам. Нужно срочно создавать свою партию. Союз ради социального партнерства.

- Я вам об этом давно говорил, - заметил Саранцев.

- Пусть вначале она будет небольшая, это даже неплохо. Будут только свои, меньше перевертышей. Да и кто об этом может знать, маленькая она или большая? Главное - мелькать на экранах телевизоров, понял, Женя? И вещать, вещать о примирении и партнерстве. Скандалы всем надоели.

- Прекрасно, - сказал Авдеев. - Именно, под эти идеи я и готовил программу.

- Знаем мы твои программы... - пробурчал Камовский.

- Да, Женя. Ты там не лезь в экономические прожекты и прочие дебри. Твоя задача - гуманитарное обоснование. Побольше гуманизма, понял? А с остальным мы разберемся. Дима, ты должен обеспечить через филиалы твоего центра организацию отделений нашего союза на местах. Прежде всего в крупных городах, в Петербурге, Самаре, Нижнем...

- Это не проблема, но туда придется съездить.

- Естественно, - Капитонов согласно кивнул головой. - Регистрацию мне обещали быстро оформить. Будем считать сегодняшнюю нашу встречу организационным собранием. Посидим подольше, обсудим сценарий, кого пригласить, кто кого выдвигает и так далее.

- То презентация, то эта говорильня. Тебе что, делать нечего? А у меня сплошные проблемы. Валютой кто будет заниматься? А этим договором с военными? Какая-то сволочь пришила Керца. Они хотят расторгнуть договор, требуют бабки обратно. А я на них взял валюту. Кручу, не отдавать же.

- А при чем здесь это? Ну, пришили и пришили, - проговорил Саранцев.

- Они требуют компенсации за Керца или выдать, кто пришил. Он к нам приехал, и мы за него отвечаем. Может лопнуть связь с целым регионом. Да ещё с таким. Присылают полномочных представителей, они мне сразу сдают мешок денег, а вечером одного из них какая-то мразь пришивает в номере. Пока мы презентовались.

- А милиция? - спросил Саранцев.

- Им это до лампочки. Одним меньше, одним больше. А мне каково? Вот и тяну резину, кручу бабки. А вы тут с этой партией! На хрен она нужна? Деньги переводить?

- Ладно, успокойся, поймешь когда-нибудь, - Капитонов махнул рукой. Все-таки пресс-конференцию после регистрации партии мы устроим. Выступлю я, как председатель союза... Буквально несколько слов. - Капитонов обвел взглядом присутствующих. - Потом по идеологическим вопросам - ты, Женя, как мой зам...

- Я мог бы выступить по организации отделений союза в регионах, предложил Саранцев. Он чувствовал, что Капитонов снова оттирает его в тень.

- Пока это преждевременно, - небрежно бросил Капитонов, потом уже мягче добавил: - Тебе, Дима, какое-то время лучше не выступать. Значение службы безопасности и информации возрастает. Мы вступаем в новую фазу. Раньше нас никто не рассматривал как политических конкурентов, и мы могли жить спокойно. Теперь другое дело. Мы будем в фокусе внимания. Можно сказать - на мушке. И ты, Марк, смотри, чтоб комар носа не подточил.

- У меня коммерческая фирма, а не монастырь. Я о прибыли должен думать... Нужна мне ваша партия! От одной только избавились, теперь ещё сотня. Вы ж за счет фонда кормиться будете, а фонд за счет чего пополняется? За счет меня. Поэтому пока я от партии вашей буду держаться подальше. Это выгодно и вам и мне. Делайте что хотите, но меня оставьте в покое. Не до партий.

- Надо ускорить эту операцию с югом. Докопаются - шума не оберешься.

Саранцев слушал, издевательски посмеиваясь про себя. Вся эта чиновничья братия, захватившая высоты, считает себя вправе командовать им... Для них он - лишь технократ, призванный выполнять указания. "Я пущу всю вашу команду ко дну, туда, где ей давно уже место. В восьмидесятых они перестроились, в девяностых прозрели... Гигантские темпы - новая идея аж каждые десять лет. Ваше время ушло, ребята, истрачено на говорильню. Вы много лет подыскивали подходящее слово вместо "товарищ", а мы просто стали называть друг друга "господин" - вот и все. На покой, на покой вам пора. Оставлю Авдеева, он пригодится, настоящий артист, популярен. Без такого пока не обойтись. Мистическая это штука - популярность".

У машины Саранцева догнал Камовский.

- Еще одна партия, а? Я теперь понял, почему их у нас столько расплодилось.

- Почему? - Саранцев сделал вид, что ему это крайне интересно.

- Потому что у нас этих бывших инструкторов и секретарей, всяких там пропагандистов, преподавателей и доцентов, вроде Женьки Авдеева, целая армия. Делать им нечего, да и не умеют они ни черта, а язык чешется. Вот и наплодили партий. Один Авдеев был безработный, теперь и он пристроен.

Саранцев рассмеялся.

- Слушай, Дима, Фанга ведь у тебя долго работал... Скажи, он может пришить человека? В гостинице, где шлепнули Керца, в тот вечер видели здоровенного парня в черной кожанке. Он проходил по удостоверению МВД. Фамилию они не запомнили, но говорят - здоровый, как шкаф. Это было в день презентации фонда.

- Вообще-то он уравновешенный мужик. Подожди, подожди, в день презентации? Так я его видел, часов в семь, он по моей просьбе гонял машину на заправку.

- Это, конечно, не алиби, но все-таки кое-что... Знаешь, Дима, периодически надо разгонять людей к чертовой матери. Менять. Кстати, Капитоныч нам ещё двух акционеров втолкнул. Теперь придется делиться прибылью. Взятки уже никого не устраивают. Наглеют помаленьку. Ну, пока. Будь здоров.

- Пока. А я вернусь, забыл одну вещь сказать Капитонову.

"Даже не изволил посоветоваться, сволочь", - думал Саранцев, поднимаясь по лестнице.

Капитонов был один.

- Не договорили? Ну проходи, проходи.

- Виктор Павлович, может быть, хватит меня держать за мальчика?

- Ты о чем? - Капитонов продемонстрировал искреннее удивление.

- Все о том же. Я, наверно, перестарался со скромностью. Забыл старый принцип: скромность сотрудников портит начальников. А вы и рады. Так не годится. В оргкомитет я не включен, от фонда фактически изолирован, что там творится, не знаю. Воткнули каких-то новых акционеров... Я требую равноправия.

- Подожди, подожди ты. Тебе тридцать пять лет... Все ещё впереди, а для нас это последний шанс. Как последняя любовь. Да, да, последняя. Мы старики, Дима, и я завидую тебе. Потерпи. У тебя все впереди. Наберись опыта... И не забудь, что я в любой момент могу провести постановление правительства о реорганизации и переподчинении твоего центра... Да и прокуратуре, наверно, там есть чем заняться... И линии связи, которые ты арендуешь практически бесплатно, недолго поставить под контроль... Так что ассоциация тебе жизненно необходима. А ты нужен нам. Здоровый, нормальный баланс. У меня - власть, у Камовского - деньги, у тебя - информация и сила. Да если тебе дать все бразды в руки, ты же нас по миру пустишь. И давай кончим на этом. На пост сопредседателя партии, пожалуй, ты потянешь... Я посоветуюсь кое с кем.

- Мне неприятен этот разговор, Виктор Павлович, но, видимо, он был неизбежен...

- Ладно. Забудем. И - мир. Некогда сейчас воевать между собой. Не та обстановка.

Саранцев попрощался.

"Постановление правительства, говоришь, прокуратура, связь, говоришь... Ну подождите, мужики, вы у меня запоете..." Он почувствовал прилив энергии и жаждал деятельности. Машина стояла за углом, он рванул дверцу, разбудив дремавшего Бориса.

- Подъем! Как ты можешь спать в такой духоте?

- Привычка, Дима.

- Быстро в центр.

Саранцев взлетел по лестнице в свой кабинет и вызвал Зуева. Давно уже он не испытывал такого желания драться. Зуев появился, как всегда, в белом халате, с кипой распечаток в руке.

- Все, Валера, снимай халат и бросай бумаги. Хватит, надоел мне этот маразм. Представляешь, в новой партии, ради которой мы с тобой стараемся, мы так и останемся клерками. Там снова Капитонов со своими... Черт бы их побрал, всю эту чиновничью гвардию. Ничего не изменилось. Нас снова не подпускают. Как я ненавижу этих вельмож! Просто тошнит.

- А ты думал, будет по-другому? Да они же тебя боятся. И не подпустят к рулю. Зачем им неизвестная, неуправляемая молодежь? Родственник - ещё куда ни шло. Вот если бы ты подцепил дочь...

- У тебя только одно на уме.

- Дима, по моим досье проходят такие родственные связки, обалдеешь.

- Оставим это. Что-нибудь существенное есть по этому указу? Пока я был у Капитонова...

- Подорожный звонил, скоро подъедет. У него есть кое-какая информация. По предвыборной кампании.

- Пусть дерутся. Пусть грызут и позорят друг друга. Пусть поливают грязью. Для нас это лучшее, что можно придумать. И вот когда обе стороны опротивеют людям до предела, тогда придет наш черед.

- Но, Дима, можно так вдряпаться, что и костей не соберешь. Мы не так уж плохо устроены.

- Нам надо остаться в стороне от общей драки, но покончить с шайкой Капитонова, со всей этой ассоциацией, которая сидит у нас на шее, с этим фондом... Партию создадим и без них. Предупреди наших ребят, всех до одного - не ввязываться. Ни на чьей стороне. Узнаю - уволю, рассчитаю в тот же день.

- А средства, Дима? Где взять средства?

- Есть одна идея, Валера. Камовский получил огромную прибыль на валютном скачке. Делиться, как всегда, не думает. Там наших средств, по крайней мере, половина. Как только Подорожный откроет в газетах огонь, к Капитонову и Камовскому явится прокуратура. Наша задача - как можно скорее изъять деньги у Камовского. Иначе их накроют.

- Да, Дима, только как изъять?

- А вот это пока секрет.

Дверь открылась, и в щель просунулась вытянутая чернявая физиономия Подорожного.

- Давай, заходи. - Саранцев поднялся, вышел из-за стола, преувеличенно радушно и церемонно поздоровался и усадил за стол рядом с Зуевым.

- Толя, продолжим тот сюжет. С Керцем. Представь себе. Большой начальник, генерал Бурмистров, продает технику ВВС коммерческим структурам...

- Это не сюжет. Все это уже было. Даже надоело. Никто и внимания не обратит.

- Не согласен. Если круто изложить, то прекрасно дополнит все эти истории с коррупцией и все эти сенсационные расследования. Так вот. Генерал продает технику, во-первых, на юг, в зону войны. Во-вторых, сделку прикрывает своими связями бывший аппаратчик Капитонов. Вхож куда угодно. Счет в заграничном банке...

- В каком именно? - Подорожный делал пометки в блокноте.

- Какая разница? Все равно никто не докопается. Сделка нужна якобы для фонда конверсии, но там есть негласное соглашение об откате в виде наличной валюты, это в-третьих. Она нужна генералу для одной своей пассии...

- Дима, это рикошет по Уланову, ты же знаешь... - вмешался Зуев.

- Ничего. Переживет. Я предлагал ему сотрудничество, не захотел.

- А при чем здесь Уланов? - удивился Подорожный. - Он же у вас работает, я с ним встречался здесь как-то.

- Долго рассказывать. Да и не имеет значения...

- Так о чем строчить? Излагай сюжет.

