В начале XXIII века человечество оказалось в шаге от очередного прорыва в космос. Но сделать этот шаг, похоже, позволено лишь Любимцу Бога, найти которого среди миллиардов — та еще задача. Три великих супердержавы? Объединенная Русь, США и Китай яростно борются за шанс первыми сделать этот шаг. Кто же справится со сложнейшим экзаменом? И что ожидает людей, когда шаг будет сделан?

Вадим Тарасенко

Любимец Бога

Даже часы истории имеют своих часовщиков.

Богуслав Войнар, польский сатирик

«Боже, неужели получилось? Неужели я обманул их? Ну а Ты, Господи, надеюсь, не будешь возражать?»

— Назовите свое имя, год рождения, гражданство.

— Иван Антонович Ковзан, две тысячи сто двадцатого года рождения, гражданин Объединенной Руси.

— Добро пожаловать, Иван Антонович, во вторую жизнь.

«Боже, я прошел!!!»

Глава 1

КТО БУДЕТ ПЕРВЫМ?

Каждый дурак знает, что до звезд не достать, а умные, не обращая внимания на дураков, пытаются.

Пол Андерсон, американский писатель-фантаст

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

12 апреля 2190 года. Понедельник.

13.02 по среднеевропейскому времени (СЕВ).

Бело-голубой шар Земли красиво впечатался в черную бездну Космоса с четкими вкраплениями белых звезд. До него, казалось, было подать рукой. Особенно если взобраться на этот валун, одиноко лежащий на девственной поверхности Луны. Семен Петрович Богомазов в который раз наблюдал эту картину на мониторе в центре управления базой и в который раз ловил себя на этом мальчишеском желании. Левее этого валуна пролегла натянутая струна бетонки, соединившая базу и космодром, который находился, казалось, у самого горизонта.

«Все правильно. Радиус Луны почти в четыре раза меньше радиуса Земли. Значит, и горизонт здесь в четыре раза ближе». Оживший динамик громкой связи прервал размышления начальника базы:

— До посадки «Гермеса-пять» осталось триста секунд. Готовность номер один всем наземным службам.

— Сейчас мы его увидим, — раздался за спиной Богомазова голос главного инженера базы Коли Григорчука.

И, словно желая подтвердить его слова, наружная видеокамера разглядела в черноте небосвода и послушно передала на монитор изображение блестевшего в лучах солнца стального тела. Оно по размашистой дуге неслось в сторону базы.

— Какого черта он не включает тормозной двигатель? — Семен Петрович нервно закусил губу, наблюдая за стремительным полетом-падением корабля.

— Это же рейс Ваньки-лихача. Семен, ты ведь знаешь его стиль — врубать движок при самом приземлении... фу ты — прилунении. — Главный инженер базы, так же как и Богомазов, впился глазами в экран.

— Вот накатаю на него жалобу в высшую аттестационную комиссию грузового космического флота, сразу охота лихачить пропадет. Чкалов хренов.

— Да чего ты так волнуешься. Это что, в первый раз? Ванька же ас. Посадит — комар носу не подточит.

— Вот именно что в первый. Он же сейчас садится с ходу. Прямо с перелетной орбиты, не выходя на орбиталку. А одно дело гасить первую лунную космическую скорость — каких-то чуть больше полутора кэмэ в секунду, другое — вторую земную космическую. А это уже одиннадцать и две.

Пилот космического корабля словно почувствовал раздражение начальника крупнейшей лунной базы Руси. Мощный столб пламени вырвался из дюз корабля, и он сразу же будто споткнулся. Размашистая дуга полета стала скукоживаться, скорость замедляться.

— А зачем такая спешка? — Главный инженер, оторвавшись от монитора, удивленно посмотрел на Богомазова.

— Эвакуационной и грузовой службам выдвинуться на линию ожидания. — Динамик громкой связи, чеканя каждое слово, координировал работу десятков людей.

— Он гиперпространственный движок к нам тащит, — выслушав сообщение громкой связи, ответил начальник базы. — А там же этот доходяга — нейтринный излучатель. У него срок автономии без подпитки тридцать шесть часов. Так что после приземления «Гермеса-пять» остается около часа, чтобы запитать этот излучатель от нашего главного генератора.

— Так для транспортировки к нам таких движков сделан корабль «Геракл». У него для этих целей и специальный генератор поставлен, помощней нашего на базе будет.

— Сразу видно, человек недавно вернулся из отпуска. Зайди в наш бар. И там за кружкой «Оболони» Коля Васнецов в лицах расскажет и покажет, как доблестный Шведов, космический волк экстра-класса, покоритель Нептуна и несметного количества женских сердец и прочая, прочая, прочая, умудрился так «Геракл» хряпнуть о бетонку на «Селене», что раньше чем через год наш «Геракл» ни на какие подвиги не будет способен. Корма у него смята. А без кормы, — Богомазов, шутя, стукнул себя пониже спины, — и ни туды, и ни сюды.

— Ну и подождали б годик, — смеясь, предложил Григорчук. — К чему такая спешка? Москве что, не терпится еще пару триллионов рублей выкинуть?

— На этот раз не только рублей.

— Не только? — Главный инженер вскинул удивленный взгляд на начальника базы: — А что еще?

Между тем корабль, полностью погасив горизонтальную составляющую скорости, с выключенным маршевым двигателем, падал, словно в замедленной съемке, по отвесной прямой на Луну. Несколько раз пыхнули рулевые движки, ставя корабль в вертикальное положение.

«Сколько уже на базе, а никак не могу привыкнуть к здешним фокусам тяготения. Если на Земле сто метров пролетаются за четыре с половиной секунды, то на Луне на это требуется почти тридцать секунд. Выспаться можно». Богомазов внимательно смотрел за эволюциями корабля.

В сотне метров от поверхности из-под низа корабля вновь ударил яркий столб пламени. И вот стодвадцатитонная махина плавно опустилась на бетон космодрома, чуть присев на опорах-амортизаторах.

— Вот сукин сын! Посадил точно над газоотводными отверстиями. Без всякой корректировки. Циркач! — Богомазов довольно потер руки.

— А ты — жалобу в ГКФ. Это же талант.

— Эвакуационной службе сосредоточиться у пассажирского выхода. Грузовой — у грузового стапеля, — вновь рявкнул динамик громкой связи.

— Талант... Эх, если бы Русь-матушка могла часть своих талантов конвертировать в организованность. Где бы мы уже были! Ладно, Коля, пошли встречать груз. Не дай бог, запорем нейтринный излучатель — на Землю пешком отправят. Без скафандра...

И уже в лифте, спускаясь на нулевой этаж, добавил:

— Я не успел тебя после твоего отпуска ввести в курс дела. Так вот, на этот раз нам поручена сборка пилотируемого гиперпространственного корабля.

— Это что, на нем человек полетит?

— Точно.

— Угробят же человека. Ни разу еще успешного пуска не было.

— Наверху виднее. Наше дело маленькое — собрать корабль.

... Миллисекундная серия радиоимпульсов скользнула с поверхности Луны, чтобы мгновение спустя, отразившись от американского селеностационарного спутника-ретранслятора «STILL-2», отскочить в сторону Земли и ударить узким лучом по параболической антенне. Еще через мгновение один из компьютеров Агентства Национальной Безопасности США перевел электромагнитные колебания на человеческий язык. А еще спустя два часа было принято решение — об этом должен срочно узнать Президент Соединенных Штатов Америки.

Соединенные Штаты Америки.

Вашингтон. Белый дом. Овальный кабинет.

13 апреля 2190 года. Вторник.

15.34 по местному времени.

— Здравствуй, Билл. — Моложавый седеющий брюнет лет сорока пяти пружинисто встал из-за стола и шагнул навстречу вошедшему — атлетически сложенному пятидесятилетнему мужчине с пронзительно голубыми глазами, сверкавшими на загорелом лице.

— Здравствуйте, господин президент. — Вошедший свободно и в то же время подчеркнуто почтительно пожал хозяину кабинета руку.

— Что значит хорошо отдохнуть. Не успел прилететь с австралийских пляжей, как тут же напряг свое ведомство, ну и президента заодно. — Хозяин кабинета коротко рассмеялся. Его глаза, в диссонанс с общим выражением лица, смотрели настороженно-вопросительно.

Президент недолюбливал своего главного шпиона, как недолюбливает каждый начальник своего профессионально более опытного подчиненного. Недолюбливал, но полностью был согласен со своим отцом, сказавшим о Билле Реде: «Такие люди на вес золота. И я бы очень хотел, чтобы он был в твоей команде». Да что там говорить, своим креслом в Овальном кабинете семьдесят четвертый Президент Соединенных Штатов Америки был полностью обязан главе Центрального Разведывательного Управления.

— Если бы вы, господин президент, обо мне никогда не вспоминали... ну или хотя бы вспоминали раз в четыре года, — голубые глаза главного шпиона безмятежно смотрели на Чейза, — я был бы счастлив: Соединенным Штатам ничто не угрожает.

«"... или хотя бы раз в четыре года" — весьма прозрачный намек на мои выборы. Сукин сын!»

— Но, увы, мы слишком богаты и могущественны. Поэтому враги у нас должны быть по определению. И поэтому я у вас, господин президент, частый гость.

Стивен Чейз не спеша вновь опустился в свое кресло, жестом пригласив Реда сесть напротив.

— Рассказывай, — коротко бросил он.

— Русичи начали строительство очередного гиперпространственного корабля. — Сказав это, начальник ЦРУ сделал паузу, приглашая президента высказать свое мнение.

— Честно говоря, Билл, — помолчав, начал осторожно хозяин кабинета, — я не понимаю твоей озабоченности. Или они совершили прорыв в этой области и строят принципиально новый корабль, способный наконец нормально нырнуть в это чертово гиперпространство?

— По моим данным, конструкция главного маршевого двигателя ничем принципиальным не отличается от двигателя Хейнштейна—Солева, разработанного совместно нами, европейцами и русичами в проекте «Надежда».

— Тогда я тем более не понимаю твоего беспокойства, Билл. Насколько мне помнится, первый совместный беспилотный корабль взорвался при попытке преодолеть гиперпорог. Ученые интенсивнее пошевелили своими извилинами и поняли, что создаваемое окно перехода слишком узко. И корабль попросту не вписался в него. Та часть, что не вписалась, осталась в обычном измерении, остальное ухнуло в тартарары. Расширили окно перехода, и второй совместный корабль благополучно нырнул в гиперпространство. Но больше от него не поступило и бита информации. Хотя по программе через минуту его бортовой компьютер должен был осуществить обратный переход. И корабль должен был вынырнуть где-то за орбитой Нептуна. Но он так и не появился. Потом и мы, и русичи уже самостоятельно запустили по беспилотному кораблю — результат аналогичен предыдущему. Так что тебя беспокоит? Если русичи хотят швырнуть неизвестно куда пару триллионов долларов — это их личное дело.

— Господин президент неплохо знаком с историей этого вопроса. — Губы начальника ЦРУ тронула едва заметная усмешка.

— Да, я неплохо знаком с этим вопросом, впрочем, как и со многими другими, — после небольшой паузы добавил Чейз. — При отце, как ты помнишь, я курировал в том числе и стратегические разработки. Но мы отвлеклись. Так что тебя волнует?

— Русичи строят корабль, пилотируемый человеком.

— Что?! У них камикадзе завелись? Впрочем, не удивительно. Русичи чем-то сродни японцам — склонны к фанатизму.

— Точнее, японцы похожи на русичей. Но в данном случае ни о каком фанатизме речь не идет. Русичи совершили прорыв, но не в конструировании гиперпространственных двигателей, а в изучении общих свойств гиперпространства. Они, наверное, поняли, что произошло с предыдущими гиперпространственными кораблями, а главное, как все-таки вернуться назад, в обычное пространство.

— И что ты намерен предпринять?

Начальник ЦРУ, чуть прищурив глаза, долгим взглядом посмотрел на президента:

— Когда русичи первые вывели своего человека в космос, Америка сделала надлежащие выводы. Через семь лет мы обогнали русичей, высадив Армстронга на Луну, и с тех пор лидерства в этой области уже не упускали: первый корабль многоразового использования, первая экспедиция на Марс, первый пилотируемый полет к дальним планетам — везде мы были первыми. И я не думаю, что семьдесят четвертый президент Соединенных Штатов Америки захочет войти в историю, как президент, при котором США утратили свои лидирующие позиции в этом сверхстратегическом направлении.

— И все же, что ты намерен предпринять?

— Для начала все точно выяснить. Русичи собирают корабль на своей лунной базе «Восток». У нас там есть свои уши. Плюс необходимо направить туда нашего лунного атташе. В соответствии с Конвенцией о космосе они обязаны его пустить. Вот пусть он и убедится, что на базе у русичей никакого оружия нет, ну и заодно про гиперевик что-нибудь выяснит. — Начальник главного разведывательного ведомства страны чуть улыбнулся.

— Если мы даже оперативно выведаем необходимую информацию, русичей мы не опередим. Они уже корабль строят. — Хозяин кабинета вопросительно посмотрел на Реда.

— В таком сложном проекте, как строительстве гиперпространственного корабля, все предусмотреть невозможно. Сбои в работе, срыв графика поставок комплектующих, да мало ли что еще. Я, господин президент, даже уверен, что так оно и будет. — В глазах у главною шпиона плескалась голубая безмятежность. — К тому же есть еще одно соображение, позволяющее нам смотреть на эту проблему, скажем так, более оптимистично.

— Какое? — по-мальчишечьи нетерпеливо спросило первое лицо государства.

— Русичи строят пилотируемый корабль. Чтобы нырнуть в гиперпространство и вынырнуть из него, присутствие человека, в принципе, не обязательно. Все сделает автоматика. Но русичам почему-то там нужен человек. Значит, все дело в человеке, особом человеке, способном сделать то, чего не может современная электроника. А человек... ммм... не слишком стойкий материал.

Стивен Чейз, глядя на индикатор контроля блокирования информации, медленно произнес:

— Хорошо, Билл. Начинай действовать, но... на каждый сбой у русичей ты должен получать у меня разрешение.

— Слушаюсь, господин президент.

Уже выходя из Овального кабинета, начальник ЦРУ обернулся и, кивнув в сторону индикатора контроля блокировки, сказал:

— Не волнуйтесь, господин президент. Большой Бэби ни о чем не узнает. Хотя для процветания страны можно и пожертвовать своим личным бессмертием. До свидания, господин президент.

— До свидания, Билл.

«Сукин сын! — Глаза президента вновь скользнули по зеленому глазку индикатора. — Как поддел: "Хотя для процветания страны можно и пожертвовать своим личным бессмертием"».

Мысли президента невольно обратились к тому, что стало, начиная с двадцать второго столетия, самым важным для человечества. Достижения генной инженерии, нейрофизиологии и вычислительной техники позволили человечеству в двадцать втором веке отнять у Всевышнего монополию на бессмертие. Даровалась такая привилегия далеко не всем. А достигалось это тем, что люди научились записывать и сохранять информацию, которую мозг воспринимал за весь срок человеческой жизни. Поскольку человеческое «я» — это совокупность информации, хранящейся в мозге, то избранные определялись после анализа всей информации, записанной крохотным чипом, вживляемым в мозг каждого человека в годовалом возрасте. Этот чип, официально называемый «чипом сбора информации» и единодушно прозванный во всем мире «надсмотрщиком», запоминал все, что думал, видел, слышал, делал человек на протяжении всей своей жизни. Каждый вздох, каждая мысль, каждый поступок фиксировался бесстрастной электроникой. Кроме того, этот маленький «надсмотрщик» ежесекундно контролировал жизнедеятельность всех органов человека. И, если что не так, тут же посылал сигнал тревоги, и умные приборы начинали отчаянную борьбу за жизнь и здоровье своих создателей. Благодаря этому средняя продолжительность жизни человека уверенно перевалила отметку в сто лет. Раз в год, в День Веселья, информация с «надсмотрщика» сбрасывалась на специальный диск. Один человек — один диск. И если специальный компьютер Организации Объединенных Наций на основе анализа информации вживленного чипа решал, что конкретный человек почти исчерпал свой жизненный ресурс, то, мгновенно просуммировав все плохое и хорошее, что успел сделать человек за всю свою жизнь, выносился предварительный вердикт — достоин или недостоин этот человек второй жизни. Официально этот компьютер почтительно называли Главным — с большой буквы. Главный Компьютер ООН. Неофициально он получил прозвище Большой Бэби. Большой — за его размеры. Здание, где он размещался, ничем не уступало знаменитому стоэтажному прямоугольнику штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке. Ну а Бэби... — только дети могут быть столь безапелляционны и безжалостны в своих решениях.

Вердикт Главного Компьютера тут же отправлялся в Совет Развития ООН. Так что если древние египтяне представали перед своим главным богом со свитком папируса, на котором были начертаны их деяния, то современный человек представал перед своим главным богом — Советом Развития — со своим диском.

На Земле в двадцать втором веке насчитывалось двенадцать миллиардов человек, и, несмотря на большую продолжительность жизни, ежедневно умирало более трехсот тысяч. Поэтому Совет Развития в подавляющем большинстве случаев просто подмахивал то, что подсовывала ему электронная машина. Заминки случались лишь тогда, когда вердикт Большого Бэби для известных личностей был отрицателен. Только в этом случае члены Совета Развития пытались еще во что-то вникнуть. А так — все решала Машина.

Стивен Чейз по многочисленным фильмам, статьям, книгам хорошо знал технологию обретения второй жизни. Одновременно с сообщением счастливчику о благоприятном для него решении в Центр Обновления Человека направлялся заказ на выращивание клона этого человека. Генный материал для этого заготавливался еще раньше, одновременно с вживлением в него «надсмотрщика». Но если женщине для вынашивания ребенка требуется девять месяцев, то Главному Инкубатору Центра Обновления — всего три недели. И в день он может «родить» до десяти клонов. Затем клон перемещается в Инкубатор Доращивания, где за семь месяцев он достигает биологического возраста в двадцать один год. На все про все расходуется около двух килограммов «ускорителя жизни» — волшебного вещества баснословной стоимости, даже по меркам двадцать второго века. Попутно с доращиванием в мозг клона вгоняется информация с диска человека. Кое-какая мелочь отсеивается, пройдя «фильтры времени» Большого Бэби. Остается только то, что превысило определенный эмоциональный барьер. Старое, одряхлевшее тело и мозг усыпляют, параллельно записывая информацию о последних мгновениях в новый мозг. Связующим мостиком между первой и второй жизнью, своего рода ключом перехода, служит бессмертный монолог шекспировского Гамлета «Быть или не быть». К середине монолога старый мозг окончательно усыпляют, и новый человек заканчивает его розовым упругим языком.

Крупным государственным деятелям — президентам, премьер-министрам, высокопоставленным силовикам — дана была привилегия — в их рабочих кабинетах можно было включить специальный кодированный ультразвуковой сигнал, который воспринимался и записывался чипами людей, находящихся там. Когда информация с таким наложенным сигналом попадала в Главный Компьютер, она блокировалась и хотя запоминалась, но анализу не подвергалась. Эдакая модернизированная дипломатическая неприкосновенность. Королева вне подозрений.

Глаза президента США невольно обращаются к индикатору блокировки — современной индульгенции отпущения грехов. «А если русичи нас обойдут? Обойдут при моем президентстве? Опять эти русичи. Вечно они не дают спать спокойно президенту Соединенных Штатов Америки».

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Кремль. Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси.

За два с лишним года до описываемых событий.

2 апреля 2188 года. Четверг. 20.45 по местному времени.

Запоздалый холодный весенний ветер бушевал над древней столицей Объединенной Руси. С воем несся он вдоль пустынных московских улиц, словно ища жертву. Его мощные порывы хлестали невозмутимые стены домов, бились в лобовые стекла автомобилей, пытаясь достать укрывшихся в них людей. Но человечество давно уже научилось справляться с такими капризами погоды. В комфортабельных жилищах умная электроника поддерживала уютные двадцать три — двадцать четыре градуса. И поэтому, казалось, неугомонное дитя атмосферы бесновалось еще больше, одновременно жалуясь далеким и равнодушно-холодным звездам. Впрочем, нет. Несколько огромных красных звезд были и близки, и отнюдь не холодны. Звезды, не гаснувшие несколько веков, ставшие уже талисманом столицы, гордо сияли над Кремлем. Это был символ власти над одной шестой частью земного шара. Сама власть располагалась чуть ниже, в роскошных старинных кабинетах. Эти кабинеты видели много: казалось, воздух здесь еще вырывался предсмертным хрипом царевича Ивана, убитого своим отцом Иваном Грозным, или звучал веселыми голосами военачальников, победивших во Второй мировой войне. В этих кабинетах творилась История.

— Здравствуйте, Сергей Павлович. — Президент Объединенной Руси Владимир Сергеевич Орлов, невысокий, крепко сложенный, начинающий лысеть мужчина, встретил гостя у дверей своего кабинета.

— Здравствуйте, Владимир Сергеевич. — Пожилой, грузный человек с венчиком седых волос, окаймляющих обширную лысину, заведующий лабораторией общей физики Сергей Павлович Хохлов, пожал протянутую руку.

— Присаживайтесь. — Орлов жестом указал на диван. — Ну а теперь изложите суть дела, о котором вы отказались сообщить даже моему секретарю. Не доверились вы ни видеофону, ни записке на мое имя. Сказали только, что речь будет идти о гиперпространстве. Признаться, только ваш авторитет ученого заставил меня согласиться на встречу с вами. — Президент улыбнулся.

— Благодарю, Владимир Сергеевич, за эту встречу, которая состоялась вопреки принятым правилам. Но моя информация настолько важна, что я решил исключить любую возможность ее утечки.

— Сейчас вы говорите не как ученый, а как разведчик.

— Тоже достойная профессия.

— Начинайте, Сергей Павлович, времени у нас немного. Насколько я понимаю, речь будет идти о сложных физических явлениях? Поэтому просьба говорить проще. Я хоть и закончил МГУ, но отнюдь не физфак или мехмат. — Президент чуть виновато улыбнулся. — Мне необходимо понять суть, чтобы принять правильное решение.

— Постараюсь, Владимир Сергеевич. — Гость тоже улыбнулся. — Представьте себе футбольный мяч. Его объем — это наша трехмерная Вселенная. При создании теории гиперпространства предполагалось, что оно изотропно, как и обычное пространство, и коррелятивно по отношению к нему.

— Сергей Павлович, вернитесь, пожалуйста, к футбольному языку, а то я покажу вам желтую карточку. — Президент опять улыбнулся.

— Нет, нет. Я буду дисциплинированным игроком. — Мужчины рассмеялись, поняв друг друга, — в молодые годы будущий президент Объединенной Руси довольно успешно играл в футбол и даже одно время был нападающим в сборной России.

Промокнув лысину платком, Хохлов продолжил:

— Другими словами, предполагалось, что гиперпространство похоже на обычное пространство и, что принципиально важно, каждой точке обычного пространства соответствует строго определенная точка гиперпространства. Иными словами, если мы проткнем футбольный мяч в какой-нибудь точке и начнем двигаться внутри него строго через его центр, то окажемся на противоположной стороне мяча, точно напротив входа.

— А сейчас вы попытаетесь доказать мне, что это не так. — Лицо президента стало озабоченным.

— Понимаете, Владимир Сергеевич, я так настойчиво добивался встречи не для того, что бы посвящать вас в проблемы современной физики. Я глубоко убежден, что решение проблемы гиперпространства — это...

— Реальная возможность вновь обрести лидерство в стратегическом направлении — освоении космоса.

— Да, именно это я и хотел вам сказать.

Собеседники взволнованно переглянулись — они поняли друг друга. Ощущение того, что их страна должна играть более значительную роль в мире, чувство неудовлетворенности положением Руси, чуть утоленное в середине двадцатого века, все сильнее и сильнее пропитывали подсознание этого славянского этноса. Давно был преодолен духовный кризис конца двадцатого века, связанный с распадом некогда могучей империи СССР. В стране уже созрела и укоренилась национальная идея — стать первой и наиболее влиятельной силой, которая бы определяла развитие земной цивилизации.

Уже в конце двадцать первого столетия правительства Украины и Российской Конфедерации, включавшей в себя на то время Белоруссию и Казахстан, пришли к выводу, что для дальнейшего развития, для более эффективного противостояния экономической экспансии западноевропейских государств и Китая следует объединиться в единый Союз. Был проведен всенародный референдум, постановивший быть Российско-Украинскому Союзу (сокращенно РУС). От этой аббревиатуры до нового названия «Объединенная Русь», которое устраивало всех, было рукой подать. Через несколько лет кропотливой бумажной работы новое государство — Объединенная Русь — появилось на политической карте мира. Высшим органом управления стал Совет Президентов, состоящий из президентов России, Белоруссии, Казахстана и Украины. Председателем Президентского Совета, или Президентом Объединенной Руси, избирался один из четырех президентов в ходе всеобщих выборов. Два года назад Президентом Объединенной Руси был избран президент России Владимир Сергеевич Орлов.

Первым справился с собой президент:

— Поэтому, Сергей Павлович, спокойно излагайте ваши соображения, только, по возможности, футбольным языком. — Президент страны вновь улыбнулся.

— Так вот. То, что гиперпространство обладает абсолютно другими свойствами, чем обычное трехмерное пространство, я предположил после фиаско с первым международным гиперпространственным кораблем «Надежда». Как вы помните, окно перехода в гиперпространство для «Надежды» оказалось мало. И часть корабля осталась в обычном пространстве. Внешне это выглядело как мгновенное разрушение конструкции корабля. Размеры окна перехода, а следовательно, необходимый импульс гииерпространственного двигателя рассчитывается на основе уравнения перехода Солева—Хейнштейна. Тогда большинство физиков предположили, что причиной неудачи послужила недостаточная точность в вычислении некоторых коэффициентов в этом уравнении — так называемых коэффициентов тонких структур вакуума. Мощность импульса подняли на тридцать процентов, размеры окна увеличились, и следующий международный корабль «Гея» благополучно вошел в гиперпространство. А потом просто-напросто исчез. В предполагаемой точке выхода его так и не обнаружили. То же самое произошло и с нашим, и с американским кораблями. Каждый из нас успешно создавал окно перехода и исчезал. Это и заставило меня предположить, что созданная теория гиперпространства, мягко говоря, неверна.

Старинные напольные часы не спеша пробили девять раз.

— И вы создали новую теорию?

— Ну, не в полностью законченном виде, но она уже позволяет решить, вернее, сделать существенный прорыв в решении проблемы гиперпространства.

— И в чем же суть вашей теории?

— Я предположил, что гиперпространство по сравнению с обычным пространством имеет значительно меньшую корреляцию, то есть меньшую связь, чем предполагалось. То есть система уравнений, описывающая связь между пространством и гиперпространством, должна иметь множество решений. Тогда легко объясняется ненахождение гиперпространственных кораблей в заданных точках космоса. Они попросту появлялись не там. А искать объект двадцать третьей звездной величины по всему небосводу... Найти по сравнению с этим иголку в стоге сена — детская забава. Кроме того, чтобы объяснить расхождение в размерах окон перехода в теории и на практике, я ввел понятие относительного скольжения наших пространств. Я пока понятно объясняю?

— Продолжайте.

— Словом, я попытался составить систему уравнений, аналогичную системе уравнений Солева-Хейнштейна, но с учетом вышеприведенных высказываний.

— И вы ее составили.

— Составил.

— И какие выводы?

Грузный мужчина очередной раз промокнул свою лысину платком и начал осторожно:

— Владимир Сергеевич, я, естественно, могу ошибаться, но, по моим расчетам, существует только одна модель структуры гиперпространства, удовлетворяющая моим уравнениям. Это модель сложноупорядоченного вращающегося пространства с детерминированными информационными каналами.

— А вот теперь непонятно, — простодушно сказал президент.

— Если бы пространство внутри футбольного мяча представляло собой тело, пронизанное множеством тоннелей различной конфигурации и длины. К тому же это тело вращается по случайному, с точки зрения стороннего наблюдателя, закону. Поэтому, когда и наши, и американские корабли попадали в это тело, они «выныривали» обратно в различных точках, даже если бы входили в гиперпространство в одной и той же точке. Все определяется тоннелем, вход которого оказывался в данный момент времени «напротив» точки входа корабля. Гиперпространство-то вращается. И этим же вращением объясняется расхождение в величине окон перехода. Размеры окон мы вычисляли правильно. Но они-то движутся. Это все равно что с движущейся платформы прыгнуть в просвет между балками железнодорожного моста, не учитывая скорости платформы.

— Так. Ясно. А что значат ваши слова «тело вращается по случайному, с точки зрения стороннего наблюдателя, закону»?

— Видите ли, в решении моей системы уравнений появился «хвостик», представляющий собой так называемую неопределенность второго порядка Гейзенберга-Джонсона. Это означает, что для внешнего наблюдателя тело в гиперпространстве движется необъяснимо. Причины и следствия в гиперпространстве для внешнего наблюдателя не связаны между собой.

— Похоже на то, как человек совершает неожиданный поступок, необъяснимый с точки зрения других людей. Им абсолютно неизвестны причины, побудившие человека поступить именно так. Я правильно трактую ваши слова?

Хохлов удивленно взглянул на президента и после некоторой паузы произнес:

— Слишком правильно.

— То есть?

— Я не успел развить свою мысль. Вы меня опередили. На основании моих выкладок получается, что гиперпространство — это сложноупорядоченная структура, имеющая неопределенность второго порядка в макромасштабах, я бы даже сказал — в мегамасштабах. Следовательно, у него должен быть очень сложный, неоднозначный алгоритм поведения в ответ на различные входные возмущения. Пока науке известна лишь одна подобная макроструктура, правда значительно меньших размеров.

— Какая?

— Биологическая.

— Вы хотите сказать, что гиперпространство — живое существо?

— Учитывая его размеры и сложность, я думаю, правильнее сказать — разумное существо.

— Высший Разум?

— Да, — коротко и тихо прозвучало в кремлевском кабинете.

— То есть это Бог? — задал вопрос президент Объединенной Руси.

— Все зависит от того, что вы подразумеваете под этим словом, — последовал ответ.

— Бог — это Тот, Кто создал все. Всю Вселенную.

— Тогда это Бог.

— Получается, что вы Его вычислили?

— Не совсем так. Как вы знаете, десять лет назад в докладе от имени Клуба «Ведущих ученых планеты» была доказана необходимость Управляющего Фактора для образования и устойчивого существования нашего мира. Иными словами, доказана необходимость существования Высшего Разума.

— Я читал этот доклад. И вы, насколько я помню, состоите в этом Клубе?

— Имею честь.

— Значит, десять лет назад вы совместно с другими учеными доказали существование Бога, а теперь и вычислили Его местонахождение. Вычислили Его «прописку».

— Ну, это смело сказано...

— Сергей Павлович, я не собираюсь проверять вашу скромность. Я хочу понять, что вы на самом деле открыли и насколько вы сами убеждены в этом. Поэтому спрашиваю вас еще раз. Вы утверждаете, что гиперпространство — это физическая сущность Бога?

— Да, Владимир Сергеевич. Я в этом убежден.

В кремлевском кабинете надолго повисла тишина, нарушаемая лишь размеренными ударами часов, озвучивающими ускользающий бег времени.

— Теперь понятны слова Библии, что Бог вездесущ, — наконец произнес глава государства.

— Любая точка пространства имеет множество своих отображений в гиперпространстве.

— Следовательно, если гиперпространство — это Бог, то, посылая туда свои корабли, мы зондировали Бога? — Президент откинулся на спинку кресла.

— Выходит так.

— И вы пришли ко мне, чтобы предостеречь от дальнейших шагов в этом направлении?

— Наоборот.

— Не понял.

— Бог, или, скажем так, гиперпространство, пока никак не выказывал своего неудовольствия нашим зондированием.

— Может, Он слишком терпелив? — Президент чуть дрогнувшими уголками губ обозначил свою улыбку.

— Конечно, может быть и так. Но тогда, я думаю, Он потерпит еще.

— Бог всемилостив?

— Да. Но, я думаю, дело в другом. Если проанализировать историю, то можно заметить, что, как только человечество достигает очередной ступени своего развития, Бог корректирует, направляет дальнейший ход цивилизации. Вернее, задает правила игры на новом уровне.

— Как задает?

— Христос, Магомет, Будда. Список Задающих Правила уже довольно велик. Мы прошли уже большую часть своего пути, на котором я бы выделил шесть уровней.

— Шесть уровней?

— Первый уровень — каменный век. Второй — бронзовый. Третий — железный. Четвертый — век промышленной революции. Человечество овладело электричеством, изобрело пароходы, паровозы, сумело подняться в воздух, завело себе любимца — автомобиль. Пятый уровень — атомно-компьютерный. Люди овладели энергией атомного ядра и обзавелись еще одним любимцем — компьютером. Шестой уровень — это наш — генетический. Мы можем из неживого создавать живое, научились создавать человека, в конце концов.

— А седьмой — это божественный уровень?

— Возможно. — Академик пожал плечами. — Но если под словом «божественный» понимать «райский», то я не уверен. Манну небесную человечество еще долго не будет получать... Я боюсь, что оно никогда ее не получит, — после паузы добавил Хохлов. — Хотя есть люди, считающие, что Бог создал человека, чтобы скрасить Свое существование. Что-то вроде домашнего любимца, о котором пекутся лишь оттого, что он ласковый и нежный.

— А вы как считаете?

— Вот слетаем к Нему, может быть, и узнаем. И я думаю, что каждый новый уровень будет сложнее предыдущего.

— Это уж точно, — согласился президент. — Если он так со скрипом начинается, то что будет дальше?

— А он и не начался, Владимир Сергеевич. Это еще так — прелюдия.

— И что же человечество должно еще совершить, чтобы открылся новый уровень?

— Послать в гиперпространство корабль с разумным существом на борту.

— То есть с человеком?

— Конечно. — Хохлов уверенно подтвердил сказанное. — Это будет сигнал, что мы созрели для нового уровня.

— А если корабль с человеком, как и беспилотные корабли, заблудится в гиперпространстве?

— Надо послать не простого человека. Надо послать любимца. Любимца Бога.

Глава 2

ЛЮБИМЕЦ БОГА

Брось везунчика в воду, и он выплывет с рыбой в зубах.

Юлиан Тувим

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

13 апреля 2190 года. Вторник. 10.12 по СЕВ.

— Здравствуйте, Семен Петрович.

— Здравствуйте, господин директор Службы безопасности.

«Специально выбрал такой ракурс видеокамеры, чтобы еще раз подчеркнуть свое положение». Начальник лунной базы «Восток» Богомазов с некоторой тревогой смотрел на экран монитора. А как тут не тревожиться, если его экстренно вызвал на связь сам Кедрин, директор Службы безопасности?

На экране величественно раскинулся огромный, если мерить лунными мерками, кабинет. Кедрин сидел за своим массивным, старинной работы, столом.

— У меня для вас, Семен Петрович, неприятное известие. — Кедрин сделал паузу и чуть улыбнулся: — К вам едет ревизор. Если точнее — летит.

— Спасибо за предупреждение. — Богомазов облизнул пересохшие губы.

— Ну, благодарить меня не стоит. Ревизор-то американец, поэтому я сам кровно заинтересован, чтобы все у вас прошло тип-топ.

Секундная пауза, требующаяся для преодоления радиоволнами трехсот восьмидесяти тысяч километров между Луной и Землей, создавала иллюзию, что собеседники ведут разговор, тщательно подбирая слова.

— Американец? — Начальник базы удивленно поднял брови. — Моя же база для их спутников как на ладони. Блоки накачки отсутствуют. Или они думают, что боевые лазеры мы сможем запитать нашей дохлой электростанцией?

— А может, они думают, что коварные русичи изобрели что-то принципиально новое и только выжидают удобного случая, чтобы воткнуть топор войны в спину миролюбивым янки? — Кедрин вновь чуть заметно улыбнулся.

— Господин директор, это связано с гиперпространственным двигателем? — интуитивно угадал Богомазов.

— Семен Петрович, у меня есть веские причины предполагать, что с вашей базы идет утечка информации.

— Я могу узнать эти причины?

— Причина одна. Одиннадцатого к вам прибывает гиперпространственный двигатель, а двенадцатого Госдеп США официально ставит нас в известность о предстоящей инспекции вашей базы.

— Может, совпадение? — Как и любой нормальный руководитель, Богомазов попытался защитить своих подчиненных.

— Вашу базу не проверяли пять лет. Вы сами только что назвали причины, по которым она не интересна американцам. Нет, Семен Петрович, я не верю в такие совпадения.

— Пять лет назад базу также инспектировали из-за гиперпространственного корабля.

— Тогда мы и не скрывали, что готовим свой беспилотный вариант. А в этот раз информация о нашем новом проекте была тщательно засекречена. И почти два года, пока собирались отдельные элементы корабля, американцы об этом не знали. Но стоило гиперпространственному двигателю очутиться на вашей базе, и американцы тут же направили к вам инспекцию.

— Но еще раньше сюда прибыл жилой отсек корабля. И американцы ничего.

— Значит, кто-то раньше не знал, что жилой отсек относится к новому кораблю, — после некоторой паузы произнес Кедрин.

Богомазов на этот раз ничего не возразил. Доказательств, что не с его базы ушла информация к американцам, у него не было. Да и уверенности тоже. А спорить без веских аргументов с директором Службы безопасности — себе дороже. У него рабочий стол больше, чем у начальника лунной базы кабинет.

— Как я понимаю, спрятать гиперпространственный движок от американцев у вас не получится?

— Так точно. Даже если бы у меня был какой-нибудь подвал, то все равно — движок элементарно вычисляется электромагнитным датчиком.

— А экранировать?

— Нечем, да и времени, наверное, уже нет. Когда прилетает инспекция?

— Пятнадцатого, послезавтра, в десять утра по среднеевропейскому времени. Председатель инспекции — лунный атташе американцев Джордж Питсроу.

— Питсроу не Питсроу, а движок они увидят. Никуда не денешься, — констатировал Богомазов.

— Семен Петрович, в общем-то, не в двигателе дело. Необходимо скрыть, что жилой отсек будет стыковаться с этим гиперпространственным двигателем.

— Это легко. Мы кой-какие приготовления для их сборки сделали, но до пятнадцатого все можно вернуть в исходное состояние.

— Вот и отлично. Главное, Семен Петрович, чтобы американцы не узнали, что мы хотим послать в гипер человека. Ясно?

— Ясно, — коротко ответил Богомазов.

— Ну, а я приму все меры, чтобы вычислить «крота».

«Неужели у меня завелся "крот"?» — глядя на потухший экран видеофона, думал начальник лунной базы.

И, уже нажимая кнопку общего сбора всех ведущих специалистов базы для постановки задачи на сегодняшнюю ночь, он неожиданно подумал: «А все же, кто прыгнет в гиперпространство? Сдается мне, что это не совсем обычный человек. Можно сказать — совсем необычный».

Почему он так решил, Богомазов не знал. Вот почувствовал и все. Интуиция. А интуиции начальник лунной базы доверял. И пока она еще ни разу его не подводила.

Объединенная Русь. Украина, река Припять.

Район г. Славутича, Киевской обл.

За пятнадцать лет до описываемых событий.

20 мая 2175 года. Воскресенье.

12.10 по местному времени.

Солнце, казалось, было намертво приколочено к блекло-голубому, выцветшему небу. Под его давящими лучами замерла вся жизнь. На зеленом лугу не шелохнется ни один стебелек. Ни одна птица не чертит голубой холст неба. Серая ящерица, распластавшись на обжигающей земле, застыла в настороженном оцепенении. Лишь горячий воздух неслышно струится от земли вверх. Но вот, почувствовав чье-то приближение, ящерица юркнула под раскаленный солнцем камень. По проселочной дороге медленно двигалась группа четырнадцатилетних ребят. Впереди них шел высокий, подтянутый мужчина лет пятидесяти с абсолютно седой головой.

— Опять этот забег «Победителя». В других школах сдал экзамены и гуляй все лето до сентября. А у нас нет. Директор еще забег придумал. — Невысокий плотный паренек с оттопыренными ушами шепотом возмущался, обращаясь к двум другим, идущим рядом. — И пилить к старту черт-те сколько от дороги. Как будто нельзя сюда на электроциклах доехать..

— А мне нравится, — возразил тоже невысокий, но худощавый паренек. — Победил — и на последнем звонке танцуешь с любой девчонкой на выбор. А в следующем году сразу сто баллов в твой призовой фонд. А они на вступительных экзаменах лишними не будут. Правильно я говорю, Серый? — Он обратился к третьему попутчику, шагавшему рядом.

Высокий, с выгоревшими на солнце кудрями парень равнодушно пожал плечами.

— А ему все равно, — хмыкнул крепыш. — Ему мать все равно не разрешит танцевать с девчонками. Потому как это грех. А поступить в вуз ему Бог поможет. А, Серый?

Кучерявый паренек спокойным взглядом окинул крепыша.

— Я хочу бежать. Потому что это воспитывает дух. Баллы тоже пригодятся. А с девчонками танцевать не грех. Грех... — паренек запнулся, — грех думать о них нескромно.

— О, насчет баллов, это что-то новенькое у тебя, — не унимался крепыш. — Правильно. На Аллаха надейся, а ишака привязывай. — Он начал было смеяться, но вовремя спохватился, зажав рот рукой. Затем испуганно посмотрел на шагавшего впереди мужчину. Тот, очевидно, ничего не слышал.

Наконец группа ребят вышла к крутому берегу реки.

— Стой! — подал команду мужчина. — В одну шеренгу становись!

Ребята быстро — сразу видно, что часто тренировались, — выстроились в одну шеренгу.

— По порядку номеров рассчитайсь! — Тут же последовала новая команда.

— Первый!

— Второй!

— Третий!

— Двадцать пятый! — последним громко выкрикнул тот самый невысокий худощавый паренек.

И тут же, сделав шаг вперед, добавил:

— Расчет окончен! Седьмой «А» класс в количестве двадцати пяти человек к забегу «Победитель» готов!

Он сделал шаг назад.

— Итак, ребята, — седой мужчина, привычно заложив руки за спину, пошел неспешным шагом вдоль шеренги, — сегодня вы примете участие в очередном забеге «Победитель». Я тут слышал отдельные недовольные высказывания. — Мужчина остановился и еще раз окинул взглядом замерших ребят. — Наша цивилизация очень гуманна по отношению к отдельному человеку. Мы это можем себе позволить — быть гуманными. Мы можем позволить себе содержать до тридцати процентов взрослых мужиков и женщин, которые ничего не делают. Мы это можем позволить благодаря нашим предкам, которые были и жестокими, и далеко не гуманными. Но они построили цивилизацию. Великую цивилизацию. А сейчас с нас могут содрать майку лидера вместе с кожей. События последних двух веков, а особенно нашего, — яркое тому подтверждение. Уже давно нет Израиля — утонул в арабском море. Нет Греции — поглощена турками. В средиземноморских европейских странах большинство населения уже не белые. В итоге во Франции президент-мусульманин. А наш Дальний Восток? Вы все смотрите телевизор и читаете газеты. Беспрерывные столкновения с китайцами. Во многих малых городах мэр — китаец. Ребята, поверьте, на долю именно вашего поколения может выпасть историческая миссия — или отстоять нашу, белую цивилизацию, или окончательно проиграть. Интеллекта нам хватает. Нам не хватает воли к победе. За столетия сытой жизни мы размякли и изнежились. Если мы хотим выжить, мы должны вновь научиться быть сильными, волевыми и даже жестокими для достижения своих целей. И научиться переносить тяготы и лишения. Увы, без этого мы не обойдемся. И я хочу, чтобы этот забег, трудный забег, послужил толчком к осмыслению жизни. И столь высокие баллы победителю должны вам внушить, что в дальнейшем вновь будут в цене целеустремленность, твердость характера, выносливость. Вот, пожалуй, и все. Теперь вкратце некоторые технические детали. Вы должны прыгнуть вниз с этого крутого берега и переплыть реку. Ее ширина в этом месте триста пятьдесят метров. На другом берегу, в семи километрах от реки, если двигаться вон по той тропинке, видите, — мужчина рукой указал на противоположный берег, где еле заметным разрежением травы угадывалась тропка, — растет дуб. Вы должны добежать до этого дуба. На его ветвях привязаны ровно двадцать пять оранжевых ленточек. Каждый срывает ленту и возвращается назад. Как только вы передаете мне в руки ленточку, вы переходите в следующий класс. Вопросы?

Шеренга молчала. Наконец один шагнул вперед:

— А бежать в чем, Сергей Николаевич? Бежать придется по полю. Босиком нельзя — ноги собьем. Не плыть же в обуви?

— Каждый эту проблему решает, как хочет. Можете плыть в обуви, можете ее сбросить; можете плыть и держать обувь в руке. Еще вопросы?

Шеренга окончательно застыла.

— Что ж, если вопросов больше нет, — директор школы сделал паузу, а затем неожиданно обыденным тоном добавил: — Тогда побежали.

Несколько секунд все стояли неподвижно. Затем строй мгновенно сломался, и группа рванула к реке. С высокого обрыва в мягкий песок все прыгнули почти одновременно. Двадцать пять бурунов устремились к другому берегу. Еще не успевшая нагреться после зимы вода обжигала тело. Первым на берег выскочил крепыш с оттопыренными ушами. На ходу стаскивая мокрую футболку, он помчался по пунктиру тропинки. Следом бросились остальные. Воздух жадно вбрасывался в легкие, словно в топку, чтобы через секунду быть выброшенным назад. Высокая трава секла ноги, мешая бежать. Через пару километров ребята выстроились в рваную линию. Впереди мчался все тот же крепыш, тяжело впечатывая подошвы мокрых кроссовок в землю. За ним, отстав метров на тридцать, легко бежал Сергей, который не позволял себе думать о девчонках нескромно. Невысокий худощавый паренек, споривший с лопоухим крепышом, бежал шестым. Вот показался и дуб. С его нижних веток, словно фантастические сосульки, свисали оранжевые ленты. Подбежав к дереву, крепыш, чуть подпрыгнув, схватил руками одну из них и рванул вниз. Материя не выдержала и лопнула. Зажав обрывок ленты в руке, парень бросился назад. Практически сразу за ним в воздух взвился легкий Сергей. Рывок руками, треск материи, и второй мальчик устремился обратно к реке. Худощавый паренек к дубу подбежал уже четвертым. Легко сорвав свою оранжевую ленту, он бросился вдогонку за первой тройкой.

Обратные семь километров внесли значительные коррективы в тройку лидеров. Сергей обогнал крепыша и первым нырнул в реку. Тяжелым пушечным ядром бухнулся в реку второй. Бежавший четвертым парень сумел обойти ближайшего бегуна и практически бесшумно нырнул в реку третьим.

Второй заплыв на триста пятьдесят метров дался значительно труднее первого. Крепыш вновь обошел Сергея и первым, пошатываясь, выбрался на берег. Впереди, в двадцати шагах, вздымался неприступной стеной берег, усеянный, как оспинами, гнездами береговых ласточек. Метрах в ста ниже по течению к воде спускалась тропинка, больше похожая на слаломный спуск. Но другого пути наверх не было. Четырнадцатилетний мужчина тяжелой трусцой направился к ней. Позади, в пяти шагах, бежал Сергей. Когда на берег выбрался худощавый парнишка, двойка лидеров уже подбегала к заветному пути наверх. Парень сделал шаг в их сторону, затем, сбросив набухшие от воды кроссовки, неожиданно устремился прямо на крутой откос. Голые ноги, глубоко проваливаясь в рыхлый песок, отчаянно толкали бегуна вверх, по крутому склону. Рывок, еще один — дальше откос переходил в откровенную вертикаль. Глаза мальчишки в отчаянии заметались по сторонам. Крепыш и Сергей, практически сравнявшись, уже поднялись до середины тропы. Еще пара ребят выскочили из воды и устремились к заветной тропинке. В пяти шагах от худощавого паренька из гнезда вылетела птица и закружила над ним, издавая тревожные крики. Невольно глаза мальчишки сосредоточились на том месте, откуда она появилась. Там вода от недавнего дождя, сбегая вниз, вымыла небольшую расщелину. Повинуясь безотчетному импульсу, паренек устремился к ней. Небольшая мальчишечья ступня с трудом уместилась в вымоине. Но песок под другой ногой не выдержал и стал медленно оседать. Мгновение, другое, и это неспешное сползание превратится в стремительное падение вниз. Паренек промычал что-то нечленораздельное. Еще сильнее загалдели над головой птицы. Мышцы живота судорожно сжались, стремясь остановить неизбежное падение. Левая нога засучила по стенке, сметая песчаные неровности, пытаясь найти надежную точку опоры. Мальчишечьи кулачки намертво сжали пучки травы. Та затрещала, не в силах выдержать тяжести тела. Неожиданно левая нога нащупала точку опоры — гнездо береговой ласточки. Толчок, и вот уже мальчишка перекатился через край. Обессиленный, оглушенный птичьими криками, он, словно волчонок, сжимая в зубах ленточку, встал на четвереньки и огляделся. Сергей, преодолев обрыв, устремился к учителю. За ним, сопя, топотал раскрасневшийся лопоухий крепыш. Седой мужчина, прищурившись, с интересом смотрел на стоящего на четвереньках пацана, в десяти шагах от него. Тот снова, что-то промычав, спотыкаясь, помогая себе руками, ничего не видя перед собой, устремился к нему. Голова с маху налетела на что-то твердое, и паренек с силой боднул препятствие. Оно не поддалось. Упав на колени, парень посмотрел вверх. Перед ним стоял учитель. Висевшее над его головой солнце слепило глаза. Сбоку уже набегал Сергей, вытягивая вперед руку с зажатой лентой. Твердая мужская рука протянулась к лицу парня. Больно, раздирая в кровь губы, что-то ударило ему по зубам — с силой выдернутая изо рта лента взвилась вверх.

Ласточки долго еще не могли успокоиться, носясь в воздухе и возбужденно галдя. На желтом песке обреченно белели два крошечных птичьих яйца, выпавших из обрушенного мальчишечьей ногой гнезда.

— Ма, но это же нечестно. — Сергей расстроенно смотрел на мать, сидевшую за компьютером. — Я должен был выиграть этот забег. Я должен был стать победителем. Борьке просто повезло. Мы же сколько раз были на том берегу. На обрыв нельзя залезть. Только по тропинке. А тут прошел этот дождь, и он умудрился заметить эту вымоину. Да если б не ласточка, он бы в жизни ее не заметил. Он мне сам потом об этом сказал. — Выпалив все это, мальчишка отвернулся.

Женщина встала из-за стола и обняла сына:

— Не расстраивайся, Сереженька. Ты же знаешь, на все воля Божья. Значит, так было угодно Ему. Угодно, чтобы выиграл Борис.

— Почему угодно? — Сергей резко высвободился из объятий матери и теперь смотрел на нее полными слез глазами. — Он даже Ему не молится и в церковь не ходит.

— Бог не должен перед нами отчитываться. Это мы должны, — несколько сурово произнесла мать. Затем, смягчившись, вновь обняла сына и добавила: — Может, Он испытывает тебя, испытывает твою любовь к Нему. Ничего, сыночек, ты у меня хороший. Будешь Ему верно служить, и Бог тебя заметит. Обязательно заметит.

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Малый зал совещаний Президента.

За два с лишним года до описываемых событий.

6 апреля 2188 года. Понедельник.

11.18 по местному времени.

Весеннее солнце ярко заливало зал, словно пыталось своими лучами дотронуться до раскинувшегося за окнами великолепия. Отделанные дорогими тканями, ценными породами дерева и полудрагоценными камнями стены, огромная хрустальная люстра, свисающая с искусно расписанного потолка, зеркального блеска паркет.

Но, несомненно, главной достопримечательностью был стол — огромный, массивный, уверенно захвативший более половины площади зала. При его виде на ум сразу приходило одно слово: «державный». Он был как бы материальным воплощением термина «большая политика».

— Присаживайтесь, господа. — Владимир Сергеевич Орлов, Президент Объединенной Руси, жестом указал вошедшим шести мужчинам на кресла, стоявшие вокруг державного стола.

Очередной раунд большой политики начался. Дождавшись, когда гости расселись и стих неизбежный легкий шум, президент продолжил:

— А теперь, господа, попрошу приготовить ваши ноутбуки к работе и подключить их к моему компьютеру. Пароль входа — слово «сигнал».

Невидимые электромагнитные лучи из шести ноутбуков скрестились на компьютере президента. Информация, закодированная в их колебаниях, была тут же проанализирована. Электронный мозг вынес вердикт «Свои» и открыл электронные «ворота» — на мониторах членов Совета безопасности Объединенной Руси на фоне Герба Объединенной Руси высветилось: «Код введен правильно. Доступ к персональному компьютеру Президента получен».

Орлов легким касанием указательного пальца ткнул еще одну клавишу на своей клавиатуре.

— Прошу ознакомиться с этим документом.

На шести мониторах тотчас появилось изображение документа, сверху которого красными буквами было выведено: «Личный архив Президента Объединенной Руси». А в верхнем правом углу монитора замигала таким же красным цветом надпись: «Копирование запрещено!»

Шесть пар глаз напряженно заскользили по тексту.

Через десять минут президент продолжил:

— Это стенограмма моего вчерашнего разговора с академиком Хохловым. Для начала попрошу откровенно высказаться по содержанию этой беседы. Начнем по часовой стрелке. Начинайте, Павел Иванович.

Вице-президент Объединенной Руси, он же премьер-министр, Павел Иванович Короленко, еще раз скользнув глазами по тексту и откашлявшись, медленно, с паузами заговорил:

— Насчет правильности или неправильности соображений Сергея Павловича Хохлова... Я не физик, поэтому я полностью доверяю его выводам. Вы, Владимир Сергеевич, как я понимаю, ожидаете от меня соображений по поводу того, какие перспективы несет нам это открытие. — Взглянув на президента и получив утвердительный кивок головой, вице-президент продолжил: — Перспективы же открываются, я не побоюсь этого слова, громадные. Назову навскидку. Быстрая и дешевая транспортировка водорода с Юпитера. А в условиях уже практически нулевых запасов нефти мы тут же получаем стратегическое преимущество. К тому же термоядерные электростанции станут в несколько раз рентабельней. Дальше развивать мысль по этому направлению не буду — и так все понятно. Это первое. Второе. Реальная перспектива освоения нами — я подчеркиваю, нами — дальнего космоса. А по нью-йоркской Конвенции стране, открывшей любой неизвестный ранее объект и построившей на его поверхности базу, принадлежит половина его территории. Имея надежное гиперпространственное сообщение, мы, как Англия, бывшая в семнадцатом — девятнадцатом столетиях владычицей морей, станем владычицей дальнего космоса. Ну, и очевидно, что это открытие, как хороший локомотив, потянет за собой тяжеловесный состав новых открытий в фундаментальной физике. Пока, пожалуй, все.

— Спасибо, Павел Иванович. Прошу вас, Игорь Петрович. — Орлов привычно исполнял роль председательствующего.

Министр обороны Игорь Петрович Круглов снял свои массивные очки в строгой черной оправе и, положив их рядом с ноутбуком, заговорил с легкой хрипотцой:

— Я, как и Павел Иванович, благоразумно воздержусь от анализа выводов академика Хохлова — не мой уровень. А насчет перспектив этого открытия скажу только одно — при его реализации, я думаю, китайцы наконец согласятся с тем, что Забайкалье — это исконно российские земли, и хотя сейчас там китайцы численно преобладают, ни о какой автономии этого края речь идти не может. И великий Китай пусть остается великим до Амура. У меня все. — С этими словами министр обороны вновь надел свои массивные очки.

Легкий шум в зале наглядно демонстрировал, что слова министра обороны пришлись по душе всем. Могучий юго-восточный сосед, казалось, мертвой хваткой десятков миллионов своих щуплых, невысоких, но хитрых и упорных подданных вцепился в Забайкалье. В старинных кремлевских кабинетах уже отчетливо слышали еще далекий, но грозный шум, похожий на полет полчищ саранчи, — многомиллиардный Китай давил на Русь. Давил дешевыми товарами, неприхотливой рабочей силой, давил улыбчивыми, почтительными дипломатами и многомиллионной вымуштрованной армией. Под этим натиском православные храмы на Дальнем Востоке превращались в буддийские, а привычную глазу кириллицу вытесняли китайские иероглифы. Дальневосточная проблема постепенно сплелась в гордиев узел, который, как известно, развязывается только одним способом...

— Спасибо, Игорь Петрович. Теперь вы, Вениамин Олегович.

Высокий, респектабельный, чуть полноватый министр внутренних дел Бакатин неторопливо проговорил:

— Мне трудно судить, впрочем как и всем присутствующим в зале, о правильности выводов академика. Если они верны, то перспективы, открывающиеся перед нами, уже обрисовали выступавшие до меня. Но опять же, если они верны. Поэтому, на мой взгляд, необходима тщательная экспертиза выводов многоуважаемого академика Хохлова нашими ведущими институтами в этой области.

— Правильно, совершенно правильно. — Сухонький, подвижный министр стратегических исследований Олег Павлович Крутиков, не дожидаясь, когда ему предоставит слово президент, с ходу пустился в карьер. — Выводы академика Хохлова необходимо проверить. Я нисколько не подвергаю сомнению его научный авторитет, но без серьезного, глубокого анализа его соображений идти в этом направлении и вкладывать большие материальные средства — по крайней мере неосторожно.

— А проводить серьезный и глубокий анализ вы, конечно, будете в Институте теоретической физики? — Премьер-министр даже не пытался скрыть иронии.

— В этой области это самое авторитетное научное учреждение.

— Особенно когда оттуда был изгнан академик Хохлов, — второе лицо в государстве продолжало наседать на министра стратегических исследований.

У последнего на худом, аскетичном лице стали проступать красные пятна:

— Я понимаю, о чем вы... Но на увольнении академика из Института теоретической физики настаивал не только его директор, но и большинство коллектива.

— Насчет директора вы правы. Хохлов постоянно критиковал Солева за мелкотемье, неумение сориентировать институт на решение узловых проблем. А насчет коллектива... — Вице-президент сделал паузу.

— Насчет коллектива разрешите сказать мне, — вступил в разговор плотный, коренастый, свободно откинувшийся на спинку кресла тридцатипятилетний человек с ежиком абсолютно седых волос.

— Прошу, Вадим Александрович.

— По роду занимаемой должности я обязан знать все. — Директор Службы безопасности Вадим Александрович Кедрин чуть улыбнулся и посмотрел на президента. Тот улыбнулся в ответ. — Поэтому я могу внести полную ясность в историю волеизъявления славного коллектива Института теоретической физики. Ценя свое и ваше время, уважаемые господа, скажу коротко. На коллектив было оказано давление. Добавлю — изощренное давление. Мне приводить факты, Олег Павлович?

— Не стоит, — после паузы наконец выдавил из себя министр стратегических исследований, не рискнув состязаться с директором СБ.

— Но личные симпатии и антипатии, а также исследование грязи в человеческих отношениях — слишком мелко для нашего совещания, — продолжил директор Службы безопасности. — Насколько я понял, полезность и важность открытия академика Хохлова ни у кого не вызывает сомнения, кроме Олега Павловича. Сомнение — вещь полезная. Я сам часто сомневаюсь. Конечно, можно, как настаивает Олег Павлович, провести экспертизу открытия Хохлова. Но вот сможет ли ее провести Институт теоретической физики? Теперь сомневаюсь я.

Президент выжидающе посмотрел на Крутикова. Тот сосредоточился на экране своего ноутбука.

— Вадим Александрович, что вы имеете в виду? — Орлов перевел взгляд на своего главного шпиона. — В словах Олега Павловича есть смысл. Доверяться выводам одного человека в столь важном вопросе... — Президент паузой приглашал Кедрина аргументировать свои слова.

— Насколько я знаю, последней каплей, из-за чего ушел академик Хохлов из института, явились его разногласия с академиком Солевым по принципиальной схеме гиперпространственного двигателя.

— И Солев оказался прав! — Цвет лица Крутикова возвращался к обычному. — Американцы пошли по такому же точно пути. Недаром везде этот двигатель называют двигателем Солева-Хейнштейна.

— А вот китайцы пошли своим путем, — спокойно выслушав реплику министра стратегических исследований, продолжил Кедрин.

— Что? — Президент всем корпусом резко подался вперед. — У Китая же нет гиперевика.

— Не было, — спокойно уточнил директор Службы безопасности. — Сегодня, час назад, они успешно провели наземные испытания своего гиперпространственного двигателя.

— Когда вы узнали об этом? — Президент, не меняя своей напряженной позы, смотрел на Кедрина.

— О том, что в Китае ведутся исследования по созданию гиперпространственного двигателя, мой предшественник докладывал вашему предшественнику еще пять лет назад. Но мы считали, что китайцы разрабатывают такую же схему двигателя, как мы и американцы. И следовательно, им еще идти по этому пути года два.

— Что же помогло им так ускориться? Произошла утечка информации по двигателю? От нас или американцев?

— Информацию о том, что китайцы уже на пороге автономных испытаний, я получил десять дней назад.

— Почему же не доложили?

— Перепроверял. Слишком невероятной мне показалась эта информация. Задействовал все возможные агентурные и технические каналы.

— И что же выяснили?

— Выяснил, что такое ускорение работ китайцев не связано с какими-либо утечками информации ни от нас, ни от американцев.

— Уверены?

— Да, господин президент, — твердо ответил директор Службы безопасности. — Наша информация им попросту не нужна. Они разработали принципиально новую схему гиперпространственного двигателя, которая требует решения значительно меньшего количества чисто технических проблем. В частности, для этой схемы не требуется разработка материала, имеющего сверхпроводимость при тысяче градусов Цельсия. А только на его разработку мы потратили почти два года.

— И что же это за схема?

— Это схема, которую еще восемь лет назад предлагал академик Хохлов и которая Институтом теоретической физики была признана бесперспективной. А наша Служба тогда поверила выводам этого института, и когда мы узнали, что китайцы начали разработку своего гипердвигателя, то подумали, что они идут тем же путем, которым шли мы. И потому плотно не держали руку на их пульсе, а могли бы. Сейчас-то мы все выяснили за неделю. Поэтому я и сомневаюсь в возможностях Института теоретической физики провести объективную экспертизу открытия Хохлова.

В зале заседаний повисла тишина.

— Сергей Петрович, — президент посмотрел на министра иностранных дел, — только вы еще не высказались.

— Ко всему сказанному я хочу только добавить, что научный авторитет академика Хохлова в мировом сообществе весьма высок. — Министр иностранных дел Сергей Петрович Панин говорил бесстрастно, упершись взглядом в экран своего ноутбука.

— А его авторитет никто и не подвергает сомнению, Сергей Петрович. — Не дождавшись, когда закончит Панин, Олег Павлович Крутиков бросился вновь отстаивать свою точку зрения. — Я только говорю, что необходима квалифицированная научная экспертиза его выводов.

Не меняя тона и все так же спокойно глядя в экран, министр иностранных дел продолжал:

— Мой хороший друг, президент Французской академии наук, месье Франсуа Виньон, физик по образованию, недавно в частной беседе сказал, что после того, как Хохлов ушел из Института теоретической физики, посещать сайт этого института ему стало неинтересно.

— Ну и пусть не посещает!

— Мне больше добавить нечего, господин президент. — Панин, наконец оторвавшись от экрана, посмотрел на Орлова, никак не реагируя на последнюю реплику министра стратегических исследований.

И вновь в зале совещаний повисла тишина.

— Так какое же решение мы примем? — наконец прервал ее глава государства.

— А что тут решать? — Министр обороны, зажав в кулаке, словно кастет, свои массивные очки, обвел взглядом всех присутствующих. — Я предлагаю немедленно начать работы по реализации предложений академика Хохлова.

— В реализацию входит разработка гиперпространственного двигателя по схеме Хохлова? — уточнил Кедрин.

— Нет, — тут же отреагировал президент. — Мы должны делать все быстро. И в данном случае мы вполне можем обойтись двигателем Солева-Хейнштейна. Двигатель по схеме Хохлова мы разрабатывать тоже будем, но параллельно. Пилотируемый корабль мы сделаем под уже отлаженный движок. Вам, Олег Павлович, даю два месяца на проработку общей конструкции будущего корабля. В первую очередь меня интересует, во сколько это обойдется. Вам хватит времени, Олег Павлович? — Президент вопросительно посмотрел на министра стратегических исследований.

Тот, раздавленный последней информацией директора Службы безопасности, лишь слабо кивнул головой.

— Отлично. А вам, Вадим Александрович, отводится такой же срок на поиск любимцев Бога. — Теперь президент вопросительно посмотрел на Кедрина.

Директор Службы безопасности молчал, сосредоточенно о чем-то размышляя.

— Отлично, — еще раз произнес Орлов. — После получения от вас предварительных результатов я выношу этот вопрос на Совет Президентов. — Он сделал паузу. — И последнее, что я хотел сказать, прежде чем закрою это совещание, — Президент обвел взглядом всех присутствующих и вновь заговорил, тщательно подбирая слова. — Если верны предположения академика Хохлова насчет разумности гиперпространства и насчет того, что это и есть вместилище Высшего Разума и наш, я подчеркиваю, наш представитель первый туда заглянет, то станет понятным представление наших предков об особенном пути Руси. И если, как говорится, как корабль назовешь, так он и поплывет, то я предлагаю будущий гиперпространственный корабль назвать «Прорыв», а сам проект... — президент на мгновение задумался, — а проект назвать «Пора». Пора человечеству подниматься на новый уровень. Пора Руси выполнять свою историческую роль. Пора ей становиться мировым лидером, в конце концов. Возражений нет?

— Против мирового лидерства? — Короленко улыбнулся. — Никаких!

Все рассмеялись.

— Вот, собственно, и все. Вопросы будут? — Весело посмотрел Орлов на присутствующих.

— Как искать любимца Бога? Сейчас это ключевое звено. — Директор Службы безопасности вопросительно смотрел на президента.

Из личного Архива Президента Объединенной Руси.

Конфиденциально.

Президенту Объединенной Руси

господину Владимиру Сергеевичу Орлову

Служебная записка

Уважаемый Владимир Сергеевич. С удовольствием откликаюсь на Вашу просьбу и привожу основные критерии выбора любимца Бога в рамках программы «Пора».

Прежде всего следует сказать, что удача, везение многими людьми сейчас, а в особенности в древности (наши предки были ближе к Богу — детям легче поверить в чудеса, чем взрослым!) воспринимались как такая же характеристика человека, как, например, мужество, ум и т. д.

Я проанализировал многие случаи различных видов проявления удачливости и везения с точки зрения вероятности наступления таких событий (более полный и всесторонний математический анализ я предлагаю провести в рамках программы «Пора») и пришел к глубокому убеждению, что частота возникновения таких событий при данном количестве населения Земли должна быть намного меньше наблюдаемой. Например, чудесным, невероятным, с точки зрения человека, способом отдельные люди должны были бы избегать неминуемой смерти намного реже, чем зафиксировала история. Отдельный пример. В последнем крупном военном конфликте на Земле — Второй мировой войне — были зафиксированы случаи спасения пилотов после прыжка их со сбитого самолета с нераскрывшимся парашютом. Я примерно подсчитал общее количество вылетов, сделанных за всю войну, количество сбитых самолетов, построил приблизительную модель падения человека с самолета, определил факторы, влияющие на исход падения. Затем определил сочетание и величину тех факторов, при которых возможно спасение. (Все эти данные и методики расчета в приложении к этой записке. При Вашем желании, их могут проверить независимые специалисты.) Мои расчеты показывают, что таких чудесных спасений должно быть максимум три-четыре. Их же, достоверно зафиксированных, было девятнадцать! (К слову сказать, на долю бывшего СССР пришлось четырнадцать таких случаев. На долю союзников — один, у них было сравнительно малое общее количество вылетов. Остальные — Германия. Кстати, еще один повод задуматься над тем, кто вел более справедливую войну и к кому были благосклонны Высшие Силы.) Отсюда можно сделать вывод, что в подсчете вероятности спасения не учитывается еще какой-то фактор. Я утверждаю, что этот фактор — целенаправленное вмешательство в ход событий Силы, способной изменять (по крайней мере в локальный промежуток времени и в локальном объеме пространства) действие известных нам законов. К примеру закон тяготения и (или) физиологию человека. Без введения этого предположения невозможно объяснить, например, спасение английского пилота Николаса Элкимейда, упавшего с нераскрытым парашютом с высоты пять с лишним километров во всего лишь полутораметровый сугроб. Другими словами, в событие вмешался Бог.

Поиски любимцев Бога я предлагаю проводить среди следующих групп:

1. Выживших после аварий или катастроф природного или техногенного характера.

2. Выигравших крупные призы в различного рода лотереях.

3. Выздоровевших после тяжелых болезней, безнадежных с точки зрения медицины.

Количественные критерии отбора (например, какую катастрофу считать чрезвычайно опасной, а какую нет, какой выигрыш считать крупным и т. д.) должны быть уточнены после сбора и обработки всего массива информации по данному вопросу.

При поисках любимцев Бога (господин Президент, я намеренно не ставлю этот термин в кавычки. Я убежден, любимец Бога — это такое же реальное, без всяких условностей понятие, как, например, гениальность!) особое внимание следует обратить на такое понятие, как синхронность событий. Поясню на примере.

5 декабря 1664 года у побережья Уэльса затонул пассажирский корабль. Погибли все члены экипажа и пассажиры, кроме одного. Счастливчика звали Хью Уильямс. Более века спустя, 5 декабря 1785 года, на этом же месте потерпело крушение другое судно. И вновь спасся единственный человек по имени Хью Уильямс. В 1860-м, опять-таки 5 декабря, здесь же пошла ко дну рыбацкая шхуна. В живых остался только один рыбак. Его звали Хью Уильямс!

Для объяснения таких невероятных совпадений знаменитый ученый двадцатого века нобелевский лауреат Вольфганг Паули и не менее знаменитый психолог Карл Густав Юнг ввели понятие синхронности. Юнг, к слову мистик и иррационалист, говорил о том, что совпадения — это маленькие чудеса, которыми космос отвечает на глубинную потребность человеческой психики. Паули, в свою очередь, считал, что никак на первый взгляд не связанные, произвольно совпадающие события на самом деле имеют общую причину, которую невозможно установить из-за несовершенства познания физических законов, правящих миром. И он был прав! Причина, которую и сейчас невозможно распознать из-за нашего незнания еще многих законов мироздания, — это Высшие Силы. Это Бог. По большому счету, феномен синхронности — одно из проявлений Высших Сил, которые помогают человеку сделать правильный выбор в опасной для жизни ситуации.

Я не берусь сейчас объяснить, почему, например, имя Хью Уильямса так привлекательно для Бога. Но если нельзя объяснить явление, его все равно следует учитывать. Поэтому я предлагаю при поиске любимцев Бога обращать внимание на их имена и фамилии. И проверять, не было ли в прошлом чудесных случаев с их однофамильцами. Совпадение по этому критерию — также важный признак в выявлении любимца Бога.

С уважением, академик С. П. ХОХЛОВ

В верхнем правом углу рукой президента красными чернилами было начертано: «В. А. Кедрину. Для создания методики выявления любимцев Бога. Проект "Пора"».

Чуть ниже рукой директора Службы безопасности черными чернилами размашисто выведено: «И. Н. Северскому. Учтите в вашей работе. О результатах доложить 13.08».

Объединенная Русь, Казахстан, г. Ленинск.

Южный ракетный полигон. Площадка №24.

Почти за два года до описываемых событий.

13 августа 2188 года. Четверг.

8.10 по местному времени.

Бетонная полоса уверенно рассекла пополам степь, покрытую желто-бурым ковром отцветших тюльпанов. Этот пестрый ковер лежал до самого горизонта, постепенно сливаясь с голубым ковром неба. На полосе стояла огромная зловеще-черная птица, раскинув треугольные пластины крыльев и опираясь на бетон тремя черными блестящими лапами-колесами. Ее удлиненный, по-хищному острый нос был опущен вниз, словно птица что-то вынюхивала на земле. Сильный весенний ветер безжалостно сек черную поверхность птицы твердой, как крупа, пылью. Все, кроме неугомонного ветра, казалось безжизненным — и эта будто вымершая желто-красная степь, и серая бетонная полоса, и черная птица на ней. Но это только казалось. Внутри птицы бурлила жизнь. Миллионы электрических сигналов метались по ее обширному телу, проникая в самые потаенные уголки. Вот и сейчас неслышимый и невидимый сигнал окатил птицу, чтобы тут же раздаться внутри нее человеческим голосом:

— «Пчела-один», «Пчела-один», я «Улей». Объявляю готовность номер один.

— «Улей». Я «Пчела-один». Вас понял. Готовность номер один. — Человек, сидящий внутри «птицы», ткнул пальцем одну из многочисленных кнопок, усеявших пульт управления.

Тут же на лобовом стекле «птицы», а точнее, стратегического ракетоплана «Х-3» замигал красными буквами транспарант: «Внимание! Включена готовность № 1». Надпись продолжала мигать, а ниже, сменяя друг друга со скоростью на пределе восприятия человеческим мозгом, вспыхивали: «Гироскопы разогнаны», «Турбина маршевого двигателя выведена на предварительную ступень», «Снята третья ступень предохранения энергетической установки». Бесстрастная электроника ракетоплана спокойно ожидала, когда наберется функционал готовности. Вот ее электронный мозг зафиксировал успешное выполнение последней операции: «Автономная система жизнеобеспечения включена» и тут же, неукоснительно повинуясь вбитой в него программе, высветил: «Готовность № 1 набрана. Ракетоплан к полету готов».

— «Улей». Я «Пчела-один». Готовность номер один набрана. К полету готовы.

— «Пчела-один». Я «Улей». Центральный наземный компьютер сбоев не обнаружил. Вылет разрешаю.

И уже не таким официальным тоном прозвучало:

— Счастливого полета, «Пчелы».

— Спасибо, «Улей».

— Ну что, Игорь, полетаем. — Командир ракетоплана «Х-3», мельком скользнув по экрану небольшого монитора, отображавшего спокойное лицо штурмана, сидящего в отдельной кабине позади командирской, взвел красный тумблер.

— А куда мы денемся, Боря?

И в то же мгновение позади ракетоплана вырвался яркий сноп пламени. Ракетоплан вздрогнул и стремительно покатился по бетонной полосе. Экипаж вдавило в спинки сидений. Автоматика работала безупречно. Отследив необходимое количество оборотов колес, она перевела маршевый двигатель в режим форсажа. Сноп пламени стал похож на могучий горизонтальный водопад, который легко сдернул ракетоплан с бетонки и швырнул в небо.

— «Улей». Я «Пчела-один». Разрешите выполнение программы полета.

— «Пчела-один». Я «Улей». Выполнение программы разрешаю.

Ракетоплан, подняв свой нос, круто, оставляя после себя грохот и настоящую вихревую бурю, стал набирать высоту.

— «Улей». Я «Пчела-один». Прошел звуковой барьер.

— «Пчела-один». Я «Улей». Вас понял.

Небосвод перед носом ракетоплана стремительно чернел. Сразу во многих местах прорезались светлячки звезд. Слева из-за горизонта выкатился желтый диск Луны.

— Командир. Есть первая космическая скорость. Мы на орбите.

Внешне ничего не изменилось — большой черный самолет словно на огненном столбе несся в черноте космоса. Но непререкаемые законы небесной механики уже перевели его в реестр искусственных спутников Земли.

— Командир, до расчетной точки сто двадцать секунд. Перевожу реактор в режим ожидания.

— «Пчела-два», тебя понял. Начинай.

Штурман корабля, двадцатичетырехлетний Игорь Восковцев, в своей кабинке уверенно нажал большую черную кнопку. Бортовой компьютер тут же отреагировал на это событие. И в штурманской, и в командирской рубках одновременно вспыхнул транспарант: «Внимание. Включена программа перевода реактора в режим ожидания».

— Командир. Реактор к запуску готов. Но есть небольшие отклонения.

— «Пчела-два». Подробнее.

— Система диагностики сообщает, что первый контур охлаждения вышел на режим с двухсекундным опозданием.

— Но это в норме?

— Не в норме, но допустимо. Иначе автоматика сбросила бы готовность реактора.

— Понял.

— До расчетной точки двадцать пять секунд.

— О'кей, — согласился командир ракетоплана Борис Ковзан и тут же связался с землей: — «Улей». Я «Пчела-один». При переводе реактора на предварительный режим первичный контур охлаждения вышел с двухсекундным опозданием.

— «Пчела-один». Я «Улей». Это мы отследили. Наш центральный компьютер дал добро на продолжение полета.

— Понял. Полет продолжаю.

— Командир. Мы на месте. Все системы корабля в расчетных пределах. Можно отключать маршевый движок.

— «Пчела-два». Понял. Маршевый двигатель выключаю. «Улей» дал добро на продолжение программы. Включай реактор.

— Есть включить реактор.

Повинуясь приказу человека, автоматика выдала несколько коротких импульсов. Одновременно приятным женским голосом зазвучал бортовой компьютер:

— Десять процентов мощности реактора. Все параметры в норме.

Чуть позже:

— Двадцать процентов мощности реактора. Все параметры в норме.

«Интересно бы увидеть ту девушку, чей голос озвучивает бортовой комп, — неожиданная мысль посетила командира корабля, — наверное, красивая. И зовут ее уж точно не Маша».

Почему-то все пилоты и штурманы называли бортовые компьютеры своих грозных машин ласковым девичьим именем «Машенька», несмотря на то что электронные мозги у их «Машенек» были под завязку забиты не девичьими грезами и глупостями, а различными сценариями ведения боевых действий, включая применение ядерного оружия.

Это желание, очевидно, поднималось из тех же глубин подсознания, которые заставляли человека присваивать женские имена разрушительным тайфунам. Видимо, ирония также входит в основные инстинкты человека.

— Тридцать процентов мощности реактора. Все параметры в норме.

«Конечно, красивая. У такого голоса не может быть некрасивой хозяйки».

— Сорок процентов мощности реактора. Все параметры в норме.

Ракетоплан продолжал нестись в пространстве, готовясь к эксперименту — опробованию нового ядерного двигателя.

— Сорок процентов мощности реактора. Все параметры в норме, — не стараясь быть оригинальной, продолжала вещать «Маша».

Борис внимательно наблюдал за растущей синей полосой индикатора.

«Сейчас вытянется во всю длину, и все, парни, начинайте испытания. Два предыдущих закончились неудачей, если всего лишь неудачей считать четыре человеческие жизни».

— Восемьдесят процентов мощности реактора. Все параметры в норме, — ласковым голосом успокоила «Машенька».

Наконец была подведена жирная черта под всей подготовкой к эксперименту.

— Сто процентов мощности реактора. Все параметры в норме. Реактор к переводу в тяговый режим готов. — «Машенька» ненавязчиво предлагала продолжить начатое.

— «Улей». Я «Пчела-один». Реактор к переводу в тяговый режим готов. Разрешите включить тяговый режим.

— «Пчела-один». Я «Улей». Включение тягового режима разрешаю.

Еще раз окинув взглядом приборную доску, командир ракетоплана Борис Ковзан спокойно приказал:

— Давай, Игорь, начинай.

— Есть командир, — тут же прозвучал ответ.

Борис мысленно представил, что сейчас происходит в недрах его корабля. Повинуясь команде, откроются клапана в специальных баках, где под огромным давлением затаился сжиженный углекислый газ. Вырвавшись, он сразу попадет под беспощадные лопатки специальной турбины. Еще более сжатый, он будет безжалостно вброшен в раскаленное чрево ядерного реактора, где, пройдя все круги ада — девять ядерных секций, — раскаленный до десятков тысяч градусов и ободранный до последнего электрона, наконец вырвется на свободу — в холодный, спокойный космос. Вырвется, напоследок лягнув как следует своего мучителя — ядерный реактор, вернее, его сопло. Что в принципе от него и требовалось — получить мощный импульс тяги.

Проектантам ракетного реактора нужно было проскочить, образно говоря, между Сциллой и Харибдой. Реактор должен быть раскален, чтобы хорошенько разогреть проносящийся через него газ, и тот же газ должен забрать тепло, чтобы реактор попросту не расплавился и не взорвался. Правда, были еще два контура охлаждения реактора. Но если процесс пойдет вразнос, они не справятся. Слишком слабы. Ручонками каток не остановишь, особенно если с горки. Предыдущим испытателям не повезло — два экспериментальных ракетоплана взорвались.

«Эх, где б найти такую голубку, которая предсказала бы, как Одиссею, результат эксперимента». Командир просто физически чувствовал, как открываются заиндевелые клапаны и сжиженная углекислота устремляется под лопатки турбин.

Ракетоплан ощутимо вздрогнул и, как застоявшийся конь, рванул вперед. Только вместо победно развевающегося конского хвоста за его кормой вырос другой — огненный.

И вновь откликнулась жизнерадостная «Машенька»:

— Сорок процентов тяги. Все параметры в норме.

— Командир, «Машка» врет. Растет температура первичного контура охлаждения. Но пока в допустимых пределах.

— «Пчела-два». Понял. Продолжаем набор тяги.

— Шестьдесят процентов тяги. Все параметры в норме.

— «Пчела-два». Что там с температурой?

— Почти на верхнем пределе.

— Умеешь ты успокаивать.

— Стараюсь.

— Восемьдесят процентов тяги. Температура первичного контура выше допустимой. Включаю дополнительный насос охлаждения, — бодро сообщила «Маша». И через мгновение, не меняя ласковой интонации, добавила: — Температура первичного контура в аварийном диапазоне. Вывожу реактор в режим холостого хода.

— Командир, «Машка» не успеет. Слишком быстро...

Ракетоплан вздрогнул, раздался треск.

Пилоты практически синхронно ударили по кнопкам аварийного катапультирования. Теперь автоматика состязалась в скорости с волной деформации, разрушения и хаоса, несущейся с хвоста корабля, от реактора.

Мгновение — смята защитная стенка реактора. Специальные ремни притянули пилотов к спинкам кресел.

Еще мгновение — разрушен фюзеляж и взорвались топливные баки. Отстрелились верхние колпаки кабин. Поданы команды на электродетонаторы пирозарядов аварийного катапультирования.

Последнее мгновение — смята задняя стенка штурманской кабины. Кресла с людьми синхронно срываются вверх. Смятый шпангоут успевает чиркнуть по креслу штурмана, отклоняя его траекторию. Точно такой же мощный пирозаряд, который отбросил кресло пилота на несколько сотен метров от разрушающегося ракетоплана, впечатал кресло штурмана в панель управления...

* * *

— «Пчела-два», «Пчела-два». Как слышите? «Пчела-два», «Пчела-два». Игорь, откликнись. — Сидя в своем беспорядочно кувыркающемся кресле, Борис пытался связаться через встроенную в противоперегрузочныи спасательный комбинезон аварийную рацию со своим штурманом. — «Пчела-два», «Пчела-два». Откликнись.

— «Пчела-один». Я «Улей», — с треском помех в шлем ворвалась Земля. — Что случилось? Вы исчезли с локатора.

— «Улей». Я «Пчела-один». Ракетоплан взорвался при тяге восемьдесят процентов. Я катапультировался. «Пчела-два» вроде тоже. Но пока не откликается. Меня сильно кувыркает.

— «Пчела-один». Я «Улей», — после паузы ответила Земля, — включи систему стабилизации кресла.

— Она же рассчитана для работы в атмосфере.

— Пробуй, «Пчела-один». — И после небольшой паузы: — Борись, Борис!

Борис на правом подлокотнике нащупал рычажок и повернул его. Тотчас из-под кресла и по бокам вырвались короткие языки пламени — включились двигатели стабилизации. Беспорядочное мельтешение звезд сменилось медленным вращением.

— «Улей». Я «Пчела-один». Теперь медленно вращаюсь в плоскости орбиты. В системе стабилизации закончилось топливо. Жду дальнейших указаний.

— «Пчела-один». Я «Улей». Мы берем небольшой тайм-аут. Ситуация слишком сложная. Сейчас задействуем спутниковую систему «Навигатор» — попытаемся тебя найти среди обломков ракетоплана. А там посмотрим. Жди.

«Ну что, Боря, отлетался? Кресло до конца не стабилизировано. Кислорода хватит максимум на три часа. Правда, если я раньше не замерзну. И подогрев кресла не поможет. В максимальном режиме подогрева аккумулятор сдохнет через час. На мне все же не скафандр, а спасательный противоперегрузочный комбинезон. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы. И все равно это лучше, чем живым войти в плотные слои атмосферы и заживо сгореть. Итого, два большущих минуса против одного маленького плюса. Что еще? Плюс — я стал первым человеком, который катапультировался в космосе. Утешает весьма слабо. И у меня будет самая роскошная кремация. Как потом напишут в учебниках: "И его пепел рассеялся над Землей". Это еще меньше утешает. — Притянутый к креслу ремнями человек со скоростью более семи километров в секунду огибал Землю. — Хотя бы кресло стабилизировалось. Тогда можно свое самолюбие напоследок потешить — сижу как на троне, а под ногами вся планета. А так как циркач кручусь у всей Земли на виду. Кстати, они там меня уже вычислили?»

Земля безмолвствовала.

Легкий морозец пробился через комбинезон.

«А я замерзаю быстрее, чем думал. Через два часа буду не живей мороженой свинины. Или говядины. Что не принципиально. Если, конечно, раньше не войду в плотные слои атмосферы и не сгорю. Борись, Борис».

— «Пчела-один». Я «Улей». Как слышишь? — наконец вновь вышла на связь Земля.

— «Улей». Я «Пчела-один». Вас слышу. Чем порадуете?

— Пока, к сожалению, особенно нечем. Твоя аварийная радиостанция работает на средних волнах. Поэтому по радиосигналу привязать тебя сложно. Отобрано шесть объектов примерно одинаковых с тобой размеров. Но понять, какой из них ты, пока невозможно. Вот выйдешь на освещенную сторону Земли, тогда без проблем.

— Извини, «Улей». Но ничем помочь вам не могу. Если даже помашу ручкой.

Прошло двадцать минут после аварии.

Впереди, из-за горизонта, ударили яркие лучи — скоро кресло с Борисом окажется на освещенной стороне Земли.

«О, пожалуй, я не замерзну. Я просто поджарюсь. По-моему, это тот случай, когда мороженая свинина предпочтительней зажаренной отбивной».

— Мы тут экстренно прокачиваем вариант с запуском спасательной ракеты.

— Не надо и прокачивать. У меня тут кислорода, — Борис взглянул на часы, — примерно на два с половиной часа. Если, правда, раньше не поджарюсь. Я примерно через полчаса перейду через терминатор. Но за участие все равно спасибо.

— Не отчаивайся. Не все шансы потеряны. Через полчаса вновь выйдем на связь. — Земля как-то скороговоркой, скомканно произнесла последнюю фразу и отключилась.

«Что ж, я понимаю оператора с Земли. Утешать и подбадривать неизбежного покойника — занятие не из самых приятных. А о каких шести объектах говорил "Улей"? Они должны быть где-то рядом, все с одного места вылетели». Борис закрутил головой во все стороны. Если не считать звезд, Земли и Луны, то ничего нового он не обнаружил.

«Если бы я хотя бы не вращался. Трудно сосредоточиться на одном секторе неба. Хотя если бы даже заметил, что это бы мне дало? А если Игорь жив? Ведь мог у него просто поломаться передатчик? Вполне мог». Борис вновь завертел головой.

Впереди, кажется у самого горизонта, вроде бы что-то блеснуло в лучах солнца.

«Показалось? Да и слишком далеко. Наверное, все же показалось». Как ни поворачивал Борис голову, посмотреть туда, где он увидел отблеск, не получалось. Кресло, совершая оборот, повернулось к тому направлению спинкой. Он ждал томительные две минуты, когда его маленькое кресло-планетка вновь займет нужное положение. И вновь взгляд направлен к горизонту.

«Ничего нет. Значит, все же показалось. Нет, стоп. Надо же смотреть чуть выше и правее созвездия Водолея. Есть! Точно есть! Там точно что-то есть! Но это не может быть обломок ракетоплана. Слишком далеко. Это же пара сотен километров. Тогда это спутник». Мозг мгновенно решил задачку сложности два плюс два.

— «Улей». Я «Пчела-один». Как слышите?

— «Пчела-один». Я «Улей», — тут же откликнулась Земля.

— Прямо впереди себя, у горизонта, наблюдаю спутник. Можете сказать, что это за спутник?

— Через минуту скажем. Ожидай, — чуть взволнованно ответил «Улей».

Кресло не повернулось и на пол-оборота, как поступил ответ.

— «Пчела-один». Я «Улей». Это американская орбитальная станция «Ковчег».

— А я... — неожиданно пересохло в горле, — наши траектории пересекаются?

— Уже считаем. Мы же точно не знаем, где ты. Так что считаем на все шесть объектов.

— Жду.

Вновь на связь Земля вышла через десять минут.

— «Пчела-один». Я «Улей». Как слышишь?

— «Улей». Я «Пчела-один». Вас слышу. Ну что там расчеты? У меня есть шанс?

— Два объекта отпадают сразу. Даже если «Ковчег» попытается совершить маневр, все равно не поможет. Слишком разные орбиты. По остальным четырем объектам пересечение с орбитой «Ковчега» возможно, но последнему необходимо делать маневр. Переходить на более низкую орбиту. У тебя скорость на пару сотен метров больше.

— И что дальше?

— Мы уже вышли на нашего президента. Немного подожди.

Еще долгие десять минут.

— «Пчела-один». Я «Улей». Как слышишь? — Голос Земли нес надежду.

— «Улей». Я «Пчела-один». Вас слышу.

— Состоялся разговор двух президентов. Американцы согласны. Сейчас они будут опускать «Ковчег» пониже. По мере твоего подлета к станции будем корректировать орбиту «Ковчега». Но у них осталось очень мало топлива на борту. На следующей неделе к ним должен прилететь грузовик и дозаправить. Так что... Словом, маневр поможет только одному объекту.

