---

ПОСЛУШАНИЕ ЗМЕИ

Пролог

И как только я мог угодить в такой переплет? Я пытался разглядеть в окружающей меня тьме хоть что-нибудь, но мне это не удавалось.

В моей тюрьме было холодно и сыро, не пробивалось ни лучика света, и как кто-то, кто пробужден из глубокого сна и не может вспомнить, где он находится, с неуверенностью ощупывал я все вокруг.

Тесно, очень тесно, едва можно пошевелиться. Когда я попытался встать, то сильно ударился головой о тяжелую плиту — холодный камень окружали меня со всех сторон. Я зашатался и на мгновение у меня потемнело в глазах, и снова сполз вниз. Не было никакого смысла пытаться отодвинуть плиту или звать на помощь.

Она весила тонну и достигала нескольких сантиметров в толщину, к тому же не пропускала никаких звуков снаружи. Не говоря уж о том, что монастырская церковь из мер предосторожности давно уже обезлюдела, ведь было далеко за полночь. Когда меня найдут, я уже задохнусь. Все лучше, чем медленно умереть от жажды.

Голова здорово болела в том месте, куда пришелся отправивший меня во тьму удар, из которой я с мучениями вернулся назад. Одну секунду мне хотелось просто упасть без сознания, однако я сразу откинул эту идею. Строитель наверняка имел причину для этого испытания. И хорошо бы это было лишь достойно умереть.

С тех пор как я стал неофитом, в голове снова и снова рождались бунтарские мысли, которые мешали мне стать покорным и честным хаммеритом.

Отец высмеял меня, когда услышал о моем решении оставить усадьбу (или то, что от нее осталось) и заключить себя в близлежащем монастыре. Он сказал, что прежде наша свиноматка превратится в леди Баффорд, чем я стану достойным братом Ордена.

Возможно старый пьяница был прав, но я ни в коем случае не хотел кончить так как он. Моя мать решила отвернуться от мира последней холодной зимой, и сейчас, как и брат с сестрой, лежала на кладбище под насквозь промерзшей землей.

Остались лишь я, мой старший брат Лот и отец, который явно решил как можно быстрее последовать за ними, ведь с того дня он не вел себя как здравомыслящий человек.

Наш крестьянский двор, который и без этого всегда был беден, на глазах приходил в упадок. Все могло поправиться лишь в том случае, если Лот бы перенял все обязанности, раз отец был не в состоянии ничего делать.

Вероятно я выглядел трусом, когда ушел. Сделал я это лишь по той причине, что хотел убежать от всего. Быть принятым в неофиты означало большое счастье для меня, ведь это также сулило новую, лучшую жизнь и я получил некий шанс.

Я не раскаивался, хотя отсутствие раскаяния из-за того, что я оставил свою семью в беде, говорило о душевной черствости.

Возможно это было моим наказанием. Я встал на колени, опустил лицо на ладони и начал размышлять. Мне просто нужно было держать себя в руках.

Мой наставник, Торбен, говорил мне, что я не должен забивать голову вещами, которые не в силах понять, и не должен поддаваться людям, которые презирали Строителя. Но именно это я и сделал, хотя и из лучших побуждений.

Возможно слишком долго сам я был одним из тех, кто презирали Строителя, ведь я не мог так открыто осуждать их, как это делали мои братья. Глубоко внутри моего «я» жила вера, что Строитель сотворил каждого человека по определенному замыслу и поэтому нечто божественное таилось в каждом, несмотря на их жалкую участь.

Мастер Торбен выбил бы из меня эти мысли, если бы я ему о них поведал. Мне хотелось верить, что Строитель мыслил не так как он. Ведь осознание того, что мне уже скоро предстоит явиться перед ним для последнего суда, повергало в дрожь. Воздух в склепе делался все тяжелее и стало до боли ясно, что мое время истекло. Итак, я стану следующим. А ведь мы были так близки к ответу. Или же вор решит загадку без меня?

1

Все началось с того, что Первосвященнику нанес визит один необычный человек. Я еще никогда не видел никого, кто был бы так озабочен остаться не узнанным. Он носил просторный, темный плащ с широким капюшоном, который полностью окутывал его. Создавалось впечатление, что только тени внушали ему чувство безопасности, ведь он неосознанно следовал их игре на пути к нашему Господину.

Меня подрядили в этот день как охранника в коридоре, ведущему к кабинету Первосвященника и потому день виделся мне окрашенным в тона чудовищной скуки. Проклятый молот оттягивал руку и фанатичное бормотание моего товарища на другой стороне коридора не делало его легче. Я спрашивал себя, стану ли когда-нибудь, заросший бородой и с тупым взглядом, бормочущий молитвы, внушать ужас неофитам, если пробуду тут достаточно долго. Это казалось некой формой помешательства, которое в свое время охватило всех и заставляло зычно лопотать некую бессмыслицу, когда долгое время бываешь занят одним и тем же. Но, возможно, это был лишь вид самогипноза, чтобы отогнать беспощадную скуку дня без событий в одном из коридоров, таком как этот, бормоча как бы в трансе. В любом случае я был еще не готов подвергнуть себя той же участи и испускал время от времени парочку глубоких вздохов из самосострадания.

Хорошо, что я не сторожил ворота. Была зима и больше недели стояли непрекращающиеся морозы. Земля стала твердой как камень, деревья и кусты застыли как хрупкие, затянутые белым скульптуры. И все-таки я ненавидел сторожевую службу. Мало было чего, что казалось скучным, разве что еще мои занятия в чтении и письме. Я никогда не посещал школу и изучение затейливых письменных знаков давалось тяжело.

Я чуть было не заснул стоя, когда чужак почти беззвучно вынырнул возле меня и нагнал такого страху, что молот едва не выпал из моей руки. Я еще мучительно боролся за самообладание, ведь правильной реакцией в случае внезапного нападения было использовать молот, а не швырять его перед собой, когда он уже проскользнул мимо и направился в сторону кабинета.