- Из Сочи появляется представитель покупателя, сдает Камовскому наличные, огромную сумму, а через несколько часов его находят мертвым в гостинице. А дальше - побольше намеков, версий пострашнее, чтобы пошло расследование, а факты прокуратура потом накопает. Гонорар будет соответствующий.

- Что такое теперь гонорар...

- Мы учреждаем новую партию. Должность пресс-секретаря тебе бы подошла?

- В принципе я согласен.

- Нужна целая серия статей, сразу в нескольких газетах. Сколько тебе нужно времени?

- Трудно сказать.

- За три дня ты должен управиться. Материал горячий.

- Попробую. - Подорожный попрощался и вышел, так же тихо и осторожно, как появился.

- Ну и ну, - проговорил Зуев.

- Мораль здесь ни при чем. Нужно освобождаться от балласта. Заниматься предвыборной борьбой, имея такой обоз, ну, ты меня извини, Валера. Просто глупо. Потеряем лет пять.

- Уж очень круто ты взял.

- Мы вместе на основе нашего центра и наших филиалов создадим свою партию. И будь уверен, она станет покрепче, чем у них.

- С Козиной не здорово получается. Сашка ведь...

- Разберемся. Разыщи-ка Фангу. Он мне срочно нужен.

Глава 14. ПЕРВЫЙ УДАР

Костя, прихрамывая, шагал из угла в угол, иногда останавливался, притрагиваясь к правому боку: ребра все ещё ныли после той презентации. Но самой обидной была пропажа денег. Он уже не вспоминал, как они ему достались, и считал их своими, кровными. Иногда он подходил к своей новой, почти не пострадавшей в драке куртке и снова и снова обшаривал карманы. Пропал и новенький бумажник. Он представил себе тот зал, веселых, довольных людей - иной мир, другая планета.

- Я ещё разберусь с этими гадами. Раздавлю... Достану... Найду... бормотал он, то ускоряя шаг, то останавливаясь.

Хорошо, что Вика не видела его позора. Раздался звонок в прихожей. Дома никого не было, пришлось тащиться самому. Перед ним стоял Георгий Фаногин. Он взглянул на Костю и прогудел:

- Не закрывай, сейчас Вика придет, я звонил ей.

Через минуту дверь щелкнула, и появилась Вика. Она была, как всегда, блеск, только без обычного своего оживления, поздоровалась деловито и сухо, и Костя пропустил гостей в комнату. Вика огляделась, состроила невеселую гримаску и присела на тахту, нога закинута на ногу, глаза опущены, молчит. Такой озабоченной Костя её ещё не видел. Поскучнела, подумал он, и Фанга весь какой-то понурый, что-то стряслось.

Георгий, угрюмый и насупленный, с треском опустился в кресло.

- Чё такие смурные? - наконец спросил Костя.

Георгий, не вставая с дивана, протянул авиационный билет, который ему только что вместе с командировочным удостоверением принес посыльный Камовского.

- Вот смотри, Маркело хочет, чтобы я улетел, - задумчиво протянул он и придвинулся к тумбочке с телефоном. Кресло снова затрещало. Он пересел на тахту и набрал номер Камовского. Это был прямой номер, его знали немногие. Вика внимательно посмотрела на его лицо, пересела поближе, прислушалась, вытянув шею. Тяжелые волосы покачивались, отливая медью.

- Привет, шеф, это Фанга, - начал Георгий.

- Привет, Жора. Билет получил?

- Не слишком ли далеко ты меня отсылаешь?

- Надо бы подальше, да не могу. Тебе надо исчезнуть на время. На месяц, не больше. Отсидишься в нашем филиале. Так лучше для всех. Поработаешь у них. Тебя будут встречать, я позвонил.

- А может, не надо, шеф? У меня тут кое-какие дела. Пошли Суханова, это его район.

- Да? А кто заварил всю эту кашу, Суханов? Контракт под угрозой, Керц - в морге...

- А я при чем?

- Жора, я тебе по-семейному скажу: никто не заинтересован в скандале. Я все замну, но мне надо знать правду. Чтобы толково врать, надо знать правду. Ты понял? Ты был там?

- Не был я там, - пробурчал Георгий. Вика приблизила ухо вплотную к трубке, теперь она слышала каждое слово.

- Ты понимаешь, что будет, если кто-то докопается? Знаешь, что за такие дела бывает? Я мог бы отдать тебя им. Мог бы спокойно отдать. Представляешь, что бы они с тобой сделали? Командировка - твой шанс. Посмотри на дату в бумаге. Ты в командировке с позавчерашнего дня, и приказ уже оформлен, понял? Тебя просто нет в городе. Ты сейчас в Краснодаре. Железнодорожный билет за тот день они тебе достанут, я предупредил. Видишь, как я о тебе забочусь, хоть ты и сорвал лучший в моей жизни контракт. Забочусь получше, чем ты о Вике... Да, да, это она тебя навела, больше некому, я сразу понял. Опозорили весь наш коллектив, можно сказать, единую семью. И эта курица... Тоже мне, профессионалку из себя строит. Кого мы набрали... Посоветовалась бы. У меня всегда коньяк с барбамилом есть. Две рюмочки - и мужик в храпе...

- Не знаю, о чем вы, Марк Борисович, - прогудел Георгий.

- Прилетишь, через пару дней позвони оттуда. Будь здоров. - Камовский положил трубку.

- Этому борову барбамил, ты понял, Жора? Да его крысид не возьмет, жеребца этого, - возмутилась Вика.

Георгий поставил телефон на тумбочку, посмотрел на Вику.

- Записывал, гад, на ленту. Слышала, какой писк пошел перед тем, как разъединился? Сдал он меня им... Но не на того нарвался.

- Ничего ты ему не сказал. Я утром встречалась в метро с Лизкой, его новой секретаршей. Он получил аванс сразу, в рублях, огромный мешок, не считая безнала. И все поменял на доллары, ещё по старому курсу. Теперь у него целый сейф зеленых. Лизка сама видела, показывал, хвалился, старый козел. Говорит, тысяч шестьсот, не меньше. А может и больше.. Представляешь, Жорик? Всех обвел.

- Что-то я никак не врублюсь, о чем вы, - наконец проговорил Костя, переводивший взгляд с одного на другого.

- Вон пусть расскажет, - Георгий кивнул в сторону Вики и вздохнул.

Вика быстро, не вдаваясь в детали рассказала о своем несостгоявшемся визите к Керцу.

- Если бы не Жорик, не знаю, что со мной бы сейчас было, - заключила она.

Костя молчал, потрясенный услышанным.

- Увольняйся, слушай, я тебя прошу, - наконец выдавил он.

- Само собой, - она повела плечом, - только куда теперь?

- Здорово рассчитал, - сказал Георгий, - отправить меня туда - и концы в воду. Из Москвы улетел, в филиал не прибыл. Сдал, ясное дело, сдал. Я ему столько сделал, гаду. Так, так. - Георгий задумался.

- И рейс в ночь, - заметил Костя.

- Все предусмотрел. Встретят, посадят в машину, дорогой - по башке и в реку. В эту самую, в Кубань. Кто искать будет, кому я нужен? Сотни людей пропадают без следа. Ну, гад... - он сжал кулаки. Никогда ещё Вика не видела на его лице столько ярости.

Георгий поднялся и подошел к окну. Паркет жалобно заскрипел.

- Не на того нарвался... - задумчиво заговорил он. - Я уеду. Только не в ту сторону. У меня виза в Польшу до конца года, он забыл, сволочь. Уеду, но вначале разнесу его контору к чертовой бабушке. Гранаты есть. Долго помнить будет. Деньги нужны. - Он повернулся: - Вика, ты хотела машину... Бери мою. Всю перебрал, на ходу. Тысячу баксов дашь?

- У меня нет столько... Маркело долг ещё не отдал, я же тебе говорила.

- Вот что, позвоню-ка я Саранцеву, - вдруг поднялся Георгий.

- Да, да, - загорелась Вика, - он же обещал помочь.

Георгий набрал номер в машине Саранцева. Ответил Борис:

- А, это ты, Жорик. Шеф скоро будет. Я его жду. Что-то срочное?

- Можно сказать - да.

- Он скоро выйдет, я тебя свяжу с ним. Куда перезвонить?

Георгий назвал номер и положил трубку.

- Подождем, - сказала Вика и посмотрела на Костю: - Ты хоть бы кофе предложил.

Телефон прозвонил, когда они расположились с кофе за столом.

Из разговора Вика поняла только, что Георгий срочно должен куда-то подъехать. Он положил трубку и поднялся со стула. Вид у него был ещё более озабоченным.

- Он будет ждать меня на "Академической". У вьетнамского ресторана. Говорит, дело срочное.

- А это... Это надежно? Может, не стоит? - В голосе Вики звучало сомнение.

- Нормально. Да и выхода у меня нет, черт подери.

- Я с тобой, - решительно сказала Вика.

- Он просил быть одному. Не дрейфь. У нас с ним нормальные дела. Вернусь быстро. Жди здесь.

Георгий вернулся через полтора часа.

- Вот что, гвардейцы. Есть люди, о них ни слова. Нигде и никогда... Они предлагают нам взять у Маркелы этот сейф с баксами. Пока они не уплыли.

- Кто эти люди? - прошептала Вика.

- Я же сказал - ни слова. Нигде и никогда.

- Правильно. Конфисковать, и все! К чертовой матери, - выпалил Костя.

Георгий и Вика замолчали и повернулись к нему.

- Молодец, Мосол.

- Не смешите, ребята, - Вика прищурилась.

- Нет уж. У меня просто руки зачесались. Да я спать не буду, пока не накажу этого гада, - Георгий выставил свои огромные кулаки.

- Остынь, Жорик, - сказала Вика.

- Это не твоего ума дело. Помолчи. Знаешь, откуда берутся валютные счета? Объясняю для недоразвитых. Рубят лес, делают бумагу, на ней печатают рубли. Много рублей, вагоны. И вот тут и подключается Маркело. Он создает мешки неучтенных рублей через свои киоски. Как учтешь, если их так много? Ферштейн? За неучтенные рубли он скупает баксы, кладет в сейф и потом переправляет за кордон. Там они кладутся на именные счета. Идет гигантский иксчейндж. Конвейер, поняла? Это называется новой экономикой. И вдоль этого конвейера, у этой кормушки...

- Мертвые с косами стоят, - захохотал Костя.

- Сейчас открывается возможность втиснуться у самого выгодного места, у маркеловского сейфа. Я помогал оборудовать ему кабинет. Из камина на чердак идет широченная труба. Костя, встань-ка... Повернись. - Он окинул Костю взглядом. - Пролезешь. Голову на отсечение даю. Пролезешь. Только не жри на ночь. На чердаке трубы нет, там она разобрана, а просвет заложен стальной плитой. Все это заделано цементным раствором. Плита килограмм двести...

Костя присвистнул.

- Не свисти. Я её устанавливал, я её и сниму...

Вика смотрела на них как на помешанных.

- Сейф там огромный, но бестолковый, остался ещё от министерского главка. Для бумаг сейф, а не для баксов. Он их наверняка пока там держит, до дележа. Валюта неучтенная, куда её ещё денешь? Нужен дубликат ключа, вот этим ты, Вика, сейчас и займешься.

- Как? Я не представляю...

- Я сейчас позвоню Маркеле и вызову его в нашу гостиницу на разговор. Скажу, без разговора не полечу. Ни в какой Краснодар. Скажу, есть важная информация. У меня действительно есть кое-что ему сказать. Днем ключ от сейфа он никогда с собой не берет, он у него в верхнем ящике стола, под бумагами. Он просто ставит сейф на сигнализацию и предупреждает дежурного...