— Все равно спасибо, «Улей»! Я везучий!

— На Земле спасибо скажешь.

Борис находился вниз головой по отношению к Земле, когда «Ковчег» начал маневр. Пилот «Х-3» застал его окончание. Точка на горизонте стала намного ярче — включились двигатели коррекции. Через несколько секунд они отключились.

«Ничего, прорвемся. Я же вправду везучий». Только сейчас Борис осознал, что ему действительно всегда везло в жизни. В голове как-то мгновенно выстроилась цепь событий, несомненно доказывающая — Борис удачливый человек.

— «Пчела-один». Я «Улей».

— «Улей». Я «Пчела-один». Вас слышу.

— Американцы опустили на несколько километров станцию. У них топлива осталось на пять секунд работы. Они его используют, когда ты будешь около них.

— Вас понял, «Улей».

«Если подлетать буду я. А то как бы ребятам не пришлось уворачиваться своим "Ковчегом" от прущего на них обломка "Х-3"».

Прошло еще пятнадцать минут полета. Солнце уже почти высунулось из-за горизонта. По Земле величественной поступью двинулась линия терминатора. Борис включил светофильтры.

«А если бы я не вращался, причем именно так — в плоскости орбиты, я бы до "Ковчега" не долетел. Изжарился. А так, когда солнце жарит мое кресло, я остываю в тени. Нет, точно я везунчик!»

Станция из точки уже превратилась в продолговатую конструкцию, состоящую из нескольких цилиндров разного диаметра. Еще через пятнадцать минут Борис заметил крылья солнечных батарей.

— «Улей». Я «Пчела-один». Как слышите?

— «Пчела-один». Я «Улей». Слышу тебя хорошо.

— Вижу на «Ковчеге» панели солнечных батарей. До него километров двадцать.

— «Пчела-один». Уточни, как ты подлетаешь к станции.

— Чуть снизу. Примерно под углом десять градусов к их орбитальной плоскости.

— Уф! Наверное, это все-таки ты — тот единственный объект. Два объекта сейчас проходят выше станции. Один, как и ты, ниже, но под большим углом. Он пересечет орбиту «Ковчега», когда тот пройдет это место. — Последние слова Земли Борис воспринял чисто автоматически. Он увидел этот объект, который проходил «как и ты, ниже, но под большим углом». Это было кресло Игоря.

— «Пчела-два». «Пчела-два». Игорь, отзовись, — что есть мочи завопил Борис.

— «Пчела-один». Я «Улей». Что случилось?

— Я вижу «Пчелу-два». Чуть ниже и левее меня.

Земля молчала долгих пять секунд.

— «Пчела-один», «Пчела-два» подает признаки жизни?

— Не вижу. Слишком далеко. Километра три до него.

— Три пятьсот. Продолжай наблюдение.

— Какое, к черту, продолжай наблюдение. Он же проскочит мимо станции.

— «Пчела-один», приказываю продолжать наблюдение. — Борис узнал голос руководителя полета.

— Есть продолжать наблюдение.

Через десять минут стало отчетливо видно, что кресло с Игорем раньше пересечет орбиту «Ковчега». Ниже и выше. Сейчас Игорь был в километре от Бориса. Его кресло беспорядочно вращалось — Игорь не включил систему стабилизации. Борис прикинул, что он с Игорем сблизится примерно на пятьсот метров. Не ближе.

«Если бы Игорь был жив, он уже подал бы какой-нибудь знак. Хоть рукой бы махнул. Ага, рукой. Очень заметно махание рукой с расстояния в километр. Эх, был бы бинокль. Стоп. Бинокль?! Какой же я дурень! У меня же есть в шлеме видеокамера. Она с такого расстояния разглядит и молнию на комбинезоне». Дождавшись удобного положения, Борис включил видеокамеру. Мгновенно обработав полученный сигнал, чип видеокамеры подал «картинку» на смотровое стекло шлема. Борис оказался прав — с такого расстояния видеокамера разглядела молнию на комбинезоне Игоря. И не только. Смятый, растрескавшийся шлем, лохмотья комбинезона на груди давали исчерпывающий ответ, почему не откликался на позывные штурман «Х-3». Борис направил видеокамеру на станцию. Посередине четкими черными буквами было выведено: «ARK». Слеш и справа от названия были нарисованы американские флаги.

«Так, вон там у них шлюз. А добраться до него мне помогут скобы. Молодцы американцы, скоб у них на "Ковчеге", что у ежика иголок».

— «Улей». Я «Пчела-один». «Пчела-два» погиб.

— «Пчела-один». Я «Улей». Вас понял. Уточните, где вы находитесь.

— До станции километров десять. Ее надо чуть опустить.

— На сколько?

— Метров на сто.

— Понял. Ожидайте.

Через минуту в районе шлюза на пару секунд включился двигатель коррекции.

— «Пчела-один». Я «Улей». Сейчас нормально?

— Да вроде. Подлечу ближе, уточню.

Станция быстро надвигалась на Бориса. Становилось понятно, что у него скорость метров на десять — пятнадцать больше, чем у «Ковчега».

— «Улей». Я «Пчела-один». Прохожу чуть ниже и правее станции.

— «Пчела-один». Я «Улей». Вас понял. И вновь заработал двигатель коррекции.

— «Пчела-один». Я «Улей». Ну как?

— Все равно, чуть ниже и правее. Я от станции в километре.

Земля ответила через полминуты:

— «Пчела-один». Я «Улей». У американцев закончилось топливо в кормовом двигателе.

— Черт!

Станция быстро приближалась. Восемьсот, семьсот метров. Борису показалось, что в боковом иллюминаторе мелькнуло чье-то лицо. Шестьсот, пятьсот метров. Неожиданно где-то на корпусе «Ковчега» заработал ракетный двигатель. Через две секунды он выключился. Громоздкая махина станции неторопливо стала поворачиваться вокруг своей продольной оси. Четыреста, триста метров. Панель солнечной батареи медленно надвигалась на Бориса.

«Молодцы американцы. Догадались крутануть станцию и подставить мне солнечную батарею!»

Двести, сто метров.

«Черт, все равно пройду чуть выше. Эх, нескольких метров не хватило. Э нет, дудки. Меня так просто не возьмешь!» Борис с силой надавил на кнопку на груди. Ремни, которыми он был пристегнут к креслу, сразу же отлетели. И тут же Борис изо всех сил оттолкнулся от кресла. Через мгновение он понял, что перестарался. Он пересечет невидимую точку встречи с солнечной батареей раньше, чем она там окажется.

«Проскакиваю, черт, проскакиваю». Решение пришло мгновенно, будто кто шепнул его на ухо.

Пилот военно-космического флота Объединенной Руси с силой ударил себя по груди, включая аварийный клапан сброса кислорода из комбинезона. Тугая струя газа ударила буквально из его груди, тут же превращаясь в кристаллики льда.

«Чем-чем, но кислородной струей я реверс еще не производил. Кислород — основа жизни!» Движение Бориса чуть замедлилось, и он, выгнувшись назад, сумел уцепиться правой рукой за солнечную батарею.

В шлеме тревожно зазвенел зуммер — кислорода осталось на пять минут.

«Теперь — что быстрее. Или я попаду внутрь станции, или задохнусь на ее поверхности под эту жизнерадостную музыку». Пилот, перебирая руками по конструкции солнечной батареи, устремился к корпусу станции.

Панель солнечной батареи оказалась длинной. Метров двадцать. К корпусу станции Борис добрался уже в полуобморочном состоянии. Легкие с хрипом засасывали в себя все, что оставалось в пустых кислородных баллонах. В голове шумело.

«Все. Кислород закончился. Финита ля комедия».

Какая-то тень надвинулась на Бориса, и к нему протянулась человеческая рука. И вдруг яркое воспоминание из детства — тянущаяся к нему рука и резкая боль во рту. Все как сейчас — и рука, и боль. И как в детстве, он из последних сил потянулся к этой руке...

* * *

Американские астронавты, вышедшие в открытый космос, чтобы помочь Борису, были поражены. Уже внутри станции они сняли шлем со спасенного и увидели, что его губы в крови, — чтобы не потерять сознание, он с силой закусил их. Вот так на боли он и полз.

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Лубянка, 26. Кабинет директора Службы безопасности.

Почти за два года до описываемых событий.

13 августа 2188 года. Четверг. 8.17 по местному времени.

Президент Объединенной Руси Владимир Сергеевич Орлов со своего портрета на стене зорко наблюдал за происходящим. Так уж устроено человечество, что основу любого государства образуют три составляющие: армия, полиция и дворцовый аппарат. От эпохи к эпохе названия их менялись, но суть оставалась неизменной — бдить и укреплять государство. И во все времена власть, если она была в здравом уме и трезвой памяти, а не с печки упала, холила и лелеяла свой треножник. Холила его и присматривала за ним. Полиция присматривала за дворцом, дворец за армией, армия за полицией и так по кругу. Окажется ненадежной хоть одна опора — рухнет все. Три точки определяют плоскость, но никак не две и тем более не одна. Истории многочисленных переворотов, путчей, революций и прочих занятных игрищ — яркое тому подтверждение. И не случайно во всех высоких кабинетах портрет президента — как напоминание: государево око везде и всюду.

— Итак, я вас слушаю, Игорь Николаевич. — Опершись локтями на стол и сцепив пальцы, директор Службы безопасности Вадим Александрович Кедрин сидел за своим рабочим столом и внимательно смотрел на подчиненного.

Полковник Службы безопасности Игорь Николаевич Северский, вошедший в кабинет минуту назад, раскрыл папку, лежавшую перед ним на столе.

— Моей группой был проведен информационно-агентурный поиск людей в рамках программы «Пора», — откашлявшись, начал он. — Разыскиваемые должны были удовлетворять следующим критериям. Первое — возраст от двадцати до шестидесяти лет. Далее. Ими должны быть: А. Выжившие после аварий или катастроф природного либо техногенного характера. Причем ситуация должна была быть реально опасной для их жизни. Б. Выигравшие крупные денежные призы в различных лотереях. В. Выздоровевшие после тяжелых болезней, кого медики считали безнадежными больными.

— Если бы на последнем пункте не настаивал сам Хохлов, — Кедрин перебил своего подчиненного, — я бы по этому критерию поиск не проводил. Я и сейчас считаю, что любимчик Бога не может заболеть смертельно опасной болезнью. Если Бог действительно отслеживает судьбу каждого из нас, то, скорее всего, этих людей Он за что-то наказывает и очень-очень серьезно предостерегает. А по большому счету, жестко перевоспитывает. Человек, заглянувший в глаза костлявой, — это совсем другой человек, чем был до того.

Полковник Северский вопросительно посмотрел на своего начальника — продолжать?

— Продолжайте, Игорь Николаевич.

— По первому критерию было отобрано две тысячи пятьсот шестьдесят семь человек.

— Всего-то? — удивился Кедрин. — По-моему, я только и слышу об авариях. При таких-то энергонасыщенных производствах и скоростях передвижения...

— По этому критерию мы выбирали людей, которым не только реально угрожала смертельная опасность, но и спасение которых в глазах других выглядело как чудо, как невероятное везение.

— Поясните, — коротко бросил Кедрин.

— Например, случай с Абалкиным Геннадием Петровичем, две тысячи сто пятьдесят второго года рождения, проживающим в Иркутске. — Северский быстро перевернул несколько страниц доклада. — Четырнадцатого мая две тысячи сто восемьдесят второго года, на дом, где он жил, упал военно-транспортный самолет ИЛ—семьсот шестьдесят пять.

— Насколько я помню, тогда спасся не только Абалкин.

— Так точно. Но в момент падения самолета Абалкин находился на балконе. Увидев падающий на него самолет, он спрыгнул с балкона вниз. С третьего этажа. И отделался только переломом правой ноги.

— Гм...

— Дело в том еще, — полковник, видя скепсис на лице своего шефа, заговорил чуть быстрее, — что самолет упал именно на квартиру Абалкина. Находись он там, шансов у него не было бы никаких. Кроме того, около дома росли несколько деревьев, которые и не позволили обломкам самолета упасть на лежащего человека.

— Но ИЛ—семьсот шестьдесят пять — это довольно крупный самолет. Конечно, не АН—четыреста четыре, но все же. Он должен был попасть не только в квартиру Абалкина.

— Так точно. Полностью были снесены восемь квартир, — уточнил Северский.

— И какова по ним статистика?

— Все, кто там находились, погибли.

— А были ли жильцы этих квартир, которые по тем или иным причинам не находились дома в момент падения?

— Три человека, — сверившись со своими записями, ответил полковник.

— На мой взгляд, — после некоторого раздумья произнес Кедрин, — эти трое больше подходят под категорию любимцев Бога, чем Абалкин с его сломанной левой ногой.

— Правой, господин директор.

— Тем более. Кстати, а этот Абалкин жил один?

— Нет. У него были жена и дочь. Они погибли.

— Так, значит, увидев падающий на его дом самолет, этот кандидат в любимцы Бога Абалкин вместо того, чтобы попытаться спасти свою семью, быстренько сигает с балкона. Я думаю, если он и был любимцем Бога, то Господь в нем уже разочаровался. — Директор Службы безопасности иронично усмехнулся.

В кабинете воцарилась тишина. Вне зависимости от эпох и народов трусость всегда отталкивает. Только в жесткие времена трусов по возможности отстреливали, а в более демократичные и цивилизованные — только пожимали плечами.

После некоторого раздумья хозяин кабинета спросил:

— Есть такие люди, которые были единственными, кто спасся в тех или иных авариях и катастрофах?

— Семь человек и еще восемь, в последний момент отказавшиеся или опоздавшие на самолет, который потом разбился.

— Это уже теплее. — Шеф разведки чиркнул ручкой по листку бумаги. — Что по второму критерию?

— В стране в настоящий момент насчитывается пять различных лотерей, одноразовый выигрыш в которых составляет более миллиона рублей, — без запинки ответил Северский.

— А почему именно миллион?

— Мне кажется, что при меньших суммах как-то не солидно зачислять людей в любимцев Бога.

— Ладно, — подумав, промолвил Кедрин, — действительно, глупо требовать обоснования этой цифры. Допустим, выиграл больше миллиона — любимец, чуть меньше — мордой не вышел. Чушь какая-то. Так сколько таких счастливцев по стране?

— Триста пятьдесят семь.

— А были такие, которые выигрывали дважды?

— Один человек. Но он погиб.

— При каких обстоятельствах?

— Отмечал второй выигрыш и в нетрезвом состоянии вывалился с балкона. Четырнадцатый этаж. — Северский пожал плечами, как бы говоря, что дурак и с миллионом остается дураком.

— Уж он точно не был любимцем Бога. А по остальным проводился анализ их жизни после выигрыша?

— Так точно.

— И что же?

— Пять процентов просто спились. — Полковник стал приводить статистику счастливчиков.

— Ясно. До сих пор отмечают выигрыш, — прокомментировал Кедрин. — Дальше.

— Сорок шесть процентов живут на проценты.

— Я думаю, что это тоже не любимцы. За что любить-то? Серость. — Комментарии директора Службы безопасности становились все более безжалостными.

— Любовь зла, господин директор.

— Полюбишь и козла? — Кедрин рассмеялся. — Но Бог не женщина. На козлах Его не проведешь. Давай дальше.

— Остальные сорок девять процентов вложили деньги в бизнес.

— И что?

— Десять процентов разорились дотла. Двое даже покончили с собой. Еще пятнадцать процентов в конце концов продали свой бизнес и зажили на проценты.

— Это мы уже проходили.

— Ну а остальные более или менее крутятся, — закончил Северский нерадостную статистику везунчиков в лотереи.

— А кто более всего, так сказать, крутится?

— Гольцман — владелец сети магазинов «У старого еврея».

— Получается, Гольцман — любимец Бога? Так, что ли? Кстати, сколько лет этому «старому еврею»?

— Пятьдесят четыре, господин директор.

Полковник Северский по тону и выражению лица шефа не смог определить, развеселился тот или остался недоволен. Поэтому он стал отвечать, осторожно подбирая слова:

— Евреи, вообще-то, всегда считались богоизбранным народом.

— Полковник, пересказывать Ветхий Завет мне не надо. Я его сам читал. Но вы представляете этого Гольцмана, владельца сети магазинов «У старого еврея» в рубке управления гиперпространственным кораблем?

— Не очень.

— Значит, у вас богатое воображение, господин полковник. Вам надо фантастические романы писать. Я, например, его вообще там не представляю. — Сказав это, директор Службы безопасности углубился в раздумья, что-то черкая на бумаге. Наконец, нарисовав необходимое количество треугольников и квадратов, шеф разведки принял решение: — Знаете, по этим лотереям, по-моему, мы забрели не туда. Есть же тысячи людей, которые, начав с нуля, благодаря своему таланту, упорству, умению рисковать, смогли заработать значительно больше миллиона. И по мне, их скорее следует считать любимцами Бога, чем тех, кто выиграл деньги в лотерею. Поэтому, исходя из неоспоримого постулата, что самое дорогое у человека — это его жизнь, всех претендентов по второму критерию более не рассматривать. Далее. Из тех шести человек по первому критерию, каждый из которых был единственным спасшимся там, где другие все погибли, есть люди, которые спаслись при природных катаклизмах?

— Один человек. Пошел в группе покорять Эверест. Уже на спуске группа попала в буран, длившийся неделю. Все замерзли, кроме него.

— И чем он отделался?

— Ампутировали несколько пальцев на ногах и руках.

— Конечно, с одной стороны, крупно повезло — остался жив, — после некоторой паузы задумчиво проговорил Кедрин. — Но с другой стороны — человек-то стал калекой.

— Христос тоже страдал и даже погиб. Но сомневаться, что Христос — Сын Бога, не является Его любимцем...

— Не забывай, что Христос через три дня воскрес. А у этого альпиниста что, новые пальцы выросли?

— Никак нет, — последовал вполне очевидный ответ полковника.

— Из оставшейся пятерки у кого-то есть увечья вследствие аварии?

— У всех пяти. — И, словно оправдываясь, Северский торопливо добавил: — Господин директор, мы же выбирали действительно опасные для жизни случаи: падение самолетов, автомобильные аварии на большой скорости и тому подобное.

— Ладно, давай по третьему критерию, — после некоторой паузы произнес Кедрин.

— Таких случаев всего восемь.

— И какую же болезнь они счастливо преодолели? На сегодня даже онкологические заболевания четвертой степени вылечивают в восьмидесяти пяти процентах случаев.

— Болезнь у всех одна — синдром внезапного слабоумия. Официальная вероятность благополучного исхода нулевая, — тут же ответил Северский.

— И как же они ее получили?

— Один через кровь. Остальные стандартно — половым путем.

— И вы полагаете, Игорь Николаевич, что эта семерка отважных, которые наплевали на элементарные средства предохранения, — любимцы Бога? Я бы это трактовал как получение этими оболтусами шанса от Бога на продуктивную и, может даже, праведную жизнь. Ну а тот, который заразился через кровь. Как такое могло случиться? Это в двадцать втором-то веке.

— Срочно, прямо на дороге, необходимо было делать искусственное дыхание человеку, попавшему в автомобильную аварию. Вот тот восьмой и делал его. Он врач по профессии. Проезжал мимо, увидел лежащего в крови мужчину. Начал спасать. А у самого царапина была на руке. А тот мужчина был носителем СВС.

— Ясно. Давай подведем итоги. По первому критерию бери в разработку тех восьмерых, которые отказались от фатальных рейсов. По второму критерию мы договорились не брать никого. Ну и по третьему — бери этого врача.

— Понял. Разрешите идти?

— Погоди, полковник. — Директор Службы безопасности встал из-за стола. — Тебе не кажется, что мы, как бы это точнее выразиться... Вот у тебя нет такого чувства, что все это не то? Да, они, может быть, и любимцы Бога, но не настолько, чтобы выполнить возлагающуюся на них миссию. Ведь, по нашим критериям, Христос бы не попал в любимцы Бога.

— Трудно сказать что-то определенное. — Полковник Северский тоже встал. — Слишком все неопределенно. Идеологическим руководителем разработки наших критериев является академик Хохлов. Я бы подходил несколько с иных позиций.

— С каких?

— Я полагаю, что любимцы Бога должны быть обязательно счастливыми людьми.

— Ты прав. Вот только если бы ты сумел еще и измерить, так сказать, счастливость отдельных людей, то ты точно был бы круче академика Хохлова. Как измерить эту счастливость? Деньгами, славой? Чем? Сколько примеров, когда миллионеры, популярные артисты спивались, уходили в депрессию, кончали жизнь самоубийством. Посмотри на Голливуд — этот заповедник богатых, популярных и красивых людей. Да там плотность личных психоаналитиков больше, чем психиатров в дурдоме. А ты мне скажи — счастливому человеку нужен психоаналитик? То-то.

— Господин директор, тут мне пришла в голову одна мысль. — Северский вопросительно посмотрел на своего шефа и, увидев разрешающий жест, продолжил: — А если поискать любимцев среди служителей церкви?

— Мысль интересная. Но ты, надеюсь, понимаешь, что в данном случае церковный чин не играет никакой роли.

— Так точно.

— Господин директор, — в дверях кабинете появился секретарь Кедрина, — срочное сообщение.

— О чем?

— Об испытании ракетоплана «Х-3».

— Ох, совсем забыл. — Кедрин посмотрел на наручные часы: — Три с половиной часа тому назад должны же были испытывать «Х-3». В пять утра по московскому. Докладывайте, — кивнул он своему секретарю.

— Через сорок минут после старта, набрав восемьдесят процентов тяги ядерного двигателя, ракетоплан взорвался.

— Черт. Уже третий. Опять будут в ООН орать про загрязнение окружающей среды. Особенно китайцы.

— Ясное дело, — сказал Северский. — Разработку нашего нового ракетоплана они воспринимают как демонстрацию того, что просто так мы Дальний Восток им не отдадим.

— К счастью, система блокировки ядерного реактора успела включиться, — вновь заговорил секретарь. — Так что полиграфитом реактор залить успели. Поэтому разлет плутония минимален. Завтра на орбите уже будут два наших «мусорщика». По предварительным оценкам, радиационный фон — треть от фона в годы активного Солнца.

— Что с экипажем? — Кедрин отвернулся от секретаря и стал смотреть в окно.

— Штурман погиб при катапультировании. Пилот катапультировался успешно.

— Подождите. Если они взорвались при наборе тяги ядерным двигателем, то это было уже на орбите.

— Так точно, — подтвердил секретарь. — Пилот катапультировался в открытый космос.

— Уж лучше бы он сразу погиб. А так протянет три-четыре часа, а потом или замерзнет, или на солнце... Эх... Эвакуировать-то его мы не сможем. Он еще жив? — Кедрин снова посмотрел на часы: — Да нет, не должен.

— Никак нет. Пилот жив, господин директор.

— Что?!

— Так точно. Через приблизительно два часа полета в открытом космосе на своем кресле пилот Борис Ковзан умудрился столкнуться с американской орбитальной станцией «Ковчег», и американцы втянули его внутрь. Мы уже договариваемся о его транспортировке на Землю. Через неделю он будет здесь.

— Невероятно. — Кедрин переглянулся с Северским. — Вам не кажется, Игорь Николаевич, что один железный кандидат в любимцы Бога у нас есть?

— Так точно, кажется.

— Через час подготовьте мне подробный отчет по этому случаю, — обратился Кедрин к своему секретарю.

— Есть.

— А вы, Игорь Николаевич, берите в разработку этого Бориса Ковзана. Узнайте о нем все — где родился, кто родители. Где и как учился. Друзья, подруги. Словом, все. Его биографию вы должны через неделю знать лучше, чем биографию собственного сына. Вплоть до того, сколько раз в детстве он ходил на горшок. Ясно?

— Так точно, господин директор.

— Да и проверьте этого счастливчика на однофамильцев. Как тот случай с Хью Уильямсом из записки академика Хохлова.

— Я вас понял, господин директор.

— А теперь вернемся к нашим служителям церкви. Повторяю, мысль очень дельная. И надеюсь, ты понимаешь, что церковный чин в данном случае ничего не значит. Тут нужен другой критерий.

— Я понимаю, господин директор. И по-моему, существует четкий критерий именно для служителей церкви.

— Какой же?

— Неистовость, господин директор.

Глава 3

НЕИСТОВЫЙ

Для любого народа в поисках верного исторического пути трудность одна — отличить Моисея от Сусанина.

Неизвестный

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

15 апреля 2190 года. Четверг. 10.12 по СЕВ.

Американцы были пунктуальны. Без десяти минут десять они запросили разрешение на посадку, а ровно в десять ноль-ноль компактный, изящный ракетоплан уже стоял на космодроме базы «Восток», красиво выделяясь серебристым телом на фоне серого лунного пейзажа.

«Наверно, с центральной базы "Вашингтон" прилетели, — наблюдая на экране монитора за ракетопланом, подумал Богомазов. — Что ж, Семен Петрович, принимай незваных гостей». Он проследил, как высланный с базы вездеход принял на борт пассажиров американского ракетоплана, после чего сел в лифт и спустился на нулевой этаж для встречи американской инспекции.

Американцев было трое. Богомазов узнал долговязого американского лунного атташе и, улыбнувшись, протянул ему руку:

— Здравствуйте, господин Питсроу. — Начальник базы «Восток» великолепно знал английский язык, но придерживался принципа — на своей территории разговаривать на родном языке.

— Здрафствуйте, господин Богомазов. — Американец широко улыбнулся и крепко пожал протянутую руку.

Затем жестом показал на стоявшего слева от него молодого, не старше тридцати лет, парня:

— Генри Лоуренс.

В правой руке американец держал черный кейс. «Этот наверняка технарь. Он-то и будет обследовать базу». Богомазов, улыбаясь, пожал протянутую руку:

— Семен Петрович Богомазов.

— Мисс Дороти Маккейб... translator[1]. — Питсроу жестом указал справа от себя.

— Переводчик Дороти Маккейб. — Стройная, высокая блондинка первая протянула руку Богомазову.

Рукопожатие было твердым, мужским. Говорила она без акцента, низким грудным голосом.

«Красивая, стерва. Интересно, она спит с Питсроу?»

— Очень приятно, Семен Петрович Богомазов.

Американцы были одеты по последней лунной моде — голубая курточка на молнии и брюки со множеством карманов. Штанины брюк заправлены в высокие армейские ботинки.

— Господа, может, перекусите после дороги?

Мисс Маккейб своим чарующим голосом тут же перевела.

— O, no, no. — Лунный атташе энергично затряс головой. — Thank you, but we recently lunched on «Washington».

— Спасибо, но мы недавно позавтракали на «Вашингтоне», — перевела американка, очаровательно поджав свои чувственные губки, показывая, как она сожалеет, что не может оценить гостеприимство русичей. — Так что, если позволите, сразу приступим к делу, — продолжала она переводить слова Питсроу.

— Не смею возражать. Откуда начнем?

— Давайте сразу начнем с вашего сборочного цеха, — перевела мисс Маккейб пожелание лунного атташе.

— Со сборочного, так со сборочного. Прошу, господа. — Начальник лунной базы «Восток» указал на массивную стальную дверь.

Пройдя цилиндрический переход метров пятьдесят длиной, они вновь очутились перед закрытой стальной дверью. Богомазов набрал код. Тяжелая дверь бесшумно поднялась вверх. Сборочный цех встретил их гулкой тишиной. Залитое ярким светом ксеноновых ламп помещение было пустым. Ни одного человека. Посередине цеха размещалась стальная конструкция, чем-то похожая на гигантскую катушку ниток, поставленную вертикально. А в самом углу, нацелив на них огромную зеркальную параболическую поверхность, застыла другая конструкция, очень смахивающая на гриб. Зеркало — это шляпка «гриба», от которого протянулся длинный, метров пять, тонкий цилиндрический отросток — ножка.

— А где же ваши рабочие? Почему не ведутся работы? — перевела Маккейб вопрос Лоуренса.

«Ну, начинается. Первый заход».

— Работы пока нет. Мелочевка одна. — Богомазов не без злорадства наблюдал, как белокурая красавица споткнулась на слове «мелочевка», и, дождавшись когда она наконец одолеет «мелочевку» — «small works»[2], тут же добавил: — Так что мы откровенно бьем баклуши.

Мисс Маккейб, недовольно стрельнув в него глазами, перевела: «So we repose now»[3].

«И чего я на нее взъелся? Вот уж не думал, что мне нравится ставить женщину в затруднительное положение. Особенно если она красивая и не твоя», — тут же с некоторой долей иронии расшифровал он причины своих эмоций на подсознательном уровне. На мгновение углубившись в психоанализ, Богомазов едва не прослушал следующий вопрос Питсроу:

— Неужели состыковать жилой отсек и гиперпространственный двигатель для господина Богомазова — это небольшая работа?

«А ну соберись, Фрейд недоделанный. Что-нибудь сейчас ляпнешь, и Кедрин тебя живо турнет отсюда. Лишение звания и позорная досрочная пенсия — это будет самое лучшее, что тебя может ожидать».

— Жилой отсек — это для «грузовика» на внешние планеты. Его мы начнем собирать в следующем квартале. А гиперпространственный двигатель — это экспериментальный вариант, оставшийся от проекта «Надежда». Его сюда случайно завезли вместо заказанного ядерного. Обычная наша расхлябанность. — Богомазов коротко вздохнул, показывая, что и ему самому не нравится эта их национальная черта. К тому же доставляющая столько хлопот обязательным и аккуратным инострацам. Вот и сейчас из-за нее несколько солидных человек вынуждены в срочном порядке прервать свои важные дела и мчаться к этим русичам, выяснять, что же они задумали. А оказывается, ничего. Просто обыкновенное русское раздолбайство — притащить с Земли тяжеленный движок, и не тот. Богомазов еще раз коротко вздохнул.

Питсроу вопросительно взглянул на своего молодого помощника, который, зайдя в сборочный цех, тут же раскрыл свой кейс и, повесив его с помощью специального ремня себе на грудь, стал колдовать над многочисленными кнопками, не отрывая глаз от светящегося зеленым светом экрана. Помощник отрицательно дернул головой.

«А больше тут ничего и нет. Вы думали, что мы попытаемся спешно куда-то спрятать гиперевик? А потом, дрожа и потея от волнения, будем наблюдать, как вы, такие спокойные и вальяжные, походите тут по базе со своими детекторами, в конце концов ткнете пальчиком на гиперпространственный движок и скажете нам: "Ай-ай-ай". Дудки! Нате, выкусите! Вот вам движок. Стоит себе спокойно в сборочном. А почему он тут, вместе с жилым отсеком? А случайно. Знаете, русская расхлябанность. Вечно что-нибудь напутаем. Вам бы недельки через три сюда прилететь. Когда будут состыкованы все кабели, все шланги. Когда мы сварим в единое целое их корпуса. О, вот тогда бы мы заметались. А больше одной проверки в год не допускается. Лопухнулись вы, господа американцы».

— Куда уважаемые гости хотят дальше проследовать? — Богомазов широко улыбнулся.

Улыбка была на грани фола. Если положение его верхней губы еще можно было отнести к классу «гостеприимных улыбок», то нижняя губа откровенно приняла насмешливую позу.

Переводчица перевела. Питсроу взглянул на улыбку Богомазова, затем еще раз обвел глазами безлюдный сборочный цех, вздохнул и медленно заговорил. Мисс Маккейб тут же начала переводить:

— Нам надо было прилететь сюда несколькими неделями позже. Я думаю, тогда бы у господина Богомазова была бы несколько иная улыбка.

Начальник лунной базы даже не пытался изображать непонимание на своем лице:

— Насколько я понял мистера Питсроу, инспекция базы закончена? Вы даже не хотите проверить наш боевой лазер защиты от метеоритов?

После некоторой паузы американский лунный атташе утвердительно кивнул головой:

— Я ни на мгновение не сомневаюсь, господии Богомазов, что ваш лазер полностью удовлетворяет требованиям к лазерам защиты внеатмосферных космических баз и никакой угрозы для наших наземных объектов не представляет.

Уже прощаясь возле входа в шлюзовую камеру базы, Питсроу, пожимая руку начальнику «Востока», сказал:

— As Russians speak[4]: «Laugh... смеяться тот, who смеяться last... последний».

— А как говорят американцы: «Fool's haste is no speed»[5]. Goodbye.

Затем Богомазов с легким сожалением наблюдал, как американцы заходят в шлюзовую камеру и садятся в свой вездеход. Точнее, он с сожалением смотрел вслед лишь мисс Маккейб. Даже просторная лунная одежда не могла скрыть волнующие женские выпуклости.

Богомазов еще раз вздохнул и отвернулся.

Боль расставания с женой неожиданно остро резанула в душе. Словно случайно, по неосторожности, содрать с уже зажившей раны корочку запекшейся крови. А мозг, в лучших традициях садомазохизма, тут же услужливо нарисовал картинку — его Иришка, обнаженная, рядом с этим народным козлом-депутатом. До боли прикусив губу, Богомазов затряс головой, отгоняя от себя свои же болезненно-притягательные фантазии. «Ничего. Если баба в сорок пять — ягодка опять, то мужик тоже отнюдь не сухофрукт. Вот вернусь на Землю, найду себе лет на двадцать моложе и еще к этой сладкой парочке в гости нагряну. Не только ж себе нервы мотать». Проведя таким образом сеанс успокаивающей психокоррекции, начальник лунной базы направился к себе в кабинет.

Строгая деловая обстановка кабинета быстро и окончательно вправила его мозги, настроив их на текущие дела. «Прав был Кедрин. У меня на базе "крот". Американцы летели сюда именно из-за гипердвигателя. И прилети они на пару недель позже, от них уже было бы не утаить сборку пилотируемого гиперпространственного корабля. — Но тут же ему в голову пришла следующая логичная мысль: — Но если у меня "крот", то он уже наверняка передал американцам, зачем привезли сюда гиперпространственный движок. Пять шестых базы об этом знает. Мы уже начали сборку». Он вздохнул и нажал кнопку связи с Землей. Секунду спустя на экране видеофона возникло лицо сменного оператора Центра управления космическими базами.

— Начальник базы «Восток» полковник Богомазов, — начал Семен Петрович официально. Лицо оператора ему не было знакомо.

— Сменный оператор капитан Кудряшов.

— Доложите начальству, что американцы уже отбыли. Подробный отчет отправлю факсом.

— Понял. Американцы уже отбыли. — Оператор нажал пару кнопок и заговорил в микрофон: — Докладывает сменный оператор капитан Кудряшов. На связь вышел начальник лунной базы «Восток» полковник Богомазов. Он доложил, что американская инспекция уже отбыла. Все подробности он отправит факсом. — Затем он что-то выслушал через наушники, отключил микрофон и, уже обратившись к Богомазову, сказал: — Ждите дальнейших указаний. Сборку корабля не возобновлять.

— Понял. Жду дальнейших указаний. Сборку корабля не возобновляю. Конец связи.

«Сейчас мое начальство выйдет на Кедрина, а тот на меня. — Начальник лунной базы «Восток» еще долго сидел в своем кабинете, анализируя встречу с американцами и все перипетии, с ней связанные. — А переводчица у этого долговязого Питсроу хороша. Ничего не скажешь. Везет же некоторым! А тут сиди и жди вызова Кедрина. А когда я ему обо всем доложу, сразу же начнутся шпионские страсти по вычислению и поимке "крота"».

Богомазов ошибся. Кедрин с ним на связь не вышел. Начальник базы не знал и не мог знать, что час спустя в четырехстах километрах от «Востока», на американской базе «Вашингтон», Питсроу, со злостью ударив по клавише выключения видеофона, в сердцах бросил:

— Сам, не взвесив все, погнал меня в срочном порядке инспектировать русичей, а теперь орет, что я ничего не узнал. Отложи мы инспекцию на три недели, куда бы этот Богомазов делся.

— Милый, не расстраивайся так. — Дороти Маккейб села к лунному атташе на колени. — Реда можно понять. Он спешит доложить президенту.

— Знаешь, когда нужна спешка? То-то.

— Увидели мы воочию или не увидели сборку пилотируемого гиперпространственного корабля — не столь это и важно. Ясно одно — они его собирают. И гиперпространственный движок там оказался уж точно не из-за разгильдяйства русичей. Наш агент был прав. — Девушка погладила седую голову мужчины и расстегнула пуговицу на его пиджаке. — Так что расслабься... Хотя мне жалко его.

— Кого? — Откинувшись на спинку кресла, Питсроу не сразу вынырнул из состояния сладостной расслабленности.

— Этого агента у русичей. Если они его вычислят, то наверняка расстреляют.

— Сам виноват. Никогда нельзя терять контроль над собой, и особенно на отдыхе...

Через час шифровка с Луны легла на стол директора Службы безопасности Руси.

Так что Богомазов напрасно ждал вызова Кедрина. Его доклад стал излишним. Лишь спустя три часа из Центра управления космическими базами пришла телефонограмма: «Разрешаю возобновить работы по программе "Пора"». И подпись: «Начальник Управления космических исследований генерал-лейтенант В. И. Сидорук».

Ровно в восемнадцать ноль-ноль по среднеевропейскому времени Богомазов закончил совещание с главными специалистами своей базы, где отдал приказ возобновить сборку гиперпространственного корабля. И, глядя, как его подчиненные один за другим покидают кабинет, он подумал: «А ведь среди них вполне может быть предатель, черт бы его побрал».

Богомазов встал из-за стола, чтобы спуститься в сборочный цех.

«Интересно, а когда наши предки запускали Гагарина в космос, тоже такие страсти кипели?» Массивная стальная дверь в сборочный цех медленно стала подниматься вверх, открывая проход.

Объединенная Русь. Украина.

В двадцати километрах от г. Славутич, Киевской обл.

Почти за два года до описываемых событий.

14 августа 2188 года. Пятница.

18.20 по местному времени.

Небо, казалось, упало на землю, цепляя ее тучами, набухшими от воды. Под этими тучами понуро стояли деревья и замерла земля, покрытая мокрой травой и проплешинами грязи.

И лишь золоченый крест, гордо вознесшийся над небольшой, сложенной из свежих бревен церквушкой, оживлял безрадостный пейзаж. Возле церкви, на утрамбованной площадке, демократично сгрудились десятка два машин. Роскошные «мерседесы» и БМВ дверь в дверь, бампер к бамперу соседствовали с непритязательными «москвичами» и «пежо». Не поместившиеся на площадке трехколесные электроциклы, словно огромные жуки, облепили церковь.

Тучи наконец стали сбрасывать свой груз — первые крупные капли дождя упали на церковь, машины, землю. И тут же внезапно поднявшийся ветер подхватил их, закружил, начал яростно хлестать ими окружающий мир.

— Братья и сестры! — звучно взвилось под сводами церкви. — Мир все больше погрязает в грехах. Прелюбодейство и чревоугодие, корысть и зависть, непомерная гордыня и тщеславие — вот истинные правители этого мира. — Голос продолжал рокотать в небольшой церквушке.

Перед алтарем возвышался высокий молодой человек в черной рясе. Перед ним живой стеной стояли люди, жадно ловившие каждое слово священника. Несколько горевших свечей только обозначали пространство, в котором продолжала гневно вибрировать проповедь:

— Люди давно забыли о Боге. Для них комфорт и богатство важнее бессмертия души. Они решили, что, научившись клонировать и записывать информацию обо всей своей жизни, они избегут суда Божьего и без Него получат бессмертие. Теперь они молятся не Богу, а Машине. Ибо она им начисляет баллы для получения второй жизни. Они забыли Господа. Но Бог всемогущ и последователен. И Он не допустит, чтобы пренебрегали именем Его и заповедями Его. Как сказано в Священном Писании, Бог «воздаст каждому по делам его». И гнев Божий уже настиг тысячи людей, поразив их безумием. Вы собрались здесь и спрашиваете, что делать? — Священник обвел взглядом десятки обращенных к нему лиц. — А ответ прост — преданно служить нашему Господу. Но вы можете сказать — я, мол, и так соблюдаю Божьи заповеди, не забываю молиться. Нет, люди! Этого недостаточно. Ибо Господь судит не только по словам, но и по делам человека. А какие дела сейчас угодны Господу? — И снова полыхающий взгляд на застывшую перед ним толпу. — Вот, видите это? — Неожиданно священник вытянул правую руку к толпе и раскрыл ладонь. — У меня на ладони лежит так называемый чип сбора информации, метко прозванный в народе «надсмотрщиком». Это с его помощью машина, или то, что официально называется Главным Компьютером, узнает все наши мысли, все движения нашей души. Все, что раньше принадлежало человеку и Богу, принадлежит теперь и бездушной машине. До чего же пали люди, если ради получения второй жизни из рук машины, жизни без согласия Бога, они без стыда доверяют этой машине даже таинство, творящееся на супружеском ложе? А жизнь, дарованная не Богом, а машиной, противна Богу. От вас скрывают факты, что среди людей, получивших вторую жизнь, очень высок процент смертей от несчастного случая или, еще страшнее, от внезапного слабоумия. Но если от вас это можно скрыть, то от Бога ничего не скроешь. Он все видит! — С этими словами священник вскинул вверх руку. Собравшиеся, как загипнотизированные, подняли глаза. Над ними, в слабом свете свечей, терялся свод церкви. Кое-где смутно угадывались лики святых, сурово сверху вниз смотревшие на людей. — Так давайте же, братья и сестры, не словом, а делом покажем, что мы ждем Великой Благодати — вечной жизни — только от всемилостивейшего нашего Господа Бога и не верим в дьявольский соблазн — вторую жизнь от машины. Давайте откажемся от этого чипа — пусть наши мысли принадлежат только нам и Богу.

Неожиданно в руке священника оказался крест, и он простер его над стоявшими людьми. Те, словно по команде, попадали на колени. Священник, сойдя с возвышения, подходил к каждому, протягивал крест для поцелуя и произносил: «Да благословит тебя Господь на жизнь вечную и безгрешную».

Поцеловавший крест и получивший благословение вставал с колен и торопливо шел в притвор. Там через небольшую дверь человек выходил к лестнице и, спустившись по ней, попадал в помещение, расположенное под землей. Интерьер его резко контрастировал с интерьером церквушки. Огромный, сверкающий белоснежным пластиком зал. На потолке полыхали мощные бестеневые лампы. Посередине зала стояли пять кресел, напоминающие стоматологические. Рядом с каждым креслом стоял аппарат со множеством кнопок, тумблеров и дисплеем. Еще несколько различных агрегатов располагались вдоль стен. Иными словами, под расположенной в глухом лесу церквушкой находилась мощная медицинская лаборатория. Каждый прихожанин подходил к столу, стоящему у входа в лабораторию, и ставил подпись на бланке стандартного заявления, в котором он добровольно просил извлечь из его мозга чип сбора информации как противоречащий его религиозным убеждениям. После этого он садился в одно из кресел. Умная электроника мягкими прижимами фиксировала его голову. Посылался короткий радиоимпульс, на который тут же откликался чип. Мгновение, и компьютер с точностью до тысячных долей миллиметра определял месторасположение чипа. Тут же следовал приказ-импульс исполнительному механизму. Штанга с вмонтированным в нее соплом опускалась на точно указанное место. Из крошечного отверстия сопла под огромным давлением вырывалась струя воды с растворенными в ней обезболивающими и антисептическими материалами. Еще пара мгновений, и в человеческом черепе появлялось отверстие диаметром в один миллиметр. Раздавалось легкое жужжание — на штанге поворачивался специальный барабан, и вместо сопла на отверстие нацеливалась тончайшая, пара молекул в диаметре, игла из специального сплава. Точным, коротким движением игла пронзала мягкую, податливую ткань мозга и упиралась в чип. Еще короткий импульс, и игла намертво притягивала к себе крохотный чип. И, словно опытный рыбак, умная электроника выдергивала из мозга иглу с уловом на конце. Вновь раздавалось легкое жужжание — игла вновь сменялась соплом. Но теперь вместо воды из него била струя специального полимера, мгновенно затягивающего практически невидимое отверстие в черепе. Вся процедура извлечения чипа занимала не более минуты. За процессом на всех пяти креслах следил один человек, сидящий за дисплеем в углу лаборатории.

Вот первый человек опустился в кресло, второй направлялся в это время к соседнему, а у стола подписывал заявление уже третий прихожанин. Конвейер заработал. «Да благословит тебя Господь на жизнь вечную и безгрешную» — спуск по лестнице вниз — подпись — прижим головы — легкое жужжание — и с кресла вставал человек, более не обязанный отчитываться перед Главным Компьютером Организации Объединенных Наций.

Уже более половины пришедших в церковь освободились от чипа сбора информации. Неожиданно входная дверь распахнулась, и с десяток людей в камуфляже, в черных пуленепробиваемых шлемах с опущенными забралами, с автоматами-парализаторами ворвались в церковь.

— Группа «Кобра»! Всем на пол! Не двигаться! — Слова командира, превращенные встроенным в шлем динамиком в рев, заполнили все помещение.

Спецназовцы действовали четко, по не раз отрепетированному и опробованному сценарию. Пятеро, во главе с командиром, тут же кинулись к двери за алтарем. Остальные пятеро веером ворвались в толпу оцепеневших людей. Пару раз сверкнули заряды парализаторов, сшибая с ног мужчин и женщин. Остальные сами поспешно стали валиться на пол.

— Остановитесь! Что вы делаете, безбожники! — Священник с поднятым над головой крестом кинулся на спецназовца.

Сверкнул парализующий заряд, и человек в черной сутане беззвучно рухнул на пол.

— Ах ты, сука! — Двухметровый мужчина в один прыжок оказался перед спецназовцем.

Тот крутанулся на месте, наводя ствол парализатора на нападавшего. Поздно! Толчок левой рукой по стволу, и заряд поражает кого-то из толпы. Правая рука, как кувалда, обрушивается сверху, валя спецназовца на пол. Четверо его коллег бросаются ему на помощь, расчищая себе путь вспышками выстрелов. Напавший мужчина с силой опускает свою ногу, обутую в тяжелый армейский ботинок, на кисть поверженного спецназовца, сжимающую рукоятку автомата. Раздаются хруст и приглушенный вопль из-под шлема. Мгновение — и парализатор, уже оказавшийся в руках двухметрового мужчины, выплевывает заряд прямо в грудь подбегающему спецназовцу.

— Круши гадов! — Мужчина, схватив одной рукой падающего врага за грудь и прикрываясь им, словно щитом, отстреливается от оставшихся трех спецназовцев.

Другой человек кидается на еще одного спецназовца. Тот с ходу разряжает в него свой парализатор. Мужчина, успев схватить его за шею, валится вместе с ним на пол. И тут же толпа сжимается вокруг двух оставшихся вооруженных людей. Сжимается, сшибает с ног. Множество рук выдергивают у них парализаторы, и тут же заряды впиваются в их тела.

— Братья, а теперь вниз. Там еще пятеро осталось! — Мужчина, первым оказавший сопротивление, бежит к двери в притворе. Возбужденная толпа кидается следом. Но тут дверь распахивается сама — оставшиеся наверху спецназовцы по рации успели запросить помощь. Посланные сразу с двух стволов заряды швыряют мужчину на пол. Вслед за этим в помещении раздаются несколько хлопков — взрываются гранаты с парализующим газом. Через минуту все кончено — обездвиженных, потерявших сознание людей грузят в прилетевший вертолет, и тот, тяжело оторвавшись от земли, берет курс на город.

Разбушевавшийся ветер через распахнутые двери с радостным воем наконец врывается в церковь. Пламя свечей дрогнуло и тут же погасло. Церковь погрузилась во мрак. Лишь хлопанье незакрытых дверей нарушает однообразный вой ветра. По небу все так же неторопливо плывут темные тучи...

Объединенная Русь. Украина, г. Киев.

Ул. Короленко, 17. Рабочий кабинет директора

Службы безопасности Украины.

Почти за два года до описываемых событий.

15 августа 2188 года. Суббота.

15.15 по местному времени.

Древний Киев красиво раскинулся на берегах широкого Днепра. Многочисленные небоскребы уверенно смотрят в синь неба. По широким улицам мчит бесконечный поток машин, и такой же нескончаемый людской поток течет по тротуарам. Первый день уикэнда набирал силу, чтобы вечером разлиться веселыми мелодиями, цветными лучами лазеров, рисующими в небе праздничные узоры, еще более яркими, чем в будние дни, неоновыми огнями вывесок и реклам. За долгие столетия своей истории небольшое поселение, основанное легендарными братьями Кием, Щеком, Хоривом и сестрой их Лыбидью, пережившее вместе со своей страной бурную, часто драматичную и кровавую историю, историю непростых отношений со своими соседями, превратилось в роскошный современный мегаполис. Но по-прежнему Богдан Хмельницкий на разгоряченном коне булавой указывает на Москву...

— Не стесняйтесь, Олег Николаевич. Присаживайтесь. Чувствуйте себя как дома. — Прилетевший час назад в Киев директор Службы безопасности Вадим Александрович Кедрин извинительно улыбнулся собственной шутке.

Вошедший в свой кабинет начальник Службы безопасности Украины, стараясь не смотреть на восседающего за его столом директора Службы безопасности Объединенной Руси, молча сел в кресло.

— Итак, Олег Николаевич, начнем. Суббота, и хочется побыстрее к семье. Поэтому, как говорится, сразу возьмем быка за рога. Я внимательно ознакомился с делом о происшествии в сельской церкви, недалеко от города Славутич. Вопиющий непрофессионализм. Во-первых. Зачем вы вообще туда полезли? Изучив материалы, я так и не нашел ответа. В этой церквушке что, базировалась какая-то террористическая организация? Или этот батюшка призывал к уничтожению существующего строя? А? Медицинская лаборатория официально зарегистрирована на некоего Пархоменко, хирурга по специальности. И у него есть оформленная по всем правилам лицензия на проведение таких операций. Надеюсь, вы знаете, что извлекать чип сбора информации имеет право любой дееспособный гражданин. Для этого даже не требуется заявление с обоснованием своего поступка.

— Сейчас я все объясню, Вадим Александрович.

— Да уж постарайтесь, Олег Николаевич. Постарайтесь мне объяснить действия ваших подчиненных. — Кедрин даже не пытался скрыть своего недовольства.

Вытащив из внутреннего кармана пиджака роскошный «Паркер», он стал постукивать им по столу.

— По агентурным каналам, — начал директор СБ Украины, — к нам поступила информация о том, что в этой церкви проводятся массовые собрания, на которых настоятель церкви отец Сергий призывает, если так можно выразиться, к гражданскому неповиновению.

— Конкретнее, Олег Николаевич. Что он призывал делать?

— Он призывал к тому, чтобы отказывались от своих чипов сбора информации.

— И это, вы считаете, можно квалифицировать как призыв к гражданскому неповиновению? Кстати, хочу вам напомнить, уважаемый Олег Николаевич, что далеко не всякие акты гражданского неповиновения уголовно наказуемы.

— Человек без чипа становится социально более опасным.

— А остальные, получается, менее опасны? По-вашему, каждый человек в принципе представляет некоторую угрозу социуму?

— А разве нет? — Глава украинской СБ Олег Николаевич Пустовойтенко, чуть прищурившись, посмотрел на своего непосредственного начальника.

Тот, выдержав взгляд, после секундной паузы согласился:

— Ну, допустим. Допустим, что каждый человек потенциально опасен обществу. Ибо в каждом из нас заложен дух независимости. А государство, даже самое демократическое, как ни крути, часть этой независимости забирает.

— Именно это я имел в виду.

— Но объясните, как удаление чипа сбора информации делает человека более опасным?

— Очень просто, Вадим Александрович. Чего современному человеку не хватает? Да все у него есть. Он может вкусно кушать. Он имеет современную, благоустроенную квартиру, начиненную всеми мыслимыми достижениями бытовой электроники. Домашний робот предложит вам сотни меню, учитывающих все достижения диетологии и склонности вашего желудка. Хочешь посмотреть боевичок? И чтоб главным героем была длинноногая блондинка? Зайди в интерактивное меню, создай свой сценарий и вставь голографический образ себя любимого в фильм. — Пустовойтенко ослабил узел галстука. — Вадим Александрович, человечество ожирело. Вернее, его белая часть. Сейчас, даже не занимаясь никаким трудом, можно жить припеваючи. Чем это может кончиться, не мне вам объяснять. Я, например, не представляю, как, не применяя силу против китайцев, удержать в составе Объединенной Руси Сибирь и Дальний Восток. А это две трети всей территории государства. И вторая жизнь — это существенный стимул чаще отрывать свою задницу от кресла. А уж если человек добровольно отказывается от чипа сбора информации, то есть от возможности получить вторую жизнь, то ему вообще на все начхать. Такие либо становятся трутнями, либо, чтобы как-то разнообразить свою жизнь, могут перейти к... гм... активным противоправным действиям.

— Логичнее предположить, что активные постараются себя реализовать законными способами и завоевать вторую жизнь.

— Этот путь труднее, дольше и не приводит к таким концентрированным ощущениям. Одно дело — построить дом. Надо знать как. Это сравнительно долгий процесс, и все эмоции размазываются во времени. Другое дело — его взорвать. Ума большого не надо. Мгновенно — бах! — и ты, именно ты в доли секунды уничтожил труд сотен людей. Тут эмоции посильнее будут.

— По-вашему, Олег Николаевич, снятие чипа уменьшает стабильность государства. Так, что ли? — ручка в руке директора Службы безопасности с силой стукнула по столу.

— В самую точку, Вадим Александрович.

— Поэтому вы так грубо и наехали на священника?

— Может, это было и не совсем законно, но стабильность государства превыше всего. По-моему, Вадим Александрович, именно в обеспечении стабильности государства и заключается наша работа.

— А увечья, полученные вашими людьми в ходе захвата церкви, — Кедрин чуть иронично улыбнулся, — тоже были частью плана? Чтобы, так сказать, усилить ваш аргумент насчет того, что люди, снявшие чип, переходят к активным противоправным действиям.

— Увы, Вадим Александрович, наша работа не предполагает белых перчаток.

— Иными словами, мужчина, оказавший активное сопротивление бойцам «Кобры» и покалечивший одного из них...

— Является капитаном данного подразделения.

— Вы знаете, Олег Николаевич, пока я летел сюда из Москвы, я хотел просить президента Украины снять вас с работы.

— Я знаю, Вадим Александрович. Мне господин Грушенко сообщил о вашем телефонном разговоре с ним и о вашей просьбе.

— И, как вы знаете, он мне отказал.

— Он вам предложил лично побеседовать со мной, а потом, если необходимость в этом останется, вновь обратиться к нему с этой просьбой.

— Вы правы. Так точнее. И после нашего разговора, — директор Службы безопасности Объединенной Руси сделал паузу, задумчиво рассматривая ручку в своей руке, — я рад, что наша Конституция не позволяет мне снимать с должности глав национальных управлений служб безопасности. — Кедрин наконец поднял глаза и взглянул на Пустовойтенко.

— Я тоже рад, Вадим Александрович, что в вашем лице нашел понимание своей точки зрения.

— Но священника придется отпустить.

— Конечно. Извинимся. Мол, ошибка вышла. Думали, что создана антигосударственная организация. Не знаю, сделал ли он надлежащие выводы, но, по крайней мере, чипы он долго уже не сможет извлекать.

— А что так?

— Знаете, в его подземной лаборатории случился пожар. Все сгорело. — Пустовойтенко скупо улыбнулся.

— Бывает, — в ответ улыбнулся Кедрин. — Ну, всего хорошего, Олег Николаевич. Занимайте свое руководящее кресло, а мне пора в Москву. — С этими словами директор Службы безопасности встал из-за стола

— Спасибо, Вадим Александрович, — поблагодарил Пустовойтенко и, уже как полноправный хозяин кабинета, отдал распоряжение по внутренней связи: — Охрану для господина Кедрина к выходу на вертолетную площадку.

Вертолет с директором Службы безопасности Объединенной Руси, легко оторвавшись от бетонной площадки на крыше Управления Службы безопасности Украины и выдвинув из фюзеляжа треугольные крылья, казалось, прыжком исчез в синеве неба. Через сорок минут Кедрин уже был у себя в рабочем кабинете.

«Нет, Кедрин, ты не так прост, чтобы безоговорочно поверить моим словам. Ты что-то учуял и пойдешь по следу. — Глава Службы безопасности Украины спускался в лифте с вертолетной площадки к себе в кабинет. — Недаром за тобой еще со времен учебы в Высшей школе Службы безопасности закрепилась кличка "Такса". Собака, предназначенная для охоты на хитрых лисиц».

И уже в кабинете Пустовойтенко неожиданно даже для себя подумал: «А я ведь, пожалуй, мог легко устроить катастрофу правительственному вертолету».

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Лубянка, 26. Кабинет директора Службы безопасности.

Почти за два года до описываемых событий.

15 августа 2188 года. Суббота. 17.05 по местному времени.

— Северского ко мне, — коротко бросил Кедрин своему секретарю, едва сев за свой рабочий стол после прилета из Киева.

«Что-то ты скрываешь от меня, господин Пустовойтенко. — Директор Службы безопасности вновь задумчиво вертел «Паркер» в своих руках. — Вот только что?»

— Северский прибыл, — по внутренней связи доложил секретарь.

— Пусть войдет.

Через несколько секунд дверь распахнулась.

— Вызывали, господин директор?

— Присаживайся, Игорь. Я, кажется, нашел тебе неистового. Прочти вот это. — Кедрин протянул полковнику Службы безопасности папку.

Тот раскрыл ее и быстро заскользил глазами по тексту.

— Об этом священнике необходимо собрать более полную информацию. — Северский закрыл папку и положил ее на стол. — Но навскидку — кандидатура хорошая.

— Даю тебе на это время до завтрашнего утра. Можешь идти.

— Слушаюсь, господин директор.

Едва секретарь Кедрина проводил взглядом Северского, как вновь коротко звякнул телефон внутренней связи.

— Новосельцева ко мне, — коротко раздалось из телефона.

— Вызывали, Вадим Александрович? — Полный, невысокий, похожий на колобок Сергей Ефимович Новосельцев уже через минуту вкатился в кабинет своего шефа.

Несмотря на столь откровенно невпечатляющий вид, Новосельцева в Службе безопасности опасались все. Еще бы. Толстенький, вечно улыбающийся, с чрезвычайно подвижной мимикой лица генерал-майор Службы безопасности возглавлял одно из самых засекреченных подразделений Службы — отдел внутренней безопасности.

— Сергей Ефимович. Мне срочно все материалы по Киеву за... — директор Службы безопасности на мгновение задумался, — пожалуй, за последний год.

— Слушаюсь, Вадим Александрович. Через полчаса материалы будут у вас.

— И вот еще что. Возьмите этот «Паркер» и прогоните его через наш центральный компьютер.

Новосельцев мгновенно подкатился к столу Кедрина и взял авторучку:

— Что, опробовали, Вадим Александрович? Более компактного детектора лжи нет даже у американцев!

— Выжмите из этого «Паркера» все. Малейшее изменение тембра голоса моего собеседника, чуть уловимое движение его век, малейшее учащение его пульса и изменение сопротивления кожи его лица должно быть объяснено.

— Для этого у нас должна быть его подробная психофизиологическая карточка.

— Она у вас есть. Пустовойтенко Олег Николаевич. Директор Службы безопасности Украины. За час успеете?

— Будет сделано, господин директор. — С лица начальника отдела внутренней безопасности, казалось, ни на миг не исчезало выражение полнейшего добродушия.

Ровно в полночь Кедрин соединился с приемной Президента Объединенной Руси.

— Господин президент находится сейчас в своей загородной резиденции, — сообщили из Кремля. — Вас записать к нему на прием?

— Обязательно.

Объединенная Русь. Украина. Киев.

Мариинский дворец. Рабочий кабинет Президента Украины.

Почти за два года до описываемых событий.

15 августа 2188 года. Суббота. 22.55 по местному времени.

На черном небе сверкали звезды. Среди них желтой тарелкой светилась Луна. А под ними, отражая их на своей широкой поверхности, неторопливо тек Днепр. Изредка где-то на середине реки слышался тихий всплеск — какая-нибудь любопытная рыба всплывала на поверхность, решив полюбоваться открывающимся великолепием. И вновь звенящая летняя тишина. Действительно, тиха украинская ночь.

В окнах второго этажа красивого дворца, стоящего на высоком днепровском берегу, горит свет.

— Так ты думаешь, Олег, что Такса что-то почуяла? — Президент Украины вопросительно посмотрел на Пустовойтенко.

— Недаром он получил это прозвище. Я Кедрина знаю еще с курсантских лет, когда мы вместе учились в Высшей школе Службы безопасности. Кедрин был бы не Кедриным, если бы с ходу поверил всему, что я ему сегодня наговорил.

— И что он, по-твоему, предпримет?

— Он, конечно, в Москве попытается выжать максимум информации из разговора со мной. Но много он вряд ли накопает. Вот если бы он усадил меня в кресло полиграфа, тогда другое дело, — директор СБУ чуть улыбнулся, — а так анализ записи, которую он наверняка сделал своим «Паркером», мало что даст. Поэтому, скорее всего, он напряжет своего Колобка. А тот пусть роет. Я позабочусь — много не нароет. Меня только одно беспокоит — зачем Кедрин вообще прилетал в Киев? Ну прищемили мы какого-то сельского священника. Что, это заслуживает внимания самого директора Службы безопасности Объединенной Руси?

— А как он вообще узнал об этом случае?

— Да есть у меня в Управлении его человечек, — и, отвечая на удивленный взгляд хозяина кабинета, директор СБУ пояснил: — Лучше знать его людей здесь и держать под контролем, чем убрать, а потом вычислять очередного «крота».

— До выборов Президента Объединенной Руси осталось меньше трех лет. Мне, Олег, нужно, чтобы о наших планах Орлов не узнал хотя бы еще год. За это время мы так раскрутим свое движение, что потом он просто не успеет что-либо эффективное предпринять.

— Постараюсь, Владимир Владимирович.

Напольные часы звучно пробили двадцать три часа.

— А в Москве уже полночь. — Президент Украины Владимир Владимирович Грушенко задумчиво посмотрел в окно.

— Вы думаете, что сейчас делает Орлов?

— Нет, я думаю, что сейчас делает Такса.

На несколько минут в кабинете президента Украины повисла тишина.

— Священника освободить. Негласно помочь ему возродить медицинскую лабораторию, — прервал молчание президент Украины.

— Его лаборатория уже перевезена в Киев. На первых порах мы организуем доставку людей из его церкви в лабораторию. А через месяц-другой организуем уже в самом Киеве церковь для отца Сергия. Пора разворачиваться.

— Организуй утечку информации об инциденте со священником в прессу. Причем чтобы в оппозиционных газетах четко прозвучала мысль, что священника наказали за то, что он осуждает существующее разделение граждан на смертных и бессмертных. Что это только прерогатива Бога.

— Будет сделано, — кивнул головой Пустовойтенко.

— Как там создание оппозиционного канала на телевидении? Через месяц отца Сергия пора запускать в эфир.

— Несмотря на бешеное, — Пустовойтенко иронией выделил последнее слово, — сопротивление чиновников, я уверен, что через месяц канал «Слово» будет.

— Хорошо. И вот еще что. Усильте негласную охрану отца Сергия. А то еще какие-нибудь придурки и на самом деле постараются его устранить.

— Обязательно, Владимир Владимирович.

Президент Украины взглядом показал на зеленый огонек работающего индикатора контроля блокирования информации. Его собеседник посмотрел туда же. Они понимали друг друга.

Объединенная Русь. Россия.

Загородная резиденция Президента Объединенной Руси «Ново-Огарево».

Почти за два года до описываемых событий.

16 августа 2188 года. Воскресенье. 8.40 по местному времени.

По виду раскрашенный веселой зеленой краской высокий забор ограждал от любопытных глаз и пронырливых мальчишек жилье осторожного и крепкого хозяина. Но это только по виду. На самом деле забор был высокопрочной броней, способной, не поморщившись, выдержать удар с полного хода семидесятитонного танка. Затейливо выполненные поверху забора завитушки были элементами охранной системы, способной обнаружить даже мышь. Даже комар, пересекавший невидимую линию, ставился компьютером системы на персональный учет. И не дай бог, если система решит, что пытающийся попасть за «веселенький» заборчик объект представляет опасность. Крупнокалиберные пулеметы — это самое безобидное, что охранная система могла предложить непрошеному визитеру. А так меню было разнообразно — высокочастотное напряжение, сильное электромагнитное поле, способное вскипятить биологическое существо изнутри. Более массивному «гостю» предлагались кумулятивные снаряды под урановой оболочкой и многое-многое другое. За зеленым забором располагалась ближняя загородная резиденция Президента Объединенной Руси.

Подъехавший к воротам черный, массивный лимузин был беспрепятственно пропущен. Встроенная в него система распознавания «свой — чужой» без запинки ответила на поставленные охранной системой вопросы.

— Если главный шпион страны просит встречи с президентом, то последний обязан немедленно принять его, невзирая ни на что. Пусть даже это воскресенье или у главы государства расстройство желудка. — Президент Объединенной Руси вышел из-за стола и протянул руку вошедшему в кабинет Кедрину.

— Если у господина президента расстройство желудка, то гнать надо либо медиков, либо меня. Если расстройство по болезни — то медиков. По всем остальным причинам — меня. — Кедрин пожал протянутую руку.

— Вот так, сидя на очке, и указ подписать?

— А почему бы и нет? Можно и без стола обойтись.

Мужчины рассмеялись.

— Так что случилось, Вадим Александрович? — Орлов сев на стоящий у стены диван, жестом пригласил Кедрина сесть рядом.

— По-моему, господин Грушенко начал предвыборную кампанию.

— Вот как! И что заставляет вас так думать, Вадим Александрович?

— Анализ некоторых событий, — и, не тратя время на ожидание тривиального вопроса «каких?», тут же продолжил: — Позавчера из Киева, из Службы безопасности Украины, ко мне поступила информация, что мои украинские коллеги провели спецоперацию против одного сельского священника. Они направили в церковь, где он служил, группу захвата «Кобра». Те устроили там большой тамтарарам, арестовали попа и вроде бы уничтожили находившуюся под церковью медицинскую лабораторию, где любой желающий в течение минуты мог извлечь из своего мозга чип сбора информации.

— У сельского священника имелась такая лаборатория? — удивленно спросил президент.

— Именно так.

— Но в принципе священник ничего предосудительного не совершал. По закону чип может извлечь из своего мозга любой желающий. Или у него не было лицензии на такой вид деятельности?

— Лаборатория была зарегистрирована на некоего врача Пархоменко, и лицензия оформлена по всем правилам.

— И как же объяснили ваши коллеги свои действия?

— Вот распечатка моего разговора с главой Службы безопасности Украины господином Пустовойтенко. Ключевые места разговора я выделил. — С этими словами Кедрин передал Орлову ноутбук, выполненный в виде тонкой папки.

— И что тебя так взволновало? — Прочитав текст на экране, президент закрыл ноутбук. — В его словах есть резон.

— Господин президент, ознакомьтесь, пожалуйста, со следующим документом. — Кедрин вновь раскрыл ноутбук и нажал на одну из кнопок.

— Что это?

— Это психофизиологический анализ состояния Пустовойтенко во время разговора со мной.

— Это как на детекторе лжи?

— Так точно, — кивнул головой Кедрин.

— Как же вы сумели его в такое кресло усадить?

— У меня есть свои профессиональные секреты.

— Так-так. Что же мы имеем? — Орлов вновь повел глазами по тексту. — Когда он говорил, что информация по церкви получена агентурным способом, — вероятность достоверности сказанного восемьдесят пять процентов.

— Это низший предел достоверности. Если восемьдесят пять и выше, считается, что человек говорит правду.

— Далее он рассуждает о социальной опасности людей, снявших чипы сбора информации. Вероятность шестьдесят пять процентов.

— Человек сознательно что-то недоговаривает. Немного, но недоговаривает, — продолжал комментировать Кедрин.

— О, а его фраза: «Может, это было и не совсем законно, но стабильность государства превыше всего. По-моему, Вадим Александрович, именно в обеспечении стабильности государства и заключается наша работа» — правдива на двадцать пять процентов. — Президент перевел взгляд на Кедрина.

— Так как это один из самых низких процентов достоверности во всем разговоре, господин президент, специалисты по психофизиоанализу более подробно ее прокомментировали. Вот их выводы. По сути, это две фразы. Одна — подтверждение того, что именно из-за выше перечисленных им в разговоре доводов он провел акцию против священника. Другая — констатация целей работы Службы безопасности. Так вот, существует большая вероятность того, что вторая фраза практически правдива. И так как она звучала на одну целую и две десятых секунды дольше, то ее так называемый психофизиологический фон «наехал» на фон первой фразы. И суммарный фон получился двадцать пять процентов. А достоверность первой фразы может быть ноль процентов. Абсолютная ложь.

— Ясно. — Президент Объединенной Руси потер лоб и вновь углубился в чтение. — Далее достоверность практически колеблется около девяноста процентов. А вот насчет пожара и уничтожения лаборатории господин Пустовойтенко соврал — пять процентов достоверности. И что же ваши специалисты говорят по этой фразе?

— Это или полная ложь — то есть лаборатория находится там, где и находилась. В целости и сохранности. Или она находится в целости и сохранности, но в другом месте. Я думаю, вернее второй вариант.

— Ну и какие выводы можно сделать из всего анализа этого разговора?

— Я уже сообщил вам свой вывод. Господин Грушенко начал предвыборную борьбу за пост Президента Объединенной Руси.

— Поясни, — коротко бросил глава государства.

— На неизвестного священника «наезжает» спецслужба. Для чего? Нам говорят — для устрашения. И приводят кучу, в общем-то, правильных доводов. Психофизиологический анализ разговора показывает, что ключевая фраза, то есть утверждение, что да, именно из-за того-то и того-то мы «наехали» на бедного попика, абсолютная ложь. Спрашивается, какой есть еще мотив? Личный? Ну, это для господина Пустовойтенко несерьезно. Целая группа захвата «Кобра» и беззащитный попик. Да еще у многих на виду. Анализируя ход операции, время ее проведения и «несчастье» с одним из «посетителей» церкви, можно сделать вывод, что, наоборот, операция планировалась для популяризации личности священника, героизации его облика. Идет против власти! Защищая его, простые люди рисковали жизнью и свободой. Если я прав, то в скором времени, может даже сегодня, в украинских газетах мы найдем материал по этой «секретной» операции. С соответствующей трактовкой.

— А этот священник настоящий? Может, он тоже, как тот супермен, оказавший сопротивление спецназовцам, работник спецслужб?

— Нет, священник самый настоящий. Весьма любопытная личность. В следующем файле его биография.

Орлов открыл следующий файл и быстро заскользил глазами по тексту:

— Действительно любопытная личность. Выпускник Одесской духовной семинарии. Как весьма одаренная личность получил должность секретаря в аппарате митрополита Киевского Филимона. Через два года во время Пасхи прикрепил к дверям Софиевского храма памфлет с двадцатью вопросами к служителям церкви. Привлечен к церковному суду. Там он каяться решительно отказался. Вместо покаяния вызвал на диспут самого Филимона. За это был отлучен от церкви. Ушел из Киева. В районе города Славутич своими руками построил скит и стал проповедовать. Через пять лет уже силами прихожан построил церковь. Год назад основал у себя медицинскую лабораторию, где всем желающим удаляют из мозга чип сбора информации. Основной тезис его проповедей — бессмертие дается лишь Богом. Вторая жизнь, которую получают в результате научно-технического прогресса, — это аморально по отношению к Богу и к остальным людям. И получившие ее ответят на Страшном Суде.

— По-моему, в личности этого отца Сергия и есть объяснение действий Киева, — вновь заговорил Кедрин.

— Я уже тоже начал догадываться. При помощи этого священника Грушенко хочет упорядочить, усилить и возглавить движение по добровольному извлечению чипов из мозга людей.

— Именно так, господин президент. Хотим мы этого или нет, общество постепенно стало раскалываться на два лагеря. Мир простых смертных и мир бессмертных. И между ними возникает противоречие посильнее, чем противоречие между богатыми и бедными. И богатый, и бедный проживали одну жизнь. И любой бедняк мог утешить себя мыслью, что его богатый сосед на тот свет богатство не унесет, что перед смертью все равны. Плюс религия проводила определенное анестезирующее воздействие, внушая, что рай — награда за праведность в земной жизни. И об ушке.

— О каком ушке? — Орлов вскинул удивленный взгляд на Кедрина.

— Об игольном, господин президент, — невозмутимо ответил тот, — через которое легче протащить верблюда, чем богачу попасть в рай. Но с техническим прогрессом ослабевает вера в Бога, а благосостояние растет. И для большинства населения, я имею в виду европейцев и североамериканцев, рай, в принципе, уже наступил. Вот только этот рай не вечен. Он заканчивается в момент смерти. Но появляются люди, для которых этот рай становится в принципе вечным. Как вы думаете, как к ним относятся остальные? — Кедрин вопросительно посмотрел на президента и затем сам ответил: — Пока со скрытым недовольством. Я подчеркиваю — пока. Тем более нет стабилизирующего фактора среднего класса. Сейчас в мире, как в неустойчивом сообществе, — кучка бессмертных и оставшееся большинство смертных.

— Тебя послушать, так действия Грушенко единственно правильные. Обратить недовольство подавляющего большинства в мирное русло. Законно добиться власти и декретом запретить вторую жизнь.

— Может, и не единственно правильные, но в определенной логике ему не откажешь. Если он выступит как лидер движения за одну жизнь, да еще и публично откажется от чипа сбора информации, то он может стать президентом Руси. Учитывая, что его должность практически гарантирует ему вторую жизнь, отказ от нее — самого ценного, что есть у человека, — это поступок, который оценят многие.

— Что ты предлагаешь? — после долгой паузы спросил президент.

— Я, честно говоря, вижу два выхода. Даже три. Первый — самому попытаться возглавить это движение, — и, твердо взглянув президенту в глаза, добавил: — Со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая отказ от бессмертия. Второй путь — оставить все, как есть. Сейчас трудно прогнозировать. Может, движение «за одну жизнь» и не станет таким популярным. А самим тоже подумать о каком-нибудь привлекательном лозунге.

— А какой же третий?

— Если выводы академика Хохлова верны и наша экспедиция в гиперпространство закончится успешно...

— Под словом «успешно» ты подразумеваешь контакт с Высшим Разумом? — переспросил Орлов.

— Под словом «успешно» я подразумеваю контакт с Богом. И вы будете президентом страны, осуществившей столь эпохальное событие. Скажу больше. Вернувшийся оттуда наш соотечественник вполне может оказаться настоящим Мессией. И вам только останется, скажем так, прислушиваться к его словам. А точнее, к словам Бога. Против этого вашим политическим оппонентам будет трудно что-либо противопоставить.

— Не забывай, что проект «Пора» еще не утвержден Советом Президентов.

— Я думаю, они утвердят.

— Почему такая уверенность?

— А вы, господин президент, скажете им, что, как президент России, заявляете, что Россия и сама может потянуть этот проект. Но тогда в случае удачи все дивиденды вы будете распределять лично, без всякого Президентского Совета. А еще скажете, что после полета стенограмма этого Президентского Совета будет опубликована. Как потерявшая всякую секретность.

— Хитер. — Президент улыбнулся.

— Не без этого!

— А если все закончится неудачей? — как бы в шутку, продолжая улыбаться, спросил Орлов.

Кедрин на секунду задумался.

— Что ж, тогда у вас еще остается целых два выхода, — наконец сказал он.

— Мессия для Руси — это было бы неплохо, — после паузы задумчиво произнес президент.

— Неплохо. Хотя евреи, как известно, своего Мессию распяли руками римских легионеров.

— Мы будем умнее!

— Сильно сказано!

— Ну а как идут дела по подбору кандидатов в Мессии? — По тону вопроса директор Службы безопасности понял, что третьему предложенному им варианту президент явно отдает предпочтение.

Глава 4

КАНДИДАТЫ В МЕССИИ

И Мессии с нетерпением ждут своего прихода.

Станислав Ежи Лец

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

30 апреля 2190 года. Пятница. 15. 15 по СЕВ.

Приглушенный звук сирены проник во все уголки лунной базы «Восток». Звук был спокойный. Не тот, который оглушающим, леденящим душу ударом врывается в уши, и кажется, что не динамики громкой связи орут: «Внимание! Разгерметизация базы! Внимание! Разгерметизация базы!», а буквально каждая клеточка твоего тела, сразу ставшего таким беззащитным, вопит об этом. Нет, звук был привычный, деловой — на базе открылись наружные двери главной шлюзовой камеры. Полчаса тому назад на космодроме прилунился корабль с Земли. И вот уже пассажиры и экипаж с этого корабля на вездеходе въезжают на базу.

Факс, пришедший позавчера Богомазову из Центра управления космическими базами, был предельно лаконичен:

«30 апреля в 14.45 по СЕВ к вам прибывает "Гермес-8". На борту — два члена экипажа и два дублера корабля "Прорыв". Обеспечьте размещение и проживание. Цели и задачи их пребывания на базе у старшего группы майора Военно-космического флота Олега Анатольевича Титрова. Начальник Центра управления космическими базами генерал-майор С. А. Скворцов».

Со дня инспектирования базы американцами прошло две недели. В течение этого времени все текло как обычно. Почти сразу получив разрешение на возобновление работ по сборке гиперпространственного корабля, вся база с головой окунулась в эту работу. И лишь иногда, в перерывах между оперативками и совещаниями, остывая от бушевавших на них страстей или наблюдая за неспешной, кропотливой работой монтажников, начальник лунной базы «Восток» думал: «А ведь среди этих людей есть предатель, который, может быть, каждое утро, полдень и вечер докладывает мне о тех или иных работах, за которые он отвечает, ругается с коллегами по многочисленным производственным вопросам, а потом стучит американцам. А Кедрин даже не шевелится. Пообещал вычислить "крота", так до сих пор и вычисляет. Ну да ладно. Мое дело вовремя и качественно собрать корабль. Вот за это я отвечаю, и за это с меня спросят». И Богомазов вновь окунался в бесконечный водоворот дел.

И вот этот корабль с Земли. В принципе, ничего необычного в этом не было. Экипаж, непосредственно присутствуя при сборке, до тонкостей узнает корабль, на котором ему предстоит лететь, обживет его и, если надо, попросит что-то изменить. По мелочам, конечно. Но как часто такие мелочи оказывались именно той последней каплей, из-за которой корабль шел на дно. Вернее, навсегда и бесследно исчезал в холодных глубинах космоса.

Но что-то не давало покоя Богомазову. Что-то было не так. И, лишь находясь в сборочном цехе, где по традиции будущий экипаж космического корабля приветствовали все сотрудники базы, он понял причину своего беспокойства. Среди толпы улыбающихся людей Богомазову неожиданно в голову пришла мысль: «А ведь очень скоро о прибытии будущего экипажа узнают американцы». Почему это крайне нежелательно, начальник базы и сам себе не смог бы объяснить. Ну, прибыл будущий экипаж очередного космического корабля. Делов-то. Так уже было десятки раз. Но вновь, как и в разговоре по видеофону с Кедриным, полковник почувствовал, что человек или люди, готовившиеся к прыжку в гипер, должны быть необычными. Нет, не в плане личного мужества и храбрости. Это само собой разумеется. Что-то в них должно быть еще. Вот только что, он никак не мог сформулировать. Что-то копошилось в голове, никак не сбиваясь в мысль. И это немного раздражало. Как иногда напоминающее о себе легкой болью в груди сердце.

«Служба безопасности у нас вообще мышей не ловит, — улыбаясь и произнося приветственную речь, чуть раздраженно думал Богомазов. — Умные хозяева как поступают? Сначала от мышей избавляются, а потом только запасы в погреб складывают».

Но Служба безопасности мышей ловила. Это Богомазов понял, едва он и Титров остались одни в крохотном кабинете.

— Разрешите представиться еще раз — майор Службы безопасности Титров.

— А я уже было подумал, что Кедрин перестал ловить мышей. — Семен Петрович неожиданно для себя легко рассмеялся.

— Нет, директор Службы безопасности ловить мышей не перестал, впрочем, и крыс тоже. — Невысокий, крепко сбитый майор Службы безопасности скупо улыбнулся.

«А ведь это волкодав. Если надо, клацнет челюстями — не подавится», — глядя в спокойные серые глаза собеседника, подумал Богомазов. Он вспомнил, как в детстве мечтал стать разведчиком. «И пришлось бы вот так, чуть улыбаясь, людей убивать. Нет уж. Уж лучше космические корабли собирать».

— А трое из вашей группы тоже из Службы безопасности?

— Да.

— И как я должен вам помогать?

— Вести себя обычно, как и раньше. Если я не ошибаюсь, у вас завтра по план-графику предстоит большой объем профилактических работ вне базы?

— Да. Надо заменить кое-какие блоки в системе энергоснабжения, у которых вышел срок эксплуатации.

— Вот и отлично. И вот еще что. Сегодня ночью мои люди установят кое-какую аппаратуру в вашем кабинете.

— Делайте все, что необходимо.

— Вот и отлично.

«Кедрин таки вычислил "крота"... или почти вычислил. Без конкретного плана он своих людей бы не прислал. Да и этот вопрос насчет завтрашних работ. Нет, план по поимке предателя уже есть. И по скорой поимке. По идее, сюда уже пора присылать и настоящий экипаж. — Богомазов сидел за своим столом и смотрел на дверь, через которую только что вышел Титров. — Интересно, так кто же он?» — уже в который раз начальник базы задавал себе этот вопрос.

Объединенная Россия. Украина. Крым, г. Партенит.

Санаторий Министерства обороны «Крым».

Почти за два года до описываемых событий.

31 августа 2188 года. Понедельник. 8.40 по местному времени.

Кусочек хлеба взмыл в голубизну неба. Через секунду он уже падал вниз с высоты двенадцатого этажа. Морская чайка, привычно спикировав, схватила его и по плавной, размашистой дуге развернулась в сторону синевшего неподалеку моря. Двое стоявших на балконе проводили ее взглядом.

— Да, огорошили вы меня, Игорь Николаевич. Я — и вдруг любимец Бога. — Невысокий темноволосый парень задумчиво ломал кусок хлеб.

— Вообще-то, любимец Бога — это не узаконенный термин. Его ввел академик Хохлов. Знаете такого? — Полковник Северский вопросительно посмотрел на Бориса Ковзана.

— Слышал. Но признаться — ничего конкретного. Знаю только, что он физик.

— Для начала и этого достаточно. Так вот, этим термином академик предложил называть людей, которым везет в жизни. Причем везет по-крупному. Например, как вам, Борис.

— Мне кажется, слово «везет» предполагает случайность.

— То есть вы считаете, что случайно спаслись при аварии ракетоплана «Х-3»? — уточняюще спросил полковник.

— Во всяком случае, предпочитаю не связывать это с вмешательством Высших Сил.

— Математики подсчитали вероятность вашего спасения. Они создали математическую модель вашего полета в открытом космосе. В ней учитывались время взрыва «Х-3», его линейные и угловые координаты в момент взрыва, скорость катапультирования кресла и ваша собственная масса. Оказалось, что изменение любого из этих параметров хотя бы на десятую процента и... и мы бы с вами сейчас не разговаривали. Получилось, вероятность спасения один к ста миллиардам.

— Надо же, легче угадать в «Спортлото». — Борис чуть усмехнулся.

— Это еще не все. Если учесть, что для вашего спасения необходимо было вращение пилотского кресла в строго определенной плоскости, иначе бы вы попросту изжарились, то вероятность спасения становится просто исчезающе малой.

— И в этом вы видите руку Бога?

— Милостивую руку, — уточнил Северский.

Командир ракетоплана «Х-3», капитан Военно-космического флота Вооруженных Сил Объединенной Руси Борис Иванович Ковзан задумался. Вдруг вспомнилось, как в открытом космосе американцы пытались подставить орбитальную станцию под него — пушинку по сравнению с многотонной махиной станции. В тот момент Борис впервые осознал, что он везучий человек. Вспомнилась выстроенная им тогда цепочка событий, доказывающая это. Победа в забеге «Победитель», когда только случайно увиденная им вымоина на крутой стенке берега позволила ему прибежать первым. Случайно? Допустим. А поступление в Высшее летно-космическое училище в Севастополе? Если бы случайно, буквально накануне экзамена по математике, он в одном из справочников не прочел, как решается одна хитрая задачка, он не набрал бы необходимый балл по математике. А следовательно, не поступил бы в училище. Стоп! Решение этой задачки, которая ему и попалась на экзамене, он прочел не в справочнике, а на каком-то измятом листочке. Буквально в тридцати шагах от здания, где должен был состояться экзамен, он ступил в лужу. Оглядевшись в поисках, чем бы вытереть туфли, он увидел на земле этот листок... Случайность? И в испытательном отряде он не должен был оказаться. Но оказался.

— И последнее, Борис Иванович, — донесся до него голос Игоря Николаевича Северского, — «ARK» не должен был быть на той орбите. За день до вашего полета его планировали поднять значительно выше. Но в грузовом корабле, который должен был доставить на станцию топливо, обнаружилась какая-то неполадка, и старт отложили. Между прочим, стартовать должен был «Геркулес». Корабли этой серии считаются самыми надежными в мире. Ни одного отказа за двадцать лет.

— Вы серьезно считаете, что чудесное спасение — это не просто случайность, а вмешательство... — Борис Ковзан сделал паузу, подыскивая правильное слово.

— Бога, — помог ему Северский.

Взгляды мужчин встретились. Наконец Борис отвел глаза и швырнул очередной кусок хлеба с балкона. Большая белая чайка, грациозно подхватив его, устремилась прочь.

— Борис Иванович, мы обработали большой объем информации. И пришли к выводу, что удачливость, везение — это явление, не попадающее под категорию случайного. И наши предки отлично это понимали. Например, у древних викингов главным критерием выбора предводителя для морских набегов являлась его удачливость. Они считали, что удачливость — это такая же черта характера, как мужество, честность и так далее. Философ двадцатого века Юнг считал, что везение — это явление, связанное с психикой конкретного человека, то есть не случайность, а закономерность. А как вы объясните следующие факты? Пятого декабря тысяча шестьсот шестьдесят четвертого года у берегов Англии разбился корабль. Спасся единственный человек. Его звали Хью Уильямс. Пятого декабря тысяча семьсот восемьдесят пятого года на том же месте потерпел крушение другой корабль. Спасся один человек. Его звали Хью Уильямс. Пятого декабря тысяча восемьсот шестидесятого года там же тонет третий корабль. И вновь спасается один человек.

— Хью Уильямс? — Борис сжал в руке очередной кусочек хлеба.

— Правильно.

— Вот уж не думал, что Богу нравятся Хью Уильямсы. И именно пятого декабря.

— Это действительно трудно объяснить. Как говорится, пути Господни неисповедимы. Но факт есть факт.

— Так, может, вам и поискать какого-нибудь Хью Уильямса? — Борис улыбнулся.

— Хью Уильямса мы искать не будем, — вполне серьезно ответил полковник Службы безопасности. — Во-первых, он наверняка будет подданным не нашей страны. А во-вторых... Впрочем, и этого уже достаточно.

— Так поищите людей славянского происхождения, однофамильцы которых в прошлом чудесно спаслись.

— Искали, Борис Иванович. Искали такие цепочки, где хотя бы два, к примеру, Иванова чудесно спаслись. Тогда можно было бы искать третьего Иванова, нашего современника.

Северский взял у Бориса кусочек хлеба и кинул с балкона. Дождавшись окончания безукоризненной атаки чайки на хлеб, он закончил:

— Или хотя бы пригласить для нашей миссии второго, современного.

— И что? Нет у нас такой цепочки?

— Есть.

— Ну, так и... — Борис не успел закончить фразу.

— Фамилия такого Иванова — Ковзан. Зовут Борис, отчество Иванович, — отчеканил полковник.

— Какой-то Борис Иванович Ковзан уже когда-то спасался? — ошеломленно спросил Борис.

— В тысяча девятьсот сорок втором году пилот тогдашних советских ВВС Борис Иванович Ковзан в составе эскадрильи наткнулся на группу немецких бомбардировщиков. Шла Вторая мировая война. Ее у нас называли Великой Отечественной. Так вот, над Беларусью он принял бой....

Полевой аэродром в районе города Старая Русса,

Новгородской обл.

13 августа 1942 года. Пятница.

7.30 по московскому времени.

Белая сигнальная ракета размашистой дугой очертила круг обязанностей для людей, бегущих к своим «ястребкам». Обязанностей стандартных и за два года войны ставших привычными. Взлететь, найти, уничтожить врага, не дать ему своими фугасками отутюжить наш передний край, вернуться на аэродром. Впрочем, последнее было не обязательно. Обязательным было не дать и уничтожить.

С ходу прыжок на крыло, оттуда в кабину. Фонарь кабины — щелк. Ремни — клак. Тормозные колодки — убрать.

— От винта!

Привычная тряска грунтовки, и вот уже тысяча-двухсотсильный движок легко бросает самолет в небо.

— «Пчела», я «Улей». Курс сто тридцать, высота шесть.

— Понял. Курс сто тридцать. Высота шесть. Разведывательный полет.

Через двадцать минут вспышки выстрелов, неровные ниточки траншей обозначили линию фронта. Дальше враг. Еще через пятнадцать минут в голубом небе появились черные оспины. Через несколько минут оспины превратились в тринадцать вражеских самолетов.

Тринадцатое число, тринадцать вражеских самолетов — «обнадеживающее» обстоятельство перед началом боя.

— «Улей», я «Пчела». Вижу семь Ю-88, и шесть Ме-109. Атакую!

Словно выполняя короткую команду «Фас!», краснозвездная машина бросилась в стаю летящих крестов. Небо расцветилось трассами очередей. Не обращая внимания на «мессеры» прикрытия, Борис ринулся к «юнкерсам». Подвернувшийся «мессер» «ястребок» распорол очередью, и тот, напоследок перечеркнув голубое небо жирной черной полосой, устремился в свое последнее пике. Но и «кресты» не дремали. Откуда-то справа-сверху хлестнул раскаленный свинец. По голове словно ударили палкой. Горячая липкая кровь залила правую половину лица.