Собственный голос показался чужим, когда я окликнул его: «Стойте, господин! Что Вам угодно?» Моя неуверенность была очевидна, а мой товарищ загородил чужаку дорогу и всем своим отрешенным видом давал знать, что применит свой молот, будь в этом нужда.

Мне сразу стукнуло в голову, что «страх неофитов» владел инструментом намного лучше меня и что я дал прекрасный повод выставить себя для насмешки. Возможно, не было ничего уж такого неправильного в длительном бормотании. Чужак остановился, и можно было видеть легкую усмешку, мелькнувшую на лежащем в тени лице.

— Я пришел поговорить с Первосвященником Маркусом. Он ожидает меня.

— У меня не было указаний пропускать кого-либо. — мой голос звучал несколько тверже. — Кто разрешил Вам войти в личные апартаменты Старшего?

— Он сам себе это позволил, неофит, — раздавшийся за спиной тихий голос заставил меня содрогнуться. Первосвященник открыл дверь своего кабинета и стоял прямо позади меня. Тайком оглядевшись, я искал угол, куда мог бы заползти, но всеми силами удержал самообладание и низко поклонился своему Господину, которого еще ни разу не видал так близко.

Про Маркуса говорили, что он мог заглядывать людям в души и я наделся, что он в данный момент не заинтересовался моей.

— Делайте дальше свою работу. Нет никакого повода для беспокойства. — сказал он нам. Потом повернулся и предложил чужаку войти. Замок двери тяжело защелкнулся за ними и коридор снова погрузился в тишину.

Мой товарищ, казалось, не нашел во всем этом ничего примечательного, он вернулся без проволочек на свое место, чтобы снова мурлыкать себе в бороду, но у меня все еще тряслись колени. Как неофит я не имел права разговаривать с кем-то из Мастеров, не говоря уже о том, чтобы выполнять их приказы, и вот теперь внимание самого Первосвященника задержалось непосредственно на мне. Я поймал себя на том, что мысленно посылаю беззвучную молитву Строителю, дабы никто из них обоих не воспринял плохо мое слегка преувеличенное служение долгу.

В коридоре стало очень тихо, ведь охранник напротив погрузился в глубокое раздумье и даже прекратил бормотать. Я стоял возле самой двери и рассеянно таращился на муху, которая из-за мороза залетела в дом и теперь с презирающим смерть упрямством билась об оконное стекло напротив, без осознания того, что кажущееся не есть действительность. Это была внушающая беспокойство картина. Я не из тех кто подслушивает, но чем больше я пытался, не концентрировать себя на обрывках голосов, что доносились из-за двери позади меня, тем больше навострялись уши.

— У него были те же самые раны.

— Вы уверены? Мы не можем допустить ошибки. — это был голос Первосвященника, который внушал каждому, кто его слышал, чувство благочестивого страха, голос хотя и старого человека, но твердый и с ощутимой внутренней уверенностью и достоинством.

— Это уже второй. И я уверен.

— Это внушает беспокойство. Мы не подготовлены.

— Тогда мы должны начать готовиться.

— Какой смысл вгонять и без того перепуганных кур в панику? Мы должны действовать планомерно и прежде всего незаметно.

— Это тяжелее, чем Вы думаете. Кто бы ни стоял за этим, он знает, что мы за ним наблюдаем. С нашей стороны ему ничто пока не противостояло. Он легко мог от нас уклониться. Мы не знаем, кто он, но он знает, что мы задумали.

— Он думает, что хорошо нас знает, это якобы преимущество, и до сих пор так оно и было. Но что если мы сделаем нечто совсем противоположное, то, чего он от нас не ожидает?

— Что Вы имеете в виду?

— Я думаю, он исходит из того, что мы направим на него наших лучших людей, и тогда спокойно получит то, чего ожидал. Надеюсь, это помешает ему быть всегда на шаг впереди.

— И как Вы хотите отвести ему глаза?

— Обычно тень ловят с помощью тени.

— Я думал, Вы находились однажды в состоянии войны с некой особой тенью?

— Это тот же случай. Совсем недавно он нанес нам радостный визит.

Я мог бы поклясться, что чужак чем-то забавлялся, когда ответил:

— Кошка не бросит ловить мышей.[1]

— Этот человек — пример заслуживающей сожаления растраты удивительных способностей.

— Он бы так не сказал.

— Он ослеплен, но также и полезен.

— И как Вы представляете себе общую работу вместе с ним? Он может быть совсем не заинтересован.

— Тогда мы должны будем его убедить.

— Когда я вступлю в контакт с ним, он сразу высмотрит нашего противника. Я близок к нему, насколько это вообще возможно. Итак, должен быть кто-то из Ваших подчиненных, кому бы можно было доверить это трудное задание.

— Это верно. Но только не тот, кто мог бы привлечь внимание чужих глаз. Слуга, работница. Кто-то, кого нельзя было бы посвятить в наше дело, поскольку он слишком незначителен.

— Итак, у Вас есть кто-то на примете?

— Предоставьте это мне.

Сразу же отворилась дверь и снова от страха я едва не выронил свой молот. Я чувствовал себя пойманным на месте, хотя это было мое задание — сторожить перед дверью. Конечно же это было совсем не мое задание — прислушиваться. Муха лежала на подоконнике, вытянув над собой лапки.

— Неофит.

Пол подо мной не разверзся, чтобы тут же меня поглотить. Первосвященник выглядывал из-за двери и дружелюбно улыбался мне.

— У меня есть пара вопросов, — сказал он, когда я отчаянно пытался так низко поклониться, чтобы он не мог меня заметить. — Пожалуйста, войди.

Я, шатаясь, послушно шагнул вперед, крепко зажав молот в правой руке, с трудом пытаясь сохранить жалкие остатки своего достоинства.

— Ты можешь сейчас положить свое оружие, — сказал Первосвященник при взгляде на грубое орудие убийства и я опустил его на пол. — Пожалуйста, сядь.

Скорее упав, чем усевшись, я не отваживался поднять глаз.

— Как твое имя?

— Тим… то есть Тимотеус, Господин.

— Как долго ты пребываешь у нас, Тим?