- А я, что я? - перебила его Вика.

- Ты возьмешь пластилин и зайдешь к этой новенькой, Лизке. Оставишь заявление на отпуск. Скажешь, срочно надо в Ялту. Пусть потом поищут. Надо, чтобы она тебя на минуту впустила в его кабинет и оставила одну. Найдешь ключ и сделаешь слепки. Обе стороны и профиль. У меня есть приятель, он из заготовки за час выпилит что угодно. Только протри потом ключ, иначе допрет. Пластилин передашь мне на "Тургеневской". Я буду ждать у касс Аэрофлота часов в пять.

- А если... - начала Вика.

- Никаких "если". Я деньгу носом чую. Сегодня или никогда. Сегодня ночью. Иначе они уплывут. И Сарай то же самое говорит.

Сараем Георгий звал Саранцева.

- А если я не избавлюсь от Лизки? Или явится Маркело, в самый неподходящий момент?

- Это твоя проблема... Как хочешь, раскинь мозгой, десятилетку кончила, грамотная. Но имей в виду: это наш единственный шанс. Единственный, ты поняла? Завтра деньги могут уплыть. Костя, посмотри-ка, кто-то в дверь скребется...

Костя вскочил и бросился в прихожую.

- Не дури, - Георгий взял её за плечо. - Пока Мосла нет, я тебе вот что скажу. Хоть в постель с ним ложись, но чтоб слепок к пяти был, ясно? Это из-за твоих красивых глазок я влип в историю, имей в виду. Теперь твоя очередь. Если не сможешь до пяти, предупредишь Мосла, он будет ждать у телефона. А я ему перезвоню.

Вернулся Костя и удивленно посмотрел на Георгия:

- Мерещится? Нет там никого.

Георгий продолжал, теперь уже обращаясь к Косте:

- У них и телекамера на лестнице, и "луч" в коридоре. А в кабинете обычная охранная сигнализация на всех окнах, дверях и на сейфе. Все выведено на пульт дежурного на первом этаже. Ночью перерубить кабель на чердаке - и дело с концом. Питания не будет, пульт у дежурного без света не сработает, а аварийки там нет. Маркело денег пожалел. Десантную "кошку" я достану. Топор у меня в машине и фонарь. Вика, купи веревку, можно бельевую. Сплетешь из неё тройную.

- А сколько? - все ещё не веря в замысел, спросила она.

- Если по двадцать метров, пять мотков. И женские чулки. На всякий случай. Вдруг придется на морды натягивать.

Костя хихикнул.

- А сколько нам достанется? - спросила Вика.

- Половина. Значит, триста. Разделим по-братски: по сто на рыло.

- Выражения у тебя...

Георгий поднялся со стула и потер ладони:

- Представляете, как он будет беситься, а? Да ради такого удовольствия я на луну полезу. Даже за сто баксов. Вика, ты дождешься, когда от меня вернется Маркело. Не сразу уходи. И попросись в отпуск. Скажи, срочно надо. Матери скажешь, что поедешь в Крым, в Ялту. Пусть поищут. А ты, Костя, жми на вокзал, купи на всех билеты в Петербург, на завтра, на дневной. У меня там подруга, ещё с армии, пересидим у нее. Она вам и паспорта, и визу в Польшу сделает. Смотаемся в Европу. С такими бабками не пропадем.

- Я не поеду, - сказала Вика.

- Нельзя оставаться. Они тебя быстро вычислят и так прижмут, что пожалеешь. А потом пришьют.

- За что?

- Из принципа. Они хозяева... пока. Вот так: наворовал - и хозяин жизни. А мы должны уходить в подполье. Это вон Костя может остаться. Он темная лошадка, о нем никто не знает. А нам с тобой жизни здесь не будет...

- Нет, нет, я тоже еду, - вмешался Костя.

- Да не стони ты. - Георгий повернулся к Вике: - Через год вернемся... Закатимся в Петербург, откроем свое дело. Сарай обещал помочь. У него там огромный филиал. Он говорит, официального следствия не будет, оно никому не нужно. В органы они не пойдут. Будут разбираться свои. Пусть попробуют. А свои - это в основном ребята Сарая. У Маркелы одни торгаши, профессионалов нет. И вообще. Сарай обещал прикрыть.

- А зачем ему это все?

- У него свои счеты. Нам-то какая разница?

- А он сам-то тебя не шлепнет? Деньги - себе, концы - в воду. Очень мило выйдет, - заметила Вика.

- Не должен. Да и когда? Просто не сможет. Мы с ним встретимся утром, когда светло. Я передам бабки, и привет... - Георгий щелкнул пальцами и продолжал: - Собираемся в двенадцать ночи за домом. Костя, под куртку надень чего-нибудь тонкое, в чем в трубу полезешь. Вика, оденься по-мужски, гриву спрячь. Ничего, не дрейфь, гвардейцы. Через годик вернемся и тогда

посмотрим...

- А что изменится через год? - безнадежным

тоном спросила Вика.

- Свою фирму создадим, не хуже маркеловской. И тогда уж либо договоримся, либо повоюем на равных. Он силу уважает.

- И что мы с ними там будем делать? - спросила Вика.

- Оптовой торговлей займемся. Да не трясись ты, полно там наших, никто не пропал. Новую жизнь начнем. Языков вот ни хрена не знаем - ни польского, ни немецкого. Темнота. Плохо, но не смертельно. Изучим на месте. Машину жалко, придется бросать, хорошая была тачка, - вздохнул Георгий.

* * *

В кромешной тьме они остановились у задней стены здания. Георгий достал из вещмешка стальную десантную "кошку" с патроном и на ощупь продел сквозь кольцо веревку.

- Держи конец, - прошептал он и отошел от стены.

Костя услышал, как громыхнула "кошка" по кровельному железу, и замер. Все было тихо. Он встал ногами на короткую палку, привязанную к концу, и крепко ухватился за веревку обеими руками. Всю эту процедуру они дважды репетировали дома. Но там не было подъема. Костя тоскливо посмотрел вверх, метров пятнадцать, не меньше, мелькнуло у него.

- Думаешь, зацепилась? - прошептал он.

- Зацепилась, зацепилась, не боись. Даже если только за водосток, тебя он выдержит.

Костя почувствовал, как ноги его оторвались от земли и он медленно поехал вверх. Левой рукой Георгий осторожно выбирал веревку, наматывая её на правую руку. Костя медленно поднимался вдоль стены. У края он не выдержал, перехватился руками за желоб и, подтянувшись, перевалился на крышу. Железо было новое, после ремонта, и скользкое. "Кошка" едва держалась за край желоба. Спокойно мог загреметь, мелькнула мысль. Он отцепил крючковатую "кошку" и на четвереньках мелкими шажками добрался до слухового окна. Здесь можно было выпрямиться. Он попытался открыть дверь на чердак, бесполезно. Забита. Без Жорика не открыть.

- Ну что? - послышался тихий голос Георгия.

- Сейчас закреплю.

Косте удалось нащупать подходящий выступ внизу у двери, это был толстый брусок - порожек, он зацепил за него коготь "кошки" и для верности встал на неё ногой.

- Давай, - прошипел он.

Веревка напряглась как струна, снизу доносилось тяжелое дыхание Георгия. Наконец он перевалился через край и почти без сил растянулся на крыше.

Отдышавшись, Георгий добрался до слухового окна и достал из-за пазухи монтировку. Раздался треск отдираемой доски. Костя похолодел.

- Потише нельзя?

- Можно.

Георгий навалился плечом на дверь, снова раздался треск, и они ввалились на чердак. Костя поднялся и закрыл дверцу.

- Вот где им надо было, козлам, сигнализацию-то ставить, - сказал Георгий и включил фонарь. Пучок света, ударивший из его огромного кулака, заметался под ногами. Он отыскал широкую балку перекрытия и медленно двинулся по ней. Костя осторожно последовал за ним. Пахло пылью и шлаком. По крыше зашуршал дождь. Вика промокнет теперь. Костя представил себе, как она стоит под деревьями среди кустов одна-одинешенька и всматривается в этот проклятый дом.

Наконец Георгий обнаружил стояк, уходящий через перекрытие вниз, на третий этаж.

- Держи, - Георгий втиснул ему в ладонь фонарь, теплый от его руки, вытащил из-за пояса топорик и примерился.

- Кабель перерубим перед тем, как тебе спускаться, - прошептал он, - а пока поищем трубу.

Трубу, а точнее её остатки, разыскали быстро:

Костя просто налетел на неё и с шумом повалился на колени.

- Тихо ты. Ослеп? - Георгий прислушался и достал из-за пазухи короткий ломик. Ходячий инструментальный шкаф, подумал Костя. Труба, прикрытая стальной плитой, слегка возвышалась над полом. Георгий наклонился, расковырял ломиком цемент и просунул его под угол. Костя стоял рядом и светил фонарем. Плита не поддавалась.

- Помочь? - спросил Костя.

- Возьми топор, поддень, - прохрипел Георгий. Наконец удалось просунуть ломик под угол и слегка сдвинуть плиту. Георгий, сняв перчатки, ухватился за край и рванул плиту, как штангу, вверх. Посыпались кирпичи, и плита съехала набок, открыв черную квадратную дыру. Костя наклонился и направил вниз луч света. Перед ним открылся жутковатый черный колодец. Он отшатнулся:

- Я не пролезу, Жора, клянусь... Не пролезу.

- Пролезешь, только руки держи вверх, едрена мать. Раздевайся. Выдох, руки вверх и не дыши. Сажи нет, пожарники вычистить заставили.

- Сколько там метров, как думаешь, а? - Костя торопливо начал раздеваться.

- Шесть метров по Цельсию. Не дрейфь, все рассчитано.

Костя остался в тренировочной хлопчатобумажной футболке и черном трико.

- Слушай сюда. - Георгий достал из куртки мешок, веревку, второй фонарь и тяжелый газовый пистолет. Щелкнул выключателем, фонарь моргнул. Слушай внимательно. Видишь, все кладу в мешок. Мешок спустим на отдельной веревке, раньше, а за ним - ты. В руке - только ключ. На, держи. На морду натяни чулок...

Костя послушно, как автомат, натянул на лицо капроновый чулок с прорезями для носа и глаз.

- Совсем другое дело, - похвалил Георгий. - Встанешь в камине, прислушайся. Если тихо, достань из мешка пистоль и фонарь и тогда выходи. Если кто-то там есть, мало ли что, стреляй прямо в морду, патроны там паралитические. И грохот такой, что любой обалдеет. И бросайся к сейфу. Открываешь, как я говорил. Понял?

Костя кивнул, его трясло - и от холода, и от страха.

- А теперь перерубим кабель. Без питания сигнализация - ничто. Аварийки у них нет. Все будет о'кэй. Лишь бы они не поперлись в кабинет. Тогда открывай стрельбу. Их там всего-то двое. Жаль, дырка маловата, я бы им там показал...

Они вернулись к стояку, по которому шел кабель. Георгий примерился, в свете фонаря блеснул топор, раздался металлический удар, посыпались искры. Костя от неожиданности выключил фонарь.

- Вику посмотри, забыл? - прошипел Георгий. Костя включил фонарь и бросился к слуховому окну.

Внизу, за дорогой в кустах, где они её оставили, три раза вспыхнула зажигалка. Костя радостно кивнул головой. Ах, Вика, Вика, разве не ради неё он все это делает? Сейчас она заберется в Жорину машину, включит печку, закурит и будет ждать их. А когда они вернутся, она бросится им на шею и начнет целовать.