Всевышний, создавая человека, крепко, надежно сколотил свое творение. Мозг мгновенно «отрубил» все нервные окончания, давая человеку несколько секунд форы перед болевым шоком.

Хрясь — отлетел фонарь кабины, еще движение и отстегнуты ремни... На большее сил не хватило. Ни подняться с сиденья, ни перевалиться через борт, ни свалиться в спасительные шесть километров высоты. Языки пламени, щедро подпитываемые из бензобака, сжирали хрупкое тельце «ястребка».

Уже теряя контроль над телом, мозг уловил привычный силуэт — Ю-88, основной самолет Люфтваффе, две тонны бомб. И отдал, казалось, последнюю в своей жизни команду. Слабеющие руки довернули штурвал самолета на таран.

— Пробита голова. Вытекают мозги. Иду на таран, — услышала Земля.

Шестьсот километров в час «своих» и четыреста «чужих» в сумме гарантированно выписывали билет в то небо, откуда не возвращаются...

Но у Всевышнего своя геометрия. Сила инерции и сила взрыва выбросили потерявшего сознание летчика из огненного клубка двух самолетов.

Сколько нужно времени, чтобы падать с шести километров? Около тридцати пяти секунд. Еще с десяток секунд щедрой рукой отсыплет сопротивление воздуха. Итого сорок пять секунд. Сорок пять секунд жизни. На сороковой секунде советский летчик пришел в себя. На предпоследней секунде прозвучал хлопок раскрывшегося парашюта.

Новгородская область — это леса с проплешинами полянок. Но Всевышний окунул нашего героя в болото. В чавкающую, вонючую трясину... мягкую трясину... на временно оккупированной территории, выражаясь языком Совинформбюро.

Восемьдесят процентов чуда уже было сотворено. Оставалось чуть-чуть.

В качестве «чуть-чуть» Господь избрал жителей небольшой деревушки, видевших падающие самолеты и на мгновение расцветший в небе парашют. Они вытянули находящегося в беспамятстве летчика и в копне сена под носом у немцев переправили к партизанам...

— Дальше уже было сравнительно просто. — Северский взглянул на взволнованного Бориса. — Самолет с Большой Земли, десять месяцев тыловых госпиталей, выздоровление и война до самой победы. Тот Борис сбил еще несколько самолетов. Получил звание Героя. Вырастил двух сыновей.

— Он же потерял глаз. По-моему, в двадцатом веке еще не умели имплантировать новые глаза.

— Не умели, — легко согласился Северский. — Ему вставили просто стеклянный имитатор.

— Но...

— Из госпиталя он был выписан с резолюцией: «Годен без ограничений».

— Невероятно!

— Следует добавить, что этот таран был четвертым на его счету. Столько таранов больше никто не совершал. Это абсолютный рекорд. Еще вопросы будут?

— А когда это произошло?

— В пятницу, тринадцатого августа тысяча девятьсот сорок второго года, — тут же последовал ответ. — Кстати, на «ARK», Борис Иванович, вы попали в аккурат над Беларусью[6].

Полчаса спустя, спускаясь в лифте, полковник Службы безопасности Игорь Николаевич Северский мысленно напротив фамилии Ковзана поставил галочку.

«Один есть. Теперь отец Сергий».

Объединенная Русь. Украина. В двадцати

километрах от г. Славутич, Киевской обл.

Почти за два года до описываемых событий.

3 сентября 2188 года. Четверг.

18.20 по местному времени.

Темные лики святых невозмутимо сверху вниз смотрели на толпу, застывшую перед алтарем.

— Братья и сестры! Так отстоим же наше право, дарованное нам Самим Всевышним, получать вечную жизнь от Него Самого. — Голос священника грозно рокотал в церкви. — Вспомните слова Святого Писания: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в него, не погиб, но имел жизнь вечную». Так неужели жертва Самого Бога оказалась напрасной? — Толпа стояла не шелохнувшись. — Нет! — ударило в церкви. — Бог всемогущ! Он не допустит, чтобы кровь Его Сына пролилась зря. Он не позволит, чтобы группка каких-то людей отняла у Него право Высшей Милости! Отступников, не верующих в Его всемогущество, Он будет карать! Он уже их карает! Карает страшно, отнимая разум. Синдром внезапного слабоумия появляется все чаще. Многие расплатятся за свое неверие в Бога! — Лампа позади священника придавала ему какой-то мистический вид. — Но Бог не только всемогущ, Он и всемилостив. Никогда не поздно встать на праведный путь. Необходимо извлечь из себя это богомерзкое людское изобретение — чип сбора информации. Исторгнуть из себя этого соглядатая сатаны. Братья и сестры, — в руках священника появился крест, — кайтесь! Кайтесь перед Богом!

Высоко поднятый над головой священника крест отбрасывал на толпу длинную, вытянутую тень. Священник, отец Сергий, сошел с возвышения и направился к людям. Каждый целовал протянутый ему крест и, напутствуемый словами «Да благословит тебя Господь на жизнь вечную и безгрешную», выходил из церкви. У входа стоял вместительный комфортабельный автобус. Система набора кандидатов на «жизнь вечную и безгрешную» была отлажена и сбоев не давала. Заполненный автобус, тихо покачиваясь на рессорах, устремлялся на окраину Киева. Там во внешне неприметном здании располагалась медицинская лаборатория. Полтора, два часа ее работы, и пятьдесят — шестьдесят человек добровольно отсоединяли себя от общечеловеческой компьютерной сети.

Но на этот раз система дала сбой. В ответ на напутствие: «Да благословит тебя Господь на жизнь вечную и безгрешную» — тихо прозвучало:

— Батюшка, мне с вами необходимо поговорить.

— Брат мой, о чем ты? — Священник все еще протягивал крест к губам человека.

— Батюшка, мне кажется, вам следует прежде всего напутствовать желающих вечной жизни, а потом я вам все расскажу. — Голос мужчины был абсолютно серьезен.

— Кто ты?

— Верующий человек, — последовал тихий твердый ответ.

Священник растерянно осмотрелся. Двое охранников, почувствовав неладное, дернулись в его сторону. Но только дернулись. Два бойца подразделения «Тайфун» давно, еще когда прихожане заходили в церковь, без труда, при помощи универсального детектора оружия, закрепленного на их телах, вычислили их. И как только охранники дернулись на помощь священнику, их запястья тут же обхватили сильные пальцы.

— Батюшка, не забывайте о своей пастве, продолжайте работу. — Тихие слова вернули отца Сергия к действительности.

Еще несколько раз под сводами церкви прозвучало: «Да благословит тебя Господь на жизнь вечную и безгрешную», еще несколько уст прижались к металлу креста, и наполненный автобус беспрепятственно взял курс на Киев. В церкви остались только двое, не считая статуеподобных, ничего не видящих и не слышащих двух охранников.

— Так кто ты? И что тебе от меня нужно?

— Полковник Службы безопасности Игорь Николаевич Северский.

Под бесстрастными ликами святых полковник Службы безопасности приступил к разработке очередного кандидата в Мессии.

Два часа спустя Северский уже летел в Москву.

«А может, он и прав. Бог — это даже не президент. А к президенту ты же просто так, без приглашения в гости не ходишь? Ты его видишь, когда ему это нужно. Для дела, для награждения... или для наказания».

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Лубянка, 26. Кабинет директора Службы безопасности.

Почти за два года до описываемых событий.

30 сентября 2188 года. Среда. 12.13 по местному времени.

— Нет, Игорь Николаевич, это не годится. Тесты тестами, но нужно настоящее испытание. — Кедрин, откинувшись на спинку кресла, смотрел на экран монитора. — Мы с вами уже пришли к выводу, что настоящий любимец Бога — это тот человек, которому Бог спасает жизнь, казалось бы, в безнадежных ситуациях. А вы тут придумали — кто из кандидатов больше угадает чисел, кто быстрее найдет выход из лабиринта. Мелко!

— Но, господин директор, этим мы проверяем их интуицию, — тихо возразил Северский.

— Тогда вам надо было брать на испытания тех, кто угадывал в лотереях. У них уж точно развита интуиция. Поймите, полковник, тут с Богом надо играть по-крупному.

— Создать для кандидатов смертельно опасную обстановку и посмотреть кто и как из нее выпутается?

— В самую точку попали, — подтвердил Кедрин.

— Но... — Северский запнулся.

— Вас что-то смущает?

— Господин директор, но... — полковник замялся, — но Бога ведь не проведешь, — наконец вымолвил он.

— Не понял.

— Он увидит, что мы страхуем людей, и может не захотеть проявить Себя.

Кедрин подался вперед, положил на стол локти и оперся на них. Затем после небольшой паузы медленно произнес:

— А кто вам сказал, господин полковник, что мы будем страховать людей?

— Но... но они же могут погибнуть. Ведь испытание будет опасным!

— Не просто опасным. Вы должны организовать смертельно опасное испытание, — уточнил директор Службы безопасности.

— Но люди могут отказаться от такого испытания, — резонно возразил полковник Северский.

— Значит, вы плохо подбирали кандидатов, полковник, — жестко прозвучало в ответ. — Любимец Бога, настоящий любимец, должен согласиться.

— Даже если я отыскал настоящего любимца, то остальные ведь могут погибнуть. Может, ради такого дела попросить президента назначить за это испытание такой коэффициент, который гарантировал бы им в случае смерти положительное решение Большого Бэби? Такое право у президента есть.

— Игорь Николаевич, — после долгой паузы проговорил Кедрин, — вы смотрели недавно вышедший фильм Бондаренко «Волоколамское шоссе» о Второй мировой войне?

— Еще нет.

— Посмотрите. Двадцать восемь парней без всякой надежды на спасение кидаются с гранатами под танки, защищая Москву. Кидаются без всякой гарантии даже на известность. Даже такой малости, как обычная похоронка родным со стандартными словами: «Погиб смертью храбрых», им не гарантировалось. Без вести пропавшие — это единственное, на что они твердо могли рассчитывать. И все, что осталось, так это общее имя на всех — двадцать восемь панфиловцев. Общее, как братская могила. Нет, Северский. Все должно быть по-настоящему. Мы с Богом не в подкидного дурака собрались играть. Даю вам десять дней на разработку плана испытаний и их подготовку. Идите.

— Есть!

Объединенная Русь. Россия. Московская обл.

Район поселка Кубинка. Танковый полигон.

Почти за два года до описываемых событий.

16 октября 2188 года. Пятница. 8.05 по московскому времени.

Восходящее желтое светило легко, играючи разогнало остатки ночи. Его лучи безжалостно били по самым укромным уголкам леса, наполняя их светом и теплом. Проснувшиеся ото сна березы шелестели золотыми листьями, словно рукоплеща могущественному светилу. Даже стальная ажурная конструкция метров тридцати в высоту, стоявшая на опушке леса, казалось, ожила, блестя своими балками на солнце.

«Природа приветствует своего повелителя, прихорашиваясь перед ним. В такую погоду погибать еще, тяжелее». Полковник Северский вздохнул и перевел взгляд на шеренгу из шести человек, одетых в одинаковые спортивные костюмы.

— Итак, господа, сегодня день испытания. Не скрою, я был приятно удивлен тем, что, узнав неделю назад о сути предстоящего испытания, от него отказался только один человек. Наверное, очень хочется быть Мессией?

— Так точно! Как говорится — или грудь в крестах, или голова в кустах. — Молодой парень весело улыбнулся полковнику.

«Михаил Олегович Чистяков. Двадцать пять лет. Преподаватель математики в школе. Два года назад, проспав, опоздал на самолет, который разбился два часа спустя в Альпах. Набрал наибольшее количество баллов на тестировании». Северский улыбнулся в ответ.

— Во-во, Мессию Христа и распяли на кресте. Это ты точно, Миша, подметил. — Бородач с крупными, грубо вылепленными чертами лица подмигнул стоящему рядом с ним Чистякову. Все рассмеялись.

«Аркадий Владимирович Исаев. Тридцать пять лет. Программист. Пять лет назад сдал билет на самолет — закрутил курортный роман с марокканкой и решил еще на недельку продлить себе мужское удовольствие. Самолет рухнул в Средиземное море. Результаты тестирования — середнячок».

— Кто еще желает высказаться?

— Напоследок, что ли? — задорно выкрикнул стоявший крайним слева крепыш.

«Александр Александрович Кириленко. Тридцать лет. Менеджер в строительной фирме. Три года назад сдал билет в Нью-Йорк. Его начальнику срочно понадобилось в Америку — срывался крупный контракт. Самолет без вести пропал над Атлантикой. Результаты тестирования самые низкие в группе».

— Ну зачем же так пессимистично, Александр Александрович. Впрочем, никогда не поздно отказаться.

— Это было бы несолидно, Игорь Николаевич, — подал голос высоченный, два метра ростом, худощавый мужчина, с легкой проседью в длинных черных волосах. — Вы неделю нас тренировали, тренировали. А мы спужаться?

«Олег Александрович Аверьянцев. Сорок пять лет. Старший в группе. Скрипач. Десять лет назад со своим оркестром должен был лететь е Токио. Накануне поскользнулся и упал на лестнице — кто-то пролил оливковое масло. Результат — вывихнутая рука. От поездки пришлось отказаться. Самолет разбился при посадке в Токийском аэропорту».

— Не спужаться, а укакаться, — уточнил стоящий рядом с Аверьянцевым среднего роста мужчина с холеным породистым лицом.

«Владимир Николаевич Ботков. Сорок лет. Врач. Шесть лет назад, проезжая по шоссе, увидел лежащего в крови мужчину, которому необходимо было срочно сделать искусственное дыхание. Он и сделал, перепачкавшись кровью. Пострадавший был носителем СВС. А у врача — свежая царапина на руке. Заразился. Через полгода болезнь стала развиваться. Месяц Ботков был на грани смерти. Но выкарабкался. Это один из восьми зафиксированных в стране случаев выздоровления. По результатам тестирования — второй».

— Нет, это было бы нормально. Повторяю, слишком большой риск.

— Нормально наложить в штаны? Какой же тут риск? — переспросил невысокий, худощавый темноволосый парень, предпоследний слева в шеренге.

Хохотом зашлись все.

«Борис Иванович Ковзан. Двадцать шесть лет. Полтора месяца назад его экспериментальный ракетоплан взорвался в космосе. Штурман погиб при катапультировании. А он, продержавшись в открытом космосе почти два часа, одетый всего лишь в противоперегрузочный костюм, умудрился пристыковаться к американской орбитальной станции. Плюс его однофамилец в двадцатом веке, тоже, кстати, пилот, чудесным образом спасся, выпрыгнув из горящего самолета и раскрыв парашют у самой земли. Самая большая наша надежда. Вот только по тестированию — предпоследний результат».

— Нормально отказаться, — весело ответил Северский. — Все высказались? — Он обвел глазами шеренгу. Все молчали. — Что ж, тогда еще раз я напомню, что вы должны будете сегодня делать. Итак. Испытание на удачливость будет заключаться в том, что каждый из вас сядет в специальное кресло, установленное в основании этой стартовой башни, находящейся позади вас. — Северский показал рукой на ажурное сооружение. — На подлокотниках кресла по одной кнопке. Левая управляет наклоном башни. Чем дольше держишь кнопку, тем сильнее от вертикали она отклоняется. Правая приводит в движение само кресло. Принцип тот же: чем дольше держишь, тем сильнее разгоняешься. Кроме того, как только вы сядете в кресло, башня начнет вращаться вокруг вертикальной оси. Не быстро, но и не медленно. Десять оборотов в минуту. Строго на восток, в лесу на поляне, находится бассейн с водой. Размеры бассейна — пять на пять метров. Расстояние от стартовой башни до бассейна триста метров. Ваша задача — катапультируясь, попасть в тот бассейн. Как вы понимаете, чтобы это осуществилось, необходимо правильное сочетание трех параметров — скорости отрыва от кресла, угла наклона башни в момент отрыва и угла направления на цель. Так как в это кресло вы сегодня сядете впервые, каждому разрешается сделать два пробных катапультирования. И делать это вы будете в противоположную от цели сторону. Поэтому башня будет вращаться только в секторе, гарантирующем ваше непопадание в лес. Пробные катапультирования даются для того, чтобы вы почувствовали, как управляются кнопками башня и кресло. Катапультироваться вы будете в противоперегрузочном костюме. В пробном варианте на спине к костюму будет прикреплен стандартный десантно-тактическии парашют, сокращенно ДТП. В десяти метрах от земли он раскроется, стабилизирует ваш полет, а в трех метрах сработает его тормозной реактивный двигатель. Словом, земли вы коснетесь со скоростью не более пяти метров в секунду. Так что, я думаю, не расшибетесь. А вот при основном катапультировании ДТП уже не будет. Скорость соприкосновения с преградой порядка шестидесяти — семидесяти метров в секунду. Так что вся ваша надежда — это попасть в бассейн с водой. В противном случае, если отделаетесь переломом руки или ноги, считайте, что вам крупно повезло. Для того мы вас, в принципе, и тренировали неделю, чтобы вы умели правильно сгруппироваться и отделаться лишь переломом чего-нибудь. Противоперегрузочный костюм не спасет. Слишком большая скорость. Он поможет вам при старте — нагрузки могут доходить до десяти «же» и если вы попадете в бассейн. Вопросы есть?

— А на сам бассейн сходить посмотреть можно? — выкрикнул с левого фланга шеренги крепыш Кириленко.

— А что там смотреть? От него до стартовой башни ровно триста метров. Строго на восток.

— А как определить этот самый восток без компаса? — Вопрос теперь задал высоченный скрипач Аверьянцев.

— Угадать или по солнцу. Естественно, взяв поправку на время и нашу географическую широту.

— А какая она? — спросил вечно улыбающийся Миша Чистяков.

— Честно сказать?

— Конечно!

— Не знаю.

— Все ясно! — бодро ответил Чистяков и тут же задал следующий вопрос: — А воду в бассейне хоть подогрели? Осень все же.

— Непременно. Забота о вашем здоровье прежде всего.

Все опять дружно рассмеялись.

— В каком порядке прыгаем? — поинтересовался Ботов.

— Не прыгаем, а катапультируемся. Это во-первых. А во-вторых, пробные катапультирования будете проводить в алфавитном порядке. Основные — по жребию. Кроме того, при основном катапультировании вы не будете видеть и тем более знать, как катапультируются ваши товарищи. Ясно? — Северский обвел глазами сразу посерьезневших людей.

— Ясно, — ответили вразнобой.

— Что ж, если ясно... Господин Аверьянцев, прошу к креслу!

«Все, поехали! Интересно, что со мной сделает Кедрин, если я ему доложу, что покалечились все. Впрочем, на пенсию полковника жить можно». Пока Северский себя успокаивал, Аверьянцев подошел к креслу. Двое прапорщиков споро надели на него противоперегрузочиый костюм, шлем и навесили на спину пятнадцатикилограммовый ДТП.

«А все-таки во фраке и со скрипкой он лучше смотрится». Северский критически оглядел первого участника испытаний.

Долговязый, худющий скрипач довольно нелепо выглядел в противоперегрузочном костюме с большим ящиком ДТП на спине.

«Пора на КП». Полковник Службы безопасности развернулся и быстрым шагом пошел к стоящему неподалеку автобусу — его командному пункту.

Войдя туда, он сразу присел около большого монитора и стал наблюдать за происходящим.

Облачившись в костюм, Аверьянцев без промедления сел в кресло. Руки легли на подлокотники. Прапорщики сделали несколько шагов в сторону — излишняя предосторожность. Принцип действия катапульты был прост и безопасен. Кресло являлось своего рода сердечником огромного соленоида — стартовой башни. При подаче на нее переменного тока кресло с сидящим в нем человеком, в соответствии с законами физики, взмывало вверх. Чем дольше человек нажимал правую кнопку, тем дольше разгонялось кресло и тем больше была скорость отрыва.

— Спасатель, я Центр. Доложить о готовности. — Руководитель испытания начал предстартовую подготовку.

— Центр, я Спасатель. Мы готовы, — мгновенно отозвался по рации начальник отряда спасателей, которые равномерно расположились вокруг стартовой вышки в радиусе четырехсот метров.

— Олег Александрович, мы начинаем, — передал Северский по внутренней связи.

— Я готов.

Начальник испытаний со вздохом нажал большую черную кнопку. Коротко взвыла сирена, и через пару секунд раздалось легкое жужжание — автоматика включила вращение башни. Повернувшись на девяносто градусов, ажурная конструкция чуть вздрогнула и начала вращение в другую сторону. Дойдя до другой крайней точки, башня повернула обратно.

«Так, а теперь он включит наклон башни». Полковник угадал — сидящий в кресле мужчина нажал левую кнопку.

Башня довольно быстро стала отклоняться от вертикали. И наконец, мужской указательный палец решительно утопил правую кнопку. Кресло бесшумно взмыло вверх. На самой вершине башни кресло с ходу ударилось об отбойник и медленно стало сползать вниз. Могучая сила инерции, мгновение назад вжимавшая человека в кресло, теперь сдернула его, и он по крутой параболе полетел над землей. В двухстах метрах от башни хлопнул, раскрываясь, десантно-тактический парашют, секундой позже бухнул тормозной движок, и вот уже Аверьянцев, как учили, в глубоком приседе с дальнейшим кувырком вбок приземлился. «Ну, слава богу. Первый блин не комом. — Полковник устало откинулся на спинку кресла. На лбу выступила легкая испарина. Сердце возмущенно-громко бухало в груди. — А ты, Северский, даешь. Так разволновался. А что с тобой будет, когда они начнут катапультироваться без всякой страховки? Так и до инфаркта недалеко. А вторая жизнь мне, очевидно, не светит». Игорь Николаевич вздохнул, подавляя невольное раздражение на счастливчиков, которым судьба преподносит абонемент в театр, называемый жизнью. У него за душой был лишь разовый билет.

— Господин Ботков, теперь прошу вас. — Полковник Службы безопасности быстро взял себя в руки.

До двенадцати часов вся шестерка успела дважды побывать в катапультирующем кресле, а надпочечники полковника Северского — вбросить в его кровь годовую порцию адреналина.

«Что ж, теперь по расписанию обед, час отдыха и... вычисление любимца Бога». Игорь Николаевич вышел из автобуса.

С утра безоблачное, прозрачно-голубое небо начало сгущаться, быстро перекрашивая голубой цвет в серый.

«Если он, конечно, тут есть», — додумал полковник свою мысль, всматриваясь в первые тучи, неторопливо полезшие по небу.

После обеда Аркадий Исаев, стоя перед Северским, краснея и потея, отказался дальше проходить испытания:

— Игорь Николаевич, я не могу. — Бородач потупил глаза. — Не могу и все.

— Я понимаю, Аркадий Иванович. Не корите себя. На вашем месте отказались бы девять человек из десяти. Если чувствуете, что не сможете, лучше отказаться. Вы правильно поступили. — Северский ободряюще хлопнул мужчину по плечу. — И спасибо вам.

Тот вскинул удивленные глаза:

— За что?

— Одним грехом у меня будет меньше.

Испытуемые встретили известие об уходе одного из них молчанием. Лишь неугомонный Миша Чистяков со вздохом произнес:

— У него точно не будет грудь в крестах.

«Если каждый из них про себя не добавил: "Но и головы в кустах тоже", то я ничего не понимаю в человеческой психологии». Северский еще раз обвел взглядом сидящих в крошечной комнате отдыха командного пункта и вслух сказал:

— Повторяю, еще не поздно отказаться. Кстати, на это тоже требуется мужество.

Пятерка, как-то разом сгрудившись на полукруглом диване, молчала.

— Тогда не будем терять времени. Приступим к жеребьевке. — С этими словами полковник Службы безопасности положил на стол карманный компьютер. — Жеребьевка будет производиться следующим образом. Каждый из вас нажмет кнопку «Enter» на этом компьютере. Специальная программа на это нажатие сгенерирует случайным образом целое число, лежащее в диапазоне от единицы до шести. Это и будет ваш порядковый номер. Все ясно?

— В каком порядке будем нажимать кнопку? — Аверьянцев вопросительно посмотрел на Северцева. — Опять в алфавитном порядке?

— В принципе, все равно. Давайте теперь для разнообразия потянем жребий в обратном порядке.

— О, вот это я люблю! — Миша Чистяков встал с дивана. — Как катапультироваться — так последним. А как жребий тянуть — так первым. — Большой палец смачно вжал кнопку «Enter» до упора вниз. И тут же на экране вспыхнуло: «1». — О, и это я люблю, — воскликнул неунывающий Миша, — первым отстреляться и «Оболонь» пить!

Борис Ковзан молча подошел к столу и так же молча надавил на кнопку. Зеленым светом вспыхнуло «6».

Не успевший сесть Чистяков скользнул по экрану глазами и мгновенно прокомментировал:

— Боря, обещаю, пока я тебя буду ждать, больше двух бокалов не выпью!

Следующим к столу подошел Саша Кириленко.

— Четыре, — громко сказал он, взглянув на экран.

Аристократичный Ботков, получив от компьютера двойку, только пожал плечами.

— Что ж остается либо тройка, либо пятерка. — Высоченный Аверьянцев, чуть сутулясь, подошел к столу. — Вообще-то пятерки меня больше любили. И в школе, и в консерватории получал одни пятерки. — С этими словами он нажал «Enter».

Компьютер с ним спорить не стал — «5».

— О! Я же говорил.

— Что ж, господа. Жеребьевку мы провели. Тогда начинаем. Михаил Олегович, прошу к катапульте. Остальных попрошу оставаться в комнате отдыха. — Пропустив перед собой Чистякова, Северцев вышел из комнаты отдыха, заперев дверь снаружи.

На мониторе невозможно было рассмотреть выражение лица человека, сидящего в катапультируемом кресле, — мешал непрозрачный снаружи шлем. Но его поза была спокойна. Руки уверенно лежали на подлокотниках.

— Спасатель, я Центр. Доложить о готовности, — и вновь привычно закрутилась карусель предстартовой подготовки.

— Центр, я Спасатель. Мы готовы, — мгновенно отозвался начальник отряда спасателей.

— Через минуту встречайте первого.

— Понял. Ждем.

— Михаил Олегович, приготовьтесь.

— Я всегда готов. — Донесшийся из динамика голос Миши Чистякова был, как всегда, бодр и весел.

Северский нажал большую черную кнопку. Ажурное тридцатиметровос сооружение стартовой башни чуть вздрогнуло и начало плавное вращение по часовой стрелке. Прошла минута — башня по-прежнему вращалась, исправно делая десять оборотов в минуту. Чистяков молчал. Лишь на правом боковом мониторе исправно рисовалась кривая пульса его сердца, — закрепленный на груди человека датчик невозмутимо выполнял свою работу. В правом верхнем углу экрана бегущие секунды перевалили за девяносто — прошло уже полторы минуты.

— Центр, я Спасатель. Что там у вас?

— Ждите, — рявкнули в ответ с КП.

На числе «сто» гребни на кривой пульса резко участились. Бесстрастная электроника тут же зафиксировала — 180 ударов в минуту.

«Сейчас прыгнет». Северский прикусил губу.

Чистяков одновременно нажал две кнопки — наклона башни и пуска. Кресло резко взмыло вверх и уже через мгновение, отброшенное отбойником, начало медленно опускаться вниз. За летящим человеком тут же потянулся ярко-оранжевый шлейф дыма — автоматически сработала специальная шашка, закрепленная на поясе противоперегрузочного костюма. Одновременно мигнул экран монитора — благостный пейзаж березок сменился белой сеткой на зеленом фоне. В центре экрана был нарисован красный кружок с надписью «Стартовая башня». Над ним вверху светился четкий синий квадрат с надписью «Цель». От красного кружочка вверх рванулась желтая точка — летящий человек.

«По-моему, направление угадал правильно, — Северский весь подался к экрану монитора, — теперь бы со скоростью и углом наклона...»

Желтая точка остановилась, и одновременно резкий вскрик ударил из динамика связи.

— Спасатель, что там у вас? — Глаза лихорадочно метнулись к боковому монитору — кривая пульса буйствовала на экране.

— Не долетел, господин полковник. Метров восемьдесят не долетел и ударился в дерево.

— Что с ним?

— Еще не знаю. Он застрял на дереве. Через несколько минут доберемся до него.

— Быстрее! — Северский не сводил глаз с кривой пульса.

После буйной секундной пляски она стала значительно спокойней. Из динамика донесся стон.

— Спасатель, что там у вас?

— Добрались, Центр. Сейчас сканирую «Диагностом».

— Хорошо. Жду.

«Это минуты через три они выйдут на связь. — Северский неотрывно следил за показаниями пульса Чистякова. Пульс замедлился еще больше. — Черт!»

— Центр. Я Спасатель. У него открытая рана на животе и... — тяжелая пауза, — и, похоже, сломан позвоночник.

— Черт! Что рекомендует «Диагност»?

— Вколоть тройную дозу общего стимулятора, немедленно доставить в реанимационный центр и попробовать запустить сердце.

— Что вы мелете! У него сердце бьется! — Гневно-раздраженный окрик Северского прервал тревожный зуммер. Взгляд на боковой монитор — бесстрастная горизонтальная линия посередине экрана. — Быстро выполняйте рекомендации «Диагноста»!

— Уже выполняем, Центр.

«Господи, за что мне это? Ну почему мне Кедрин поручил это задание? А то не знаешь, — тут же начал он отвечать себе. — Ты же лез во все дыры, чтобы выбиться, чтобы стать заметным. Не ты ли сколько ночей мечтал стать незаменимым порученцем Кедрина? Вот и стал. Теперь хлебай это полной ложкой, — зло бичевал себя полковник. — А все для чего, а? Смелей, смелей. Правильно. Чтобы заработать побольше баллов и добиться, зубами вырвать себе право на вторую жизнь. Вот ради своей призрачной второй жизни ты сейчас кладешь чужие», — подвел он беспощадный итог.

— Спасатель, что там у вас?

Спасатель на этот раз откликнулся не сразу.

— Спасатель?

— Спасатель слушает, — наконец раздалось в эфире.

— Что слушает! Я же спросил, что там у вас?

— Доставили в мобильный реанимационный центр. — Пауза. — Сердце пока стоит.

— Сколько времени прошло после остановки?

— Семь минут. Мы его поместили в криокамеру и подключили к аппарату «Искусственное сердце». Так что имеем хороший запас времени для реанимации.

— Понял. О любых изменениях докладывать немедленно.

— Слушаюсь, Центр.

«А может, прервать испытания? Тогда точно не угроблю, не покалечу четыре человеческие жизни. — Быстрый взгляд на левый боковой монитор, показывающий комнату отдыха. Четверо мужчин молча сидели на диване, листая журналы. — И черт с теми погонами. Да и что это даст? — тут же сам он и вмешался. — Разве у Кедрина полковников мало? Зато моя совесть будет спокойна, — возразил он сам себе. — А потом всю жизнь будешь каяться, что добровольно отвалил от великого дела. Одно тебя будет утешать, что каяться ты будешь только одну жизнь — другую тебе никто не даст». Он зло нажал кнопку включения связи с комнатой отдыха.

— Владимир Николаевич, прошу к стартовой башне. — Видеокамера показала, как Ботков спокойно положил журнал на стол и встал с дивана.

— До встречи на ужине, ребята. — Прощальный жест рукой, и вот уже второй номер в списке садится в кресло.

— Владимир Николаевич, как вы себя чувствуете?

— Нормально, — и через мгновенную паузу: — К испытанию готов. — Динамик донес легкую иронию последней фразы.

«Ты смотри, как быстро портится погода. — Экран показывал, что горизонт почернел. А над стартовой башней уже плыли предвестники бури — темные тучи. Как бы не пришлось отменять испытания, — Северский поймал себя на мысли, что такая перспектива ему пришлась по душе. — "Ожидается легкая облачность" — синоптики хреновы», — беззлобно, даже с радостью, ругнул их про себя.

— Спасатель, я Центр. Приготовьтесь.

— Вас понял, Центр. Ждем второго.

— Владимир Николаевич, начинаем.

— Я готов.

И вновь рука Северского утопила большую черную кнопку. И вновь стартовая башня не спеша закружилась на месте.

Ботков выжидал один оборот. На втором обороте он отклонил башню градусов на двадцать от вертикали. Девятнадцать с половиной градусов — высветилось внизу экрана.

«Правильно. Чем круче траектория, тем меньше шансов врезаться в дерево». Северский, закусив нижнюю губу, смотрел на центральный монитор.

На третьем круге Ботков катапультировался. И вновь полковнику показалось, что испытуемый правильно угадал направление...

Резкий вскрик не оставлял никаких сомнений — второй кандидат в Мессии испытание не прошел.

— Спасатель, что там у вас? — Северский буквально заставил себя отвернуться от экрана с застывшей желтой точкой и взглянуть на правый боковой монитор, боясь увидеть самое страшное.

На экране невозмутимо бежали частые всплески жизни.

— Спасатель, почему молчите? — несколько успокоенный, рявкнул руководитель испытаний.

— Только что добрались до него. — Из динамика слышалось частое дыхание командира отряда спасателей. — Метров пятьдесят не долетел. И чуть в сторону.

— Это я вижу. Как он?

— Без сознания. Сейчас сканирую «Диагностом».

«О, Господи. Ну за что мне такое?»

— Центр, я Спасатель. — После слов Спасателя у Северского немного отлегло от сердца. Таким тоном не сообщают плохие вести. — У него открытый перелом правой ноги и еще ушибы, ссадины. Сейчас накладываем шину и эвакуируем в центр.

«Этот легко отделался. Через месяц уже прыгать будет на этой ноге».

— Александр Александрович, прошу к стартовой башне, — вызвал он очередного испытуемого.

Видеокамера показала, как Кириленко встал с дивана, махнул на прощанье оставшимся рукой и вышел из комнаты отдыха. Вот он подошел к двум прапорщикам, и те стали натягивать на него противоперегрузочный костюм. Вот уже надет шлем — динамик донес частое дыхание.

«Как волнуется. — Начальник испытаний взглянул на монитор. — Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Сто семьдесят ударов в минуту».

Кириленко сел в кресло.

— Александр Александрович, вы готовы?

Пауза.

— Александр Александрович, все в порядке?

— Я готов, — глухо донеслось из динамика.

— Спасатель. Я Центр. Мы начинаем.

— Центр, понял. Ждем.

— Александр Александрович, приготовьтесь. Я включаю вращение башни, — и в третий раз Северский нажал большую черную кнопку.

Башня неторопливо начала вращение. Один оборот, второй, третий. Полковник скосил глаза на правый монитор — пульс у Кириленко перевалил за двести ударов в минуту. Пятый, шестой оборот. Двести пять, двести десять ударов в минуту. Седьмой, восьмой оборот. Двести пятнадцать, двести двадцать ударов в минуту. Девятый оборот, десятый...

— Нет! — Человек в противоперегрузочном костюме вскочил с кресла и, едва не упав, спрыгнул с вращающейся башни. — Не могу, Игорь Николаевич, не могу.

— Успокойтесь, Саша. Все нормально. — Северский, переключив диапазоны на рации, отдал команду группе подготовки: — Снимите с него костюм и отведите его к медикам.

«Эх, если б еще двое отказались. — Руководитель испытаний смотрел, как двое прапорщиков снимают с Кириленко костюм и ведут его в лес, где метрах в трехстах от башни стоял вездеход мобильного реанимационного центра. — А погода все портится и портится». На мониторе было видно, как черная полоса, полчаса назад притаившаяся на горизонте, заняла уже треть неба. В ее теле, еще далеко отсюда, проскакивали искорки молний. Первые порывы ветра качнули березы.

— Олег Александрович, ваша очередь.

Аверьянцев встал. Молча пожал руку оставшемуся Борису Ковзану и вышел из комнаты отдыха.

— Олег Александрович, вы готовы? — спросил руководитель испытаний, как только облаченный в противоперегрузочный костюм четвертый испытуемый сел в кресло катапульты.

— Да, — последовал короткий ответ.

Боковой монитор показывал сто двадцать ударов в минуту.

«Этот будет прыгать», — с какой-то тоской подумал Северский.

— Спасатель, я Центр. Приготовьтесь.

— Центр, я Спасатель. Мы готовы.

— Олег Александрович, мы начинаем.

Аверьянцев согласно кивнул головой. Послушная воле большой кнопки, стартовая башня начала свое вращение. Кандидат номер пять сразу начал подготовку к пуску. Башня тут же стала отклоняться от вертикали.

Десять, пятнадцать, двадцать градусов.

«Стоп, хватит». Полковник, сжав кулаки, наблюдал за происходящим.

Аверьянцев, словно услышав мольбу руководителя испытаний, остановил наклон. Нет, не услышал. Башня вновь стала опускаться. Двадцать пять, тридцать, сорок.

«Да куда же ты?»

Сорок три градуса — высветился на экране окончательный наклон башни.

На десятом обороте Аверьянцев нажал правую кнопку и унесся вверх.

Наклон — 43° 15' 32", скорость отрыва — 83,4 м/с — высветились на экране стартовые параметры катапультирования.

... Он не долетел до края бассейна двадцать шесть метров и сорок три сантиметра.

— Центр, он сломал две руки, пять ребер и два спинных позвонка. Сильный ушиб грудной клетки.

— Он же перелетел деревья и упал на поляне.

— Он пытался долететь и весь вытянулся в полете, как стрела. И времени на то, чтобы перегруппироваться, уже не было. Он упал на руки.

— Он до сих пор без сознания?

— Да.

«Остался один. Господи, ни за что угробили ребят. Может, прервать испытание?» Северский с надеждой взгляхгул на монитор. Чернота уже заняла две трети неба. Искры молний превратились в слепящие зигзаги, оставляющие после себя гулкие раскаты грома. Застывшие в оцепенении деревья, казалось, ждали грозного повелителя стихии, чтобы склонить перед ним свои кроны.

— Борис Иванович, скоро разыграется буря. Может, отложим испытание?

— Еще не разыгралась?

— Нет.

— Тогда начнем. Чего тянуть резину? За ночь так измучаюсь, что к завтрашнему утру буду никакой.

Северский еще раз взглянул на экран монитора. Деревья, словно нарисованные, застыли под устрашающе черным небом.

— Борис Иванович, пройдите к башне, — через силу скомандовал он.

... Башня уже минуту кружила кресло с Борисом.

«Может, откажется?» Полковник с надеждой смотрел то на центральный монитор, то на боковой. Там, казалось, непоколебимо застыло число «восемьдесят». Восемьдесят ударов в минуту.

Только на третьей минуте башня стала наклоняться. По экрану монитора поползли цифры: десять градусов, двадцать, тридцать, сорок.

— Центр, я Спасатель, — тревожным голосом ожил динамик.

— Что, Спасатель?

— Тут третий пришел в себя. Срочно просит передать вам сообщение.

— Как третий?

«Ах, ну да. Для Спасателя Аверьянцев третий. Кириленко же отказался».

— Так, третий, последний, — уточнил Спасатель.

— Что за сообщение?

— Передаю дословно: «Отмените испытания. Что-то случилось с башней. Я держал кнопку до конца, а все равно не долетел. И угол у меня был оптимальный».

— Черт! — Рука Северского метнулась к красной кнопке обесточивания стартовой башни.

«А сейчас погода как при казни Христа, — неожиданная, почти нереальная в данный момент мысль, оглушила полковника. — И тогда так было нужно». На мгновение рука застыла. Яркий зигзаг молнии ослепил экран монитора, оставив после себя тяжкий удар грома. Деревья, дождавшись наконец властелина стихии, покорно резко и глубоко качнули свои кроны.

Борис Ковзан и Игорь Северский нажали свои кнопки одновременно. Но электромагнитному импульсу команды отмены испытания понадобилось еще какое-то мгновение, чтобы пронестись от КП к стартовой башне. Еще мгновение компьютер искал нужный файл для принятия решения и загружал в оперативную память. В том файле, если бы перевести компьютерный язык на человеческий, было написано примерно следующее: «Если команда отмены испытания пришла после команды пуска, то она выполняется только после завершения пуска». Поэтому компьютер терпеливо подождал, пока к нему не пришел сигнал от концевого датчика, установленного вверху башни, — кресло ударилось об отбойник, — затем отдал команду на размыкание контактов электроразъема силового кабеля. И удовлетворенно высветил на мониторе: «Башня обесточена».

Северский безнадежно смотрел на светящиеся цифры на мониторе. Угол наклона — 42° 10'. Скорость отрыва — 82, 9 м/с.

«Не долетит, — устало мелькнуло в голове полковника, — у него и угол еще дальше от оптимального, чем у Аверьянцева, и скорость поменьше. Не долетит».

— Попал! Точно в центр бассейна попал! — заорал динамик, до этого приносивший только плохие вести.

Еще не веря в происходящее, Северский вглядывался в экран — желтая точка победно пульсировала в центре синего квадрата.

«Если бы не порыв ветра в последний момент, он бы не долетел. Если бы не буря... Да, все правильно, так и должно было случиться. Именно так. Буря, двое при смерти и новоявленный Мессия... и тогда тоже была пятница. Да, все почти так, как это было две тысячи лет назад». Северский встал.

На душе было пусто.

«Как же дерьмово себя чувствовать лишь крохотным винтиком, малюсенькой шестеренкой, послушно вертящейся силой чужой воли. — Полковник зашел в комнату отдыха. — И чего собаки радостно вертят хвостом при виде своего хозяина? Не понимаю! — Звякнули открывающиеся дверцы бара. — Все, на сегодня с тебя хватит...»

Утром, морщась от головной боли, Северский рассеянно выслушал отчет испуганных подчиненных: «... в восьмом ускорительном кольце отпаялся контакт подвода электроэнергии. Господин полковник, все проверялось десятикратно. Мы не представляем, как такое могло случиться...»

К их удивлению и облегчению, требовательный начальник лишь с досадой махнул рукой. В восемь утра полковник Службы безопасности Игорь Николаевич Северский вылетел в Москву.

А через час, выбритый до синевы, абсолютно трезвый, благоухающий дорогим одеколоном, с черными кругами под глазами, он хмуро, холодным, как выстуженный металл, голосом отчеканил:

— Господин директор, любимчик Бога установлен. Ручаюсь.

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Кремль. Большой зал совещаний Президента Объединенной Руси.

За два с лишним года до описываемых событий.

6 ноября 2188 года. Пятница. 12.10 по местному времени.

Большое помещение было практически пустым. Лишь за длинным, богато украшенным резьбой массивным столом сидели четыре человека. Светились экраны стоящих перед ними ноутбуков — они читали документ. Президент Объединенной Руси Владимир Сергеевич Орлов, подождав пока последний из читавших, Президент Казахстана Рашид Молдыгазыевич Нургалиев перевел на него взгляд, тут же быстро, уверенно заговорил:

— Итак, господа, теперь вы понимаете, почему я настоял на закрытом характере нашего Совета, а также был вынужден обмануть, вернее, ввести вас в заблуждение, сообщив, что Совет будет посвящен китайскому вопросу. Хотя, впрочем, решение сегодняшнего вопроса поможет нам в том числе решить и китайский вопрос. Информация, с которой вы только что ознакомились, как вы, надеюсь, заметили, имеет гриф: «Особо важная государственная тайна», со всеми вытекающими из этого последствиями. Истинная повестка сегодняшнего Президентского Совета одна — разрешить или нет реализацию проекта «Пора».

— Все это выглядит фантастично, — первым заговорил президент Беларуси Анатолий Владимирович Питенько, — а деньги на это требуются реальные и очень большие. Да к тому же они не предусмотрены бюджетом — ни общим, ни отдельными бюджетами наших государств.

— То есть, насколько я понял, вы, Анатолий Владимирович, против?

— Ну, не совсем против. Зачем же, Владимир Сергеевич, так сразу рубить с плеча. Давайте проведем более детальные теоретические разработки. Подключим наши институты. Я согласен, академик Сергей Павлович Хохлов признанный во всем мире авторитет. Но ведь и он может ошибаться.

— Хорошо, ваша позиция ясна. Кто еще желает высказаться? — Орлов обвел глазами присутствующих.

«Ну нет. Я пробью этот проект, чего бы мне это ни стоило. Я верю Хохлову, и я добьюсь, чтобы русич был первым у Бога».

— Я думаю, Анатолий Владимирович прав. Деньги под этот проект, как видно из этого документа, — президент Казахстана кивнул на свой ноутбук, — требуются огромные. И так, с бухты-барахты, вкладывать их в этот проект не стоит. К чему такая спешка?

— К чему? — Президент Орлов посмотрел на казахского президента. — По-моему, это ясно написано в документе, который вы только что прочли, Рашид Молдыгазыевич.

— Что-то я этого не помню. Может быть, вы укажете это место, Владимир Сергеевич?

— Пожалуйста. Цитирую: «Таким образом, успешная реализация проекта "Пора" позволит сделать существенный рывок практически во всех областях экономики и науки». И еще одна цитата из документа: «В случае успешной реализации проекта "Пора" можно будет говорить о мировом лидерстве нашей страны».

— Нет, важность проекта в случае его успешной реализации я понял. Я только не пойму, к чему такая спешка? Ведь реализация проекта может быть и не успешной.

— Уважаемый Рашид Молдыгазыевич, вы понимаете, что сейчас захватить монополию в какой-либо области практически невозможно. Если что-то открывается, изобретается или разрабатывается в какой-либо стране, то это практически сразу происходит и в другой стране, потом еще в одной и так далее. По стратегическим разработкам все ведущие страны вообще идут ноздря в ноздрю. Кстати, по тому же гиперпространству Китай уже вышел на автономные испытания гиперпространственного двигателя.

В зале заседаний возник легкий шум.

«Нет, я вырву из вас согласие на "Прорыв". Даже если для этого мне понадобится держать вас тут под арестом, пока не поставите подписи».

— Но ведь, насколько я помню, еще полгода назад, на таком же Совете, вами же, Владимир Сергеевич, было сказано, что Китай в этом вопросе отстает минимум на два года, — первым на столь ошеломляющее сообщение отреагировал президент Казахстана.

— Все верно. Говорил, — легко согласился Орлов. — Но дело в том, что отставание китайцев нашими экспертами рассчитывалось исходя из наших сроков разработки такого двигателя.

— Получается, что китайские ученые умнее наших? — ровным, спокойным голосом спросил Питенько.

— Получается, — все так же легко согласился президент Объединенной Руси. И тут же с легкой усмешкой добавил: — Но не всех. Китайцы пошли по пути, предложенному еще семь лет назад академиком Хохловым. Тогда, как вы помните, мы ему не поверили.

В зале повисла тишина. Ее прервал Орлов:

— И все же продолжим, господа. Вернемся к гиперпространству. Теперь вы, надеюсь, понимаете, что если мы в этом вопросе промедлим, то нас тут же обойдут или американцы, или те же китайцы, или еще кто-нибудь. Тут как в футболе: не забиваешь ты — забивают тебе.

— А я все-таки немного не понял, почему обязательно надо быть первым в этом гиперпространстве, — в разговор вновь вступил президент Беларуси. — Если Хохлов утверждает, что гиперпространство — это и есть Бог, то почему Он должен отдавать преимущество первому, кто к Нему приблизится? Вон апостол Павел — отнюдь не первый человек, поверивший в Христа, но после Христа это самая значительная фигура в христианстве. Для Господа все люди равны.

Все внимательно посмотрели на президента Объединенной Руси, ожидая, что он ответит.

«Нет, ребята. Я из вас вырву согласие!»

— Скажите, Анатолий Владимирович, вы в Бога верите? — Вопрос Орлова был столь неожидан, что президент Беларуси на секунду смешался.

— Конечно, — наконец осторожно проговорил он.

— Следовательно, вы верите, что Землю и людей сотворил Господь?

— К чему вы клоните, Владимир Сергеевич? — Не понимая хода мысли Орлова, его собеседник занервничал.

— Нет, вы, пожалуйста, ответьте, — почти веселым голосом воскликнул президент Объединенной Руси. — В этом же не стыдно сознаваться, — закончил он и уже открыто улыбнулся.

В зале раздался смех:

— Умеете вы, Владимир Сергеевич, хитроумные комбинации плести. Сразу видна футбольная закалка. — Президент Украины Владимир Владимирович Грушенко вновь рассмеялся. — Да признавайся ты, Толя. Всем и так уже все известно, — неожиданно закончил он.

Теперь смеялись все, включая президента Беларуси:

— Хорошо, верю.

— Значит, вся история человечества, в принципе, если и не была полностью Им спроектирована, то уж под Его контролем точно была. Так?

По напрягшемуся виду Анатолия Владимировича Питенько было видно, что он лихорадочно соображает, куда клонит Орлов.

И вновь разрядил обстановку президент Украины:

— Да забивайте гол, Владимир Сергеевич. Хватит человека мучить,

В зале вновь вспыхнул смех и тут же погас — все ждали, чем закончит Орлов. И президент Объединенной Руси неторопливо, словно действительно разбегался перед мячом, заговорил:

— Если история человечества находилась и находится под контролем Бога, то как Он допустил, например, колонизацию англичанами практически половины Земного шара в семнадцатом-девятнадцатом веках? Как Он допустил, что на них горбатились сотни и сотни миллионов людей? Или как Он допустил, что те же англичане в погоне за новыми землями практически полностью истребили их исконных хозяев — индейцев. И после этого, как показала история, те же англичане, превратившись в американцев, зажили припеваючи, построив грандиозное государство. А, заметьте, испанцы поступили с теми же индейцами совершенно не так. Они ассимилировались с ними, превратившись в латиноамериканцев. Согласитесь — это намного гуманней. И что? По-моему, даже не стоит сравнивать латиноамериканские страны, да и ту же Испанию с Соединенными Штатами.

— Что вы хотите этим сказать, Владимир Сергеевич? — Президент Казахстана, по сути, задал вопрос от имени всех присутствующих.

— Этим я хочу сказать, Рашид Молдыгазыевич, что Господь создавал человека для вполне определенной цели. И ради этой цели Он в какой-то степени, может быть, обделил человека милосердием и состраданием к ближнему.

— Цель оправдывает средства? — Президент Украины чуть иронично усмехнулся.

— Если хотите — да, Владимир Владимирович. Цель оправдывает средства. Все зависит от цели. Не вам, господа, приводить примеры, когда ради, например, спасения тысяч и миллионов человек оправдана необходимость уничтожения десятка негодяев.

— И что же это за цель у Господа?

— Ну, господа, вы от меня много хотите. — Орлов шутливо развел руками. — Даже если бы я мог ответить, то тут же получил бы ехидный вопрос: тебе это сам Господь сказал? Нет, господа, цели я не знаю. Но если вспомнить историю, то направление развития прослеживается четко. А именно: человечество развивается все стремительней, я имею в виду технический прогресс. Зачем это необходимо Вселенной — другой вопрос. Но генеральный вектор развития виден отчетливо, можно сказать, что развитие человечества — это развитие энергетики. Но мы в целом не стали ни милосердней, ни духовно богаче. А для технического прогресса, как показывает все та же история, необходима нация-лидер, нация-локомотив. Освоение гиперпространства — это новый виток развития человечества. И вполне возможно, что он потребует смены нации-лидера. Вот поэтому, на мой взгляд, небезразлично, кто в гипере окажется первым. Если хотите, это как тест, на который кто первым правильно ответит, тот и станет лидером. Но вот, пожалуй, и все, что я вам хотел сказать, господа. Ах да, еще... — Орлов не спеша обвел всех взглядом, затем, усмехнувшись, закончил: — Так вы верите в Бога, господа?

«Не понадобилось и руки выкручивать, как предлагал Кедрин. Всем же хочется содрать с американцев желтую майку лидера». Президент Объединенной Руси, устало откинувшись на спинку кресла, смотрел на своих коллег по нелегкому президентскому ремеслу, которые негромко обменивались мнениями после единодушного одобрения проекта «Пора».

Глава 5

ОТЦЫ И ДЕТИ

Слишком послушные сыновья никогда не достигают многого.

Абрахам Билл

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

2 мая 2190 года. Воскресенье. 9.15 по СЕВ.

Лунный пейзаж был, как всегда, уныл и безжизнен. Взгляд, скользнув по серой поверхности, изъеденной маленькими и большими кратерами, тут же утыкался в совсем близкий горизонт, за которым открывался провал угольно-черного неба с яркими вкраплениями звезд и двумя светилами — небольшой желтой тарелкой Солнца и большим сине-белым шаром Земли. Ни ветерка, ни звука.

«Это поначалу им восторгаешься. Все необычно, контрастно, без полутонов — нет сглаживающего эффекта атмосферы. Но потом быстро приедается и даже начинает раздражать. Как с нелюбимой женщиной — сначала тебя прельщает новизна, но затем ты к ней привыкаешь и начинаешь понимать, что это не твое. И Луна тоже не для человека. Человек создан для голубого неба, прозрачного воздуха и ярких земных красок. Только какого-то черта он все дальше и дальше лезет от Земли. Даже когда живешь с любимой женщиной, все равно тянет на новые ощущения. И ничего тут не поделаешь...»

— «Гнездо», я «Ласточка-один». Прошу разрешения на выход. — Голос старшего группы выхода главного инженера Григорчука прервал размышления Богомазова.

— «Ласточки», выход разрешаю. — Семен Петрович и не глядя на монитор отлично представлял, что сейчас происходит в главной шлюзовой камере базы.

Восемь человек, одетые в ослепительно-белые скафандры, выстроились перед внешними дверями шлюза. Получив разрешение на выход, Николай Григорчук нажмет кнопку. Зазвучит сирена, слышимая во всех уголках базы и предупреждающая — сейчас будут открыты внешние двери. Ровно, через тридцать секунд многотонная махина начнет медленно ползти вверх. Мгновенное легкое белесое завихрение — остатки воздуха, сжижаясь, вылетают из шлюзовой камеры, и вот уже люди оказываются в суровом, негостеприимном мире космоса.

Зазвучала сирена. Богомазов на мониторе увидел, как фигурка в скафандре подняла руку и нажала на большую красную кнопку на стене шлюзовой камеры.

— Что ж, Семен Петрович, пора и нам начинать. — Стоявший рядом майор Службы безопасности Титров нажал несколько кнопок на клавиатуре компьютера, который его люди ночью установили в кабинете начальника базы. Внешне ничего не изменилось — экран монитора этого компьютера продолжал светиться нежно-голубым светом.

Богомазов вопросительно глянул на майора. Тот успокаивающе улыбнулся:

— Все в порядке. Так и должно быть.

Чуть заметно мигнул свет.

«Начали открываться входные двери, — автоматически отметил Богомазов. — Все же это не шутка — поднять двухсоттонную махину. Даже в условиях пониженного притяжения Луны».

Он знал, что сейчас центральный компьютер базы анализирует десятки различных параметров — давление, температуру внутри базы, радиационный фон и многое, многое другое. Все же опасное это занятие — распахивать перед безжалостным космосом проем в несколько сотен квадратных метров. И если компьютер посчитает, что базе угрожает какая-то опасность... Предупреждающе, коротко взвоет сирена, и мощные электромагниты мгновенно отпустят свою привычную добычу — двухсоттонный металл ворот. И если случайно какое-либо препятствие окажется между дверями и полом и не позволит полностью закрыть проем, то для такого случая предусмотрен трехметровой глубины ров, закрытый специальными шторками, в пять метров шириной. В случае тревоги шторки расходились и все, что находилось на них, проваливалось в этот ров. А мгновение спустя сверху обрушивалась сталь дверей, надежно изолируя базу от внешнего мира. Такие же, только поменьше, двери были установлены между всеми отсеками базы. В случае общей разгерметизации они практически мгновенно изолировали отсеки друг от друга. И если ты оказался в таком отсеке, то у тебя только один шанс — добежать до специального шкафа, открыть его и успеть натянуть спасательный скафандр. Как в живой природе — лучше пожертвовать частью, чем погибнуть всем.

— «Гнездо», я «Ласточка-один». С базы вышли. Все в порядке. Приступаем к работам согласно плану.

— Удачи, «Ласточки».

Картинка на мониторе Службы безопасности резко изменилась. Нежно-голубой фон экрана прочертили извилистые линии.

— Это анализ сигналов, которыми ваши люди связываются с базой и переговариваются между собой, — в ответ на вопросительный взгляд Богомазова пояснил Титров.

— И что это вам дает?

— Семен Петрович, предположим вы — «крот». Как вам незаметно связываться с американцами?

— Ну, не знаю... Основная и аварийная радиостанции под строгим контролем. Передавать через какую-то неучтенную рацию не получится — все экранировано. Не на Земле живем.

— Вот мы тоже так подумали и пришли к выводу, что единственная возможность передавать сведения — это выйти из базы на поверхность.

— Но весь радиообмен фиксируется. И мы сразу бы засекли подозрительную передачу.

— А если передавать через узконаправленную антенну прямо на американский спутник? — Титров чуть усмехнулся. И, сделав паузу, продолжил: — Но очевидно, все же узконаправленная антенна не использовалась. Во-первых, трудно сделать ее незаметной, а во-вторых, очень большой риск быть случайно обнаруженным.

— Так как же?

— Передача велась через обычную стандартную рацию, встроенную в скафандр.

— Но...

— Вот именно «но», — перебил майор начальника базы. — Передача велась кодированным сжатым сигналом. Человеческое ухо воспринимает это как помеху, а спутник в состоянии его уловить и перенаправить куда надо. Достаточно в рацию встроить небольшой чип, размером со спичечную головку.

— А если «крота» среди этой восьмерки нет?

— Пятеро из них выходили на поверхность сразу после доставки сюда гиперпространственного двигателя. Это раз. А во-вторых, мы на девяносто девять процентов уверены, что знаем фамилию этого «крота». Этот человек здесь, среди них.

— Даже так?

— Семен Петрович, мы все же ловим мышей. — Титров улыбнулся.

«А улыбка такая, что мороз по коже дерет». Богомазов перевел взгляд на монитор.

— «Ласточки» три и четыре, приступайте к демонтажу сумматора первой секции солнечных батарей. — Голос главного инженера на экране монитора отобразился затейливой вязью. — «Ласточка-три» — главный.

— Поняли, «Ласточка-один». Приступаем к демонтажу сумматора первой секции солнечных батарей. — Вновь причудливые линии зазмеились по экрану.

— Ну, если вы так уверены, что вычислили «крота», зачем вся эта аппаратура?

— Девяносто девять процентов это все же не сто. А во-вторых, просто хотим его поймать на горячем. Так сказать, классика контрразведки, — и вновь хищная улыбка мелькнула на лице Титрова.

— «Ласточки» два и семь, приступайте к демонтажу сумматора второй секции солнечных батарей. «Ласточка-два» — главный, — вновь в кабинете начальника базы раздался голос главного инженера.

— Поняли, «Ласточка-один». Приступаем к демонтажу сумматора второй секции солнечных батарей. — Голос к концу фразы утонул в треске помех.

Лицо Титрова напряглось, и он буквально впился глазами в экран. Монитор продолжал рисовать замысловатые кривые.

— Нет, это просто помеха. — Майор чуть вздохнул.

— А если передача будет вестись на частоте, которую не воспринимает антенна нашей базы?

— А при чем тут ваша антенна, Семен Петрович? Сегодня ночью один из наших спутников радиоперехвата был перенацелен на базу «Восток». Любой сигнал, исходящий с базы, будет уловлен, проанализирован и перенаправлен на этот компьютер. — Титров кивнул головой в сторону установленного ночью монитора. — Например, сейчас спутник установил, что была помеха, поэтому он просто ее отфильтровал.

— Серьезные вы ребята.

— Да уж.

Прошел час. Работавшие на поверхности Луны перебрасывались между собой короткими фразами и изредка связывались с базой. Экран монитора невозмутимо демонстрировал извилистые однотипные линии. Изредка в эфир вламывались шумы. Но спутник, висевший на расстоянии двухсот километров над Луной, бесстрастно выносил вердикт: «Обычная помеха».

— «Гнездо», я «Ласточка-один». Работы закончили. Возвращаемся.

— «Ласточка-один», я «Гнездо». Встречаем. — Богомазов перевел взгляд на Титрова. — Наверное, «кроту» пока нечего передавать, Олег Анатольевич.

— Передавать ему как раз есть что. Ведь для него мы — будущий экипаж гиперпространственного корабля.

Семен Петрович в ответ лишь развел руками.

— Он должен выйти на связь. Должен. — Титров закусил губу. Затем он вынул из кармана куртки ручку и блокнот и что-то черкнул в нем. — Держите. — Контрразведчик вырвал из блокнота листок, сложил его и передал Богомазову.

— Что это?

— Не разворачивайте. Здесь фамилия «крота». Когда мы его поймаем, — Титров с нажимом произнес последнее слово, — развернете и прочитаете.

Прошло еще пятнадцать минут. «Ласточки» в белоснежных скафандрах, эффектно смотревшихся на фоне серой поверхности Луны, уже практически подошли к стальному щиту дверей базы. Изредка эфир нарушался смехом и шутками людей, довольных выполненной работой.

— «Ласточки», прекратить чирикать. Подходим к гнезду, — начальственным тоном приказал главный инженер.

— Не подходим, а подлетаем.

— «Ласточка-четыре». Вот вернемся, ты у меня полетаешь. — Раздавшийся из динамиков взрыв хохота и треск помех перекрыл резкий, похожий на выстрел пистолета, звук.

Богомазов увидел, как, довольно оскалившись, контрразведчик приник к экрану монитора. Начальник базы быстро перевел взгляд туда же. Привычная картинка из извилистых линий исчезла. Раздвигая их, посередине, вдоль экрана, пролег прямоугольник, внутри которого находилось несколько линий с четкими прямоугольными зубцами различной высоты.

Семену Петровичу не понадобилось спрашивать, что это такое. В самом низу экрана вспыхнула красными буквами надпись: «ВНИМАНИЕ! Кодированный сжатый импульс. Начало передачи 10.26 по СЕВ. Длительность — 0,1 секунды». А еще ниже — удар наотмашь: «Источник сигнала — "Ласточка-1"».

— Мыкола!? — только и сумел проговорить ошеломленный Богомазов.

— Прочтите, что я вам написал, Семен Петрович.

Начальник базы развернул лист. На нем размашисто было выведено: «Григорчук».

— Только, Семен Петрович, вы ничего не знаете. А еще лучше, не встречайте людей. На вас лица нет. Пошлите кого-нибудь из своих помощников. Брать мы его будем сегодня ночью, чтобы никто не видел. Вдруг у него тут еще и сообщник есть. Поэтому необходимо, чтобы он ничего раньше времени не почувствовал.

— Да нет, — после паузы проговорил начальник базы, — я встречу его сам. И успокойтесь, — опередив Титрова, собравшегося что-то возразить, быстро продолжил он. — Все будет нормально, — жестко закончил Богомазов.

Уже спускаясь в лифте на пулевой этаж, он, вертя задумчиво в руках листок с фамилией предателя, спросил у Титрова:

— А как вы вычислили его? — и кивнул на листок.

Контрразведчик взял его из рук Богомазова, скомкал и положил себе в карман:

— Никогда нельзя терять контроль над собой, особенно на отдыхе, Семен Петрович, — и, взглянув на его недоумевающее лицо, майор Титров первым вышел из лифта.

Уже стоя перед внутренней дверью шлюзовой камеры, начальник базы был собран и спокоен. И лишь на мгновение, когда двери медленно поползли вверх и он увидел в проеме Григорчука, успевшего снять шлем и весело улыбающегося, злость вскипела в нем. Вскипела и тут же осела в душе брезгливо-недоумевающим осадком: «И как становятся такими?»

Объединенная Русь. Украина,

г. Славупгич, Киевской обл. Роддом №3.

За двадцать девять лет до описываемых событий.

5 мая 2161 года. Среда. 23.05 по местному времени.

Компьютер, получив сигнал от одного из многочисленных датчиков, укрепленных на теле женщины, отреагировал мгновенно. На его панели вспыхнула ярко-красная лампочка, и воздух прорезал неприятный, бьющий по нервам сигнал тревоги. Два человека, стоявшие возле бьющейся в родовых схватках женщины, вздрогнули и одновременно взглянули на монитор.

— Черт, — выругался один из них. — Давление стремительно падает. «Диагност» предполагает внутреннее кровотечение. Вызывай дежурную бригаду хирургов.

— Вызываю.

Бежали стремительно секунды, и так же стремительно уходила кровь из лопнувшей брюшной артерии. Компьютер на мониторе бесстрастно выводил: «Вероятность выживания сорок процентов... тридцать... двадцать пять...»

— Пульса нет! Подключаю электростимулятор.

— Раз, два, три! Разряд!

На экране монитора зеленая точка, чертившая горизонтальную линию, резко скакнула вверх. Две пары глаз с надеждой следили за ней. Стремительно скатившись с пика вниз, точка вновь заскользила по прямой линии.

«Вероятность выживания двадцать процентов».

— Раз, два, три! Разряд!

И вновь две пары глаз бессильно наблюдали, как точка, получившая электрический пинок, взлетела вверх, но затем упрямо продолжила чертить прямую линию.

«Вероятность выживания пятнадцать процентов».

В палату вбежали несколько человек. Бросив взгляд на экран монитора, они сразу все поняли.

— Сколько стоит сердце?

— Минуту.

— Немедленно в криокамеру. Электростимулятор не поможет. У нее давление на нулях.

Две пары мужских рук подхватили женщину и переложили на каталку.

«Вероятность выживания десять процентов».

— Остановитесь! А ребенок? Ребенок же погибнет.

«Вероятность выживания семь процентов».

Секундное замешательство. Старший хирург, мельком скользнув по экрану, где зеленая точка невозмутимо чертила безукоризненную прямую линию, как бы подчеркивая надпись: «Вероятность выживания три процента», посмотрел на побелевшее лицо женщины и, отвернувшись к окну, глухо произнес:

— В операционную. Будем делать кесарево.

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Крылатское. Кольцевая трасса гонок «Формула-1».

За двадцать девять лет до описываемых событий.

5 мая 2161 года. Среда. 12.10 по местному времени.

Колеса властно, уверенно бросали под себя серый бетон трассы. Отброшенный мощным ударом стали и пластика, воздух злобно свистел по бокам стремительно несущихся болидов. Скорость смыла с окружающего пейзажа все краски, превратив его в размытую полосу. Человеческие ноги до упора вдавливали в пол педаль газа, заставляя насосы вгонять в ненасытные двигатели все новые и новые порции топлива. Уверенный, грозный гул моторов пропитал собой все вокруг.

Яркие, красочные машины, расставив по бокам колеса с широкими шинами, похожие издали на каких-то фантастических животных, словно связанные невидимой нитью, неслись друг за другом по бетонной полосе. Наконец нить словно лопнула — ярко-зеленая машина с белыми полосками, сместившись чуть влево, буквально прижавшись к другой, ярко-красной машине, стала медленно-медленно обходить ее. Трибуны взорвались приветственными криками, улюлюканием и свистом. Секунда, другая, и вот уже ярко-зеленый болид первым вписывается в плавный поворот. Толпа на трибунах скандирует: «Доби! Доби! Доби!»

Словно не выдержав напряжения борьбы, серебристо-черный автомобиль чуть рыскнул вправо. Стремительно крутящиеся, разгоряченные шершавой бетонкой передние колеса машин соприкасаются. Толчок! И ярко-зеленый автомобиль, чуть взмыв вверх, с грохотом ударяется в стену. Отброшенный от нее, он, перевернувшись, несется вперед, словно пытаясь достать, ударить серебристо-черного обидчика, обозначая путь своими искореженными частями. Постепенно скорость падает, и ярко-зеленая груда металла, пластика и резины останавливается.

Трибуны неистовствуют. Крики, свист, улюлюканье мгновенно перекрывают возглас «Доби!», как рев многоваттных колонок с легкостью глушит робкое звучание маленького колокольчика.

«Питти! Питти!» — у гладиаторских боев конца двадцать второго века появился новый герой.

«... с самого начала гонки у Доброва появились проблемы с двигателем его "ягуара". После пятнадцати кругов он был всего лишь четвертым, причем далеко отставая от тройки лидеров. И это на трассе в Крылатском — его самой счастливой, родной, знакомой, как свои пять пальцев! После пит-стопа его механики, очевидно, устранили проблему. По крайней мере, перед завершающими двумя кругами Добров по кличке Доби уже был третьим — обойдя Грингоу на "бугатти". На предпоследнем круге русич еще раз продемонстрировал свой класс — на повороте третьей категории сложности обойдя Вильямса на "феррари". Но Питилесс, его основной соперник по общему зачету, уже проходил свой последний круг. Догнать его шансов у Доби практически не было. Понимая это, он решился на безумный шаг — попробовать обойти хладнокровного, опытного Пити на сверхсложном, внекатегорийном повороте Лужкова, названного в честь мэра Москвы, при котором была построена эта великолепная трасса. Воспользовавшись тем, что Питилесс благоразумно снизил скорость, Добров начал его обходить, балансируя на грани опрокидывания. И тут неожиданно "макларен" Питилесса чуть рыскнул в сторону и ударил "ягуар" Доброва. Небольшого толчка оказалось достаточно, чтобы неустойчивая из-за огромной скорости машина Доби перевернулась и ее с силой бросило на отбойник. Почти четыреста километров в час довершили свое дело — легендарного гонщика Доби не стало...

Сразу после заезда Питилесс дал интервью, где он категорически отверг обвинение в умышленном столкновении. "На такой скорости, с которой мы с Доби неслись к финишу, — заявил он, — малейшая выбоина или неровность на дороге, мизерный скачок давления в гидросистеме машины мог привести к тому, что мой «макларен» немного вильнул в сторону".

И буквально час назад стало известно, что техническая комиссия гонки полностью оправдала Питилесса. Что ж, комиссии, как говорится, виднее. От себя мы только добавим, что Питилесс вновь, вольно или невольно, оправдал свою "безжалостную" фамилию.

Также техническая комиссия сообщила, что если бы Добров, входя в этот последний для себя поворот, не отключил систему блокировки заноса, которая принудительно снижает скорость автомобиля до безопасной для данного поворота, то никакой трагедии не произошло бы. Почему он так сделал? Что заставило молодого мужчину, отца семейства (его жена, простите, вдова с шестимесячным сыном проживают в небольшом городке Славутич, недалеко от Киева) пойти на такой риск? Жажда очередной победы? Но у него и так их было предостаточно. Так что же?

Ответ элементарно прост — вторая жизнь. Известно, что трехкратный победитель гонок "Формула-1" автоматически получает право на вторую жизнь. Добров побеждал уже дважды. Возраст у него для спорта был, что называется, критическим. Он, очевидно, посчитал, что это его последний шанс. Кроме того, победа Питилесса в этом заезде автоматически давала ему победу в общем зачете. Вот поэтому Добров и рискнул. Рискнул настоящей жизнью ради второй.

Что ж, теперь мы будем с нетерпением ждать решения Главного Компьютера, чтобы узнать, оправдан ли был риск Доби.

А пока на гоночном небосклоне засияла новая яркая звезда — двукратный победитель "Формулы-1" Джон Питилесс!»

(Из экспресс-коммюнике журнала «Мотор ревю» от 5 мая 2161 года.)

Объединенная Русь. Украина,

г. Славутпич, Киевской обл.

За двадцать девять лет до описываемых событий.

6 мая 2161 года. Четверг.

10.35 по местному времени.

— Почему они не известили меня? Почему? — Седой мужчина закрыл ладонями лицо.

— Ваня, успокойся. Это трагическая случайность. Этого никто не мог предвидеть.

— Но почему они не сообщили мне? Ведь они должны были сделать это! Я бы дал кровь... Я бы...

— Иван, ты же читал отчет об этих родах. На момент принятия решения даже «Диагност» оценивал вероятность спасения Маши в три процента. А ты прекрасно знаешь, что «Диагност» всегда завышает вероятность. Врачи поступили абсолютно правильно. В противном случае, скорее всего, не было бы ни Маши, ни ее ребенка. Твоего ребенка. А связываться с тобой уже не было времени.

— И что же мне теперь делать, Игорь? — Мужчина медленно убрал ладони с лица и взглянул на своего лучшего друга красными, тусклыми глазами.

— Жить, Ваня. Жить и воспитывать сына. Твоего ребенка. Ребенка Маши. Ребенка, который абсолютно ни в чем не виноват.

Иван Ковзан вновь закрыл ладонями лицо и застонал.

— Иван, соберись, — помолчав, продолжил его друг Игорь Переверзев. — Впереди у тебя и твоего сына еще очень длинная жизнь. И ты должен стать защитником и мудрым наставником для сына, а когда он подрастет, и его другом.

И вновь в комнате воцарилась тишина. Кукушка на старинных часах прокуковала одиннадцать раз.

— Скоро она окончательно умрет, — едва затихла кукушка, проговорил Иван Ковзан.

— Кто? — не понял Переверзев.

— Маша.

— Ваня...

— Не волнуйся, Игорь. Я с ума не сошел. С минуты на минуту мне должны позвонить и сообщить волю Главного Компьютера.

— А может, он...

— Игорь, не надо утешать меня, — резко перебил друга Иван. — Ты же все отлично понимаешь. Маша была обыкновенным программистом и в свои тридцать лет, естественно, не заработала необходимых баллов для второй жизни.

Тягостную тишину в комнате прервал мелодичный звонок видеофона. Мужчины одновременно посмотрели на экран. На голубом фоне белым цветом выделялся стилизованный земной шар, окаймленный лавровым венком, — символ Организации Объединенных Наций. Хозяин и гость переглянулись. В глазах Ивана Антоновича промелькнул страх.

— Ваня, рано или поздно ты узнаешь решение Совета Развития, — как можно мягче заговорил его Друг. — Не изводи себя, Иван, включи видеофон.

Хозяин квартиры вздохнул и произнес хриплым голосом:

— Видеофон, включись.

Тотчас незнакомый мужской голос произнес:

— Иван Антонович Ковзан?

— Да, — коротко ответил Иван, сжимая подлокотники кресла.

— Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных Наций. — Небольшая пауза. — Исходя из анализа Жизненной Записи гражданки Объединенной Руси Марии Николаевны Ковзан, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: «Считать Жизненную Запись гражданки Объединенной Руси Марии Николаевны Ковзан не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь. — И вновь невыносимая пауза. — Совет Развития также выражает глубокое соболезнование вам, Иван Антонович, по поводу безвременной кончины вашей супруги». Экран телевизора погас.

— Ну вот и все, Игорь. Большой электронный Бэби окончательно похоронил еще одну человеческую жизнь.

Игорь Переверзев молчал, придавленный.

«Боже, а ведь когда-нибудь и мне придется вот так, сидя в кресле, выслушать вердикт относительно себя. А если услышу "... не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь"... О, Господи!» Переверзев перевел взгляд на своего друга.

Тот резко отвернулся, скрывая слезы:

— Игорь. Не надо утешать. К услышанному ничего не добавишь.

На долгое время в комнате воцарилась тишина. Часы пробили полдевятого.

— Тебе когда в Нью-Йорк? — уже спокойным голосом спросил Иван Ковзан.

— Через неделю.

И вновь длинная пауза под мерное цоканье часов.

— Не обидно будет подмахивать решения Большого Бэби?

— Окончательное решение остается за людьми. Для этого я туда и еду.

— Ладно, Игорь, извини. Черт-те что говорю лучшему другу.

— Я понимаю.

— Давай помянем Машу. Я хочу отключиться, а то чувствую, что сойду с ума.

— Не надо, Ваня, — мягко возразил его друг. — Помянешь после похорон. А сейчас постарайся поговорить с ней. Она еще где-то недалеко. Вам есть что сказать друг другу. — Он встал с кресла и подошел к сидящему Ивану. — А я пойду. Тебе сейчас лучше остаться одному...

Уже возле двери он остановился и сказал:

— Знаешь, на Руси был такой царь — Петр. Его потом назвали Великим. Много чего он сделал — флот создал, земли завоевывал, города строил... и людей тысячами губил на непосильных работах. Так вот между своими важными государственными делами пригрел он и воспитал одного мальчишку-негритенка, как тогда называли — арапчонка. Прошло более века, и у потомка этого арапа родился мальчик. Звали мальчика Александр Сергеевич Пушкин. Ваня, пути Господни неисповедимы. Кто знает, для каких великих дел создан твой сын. Теперь твой долг — растить сына, Ваня, воспитывать его.

Объединенная Русь. Украина,

г. Славутич, Киевской обл.

За двадцать девять лет до описываемых событий.

6 мая 2161 года. Четверг. 9.05 по местному времени.

В просторной комнате с огромным, во всю стену, окном царил беспорядок. Слоны, зайцы, тигры, мартышки валялись на ярком пушистом ковре там, где их бросила детская рука. И среди этого нагромождения игрушечных зверей ползал человечек. Схватив мартышку или тигра, он недолго вертел их в руках, затем отбрасывал и полз к следующему зверю. Иногда он ставил кого-нибудь на лапы, внимательно разглядывал его, затем легким движением руки вновь валил на ковер, радостно смеясь. Звери не издавали ни звука, бессмысленно тараща неподвижные глаза. Шестимесячный человек еще неуверенно познавал себя и мир, играя в царя природы.

Неслышно в комнату вошла молодая, лет двадцати пяти, женщина. Глубокие темные тени залегли под ее выразительными голубыми глазами. Уголки чувственных, упругих, четко очерченных губ опущены вниз. Пышные, цвета спелой пшеницы волосы завязаны в строгий, плотный узел. Она с тревогой посмотрела на настенные часы — без двух минут девять. Женщина нервно прошлась по комнате, подошла к стене. Ее взгляд остановился на большой цветной фотографии. На ней высокий сорокалетний мужчина широко улыбался, чуть прищурив глаза. Синий, с белыми полосками комбинезон плотно облегал его спортивную фигуру. Левой рукой он держал черный шлем, а правой обнимал за плечи стройную красивую женщину с грудным ребенком на руках. Женщина тоже улыбалась, а малыш безмятежно спал у мамы на руках.

Приятная мелодия разлилась по комнате — зазвонил видеофон. Большой, вделанный в стену экран засветился символом Организации Объединенных Наций. Женщина вздрогнула и мгновенно пересохшим языком произнесла:

— Видеофон, включись.

— Светлана Николаевна Доброва. — Мягкий женский голос заполнил комнату.

— Да, — хрипло произнесла молодая женщина, затем, прокашлявшись, вновь повторила: — Да.

— Объявляем вам решение Совета Развития Объединенных Наций.

На ковре чему-то радостно агукнул ребенок. Молодая мать невидящим взором посмотрела на него и вновь перевела взгляд на экран.

— Исходя из анализа Жизненной Записи гражданина Объединенной Руси Павла Ивановича Доброва, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: «Считать Жизненную Запись гражданина Объединенной Руси Павла Ивановича Доброва не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь. — Мягкий женский голос с экрана на мгновение замолк. — Совет Развития также выражает глубокое соболезнование вам, Светлана Николаевна, по поводу безвременной кончины вашего супруга». Экран телевизора погас.

Женщина склонила голову и закрыла лицо руками. Ее плечи задрожали в беззвучных рыданиях. Слышно было только лопотание ребенка, довольного тем, что смог посадить плюшевого зайца на деревянного тигра.

Наконец женщина подняла голову и посмотрела на фотографию — муж, прижимая ее с ребенком к себе, радовался удачно складывающейся жизни.

«Значит, не заслужил? Сколько лет, рискуя жизнью, щекотал нервы пресытившейся и разнеженной толпе — и не заслужил. А какой-нибудь толстосум, не знающий, куда себя деть, ничего полезного в жизни не сделавший, но имеющий много денег, чтобы заплатить за вторую жизнь, он — заслужил?» Женщина, подхватив ребенка на руки, поднесла его к фотографии на стене.

— Все, Сереженька, твоего папы больше нет. Он не заслужил второй жизни, не заслужил права растить тебя. Господи, ну есть ли справедливость в этом мире?

Ребенок, оторванный от своих игрушек, обиженно заревел.

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл.

За двенадцать лет до описываемых событий.

3 июня 2178 года. Четверг. 9.12 по местному времени.

— Значит, ты все же решил поступать в летное училище?

— Да, папа.

Отец и сын сидели в креслах друг напротив друга. Сразу бросалось в глаза их сходство. Нос, разрез глаз, изгиб губ — природа в этом случае не утруждала себя поисками разнообразия. Два человека были сделаны по одной матрице, лишь седина отца и вороненая сталь волос сына различали их.

— Ты же в школе увлекался историей, побеждал на олимпиадах. Вот и поступал бы на исторический факультет университета.

— Отец, меня больше тянет небо. А история... Историю можно и самому по книгам изучать.

— Но почему военное училище? Чем плохо быть гражданским летчиком? Перевозить людей.

— Нет, отец. Сейчас пассажирский самолет ведет компьютер. Человек при этом лишь присутствует. А в боевом самолете, наоборот, компьютер только помогает летчику. Да и вообще, хочется участвовать в важных событиях.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты думаешь, Китай добровольно согласится, что Забайкалье — это наша и только наша территория? — пояснил сын.

— Ты хочешь воевать?

— Я хочу защищать Родину, отец. Я хочу много чего сделать в этой жизни. А где, как не на войне, быстро узнается, кто есть кто?

— Вот уж не думал, что ты такой у меня карьерист.

— Карьеризм и честолюбие — это не одно и то же.

— Поэтому у тебя и нет своей девушки?

Юноша задумчиво опустил голову. Легкий румянец окрасил его щеки.

— У меня была девушка. Мы расстались, — наконец ответил он.

— Можно узнать почему?

— Она посчитала меня слишком серьезным.

Отец усмехнулся:

— Я думаю, это не слишком большой недостаток. Это даже вообще не недостаток. Через десять лет эта девушка, наоборот, будет стремиться к серьезному мужчине.

— Уж столько я ее точно не собираюсь ждать.

Оба рассмеялись.

— Когда ты уезжаешь? — Голос отца вновь стая серьезным, даже чуть печальным.

— Сразу после выпускного вечера. Двадцать шестого.

— Что ж, сын. Мне остается пожелать тебе только удачи.

— Спасибо, папа.

Старинные часы пробили десять раз.

— Пап?

— Что?

— Почему ты не женился во второй раз?

Отец внимательно посмотрел на сына.

— Знаешь, — медленно начал он, — я и сам толком не знаю почему. Несколько раз я готов был уже к этому. Но в последний момент что-то меня останавливало. Наверное, я подсознательно чувствовал, что лучше твоей матери у меня никого не будет. Так стоило ли размениваться?

— Я понял, отец.

— Что ты понял?

Юноша посмотрел на отца своими темно-карими глазами:

— Я понял, что в жизни не стоит размениваться на мелочи. Чтобы потом не жалеть об этом.

— Это будет очень трудно, сын.

— Потом будет труднее смириться с мыслью, что жизнь отдал суете.

— Трудно распознать, Борис, что суета, а что нет. Иногда, казалось бы, незначительные поступки приводят к самому важному, что ты сделал в жизни. А на сто процентов важные дела оказываются суетой, пустышкой.

— Мне повезет, отец. — Темные глаза сына уверенно и спокойно смотрели на отца.

— Дай бог. — Иван Антонович Ковзан почему-то мгновенно поверил сыну. — Борись, Борис!

Объединенная Русъ. Украина, г. Славутич, Киевской обл.

За десять лет до описываемых событий.

14 июня 2180 года. Четверг. 8.15 по местному времени.

— Значит, сынок, в Одесскую духовную семинарию?

— Да, мама. — Высокий парень, светловолосый, кудрявый, и его мать, хрупкая женщина с русыми волосами, собранными в строгий узел, сидели за столом в просторной комнате с огромным окном во всю стену. — Два года я честно отдал мирской власти, отслужив в армии. Теперь я буду служить только Богу.

— Я до сих пор не знаю, Сереженька, правильно ли я поступила, — промолвила мать.

— О чем ты, мама?

— Смерть твоего отца очень сильно ударила по мне. Когда Главный Компьютер не дал ему вторую жизнь, я возненавидела все, что связано с этой машиной, весь мир. И посчитала, что истинная справедливость возможна только у Бога.

— А сейчас ты так не считаешь?

— Считаю, — после небольшой паузы ответила мать, — но сейчас, мне кажется, люди так далеки от Бога, что я не уверена, нужен ли ты им будешь.

— Мама, главное, что я буду нужен Богу. А люди... — юноша на мгновение задумался, — а люди от Бога никуда не денутся, — вновь заговорил он уверенным тоном. — Бог создал этот мир, и, если понадобится, Он быстро напомнит об этом людям. Я уверен, мама, что скоро, очень скоро наступит время, когда люди упрутся в непреодолимую для них стену. И вынуждены будут, словно неразумные овцы, идущие за знающим путь пастухом, пойти за Господом. Ибо только Господь знает правильный путь.

— Но если Господь — это пастух для людей, то кем ты при Господе видишь себя?

Юноша встал из-за стола, подошел сзади к матери и положил ей на плечи свои руки:

— Когда пастух гонит стадо, кто ему помогает? Ему помогают собаки. Не дают разбрестись стаду и подгоняют отстающих. Если надо, то и кусают их за ноги, чтобы быстрее шли.

— Сынок, уже были такие люди. Иезуиты. Они себя так и называли — псы Господни.

— Если были, значит, они были нужны. У Господа ничего просто так не бывает.

— Но они сжигали людей на кострах!

— В Библии вообще говорится о Страшном Суде. Заметь, Страшном! И только сто сорок четыре тысячи избранных попадут в рай и спасутся. Остальные — в ад, где вечно будут гореть в геенне огненной! — Сын резко убрал свои руки с плеч матери и быстро вышел из комнаты.

Мать встала, вошла в свою спальню и опустилась на колени перед висевшей в углу иконой:

— Господи Всемилостивейший! Убереги моего сына от поступков неразумных и неправедных. Помоги ему пройти в жизни по пути, ведущему к Тебе. Ты же видишь, Господи, он искренне любит Тебя и искренне хочет служить Тебе!

Женщина еще долго тихо просила Бога за своего сына. Две пары глаз были обращены на нее. Суровый взгляд Господа с иконы на стене и веселый — мужа с фотографии, стоящей на столе. Словно две жизни — прошлая, наполненная любовью и радостью, и настоящая — сосредоточенная на сыне, в постоянной тревоге за него, с бесконечными ночными разговорами с мужем и Богом. Две пары глаз смотрели на нее, даже три — она сама, улыбающаяся и счастливая, смотрела на себя, покорную, стоящую на коленях. И никто из них ничего не мог подсказать ей или утешить. А еще маленький и беспомощный Сереженька мирно спал на руках матери.

В жизни матери завершался второй круг, что ожидало ее впереди? Женщина молилась...

Объединенная Русь. Украина. Киев.

Мариинский дворец. Рабочий кабинет Президента Украины.

Почти за два года до описываемых событий.

7 ноября 2188 года. Суббота. 23.15 по местному времени.

За окнами президентского дворца буйствовал салют.

«Эти огненные узоры, как история, ускоренная в миллионы раз, — неожиданно подумал президент Украины, стоя у окна. — Вот вспыхнул красный шар — двести семьдесят лет назад в Питере произошел переворот, который впоследствии назовут Великой Октябрьской революцией».

Красный шар еще медленно поглощался чернотой ночи, как на смену ему пришел огромный фонтан, светящийся всеми цветами радуги.

«Великая империя сменилась россыпью независимых государств», — продолжал размышлять человек.

Звездочки тихо растворялись в небе, а на смену им пришли разноцветные шары, одновременно вспыхнувшие на фоне звезд.

«А это уже новая конфигурация. И так до бесконечности... До бесконечности? Как же! Звезды не вечны, а тут небольшая колония биологических существ. — Владимир Владимирович Грушенко вздохнул. — Отпадет в нас надобность, и Всевышний тут же прикроет эту шумную лавочку. Он, конечно, всемилостив... но всемирный потоп и судьба Содома и Гоморры о многом говорят!»

— Разрешите, Владимир Владимирович?

Грушенко обернулся. В дверях кабинета стоял вызванный им директор Службы безопасности Украины Олег Николаевич Пустовойтенко.

— Присаживайся. — Президент Украины коротко кивнул на кресло, а сам не спеша сел за свой стол.

— Здравствуйте, господин Президент. — Пустовойтенко расположился напротив.

— Как прошел праздник по стране, Олег Николаевич?

— Ничего из ряда вон выходящего. Несколько молодежных драк, несколько квартирных краж, пока хозяева веселились, и так далее. Процент правонарушений чуть выше, чем в обычный день.

— А партии?

— Коммунисты провели митинги в некоторых городах. Зеленые устроили несколько субботников... Да вот, собственно, и все.

— А в каких городах прошли митинги?

— У нас в Киеве, да еще в восточных областных и районных центрах. Везде их численность не превышала и тысячи человек. По сравнению с официальными мероприятиями они смотрелись жалко. — По лицу директора Службы безопасности скользнула ироничная улыбка. — Коммунисты — это уже реликт, господин президент.

Слушая директора СБУ, Грушенко прикрыл глаза. Набрякшие мешки под глазами, углубившиеся морщины наглядно демонстрировали, что напряженный трудовой день, словно лакмусовая бумажка, безошибочно и безжалостно выявляет истинный возраст, пренебрежительной рукой легко смахивая ухищрения визажистов, стилистов и массажистов. «Скоро ему шестьдесят. — Пустовойтенко бесстрастно смотрел на своего патрона. — Хватит ли у него сил через три года бороться с энергичным Орловым? Хотя шестьдесят для политика — это не возраст. Да и, в конце концов, возраст в политической борьбе не самое главное. Главное... Что самое главное?»

— Да, прав был Соломон. Все проходит, — устало произнес президент. — А ведь два с половиной века назад они поставили на уши весь мир, — Грушенко вздохнул и открыл глаза.

— Соломон был прав, Владимир Владимирович. Проходит все, и не только коммунизм. — Главный разведчик вопросительно посмотрел на Президента — продолжать?

— Олег Николаевич, эти празднества меня изрядно утомили. И разгадывать ваши шарады у меня просто нет сил. Поэтому — прямым текстом, пожалуйста. Что вы имели в виду, говоря «и не только коммунизм»?