Я чувствовал себя мышью, вокруг которой движется змея, постепенно сужающая свои круги.

— Три месяца, Господин.

— Твой Мастер — Торбен, не так ли?

Он прекрасно знал, кто я и хотел лишь успокоить меня. Это не удалось до конца. Я немо кивнул.

— Ты услыхал во время твоей вахты там снаружи — разумеется против своей воли — нечто, что здесь происходило, не так ли?

Не было смысла лгать, он знал об этом все это время. Я снова молча кивнул.

— Тогда ты знаешь, что нам нужен некто, кто, как можно меньше бросаясь в глаза, мог бы связаться с неким человеком?

Будь я мышью, то громко пискнул бы от ужаса. Но я мог только снова кивать, в то время как ловушка захлопнулась.

— Я думаю, ты тот, кто нам нужен. Ты стал, так сказать, невольно сопричастным. Знание означает также ответственность, Тим.

Я с чувством гибели рассматривал кончики своих ступней.

— Как Вы пожелаете, Господин, — было все, что я смог выдавить.

— Это несложное задание. Ты должен передать ему одну рукопись, которую я тебе вручу. Я пошлю тебя к одной из наружных стен в Город, и ты не скажешь про это ни одной живой душе. Ты меня понял, Тимотеус?

Я слегка содрогнулся и смотрел в пол с большой концентрацией, когда его голос стал отчетливо властным.

— Да, Господин.

— Изволь смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю, Тим.

Я сделал это, кинув на долю секунды взгляд на него. Он выглядел не особенно дружелюбно.

— Ты можешь теперь идти. Я позову тебя, когда ты мне понадобишься. И, Тим, — я остановил свое дикое бегство, чтобы окончательно отдать себя на волю судьбы, — никому ни слова. Не забудь свой молот.

С полыхающими щеками я побежал назад и поднял его. Когда я наконец мог идти, то поймал сомневающийся взгляд чужака и мог ясно понять, что тому пришло в голову: «Он не имеет значения, да, но еще больше кажется никчемным…»

Остаток дня я провел в раздумьях о своем жалком положении и опасаясь того, что должно было произойти.

2

Ничего не произошло. И на следующий день и днем позже. Я уже начал надеяться, что Первосвященник передумал. Конечно же, ему стало ясно, что выбор не был верным. У меня в голове снова и снова вертелся разговор, который я подслушал. «У него были такие же раны» — «Это уже второй». Что бы это значило? Кто был изранен? Я не слышал ни о каком инциденте. И откуда пришел этот странный чужак? Кто он был? Совсем уж не говоря о том парне, которого я должен был отыскать. Или о том, что очевидно представлял опасность. Голова моя гудела, но по крайней мере бесконечная сторожевая служба больше не надоедала, ведь я теперь все время размышлял.

Это было вечером третьего дня, с того момента как чужак навестил нас. Мы собрались в трапезном зале, как было заведено каждый вечер после молитвы, и ели. Я сидел возле Беппо, который не был братом, а зарабатывал себе на хлеб и кров тяжелой работой в стойлах и садах монастыря. Я охотно его слушал, ведь он был для меня связью с миром вне монастырских стен, которые мне как неофиту нельзя было покидать без разрешения. Сегодня он видел на деревенском рынке нескольких фигляров и подробно расписывал прелести одной из их танцовщиц.

Я слушал его в пол-уха, ведь Беппо находил прекрасным абсолютно все, что носило юбку. Что, к сожалению, не помогало отыскать ответную любовь, так как он оставил далеко позади середину своей жизни, имел жидкие седые растрепанные волосы, менее чем пять черно-коричневых зубов и пахло от него ужасно. Тяжелый труд согнул его тощее тело, однако не уменьшил его чувства юмора и радости жизни. Он очень охотно воодушевлялся по какому-либо поводу. Мартен, такой же неофит как я, зачарованно прислушивался к его словам. Он все время задавал ему вопросы (которые, услышь их Лукас, его Мастер, привели бы к некоему суровому наказанию), а Беппо детально и с большим удовольствием отвечал на них. Он как раз углубился в одно красочное и не менее непристойное описание, когда поднялся Мастер Урбан. Он был тем самым, кто стоял по рангу сразу после Первосвященника, а также тем, кому он больше всех доверял. Все смолкло.

— Я хочу кое-что сказать вам. — Нехорошее предчувствие зашевелилось во мне. — Первосвященник хотел бы видеть Гунтера, Дэниеля и Торбена в своем кабинете после ужина. Все остальные да будут предупреждены — кажется, существуют силы, которые хотят помешать миру, царящему в этом доме. Будьте настороже и добросовестно выполняйте свой долг.

Он снова сел, не уделяя никакого внимания воцарившемуся всеобщему растерянному молчанию. Лишь спустя время снова начались разговоры, потому что все, кроме меня, оживленно спрашивали, что мог иметь в виду Первосвященник, послав это зашифрованное объявление. Беппо ждал, пока гул от голосов поднимется настолько, чтобы не помешать ему порадовать нас еще одной горяченькой новостью. Тогда он наклонил голову и подозвал жестом меня и Мартена.

— В Городе уже долго болтают, что кое-что происходит… — сказал он тихо и веско.

— Что болтают? — спросил Мартен напряженно.

— Ну, все время слышно о таких штуках… — Беппо явно наслаждался, мучая нас этими недосказами. — Слухи о ведьмовстве и злом волшебстве, о ходячих мертвецах и убийствах…

— Нежить в действительности не есть нечто новое, Беппо, — попытался я сбавить его пыл, прежде всего из-за того, что меня самого успокаивали собственные слова. — Мастер Торбен говорит, что они ничем не могут противостоять боевому и верно разящему молоту.

— Хорошо сказано, юный Тим, но и верно разящий боевой молот мало пригоден против превосходящей силы. Шепчутся о ком-то, кто будит мертвецов. И уж кого стало вдоволь после последней зимы, так это именно нежити.