- Ты что там, уснул? - недовольно пробурчал Георгий.

- Все нормально, она просигналила...

- Значит, свет вырубился. Вперед, вся Европа дыхание затаила. Вперед! - скомандовал Георгий.

Костя взял ключ, натянул перчатки, поправил маску и сел на край трубы. Георгий протянул ему веревку.

- Наступи ногами на узел.

Костя выдохнул и стал осторожно съезжать в черную дыру.

Дальнейшее происходило с ним будто во сне. Он не чувствовал ни боли от ударов о стенки, ни жуткого запаха. Он не помнил потом, как выбрался из камина и оказался у сейфа. Верхняя секция легко открылась, он нашарил под бумагами ещё один ключ и открыл нижнюю секцию. Этот момент ему не забыть никогда. В глубине металлического ящика лежали два белых пластиковых пакета, битком набитых пачками банкнот. Он сгреб их в свой мешок и охнул: килограммов пять, не меньше. Дальше он действовал быстро и осознанно, словно наконец проснулся. Осторожно, без грохота замкнул одну за другой обе секции, пристроил колодки для опечатывания, замазал их пластилином. Теперь он слышал, как со стороны дежурки раздавались чьи-то крикливые голоса. В углу у раковины он нашел полотенце, намочил его и протер за собой все следы до самого камина, протер каминную решетку, сунул полотенце в мешок и аккуратно шагнул в топку. Захрустели под ногами декоративные поленья. Наверху, в просвете трубы, желтело пятно света. Он сложил все в один мешок и только теперь заметил, что револьвер так и пролежал в нем. Проверив веревку, он подергал её и проследил глазами, как она медленно уплыла наверх. Потом вытянул руки вверх, встал ногами на веревочный узел и рывками, тяжело пополз вверх.

- Ты, оказывается, тяжелый, черт. - Георгий подхватил его под мышки и бережно извлек из трубы. Костя повалился на спину и закрыл глаза. Неужели все кончилось, весь этот безумный бред?

- На, хлебни, - Георгий поднес к его губам горлышко фляги. - Маркело любит говорить, что мужик без денег - просто самец. Теперь прочувствует на собственной шкуре, - пробормотал он.

Костя отхлебнул из фляги несколько глотков, его обожгло ароматным коньяком, теплым, бодрящим. Он сел и вдруг бросился Георгию на шею.

- Жора, я... мы сделали это. Мы их наказали. Наказали гадов. Жорик, рвем, рвем отсюда... Скорее.

- Все о'кэй, не суетись. Быстро одевайся. Все в сумку: мешок, веревки - все... И - вперед.

Первым спустился Георгий, поставил сумку на землю и дернул за веревку. Через несколько секунд рядом приземлился Костя. Дождь прекратился, их обступила непроглядная тьма.

- Что будем делать с веревкой? - прошептал Костя.

- А что с ней сделаешь? Хотя... Дай-ка я конец закину на крышу. Георгий наклонился, поднял узел и метнул его вверх. Раздался глухой стук. Все равно найдут. К десяти явится Маркело: проверит сейф, начнется паника, и к одиннадцати все будет ясно. А мы в тринадцать уже будем в купе...

Они пересекли задний двор, перемахнули через забор, вышли на соседнюю улицу и направились к скверу, где их ждала в машине Вика. Плечо Георгия оттягивала увесистая сумка, застежки её поблескивали в свете уличного фонаря, и Костя вдруг вспомнил, как он мчался под выстрелами с какой-то несчастной единственной пачкой. А если бы тот парень не промазал? Но ведь промазал, значит, он, Костя, везучий.

Вика ждала их в машине. Салон был полон табачного дыма.

- Мальчики, ну где вы пропали? Я чуть с ума не сошла.

- Нормально. Мосол молодец. Космонавт. - И Георгий впервые за последнее время загоготал.

Машина завелась сразу. Георгий вырулил на пустынную ночную улицу, едва освещенную редкими фонарями, включил дальний свет. Разбрызгивая осенние огромные лужи, машина, как белый катер, понеслась прочь от опасного места.

Вику трясло, то ли от холода, то ли от страха, она прижалась к Косте, он обхватил её за плечи и нашел горячие, пахнущие сигаретами губы. Так они и пересекли ночную Москву, в теплом, дремотном забытьи.

В Черемушках Георгий остановил машину и повернулся к заднему сиденью.

- Кончай лизаться, бандюги, - пробурчал он.

- Приехали? - Костя пришел в себя и посмотрел сквозь стекло.

- Займемся делом, - начал Георгий. - Время - три часа, расходимся по домам. Вика, утром соберешь все, что надо, для отпуска, скажешь, едешь в Ялту, будешь ждать Костю. Я до поезда посижу у приятеля, в центре, недалеко от вокзала. Баксы будут у меня. Но не все. Костя, часть возьми ты, мало ли что... - Георгий достал из мешка белый пластиковый пакет, порылся и вынул плотную пачку банкнот. - На, держи. Десять тысяч. Тебя никто искать не будет. Обежишь иксчейнджи и продашь тысяч пять. Рубли нужны. Больше тысячи в одном месте не меняй... Чтоб не возбуждать любопытство. Вернешься, половину денег отдашь Вике. Встретимся в вагоне. Я приду не через вокзал, а со стороны багажной платформы, пройду по путям. Вопросы?

"Странно как, - подумал Костя, прощаясь. - Мы - и вдруг с деньгами. Эх, не уезжать бы..."

Глава 15. ПОДОЗРЕНИЕ

У входа в метро Уланов купил газету и, пока ехал на эскалаторе, начал её просматривать. На второй странице взгляд его натолкнулся на крупный заголовок: "Ассоциация современных технологий и подпольная торговля военной техникой". В вагоне он пробежал статью глазами. Упоминались и Капитонов, и Бурмистров, и Камовский, и "таинственная генеральская пассия, которая теперь оказывает лингвистические услуги Капитонову...". Он доехал до Фрунзенской и бросился на Большую Пироговку. Из головы не выходили хлесткие фразы: "Одна из самых темных, а возможно, и кровавых сделок... Не с этих ли вертолетов обстреляли деревню... Основанный недавно социально-экономический фонд - прикрытие для миллиардных махинаций... Когда наконец заработает эта легендарная комиссия по борьбе с коррупцией..."

Бурмистров был один. Он рылся в своем огромном письменном столе и удивленно посмотрел на ворвавшегося Уланова:

- За тобой погоня?

- Вы что, продавали туда вертолеты?

- Ты о газете? Собирались, один, грузовой...

- Там же бандиты!

- Подожди, подожди. Во-первых, мы ещё ничего не продали. Пока идут переговоры. Капитонов говорил, что они получили только аванс. Он у Камовского. И вообще, в статье девяносто процентов вранья. Но кто станет теперь разбираться? Видишь, даже ты клюнул, ясновидец. Можешь поздравить, мне уже звонили из министерства, срочно отправляюсь в госпиталь на комиссию. Приказ уже подписан. Никто ничего не хочет слушать или разбираться. Все задерганы. Но ты-то! Ты же знаешь, что мы собирались сделать это ради Козиной. Это был самый быстрый вариант. Все это не случайно. Когда так много совпадений, это уже напоминает хороший план. Кто-то нас подставил, и очень крепко. Но разве разберешь в этом хаосе? То ли конкуренты Капитонова, то ли политики, то ли мафия... Попробуй в этом бардаке разбери. И потом, хочешь честно? Да пусть любители стрельбы перестреляют друг друга. И чем быстрее, тем лучше, нормальным людям только легче станет.

- Михаил Иванович, сеют зло одни, а урожай ждет всех, страшный урожай.

- Да разве я бы стал связываться со всем этим, Саша, если бы у меня был другой путь помочь Елене?! Что ты так уставился?! Скажи, разве справедливо будет, если мы не достанем ей денег? Ну, невозможно ей помочь сейчас нормальным путем, это ты можешь понять? Кругом жулье. Не сверли ты меня своими прожекторами, черт побери. Представь себе, что это твой ребенок...

- Он и есть мой, Михаил Иванович. Я хочу удочерить Надю.

- Как это? Вы с Еленой... Так что же ты мне тут читаешь лекции? Голову морочишь... Оригинальный ты парень, Саша. Извини меня... Если кто-то продает топоры, так это для - дровоколов, а не убийц. Разве он отвечает за то, как их используют? У каждого свой вкус, дорогой ты мой. Одни дрова рубят, другие - головы. Но при чем здесь топор?

- А если топоры протягивают обезумевшим от злобы людям?

- Возможно, в чем-то ты и прав... Но спроси у этого Камовского, чего мы им только не предлагали. Их интересует только вертолет. Они берут сразу, во-вторых, предоплата. Елена не может долго ждать, ты же знаешь. Деньги уже у Камовского. Почти не осталось проблем. Да пошел ты...

Бурмистров вдруг успокоился. Он снял трубку и набрал номер Капитонова.

- Привет, Виктор Павлович. Поздравляю... Что? Еще в трех газетах? Что им, не о чем больше писать? Я бы хотел, чтобы Козина срочно получила деньги, пока это все не прикрыли. Вертолет пусть забирают в Ростове. Команду я дал. У Камовского?

Бурмистров слушал, покачивая по привычке головой, изредка поглядывая на Уланова. Наконец он положил трубку и вызвал по селектору Стогова.

- Геннадий Романович, срочно свяжись с Ростовом, дай команду вертолет не передавать. Да, мы расторгаем договор. У капитоновских коммерсантов крупные неприятности. Их просто-напросто ограбили, вычистили сейф у Камовского. И наши деньги тоже пропали. У Капитонова уже сидит следователь. Вот так. Где живем-то, елки-палки? И в какое время? - Он выключил селектор и обратился к застывшему Уланову: - Радуйся, дорогой, мы играем отбой. Кто-то точно сработал, точно подсчитал. Камовский всю валюту, в том числе и Козиной, оставил на ночь в сейфе. Всего на одну ночь. И его очистили. Понял? Вот это, я понимаю, экстрасенсы. Не то что ты. Деньги для Козиной пропали - вот что действительно плохо. А газеты - чушь, не обращай внимания. Меня кладут в госпиталь на комиссацию. Теперь надежда на Стогова и Алика Семенова. У них есть кое-какие варианты. Будешь держать связь с ними.

- Михаил Иванович, я найду эти деньги.

- Да? Каким образом? Нет, дорогой мой, большие деньги имеют свойство исчезать бесследно.

Уланов выбежал из штаба и бросился к Саранцеву. Что-то подсказывало ему, что-то повелительно гнало его туда. Ему теперь вспомнилось, что последние дни Саранцев словно отдалился от него. После презентации они, по существу, ни разу и не говорили. Уланову теперь казалось, что Саранцев намеренно избегал его, подставляя то Зуева, то Авдеева. Вспомнил он и визиты в центр Подорожного из "Новостей", тот даже подарил ему свою визитку.

Ехать не позвонив было бессмысленно, и Уланов вынужден был обратиться к не любимому им телефону. У метро он нашел свободный телефон-автомат. Ответил Зуев.

- А где Дмитрий? - не здороваясь, спросил Уланов.

- Я за него. А что?

- Ничего. Завтра перезвоню. - Уланов повесил трубку.