— Я имел в виду христианство. Официальное христианство.

Президенту Украины понадобилось пять секунд, чтобы наконец понять, куда клонит его глава СБ.

— Отец Сергий, — коротко выразил он свою догадку.

— Да.

— Рассказывайте, Олег Николаевич.

— Все прошло по разработанному нами плану. В сквере на улице Январского восстания, рядом с лаврой, был организован митинг. Численность — примерно тысяча человек.

— Не мало?

— В данный момент это оптимально. Большее количество уже вызвало бы подозрение, что митинг организован властями, — возразил Пустовойтенко.

— Отец Сергий выступал?

— Естественно. Основной тезис — вторая жизнь, присуждаемая Главным Компьютером с молчаливого согласия официальной церкви, это не только тяжкий грех, за который придется отвечать перед Всевышним, но и крайне несправедливо и оскорбительно для миллиардов человек. У каждого должна быть одна земная жизнь. И только Бог может даровать человеку бессмертие. На этом же митинге мы впервые «засветили» название нового движения.

— Какое?

— Как и договаривались: «Жизнь только от Бога», — четко ответил директор СБУ.

— Что еще?

— Этот митинг показали несколько каналов в своих информационных передачах. Кроме того, отец Сергий выступил на телевидении, на пятом канале.

— Что дальше?

— Все, как прежде. Отец Сергий будет проповедовать. С желающих будем снимать «надсмотрщиков». Следующее массовое выступление — под Новый год.

Президент, казалось, потерял всякий интерес к разговору. Он вновь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В кабинете повисла тишина.

— Вчера я был на Президентском Совете в Москве, — не открывая глаз, наконец произнес президент. Снова пауза. — Ты, естественно, это знаешь.

— Естественно.

— А о чем на Совете шла речь, ты тоже, естественно, знаешь? — сыронизировал Грушенко, открыв глаза.

Олег Пустовойтенко не случайно пробился на столь высокий пост. Среди качеств, позволивших ему это сделать, была и способность мгновенно правильно ориентироваться в различных ситуациях:

— Наверняка не об официально объявленном под грифом «Государственная тайна» китайском вопросе.

Грушенко, улыбнувшись, мотнул головой:

— Да, Олег Николаевич, тебя голыми руками не возьмешь.

— Это уж точно, господин президент. Можно уколоться, — подчеркнуто почтительно ответил глава украинской Службы безопасности.

— Так вот, Олег, — президент мгновенно перешел на доверительный тон, — Орлов готовит гиперпространственный полет. — Сказав это, он вопросительно посмотрел на собеседника.

— Гиперпространственный полет? — Тот даже не пытался скрыть своего удивления. — Они что, поняли причину предыдущих неудач?

— Похоже на то.

Пустовойтенко задумался.

— Все равно не понимаю, — наконец задумчиво произнес он.

Президент Украины усмехнулся:

— Наконец-то мой главный разведчик чего-то не понимает, следовательно, чего-то не знает. И чего же ты не знаешь?

— Я не знаю, чем вызвана ваша озабоченность, господин президент. Гиперпространственный полет — еще один шаг на пути технического прогресса, не более того. Рейтинга Орлову он не сильно добавит.

— Академик Хохлов, инициатор этого полета, считает, что гиперпространство — это и есть то, что мы называем Богом.

— Орлов хочет отправить туда человека? — осторожно произнес глава Службы безопасности Украины.

— Ты уже кое-что стал понимать. Да, Орлов хочет послать своего человека к Богу, — Грушенко с нажимом произнес последние слова.

— Человек, побывавший у Бога, для остальных людей — Мессия, — еще более осторожно произнес Пустовойтенко.

— Вот именно. И его слово для людей будет куда весомей, чем сотни слов того же отца Сергия и всех остальных. — Грушенко чуть вздохнул.

— Такса пытался для этих целей заполучить отца Сергия, — неожиданно сказал Пустовойтенко.

— Что? Когда?

— Больше месяца тому назад.

— Почему же ты молчал? — На лице президента гнев сменил усталость.

— Господин президент, — после паузы напряженно-осторожным голосом заговорил глава украинской СБ, — я абсолютно вам предан и ни в коем случае не собираюсь утаивать от вас хоть какую-нибудь информацию. — Увидев, что лицо президента несколько смягчилось, он продолжал уже более спокойно: — Отец Сергий на встрече со мной об этом контакте рассказал столь неопределенно, что я посчитал, что Такса таким образом хочет завербовать отца Сергия и оттеснить нас от движения «Жизнь только от Бога».

— И отец Сергий отказался от предложения?

— Да. Посчитал это кощунственным. Бог сам призывает человека, когда нужно. Это же не товарищ, к которому можно запросто припереться в гости.

— Это уж точно. Бог сам призывает к себе, даже когда человек этого и не хочет. — Лицо Грушенко окончательно смягчилось, оплыло, приобретая прежний усталый вид.

— Но академик Хохлов может и ошибаться, — продолжил директор СБУ.

— Конечно, может. Он же не Бог. — Президент невесело усмехнулся. — Но, насколько я знаю, Хохлов ошибается редко. Я обратился к академику Лоскутенко, президенту Украинской Академии наук, который должен располагать информацией. Так вот, он охарактеризовал Хохлова как человека мягкого, непритязательного в обычной жизни, но абсолютно преданного науке, который ради научной истины не идет ни на какие компромиссы. Яркий пример — его уход с поста заместителя директора Института теоретической физики, поскольку он был не согласен с директором, академиком Солевым, относительно принципиальной схемы гиперпространственного двигателя. Но академик Лоскутенко также сказал, что сейчас он абсолютно убежден в правоте академика Хохлова — его схема более рациональна и менее трудоемка. И мы сделали ошибку, отвергнув ее.

— Это все слова, — тихо проговорил Пустовойтенко.

— Увы, нет. Китайцы пошли именно по этому пути и существенно сократили время на разработку. Они уже начали автономные испытания гипердвигателя.

— И что решил Совет? — Директор СБУ вопросительно посмотрел на президента.

— А что он мог решить? Естественно, мы дали добро на этот проект. Кстати, его название «Пора». Орлов одним махом хочет убрать с политической арены основные фигуры и стать ферзем. — Улыбка Грушенко из ироничной стала печальной. — А впрочем, почему бы и нет?

— Когда состоится этот полет?

— Ориентировочный срок — середина августа девяностого года.

— До выборов президента Объединенной Руси останется меньше полугода, — заметил директор СБУ.

— Вот именно. Орлов может успеть все сделать.

— И все же, господин президент, гиперпространственный полет и его последствия — все это еще слишком неопределенно. Нам надо продолжать разыгрывать свою карту.

— Наверное, ты прав, — со вздохом произнес президент Украины. — Что нам еще остается делать? — И тут же добавил: — Впрочем, по мудрому Соломону — и это тоже пройдет.

— Проходит все. Но остаются в истории дела человеческие. И некоторые из них впоследствии называют великими.

— Может быть. — Владимир Владимирович кивнул головой. — Вы свободны, Олег Николаевич. Продолжаем реализовывать план «Жизнь только от Бога».

«А ведь благодаря нам, русичам, все человечество получило надежную прививку от коммунизма. — Владимир Владимирович Грушенко, не вставая из-за стола, взглянул в окно на праздничный салют. — Оно только чуть-чуть потемпературило, да кое-где высыпали красные прыщики. И все. А нам эта болезнь обошлась слишком дорого. И почему Господь избрал нас? Что, по принципу, кого больше люблю, того и наказываю? Или наоборот? Нелюбимое дитя не жалко? Вот полет все и покажет. А вообще, неблагодарное это занятие — пытаться понять Бога». Президент Украины встал из-за стола и вышел из кабинета.

«Нет, это просто усталость. Грушенко — сильный, волевой политик. И возраст у него... Впрочем, для политика возраст — не главное. Главное — это его команда. — Олег Николаевич наконец ответил на вопрос, заданный самому себе полчаса назад в кабинете Грушенко. — А главный в его команде — это я». Спускаясь по парадной лестнице, директор СБУ продолжал анализировать свой разговор с президентом Украины.

Соединенные Штаты Америки.

Лэнгли, штат Вирджиния.

Штаб-квартира ЦРУ. Кабинет директора ЦРУ.

3 мая 2190 года. Понедельник. 9.07 по местному времени.

Лучи солнца безбоязненно проникали через окна кабинета директора ЦРУ. Многочисленные, скрытые от посторонних глаз, датчики молчали. Различные хитроумные экранировки надежно блокировали всякое излучение, несшее хоть крупицу какой-либо информации.

Билл Ред сидел за рабочим столом и, глядя на экран персонального компьютера, изучал ежедневный отчет Разведывательного директората ЦРУ. В этот директорат с многочисленных разведывательных спутников, станций наблюдения, разбросанных по всем обитаемым небесным телам Солнечной системы — Земле, Марсу, Луне, стекалась информация. Все подслушанное, купленное, добытое шантажом или пыткой, — словом, все, что стоит за безликой, невинной фразой «информация добыта агентурным путем», также попадало сюда. Здесь весь этот не всегда приятно пахнущий поток информации проваливался в терагигабайтную бездну электронной памяти компьютера. Нет, не просто компьютера. Компьютера с большой буквы. Почему-то человечество не распространило на компьютеры свою привычку составлять топ-списки — самые большие корабли, самые высокие сооружения, самые дорогие автомобили, самые тяжелые люди, самые длинные ноги и прочая, прочая, прочая. Так вот если бы был составлен список самых быстродействующих компьютеров с самым большим объемом памяти, то Компьютер Разведывательного директората ЦРУ уступил бы лишь Большому Компьютеру ООН и разделил бы почетные второе-четвертое места с братьями по шпионскому ремеслу из Руси и Китая.

Попав в Компьютер, поток просеивался через миллионы логических фильтров, препарировался на миллиарды сведений и данных или на то, что обобщенно называлось единичным фактом информации. На выходе из этого всеядного электронного чрева была все та же информация, только соответственным образом сгруппированная, обобщенная и прокомментированная. Новейшие разработки в области логического программирования и искусственного интеллекта позволяли из тысяч отрывочных сведений создать цельную, логически непротиворечивую картину происходящего.

Билл Ред окончательно поверил в могущество Компьютера три года назад, когда тот извлек из своей поистине бездонной памяти факт десятилетней давности: ночное проникновение неизвестных в городской архив Сан-Франциско. Потом был проанализирован годовой давности звонок из Франции — один из миллиардов, перехваченных и записанных в его память: «Ничего, через годик мы сыграем хорошую партию в бридж. В золотой бридж». Затем Компьютер «вспомнил», что примерно в то же время малоизвестной компании «Chip» был сделан заказ на переоборудование небольшого скоростного вертолета «Sikorsky-309» в беспилотный вариант, управляемый компьютером. Еще через пару мгновений были проанализированы все покупки недвижимости в Сан-Франциско за последний год. Еще пару секунд Компьютер анализировал всякую мелочь — состояние противовоздушной обороны США, предсказание синоптиков на тот год, — быстро «пролистал» свои же отчеты о политической обстановке в мире и многое другое. Затем в операционном зале Разведывательного директората ЦРУ коротко взвыла сирена и тревожно замигала красная лампа. Перед ошарашенным оператором на мониторе высветилось: «ВНИМАНИЕ! Информация первой степени важности! Между 7 и 14 сентября сего года западноевропейская террористическая организация "Меч Ислама" попытается произвести теракт — взрыв Золотого моста в Сан-Франциско. Атака на мост будет произведена с помощью радиоуправляемого вертолета "Sikorsky-309", начиненного взрывчаткой. Вертолетная площадка располагается во дворе дома №43 на Шестой авеню. Вероятность прогноза — 87%». Первое, что импульсивно сделал оператор, — поднял глаза вверх, на электронные часы. На табло светились две строчки: «2187 год. 7 сентября. Суббота. 02: 32. Время вашингтонское» и «Сан-Франциско — 2187 год. 6 сентября. Пятница. 23: 32».

Через двадцать три минуты пятнадцать секунд «Дельта» уже взяла под контроль дом № 43 на Шестой авеню Сан-Франциско. Компьютер не ошибся.

Когда, уже в спокойной обстановке, стали вручную проходить логическую цепочку, которую выстроил Компьютер, даже разработчики его программ были поражены. Тогда выяснилась еще одна интересная деталь. Компьютер при анализе фактов вышел на точную дату теракта — одиннадцатого сентября, примерно в девять часов утра, — он держал в своей памяти события даже более чем двухвековой давности. Но людям указал более широкий временной интервал — по-человечески перестраховался. Искусственный интеллект такого уровня уже начинает приобретать человеческие черты.

Билл Ред принадлежал к тому типу людей, которые предпочитают узнать сначала плохие новости, чтобы потом попытаться, по возможности, перекрыть их хорошими. Особенно плохого отчета он сегодня не ожидал.

«Так, плохая новость номер один — с девяностопятипроцентной вероятностью разоблачен наш агент на лунной базе русичей "Восток". Да, недолго "Брюнет" поработал на нас. Быстро его Кедрин вычислил. Жаль. Как же теперь контролировать продвижение русичей по их проекту пилотируемого гиперпространственного корабля?» Билл Ред выделил эту новость красным цветом — посоветоваться с начальником отдела, курировавшим эту проблему.

Второй неприятной новостью было секретное решение правительства Италии перейти при расчетах с арабами за нефть на арабский динар.

«Так, сначала Франция, теперь Италия. Заигрывают с арабами. А как же — почти половину населения у них теперь составляют выходцы из Азии и с Востока. Пригрели их у себя, вот теперь и расплачивайтесь. — Пара энергичных нажатий клавиш на компьютере, и новость окрасилась в умиротворяющий зеленый цвет — принятие радикальных мер. — Второй Франции я не допущу. Там мы пытались решить проблему дипломатическим путем. Не получилось. Что ж, учтем ошибки».

На этом неприятные новости для Соединенных Штатов на сегодня заканчивались. В хорошие новости Компьютер занес сообщение из Канады — наконец-то американский посол в приватной беседе с премьер-министром страны смог убедить последнего внести на рассмотрение в Верхнюю палату Сената проект закона «О гражданстве».

«Наконец-то. Или они хотят повторения европейского варианта? Только коренной житель имеет право быть гражданином. Иначе Восток нас проглотит и не подавится. — В благоприятном решении Ред не сомневался — что же, даром было израсходовано более десяти миллиардов долларов? — Надо бы переговорить с президентом и подготовить наш спецназ. Американских граждан необходимо защищать, где бы они ни находились. Иначе мы не сверхдержава № 1». Сообщение окрасилось в желтый цвет.

К хорошим новостям Компьютер отнес и вспышку неизвестной инфекции в Китае с летальностью восемьдесят процентов.

«Наконец-то нашелся вполне приемлемый повод закрыть границы страны для китайцев. Опять же — здоровье американцев превыше всего. А без дешевых китайских товаров Америка проживет». И вновь желтый цвет появился на экране монитора — требуется разговор с президентом.

Далее следовало сообщение из Руси: «В Объединенной Руси набирает силу движение за запрещение в законодательном порядке второй жизни. Центр движения — Украина. Комментарий: политические силы, близкие к Президенту Украины Грушенко, таким образом, очевидно, пытаются на следующих выборах Президента Объединенной Руси привести его к власти».

Директор ЦРУ над этим сообщением надолго задумался.

«По-моему, Комп, ты ошибся. Это не есть хорошая новость. Чем этот Грушенко для нас будет лучше Орлова? Или ты считаешь, что государственное управление в любой стране ослабевает, если к власти приходит человек, который опирается на менее широкие круги населения? Не спорю, украинцев меньше россиян. Но, во-первых, практически всегда идеологические принципы брали верх над национальными. А во-вторых, такое движение вполне может стать интернациональным — во всем мире обделенных второй жизнью значительно больше, чем счастливчиков. А если учесть, что Восток принципиально не практикует технологию второй жизни, то на этой почве возможна его поддержка этого движения... Нет, это очень плохая новость». Билл Ред никаким цветом не выделил это сообщение — он еще не знал, что делать, а только ощущал надвигающуюся опасность.

В разделе недостоверных известий (вероятность которых меньше тридцати процентов) взгляд директора ЦРУ зацепился за сообщение: «В Китае проводятся работы по созданию пилотируемого гиперпространственного корабля».

«Впечатление, что скоро Лихтенштейн вкупе со Шри-Ланкой будут заниматься этой проблемой. А мы до сих лор топчемся на месте». Директор ЦРУ с силой нажал кнопку вызова секретаря.

— Вызовите Брэдлоу ко мне, — отрывисто приказал он.

Начальник отдела по Объединенной Руси Оперативного директората полковник Хью Брэдлоу открыл дверь кабинета директора ЦРУ через пять минут.

— Присаживайтесь, Хью. — Ред кивнул головой на кресло напротив. — Что ты думаешь о провале «Брюнета»?

Невысокий, крепко сложенный полковник с лысой, словно бильярдный шар, головой чуть пожал плечами:

— Мы поспешили с инспекцией лунной базы русичей. Как только получили информацию о гиперпространственном двигателе, так сразу направили туда Питсроу. И русичи догадались, что у них произошла утечка информации. Дальше просто — нацелили на базу один из своих разведывательных спутников и перехватили сообщение «Брюнета».

«Мы поспешили, — Ред внутренне поморщился. — Он поспешил — Билл Ред. И Брэдлоу отлично это знает».

— Что он успел передать?

— На «Восток» прибыл будущий экипаж гиперпространственного корабля и их дублеры. Назвал фамилии.

— Кто они?

— Мы проверили — четверо человек из отряда космонавтов с такими фамилиями отбыли в неизвестном направлении из Звездного городка, — монотонным, чуть равнодушным голосом ответил Брэдлоу.

— Хью, я тебя знаю уже лет пятнадцать. Если ты отвечаешь таким тоном, то за пазухой у тебя бомба. Давай, взрывай ее.

— «Брюнет» смог снять их на видеокамеру, у него своя, в мобильном телефоне. Там это разрешено. Снимают себя, отсылают родным на Землю. Русичи считали, что все передатчики под контролем. А попытаться выйти с неучтенного не получится — все экранировано.

— Теперь они изменят свое мнение.

— Очевидно. — Брэдлоу пожал плечами.

— Так что дал анализ фотографий?

— Одно лицо мы идентифицировали. Это майор Службы безопасности Объединенной Руси Титров.

— Так, — медленно проговорил директор ЦРУ. — А ведь в том, что взяли «Брюнета», есть и положительный момент.

Брэдлоу удивленно посмотрел на шефа.

— Смотри, Хью, что получается. Кедрин догадался, что у него на базе наш человек. И он присылает своих людей для его поимки. А легенда для них — будущий экипаж гиперпространственного корабля. Не техники или специалисты из какого-нибудь института, а именно члены экипажа корабля. Зачем, Хью?

— Наверное, он понимает, что «Брюнет» передаст эти сведения нам.

— А зачем ему нужно тщательно скрывать фамилии настоящих членов экипажа, подставляя вместо них другие? Мол, вот они, проверяйте — обычные крепкие парни, натасканные на тренажерах.

— Затрудняюсь ответить, господин директор.

— Скажи, Хью, много пользы мы получили более двух веков назад, когда еще за полгода узнали фамилии всех кандидатов русичей на первый космический полет? Фамилия Гагарин нам очень помогла?

— Нет, — ответил начальник отдела по Объединенной Руси. — Но может, русичи скрывают настоящий экипаж просто так, для профилактики. Известно, что скрытность у них в крови.

— А почему они не скрывали, когда готовили экспедицию на Нептун?

Брэдлоу молча пожал плечами.

— А я тебе скажу, Хью, почему. Люди, готовящиеся к прыжку в гиперпространство, — не обычные люди. Еще в разговоре с господином президентом у меня мелькнула эта мысль. А сейчас я уверен, в гиперпространство полетят люди, обладающие какими-то необычными, уникальными способностями. Именно в этом главный секрет русичей. Техника будет задействована старая — гиперпространственный двигатель Хейнштейна-Солева плюс стандартный жилой отсек, обычный ядерный двигатель и ракетный ускоритель. Все дело в людях. Поэтому тебе, Хью, срочное задание — подними всю свою агентуру в Руси, чтобы вычислить людей, обладающих какими-то необычными свойствами или возможностями и которые год или два назад стали тренироваться в отряде космонавтов или где-нибудь на секретной базе. Задание ясно?

— А что подразумевается под термином «необычные свойства или возможности»?

— Не знаю, Хью, не знаю. Экстрасенсы всякие, шаманы и прочие ведьмы. Если в ваше поле зрения попадет человек, у которого необычайные умственные, физические или даже сексуальные возможности, — проверяйте, где он сейчас. Проверяйте всех необычных.

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл.

4 мая 2190 года. Вторник. 9.12 по местному времени.

Уютный трехэтажный дом утопал в зелени столетних каштанов. В их могучих кронах многочисленная пернатая живность слаженно приветствовала солнечное весеннее утро, радовалась жизни. В этом райском уголке, казалось, все должны были быть счастливы. Но естественно, это только казалось...

— Почему ты раньше не сказал, что летишь туда? — Иван Антонович Ковзан укоризненно смотрел на сына.

— Не мог, отец. Эта информация была засекречена.

— Когда летишь?

— Послезавтра на Луну. Буду осваивать корабль. А в середине августа — туда, — спокойно ответил сын.

— Помнишь, когда ты собрался поступать в летное училище, — после паузы произнес отец, — мы с тобой говорили о важных и неважных делах в жизни.

— Конечно, помню, отец. Ты тогда процитировал Библию: «Суета сует — все суета». И сказал, что порой бывает трудно отличить пустышку от золота.

— А ты сказал, что тебе повезет и ты не ошибешься.

— Я решил, отец, сделать то, чем наверняка буду гордиться всю оставшуюся жизнь.

— Если у тебя будет эта жизнь. Неужели смертельно опасные испытания ракетопланов тебе доставляли мало острых ощущений?

— Люди испытывали их и до меня.

Взгляды отца и сына встретились. Первым отвел глаза отец:

— Господи, откуда у тебя столько честолюбия?

— Не знаю, отец.

— Тебе пообещали вторую жизнь, если ты не вернешься оттуда?

— Мне об этом не говорили, а сам я не спрашивал. Для меня это не главное.

— Для тебя это не главное, — тихо повторил отец слова сына.

И после паузы так же тихо продолжил:

— Двадцать девять лет назад в этой комнате я узнал, что не стало моей жены. Спустя несколько часов, здесь же, мне сообщили, что я потерял ее окончательно — Большой Бэби не дал ей второй жизни. Ты хочешь заставить меня еще раз пережить такие событий?

И вновь взгляды отца и сына скрестились. На этот раз первым глаза отвел сын.

— Отец, меньше всего я хочу доставлять тебе страдания. Но... Но сколько раз уже отцы провожали своих детей на заведомо опасные, но необходимые человечеству дела. Ведь кто-то должен был их совершать. Пойми, отец, для меня сейчас лучше погибнуть, чем отказаться.

— Я тебя не прошу отказываться. Я прошу только, чтобы тебе гарантировали вторую жизнь.

— А если бы ее не было вообще — второй жизни? Что бы ты тогда сказал? — последовало в ответ.

— Может случиться, что у меня не будет ни сына, ни внуков. — Длинная пауза. — Ладно, давай оставим этот разговор. Завтра пойдем на кладбище к матери. Попрощаешься.

И вновь взгляды двух самых родных людей встретились.

— Я вернусь, отец.

Ковзан-старший ничего не ответил.

Следующий день прошел тихо, спокойно... тягостно. Весеннее буйство природы на кладбище казалось неуместным, саднящим душу. Улыбающаяся Маша смотрела на мужа и сына с мраморного обелиска. У его подножия лежал букет тюльпанов. Они долго стояли молча, мысленно продолжая спор между собой и как бы приглашая Машу быть им судьей. Каждый отстаивал свою правоту. Сын — право молодого поколения на дерзания, свершения, подвиги. Отец — свое родительское право спокойно прожить жизнь и умереть в окружении любящих детей и внуков.

Маша молчала и только улыбалась. Под сильным весенним солнцем быстро увядали тюльпаны.

— Мама, я вернусь...

Быстро подошло время расставания — шесть часов вечера.

— Пора, отец.

— Вижу.

Они долго смотрели друг на друга.

— Знаешь, сын, в нескольких десятках километров отсюда есть памятник человеческой ошибке — чернобыльский саркофаг. Тогда люди тоже считали, что творят великое дело — укрощают атом на благо людей. Результат — многие квадратные километры непригодной для жизни в течение столетий земли и тысячи погибших и умерших от радиации людей.

— Результат — более надежные атомные электростанции и изобилие такой нужной энергии. А у человечества будет еще много таких саркофагов. Это плата за прогресс.

— А нужен такой прогресс?

— А зачем тогда создан человек? Потреблять пищу и плодиться, как животные? — резко ответил сын. А затем, словно спохватившись, уже мягче добавил: — Пора, папа.

Они обнялись.

— Все будет хорошо. Я вернусь, вот увидишь.

Вечером, чтобы как-то отвлечься, Иван Антонович включил телевизор. Сериалы, ток-шоу, музыка и изредка информационные программы — человечество со вкусом проводило время. На одном из каналов он неожиданно увидел знакомое лицо. Молодой человек, стоя на сцене в каком-то огромном зале, набитом людьми, буквально кричал в микрофон:

— Братья и сестры! Уже не единицы, а сотни людей понимают, какое это зло — вторая жизнь, дарованная не Всевышним. И именно вы, услышавшие истинный голос Бога, спасетесь, и именно вам будет даровано истинное бессмертие. Остальные же получат вот это. — Молодой человек, повернувшись, ткнул указательным пальцем позади себя.

И тотчас же задник сцены, оказавшийся экраном огромного проекционного телевизора, осветился. На нем замелькали страшные кадры, снятые в лечебнице для больных синдромом внезапного слабоумия. Бессмысленные глаза и улыбки, омерзительные кривляния, текущая изо рта слюна и страшные, лишенные всякой мысли выкрики — мощная электроника показывала бесстрастно, крупно, передавая мельчайшие оттенки цвета.

Иван Антонович наконец узнал молодого человека — это был одноклассник его сына, Сергей.

«О, Господи! Зачем же такое показывать. Это же бесстыдно — делать из людского страдания шоу».

А из телевизора между тем неслось:

— Братья и сестры! Давайте поможем всем заблудшим, не понимающим, какой это грех — стремиться получить вторую жизнь не от Бога, а от кесаря. Пусть наши власти управляют земными делами, а не Божьими. А там, где должен быть только промысел Божий, они смиренно и благоговейно склонят свои головы. Давайте выберем тех людей, которые не побоятся запретить бездушной машине решать за Бога, кому давать вторую жизнь. Перед Богом все равны.

Экран заполнился ярким солнечным светом, и тут же мощно, торжественно зазвучала музыка.

«Бах, — отметил про себя Иван Антонович, — Первый концерт».

И тут во весь экран вспыхнула надпись: «Жизнь только от Бога». Казалось, величавые аккорды наполнили собой все пространство зала...

«Сумасшествие какое-то. А если человек отдал жизнь во благо других людей? Он что, не заслужил второй жизни... как мой сын... — Он со злостью выключил телевизор. — Тоже мне, очередные толкователи воли Божьей. Их предшественники во имя этой самой воли людей заживо сжигали, а эти не хотят, чтобы достойным людям вторую жизнь давали. Инквизиторы новоявленные, мать их!»

Объединенная Русь. Украина. Киев.

5 мая 2190 года. Среда. 18.40 по местному времени.

Большая черная машина мягко вкатилась во двор Дома и замерла около одного из подъездов. Три двери машины распахнулись одновременно, и так же одновременно из салона выскочили трое молодых людей. Они напоминали машину, в которой приехали, — такие же большие, в одинаковых черных костюмах и такие же хищные. Один из них сразу вошел в подъезд.

Светлана Николаевна Доброва в который раз наблюдала эту картину из окна квартиры сына и в который раз испытала чувство какого-то внутреннего неудовольствия.

«Христос ходил среди людей в окружении Своих апостолов, ничего не боясь, а тут... ну не считать же этих мордоворотов за апостолов». С высоты третьего этажа хорошо были видны мощные затылки и короткие толстые шеи парней, охранявших ее сына.

А вот и он сам — высокий светловолосый человек вышел из машины, едва только его охранник выглянул из подъезда и махнул рукой: «Все чисто!» В окружении охраны, чуть сутулясь, ее сын вошел в подъезд.

«А волосы уже — не вьются кудрями, и сутулиться стал. — Мать отстраненно наблюдала за сыном. — Как будто прячется от кого-то, старается быть незаметным. И в подъезд не вошел, а юркнул как-то».

Щелкнул замок входной, двери. Светлана Николаевна встала со стула и отвернулась от окна. Она знала, что в коридор первым войдет не сын.

— А вот мы снова, Светлана Николаевна. — Перед ней стоял один из охранников с застывшей улыбкой. — Все в порядке? — Взгляд мужчины, мгновенно обежав все вокруг, цепко впился ей в лицо.

— Да, спасибо, — заученно ответила женщина. Когда она приехала к сыну, ее целый день такие же ребята учили, что нужно говорить в тех или иных случаях. Вот и сейчас, на вопрос: «Все в порядке?» нужно отвечать: «Да, спасибо». Если бы в квартире находился кто-то посторонний, она должна была бы ответить: «Да, спасибо. Никто не тревожил».

Поначалу такая игра в шпионов забавляла ее. Но очень скоро начала раздражать. «Да что это такое? Будто живем среди каких-то нелюдей, которые только и думают, как нас извести».

— Возвращаем вашего Сереженьку в целости и сохранности. — Голос охранника вернул Светлану Николаевну к действительности.

— А... да, да, спасибо.

Улыбка тут же исчезла с его лица.

— Чисто. Можно заходить, — проговорил он, чуть повернув голову к лацкану пиджака.

— Еще раз здравствуй, мама. — Сын, все так же сутулясь, быстро подошел к ней и поцеловал в щеку. — Голова уже не болит?

— Нет, спасибо, сынок, не болит. Я выпила таблетку. Поешь? Я тут, пока ты выступал, твой любимый борщ сготовила. С пампушками.

— Потом, мама, потом. Я на пару минут, только переодеться.

— Вечно у тебя дела. Только ночью дома и бываешь. Даже не вспомнил, что сегодня годовщина смерти отца.

Сергей замер, затем прикрыл лицо руками.

— Что ж, видно, такую судьбу мне дал Бог, — наконец глухо проговорил он и вышел из комнаты.

Светлана Николаевна, чуть вздохнув, привычно села на стул. Охранник вышел в коридор. Минут через десять к ней в комнату вновь вошел сын:

— Ну все, ма, до вечера.

Выражение лица его вновь было спокойным и уверенным. Вместо черной рясы на нем был деловой светло-серый костюм с ярко-красным в полоску галстуком.

— И в этом ты будешь проповедовать? — Светлана Николаевна, чтобы как-то затушевать эту, как ей показалось, неуместную иронию, тут же добавила: — Люди могут этого не понять, сынок.

— Люди на земле живут разные. И проповеди им нужны разные. И приходить к разным людям нужно в разных одеждах. Ты же на рынок не пойдешь в том же, что и в церковь? — Сын коротко усмехнулся.

— Сынок, я тут смотрела по телевизору твое выступление. Зачем было показывать на весь свет людское горе? Ведь сумасшедшие — это блаженные люди. Их всегда жалели, считали, что через их уста с людьми говорит Бог.

— Вот и сейчас, мама, Бог через блаженных пытается вразумить людей. Отвратить их от неправедного пути.

— Сынок, Бог милосерден. И слуги Его должны быть тоже милосердны.

— Да, Бог милосерден, мама. Но прежде всего Он справедлив. И каждому Он воздает по заслугам. Праведникам — рай, а грешникам — ад. Вспомни судьбу городов Содома и Гоморры. Бог их уничтожил, как клоаки греха и мерзости. Помнишь, когда-то, перед моим отъездом в Одесскую семинарию, я тебе сказал, что скоро люди упрутся в непреодолимую для них стену? Так вот, вторая жизнь, дарованная бездушной электронной машиной, — это и есть та стена, в которую с размахом, словно неразумные бараны, ударилось человечество. Ты посмотри, что творится, мама. С одной стороны, кучка людей, неизвестно за что получающая бессмертие, а с другой — все остальные. И если бы эта кучка заслужила величайшее благо своей праведной жизнью. Так нет же. Как раз наоборот. Получают бессмертие, вернее, покупают его очень богатые люди, продажные политики, звезды шоу-бизнеса, которые всю жизнь только и делали, что развращали людей, вбивая в их головы сомнительного качества моральные ценности. И Бог все это видит, мама. Нет, скоро, очень скоро люди почувствуют гнев Божий. Почувствуют, ужаснутся и опомнятся. Но для многих будет уже слишком поздно. Вот я и стараюсь, чтобы этих людей было как можно меньше. Да, все, едем! — Сергей Добров, известный больше как отец Сергий, кивнул появившемуся в дверях охраннику.

Тихо клацнул замок входной двери. И вновь на Светлану Николаевну обрушилась тишина, ставшая ненавистной.

«Господи, неужели путь к Тебе так... — женщина запнулась, подбирая слово помягче, — ... так иногда опасно, неприглядно выглядит?» Она наконец нашла нужные слова.

Чтобы развеяться, отогнать опостылевшую тишину, Светлана Николаевна включила телевизор. Показывали какое-то шоу. Девушки в блестящих коротких юбочках с разноцветными перьями на головах, стоя на коленях, страстно обнимали ноги возвышающегося над ними обнаженного по пояс парня. Тот, широко раскинув руки, грубым, чувственным голосом выводил:

Сам дьявол нас влечет сетями преступленья,

И, смело шествуя среди зловонной тьмы,

Мы к аду близимся, но даже в бездне мы

Без дрожи ужаса хватаем наслажденья...

«Мы к аду близимся», — машинально вслед за певцом повторила Светлана Николаевна и сразу переключила канал. Тотчас на экране возникло кукольное личико ведущей информационную программу:

— И в заключение. Это сообщение пришло к нам только что из Объединенного Центра космических наблюдений. Одним из спутников системы «Дозор» более семи месяцев тому назад за орбитой Плутона было обнаружено космическое тело около метра в диаметре. От обычных каменных глыб его отличает слишком большая для таких объектов скорость — более двухсот километров в секунду, что свидетельствует о том, что астероид не принадлежит нашей Солнечной системе. Проведенные в то время расчеты показали, что космическое тело пройдет примерно в двадцати миллионах километров от Земли. Вчера было проведено повторное уточнение параметров траектории орбиты космического путешественника. Расчеты показали, что астероид пройдет на расстоянии примерно один миллион километров. Космическое тело приблизится к Земле на минимальное расстояние первого июля текущего года. Так что через два месяца жители Земли смогут в свои телескопы полюбоваться на необычного космического пришельца. Следите за нашими сообщениями.

«Мы к аду близимся. — Светлана Николаевна закрыла лицо руками. — Вот оно, Божье испытание. Господи, неужели мой сын прав?»

Глава 6

ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗАМЕН

Случай — псевдоним Бога, когда он не хочет подписаться своим собственным именем.

Анатоль Франс

Более пяти миллиардов километров от Земли. Район орбиты Плутона.

Более чем за шесть месяцев до описываемых событий.

15 сентября 2189 года. Среда. 3.15 по СЕВ.

Холодный и равнодушный кусок металла летел в глубинах космоса. Если бы он хотя бы на мгновение стал живым существом и осознал свое неизмеримое одиночество, он, наверное, тотчас же умер бы. Но он не был живым, хотя мог делать то, что недоступно ни одному живому существу, включая человека. Он смотрел за космосом. Благодаря своим шести телескопам, он мог замечать на невообразимо огромных расстояниях вокруг себя все, что носилось в различных направлениях по безбрежному, бездонному океану космоса. Это был один из впередсмотрящих человечества. Один из многих раскиданных на окраине владений человечества — Солнечной системы. В «Едином реестре искусственных космических тел» он был записан как «Дозор-5». Страна-владелец — Объединенная Русь.

Его телескопы непрерывно вглядывались в глубины Вселенной. Ежесекундно их параболические зеркала улавливали множество источников света. И каждую секунду компьютер спутника монотонно, не раздражаясь, сравнивал эти источники со специальным реестром, вбитым в его электронную память. И ежесекундно отмечал — новых источников света не зафиксировано. Несколько раз за свое десятилетнее существование все так же равнодушно компьютер обнаруживал, что источников света становилось больше, чем в реестре. Тогда он молниеносно, повинуясь заложенной в него программе, сравнивал этот новый источник света с другим реестром, куда были занесены характеристики всевозможных источников света. И тотчас же его всегда нацеленная на Землю антенна выплевывала в космос серию коротких импульсов. Через четыре с половиной часа эти радиоимпульсы достигали Земли и, мгновенно пройдя через другой компьютер, вспыхивали на мониторах короткими предупреждающими сообщениями. Люди, как и их далекие предки, которые тревожно всматривались вдаль из-за частокола заостренных бревен защитных стен — не показался ли враг, теперь уже умными приборами всматривались во враждебный космос — не приближается ли к ним опасный объект?

И как в древние времена впередсмотрящие поджигали сигнальные костры или били в набат, так и эти умные приборы аварийными красными лампами и сиреной должны были предупреждать людей — ВНИМАНИЕ, ОПАСНОСТЬ! Где-то в глубинах космоса движется объект, который может столкнуться с Землей. На этот случай на космодромах в Ленинске, в Казахстане, и на мысе Канаверал стояло по одной ракете с мощными термоядерными боеголовками. И если надо, они устремятся навстречу незваному пришельцу, чтобы чудовищной силы оружием его расколоть, размести, испарить. К счастью, сигнал тревоги еще не звучал ни разу. И человечество пока реально не проверяло эффективность своей защиты. После падения Тунгусского метеорита Земля не встречала в своем путешествии во Вселенной крупные объекты.

Свои многочисленные обитаемые станции на Луне, Марсе и в открытом космосе люди защищали лазерами. Конечно, большой объект они уничтожить не могли, но небольшой камешек, размером с горошину, смертельно опасный для любой станции, вполне. В случае встречи более крупных объектов считалось, что проще эвакуировать людей или увести станцию с опасной траектории.

А наблюдательная космическая станция «Дозор-5» пристально всматривалась в глубины космоса. В три часа пятнадцать минут ее бортовой компьютер обнаружил новый источник света. Спустя несколько мгновений короткий радиоимпульс устремился к Земле. В семь часов пятьдесят девять минут на главном мониторе Объединенного Центра космических наблюдений вспыхнуло: «Квадрат AQ5479. Источник света 19-й звездной величины. Классификация — астероид. Время фиксации — 15 сентября 2189 года. 3 часа 15 минут 10 секунд». Несколько мгновений спустя рядом вспыхнуло: «Сообщение проверяется. Для уточнения траектории и скорости объекта на квадрат AQ5479 перенацеливаются станции наблюдения "Дозор-8" и "Observer-4"». Одновременно с этим сообщением в глубины космоса ушли несколько серий радиоимпульсов. И через четыре с лишним часа они достигли своих целей. И, повинуясь невидимой руке Земли, попыхивая двигателями коррекции, «Дозор-8» и «Observer-4» неспешно развернулись на несколько градусов. Теперь три телескопа вглядывались в одну и ту же точку Космоса. Спустя час одно за другим на Землю устремились кодированные сообщения. А еще через несколько минут на мониторе Объединенного Центра космических наблюдений высветилось: «Квадрат AQ5479. Зафиксирован астероид диаметром около метра. Скорость — 200 км/с. Расстояние до объекта — 5,1 млрд км. Расчетное минимальное расстояние прохождения около Земли — около 20 млн км. Расчетное время максимального сближения — 1 июля 2190 года. Все параметры уточняются».

Из холодных глубин космоса четырехтонная железная глыба, испещренная язвами от ударов микрометеоритов, стремительно неслась к Земле...

Соединенные Штаты Америки. Вашингтон.

6 мая 2190 года. Четверг. 18.10 по местному времени.

— Ура, папа приехал! — Светловолосая девчушка лет восьми бросилась мужчине на шею, едва он перешагнул порог квартиры.

— Мэри, ты так отцу скоро шею сломаешь. Тебе уже не пять лет. — Двадцативосьмилетняя женщина, улыбаясь, подошла к мужчине и подставила щеку для поцелуя. — Здравствуй, дорогой.

— Здравствуй, дорогая. Все в порядке? — Мужчина поцеловал женщину в щеку и с повисшей на нем девочкой прошел в просторную гостиную.

— Хью, ты обещал прилететь еще вчера, — вместо ответа сказала женщина чуть капризным тоном человека, знающего себе цену.

Вслед за ним она вошла в гостиную и села на просторный диван перед телевизором.

— Извини, дорогая, дел по горло. Некогда в гору глянуть. — Мужчина также сел на диван, усадив к себе на колени девочку.

— Из-за твоей вечной занятости мы никуда не ходим. — Женские губки сердито поджались. — Я одна тут совсем одичала.

— Но, Джуди, у меня действительно много работы.

— И под этим предлогом ты совершенно не уделяешь мне и Мэри внимания. А мне очень трудно одной воспитывать дочь. — Тон женщины поднялся еще на одну октаву выше.

— Но я же нанял няню тебе в помощь.

— И на этом умыл руки, — взвизгнула женщина и выбежала из гостиной.

— Папа, я все равно тебя люблю. — Девочка еще крепче обняла отца, уткнувшись головой ему в грудь.

Мужчина тяжело вздохнул. Девять лет назад он, бравый, тридцатисемилетний, только что получивший звание полковника, рыцарь плаща и кинжала, без памяти влюбился в стройную девятнадцатилетнюю Джуди. Роман был бурным. Уже через два месяца убежденный холостяк, холодный и трезвый аналитик, талантливый разведчик, владеющий шестью языками, сделавший блестящую карьеру в Руси и чудом выскользнувший из лап ее Службы безопасности, Хью Брэдлоу сочетался в Лас-Вегасе законным браком с очаровательной Джуди Мейсон — официанткой бара «Голубая луна» в Вашингтоне. Молодая жена настаивала, что для их будущего ребенка будет лучше, если они будут жить в Вашингтоне. Хью согласился и купил шестикомнатную квартиру в двадцати минутах езды от Белого дома. Через год родилась малышка Мэри. А еще через год Брэдлоу вынужден был поставить крест на своей карьере. Тот зимний день, пятое декабря восемьдесят третьего года, он стал считать самым неудачным днем своей жизни. Вечером прилетев в Вашингтон и не застав дома жену и маленькую дочь, он бросился на их поиски. Благодаря предусмотрительно вмонтированному в мобильный телефон жены чипу Брэдлоу нашел их в каком-то притоне. Увидев, чем занимается там Джуди, Хью, не помня себя от ярости и страха за дочку, расстрелял в упор двух мужчин, негра и белого, бывших с его женой. Белый оказался сыном сенатора, который пытался с помощью опытного адвоката засадить Брэдлоу за решетку.

Настойчивость сенатора удесятерилась после того, как Главный Компьютер отказал его сыну во второй жизни. Эксперты долго решали, действовал ли Брэдлоу адекватно обстановке или только горячность полковника привела к трагедии. Его спасла... Джуди. Неожиданно под присягой она заявила, что сын сенатора незаметно подсыпал в ее бокал наркотик, а затем ее, потерявшую над собой контроль, привез в это ужасное место. Вид хрупкой женщины с ребенком на руках склонил чашу весов в пользу Брэдлоу: «не виновен». Через несколько дней после суда его вызвал к себе в кабинет Билл Ред, бывший в то время генеральным советником ЦРУ, и без всяких намеков, прямо выложил:

— Хью, я хочу, чтобы ты до конца понимал свое положение и, владея всей информацией, принял решение. Пока сенатор Макнамара находится на Капитолийском холме, тебе повышения не видать, но и понизить тебя я не дам. Я тебя ценю как разведчика... и как настоящего мужчину тоже. Теперь ты все знаешь. Иди и думай.

— Спасибо, господин генеральный советник.

Хью Брэдлоу решил остаться. Он был прирожденным разведчиком и без разведки себя не мыслил.

«Сенаторы не вечны, — размышлял он, — и Макнамара когда-нибудь уйдет с Капитолийского холма. Подождем».

Вот так почти семь лет полковник и провел в ожидании. С женой он не развелся. Во-первых, он ее любил. Во-вторых, считал, что нашкодившие жены, по идее, должны становиться паиньками. В-третьих, как ни крути, но Джуди ему здорово помогла. В-четвертых, она мать его очаровательной Мэри. В-пятых... Полковник долго сам себе приводил доводы, почему не стоит разводиться с женой. И в конце концов убедил себя.

Из всех доводов лишь один оказался ложным. Паинькой Джуди не стала. Но с этим Брэдлоу в конце концов смирился.

Сейчас, прижав Мэри к своей груди, Брэдлоу вспомнил давнее обещание, данное дочери.

— Мэри, завтра едем в ресторан «Сказка» и не уйдем оттуда, пока ты не уничтожишь всех бисквитных и шоколадных Микки Маусов, Томов и Джерри. Согласна?

— Согласна, — тихо ответила девочка.

— А почему не слышу в голосе радости? Ты же давно меня просила об этом.

Девочка вздохнула.

— Мэри, ну-ка быстро говори, что случилось. Тебе мама запретила туда идти?

Снова тяжелый вздох.

— Мэри, если ты не скажешь, проблема останется нерешенной. А так мы вместе попробуем ее решить.

— Мама говорит, что я твоя любимица. И ты меня поэтому очень балуешь. А детей надо не баловать, а воспитывать.

— Ну... мама правильно говорит. Детей надо воспитывать... но и немножко баловать. Чуть-чуть, как я тебя. Так что ничего страшного не произойдет, если мы завтра поедем в ресторан. А с мамой я поговорю и объясню ей, что детей можно немного баловать. Договорились?

— Договорились. — Девочка еще сильнее обняла отца за шею.

— Ну что, моя любимица, теперь идем ужинать? Я ужасно проголодался.

— Пап, а любимицей быть хорошо?

— Это смотря чьей любимицей. Если хорошего человека, то хорошо. А если плохого, то можно и пострадать из-за этого. Хотя... — Брэдлоу на мгновение задумался, — можно пострадать, если быть любимицей и хорошего человека.

— Почему? Ведь тебя любит хороший человек.

— Но есть же и нехорошие люди. Вот из-за зависти, например, или чтобы досадить этому хорошему человеку они могут сделать плохо его любимцу.

Девочка задумалась.

— Значит, надо быть любимцем очень сильного человека. Чтобы его все плохие люди боялись, — наконец сказала она.

— А разве есть такой человек, которого все плохие люди так боятся, что не посмеют навредить его любимцу? Ты такого знаешь?

— Президент.

— И ты думаешь, все плохие люди его боятся?

— Конечно! Он же президент.

— А помнишь, как год назад плохие люди взорвали наш пассажирский самолет? Тогда погибли все пассажиры, включая певца Джона Джейсона.

— Помню, папа.

— А как этого певца называли?

— Любимцем нации.

— А президент принадлежит нации?

— Да

— Значит, Джейсон был и любимцем президента?

Девочка опять надолго задумалась.

— Все, Мэри. Пошли есть. Мама обещала приготовить моего любимца — жареного гуся. Видишь, как иногда плохо быть любимцем!

Через двадцать минут Хью, Мэри и успокоившаяся Джуди сидели в гостиной. Прислуга успела накрыть стол, посередине которого красовался гвоздь программы — жареный гусь, фаршированный бананами и дольками апельсинов. Брэдлоу, вооружившись большим разделочным ножом, потянулся к птице.

— Одну ножку Мэри, чтобы ей легче было идти своей дорогой. — Отрезав ножку, Хью положил ее на тарелку и протянул дочери.

— Другую ножку маме, чтобы... — Глава семьи замялся, подыскивая нужные слова.

— Чтобы легче было убежать, — закончила фразу Джуди.

— От кого?

— А так, на всякий случай. Мало ли что.

— Убежать, так убежать. Ну а я возьму крылышко.

— Чтобы легче было догнать маму, — весело выкрикнула Мэри.

— Ладно, пусть будет, чтобы догнать маму, — вновь согласился Хью.

Когда мясо было разложено по тарелкам. Брэдлоу налил себе и жене красного вина, а Мэри кока-колу. Подняли бокалы.

— Я предлагаю выпить... — Глава семьи не успел договорить.

— За любимцев! — весело выкрикнула Мэри. И тут же, не сделав ни малейшей паузы, продолжила: — Папа, а я знаю, чьим любимцем надо быть. Любимцем Бога! Его все боятся. Нам учительница говорила, что Он потом устроит Страшный Суд и все плохие люди будут наказаны. Поэтому надо быть хорошим.

Рука полковника, в которой был бокал, дрогнула.

— Любимец Бога... любимец Бога, — прошептал он. — Боже, как же я раньше не догадался. — В его голове мгновенно сложилось решение головоломки, которую вот уже неделю он безуспешно пытался решить. Не экстрасенсов и прочих шаманов надо искать, а любимцев Бога, счастливчиков, которым повезет возвратиться из гиперпространства...

Нетронутый восхитительно пахнущий гусь остывал на столе. Рядом стоял даже не пригубленный бокал с вином. Джуди зло кусала свои полные губы. У Мэри в глазах стояли слезы. А полковник Брэдлоу, начальник отдела по Объединенной Руси Оперативного директората ЦРУ, гнал свой «шевроле» в сторону Лэнгли.

«Любимец Бога. Ну конечно же, любимец Бога. Как просто!» Вооруженный мощным, в двести лошадиных сил, двигателем, автомобиль уверенно рассекал зимнюю ночь.

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл.

7 мая 2190 года. Пятница. 9. 12 по местному времени.

Иван Антонович Ковзан набрал номер телефона и, когда на другом конце провода подняли трубку, тихо сказал:

— Игорь, привет.

— Здравствуй, Ваня. А я все думаю, куда ты пропал. Не звонишь и не звонишь.

— Игорь, звонить из Нью-Йорка в Славутич так же просто, как и в обратном направлении.

— Согласен. Но если мне не изменяет память, за этот год на каждый твой звонок ко мне я отвечал тремя.

— Вот уж не думал, что высокопоставленный чиновник Совета Развития ООН страдает провалами памяти.

— Ваня, это легко доказать. Это во-первых. А во-вторых, вот уж я не думал, что профессия программиста может сделать из нормального в общем-то молодого человека отъявленного лгуна в зрелом возрасте.

— Спасибо, Игорь, за комплимент.

— Всегда пожалуйста.

— Нет, не за лгуна, — уточнили из Европы.

— А за что?

— За твое мягкое «в зрелом возрасте» вместо грубого — «на старости лет».

— Какой ты старик, Ваня? Да на тебе еще пахать и пахать.

— Что-то ты сегодня щедрый на комплименты.

— После того как прочитаешь некоторые отчеты Главного Компа, так и хочется действительно хорошим людям хотя бы комплименты отпускать, — признался Переверзев.

— А что, Большой Бэби хороших людей обижает?

— Я же сказал — иногда. — В Игоре Переверзеве заговорил чиновник, обслуживающий главный Компьютер ООН.

— И как часто происходит это «иногда»? — настаивали с другого континента.

— Иван, давай оставим этот скользкий разговор.

— До Дня Веселья?

— Хотя бы. Скажу только, что не все гладко в государстве датском. Ты слышал о движении «Жизнь только от Бога»?

— «Жизнь только от Бога»? — Иван Антонович на секунду задумался, вспоминая. — Где-то я это название уже слышал. Вспомнил. Я вчера случайно увидел передачу, в которой выступал священник. А позади него светилась надпись: «Жизнь только от Бога».

— И как тебе?

— Мне не понравилось. Не люблю, когда люди впадают в экстаз. В этом есть что-то унизительное для человека. Получается, что существует нечто, способное заставить тебя безусловно, прямо-таки на физиологическом уровне, преклоняться перед собой.

— А многим это нравится. Это сродни наркотику. Получаешь такое же удовольствие. Да и сама идея привлекательна. Ведь абсолютному большинству людей вторая жизнь не светит. А тут им говорят, давайте вместе добьемся того, чтобы вообще никому вторая жизнь не доставалась. Только от Бога. И будь ты хоть Папой Римским или знаменитейшей поп-звездой, конец у тебя такой же, как и у нас, обычных смертных, — яма в два метра глубиной или камера в крематории.

— Ты знаешь, в этом что-то есть, — произнес Иван Антонович.

— К сожалению, ты прав. В этом действительно что-то есть.

— Так, может, вернуться к старой схеме? — с иронией спросили из Европы.

— Какой это старой схеме? — не поняли в Америке.

— Когда все люди умирали. А там Бог, если Он есть, решал, кому ад, кому рай.

— Ваня, знаешь, сколько сейчас на планете людей, единственным занятием которых является пожирание пищи, преимущественно деликатесной, и созерцание зрелищ, преимущественно кровавых или утробно-рычащих. А это первые признаки упадка общества.

— А-а-а... Старая песня, Игорь. Сейчас ты запоешь про самый мощный стимул для напряженной и эффективной работы и так далее.

— Песня старая, но из нее, как говорится, слов не выкинешь. Сейчас производительность такова, что цивилизация может, не напрягаясь, содержать миллионы дармоедов, которые даже сексом не хотят заниматься, не говоря о функции воспроизведения. А это, Ванечка, и есть вырождение. И вторая жизнь хоть некоторых, тех, кто тащит на себе тяжелый воз прогресса, стимулирует к активной жизни. А остальные... пусть подыхают и не засоряют генофонд.

— Игорек, остальные — это девяносто девять и куча девяток после запятой процентов. И вполне возможно, что туда войдем и я, и ты.

— Иван, — через паузу вновь донеслось с другого континента, — ты же понимаешь, со временем благодаря прогрессу затраты на обеспечение второй жизни уменьшатся настолько, что все, действительно достойные, будут получать ее.

— Игорь, ты действительно в это веришь?

— Да, Ваня, и в День Веселья, без всякого «надсмотрщика», я это тебе объясню.

— Хм. Знаешь, ведь в арабском мире и в том же Китае технология второй жизни запрещена. А прогресс там шурует, дай бог нам так.

— Ну, во-первых, хотя там и официально запрещена эта технология, но всякие арабские шейхи и партийные китайские бонзы вторую жизнь получают, — начал возражать Переверзев.

— У вас получают, у чиновников ООН. И за большие деньги, — тут же уточнил Иван Антонович.

— Не я это решаю.

— Ну, понятно, — ухмыльнулись в Европе.

— Ваня, не ерничай. Везде есть недостатки. А насчет прогресса... Ты сам понимаешь, законы развития этносов и понятие пассионарности никто не отменял. Мы, белые, — старая нация. И по всем законам природы должны вырождаться. Но не сидеть же и покорно ждать, как какой-то араб или китаец станет могильщиком нашего этноса. Надо бороться. Отсюда и переманивание лучших умов планеты к нам, и обеспечение нашим пассионариям второй жизни. Может, и удастся обмануть матушку природу. Может, синтезируем какой-нибудь ген пассионарности и привьем всем белым.

— Тогда у китайцев глаза из узких круглыми станут.

— Это точно! Да и вообще, любое крупное открытие непременно сначала сопровождалось воплями: «Запретить!», «Дьявольское изобретение» и другими не менее «доброжелательными» эпитетами. Ваня, прогресс человечества не остановишь. Если вначале было сказано «А» — появился хомо сапиенс, то надо говорить и «Б» — овладевать огнем, небом, ядерной энергией, космосом, клонированием и технологией бессмертия в том числе.

— И гиперпространством, — донеслось из Европы.

— Да, и гиперпространством... Ваня, а чего это ты вспомнил про него?

— Да так, к слову пришлось.

— А... — недоверчиво донеслось с американского континента.

— Как Нина? — заполняя неловкую паузу, спросил Иван Антонович.

— Приболела что-то. На сердце стала жаловаться.

— А врачи что?

— Говорят, ничего страшного. Просто возраст.

— Передай ей от меня привет, и пусть скорее выздоравливает.

— Спасибо. Обязательно передам. А как твой Борис? Он после своего чудесного спасения стал известной личностью. Я слышал, что американцы о нем даже фильм хотят снять.

— Да, чудесное спасение... — чуть замялись в Европе.

— Ваня, у тебя все в порядке? — На другом континенте это тут же уловили.

— Да.

— А у Бориса?

— Тоже. А почему ты это спрашиваешь?

— Да мне что-то в твоем тоне не понравилось.

— Да нет, Игорек. Все нормально. Борис даже позавчера ко мне приезжал.

— Он в отпуске?

— Был. А сейчас его в другую часть переводят, — быстро, заученно проговорил Иван Антонович.

— Успехов ему, а тебе здоровья, — донеслось пожелание из Нью-Йорка.

— Спасибо. Тебе того же. Звони, — ответили из Славутича.

— Обязательно. Пока.

— Пока. — Последний радиоимпульс, отразившись от спутника-ретранслятора, умчался в Нью-Йорк.

Спутник-ретранслятор «Молния-2» продолжал по высокоэллиптической орбите огибать планету, обеспечивая связью миллионы людей. Его аппаратура без устали принимала, усиливала и отправляла миллионы и миллионы бит информации в секунду. В нескольких сотнях метров от «Молнии», развернув на Землю такую же параболическую антенну, летел другой спутник. Его аппаратура также принимала, усиливала и отправляла миллионы и миллионы бит информации в секунду. Той же информации. Только получатель ее находился в Лэнгли, штат Вирджиния, в штаб-квартире ЦРУ.

Объединенная Русь. Россия. Санкт-Петербург.

Невский проспект, угол канала Грибоедова.

16 мая 2190 года. Воскресенье. 18.27 по местному времени.

Темно-синяя миниатюрная «Мазда» нагло выскочила прямо перед капотом респектабельной «Волги». Возмущенный визг тормозов, и благородный бампер «Волги» соприкоснулся с боком наглой плебейки.

— Твою мать! — Разъяренный водитель флагмана отечественного автомобилестроения подлетел к поникшей Дюймовочке. — Ты хоть правила движения, когда-нибудь читал... читала?

Из крохотного автомобильчика, словно змея из норы, выскользнула высокая стройная девушка. Длинные волосы цвета спелой пшеницы небрежно спадали на черное кожаное пальто.

— Ради бога, извините, увлеклась разговором по мобильнику и не заметила вашей машины. У меня знакомый есть в автосервисе, завтра ваша машина будет как новенькая, обещаю.

— А... ну да... бывает. — Водитель почесал свою пышную бороду и еще раз скользнул взглядом по стройной незнакомке.

«И как такой длины ножки могут помещаться в такой маленькой машине»?

Проносящиеся слева и справа машины непрерывно высвечивали мужчину и женщину светом своих фар и словно отделяли их от остального мира, поместив на какую-то ярко освещенную сцену.

— Ну что, поехали? — Губки незнакомки сложились в смущенную улыбку.

— Куда?

— К моему знакомому в автосервис.

— Ах да. А он допоздна работает?

— У него своя автомастерская. Работает круглосуточно. Поехали, держитесь за мной. — С этими словами блондинка вновь скользнула в свою крохотульку.

Бородач сел в свою «Волгу» и лихорадочно крутанул ключом зажигания. Стопятидесятисильный движок сразу завел свою гордую песнь. Но хрупкая японка никак не заводилась. Через минуту очаровательная представительница Востока запросила помощь, пару раз очаровательно посигналив.

— Что там у вас? — Бородач, наклонившись к приоткрывшемуся боковому стеклу, олицетворял саму галантность.

— Да вот — не заводится. Видно, при ударе что-то случилось. Вы в автомобилях сильны? — И вновь очаровательная смущенная улыбка.

— Я? К сожалению, нет. А если на буксире?

— А почему бы и нет? — Серые глаза незнакомки чуть блеснули.

Спустя несколько минут, гордая славянка тащила за собой на канате покорную японку.

Автомастерская оказалась в двадцати минутах езды. Встретивший их хмурый старик, не меняя выражения лица, выслушал щебетание незнакомки, еще раз оглядел помятый бампер «Волги», бесстрастно провел рукой по вмятине на боку «Мазды» и коротко обронил:

— Приезжайте завтра к девяти, — и, взяв ключи от машин, тут же удалился в глубину бокса.

Мужчина и женщина вышли из автомастерской на вечернюю слякотную улицу.

— Кстати, меня зовут Ника. — Блондинка протянула бородачу узкую ладонь. — А то как-то неудобно. Сделала человеку неприятность и даже не представилась.

— Аркадий. — Мужчина пожал протянутую руку. Ладонь незнакомки была мягкая и теплая.

— Ника — это победительница?

— Можно и так. Но вообще, это сокращенное от Вероники. Страшно не люблю это имя.

— Какое? Ника или Вероника?

— Вероника.

— Так поменяйте. Выбросите «веро» и останьтесь победительницей.

Девушка, чуть улыбнувшись, посмотрела на мужчину:

— А вы умеете делать комплименты.

Бородач развел руками. Мол, что есть, то есть.

— Я бы поменяла, но я не хочу огорчать свою маму. Имя этого не стоит.

— А других ваших родственников — отца, мужа?

— Отца у меня нет. Вернее... Наверное, есть. Но он так давно от нас ушел, что я даже и не помню, как он выглядел. Мужа у меня тоже нет.

— Нет, как и отца?

— Вообще нет. — Девушка открыто, смело посмотрела в глаза мужчины.

Тот, не выдержав ее взгляда, смущенно опустил глаза.

— Как-то не складывается. Наверное, я слишком застенчива.

— Поэтому вы, наверное, откажетесь выпить со мной чашечку кофе? — Взгляды мужчины и женщины скрестились.

— А вот и не угадали. — Ника озорно улыбнулась. — Надо же делать выводы из ошибок!

— Обязательно!

Через пять минут они уже сидели в небольшом уютном кафе, отгородившемся от промозглой, слякотной улицы массивными дверями.

— А может, в честь нашего такого драматичного знакомства по бокалу шампанского? — спросил Аркадий, когда они сели за столик.

— Эх, раз уж сегодня такой необычный для меня день, так пусть он будет необычен до конца. Давайте шампанского!

Через несколько минут перед ними уже стояли два фужера и лежала коробка конфет.

— С ума сойти, я пью шампанское с едва знакомым мужчиной. — Девушка, держа фужер в руке, вновь смущенно улыбнулась.

— Вот и первый тост. За наше более тесное знакомство.

— За знакомство. — Фужеры соприкоснулись, издав мелодичный звон.

«А ведь клюет», — делая небольшие глотки и смотря девушке прямо в глаза, думал мужчина.

Опытный сердцеед, тридцатисемилетний программист Аркадий Исаев был бы очень удивлен, если бы ему сказали, что именно это и именно в эту минуту думала и девушка, приникнув своими губками к краю фужера.

— А вы, Ника, учитесь, работаете?

— Санкт-Петербургский университет. Филологический факультет. Четвертый курс.

— И какие же языки мы изучаем?

— Set usual for the person, considering itself cultural — an english, french, german. You too so consider?[7]

— Ich bedeute nicht der kulturelle Mensch. Ich kenne nur englisch und deutsch[8].

Оба расхохотались.

— Ну а вы чем зарабатываете себе на хлеб насущный? — спросила девушка.

— Увы, чем-то оригинальным похвастаться не могу. Профессия одна из самых массовых — программист.

— Оригинальная — не значит хорошая, а массовая — не значит плохая. Палач, к примеру, — профессия оригинальная, но вы же не будете ею гордиться. Не профессия красит человека, а человек профессию.

— Например, гуманный палач.

И снова за столиком, зазвучал смех.

— А где же обещанный кофе?

— Ох, простите. Вам какой?

— Обычный, крепкий, без сахара.

Аркадий поднялся и подошел к стойке, чтобы сделать заказ. Несколько минут спустя две чашки кофе на столе уже источали приятный аромат. Девушка порылась в своей сумочке и вытащила пачку сигарет и зажигалку:

— А вы курите?

— Увы, нет.

— Почему — увы?

— Тогда бы я помог вам прикурить. А так у меня даже зажигалки нет.

— А что сейчас мешает вам это сделать? — Девушка наманикюренным пальчиком подтолкнула зажигалку к мужчине и достала из пачки сигарету.

Тот улыбнулся и поднес к ней зажигалку. Раздался тихий щелчок, и язычок пламени ласково дотронулся до сигареты.

— Так, мое семейное положение вы интеллигентно выяснили, — девушка затянулась сигаретой, — теперь ход за мной, — проговорила она, выдохнула дым и вновь очаровательно смущенно улыбнулась.

«Чертовски приятный аромат. Вот уж не думал, что "Marlboro" может так приятно пахнуть».

— А спрошу-ка я вот так: ваша жена не будет беспокоиться? Вы, наверное, ехали домой, до того как столкнулись, к своему несчастью, с неизвестной девицей. — Глаза девушки игриво-загадочно мерцали сквозь почти невидимую ароматную дымку от сигареты.

— Ну, во-первых, виновнице этого небольшого приключения больше подходит определение «прекрасная незнакомка». Во-вторых, я уже давно не считаю это приключение несчастьем. А в-третьих, я не женат. И дома меня ждет только кот.

— Все вы, мужчины, так говорите, когда знакомитесь с девушками. А потом оказывается, что вы уже дважды женаты и у вас две дочки в Питере и сын в Самаре. Нас не обманешь. — Девушка игриво двумя пальчиками с зажатой в них сигаретой покачала перед лицом мужчины.

— Вы мне не верите? — Исаев театрально изобразил смущение на лице.

Девушка, кокетливо улыбаясь, отрицательно покачала головой:

— Вот именно мужчины с такими благородными лицами, как у вас, чаще всего и обманывают доверчивых девушек.

Аркадия охватила легкая истома. Кофе был горячим и крепким. Тепло приятно согревало тело. Аромат сигареты приятно щекотал нос. И так приятно сиделось за этим столиком напротив этой чудесной девушки. Какое у нее прекрасное лицо, эта милая родинка на правой щеке и как элегантно белый свитер облегает ее грудь. О, грудь была выше всяких похвал — высокая, зовущая. Вспомнились стройные ножки, обутые в красные высокие сапожки... Аркадию вдруг до звона в ушах, до легкого головокружения захотелось эту девушку...

— ... я пошутила. Конечно, я вам верю. Но что-то разговор у нас стал какой-то скучный — верю, не верю. Давайте поговорим о чем-нибудь интересном. Вот какое у вас хобби?

— Поехали ко мне, — прохрипел-выдохнул Исаев...

Как добирались на такси к нему домой, Аркадий помнил смутно. Дальше — падение в черную бездну. Пробуждение было ужасным. В голове часто и больно стучало. Перед глазами все плыло в каком-то вязком, белесом тумане.

«Господи, да что со мной?» Мысли путались. Самое страшное, что Исаев абсолютно не помнил, что произошло с ним вчера. Было ощущение какой-то неприятности, но что это за неприятность... Пришел в себя он под вечер. Голова продолжала мучительно болеть, вместо мыслей какие-то обрывки. Но уже можно было встать с кровати и как-то двигаться. Мучительно захотелось пить. Исаев встал и, шатаясь, побрел на кухню. Прямо из-под крана, наклонив голову, он сделал несколько жадных глотков. За окном слышался шум улицы. Ничего не понимая, инстинктивно стараясь вырваться из какого-то вязкого, тягучего состояния, не пропускающего в голову ни одной мысли, он в одной рубашке и брюках рванулся к входной двери. Ровный люминесцентный свет заливал площадку. Лестничный пролет убегал куда-то вниз. Мужчина сделал шаг, другой. Почему-то стало страшно, интуитивно он почувствовал какую-то опасность. Он рванулся назад, но тут страшная боль мгновенно заполнила его всего до остатка, вновь швырнув в черную бездну.

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

Каюта начальника базы.

19 мая 2190 года. Среда. 5.02 по СЕВ.

Богомазов почувствовал опасность за секунду до того, как боковым зрением уловил какое-то движение. Тяжелый вездеход вздрогнул и медленно стал надвигаться на него. Семен Петрович мгновенно оценил обстановку. Он находился в узком проходе. Справа и сзади возвышались стальные стены ангара, слева неприступной стеной выстроились контейнеры с панелями солнечной батареи. А спереди надвигалась безжалостная сталь вездехода. Ловушка. Богомазов лихорадочно заскользил глазами по стальным, абсолютно гладким стенкам контейнеров. Семен Петрович прикинул зазор между днищем вездехода и полом. Маловат. Не поместиться. Простой, незатейливый бампер раздавит ему грудную клетку. И прыжок на бампер не спасет. Когда вездеход упрется в стену ангара, зазор между его кабиной и стеной будет слишком мал, чтобы там поместился человек.

«А если запрыгнуть на бампер и попробовать разбить лобовое стекло? Ага, пятисантиметровой толщины бронебойное стекло». Богомазов выругался. Влип.

И тут ему стало страшно. По-настоящему, с холодным потом между лопатками и дрожью в ногах. Нет, его не испугала эта надвигающаяся груда металла. За годы работы на Луне он привык к опасности. Его испугала тишина. Не слышно было ни легкого гудения приводных электродвигателей, ни шума вибрирующего корпуса. Только шорох резиновых колес по бетонному полу. Казалось, будто чья-то невидимая рука легонько подталкивала многотонную машину. Между вездеходом и стеной ангара оставалось уже полтора метра или три минуты. Богомазов рванул висящий на поясе комбинезона интерком. Лихорадочно нажал кнопку «Общий вызов»:

— Говорит Богомазов. Мне немедленно нужна помощь. Я нахожусь в третьем ангаре уровня Б. — Он старался говорить спокойно.

Ответа не было. Рация молчала. Это было еще более невероятно, чем бесшумно надвигающийся вездеход. Богомазов опять нажал кнопку общего вызова. Да нет же, зеленая лампочка горит, и чуть слышен характерный легкий шорох. Рация работает. Работает, но никто не отзывается. Осталось полметра. Осталась минута.

«Да что же это происходит? — Богомазов вплотную прижался к стене. — Этого не может быть, потому что этого не может быть!»

Тридцать сантиметров. Тридцать пять секунд.

Богомазов зажмурил глаза. Зубы вонзились в губы. И, словно в ответ на это, вспыхнули фары вездехода и громко заурчали двигатели.

— Не-е-ет!

Яркий свет продолжал пробиваться сквозь сомкнутые веки. Богомазов открыл глаза. В каюте было светло — пять часов утра, и автоматика включила освещение. На полу трезвонил будильник.

«Фу ты. И приснится же такое. — Начальник лунной базы выключил будильник и выскользнул из-под одеяла. — Пора на Землю. Если стали сниться кошмары, то все — психика свой ресурс исчерпала».

«А все-таки, почему мне приснился такой кошмар? — бреясь перед зеркалом, размышлял Богомазов. — Стрессовых ситуаций вроде не было. По крайней мере, на меня никто не наезжал. Ни в прямом, ни в переносном смыслах. — Он с отвращением скреб бритвой свое помятое лицо с темными кругами под глазами. — Работаем себе потихонечку, собираем гиперевик. Все по плану. Даже "крота" нашли и обезвредили. И на вездеходе я последний раз неделю назад ездил. С ремонтной бригадой профилактику лазера системы ЗОМ делали. — Бритва застыла в руках Богомазова. — Стоп! Система ЗОМ — система защиты от метеоритов... метеоритов... Черт!» Начальник лунной базы наконец расшифровал свой ночной ужастик. Все, что подспудно волновало его вот уже две недели, подсознание бухнуло кошмарным сном и достучалось-таки до его величества сознания. Он наконец понял, чем его зацепила две недели назад фраза, сказанная в программе «Новости»: «Космос не устает преподносить нам сюрпризы. Очередным таким сюрпризом можно считать небольшой, порядка одного метра в диаметре, астероид, движущийся в направлении Земли от созвездия Геркулеса. Примечательно, что этот безмолвный путешественник образовался, по-видимому, примерно в одно время с нашей Солнечной системой. На это указывает его необычайно большая для астероидов скорость — порядка двухсот километров в секунду. Эта скорость сравнима со скоростью вращения нашей Солнечной системы относительно центра Галактики. Первого июля необычный метеорит пролетит вблизи нашей планеты на расстоянии нескольких миллионов километров».

«Нескольких миллионов километров... Интересно, а что подразумевается под словом "нескольких"? С какой точностью подсчитана траектория этого космического экспресса?» Богомазов в волнении сел перед компьютером.

Пальцы привычно легли на клавиатуру. Легкое нажатие нескольких клавиш, и он уже был на связи с Центром управления космическими базами. Рука начальника базы замерла.

«А собственно, что ты поднимешь панику? Если Земля никаких предупреждений не делает, что ты начинаешь гнать волну? — Пальцы медленно сползли с клавиатуры и забарабанили по столу. — Метеорит пролетит мимо Земли через сорок три дня. Скорость его порядка двухсот километров в секунду. Значит, сейчас он на расстоянии... — теперь пальцы решительно стали нажимать клавиши компьютера, — примерно восьмисот миллионов километров. Голову даю на отсечение, что траектория подсчитана весьма приблизительно. А зачем ее точно считать? Даже если он и попадет в Землю — ничего страшного. На такой скорости войти в атмосферу — лучше уж на автомобиле в бетонный забор. А если он попадет в Луну? Даже если случится такое, то за несколько дней до столкновения это станет известно. Не совсем же на Земле лопухи сидят. И если, не дай боже, эта каменюка начнет падать на базу, то у нас еще будет время эвакуироваться. Так что спи, господин Богомазов, спокойно — все под контролем». Семен Петрович легко встал из-за стола и, насвистывая веселый мотивчик, вновь стал бриться.

«Вы бы, господин Богомазов, больше за своим здоровьем следили, а не разных космических химер опасались. Вон какие мешки под глазами. Прямо не морда начальника крупнейшей лунной базы, а лицо какой-нибудь водочной компании. Все, решено. Сдаю госкомиссии гиперпространственный корабль и срочно эвакуируюсь на Землю, отдыхать. Если, конечно, этот метеорит не заставит всех эвакуироваться раньше. Шутка. — Богомазов с удовольствием еще раз нанес на лицо крем для бритья. Рука плавно повела бритву по щеке. — А гиперпространственный корабль ты тоже эвакуируешь, если что?» В этот день начальнику лунной базы «Восток» так толком и не довелось побриться.

Там же. Каюта Ковзана. 5.45 по СЕВ.

Борис проснулся мгновенно, будто его кто-то толкнул в плечо. Электронные часы на стене высвечивали: «5:45».

«Тьфу ты. В такую рань проснулся. Мог бы еще валяться и валяться в постели. Тренировки на корабле начнутся только завтра. Почти три месяца тренировок, а там...» Он постоянно отгонял эту мысль, не давал ей переступить черту с коротким названием «А там».

«Черт-те что в голову лезет». Борис отбросил одеяло и быстро вскочил с койки. В шесть раз меньшая, по сравнению с Землей, лунная гравитация еще не успела приесться и доставляла массу приятных ощущений. Как молодая жена в первые месяцы после свадьбы.

«А не пойти ли в спортзал? При такой-то тяжести на турнике ощущаешь себя если не богом, то олимпийским чемпионом по гимнастике точно. — Борис умылся, побрился и стал надевать спортивный костюм. — Стоп! Сходил один в спортзал». В голове тут же зазвучал чуть скрипучий голос руководителя предполетной подготовки: «Запомни, парень. С этого дня ты не Борис Ковзан. Ты персона особой важности».

Борис вспомнил то июльское утро почти два года назад, когда он впервые появился на секретной тренировочной базе в Подмосковье. Несколько двухэтажных небесно-голубого цвета домиков, множество понятных спортивных снарядов и тренажеров: турники, брусья, кольца, бревна, вышки. И такое же множество непонятных сооружений. Какие-то неопределенной формы ажурные конструкции, стены самой замысловатой конфигурации и многое-многое другое. Казалось, что кто-то из почитателей таланта Сальвадора Дали решил воплотить в металле, камне и пластмассе его сюрреалистические фантазии. Как вскоре узнал Борис, это была тренировочная база спецподразделения «Альфа». Именно тут натаскивали бойцов с террористами. Но сейчас на базе было пусто — ради Бориса Ковзана директор Службы безопасности Кедрин приказал на время перевести «альфовцев» в другое место.

На базе Бориса встретил невысокий крепыш лет сорока с будто рублеными чертами лица.

— Руководитель твоей предполетной подготовки полковник Николай Степанович Крамаренко. — Крепыш протянул Борису руку. Его глубоко посаженные карие глаза внимательно изучали вновь прибывшего ученика.

— Борис Иванович Ковзан. — Борис пожал протянутую руку.

— Теперь, Борис, чтоб ты сразу уяснил, что и как, даю тебе краткую вводную. Мы находимся на территории основной тренировочной базы спецподразделения «Альфа». Слыхал про таких?

— Естественно.

— Значит, знаешь, что это — элита среди различных спецподразделений. — Глаза Крамаренко вопросительно смотрели на Бориса.

Тот утвердительно кивнул. Он быстро разобрался, что у его руководителя предполетной подготовки есть привычка — убедиться, что любое, даже незначительное, его высказывание понятно собеседнику и им усвоено.

— И вот эту элиту ради тебя одного на время убрали отсюда. На время твоего нахождения здесь. — И вновь вопросительный взгляд на Бориса.

Тот вновь согласно кивнул головой.

— Это не упрек тебе. Это для того, что бы ты понял, какое значение придается твоей персоне. Запомни, парень. С этого дня ты не Борис Ковзан. Ты персона особой важности. Запомнил?

— Да.

— Поэтому каждый твой шаг будет тщательно контролироваться. С тобой будут носиться как с писаной торбой. Чтобы, не дай бог, у тебя даже прыщик на носу не выскочил. Уяснил?

— Уяснил.

— Пока ты здесь, я отвечаю за тебя головой. — Крамаренко похлопал себя по седому ежику. — Понятно?

— Так точно.

— О, наконец-то я слышу ответ не штатского разгильдяя, а военного человека. А то я уже стал сомневаться, что ты капитан Военно-космического флота. Так вот, эту самую голову, — вновь хлопок по волосам, — я уважаю и даже, в какой-то степени, люблю. Поэтому в столь важном процессе, я имею в виду процесс сохранения моей головы, рассчитываю на твою помощь. Понятно?

— Так точно!

— Поэтому никаких самостоятельных телодвижений. Ни на тренажерах, ни на спортивных снарядах. Нигде. По лестничным маршам и то ходить держась за поручни. Ясно?

— Так точно.

Борис вздохнул. Он привык держать слово. Поэтому пока прилетевший вместе с ним Степаныч сладко спал в своей каюте, спортзал отменялся. Да и кроме привычки всегда держать свое слово не хотелось выглядеть в глазах Крамаренко несерьезным человеком. За два месяца тренировок на базе Борис проникся уважением к своему руководителю предполетной подготовки. Полковник Крамаренко был несуетлив, немногословен и всегда спокоен. Любые вопросы решал быстро, без малейшей бюрократической волокиты.

Наземная подготовка Бориса заключалась в основном в общефизических упражнениях и тренировке психологической устойчивости. Уже через месяц Борис легко подтягивался на турнике двадцать раз без малейшего учащения пульса, собирал различные головоломки и без промаха валил движущиеся мишени из неувядающего «калаша». Два раза в неделю к нему на базу приезжал академик Хохлов и читал лекции о современных теориях строения Вселенной, гиперпространства, рассказывал о необычных объектах космоса — квазарах, черных дырах, нейтронных звездах. После каждой лекции, прощаясь, академик говорил:

— Никто не знает, Борис, что тебя там ждет. И то, о чем я тебе рассказываю, может пригодиться.

Полковник Крамаренко об этих лекциях выразился по-армейски кратко: «Лучше перебдеть».

Как-то вечером, сидя в глубоком кресле, потягивая через соломинку апельсиновый сок и чувствуя приятно ноющие мышцы, Борис спросил у сидящего напротив Крамаренко:

— Степаныч, вот ты мне объясни. Моя работа будет заключаться в том, чтобы просто сидеть в кресле гиперпространственного корабля. Все остальное сделает автоматика. Сама выведет корабль в нужную точку, сама включит режим перехода в гиперпространство. Сама и выведет корабль оттуда. Зачем же меня так усиленно тренировать?

Полковник с пультом в руках, не спеша, переключал каналы. Остановился на спортивном, где две блестящие от пота, похожие на лакированные статуэтки, мулатки азартно лупили друг друга на ринге.

— Два с лишним века тому назад твой соотечественник Юрий Гагарин должен был первым лететь в космос. Тогда еще никто не знал, что его там ожидает. Некоторые даже всерьез опасались, что в условиях длительной невесомости он может сойти с ума. Или еще что-нибудь с ним может случиться. Поэтому тренировали его на полную катушку. По сравнению с теми тренировками твои — это так, легкая разминка в ясельной группе. Пойми, Борис, никто, включая Хохлова, не знает, что тебя там ждет. Поэтому ты должен быть готов ко всему, — Николай Степанович сделал паузу, — в том числе достойно, по-человечески умереть. А попки у них ничего, упругие, круглые, как баскетбольные мячики. — Не дожидаясь реакции Бориса на его слова, Крамаренко с интересом продолжал следить за боксерским поединком.

«Ладно, подожду, пока Степаныч проснется, и вместе с ним пойду в спортзал». Борис со вздохом взял со стола книгу и сел в кресло. Глаза скользнули по тексту: «... резко, в клочья разорвав тишину, взвыла сирена. На пульте управления запульсировала кроваво-красная точка — включилась предупреждающая лампа радиолокатора. Вой сирены снизился на октаву. На него наложился ровный женский голос бортового компьютера:

— Внимание, опасность! Прямо по курсу неизвестный объект. До столкновения осталось сорок пять секунд.

"Ну вот и сбылся мой сон — летящий на меня в тоннеле поезд. Вот и не верь теперь в сны-предостережения" Камински, до боли закусив губу, ткнул в кнопку включения автопилота. Пусть электроника сама уводит "Любознательного" от гибельного столкновения...»

Почему-то сразу Борису вспомнилась его первая, еще наполовину принадлежащая сну, мысль-видение — огненный, бурлящий океан.

«Так это намек на то, что гиперпространство — это геенна огненная, резервация для грешных душ? И теперь еще одна грешная душа добровольно стремится туда? Или это просто подсознание стремится предупредить о какой-то грозящей опасности? Надо будет сегодня позвонить отцу», — неожиданно подумалось Борису. Настенные часы показывали: «6:10».

Там же. Кабинет начальника базы. 6.10 по СЕВ.

— Привет, Стас.

— Привет, Семен.

— Как там погода в Москве?

— Пасмурно, дождик моросит. Уж точно хуже, чем у тебя на «Востоке».

Диалог между собеседниками шел с привычной для них обоих паузой — радиоимпульсу нужно было более двух секунд, чтобы дважды пробежать расстояние между Луной и Землей.

— И не говори. Всегда двадцать пять градусов при относительной влажности в шестьдесят процентов. Райское местечко. Еще и весишь как в детстве, — охотно согласился Богомазов.

— И не говори. За что только вам двойной оклад и коэффициент стажа полтора? Надо бы выйти с предложением наверх убрать вам все льготы, — «доброжелательно» предложили с Земли.

— Я всегда знал, что у тебя добрая душа.

— И сейчас эта добрая душа желает узнать, зачем вторая, не менее добрая, душа в столь ранний час ее потревожила?

«Вот и подошли к главному. Сейчас начальник Центра управления космическими базами меня выслушает и решит, что Семену Петровичу пора на Землю. Заработался».

— Стас, помнишь, две недели назад в новостях передавали про астероид? Ну, у которого необычайно большая скорость.

— Помню. И что?

— Как точно рассчитали его траекторию?

— С достаточной точностью, чтобы убедиться, что на Землю он не упадет, — уверенно ответил начальник Центра.

— А на Луну? — Радиоимпульс через секунду донес вопрос Богомазова на Землю.

— Подобного рода расчетами, как ты знаешь, занимаются в Центре управления межпланетными полетами. И если мне ничего оттуда не сообщили, значит, все в порядке, — через паузу, осторожно ответил Начальник Центра управления космическими базами Стас Скворцов. — Злые и коварные силы космоса на этот раз попали в «молоко», — отшутился он под конец.

По тону, с каким была произнесена эта шутка, Богомазов понял, что Стас Скворцов немного озадачен. Это придало Семену Петровичу уверенности.

— Стас, я, конечно, не специалист в области космической механики, но я уверен, что траекторию тела размером в метр, движущегося на расстоянии почти восьмисот миллионов километров от Земли, находясь в твоем кабинете, точно просчитать невозможно. Неточность определения орбиты в сотые доли градуса или неточность определения скорости в сотые доли процента дают ошибку на таком расстоянии в сто пятьдесят тысяч километров. А в дыру с такими размерами Луна проваливается, как грешная душа в преисподнюю. И еще. По-моему, в момент обнаружения астероида говорилось о расстоянии двадцать миллионов километров от Земли. А тут уже миллион. С чего бы это?

— Обычное уточнение траектории.

— Обычное? Ошибка в двадцать раз! — продолжал нападать Богомазов.

— И чего ты так беспокоишься? За неделю до подлета астероида к орбите Земли его траекторию уже вычислят с достаточной степенью точности. Так что если, не дай бог, он будет падать на твою станцию, тьфу-тьфу, конечно, — по видеофону было видно, как Стас Скворцов постучал рукой по своему внушительному столу, — вы эвакуируетесь. На то у вас и стоит всегда наготове заправленный корабль.

— Мы-то эвакуируемся. А гиперпространственный корабль? — И вновь радиоимпульс с Луны через секунду впился в громадную антенну Центра управления космическими базами.

— Ну и темы ты с утра в понедельник поднимаешь, — ответ с Земли пришел через целых пять секунд.

— Сам сказал, что я добрая душа.

— Ладно, Семен, я тебя понял. Сейчас свяжусь с ребятами из Центра управления космическими полетами, и мы совместно попытаемся успокоить твою добрую душеньку.

— Я всегда говорил, что в Управлении космическими базами работают душевные ребята. И пасмурная погода в Москве не портит их характер. — Довольный Богомазов, грубо польстив, отключился.

Стас Скворцов некоторое время смотрел на погасший экран видеофона.

«А ведь по крайней мере в одном Семен прав. Ребята-то в Центре управления космическими полетами ошиблись в двадцать раз, определяя орбиту. Да нет, все это ерунда. Шанс — один на миллиард. Просто Семен, как всегда, очень беспокоится за порученное дело. А сейчас он отвечает к тому же за гиперпространственный корабль. Вот нервишки и сдают. Все, как только сдаст корабль Госкомиссии, немедленно отправлю его на Землю. Отдыхать. Зря я поддался на уговоры Семена и оставил его на второй срок на Луне. Так ведь он сам просил. Из-за жены. Ладно, что сделано, то сделано. А сейчас я свяжусь с Центром управления космическими полетами и успокою Семена. — Начальник Центра управления космическими базами нажал несколько кнопок на видеофоне. — И себя тоже», — неожиданно закончил он.

— Приемная начальника Центра управления межпланетными полетами, — мелодичным женским голосом ответил видеофои.

Стас Скворцов не был провидцем. Поэтому он не мог предугадать, что приятное впечатление, вызванное этим голосом, будет последней положительной эмоцией в этот день. Да и в последующие две недели тоже.

Соединенные Штаты Америки.

Лэнгли, штат Вирджиния.

Штаб-квартира ЦРУ. Кабинет директора ЦРУ.

19 мая 2190 года. Среда. 12.02 по местному времени.

Не по-весеннему жаркое солнце заставляло работать во всю силу систему кондиционирования красивого комплекса зданий. Среди них особенно выделялись две шестиэтажные башни, соединенные четырехэтажным корпусом. С восточной стороны к ним примыкало еще одно здание, по виду напоминавшее университетский кампус. У входа в это здание расположен памятник — фигура в старинной военной форме. Это Натан Хэйл, который был повешен англичанами еще в 1776 году за то, что занимался разведкой в пользу колонистов-бунтарей, впоследствии получивших почетное наименование граждан Соединенных Штатов Америки. Если от этого памятника пойти на восток, то неожиданно натыкаешься на развалины какой-то стены. Новичкам, впервые попадающим сюда, не без гордости объясняют, что это композиция, посвященная падению Берлинской стены и символизирующая одну из главных побед США за всю историю, наряду с победой в войне за независимость. Даже победа вместе с союзниками во Второй мировой войне уступает по важности этому событию. Ибо это победа в «холодной» войне, которая вывела страну в бесспорные мировые лидеры.

Назначение этого комплекса зданий из стекла и бетона становится очевидным, когда, обогнув их, видишь стелу, гордо вонзившуюся в небо и выполненную в виде свитка с высеченным на нем шифрованным текстом. Перед вами, господа, штаб-квартира ЦРУ — один из основных мозговых и силовых центров Соединенных Штатов Америки.

* * *

— Значит, ты все-таки разгадал русичей. — Билл Ред отвел глаза от своего компьютера и довольно посмотрел на Хью Брэдлоу.

— Я думаю, что да, сэр.

— Получается, что ларчик открывается просто, они надеются на везение. Нашли одного или несколько человек, которым очень везет, и решили их отправить в гипер, авось и там им повезет и они вернутся назад.

— Я бы так не упрощал, сэр. За эту неделю, занимаясь поисками кандидатов в члены экипажа гиперпространственного корабля русичей, я понял, что везение, удача — это далеко не просто счастливое стечение обстоятельств для некоторых людей. За этим стоит нечто большее. Я думаю, что так называемые счастливчики, или везунчики, — это такой же неотъемлемый атрибут нашего мира, как и человечество в целом.

— То есть ты, Хью, полагаешь, что все, что за этим окном, возникло не случайно, — директор ЦРУ махнул рукой в сторону окна, — что появление всех этих домов, машин, людей, счастливчиков в том числе, было запрограммировано?