— Ты их видел? — спросил я раздраженно, ведь я не хотел, чтобы он запугал меня еще больше. Я знал, что сам находился на пути к тому, чтобы быть втянутым в некую передрягу, из которой я сам бы выбрался уже шатающимся ходячим трупом. — Эту армию мертвых, я имею в виду? — Я должен был остерегаться, чтобы мой голос не стал слишком громким и кто-то прислушался к нему.

— Почему ты так разозлился, Тим? — попытался унять меня Мартен. — Дай ему рассказать. Зачастую кое-что правдивое исходит от слухов.

Именно это являлось причиной, почему я был не заинтересован больше про это слушать. Я что-то недовольно пробормотал и замолчал.

Беппо криво осклабился, зная, что его прием удался. Довольный, он снова принялся за свою историю.

— Они говорят, было совершено страшное убийство.

— Где? — спросил с любопытством Мартен.

— В этой странной Башне, к которой они близко никого не подпускают. Ты знаешь, эта гильдия Магов.

Мартен сосредоточенно кивнул.

— Значит, это было воистину устрашающее зрелище.

Я спросил себя, откуда бы ему это знать, если они туда никого не пускали. Но сейчас мне было не до споров, это только подстегнуло бы Беппо еще больше.

— Почему же? — спросил любознательный Мартен.

— Ну, этого я тоже точно не знаю, но говорят, что якобы он стал жертвой одного ритуала.

«Этого я тоже точно не знаю» — мысленно передразнил я Беппо.

— Ну и? — насмешливо спросил я его. — Он снова восстал?

Беппо глянул на меня озадаченно.

— Что ты имеешь в виду?

— Убитый. Он примкнул к твоей армии мертвых?

— Не знаю, было ли это вообще возможно, он уже не был целым, как я слышал…

Мой желудок перевернулся. Мартин же казался все более и более заинтересованным, по мере того как Беппо все более украшал свою кровавую историю.

— Действительно? Кто же мог это сделать?

Беппо вдохнул поглубже, чтобы выдать свое мнение знатока, но Мастер Урбан перебил его, распустив собрание и отослав неофитов в их комнаты. Я был ему несказанно благодарен.

Выходя, я увидел, как мой Мастер Торбен вместе с Дэниелем и Гунтером шли из другого прохода в помещения Старшего. Он и двое других были гордостью Ордена и уже зарекомендовали себя при многих кризисных ситуациях помощниками и победителями. На лице Торбена читалась откровенная озабоченность.

Я следовал за Мартеном в нашу комнату. Она была сравнительно большой и по-спартански обустроенной. Там стояли четыре кровати, но в данный момент только мы вдвоем ее населяли. Раньше, рассказывал мне Беппо, желающие стать неофитами выстраивались в длинную очередь, что быть принятыми в Орден, но те времена миновали. Орден некоторое время тому назад разделился, когда один буйнопомешанный самозванный пророк пытался провести революционные реформы в учении Строителя. Эта ветвь Ордена, Механисты, со временем просто исчезла с полотна истории, когда очевидное помешательство их предводителя выкристаллизовалось настолько четко, что даже его ближайшие наперсники не могли не заметить его. Предположительно он совершил самоубийство в своем гигантском металлическом соборе и забрал сотворенные им механические создания с собой в могилу. Были также дикие истории про предположительную попытку обретения господства с его стороны, что он хотел уничтожить человечество и что его смерть совсем не была самоубийством, но я в это не верил.

Существовала только одна реальная угроза и исходила она от бога язычников. Согласно историям он был окончательно уничтожен, но тем не менее я бы всегда его опасался. Это он сотворил нежить, а не какой-нибудь человек, в этом я был уверен.

Я отчетливо почувствовал его мощь, когда он предпринял то известное нападение на людей. Одна из его тварей, заплутав, оказалась на нашем дворе. Она убила моего старшего брата Джонатана и так сильно ранила младшую сестру Миа, что та умерла спустя неделю. Они тогда вдвоем были заняты возле дома — складывали дрова и не видели подошедшее чудовище. Оно уже было ранено, однако мы — отец, Лот и я — потратили все наши силы, чтобы вместе добить его. Мать никогда уже не знала покоя после смерти своей маленькой девочки.

Разумеется, людям в Городе пришлось намного тяжелее и я бы даже не хотел знать, что могла натворить целая орда таких монстров. Орден и его союзники, к которым также должны быть причислены Маги, остались в любом случае победителями и Обманщик, как мы называли бога язычников, был предположительно убит.

Мои мрачные мысли явственно читались на лице, ведь Мартен неловко положил мне руку на плечо и сказал:

— Отчего ты принимаешь все это так близко к сердцу, Тим? Он ведь просто рассказывает свои страшилки. Ты не должен воспринимать их всерьез.

Он сел возле меня на постель и скорчил гримасу.

— Полагаешь, у него есть хоть какое-то представление о том, что случилось в действительности? Он только повторяет ту болтовню, которую услыхал от одного из своих дружков-собутыльников.

— Это не его история, Мартен. Я должен был думать об Обманщике.

— Он мертв, Тим. Всего лишь детская пугалка, которую рассказывают матери непослушным малышам.

— Кто это сказал? Кто видел его лежащим мертвым? И прежде всего — кто его убил?

— Ты должен доверять Старшим. Я думаю, у них были причины не рассказывать всю историю.

— Пойми же меня, Мартен. На его совести убийство части моей семьи. Чего я не понимаю, так это то, где тот герой, который достоин почестей за величайший поступок. Никакого имени. Во всей нашей истории были подобные великие имена — как, например, Роланд, сокрушивший Zoltenherrscher’а[2] или Альбертус, победивший Хакона[3] — но где тот блистательный герой, который убил Обманщика? Почему нет его имени?

— Я не знаю. Но думаю, сие не означает, что это не произошло.

Я замолчал и уставился на кончики ступней.

— Ты ведь думаешь, это Обманщик, его имел в виду Первосвященник?

— Нет… Я этого не знаю. Я надеюсь, нет.

— Если ты меня спрашиваешь, в истории Беппо мало смысла. Половину ему кто-то рассказал, другую половину он выдумал сам, потому что ты был так перепуган.