Домой он возвращался с тяжелым сердцем. Как мог он так легко поверить Саранцеву? Ведь было внутри, было ощущение притворства, пусть легкого, но притворства, а он. Уланов, упрямо отгонял его. Недаром в кабинете Саранцева, да и во всем информационном центре он чувствовал себя так неуютно. Все раздражало глаз: белые стены, блеск нержавейки в коридоре, стальные решетки на окнах, блестящие компьютеры.

Он открыл дверь и позвонил Елене. Как всегда, когда говорил по телефону, был немногословен:

- Ты мне срочно нужна, Лена. Это очень важно. Я жду тебя дома.

Он едва расслышал её голос:

- Папа заболел, стенокардия, положили в больницу. Я только что от него.

- Как он?

- Боли прошли, но врач сказал, что несколько дней пролежит. Так что у меня напряженка. Но я приеду. На пять минут...

Елена появилась почти через час, он весь истомился от ожидания. Она бросилась ему на шею, потом отстранилась и заглянула в глаза.

- Что-то ещё случилось? - Она нажала на слово "еще".

- Очистили сейф у Камовского. Там были и твои деньги.

- Боже мой... - прошептала Елена. - Опять все сначала. Снова ждать... Снова отчаяние.

- Лена, - тон его был серьезен, - мне, чтобы сделать выводы, нужен один звонок. Ты должна позвонить Подорожному. Я сам не могу, половину не расслышу... Ты должна сказать, что звонишь по поручению Саранцева. Что он просит по паре экземпляров газет с этими статьями. Вот и все... Давай. Его имя - Анатолий Владимирович.

Все время, пока она говорила, Уланов следил за ней глазами.

Наконец она положила трубку.

- Он оставит. Никаких вопросов. Только спросил, куда доставить. Я сказала, дежурному по центру... Но знаешь, там был такой щелчок. У него стоит определитель номеров. Так что он теперь знает, откуда звонили.

- Ну что ж, пусть знает. Теперь это уже не имеет значения. - Он посмотрел на неё так пристально, что она отвела глаза.

- Я видел, как Саранцев шушукался с Подорожным. Статьи - их работа. И вообще, странное совпадение, тебе не кажется? Сегодня появляются эти статьи, одновременно у Камовского исчезают деньги. И Саранцев старательно меня избегает. Уланов замолчал и долго смотрел куда-то сквозь неё невидящим, неподвижным взглядом.

- Я найду эти деньги, Лена. Обещаю.

- Я верю. Обними меня... И я поеду, мама волнуется, ей к отцу надо.

Глава 16. ДОСЬЕ

Утром Уланов снова позвонил Зуеву:

- Дмитрий не появлялся?

- Отдыхает. Квасит где-нибудь за городом.

- А ты что делаешь?

- Дежурю.

Перед внутренним взором Уланова возник Саранцев, он улыбался, а за его спиной в глубине пространства светлели пачки банкнот. Острое чувство обиды и неприязни к своему однокашнику охватило Уланова. Он теперь не сомневался: ограбление Камовского - тоже дело его рук.

У Уланова никогда в жизни не было врагов, он не любил скандалов и теперь не знал, как вести себя с Саранцевым: он бы ни за что не хотел его видеть снова, но теперь, после всего, что случилось, встреча становилась неизбежной.

- Можно я к тебе приеду? - спросил Уланов. Разговор с Зуевым был ему необходим.

- Давай, - обрадовался Зуев. - Я тут с тоски дохну. Я предупрежу на вахте. Там справа у двери звонок. Жду.

Он добежал до метро, промчался по эскалатору. Грохочущий состав доставил его к центру города. Уланов поднялся в компьютерную. Зуев увидел его и заспешил навстречу, он был заметно навеселе и весь лучился доброжелательностью и удовлетворением.

- Привет, старик. Давай лучше дернем немного, снимем стресс, - без особой надежды предложил Зуев.

- Давай, - неожиданно согласился Уланов. Они прошли через знакомый уже компьютерный зал к перегородке, отделяющей кабинет Зуева. Матовое остекление пестрело датчиками охранной сигнализации. Внутри на длинном столе у стены стояли два мощных центральных компьютера - сердце информационной системы. К ним имели доступ только Зуев и сам Саранцев. Весь этот холодный блеск техники, белая медицинская чистота странным образом подействовали на Уланова, его охватило незнакомое ему раньше агрессивное раздражение.

Зуев повел носом, пахло спиртом и электричеством, как в кабине троллейбуса. Он открыл окно, спросил Уланова:

- Не возражаешь? Запах какой-то металлический, будто робот нагадил.

Уланов прошел к невысокому шкафу и взял сверху стопку компьютерных журналов.

- Тянет? - спросил Зуев.

- Иногда... Тогда я бросаю все дела и дня два листаю и листаю. Знаешь, как привет из студенческих времен.

- У меня тоже времени не хватает. Поговорка "время - деньги" устарела. Я это понял, когда заимел деньги. Время дороже денег.

- Чем меньше денег, тем больше остается времени, - сказал Уланов.

Зуев кивнул, хотя ничего не понял. Он старался выглядеть весело и непринужденно. Надо было разговорить Уланова, Саранцев просил, но уж очень серьезно тот сегодня выглядел. Собранный, как перед прыжком, без обычной своей мягкой интонации, не улыбается. Зуев оглядел стол: мясо, минералка, бутыль спирта, сказал задумчиво:

- Как в лучших домах... Ты чего такой деловой? Неужели тебя эти выборы так занимают? Ну их к черту, всех этих политиканов. Все они хороши, Саша, и левые, и правые. Не бери в голову. Пусть покричат, пусть покажут всему миру свой оскал. Пусть они хоть глотки перережут друг другу. Пусть самоуничтожаются. У нас как-никак свобода.

- Мы, Валера, недостойны её.

- Не мы, а они. И не бери в голову, все утрясется, - проговорил Зуев.

- Ты о чем?

- Да обо всем. И вообще... - Он повернулся, откупорил бутыль. - Как чувствовал, что ещё раз понадобится...

Они сели за небольшой столик у окна.

- За процветание нашей фирмы! - Зуев поднял стакан и лихо выпил.

Уланов переборол отвращение и сделал несколько быстрых глотков.

- Как пойло? - спросил Зуев.

- Спиртяга.

- Кабинет нужен. Настоящий. А в этом, кроме спирта, ничего приличного даже держать не хочется. Теперь, если после расследования Капитонов слетит, генеральным в АСТ останется Дима. Больше просто некому. Будет большое переселение. Дима - туда, а я - в его кабинет. Это будет совсем другая фирма. Он за город знаешь с кем укатил? С одной превосходной феминой. Она дочь одного будущего светила. Как минимум вице-премьера. Кстати, я первый её откопал. Но пришлось уступить.

- Молодец. Настоящий друг.

- Кто?

- Ты, конечно.

- Зря смеешься. Это, брат, все не просто, тут дальний прицел, политика. Так что я с полным пониманием. Кстати, о политике... Хочешь, дам команду притащить телевизор?

- Нет, Валера, я не могу на это смотреть.

- Как хочешь. Дернем как следует, а потом я тебя отправлю на дежурной машине. Нам тоже не везет. Статья, потом это ограбление. У Капитонова следователь, у Камовского их целая бригада.

- Так это же не у вас.

- Почему, там и наши деньги были.

- Зачем он сделал это? .

- Ты кого имеешь в виду?

- Сам знаешь.

- Откуда я могу знать? - Зуев пьяно качнул головой.

Значит, и он заодно с Саранцевым, с горечью подумал Уланов.

- Разве так можно, Валера?

- Такова жизнь, дорогой Саша.

- И много у Камовского пропало?

- Говорит, семьсот тысяч баксов. А сколько на самом деле, разве у Камовского теперь узнаешь? Может, половину он себе забрал. Дело темное.

- Я мог бы помочь Камовскому найти пропавшие деньги. Если бы он обратился. - Уланов пристально посмотрел на Зуева, тот не выдержал и отвел взгляд.

- Кругом бардак. - Зуев сказал первое, что пришло в голову. - Еще по одной?

- Наливай.

Они выпили, и к Зуеву вернулся дар речи:

- Я не хочу даже вникать. Чем хуже, тем лучше. У нас своих дел хватает. Еще по одной?

- Потом... Покажи лучше банк информации, ты давно обещал.

- Другое дело, - обрадовался Зуев. - А Димку ты не вини. Идет большая игра, ты о ней даже не подозреваешь. С ним мы все выиграем, и ты в том числе. И для Козиной он деньги достанет. Сам, без этих баламутов... Информационный банк, говоришь? Нет проблем, - Зуев сделал небрежный жест и пересел к компьютеру. - Вот, смотри... Включаем, загружаем... Машина запрашивает пароль...

Уланов пересел поближе.

- Пожалуйста, ввожу. Вот запрашивает второй пароль... Нет проблем... Дернем ещё по одной?

- Потом...

- А я тяпну.

Уланов подождал, пока Зуев проделал весь ритуал и снова сел за компьютер.

- Когда вводишь исходные данные и запускаешь модуль, чувствуешь себя почти премьер-министром. Вот... Теперь досье. Видишь, система защищена. Но когда войдешь в нее, можно работать с файлами: изменять, копировать, уничтожать записи, вносить новые.

- А если полетит винчестер? Что будет с досье?

- Саша, ты меня обижаешь. - Зуев встал, качнувшись, шагнул к сейфу. Металлическая дверь пронзительно скрипнула, и спустя минуту он вернулся. Вот смотри, - он протянул Уланову пластиковый пакет с вложенным блестящим диском. - Страховая копия. Чудовищная емкость.

- Найди мне кого-нибудь.

- Нет проблем. Кого хочешь?

- Мне все равно. Бурмистрова, например.

- Нет проблем. Набираем "Бу". Пожалуйста - Буканов, Буланов, Бурмистров, Бусыгин... Выбирай любого. Файлы открывать не будем. Но я тебя уверяю - там все данные, которые только можно собрать о человеке. Журнал "Знание - сила" помнишь? Так вот у нас здесь такое знание и такая сила... Удвоенная.

- А Подорожный там есть?

- А как же. Наш человек, свой парень...

- А как выглядят наборы данных, можешь показать?

- Нет проблем. - Зуев поколдовал с клавиатурой, и на экране монитора появились названия файлов. Зуев кивнул головой. - Вот тебе наборы данных. Один файл - один человек. Пять тысяч записей. Можно... это самое... - Он вдруг замолчал. Глаза его неудержимо слипались, веки наливались тяжестью...

"Ты уж извини, Валера, вы первые начали", - прошептал Уланов. Он пристально; не мигая, смотрел в его ставшими теперь бессмысленными глаза. Он представил себе, как проникает его взгляд в память застывшего перед ним Зуева, как стирается в ней образ монитора и оптического диска...

Придвинув к себе клавиатуру, Уланов начал уничтожать записи. На экране замелькали названия файлов, машина работала с чудовищной скоростью. Через минуту на мониторе светилась пустая рамка. Он выключил компьютер и положил диск с копией досье во внутренний карман куртки. Зуев задремал, глаза его были теперь прикрыты веками. Уланов поднес ладони к его вискам и мысленно раскрыл ему глаза. Зуев зашевелился, поднял голову и посмотрел на Уланова:

- Слышь, я что, отключился?

- На несколько секунд... - Уланов улыбнулся самой мягкой своей улыбкой, но глаза его смотрели холодно.

- Никогда такого не бывало. Значит, устал. Раньше примешь на грудь грамм пятьсот - и хоть бы что. Непорядок. - Зуев озадаченно покачал головой, с грохотом замкнул сейф. - В голове гудит. То ли от напитка, то ли от работы, то ли от газет, черт бы их побрал...