— Да, сэр. Появление всего этого было предопределено.

— Кем?

— Всевышним.

— И убийцы с маньяками тоже были запрограммированы Всевышним? — тут же последовал новый вопрос директора ЦРУ.

— Сэр, когда мы зачинаем ребенка, мы хотим вырастить его добрым, справедливым, честным. Но не всегда это у нас получается.

— Ясно. — Билл Ред усмехнулся. — Получается, что Господь не всемогущ и у Него тоже случается брачок. А счастливчики — это тоже Его брак или, может быть, Его каприз?

— Сэр, я высказал вам свою точку зрения на счастливчиков. — В голосе Брэдлоу проскользнули нотки обиды. — Вы ее можете принимать или не принимать. Но судить о деяниях Всевышнего — не мой уровень.

— Хью, не злитесь. Вы отлично проделали свою работу. Но мне предстоит обо всем этом докладывать президенту. А также предлагать ему варианты дальнейших действий нашей страны по этому вопросу. Поэтому я хочу максимально понять логику русичей, столь необычно пытающихся решить проблему гиперпространства.

— Сэр, наверняка за столь необычным поведением русичей стоят какие-то фундаментальные разработки в области теории гиперпространства. И я даже рискну предположить, — полковник на мгновение замялся, затем, твердо глядя своему начальнику в глаза, закончил: — Что гиперпространство — это и есть Бог. И русичи отправляют туда именно любимца Бога.

— Но это вы уж слишком, полковник.

— Я только высказал свою точку зрения.

— Хорошо, Хью, давай пока остановимся на практической стороне вопроса. Мы выяснили, что для полета в гиперпространство необходимы счастливчики. — Директор ЦРУ внимательно посмотрел на своего подчиненного. — Я что-то не припоминаю, чтобы теоретические разработки приводили к выводу, что для решения какой-либо фундаментальной проблемы необходимы те или иные люди. Обычно они заканчивались конкретными техническими решениями — было ли это строительство ядерных реакторов для овладения атомной энергией, или строительство ракет для овладения космосом. Но это всегда были технические решения. А сейчас вы утверждаете, что технически проблема гиперпространства решена — гиперпространственный корабль люди научились строить. А для полного решения проблемы необходим человек. Человек с необычными свойствами.

— Сэр, но так было всегда, — возразил Брэдлоу.

— Что так было всегда?

— Всегда для полного решения проблемы был необходим симбиоз человеческих качеств и технических решений. На тех же ракетах летают не все подряд, а люди с отменными физическими и психическими показателями. И за пультами ядерных реакторов сидят люди, имеющие высший показатель психической устойчивости — АО. Просто мы выходим на новый уровень развития, для которого требуются уже иные человеческие качества.

— Например, везение, — несколько иронично заметил директор ЦРУ

— Да, везение, — твердо и серьезно ответил полковник Брэдлоу.

— Хью, а вдруг мы ошибаемся, вернее, ошибаюсь я. Вдруг русичи проблему гиперпространства пытаются решить как-то по-другому. Так сказать, традиционными, техническими способами. А я вбил себе в голову, что у русичей человек, который будет управлять гиперпространственным кораблем, должен обладать необычными свойствами. И отдал тебе команду искать в этом направлении. А ты, как хороший подчиненный, ее выполнил. Хотите человека с необычными свойствами? Извольте. Как там его? Борис... Ковзан. Получите и распишитесь.

— Сэр, я понимаю, что вам выходить с докладом к президенту. Но... — Брэдлоу замялся.

— Что «но»? Говори, Хью, не стесняйся, — подбодрил подчиненного хозяин кабинета.

— Вы можете доложить президенту о проделанной работе и порекомендовать ему... — полковник вновь на мгновение замялся, но, тут же взяв себя в руки, твердо закончил: — Подождать.

— Что вы имеете в виду?

— Сейчас ничего не делать. Понимаете, сэр, если наши выводы верны, а они верны, я в этом уверен, русичей нам уже не догнать. У них гиперпространственный корабль будет готов максимум через два месяца. А нам для его строительства понадобится минимум два года. Поэтому разумней было бы дождаться результатов полета русичей. Если полет будет неудачен, что ж, русичи ошиблись вместе с нами. Если удачен — мы знаем, в каком направлении двигаться.

Директор ЦРУ надолго задумался.

— Давай кратко перечислим еще раз факты, собранные тобой, — наконец проговорил он.

Полковник Брэдлоу, крепко сцепив руки, неторопливо начал:

— Перебирая свойства человека, необходимые для его полета в гиперпространство, мы остановились на таком, как удачливость, или везение.

— А почему вы на нем остановились?

— Две причины, сэр. Первая — напряженные поиски по другим свойствам, таким как, например, интуиция, способность ориентироваться в пространстве и другие, ни к чему не привели. Интерес русичей к этим свойствам выявлен не был. Вторая причина — моя интуиция или озарение.

— Да, с таким доводом выходить на президента... — Директор ЦРУ задумчиво потер лоб рукой.

— Вы выйдете с конкретным результатом. А предпосылки, которые привели к нему... об этом можно и не говорить.

— Ладно, продолжай.

— Занимаясь везением, мы выяснили первое — русичи, а точнее, их Служба безопасности примерно два года назад, то есть в то время, когда началось строительство их гиперпространственного корабля, активно интересовалась этим вопросом, — по-военному четко продолжил доклад полковник Брэдлоу.

— Как это было определено?

— У нас имеются IP-адреса компьютеров на Лубянке. Так вот два года назад некоторые из них проводили поиски в сети Интернет по таким ключевым словам, как «везение», «удача», «счастливчик», «любимец Бога» и тому подобное. Второе — наша служба перехвата примерно двадцать месяцев назад записала один любопытный разговор между неким Аркадием Владимировичем Исаевым, программистом из Санкт-Петербурга, и некой Анжелой Леонидовной Прокопенко, студенткой одного из университетов в том же городе. Смысл разговора сводился к тому, что Исаева приглашают принять участие в некоем отборе для выполнения очень важного задания. А поводом для его приглашения послужило то, что пять лет назад он не сел в самолет, который потерпел аварию над Средиземным морем. Мы заинтересовались этим разговором. Подвели к этому человеку своего агента. Агент выяснил, что в восемьдесят восьмом году Исаев в составе группы из шести человек принял участие в необычных испытаниях. На одном из полигонов под Москвой была построена мощная катапульта, способная забрасывать человека на триста метров. Испытания заключались в следующем. Человек садился в катапульту, которая начинала вращаться. Он должен был с помощью специальных кнопок управления катапультой так выстрелить из нее, чтобы попасть в небольшой бассейн, расположенный в двухстах метрах. Человек мог изменять наклон катапульты, угол ее поворота и скорость катапультирования. Какое сочетание этих параметров приведет к попаданию в бассейн, испытуемый не знал. В случае непопадания никакой страховки не предусматривалось. И человек попросту разбивался.

— Что мне всегда в русичах импонировало, так это их решительность. — Билл Ред покачал головой. — Если надо, они не останавливаются ни перед чем.

— Проанализировав технологию этого испытания, мы пришли к выводу, что русичи отбирали людей, которым бы просто везло в случае смертельной опасности.

— А наш Исаев в последний момент струсил?

— Так точно. Что случилось с остальными, мы не знаем. Как только Исаев отказался участвовать в испытании, его тут же увезли с полигона. Остальных участников группы он не знает. Тренировались они перед испытанием раздельно. Он смог назвать лишь их имена и дать описание внешности. Он описал и руководителя испытаний. Мы установили — это полковник Службы безопасности Игорь Северский. Ввиду опытности объекта, в агентурную разработку его не брали. По описаниям были составлены фотороботы, которые затем проанализировал компьютер.

— Этот Исаев, я смотрю, оказался очень словоохотливым. — Директор ЦРУ чуть улыбнулся.

— В постели с прекрасной женщиной плюс напиток «правды». Испытанный, безотказный коктейль. Исповедываешься искренней, чем перед Богом, — теперь усмехнулся Брэдлоу.

— Но он же все вспомнит. И сможет понять, что ему потрошили мозги.

— Не вспомнит, — спокойно парировал полковник. — Ему затем вкололи «выбеливатель».

— А вы подстраховались на тот случай, если им заинтересуется Служба безопасности? Человек вдруг неожиданно, ни с того ни с сего, практически лишается рассудка. Коктейль «правды» с «выбеливателем» вряд ли чей мозг выдержит.

— Во-первых, наш фирменный «коктейль» состоит из трех компонентов.

— Из трех? — переспросил Ред. — И какой же третий ингредиент был в вашем «коктейле»?

— На предварительной стадии знакомства наш агент в баре, так сказать для разогрева объекта, ввела ему эросил.

— Эросил? Случайно, объект на нее не сразу полез? От такого-то возбудителя!

— Господин директор. Наш агент опытный. Умеет держать ситуацию под контролем. Ну, а чтобы неожиданная потеря рассудка практически здоровым человеком не выглядела странной, а значит, и подозрительной, мы приняли кой-какие меры.

— Это, я так понимаю, во-вторых?

— Да. На следующее утро Исаева нашли без сознания в собственном подъезде. Бедолага выпил лишнего, что с ним, кстати, и раньше бывало, споткнулся — и головой об ступеньку. Несчастный случай, — бесстрастно доложил Брэдлоу.

— Продолжайте, полковник.

— Компьютер с различной степенью вероятности опознал всех. Мы взяли в разработку троих — у них степень вероятности выше идентификационного порога — семьдесят пять процентов. Первый — Александр Александрович Кириленко. Работает в Москве менеджером в строительной фирме. Пять лет назад не сел в пропавший без вести самолет. Лететь хотел, кстати, к нам. Поэтому у нас имеется биометрический портрет его лица.

— Где он находится сейчас?

— Работает все там же в Москве, господин директор.

— В агентурную разработку брали?

— Сначала хотели, затем передумали.

— Почему? — чуть недовольно спросил Ред.

— Посчитали нецелесообразным, господин директор. Во-первых, учитывая сжатые сроки поиска информации, снова бы не обошлось без напитка «правды» и «выбеливателя». Но если два человека из одной группы практически одновременно теряют рассудок, то это уже становится подозрительным, и не исключено, что русичи начнут копать в этом направлении. А во-вторых, мы, по-моему, нашли того, который прошел испытания.

— Бориса Ковзана?

— Да. — Брэдлоу кивнул головой.

— Ладно, о нем вы расскажете поподробнее чуть позже. А кто был третьим?

— Олег Александрович Аверьянцев. Скрипач из Новосибирска. Гастролировал с оркестром у нас. Также имеется биометрический портрет его лица.

— И что, он тоже когда-нибудь случайным образом спасался? — Директор ЦРУ, сцепив пальцы рук и чуть подавшись вперед, с интересом слушал своего подчиненного.

— Сдал билет на самолет, летевший в Токио. А тот самолет разбился.

— Где он сейчас?

— Как мы выяснили, примерно в то время, когда проводились испытания, Аверьянцев якобы попал в автомобильную аварию и сильно покалечился. Долго лечился. Перенес несколько операций. Сейчас активно занялся сольной карьерой, — без запинки ответил полковник Брэдлоу на вопрос своего шефа.

— Что, после аварии еще больше талант прорезался? — не удержался от иронии Ред.

— Насчет таланта не знаю. Я не музыкант. Но то, что его стали мощно раскручивать, — это факт.

— В награду за участие в испытаниях?

— И за пролитие крови за благое дело, — добавил Брэдлоу.

— Теперь подробнее об этом Ковзане.

— Это уникальная личность. Уникальная в смысле везучести. Помните, почти два года назад один русич после неудачного испытания ракетоплана умудрился попасть на нашу космическую станцию «Ковчег»?

— Это был Ковзан? — догадался директор ЦРУ.

— Да.

— Где он сейчас?

— Мы выяснили, что после той аварии он отдыхал в санатории в Крыму. Затем исчез. По крайней мере, в свою войсковую часть он не вернулся.

— Брэдлоу, а почему вы решили, что этот Ковзан прошел испытание? Может быть, он просто погиб? Вон, этот же покалечился, как его...

— Аверьянцев, господин директор.

— Да, Аверьянцев. Вам такая мысль не приходила в голову, полковник?

— Приходила, господин директор. И мы ее проверили. Официально нигде смерть Бориса Ковзана зарегистрирована не была.

— Русичи могли ее и скрыть, делов-то. — Билл Ред пожал плечами.

— Не думаю, господин директор. Во-первых, в этом нет необходимости. Если бы что-то случилось, просто бы сообщили родным, что, мол, погиб на испытаниях, и все. Не уточняя на каких. Ведь этот Ковзан — пилот-испытатель Военно-космического флота. Так что его неожиданная смерть ни для кого не была бы подозрительной.

— А кто родные этого Ковзана?

— Мы выяснили, что у него из близких родственников только отец. Работал программистом в Институте математического моделирования. Уже три года, как пенсионер. Живет в городе Славутич.

— Где это?

— Недалеко от Киева.

— И что же?

— Мы выяснили, что к нему четвертого мая приезжал сын.

— Значит, Ковзан, — проговорил директор ЦРУ скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Выходит.

— И ты предлагаешь со всем этим выйти на президента и посоветовать ему пока ничего не предпринимать? А если они действительно летят к Богу? А мы будем ждать результата их полета?

— Да, — коротко ответил полковник.

Билл Ред встал из-за стола и не спеша подошел к Брэдлоу. Тот встал.

— Хью, — директор ЦРУ положил руку на плечо замершего подчиненного, — ты помнишь, как официально называется наша штаб-квартира?

— Центр разведки имени Джорджа Буша.

— Правильно. А знаешь, что написал почти два века назад тогдашний президент нашей страны Билл Клинтон в письме к этому Джорджу Бушу?

— Признаться, нет. — Брэдлоу не выдержал взгляд своего начальника и опустил глаза.

— Он там написал: «Как президент, вы стояли за американское лидерство во всем мире — лидерство во имя свободы и демократии, мира и процветания». И теперь вы предлагаете мне посоветовать нынешнему президенту Соединенных Штатов Америки добровольно уступить лидерство? Предложить ему подождать? Да? Садитесь, Брэдлоу. — Директор ЦРУ неожиданно сильно надавил на плечо полковника, заставляя его сесть.

— Но, сэр... — начал оправдываться Брэдлоу.

— Я уже слышал ваши доводы, полковник, — грубо перебил его Ред. — Русичи нас значительно опередили. Нам надо минимум два года. Есть что еще добавить?

— Нет, сэр.

— Если нет, тогда слушайте, полковник, меня внимательно. Первое. Срочно узнать, где сейчас находится этот Борис Ковзан. Хотя наверняка он уже на Луне. А к отцу он приезжал попрощаться. По крайней мере, по срокам совпадает.

— Скорее всего, так, господин директор.

— Все равно. Уточните это. И подумайте, как все же нему можно подобраться. Второе. Провести у нас аналогичный мониторинг, какой провели русичи у себя, относительно счастливчиков. Задействуйте сколько нужно людей и средств. Через две недели доложите. Идите. «Американское лидерство мы будем удерживать любой ценой. — Билл Ред смотрел на закрытую полковником дверь. — Любой. И что на таких весах значит жизнь одного человека? Пусть он даже будет любимчиком самого Бога».

Первое, что сделал Хью Брэдлоу, выйдя из кабинета директора ЦРУ, так это связался со штаб-квартирой Объединенного космического командования США — полковник привык сразу приступать к полученным заданиям.

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Лубянка, 26. Кабинет директора Службы безопасности.

19 мая 2190 года. Среда. 21.05 по местному времени.

— Полковник, это ваше упущение. Вы были обязаны предусмотреть это.

— Но, господин директор! Не мог же я на все это время запереть их где-нибудь? — Полковник Северский, выпрямившись в кресле, бледный, сидел в кабинете директора Службы безопасности.

— Могли, полковник, ради этого дела могли. А теперь американцы, раз они вышли на Исаева, наверняка поняли, в чем суть нашего проекта.

— Исаев не знал фамилии Ковзана и кто он такой.

— Да поймите же. Если они вышли на Исаева, значит, поняли, что соль нашего нового проекта по гиперпространству — не какое-нибудь техническое открытие, а человек. Особенный человек. И какая это особенность они также поняли. Что Исаев рассказал этой сексапильной блондинке с грудью пятого размера? Это же, по-моему, и вся информация, которой вы располагаете о ней? — саркастически закончил Кедрин.

— Почти вся, — хмуро ответил Северский, до боли закусив губу.

«Эх, говорила мама, иди в музыканты. Сейчас бы слушал Моцарта, а не эту "музыку".

— Так что ей успел наболтать наш любвеобильный Ромео?

— К сожалению, господин директор, он ничего не помнит. Анализ его крови показал, что дозы эльтирнила и сентопсола, которые он принял, таковы, что он уже вряд ли что-либо вспомнит. Плюс эросил. Да еще удар по голове.

— Да, действовали классически: «случайное» знакомство, чашечка кофе с эросилом, затем дома напиток «правды», а под конец «выбеливатель». — Кедрин покачал головой. — По сравнению с этим потрошение банковского сейфа — так, безобидное, вполне интеллигентное занятие.

— Обошлось без чашечки кофе, — тихо уточнил Северский.

— Не понял?

— Анализ показал, господин директор, что эросил Исаеву ввели в организм через сигаретный дым.

— Дали выкурить специальную сигарету? — уточнил директор Службы безопасности.

— Исаев не курит. Скорей всего, его обкурили.

— Это что-то новенькое.

— Так точно. С выдумкой ребята работают, — подтвердил полковник.

— Что по остальным бывшим кандидатам?

— Ничего подозрительного мы не зафиксировали.

— Ясно. Американцам хватило и той информации, которую они выкачали из Исаева, — сделал вывод Кедрин. — И что же нам теперь делать?

— Ковзан на Луне, на «Востоке». Я ручаюсь, что он там в полной безопасности.

— Это хорошо, что вы ручаетесь. — Кедрин задумчиво забарабанил пальцами по столу. — Значит, так, пошлите на «Восток» еще двоих людей для охраны Ковзана. Второе. Свяжитесь с начальником Управления внешней разведки Павловым, пусть попытается вынюхать, что там в Лэнгли. Хотя нет. Павлову я сам дам задание. И вот еще что, — Кедрин сделал небольшую паузу, — Ковзану придется запретить радиосвязь с отцом. Американцы наверняка уже вычислили и его отца. А прослушать разговоры между ними — это элементарно.

— Ковзан предупрежден. Ничего секретного он не скажет. А лишать его возможности общения с близкими накануне того, что ему предстоит...

— А я и не говорю, что американцы узнают какие-то подробности из их разговоров. Главное, узнают, что Ковзан на Луне, окончательно удостоверятся, что любимец Бога и гиперпространственный корабль — это единое целое. В общем, пока запретите Ковзану связь с Землей, и все. Хватит и того, что американцы уже успели узнать. Вам все понятно, полковник?

— Так точно.

Кедрин вновь задумался.

— Ладно, Игорь Николаевич, хватит кусать губы. Да еще до крови. В том, что американцы каким-то образом узнали о Ковзане, вернее, о сути проекта, вашей вины нет. Они уже знали, где собака зарыта. А заставить ее внятно пролаять — это дело техники. Вот только что мне говорить президенту?

— Даже если американцы обо всем догадались, им не успеть. Чтобы построить гиперпространственный корабль, им понадобится не менее двух лет. А мы через два месяца можем стартовать.

— Если ничего за это время не случится. Знаете, как с украинского переводится слово «ковзан»? — неожиданно спросил Кедрин.

— Затрудняюсь ответить, господин директор.

— Это слово переводится «конек». Так вот, Борис Ковзаи — это наш конек, решающее, главное звено, проекта «Пора». И если с ним что-нибудь случится... — Директор Службы безопасности сделал паузу и выразительно посмотрел на Северского: — Идите, полковник, и помните — за Ковзана вы отвечаете головой.

«Как же, услышишь тут Моцарта, разве что "Реквием"». В отвратительном настроении полковник Северский покинул грозное здание на Лубянке.

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

19 мая 2190 года. Среда.

19.06 по СЕВ, или 20.06 минут по киевскому времени.

— Привет, отец.

— Здравствуй, сынок. Как здоровье?

Параболическая антенна на «Востоке», высоко задрав свою металлическую чашу, смотрела на Европу, а точнее, на свою более крупную тезку в Центре управления космическими базами. Принятый и усиленный на Земле сигнал, через компьютер попадал в обычную сотовую сеть, а она в несколько пассов переправляла его по назначению. В украинский город Славутич, на тихую улочку, где на балконе второго этажа седой человек разговаривал по мобильному телефону и смотрел на желтый диск Луны.

— Отлично, пап. Не хожу, а парю. Необыкновенная легкость в теле! — В телефонной трубке послышался смех. — А ты как?

— Конечно, такой легкостью похвастаться не могу. Но, тьфу-тьфу, пока ничего не болит.

— Постучи по дереву, а то я не могу. — Сидя в специальной кабинке для переговоров Борис Ковзан покрутил головой. — Тут у нас везде бетон, пластик и металл.

— Уже постучал.

— Как там погода?

— Мерзкая. Температура около ноля. И с неба сыплется не то снег, не то дождь. А у вас?

В трубке опять раздался смех:

— Отличный вопрос, если учесть, где я нахожусь.

— В море Дождей. Поэтому и спрашиваю. Наверное, сыровато там у вас? — пошутил отец.

На Луне вновь рассмеялись:

— Не совсем. Влажность шестьдесят процентов, температура двадцать пять градусов. Дождей, бурь и прочих бяк природы нет и не предвидится.

— Сын, что-нибудь случилось? — неожиданно спросили с Земли.

— Почему ты решил?

— Ну, за двадцать девять лет я-то тебя хорошо изучил. И я что-то не припомню, чтобы ты когда-нибудь так весело со мной разговаривал. Ты всегда был очень серьезен. Я иногда думал, что излишне суров с тобой и тебе не хватает тепла.

— Отец, ты правильно меня воспитывал. А от излишней теплоты, как ты знаешь, все быстро портится. И человек в том числе.

— Приятно слышать. Так что же все-таки случилось?

— У меня всё нормально, отец. Наверное, это просто тоска по тебе. Еще никогда мы не были так далеко друг от друга.

— Скоро будем еще дальше...

Два родных человека замолчали, думая об одном — через несколько месяцев между ними может быть не измеримое числом расстояние, а пропасть, глубину которой человеческий мозг просто откажется воспринимать.

— Ничего, отец, — радиоволны вновь устремились от Луны к Земле, — кто-то должен быть первым.

— Да, должен, — как эхом откликнулись с Земли. А затем, через неловкую паузу: — Борис, я попрошу оказать мне одну услугу.

— Отец...

— Нет, нет, я уже тебя ни от чего отговаривать не стану. Просто... ты же еще будешь на Земле?

— После полета.

— Ты можешь там сдать свою сперму для Центра репродукции?

— Могу. Это предусмотрено.

— Тогда сдай. Если что, пусть у меня будет внук. Ведь второй жизни тебе не обещают.

— Отец...

— Сын, мы оба знаем, что ты можешь не вернуться. А я не хочу, чтобы на Земле исчезли люди с фамилией Ковзан. Ты можешь выполнить мою просьбу?

— Могу.

Отец Бориса еще долго, стоя на балконе, всматривался в желтую тарелку, висящую в небе. Неясной, еле выделяющейся на фоне черного неба полосой пролег Млечный путь — мириады и мириады звезд... Ивану Антоновичу вспомнилась картинка, виденная им в детстве, — дискообразное туманное тело с множеством светлых точек и утолщением посередине. И надпись: «Вид нашей Галактики со стороны». Скоро Борис, его сын, увидит это воочию... А может, это непонятное гиперпространство выбросит его так далеко, что наша Галактика будет казаться оттуда тусклой искоркой, теряющейся среди тысяч других. Небо только казалось неподвижным и безжизненным. Несколько орбитальных станций, на которых кипела жизнь, и десятки спутников со скоростью под восемь километров в секунду неслись над Землей. Спутники не были просто кусками металла. Одни помогали людям общаться между собой, другие что-то высматривали на Земле или в космосе. И как во все времена люди хотели знать, о чем говорят другие... Небо не было равнодушным к чужим тайнам.

Через десять минут после того, как Борис закончил разговор с отцом, Богомазов получил приказ, запрещающий Борису переговоры с Землей.

Объединенная Русь. Россия, г. Жуковский

Московской обл. Центр управления космическими базами.

20 мая 2190 года. Четверг. 10.13 по местному времени.

— Стас, еще раз привет. — В видеофоне лицо начальника Центра управления космическими полетами генерал-майора Александра Пономаренко выглядело озадаченным.

И, едва взглянув на него, начальник Центра управления космическими базами Стас Скворцов понял, что успокоить своего друга Богомазова у него не получится.

— Ну чем, Саш, меня порадуешь?

— Боюсь, пока ничем, — услышал он ожидаемый ответ.

— Слово «пока» в твоем ответе вселяет надежду, которая, как известно, умирает последней. — Скворцов улыбнулся. — Или все же не умрет?

— Не знаю, Стас. — Лицо собеседника по-прежнему оставалось озабоченным. — Дело обстоит следующим образом. Вчера после твоего звонка я сразу отдал необходимые распоряжения. Мои ребята просмотрели в памяти компьютера расчеты, которые были сделаны при обнаружении этого астероида. Расчеты показали, что Земле он не угрожает.

— С учетом всех погрешностей измерения скорости астероида, его траектории движения и расстояния до Земли?

— Естественно. Насчитай компьютер хоть один процент вероятности столкновения с Землей, мы бы продолжали следить за ним.

— А так прекратили? А вас не смутило, что в момент обнаружения астероида у него была одна траектория, а сейчас другая, проходящая ближе к Земле. А еще, как говорится, не вечер.

— Не спеши, Стас. Давай по порядку. В своей работе Объединенный Центр космических наблюдений и мы в таких случаях руководствуемся «Законом о космической безопасности Земли», принятым ООН пятнадцать лет назад. Согласно этому закону, после обнаружения любого космического объекта производится расчет на предмет возможного попадания его в Землю. Если объект не представляет угрозы, то слежение за ним системами «Дозор» и «Observer» прекращается. Если существует хоть малейшая вероятность столкновения объекта с Землей, то за ним продолжают следить. Когда в сентябре прошлого года мы обнаружили этот астероид, проведенные расчеты показали, что он проходит далеко от Земли.

— Зачем же вы еще и четвертого мая просчитывали его траекторию?

— Чисто случайно. — Генерал-майор Пономаренко чуть пожал плечами. — Этот астероид попал в поле зрения «Дозора-восемь», который передал его данные на Землю. Так как его траектория существенно отличалась от ранее рассчитанной, то компьютер Объединенного Центра космических наблюдений его «не узнал» и выдал на центральный монитор сообщение о новом объекте. Мы удивились тому, что космический объект мог так далеко «забуриться» в Солнечную систему незамеченным. Все перепроверили и поняли, что это один и тот же объект.

— И вас это не насторожило?

— Нет, Стас. Слишком мал объект и слишком от нас далек. Могли где-то и ошибиться. Например, в его массе. Мы сначала считали его каменным астероидом, а он, скорее всего, железный. Следовательно, масса его больше. Отсюда и неточности в расчете траектории.

— А если бы он мчался к Земле, что бы вы тогда делали?

— При достижении вероятности столкновения с Землей в семьдесят процентов объекту присваивается третий уровень опасности. На ракеты системы «Защита» в Ленинске и на мысе Канаверал производится установка термоядерных боеголовок. При семидесяти пяти процентах вероятности производится выбор ракеты, которой, в случае чего, стартовать первой.

— Что значит «производится выбор»? — не понял Скворцов.

— Ракеты системы «Защита», их всего две, принадлежат, соответственно, нам и Соединенным Штатам. Естественно, каждая из стран хочет, в случае опасности, пустить свою ракету второй. Во-первых, астероид может пролететь и мимо. А ракета уже использована.

— А за нее ООН не заплатит?

— Заплатит-то она заплатит, — начальник Центра управления космическими полетами сделал паузу и хитро прищурился, — если боеголовка попадет в объект. А так — извини, услуга не оказана, за что же платить?

— А во-вторых?

— А во-вторых, второй ракете попасть всегда легче, чем первой. Все параметры объекта уже будут измерены точнее, и его траектория, соответственно, точнее просчитана. Победителем, спасителем Земли всегда почетнее быть, особенно на фоне опростоволосившегося друга-соперника.

— А когда производится пуск первой ракеты? — Стас Скворцов внимательно смотрел на своего собеседника на экране видеофона.

— При девяностопроцентной вероятности попадания в Землю.

— Можно было бы подождать и до девяносто пяти процентов. Точнее бы прицелились.

— Нет, Стас, нельзя. Потом можно и не успеть выстрелить второй ракетой, если первая не попадет.

— Ясно. Теперь за Землю я спокоен. А что ваш компьютер насчитал относительно Луны?

Лицо Пономаренко, чуть прояснившееся в ходе разговора, вновь стало озадаченным:

— Когда повторно были измерены параметры этого астероида, компьютер насчитал пять процентов вероятности попадания в Луну.

— И что это означает?

— Это означает, учитывая расстояние до объекта и его скорость, что повторное уточнение его параметров будет произведено первого июня.

— Этот день еще не наступил. Но, судя по твоему лицу, параметры объекта ты уже уточнил, — полуутвердительно, полувопросительно проговорил Скворцов.

— «Дозор-восемь» сейчас направлен так, что еще может видеть этот астероид, и он вновь измерил параметры его движения. — Пономаренко сделал паузу. — В общем, так, Стас. Сейчас вероятность попадания в Луну пятьдесят три процента.

— А в «Восток»?

— Пятнадцать, — тихо ответил Пономаренко. — Я тебе так скажу, Стас. Ракеты системы «Защита» применять, скорей всего, не будут.

— Почему?

— Во-первых, это Луна, а не Земля. Это на Земле падение крупного метеорита почти всегда означает разрушение и жертвы. На Луне это не так. По причине чрезвычайно малой плотности населения. Да и базы на Луне больше похожи на танки, чем на жилье. Поэтому, в случае опасности, тот же закон предписывает эвакуировать обслуживающий персонал. С точностью до метра траекторию астероида не рассчитаешь. Может оказаться, что он упадет в нескольких десятках метрах от базы и ничего страшного не произойдет. Дешевле эвакуировать людей, чем зря бить дуплетом ракетами защиты. — По мере того как начальник Центра управления космическими полетами говорил, его лицо все больше прояснялось.

«Умеет Санек успокаивать. Ему бы священником работать, — мелькнуло в голове у Скворцова, — а может, действительно, зря я этот переполох затеваю».

— А во-вторых, — между тем вдохновенно продолжал Пономаренко, — ракеты защиты не рассчитаны на такой астероид.

— Что значит «такой»?

— Ракета защиты догоняет уничтожаемый объект, а не пытается его сбить в лоб. Сам понимаешь, при скорости схождения больше пятидесяти километров в секунду попасть так же вероятно, как из рогатки в истребитель. Поэтому ракету защиты пускают чуть в сторону от траектории объекта. Затем ее разворачивают, и она объект нагоняет. Но в данном случае ракета этот астероид не нагонит. У космического творения скорость почти двести километров в секунду, а у творения человеческого чуть больше сорока. Больше из ядерного движка не выжмешь.

— А если бы он летел на Землю?

Пономаренко на экране пожал плечами:

— Один метр в диаметре и при такой скорости — он, скорее всего, сгорел бы в воздухе.

— А если бы он был больших размеров?

И вновь лицо начальника Центра управления космическими полетами мгновенно сделалось озабоченным. Будто Скворцов задал не обычный вопрос, а попросил подумать о его возможном преемнике.

— Вот это-то меня и беспокоит.

— Что именно? Его скорость? — уточняюще спросил начальник Центра управления космическими базами.

— Не скорость, а то, что стоит за этой скоростью.

— Не понял.

— Астероиды с такой скоростью большая редкость, — медленно, тщательно подбирая слова, стал отвечать Пономаренко. — Вернее, таковых раньше вообще не наблюдали. Эта скорость совпадает со скоростью движения нашей системы вокруг ядра Галактики.

— Ну и что?

— Ничего. Просто констатирую факт.

Скворцов пытливо взглянул в глаза Пономаренко:

— Саня, говори, что думаешь.

— Стас, ты в случайности веришь? — наконец, после паузы, проговорил начальник Центра управления космическими полетами.

— Всякое может быть, — осторожно ответил Скворцов.

— Согласен. Всякое. Могут случайно столкнуться два самолета в воздухе, могут случайно, нос к носу, столкнуться два приятеля на улице города, в который они приехали случайно и до этого не виделись двадцать лет. Может, наконец, крупный астероид столкнуться с Землей. Такое происходит раз в десятки миллионов лет. И в принципе, конечно, может астероид попасть в «Восток». Может. Даже такой, подобных которому раньше вообще не фиксировали и которого практически невозможно уничтожить. И это допускаю. Но чтобы именно в это время там находился первый пилотируемый гиперпространственный корабль... — Генерал-майор Пономаренко покачал головой.

— Ну и что, что пилотируемый?

Саша Пономаренко взглянул на друга и улыбнулся:

— Если ты знаешь об этом проекте больше, чем я, то ты невольно проговорился. Если знаешь столько же, то, как и я, подспудно догадываешься.

— О чем?

Начальник Центра управления космическими полетами сделал паузу, всматриваясь в Скворцова:

— Ладно, будем считать, что ты, как и я, ничего не знаешь.

— А что я должен знать? — Стас начинал сердиться.

— Если бы от посланного на неизвестную планету робота-разведчика не поступило бы ни одного сигнала, что бы сделала Земля? Правильно. Послала бы другого разведчика. И тоже робота. А если бы и от него не поступило ни одного сигнала? Что бы тогда предприняла Земля? А? Правильно думаешь, Стас, — не давая тому промолвить и слова, продолжал Пономаренко. — Послали бы третьего разведчика. Может, изменив его конструкцию. И посылали бы до тех пор, пока бы не поняли, в чем дело. И только потом послали бы человека. Почему же в данном случае так не поступают? Почему после двух неудачных попыток посылают человека, а? — На этот раз начальник Центра управления космическими полетами сделал паузу, явно ожидая ответа от Скворцова.

Тот молча пожал плечами.

— Стас, я думаю, что все дело в гиперпространстве. Там наверху что-то поняли или подумали, что поняли. И это заставляет их рисковать.

— И какая связь со случайными событиями?

— Будем считать, что наши ученые о чем-то догадались. Убедили в этом правительство. То выделило деньги, и, заметь, немалые деньги, на постройку гиперпространственного корабля. И вот, когда уже все почти готово к его полету, появляется необычный астероид. Необычный тем, что его трудно, практически невозможно уничтожить из-за «меняющейся» орбиты, словно астероид чем-то или кем-то управляется.

— Ты еще скажи — наводится, — с легкой иронией уточнил Стас.

— Правильно! Наводится! — Александр Пономаренко, в отличие от Скворцова, говорил горячо, убежденно, без всякой иронии. — Этот неуничтожаемый астероид наводится точно в то место, где в данный момент находится гиперпространственный корабль.

— Ты сам сказал — вероятность пока пятнадцать процентов.

— Я готов с тобой поспорить, что завтра она возрастет.

— Но если этот астероид не случайность, то... то кто-то должен был его послать. — Скворцов замотал головой: — Бред какой-то. Послать астероид. Астероид в несколько тонн.

— Что ж, если это бред, то можешь позвонить Богомазову и успокоить его. Вероятность попадания мала. Так что пусть продолжает дальше строить гиперпростраиственный корабль и не забивает свою голову дурными мыслями.

— Саня, не злись. Просто все это так необычно.

— Раньше полет на воздушном шаре считался необычным. А сейчас мы уже пытаемся проникнуть в гиперпространство.

— Хорошо, что ты мне посоветуешь делать?

— Это я у тебя должен спросить, что ты мне посоветуешь делать. Это мне вменено в обязанности предупреждать о подобного рода неприятностях, — неожиданно сказал Пономаренко.

— Вот ты и предупреждай.

— По инструкции я только первого июня обязан уточнить параметры движения астероида, будь он неладен.

— Уточнил сейчас. Что тут такого страшного? — не понял друга Стас Скворцов.

— Уточнил — это значит расходовал ресурс аккумуляторов на спутнике. А как ты догадываешься, их в космосе не подзаряжают. А стоимость спутника, да еще такого, как «Дозор», о-го-го. Я и десятой части не возмещу, выплачивая до конца дней своих всю пенсию, на которую меня выгонят за такие вещи.

— Ой, Саня, извини. Я даже не думал обо всем этом, прося тебя уточнить параметры движения этого чертового астероида.

— Да при чем тут ты? Просто твои слова об опасениях Семена явились тем последним толчком, который помог мне все понять. Знаешь, как в детском калейдоскопе — встряхнул его, и получился узор.

— Что понять? — не понял Скворцов.

— Что гиперпространство — это не просто одна из разновидностей материи. Это нечто иное. И поэтому наверху решили рискнуть и послать к Нему человека.

— Ты сказал к Нему? По-твоему, гиперпространство живое?

— Стас, думай, что хочешь, но этот астероид — не просто случайность.

Двое мужчин, разделенных несколькими десятками километров, замолчали.

— Если все, что ты только что сказал, правда, то человека в гипер посылать нельзя. Оно нам ясно дает это понять, — наконец промолвил Скворцов.

— Это можно интерпретировать и по-другому, — возразил Пономаренко.

— Как?

— Как испытание. Созрели мы, люди, для такого шага или нет. В любом случае сообщить наверх необходимо. Эх, семь бед — один ответ. Если выгонят, возьмешь к себе садовником?

— Когда будешь обмывать повышение, не забудь и меня пригласить.

Соединенные Штаты Америки. Вашингтон.

Белый дом. Овальный кабинет.

23 мая 2190 года. Воскресенье. 19.19 по местному времени.

— Итак, Билл, ты все-таки разгадал секрет русичей. — Президент Соединенных Штатов Америки задумчиво барабанил пальцами по столу, обдумывая только что услышанное от директора ЦРУ тире советника по национальной безопасности.

— Да, — твердо ответил тот.

— Как-то все это... — Президент запнулся, подбирая нужное слово.

— Необычно, — пришел ему на помощь директор ЦРУ.

— Вот-вот, правильно. Именно необычно.

— Сэр, моя первая реакция на эту информацию была точно такая же, как и ваша. Но при дальнейшем размышлении я понял, что, в принципе, ничего необычного здесь нет.

— Поясните.

— Если вдуматься, для решения любой технической проблемы необходим симбиоз человека и новой техники.

«Молодец, Брэдлоу, — мелькнула у Реда мысль о своем подчиненном, — нашел самые точные доводы в пользу правильности своей трактовки действий русичей».

— Естественно. Но симбиоз техники и тех, кто создавал эту технику. На роль пилота самолета, несущего атомную бомбу, нашлись бы десятки летчиков. А вот без Оппенгеймера и других ученых этому пилоту нечего было бы сбрасывать на Хиросиму.

— Сэр, исполнители также должны отвечать определенным требованиям. Например, за пультами управления ядерных реакторов должны сидеть люди с показателем психической устойчивости АО. А сейчас мы выходим на качественно новый уровень, на котором требуются уже иные, более редкие, я бы сказал, более тонкие человеческие качества. Сэр, мне кажется, что проблемы освоения гиперпространства напоминают те, что были при освоении воздушного океана. Сэр, подумайте, далеко бы человечество ушло в решении тех проблем, если бы братья Райт пытались запустить свой самолет, не садясь за его штурвал? И только спустя много лет появились беспилотные самолеты. Я уверен, что со временем и мы научимся посылать в гипер беспилотные корабли. Но пока, как обычно, первым полетит человек.

— Хорошо, допустим, убедил. И что ты предлагаешь предпринять, ведь русичи опережают нас в этом направлении на два года?

— Я уже говорил вам, господин президент, полтора месяца назад, что я не думаю, что семьдесят четвертый президент Соединенных Штатов Америки захочет войти в историю, как президент, при котором США утратили свои лидирующие позиции в таком сверхстратегическом направлении, как исследование гиперпространства.

— Билл, я это помню. Но что конкретно ты предлагаешь предпринять? Как я понял — основное действующее лицо этого проекта русичей некий Ковзан. Даже если я дам санкцию на нейтрализацию этого человека, как ЦРУ до него доберется? Известно, где он сейчас?

— Мы ведем его активные поиски и не сегодня-завтра будем знать, где он находится.

— Насколько я помню, по результатам инспекции нашего атташе лунной базы русичей, эксперты прогнозируют полную готовность их гиперпространственного корабля на конец июля — начало августа.

— Совершенно правильно.

— Так я и без ваших активных поисков, — президент сделал ударение на последних двух словах, — скажу, где сейчас находится русич. Он там, на Луне, на их базе.

— Вероятнее всего, — спокойно подтвердил Билл Ред.

— И как там его можно достать? Разбомбить базу?

— Разбомбить? Нет, это невозможно. На Луне самолеты не летают. А вот нанести по ней ракетный удар — это вариант, — все так же спокойно ответил директор ЦРУ.

— Да, вариант. Принять цианистый калий от головной боли тоже вариант. Голова уж точно болеть не будет.

— Господин президент, ракетный удар по лунной базе русичей — это, конечно, шутка. Но...

— Но в каждой шутке есть доля правды, — закончил президент, глядя прямо в безмятежно-голубые глаза своего главного шпиона.

— Господин президент, как всегда, прав.

— Так где шутка, а где правда?

— Чтобы помешать русичам в их проекте, необходимо либо нейтрализовать этого их везунчика, либо вывести из строя сам корабль. И то и другое находится сейчас на лунной базе «Восток». Вывести из строя корабль даже предпочтительней. Можно найти и другого везунчика — Господь Бог любит многих. Нанести открытый ракетный удар по базе невозможно — это война. Поэтому необходимо нанести как бы удар.

— Что значит «как бы удар»? — не понял президент.

— Ну, предположим, в результате технической неисправности наш транспортный корабль, потеряв управление, врежется в их базу. А перевозить он будет на Луну, к примеру, ракетное топливо.

— Ты думаешь, русичи настолько наивны, что поверят в эту сказку?

— Поверят — не поверят, но доказать ничего не смогут. Мы принесем извинения, заплатим компенсацию и так далее. А если русичи будут сильно возражать, через ООН мы им быстро мозги вправим. Исторический опыт имеется.

Стивен Чейз, президент Соединенных Штатов, задумался. То, что предлагал Билл Ред, было крайне опасно. Русичи — не мальчики для битья. При этой операции могут быть жертвы. И когда русичи ответят тем же, республиканцы оседлают своего любимого конька и будут говорить о нерешительности президента, о его неумении защитить американцев, о необходимости твердой руки. А там и выборы подоспеют... Но, с другой стороны, если при его президентстве русичи успешно побывают в гиперпространстве... это все, крах. Гордая нация этого ему не простит. Хуже того. Он рискует войти в историю страны как один из самых неудачных президентов...

— Кроме того, не забывайте про китайцев, господин президент. Сейчас необходимо действовать решительно.

«Надо дожимать Ковбоя», — подумал Ред. Ковбой — это было кодовое имя президента для сотрудников Секретной службы, охраняющих первое лицо государства. Особого смысла в него не вкладывалось. Просто его было легко произносить и распознавать по радиосвязи.

«Хотя, честно говоря, на ковбоя он мало похож». Но своим кодовым именем «Лесоруб» советник по национальной безопасности втайне гордился.

— Сколько нужно времени для детальной разработки операции? — После долгой паузы Чейз наконец принял решение.

— Две недели.

— Через две недели я тебя жду.

Оставшись один, президент тяжело вздохнул. «Господи, не заставляй меня принимать рискованные решения. Сделай так, чтобы у русичей... все само собой сорвалось!»

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Малый зал совещаний Президента Объединенной Руси.

23 мая 2190 года. Воскресенье. 18.30 по местному времени.

— Итак, господа, мы только что заслушали доклад министра стратегических исследований Олега Павловича Крутикова о появившемся более восьми месяцев назад в нашей Солнечной системе необычном астероиде. — Президент Объединенной Руси Владимир Сергеевич Орлов обвел присутствующих взглядом. Затем, чуть помедлив, продолжил: — Еще раз напоминаю, что в момент его появления в нашей системе вероятность попадания астероида в Луну составляла... — Орлов на секунду запнулся и посмотрел в лежащий перед ним листок бумаги, — сначала эту вероятность никто не считал. Слишком мал этот астероид, и слишком далеко он был от Земли. Четвертого мая была уточнена его траектория. Оказалось, что вероятность попадания его в Луну около пяти процентов, а в нашу базу «Восток» — меньше десятой доли процента. Через две недели были вновь уточнены траектория, скорость и координаты этого астероида. Теперь расчеты показали, что вероятность попадания в Луну составляет пятьдесят три процента, а в базу «Восток» — пятнадцать процентов. На следующий день эта информация стала известна Олегу Павловичу. Он отдал распоряжение вновь уточнить траекторию астероида. Сейчас астероид находится от нас на расстоянии порядка восьмисот миллионов километров, это между Юпитером и Сатурном, и вероятность его попадания в Луну составляет пятьдесят пять процентов, а в базу «Восток» — восемнадцать процентов. Прошу высказываться по данному вопросу. — Орлов вновь обвел взглядом собравшихся в его кабинете людей.

— А как скоро, Олег Павлович, можно будет узнать наверняка — попадет этот астероид в «Восток» или нет? — Кедрин на мгновение вскинул глаза, затем вновь стал созерцать лежащий перед ним на столе лист бумаги.

— Практически в момент падения, Вадим Александрович. При такой скорости полета неточность в одну сотую секунду уже дает два километра. И эта непонятно от чего меняющаяся траектория астероида... Такое впечатление, что он как-то управляется.

— Этого не может быть!

— Увы, это так. — Министр стратегических исследований посмотрел на премьер-министра Павла Ивановича Короленко, так эмоционально воспринявшего его последние слова. — Каждый раз астероид обнаруживается не в том месте, где ему положено быть. Отклонение небольшое, но оно присутствует. То есть на него действует еще какая-то неучтенная нами сила.

— Что это за сила?

— Не знаю, господин президент. Это к науке.

Все взгляды устремились на академика Хохлова. Тот, смущенный всеобщим вниманием, встал и, промокнув платком лысину, неуверенно сказал:

— Э... я пока затрудняюсь сказать, что это за сила. Если, конечно, уважаемые специалисты из Центра управления межпланетными полетами все правильно считают.

— Что значит «если правильно считают»? — Министр стратегических исследований вступился за своих подчиненных. — Они считают, как нужно!

— Следовательно, какое-либо решение мы должны принять, не зная достоверно, попадет астероид в «Восток» или нет. Я правильно понимаю ситуацию? — Директор СБ перевел разговор в деловое русло.

— Абсолютно, — успокаиваясь, ответил Крутиков.

— Хорошо, допустим, мы примем решение в любом случае не допустить гибели гиперпространственного корабля. Как в принципе мы это можем сделать? — Павел Иванович Короленко поочередно смотрел то на министра обороны, то на министра стратегических исследований Крутикова.

— Пути два, — вступил в разговор министр обороны. — Первый путь — сбить астероид. Напомню всем вам, что Объединенной Русью, Объединенной Европой и Соединенными Штатами Америки разработан и реализован проект «Защита». По этому проекту у нас и в США на боевом дежурстве находится по одной ракете, оснащенной пятимегатонными боеголовками.

— И такой мощности вполне достаточно, чтобы уничтожить астероид?

— Так точно, господин президент. И следа не останется. Но есть одно но... — Круглов сделал паузу, — система «Защита» разрабатывалась... простите за тавтологию, для защиты от астероидов, скорость которых не превышает двадцати пяти километров в секунду. А тут почти двести.

— Поясните пожалуйста, Игорь Петрович, — коротко бросил Орлов.

— Дело в том, что ракеты из системы «Защита» догоняют объект. То есть при обнаружении потенциально опасного астероида ракета отлетает от Земли на расчетное расстояние, затем разворачивается, ускоряется и нагоняет астероид.

— Зачем так сложно? — Премьер-министр изобразил на лице недоумение.

— При скоростях сближения более десяти километров в секунду очень сложно попасть в объект, — начал давать пояснения Круглов. — Не забывайте, уничтожение происходит в космосе, где нет атмосферы, а следовательно, ударной волны. Поэтому боеголовка должна буквально попасть в объект, чтобы его уничтожить. Так как астероид — это просто кусок камня, такие поражающие факторы ядерного взрыва, как электромагнитное и радиационное излучение, на него не воздействуют. Световое излучение воздействует незначительно. Ну, оплавит его поверхность, а толку? Булыжник, он и есть булыжник.

— Следовательно, в данном случае система «Защита» нам не поможет? — Президент Объединенной Руси нервно забарабанил пальцами по столу.

— Я уже отдал распоряжение, и специалисты изучают возможность наведения нашей ракеты в лоб астероиду. Но не знаю... все-таки двести километров в секунду.

— А на этой ракете есть локатор? — Министр внутренних дел вопросительно посмотрел на своего коллегу.

— Есть, Вениамин Олегович, — ответил министр обороны. — Но он, скорее всего, не сможет нам помочь. Его назначение — автоматически наводить ракету на цель, а дальность — порядка тысячи километров. В нашем же случае эта тысяча километров пролетается астероидом менее чем за пять секунд. Система управления ракеты имеет определенную инерционность. То есть при подаче управляющего сигнала, например на один из рулевых двигателей, пройдет какое-то время, пока он включится, затем время необходимо, чтобы ракета отработала заданный маневр, и так далее. Так что если мы и остановимся на этом варианте, то подрывать заряд мы будем с Земли. За несколько минут до максимального сближения ракеты и астероида мы уточним это время и отошлем на ракету соответствующий сигнал.

— Так, с первым вариантом все ясно. А каков второй вариант? — Орлов привычно направлял ход заседания.

— Второй путь — эвакуировать в безопасное место «Прорыв», — тут же ответил министр обороны Круглов.

— Сборка «Прорыва» практически завершена, — вновь заговорил министр стратегических исследований, — причем некоторые операции сборки необратимы. Если стартовый жидкостной ускоритель мы еще сможем отстыковать, то что нам делать с ядерным реактивным двигателем, который приварен к гиперпространственному двигателю? Поэтому, чтобы эвакуировать «Прорыв» с «Востока», его придется кромсать по живому.

— Лучше задержать на несколько недель старт, чем остаться без корабля. — Массивные очки министра обороны вновь перекочевали из левого кулака в правый.

— Увы, Игорь Петрович. — Крутиков, откинувшись на спинку кресла, демонстративно тяжело вздохнул. — Резка по живому — это не самое страшное. Дело в том, что уже отъюстирован волновод гиперпространственного генератора гравитонов относительно продольной оси всего корабля. Как вы понимаете, такая операция делается только раз. В случае демонтажа корабля, а затем последующего его монтажа с необходимой точностью продольную ось корабля не восстановишь. Следовательно, генератор гравитонов можно выкинуть — второй юстировки он не допускает. Чтобы создать новый генератор, понадобится примерно полтора года и триллион рублей.

— Кроме того, — раздался тихий голос академика Хохлова, — уважаемые господа, смею вам напомнить, что день старта — тринадцатое августа — выбран не случайно, именно в этот день чудесным образом спаслись Борис Ковзан в двадцатом веке и его тезка уже в нашем, двадцать втором. И я еще раз повторю: синхронность событий — это реально существующий закон. И пренебрегать им мы не имеем права. «Прорыв» должен уйти в гиперпространство именно тринадцатого августа.

В малом зале совещаний воцарилась тишина. Первым нарушил ее директор Службы безопасности:

— Я понимаю, Олег Павлович, что трудно смириться с невозможностью эвакуации «Прорыва». Но все же я не могу не заметить, что, если бы разрабатывался двигатель по схеме, предложенной академиком Хохловым, таких трудностей у нас бы не было. Не правда ли, Сергей Павлович? — Кедрин перевел взгляд на академика Хохлова.

— Ну это... так сразу не скажешь. — Застигнутый врасплох неожиданным вопросом к нему, произнес академик. — Моя схема предполагает использование генератора гравитонов другой конструкции, не требующей юстировки его волновода, но я все детально, естественно, не прорабатывал, и вполне возможно, что и моя схема содержит какую-нибудь... бяку. — Проговорив это, Хохлов облегченно вздохнул.

— Вот именно. На чужом поле трава всегда сочнее, — буркнул Крутиков.

— Естественно, особенно если сравнивать ее с верблюжьей колючкой, — тут же отреагировал Кедрин.

— Господа, сейчас не время обмениваться скрытыми и явными упреками. — Президент Объединенной Руси вмешался в перепалку. — У всех бывают ошибки. По-моему, вы только вчера, Вадим Александрович, докладывали мне, что американцы смогли-таки узнать суть проекта «Пора».

В зале опять повисла тишина.

— Да, господа. К сожалению, это так. Поэтому сейчас у нас не должно быть никаких осечек. Целый и невредимый «Прорыв» должен стартовать строго по графику. И также вам напоминаю, что астероид весом несколько тонн со скоростью двести километров в секунду приближается к Луне. И может случиться так, что вот этих нескольких минут, которые мы потеряли на ненужные сейчас реплики, нам может и не хватить. Какие ваши предложения, Олег Павлович?

Министр стратегических исследований сделал решительный росчерк ручкой по бумаге:

— Сбивать, к ядреной фене!

— Эх, если бы эта ядреная феня еще бы и помогла ядерную ракету навести. Тогда бы вообще все было замечательно, — тут же прокомментировал предложение министра Кедрин.

— Тогда, что вы предложите, Вадим Александрович? — тут же отреагировал на реплику Кедрина президент.

— Насколько я понял из сегодняшнего обсуждения, у нас имеется только один вариант — попытаться уничтожить астероид с помощью системы «Защита», — не спеша начал говорить директор Службы безопасности.

Крутиков иронично хмыкнул.

— Также я понял, что и единственный вариант очень ненадежен, — спокойно продолжал Кедрин. — А скажите, Игорь Петрович, — неожиданно он обратился к министру обороны, — если попытаться его не уничтожить, а хотя бы отклонить его траекторию с помощью боевых лазеров? Насколько я помню, у нас имеется десять орбитальных боевых лазеров системы «Эшелон А».

— Для таких дел они маломощны. Они предназначены для прожига топливных баков ракет на расстоянии до тысячи километров. А тут сотни миллионов километров. На таком расстоянии лазерное пятно будет порядка нескольких сотен километров. Да и метровый камень — это не несколько миллиметров алюминиевого сплава топливного бака.

— С помощью лазеров можно довольно точно определить траекторию этого астероида, — неожиданно вмешался в разговор академик Хохлов. — Если луч лазера попадет в астероид, он его подсветит. Это можно сразу увидеть в телескоп. Время между включением лазера и вспышкой делим на два и умножаем на скорость света — вот вам довольно точное расстояние до астероида. Пару раз проделать такую процедуру, и его траектория у нас в кармане. Кстати, подсвечивая лазером астероид, можно довольно точно навести на него ракету. — Академик, не спеша, вновь вытер платком свою лысину.

— Если мы точно определим траекторию астероида и убедимся, что он падает на «Восток», мы тогда можем отвезти «Прорыв» хотя бы на километр от базы, — подал реплику Крутиков.

— Ты же только что утверждал, что «Прорыв» эвакуировать невозможно, — вспылил министр обороны, перейдя на «ты» и сжимая свои очки двумя руками.

— Я это утверждал, основываясь на информации, полученной от вас. — Чуть побледневший министр стратегических исследований говорил спокойно, подчеркнуто на «вы». — Вы же сами сказали, что до самого последнего мгновения падения астероида не можете точно рассчитать его траекторию. Если же мы рассчитаем орбиту с точностью хотя бы до полукилометра, то сможем вывезти «Прорыв» на транспортере на космодром, находящийся в километре от базы.

— На каком таком транспортере?

— На штатном, господин премьер-министр. На том транспортере, который и должен будет вывозить «Прорыв» на космодром. Не с базы же он будет стартовать, — откровенно язвительно закончил он.

— Сергей Павлович, — обратился Кедрин к рядом сидящему академику, — мы сможем с такой точностью посчитать траекторию этого чертового астероида?

— Трудно сказать, Вадим Александрович. Надо очень точно знать координаты орбитальной станции, с которой будет работать лазер в момент его включения, и координаты телескопа, который будет принимать сигнал. Кроме того, Игорь Петрович совершенно прав. На расстоянии около миллиарда километров диаметр лазерного пятна будет... примерно километров четыреста. Следовательно, на таком расстоянии и координаты астероида мы точнее этой величины посчитать не сможем. И еще многое другое. Но я думаю, что за несколько часов до падения мы будем знать координаты точки встречи астероида и Луны с точностью до сотен метров.

— Господа, так какое мы примем решение? — Президент Объединенной Руси обвел вопросительным взглядом присутствующих в зале.

— Извините, господин президент. Еще один вопрос, — произнес премьер-министр несколько смущенно. — А база «Восток» не сможет выдержать удар этого астероида? Простите, если мой вопрос показался глупым.

Все взгляды обратились к министру стратегических исследований — хозяину лунной базы.

— Павел Иванович, вопрос вполне здравый. — Олег Павлович Крутиков начал дипломатично. — При проектировании лунных баз в них закладывается определенная избыточная прочность на случай попадания метеорита. Но этот метеорит не должен превышать массу в один килограмм и его скорость должна быть не более двадцати километров в секунду.

— Иными словами, Олег Павлович, база может выдержать энергию точечного удара в двести миллионов джоулей? — быстро перемножив в голове необходимые цифры, спросил академик Хохлов.

— Совершенно верно, Сергей Павлович.

— А какова энергия этого астероида? — тут же за всех спросил премьер-министр.

— Ну, это можно легко подсчитать. Если это каменный метеорит, то его масса равна... — академик быстро нажал несколько кнопок в своем ноутбуке, — а его кинетическая энергия... — снова несколько нажатий кнопок, — порядка восьми на десять в тринадцатой степени джоулей. То есть в двести тысяч раз больше, чем может выдержать база.

— Мда... — неопределенно проговорил Кедрин, — не астероид, а чуть ли не ядерная бомба.

Гнетущую тишину, которая вновь возникла в зале, решительно рассеял министр обороны:

— Я предлагаю идти двумя путями. Первое — в срочном порядке оснастить нашу ракету системы «Защита» аппаратурой, способной наводить ракету на цель, подсвечиваемую лазерным лучом. Затем запустить эту ракету и попытаться уничтожить астероид. И второе — срочно подготовить «Прорыв» для эвакуации на транспортере и, в случае необходимости, эвакуировать корабль.

— Мы не успеем установить на ракету необходимую аппаратуру, — тихо проговорил Крутиков и тут же добавил чуть громче. — Не успеем, потому что ее у нас просто нет.

— Взять подобную с других систем, — не сдавался министр обороны.

— Все равно придется дорабатывать. Затем необходимо ее будет испытать. А у нас нет на это времени. Осталось всего сорок дней.

— Если мы уточним с помощью лазеров системы «Эшелон А» траекторию этого астероида, то мы довольно точно сможем вывести на него нашу ракету и взорвать ее боеголовку по радиокоманде, — предложил Хохлов.

— Это другое дело, — согласился Крутиков.

— Но позвольте! Эта ракета, так сказать, не совсем наша. Система «Защита» — это международная система, — неожиданно сказал молчавший до сих пор министр иностранных дел Панов.

Все посмотрели на министра. Тот на мгновение задумался, затем продолжил:

— В соответствии с международным законом о космической безопасности эту ракету мы можем применить лишь по резолюции ООН.

— У нас на нее не остается времени, — резко воскликнул Кедрин.

— А ее никто брать и не собирается, Вадим Александрович. — Президент Объединенной Руси, чуть прищурившись, посмотрел на Кедрина: — Что-нибудь придумаем для мировой общественности. В первый раз, что ли. А, Сергей Петрович? — и президент перевел насмешливый взгляд на министра иностранных дел.

— Конечно, придумаем, Владимир Сергеевич.

Все в зале рассмеялись.

— Подвожу итоги обсуждения, — выждав небольшую паузу, заговорил Орлов. — Министру обороны Игорю Петровичу Круглову поручается за два дня организовать при помощи системы «Эшелон А» точное вычисление траектории астероида. Также вам, Игорь Петрович, совместно с министром стратегических исследований Олегом Павловичем Крутиковым поручается подготовка ракеты системы «Защита» к пуску с обеспечением подрыва ее боеголовки по радиокоманде. Вам, Олег Павлович, кроме того, поручается ускорить работы, обеспечивающие возможность эвакуации корабля «Прорыв» на космодром базы «Восток». Ну, а мы с Павлом Ивановичем берем на себя запудривание мозгов мировой общественности. Собираемся через два дня в это же время. Вопросы есть?

— Мне тоже приходить? — Хохлов вопросительно смотрел на президента.

— Естественно, Сергей Павлович. Вы хоть и не член Совета безопасности, но в данном случае вы незаменимы. Еще вопросы?

— Ну, это скорей не вопрос, а пожелание, — произнес Панов. — Может, через два дня Игорь Петрович нам скажет, что этот астероид пролетает мимо.

— Что, Сергей Петрович, не хотите принимать участие в запудривании мозгов мировой общественности? — весело спросил Орлов.

Все вновь рассмеялись. Когда смех утих, тихо заговорил академик Хохлов:

— Если мои предположения о физической сущности гиперпространства верны, то этот необычный астероид не пролетит мимо «Востока». Если хотите, то это нам испытание на зрелость. Последний экзамен Бога.

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

23 мая 2190 года. Воскресенье. 20.15 по СЕВ.

Факс с легким жужжанием выплюнул из себя листок бумаги. На фирменном бланке Министерства стратегических исследований — буквы МСС, поддерживающие земной шар, — бесстрастно значилось:

Совершенно секретно

Начальнику лунной базы «Восток»

полковнику С. П. Богомазову

Предписываю Вам срочно разработать план-график по обеспечению транспортировки корабля «Прорыв» на космодром базы. Готовность к транспортировке обеспечить к 24-00 по СЕВ 01. 07. 90 г. План-график представить на утверждение к 16-00 по СЕВ 01. Об. 90.

Министр стратегических исследований

О. П. Крутиков

Начальник Управления космических исследований генерал-лейтенант

В. И. Сидорук.

«Так, если до сих пор сборочные работы на базе шли в темпе спокойного вальса, то с завтрашнего дня это уже будет быстрый фокстрот». Чертыхнувшись про себя, начальник лунной базы «Восток» нажал кнопку экстренного вызова ведущих специалистов.

Земля. Сто двадцать километров над Памиром.

Космическая орбитальная станция «Эшелон А7».

26 мая 2190 года. Среда. 4.10.

Звезды безмолвно отразились в бронированном стекле иллюминатора. На этом видимая жизнь орбитальной станции замерла. Бесстрастно выплюнутая через антенну в космос серия цифр высветилась на мониторе в Центре управления космическими военными объектами в виде сообщения: «Объект "Эшелон А7" нацелен. Расчетное время активации 4:15». В правом верхнем углу монитора высветился обратный отсчет: «100». Чуть ниже вспыхнула надпись: «Введите код разрешения на активацию». Коротко взвыла сирена. Человеческие пальцы сделали несколько уверенных нажатий на клавиатуре компьютера. Его монитор тут же откликнулся строчкой: «Код разрешения принят. Активация разрешена».

«70... 60... 50» — цифры бесстрастно появлялись и исчезали на мониторе, неуклонно приближаясь к нулю.

«40... 30... 20» — в огромном теле станции бесшумно открылись клапаны. И два газа, сжатые огромным давлением в специальных баллонах, с радостным шипением устремились по газопроводам, чтобы пару мгновений спустя, пройдя специальные сопла, смешавшись, заполнить громадную камеру.

«00:00» — одновременно с нолями во весь экран вспыхнуло красным цветом: «АКТИВАЦИЯ».

И в тот же миг в камере вспыхнула яркая нитка электроразряда, которая, словно выстрел в горах, сорвала лавину химической реакции. Атомы двух газов, как в экстазе, сливались в единое целое — кванты света, которые, отразившись от зеркал, дружным единым лучом устремлялись в глубины космоса.

В Центре управления монитор равнодушно высветил: «Активация прошла успешно. Параметры луча в норме».

... Невидимый для человеческого глаза инфракрасный луч, пронзая вакуум, несся к далекой цели. Через сорок три минуты он был в районе Юпитера, а несколько секунд спустя уже оставил позади гигантскую планету и устремился к цели. Но две песчинки — луч и астероид — разминулись в огромном чреве Вселенной. Невидимый посланец людей все так же несся по холодному, безмолвному космосу, не встречая никакого сопротивления. Пару часов спустя, постепенно расширяясь, он покинет пределы Солнечной системы и устремится к далеким звездам. Его кванты долго-долго будут блуждать по Вселенной, постепенно, один за другим поглощаясь космической пылью, астероидами, планетами, звездами.

Телескоп на орбитальной станции «Ньютон» напрасно всматривался в участок неба, куда устремился инфракрасный луч. Там все так же холодно светили знакомые звезды и не вспыхнуло никакой новой звездочки.

И вновь бесстрастный электронный мозг, теперь уже «Ньютона», выждав необходимое, по его меркам, бесконечно долгое время, послал серию цифр на Землю.

— Луч в объект не попал, — взглянув на монитор, тут же по громкой связи сообщил сидящий перед ним человек.

— Произвести следующую активацию. Мощность импульса — двадцать процентов от номинальной. Квадрат прицеливания А2. — Начальник Центра управления космическими военными объектами на лежащем перед ним листке бумаги зачеркнул квадратик с надписью «А2».

И вновь в ста пятидесяти километрах над Землей, не спеша, поворачивалась огромная серебристая туша орбитальной станции системы лазерного перехвата ракет. И вновь, возбужденные вспышкой электроразряда, газы выплескивали в бездонный космос инфракрасный луч. И вновь этот луч бесшумно и стремительно пронзал толщу пространства, несясь навстречу далеким звездам...

Лишь с пятой попытки в квадрате с условным обозначением «В2» на миг вспыхнула инфракрасная «звездочка» — несущийся со скоростью света, превратившийся на таком расстоянии в шестисоткилометровое пятно луч с маху окатил темный метровый булыжник, на миг облагородив его до «звезды». Но этого мига хватило, чтобы метровое зеркало «Ньютона» уловило слабую, невидимую даже в сильный инфракрасный бинокль вспышку. Еще через секунду компьютер на Земле, обработав полученную информацию, высветил людям на монитор координаты несущегося в их сторону грозного небесного посланца. Еще через два часа тот же компьютер, уже имея несколько точек траектории этого космического локомотива, учтя притяжение Солнца, Земли и Луны, высветил его расчетный пункт назначения.

Начальник Центра управления космическими военными объектами генерал-майор космических войск Олег Николаевич Лыжко в юности закончил пажеский корпус при Президенте Объединенной Руси, где раз и навсегда ему привили иммунитет от сквернословия. Поэтому, увидев на мониторе результат вычислений компьютера, он лишь выдохнул:

— Е-мое!

«Вчера, двадцать шестого мая, с ракетного полигона "Южный" (г. Ленинск, Казахстан) была запущена ракета "Кедр-М". Цель запуска — испытания новой головной части, предназначенной для разрушения высокоскоростных природных космических тел (астероидов). Ее разработка проводилась в рамках программы модернизации системы Международной космической безопасности "Защита"».

(Газета «Взгляд». 27 мая 2190 г.)

«Как нам стало известно из достоверного источника, объявленный русичами пуск ракеты "Кедр-М", якобы для испытания новой головной части, разработанной в рамках программы модернизации системы Международной космической безопасности "Защита", преследует совсем иные цели. Пожелавший статься неизвестным один высокопоставленный чиновник из администрации Белого дома утверждает, что фотографии, полученные при помощи военного разведывательного спутника "Cyclops", убедительно доказывают, что русичи на самом деле произвели пуск ракеты СС-50 (в печати она более известна под названием "Бегемот"), входящей в систему "Защита". (Напомним нашим читателям, что система "Защита", кроме всего прочего, включает две ракеты СС-50, находящиеся, вернее, находившиеся, на ракетном полигоне "Южный" и "Protector-5" на мысе Канаверал, США.) Согласно международному договору, пуск этих ракет производится при обнаружении реальной угрозы падения на Землю крупных астероидов и осуществляется только с санкции Совета безопасности ООН. Таким образом, русичи в очередной раз грубо нарушили международные соглашения. Тот же высокопоставленный чиновник из администрации Белого дома сделал предположение об истинной цели этого запуска. Дело в том, что русичи в обстановке строгой секретности готовят запуск гиперпространственного корабля. Отдельные части этого корабля уже изготовлены и доставлены на лунную базу "Восток" — крупнейший в мире завод по сборке космических кораблей. И вот именно на эту базу с огромной скоростью несется небольшой (порядка метра в диаметре) астероид, влетевший в нашу Солнечную систему в конце июня прошлого года. Расчетный срок его возможного падения на Луну — 1 июля этого года. Сейчас вероятность попадания астероида в базу русичей специалисты НАСА оценивают примерно в семнадцать процентов. В принципе, можно было бы и рискнуть, все-таки семнадцать — это не сто процентов. Или, по крайней мере, попытаться по частям эвакуировать гиперпространственный корабль. Но русичи не хотят ни рисковать, ни эвакуировать корабль. Они предпочли ядерным взрывом в двадцать пять мегатонн попытаться разрушить астероид, обманывая при этом мировое сообщество, нарушая международные законы и рискуя этим инициировать против себя международные политические и экономические санкции. Что же заставляет поступать так русичей? Ведь они даже не попытались получить санкцию Совета безопасности ООН на пуск. Ответ прост и ясен: гиперпространственный корабль. Официально обращаясь за разрешением в Совет безопасности ООН, русичи вынуждены были бы признаться, что втайне от всех разработали и построили гиперпространственный корабль.

Но что заставило русичей под покровом секретности разрабатывать этот проект? Следует напомнить нашим читателям, что все предыдущие пуски гиперпространственных кораблей (двух международных и по одному кораблю русичей и американцев) окончились неудачей. Корабли либо взрывались во время перехода в гиперпространство, либо бесследно исчезали в нем. Нет нужды доказывать, какие огромные преимущества получит страна, которая первой сумеет освоить технологию гиперпространственных перемещений. Если Англия в XVI-XIX веках носила гордый титул владычицы морей, то такая страна по праву будет носить титул владычицы Вселенной. Она может стать обладательницей львиной доли всех ресурсов Вселенной! Ведь, согласно нью-йоркской Конвенции по освоению дальнего космоса, владельцем половины территории любого природного космического тела (сюда включаются планеты, астероиды и кометы) является страна, представители которой первыми создадут на нем свои базы. И пока остальные страны будут копошиться в пределах Солнечной системы, стреноженные огромными расстояниями до других звезд, эта страна стремительно (быстрее скорости света!!!) будет распространять свое влияние по Вселенной. И вот на роль этой страны рвется Объединенная Русь. Этим объясняются и строгая секретность (на что русичи, как известно, великие мастера), и нежелание ни в малейшей степени рисковать или оттягивать сроки пуска. Без преувеличения можно сказать, что русичи одним махом хотят вырваться в безусловные лидеры нашей цивилизации.

В свете всего вышеизложенного все действия русичей выглядят абсолютно логичными. Теперь остается только выяснить, как на это отреагируют два других мировых монстра — США и Китай. Чем они ответят на вызов русичей?»

(Из статьи «Русичи: Прыжок в лидеры?» Газета «Нью-Йорк Тайме». 28 мая 2190 г.)

Рим. Ватикан. Площадь Святого Петра.

29 мая 2190 года. Суббота. 10.15 по СЕВ.

Весеннее солнце заливало яркими лучами купол собора Святого Петра. И словно гимн создателю прекрасного мира в бездонную, звонкую высь неслось:

— Не бойтесь! Откройте, распахните двери Христу! Тот, кто дарует себя Ему, получает во сто крат больше. Да, откройте, распахните двери Христу — и вы обретете настоящую жизнь.

Слова неслись над головами тысяч людей и взмывали высоко в небо. И тысячи глаз были обращены в одну сторону — к окну на третьем этаже апостольского дворца, из которого Папа Римский Павел IX произносил речь.

Давно прошли тяжелые для христианства времена, когда его приверженцы скрывались от гонений римлян. Но кануло в Лету и время, когда христианство было государственной религией.

К концу двадцать второго столетия наступили новые времена, которые принесли новые напасти. Стало очевидно, что христианство становится единственной силой, способной дать отпор экспансии ислама и других восточных религий.

И одним из духовных лидеров борьбы Запада за свое выживание стал Папа Римский Павел IX. Этот сухонький, небольшого роста, пожилой человек своими страстными, наполненными нестерпимой болью за веру Христову проповедями, казалось, совершил невозможное — приостановил сползание европейцев в смертельное для них лоно других религий. Сползание, грозившее вот-вот перерасти в стремительное падение.

Были и те, кого раздражал растущий авторитет понтифика. Но тщательно спланированные покушения на него словно наталкивались на невидимую, но могущественную силу, оберегавшую «раба рабов Божьих».

— Не надо отчаиваться. Разве в истории не было времен, когда Господь подвергал еще более суровым испытаниям рабов своих?

Последние слова облаченный в желтые одежды понтифик буквально выкрикнул, и, усиленные электроникой, они обрушились на стоявших внизу людей. Папа Римский, он же «наместник Иисуса Христа», он же «наместник Бога на Земле», стал поднимать руки для приветствия. И тысячи рук в едином махе взметнулись вверх, приветствуя своего пастыря. Лишь одна рука осталась неподвижной. Указательный палец плавно спустил курок. Раскаленные газы легко толкнули маленькое плотное тельце по цилиндрическому каналу и, разогнав, устремили его к цели...

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Кремль. Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси.

29 мая 2190 года. Суббота. 12.30 по местному времени.

Лицо Кедрина на экране видеофона выглядело бесстрастным. Но, едва взглянув на него, Орлов понял — что-то случилось. И тут же, пресекая дальнейший бег президентской мысли, директор Службы безопасности произнес:

— Господин президент, пятнадцать минут назад в Ватикане на Папу Римского совершено покушение. Он ранен и только что доставлен в госпиталь. Его состояние пока неизвестно. Стрелявший тут же взорвал себя. Количество жертв уточняется.

Орлов размышлял несколько мгновений. Общая обстановка в мире, и в Европе в частности, диктовала единственное решение.

— Приведи свои службы в повышенную готовность. Любые волнения, как со стороны мусульман, так и со стороны христиан, пресекать.

— Слушаюсь.

Энергичное нажатие кнопки разделило экран надвое, и на второй половинке сразу возникло лицо министра внутренних дел.

— Вениамин Олегович, только что совершено покушение на Папу Римского. Я приказал Вадиму Александровичу перевести его службы в повышенную готовность. Вам — то же самое. Вместе в срочном порядке обсудите возможные сценарии событий и взаимодействие их между собой. Основное условие — не допустить массовых волнений. Обстановку в мире вам, надеюсь, объяснять не надо. Особое внимание Дальнему Востоку. К сожалению, сейчас мир расколот по принципу: христиане и все остальные. Потенциальных организаторов беспорядков изолировать. Под любым предлогом. Запомните — с вас я спрошу за беспорядки, а не за... Ну, вы поняли?

— Так точно, — одновременно ответили силовики.

— В пятнадцать ноль-ноль оба на доклад ко мне.

— Слушаюсь, — вновь синхронно прозвучало в ответ.

Президент Объединенной Руси выключил видеофон и еще несколько секунд смотрел в потухший экран. Ему вдруг вспомнился виденный еще в далеком детстве фильм. Вернее, не фильм, а лишь маленький эпизод.

На боевой колеснице времен Александра Македонского главный герой уходит от погони по горной дороге. Крутой поворот, и камера крупным планом показывает, как колесо все ближе и ближе смещается к краю обрыва. Вот оно на самом краю. Вот уже половина колеса зависла над пропастью... Мальчик Володя Орлов сидел, вжавшись в кресло, а перед глазами мелькали, слившись в круг, спицы колеса. Сильная мужская рука уверенно хлестнула лошадь, решительно дернула вожжи, и опасный поворот был пройден...

«Нет, я не допущу скатывания страны в пучину войны. Русь — европейская страна. Вся — от Калининграда до Владивостока. А кто с этим не согласен... получит кнутом. Если надо, я сумею больно дернуть вожжами».

Китайская Народная Республика. Пекин. Чжуннаньхай.

Рабочий кабинет Председателя Китайской Народной Республики Ли Чжаосина.

31 мая 2190 года. Понедельник. 16. 15 по местному времени.

Длинный светло-коричневый стол пересекал огромный кабинет и с маху упирался в стену с висящим на ней портретом величественного старика. Если бы на кабинет можно было взглянуть с массивной хрустальной люстры, свисавшей с высокого потолка, то стол показался бы светло-коричневой дорожкой, ведущей к портрету. Мужчина в строгом черном костюме и красном галстуке сидел во главе стола под портретом старика. Двое других, одетых в военную форму, располагались с двух сторон стола. Шитые золотом погоны и пышные аксельбанты указывали на высокие воинские звания этих людей.

— Ху Цзиньтао, вы видели эту статью? — Мужчина в штатском взял лежавшую перед ним газету и легким движением подтолкнул ее к сидящему справа военному.

Тот, скользнув взглядом по ее первой странице, согласно кивнул головой:

— Да, товарищ председатель.

— А почему я узнаю, что русичи готовят гиперпространственный полет не от своего министра государственной безопасности, а из какой-то газетенки американцев? — Хотя вопрос был произнесен спокойным тоном, но подтянутый, моложавый военный с легкой сединой на висках, отчетливо побледнел.

— Господин председатель, — глухим, напряженным голосом произнес он, — я признаю свою личную вину. Русичи оказались хитрее меня. Чтобы скрыть постройку гиперпространственного корабля, они по всевозможным каналам запустили дезинформацию, что строят космический военный корабль-авианосец для базирования ракетопланов. Под прикрытием этой легенды они настолько засекретили свои работы, что и близко подступиться было невозможно. А для уменьшения рвения чужих разведок они время от времени весьма умело организовывали утечки «важной информации».

— Что-то ты сейчас весьма уверенно расписываешь действия русичей. Почему же ты их не разгадал?

— Я это понял, когда ознакомился с этой статьей. — Моложавый военный кивнул головой в сторону газеты.

— Уважаемый Чэнь Шуйбян, — председатель Национального собрания Китая повернул голову к другому человеку в военной форме, — чем нам может грозить то, что русичи первыми проникнут в гиперпространство?

— Уважаемый господин председатель, чтобы правильно и всесторонне ответить на ваш вопрос, необходимо знать, что подтолкнуло русичей к этому. Как известно, Запад и русичи потерпели полное фиаско при попытках проникнуть в гиперпространство, полагаясь лишь на свою техническую мощь и знания. И если русичи вновь уповают на это, то их попытка обречена на неудачу. — Второй военный был стариком. Форма на его полной невысокой фигуре сидела мешковато. Глубокие и частые морщины избороздили его лицо. Крупная голова была абсолютно лысой, усыпанной старческими пигментными пятнами.

— Ху Цзиньтао, ты, конечно, не сможешь предоставить уважаемому Чэнь Шуйбяню необходимую информацию? — Тон вопроса скорее был утверждающий.

Моложавый военный побледнел еще больше:

— Нет, товарищ председатель.

B кабинете воцарилась напряженная тишина.

— Товарищ Ли Чжаосин, — прервал ее старик, — в газете не говорится, что русичи готовят пилотируемый полет в гиперпространство. А без человека это наверняка обречено на неудачу.

— Я ценю, что столь уважаемый и известный человек, как вы, пытается защитить своего младшего товарища. Но товарищ Ху Цзиньтао допустил ошибки. А так как пост, который он занимает, очень высок и ответствен, то и вред, нанесенный нашей стране, вследствие его ошибок, тоже велик.

— Я готов понести любое наказание за свои ошибки, — тут же твердо отчеканил бледный Ху Цзиньтао, сидящий словно по стойке «смирно» — не касаясь спиной спинки стула — и неподвижно смотрящий перед собой.

— Это похвально, что товарищ Ху Цзиньтао осознает свои ошибки, но я вас вызвал не для того, чтобы определять степень вины и наказание. — Ли Чжаосин сделал паузу и обвел взглядом неподвижных, словно каменные статуи, военных. — Я вас собрал для того, чтобы решить, вносить ли нам коррективы в нашу программу запуска гиперпространственного корабля «Путь к Дао». А степень вины и меру наказания можно определить и позднее, — через паузу добавил он.

— Я уже сказал, товарищ председатель, что если русичи готовят беспилотный пуск, то они обречены на неудачу.

— А если не так? Американцы могли или не знать, или скрыть эту информацию. Допустим, русичи готовят пилотируемый полет. Что по этому поводу думает наш уважаемый ученый Чэнь Шуйбян?

Старик в военной форме, сцепив прямо перед собой пальцы рук, несколько мгновений думал.

— Когда четыре года назад, — начал он, — я изложил свою точку зрения на проблему гииерпространства вам, уважаемый Ли Чжаосин, я был уверен, что гиперпространство — это и есть, так сказать, физическая сущность великого Дао, Всеобщего Закона и Абсолюта. И полет в гиперпространство будет первым шагом на пути слияния нашего народа с Дао и достижения истинного бессмертия. Истинного, а не мнимого, которое практикуется на Западе. И которое мудро отвергнуто нашим народом.

— А сейчас вы так не считаете, уважаемый Чэнь Шуйбян? — резко, сухо прозвучало в огромном кабинете.

Чэнь Шуйбян спокойно посмотрел в глаза председателю Национального собрания Китая и все так же неторопливо продолжил:

— Я и сейчас считаю, что гиперпространство — это материальное проявление Дао.

— Дао?

— Видите ли, уважаемый Ли, — старик мимоходом показал, что считает себя равным председателю Национального собрания многомиллиардного Китая, назвав того просто по имени, — все, что существует в этом мире, включая и американцев и все другие народы, необходимо, чтобы образовать гармонию.

— Но у них другая религия. Или вы считаете, уважаемый Чэнь Шуйбян, что их концепция сотворения мира и управления им более верна, чем наша?

— Нет, я считаю, что учение о Дао наиболее близко к истине.

— И как же эта истина отреагирует на то, что первым к ней прилетел, допустим, христианин?

— Истина, создавшая этот мир и законы этого мира, всемогущественна. А всемогущество, я думаю, снисходительно ко всему более слабому.

— То есть, уважаемый Чэнь Шуйбян, вы сейчас хотите сказать, что любая нация, представитель которой первым проникнет в гиперпространство, получит преимущество? — Вопрос был задан спокойным, почти равнодушным голосом, но казалось, в кабинете вновь сгустилась напряженная тишина.

Голос наконец заговорившего Чэнь Шуйбяня словно пробивался сквозь липкое, вязкое напряжение:

— Нет, товарищ председатель, я хочу сказать, если человек, попавший в гиперпространство... точнее, прикоснувшийся к Великому Дао, не будет отвечать его требованиям, то Дао просто отправит его обратно в этот мир, — быстро, взволнованно, горячо закончил ответ Чэнь Шуйбян.

— Так, — через паузу проговорил Ли Чжаосин, — значит, настолько я понял из вашего ответа, если даже русичи и готовят пилотируемый полет в гиперпространство, то никаких практических результатов он им не принесет.

— Совершенно верно, товарищ Ли... — и мгновение спустя поспешно: — Чжаосин.

— Что ж, вы меня успокоили, уважаемый Чэнь Шуйбян, — хозяин кабинета улыбнулся ученому, — но это не означает, что мы будем сидеть сложа руки. — Вновь спокойный, бесстрастный взгляд уперся в бледного, неподвижного Ху Цзиньтао. — Товарищ Ху Цзиньтао должен исправить допущенные им ошибки. Он должен в течение двух недель выяснить, какой полет готовят русичи. И если выяснится, что полет все-таки пилотируемый, то товарищ Ху Цзиньтао должен разработать план, по которому полет станет непилотируемым, если, конечно, об этом за нас не позаботится астероид. Не следует возмущать Дао не совсем подготовленными визитерами. И надеюсь, товарищ Ху Цзиньтяо не забыл, что он несет личную ответственность за выполнение наших мероприятий, связанных со вчерашним покушением на Папу Римского. — Лицо председателя КНР было, как всегда, бесстрастно.

Великий старик все так же спокойно, как и подобает истинному даосу, смотрел на сидящих внизу людей.

Франция. Париж. Площадь Святой Девы Мариам.

1 июня 2190 года. Вторник. 11.26 по СЕВ.

— Свобода или смерть, — громко и яростно прозвучало на площади, и толпа устремилась к серой громаде собора.

Сотни людей пали, остановленные стремительным, раскаленным металлом. Но столько же сумели преодолеть смертельно опасные метры и ворваться сквозь разбитые ворота внутрь собора. Метр за метром, расчищая перед собой дорогу огнем и металлом, христиане отвоевывали свою святыню у мусульман.

Построенный еще в середине двенадцатого века собор в начале двадцать второго был захвачен мусульманами, когда в Елисейском дворце обосновался президент-мусульманин. Колесо совершило поворот в десять веков, и одна религия сменилась другой. Крест уступил место полумесяцу.

Бой уже кипел у подножия двух башен, на вершине собора. На небольшом клочке тверди люди сошлись врукопашную. Пощады никто не просил. Бесполезно. Остервенение, вызванное возможной близкой смертью, кровью, гибелью товарищей, многократно усиленное религиозной непримиримостью, достигло апогея. Даже умирающий норовил вцепиться во врага и увлечь его собой в сорокаметровую пропасть.

А над головами убивающих друг друга людей скрестились невидимые радиолучи — в высших эшелонах власти сильные мира сего принимали решение.

— Господин президент, атакующие достигли башен и шпиля стрелы.

— Рашид, ты сможешь эвакуировать оставшихся мусульман вертолетом?

— Постараюсь, господин президент. Но... — Министр внутренних дел Рашид замялся.

— В чем дело?

— Христиане вооружены гранатометами и могут сбить вертолет.

— Тем хуже для них, — последовало мгновенно. — Выполняй.

В какофонию стрельбы, криков, стонов поначалу почти неслышно вползло стрекотание. С каждой секундой оно разрасталось, и вот уже мощный вертолетный гул перекрыл все звуки. Сильные струи воздуха пригибали к земле людей, бросали им в лица клубы пыли. У вертолета, зависшего над левой башней, в днище распахнулся огромный люк, и оттуда на тросах выскользнула эвакуационная площадка. Стрельба смолкла. Над примолкшими людьми зависли еще два вертолета, хищно опустив носы. Приняв на борт людей, вертолет медленно переместился и завис над другой башней. И вновь в черных провалах дула пулеметов и блеск ракет в подвесках. Пластиковая птица уже зависла над шпилем стрелы. Через специальный люк его защитники прыгают на эвакуационную площадку. Один, второй, третий... Последний... И в тот же миг с земли взвилась противотанковая ракета. Перечеркнув голубое небо черной полосой, она нырнула в раскрытый зев вертолета... Словно огромное животное, вертолет грузно осел прямо на шпиль. Раздался треск, и вместе со шпилем, все больше и больше разгораясь, машина рухнула на площадь. Последнее средство спасения превратилось в братскую могилу. Крики сгорающих заживо людей еще несколько минут отражались от безучастной серой громады собора.

Оставшиеся два вертолета, неподвижно повисев несколько мгновений, круто, боевым разворотом взмыли вверх и растворились в небе, все так же переполненном радиоволнами:

— Господин президент, они сбили эвакуационный вертолет.

— Что ж, значит, они напали на государство. А уважающее себя государство обязано дать отпор агрессору. Рашид, задействуй подразделение «Тигр». А собор, нашу святыню, необходимо очистить от неверных. Любой ценой очистить, слышишь, Рашид, любой.

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси.

1 июня 2190 года. Вторник. 13.35 по местному времени.

— Докладывайте, Вадим Александрович, ваши итальянские коллеги уже вычислили личность человека, покушавшегося на Папу? Я думаю, что это был биоробот. Угадал?

— Нет, господин президент, судя по останкам, это был человек. Да и как бы робот прошел через детекторы «Горгоны»? Не уловив излучения головного мозга, она тут же подняла бы тревогу.

— А как же ваша прославленная «Горгона» пропустила оружие?

— Как установили итальянцы, у нападавшего вместо лучевой кости правой руки был вставлен биопротез — выращенная из клеток этого человека кость, но полая внутри. И все остальные детали этого в буквальном смысле ручного оружия также были выращены из клеток все того же человека. Включая пулю.

— А порох?

— Специальная жидкость на основе крови, так же как и взрывное устройство. Можно сказать, что все тело стрелявшего представляло собой бомбу. Обнаружить такое оружие пока не представляется возможным.

— М-да, наука движется семимильными шагами, твою мать. — Сидящий напротив Кедрина президент сердито забарабанил пальцами по столу. — Надо же, у стервеца был в запасе один выстрел. И не промахнулся.

— Папу спасло чудо. Особой подготовки стрелку не требовалось. Ему надо было просто выстрелить в сторону окна. Пуля была наводящаяся лазерным лучом. Лазер, по видимости, был установлен на одном из спутников.

— Чей спутник? — В голосе президента послышался металл.

— Время работы лазера было менее секунды, приборы засекли излучение, но точно параметры вычислить не успели. Среди потенциально возможных спутников: китайский, французский, два японских, два арабских — Саудовской Аравии и Сирии, американский и... и наш, господин президент. — В ответ на недовольный взгляд Орлова директор Службы безопасности виновато развел руками. — Мы великая страна, господин президент, и обязаны быть в любой точке.

— Это же надо так синхронизировать операцию. — Голос президента стал мягче.