— Эта Башня Магов…

— Да?

— Что это за люди?

Мартен происходил из одной видной семьи в Городе, прежде чем он к полному непониманию своего отца решился примкнуть к Ордену. Его семья имела связи и он знал многие детали про разные фракции Города. Я предполагал, что и его вступление в братство, как и мое, было не чем иным, как бегством, разве только он бежал от других вещей. Наверняка он был мечтой каждой благородной девицы, ведь наряду с ожидаемым богатым наследством он обладал высокой и статной фигурой, а его благородное овальное лицо хранило на себе то свойственное светским повесам невинное выражение. Его облик дополняли небесно-голубые глаза и светлые блестящие волосы. Он являлся яркой противоположностью меня. Я же был намного ниже, более щуплый и далеко не так мускулист. В аристократическом смысле напрасно было бы искать что-то как в моей осанке, так и поступи. Спутанные темные волосы имели привычку падать на мои темно-зеленые глаза. Я не мог тягаться с образом очаровательного, знающего свет Мартена, меня зачастую называли робким.

Мартен, немного подумав, сказал:

— Я немногое про них знаю. Это не тот тип человека, что встречается в нашем обществе. Они называют себя «Братством Руки», что бы это ни значило. Говорят, они иные, не такие как мы. Обладают неким видом дара, абсолютно чуждым для большинства людей. Они зарабатывают деньги на выполнении заданий, которые никому не под силу, например, если кто-то ищет средство исцеления от редкостного заболевания. Некоторые даже утверждают, что они могут производить золото… Они пытаются держаться своего круга, насколько это вообще возможно. Болтают, что они проводят странные эксперименты и что несколько лет назад они непреднамеренно залили водой одну из своих угловых Башен — от подвала до крыши. Не спрашивай меня, откуда взялась вся эта вода и вообще эта история — полная чушь. Но я думаю все же, что слухи, будто они имеют нечто общее с этими делами Обманщика, верны.

— Почему один из них был убит?

— Если ты спрашиваешь, то всегда первая причина для этого — деньги, другая — женщина. Вероятно, правда об этом происшествия — нечто тривиальное.

Я в это не верил, но кивнул и снова уставился в пол. Мартен вздохнул, зевнул, потянулся и встал.

— Время сна.

Он пошел умываться, а я еще некоторое время смотрел в пространство, прежде чем последовал за ним. После того как был погашен свет, я еще долго лежал без сна. Нехорошее ощущение в желудке не давало успокоиться. Я прислушивался к ветру и глубокому дыханию Мартена и желал быть таким же не обремененным заботой как он.

По прошествии, как мне показалось, бесконечно долгого времени я встал, потому что захотел пить, и пошел к столу, на котором в слабом свете луны отыскал глиняный кувшин. Вздохнув от того, что он был пуст, я набросил на себя кое-какую одежду и направился к колодцу.

Между тем должно было быть далеко за полночь и господствовала глубокая тишина, если не считать тяжелых шагов и благочестивого бормотания стражи. Я почти добрался до колодца, когда открылась дверь главного здания и Торбен в сопровождении Дэниеля вышел наружу. Инстинктивно я отступил в тень, не очень-то хотелось, чтобы Мастер разозлился из-за того, что я оставил ночью свою комнату. Они меня не заметили.

— Я не знаю, почему он умалчивает о чем-то, но абсолютно уверен в том, что он рассказал нам не все, — тихо молвил Торбен.

— Воспримем же это как должное, у него есть на то причины, — ответил Дэниель приглушенным голосом.

— Я не люблю противостоять такому опасному сопернику без знания всех фактов, — прорычал Торбен. — Оба не были дураками. Тем не менее он без труда убрал их со своего пути.

— Когда мы выступаем?

— Завтра.

— Кто же позаботится о Вашем ученике?

— Тимотеус? Это я предоставлю Урбану. Мальчик так и сяк не доставляет особой радости. Из него никогда не получится хорошего бойца.

Так они пересекли двор и снова скрылись во внутренних покоях монастыря. Я медленно стряхивал свое оцепенение и снова зашевелился. Зачерпнув воды, я поспешно побежал назад в мою комнату и, абсолютно несчастный, заполз в свою постель.

3

На следующее утро Торбен и двое остальных оставили монастырь, прежде чем мы собрались для утренней молитвы. Я бросил взгляд на отрешенное лицо моего Мастера, когда он выезжал из ворот, но он меня не заметил. С чувством потери я остался стоять позади.

После утренней молитвы меня задержал Мастер Урбан на входе в столовую.

— Ты знаешь, Тим, что твой Мастер должен был оставить монастырь. Я хотел бы видеть тебя в своем кабинете после завтрака, чтобы мы могли выделить кого-то для тебя. Твоему обучению не должны мешать разные обстоятельства.

— Как Вы пожелаете, Господин.

Когда я плюхнулся на свое место, Мартен скорчил мне мину, будучи в хорошем настроении.

— Ну, теперь ты избавился от старого брюзги?

— Чего?

— Торбена. Он же ужасно строгий? Или нет?

— У него слишком часто были причины быть недовольным мною. — Вчерашние слова Торбена обо мне тяжелым камнем лежали на душе.

— Может быть, но все равно он далеко не весельчак.

— Он один из величайших бойцов, которые когда-либо были в Ордене. Это было честью — стать его учеником.

— Конечно, это честь, но не в радость. Или же? Меня волнует, кому же ты достанешься.

Таким вопросом я еще даже не задавался и ел молча и задумчиво.

После завтрака я, как и было велено, пошел в покои Старших и робко постучался в дверь кабинета Мастера Урбана.

Он сидел за залитым солнечным светом столом под большим окном с мозаичными цветными стеклами и что-то писал. Когда я вошел, он коротко вскинул голову и указал мне на стул. В свое время Урбан был устрашающим противников своих врагов и носил следы этих битв как знаки отличия. Он был высок, еще можно было распознать его прежнюю силу. Между тем это был старик со сморщенным лицом и белоснежными волосами. Глаза его пережили лучшие времена и он надевал маленькие серебряные очки, если он писал, которые он сталкивал на самый кончик носа, чтобы лучше видеть. Он закончил свою работу в тишине и только тогда обернулся, обстоятельно разглядывая меня поверх своих очков.