Глава 17. СХВАТКА

На следующий день Уланова разбудил телефонный звонок. Он снял трубку, думая, что это Елена, но услышал голос, который менее всего хотел бы сейчас слышать, - голос Саранцева.

- Здравствуй, это Дмитрий. - Голос был удивленно-насмешливым.

- Здравствуй, - едва слышно ответил Уланов.

- Я не ожидал от тебя такой прыти, дорогой, недооценил, каюсь. Думал, этакий созерцатель. Ходячая искренность. Признаюсь, ты меня даже разочаровал...

Саранцев сделал выжидательную паузу. Уланов молчал.

- Зачем ты уничтожил досье и зачем тебе диск, Саша?

- Отдам в газету, только в другую. Пусть Подорожный напишет опровержение. Я ему расскажу все, как было на самом деле, в том числе и о пропавших деньгах...

- Как я заставлю его написать опровержение? Как заставлю редактора его напечатать? И, кроме того, там очень много правды в отношении Капитонова, Камовского. Конечно, что касается Бурмистрова, я согласен, он перегнул. Но ведь военных все ругают, на это уже давно никто не обращает внимания. Не делай из мухи слона.

- А Лена?

- Тут он допустил оплошность, как говорится, для красного словца... Журналюга. Что с него возьмешь?..

- Ты взял деньги?

- Какие деньги? - В голосе Саранцева звучало неподдельное удивление.

- Вот что. Верни деньги, предупреждаю. А этот диск я просто уничтожу. Меньше грязи на земле будет.

- Это страховая копия, Саша, не будь варваром... Саша, давай по-товарищески, по-деловому. Я сейчас подъеду, ты мне отдаешь диск, а я...

- По-товарищески? - вдруг взорвался Уланов. - Это говоришь мне ты? Да я видеть тебя не хочу. - Он швырнул трубку, схватил плащ и вышел на улицу.

Разболелась голова. Боль обручем стягивала виски и затылок. Такого приступа боли он не испытывал с тех пор, как лежал после аварии в госпитале.

В метро привычно суетились люди, большинство - с газетами в руках.

Злоба, возникшая в отдельном человеке, легко объяснима, думал он, но как объяснить массовое злобное помешательство? Оно существует потому, что этому помогает ложь. Даже ложь во спасение, ложь во имя великих целей. Информация заключает в себе не только сведения, в ней есть энергия, способная нарушать тонкие духовные структуры, извращать мышление. Весь этот информационно-энергетический яд рассеивается по человеческим телам, разрушая подсознание и глубинные механизмы памяти, поражая естественную защиту от зла - совесть.

Уланов вышел из метро и двинулся в сторону набережной. Он вдруг вспомнил Спитак, костры среди холодных страшных руин, потрясенных горем, обезумевших людей. Вспомнил, как легко успокаивал их, с какой надеждой они на него смотрели, тогда он был нужен людям и потому мог влиять на них. На набережной он спустился к реке - молчаливой и потемневшей, даже небо не отражалось в ней, и швырнул в волны пакет с диском. Пусть вечная река хранит ещё одну тайну.

Головная боль отпустила. Что сейчас с Леной? Он вдруг почувствовал острую тревогу. В такой день ничего хорошего не жди. Голова прояснилась, он ощутил прилив энергии и сил, к нему словно пришло второе дыхание.

Перед ним вдруг предстало лицо Саранцева, послышался его смех. Тревога в душе Уланова все нарастала.

* * *

После телефонного разговора с Улановым Саранцев почувствовал раздражение. Неужели Уланов думает, что у них только одна копия этого досье... Святая простота. Эти книгочтеи и звездочеты, идеалисты, равнодушные к курсу валют, живут в каком-то своем диком мире, оторванном от нормальной жизни. Прав Камовский: бескорыстие - хуже воровства. Бескорыстные люди - бедствие для экономики. Именно корысть - двигатель прогресса. Люди с недоразвитыми материальными интересами только тормозят движение вперед своим равнодушием к общепринятым благам, всей своей созерцательной бесхозяйственностью, розовыми фантазиями и пещерной сентиментальной психологией. Откуда он может знать, что такое деньги. Костюм для работы, три рубашки, свитер и китайская куртка - вот и весь его арсенал. Он будет таскаться в этом барахле года два-три, потом начнет копить на новый комплект. Для него не имеют смысла ни достижения рекламы, ни чудеса моды... Если бы все были такими, какой смысл в производстве... Предприниматели бы просто разорились.

Прямых доказательств его участия в ограблении Камовского у Уланова нет. Фанга сделал свое дело безукоризненно и исчез. Именно его и подозревает Камовский, хотя и считает, что один Фанга так чисто сработать не мог, что кто-то стоял за его спиной и направлял его.

Но Капитонов Уланову верит, и поэтому лучше пока обойтись без шума. И нажать на Уланова можно только через Елену, через эту Клеопатру... У неё масса проблем, и они все измеряются в денежных единицах. Женщины, несмотря на их эмоциональность, лучше воспринимают железную логику. Именно Елена Козина и приведет к нему Уланова. Ты начал войну, Саша, без всякой системы, не прикрыв тылы, не продумав даже элементарных мер безопасности. Ты ещё придешь, будешь скрестись в дверь и мяукать, как нашкодивший кот.

Саранцев сбежал по лестнице и распахнул дверь стоящей у подъезда машины. Водитель сидел, обложившись газетами.

- Выходи, Боря. Я поеду один. Жди здесь, вернусь часа через два.

Он вывел машину на дорогу и направился к Авдееву. Там сегодня была Козина, готовила какой-то срочный перевод.

У здания ассоциации Саранцев развернулся, вышел, закрыл машину и поднялся на второй этаж. Капитонов отлеживался от неприятностей в спецбольнице. Елена сидела за компьютером, увидев Саранцева, она удивленно подняла голову и прекратила печатать.

- Здравствуйте, Елена Васильевна. А вы прекрасно выглядите. Особенно рядом с монитором. У меня для вас хорошие финансовые новости.

- Здравствуйте, Дмитрий Иванович... Какие новости? Говорите же, не тяните...

Он заговорщицки понизил голос:

- Наконец-то я достал вам деньги. Наличные. Тридцать пять тысяч долларов. Их надо срочно получить, пока снова не сперли. Ну как, довольны?

- Я... Я не могу поверить. Вы смогли... Я так боялась из-за этой статьи...

- Забудьте о ней. А где сейчас Саша?

- Я не знаю, я думала, у вас. - Она забеспокоилась. - Я позвоню...

- Потом, сначала деньги. Получите и позвоните. Будет сюрприз.

- Мне все ещё не верится... Знаете, вызов уже пришел. Как все вовремя. Не могу поверить. Вы просто маг, Дмитрий Иванович...

- Да зови ты меня просто Дима. Мы же друзья с Сашкой... Ну, поехали?

Она секунду поколебалась, поспешно сложила в стол бумаги и накинула плащ.

В машине Саранцев был напряжен и молчалив, он то следил за дорогой, то бросал быстрые, короткие взгляды на соседку. Полы её плаща разъехались, короткая юбка едва прикрывала ноги. Лена, погрузившись в свои мысли, в проснувшиеся надежды, не замечала этих взглядов.

Они подкатили к подъезду многоэтажного дома из светлого кирпича и поднялись на восьмой этаж. Саранцев открыл дверь, пропустил Елену вперед и внимательно оглядел лестничную площадку. Дом словно вымер: ни стука, ни звука.

В просторной прихожей он включил свет, и Елена огляделась. Стены были не в обоях, а выложены светлым деревом, по углам горели выполненные в виде факелов красноватые бра. В гостиной, куда они вошли, стояла итальянская мебель: изящная стенка, заполненная книгами и какими-то невиданными безделушками, розовые обои, мягкая розовая тройка - диван и два кресла, круглый тонконогий столик с позолотой. Такую мебель она видела только в кино. Саранцев приоткрыл балконную дверь, в комнату хлынул свежий воздух.

- Уже начали топить, проветрим, не возражаешь, Лена? Извини, я уж тебя так, по-простому. Все-таки мы, конечно, северяне, моржи. В Африке нам труба. Пить хочешь?

- Не откажусь, спасибо, Дмитрий Иванович.

- Ну вот, опять Дмитрий Иванович...

- Извините, Дима. - Она засмеялась неуверенно, все ещё не находя нужного тона. Неужели наконец кончатся её денежные мытарства...

Он вышел и вернулся с кожаным кейсом и большим бурым мишкой в русской расшитой косоворотке и кушаке.

- Садись, - он показал на диван. - Иначе упадешь.

Он открыл крышку, и Елена увидела пачки серо-зеленых банкнот. Множество пачек. Саранцев небрежно отделил три с половиной пачки, выложил их на столик и убрал кейс.

- Тридцать пять тысяч. Тридцать - дочери, пять - тебе. Энзэ, мало ли что.

- Я... Мне все ещё не верится.

- Сотенные, триста пятьдесят штук, одна к одной. На, ощути, - он протянул ей одну из них.

Она повертела её в ладонях - увесистую, плотную, словно книга, и положила обратно.

- У меня будет к тебе просьба. Передашь моему коллеге в Германии вот этого плюшевого красавца. Он коллекционер, собирает всякую экзотику. Дочке дашь, если руки будут заняты, он легкий.

- Прелесть какая, конечно, передам.

- А теперь обмоем это дело. - Саранцев вышел и вернулся с бутылкой шампанского, яркой коробкой конфет и двумя сверкающими фужерами.

Он снова сел рядом с Еленой, ловко откупорил бутылку и осторожно наполнил бокалы.

- За удачу! - Он подмигнул ей и залпом выпил.

Она пила медленными глотками. Саранцев ждал, её колени притягивали взгляд, он старался смотреть выше, на её лицо, блестящие карие глаза, мягкие линии губ, пушистые, спадающие на плечи волосы. Чертовски хороша, где же он был раньше, почему тогда, на презентации, за столом, не растопил лед? Возможно, сегодня он встретил бы не настороженность, а приятельский, шутливый тон. Впрочем, она оттаивала, эта спящая красавица, он видел.

Елена поставила опустевший бокал.

- Мне до сих пор не верится. Я просто не знаю, как вас благодарить. Буду в вечном долгу. Подумать только, от пачки бумажек зависит жизнь ребенка! Ну не ужасно ли? Я уверена, те, кто делят этот проклятый бюджет, все эти банкиры, пускающие деньги в оборот ради прибыли, все они просто никогда не видели глаза смертельно больного ребенка. Они не знают жалости... - Ее губы дрогнули, глаза стали наполняться слезами, она наклонилась и вдруг, схватив руку Саранцева, поцеловала её.

- Ну что ты, что ты, Леночка. - Он поспешно отнял руку и протянул ей бокал: - Выпейте, успокойтесь. Все позади. Знаете, удачу обязательно надо отмечать, иначе она обидится и отвернется.

- Наливайте, - Елена махнула рукой, лицо её просветлело. Шампанское было превосходным, терпкое, покалывающее и прохладное.

- Для вас, Леночка, и вашей Нади я... Мы ведь теперь друзья?

- Да, конечно. Знаете, - она встрепенулась, - я должна позвонить Саше, он ещё ничего не знает...

- Сейчас, Леночка, позвонишь. Тут есть одна проблема...

- Проблема? - она удивленно подняла на него глаза.

- Саша мой давний друг. Но он большой оригинал, ты, наверно, заметила. И у нас возникла проблема. Я хочу, чтобы ты помогла решить её.