— На месте взрыва нашли остатки высокоточного атомного хронометра. Прибор пискнул или кольнул, не знаю, человек поднял руку, сжал, к примеру, кулак, оружие выстрелило. Одновременно включился лазер, заранее, с помощью оптики, наведенный на Папу, и пуля пошла по лазерному лучу. Повторяю, Папу спасло чудо.

— Бог отвел?

— Бог отвел, — серьезно подтвердил директор Службы безопасности.

— Значит, Бог на нашей стороне, христианской, — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал Орлов.

— Бог на стороне справедливости.

— Ну, насчет последнего, Вадим Александрович, можно подискутировать. Скорее, Бог на стороне целесообразности.

Кедрин неопределенно пожал плечами.

— Надо скорее запускать «Прорыв», — после паузы сказал президент. — Не знаю, как вы, а я иногда буквально кожей чувствую, как западная цивилизация приближается к краю пропасти. И поистине без Божьей помощи нам не выкарабкаться. Восток теснит Запад словом и огнем.

— Господии президент, — по громкой связи раздался голос секретаря. — Игорь Петрович Круглов просит срочно с вами связаться.

— Соединяйте.

— Господин президент, включите наш Первый канал. — Волнуясь, министр обороны сжимал свои очки в кулаке словно гранату.

... На огромном плазменном экране боевые вертолеты расстреливали толпу.

— Вернее, огнем и словом, — наконец заговорил президент. — Господа, напоминаю, Русь — христианская страна, и я требую от вас сохранения существующего статуса, — и после паузы: — Любой ценой.

Франция. Париж. Площадь Святой Девы Мариам.

1 июня 2190 года. Вторник. 11.40 по СЕВ.

Вертолеты над собором появились внезапно, вернее, сначала появился страх. Мощные генераторы инфразвуковых волн, установленные на вертолетах, работали на полную мощность.

Объятые животным ужасом, люди выбегали из собора, кто был на крыше, прыгали вниз. На вертолетах заработали пулеметы. Безжалостная электроника, сканируя по окружности, высматривала все движущееся. Все, что было крупнее кошки, подлежало уничтожению. Минуту спустя на площади перед собором остались только убитые и раненые. Сделав контрольный круг, вертолеты исчезли так же внезапно, как и появились.

— Господин президент. Собор Святой Девы Мариам очищен от бунтовщиков.

— Спасибо, Рашид. Контролируй ситуацию и в городе, и в стране. Не допускай больше подобных эксцессов.

— Слушаюсь, господин президент.

«Господи наш! Не уклоняй наши сердца после того, как Ты вывел нас на прямой путь, и дай нам от Тебя милость: ведь Ты, поистине, — податель!» Опустившись на молитвенный коврик, президент Франции истово молился своему богу.

Объединенная Русь. Украина. Киев.

4 июня 2190 года. Пятница. 18.30 по местному времени.

— Братья и сестры! Близится час расплаты человечества за его грехи перед Богом! — Клокочущие слова взлетали под высокий купол и, усилившись, обрушивались на стоящих внизу людей. — Скоро вострубят медные трубы, и сам Господь в окружении ангелов вступит на нашу грешную землю. И каждый, слышите, каждый будет держать перед Ним ответ. Никто не избежит Божьего суда. И тогда восторжествуют правда Бога и справедливость от Бога. Праведники получат жизнь вечную, а грешники — страшное наказание. — Туго натянутая струна гнева и уверенности, издав последний звук, лопнула. Купол храма, будто приподнявшийся над этим яростным фонтаном человеческой страсти, теперь, казалось, вот-вот был готов обрушиться на головы людей. Секунда, другая... — Но этой страшной участи можно избежать. — Эти тихо произнесенные слова пронеслись словно освежающий бриз в раскаленной пустыне, оставляя за собой всеобщий, в едином порыве вздох облегчения. — И путь спасения только один — искренне поверить в Бога. Другого пути нет. Но верят ли в Бога те, кто стремится получить вторую жизнь по решению машины? Делая это, они совершают тяжкий грех. Ведь машина не есть творение Божье, а есть происки сатаны.

Но говорить, что веруешь во Христа и верить в него — это разные вещи. Надо делами доказывать Господу свою веру Надо совершать угодные Богу поступки. И уже тысячи людей поняли это. Поняли это и вы, мои братья и сестры, раз пришли сюда, в храм. Вы пришли к Господу, чтобы показать Ему, что верите в вечную жизнь от Него. — Спокойный бриз стал нарастать. — От Него, а не от этого порождения сатаны — Главного Компьютера. И сейчас вы докажете свою веру в Господа. Вы снимете с себя этот знак сатаны, которым он метит нас, пытаясь отвратить от Бога. Долой чип сбора информации! Долой «надсмотрщика»!

Через пятнадцать минут бурление человеческой страсти под сводами храма затихло. Люди, приложившись губами к руке священника и получив от него благословение, через дверь, по галерее переходили в специально оборудованную медицинскую лабораторию. Там за считанные минуты из мозга удалялся крошечный сгусток электроники, и отныне человек в вопросе бессмертия мог полагаться лишь на Бога. Обратной дороги не было.

Храм постепенно пустел — одни уходили через дверь в медицинскую лабораторию, другие, еще не сделавшие окончательный выбор, просто покидали храм.

— Батюшка, мне нужен ваш совет, — неожиданно услышал отец Сергий.

Молодой мужчина смиренно смотрел на него.

— Конечно, брат мой. — Отец Сергий сделал успокаивающий жест двум охранникам, затерявшимся в толпе прихожан. — Подожди, сейчас разойдутся люди, и я выслушаю тебя.

Когда храм опустел, отец Сергий отвел молодого человека в притвор.

— Так какой тебе нужен совет, брат мой?

— Батюшка, я верю в Бога, но сейчас не могу снять этого проклятого «надсмотрщика». Хочу, но не могу!

— Почему? Что тебе мешает?

— Через неделю я вылетаю в Нью-Йорк. Меня приняли в Главное техническое управление ООН.

— Брат мой, — после паузы проговорил отец Сергий, — я не вижу связи между твоей работой в светском учреждении и невозможностью снятия чипа сбора информации.

— Но как же, батюшка! Ведь Главное техническое управление ООН обслуживает Главный Компьютер. И, по правилам, к нему не допускают людей без «надсмотрщика».

— То есть людей, которых он не может контролировать?

Молодой человек энергично кивнул головой.

— Но если ты искренне веришь в Бога...

— Искренне, батюшка, искренне. — Мужчина истово перекрестился и молитвенно прижал руки к груди.

— ... то почему ты не откажешься работать там? Насколько я знаю, больше нигде таких ограничений нет.

Молодой человек медленно опустил руки, ладони его сжались в кулаки:

— Я ненавижу Главный Компьютер. Мой отец погиб в автомобильной катастрофе...

«Как у меня», — мелькнуло в голове у священника.

— ... и он отказался дать ему вторую жизнь. Узнав это, покончила с собой моя мать. — Мужчина закусил губу и как бы извиняющимся тоном закончил: — Она его очень любила.

— Тем более мне непонятно, почему ты хочешь работать на него.

— Неужели непонятно, батюшка?

— Ты хочешь... — вдруг догадался отец Сергий.

— Я жажду. И я сделаю это!

Через час отец Сергий проводил молодого человека до дверей храма.

— Как твое имя, брат мой?

— По паспорту я Игорь Конюхов. Но после гибели отца я называю себя Давидом.

— Ты победишь Голиафа!

Дверь храма закрылась за молодым человеком.

Объединенная Русь. Россия. Чита.

4 июня 2190 года. Пятница, 9.30 по местному времени.

Разящий смысл плаката не мог остановить даже пуленепробиваемый пластик окна губернаторского кабинета.

РАВНЫЕ ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ ПРАВА ВСЕМ.

«Ну, конечно. Размечтались. Дай вам волю, так уже здесь была бы не Читинская область России, а какая-нибудь китайская провинция Хуйдабао». Губернатор области Иван Никитич Стольников, прислонившись лбом к окну, смотрел на заполненную людьми площадь перед зданием областной администрации.

Приказ Орлова был краток и недвусмыслен — пресекать беспорядки на корню. Стольников знал, что аналогичный приказ получили начальники областных управлений внутренних дел и Службы безопасности. Это несколько успокаивало — подобная ответственность, разделенная на троих, не такая уж и страшная штука. Впрочем, почему на троих? Подобный приказ лежал на столе и у главнокомандующего Забайкальским военным округом — так сказать, основного гаранта конституции.

Губернатор подошел к столу и нажал одну из кнопок на видеофоне.

— Александр Павлович, ну что у вас?

— Бузят, но пока в пределах закона. — Худощавое лицо главного милиционера области было спокойным.

Еще одно нажатие кнопки, и на второй половинке экрана возникло лицо начальника Службы безопасности области:

— А у вас что, Сергей Сергеевич?

— Судя по анализу агентурной и технической разведок в городе есть по крайней мере три радикально настроенные группировки. Но пока преобладают компромиссные настроения. В принципе, Иван Никитич, мы в течение получаса можем обезвредить их, и я думаю, после этого все успокоится. — Круглолицый эсбэшник с чуть оттопыренными ушами меньше всего походил на коллегу Джеймса Бонда по нелегкому ремеслу. Но Стольников знал, что в данном случае внешность обманчива. За добродушной внешностью скрывался сильный, матерый хищник. И десятки успешно проведенных им операций были тому подтверждением.

— Из других областей информация есть?

— Все примерно так же, как и у нас.

Губернатор с минуту подумал.

— Мы, конечно, можем изолировать основных смутьянов, но завтра на смену им придут другие. И с каждым годом удерживать власть будет все труднее. Славянки, к сожалению, ленятся рожать, чего не скажешь о китаянках и мусульманках.

— Так что вы предлагаете, Иван Никитич, уступить без боя? — глухо произнес генерал-майор милиции Александр Павлович Асташев.

Круглое лицо генерал-майора Службы безопасности Сергея Сергеевича Коновалюка по-прежнему излучало добродушие.

— Упаси бог, Александр Павлович. Я как раз имею в виду другое. Лучшая защита — это нападение. Это как в боксе: чем сильней и больней ударишь, тем дольше противник не в состоянии на тебя напасть. Поэтому вот что я предлагаю... — Защищенная линия связи надежно скрывала разговор высокопоставленных чиновников от посторонних ушей.

Там же. Командный пункт спецотряда «Сокол».

10.00 по местному времени.

Многотонная бронированная дверь бесшумно отъехала в сторону. На пороге стоял генерал-майор милиции Асташев в непривычной для него камуфляжной форме. Рядом в полном боевом снаряжении застыла личная охрана генерала. Командир дежурной смены майор Краснов вскочил с кресла и вытянулся по стойке смирно:

— Господин генерал-майор, дежурная смена спецотряда «Сокол» находится в состоянии повышенной боевой готовности. Командир дежурной смены майор Краснов.

— Вольно, майор. — Асташев шагнул в бункер.

Два офицера по многочисленным мониторам контролировали ситуацию в городе. Еще раз окинув взглядом помещение бункера, Асташев резко приказал:

— Майор Краснов, сдайте дежурство капитану Поскребышеву.

— Но...

— Майор, выполняйте приказ!

Слева и справа от Краснова уже стояли телохранители генерала. На их черных шлемах пульсировали красные точки — оружие охраны приведено в полную готовность.

— Слушаюсь, господин генерал.

В бункер вошел молодой офицер с заметной сединой на висках.

— Капитан Поскребышев, приступить к дежурству.

— Есть!

Уже выйдя из бункера, Асташев тронул плечо Краснова:

— Не расстраивайся, майор, это необходимо. Сейчас иди домой, и пусть твоя жена и ребенок сегодня не выходят на улицу.

— Спасибо, господин генерал. Я все понял.

Уже дома, встретив тревожный взгляд жены, он произнес:

— Мэй, пока я не разрешу, из дому не выходить.

— Андрей, что случилось?

— Меня отстранили от несения дежурства, заменив капитаном Поскребышевым.

— Почему?

— Потому что я женат на китаянке, а у Поскребышева жену изнасиловали и убили китайцы.

Невысокая хрупкая женщина судорожно прижалась к груди мужа.

Там же. Кафедральный собор в честь

Казанской иконы Божьей Матери.

10.45 по местному времени.

Бронированная машина, грациозно, несмотря на свою многотонную массу, описав полукруг, остановилась возле православного храма, разделив толпу на две неравные части. Около самых ворот сгрудилась небольшая кучка людей славянской внешности. Напротив стояла многочисленная толпа китайцев, густо разбавленная смуглыми черноволосыми людьми. Впереди, словно щиты, на земле стояли огромные плакаты: «Вон с земель наших предков», «Убирайтесь к себе домой», «Это вам не Россия». Небольшая башенка на машине повернулась, и ствол водомета недвусмысленно нацелился в эти плакаты. Из толпы послышались крики возмущения. В корпусе боевой машины откинулся люк, и на землю спрыгнул молодой подтянутый мужчина в камуфляжной форме. Тут же отворилась дверь в храме, и из нее вышел архиепископ Читинский батюшка Иннокентий. На белоснежном клобуке сиял золотой крест. Такая же белоснежная борода волнами спадала на грудь. Мясистое, породистое лицо было суровым и в то же время спокойным. Вся грузная фигура архиепископа излучала уверенность и непоколебимость.

Офицер подошел к архиепископу и, встав на одно колено, поцеловал протянутую руку. Возмущение в толпе еще больше усилилось. Архиепископ что-то сказал офицеру, тот усмехнулся и пренебрежительно махнул рукой в сторону толпы. Та буквально взвыла. В сторону храма полетели бутылки, камни, хлопнул одинокий выстрел. С легким шипением из ствола бронированной машины ударила струя воды, валя людей на землю. Вопль ярости и гнева огласил древнюю площадь, и возмущенная толпа, легко преодолев несколько метров, окружила машину и, словно бушующая вода в половодье, поглотила и архиепископа, и офицера, и небольшую кучку остальных защитников православного храма.

Соединенные Штаты Америки.

Лэнгли, штат Вирджиния. Штаб-квартира ЦРУ. Кабинет директора ЦРУ.

4 июня 2190 года. Пятница. 11.32 по местному времени.

— Ну, полковник, как в Штатах обстоят дела со счастливчиками? Надеюсь, не дефицит? — Директор ЦРУ Билл Ред коротко рассмеялся.

Настроение у него было сегодня прекрасное. Вчера наконец поступило долгожданное сообщение из Парижа — многоходовая, хитроумная операция ЦРУ увенчалась успехом — частный самолет с лидером крупной террористической организации «Меч Ислама» Саидом Назами и его ближайшими сподвижниками был взорван прямо над Альпами, когда те возвращались с Сицилии после плодотворных переговоров с руководителями итальянской левоэкстремистскои организации «Красные бригады». Хороший подарок стране на очередную годовщину ее независимости.

— О, к счастью, нет, господин директор. Нашу страну Бог любит.

— Судя по нашей истории, ты прав. Как-никак, стране уже четыреста четырнадцать лет. — Директор ЦРУ вновь рассмеялся. — Докладывай.

— Ввиду сжатости сроков и необычности темы заранее прошу извинение за, может быть, неполноту собранных сведений. Главным критерием удачливости был выбран тот же критерий, который взяли и русичи, — везение в случае смертельной опасности. Русичи, очевидно, справедливо полагали, что жизнь — это самое ценное, что есть у человека, и если человек чудом спасается из безнадежной ситуации, следовательно, ему везет по-крупному.

— Резонно.

— Мои люди подняли описания всех аварий и катастроф, случившихся на территории США за последние двадцать лет.

— А почему выбран такой срок?

— По двум причинам, господин директор. Первая. Если человеку в аварии двадцатилетней давности было тридцать лет, то сейчас ему пятьдесят — возраст критический для столь рискованного мероприятия, как полет в гиперпространство. Вторая причина — у нас просто не было времени охватывать больший временной интервал.

— Ладно, Хью, убедил. Докладывай, что ты там накопал, а потом мы вместе подумаем, достаточно ли этого нам будет или нет.

— Слушаюсь, господин директор. — Полковник ЦРУ Хью Брэдлоу стал обстоятельно излагать информацию, которую его подчиненные смогли собрать за две недели.

Замелькали фамилии людей, даты, описания аварий, катастроф, количество взорвавшихся, утонувших, упавших с большой высоты, разбившихся, сгоревших и просто раздавленных автомобилями. Человечество уже давно занималось всевозможной, часто опасной для жизни деятельностью в самых экзотических частях мира, включая Луну и Марс. Поэтому вариантов трагического расставания с жизнью было также, увы, чрезвычайно много.

— ... таким образом, у нас имеется шестьдесят девять кандидатур, чей возраст, здоровье, социальное положение позволяют им принять участие в возможном полете в гиперпространство.

— А что — социальное положение, например, президента «Локхид корпорейшен» не позволит ему принять участие в будущем проекте? — Билл Ред насмешливо посмотрел на своего подчиненного. — Не бездомный все-таки. Не стыдно такого предъявлять Господу.

— Я не совсем правильно выразился. Социальное положение, на мой взгляд, определяет готовность самого человека рискнуть головой. Согласитесь, господин директор, у президента компании с оборотом несколько миллиардов долларов мотивация к риску намного ниже, чем, например, у пожарного, выжившего там, где плавилась сталь.

— Вот теперь мне все ясно. — Директор ЦРУ задумался. — Знаешь, Хью, — вновь заговорил он, — собранных тобой сведений, пожалуй, пока достаточно. Ты еще поработай над этим списком, постарайся выяснить характер этих людей, склонность их к риску, мужественность их, в конце концов. Ты сам понимаешь, далеко не всякий из них согласится засунуть свою голову неизвестно куда, чуть ли не в преисподнюю.

— Я бы так не характеризовал возможное местонахождение Бога.

Директор ЦРУ пытливым взглядом посмотрел на своего подчиненного:

— Хью, ты искренне веришь в то, что люди вплотную подобрались к Богу? А если к дьяволу?

— Я об этом думал, господин директор. Как можно понять, что такое добро, не зная, что такое зло?

— Что ты этим хочешь сказать?

— Чтобы текла река, нужен перепад высот, чтобы летел самолет, необходима разница давления над и под крылом, чтобы возник электрический ток, необходима разность потенциалов.

— И что? — коротко спросил директор ЦРУ.

— Чтобы развивалось человечество, также необходимы противоположности, полюса.

— И этими полюсами для человечества являются добро и зло, — утвердительно произнес Билл Ред.

— По большому счету, да.

— Следовательно, гиперпространство, по-твоему, это обитель не только Бога, но и дьявола?

— Бог и дьявол — это две стороны одной медали. Нет Бога без дьявола и дьявола без Бога. — Брэдлоу твердо посмотрел в глаза своему шефу.

— Словом, все равно туда лететь необходимо, — подвел итог обсуждению директор ЦРУ. — Возвращаемся к нашим кандидатам. По каждому составь его полный психологический портрет... и интеллектуальный тоже. Конечно, дуракам везет. Но не отправлять же дурака к Богу. Ясно?

— Ясно, сэр.

— Вы узнали, где находится Ковзан?

— Так точно. Как вы и предполагали, он на лунной базе «Восток», — четко отрапортовал полковник.

— Доказательства?

— Один из наших спутников радиоперехвата был вновь перенацелен на дом, в котором проживает его отец. Девятнадцатого мая был зафиксирован разговор между Ковзаном и его отцом.

— Это в тот же день, когда я дал задание установить, где находится этот везунчик?

— Так точно.

— Оперативно работаете, полковник, — похвалил подчиненного директор ЦРУ.

— Стараюсь. — Брэдлоу без малейшего смущения смотрел на начальство.

— Что выяснили из разговора?

— Из разговора можно понять, что Ковзан находится на Луне, на базе «Восток». Его отец поинтересовался, какая там погода и не сыровато ли. Все-таки море Дождей.

— Его отцу не откажешь в чувстве юмора. — Хозяин кабинета усмехнулся. — Еще что-нибудь существенное из разговора узнали?

Брэдлоу пожал плечами:

— Одна лирика.

— В смысле?

— Отец просил сына перед полетом оставить в байке репродукции свою сперму.

— Что, этому русичу не пообещали вторую жизнь? — Директор ЦРУ удивленно посмотрел на Брэдлоу.

— Выходит.

— Железная нация. — Билл Ред покачал головой. — Еще разговоры между ними были?

— Больше не было.

Билл Ред задумался.

— Знаете, Хью, — заговорил он наконец, — по-моему, русичи не купились на спланированный вами... ммм... инцидент с этим, из Санкт-Петербурга...

— Исаевым, господин директор.

— Они догадались, что мы поняли, в чем суть их проекта по гиперпространству, и что мы вышли на их основное действующее лицо. Поэтому они полностью изолировали этого Ковзана на своей базе. Благодаря вашей оперативности вы опередили их, полковник.

— По большому счету, уже не важно, догадались ли русичи, что мы их раскусили.

— Вы правы, Хью. Сейчас важно другое — собьют русичи этот астероид или нет. — Билл Ред встал из-за своего огромного стола и подошел к окну, словно пытаясь увидеть дуэль между посланцами Бога и человека.

Объединенная Русь. Россия. Чита.

Командный пункт спецотряда «Сокол».

11.20 по местному времени.

— Господин генерал, большая часть толпы, находящейся у храма, блокирована на площади. Остальные закрылись внутри храма. С ними находятся до трех десятков заложников, включая архиепископа и полковника Петрова. — Командир дежурной смены капитан Поскребышев докладывал четко и сжато.

— Капитан, люди, берущие других в заложники, называются террористами, и в отношении их существуют четкие инструкции. Храм блокирован? — Асташев у себя в кабинете по видеофону видел, как у капитана проступил пот на лбу.

— Так точно.

— Мне канал связи с террористами!

Капитан нажал одну из кнопок:

— Связь установлена, господин генерал.

Глядя в темный экран, генерал Асташев произнес уверенным голосом:

— Говорит генерал-майор милиции Асташев. С кем я буду вести переговоры? Представьтесь.

На полминуты в эфире воцарилась тишина. Наконец хриплый мужской голос с явно китайским акцентом произнес:

— Представляться мы не будем. У нас в городе есть семьи.

— Это вы правильно заметили — у вас тут, в городе, находятся семьи. Поэтому не делайте глупостей. Отпустите заложников и сдавайтесь.

— Сначала выполните наши требования.

— Равное избирательное право для всех? — В голосе генерала послышалась усмешка.

— Мы такие же граждане Руси, как и вы.

— Нет, не такие, — жестко прозвучала отповедь. — Наши предки завоевали эту землю для себя и своих детей семьсот лет назад. А вы тут появились — и двух веков не прошло. Вариант кукушки на этот раз не пройдет, не надейтесь. В крайнем случае, кукушонка выбросим из гнезда.

— Но нас сейчас больше, чем вас, русичей.

— Это не имеет никакого значения. По Конституции Объединенной Руси вы не имеете права голоса.

— Мы требуем, чтобы с нами связался президент.

— Хорошо, — через небольшую паузу последовал ответ. — Я сейчас свяжусь с президентом и сообщу вам его решение. Но я еще раз напоминаю, если что-то случится с заложниками... Не забудьте, ваши семьи живут здесь.

«Будут сейчас вам переговоры с президентом». Генерал нажал кнопку, и на экране тотчас возникло лицо капитана Поскребышева.

— Капитан, когда вы сможете начать операцию по освобождению храма?

— Все готово, господин генерал. План операции один А.

— Согласен. Начинайте.

— Есть, господин генерал.

— Ты новости из Парижа смотрел?

— Да...

— А ведь Собор Парижской Богоматери построили французы-христиане. И детей там они своих крестили.

— Я все понял, господин генерал.

Там же. Кафедральный собор в честь Казанской иконы Божьей Матери.

11.45 по местному времени.

Атака на храм началась бесшумно. Выпущенные из электромагнитных пушек, над храмом неслышно лопнули с десяток химических снарядов. Несколько секунд, и в воздухе повисло плотное облако специального газа. Тотчас же включились мощные мобильные инфразвуковые генераторы, расположенные в десятке километров от храма. Отразившись от облака, инфразвуковые волны обрушились на храм. Оттуда сразу же раздались вопли ужаса, послышались выстрелы.

Бойцы спецотряда «Сокол» на реактивных мотоциклах оказались возле храма через двадцать секунд после начала операции. «Соколы» действовали как на учениях — ручку газа до отказа, выстрел из противотанковой пушки, и мотоцикл влетает в образовавшийся пролом. Через три минуты все было закончено. Два погибших заложника и двадцать убитых террористов. Остальных загнали в автобусы и отвезли в тюрьму...

А в храме выстроились «Соколы», и архиепископ благословил их.

— Спасибо вам, воины, что постояли за честь нашей Родины и защитили нашу веру. И, совершая свой трудный ратный подвиг, всегда помните — Бог на вашей стороне! Во имя Отца, Сына и Святого Духа. — Священник трижды перекрестил молодых русичей.

Объединенная Русь. Москва. Кремль.

Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси.

5 июня 2190 года. Суббота. 23.40 по местному времени.

— ... на этой неделе практически на всей территории Объединенной Руси имели место попытки захвата православных и католических храмов гражданами, исповедующими другие религии, а также попытки насильственным путем изменить действующую Конституцию. Как Президент Объединенной Руси и гарант Конституции я отдал распоряжение пресечь подобные попытки, используя всю мощь государства. Я со всей решительностью заявляю, что и впредь мы будем действовать так же. Я отлично понимаю, что за лозунгом: «Всем гражданам Руси равные права» стоит попытка раскола страны, попытка изменить исторический выбор наших предков, попытка навязать чуждое нам мировоззрение. Объединенная Русь была, есть и будет европейской страной от Калининграда до Владивостока. Для этого у нас есть и политическая воля, и финансовые ресурсы, и экономический потенциал.

Хочу отметить, что и почти все европейские страны, осознав опасность происходящих процессов, последовали нашему примеру и жестко пресекли попытки насильственного изменения исторически сложившегося порядка... — Орлов уже несколько раз просматривал видеозапись своего выступления, отмечая, где сказано не совсем так, где надо было бы усилить те или иные акценты.

«И все же главного я не сказал. Я не сказал: "Братья-христиане, нам выпало жить в эпоху заката европейской цивилизации. Восток наступает. На его стороне людские, экономические, финансовые ресурсы. А главное, на его стороне сама природа, определившая срок жизни тех или иных наций. Нам остается или достойно уйти с исторической сцены, или... или попробовать победить саму природу". — Президент в волнении встал из-за стола и прошелся по кабинету. — Но и это не самое главное. А самое главное я пока не скажу никому — "Прорыв" должен принести ответ: уходить нам или побеждать».

Пятьдесят восемь миллионов километров от Земли.

27 июня 2190 года. Воскресенье. 21.17. Время московское.

На мгновение среди четкого рисунка звезд созвездия Геркулеса на огромной каменной глыбе голубым светом вспыхнуло пятно. Тут же сигнал встречи боевого лазерного луча и астероида в виде квантов света устремился обратно к людям. Он достиг телескопа орбитальной станции «Ньютон», которая секунду спустя «выстрелила» на Землю мощный информационный поток. Получив с «Ньютона» информацию об астероиде, земной компьютер, обработав ее, послал управляющие команды еще одному посланцу Земли, несущемуся навстречу каменной глыбе, — термоядерному заряду в двадцать пять мегатонн. Когда они достигли адресата, сопла управляющих двигателей беззвучно вспыхнули, и страшный, рукотворный зверь чуть изменил свою траекторию, неслышно выходя на тропу охоты...

Два космических локомотива стремительно и бесшумно сближались друг с другом. До расчетной точки встречи оставалось сорок тысяч километров — длина земного экватора или сто шестьдесят одна секунда — время, необходимое, чтобы радиолуч, заранее посланный с Земли, с одной короткой командой, вроде «фас!», окатил термоядерный заряд. И ровно через сто шестьдесят одну секунду радиоволны вышибли «пробку из бутылки», выпуская джинна на волю. В пятидесяти восьми миллионах километрах от Земли вспыхнуло маленькое рукотворное солнце. Космический пришелец с оплавленной с одной стороны поверхностью все так же стремительно и бесшумно продолжал нестись по выбранной неведомо кем траектории. До встречи с Луной оставалось восемьдесят часов тридцать три минуты и двадцать секунд...

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Малый зал совещаний Президента Объединенной Руси.

27 июня 2190 года. Воскресенье. 23.05 по местному времени.

— Итак, господа, вопрос один — что нам делать дальше? — Президент Объединенной Руси Владимир Сергеевич Орлов обвел взглядом присутствующих.

Высказываться никто не спешил. Выждав минуту, Орлов продолжил глухим, усталым голосом:

— Знаете, господа, узнав о неудачной нейтрализации астероида и распорядившись собрать это совещание, я долго думал, что вам сказать. Я предвидел вашу реакцию. Чисто по-человечески она понятна. Никому не хочется брать на себя инициативу предлагать решения, которые могут привести... — Орлов сделал паузу и вновь обвел глазами министров, — к провалу всего проекта «Пора», — наконец закончил он.

Сделав глоток из стоящего перед ним стакана с водой, президент продолжил:

— И чем больше я обдумывал ситуацию, тем больше проникался убеждением, что Сергей Павлович абсолютно прав в своей интерпретации гиперпространства и того, что этот астероид является для нас своеобразным экзаменом. Экзаменом на зрелость, на мудрость, на мужество, в конце концов. Мужество принятия решения. Запомните, господа, сейчас в нашем лице экзамен сдает вся наша огромная, непредсказуемая, загадочная даже для нас самих Русь. — Президент вновь сделал глоток воды и уже более энергичным голосом произнес: — И последнее. Я, как президент страны и как человек, привык отвечать за порученное мне дело. Судьба страны, ее благополучие — это мое дело. Поэтому в любом случае за все буду отвечать я. А теперь прошу высказываться, господа.

— У нас еще есть возможность попробовать сбить этот астероид, Игорь Петрович? — Кедрин перевел взгляд на сидящего напротив него министра обороны Круглова.

— Нет, такой возможности нет. У нас была лишь одна ракета, предназначенная для этих целей.

— А попробовать уничтожить астероид обычной межконтинентальной баллистической ракетой? У нас же есть около трехсот СС-55, вооруженных мощными боеголовками, — вступил в разговор министр внутренних дел Вениамин Олегович Бакатин.

Министр обороны на секунду задумался:

— К сожалению, это невозможно, Вениамин Олегович. Хотя из двухсот девяносто пяти СС-55 пятнадцать оснащены боеголовками мощностью в десять мегатонн, но сами эти ракеты не могут развить даже первую космическую скорость, не говоря уже о второй.

— А других ракет у нас нет?

— На данный момент у нас имеется девятнадцать ракет, теоретически способных уничтожить астероид... но только теоретически.

— Игорь Петрович, а вы все же перечислите их, глядишь, мы вместе что-нибудь и придумаем. Одна голова хорошо, а восемь лучше. — Премьер-министр Павел Иванович Короленко дружески улыбнулся министру обороны.

— Извольте, Павел Иванович. — Круглов надел свои массивные очки и нажал пару кнопок на клавиатуре ноутбука. — Итак. Во-первых, у нас есть шесть транспортных кораблей серии «Гермес» и три — серии «Атлант». Все они оснащены ядерными двигателями, способными, как вы понимаете, развить вторую космическую скорость. Но три из них находятся в плановом ремонте. И войдут в строй не раньше, чем в июле. Два транспорта в данный момент летят к Марсу, один возвращается оттуда, а еще один находится там. Еще корабль находится на Луне, а последний — на орбите Венеры, где сейчас, как вы знаете, идет сборка нашей второй венерианской орбитальной станции.

— А с Марса мы можем запустить ракету на астероид?

Министр обороны, чуть усмехнувшись, посмотрел на министра иностранных дел Панова:

— Запустить-то мы можем. Но, как вам известно, Сергей Петрович, на Марсе, в соответствии с международной конвенцией, ничего убойнее девятимиллиметрового пистоля нет. Или вы предлагаете просто таранить «Гермесом» или «Атлантом» астероид?

— А почему бы и нет? — вмешался Крутиков. — Массы-то примерно совпадают. Разрушить его мы не сможем, но, по крайней мере, уведем с опасной для нас траектории.

— Правда, для этого необходимо попасть в мишень диаметром один метр на расстоянии нескольких десятков миллионов километров при скорости сближения более двухсот километров в секунду, — со вздохом произнес директор Службы безопасности Кедрин.

Крутиков резко повернул голову в сторону говорившего, пытаясь понять, иронизирует сейчас Кедрин или просто приводит довод в пользу неэффективности предложенного решения.

— Игорь Петрович, вы сказали, что у нас имеется девятнадцать кораблей, потенциально пригодных для уничтожения астероида. Но перечислили лишь девять. А еще десять? — разряжая обстановку, спросил Короленко.

— Так, еще десять. — Круглов заскользил глазами по экрану. — «Геракл» в ремонте после аварии, войдет в строй в начале следующего года... и девять эвакуационных кораблей серии «Юпитер»: два на наших базах на Марсе, три на орбитальных станциях «Земля», «Русь» и марсианской «Королев» и четыре на лунных базах.

— И все они отпадают по причине отсутствия у нас на Луне ядерной бомбы, — подытожил Орлов.

— Так точно, господин президент.

— А у американцев? — неожиданно спросил Кедрин.

— А при чем тут американцы? — парировал Круглов. — Уж в чем-чем, а в этом проекте помогать нам американцы точно не будут. Вы читали, что написала «Нью-Йорк Тайме» по поводу пуска нашего «Бегемота»?

— Естественно, — спокойно ответил Кедрин. — Я только спросил, имеют ли что-либо американцы, способное помочь нам. А на каких условиях они могут нам это предоставить, уже другой вопрос.

— Понятно, — буркнул министр обороны, и его пальцы вновь заскользили по клавиатуре. — По данным на двадцать пятое июня, американцы располагают четырнадцатью транспортными кораблями серии «Лунник», тремя транспортными кораблями серии «Геркулес», двадцатью эвакуационными кораблями, ну и, естественно, ракетой «Protector», входящей в систему «Защита».

— Как я понимаю, стопроцентно нам подходит лишь «Protector»?

— Да, господин президент. Но я вновь повторяю, американцы его нам не предоставят. Они сошлются на положение «Закона о космической безопасности», согласно которому пуск такой ракеты возможен лишь после резолюции Совета Развития ООН, если она будет принята, ведь астероид непосредственно Земле не угрожает.

— Ясно. — Орлов забарабанил пальцами по столу. — А есть ли у американцев потенциально подходящие нам ракеты на Земле, где их можно оснастить ядерным оружием?

Круглов взглянул на экран:

— Двадцать пятого июня на космодромах Канаверал и Ванденберг находилось три транспортника. Но сейчас наверняка из них уже выгрузили топливо и проводят профилактику и ремонтные работы. А загрузить снова активную зону топливными элементами — это работа как минимум на несколько суток.

— Так, американцы отпадают, а что у европейцев?

— И китайцев, — неожиданно дополнил президента академик Хохлов.

— Да, и китайцев, — тут же согласился Орлов.

— У европейцев дела обстоят еще хуже, чем у нас. Все шесть их транспортных кораблей сейчас находятся на заводе-изготовителе, у всех обнаружен заводской дефект. Да и откуда у старушки Европы ядерное оружие?

Несколько невеселых смешков тут же растворились в напряженной атмосфере совещания.

— А китайцы?

— По моим сведениям, к сожалению недостаточно полным, китайцы имеют на сегодня пять ракет, оснащенных ядерными боеголовками, нацеленных на наши и американские базы на Луне, и шесть транспортников серии «Великий путь», находящихся на космодроме Чанчэнцзе, что на севере Китая.

— Ну, и какое будет мнение, господа? — Президент Объединенной Руси в который раз обвел глазами присутствующих.

И в который раз в малом зале повисла тишина.

— Связываться с китайцами... уж лучше своими руками взорвать «Прорыв», — наконец после паузы проговорил премьер-министр.

— Еще мнения?

— Поддерживаю Павла Ивановича, — сказал министр обороны.

Все согласно кивнули головой. Только Кедрин, не поднимая глаз, задумчиво чертил на листке бумаги.

— А вы, Вадим Александрович? — Орлов посмотрел на директора Службы безопасности.

Кедрин сделал еще несколько штрихов по бумаге и, наконец, поднял глаза:

— Только что голосованием вы фактически отдали «Прорыв» на волю случая. Пролетит астероид мимо «Востока» — быть «Прорыву», а не пролетит... значит, мы, то есть Русь, не сдали экзамен.

— Извините, что я вмешиваюсь. Я все-таки не член Совета безопасности... — Академик Хохлов замялся.

— Сергей Павлович. Совет безопасности — консультативный орган. Решения принимаю я. А ваше мнение по этому вопросу очень важно. Поэтому я и пригласил вас.

Хохлов, ободренный поддержкой президента, продолжил:

— Он не пролетит мимо, я уже говорил об этом. Вадим Александрович прав, так мы точно не сдадим экзамен. Знаете, мы сейчас ведем себя как студенты, не готовые к экзамену. Они накануне его, открывают окна, высовываются из них и, размахивая зачеткой, кричат...

— Шара, приди, — закончил президент Объединенной Руси.

Все, не выдержав, рассмеялись.

— Хорошо, мы поняли. Вадим Александрович, что вы предлагаете? — продолжил совещание Орлов.

— Вернуться к началу или, как говорится, вернуться к нашим баранам, — тут же последовал ответ главы Службы безопасности.

— И кто же у нас бараны?

— По-моему, у нас дискуссия началась с американцев, Владимир Сергеевич.

В зале вновь послышался смех.

— О, я смотрю, у нас стало веселее. И это вселяет оптимизм. А то сначала — будто на похороны пришли, — проговорил Орлов и впервые за все время совещания улыбнулся. — Вы все-таки предлагаете каким-то образом выцыганить у американцев их «Protector»? — вновь обратился он к Кедрину.

— Да бог с ним, с этим протектором. Я предлагаю попросить американцев использовать эвакуационный корабль с их базы «Вашингтон», — отчеканил Кедрин.

— А чем этот корабль на «Вашингтоне» лучше аналогичного корабля на «Востоке»? — Орлов с недоумением посмотрел на своего подчиненного.

— Ракета ничем.

— Тогда я вас не понимаю, Вадим Александрович.

— На «Вашингтоне» есть ядерное оружие, господин президент.

Луна. Море Дождей. База «Восток» Объединенной Руси.

27 июня 2190 года. Воскресенье. 21.20 по СЕВ.

Интерком на поясе Богомазова заиграл «Лунную сонату» в тот момент, когда он вместе с исполняющим обязанности главного инженера базы Олегом Литвиным, расположившись у одного из опорных амортизаторов «Прорыва», в который раз проверял ход выполнения аврального план-графика работ.

— Ну вот. Опять какой-то срочный факс с Земли. Судя по наметившейся тенденции, ничего хорошего для нас в нем не будет.

Интуиция опять не подвела Богомазова. На выползшем из аппарата листке было отпечатано:

Совершенно секретно.

Начальнику лунной базы «Восток»

полковнику Богомазову С. П.

Предписываю Вам подготовить весь персонал базы к эвакуации по основному варианту. Срок готовности к эвакуации 24-00 по московскому времени 30.06.90.

О возможных изменениях будет сообщено дополнительно.

Начальник Управления космических исследований

генерал-лейтенант В. И. Сидорук.

Уже по тому, что Земля указала время по Москве, можно было понять, что ситуация очень серьезна.

«Значит, астероид не сбили и он на всех парах несется к нам». Начальник «Востока» движением, ставшим уже, увы, привычным, нажал кнопку экстренного вызова ведущих специалистов базы.

Когда через семь минут пять человек, в соответствии с инструкцией внутреннего распорядка, заполнили крохотный зал совещаний, Богомазов, держа полученный факс в руках, произнес:

— Итак, господа, с Земли поступила новая вводная — к двадцати четырем ноль-ноль по Москве тридцатого июня быть готовыми к эвакуации по основному варианту. Поэтому попрошу вас с этого момента начать работы, предусмотренные «Инструкцией по эвакуации персонала. Часть первая». Вопросы есть?

Тут же взметнулось пять рук.

— Что ж, тогда начнем по старшинству. Твой вопрос, Олег Евгеньевич, — обратился Богомазов к исполняющему обязанности главного инженера майору Литвину.

— Работы по подготовке транспортировки «Прорыва» на космодром базы продолжать?

— Естественно, — мгновенно ответил начальник базы. — Теперь вы, Арсений Иванович.

— Насколько я помню, — начал главный ракетчик базы, — срок подготовки «Прорыва» к эвакуации двадцать четыре ноль-ноль тридцатого июня, а срок готовности персонала к эвакуации также тридцатого июня и, как ни странно, также двадцать четыре ноль-ноль, правда, по Москве. Но два часа особой роли не играют. Если учесть, что по основному варианту эвакуации основная тяжесть работ приходится на моих ребят — именно им придется готовить к старту эвакуационный корабль «Юпитер», — то я не представляю, как мне обеспечить выполнение этих двух заданий.

Ответ последовал не так быстро, как на первый вопрос:

— Арсений Иванович, очевидно, вашим людям придется больше работать и меньше спать. Считайте, у нас сейчас, как на войне. — Богомазов почувствовал знакомое возбуждение, накатывающее на него вот в такие «узкие» моменты.

— Они и так работают по двенадцать часов в сутки.

— Значит, будут работать по шестнадцать-восемнадцать, столько, сколько необходимо для безусловного выполнения распоряжений Земли.

— А за качество их работы в таком случае вы будете отвечать? — не сдавался главный ракетчик базы.

Богомазов азартно оскалился:

— Смею вам напомнить, господин майор, как и всем остальным, что в соответствии с первым, я подчеркиваю, первым пунктом «Общей инструкции лунной базы «Восток» начальник базы отвечает за все. Я ответил на ваш вопрос?

У главного ракетчика больше вопросов не было.

— Еще вопросы? — Богомазов, не меняя выражения лица, оглядел присутствующих.

В крохотном зале повисла напряженная тишина. Наконец главный энергетик базы Володя Крамаренко дипломатично произнес:

— В рабочем порядке.

Все облегченно вздохнули и засобирались к выходу.

Богомазов улыбнулся:

— Для повышения и концентрации внимания я дам распоряжение главврачу базы выдавать каждому по спецтаблетке в день. — И, еще шире улыбнувшись, добавил: — Обещаю каждому для поправки здоровья выбить путевку в санаторий «Крым».

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Малый зал совещаний Президента Объединенной Руси.

28 июня 2190 года. Понедельник. 00 часов по местному времени.

— Здравствуйте, господин президент. — Орлов по видеофону приветствовал своего коллегу — президента Соединенных Штатов Америки.

— Рад вас слышать, господин президент. Как погода в Москве?

— Тепло. Днем было плюс двадцать пять.

— У нас примерно столько же. — Стивен Чейз широко улыбался с экрана видеофона.

— Я рад, что у нас сразу нашлось что-то общее.

— Взаимно, господин Орлов. Я всегда искренне рад, когда наш народ находит точки соприкосновения с вашим, сумевшим, несмотря на такую драматичную историю, остаться великим народом.

— Спасибо за комплимент, господин президент. Ну, а трудности истории мы стараемся преодолевать.

Военный спутник связи Объединенной Руси «Молния-12» своей параболической антенной с высоты двадцать тысяч километров смотрел на Кремль. Шедший оттуда кодированный сигнал он тут же, будто переломив узкий луч радиоволн, направлял в другую точку планеты, за восемь тысяч километров от Кремля — в Вашингтон, в Белый дом.

— О, это я знаю. Русичи, наверное, как ни одна нация в мире, научились преодолевать трудности.

Коллега «Молнии-12» по нелегкому ратному ремеслу, американский военный спутник связи «Global-4» проделывал аналогичную работу — закрытый пятнадцатью степенями защиты кодированный сигнал из Белого дома он невозмутимо направлял на Кремль, держа его под прицелом своей полутораметровой антенны.

— К сожалению, учителя у нас были чересчур строгие. Как свои, так и пришлые.

— Как дети не могут выбирать себе родителей, так, наверное, и нация не может выбирать себе учителей, — тут же последовал ответ с американского континента.

Невидимый переводчик тут же старательно перевел фразу на русский язык. Эту функцию до сих пор не доверяли машине, несмотря на все достижения техники.

— Очевидно, вы правы, господин президент, — согласились в Кремле. — Но кроме учителей, всегда есть и друзья.

— О, конечно. Без этого мир был бы слишком холоден и жесток. Мы, американцы, говорим: «Лучше хмурое лицо друга, чем улыбка врага». И, я надеюсь, для господина президента видеть мое лицо, иногда даже хмурое, все же лучше, чем улыбающееся лицо главы Китая. — Американский президент бросил первый пробный шар.

Москва не колебалась ни мгновения:

— Вы правы, господин президент.

В малом зале рядом с Орловым сидели все участники только что состоявшегося совещания. Президент Объединенной Руси включил телефонный аппарат в режим громкой связи.

— Господин президент, американцы наверняка уже знают о нашей неудаче с астероидом и, естественно, просчитали наши ходы. Надо брать быка за рога, а то они подумают, что перед ними какие-то несмышленыши. — Кедрин твердо посмотрел в глаза президенту, и тот согласно кивнул головой. Микрофон президентского телефона был настроен только на голос Орлова и не пропустил в эфир и звука из реплики директора СБ.

— Господин президент, — теперь микрофон послушно пропустил через себя слова Орлова, — мне необходима ваша помощь.

Американские разведывательные и аналитические спецслужбы не даром ели свой хлеб с маслом и икрой. О том, что «Бегемот» не смог «завалить» астероид, американцы узнали одновременно с русичами. Американский «Observer-5», так же как и «Дозор-2», зафиксировал своим телескопом стремительное метровое тело, благополучно «уносящее ноги» от места термоядерного взрыва. Далее американские спецслужбы сработали, как хорошо отлаженный, ухоженный и любовно смазанный механизм. Через три минуты эта информация уже попала в аналитический отдел по Объединенной Руси. Там на всякий случай сверились с уже заранее просчитанными вариантами поведения русичей в случае неудачи с «Бегемотом», и в двенадцать пятьдесят пять с аналитической запиской ознакомился президент США Стивен Чейз. В этой записке компьютер Разведывательного директората предсказал с вероятностью девяносто семь процентов этот звонок президента Объединенной Руси.

— Я вас, слушаю, господин президент, — тут же откликнулись с американского континента.

— Как вы, очевидно, знаете, в нашу лунную базу «Восток» возможно попадание астероида. — Орлов сделал паузу, ожидая реакции американского президента. Тот молчал. — Мы попытались уничтожить этот астероид. Но у нас, к сожалению, не получилось.

На другом континенте Стивен Чейз, сидя за своим рабочим столом в Овальном кабинете, слушая президента Орлова, смотрел на аналитическую записку. Аналитики из ЦРУ, а вернее, их компьютер не ошибся — русичи повели разговор именно так, как он и предсказывал. В записке предлагалось пока не заострять внимание на том, что запуск «Бегемота», в принципе, противозаконен — не было получено санкции Совета Развития ООН. Чейз решил последовать совету компьютера. Ведь пока электронный мозг допустил только один небольшой прокол — он предсказал звонок из Москвы на полчаса позже, чем это случилось на самом деле. Но это мелочь. Просто русичи договорились между собой быстрее. Только и всего.

— Еще не всегда техника может противостоять силам природы, — именно этой фразой компьютер предлагал продолжить эту увлекательную партию большой политики.

Сидящий рядом с Чейзом Билл Ред довольно улыбнулся.

— К сожалению, да. Поэтому у меня к вам, господин президент, просьба — помочь нам защитить нашу базу.

— А не проще ли просто эвакуировать оттуда людей? — В точном соответствии с запиской, Чейз стал подталкивать русичей к чистосердечному признанию.

— Господин президент... — Орлов сделал паузу и посмотрел на сидящих рядом с ним министров. Кедрин утвердительно кивнул головой. — У нас на «Востоке», как вы, очевидно, знаете, находится гиперпространственный двигатель.

— Двигатель или корабль? — быстро последовал очевидный вопрос.

— Корабль, — и тут же, вразрез с рекомендациями и директора СБ, и министра обороны, добавил: — Пилотируемый корабль.

И, упреждая все возможные вопросы, специальной кнопкой выключив микрофон, произнес:

— Американцы и так знают, зачем мы посылаем в гипер человека. Вы сами мне об этом докладывали месяц назад. Они помогут, если мы раскроем все карты. И не считайте американцев глупее себя, Вадим Александрович.

— Я ценю вашу искренность, господин президент, — между тем донеслось из телефонного аппарата. — И в чем, ио-вашему, должна заключаться помощь Соединенных Штатов? Только не забывайте, господин президент, «Protector» — это не наша ракета. Нарушать международные законы мы не будем.

Обычно бесстрастный директор ЦРУ и не пытался скрыть своего удовлетворения. Эти непредсказуемые русичи вели себя так, словно тоже прочитали аналитическую записку и решили неукоснительно следовать ей. Сейчас прижатые обстоятельствами русичи пойдут на все, чтобы упросить американцев нарушить международные договоры и запустить «Protector». А идти им придется на многое...

— А мы и не просим запускать «Protector», — неожиданно донеслось из Евразии.

В Белом доме Чейз и Ред недоуменно переглянулись. Русичи, оказывается, не хотели вести себя так, как им было предписано в ЦРУ.

— Но на Земле нет других средств, способных остановить этот астероид. Разве что у китайцев.

Тут же последовало резко:

— На Земле нет. А на вашей лунной базе «Вашингтон» есть ядерное оружие, несмотря на международные договоренности.

«Так вот почему русичи позвонили на полчаса раньше. Они знали про "Вашингтон", и этого, естественно, оказалось достаточно». Билл Ред до боли закусил губу.

Директор ЦРУ настолько был потрясен, что не сразу ответил на вопросительный взгляд своего президента.

— Спрашивайте, чего они хотят, — наконец, придя в себя, заговорил Ред.

— Хорошо, господин президент. Так чем мы вам можем помочь?

— При помощи эвакуационного корабля базы «Вашингтон» попытаться сбить астероид. Предварительно, естественно, оснастив ракету ядерным оружием, — тут же последовал четкий ответ.

— А что взамен?

— Мы закроем глаза на ваши проблемы с международным законодательством.

— Это слишком мало. У вас они также имеются.

— Но не по такому щепетильному вопросу, как ядерное оружие.

— Все равно, этого мало, господин президент. Не забывайте, вы можете потерять гиперпространственный корабль. А о сути гиперпространства мы уже знаем... как, очевидно, и китайцы.

— Хорошо, — после долгой паузы наконец заговорила Москва, — чего хотите вы?

Президент США и директор ЦРУ вопросительно посмотрели друг на друга.

— Господин президент, — неуверенно заговорил Билл Ред, — мне кажется, мы должны отказаться помогать русичам. Информация о нашем ядерном оружии на Луне — это неприятно, но не смертельно. А я уверен, астероид уничтожит их гиперпространственный корабль. Тогда мы окажемся лидерами в освоении космоса.

— А китайцы? — И, не дожидаясь ответа, президент уверенно проговорил в микрофон: — Господин Орлов, Америка задействует все имеющиеся у нее средства для уничтожения астероида, а в обмен мы просим место для нашего человека в вашем гиперпространственном корабле. Пусть туда летят двое.

Владимир Сергеевич Орлов почувствовал какую-то пустоту в груди. Словно у него исчезло сердце — никогда еще в своей жизни он не принимал более ответственного решения.

«Эх, порвут меня на Совете Президентов».

— Я согласен.

Луна. Море Дождей. Залив Радуги.

База «Вашингтон» Соединенных Штатов Америки.

28 июня 2190 года. Понедельник.

15.02 по СЕВ, или 9.02 по вашингтонскому времени.

— Джон, подъем, соня. Тебя ждут великие дела.

— Какого черта! Отстань, Майкл.

— Не отстану! — Темноволосый парень решительно стянул одеяло с лежащего на койке человека.

— Ну, сейчас ты у меня получишь. — Джон рывком принял сидячее положение, одновременно пытаясь рукой схватить темноволосого парня. Под загорелой кожей рельефно вздулись натренированные мышцы атлета.

Майкл ловко увернулся и, как сеть, набросил на парня его же одеяло:

— Джон, вставай, — и, отпрыгнув от ринувшегося на него Джона, поспешно добавил: — Тебя вызывает начальник базы.

— Начальник базы? — Джон недоверчиво посмотрел на Майкла. — Если это очередной твой розыгрыш, то клянусь, я не посмотрю, что ты брат моей невесты.

— А я не виноват, что у тебя нет чувства юмора.

— Свои розыгрыши ты называешь юмором?

— Нет, Джон, клянусь! На этот раз все серьезно. И чувствуется, случилось что-то необычное. Старик при мне вызвал к себе в кабинет еще и Кэрролла.

— Инженера по объекту «С»?

— Точно. Так что одевайся и бегом к старику.

Минуту спустя Джон Смит, пилот лунной базы «Вашингтон», уже одетый в стандартный ярко-оранжевый комбинезон, погрозив напоследок своему лучшему другу кулаком, быстрым шагом направлялся на командный пункт.

— Привет, Джон. — Начальник базы, легендарный Нил О'Коннори — командир первой экспедиции на Уран, встретил пилота, сидя за своим крохотным столом.

— Здравствуйте, сэр.

— Присаживайся, лейтенант. — Начальник базы кивнул на пластмассовый стульчик.

Джон осторожно опустил на него свое почти стокилограммовое тело.

— Джон, полчаса назад с Земли пришел срочный факс... — Нил О'Коннори чуть замялся, — словом, тебе предлагается выполнить рискованное задание.

— Я согласен, сэр, — тут же последовал ответ.

— Прежде чем давать свое согласие, ознакомься для начала с самим заданием.

— Да, сэр. Я с ним ознакомлюсь. Но... но я в любом случае согласен, сэр!

Вот он, его звездный час! Всю жизнь Джон стремился к нему. Природа обделила его красотой — ниже среднего роста, конопатое лицо с небольшим носом-картошечкой и жесткие, непокорные, торчащие во все стороны волосы цвета соломы. Но, обделив в одном, щедрой рукой отсыпала другое — неуемное честолюбие. Для Джона не быть в чем угодно первым значит не быть вообще. Еще ребенком, кулаками, локтями, а иногда и зубами помогая себе занять достойное место в уличной иерархии, он решил, что о нем, мальчишке с зауряднейшей фамилией, узнает весь мир. Он, от природы обладая средними способностями, но адским терпением и трудолюбием, пробился в лучшие ученики класса. Тем же методом он из довольно хилого подростка превратился в невысокого, но великолепно сложенного, с прекрасной мускулатурой юношу. А влюбившись в первую красавицу школы Миранду Грэй, сестру своего закадычного друга Майкла, он не успокоился до тех пор, пока не ощутил вкус нежных девичьих губ, взволнованно выдохнувших: «Я люблю тебя, Джонни». Он довольно легко поступил в Высшую школу астронавтики, хладнокровно полагая, что прославленная Академия астронавтики имени Армстронга никуда от него не денется. Ведь туда можно поступить, не только имея крутых родителей или семь пядей во лбу. Достаточно просто совершить какой-нибудь подвиг. Только и всего. А то, что ему, как пилоту космического корабля, такой случай представится, Джон Смит ни минуты не сомневался. Как и в том, что скромные лейтенантские шевроны он все равно когда-нибудь сменит на роскошные генеральские аксельбанты. Непоколебимая уверенность в себе — родная сестра безграничного честолюбия.

— Что ж, по крайней мере, мне не придется сейчас в срочном порядке искать пилота. — Начальник базы чуть улыбнулся. — Тогда сразу и приступим к делу. Времени у нас в обрез. Ты, естественно, слышал о необычном астероиде, который приближается к Луне.

— Который может попасть в «Восток» и который русичи пытаются сбить?

— Во-первых, он может попасть и в «Вашингтон». Такая вероятность существует, хотя она намного меньше. А во-вторых, русичи не смогли уничтожить этот астероид.

— Значит, им надо готовиться к эвакуации.

— У них на «Востоке» находится гиперпространственный корабль.

— Я знаю. Но что поделаешь, — Джон Смит развел руками, — значит, русичам не повезло.

— Наше правительство согласилось помочь им спасти свой корабль. — Нил О'Коннори взглянул на часы: — Через два часа с мыса Канаверал стартует «Protector-5», входящий в систему «Защита».

— Понятно, сэр.

— Нет, тебе еще не понятно. Еще через пять с половиной часов «Protector» пройдет орбиту Луны и устремится навстречу астероиду. Ты же стартуешь через час. «Protector» тебя обгонит и первым будет атаковать астероид. Твоя задача — в случае неудачи первой ракеты попытаться самому уничтожить астероид. — Начальник базы сделал паузу. — Поэтому я тебя еще раз спрашиваю, ты согласен?

— Так точно, сэр!

— Ладно, идем дальше. — На лице О'Коннори не дрогнул ни один мускул. — Наводить в случае необходимости свою ракету на астероид ты будешь сначала по командам с Земли, а затем визуально.

— Сэр, у меня на корабле есть локатор.

— Джон, я не хуже тебя знаю, что есть на твоей «Артемиде». Дальность твоего бортового локатора максимум тысяча километров. Астероид это расстояние пройдет меньше чем за пять секунд. Эвакуироваться же ты со своего корабля должен не позднее, чем за минуту до столкновения. Для этого на твой шлем установят стократный бинокль со встроенным детектором инфракрасного излучения.

— Не понимаю, сэр...

— Астероид будут непрерывно подсвечивать инфракрасными лучами боевых лазеров. Для этого сейчас перенацеливается вся система боевых орбитальных лазеров русичей «Эшелон», а также наша аналогичная система «Щит».

— Сэр, а почему мне необходимо покинуть «Артемиду» за минуту до столкновения?

— Что, считаешь, даем тебе слишком мало времени?

— Много, сэр. Я успею выскочить из «Артемиды» за несколько секунд. Зато корабль точнее наведу.

Нил О' Коннори чему-то невесело усмехнулся:

— Я знаю, Джон, ты прыткий парень. Но дело в том, что сейчас на твою красавицу «Артемиду» устанавливают пятимегатонный ядерный заряд. И при скорости твоей спасательной капсулы километр в секунду в момент взрыва ты будешь от эпицентра не далее, чем в шестидесяти километрах. Согласись, это маловато. Для справки: такого заряда вполне достаточно, чтобы от Нью-Йорка не осталось и камня на камне.

— У нас на «Вашингтоне» ядерное оружие?

Начальник базы чуть усмехнулся:

— Интересы и безопасность страны иногда выше международных договоров. А теперь иди и начинай готовиться к полету. Помни, — он снова быстро взглянул на часы, — через пятьдесят семь минут ты стартуешь.

— Слушаюсь, сэр.

«Теперь Академия астронавтики у меня в кармане. — В приподнятом настроении пилот «Артемиды» шел в жилой модуль. — И Миранда не будет провожать взглядом шикарные авто. У нас и самих будет не хуже. Крошка будет мной гордиться». Войдя в свою каюту, он встретил вопросительный и серьезный взгляд Майкла.

«А вдруг за это мне и вторая жизнь светит?» — неожиданно мелькнуло у Джона в голове, пока он, глядя на друга, соображал, что можно ему сказать, а о чем говорить не стоит.

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

28 июня 2190 года. Понедельник. 15. 17 по СЕВ.

Мелодичная соловьиная трель заполнила кабинет Богомазова — Земля выходила на связь. На экране видеофона появилось лицо начальника Центра управления космическими базами Стаса Скворцова.

— Здравствуй, Семен.

— Здравствуй, Стас.

— У тебя по-прежнему при связи с Землей «Лунная соната» играет?

— Отыгралась «Лунная соната». Сменил ее на незатейливую соловьиную трель.

— Что так? Заскучал по весенним подмосковным березкам? — несколько иронично поинтересовались с Земли.

— И по березкам заскучал, да и вообще, у меня при звуках «Лунной сонаты» уже нервный тик начинался. От вас же в последнее время одни только неприятные новости поступали.

— Сам такую мелодию выбрал.

— Ну вот, я уже и крайним оказался, — обиженно-шутливым тоном проговорил Богомазов.

— А кто же им должен быть? Ты самый близкий к этому чертову астероиду. — Скворцов невесело усмехнулся. — Теперь насчет него. Через два часа американцы пускают по нему свой «Protector-5». Орлов договорился об этом с Чейзом.

— Интересно, что президент за это пообещал американцам? Случайно, не полцарства за коня, вернее, за «Protector»?

— Узнаем, Семен. Уж лучше отдать полцарства, чем потерять все. В случае неудачи с первой ракетой американцы будут атаковать астероид своим эвакуационным кораблем с базы «Вашингтон». Им будет управлять человек. Перед самым подрывом он эвакуируется с помощью спасательной капсулы.

— Подрывом, Стас? И чем же они собираются подрывать?

— А пятимегатонный ядерный заряд ты не хочешь? — Земле, очевидно, понравился ехидный тон вопросов.

— Ядерный заряд? Откуда?

— От верблюда. Святым духом занесло из Лос-Аламоса.

— Ясно. Если существует непорочное зачатие, то почему бы не существовать и атомной бомбе на Луне.

— Вот за что я тебя, Семен, всегда уважал, так это за твой реалистичный взгляд на вещи. Теперь о делах на твоей базе, Семен. Работы ни в коем случае не прекращать и не замедлять. Все сроки остаются в силе. «Прорыв» к транспортировке на космодром должен быть готов, так же как и твои люди к эвакуации к двадцати четырем ноль-ноль тридцатого июня. Сам понимаешь, американцы могут и не уничтожить этот астероид. Тогда он у тебя будет первого июля в шесть утра по-московскому.

— Стас, я все понимаю.

Несколько секунд люди, разделенные тысячами километров пустоты, молчали.

— Но и это еще не все, Семен. С тобой хочет поговорить академик Хохлов.

— Сергей Павлович? — удивленно переспросил Богомазов.

— Сергей Павлович, — подтвердили с Земли. — Я переключаю на него.

Экран видеофона мигнул, и на нем появилось усталое лицо пожилого человека.

— Здравствуйте, Семен Петрович. Я Сергей Павлович Хохлов.

— Здравствуйте, Сергей Павлович. Очень приятно вас видеть. Я много о вас слышал.

— Вы интересуетесь современной физикой общего поля? — удивленно спросил академик.

— В свое время я окончил Киевский университет, по специальности теоретическая физика.

— А стали начальником лунной базы.

— Жизнь, как и пространство, — многовекторная штука. Так я вас слушаю, Сергей Павлович.

— Семен Петрович, что вы знаете о проекте «Пора»?

— Только в общих чертах. Знаю, что он подразумевает проникновение человека в гиперпространство.

— Немного, — констатировал Хохлов.

— Начальству виднее.

— Скажите, Семен Петрович, — академик на мгновение замялся, — вы в Бога верите?

— В том смысле, что Вселенная образовалась не сама по себе, а ее кто-то создал?

Академик радостно улыбнулся:

— Я всегда считал, что Киевский университет выпускает весьма приличных физиков. Вы, Семен Петрович, попали в самую точку. Именно в этом смысле я вас и спросил. Последующие, придуманные людьми религиозные оболочки меня не интересуют.

— Тогда да, я верю в Бога.

— А вы никогда не задумывались, что понятие «Бог» также подразумевает какое-то материальное, точнее, энергетическое воплощение.

— Признаться, нет, Сергей Павлович. — Богомазов улыбнулся.

— Видите ли, Семен Петрович, исследуя проблему гиперпространства, я пришел к выводу, что оно представляет собой сложно-упорядоченную структуру, имеющую неопределенность второго порядка в макромасштабах. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Гиперпространство — разумная структура? — утверждающе спросил Богомазов.

— Да.

— То есть гиперпространство — это и есть Бог?

— Я думаю, да, — вновь утвердительно прозвучало с Земли.

— И Борис должен будет лететь к Богу?

— Я решил, что мне необходимо самому сказать вам, что этот полет Бориса должен состояться при любых обстоятельствах.

— Но и так задействовано все возможное, что только есть. Президент даже американцев подключил.

— Я знаю. — Академик сделал паузу и продолжил: — Семен Петрович, в свете сказанного мной, что такое, по-вашему, этот астероид?

Богомазов задумался.

— Мне в голову приходят только три объяснения, — наконец ответил он.

— Даже три? Интересно послушать.

— Первое — гиперпространство просто не хочет пока видеть нашего визитера. Второе — это своего рода испытание. Если хотите — тест на зрелость.

— А каков третий вариант? — спросил академик.

— Если есть Бог, то должен быть и дьявол. Куда же без него.

— И этот астероид — козни дьявола?

— Точно, Сергей Павлович.

Академик удивленно покачал головой:

— Вы знаете, а третий вариант мне в голову не приходил.

— Но практически для нас он совпадает со вторым. И в том и в другом случае нам придется как-то решать эту задачу с астероидом. По первому варианту — мы сделать ничего не можем. Если Бог не хочет, значит, Он не хочет. А свои действия Всевышний, по-моему, только в очень редких случаях объяснял людям.

— Будем надеяться, что разыгрывается второй... ну, или третий сценарий.

— Будем. Иного нам ничего и не остается, — согласился Богомазов.

— Остается. Остается решить задачу с астероидом.

— Сейчас, как я понимаю, американцы — наша последняя надежда. — Богомазов невесело усмехнулся.

— Мне кажется, есть еще одна надежда, — неожиданно прозвучало с Земли.

Объединенная Русь. Украина. Киев. Мариинский дворец.

Рабочий кабинет Президента Украины.

29 июня 2190 года. Вторник. 12.12 по местному времени.

Лучи летнего жаркого солнца, легко преодолев пуленепробиваемые стекла, прошмыгнув мимо отодвинутых портьер, безбоязненно разливались по строго охраняемой территории — рабочему кабинету президента Украины. Обласканный лучами, радостно блестел безукоризненно гладкий паркет. Массивный темный стол, всегда казавшийся несколько угрюмым от многочисленных государственных забот, в буквальном смысле возложенных на него, сейчас приобрел жизнерадостный вид. Зеленый огонек индикатора контроля блокирования информации еще более оживлял обстановку, настраивая присутствующих на спокойное обсуждение различных вопросов. Впрочем, вопрос был только один...

— Если астероид уничтожит гиперпространственный корабль, то это можно истолковать как нежелание Бога разрешать людям незваными являться к Нему. — Директор Службы безопасности Украины Олег Николаевич Пустовойтенко внимательно посмотрел на президента, пытаясь понять его реакцию.

Владимир Владимирович Грушенко свое мнение высказывать не спешил. Пустовойтенко продолжил:

— И в связи с этим, мне кажется, надо заранее продумать наши действия.

— В связи с чем? В связи с уничтожением «Прорыва» или в связи с тем, что кто-то попытается истолковать это так, как ты только что сказал?

«Ну почему большие политики все щекотливые вопросы предпочитают перепоручать своим подчиненным? Конечно, удобнее загребать жар чужими руками. А в случае неудачи сделать козлом отпущения другого». Директор СБУ, ругнувшись про себя, ответил:

— В связи с уничтожением «Прорыва», — и тут же добавил даже чуть вызывающе: — А истолковывать будем мы. До выборов президента Объединенной Руси, господин президент, осталось чуть больше полугода. Пора, выражаясь спортивной терминологией, начинать делать финишный рывок.

— И как ты себе это мыслишь? — Грушенко спросил спокойно, будто не заметив почти вызывающего ответа Пустовойтенко.

— На следующий же день, когда будет уничтожен гиперпространственный корабль, несколько десятков тысяч людей, сторонников движения «Жизнь только от Бога», собираются на центральной площади Киева на митинг. Основные его лозунги: «Бог этого не желает» и «Хватит испытывать терпение Бога». На этом митинге выступит, естественно, отец Сергий с гневной речью, в которой он осудит аморальную власть, позволяющую себе лезть к самому Богу. Он скажет, что это все равно что ворваться в операционную прямо с улицы, в чем есть, чтобы просто поглазеть, что там делается.

— Если операционная — это обитель Бога, хирург, естественно, сам Господь, то кто тогда лежит на операционном столе? Человечество? Мне понравилось твое сравнение, Олег Николаевич. — Грушенко весело усмехнулся.

«Сейчас тебе станет еще веселее».

— Но выступления одного отца Сергия недостаточно. Необходимо, чтобы выступили и вы. Это самый благоприятный момент публично заявить о своем желании баллотироваться на пост президента Объединенной Руси и одновременно возглавить это движение. И, опираясь на него, пойти на выборы.

И вновь президент Украины отнесся к словам директора СБУ спокойно:

— И что же я должен буду говорить?

— То же, что и отец Сергий, только акцент сделать на том, что такую аморальную власть необходимо менять. И пообещать народу, что в случае избрания вас президентом Объединенной Руси вы прекратите позорную практику дарить незначительной кучке людей вторую жизнь.

В кабинете надолго повисла тишина. Казалось, в нем вообще остановилось время. Ни звука, ни шороха, ни малейшего движения. Только, пульсируя, светился зеленый огонек индикатора контроля блокирования информации. И может быть, поэтому две пары глаз скрестились на нем. А огонек безмятежно продолжал пульсировать, словно на столе билось чье-то сердце. Сердце... жизнь... вторая жизнь, практически гарантированная вторая жизнь. Главный Компьютер не знает о твоих грехах, ему мешает вот этот пульсирующий, словно сердце, огонек...

— Давайте говорить откровенно, Олег Николаевич, — прервал тишину президент Украины.

«Наконец-то! Будто я этого не хочу».

— Вы предлагаете мне рискнуть своей второй жизнью, — кивок в сторону работающего индикатора контроля блокирования информации, — ради попытки занять пост президента Объединенной Руси. Я правильно вас понял?

— Совершенно, — ответ последовал тут же, без колебаний.

— А игра стоит свеч?

— Вы просили откровенно, Владимир Владимирович. Что ж, я говорю откровенно. Стоит ли игра свеч? То есть стоит ли кресло президента Объединенной Руси второй жизни? — Пустовойтенко сделал паузу.

Президент Украины согласно кивнул головой:

— Вы правы, Олег Николаевич. Именно это я и имел в виду.

— Это зависит от того, кто добивается этого кресла. От его характера. Что для него, как личности, ценнее — ощущение власти или спокойный, долгий комфорт обывателя. Вы же знаете, Владимир Владимирович, по закону запрещено занимать высокие государственные посты во второй жизни. И скажу еще более откровенно. Вы не ученый, не писатель, словом, вы не подпадаете под определение «человек творческой профессии». Вы — талантливый чиновник. Но во второй жизни вы не сможете реализовать себя на этом поприще. Следовательно, — директор СБУ сделал паузу, твердо взглянул в глаза высшему должностному лицу Украины и закончил. — Третья жизнь вам не светит.

— То есть вы мне предлагаете выбор между сильными, но относительно непродолжительными ощущениями и долгой, спокойной преснятиной?

— Плюс гарантированное попадание в историю, в большую историю, как человек, отменивший в огромной европейской стране право второй жизни.

— А вы, Олег Николаевич, неужели вы не хотите лично для себя второй жизни? Только откровенно.

— Хочу, но еще больше я хочу занять пост премьер-министра Объединенной Руси.

— Который к тому же является по Конституции и вице-президентом, — тут же дополнил своего подчиненного президент Украины.

— Точно. Тем более, мне не хочется провести свою вторую жизнь в психушке с диагнозом «Синдром внезапного слабоумия». Секретную статистику этой болезни среди живущих по второму разу вы знаете.

— Что ж, — президент Украины сделал паузу и посмотрел в глаза взволнованному директору СБУ, — меня, наверное, такой откровенный премьер-министр устроил бы.

Мужчины скупо улыбнулись друг другу.

— Есть, правда, одно но, — неожиданно сказал президент.

Улыбка мгновенно исчезла с лица директора СБУ. Он вопросительно посмотрел на своего шефа.

— Дело в том, что информация об этом полете и все, что с ним связано, включая информацию о Боге, имеет гриф «Особо важная государственная тайна». И если об этой «тайне» заговорят на улице, то вы, как глава СБУ, будете обязаны начать расследование.

Пустовойтенко размышлял ровно одну секунду:

— Это легко обойти, господин президент.

— Каким образом?

— После публикации в «Нью-Йорк Таймс» статьи, где прямо говорится, что освоение гиперпространства — это прыжок в лидеры, почему бы не появиться статье, где будет высказываться догадка о том, чем на самом деле является гиперпространство.

— И снова в «Нью-Йорк Таймс»?

— Ну почему же. Это можно организовать и у нас.

— Что, до «Нью-Йорк Таймс» труднее дотянуться?

— Нет, господин президент. Если надо, мы и до «Нью-Йорк Таймс» дотянемся. Но в данном случае необходим местный источник информации. «Нью-Йорк Таймс» — это не «Вечерний Киев» или «Утренний Николаев», в каждом киоске не продается. Кстати, к нашему движению примкнули несколько молодых ученых, которым вполне по силам прийти к такому выводу.

— А это не будет изменой Родине?

— После уничтожения гиперпространственного корабля это уже не будет государственной тайной. Кому нужна такая тайна, если Бог не допускает нас к себе?

Президент задумался.

«Сейчас он примет окончательное решение». Пустовойтенко весь напрягся.

— Мне кажется, Олег Николаевич, для большего эффекта, чтобы завоевать симпатии народа, мне необходимо там же, на митинге, публично снять с себя «надсмотрщика», — наконец произнес президент.

— Это было бы великолепно! Я позабочусь о доставке на Майдан необходимой аппаратуры. После этого, Владимир Владимирович, вы станете кумиром толпы. А толпой, как и женщиной, необходимо повелевать. — Директор СБУ и не пытался скрыть своей радости.

«Теперь все зависит от американцев... а вернее, от Бога. Если Бог не захочет, то Орлову не то что американцы, а сам Бог не поможет... Тьфу какая-то ерунда получилась. Ладно, согласимся с вариантом, что Орлову и сам дьявол не поможет». Пустовойтенко задумчиво смотрел на зеленый пульсирующий светлячок на столе президента.

Луна. Море Дождей.

База «Восток» Объединенной Руси.

30 июня 2190 года. Среда. 21.35 по СЕВ.

Конструкция, отдаленно напоминающая огромную шарообразную бочку, установленную на четыре непропорционально тонкие для такой махины опоры, отблескивала в слабых лучах бело-голубого шара Земли.

«Все-таки наличие атмосферы облагораживает облик. Космический корабль, стартующий с Земли, похож на благородный клинок — узкий, заостренный впереди, без всяких выступов. А тут каракатица какая-то. Трубопроводы, всякие там кронштейны, шпангоуты — все на виду. Не космический корабль, а механические часы без корпуса». Богомазов смотрел на монитор командного пункта.

Эвакуационной корабль «Юпитер» стоял на специальной транспортной тележке, являющейся одновременно и стартовым столом. Больше на космодроме никаких кораблей не было. И эта непривычная пустынность космодрома еще больше раздражала. База «Восток» будто стала прокаженной, куда без крайней необходимости никто лететь не хотел.

«Скоро все решится. Если американцы не собьют астероид, то примерно через шесть с половиной часов он уже будет здесь. — Начальник лунной базы тяжело вздохнул. — Так вывозить из базы "Прорыв" или нет? И Земля молчит. Скорее всего, сами еще не знают».

Соловьиной трелью залился интерком.

«Если придется эвакуироваться, в интерком для звонка поставлю "Реквием" Моцарта».

— Да, я слушаю.

— Семен Петрович, — в трубке раздался взволнованный голос Бориса Ковзана, — мне необходимо с вами переговорить.

— Я сейчас на КП. Можешь зайти.

Через пять минут дверь открылась:

— Разрешите, Семен Петрович.

— Заходи, Борис. Вот видишь, готовимся к эвакуации на Землю. — Богомазов невесело улыбнулся и кивнул в сторону экрана монитора.

— Я, собственно, по этому делу и зашел.

На пульте, вытянувшемся вдоль одной из стен КП, замигала зеленая лампочка. Тут же раздалось что-то похожее на барабанный бой. Один из троих сидящих за пультом обернулся к Богомазову:

— Семен Петрович, проверки эвакуационного корабля завершены. Все системы в норме. Корабль к полету готов.

Начальник базы посмотрел на часы:

— Двадцать три сорок пять. На пятнадцать минут раньше графика. Что ж, можно докладывать в Центр управления космическими базами. К эвакуации мы готовы. Так что ты хотел мне сказать, Борис? — Обратился он вновь к Ковзану.

Тот выразительно посмотрел на сидящих за пультом.

— Пошли ко мне в кабинет, — коротко сказал Богомазов и первым вышел из помещения КП.

— Так о чем ты со мной хотел переговорить? — Привычно опустившись в кресло, начальник базы быстро на компьютере набрал код доступа для связи с Землей.

— Как можно спасти «Прорыв» без американцев.

Ответить он ничего не успел.

— Дежурный диспетчер Центра управления космическими базами слушает. — Земля властно ворвалась в крохотное помещение.

— Э... докладывает начальник лунной базы «Восток» Богомазов. — Немного ошарашенный заявлением пилота «Прорыва», Семен Петрович даже допустил несвойственную ему несобранность. — Эвакуационный корабль к полету готов.

Лицо диспетчера на экране видеофона неожиданно исчезло. Вместо него появился начальник Центра управления космическими базами Стас Скворцов.

— Привет, Семен.

— Привет, Стас. Почему не спишь? В Москве скоро будет полночь.

— Не хочу относить свою зарплату аптекам. Мне сейчас, чтобы заснуть, наверное, с килограмм снотворного понадобится.

— Деньги бережешь?

— Умеешь ты, Семен, делать парадоксальные выводы, а также сочувствовать.

— Ах да, Стас, извини. Я как-то не подумал, как вам трудно там в Москве. То ли дело нам тут, на Луне. Получили команду с Земли, самые необходимые шмотки в «Юпитер» покидали, и адью, Луна. — Богомазов выпалил это с нескрываемым сарказмом. Затем неожиданно, без малейшей паузы, тихо произнес: — Ладно, Стас, извини. Я отлично понимаю, каково это — не имея возможности помочь своим людям, сидеть и ждать.

Стоящий напротив Богомазова Борис вдруг увидел, как устал, измотался начальник «Востока». Очевидно, поняли это и на Земле.

— Ничего, Сеня. Вот запустим «Прорыв», возьмем отпуск и махнем недельки на две на Алтай, на рыбалку. Я там такие места знаю, обо всем на свете забудешь.

— Стас, ловлю на слове.

— Лови! Теперь о нашем, будь он неладен, астероиде, — деловитым голосом продолжил он. — Через полтора часа американцы будут его атаковать. В случае неудачи у них будет еще одна попытка... примерно за сорок четыре минуты до столкновения астероида с Луной.

— За сорок четыре минуты я мало что смогу сделать, Стас.

— Поэтому сразу после получения информации о результатах первой атаки я выйду с тобой на связь. И тогда же ты получишь конкретное задание на твои дальнейшие действия.

— «Прорыв» с базы на космодром вывозить?

— Сверху я получил конкретное распоряжение — постоянно держать связь с Центром управления межпланетными перелетами. И как только они достаточно точно рассчитают траекторию этого небесного засранца, принять решение, куда эвакуировать гиперпространственный корабль. Но, как ты понимаешь, до атаки американцев ничего вразумительного я из них не выжму. Траектория астероида после атаки может измениться.

— Лучше бы он вообще испарился.

— Поживем — увидим, Семен.

— Какова сейчас вероятность попадания астероида в базу?

— Девяносто один процент. Ну все, до связи. А то у меня еще куча дел.

— До связи, Стас.

Экран видеофона погас.

С минуту начальник лунной базы сидел неподвижно, наконец, вздохнув, он перевел усталый взгляд на Бориса:

— Так как ты предлагаешь нам выкарабкаться из создавшегося положения?

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси.

30 июня 2190 года. Среда. 23.45 местному времени.

Секундная стрелка старинных механических часов меланхолично вращалась по кругу. В полной тишине кабинета раздавалось неторопливое и спокойное: «Цок-цок-цок».

«А в миллионах километрах отсюда рванет пятимегатонный термоядерный заряд, и даже такого тихого "цок-цок" не раздастся. Все произойдет в абсолютной тишине, и это еще страшнее». Президент Объединенной Руси Орлов, откинувшись на спинку кресла, смотрел на висящие на стене часы. Теперь оставалось только ждать.

«Все, что было возможно, я сделал. Или не все? А что еще? — У президента было какое-то смутное чувство, что он где-то недоработал, не дожал. — Но где?»

Орлов мысленно прокручивал в голове события, связанные с проектом «Пора». Начиналось все с разговора с академиком Хохловым, когда тот довольно легко убедил его дать добро на проведение работ по созданию еще одного гиперпространственного корабля. Ему вспомнился ответ академика на его вопрос:

«И что же еще человечеству нужно совершить, чтобы открылся новый уровень?»

«Послать в гиперпространство корабль с разумным существом на борту».

И сейчас в тревожном одиночестве Орлов вспомнил, как тогда, более двух лет назад, он испытал огромное волнение и одновременно радостное чувство, что сейчас от него зависит, кто именно откроет этот уровень — посланцы его страны или другого государства.

Вспомнив все, что произошло за последние месяцы, вплоть до последнего разговора с американским президентом, когда на предложение Чейза о совместном полете он произнес: «Я согласен», Орлов спрашивал сам себя: «Ну что я еще мог сделать? Не к китайцам же было обращаться, которые спят и видят себя хозяевами на Дальнем Востоке. После этого можно было бы сразу подавать в отставку. Да нет, уж лучше пулю себе в лоб. Так что еще я должен был сделать? Встать на колени и попросить Господа. Если бы это помогло, я бы встал. Но, увы, президенты для Бога не авторитет». Что-то смутное стало вырисовываться в голове Орлова.

Резкая трель видеофона не дала окончательно сформироваться последней мысли.

— Господин президент, — на экране появилось лицо министра обороны Круглова, — перевод системы противоракетной обороны «Эшелон А» в новый режим функционирования и перенацеливание ее на астероид завершено. Мы готовы.

Часы на стене начали отбивать двенадцать ударов. «А ведь теперь мы перед американцами беззащитны. Если они нанесут нам удар...»

— Игорь Петрович, что американцы?

— Наши спутники наблюдения фиксируют маневры их боевых орбитальных лазеров. С минуты на минуту ожидаю их сообщения.

— Как только получите информацию, немедленно доложите.

— Слушаюсь, господин президент.

Часы добили последний удар. В Москве наступила полночь.

«Так. Что я там надумал насчет Бога?» И вновь раздалась резкая трель звонка.

— Господин президент, — на экране возникло лицо секретаря, — на проводе президент Соединенных Штатов Америки.

— Соединяйте.

Мгновение спустя на Орлова смотрел моложавый, красиво седеющий брюнет — президент США Стивен Чейз.

— Здравствуйте, господин президент, — приветствовал его Орлов.

— Здравствуйте, господин президент. Я решил лично сообщить вам, что мы свою систему «Щит» перестроили. Как президент, я отлично понимаю ваши возможные опасения на этот счет.

— Благодарю, господин президент. Я думаю, что этот совместный проект еще больше сплотит наши народы.

— Вы читаете мои мысли, — удовлетворенно ответил Стивен Чейз.

— Удачи вам. Она вам скоро очень понадобится. Буквально через полтора часа.

— Спасибо, господин президент. Да поможет нашим странам Бог. До свидания.

— До свидания, господин президент. — Дождавшись, пока невидимый переводчик переведет его последние слова, Орлов выключил видеофон.

«Господин президент... А ведь в случае провала проекта "Пора" Грушенко, пожалуй, сможет и победить на предстоящих выборах на мой пост, — неожиданно пришло в голову Орлову. — Похоже, Владимир Владимирович решится пойти ва-банк. Движение "Жизнь только от Бога" он создал и развил усилиями этого священника отца Сергия. Теперь остается только официально его возглавить и идти с ним на предстоящие выборы. И вполне может победить. Так почему это огромное большинство, которое не получает второй жизни, будет мириться с тем, что ничтожное меньшинство вторую жизнь получает? Но ведь всегда были неравные условия жизни — одни получали лучшее образование, лечение, дома, машины, а другие — качеством похуже. И продолжительность жизни от этого у них была разной. Никто особенно этим не возмущался. — Президент Объединенной Руси сам для себя защищал свою точку зрения. Но тут же честно сам себе и возражал: — Да, но лечение — это одно, а вторая жизнь — это совсем другое. Как бы тебя ни лечили, ты все равно умрешь. А тут новая жизнь, с новым, здоровым телом. Вновь уже забытые радости жизни, вновь трепет любви, вновь радость отцовства. И возможность, в принципе, получить бессмертие. Нет, как ни крути, это уже совсем другой уровень. И все же Грушенко не прав. Люди все очень разные. Бог нас создал такими физически, интеллектуально разными, по-разному воспринимающими этот мир. Это значит, что между людьми всегда будет борьба за достижение лучших условий жизни. А борясь, человек, хочет он того или не хочет, преобразовывает мир. Преобразование мира — вот что предопределено Богом. А созданный им человек — инструмент для этого. И технология обретения второй жизни — это одно из многих проявлений необходимого неравенства между людьми. Об этом Бог скажет нашему посланнику. А если нет? А если прав Грушенко, вернее, его священник? Что вторая жизнь — это аморально по отношению к другим людям. Ну, нет, так нет. Поживем — увидим. Интересно, а пойдет Владимир Владимирович на то, чтобы снять с себя "надсмотрщика" еще до победы на выборах? Рискнет? Ведь можно же и не победить и лишиться второй жизни. Прав Кедрин. Это был бы поступок. Такому противнику и не стыдно проиграть. И все же прав я. Вторая жизнь человечеству нужна, неравенство между людьми необходимо. За это говорит вся логика развития человечества». Внутренние терзания президента Объединенной Руси прервал короткий бой часов. Половина первого, первое июля. Примерно через час американцы скрестят свою ядерную шпагу с силами космоса.

«Что ж, если у американцев ничего не получится, экзамен на зрелость у Бога мы провалили. Два наших решения оказались неверными. А может, все же есть третье решение?»

В это время американская ракета «Protector-5» осуществляла свою третью коррекцию траектории. До встречи с астероидом оставалось восемьсот тысяч километров — всего лишь двадцать длин земного экватора.

Четыре с половиной миллиона километров от Луны.

1 июля 2190 года. Четверг. 01.29. Время московское.

Бесстрастный и безмолвный бортовой компьютер американской ракеты «Protector-5» спокойно отсчитывал последние секунды своей электронной жизни. Ровно через двадцать пять секунд его программа, в миллионный раз сравнив текущее время с числом, забитым в одну из многочисленных ячеек памяти, обнаружит их совпадение до пятого знака после запятой. И тут же последует короткий приказ-импульс на детонаторы термоядерного чудовища. И вновь в Солнечной системе на несколько минут вспыхнет маленькая рукотворная звезда. А пока компьютер, обработав очередную порцию информации, полученной от бортового локатора, уверенно подал несколько коротких импульсов на рулевые двигатели, вгоняя реальную траекторию ракеты в расчетную. И вновь десятки килограммов ракетного топлива устремились, подгоняемые турбонасосами, в камеры сгорания. Там, соприкоснувшись, они вспыхнули жарким пламенем и с огромной скоростью вылетели из сопел, толкая ракету в нужном направлении. И в этом слаженном оркестре насосов, трубопроводов, приборов автоматики и клапанов одна скрипка допустила фальшивую ноту. Пропускной клапан трубопровода окислителя открылся не полностью. Ненасытные ракетные двигатели недополучили несколько килограммов топлива. К расчетному времени «Protector-5» на расчетную траекторию не вышел. Не хватило восьми сотых секунды.

Компьютерное время добежало до своего конца, и компьютер отдал последнюю в своей жизни команду. Через тысячную долю секунды, не успев совершить и одного удара своего электронного сердца — и одного оборота диска винчестера, компьютер испарился. Энергия термоядерного синтеза вырвалась на волю... но на одну десятую секунды позже...

Расколотый на две оплавленные части, астероид продолжал нестись к Луне. С расстояния в четыре с половиной миллиона километров она казалась неяркой крошечной звездочкой.

Луна. Море Дождей. База «Восток» Объединенной Руси.

1 июля 2190 года. Четверг. 01.59. Время московское.

— Семен, американцы промахнулись. — Лицо Стаса Скворцова от постоянного недосыпания казалось каким-то помятым. На белках глаз отчетливо проявились красные ниточки лопнувших сосудиков.

— Я так и знал. Когда эвакуация?

— Начинайте сейчас. В три ноль-ноль по Москве все твои люди должны быть в эвакуационном корабле. Там же получите команду на пуск.

— Ясно. Что делать с «Прорывом»?

— Семен, американцы были очень близки к цели, — лицо начальника Центра управления космическими базами, казалось, еще больше приобрело вид комканой бумажки, — но лучше бы они просто промахнулись.

— Они его раскололи? — Богомазов буквально выкрикнул тяжело бухнувшую в его голове догадку.

— Угадал. — Скворцов тяжело вздохнул. — По крайней мере на две части. Куда упадут эти куски, одному Богу известно. Сейчас они летят практически рядом. Скорее всего, астероид лопнул от термонапряжений, вызванных ядерным взрывом. Мы этот раскол обнаружили только потому, что «подсвечивали» астероид сразу четырьмя лазерами. Компьютер совместил эти четыре «картинки» и увидел зазор. Наверху принято решение не вывозить гиперпространственный корабль с базы. Может, конструкция самой базы хоть как-то защитит «Прорыв».

— То-то я думаю, почему Земля так долго на связь не выходит. А тут, значит, такая петрушка получилась.

— Скорее не петрушка, а горькая редька.

— Стас, у меня к тебе есть предложение. Помнишь, со мной на связь выходил академик Хохлов? Ты в курсе, о чем он со мной говорил?

— Нет. Вы с ним разговаривали по защищенной линии связи. На этом настоял академик.

— Хохлов попросил меня объяснить создавшуюся ситуацию Ковзану.