— Ты знаешь, Тим, что я позвал тебя не для того, чтобы назначить нового Мастера, не так ли?

Я машинально кивнул. Этого-то я и опасался.

— Первосвященник желает, чтобы ты выполнил одно важное поручение. Он хочет поговорить с тобой лично. Должен сказать, что мне совсем ясно, почему он выбрал именно тебя. Твой Мастер, Торбен, был не очень доволен твоими достижениями. Как продвигаются дела с чтением и письмом?

— Я тружусь над этим, — ответил я уклончиво.

Снова долгий, оценивающий взгляд.

— Хорошо, Тим. Следуй за мной.

Он поднялся и направился к двери в противоположной стене помещения. Она вела в коридор без окон, в который можно было попасть только из покоев Старших и в котором никто не нес стражу. Урбан постучался в дверь в правом торце и вошел, я последовал за ним против воли.

Теперь мы находились в кабинете Первосвященника и я показался себе крохотным в этих древних почтенных стенах. Маркус стоял возле великолепно сделанного подставца для чтения и листал книгу, выглядевшую очень старой. Он обернулся, когда я вошел, и улыбнулся дружелюбно. В то же время его глаза так пронизывающе смотрели на меня, что я не смог этого вынести и быстро уставился в пол.

— Итак, ты здесь. Помнишь ли ты о нашей беседе несколько дней назад, Тим?

— Да, Господин.

— Я говорил с тобой о миссии посланника.

— Да, Господин.

— Я передам тебе рукопись. Надежно спрячь ее, никому нельзя ее видеть — ни нашим братьям, ни горожанам, ни кому-либо еще. Ты не проронишь ни слова об этом. Урбан официально пошлет тебя к нашему миссионеру в Город, чтобы никто не задавал вопросов. Но твоим собственным заданием будет передать письмо одному конкретному человеку, и только ему. Я не строю никаких иллюзий в этом плане — это будет нелегко. Его трудно найти и еще сложнее установить с ним контакт и если он не прислушается к твоим словам, у тебя не будет второго шанса.

— Где я должен искать его?

— Я дам тебе карту, полученную от моего друга, с которым ты уже познакомился. Он всегда невероятным образом обо всем хорошо проинформирован.

Он запустил руку в ящичек на нижней части подставца и протянул мне маленький клочок бумаги. На нем был изображен дом в одном немного злачном квартале, насколько я про это знал. Не в таком гибельном и опасном как Гавань, но определенно не то место, которое хотелось посетить.

— Там я найду его? И должен просто постучать к нему в дверь?

— Если ты так сделаешь, то скорее всего обнаружишь себя на дне Гавани с камнем, привязанным к ногам, прежде чем даже осознаешь это. Ты будешь должен найти другой путь. Наблюдай за ним, жди подходящего момента. Но будь осторожен, ведь если он это заметит, то в лучшем случае скроется.

Я не хотел бы знать, что могло случиться в худшем случае.

— Никто не должен заметить, что ты передал ему сообщение. Кроме того, было бы неразумно и безуспешно приближаться к нему в одежде хаммеритского неофита. Он — не друг Ордена. Ты будешь носить неброское уличное платье. Неважно, сколько тебе понадобится на это времени, но только выполни поручение.

— Откуда я должен знать, кто тот, кого я ищу?

— Ты его узнаешь. Его глаза разного цвета.

Несколькими часами позже я нетвердой походкой покинул монастырь. Прямо возле своего бешено бьющегося сердца было спрятано искусно запечатанное письмо. Я лишь коротко глянул на него — там не было имени. Достаточно удалившись от монастыря, так, что никто из братьев уже не мог меня видеть, я бросился в заросли и, ежась от холода, сменил костюм неофита на грубую темную уличную одежду, которая была упакована в мой путевой мешок. Вместо своего молота я припрятал маленький наручный кинжал, который мне был гораздо больше во вкусу чем тяжеленный монстр. Но было также до боли понятно, что в случае нападения нужно спасаться бегством, ведь как боец я был ниже среднего.

Монастырь, в который меня приняли, лежал обособленно от Города. Я знал, что в городских стенах был большой монастырь наших братьев, но разумеется меня послали не туда, а предположительно разыскать одного из наших миссионеров в малоприятных кварталах, которые (в основном безуспешно) пытались обратить кого-нибудь в веру Строителя. В действительности я был предоставлен самому себе и достаточно снабжен деньгами. Урбан предостерег меня не спускать с кошелька глаз, иначе я его быстро лишусь, если буду невнимателен.

Я был в пути почти целый день, пока не показался Город, и не встретил ни одной живой души. Тишина зимних, туманных полей тяжело давила и я ловил себя на мысли, что прислушиваюсь — не устремляются ли на меня из холодной лесной тьмы шаркающие шаги. Но, к счастью, ходячих мертвецов Беппо было не видать.

Опасность исходила прежде всего от живых, как стало ясно, когда я много часов спустя пересек границу Города. Я бывал здесь лишь изредка, ведь это было заданием Лота — сопровождать отца на рынок, я ехал вместе с ними, если только были вынуждающие к тому причины. Но это было совсем другое, чем в одиночку рыскать по переулкам.

Когда я, без особых проблем со стражниками, прошел городские ворота, создалось впечатление, что вступил на вражескую территорию. Стояла сумасшедшая толкотня позднего дня, телеги толкались сквозь улицы, стукались одна об другую, возчики орали на животных и друг на дружку в таких цветистых выражениях, что я покраснел до кончика своего неофитского носа. Мужчины и женщины всех гильдий и классов проталкивались и шли мимо. Воняло, шум был оглушающим. Высокие стены вздымались справа и слева, внушая мне чувство бесполезности бегства от них. Один попрошайка заметил меня, распознал опытным глазом мою неуверенность и начал приставать, пока я быстрым шагом не удалился от него.