- Что за проблема?

- Саша похитил нашу электронную картотеку, досье, и грозит передать её газетчикам. Там конфиденциальные сведения, скандальные. Надо уговорить его вернуть...

- Саша? Досье? Да он на такие вещи не способен... Он же мухи не обидит...

- К сожалению, оказался способен.

- Но почему? Зачем ему это?

- Требует, чтобы я организовал опровержение этой статьи. Он же романтик... Поезд ушел. Поздно. Да и не нужно лишний раз напоминать. Статей ежедневно выходит тысячи, Леночка. Кто их помнит? Разоблачают, негодуют, издеваются, а Васька слушает да ест.

- А я? Что я должна сделать? Я ничего не понимаю. - Она почувствовала, что у неё слегка заплетается язык. Шампанское оказалось действительно хорошим.

- Ты скажешь ему, чтобы он вернул Зуеву диск. Потому что, пока он его не вернет, я этих денег не дам. И ты никуда не поедешь.

- Как же так? Вы... Ты же обещал...

- Ты ему так скажешь, - убеждал Саранцев, - а деньги я конечно же дам. Как только мне позвонит Зуев.

- Я совсем запуталась.

Они сидели рядом - глаза в глаза, он привлек её к себе и впился ртом в её губы. Елена задохнулась от неожиданности и страха. Они упали на диван, она вырывалась, содрогаясь от отчаяния. Она почувствовала себя совершенно беспомощной в своей короткой юбке. Цепкие и сильные руки держали её железной хваткой. Он шептал ей какие-то горячечные слова, и сам распалялся от них.

- Пусти, я закричу на весь этот проклятый дом!

- Лена, ты нравишься мне. Я принес эти деньги тебе, только тебе, ты понимаешь? Ради этих минут с тобой. Будь умницей.

Она продолжала отбиваться, чувствуя, что долго не выдержит, что слабеет, что она в ловушке и все теперь бессмысленно.

- Ну, хорошо, только отпусти меня. Ты мне делаешь больно.

Саранцев ослабил хватку, и Елена смогла сесть.

- И ты, ты называешь себя его другом. - Она подняла руки и поправила прическу. - Ты обыкновенный мелкий шантажист. Как ты посмотришь ему в глаза?

- Детка, - он поднялся и сел ")ядом, старался говорить как можно доходчивее, - почему шантажист? Я предлагаю тебе сделку, ты - мне, я тебе. Подумай о дочери. Где ты возьмешь эти деньги? И не только деньги. Если мы не договоримся, я подключу такие каналы, что ты год не выберешься из Москвы. Не будь старомодной.

- Зачем это тебе? У тебя своя подружка...

- Леночка, никто ничего не узнает... Клянусь.

- Я больше тысячи баксов в неделю не стою, как выразился один твой коллега.

- Значит, он не разбирается в женщинах, Леночка.

Елена ужаснулась своему положению. Саранцев все правильно вычислил, мать больного ребенка должна быть готова на все, она не имеет права отказываться. Боже, почему денег так много у проходимцев и так мало у честных людей! Как легко обманывать с такими, как у него, ясными глазами и симпатичным лицом. Ее подвела постоянная надежда, та самая, которая легко одерживает верх над горьким опытом, логикой и осторожностью.

- Я... я не могу. И он не простит тебе. Он ведь все видит. Я... я просто не могу.

- Ты что, не поняла? Если ты уйдешь просто так, ты уйдешь без денег.

- Я... Мне надо позвонить, узнать, где он. Удостовериться, что он далеко... Не подозревает. Ну, прошу тебя!

- Ладно, вон телефон.

Она встала у стенки и начала набирать номер. Сейчас она была особенно хороша, слишком хороша, чтобы выпустить её просто так. "Женщину всегда можно загнать в угол, - подумал он, - любую. Дети, карьера, деньги, любовь - всегда найдется слабое место, так устроила природа - слабый пол. Она посопротивляется для порядка, а потом здесь останутся только мужчина и женщина, скрепленные непреодолимой природной силой, и не будет ни жертвы, ни шантажиста, женщина станет его, а он - её.

Саранцев плеснул в бокал шампанского и медленно, глоток за глотком, начал пить, наблюдая, как Елена снова и снова крутит диск телефона. Номер не отвечал. Саранцев встал, потянулся, и в этот момент раздался звонок в прихожей. Елена бросила трубку и рванулась к двери.

- Не подходи! - приказал Саранцев. - Я сам посмотрю.

Он вышел в прихожую и открыл дверь. Перед ним стоял Уланов, он был бледен, губы сжаты.

- Что с Леной? - Он оттолкнул Саранцева и бросился в полуоткрытую дверь гостиной. Увидев входящего Уланова, Елена опустилась на диван.

- Посмотри, Саша, посмотри, что он со мной сделал, - она протянула ему руки: на предплечьях темнели кровоподтеки от железных пальцев Саранцева. Саша, он мучил меня... - Она разрыдалась.

- Ты посмел тронуть ее? Ты?!

- Саша, подожди, сбавь обороты. Я тебе все объясню. - Саранцев схватил со столика деньги и потряс ими перед Улановым: - Я дам вам валюту. Вот, видишь? Да не трясись ты, ничего тут не произошло. Ну извини, бес попутал.

- Эти деньги и так её. Ты думаешь, я не знаю, откуда они у тебя? Да я этот камин нарисовать могу, ты понял наконец?! Я не умел ненавидеть, но у меня оказались хорошие учителя. А я-то ломал, ломал голову, откуда берется зло! Это такие, как ты, заражают злобой людей. - Уланов ещё больше побледнел, глаза его расширились, голос стал низким, монотонным, проникающим до глубины души. - Я выбрасываю тебя из своей жизни. Из той самой жизни, где была дружба, где было синее море, о котором ты вспоминал... Иди, оно перед тобой, это море, я отдаю его тебе. Оно перед твоими глазами. Оно ласковое и теплое. Иди, оно зовет тебя. - Уланов, подняв ладони, смотрел на Саранцева неподвижным, приковывающим взглядом. Глаза его налились тяжелой повелительной силой.

Саранцев не двигался, повторяя бессвязной скороговоркой:

- Извини... Прости... Да, да... Море. Я помню. Геленджик. Синее море и белый пароход...

Саранцев вдруг почувствовал, как нестерпимо горит кожа, как нужен ему прохладный морской ветер. Он сбросил пиджак и, распахнув дверь, шагнул на балкон. Елена, решив, что Уланов хотел запереть его там, направилась к двери. Через стекло она видела, как Саранцев на ощупь, как слепой, забрался на какой-то высокий ящик и, подняв голову, стал вглядываться в даль. Ящик раскачивался под ним, Саранцев балансировал, взмахивая руками. Внезапно он оступился, вскрикнул и боком, нелепо начал падать на перила. Они были слишком низко, он перелетел их, едва коснувшись ногами. Елена с ужасом, не веря глазам, смотрела на опустевший балкон. Она повернулась к Уланову, тот молчал, словно находился в каком-то ступоре, лицо его странно светилось на фоне розовых обоев.

- Что с ним? - наконец глухо вымолвил он.

- Он разобьется... Боже мой, это же восьмой этаж, - прошептала Елена.

Уланов молча взял её за руку и потянул к выходу. И в этот момент к ней вернулось самообладание. Ну, нет, она здесь не для того мучилась, чтобы просто так бежать. Накинув плащ, она вернулась в гостиную и подняла тяжелый кейс. Потом прошла к дивану и взяла плюшевого мишку.

- Брось все, Лена, - тихим, монотонным голосом сказал Уланов. - На этих деньгах кровь. Его кровь...

- Ну, нет, Саша. Кому их оставлять?! Кому?! Кому они достанутся? На них не кровь, на них слезы моей крохотной Надьки, мои слезы, слезы моих родителей. И я возьму эти деньги, не мешай. Далее Бог не посмеет упрекнуть меня.

Они выбрались из дома. Елена осторожно заглянула за угол. На газоне под балконом вокруг распростертого Саранцева собиралась толпа. Она подхватила Уланова под руку, нащупала ладонь. Да у него температура, подумала она, ладонь была необыкновенно горячей. Так, увлекая и подталкивая, Елена дотянула его до перекрестка и остановила такси.

Через полчаса они уже были в квартире Уланова. Елена уложила его на диван, позвонила домой, поставила на плиту чайник и вернулась в комнату. Уланов неподвижно лежал на спине, закрыв глаза, казалось, он спит. Она коснулась его раскаленного лба и снова бросилась в кухню - за аспирином. Уланов продолжал лежать с закрытыми глазами, она заставила его принять две таблетки и села рядом, стараясь обдумать возникшее теперь положение. Она ещё раз позвонила домой, поговорила с Надей, потом в институт "Скорой помощи". Да, пострадавший Саранцев поступал, да, падение с высоты, состояние крайне тяжелое. Наконец уже ночью ей сказали, что Саранцев, доставленный в терминальном состоянии, с тяжелой комбинированной травмой, не приходя в сознание, умер через полчаса после поступления.

Уланов не спал, он был опустошен и ни о чем не хотел думать. Много лет назад в нейрохирургическом отделении он тоже не знал, что делать с пожиравшей его тоской. Теперь он знал и умел делать все. Он выключился и мысленно взмыл вверх. Над ним плыли облака. Внизу мелькали перелески и овраги, верхушки раскачивающихся сосен и берез, поблескивали небольшие озера. Так бесшумно и медленно он продолжал движение, пока не уснул. Он проснулся через несколько часов. Было темно. Елена лежала рядом, он чувствовал, что и она не спит.

- Как ты нашел меня? - прошептала она.

- Зуев дал адрес его квартиры... Он отвечал шепотом, монотонно и односложно.

- А почему ты не звонил?

- Ты же знаешь, я не люблю говорить по телефону.

- Саша, мне пришло в голову... Я согласна выйти за тебя. Нам надо побыстрее расписаться. Я хочу, чтобы ты поехал с нами - с Надей и со мной.

- А деньги?

- Там хватит. Как ты себя чувствуешь? - снова прошептала она.

- Со мной что-то произошло. Я стал лучше слышать. Шум машины за окном, вода капает в ванной, кто-то щелкал выключателем за стеной. Мне показалось, я сошел с ума. Звуки резкие, оголенные. Я слышу даже твой шепот. Что с Дмитрием?

- Он мертв.

- Я не имел права так делать.

- Ты ничего не делал. Он погиб сам. Сам, понял? Полез спьяну на балкон и упал. Ты ведь даже не дотронулся до него. Забудь об этом.

- Я не должен карать. Я нарушил свои принципы.

- Ничего. Один раз можно и нарушить, да ещё в таком положении.

- Стоит только начать, что от них останется?

- Неужели твои принципы важнее справедливости? Зачем такие принципы, если они мешают спасти человека?

- Да, но не такой ценой. Он ведь погиб.

- А ты знаешь, какую он от меня требовал цену?

- Знаю.

- И ты так спокойно об этом говоришь? Он получил то, что заслуживал. И хватит об этом. Иначе ты сойдешь с катушек.

Он направил на неё ладони, провел вдоль её головы, там, где должна быть аура, и не ощутил ничего. Ладони были холодны и бесчувственны.

- Я уже сошел. Что-то сломалось во мне. В меня проникли ненависть и злоба. Меня будто опалило каленым воздухом, и все выгорело внутри. Я чувствую жар, что-то вроде внутренней горячки. И до сих пор никак не отойду.

- Сейчас я тебя расшевелю, дорогой, очень простым, но эффективным способом. Ну-ка, поворачивайся ко мне...