— Кто это? — не понял Скворцов.

— Пилот «Прорыва», кто же еще.

— И что же сделал этот Ковзан, когда ты ему все обрисовал?

— Он предложил вариант, как можно спасти «Прорыв».

— Он, часом, не второй Эйнштейн?

— Бери больше. Он — любимец Бога, — прозвучало в ответ с Луны.

Земля сделала долгую паузу.

— Семен, — наконец откликнулись за триста восемьдесят тысяч километров, — э... ты, часом, не переутомился?

— Успокойся, Стас. Это определение не мое, а Хохлова.

— Гм... Академик Хохлов — это авторитет. Ну и что предложил твой любимец Бога?

— Вывезти «Прорыв» на космодром, закачать в баки его стартовой ракеты топливо из «Юпитера» и улететь с базы.

И вновь Земля сделала долгую паузу.

— Сеня, с тобой точно все в порядке? Ты понимаешь, что предлагаешь? Во-первых, двигательная установка стартовой ракеты, впрочем как и вся ракета, да и весь «Прорыв» в целом, еще не прошли ни одной тестовой проверки. Во-вторых, ты, по-моему, забыл, что топливо для эвакуационного корабля — это AT и НДМГ, а для «Прорыва» это водород и кислород. Ты можешь сказать, как поведет себя вся топливная система ракеты, если она будет работать на нерасчетном топливе?

— Стас, естественно, она не будет выдавать расчетные значения тяги. Но нам это сейчас и не надо. Главное, хоть как-то вытолкнуть «Прорыв» на окололунную орбиту.

— Да ты понимаешь, что «Прорыв» может элементарно взорваться? — С Земли уже откровенно орали. — Нерасчетный режим! Может возникнуть кавитация на лопатках турбонасоса, пойдут скачки давления, возникнут колебания. Система вообще может войти в резонанс! Да мало ли что еще может случиться. И потом, ты считал, сколько необходимо топлива? «Прорыв» же раз в пять тяжелее «Юпитера»!

— Считал. Чтобы выкарабкаться на самую низкую орбитальную траекторию, топлива хватит, — спокойно ответили с Луны.

— А эвакуационный корабль?

— Если из него вытряхнуть все барахло, то тоже выкарабкается, — спокойно отвечала Луна.

— И сколько на это понадобится времени? — Частотные и амплитудные характеристики голоса Стаса Скворцова поползли вверх.

— Шесть часов должно хватить.

— Посмотри на часы. Через четыре с половиной часа астероид уже будет у тебя. Тебе просто не хватит времени для твоего безумного плана.

— Стас, «Прорыв» уже на космодроме, и мы готовимся к перекачке в него топлива из эвакуационного корабля.

— Полковник!.. — Электромагнитные волны, обрушившиеся с Земли, казалось, прогнули мембрану телефона.

— Стас, я решение принял, — еле слышно донеслось с Луны.

— Сеня, это безумие. — Голос с Земли, словно утомленный пройденным расстоянием, теперь был также еле слышим. — У тебя шансов один из ста, что системы «Прорыва» сработают без больших сбоев.

— Нам повезет.

— Нам? Кому это «нам»?

— Мне и Ковзану — любимцу Бога, — ответил Богомазов.

— Ты что, решил вместе с ним на «Прорыве» лететь?

— Стас. Если нам повезет, то меня, естественно, простят. А если нет... Что ж, для трибунала будет меньше работы.

— И что ты мне предлагаешь делать? Обо всем этом докладывать наверх? — устало проговорил начальник Центра управления космическими базами.

— Конечно. А вдруг наверху дадут добро.

— Ты же им не оставил выбора. Скорей всего, начальство просто отмолчится. Если тебе повезет, начальников наградят тоже. Если нет — они добро не давали.

— Мне все равно. Я свой выбор сделал. Конец связи. — Нажав на кнопку, Богомазов устало посмотрел на стоящего рядом Бориса Ковзана.

— Семен Петрович, я все же никак не могу поверить, что мне удалось вас уговорить на эту авантюру, — тихо сказал он.

— Это не ты меня уговорил, а Хохлов. Тогда, связавшись со мной, он сказал: «Что бы ни предложил этот мальчик, даже безумное, на твой взгляд, поверь ему. Вернее, поверь тому, что я тебе сказал о Борисе. Любимец Бога — это такое же объективное явление в мире, как, например, наличие кварков или квазаров. Это я тебе говорю как физик физику».

— Вы настолько уважаете академика Хохлова и доверяете ему?

— Да, это великий ученый. Да и признаться тебе, я страшно честолюбив. Великого физика из меня не получилось. Так, может, я хоть так войду в историю науки. Да и лишние баллы для Главного Компьютера заработать неплохо. — Богомазов усмехнулся и пружинисто вскочил с кресла: — Ну что, поехали на «Прорыв». Нам здесь больше делать нечего.

Начальник лунной базы недоговаривал. Да, академик Хохлов был для него авторитетом. Да, честолюбие сыграло определенную роль в решении Богомазова ввязаться в эту авантюру. Но главным было другое, а именно — Ирина, бывшая жена Богомазова, а точнее, та любовь-ненависть, в которую переродилась его любовь. Зная, как честолюбива и тщеславна его бывшая супруга (собственно, из-за этого она и ушла к депутату Государственной думы), он решился одним махом покончить с этой доводящей его до зубовного скрежета проблемой. Стать в одночасье героем, известной личностью и причинить этой... этой все еще горячо любимой женщине боль, боль ошибки. Кроме того, за ее честолюбием стояла более прагматичная цель. Согласно Закону о второй жизни, супруга (супруг) человека, получившего право на вторую жизнь, получала дополнительные баллы на это самое право. Мол, чтобы скрасить тому вторую жизнь. Вот теперь пусть покусает себе локти. Правда, если получится... А если нет... Что ж, по крайней мере, страдать он все равно не будет.

«А если бы Богомазов не смог оценить всю глубину научного предвидения Хохлова? И не был бы таким честолюбивым? Выходит, мне снова повезло». Борис Ковзан весело усмехнулся и посмотрел вперед. Там уже показался космодром и стоящие на нем два корабля: небольшой бочкообразный «Юпитер» и на голову его выше (если за голову считать бочкообразный жилой отсек эвакуационного корабля) «Прорыв».

«Хоть бы американцы сбили этот треклятый астероид. Господи, как же мне не хочется лезть в эту авантюру. — Взволнованный Богомазов скосил глаза на Бориса. — А этому хоть бы что. Сидит и улыбается. И что такого радостного он нашел во всем этом?»

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси.

1 июля 2190 года. Четверг. 02.16 по местному времени.

До двух часов ночи Владимир Сергеевич Орлов успел возненавидеть секундную стрелку в часах на стене. За ее спокойствие и безмятежность. Ничто не могло поколебать ее неторопливую точность. Ни сообщения, что две великие супердержавы фактически на неделю могут стать беззащитными (для перезарядки боевых орбитальных лазеров понадобится не один полет космических транспортных кораблей). Ни то, что сорок шесть минут назад многотриллионный фантастический проект Руси повис на тоненьком волоске и спасти его могло разве что чудо.

— А чудес на свете не бывает, — вслух сказал Орлов, встал из-за стола и потянулся.

Отчетливо раздался хруст.

«Надо будет пригласить массажиста. А то скоро в каменную скульптуру превращусь».

Зазвонил видеофон. Орлов, не садясь в кресло, нажал кнопку, и на экране вновь появился министр обороны. Лицо его было встревоженным. Президент почувствовал, как его сердце проваливается куда-то вниз, в желудок:

— Игорь Петрович, американцы, нападение?

— Нет, нет, Владимир Сергеевич. Проблемы у нас.

«Вот такие мгновения отнимают годы жизни».

— Что там у нас? — Орлов не смог скрыть вздоха облегчения.

— Мне только что доложил начальник Центра управления космическими базами генерал-майор Скворцов, что начальник лунной базы «Восток» полковник Богомазов, по совету пилота «Прорыва» капитана Ковзана и вопреки распоряжению, вывез «Прорыв» на космодром и в настоящее время производит заправку его топливом с эвакуационного корабля.

— Зачем?

— Чтобы вывести «Прорыв» на окололунную орбиту.

— А разве такое возможно?

— Естественно, нет, господин президент. «Прорыв» еще ни разу не проходил тестовую проверку всех узлов. Уже за это Богомазова можно отдавать под трибунал — стартовать на непроверенном корабле категорически запрещено. Но самое главное — двигательная установка стартовой ракеты «Прорыва» рассчитана на другое топливо. В эвакуационном корабле используются AT и НДМГ, а «Прорыву» необходимы кислород и водород.

— Чем это может закончиться?

— Взрывом «Прорыва», — четко, без колебаний ответил министр обороны.

— Что вы намерены предпринять?

— Фактически ничего. Разве что с базы «Циолковский» выслать группу и попытаться обезвредить Богомазова. «Циолковский» находится в море Изобилия. Расстояние между базами больше двух с половиной тысяч километров. Через два часа группа будет на месте. Правда, на «Востоке» есть группа майора Титрова из Службы безопасности. Но как с ними связаться? Может, стоит связаться с Кедриным и выяснить, имеют ли его люди автономную связь с Землей?

— Не стоит.

«А может, вот оно — чудо. — И тут Орлов наконец додумал мысль, которую ему помешал осмыслить два часа тому назад звонок того же министра обороны. — Не президенты для Бога авторитет, а Его любимцы. Любимцы Бога!»

— Ясно. Значит, высылать группу с «Циолковского»?

— Ничего не предпринимайте, Игорь Петрович.

— Но как же...

— Вы слышите, ничего не предпринимать. Можете считать это приказом Верховного главнокомандующего!

— Слушаюсь, господин президент.

«Нет, господин Грушенко. Бог на моей стороне!» Президент Объединенной Руси вновь сел в кресле и откинулся на его спинку.

Часы, теперь, казалось, весело, пробили один раз. Полтретьего ночи. Астероиду до Луны осталось лететь почти три миллиона восемьсот тысяч километров.

Пятьсот восемьдесят тысяч километров от Луны.

1 июля. 2190 года. Четверг. 04.38. Время московское.

— «Артемида», я «Вашингтон». — Пилот «Артемиды-7» Джон Смит узнал голос начальника базы Нила О'Коннори.

— «Вашингтон», я слушаю.

— Через минуту русичи начинают подсветку астероида своими лазерами.

— «Вашингтон», я понял. Через минуту русичи начинают.

— «Артемида», подсветку будем вести до момента столкновения твоего корабля с астероидом. Десять минут русичи, десять минут мы. Напоминаю, покинуть корабль ты должен за минуту до столкновения.

— «Вашингтон», не волнуйся. Все будет о'кей. — Смит надел на голову специальный шлем с укрепленным на нем биноклем и подал на него электропитание.

Тотчас же на внутренней стороне стекла шлема появилась прицельная сетка.

— «Артемида», даю обратный отсчет времени, — теперь в эфире возник незнакомый голос земного диспетчера, — десять, девять...

«Ну вот, Джон, и наступает твой звездный час. Не упусти его». Руки Джона легли на рычаги управления кораблем.

— Восемь, семь, шесть...

«Гордись, Джон. Сейчас на тебя будет работать весь оборонный стратегический потенциал двух супердержав!»

— Пять, четыре, три...

«Никуда этот астероид от меня не денется. Получит точно в лоб».

Два, один, ноль.

«Поехали!»

Но сразу «поехать» не получилось — на окрашенной зеленоватым свечением прицельной сетке ничего не появилось.

«Что за черт. Русичи что, попасть не могут?»

Стремительные до этого мгновения времени теперь, казалось, остановили свой неутомимый бег. Нацеленный в предполагаемую точку нахождения астероида бинокль не видел ничего. Автоматически запущенный в момент начала обратного отсчета секундомер отмеривал пятую секунду после включения первого боевого орбитального лазера.

«Пора начинать ругаться с Землей».

Темно-красная точка возникла почти в центре сетки прицеливания. Наземные диспетчеры не подвели — нос «Артемиды» практически смотрел на несущийся навстречу астероид.

«Ну, ты и придурок, Джон. От Земли до астероида больше миллиона километров, и от него до тебя почти триста тысяч. Вот почти пять секунд и получается, чтобы лазерный луч прошел такое расстояние». Его руки уверенно стали двигать рычаги, точно нацеливая «Артемиду» на небесное тело — совмещая красную точку с центром сетки прицеливания...

— «Артемида», прошло пять минут. Как дела?

— Прицеливаю.

Красная точка оказалась на редкость строптивой и хитрой. Загнанная точно в центр, она несколько секунд покорно стояла там, затем медленно-медленно начинала смещаться куда-то в сторону.

— «Артемида», прошло десять минут. Включились наши лазеры.

— Понял, «Вашингтон». Продолжаю прицеливание.

В полумиллионе километров от «Артемиды», на орбите Земли десять боевых орбитальных лазеров системы противоракетной обороны Объединенной Руси, за десять минут один за другим выплеснув в космос всю свою энергию, продолжали свое вращение, медленно остывая. Теперь для их перезарядки требовалась примерно неделя. На это время страна существенно снижала свой стратегический защитный потенциал. Все же трудно дается прорыв на новый уровень развития. Можно и надорваться...

Джон смог немного приструнить непослушную красную точку. Теперь в центре прицельной сетки она задерживалась по пять-шесть секунд и лишь затем коварно уползала в сторону — продольная ось «Артемиды» все точнее и точнее совпадала с траекторией астероида.

— «Артемида», осталось пять минут.

Крупные капли пота скользили по лицу Джона, ладони рук стали влажными.

«Лучше семь раз пропотеть, чем один раз покрыться инеем», — вспомнилась давняя курсантская шутка.

И тут же всплыло яркое воспоминание из детства. Он, одетый в джинсы и майку, пытается в городском парке водрузить на питьевой фонтанчик маленький пластмассовый шарик. А тот, продержавшись на струе воды несколько секунд, упрямо скатывается вниз.

«Джон, хватит заниматься ерундой. Пошли, нас уже, наверное, папа заждался», — через двадцать с лишним лет, почти в миллионе километров от Земли, вновь звала его мать.

— «Артемида», осталось четыре минуты. — Сообщения с Земли не страдали разнообразием.

Красный шарик, казалось, окончательно застыл в центре прицельной сетки.

«Наконец-то!»

Увы, с этим «наконец-то» маленький красный упрямец был не согласен — он неторопливо полез куда-то вверх и вправо.

«А, чтоб тебя!»

— «Артемида», осталось три минуты.

«Ну давай же, давай!» Красная точка медленно, словно нехотя, заняла центр прицельной сетки.

До крови закусив нижнюю губу, Джон почти незаметными движениями рычагов держал точку в центре экрана.

— «Артемида», осталось полторы минуты. Приказываю перейти в спасательную капсулу.

«Да что я, какой-то салага-первокурсник школы астронавтов? Да я за пятнадцать секунд в нее впрыгнуть успею».

— «Артемида», почему не отвечаете? Приказываю немедленно покинуть корабль!

«Да, покидаю, покидаю». Американец схватился руками за шлем.

Красная точка начала смещаться вертикально вниз.

«А, черт!» Пилот «Артемиды» в несколько секунд, уверенными движениями возвратил беглеца на место.

— «Артемида», немедленно покидайте корабль!

Джон вскочил с кресла. Спасательная капсула стояла в метре от него. Люк входа призывно зиял провалом открытого отверстия.

«Секунд тридцать пять осталось». Последнее, на что пилот «Артемиды» посмотрел, перед тем как сорвать шлем, были цифры, светящиеся красным цветом, сбоку от прицельной сетки — время, оставшееся до подрыва термоядерного заряда: тридцать семь секунд.

Отработанным движением Джон, головой вперед, нырнул в люк.

«Тридцать одна секунда».

Ловко извернувшись, словно змея, он рванул правой рукой рычажок фиксации люка в открытом положении. И тут же другая рука хлопнула по красной кнопке — пуск.

Потные пальцы правой руки скользнули по металлу.

«Двадцать шесть секунд».

Тут же на панели управления спасательной капсулы вспыхнул транспарант: «Внимание! Люк не закрыт».

«Да знаю я!»

«Как бы вашу шкуру космос не взял в качестве приза».

Рука вновь рванула красный рычаг — люк, чмокнув, закрыл отверстие. Щелкнули автоматические замки.

«Двадцать секунд».

«После сбоя в циклограмме пуска спасательной капсулы "RC-4" автоматически запускается тест-проверка ее систем. Продолжительность проверки — 15 — 20 секунд», — громыхнул в голове Джона один из пунктов инструкции.

«Ничего, пять секунд — это больше десяти километров от центра взрыва. Уцелею!»

Проектировали и изготовляли капсулу для «Артемиды-7» квалифицированные и ответственные специалисты. На приемных испытаниях все системы капсулы вели себя безукоризненно. Ни один из их многочисленных параметров не вышел за допустимые пределы. Так же надежно системы повели себя и в реальной обстановке, выдержав все параметры — их проверка завершилась через девятнадцать секунд. Еще полсекунды срабатывал пороховой аккумулятор давления, выбрасывающий капсулу из корабля...

В момент пятимегатонного ядерного взрыва Джон находился в десяти метрах от того места, где через миллионные доли секунды вспыхнули миллионы градусов. Пятимиллиметровая алюминиевая обшивка спасательной капсулы противостояла им целую вечность, по понятиям микромира, — одну десятую секунды. Человеческое тело не металл — упрямый и честолюбивый Джон Смит испарился в сотые доли секунды. Намного быстрее, чем электрический импульс распространяется по нервам человеческого тела. Следовательно, боли он не почувствовал...

А упрямая красная точка за те тридцать семь секунд, которые были отмерены американцу, вновь съехала куда-то вбок. Уже раздробленный на четыре куска, астероид упрямо несся к цели.

Богиня охоты на этот раз промахнулась...

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси.

1 июля. 2190 года. Четверг. 05.07 по местному времени.

Минутная и часовая стрелки на настенных часах совместными усилиями показали семь минут шестого.

«Почему не звонит Круглов? К этому времени американцы должны были уже повторить атаку на астероид. — Сцепив пальцы рук, президент Объединенной Руси неотрывно смотрел на часы. — А вдруг американцы все же попали в астероид и теперь Круглов уточняет, точно ли опасность миновала. Да нет, Владимир Сергеевич, вы же сами сказали, что чудес на свете не бывает».

Какое-то подспудное чувство, что он еще чего-то не сделал, тревожило Орлова. Оно появилось совсем недавно, а точнее, в эту ночь. Но только вот что? Любимец Бога? Нет, он эту мысль уже додумал. Молодец этот Богомазов, решился на такой поступок. Если все обойдется, полковник свои три звездочки поменяет на одну, генеральскую. Что значит "если"? После того как операция по спасению "Прорыва" будет удачно завершена, Богомазову я присвою... Стоп! Богомазов. Ну, конечно же!» Орлов наконец понял, что он еще не сделал.

Рука потянулась к кнопке вызова секретаря. И тут зазвонил видеофон.

— Господин президент, — министр обороны мог бы ничего не говорить — за него все уже сказало его лицо, — американцы опять промахнулись. Их пилот, скорее всего, погиб.

— Ясно, Игорь Петрович. Свяжитесь со мной... после того как астероид упадет на Луну.

— Слушаюсь, господин президент.

«И все же, господин Грушенко, Бог на моей стороне». Президент Объединенной Руси наконец нажал кнопку вызова секретаря.

— Соедините меня с начальником Центра управления космическими базами, — коротко приказал он ему.

Луна. Море Дождей.

Космодром базы «Восток» Объединенной Руси.

1 июля 2190 года. Четверг. 5.17 по московскому времени.

— Арсений Иванович, долго еще? — Стоя рядом с главным ракетчиком базы Разумковым, Богомазов наблюдал за работами.

— Тринадцать минут еще заправлять. Еще десять минут на отстыковку трубопроводов.

— Как с проверкой систем «Прорыва»?

— В спешном порядке тестируем их. Но сами понимаете, Семен Петрович, в полевых условиях, в авральном порядке. Считай, на глазок выставили регулятор соотношения топлива... словом, я ничего не гарантирую.

Повинуясь земной привычке, Богомазов хотел взглянуть в глаза главному ракетчику, но почти черный светофильтр скафандра надежно скрывал выражение его лица.

— Чувствую, что будем мы стартовать навстречу падающему астероиду.

Главный ракетчик ничего не ответил. Если он и пожал плечами, то под скафандром этого никто не заметил.

По трубопроводам, соединяющим «Юпитер» с «Прорывом», мощными двумя потоками текли горючее и окислитель.

«Словно "Юпитер" делится своей кровью с собратом по нелегкому космическому ремеслу. А ведь так оно и есть. Кровью. Без него "Прорыв" обречен. Эх, только бы группы этой крови хоть как-то совпали». Богомазов тяжело вздохнул и перевел взгляд вдаль. За кораблями, до самого горизонта, тянулась все та же унылая серая поверхность, усеянная камнями, небольшими скалами и кратерами.

«Если идти прямо на созвездие Рыб, то точно выйдешь на "Вашингтон". База в четырехстах километрах отсюда. В заливе Радости. Гм... залив Радости... Да, наши предки обладали куда большим чувством юмора. Это же надо, так жизнерадостно назвать: море Спокойствия, море Изобилия, озеро Сновидений, залив Радуги».

— Семен Петрович, — в скафандре раздался голос главного инженера Олега Литвина, находящегося на «Юпитере», — на связь вышел начальник Центра управления космическими базами.

«А ведь меня могут сейчас элементарно арестовать. Тот же Литвин. Получит приказ от Скворцова, и все. Вот тогда времени для философствований будет навалом... в тюрьме».

— Переключи его на меня.

— Слушаюсь.

И тут же в скафандре Богомазова раздался хорошо знакомый голос Стаса Скворцова:

— Семен.

— Да, Стас.

— Американцы только что опять промахнулись.

— Ну и черт с ними, стрелки хреновы. Без них обойдемся.

— Семен, летят уже четыре обломка.

— Твою мать!

— С точностью до секунды время падения мы уже вроде бы уточнили, — попытались успокоить с Земли.

— Секунда — это двести километров, — невесело констатировал Богомазов.

— Семен, я даю обратный отсчет времени.

— О'кей. Ладно, Стас, прорвемся!

— Семен, это еще не все. Со мной связывался президент.

Сердце в груди Богомазова, сначала будто споткнувшись, понеслось вперед галопом.

— Ты меня слышишь, Семен?

— Да, — выдавил из себя начальник базы.

— Он просил передать тебе, что ты поступаешь абсолютно правильно. Удачи тебе, Семен, и... и до падения астероида осталось тридцать минут.

— Спасибо, Стас. У нас еще целая прорва времени.

Богомазов чуть скосил глаза вправо. На внутренней стороне стекла скафандра высвечивалось: «05:29:01».

— Арсений Петрович, тринадцать минут прошло.

— Еще десять секунд.... Все, заправку закончили!

— Я б еще долил на два пальца. На счастье. — В скафандре раздался веселый голос Бориса Ковзана, который в «Прорыве» вместе с людьми Разумкова проверял системы корабля.

— Слышал, Арсений? Плесни еще пару сотен литров.

Время, казалось, стремительно рушилось на людей в паре с тем загадочным астероидом. Вновь взгляд на часы: «05:39:10».

— Семен Петрович, трубопроводы отстыкованы.

— Все. Забирайте своих людей на «Юпитер».

— Слушаюсь. — В голосе главного ракетчика Богомазов уловил нотки облегчения.

— Олег Евгеньевич. — Богомазов вновь вызвал на связь главного инженера.

— Да, Семен Петрович.

— Действуйте по нашей предварительной договоренности. Как только все люди Разумкова будут у тебя на борту, стартуй.

— Есть, господин полковник. «05:46:15».

Не снимая скафандра, только отстегнув шлем, Богомазов устроился в кресле второго пилота и пристегнул ремни. Пилот «Прорыва» Борис Ковзан уже занял место первого пилота. Его правая рука лежала на кнопке «Пуск».

— Боря, как только «Юпитер» стартует, выжди двадцать секунд — и вперед.

— Слушаюсь, господин полковник.

Обычно жизнерадостный и улыбающийся Борис Ковзан вмиг преобразился. В кресле сидел спокойный, сосредоточенный, готовый мгновенно отреагировать на любую нештатную ситуацию капитан Военно-космического флота Объединенной Руси.

— «Прорыв» и «Юпитер», — в рубке управления корабля вновь зазвучал голос начальника Центра управления космическими базами, — до падения астероида — три минуты.

— Понял, — одновременно ответили Литвин и Богомазов, разделенные сотней метров безжизненного пространства.

И вновь голос Литвина:

— Ребята, до встречи на орбите!

— Ни пуха! «05:48:37».

Из-под «Юпитера» повалили клубы дыма. Рассеченный транспортной тележкой на два длиннющих огненных языка, поток раскаленного газа, вырывающийся из дюз маршевого двигателя, словно смерч ударил по безжизненной лунной поверхности. Корабль вздрогнул и, словно нехотя, оторвавшись от стартового стола и изрыгая пламя, поднялся метров на сто.

«Сейчас врубится маршевый режим». Сжав подлокотники, начальник лунной базы наблюдал, как эвакуировались его товарищи.

Столб огня под их кораблем мгновенно, будто рывком настежь открыли невидимую заслонку, стал значительно гуще и длиннее. Через несколько секунд «Юпитер» вышел из поля зрения экипажа «Прорыва».

«05:49:00».

— Давай, Боря. — Богомазов так и не понял, подумал он эти слова или прошептал,

«Пронеси, Господи!»

По огромному телу корабля пробежала дрожь, словно стальная махина наконец-то почувствовала лютый холод лунной ночи. Ускорение мягко, ласково вдавило пилотов в кресла.

«05:49:05».

Дрожь усилилась, появились небольшие рывки. Словно Луна тысячью цепких рук пыталась удержать людей и лишь мощь десятков тысяч лошадиных сил ракетного двигателя одну за другой отрывала от корабля эти «руки».

«05:49:15».

Ускорение все жестче вжимало людей в кресла. Прямо перед Богомазовым на небольшом экране мелькали цифры:

«Ускорение — 20,21 м/с2.

Скорость — 150,54 м/с.

Угол тангажа — 0°.

Высота — 1350 м».

Рядом с цифрами светились две вертикальные полоски — синяя и зеленая. Показатели уровня окислителя и горючего в топливных баках.

«Ох, слабо растет ускорение. А что ты хотел? Вместо водорода, какой-то НДМГ. Не тот корм».

«05:49:35».

«Прорыв» с натугой поднимался над Луной. Натренированным долгой работой в космосе шестым чувством Богомазов уловил изменение положения корабля. И тут же на экране высветилось: «Угол тангажа — 10° 15'».

Две цветные вертикальные полоски, изначально не отличающиеся большой высотой, словно наперегонки, стали быстро уменьшаться.

«Так, "Прорыв" начал отрабатывать программу выхода на орбиту. А как он жрет топливо! Черт, еще не хватит. Если что, найду Разумкова и набью ему морду. А астероид уже плюхнулся. Интересно — куда?»

«05:50:00».

По широкой дуге, оставляя за собой столб пламени, гиперпространственный корабль, набирая скорость, несся над природным спутником Земли.

«Больше половины скорости набрано. И угол тангажа почти отработан. Неужели удалось?»

«05:51:31».

«Ну, еще чуть-чуть!»

Зеленая полоска исчезла, и тотчас на пульте управления вспыхнула красная лампочка, а на экране замигала надпись: «Горючее закончилось».

«Черт, горючее закончилось! Все, по-моему, долетались! А осталось же только чихнуть!»

К счастью, Богомазов ошибся. Да, в баке керосин закончился. Но он еще оставался в трубопроводе. И вот эти последние десятки литров, покинув бак, стремительно скатились вниз по трубопроводу и были безжалостно вброшены в камеру сгорания.

И в то же мгновение мигающая надпись сменилась другой — неподвижной и уверенной: «Функционал выхода на орбиту достигнут».

А еще через пару секунд бортовой компьютер высветил:

«Апоселений — 75268 м.

Периселений — 67987 м.

Период обращения — 6754 с».

— Вот так, господин полковник, «Прорыв» спасен! И без всяких американцев. — Борис первым пришел в себя и, откинувшись на спинку кресла, улыбаясь, смотрел на Богомазова.

А тот, восторженно глядя на Бориса, неожиданно рассмеялся:

— Теперь я окончательно поверил в тебя, любимчик Бога. Если бы не твое: «Я б еще долил на два пальца. На счастье», то где бы мы сейчас были?

Теперь довольно улыбались оба.

В шестистах километрах от них раздробленные части астероида, побывавшие в горнилах трех ядерных взрывов, почти полностью уничтожили лунную базу Объединенной Руси «Восток», а также образовали небольшой кратер на космодроме, на том месте, где еще совсем недавно стоял гиперпространственный корабль.

Глава 7

ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К ЗВЕЗДАМ

Господь Бог изощрен, но не злонамерен.

Альберт Эйнштейн

Объединенная Русь. Украина. Киев. Мариинский дворец.

Рабочий кабинет Президента Украины.

2 июля. 2190 года. Пятница. 12.00 по местному времени.

— Я все больше убеждаюсь, что любимец Бога — это не игра ума академика Хохлова, — первое, что услышал директор Службы безопасности Украины Олег Николаевич Пустовойтенко, входя в кабинет президента Украины.

— Что ж, Орлова можно поздравить, — директор СБУ чуть пожал плечами, — он сумел выкрутиться из практически безнадежной ситуации.

— По-моему, это успех не только Орлова, а и всей Объединенной Руси, включая Украину. — Президент Украины Владимир Владимирович Грушенко вопросительно посмотрел на Пустовойтенко, ожидая его ответа.

— Безусловно, господин президент. Но успех сейчас не означает успеха в дальнейшем. И потом, что считать успехом? И успехом для кого?

«Нет, отступать нельзя. И в этом необходимо убедить президента».

— Если гиперпространственный корабль вернется оттуда, это успех. И успех для всей Руси. Или вы так не считаете, Олег Николаевич?

— При возвращении гиперпространственного корабля для Руси, для всей Руси, — это успех. Но если гиперпространство — это не то, что думает Хохлов, то при всеобщем успехе Орлов проигрывает, а мы выигрываем. Если все же Хохлов прав, это совсем не означает, что возвратившийся оттуда человек возвратится как Мессия. Он может возвратиться как неразумное дитя, которого Бог просто пожалел и спас. И даже если он обозначит себя как посланца Бога, скажет ли он, что вторая жизнь Богу угодна? Мне кажется, что статистика заболевших синдромом внезапного слабоумия говорит об обратном.

— Ты полагаешь, что следует продолжать разыгрывать карту отца Сергия?

— Убежден. То, что Орлов запросил помощь у американцев, отнюдь не усиливает его позицию.

— Поясни, — попросил президент Украины.

— Ощущение избранности, особенности и желания лидерства является неотъемлемой частью мировоззрения русичей и особенно русских. Поэтому любое привлечение американцев, и тем более к этому проекту, будет восприниматься обществом скорее отрицательно, чем положительно. Это только усиливает наши шансы на успех.

— Выступление было назначено на следующий день после гибели гиперпространственного корабля. То есть на сегодня. — Грушенко вопросительно посмотрел на директора СБУ.

— Мы вполне обоснованно просчитали, что астероид уничтожит «Прорыв». Этого... к счастью, не произошло. Пришлось вносить кое-какие коррективы в план проведения митинга.

— Несколько дней назад ты сказал, что, публикуя сведения о гиперпространстве и Боге, мы не изменяем Родине, так как гиперпрострапственный корабль будет уничтожен. И, следовательно, никому теория Хохлова не нужна, так как Бог не допускает нас к себе. Но этот корабль цел и невредим. А мы разгласим государственную тайну.

— Государственную тайну? После того, как Орлов пригласил в проект американцев? — Пустовойтенко сделал паузу. — Но вы правы, господин президент. Публикация сейчас нецелесообразна. Проведем митинг без упоминания «Прорыва».

— Потому что Орлов перехитрил космос?

— Пока перехитрил.

— Хорошо. Когда митинг?

— Завтра, господин президент. Уже все готово.

— Американцы не смогли уничтожить астероид. Поэтому Орлов может легко отказать им в участии в этом проекте. Это усилит его позицию.

— Скорее всего так и будет. Но это ничего не меняет. Мы должны выступать. Рубикон надо перейти.

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Малый зал совещаний Президента Объединенной Руси.

2 июля 2190 года. Пятница. 12. 07 по местному времени.

Казалось, что сам могущественный владыка десяти планет, десятков спутников, тысяч астероидов, комет и прочая, прочая, прочая Его Величество Солнце решило лично украсить зал совещаний под стать царившему в нем настроению. Его яркие лучи щедро заполнили собой все пространство, весело, празднично отражаясь от многочисленных полированных поверхностей.

Посвежевший, помолодевший президент Объединенной Руси Владимир Сергеевич Орлов веселым взором обвел всех присутствующих:

— Итак, господа, вместе с вами я рад констатировать, что экзамен Бога мы, по-моему, сдали.

— Но отдувался за всех один, — бодрым голосом уточнил Кедрин.

— Нет, господа, отдувались мы все. Одни разработали методику, по которой был найден Борис Ковзан, другие его нашли, третьи так спроектировали гиперпространственный корабль, что он смог работать и на других компонентах топлива... Олег Павлович, когда «Прорыв» вновь вернется на Луну?

— Мы уже вчерне набросали план дальнейших работ. Завтра я представлю его вам на утверждение.

— Озвучьте основные его тезисы.

— Седьмого июля мы направим к «Прорыву» транспортный корабль, который состыкуется с ним и перекачает в его баки топливо.

— Надеюсь, штатное?

В зале все рассмеялись шутке министра обороны.

— Больше судьбу испытывать мы не намерены, Игорь Петрович. Одновременно с транспортом к «Прорыву» стартует корабль с диагностической аппаратурой, мы должны тщательно его проверить. На это уйдет около недели. Затем «Прорыв» приземлим, вернее, прилуним на нашей базе «Циолковский», где окончательно доукомплектуем его, еще раз проверим, и тринадцатого августа — в путь.

— Господа, у кого-нибудь есть замечания к предварительному плану? — Президент обвел взглядом присутствующих.

— У меня вопрос, — немедленно ответил директор Службы безопасности. — Планируется ли подвезти продукты, пока корабль будет находиться на окололунной орбите, или Ковзан с Богомазовым должны там святым духом питаться?

В зале совещаний вновь послышался смех. За министра стратегических исследований ответил президент:

— Не волнуйтесь, Вадим Александрович. Я думаю, Олег Павлович не забудет наших героев.

— И обязательно привезти им бутылку армянского коньяка. Заслужили. — Премьер-министр уточнил рацион временного экипажа «Прорыва».

— Правильно, — засмеялся Орлов, — без этого я план работ не подпишу!

Выждав, когда в зале совещаний утихнет оживление, президент продолжил:

— Господа, у нас на повестке еще один вопрос. Что нам делать с американцами?

Праздничное настроение в зале мгновенно сменилось напряженной тишиной. Словно почувствовав это, солнце тут же спряталось за тучу.

— Прошу высказываться, господа.

— Американцы не выполнили взятые на себя обязательства. Сбить астероид они не смогли, — первым заговорил министр обороны.

— То есть вы предлагаете нам также отказаться от своих обязательств и американца в состав экипажа «Прорыва» не включать. Благодарю, Игорь Петрович. Кто еще желает высказаться?

— Я согласен с Игорем Петровичем, — следующим высказал свое мнение министр стратегических исследований. — Они свои обязательства не выполнили.

— Ясно. Кто еще?

— Разрешите мне, господин президент.

— Прошу, Сергей Петрович.

— Господа, — министр иностранных дел обвел глазами всех присутствующих, — я также за то, чтобы не включать американца в экипаж «Прорыва». Но хочу заметить, что по договоренности с нами американцы обещали задействовать для уничтожения астероида все имеющиеся у них силы. И только. В устном соглашении между президентами обеих стран не было и слова о том, что мы берем американца только в случае уничтожения астероида.

— Но это подразумевалось, — возмущенно выкрикнул министр внутренних дел Бакатин. — Иначе о каком полете можно было бы говорить. Никто не мог знать, что все пойдет совершенно по другому сценарию.

— И тем не менее, — бесстрастно продолжил Панов, — американцы свой пункт соглашения выполнили — они задействовали все имеющиеся силы. Но опять же повторяю, господа, я за то, чтобы американца на борт «Прорыва» не брать. Я уточнил эти обстоятельства, чтобы учитывать их при дальнейших переговорах с американцами.

— Благодарю, Сергей Петрович. Вы, Вениамин Олегович, по-моему, свое мнение также уже — обозначили? — Орлов перевел вопросительный взгляд на министра внутренних дел Бакатина.

— Да, я его уже высказал. Добавлю только — американца на «Прорыв» не брать. Конкуренты нам не нужны.

В зале совещаний повисла тишина.

— Вадим Александрович, каково ваше мнение? — Орлов был не намерен затягивать обсуждение.

— Как известно, на участие американцев мы согласились под давлением чрезвычайных обстоятельств. И эти обстоятельства мы устранили сами. Так что я не вижу необходимости включать американцев в наш проект, учитывая, какие перспективы он может открыть.

— Так, трое из пяти членов Совета безопасности высказались. Высказались против. Теперь вы, Павел Иванович.

Обычно улыбающийся премьер-министр Объединенной Руси сидел с суровым, нахмуренным лицом.

— Я присоединяюсь к мнению остальных членов Совета безопасности, американцев не брать, хотя они и потеряли человека при попытке уничтожить астероид. Там мы должны быть первыми.

— Сергей Павлович, вы хотите что-нибудь сказать?

— Хочу, очень хочу! — непривычно сильным для него голосом ответил академик. — Господа, а вы уверены, что экзамен перед Богом вы сдали?

Министры замерли.

— Что вы этим хотите сказать, Сергей Павлович? — наконец спросил Кедрин.

— А то, уважаемые члены Совета безопасности, что экзамен можно считать сданным только в том случае, если Борис Ковзан вернется оттуда. Или я ошибаюсь?

— Я так полагаю, — заговорил вновь директор СБ, — что уважаемый Сергей Павлович Хохлов за то, чтобы включить американца в экипаж «Прорыва». Я согласен с ним, что мы лишь чудом избежали гибели корабля и решили, что основные трудности позади. Но я не понимаю, почему он увязывает дальнейшую успешную реализацию проекта с наличием на борту «Прорыва» американца.

Все взоры скрестились на академике. Тот несколько мгновений сидел неподвижно, затем, вытерев платком лысину, медленно и на этот раз привычно тихо заговорил:

— Господа, мы не должны забывать о том, что данная проблема предполагает не только техническое, но и нравственное решение. Отсутствие любого из них приведет к провалу всего проекта. Ведь мы имеем дело не только с космосом и не только с живой материей. Мы имеем дело с мыслящей материей, на многие порядки более высокоразвитой, чем все человечество, вместе взятое. И не забывайте, именно эта мыслящая материя, именно Бог создал человека, какой он есть. Создал нравственным. Он наделил его совестью. И если хотите, нравственность — это критерий жизненности нации. Историческую перспективу имеет та нация, которая более нравственна.

— То есть вы полагаете, уважаемый Сергей Павлович, — в разговор вмешался Орлов, — что безнравственно не включить американца в экипаж «Прорыва»?

— После того как они заплатили человеческой жизнью за свои обязательства, да, — твердо ответил академик.

— А я, пожалуй, поддержу Сергея Павловича, — неожиданно проговорил Кедрин. И, чуть усмехнувшись в ответ на удивленные взгляды коллег, пояснил: — Академик Хохлов прав. Этим проектом мы выходим на прямую связь с Богом. А в Библии сказано, что, если Бог благоволит к людям, Он принимает их жертву. Если нет — отвергает. Думаю, что американскую жертву Он принял...

— Дикость какая-то. Говорить сейчас о жертвоприношениях — это же какое-то средневековье, — довольно резко проговорил министр стратегических исследований.

— Может, и средневековье, — неожиданно легко согласился Кедрин. — Но не прислушаться к Библии, тем более в данных условиях... И потом, знаете, «береженого Бог бережет». Давайте мыслить прагматично. Даже в случае неудачи с «Прорывом», при наличии в экипаже американца это уже нельзя будет считать неудачей.

— Поясните, Вадим Александрович.

— А что ж тут непонятного, Олег Павлович, — за Кедрина начал отвечать министр обороны, — американцы станут нашими безусловными союзниками, что весьма нелишне перед лицом китайской угрозы на нашем Дальнем Востоке,

— Все высказались, господа?

— Я хочу только добавить. — Хохлов обвел всех взглядом. — «Давайте честно мыслить — это и есть высшая нравственность». Это сказал не я. Это Декарт.

Могущественное светило наконец освободилось от навязчивого внимания туч. И вновь уверенные яркие лучи залили пространство, неся с собой свет и тепло.

Объединенная Русь. Украина. Киев. Майдан Незалежности.

3 июля 2190 года. Суббота. 11.20 по местному времени.

Десятки тысяч людских тел, прижавшихся друг к другу, образовали одно живое существо. И десятки тысяч глаз были обращены к трибуне, установленной в центре площади. И десятки тысяч глоток, набрав в легкие воздух, выкрикивали:

— Нет!

— Бог этого не желает!

— Нет!

— Второй жизни без Бога — нет!

— Нет!

— Аморальной власти — нет!

— Нет!

Высокий человек в черном одеянии смотрел на скандирующую под его ногами толпу.

— Нет! Нет! Нет!

Видя, что толпа начинает успокаиваться, он вновь, воздев руки к небу, заговорил. Скрытые мощные динамики разносили его чуть хрипловатый голос далеко вокруг:

— Братья и сестры! Оглянитесь, посмотрите вокруг. Нас уже десятки тысяч! И не только здесь! А по всей Украине, по всей Руси, по всему миру! И сейчас, — жест рукой в сторону многочисленных телекамер, — они с нами говорят: «Мы едины, мы непобедимы! Мы едины, мы непобедимы!»

Умные динамики, управляемые компьютером, тут же многократно усилив и добавив частоты, возбуждающие человеческую психику, с силой вбросили всю эту смесь в толпу

Толпа скандировала:

— Мы едины, мы непобедимы! Мы едины, мы непобедимы!

— Братья сестры! Именно вы, услышавшие Бога, спасетесь, и вам будет даровано бессмертие. Остальных же ждет даже не это, — широкий жест в сторону огромных проекционных экранов, которые тотчас заработали.

Бесстрастная электроника безжалостно показывала десятки бессмысленных глаз, искривленных губ.

— Их ждет вот это!

Картинка на экранах сменилась. Языки пламени, казалось, вот-вот дотронутся до стоящих на площади людей.

— Их ждет геенна огненная! — Картинка тут же была прокомментирована. — Но Бог милостив! Каждый из вас может сейчас подумать: «Я снял с себя чип сбора информации. Этого что, мало?» Мало, мои братья и сестры! Вы должны помочь тысячам заблудших душ услышать голос Божий, как услышали его вы. Но как им можно помочь? — Священник обвел глазами притихшую у его ног толпу.

Секунда, другая — казалось, что напряженное внимание сейчас взорвется. Необходим лишь легкий толчок. И толчок, скорее, пинок, пинок по существующему мироустройству, был сделан:

— Помочь им просто! Надо устранить аморальную власть, убрать тех, кто служит этому дьявольскому изобретению — Главному Компьютеру. Пусть к власти придут люди, которые истинно верят в Бога и не будут вмешиваться в Божье дело — дарование достойным жизни вечной, которые скажут: «Нет чипам сбора информации!» Нас, братья и сестры, уже много. Так давайте скажем аморальной власти — нет!

— Нет!

— Жизни без Бога — нет!

— Нет!

Ярость толпы, усиленная динамиками, вновь возвращалась назад. Казалось, громыхал весь Майдан, весь Киев, весь мир:

— Мы едины, мы непобедимы! Мы едины, мы непобедимы!

Объединенная Русь. Россия.

Загородная резиденция Президента Объединенной Руси «Ново — Огарево».

3 июля 2190 года. Суббота. 13.10 по местному времени.

— Господин президент, — в видеофоне возникло лицо секретаря, — с вами хочет связаться директор Службы безопасности. Говорит — срочно.

— Соединяйте.

В видеофоне тотчас появился Кедрин.

— Господин президент, включите телевизор.

— Какой канал?

— Практически любой. Хоть наш первый, хоть американский CNN!

Орлов включил телевизор. Киев. Майдан Незалежности он узнал сразу — прямое включение.

В тишину кабинета ворвалась энергия десятков тысяч людей: «Мы едины, мы непобедимы! Мы едины, мы непобедимы!»

— Граждане Украины. Граждане Объединенной Руси. Люди всего мира! Сколько же можно терпеть это унижение, когда небольшая кучка людей присваивает себе право второй жизни, отказывая в нем всем остальным. — В выступающем человеке Орлов без труда узнал президента Украины Грушенко. Одетый непривычно — в яркую курточку и джинсы, он смотрелся эффектно. — Отец Сергий прав! Это аморально! Я осознал это и сказал себе «нет». Нет, я не хочу больше принадлежать к людям, которые идут против Бога, которые все свои мысли, даже самые сокровенные, доверяют бездушной машине, этому далеко не милосердному, в отличие от Бога, Главному Компьютеру.

«Нет. Он не сделает этого. Не решится». Наблюдающий за президентом Украины президент Объединенной Руси в волнении закусил губу.

— Поэтому я, президент Украины, практически имеющий право на вторую жизнь, отказываюсь от этого постыдного права, дарованного мне бездушной машиной. Я добровольно снимаю с себя чип сбора информации. Я присоединяюсь к тебе, мой народ!

И вновь громыхнуло: «Мы едины, мы непобедимы! Мы едины, мы непобедимы!»

Тут же, словно по мановению волшебной палочки, на трибуне появилось специальное медицинское кресло, в которое сел Грушенко, сняв свою курточку и картинно бросив ее вниз, в толпу. Мгновение, и никелированная штанга повернулась, нацелив что-то похожее на клюв в голову человека. Точным, уверенным движением игла вошла в мягкую ткань мозга и уперлась в чип. Короткий радиоимпульс, и она уже вынырнула, а специальный полимер мгновенно затянул отверстие. Президент Украины Владимир Владимирович Грушенко свой Рубикон перешел.

Через десять секунд он уже вновь был на ногах.

— Ну вот, теперь я по праву могу назвать вас братьями и сестрами! Так давайте сделаем так, чтобы в нашей Руси младенцам уже больше никогда не вставляли в мозг этот богопротивный чип. — Грушенко высоко поднял над головой руку с раскрытой ладонью, а затем, бросив чип себе под ноги, демонстративно наступил на него ногой.

«По-моему, стало одной проблемой больше. Притом мировой проблемой. — Орлов смотрел на десятки тысяч взволнованных лиц. — Похоже, что скорость прогресса человечества определяется частотой возникающих проблем. Сейчас скорость — несколько гордиевых узлов в год. Господи, куда мы несемся?»

— И что вы на это скажете, господин президент? — Орлов только сейчас сообразил, что не отключил видеофон и Кедрин все это время наблюдал за ним. — Не кажется ли вам, что господин Грушенко начал борьбу за кресло президента всея Руси?

— Я бы сказал, очень эффектно начал.

— И эффективно.

— И эффективно, — согласился Орлов. — Что ж, Вадим Александрович, по-моему, мы это предвидели.

— Да, господин президент. И пришли к выводу, что в случае успешного завершения миссии «Прорыва» господин Грушенко, как кандидат на пост президента Объединенной Руси, вам не опасен.

— А если миссия не будет успешной?

— Можно попытаться перехватить бразды управления этим движением в свои руки.

— С отказом от второй жизни?

— Грушенко при таком варианте не оставил вам иного выхода, господин президент.

Орлов задумался.

— Господин президент, посмотрите на экран. — Из задумчивости его вывел возглас Кедрина.

В Киеве на центральной площади только что своего чипа лишился директор Службы безопасности Украины Олег Николаевич Пустовойтенко.

— Да, ребята пошли ва-банк.

Орлов ничего не ответил. Нажав кнопку вызова секретаря, он приказал:

— Вызовите сегодня ко мне на шесть, нет, на пять — часов Крутикова.

«И скоро этот "Прорыв" полетит?»

Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк.

3 июля 2190 года. Суббота. 5.11 по восточному времени.

Серая предрассветная мгла легко просачивалась через полупрозрачные шторы в маленькую комнатку.

В одном из ее углов, сопротивляясь этой серой бесшумной экспансии, небольшой, двадцатитрехдюймовый телевизор транслировал прямой репортаж из Киева по каналу CNN.

Напротив телевизора на диване, весь подавшись к экрану, сидел тридцатилетний мужчина. Его губы шевелились, он тихо скандировал вместе с толпой на Майдане Незалежности их лозунги: «Мы едины! Мы непобедимы!»

Прошло полчаса, прямая трансляция из Киева завершилась. Молодой человек встал, подошел к окну и отдернул штору. С высоты двадцатого этажа открывался вид на никогда не спящий мегаполис. Впереди, слева, справа толпились огромные одноногие, многоглазые гиганты-небоскребы. Под ними, словно стремительные светлячки, сновали автомобили. Чуть слева огромное темное пятно явственно выделялось на панораме города.

— Я должен помочь заблудшим душам, я должен спасти их, — глаза молодого человека были устремлены на это темное пятно, — ибо время близко.

Наручные часы коротко пискнули — шесть часов утра. Через два часа он войдет в это мрачное пятно. Хотя нет, оно уже не будет казаться мрачным. Солнечные лучи без следа сотрут предрассветную мглу, и темное пятно превратится в стодесятиэтажное здание Главного технического управления ООН. Здание, где хозяином был Главный Компьютер. Хозяином его считали миллиарды обладателей более совершенного устройства в природе — человеческого мозга. Считали искренне и, как настоящего хозяина, уважали и боялись. Уважали за спокойствие, обдуманность, часто беспощадность выносимых им решений. За это же и боялись. Ибо его решения касались самого важного для человека — его жизни. Главный Компьютер Совета Развития ООН бесконечными гигабайтами своей электронной памяти как на аптекарских весах взвешивал человеческую душу и решал — быть ей еще с телом или пора отправляться. Куда? Об этом точно не знал ни один из ста миллиардов живших и ныне живущих на Земле людей.

Молодой человек еще раз взглянул на темно-серое пятно. «Карфаген должен быть разрушен». Штора резко, рывком вновь зыбкой преградой отделила комнату от внешнего мира.

Игорь Конюхов начал собираться на работу в Главное техническое управление ООН.

Китайская Народная Республика. Пекин.

Чжуннаньхай. Рабочий кабинет Ли Чжаосина.

4 июля 2190 года. Воскресенье. 18.15 по местному времени.

Огромная хрустальная люстра своими несколькими киловаттами с легкостью освещала просторное помещение. Но даже ее праздничный свет не мог стереть печать озабоченности с лиц тех двоих, что здесь находились.

— Итак, Ху Цзиньтао, русичи смогли-таки выкрутиться, и даже без помощи американцев.

— В данный момент это даже хорошо. Русичи американцам, получается, ничем не обязаны. Следовательно, нет лишнего повода для их более тесного сближения.

— Главное то, что русичи все-таки выкрутились. — В голосе председателя КНР послышались нотки раздражения. — И их корабль со дня на день может нырнуть в гиперпространство.

— По моим данным, это произойдет не раньше, чем через месяц, — тут же поспешил уточнить его собеседник.

— Но это все равно произойдет. — Тон говорившего стал еще более раздраженным. — Вы выяснили, наконец, русичи намечают пилотируемый полет или нет?

— Так точно, товарищ председатель. Русичи намечают пилотируемый полет.

— Успокоил.

— Но это еще не все. Наш резидент из Вашингтона получил информацию о том, что в обмен на помощь американцев Орлов согласился допустить их человека в экипаж гиперпространственного корабля.

— Еще больше успокоил. Теперь даже в случае неудачи с гиперпространственным кораблем русичи и американцы еще больше сблизятся. А это крайне нежелательно. Северный медведь должен рычать на американского бизона, а еще лучше — драться с ним. Тогда у него будет меньше сил отстаивать свой Дальний Восток.

— Но американцы не смогли уничтожить астероид, и поэтому Орлов вправе отказать им в участии в полете.

— Я бы так и поступил. Но Орлов хитрая лиса. Ради более тесного сотрудничества с американцами он может рискнуть возможностью стать единоличным лидером в освоении гипер пространства. — Председатель КНР Ли Чжаосин задумался. — Поэтому у северного медведя надо выбить из рук его главный козырь — гиперпространственный корабль.

— По вашему распоряжению, товарищ председатель, Министерство государственной безопасности разработало план ликвидации гиперпространственного корабля русичей.

— Наконец-то я услышал от тебя что-то хорошее. И в чем же он состоит?

— Гиперпространственный корабль русичей будет стартовать с Луны. Астероид уничтожил базу русичей «Восток», и это заставит их перебазировать свой корабль на «Циолковский». Наш план строится именно на этом. Непосредственно перед стартом гиперпространственный корабль будет вывезен на космодром. Там он пробудет не менее четырех часов — для заправки его стартовой ракеты и окончательной проверки всех систем. Вот в это время наш транспортный корабль с топливом для нашей базы «Поднебесная» при подлете к Луне, к великому сожалению, — Ху Цзинь-тао сделал большие глаза, — потерпит аварию и упадет на корабль русичей. Это будет вполне правдоподобно, так как наша база расположена всего лишь в пятидесяти километрах от «Циолковского». Для космического корабля, делающего на крейсерской скорости двадцать километров в секунду, такое отклонение при аварии сущий пустяк.

— А как вы узнаете, что русичи начинают вывозить свой корабль на космодром? За четыре часа вы не успеете Долететь с Земли до Луны.

— Примерное время старта — через месяц. Точнее мы узнаем, когда русичи отправят на Луну свой транспортный корабль с топливом для стартовой ракеты корабля. Это будет сигнал — значит, через несколько часов начнут вывозить корабль. Тогда у нас будет минимум шесть часов. А за это время мы успеем долететь до Луны.

— Всевозможные варианты нами учтены, товарищ Ли Чжаосин. Я предлагаю на это время переориентировать всю сеть наших спутников наблюдения «Орел», а также спутник наблюдения «Глаза тигра», находящийся на окололунной орбите.

В просторном кабинете стало тихо — Ли Чжаосин принимал решение.

— Китай по-прежнему должен оставаться Великим Китаем. Товарищ Ху Цзиньтао, я санкционирую проведение этой операции.

Соединенные Штаты Америки.

Лэнгли, штат Вирджиния. Штаб-квартира ЦРУ.

Кабинет директора ЦРУ.

5 июля 2190 года. Воскресенье. 10.02 по восточному времени.

— Садись, Хью. — Директор ЦРУ Билл Ред кивнул полковнику Брэдлоу на одно из кресел. — Русичи прислали нам свою методику по отбору счастливчиков. Ты, Хью, оказался прав. Русичи действительно полагают, что гиперпространство — это именно то, что мы привыкли называть Богом.

Полковник Хью Брэдлоу никак не отреагировал на эти слова. Его лицо по-прежнему выражало только внимание.

— Ознакомься. И я бы хотел услышать твое мнение об этом. — Директор ЦРУ указал на ноутбук. Полковник неторопливо открыл его и углубился в чтение высвечивающегося на экране документа.

«Все правильно. Никаких счастливчиков, выигравших крупные суммы денег по лотерейным билетам и все такое прочее. Жизнь — вот самый ценный приз. — Брэдлоу не спеша пролистывал документ. — А последний отбор русичи действительно провели очень жестко. Им повезло, что при этом всех не угробили. Впрочем, все правильно. Испытание же проходили счастливчики. И их потенциал «счастливости» был выше барьера смерти. А этот Ковзан вообще феномен. Это же надо было так угадать, чтобы попасть в этот малюпусенький бассейн. Я бы на тех испытаниях и костей не собрал».

Полковник невольно мысленно перебрал американских счастливчиков, которых он выявил.

«Да, до уровня Ковзана из них явно никто не дотягивает. Хотя, если устроить подобные испытания, возможно, кого-то и выявили бы. Вот только санкционирует ли Ред такие испытания. Наверное, именно по этому вопросу его интересует мое мнение». Брэдлоу оторвал глаза от экрана.

— Пока у нас нет, господин директор, кандидатур, подобных этому Ковзану. Но если устроить испытания, — полковник кивнул головой в сторону ноутбука, — возможно, мы бы тоже выявили человека, аналогичного этому русичу.

Директор ЦРУ внимательно посмотрел на своего подчиненного.

— Вы до конца ознакомились с документом, полковник? — после паузы спросил он.

— Нет, сэр.

— Потрудитесь прочитать до конца.

— Слушаюсь. — Полковник вновь заскользил глазами по тексту.

«Ничего не понимаю. Чего он от меня хочет? С чем я еще не ознакомился? Дальше идут одни приложения. Техническое описание катапульты, да еще служебная записка академика Хохлова. Так, по поводу катапульты я вряд ли что могу посоветовать, не инженер. Значит, остается служебная записка. — Брэдлоу открыл соответствующее приложение. — Что ж, Хью, ты сам дошел до того, о чем пишет известный физик: "Я убежден, любимец Бога — это такое же реальное, без всяких условностей понятие, как, например, гениальность или алкоголизм!". А что это за понятие — синхронность событий? Ну-ка, ну-ка: "5 декабря 1664 года у побережья Уэльса затонул пассажирский корабль. Погибли все члены экипажа и пассажиры, кроме одного. Счастливчика звали Хью Уильямс... — Кровь резко, толчком ударила в голову. — Более века спустя, 5 декабря 1785 года, на этом же месте потерпело крушение другое судно. И вновь спасся единственный человек по имени Хью Уильямс. В 1860-м, опять-таки 5 декабря, здесь же пошла ко дну рыбацкая шхуна. В живых остался только один рыбак. Его звали Хью Уильямс!" — В голове у полковника звенело. — Так вот, значит, зачем Реду понадобилось знать мое мнение. Значит, я... неужели я... вернее, меня хотят...» Мысли путались.

— Я вижу, вы прочли необходимое, — донеслось до полковника.

— Я... да, конечно... но это так неожиданно... я не готов... — Впервые за уже довольно долгий срок службы в разведке полковник Хью Брэдлоу растерялся.

Непрерывно бухающая в голове кровь мешала сосредоточиться. И тем не менее он сумел расслышать:

— Если я не ошибаюсь, чудесным образом из лап русичей вы выскользнули именно пятого декабря? И, как записано в вашем досье, полковник, когда вам было пятнадцать лет, от вас с матерью ушел ваш отец. И вы, так сказать, в знак протеста взяли фамилию матери — Брэдлоу. А до этого вас звали Хью Уильямс, не так ли?

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси.

7 июля 2190 года. Среда. 10.07 по местному времени.

— Здравствуйте, Вадим Александрович. — Глава государства встретил своего главного разведчика в дверях кабинета.

— Доброе утро, господин президент.

— Американцы определились со своим кандидатом в экипаж «Прорыва» и спрашивают, когда мы сможем его принять, — заговорил Орлов, когда они сели за стол.

— Оперативно. Первого еще не было ясно, состоится ли вообще полет. По астероиду они благополучно промазали, а пятого уже спрашивают, когда можно занять удобные кресла.

— Не бурчите, Вадим Александрович. Вы же сами на Совете безопасности меня поддержали.

— Тогда говорил мой ум, а сейчас мое сердце.

— У чекиста должны быть холодный ум и горячее сердце?

— Вот-вот. Вот это самое горячее сердце и бунтует — ни хрена не помогли и приходят на все готовенькое.

— К сожалению, Вадим Александрович, часто целесообразность приходится мачехой справедливости. Увы.

— Увы, — согласился директор Службы безопасности.

— Так когда мы сможем принять их кандидата?

Директор СБ на мгновение задумался:

— Так сложилось, что мое ведомство искало кандидата на полет в гиперпространство, — наконец заговорил он. — И по-моему, мы нашли достойную кандидатуру, как показали дальнейшие события. Но при чем тут мое ведомство и американский кандидат? Как я понимаю, тестировать его мы не будем.

— Еще угробим!

— Вот-вот. Поэтому мы должны его принять и за оставшееся время ознакомить с системами управления кораблем и другими премудростями, которые входят в стандартную программу подготовки космонавта. А это уже дело Крутикова.

— Вы были бы, Вадим Александрович, абсолютно правы, если бы речь шла об обычном полете. Но это, как вы знаете, не обычный полет. Поэтому возьмите его на базу, где тренировался Ковзан, и мягкими, подчеркиваю, мягкими тестами постарайтесь проверить потенциал его, так сказать, счастливости. Тем более что «Прорыв» еще неделю будет болтаться на окололунной орбите. А потом мы уже переправим американца на Луну, когда посадим «Прорыв».

— Будет исполнено, господин президент.

— Вот и отлично. Кстати, насчет оперативности американцев. Они нашли у себя Хью Уильямса. Помните, о нем упоминал академик Хохлов? Лучшей кандидатуры им и не найти. Кстати, можете ознакомиться с его досье. Вам будет интересно. Тем более что этот Хью Уильяме ваш коллега по профессии.

Кедрин удивленно посмотрел на президента. Тот улыбнулся и пояснил:

— Он кадровый разведчик. Полковник ЦРУ. И даже несколько лет работал у нас в Москве, — с этими словами президент открыл лежащий на столе ноутбук и развернул его экраном к Кедрину.

«Так, Хью Уильямс. — Директор СБ посмотрел на фотографию молодого, чуть больше двадцати лет, парня. — Лицо приятное, открытое». — Глаза вновь заскользили по тексту.

«Родился в 2144 году в Бостоне. Окончил Гарвардский университет, факультет журналистики. В 2166 поступил работать в ЦРУ. С 2166 по 2170 год работал в Пекине как корреспондент газеты "Boston news".

С 2170 по 2174 год в качестве руководителя японского отделения журнала "Business review" работал в Токио».

Кедрин взглянул на следующую фотографию — тот же человек, но старше и серьезнее.

«С 2174 по 2180 год работал главным редактором журнала "Бизнес и политика"»... «Стоп. — В голове сразу зашумело. — Но там же работал нелегал, выдававший себя за нашего, за русича. А этот Уильямс уже везде засветился как американский журналист. И у того было совсем другое лицо. Я же отлично помню это дело, я не могу не помнить. Ведь тогда... тогда, пытаясь взять его, мы потеряли одного из лучших наших агентов, моего младшего брата. — Кедрин судорожным движением кликнул курсором еще по одной фотографии, увеличивая ее. — Господи, он же сделал пластическую операцию...» На него с пятнадцатидюймового экрана смотрело знакомое улыбающееся лицо Глеба Невзорова, убийцы его младшего брата.

Увы, очень часто целесообразность — приходится мачехой справедливости...

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

12 августа 2190 года. Четверг. 15.02 по СЕВ.

— Капитана Ковзана просят срочно зайти на командный пункт. — Микрофон в каюте сделал паузу и вновь заговорил голосом дежурного по базе: — Капитана Ковзана просят срочно зайти на командный пункт.

«Что, еще один астероид на голову падает?» Борис включил связь с командным пунктом базы:

— Капитан Ковзан. Сейчас буду.

«Циолковский» был меньше «Востока». Но меньшие размеры проектировщики "постарались" компенсировать неудобствами перемещения. И это им удалось. Там, где на «Востоке» предусматривались пандусы, на «Циолковском» устанавливались трапы, углы наклона которых явно были неравнодушны к девяноста градусам и всеми силами стремились их достичь. И, наверное, только благодаря малой силе тяжести не было паломничества в медблок с ушибами, вывихами и переломами.

Преодолев два, Борис очутился на командном пункте. Мельком взглянув на вошедшего, дежурный базы лишь кивнул головой в сторону одной из кабинок с видеофоном.

— Здравствуй, Борис. — На экране светилось лицо академика Хохлова.

— Здравствуйте, Сергей Павлович.

— Отлет завтра?

— Да, в двенадцать пятнадцать по Москве.

— Волнуешься?

— Немного.

Разговор явно не клеился.

— Как американец?

— Нормально. Держится спокойно.

Оба замолчали. Летели секунды. Из мимолетной пауза, быстро проскочив семейство долгих, попала в разряд неловких и уже начала пробираться в класс тягостных. Борису вдруг представилось, как он на Луне, словно на гигантской карусели, стремительно вращается вокруг неподвижно сидящего на Земле, серьезного академика. Он невольно улыбнулся. И эта улыбка словно соединила двух человек, находящихся на сравнительно близком для живущих в конце двадцать второго века и невообразимо огромном для их далеких предков расстоянии.

— Борис, ты только вернись, — дрогнувшим голосом донеслось с Земли.

— А куда я денусь?

«Вот деться мне как раз есть куда — вся Вселенная!»

— Жаль, что я не смогу сейчас чокнуться на дорожку за твое здоровье, — пожалели с Земли.

— Прилечу, чокнемся.

— О, тогда это уже будет не так называться!

Вновь на Земле и на ее вечной космической спутнице заулыбались.

— Борис, а я ведь, как и ты, украинец. Родился в Житомире. Поэтому, раз уж мы не можем сейчас чокнуться, давай споем нашу украинскую песню, — вдруг предложил академик.

— С удовольствием!

И с Земли неожиданно красиво, чисто донеслось:

Дивлюсь я на небо

та й думку гадаю...

На Луне тут же подхватили:

Чому я не сокiл,

чому не лiтаю...

Преодолевая сотни тысяч километров, неслись навстречу друг другу слова народной песни:

Чому менi, Боже,

Ти крилець не дав?

Я б землю покинув

i в небо злiтав.

Слова песни проникали глубоко в сердце, они были как опознавательная система «свой — чужой».

Песня связывала воедино родственные души, родственное мировоззрение, все то, что обозначается емким словом «нация».

Там же. День спустя.

13 августа 2190 года. Пятница.

3.28 по СЕВ.

Огромный, напоминающий исполинскую колонну космический корабль медленно, поддерживая свое массивное тело столбом огня под собой, опустился на лунную поверхность. В перископ с командного пункта базы «Циолковский» можно было прочесть на серебристом боку исполина: «Атлант» и увидеть флаг Объединенной Руси — четыре золотых звезды на красно-зелено-голубом фоне.

— Все точно по графику. — Начальник базы Николай Игоревич Вознесенский удовлетворенно посмотрел на часы. Сейчас проведем тест-проверку «Атланта», и через два с половиной часа можно вывозить на космодром «Прорыв». — Группе проверки выдвинуться на исходную позицию.

Циклограмма запуска пилотируемого гиперпространственного корабля «Прорыв» начала отсчет своих первых секунд, чтобы ровно в десять часов пятнадцать минут по среднеевропейскому времени завершиться пуском. Пуском, впервые отправляющим людей к Богу... в прямом смысле этого слова.

Электронные часы на КП лунной базы «Циолковский» показывали три часа тридцать минут по среднеевропейскому времени.

Земля. Орбита спутника «Falcon-9» системы

раннего обнаружения ракет «SEFR» на высоте

сто пятьдесят километров над Китаем. 3.30 по СЕВ.

С высоты ста пятидесяти километров даже на скорости почти восемь километров в секунду любые объекты на Земле казались практически неподвижными. Поэтому вспыхнувшую на севере Китая точку спутник «Falcon-9» рассматривал не спеша, целых восемь минут. Ровно столько, чтобы уверенно отправить на Землю серию коротких радиоимпульсов, на человеческом языке примерно обозначающих следующее: «Космодром Чанчэнзе. 12 августа. 22 часа 40 минут 43 секунды по вашингтонскому времени. Пуск объекта класса "Великий путь". Приблизительные параметры орбиты: апогей — 125 километров, перигей — 100 километров, период обращения — 6520 секунд». Центральный компьютер в штабе Объединенного космического командования на авиабазе Питерсон присвоил этой информации желтый цвет важности — объект пока не представляет угрозы безопасности страны, но требует дальнейшего наблюдения. Компьютер, определив новую задачу, как добросовестный работник, тут же принялся ее исполнять. Выдернув из глубин своей электронной памяти данные по орбитам всех спутников системы «SEFR», он запустил специальную программу, что-то вроде детской считалочки:

У Иванушки жар-птица

Поклевала всю пшеницу.

Он ее ловил, ловил

И царевне подарил.

Нет жар-птицы, нет пера,

А тебе водить пора!

«Тебе водить» выпало «Falcon-4», который тут же включил объект класса «Великий путь» в перечень отслеживаемых объектов.

В следующей секунду центральный компьютер ОКК связался со своим более мощным собратом — Центральным компьютером Разведывательного директората ЦРУ. Переданная информация провалилась туда, словно в омут, — бесследно. Главный компьютер ЦРУ молчал. Пока молчал...

Электронные часы в операционном зале штаб-квартиры Объединенного космического командования показывали двадцать два часа пятьдесят одну минуту пятнадцать секунд по Вашингтону, или три часа пятьдесят одну минуту пятнадцать секунд следующего дня по среднеевропейскому времени.

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

4.15 по СЕВ.

— Джуди, здравствуй. Еще не ложилась спать?

— Ты же знаешь, что нет. Как я могу пропустить «Страсть и мегаполис».

— Джуди, я сегодня улетаю.

— Я тебя буду ждать.

— Спасибо, дорогая. Позови Мэри, я с ней тоже хочу поговорить.

— Хью, сейчас уже двенадцатый час ночи. Мэри давно спит, и ты это прекрасно знаешь. Надо было звонить раньше.

— Раньше я не мог. Тут была большая запарка — прибыл корабль с топливом для нас, и все каналы связи были заняты.

— Ну, не знаю... Позвони, когда Мэри проснется.

— Когда Мэри проснется, я уже буду неизвестно где. — Хью стал закипать.

— Ну, тогда позвонишь, когда прилетишь.

— Да ты понимаешь... — Уильямс-Брэдлоу задохнулся от гнева, — дура!

— Дорогой, я понимаю, ты нервничаешь из-за полета. Но выслушивать от тебя оскорбления я не намерена. — На Земле, в Вашингтоне, нажали кнопку отбоя.

«Позвони, когда Мэри проснется. Дура! Так отвечать. Такая же дура, как та жена французского короля со своими пирожными. Только та за свою дурость поплатилась головой. А эта?»

Электронные часы на базе показывали четыре часа сорок минут по среднеевропейскому времени.

Земля. Орбита спутника «Falcon-4» системы «SEFR» на высоте

сто пятьдесят километров над Индийским океаном. 4.40 по СЕВ.

Над голубым шаром Земли, над ослепительно-белой шапкой Антарктиды вспыхнула яркая звездочка и стала быстро удаляться от планеты. Ее свет за тысячу километров от нее уловил один из телескопов «Falcon-4». Меньше шести минут понадобилось бортовому компьютеру спутника, чтобы отправить на Землю свой вердикт: «Объект класса "Великий путь" превысил вторую космическую скорость. Предположительное направление полета — Луна». Спустя несколько мгновений центральный компьютер ОКК решил: «Объект "Великий путь" угрозы для безопасности Соединенных Штатов Америки не представляет». Но всю информацию он вновь неукоснительно переправил Центральному компьютеру ЦРУ. Тот продолжал молчать.

Электронные часы в операционном зале штаб-квартиры ОКК показывали пять часов пять минут по среднеевропейскому времени.

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

5.05 по СЕВ.

— Здравствуй, отец. Не разбудил?

— Я как чувствовал, что ты сегодня позвонишь. И не мог заснуть.

— Спать надо. Ничто так не способствует хорошему настроению днем, как глубокий сон ночью.

— Это произойдет сегодня? — неожиданно последовало с Земли.

— Да, — через паузу пришел ответ.

— С Богом, сынок.

Отец и сын замолчали. Все уже было давно сказано. Предстояли великие дела, такие, что любые банальности были сейчас неуместны. Поэтому оставалось только молчать и попытаться почувствовать родную душу. Почувствовать, несмотря на расстояние между ними.

Электронные часы на «Циолковском» показывали пять часов двадцать шесть минут по среднеевропейскому времени.

Земля. Орбита спутника «Cyclops-2» системы контроля

земной поверхности «MSTS» на высоте сто тридцать

километров над северным Китаем. 5.26 по СЕВ.

Разведывательный спутник контроля земной поверхности заканчивал свое существование. За десять лет безупречной службы на благо Соединенных Штатов Америки его солнечные батареи, опаленные безжалостной радиацией, иссеченные микрометеоритами и испытавшие десятки тысяч циклов: нагрев до ста пятидесяти градусов — охлаждение до минус ста пятидесяти градусов, порядком поизносились и уже не могли в должной мере питать аппаратуру спутника. В баках его ракетной двигательной установки не осталось и капли топлива. И Земля равнодушно поджидала свою очередную жертву, которая через несколько дней падающей звездой закончит жизнь в верхних слоях атмосферы. Но пока спутник-старичок продолжал трудиться. Его аппаратура все так же безупречно фотографировала интересующие Вашингтон объекты. Сейчас по графику наступила очередь китайского космодрома Чанчэнзе. Объективы, способные различить банан в руках обедающего китайского солдата, долгих десять минут всматривались в особо секретный китайский объект. Наконец бортовой компьютер спутника дал сигнал отбоя — всю необходимую информацию он собрал. Теперь он ее будет обрабатывать, а пролетая над Соединенными Штатами, сбросит все, что накопил за виток полета. Но это произойдет через пятьдесят одну минуту...

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

6.00 по СЕВ.

— Тест-проверка систем «Атланта» закончена. Все системы в норме, — будничным тоном доложил начальник группы проверки с космодрома.

«Наконец-то! Все, "Прорыв" можно вывозить». Вознесенский нажал кнопку на своем интеркоме:

— Николай Петрович.

— Слушаю вас, Николай Игоревич.

— Вывозите «Прорыв» на космодром.

— Слушаюсь, господин полковник!

Начальник лунной базы «Циолковский» посмотрел на часы — шесть часов одна минута по среднеевропейскому времени. Пока циклограмма пуска выдерживалась с точностью до минуты.

Земля. Орбита спутника «Cyclops-2» системы

«MSTS» на высоте сто тридцать километров над

Западным побережьем США. 6.27 по СЕВ.

В точно назначенное время спутник-ветеран «Cyclops-2» передал отчет о проделанной работе за очередной виток. Параболическая антенна на одном из зданий Агентства национальной безопасности уловила импульсы, усилила и передала в компьютер. Тот безропотно принял эти гигабайты информации и принялся за работу. Из миллиардов групп цифр, характеризующих каждую точку на будущей компьютерной фотографии объекта, он принялся составлять целостную картину. Этакая игра «Puzzle», усложненная в миллион раз. Объектов спутник сфотографировал множество. Космодром Чанчэнзе был далеко не первым. Обработку его изображения компьютер завершил в восемь часов одинадцать минут по среднеевропейскому времени.

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

8.11 по СЕВ.

Вознесенский на КП по монитору наблюдал, как заправляли «Прорыв». Заправку кислородом закончили. Теперь заканчивали заправлять водородом. Одновременно нельзя. В случае утечки под жарким, без защиты атмосферы, солнцем водород с кислородом могут так пылко слиться, что от жара этой страсти может только и остаться водяной пар, результат химической реакции.

Начальник базы скосил глаза на часы — восемь часов шестнадцать минут по среднеевропейскому времени. Пока все шло без сучка и задоринки.

Соединенные Штаты Америки.

Форт-Мид, штат Мэриленд.

Штаб-квартира Агентства национальной безопасности.

3.16 по восточному времени.

Полученные изображения компьютер АНБ тут же по кабелю передавал рядом стоящему керамоэлектронному близнецу. У близнеца задача была иная. Если первый компьютер играл в игру «Puzzle», то второй — «Найди десять отличий». Он сравнивал фотографии одного и того же объекта, снятые в разное время, находил изменения и выдавал по ним заключение. Для анализа последней фотографии космодрома Чанчэнзе компьютеру, в принципе, не нужен был его терагерцовый процессор. Отличие фотографии, сделанной двенадцатого августа, от фотографии, сделанной днем раньше, значительно превосходило размеры банана. На последней фотографии отсутствовал объект размером в несколько десятков метров, к слову сказать, отдаленно напоминающий банан. Еще раз сверившись со своим реестром, компьютер выдал заключение: «Китай. Космодром Чанчэнзе. 12 августа. Отсутствует космический корабль класса "Великий путь". Корабль находился на стартовой площадке с 5 августа». В три часа семнадцать минут по Вашингтону эти данные были переданы в Центральный компьютер ЦРУ.

В ста двадцати четырех тысячах километров от поверхности Луны.

Транспортный космический корабль «Великий путъ-3»

Китайской Народной Республики. 8.17 по СЕВ.

— Через два часа будем на месте. — Штурман корабля двадцатипятилетний Чэн Сывэй посмотрел на рядом сидящего тридцатилетнего пилота Хэ Гоцяна.

— Быстрей бы.

— Хэ?

— Что?

— Ты на самом деле веришь, что нас спасут?

— А в чем ты сомневаешься? Сам главнокомандующий космическими войсками товарищ Тан Цзясюань пообещал нам это.

— А как ты это себе представляешь? Наша спасательная капсула получит такую же скорость, как и наш корабль. То есть двадцать километров в секунду. И кто нас потом догонит? У всех наших космических кораблей скорость примерно такая же. Лишь у «Китая» на пять километров больше. И сколько он нас будет догонять? Мы к этому времени давно уже задохнемся в своей спасательной капсуле.

— Зачем же ты согласился на этот полет?

— Отказать самому главнокомандующему? Да и потом, долг коммуниста.

— Вот и исполняй свой долг, — резко отрезал пилот.

— Ладно, Чэн, извини, — после паузы заговорил Хэ Гоцян. — Все будет нормально, вот увидишь. Может, наше правительство запросит помощи у американцев или русичей.

— После того, что мы сделаем?

И вновь в рубке управления повисла тишина.

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

8.27 по СЕВ.

На пульте управления командного пункта вспыхнула зеленая лампочка.

— Заправка «Прорыва» закончена, — тут же сообщил дежурный стартовой смены.

«Так, еще напротив одного пункта можно ставить галочку». Вознесенский удовлетворенно улыбнулся.

— Приступить к тест-проверке корабля.

Начальник лунной базы сверился с часами. Пока все шло нормально.

Соединенные Штаты Америки. Лэнгли, штат Вирджиния.

Штаб-квартира ЦРУ. Операционный зал

Разведывательного управления ЦРУ. 8.35 по СЕВ.

Несмотря на всю свою впечатляющую мощь, Центральный компьютер ЦРУ не мог все же объять необъятное. Всю поступающую к нему лавину информации он тут же рассортировывал на чрезвычайно важную, очень важную, просто важную и остальную. Информации, поступившей к нему на пятьдесят первый терминал в три часа двадцать семь минут пятнадцать секунд из штаб-квартиры АНБ, он присвоил ранг важной и приступил к ее анализу.

Целых сорок три минуты понадобилось электронному Шерлоку Холмсу, чтобы связать в единую логическую цепь китайский транспортный корабль, стоявший целых семь суток на стартовом столе, его старт двенадцатого августа к Луне, прибытие в это же время на Луну корабля «Атлант» с топливом для «Прорыва» и время старта гиперпространственного корабля. Были учтены также наличие у самого Китая программы создания гиперпространственного корабля и сроки ее завершения. Тщательно были проанализированы графики запусков китайских космических кораблей. По ходу был выведен коэффициент взаимоотношений США и Объединенной Руси с Китаем, а также так называемые коэффициенты агрессивности и обороноспособности Китая. В четыре часа десять минут двадцать три секунды в эту разветвленную логическую цепочку были уложены последние биты информации...

Операционный зал мгновенно рассек короткий резкий вой сирены. На центральном табло вспыхнуло: «Внимание! Информация высшей степени важности! Китайский транспортный корабль класса "Великий путь" попытается осуществить атаку на гиперпространственный корабль "Прорыв", находящийся в данный момент на космодроме лунной базы "Циолковский". Атака будет выдаваться как авария на китайском космическом корабле, приведшая к полной потери управляемости последнего. Время начала атаки четыре часа пятьдесят девять минут по восточному времени плюс-минус одна минута. Вероятность прогноза — 96 процентов».

Старший дежурный смены действовал молниеносно. Доведенным до автоматизма на многочисленных тренировках движением он сдернул прозрачный защитный колпачок над одной из красных кнопок и с силой утопил ее, включая систему приведения в высшую боевую готовность Вооруженных сил Соединенных Штатов Америки.

Компьютер в своем электронном чреве бесстрастно зафиксировал время подачи тревоги — девять часов десять минут двадцать четыре секунды по среднеевропейскому времени.

Соединенные Штаты Америки. Вашингтон.

Белый дом. Личные апартаменты Президента США.

9.14 по СЕВ.

Компактный видеофон, стоящий на тумбочке у кровати, издал отрывистый резкий звук. Еще не открывая глаз, Стивен Чейз понял, что в стране появилась большая проблема.

— Сэр. — Лицо советника по национальной безопасности на экране было встревоженным.

«Не большая проблема, а очень большая».

— Что случилось, Билл?

— Китайцы хотят уничтожить «Прорыв».

Не обращая внимания на проснувшуюся жену, в сопровождении трех невозмутимых агентов Секретной службы президент бегом ринулся в Овальный кабинет.

— Введи в курс дела. — За своим рабочим столом Чейз почувствовал себя значительно увереннее.

Большего размера экран видеофона позволял понять, что Билл Ред находится в своем доме, в рабочем кабинете. Советнику по национальной безопасности понадобилась ровно минута, чтобы изложить суть дела.

Президент тут же нажал на видеофоне одну из кнопок. Экран разделился надвое. На одной половинке продолжал оставаться Билл Ред, а на другой появилось лицо главнокомандующего Объединенных космических войск вице-адмирала Пита Брайана. Внешний вид всегда подтянутого, безукоризненно одетого вице-адмирала говорил о том, что сигнал о высшей категории опасности застал его, как и президента, в постели.

— Пит, как мы можем этих засранцев достать?

— Если и сможем, то только с помощью системы «Щит».

— Не далековато ли?

— Через пять минут я буду об этом знать, господин президент. Мои люди над этим работают.

— Хорошо, пять минут подождем. Билл, что русичи?

— Пока ничего.

— Ладно, ждем.

— Господин президент, может, стоит связаться с Чжаосином и сказать, что мы знаем о его намерениях? И что блеф не пройдет?

— Обязательно, Билл. Но сначала мне необходимо заключение парней Пита.

Время, казалось, неслось вскачь.

— Господин президент, мы сможем поджарить этих засранцев, — наконец последовал долгожданный ответ. — Семь из десяти наших орбитальных станций смогут открыть огонь по китайцам. Расчеты показывают, что пятьдесят боевых лазерных импульсов прожгут баки «Великому пути». Слава богу, что это транспортный корабль, а не боевая ракета. У него нет антитермического покрытия.

— Значит, можем обойтись без русичей?

— Можем, — твердо ответил вице-адмирал. «Пора отдавать русичам долги», — промелькнуло в голове президента.

— Мы сможем сейчас уже начать «подсвечивать» китайцев? Хотя бы в десятую часть боевой мощности.

— Я хотел просить вас об этом, господин президент. Нам надо пристреляться.

— Тогда начинайте.

— Слушаюсь, господин президент. — Изображение вице-адмирала исчезло с экрана видеофона.

— Господин президент, русичам будем сообщать?

— Нет, Билл. Пора отдавать наши долги.

— Я понял, господин президент.

Чейз нажал кнопку связи с секретарем:

— Немедленно свяжите меня с председателем Китая.

Часы на рабочем столе Президента показывали четыре часа двадцать семь минут.

Орбита Земли. 9.30 по СЕВ.

В ста пятидесяти километрах над Землей семь массивных туш боевых орбитальных станций, подчиняясь единому приказу, начали медленно менять свое положение. Вспыхивали и гасли языки пламени рулевых двигателей, компьютеры привычно тасовали миллионы нолей и единиц. Но вот движение прекратилось. Бесшумно отъехали защитные колпаки боевых лазеров. На Землю практически одновременно полетели короткие радиосигналы. В штаб-квартире Объединенного космического командования центральный компьютер управления системой «Щит» выдал на монитор: «Станция "Щит-1" — готовность номер один. Станция "Щит-2" — готовность номер один...»

И тут же с Земли на одну из станций пришла короткая команда. Через несколько секунд в сторону Луны рванулся невидимый луч лазера.

Остальные шесть станций продолжали нестись над планетой. Их компьютеры держали свои электронные «пальцы» на электронных «спусковых крючках». Они выполнили команду Земли: «Товсь!». Дальше оставалась одна команда — «Пли!».

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

9.34 по СЕВ.

— Тест-проверка закончена. Все системы корабля в норме.

«Отлично. Все идет нормально. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить».

— Экипажу занять свои места в корабле. Шлюзовой люк входа на «Прорыв» открылся в девять часов сорок четыре минуты.

В тридцати четырех тысячах километров от поверхности Луны.

Транспортный космический корабль «Великий путь-3». 9.44 по СЕВ.

— Осталось двадцать две минуты. Через пять минут начинаем коррекцию орбиты. — Чэн Сывэй в волнении прикусил губу.

— Понял, через пять минут начинаем коррекцию орбиты. — Пилот «Великого пути-3» Хэ Гоцян азартно улыбнулся штурману: — Не дрейфь, Чэн. Зато потом будет что рассказать внукам. Это будет настоящий мужской поступок.

Чэн Сывэй чуть виновато улыбнулся.

На панели приборов вспыхнула желтая лампочка.

— Что за черт!

— Что случилось, Хэ?

— Почему-то начала расти температура внешней обшивки корабля, — с недоумением ответил пилот. — Что это может значить?

— Не знаю, — штурман пожал плечами, — параметры двигательной установки в норме.

— Может, излучение?

— Датчики радиационной опасности молчат.

— А если это не радиационное излучение. — Более опытный пилот майор Военно-космических сил Китая начал догадываться.

— А какое же еще? Свет? Откуда... лазерный луч? Нас подсвечивает лазерный луч! — Молодые мозги сработали быстрее.

Желтая лампа на панели приборов продолжала гореть.

Хэ Гоцян нервно бросил взгляд на часы: семнадцать часов сорок восемь минут по пекинскому времени.

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль. Рабочий

кабинет Президента Объединенной Руси. 9.48 по СЕВ.

— Господин президент, с вами срочно хочет связаться министр обороны. — Голос секретаря, какую бы информацию он ни передавал первому лицу государства, всегда был непоколебимо спокоен.

«Ох, опять что-то с "Прорывом". Господи, как же труден к Тебе путь!»

— Соедините.

— Господин президент, — министр обороны так спешил, что, похоже, его голос опередил его же изображение на видеофоне, — американцы открыли огонь своими орбитальными боевыми лазерами по китайскому кораблю, который приближается к Луне.

— Соедините меня с президентом Соединенных Штатов.

«Господи, я не только скоро окончательно поседею, но и окончательно полысею».

Соединенные Штаты Америки. Вашингтон.

Белый дом. Овальный кабинет. 9.49 по СЕВ.

«Тянет время, хитрый китаез. Что значит: "Товарищ Ли Чжаосин очень занят, просил немного подождать"? Ясно же было сказано, что его спрашивает по срочному делу президент Соединенных Штатов Америки. — Стивен Чейз медленно закипал. — Или он думает дождаться падения своего корабля на "Прорыв"? Не получится!»

— Я вас слушаю, господин президент, — наконец раздалась из видеофона китайская речь и, практически следом, английский ее перевод.

«Времени на дипломатию не осталось, — Чейз мельком посмотрел на часы, — надо сразу брать быка за рога».

— Господин председатель, из достоверных источников нам стало известно, что ваш космический корабль «Великий путь» по непонятным для нас причинам собирается уничтожить гиперпространственный корабль Руси, на котором также находится и гражданин Соединенных Штатов.

— Господин президент, я не знаю, откуда у вас такие сведения, но они ошибочны. Единственное, что могу сказать по этому поводу, так это то, что у нас действительно есть проблемы с нашим космическим кораблем «Великий путь», доставляющим топливо для нашей лунной базы «Поднебесная». — Ли Чжаосин, на мгновение отключив микрофон видеофона, выдохнул: — Пусть подают сигнал SOS.

Сидящий рядом с ним главнокомандующий Космическими войсками Китая Тан Цзясюань утвердительно кивнул головой и тут же стал набирать номер по своему телефону.

— Да, я понимаю, что проще всего открытую диверсию списать на несчастный случай, на аварию с кораблем.

— К сожалению, авария действительно случилась с нашим кораблем. Если в ближайшие минуты мы сами ее не устраним, то в соответствии с международными законами... — Ли Чжаосин выразительно посмотрел на своего главнокомандующего, и тот утвердительно кивнул головой, — мы подадим международный сигнал SOS.

«Надо действовать жестко, предельно жестко. В любом случае в открытую китайцы не попрут. Или попрут?» Стивен Чейз на несколько мгновений заколебался, выбирая правильную линию поведения.

— Господин президент, с вами срочно хочет связаться президент Объединенной Руси.

В девятнадцати тысячах километров от поверхности Луны.

Транспортный космический корабль «Великий путь-3». 9.55 по СЕВ.

— Понял! Так точно! Конец связи. — Хэ Гоцян повернулся к штурману: — Слышал? Земля приказала подавать сигнал SOS. Продолжаем выполнять задание.

— Нас же держат на лазерном прицеле! Мы все равно не выполним задание! Русичи нас уничтожат!

— Капитан Чэн Сывэй, выполняйте задание!

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

9.55 по СЕВ.

— «Соколы». Я «Орел». Объявляю двадцатиминутную готовность.

— «Орел». Я «Сокол-один». Вас поняли. У нас все в порядке.

Соединенные Штаты Америки. Вашингтон.

Белый дом. Овальный кабинет. 9.55 по СЕВ.

— Соединяйте, — коротко бросил он. И тут же: — Дайте мне минуту тайм-аута с Пекином. Придумайте что-нибудь.