Я желал никогда не приходить сюда, в то время как столкнулся с проходящей мимо и глядящей волком жирной бабой, и поспешно двинулся по улице в направлении к рыночной площади с кошельком, крепко зажатым в руке. Я разыскивал Рынок не потому, что он лежал на пути, а потому, что он был единственным местом, которое я более-менее знал и надеялся там получше сориентироваться. Но это оказалось не таким легким делом — найти его, уже смеркалось, когда я наконец туда добрался. Зимний воздух стал льдисто-холодным и напоминал о том, что у меня на ночь нет крыши над головой. Но потом я вспомнил взгляд Торбена, с которым он говорил о моей никчемности, и твердо решил еще сегодня найти обозначенный на карте квартал.

Рынок и улицы заметно опустели и ночная стража начала зажигать фонари. Хорошо, что стало немного тише. Я начал с усилием разглядывать мою карту, ориентируясь и стараясь отыскать дом странного мужчины с разноцветными глазами.

Если поначалу мне бросилось в глаза, что улицы опустели и стало тише, то уже позже начало внушать опасения, чем дальше я удалялся от часто патрулируемых стражей богатых районов районов и углублялся в беднейшие, расположенные близ Доков. Количество стражников, как и количество фонарей существенно уменьшилось, зато появилось много неприятных темных закутков. Иногда лишь бледный свет из окон домов освещал улицы, которые стали заметно уже и превратились в невообразимую путаницу угловатых переулков. Я безнадежно заблудился и долгое время просто шатался кругом, пока с облегчением не увидел огни постоялого двора и не услышал громкие голоса вперемежку с грубым смехом.

Когда я толкнул дверь, навстречу ринулся поток спертого горячего воздуха. Питейная была маленькой и переполненной, пахло перестоялым пивом и дымом. В камине полыхал огонь и мне вдруг стало ясно, как я замерз и проголодался.

Типы за столами и у стойки не особо заинтересовались мною. Они, очевидно, уже довольно долго бражничали и были соотвествующе навеселе. Краснощекая хозяйка обладала роскошными формами и проявляла необычайное искусство защиты от наглых рук. В особо тяжелых случаях она выдавала нахалу порядочный хук правой. Ее муж с лицом разъяренного медведя проталкивался сквозь народ, чтобы принести мужчинам свое пойло. Судя по запаху, он сам изготавливал эту бурду, а судя по тому, как выглядели посетители, речь здесь шла о чем угодно — от переживаний по поводу заржавевшего тележного колеса до сифилиса.

Я удостоверился, что кошелек при мне, пошел к стойке. Пришлось оттолкнуть в сторонку одно-другое мертвецки пьяное тело, чтобы освободить место, чуть было не упал в обморок от дыхания одного из них, когда мужик странно и мягко осел на пол и свернулся как собака. Осторожно перебравшись через него, я облокотился о прилавок.

Хозяйка оценивающе глянула на меня и сказала:

— А ты вообще в том возрасте, чтоб находиться здесь, малый?

Я уверил ее в этом, однако она казалась мало убежденной. Я разыграл из себя бедного, измученного и насквозь продрогшего крестьянского сына, у которого достаточно денег для обеда, и это, думаю, убедило ее окончательно. В качестве обеда получил несвежий хлеб и кусок сыра, который пах снятым ботинком, вдобавок кружку того, что я решил назвать пивом. Сразу же после первого глотка создалось впечатление, что внутри вспыхнуло пламя. Я ел и пил с полным презрением к смерти, а затем спросил у нее про дорогу, показав карту и из предосторожности держа большой палец над помеченным местом. Хозяйка объяснила, что это всего двумя улицами дальше, но ночью лучше бы держаться на расстоянии оттуда, если мне дороги деньги и жизнь. Пьяница у меня под ногами довольно хрюкнул и затем захрапел.

Я спросил, есть ли для меня комната, чем заставил ее от души рассмеяться. Когда женщина заметила, что я говорю серьезно, то предложила мне местечко в стойле позади трактира.

— Там не очень хорошо пахнет, потому что мой муж варит там пиво, зато сухо и тепло.

Я принял предложение и хозяйка показала мне место в огромном дровяном сарае. Там стоял один только огромный тяжеловоз с косматой гривой, все остальное пространство было занято пивоварней хозяина. Не буду лучше в деталях описывать, что за компоненты для этого он смешивал. Было еще один или два пустых отделения, куда очевидно складывали солому. Я собрал всю, сколько нашел, в одну кучу. Хозяйка принесла мне маленькую лампу и лошадиную попону. Позаботившись таким образом, она оставила меня со словами о том, что я спокойно могу оставаться здесь какое-то время, если ничего не буду трогать.

Поблагодарив ее, я положил под себя мой кошелек, завернулся в свой слишком короткий плащ и одеяло и сразу же уснул, едва погасла лампа.

4

Утро подняло меня на ноги очень рано, но в значительно лучшем настроении чем днем раньше. После скудного завтрака в трактире, перед чьей дверью лежал тот самый тип, которого я отпихнул от прилавка (очевидно, прямо там, куда его вышвырнули ночью), я почувствовал себя бодрее.

Благодаря описанию хозяйки я действительно быстро нашел ту улицу, что искал, и даже для такого скверного чтеца карт вроде меня было уже не сложно, отыскать нужный дом. Это было здание, в котором сдавались квартиры и, судя по величине, его населяло множество жильцов.

Я вспомнил про совет Первосвященника: не дать понять разыскиваемому, что знаю про его убежище, ведь это знание явно было опасным. Итак, не оставалось ничего другого как болтаться на площади перед домом и выжидать. Я, закутанный в свой тонкий плащ, пристроился в одном углу, облокотившись о стену и подбрасывая носком ноги камешки в воздух.

Долго ничего не происходило. Улицы все более заполнялись. На одной из близлежащих площадей был рыночный день, так что торговцы со всевозможными товарами стекались туда. Пару раз кто-то выходил из дома, но среди них не было мужчины с разноцветными глазами. В полдень я уже начал нервничать. Правильно ли чужак обозначил дом?