Глава 18. ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕПЯТСТВИЕ

Елена проснулась первая. Уланов дышал ровно и спокойно. Она коснулась ладонью его лба, кожа была холодная и влажная, словно после приступа лихорадки. Накрыв его пледом до самого горла, она вышла на кухню и позвонила в поликлинику. "Врач будет после обеда", - сказали ей. Было девять утра. Уланов не просыпался. Что с ним? Все время спит, говорит странные вещи. Она заглянула к нему ещё раз, лицо его было бледным. Она сварила кофе, приготовила бутерброд с сыром, позавтракала. Надо было уходить, ей предстояло провернуть массу дел: забежать домой к Наде, сходить в ОВИР, потом в больницу к отцу, сказать ему, что у них все нормально, позвонить Бурмистрову. Кроме тридцати пяти тысяч долларов, которые она взяла со столика Саранцева, в кейсе оказались ещё двести тысяч. Она сложила их в плотный пластиковый пакет и задвинула далеко за ванну. Туда же задвинула коробку с тремя крупными бриллиантами, которые она извлекла из плюшевого мишки.

В ОВИРе обещали ускорить дело, она позвонила Бурмистрову, хотелось обрадовать своими успехами. Он действительно был рад этому, в её ушах долго ещё стоял его раскатистый смех: "Да ты теперь миллионерка, вот Уланову-то повезло".

Она вернулась после обеда. В лифт следом за ней вошел какой-то странный тип, плотный, неопределенного возраста, с крупным лицом и глубоко посаженными колючими глазами. Елена покрепче сжала сумку с документами и с тревогой считала этажи. Тип вышел вслед за ней и начал оглядывать номера квартир на общей входной двери.

- Вам кого? - спросила Елена.

- Уланова. Я - врач из поликлиники. О Боже, если есть такие врачи, какими же должны быть бандиты, подумала она и снова вспомнила Саранцева элегантного, улыбающегося, коварного.

- Я его жена, проходите, пожалуйста. - Она открыла дверь. - Саша, ты где? К тебе доктор.

Уланов выглянул в коридор, он был в спортивном костюме, мокрые волосы блестели. Недавно встал, подумала Елена.

- Здравствуйте... А почему доктор? Я не вызывал.

- Я вызвала, у тебя был жар ночью. Елена оглядела его - он выглядел лучше, но был напряжен, в глазах - растерянность.

- Доктор, я хотела бы с вами поговорить, можно? Саша, ты пока подожди у себя.

Уланов кивнул и направился в комнату. Доктор задумчиво посмотрел ему в спину. Елена повесила свой плащ и куртку доктора и спросила:

- Простите, вас как зовут?

- Константин Сергеевич Климов. Как Станиславского, очень удобно, правда? - Доктор оказался шутником.

- Я хотела предупредить вас, Константин Сергеевич. Вчера у него был сильный жар, ночью. Но температура быстро упала. Так может быть?

- В медицине все может быть. - Он опустил углы рта.

- Но дело даже не в этом. Я хотела предупредить... Он вчера пережил сильный стресс. Понимаете, большие неприятности.

- Тогда вам повезло. Я - невропатолог.

- Я не вызывала.

- Я совмещаю... Подрабатываю на вызовах, за отпускников, заболевших... Так что разберусь.

Он подмигнул ей и шагнул в комнату к Уланову.

- Так на что мы жалуемся? - услышала Елена его бодрый голос.

Доктор заглянул к ней через полчаса. Он присел к столу и озадаченно покачал головой.

- Александра Петровича я пока попросил полежать... Случай сложный, но у меня почти нет сомнений...

- Сомнений? В чем? - Она опустилась на стул.

- Год или два назад вы не замечали у него подобного состояния?

- Мы женаты всего неделю.

- Так... Медовый месяц... - Он посмотрел на неё с удвоенным интересом. - Это тоже могло отразиться...

- Отразиться? На чем?

- К сожалению, ничем обрадовать не могу. У него все признаки психоза... Сверхценные идеи. Социальное беспокойство... Тяжелый случай. Галлюцинирует. В прошлом у него - травма черепа, длительная реанимация. Случай предельно ясный. Посттравматический психоз. Его надо срочно обследовать. Сделать энцефалографию, томограмму мозга, пропустить через полиграф... - задумчиво, как бы рассуждая, говорил доктор.

- Что, что?

- Ему нужно обследование. Это в ваших же и его интересах. И чем быстрее, тем лучше. Психотделения недогружены, наши пациенты наши пациенты теперь бродят по митингам, сколачивают общественные организации, организуют партии, выступают по телевидению... Иногда послушаешь, послушаешь, так и хочется вызвать санитаров.

- Вы его считаете ненормальным? Его? Да если бы все были такие, мы бы... мы бы... - Елена была вне себя от возмущения.

- Я понимаю ваши чувства. Но ведь вы его и сами мало знаете... Неделю.

- Почти месяц, доктор.

- Вот видите.

- Доктор, вы же видите, он не такой. Доктор, да вы оглядитесь вокруг, а не мы ли сошли с ума, если такие люди, как он, кажутся странными? Он нормальнее нас с вами в несколько раз.

- Это как раз и подозрительно.

- У вас есть дети?

- Дочь.

- И у меня дочь, она больна. И мы с Сашей должны везти её на операцию в Германию. Я без него как без рук. Вы понимаете? У Саши было обыкновенное оэрзэ.

- Ну что ж, если вы настаиваете... На улицах сейчас столько моих пациентов, что, если прибавится ещё один, это ничего не изменит...

Когда доктор ушел, а Елена заглянула к Уланову. Он стоял у окна и смотрел во двор. Услышав её шаги, он повернулся и кивнул в сторону окна:

- Смотри, доктор как помчался...

- Больных много, Саша. А вообще он оказался очень милым человеком. Мне пришлось довольно долго доказывать ему, что ты - нормальный человек.

- И как, убедила?

- Конечно.

- Ты знаешь, я действительно стал нормальным человеком. Все слышу, прекрасно теперь слышу, но уже ничего не могу из того, что мог раньше.

- Не думай об этом. У тебя был стресс, все вернется... И вообще, у нас с тобой масса дел. А главное, мы до сих пор не сходили в загс. Тебя же не выпустят со мной в Германию.

ЭПИЛОГ

Ассоциация современных технологий после газетного шума, который, впрочем, быстро утих, была реорганизована и зарегистрирована с новым названием - "Всемирная инновация". Контрольным пакетом акций теперь владели Капитонов, Авдеев и Камовский. О Саранцеве старались не вспоминать, все были уверены, что он заслуженно стал жертвой собственного неуемного аппетита. "Надо ещё теснее сплотить наши ряды и никого из посторонних не подпускать к делу", - сказал Капитонов. Фирма "Торговые палаты" сумела получить льготный кредит на поставку продовольствия и довольно быстро восстановила свое финансовое положение, пошатнувшееся после ограбления.

Капитонов, оправившись от неприятностей, вместе с Авдеевым срочно зарегистрировали "Союз ради социального партнерства" - СРСП. Но на выборах новая партия не набрала нужного числа голосов и не попала в парламент. Сказался недостаток свободных денежных средств, на счете социально-экономического фонда находилась смехотворная для предвыборной борьбы сумма. Камовский, ссылаясь на ограбление, выделять деньги на предвыборную кампанию категорически отказался.

Информационный центр после гибели Саранцева распался на несколько самостоятельных организаций, но самое ценное - компьютерное хозяйство и помещения - было передано "Всемирной инновации".

Зуев женился на дочери министра и возглавил организационно-методический комитет, созданный для координации работы шести новых департаментов. Информационную деятельность как слишком опасную он оставил. Он не сомневался, что выпасть с балкона Саранцеву помогли не только за то, что он слишком много взял, но и потому, что слишком много знал. Медовый месяц Зуев с женой провели на Кипре.

Бурмистров уволился в запас и почти всю зиму прожил на даче, приводя в порядок личный архив и удивляясь, как это прекрасно - находиться вдали от государственных дел.

Надю оперировали в декабре в хирургическом центре Баварии. Операция прошла удачно, и Новый год все трое - Уланов, Елена и Надя - смогли встретить вместе. По совету Горовца февраль они провели в санатории недалеко от Траунштайна, а в начале марта переехали в Карловы Вары.

- Там пологие горы, прекрасные места для тренировки сердца, - убеждал Горовец. - Дозированная ходьба, моционы. Целебная вода. Надя приняла слишком много лекарств, ей надо промыть организм. Кроме того, это недалеко от нас, несколько часов на машине. Да и вам будет полезно, особенно Александру Петровичу. - Он многозначительно посмотрел на Елену.

Да, конечно, Елена знала, Саше тоже требовалось сейчас и внимание, и лечение. У него часто болела голова, в такие дни он был тих, задумчив и покорен, как послушный ребенок.

В марте в Карповых Варах было тепло, в воздухе стоял запах пробуждающейся зеленью и оставшимся от зимы кисловатым духом брикетного дыма. Они остановились в курортном доме "Орион", напоминающем башенками, балкончиками и стрельчатыми окнами небольшой замок. По утрам среди подстриженных кустов пели дрозды. По узкой гористой улочке, уставленной такими же миниатюрными замками и дворцами, они спускались к набережной Теплы и растворялись в пестрой неторопливой веренице туристов, двигающихся вдоль колоннады к источникам. Они взбирались на смотровые площадки, бродили по платановым рощам. Надя чувствовала себя все лучше, и они даже совершили поход к Гетевой вышке.

Однажды на местном автобусе они приехали к заводу знаменитого мозерского стекла, там в заводском музее была великолепная коллекция. У проходной стоял темно-синий джип размером с микроавтобус. Ворота открылись и выпустили высокого, атлетически сложенного парня в джинсовом костюме. За собой, поминутно оглядываясь, он вытянул тележку, заполненную картонными коробками, и покатил её к джипу. Из кабины выпорхнула высокая девушка в ярко-зеленой куртке, на ветру развевались медно-красные волосы. Вдвоем они быстро перегрузили коробки в машину. Из дверей проходной вышел ещё один парень, худощавый, подвижный, он ловко подхватил пустую тележку и укатил её за ворота. Через минуту он снова появился у машины с бумагами в руках. Они громко заговорили, и Елена удивленно застыла на месте, услышав знакомый московский говор. Она хотела броситься к ним, но все трое уже были в машине: высокий - за рулем, рыжеволосая девушка - рядом, парень с бумагами - сзади. Это были Фанга, Вика и Костя. Джип лихо развернулся и скрылся за поворотом.

Елена подошла к проходной и спросила сидящего за окном дежурного, пожилого мужчину с усами;

- Добры дэн, панэ. Проминьтэ просим, ржекнете, то кто бил? - она показала в сторону уехавшего джипа. Елене нравился певучий чешский язык, и она его усиленно осваивала.

- Руски, з Варшавы, - ответил дежурный.

- Декуи вам, - поблагодарила Елена и в этот момент вспомнила, что уже встречала эту девушку раньше, в Москве, в вестибюле киноконцертного зала "Вертикаль", на той презентации. В памяти всплыли музыка, смех, снисходительная улыбка Саранцева. Теперь все это казалось странным и невероятным сном. Она повернулась и направилась к музею, где её ждали Уланов и Надя. Маленькая Надя прыгала вокруг Уланова, хохотала, а он пытался её поймать. Она смеется, она теперь прыгает, её Надька, её Надежда... Лучшее слово всех времен и народов, как сказал ей когда-то Бурмистров.