— Я вас слушаю, господин президент. — Краем глаза он увидел, как на экране видеофона, по которому он вел связь с Ли Чжаосином, пошли помехи и услышал, как его секретарь извиняется перед кем-то и уверяет, что связь через минуту будет восстановлена.

— Вы открыли огонь по китайцам?

— Они хотят уничтожить «Прорыв». Времени остается в обрез. Я вам позже объясню подробности.

К чести Орлова, он, мгновенно оценив обстановку, только спросил:

— Наша помощь нужна?

— Мощи Соединенных Штатов хватит, чтобы защитить свои интересы. И потом... Пора отдавать долги.

Президент Объединенной Руси лишь улыбнулся в ответ.

— Связь с Пекином!

«Ничего. Сейчас мы не будем одни. В данном случае русичи будут с нами».

— Я сожалею, господин председатель. У меня не остается другого выбора. Я отдаю приказ на уничтожение вашего корабля. Примите мои искренние сожаления по поводу гибели ваших граждан.

— Господин президент, вы отдаете себе отчет в своих действиях? Это равносильно объявлению войны между нашими странами.

— Я не допущу ни малейшего ущемления интересов своей страны. Тем более в такой стратегической области. Если через пять минут ваш корабль не изменит траекторию, я отдаю команду на его уничтожение.

«А ведь он Ковбой, точно ковбой». Советник по национальной безопасности, директор ЦРУ Билл Ред следил по видеофону за разговором своего президента с президентом Руси и председателем Китая со сложным чувством ревности и восхищения.

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

10,05 по СЕВ.

— «Соколы», я «Орел». Десять минут до старта. Дренажные клапаны закрылись.

— «Орел». Я «Сокол-один». Вас поняли.

Китайская Народная Республика. Пекин. Чжуннаньхай.

Рабочий кабинет Председателя Китайской Народной

Республики Ли Чжаосина. 10.05 по СЕВ.

Главнокомандующий Космическими войсками Тан Цзясюань вопросительно и в то же время почтительно смотрел на Ли Чжаосина.

— Дать отбой операции — это потерять лицо и признать перед всем миром нашу слабость. Продолжайте операцию, товарищ Цзясюань. Хорошие люди не живут долго, прекрасные цветы не пахнут долго.

— Слушаюсь, товарищ председатель.

Соединенные Штаты Америки. Вашингтон.

Белый дом. Овальный кабинет. 10.05 по СЕВ.

— Пит, слушай мою команду: уничтожить китайский корабль.

— Слушаюсь, господин президент!

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

10.05 по СЕВ.

— «Соколы», я «Орел». Десять минут до старта. Включаю разгон гироскопов.

— «Орел», я «Сокол-один». Вас поняли.

В четырех тысячах километров от поверхности Луны.

Транспортный космический корабль «Великий путъ-3». 10.06 по СЕВ.

— Так точно, товарищ главнокомандующий. Есть продолжать выполнение задания. — Хэ Гоцян повернул голову к штурману: — Капитан Чэн Сывэй, подготовить к отстрелу спасательную капсулу.

«Господи, мы точно погибнем!» Чэн поспешно нажал на пульте несколько кнопок.

Орбита Земли. 10.06 по СЕВ.

Компьютеры бесстрастно выполнили команду с Земли. Электронные «пальцы» спустили электронные «курки». Пли!

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

10.06 по СЕВ.

— «Соколы», я «Орел». Девять минут до старта. Все системы в норме.

— «Орел», я «Сокол-один». Вас поняли.

В двух тысячах километров от поверхности Луны.

Транспортный космический корабль «Великий путъ-3». 10.07 по СЕВ.

На пульте управления вспыхнула красная лампочка. Одновременно противно взвыла сирена.

— Хэ, температура обшивки стремительно растет. Скоро достигнет критической!

— Чэн, немедленно в спасательную капсулу!

— А ты?!

— Немедленно!

Штурман, мгновенно отстегнув ремни, вскочил с кресла и в два прыжка очутился в капсуле...

Алюминиевый корпус «Великого пути» держался сколько мог. Но что он мог противопоставить тысячам джоулей энергии, ежесекундно впивающихся в каждый квадратный сантиметр его поверхности? Только шестьсот пятьдесят градусов Цельсия, свою точку плавления. Этого хватило лишь на полминуты.

Из огромных, в несколько квадратных метров, дыр каждая компоненты ракетного топлива выплеснулись в космос. Еще пару секунд спустя они соединились...

Огненный смерч, сметая все на своем пути, ворвался в рубку управления. Пилот корабля майор Военно-космических сил Китая Хэ Гоцян погиб мгновенно. Штурман корабля капитан Военно-космических сил Китая Чэн Сывэй успел закрыть люк спасательной капсулы. Ударная волна и пламя ничего не смогли сделать с пятимиллиметровой сталью капсулы. Огромная сила взрыва вырвала ее из останков «Великого пути» и швырнула в космос. Скрупулезные и точные законы небесной механики, мгновенно добавив к двадцати километрам в секунду скорость орбитального движения Земли, «благословили» китайскую капсулу на долгую дорогу к звездам. Через двадцать с лишним тысяч лет она пролетит рядом с ближайшей к человечеству чужой звездой — Проксимой Центавра. И замерзшим куском металла и человеческой плоти устремится дальше — Вселенная бесконечна. Но об этом, скорей всего, никто никогда не узнает.

Луна. Море Изобилия.

База «Циолковский» Объединенной Руси.

10.10 по СЕВ.

— «Соколы», я «Орел». Пять минут до старта.

— «Орел», я «Сокол-один». Вас поняли.

Главный дежурный стартовой смены продолжал отсчет времени.

Осталось четыре, три, две, одна минута.

— «Соколы», я «Орел». Впускные клапаны открыты. Тридцать секунд до старта.

— «Орел», я «Сокол-один». Вас поняли.

— Зажигание. Двигательная установка переведена на предварительный режим тяги. Пятнадцать секунд до старта.

— «Орел», слышим двигательную установку. Немного трясет.

— Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три. Есть главный режим! Пуск!

В ответ в эфире раздалось знаменитое:

— Поехали!

И вслед за ним:

— Let's go!

Гиперпространственный корабль «Прорыв» с экипажем из двух человек на борту точно по расписанию отправился к Богу.

Глава 8

ПЕРЕХОД

Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.

Винни Пух

Объединенная Русь. Россия. Москва. Кремль.

Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси.

13 августа 2190 года. Пятница. 12.20 по местному времени.

— Господин президент, на связи министр стратегических исследований господин Крутиков. — Секретарь наконец произнес мучительно ожидаемую фразу.

— Соединяйте.

— Господин президент, — по подчеркнуто спокойному выражению лица министра Орлов понял, что пока все проходит нормально, — «Прорыв» успешно стартовал пять минут назад. Сейчас он находится на лунной орбите.

— Что с китайским кораблем?

— Американцы его уничтожили.

«Еще одна жертва на алтарь Его Величества Прогресса».

— Время перехода в гиперпространство осталось прежним?

— Да, господин президент. В тринадцать часов «Прорыв» стартует с орбиты, а в четырнадцать тридцать будет осуществлен переход в гиперпространство.

— Следующий доклад от вас я жду сразу после старта «Прорыва» с орбиты.

— Разумеется, господин президент.

«Через несколько часов все решится, господин президент. Если с "Прорывом" произойдет то же, что и с предыдущими гиперпространственными кораблями, если Хохлов ошибся, то можно сразу подавать в отставку. Невозвращение "Прорыва" гарантирует победу Грушенко на президентских выборах. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы в таком случае не выдвинуть лозунг "Бог против полетов к Нему". И не надо быть опытным политиком, чтобы к этому лозунгу не прицепить другой: "Богу не угодны люди, выступающие за вторую жизнь от машины". А кто же будет голосовать против Бога, а фактически за вторую жизнь, для подавляющего большинства недостижимую? Грушенко бьет в десятку, играя на этом. Принцип толпы "Будь, как все, и не высовывайся" никто и никогда не отменит. Даже Бог. И зачем Тебе это было надо, Господи? Поистине, пути Твои неисповедимы». Орлов встал из-за стола и подошел к окну.

С высоты четвертого этажа открывался великолепный вид. Даже пуленепробиваемые стекла не способны были удержать это буйное веселье и напор жизни и беспрепятственно пропускали его в кабинет.

Орлов неожиданно понял, что он не хочет уходить из этого кабинета, уступать его другому. И, как самый обычный смертный, стал приводить доводы в свою пользу, доказывающие собственную правоту.

«Идти на поводу толпы... Тоже мне, "глас народа". Глас народа Христа распял! Неужели тому же Грушенко непонятно, что технология второй жизни позволяет увеличивать, вопреки природе, процент энергичных, умных людей, которых ох как нам не хватает. Слишком незначительное получается число? А технический прогресс? Усовершенствуем, удешевим технологию. Нет, надо бороться!» Орлов отошел от окна и вновь сел за стол.

«А если "Прорыв" не прилетит? Или прилетит слишком поздно? Что ж, тогда, наверное, придется уйти. Уйти... и ждать, когда вернется "Прорыв"». И он дождется. В отличие от Грушенко, у него есть право на вторую жизнь! «Прорыв» должен вернуться на Землю!

Орбита Луны.

13 августа 2190 года. Пятница.

10.59 по СЕВ.

— «Соколы», я «Орел». Осталась минута до старта.

— «Орел», я «Сокол-один». Мы поняли. Минута до старта.

Бортовой компьютер «Прорыва», бесстрастно отсчитав шестьдесят секунд, вновь запустил стартовый ускоритель. И вновь многие миллиарды молекул кислорода и водорода, слившись в единое целое, отдали свою энергию ненасытному ракетному двигателю. И тот вновь с удовольствием принял эту жертву, а затем, использовав, безжалостно отбросил от себя. Ровно минуту длилось это пиршество.

Оставляя за собой водяной пар, который в вакууме мгновенно превращался в кристаллики льда, «Прорыв» легко освободился от слабых объятий Луны и устремился в сторону орбиты Марса. Чтобы там, в тринадцати тысячах километров от Луны, запустив генератор гравитонов и образовав окно перехода, пройти через него и окунуться в неизведанное. Оказаться в гиперпространстве, постучаться в обитель Бога.

Объединенная Русь, Россия, г. Долгопрудный Московской обл.

Лаборатория общей физики. 13 августа 2190 года.

Пятница. 13.10 по местному времени.

— Господин Хохлов?

— Да. — Лицо мужчины на экране видеофона было незнакомо академику.

— С вами говорит секретарь президента Объединенной Руси.

— Я вас слушаю. — Отработанным за долгие годы движением академик в волнении промокнул свою огромную лысину.

— Вы просили вам сообщить информацию о «Прорыве», когда тот стартует с орбиты Луны.

— Да, да, конечно.

— «Прорыв» десять минут назад стартовал с лунной орбиты и направился к точке перехода в гиперпространство. Все системы корабля работают нормально.

— Спасибо, э...

— Александр Иванович.

— Спасибо, Александр Иванович. А я не могу связаться с «Прорывом»? Мне нужно кое-что сказать Борису Ковзану. — Увидев, как лицо президентского секретаря, не дрогнув ни единым мускулом, вдруг мгновенно стало непроницаемым, ученый, почетный член многих иностранных академий, быстро, словно школьник, боящийся, что учитель поставит ему двойку, не дослушав его, добавил: — Я понимаю, что это несколько несвоевременно, но мне сегодня ночью пришли в голову кое-какие мысли. Поверьте, мне необходимо переговорить с Борисом.

— Оставайтесь на месте. Я сообщу вам ответ на вашу просьбу.

— Спасибо.

Платок уже больше был не в состоянии принимать академическую влагу.

В четырех тысячах километрах от поверхности Луны.

Гиперпространственный корабль «Прорыв».

13 августа 2190 года. Пятница. 11.30 по СЕВ.

— «Сокол-один», я «Орел». Сейчас выйдет на связь с вами академик Хохлов.

— «Орел», я «Сокол-один». Вас понял.

— Борис, здравствуй. — На небольшом экране появилось лицо академика.

— Здравствуйте, Сергей Павлович.

— Программа перехода в гиперпространство включается автоматически? — Хохлов, будто опасаясь, что связь вот-вот прервется, буквально выдохнул эту фразу.

— Да. Как только будет закончена проверка всех систем гиперпространственного двигателя, компьютер на табло высвечивает: «До включения программы перехода в гипериространство осталось десять секунд». Если до истечения этого срока я не подам команду на прекращение подготовки к переходу, компьютер запустит эту программу. — В отличие от голоса с Земли, с «Прорыва» говорили спокойно и уверенно.

— Борис, я тут всю ночь не спал... Словом, после того как компьютер «Прорыва» высветит свое сообщение на табло, останови дальнейший процесс.

— Сергей Павлович...

— Подожди, не перебивай. Останови, а затем вновь запусти. Пусть программу перехода запускает не компьютер, а любимец Бога.

— Сергей Павлович, мои действия строго регламентированы специальной инструкцией. И я должен ее выполнять.

— Если этот пункт инструкции отменит начальник Центра управления космическими полетами, для тебя этого будет достаточно?

— Вполне.

— Хорошо, он выйдет на связь с тобой.

— Господи, я никак не могу поверить, что все это всерьез. — Сидящий в кресле рядом с Борисом Хью Брэдлоу-Уильямс покачал головой.

— Во что не можешь поверить?

— В то, что мы на самом деле летим к Богу, в то, что мы Его любимчики и что от того, кто нажмет кнопку, может что-нибудь зависеть.

— «Соколы», я «Орел», правда другой. — На экране появилось чуть улыбающееся лицо начальника Центра управления космическими полетами генерал-майора Пономаренко. — Я разрешаю вам выполнить рекомендации академика Хохлова.

— Есть выполнить рекомендации!

В рубке зазвучала мелодичная трель, и сразу же на мониторах перед русичем и американцем вспыхнуло: «Включена программа проверки гиперпространственного двигателя».

«Что ж, если программу перехода в гипер можно назвать учтивым стуком в дверь к Господу, то программа проверки — это последнее приглаживание волос и поправка галстука».

— Ну что, Хью, пора стучаться в двери к Господу Богу. — Палец Бориса лег на кнопку запуска программы.

— Борис, давай эту кнопку нажмем вместе. — Профессиональный разведчик в волнении прикусил губу. — Или тебе для этого требуется разрешение твоего начальства?

— Для этого разрешения начальства мне не требуется. — Борис улыбнулся. — Ставь свой палец рядом.

Указательные пальцы русича и американца, тесно прижавшись друг к другу, легли на небольшую черную кнопку.

— На счет три?

— Давай!

Они улыбнулись, и на двух языках зазвучало одновременно:

— Один! One!

— Два! Two!

— Три! Three!

Мужские пальцы уверенно, до упора вдавили черную кнопку.

На мониторах перед Борисом и Хью замелькали фразы, озвученные приятным женским голосом:

— Включен насос первичного контура охлаждения.

— Включен насос вторичного контура охлаждения.

— Давление в первичном контуре — норма.

— Давление во вторичном контуре — норма.

Центральный бортовой компьютер уверенно оживлял энергетическое сердце корабля — ядерный реактор.

— Стержни-замедлители удалены из активной зоны.

И вот первые порции «крови» омыли это «сердце» — до этого сдерживаемые графитовым замедлителем нейтроны с силой ударили по атомам урана, разваливая их и вышибая следующие нейтроны. Как лавина снега, получившая незначительный толчок, несется с горы вниз, заполняя собой все вокруг, лавина нейтронов затопила всю активную зону реактора, вызывая хаос распада. И в этом хаосе, в этой толчее атомов рождалась энергия, очень много энергии.

— Ядерный реактор — двадцать процентов мощности. Все параметры в норме. — Внизу на экране монитора появилась и стала быстро расти синяя горизонтальная полоса.

«Как тогда, при испытании ?Х-3"», — мелькнуло в голове Бориса.

— Ядерный реактор — сорок процентов мощности. Все параметры в норме.

«Ну нет, сейчас такого не будет». Борис неожиданно ощутил спокойную уверенность в том, что теперь все будет нормально.

— Ядерный реактор — шестьдесят процентов мощности. Все параметры в норме.

«А ведь если я не вернусь, то Джуди очень быстро найдет нового папу для Мэри». Брэдлоу наблюдал, как быстро продолжает увеличиваться синяя полоска.

— Ядерный реактор — восемьдесят процентов мощности. Все параметры в норме.

«Поистине, Бог действует через людей, и понадобилась авария ракетоплана, для того чтобы Северский обратил на меня внимание. — Борис вспоминал произошедшее с ним более двух лет назад трагическое событие, словно через прозрачное, ничем не замутненное стекло. Картина была видна целиком и во всех деталях. — И вот теперь я здесь, в рубке управления "Прорывом"...»

— Ядерный реактор — сто процентов мощности. Все параметры в норме. Включаю нейтринный излучатель.

«Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое...

«God — my light and my rescue: who I to be afraid? God — a fortress of my life: who I to be afraid of?..»[9]

Идущее откуда-то из самых глубин человеческого естества чувство почтительного преклонения перед своим Создателем жестко диктовало человеческому мозгу его действия:

«... и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим, и не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого. Аминь».

«...Hear, God, my voice which I appeal; forgive me and hear me»[10].

— Нейтринный излучатель включен. Включаю генератор гравитонов. — Короткий импульс, и реле соединило ядерный реактор с генератором гравитонов. Мощная электрическая река хлынула на обмотки генератора.

Миллионы киловатт электрической энергии, мгновенно вброшенные в бой, всей своей мощью ударили по пространству. Пространство вздрогнуло, натянулось. Бушующий под тонкой пленкой пространства грандиозный мир виртуальных частиц-античастиц готов был вот-вот вырваться в реальность. Не хватало чуть-чуть, буквально малого укольчика, чтобы проткнуть ставшую совсем тонкой пленку бытия.

И такой укол был сделан.

— Включаю фокусировку нейтринного луча. — До порога гиперпространства оставались мгновения.

— До встречи, Земля!

— People, we will return![11]

Нейтринный луч, меньше электрона в диаметре, словно шпага матадора, пробил обессилевшее пространство. Бушующий виртуальный мир устремился в нашу Вселенную. Сделанное нейтринной иглой отверстие в сотые доли секунды распахнулось на десятки метров. На мгновение в черной пустоте космоса образовалось еще более черное пространство, закрывшее несколько звезд. Но только на мгновение. Не имеющее больше энергетической подпитки, окно в иной мир тут же захлопнулось. И вновь на черном фоне сияли бесстрастные холодные звезды. Радиоволны, несущие с Земли последнее пожелание: «Удачи вам, "Соколы"!» беспрепятственно пронеслись там, где только что был корабль. Гиперпространственный корабль «Прорыв» исчез из обычного трехмерного пространства. Врата гиперпространства, врата Бога, открылись и тут же захлопнулись.

Глава 9

ОТЕЦ

Кого возлюбят боги, тому они даруют много счастья и много страдания.

Народная мудрость

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич Киевской обл.

Примерно через год после описываемых событий.

5 мая 2191 года. Пятница. 20.15 по местному времени.

Тягостную тишину в квартире прервала трель видеофона. Сидящий в кресле пожилой человек лишь после третьего звонка оторвал взгляд от звездного неба и посмотрел на экран. На нем светился символ Организации Объединенных Наций.

— Сын! — Мужчина вскрикнул и, запинаясь, произнес: — Видеофон, включись.

— Иван Антонович Ковзан? — тотчас раздалось в комнате.

— Да. — В волнении пожилой человек встал с кресла. Удары сердца гулко отдавались в голове.

«Ох, и доконает меня когда-нибудь это давление».

— Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных Наций.

«Ну, давайте же, не томите душу». Пульсирующая боль с азартом лупила по затылку.

— Исходя из анализа Жизненной Записи гражданина Объединенной Руси Бориса Ивановича Ковзана, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: считать Жизненную Запись гражданина Объединенной Руси Бориса Ивановича Ковзана удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь.

«Господи, у меня снова будет сын, мой Борька...» По морщинистым щекам потекли слезы.

— Обновление Бориса Ивановича Ковзана назначено на двадцать девятое ноября сего года в четырнадцать часов тридцать минут по вашингтонскому времени в Центре репродукции в Нью-Йорке. О своем желании присутствовать на обновлении Бориса Ивановича Ковзана вам надлежит сообщить не позднее чем за неделю до указанной даты. Поздравляем вас, Иван Антонович, с обретением сына. — Экран видеофона погас.

«Господи, еще почти восемь месяцев. Ничего, зато у меня снова будет сын». Нахлынувшая в голову кровь, казалось, билась в самый свод черепа.

Пошатываясь, Иван Антонович вновь сел в кресло. И тут же снова замурлыкал видеофон.

«О, Господи, неужели отменили. — Паническая мысль ударила в голову вместе с очередной болезненной пульсацией крови. — Не буду включать. Не буду». Пожилой человек со страхом взглянул на видеофон.

С экрана на него смотрело лицо его друга Игоря Переверзева.

«Тьфу ты, какая же чушь иногда лезет в голову».

— Видеофон, включись.

— Здравствуй, Ваня. Что так долго не отзывался? Никак не можешь успокоиться после такого известия?

— Да... в общем, да.

— Как тебе подарок на день рождения сына?

— Так это ты постарался?

— Как ты понимаешь, на результат решения я повлиять не могу, а вот насчет даты... — Лицо Переверзева расплылось в самодовольной улыбке. — От начальника департамента ООН кое-что да и зависит. Не буду хвастаться, скажу честно. Я чуть-чуть ускорил решение о передаче Жизненной Записи Бориса на анализ Главному Компьютеру. Уж очень хотелось преподнести тебе подарок на день рождения сына.

— Значит, моего сына официально считают погибшим?

— Американцы соответствующую заявку на своего гражданина в Совет Развития подали месяц назад. Наши — неделю спустя.

— Значит, все считают, что они уже не вернутся...

— Ваня, прошел почти год. Два месяца назад у них должны были закончиться продукты. Месяц назад — кислород.

— Я понимаю...

— Ваня, через восемь месяцев у тебя вновь будет Борис. Тот же Борис. Пойми, тот же. С теми же привычками, манерой разговаривать, который помнит абсолютно все. И как вы ходили в зоопарк, и как ты учил его водить автомобиль. И как наказывал за плохие отметки, между прочим, он тоже будет помнить. — Игорь Николаевич усмехнулся с экрана.

— То, что произошло с ним после перехода в гиперпространство, он помнить не будет.

— Ваня, а ты считаешь, что это надо помнить? Помнить, как погибал, может быть, помнить боль... Извини, Ваня, вырвалось.

— Ничего, Игорь. Мы взрослые люди. Ты прав, такое лучше новому Борису не помнить.

— Не новому, а тому же. Слышишь, тому же. Разве что на девять лет моложе. Так это даже к лучшему. Себе жену помоложе найдет и одарит тебя внуками. А то ты засиделся в отцах. Пора и в деды переходить.

Мужчины рассмеялись.

— Кстати, Ваня, а тебе крупно повезло.

— В чем?

— Через полтора годика Бориса могли бы и не обновить, — ответил Переверзев.

— Ты имеешь в виду указ президента о выходе Объединенной Руси из международного соглашения по предоставлению права на вторую жизнь?

— Естественно. Пока парламент заблокировал этот указ Грушенко. Но в следующем году перевыборы в парламент. Как ты понимаешь, наверняка большинство наберет партия «Жизнь только от Бога», которая усадила Грушенко в кресло президента Объединенной Руси. И ее представители в парламенте уж точно одобрят этот указ. Неудача с «Прорывом» лишь усилила их позиции.

— А может, ослабила, Игорь?

— Как это?

— А может, неудача с «Прорывом» указывает на то... что Бога вообще нет? И на Него в вопросах бессмертия рассчитывать нечего?

— Ваня...

— А ты видишь хоть какую-то проблему, которую рано или поздно люди не смогут решить? Решить сами, без чьей-либо помощи, — страстно заговорил Ковзан. — Летать научились, всевозможную энергию добывать научились. В космос летать научились. Бессмертия и то достигать научились. Что еще? Антигравитация — лет через двадцать и она никуда от человека не денется. Антиматерия — через десять лет планируется построить экспериментально-промышленную энергетическую установку. Что еще? — Затаившаяся где-то в укромных уголках мозга боль вновь зашевелилась.

— Иван, ты злишься, значит, ты не прав. Твой сын снова будет с тобой...

— А другие, — из Киева резко перебили Нью-Йорк, — а что делать тем отцам, чьи дети погибнут после первого января? — Боль в голове резко, рывком выпрыгнула из своего логова.

— Ваня, не кричи. Ты знаешь, я сам против этого указа Грушенко. Так что все твое возмущение не ко мне.

— Извини. Действительно, у меня радость в доме, и ты ее ускорил, а я на тебя ору. Извини. — Голова кружилась, теперь страшно ломило в висках.

— Ничего, бывает.

— Просто наболело. Ты думаешь, я не задумывался о том, что если Борис погиб, а его вовремя официально не признают погибшим, то я потеряю последний шанс вновь увидеть его живым.

— Ваня, я представляю, что тебе пришлось перенести. Страстно желать возвращения сына, а с приближением нового года одновременно с этим желать, чтобы его официально признали погибшим...

— Ничего, зато теперь все хорошо, — тихо проговорил Иван Антонович.

«Если я сейчас не лягу в постель и не приму лекарство, то сына я точно не увижу».

— Ты прав. Хорошо то, что хорошо кончается, — согласился Игорь Переверзев.

Соединенные Штаты Америки. Вашингтон.

21-я улица, 6. 5 мая 2191 года.

Пятница. 14.15 по местному времени.

— Мама, мама.

— Чего тебе, Мэри?

— Видеофон звонит.

— Посмотри кто. Если дядя Джордж, то скажи...

— Звонят из Совета Развития. Наверное, что-то хотят сказать про папу.

— Что? — Дверь ванной комнаты раскрылась, и, надевая на ходу халат, оттуда вышла Джуди.

При виде изображения на экране видеофона лицо ее вздрогнуло.

— Видеофон, включись, — наконец справившись с собой, произнесла она.

— Миссис Джуди Брэдлоу?

— Да

— Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных Наций.

— Я же говорила, что это про папу!

— Замолчи, Мэри!

— Исходя из анализа Жизненной Записи гражданина Соединенных Штатов Америки Хью Брэдлоу, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: считать Жизненную Запись гражданина Соединенных Штатов Америки Хью Брэдлоу удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь.

— Ура! К нам вернется папа! И к нам больше не будет ходить в гости этот противный дядя Джордж.

— Мэри, что ты себе позволяешь. А ну марш в свою комнату.

— Обновление Хью Брэдлоу назначено на двадцать девятое ноября сего года в четырнадцать часов тридцать минут по вашингтонскому времени в Центре репродукции в Нью-Йорке. О своем желании присутствовать на обновлении Хью Брэдлоу вам надлежит сообщить не позднее чем за неделю до указанной даты. Поздравляем вас, миссис Джуди Брэдлоу, с повторным обретением вашего мужа.

— Ура, мне папа купит рождественские подарки!

— Мэри, куда я сказала тебе идти? Марта, где ты пропадаешь? Вечно тебя не дозовешься, когда ты нужна. — На крик хозяйки дома из кухни выбежала прислуга.

— Мэм, я готовила для вас и вашей дочери обед.

— Отведи девочку в ее комнату.

— Слушаюсь, мэм.

Пожилая негритянка взяла Мэри за руку и повела по лестнице на второй этаж. Уже поднявшись на последнюю ступеньку, девочка, обернувшись к матери, прокричала:

— Все равно у меня будет мой папа. И ничего ты уже не сделаешь. Главный Компьютер главней тебя!

Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк.

Главное техническое управление ООН.

5 мая 2191 года. Пятница. 19.45 по местному времени.

Огромный мегаполис не собирался уступать сумеркам, которые, цепляя верхушки его небоскребов, пытались опуститься на город. Тысячи и тысячи разноцветных киловатт легко сметали любое проявление темноты. А казино, отели, площади, авеню и стриты и многое, многое другое уже на протяжении нескольких сотен лет не знали, что такое темнота. Огромный, стодесятиэтажный, небоскреб на окраине города по сравнению с другими зданиями был освещен со спартанской простотой. Освещен был лишь вход — довольно простенькие двери из пуленепробиваемого стекла да несколько окон из того же материала. В этом здании и днем и ночью людей было немного. Практически все нутро этого серого небоскреба, стены которого могли выдержать взрыв тактического ядерного заряда, занимала самая Главная Машина человечества — Его Величество Главный Компьютер Организации Объединенных Наций. Именно здесь вершились судьбы двенадцати миллиардов людей, проживающих на Земле, Марсе и Луне. Именно здесь хранились Жизненные Записи живущих и уже умерших людей. Что там многочисленные библиотеки! Здесь находились подлинные, подробные, точные в мельчайших, часто неприглядных, деталях истории всех людей. Любая мысль, любой вздох, вплоть до последнего, были учтены и проанализированы. Произведения Шекспира, Достоевского, Толстого, Гюго и многих, многих других знатоков человеческих душ по сравнению с человеческими историями, хранящимися здесь, показались бы просто школьными сочинениями, пусть даже написанными на «отлично».

Человечество, все более и более гордясь своей демократичностью, напрягая всю свою интеллектуальную мощь, соорудило себе грандиозного надсмотрщика, внедрившего своих агентов-надсмотрщиков в мозг очень многих людей. Лишь Китай, арабские и некоторые африканские страны пока воздержались от этого достижения цивилизации. Стодесятиэтажное логово этого монстра называлось скромно и просто: «Главное техническое управление ООН».

В семь сорок пять вечера к этому зданию подошел неброско одетый молодой человек. Не колеблясь ни мгновения, он прошел входные стеклянные двери. Компьютер охранной системы отреагировал на это спокойно. Видеообраз этого человека, предоставленный ему скрытыми видеокамерами, совпадал с эталоном с точностью до сотых долей процента — допустимая погрешность. Люди все же имеют пока право приближаться к своей Главной Машине в разной одежде, и даже отпускать усы (для ношения бороды требовалось изменение эталона). Миновав универсальный детектор, реагирующий на металл и различные взрывчатые вещества, молодой человек вошел в лифт и поднялся на пятый этаж. Пройдя по коридору, он открыл дверь, на которой значилось: «С502».

— Привет, Боб.

— Привет, Игорь. — Молодой человек в белом халате развернулся на вращающемся кресле навстречу вошедшему и, не вставая, пожал протянутую руку.

— Как смена?

— Ничего особенного. Большой Бэби диски с Жизненными Записями щелкал как обычно — быстро, без всякой канители. Даже быстрее обычного. — Боб вновь повернулся к монитору компьютера. — При средней нормативной скорости в три целых восемь десятых диска в секунду, Бэби сегодня клацал их со скоростью три целых восемьдесят пять сотых в секунду. Наверное, людские судьбы сегодня были попроще. — Молодой человек хихикнул.

— Наверное.

— Игорь, отчего ты сегодня такой хмурый? С девчонкой своей поругался?

— Точно.

— Бывает. Ничего — помиритесь. А не помиритесь — в одном Нью-Йорке проживает сто тысяч одиноких женщин в возрасте до тридцати лет. Ей-богу не вру. Сам читал в каком-то журнале. Ты подумай, Игорь, — сто тысяч! И все одиноки!

— Смотри не надорвись. А то Главный Комп тебе даже по знакомству вторую жизнь не подарит, — с этими словами пришедший молодой человек расписался в журнале приема смен.

— Нет, ты точно сегодня не в духе.

Еще раз пожав на прощание руку, сменщик Игоря вышел из комнаты.

«Ну вот, Давид, и пришла пора уничтожить Голиафа. Мир должен быть освобожден от этого монстра. Бог милосерден, но и он может разгневаться на людей. Присвоить себе право Бога даровать бессмертие — это ли не страшный грех гордыни? Надо спасать человечество от второго всемирного потопа».

Проверив на мониторе, что процесс загрузки дисков с Жизненными Записями в специальные дисководы Главного Компьютера происходит нормально, Игорь Конюхов встал из-за стола и подошел к автомату выдачи еды. Специальной электронной ручкой он отметил необходимые пункты меню и послал запрос. Через пять минут из ниши выехал поднос со стаканчиком кофе и большим бутербродом. Но донести поднос до стола Игорю не удалось. Неловкое движение — и весь скромный кулинарный изыск робота-повара падает на пол.

С досадой выругавшись, Игорь подошел к своему ящику для личных вещей. Там в обычной пластиковой коробке лежало что-то похожее на ружье — пластмассовый круглого сечения брусок, в котором на определенном расстоянии были сделаны прорези. В той же коробке лежали несколько больших металлических банок из-под чая. Спустя секунды эта коробка стояла уже около стола.

— Господин Конюхов, что там у вас происходит? — Невидимый динамик выплюнул из себя грозный голос начальника дежурной смены, сидящего несколькими этажами выше.

«Наконец-то. Соизволил посмотреть на то, что показывает ему видеокамера».

— Да уронил свой ужин. Сейчас приберусь. — Конюхов с виноватой улыбкой смотрел прямо в объектив видеокамеры.

— Давай, только побыстрей.

— Две минуты!

То, что он собирался сделать, в две минуты явно не могло уложиться. Прикрытый от видеокамеры столом, он быстро вытащил из коробки «ружье» и рядом с ним положил содержимое железных банок, которое представляло собой пластинки серого металла, плотно сложенные вместе. Под пластинками лежали несколько пластмассовых коробочек. Пятнадцать штук. Мужчина открыл первую коробку. В ней оказался маленький стальной цилиндрик, диаметром с пятикопеечную монету. Вытащив цилиндр из коробки, Игорь установил его в «ружье» через одну из прорезей. Десять минут кропотливой работы, и все пятнадцать цилиндриков были вставлены в пластмассовый брусок на расстоянии трех сантиметров друг от друга. Молодой человек удовлетворенно улыбнулся. Собранная только что атомная бомба была готова к применению. Давид вложил камень в пращу. Голиаф был обречен.

Целый год Давид готовился к бою, начав сразу после Дня Веселья, тридцать первого августа. Он понимал, что после следующего Дня Веселья, расшифровав его очередной годовой диск, Главный Компьютер уже не подпустит его к себе. В течение года он не допускал саму мысль об уничтожении этого электронного монстра, просто иногда говорил про себя: «Карфаген должен быть разрушен». Целый месяц Игорь не вылезал из Интернета, обдумывая схему и технологию изготовления атомного заряда. Обычные взрывчатые вещества он отверг сразу. Чтобы уничтожить громадину Главного Компьютера, понадобилось бы очень много взрывчатки. Такое количество пронести и хранить ему бы не удалось. Но где достать обогащенный уран? Это не ширпотреб. Ни на базаре, ни в супермаркетах или бутиках его не купишь. Там же, в Интернете, он наткнулся на схему установки, позволяющей, как заверял автор, в домашних условиях производить обогащение урана. Технический прогресс делал человека и могущественнее, и одновременно уязвимее. То, что в двадцатом веке считалось труднейшей технической и технологической задачей, в конце двадцать второго века представлялось уже задачей для детей старшего школьного возраста.

В собранном виде установка по обогащению урана занимала бы места не больше, чем контейнер для перевозки вещей холостяка, причем среднего достатка. Но где достать урановую руду? Ее, как показали предварительные расчеты, необходимо было около трех тонн. Игорь опять обратился к Интернету, просматривая все, что связано с этой проблемой. Через несколько дней за ним пришли. Двое в штатском, предъявив удостоверение ФБР, неожиданно привезли его в какой-то загородный дом. В кабинете, куда его завели, за столом сидел худощавый, скорее даже, изможденный старик с пышной шевелюрой седых волос. Окинув Игоря насмешливым взглядом, он спросил:

— Молодой человек, вы в одиночку собрались уничтожить Главный Компьютер с помощью атомной бомбы?

Так Игорь Конюхов познакомился с членами организации «Бог и справедливость». Разными путями люди попадали в эту организацию. Одни по религиозным мотивам, другие по личным: кому-то Главный Компьютер отказал во второй жизни, у кого-то было отказано жене, отцу, сыну. Председателем этой организации был Генри Футмос — старик, которого Конюхов увидел в кабинете загородного дома. Лет сорок назад у него в авиакатастрофе погибла вся семья — жена и две трехлетние дочурки-близняшки. Главный Компьютер отказал всем. На следующий же день Генри Футмос снял свой чип и посвятил себя организации борьбы с электронным монстром. Со временем он пришел к выводу, что митингами и демонстрациями протеста Большого Бэби не свалить, и стал обдумывать план физического уничтожения Компьютера. Очень долго организация не могла найти исполнителя. Весь обслуживающий персонал Главного Компьютера тщательно проверялся.

Игорем Конюховым организация заинтересовалась сразу же. Он прибыл из страны, где настроения против Главного Компьютера были особенно сильны. С помощью программистов — членов организации был установлен контроль за компьютером Игоря. И довольно скоро стало ясно, что молодой человек интересуется созданием атомного заряда в домашних условиях. Генри Футмос понял, что нужного человека он нашел.

Обогащение урана производили на одном из ранчо в Техасе. Необходимое количество урановой руды привезли из Южной Африки (там тоже были люди, ненавидевшие Главный Компьютер) сначала в Мексику. А затем на маленьких самолетах переправили через границу США, используя отработанные каналы наркотрафика. Специалисты-физики разработали оптимальную для данной задачи конструкцию атомного заряда.

Впоследствии, когда Игорь узнал, сколько ответственных и порядочных людей, занимающих достаточно высокие посты, участвовало в создании атомной бомбы для уничтожения Главного Компьютера, он удивился тому, что эта машина еще цела. Опасное это дело — вершить людские судьбы!

От проверенной схемы достижения критической массы с помощью обычного взрыва отказались. Во-первых, был риск обнаружения взрывчатого вещества универсальным детектором при входе в здание, во-вторых, для этого требовались весьма специфические взрыватели, приобретение которых могло вызвать подозрение, и в-третьих, не представлялась возможной разработка разборной конструкции. Поэтому использовали схему, применявшуюся еще на заре атомного оружия. Обогащенный уран в виде небольших цилиндров, масса каждого из которых не превышала критическую, выкладывался в специальном желобе, изнутри покрытом оксидом бериллия. С одного из концов желоба устанавливался боек, приводимый в действие небольшим патроном, сделанным из специального высокопрочного полимера и начиненным чрезвычайно мощной взрывчаткой. Для того чтобы пронести этот патрон, размером с небольшой тюбик зубной пасты, его сделали полностью герметичным. Затем, с помощью обычного презерватива подвесили внутри пищевода Игоря. При инициации патрона боек с огромной скоростью сбивал таблетки из урана в одно целое, прижимая ко второму концу желоба, где находился полоний-бериллиевый источник нейтронов. Общая масса урана превышала критическую, и поток нейтронов из источника инициировал цепную реакцию. Происходил атомный взрыв.

К середине апреля все компоненты миниатюрной атомной бомбы были готовы. Идя на смену, Игорь брал один цилиндр урана, закрытый пластинами из свинца. Общий вес металла в такой упаковке не превышал пятисот граммов — допустимый предел для детектора. За две недели в разобранном виде атомная бомба была перенесена в здание.

— Господин Конюхов, что вы там так долго копаетесь?

— Все, все. Уже. — Игорь поднялся из-за стола. — Масло долго вытирал с пола.

— Занимайтесь своей работой.

«Все, теперь коробку с бомбой поставить в ящик и установить на девять утра срабатывания пружины. — Конюхов смотрел в монитор и не видел ничего перед собой. — Вот так, Игорь, ты свою жизнь прожил не зря». Чувство умиротворения охватило его — трудную и опасную работу он выполнил. Все уже позади. Или почти все...

Начальник дежурной смены действовал строго по своей должностной инструкции, один из пунктов которой гласил: «В случае обнаружения в поведении персонала чего-то необычного принять меры к выяснению». Поэтому он послал двух охранников проверить помещение С502.

Неслышно открылся замок двери, и в комнату быстро вошли двое, одетые в стандартную темно-синюю униформу.

«Так быстро умирать... — Конюхов стремительно упал на пол и протянул руку к атомной бомбе. — О тебе будут помнить... Давид». Указательный палец руки нажал на спусковой крючок.

Мощная взрывчатка с силой толкнула боек, и он буквально припечатал таблетки с ураном к противоположному концу желоба.

«Не забудете... как Герострата».

Лавина нейтронов мгновенно развалила миллиарды атомов урана, высвобождая миллиарды джоулей тепла. Вспышка атомного распада вмиг испарила все вокруг — пластик, металл, живую плоть. Огненный смерч, пробивая бетонные перекрытия, ринулся вверх, сжигая, уничтожая все на своем пути. Через доли секунды, пробив крышу, он мощным факелом озарил все вокруг. Подброшенные ударной волной, в вечернем небе как ночные мотыльки кружились тысячи, десятки тысяч дисков с Жизненными Записями, кружились десятки тысяч человеческих судеб. И словно мотыльки, летящие на свет, они сгорали в рукотворном вулкане...

Репетиция Страшного Суда вполне удалась.

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич Киевской обл.

6 мая 2191 года. Суббота. 8.03 по местному времени.

— ... к нам пришли новые материалы о трагедии, свершившейся в Нью-Йорке в час сорок ночи по киевскому времени. — Ведущая информационной программы печально смотрела, казалось, прямо в глаза Ивана Антоновича.

От нехорошего предчувствия кольнуло в сердце, и первые молоточки загрохотали в голове.

— Как мы уже сообщали, по невыясненным пока причинам в час сорок ночи по киевскому времени произошел сильнейший взрыв в здании Главного технического управления ООН. Напоминаем нашим зрителям, что именно там размещается Главный Компьютер ОЮН

На экране появилась панорама вечернего Нью-Йорка. Съемка, очевидно, велась с вертолета. На переднем плане из крыши огромного, практически без окон небоскреба вырывался мощный столб огня. В нижней части здания зияла огромная дыра, из которой также било пламя. В вечернем небе летало множество каких-то бумажек, почему-то отблескивающих в свете пламени. Попадая в огонь, они, беззвучно вспыхнув, исчезали. Видеокамера приблизилась к горящему зданию, и Иван Антонович понял, что это за «бумажки» кружились в воздухе — диски с Жизненными Записями людей.

«Борис...» Молоточки в голове мгновенно слились в огромный молот, который тут же безжалостно обрушился вниз...

Там же. 8 мая 2191 года. Понедельник.

8.03 по местному времени.

— Ну ты, друже, умеешь пугать. — В палату интенсивной терапии в развевающемся белом халате стремительно вошел Игорь Николаевич Переверзев.

Его друг, Иван Антонович Ковзан, окутанный какими-то трубками, шлангами, чуть виновато улыбнулся:

— Извини, Игорь. Сам от себя такого не ожидал.

— Ничего, медицина у нас хорошая, через месячишко будешь как новенький.

— Да... новенький. Ты прямо из Нью-Йорка?

— Да.

— Какие последние новости? — Глаза Ивана Антоновича с какой-то тоскливой обреченностью смотрели на Переверзева.

— Там сейчас работает комиссия. Установили, что в здании на пятом этаже был взорван атомный заряд мощностью примерно две килотонны.

— Как тогда, в Лондоне.

— Главный Компьютер, естественно, пострадал, но благодаря тому, что все жизненно важные его элементы дополнительно были защищены броневыми листами, восстановить его можно. Даже здание, благодаря специальной конструкции, устояло. Вчера экстренно собрался Совет Развития. Решено выделить кругленькую сумму для восстановления Большого Бэби. К первому декабря намечено возобновить его работу.

— А как же День Веселья, тридцать первое августа?

— Не знаю. Возможно, в этом году перенесут на первое декабря.

В палате повисла тишина Переверзев невольно остановил взгляд на экране прибора, контролирующего работу сердца. Зеленая точка неустанно чертила всплеск за всплеском.

«И почему говорят — линия жизни? Кривая жизни — более правильно. Если вот эти зеленые волны исчезнут, распрямятся, то все, под жизнью подведена черта. Зеленая».

— Игорь, что с диском Бориса? — Наконец-то был задан самый главный вопрос.

— Ваня...

— Игорь, мы с тобой прожили уже достаточно долго. Скоро нашими судьбами будет интересоваться Главный Компьютер. Так что давай начистоту.

— Сейчас проводится инвентаризация всех дисков. Ее результаты будут известны через неделю.

— Хорошо, я буду ждать.

Зеленая точка уверенно чертила на экране волны жизни.

Там же. 15 мая 2191 года.

Понедельник.

7.01 по местному времени.

Указательный палец, нажимающий кнопки на клавиатуре компьютера, дрожал. Наконец, в специальном окошечке было набрано: www.cdoun.com — электронный адрес Совета Развития ООН. На секунду замерев, тот же палец медленно, как бы нехотя нажал кнопку «Enter». Ноутбук, лежащий на животе Ивана Антоновича, загрузил сайт Совета Развития ООН практически мгновенно. На экране появилась надпись, сделанная на основных языках мира: «Списки уничтоженных и поврежденных Жизненных Записей. Официальный бюллетень СР ООН. Состояние на 05/14/2191».

Курсор рывками, неуверенно все же добрался до нее. И вновь указательный палец нетвердо жмет «Enter». Экран ноутбука мигнул, и тут же появилось: «Заполните анкету».

Мучительно долго Иван Антонович вносил данные на сына. Наконец-то набрана последняя запись: «Гражданин Объединенной Руси». Несколько раз указательный палец касался кнопки, заставляющей компьютер выполнять волю человека, но вновь отодвигался прочь. Воли у человека и не было. Иван Антонович оторвал глаза от экрана, обвел взглядом больничную палату, вздохнул и медленно вдавил нужную кнопку. Десять секунд компьютер бесстрастно скользил по фамилиям, выискивая нужную...

«Ковзан Борис Иванович — Жизненная Запись не найдена».

«Не найдена...» Перед внутренним взором пожилого мужчины предстала картина — огромный столб огня и тысячи кувыркающихся в воздухе дисков, кувыркающихся, вспыхивающих мгновенной вспышкой и исчезающих навсегда... бесследно.

Иван Антонович сжал зубы, чтобы не разрыдаться.

«Как в войну — пропал без вести. Но тогда где-то появлялся холмик с надписью: "Неизвестный". А тут: тело сына вообще не в нашем мире, и Жизненная Запись превратилась в молекулы, которые постепенно рассеются по всей Земле... Господи, ну за что мне такое наказание? Разве я самый отъявленный грешник из живущих на Земле?» Пожилой человек не выдержал и все-таки разрыдался.

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Кабинет Президента России. 15 мая 2191 года.

Понедельник. 10.12 по местному времени.

Мужские пальцы уверенно нажимали на клавиши. Компьютер практически мгновенно выполнял то, что от него требовалось. Энергичное нажатие, и на двадцатитрехдюймовом мониторе высветилось: «Ковзан Борис Иванович — Жизненная Запись не найдена».

Еще несколько касаний, и вновь энергичное нажатие: «Хью Брэдлоу — Жизненная Запись повреждена».

«"Повреждена" — это не "уничтожена" и не "не найдена". Ее в принципе можно восстановить. И тут американцам везет. — Президент России, экс-президент Объединенной Руси Владимир Сергеевич Орлов вздохнул: — Жаль, что Хохлов ошибся. И ребят жаль. И все же я прав. Если человечество идет по пути научно-технического прогресса, то для этого оно и создано. Богом, природой, игрой слепого случая, не знаю. Но создано для этого. Если тигр жрет антилопу, то для этого он и создан. Если человечество все больше и больше осваивает пространства и энергии, то для этого оно и создано. А все остальное: духовное развитие, нравственное развитие и прочее из той же оперы — побочный продукт. Как при зачатии ребенка. Продолжение рода — основная цель. А всякие там наслаждения, сопутствующие этому процессу, — приятные издержки производства. А раз так, то технология обновления человека, являющаяся частью этого технического прогресса, также необходима. Ничего, мы еще поборемся с господином Грушенко. Пока я Президент России, Россию я не отдам. Здесь люди будут получать вторую жизнь».

Объединенная Русь. Россия. Москва.

Кабинет вице-президента «Русьинвест банка»

15 мая 2191 года. Понедельник. 10. 15 по местному времени.

«Ковзан Борис Иванович — Жизненная Запись не найдена».

«Жаль парня. Такие встречаются один на миллион. И так не повезти. Неужели Северский ошибся и он не любимчик Бога? Да и есть ли вообще любимцы Бога? И есть ли Он сам?»

«Хью Брэдлоу — Жизненная Запись повреждена».

«Нет, есть. Есть Божья справедливость. Ты убил невинного, погибни сам!» Вице-президент «Русьинвест банка» Вадим Александрович Кедрин еще долго смотрел на экран монитора, вспоминая прежние бурные времена.

Наконец, отвернувшись от монитора, он кнопкой вызвал секретаря:

— Веруня, сделай-ка мне кофе, как я люблю, со сливками.

— Хорошо, Вадим Александрович. — Длинноногая блондинка красиво выплыла из роскошного кабинета.

Соединенные Штаты Америки. Вашингтон.

21-я улица, 6. 15 мая 2191 года.

Понедельник. 15.13 по местному времени.

Нежная женская ручка неуверенно нажимает клавиши на клавиатуре компьютера. Но вот введены последние слова: «Citizen the USA», и легким касанием наманикюренный пальчик озадачивает умную машину. Но ненадолго. Уже через пять секунд на мониторе высвечивается результат работы: «Хью Брэдлоу — Жизненная Запись повреждена».

Несколько секунд все тот же наманикюренный пальчик в задумчивости чертил круги по столу. Затем в изящной женской руке появился не менее изящный мобильный телефон, и все тот же работяга-пальчик уже уверенно нажал несколько кнопок.

— Джордж, милый. А ты не хочешь пригласить меня на ужин в какой-нибудь ресторан? Хочется немного развеяться. А то этот быт меня просто убивает. Воспитывать одной девятилетнюю дочь — это слишком тяжело для хрупких женских плеч.

Объединенная Русь, Россия, г. Долгопрудный

Московской обл. Лаборатория общей физики.

15 мая 2191 года. Понедельник. 10.13 по местному времени.

«Ковзан Борис Иванович — Жизненная Запись не найдена». «Хью Брэдлоу — Жизненная Запись повреждена».

«Неужели я ошибся? Ну а как в таком случае можно истолковать уравнения, которые я составил? Нет, я не мог ошибиться. Бог и гиперпространство — это тождественные понятия. Да и этот астероид был явно послан Им. Эта аномально высокая его намагниченность. Как просто! А мы не понимали, почему не можем посчитать его траекторию. На него же добавочно воздействовали магнитные поля Солнца и планет. Хорошо, а где же тогда ребята? У Бога! Вот где! Ничего, они еще вернутся!» Разволновавшись от своих мыслей, академик, промокнув лысину платком, с силой швырнул его на пол. «Они еще вернутся!»

Где-то во Вселенной. Гиперпространственный

корабль «Прорыв». 13 августа 2190 года.

Пятница. 12.32. Дата и время по часам корабля.

— Борис, ну и где мы находимся? — Хью, еще раз взглянув на экраны внешнего обзора, посмотрел на Бориса. — На чертоги Бога это что-то не смахивает.

— Могу сказать, что во Вселенной. Точнее... — теперь Борис завертел головой, будто он этого не делал минутой раньше, — точнее не скажу. Созвездия мне не знакомы.

— А ты уверен, что это наша Вселенная?

— Нет, естественно. Давай запустим программу «Звездочет», может, она что-нибудь связное нам проскрипит.

— Давай, — согласился американец.

— Куда нацелим телескоп?

— Давай вон туда — Хью ткнул рукой в участок неба прямо перед собой. — Там вроде звездочки поярче.

— Туда, так туда. — Борис начал колдовать над клавиатурой компьютера.

Наведя курсор на изображение указанных американцем звезд, он запустил программу «Звездочет».

— Так, пока компьютер думает, мы тоже подумаем, что еще можно сделать.

— А что мы еще должны делать? В задании что было сказано? Войти в гииерпространство и выйти из него. Далее по обстоятельствам. В гиперпространство мы вошли? — Хью посмотрел на Бориса.

— Несомненно.

— Из гиперпространства, Борис, мы вышли?

— По крайней мере, кнопку на выход мы нажимали вместе.

— Дальше что написано в задании?

— Далее по обстоятельствам, — ответил русич.

— Обстоятельства подразумевали встречу с Богом.

— Увы, этого нет.

— Тогда на этом задание исчерпано, господин командир.

— Остается малость — вернуться на Землю. — Борис вяло улыбнулся.

— Как? Вновь войти в гиперпространство?

— Войти-то мы можем. Энергии хватит. Но только на один раз.

— Твои предложения, командир?

— Давай подождем, что нам скажет компьютер, осмотримся. А там видно будет.

— Как говорит русская пословица: «Утро вечера мудренее». — Впервые после перехода в гиперпространство американец улыбнулся.

Ответить Борис не успел. Компьютер, издав что-то типа: «Там-та-рам», сообщил, что задание он выполнил.

— Я так и знал. — Борис, бросив взгляд на экран монитора, вновь посмотрел на напарника: — «Звездочет», Хью, твоих звезд не узнал. С чем я тебя и поздравляю.

— Давай попробуем другие?

— Ты думаешь, будет иной результат? — иронично заметил Борис.

— Но что-то же надо делать!

— Надо. Надо думать. Я верю Хохлову. Мы летели к Богу.

— Это Бог? — Брэдлоу широким жестом обвел экраны внешнего обзора. — У меня такое впечатление, что мы висим где-то в сотнях световых лет до ближайшей звезды.

— Хью, ты когда-нибудь слышал такое выражение: «Не нам судить о деяниях Всевышнего»?

— Почти слово в слово я это говорил своему начальству, убеждая, что вы собрались к Богу.

— Поэтому, если мы сейчас что-то не понимаем, это означает только, что мы что-то еще не понимаем. И все.

— Значит, ждем?

— Ждем и думаем. А насчет того, далеко ли мы находимся от ближайших звезд, так это легко узнать. У нас же есть гравитометр, — с этими словами Борис вновь начал колдовать над клавиатурой. — Ну-ка. Раз, два, три, четыре, пять. Звездочка, явись!... Гм... ничего не понимаю.

— Что там?

— Гравитометр показывает... вернее, он ничего не показывает, сломался. Его зашкалило. Будто мы находимся рядом с бесконечной массой. — Борис недоумевающе посмотрел на Хью.

— Бесконечная масса... а может, он не сломался и мы... — Догадка, будто искра, проскочила, соединив два интеллекта.

— Мы в черной дыре...

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич Киевской обл.

7 июня 2191 года. Среда. 14.02 по местному времени.

— Иван Антонович Ковзан?

«Ну, вот Иван, Главный Комп добрался и до тебя. Стало быть, пора».

— Да. — Горло мгновенно пересохло. Сердце, пришпоренное ударной дозой адреналина, понеслось вперед галопом.

— Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных планет. — Пальцы человека, сидящего в кресле напротив экрана видеофона, сжали подлокотники.

Сердце, шутя, преодолело барьер в двести ударов в минуту.

— Исходя из анализа вашей Жизненной Записи, Совет Развития Организации Объединенных планет постановляет: «Считать Вашу Жизненную Запись не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь. Также Совет Развития благодарит вас за долгую и продуктивную работу на благо человеческой цивилизации. Всего хорошего».

Экран видеофона погас.

«Вот и все. И так даже лучше. Быстрее встречусь с Борисом и Машей там. Надеюсь, Богу не нужны никакие Жизненные Записи». Сердце медленно-медленно сбавляло темп, болезненными покалываниями в груди выражая все свое негодование.

И вновь мягко, будто сочувствуя хозяину, замурлыкал видеофон.

— Видеофон, включись. — Слова пароля неожиданно прозвучали легко и свободно.

«Что значит, когда у человека уже все определено до конца его дней. И мне такое состояние начинает нравиться!»

— Здравствуй, Ваня, — на хозяина квартиры виноватым взглядом смотрел Игорь Переверзев.

— Здравствуй, Игорь. — Иван Антонович расслабленно откинулся на спинку кресла. И, отсекая в общем-то ненужные общие слова, сразу добавил: — Утешать не надо. Не красна девица. В конце концов, таких, как я, — подавляющее большинство.

— Иван, я ознакомился с протоколом по твоему делу. — Сотрудник аппарата Совета Развития Игорь Николаевич Переверзев вопросительно посмотрел на собеседника и, не дождавшись ответа, закончил: — Ты не добрал две десятых процента.

— Две десятых процента или двадцать два процента, какая разница. Человек, не допрыгнувший до противоположного края пропасти миллиметр, и человек, не допрыгнувший метр, заканчивают одинаково. Оба разбиваются.

— Иван, всего две десятых процента. Борись.

— Этот же Большой Бэби умнее меня. Если он посчитал, что я уже отработанный материал, значит, так и есть. И ты знаешь, Игорь, я впервые за последний год почувствовал облегчение. Все для меня стало ясно и определенно. Жить, судя по тому, что Бэби заинтересовался моей судьбой, осталось мне немного. Да и смерти я не боюсь... если честно, то даже жду ее.

— Ваня...

— По крайней мере, у меня появился шанс в скором времени увидеть и Машу и Бориса. Там увидеть. А чтобы почувствовать себя счастливым, я уберу из себя чип. Зачем он мне?

— Иван, не сдавай свой чип. Борись за свою вторую жизнь.

— Зачем? Да и нереально все это. Вот скажи ты, приближенный к верхам, живущий в Нью-Йорке, был ли хоть один случай изменения решения этого Большого Пацана? Я не считаю отдельные исключения — голливудские знаменитости и прочие пупы и пупочки земли. А так, для простого смертного? Молчишь? То-то же. Не было таких случаев. Так что, Игорек, сниму я этот чертов «надсмотрщик» и поживу хоть немного без этого ежесекундного пригляда и изматывающей гонки за этими драгоценными процентами.

— Ваня...

— Уже семьдесят один год Ваня. Тебе что, скучно будет во второй жизни без старого друга?

— Мою кандидатуру Главный Компьютер еще не рассматривал, — растерянно пробормотал нью-йоркский собеседник.

— Игорек, ты хоть перед старым дружком не строй из себя Деву Марию. Даже в глухих марсианских поселках и то догадываются, что высокопоставленные сотрудники аппарата Совета Развития знают пароли доступа в память Главного Компа и могут узнать свой процент на данный момент времени. Разве не так? — Мужчина вскочил с кресла и подошел вплотную к экрану видеофона.

Плазменный экран легко передал мельчайшее дрожание зрачков Переверзева.

— Так. — Человек на экране отвел глаза.

— И какой твой промежуточный результат?

— Сто два процента.

— Поздравляю. — Иван Антонович отвернулся от видеофона.

— Иван, — раздалось у него за спиной, — я понимаю твою горечь. Но... ну я не знаю, что еще сказать. Ведь только две десятых процента.

— Знаешь, Игорь, — хозяин квартиры вновь сел в кресло, — я не хочу второй жизни. Видит Бог, не хочу. Но мне обидно, обидно не за то, что я не прошел, а за то, что какой-нибудь американец, проживший жизнь послабее меня, получит вторую жизнь. Обидно, что какой-нибудь государственный чинуша имеет больше шансов еще одну жизнь прозаседать в роскошном кабинете, чем талантливый врач или инженер получить вторую жизнь.

— Обидно, но ничего не поделаешь. Американцы больше платят в Объединенный Центр репродукции человека. Им и квота больше. Ситуация стара, как мир. Кто платит, тот и заказывает музыку.

— А госчиновники себя, естественно, не обидели, когда принимали «Закон о весомости профессий» для Главного Компьютера. Тоже старо как мир. Ладно, Игорь. Спасибо за участие. Но судьбу, как говорится, не обманешь. Мне осталось немного. Уж в чем-чем, а в этом Большой Засранец не ошибается — точно высчитывает, сколько человеку осталось. И я хочу это немного прожить без надзора. Пусть у меня хоть в конце жизни будет сплошной День Веселья. Займусь своим любимым хобби — повожусь с моими ненаглядными микробами. Я же такую лабораторию себе отгрохал на пенсии... Эх, что там говорить. Пока, Игорь.

Там же. 14 августа 2191 года.

Понедельник. 13.30 по местному времени.

— Привет, Иван. — Игорь Николаевич Переверзев на экране видеофона выглядел бодрым и энергичным.

— Привет, чиновник.

— О, что значит человек без «надсмотрщика». Говоришь, что хочешь, и не думаешь о том, как это может истолковать Главный Компьютер.

— Игорь, тебе рассказать, как и ты это можешь сделать?

— Не стоит. Твой способ из тех, в которых предлагается сжечь собственный дом, чтобы согреться.

— Знаешь, иногда находишь счастье в шалаше, а во дворце тюрьму.

Переверзев не ответил. Повисла пауза.

— Игорь, что-то случилось? — Неожиданно о себе напомнила немного утихшая боль в груди.

— Да, — ответ был лаконичен и понятен.

— Что?

И после секундной паузы с другого континента ударило:

— Вчера нашлась Жизненная Запись Бориса. В пруду, в парке, за пять километров от Главного технического управления ООН. Чистили пруд и обнаружили.

— В тот же день, когда и улетел, — после долгой паузы наконец произнес Иван Антонович.

— Не понял.

— Жизненную Запись Бориса нашли тринадцатого августа. И нырнул он в гиперпространство тоже тринадцатого августа.

— Это знак, Ваня. Добрый знак.

— Ее можно восстановить?

— Да. Этим уже занимаются.

— И когда ее восстановят?

— Не знаю. Может, через неделю, может, через месяц. В таком деле спешить не надо. Это будущая память обновленного человека. И с самим обновлением спешить не надо. Вдруг вернется Борис? Зачем тебе два Бориса?

— Я понимаю, Игорь. Спасибо, что позвонил.

«И что же теперь мне делать? Сколько мне осталось жить? Год, два? Или... Как там говорил Игорь: "Иван, борись"?»

Там же. 21 августа 2191 года.

Понедельник. 8.03 по местному времени.

Ярко-желтое светило вздыбливалось из-за леса. Его лучи неслышной поступью приближались к человеку, прислонившемуся спиной к могучей древней сосне. Иван Антонович любил это место и часто, особенно после вердикта Совета Развития, поднимался к сосне, стоящей у самого края обрыва. Двадцатью метрами ниже плавно текла Припять. И мысли его здесь текли так же плавно, неторопливо. Он уже спокойно думал о том, что совсем недолго осталось ему любоваться этим пейзажем. И уж точно он не увидит смерть этой древней сосны. Мозг, больше не обремененный повседневной суетой занятого человека, как бы копил в себе силы, чтобы потом «выстрелить» какой-нибудь добротной мыслью. Внизу под обрывом начинался тоннель Трансюжноазиатской магистрали. Иван Антонович взглянул на часы. Через десять минут пронесется красавец-экспресс. Вид этого мощного, удлиненного тела, которое уверенно вонзалось в черную дыру тоннеля, ныряющего под реку, всегда захватывал Ивана Антоновича.

Послышался отдаленный шум, и серебристое инженерное чудо, спрессовав под собой мощное магнитное поле, промелькнуло и скрылось в тоннеле. Легкий ветерок качнул крону хвойного аксакала, лучи солнца наконец добрались до человека и озарили его своим светом.

«Сосна... экспресс... люди, сотни людей...»

Мысль вспыхнула в мозгу, как сверхновая звезда. На этот раз человек буквально скатился с обрыва...

Домашний компьютер, казалось, бесконечно долго грузился, и наконец Иван Антонович увидел искомое. Глаза лихорадочно заскользили по тексту: «Так... ?... в целях дальнейшего прогресса человечества Совет Развития Организации Объединенных планет постановляет создать Объединенный Центр репродукции человека..." Не то... ?... определить следующие квоты..." Не то... ?... с целью объективного решения по вопросу репродукции каждого конкретного человека, всем жителям Объединенных планет предлагается вживить чип сбора информации. Вживление производится на строго добровольных началах, и по первому требованию человека чип немедленно удаляется. Люди, не имеющие чипа сбора информации, рассматриваться как кандидаты на вторую жизнь не будут". Так, теплее, но еще не то. Ага, вот: ?... анализу подвергаются только поступки и действия человека. Его мысли, слова, произнесенные вслух в одиночестве, а также интимная жизнь являются сугубо частным делом, анализу и разглашению не подлежат". Отлично! Ты еще меня рано пытаешься списать в утиль, Большой Засранец. А теперь за работу!»

Там же. 18 сентября 2191 года.

Понедельник. 7.03 по местному времени.

— Привет, чиновник!

— Ваня? — Переверзев с трудом вырывался из сладких объятий сна.

— Ну а кто же! Почему не включаешь экран? Неужели с Ниной молодость вспоминаете?

— Ты решил выяснить этот вопрос в час ночи? — Наконец Игорь Николаевич окончательно проснулся и включил видеокамеру видеофона.

— Оказывается, я ошибся.

— Нина сейчас болеет, и, чтобы ее не тревожить, я сплю в другой комнате.

— Извини, не знал...

— Уже извинил. Но, Ваня, прошу покороче. Уже за полночь, и у меня был очень тяжелый день.

— Игорь, я хочу побороться.

— Не понял.

— Ты же предлагал мне бороться? Вот я и решил выполнить твой совет. Друг я тебе или не друг?

— Постой, какой совет? Что-то я никак не соображу.

— Совет побороться за вторую жизнь.

— Но ты же снял «надсмотрщика»!

— Ай-яй-яй, Игорь Николаевич. Чиновник ООН, обслуживающий его величество Главный Компьютер, а такие словечки употребляешь. Смотри, Большой Бэби пару процентиков у тебя может запросто сбросить. Засранец известный. А насчет «надсмотрщика» — как снял, так и обратно верну.

— Э, постой. Людям, снявшим «над...», снявшим чип сбора информации, он повторно не вживляется. Так как они какое-то время были вне контроля.

— А особые обстоятельства? А уничтожение Жизненной Записи моего сына, которому Компьютер дал вторую жизнь. Или, по-твоему, атомный подрыв Главного Компьютера ООН рядовой случай? Так, мелочь. Ребятишки в хлопушки поиграли.

— Ну не знаю... Попробуй написать заявление в Совет Развития. А там посмотрим. Но я ничего, Иван, не обещаю...

28 сентября 2191 года. Четверг.

«... рассмотрев просьбу гражданина Объединенной Руси Ковзана Ивана Антоновича о вживлении ему повторно чипа сбора информации и учитывая, что Ковзан И. А. добровольно снял свой чип и не был под контролем триста восемьдесят пять суток, что препятствует всесторонней, полной и объективной оценке его жизни, Совет Развития Организации Объединенных планет постановляет: в просьбе отказать».

«Э, нет, ребята. Вы так просто от меня не отделаетесь».

30 октября 2191 года. Понедельник.

«Всемирный суд по правам человека, руководствуясь принципами гуманности и презумпции невиновности, а также учитывая особые обстоятельства истца, а именно: искренняя его уверенность в уничтожении Жизненной Записи его сына, Ковзана Бориса Ивановича, что, несомненно, повлияло на его решение снять чип, и, принимая во внимание также то, что эта уверенность у истца возникла по вине Организации Объединенных Наций, не обеспечившей надлежащую охрану Главного Компьютера, и то, что его вышеупомянутый сын внес весомый вклад в прогресс всего человечества, постановляет:

1. Обязать Объединенный Центр репродукции человека вживить гражданину Объединенной Руси Ковзану Ивану Антоновичу чип сбора информации.

2. Учитывая особые обстоятельства истца, дело гражданина Объединенной Руси Ковзана Ивана Антоновича по иску Совету Развития Организации Объединенных планет юридическим прецедентом не считать».

«Если и существовала обходная дорога в бессмертие, то и она закрылась, пропустив одного человека — меня. Впрочем, я ее еще до конца не прошел».

Там же. 12 ноября 2191 года.

Воскресенье. 8.03 по местному времени.

В это ветреное осеннее утро Иван Антонович, как обычно, совершал свой почти ежедневный моцион. Оставив машину у опушки леса, он с рюкзаком за плечами поднялся к полюбившейся ему одинокой сосне. Здесь, как всегда, он хотел достать из рюкзака бутылку «Оболони» и не торопясь насладиться пенистым напитком. Но в этот раз попить пивка ему не довелось. Еще подъезжая к лесу, он заметил, как потемнело небо и усилился ветер. Многотонные воздушные массы пришли в движение и со свистом проносились над землей.

«Буря, скоро грянет буря!» Ивана Антоновича охватило волнение. Он на ощупь вытащил из рюкзака бутылку. Мрак стремительно накатывался на него. Тугая волна воздуха прижала его к сосне. Иван Антонович взглянул на часы.

«Через минуту покажется тихоокеанский экспресс».

Неожиданно раздался треск, и могучая сосна стала валиться ему на спину.

«Господи, сейчас же подойдет экспресс... И если дерево упадет на него...» Человек закричал, пытаясь усилием спины и ног удержать падающее дерево.

Сквозь шум и свист ветра послышался гул стремительно несущегося экспресса, до отказа набитого пассажирами. Человек кричал и держал. Дерево, наконец отшвырнув легкую человеческую плоть, стало валиться вниз. Две руки намертво, в замок, вцепились в торчащие щепы излома. Секунда, другая... Последнее, что увидели человеческие глаза, был хвост экспресса, ныряющего в тоннель.

«Успел».

Дальше темнота...

Где-то во Вселенной. Гиперпространственный корабль «Прорыв».

13 августа 2190 года. Пятница. 13.02. Дата и время по часам корабля.

Долгую минуту пилоты «Прорыва» ошарашенно смотрели друг на друга.

— Но если мы в черной дыре, то мы давно уже должны быть мертвы. — Американец вытер рукой выступивший на лбу пот. — Чудовищное тяготение, чудовищные плотности...

Борис, не отвечая, долго смотрел на монитор, словно взглядом пытаясь заставить гравитометр показать что-то другое, а не эту красную полоску, упершуюся в самый верх экрана.

— Все правильно, — наконец сказал он.

— Что правильно?

— Мы у Бога.

— Что, вот эта черная дыра, в которой мы непонятно как еще живы, и есть обитель Бога? Дыра — Его апартаменты?

— Ну, скорее всего, Его апартаменты — гиперпространство, а это так, загородная резиденция. А ведь такой вариант Хохлов предполагал. Но я с этими астероидными событиями совсем выпустил из головы его слова.

— Какие слова? Да объясни ты все толком.

— Сейчас, Хью, сейчас, дорогой. Дай собраться с мыслями. — Борис энергично потер лицо руками. — Значит, так. Как, по-твоему, должен предстать перед нами Бог?

— Ммм... не знаю. А как раньше Он являлся людям?

— В Священном Писании сказано, что человек Его лицезреть не может. Поэтому от Него являлся либо ангел, либо Его мысли озвучивал какой-нибудь человек, которого впоследствии называли пророком, Мессией, святым. Вариантов много.

— А ангел это...

— Не знаю. Наше циничное просвещенное время обозвало это программой-голограммой Высшего Разума. — Борис пожат плечами.

— Так почему сейчас перед нами не появится этот акгел-программа-голограмма?

— Ты много от меня хочешь. Не знаю. Очевидно, каждое время требует своих декораций. Согласись, одним из обязательных признаков божественности является демонстрация чего-то необычного, чудесного, поражающего воображение людей.

— Черная дыра... да, ты прав, воображение это поражает. И самое большое чудо, что мы еще живы. Мы же, считай, будто находимся в атомном ядре.

— А вот тут ты не прав. Черная дыра, как мне объяснял академик Хохлов, это не обязательно громадные плотности. Теоретически могут быть дыры, плотность которых в десятки раз меньше плотности воздуха.

— Неужели?

— Поверь мне на слово, вернее, Хохлову. И я начинаю понимать, почему мы именно здесь. — Борис чуть улыбнулся вопросительно глядящему на него американцу. — Дело в том, что в черной дыре пространственные и временные координаты могут поменяться местами.

— Как это?

— Если в обычном пространстве, пройдя, допустим, пять километров, ты прошел именно пять километров, то здесь пять километров могут обозначать, что ты перескочил, к примеру, пять веков.

— Не понимаю.

— Попробую объяснить на пальцах, как и объясняли мне. Для простоты будем рассматривать не трех-, а двухмерное пространство, причем вообразим его себе в виде куска гибкой пленки. Направим ось времени перпендикулярно этой пленке. А теперь поместим на пленку тяжелый шар и начнем постепенно его сжимать, имитируя силу гравитации. Пленка под шаром будет изгибаться все сильнее и сильнее, пока, наконец, стенка «вмятины» не станет вертикальной. Мы получили модель черной дыры. Нетрудно заметить, что некто, путешествующий по стенке «вмятины», будет, таким образом, перемещаться по оси времени. А, как ты понимаешь, по всем законам, мы сейчас падаем к центру черной дыры.

— Но так можно заглянуть в будущее!

— Наверное, можно, — последовал спокойный ответ.

Американец еще раз оглядел экраны внешнего обзора:

— Если это загородная резиденция, то каков должен быть центральный офис?!

Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк.

31 августа 2192 года. Суббота. 20.15 по местному времени.

День Веселья, единственный день в году, когда отключаются «надсмотрщики», пульсировал фейерверками, карнавалами, музыкой и веселыми криками людей. В пустынном кафе сидели двое. Двое стариков.

— Ты как? Оклемался? Как рука?

— Кое-как. Эскулапы особенно и не старались. Зачем? Через неделю все равно читать «Быть или не быть». А потом мне уже совершенно будут не нужны старая сломанная рука вкупе с захламленной печенкой, прохудившимся сердцем и прочими проржавевшими органами.

— Ну, проржавевшей твою голову назвать трудно.

— Голова уже тоже туго соображает.

— Ничего себе туго. Такое придумала, что даже Главного Компа обманула. — Сказав это, Игорь Николаевич спокойно сделал глоток кофе.

За окнами кафе гремел салют, и сполохи разноцветных огней попеременно надевали на беседующих людей красные, синие, зеленые маски.

— Что-то я тебя не понимаю, — жестко сказал бывший программист.

— Ваня, спокойно. Я твой друг — это раз. Сегодня День Веселья. У всех чипы отключены. Так что о нашем разговоре никто никогда не узнает. Это два. И в-третьих. Это я убедил Совет Развития утвердить вердикт Главного Компьютера.

— А что, Совет был против?

— Некоторые говорили, что этот случай с сосной и экспрессом подозрителен и необходима тщательная проверка.

— А ты?

— Я сказал, что если Совет проголосует против решения Главного Компьютера, сказавшего «да», то это бросит большущую тень на Совет. И так очень многие недовольны тем, что Совет говорит «да» для некоторых знаменитостей, когда Машина говорит «нет». А тут обыкновенный гражданин, и ему Совет говорит «нет». Все скажут, что приберегли место для какой-нибудь отвергнутой звезды. А выборы в Совет, между прочим, не за горами. А ты, вместо того чтобы благодарить, кулаки на меня сжимаешь.

— Игорь, прости, нервы. Даже не знаю, как тебя отблагодарить.

— Действительно, это трудная задача. Особенно если учесть, что я сделал так, что тебя и Бориса будут обновлять в один день!

— Игорь! Все, в следующей жизни я твой должник!

— Гм... я бы предпочел начать еще в этой.

— Согласен! А как ты понял, что я все это подстроил?

— В молодости мы оба занимались тяжелой атлетикой, — начал объяснять Переверзев.

— Ну и?

— Ванечка, ты единственный из всей нашей секции не орал, когда выталкивал груду железа наверх. А тут под сосной закричал.

— Это не доказательство. Мало ли что было в молодости, — горячо стал возражать Ковзан.

— Ваня, я не Главный Компьютер и расследования не провожу. Я очень рад, что ты прошел. Меня просто мучает обычное любопытство — как ты сумел перехитрить этого Большого Засранца?

— Да все элементарно, Игорь. Все, что видели мои глаза и слышали мои уши там, на гряде, — это добротная компьютерная игра. За то время, что я был вне контроля, я все это и подготовил. Спроектировал специальный шлем виртуальной реальности со встроенной видеокамерой и маленьким ракетным движком.

Написал программу, которая могла бы на реальность, что снимала видеокамера, накладывать в реальном времени элементы псевдокатастрофы. Спроектировал специальную курточку со вшитыми пластинами с приводами, которые в нужный момент имитировали давление на спину «падающей» сосны. В сосну поместил бактерии Xylophyllus sp., которые очень любят древесину. Кстати, мое открытие очень пригодилось.

— Какое открытие?

— Ты же знаешь, Игорь, что у меня хобби довольно своеобразное — я развожу всякие микроорганизмы.

— И что из этого? — не понял Переверзев.

— Год назад, возясь у себя в лаборатории с этими крохотульками Xylophyllus sp., большими любителями древесины, я в лабораторную чашку с ними случайно пролил пару капель своего любимого пивка.

— «Оболони»?

— Да. Чашку эту я по своей лени не помыл, а назавтра обнаружил, что культура этих Xylophyllus sp. размножилась неимоверно и от древесных опилок не осталось и следа. Прямо не Xylophyllus sp., а пираньи настоящие.

— Ты прямо как Флеминг. Тот тоже чашку поленился помыть после опытов. В результате открыл пенициллин и обессмертил свое имя.

— Он имя, а я тело. Мне кажется, второй вариант лучше, а?

— Ты, Ваня, я смотрю, стал циником.

— Лучше иметь здоровый цинизм, чем не иметь ничего и себя, в итоге, тоже.

— Наверное, ты прав.

— Кстати, я еще с ними пару месяцев экспериментировал. Оказалось, что у этих безмозглых крошек отличный вкус.

— И, как ни странно, совпадающий с твоим. — Игорь Николаевич улыбнулся.

— Ты сомневаешься в моем аристократическом вкусе?

— Ни секунды!

— Кстати, — продолжил Иван Антонович, — эти Xylophyllus sp. наиболее комфортно чувствовали себя в среде «Оболони». Так вот, поместив их в древесину сосны, я каждый день приходил туда. Полюбуюсь восходом солнца, помечтаю, пофилософствую, попью своего любимого пивка — и глоточек им. Пусть полакомятся за мое здоровье!

— А если бы сосна упала раньше времени?

— Я в нее загнал метровый штырь из уранита, три десятых миллиметра в диаметре, с маленькой ракеткой на конце, замаскированной под сучок. Такой стержень не то что сосну, железнодорожный состав выдержит. Далее все просто. На гряде я на ощупь вытащил шлем, надел его на голову, и тут же автоматически включилась программа. Пока я «смотрел» вдаль, экспресс проехал. Я тут же «посмотрел» на часы. Они показали, что до «прибытия» экспресса осталась минута. Программа послала радиосигнал на ракету, укрепленную на уранитовом стержне. Ракета этот стержень выдернула, как гнилой зуб, и забросила за пару десятков километров в лес. Ну, а сосне, основательно подъеденной бактериями, ничего другого не оставалось, как упасть с двадцати метров на дорогу. Меня же там, наверху, начали основательно терзать пластинки. А в самом конце спектакля, под занавес, ракетный движок на шлеме основательно саданул меня об валун. Так что даже руку подпортил. За правдоподобие пришлось заплатить реальной кровью. Потом специальные зажимы на курточке и шлеме отстегнулись, и тот же движок унес датчики и шлем в тот же лес. Оборванная после «препирательств» с сосной курточка осталась на мне. Ну, а «надсмотрщик», после того как меня ударило об валун, послал вызов спасателям. Вот, в принципе, и все: окровавленное тело под валуном, сосна на дороге и сотни спасенных жизней в экспрессе. И Большой Бэби штампует: «Ол райт. Достоин».

— Действительно просто. Теперь посмотрим, как к этому отнесется Всевышний.

Иван Антонович недоуменно посмотрел на друга.

— Иван, ты, естественно, читал нашумевший отчет Института глобальных проблем «Следы Бога»?

— Где приводится куча доказательств существования Бога?

— Да.

— Читал, конечно, — подтвердил Иван Антонович.

— Основные положения помнишь?

— Помню основное. Вероятность случайного возникновения устойчивой на долгий период Вселенной есть число с таким количеством нулей после запятой, что их больше, чем атомов в нашей Галактике.

— И тем не менее Вселенная существует.

— Значит, Бог есть. Утверждение, несомненно, приятное, но давно известное, — спокойно сказал Иван Ковзан.

— У доклада было секретное приложение. Называлось оно «Гнев Бога».

— И что в том приложении?

— Там приводится статистика смертных случаев с людьми, получившими вторую жизнь. — Игорь Переверзев внимательно посмотрел на друга.

— И что эта статистика показывает? — тихо спросил Иван Антонович.

— Смертность среди них в пять раз выше средней. Причем все они погибали в результате несчастных случаев. Как ты понимаешь, от всевозможных болезней мы бы их вылечили.

— Ты думаешь, что это Бог таким образом выражает свое недовольство тем, что люди сами уже могут подарить себе бессмертие?

— Тогда бы Он убивал всех, — возразил Переверзев. — А так только выборочно. В приложении делается вывод, что Всевышний убирает тех, кто, по Его мнению, недостоин второй жизни.

— Так что же вы людям головы морочите. Клонировали бы всех подряд. А там бы Господь разобрался, кто достоин, а кто нет. А этого Большого Засранца в утиль. А то заладили: засорим генофонд, исчезнет самый мощный стимул для напряженной, эффективной работы. Тоже мне блюстители чистоты. Ассенизаторы хреновы.

— Ага. И без последних штанов останемся. Тебе не надо напоминать, сколько стоит один грамм «ускорителя жизни»? Уж очень накладно, Ваня, играть в прятки с Костлявой. Так что не кипятись.

— Кстати. Вывод, скажем так, о недовольстве Бога можно легко проверить.

— Каким образом? — Чиновник ООН вопросительно посмотрел на Ковзана.

— Вновь клонировать кого-нибудь из погибших. Жизненная Запись-то имеется.

— Не один ты такой умный. Пробовали.

— И?

— Угадай с одного раза, — вместо прямого ответа сказал Переверзев.

— Ясно.

— Вот поэтому я и говорю — если Бог не будет против.

— Что ж, поживем — увидим.

— Да, Ваня, поживешь и увидишь. — Игорь Николаевич поставил чашку на стол и, повернувшись к окну, стал любоваться праздничным салютом.

— Не понял? Что значит «поживешь»? А ты?

Старый друг Ивана Антоновича медленно повернул к нему лицо и грустно усмехнулся:

— А я, Ванечка, наверное, удовлетворюсь одной жизнью.

— Не понял! Ты же сказал, что у тебя сто два процента. Какого черта?! Что это у тебя за шуточки такие?

— Нет, Иван, это не шуточки. Когда я сказал тебе, что, так сказать, пользуясь служебным положением, подсмотрел свой процент, я сказал не все.

— Так что же еще? Ведь критерий отбора один — эти чертовы проценты, которые насчитывает Машина. Все! Больше ничего!

Лицо Переверзева стало каким-то по-детски виноватым:

— Я еще подсмотрел процент у Нины...

— Игорь...

— Без нее, Иван, я не соглашусь читать ключ перехода. Шутка ли — полвека вместе. За это время, находясь рядом, даже металлы срастаются намертво. А тут люди... Извини.

— Игорь... — И вновь Иван Антонович не нашел что сказать своему другу.

— Так, все. Давай больше не будем о грустном. Сегодня же праздник. Давай выпьем за твою удачу. И докажем этим кичливым янки, чю деньги решают далеко не все. И до славянской смекалки им, как до... как до Солнца раком. Официант, два бокала «Оболонь — Премиум»!

За окном раздался мощный взрыв салюта, и окно кафе осветилось яркими, разноцветными огнями.

Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк.

Объединенный Центр репродукции человека.

1 сентября 2192 года. Воскресенье.

14.30 по местному времени.

Хрустальная полусфера отделила лежащего в контейнере человека от остального мира.

— Назовите себя, — тут же раздалось под полусферой.

— Гражданин Объединенной Руси Ковзан Иван Антонович.

— Иван Антонович, вы согласны воспользоваться предоставленным вам правом получить вторую жизнь и прожить ее во благо человеческой цивилизации?

— Согласен.

— Несмотря на то, что вы переживете ваших родных, близких, друзей и можете во второй жизни остаться одиноким?

— Да. Несмотря на это.

— Совет Развития Организации Объединенных планет благодарит вас за принятое решение. Начинайте читать ключ перехода.

Под хрустальной полусферой раздалось: «Быть или не быть, вот в чем вопрос». Миллиарды закодированных импульсов устремились в новый мозг.

«Достойно ль смиряться под ударами судьбы...» Открылись форсунки впрыска усыпляющего газа.

— Начинаем отсчет времени. До усыпления осталось пять секунд.

«Иль надо оказать сопротивленье...»

— Четыре.

«И в смертной схватке с целым морем бед...» Газ с легким шипением устремился внутрь контейнера с лежащим навзничь обнаженным старым человеком.

— Три.

«Покончить с ними? Умереть? Забыться?» Мозг стремительно погружался в легкий, бесконечный сон.

«И знать, что этим обрываешь цепь...»

— Два.

«Сердечных мук и тысячи лишений...» Слабеющее сердце посылало последние, в принципе уже не нужные, миллилитры крови по изношенному телу.

«Присущих телу. Это ли не цель желанная?»

— Один.

«Скончаться, сном забыться...»

Последняя серия импульсов покинула мозг.

— Остановка в камере А. Дать запускающий импульс в камеру Б.

Чуткая стрелка гальванометра чуть качнулась вправо:

Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?

Новый мозг обработал свои первые биты информации.

ЭПИЛОГ

Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк.

Объединенный Центр репродукции человека.

2 сентября 2192 года.

Понедельник. 10.30 по восточному времени.

Невесть как попавший в здание мотылек бессильно бился в огромное окно холла. Выползающее из-за крыш небоскребов солнце насквозь просвечивало его желто-лимонные крылышки. Иван Антонович, сидя в кресле, наблюдал за этой бесплодной борьбой. Раз за разом, взмахивая крошечными крылышками, мотылек бросал свое тщедушное тельце на невидимую преграду. И раз за разом сверхпрочный пластик окна с холодным равнодушием отбрасывал его от себя.

«Так и человек — часто бьется о невидимые, но вполне реальные законы этого мира, не в силах их преодолеть. Хотя цель, вот она — видна и ощутима, как солнце за окном... как гиперпространство за нашей тонкой пленкой бытия. Только, в отличие от этого окна, оно не отбрасывает, оно убивает...»

— Отец...

Иван Антонович замер, боясь повернуть голову. А перед глазами продолжал бессильно биться желтый комочек жизни.

— Отец!

Он почувствовал, как кто-то подошел сзади и тихо тронул за плечо. Почему кто-то?!

— Сынок! — Иван Антонович вскочил с кресла.

Помолодевший Борис темно-карими глазами, его глазами, смотрел на него. И он наконец услышал долгожданное:

— Ну, здравствуй, отец.

— Здравствуй... — Комок подкатился к горлу. Он сглотнул и буквально выдохнул: — Здравствуй, сын.

Они обнялись.

— Господи, как же долго я тебя ждал. Целых два года.

— А я будто только что проснулся. Будто сказал там, на «Прорыве»: «До встречи, Земля» и тут же заснул.

— Зато пробуждение для тебя оказалось счастливым.

— Для меня — да, а для настоящего Бориса?

Они долго смотрели друг другу в глаза, зрачок в зрачок.

— Ты и есть настоящий Борис, — наконец проговорил Ковзан-старший. — Ты как альпинист, сорвавшийся при подъеме на вершину. Пролетел несколько метров и повис на страховочном канате. А затем вновь подтянулся к точке крепления, к точке отсчета.

Борис несколько секунд молчал, обдумывая услышанное.

— А, ладно, — он весело махнул рукой, — главное — мы встретились. А значит, мы живы.

— А живым необходимо питаться, — житейски более опытный собеседник тут же перевел эту мысль в деловое предложение. — Пошли, здесь напротив есть неплохой бар.

— Пошли, — охотно поддержал отца сын. — Я же целых два года не ел!

Они, рассмеявшись, направились к лифту.

— Подожди секунду. — Иван Антонович у самых дверей лифта круто развернулся и бегом вернулся в холл.

Желтый мотылек, обессилев от безнадежной борьбы, чуть шевелился на подоконнике. Человек взял его и, осторожно зажав в кулаке, бегом вернулся к лифту.

— Да, батя, двадцать один год тебе явно к лицу. Бегаешь так, что черный волос бьется на ветру!

— Не подлизывайся! Я по-прежнему остаюсь твоим отцом.

Выходя из здания Центра репродукции, Ковзан-старший, осторожно разжав кулак, подбросил мотылька вверх. Легкое насекомое, подлетев на метр, начало падать вниз. Но у самой земли смогло удержаться и стало медленно вновь набирать высоту.

Где-то во Вселенной.

Гиперпрострапственный корабль «Прорыв».

13 августа 2190 года. Пятница. 13.02.

Дата, и время по часам корабля.

Гиперпространственный корабль землян «Прорыв» все ниже и ниже опускался, приближаясь к центру черной дыры. Для него счет теперь шел не на метры и километры, а на дни, месяцы, годы. Люди впервые поднимались по шкале времени.

Два любимца Бога, два Его избранника, проходили школу мессий, заглядывая вперед, заглядывая в будущее.

Бог в очередной раз приоткрывал перед людьми план Своего грандиозного Замысла.

У них оставалось еще несколько минут на «учебу» — пара миллионов километров к центру черной дыры, к центру информационного сгустка. Что лежало ниже уровня, уже позволенного людям, они не знали. Чудовищные силы тяготения надежно, лучше всякого цербера, охраняли туда путь, ожидая других гераклов из другого времени...

Минуты быстро истекали. Божья десница готовилась поставить «птичку» в Своем Плане напротив очередного пункта — ВЫПОЛНЕНО. Оставалось, лишь возвратить этих двоих домой. Им уже было пора. Но это, действительно, было несложно...