И правильно ли я прочел карту?

Возможно, он уже давно выскользнул через черный ход. Возможно, мой пост наблюдения слишком бросался в глаза и теперь я его никогда не увижу. Что, если Торбен был прав, говоря, что я ни на что не годен?

Я был близок к тому, чтобы оставить свой пост, но затем с большим напряжением призвал себя сохранять спокойствие. Не было никакого смысла бесцельно слоняться кругом, я буду ждать тут и все, пускай даже ноги превратятся в лед.

Итак, я остался там где был.

Когда башенные часы вдалеке пробили два раза, мой желудок страшно заурчал, а до синевы замерзшие пальцы едва шевелились. Я в бесчисленный раз подышал на них, но это уже давно не имело смысла.

В этот момент некто вышел из дома. Я легко мог бы упустить его, ведь тип выскользнул из двери как кошка и, казалось, собрался раствориться в толпе. Одну секунду я колебался — что, если это не тот мужчина? Его лицо нельзя было увидеть. Если я брошу пост, то в решающий момент, возможно, не окажусь в нужном месте. Но если это был он, то найти его уже никогда не удастся, если я сейчас же за ним не последую. Я решил хвататься за соломинку и двинулся за ним.

Он передвигался быстро и уверенно, мне стоило больших трудов сохранить темп. Его широкий темный плащ развевался позади. Он приблизился к рыночной площади, плавно обошел лотки, повернул за угол и… попросту исчез. Я в нерешительности топтался на месте, проклиная самого себя, прошел чуть дальше в лавочный переулок и сдался. Вокруг кишели люди, было невозможно снова его отыскать.

Я мог бы окликнуть его, если бы он возвращался, но тогда окончил бы жизнь на дне Гавани и потерпел неудачу. Я промерз насквозь, был голоден и жалок. Почему они послали с таким заданием именно меня, они же знали, что я был самым неподходящим из всех мыслимых кандидатов?

Развернувшись, я пошел медленно назад, кошелек по-прежнему стиснут в руке, ведь я не забыл предупреждений. Толстая дама с двумя лакеями повернула за угол, это было странное зрелище в этом более чем бедном квартале. Она была разодета как пава, а лицо с изящным макияжем несло на себе столь свойственное аристократам выражение напыщенности в сочетании с еще большей глупостью. Она гордо прошествовала к одному лотку со свертками ткани, в то время как ее слуги с явным неудовольствием топали позади. Я просто встал и уставился на них, так сильно удивил меня это непредвиденный спектакль.

В тот момент, когда аристократка склонилась над тканью и спрашивала о чем-то продавца голосом, способного без труда разбудить и мертвого, я увидел преследуемого мной мужчину, стоящего прямо возле нее и также изучающе рассматривающего ткань.

Без дальнейших раздумий я использовал этот случай, подбежал к нему, дотронулся до плеча и спросил:

— Извините, господин, могу я задать Вам вопрос?

Далее дело не пошло, ведь все случилось невероятно быстро.

Благородная дама принялась так громко орать, что я испугался, как бы тут же не оглохнуть, и схватилась за ее увенчанную двойным подбородком шею, где еще совсем недавно висела очень красивая и очень дорогая цепочка. Она находилась теперь в руке мужчины, которого я коснулся, и его искусное, невидимое движение стало из-за этого ощутимым для дамы. Он обернулся ко мне с неописуемым бешенством — один глаз был серым, другой мерцал странным светло-зеленым цветом. Затем огляделся, проворно оттолкнул вопящую бабу и ее обоих слуг и быстрыми шагами скрылся в толпе с натянутым на голову капюшоном.

Со всех сторон примчались стражники и окружили лоток. Они не сразу поняли, что собственно стряслось, ведь вопли женщины было нелегко понять, они перекрывали объяснения стоящих кругом людей, но потом они поспешно ринулись на поиски.

Я, потрясенный до глубины души, остался стоять. Вор. Парень был вором, я только что повесил ему на хвост городскую стражу и теперь-то уж точно никогда не увижу.

Как теперь вернусь я к моим братьям? Никогда мне уже не смыть позор этого промаха.

Размышляя, с поникшей головой и шаркающими ногами, я вернулся к тому месту, где ожидал его. Когда я пересекал узкий и мрачный проулок, ведущий к площади перед его домом, появилось нехорошее чувство, словно сзади кто-то был. Я хотел обернуться, но было слишком поздно. Нечто очень острое и холодное очень убедительно легло поперек моего горла, сильная рука схватила меня сзади, чтобы утянуть в темноту. Я не издал ни звука и покорно позволил оттащить себя в маленькую темную боковую улицу.

Здесь не было ни души. Я попрощался с жизнью.

— Чего тебе от меня надо? Кто тебя послал? — прошипел голос над моим ухом и беспощадная сталь сильнее надавила на шею.

Я прокаркал что-то невразумительное и его хватка немного ослабла.

— У меня для Вас письмо. Это важно, правда. — проговорил я сдавленно.

— От кого?

— От Первосвященника моего Ордена, Мастера Маркуса.

Вор слегка присвистнул сквозь зубы.

— Ты хаммерит? Ребята, должно быть, совсем в отчаянии.

— Я всего лишь неофит, господин.

— И каким же важным должно быть письмо, если они доверяют его кому-то вроде тебя? Любой ребенок может его у тебя отнять.

— Они не могли послать никого из воинов, господин, ведь это слишком бросалось бы в глаза.

— Слишком бросалось бы в глаза кому?

— Этого я не знаю, господин. Пожалуйста, господин, мне не хватает воздуха…

Он отпустил меня и я осторожно обернулся к нему. К моему неудовольствию он не спрятал нож, а поигрывал им, в то время как от его внимательного взгляда не ускользало ни единое мое движение. Было ясно, что он сумеет намного быстрее заколоть меня, прежде чем удастся убежать. Так что надо было вовсю сотрудничать.

Его зеленый глаз своеобразно мерцал и двигался время от времени намного быстрее его серого глаза, если присматриваться повнимательнее. Я спрашивал себя, что могло бы быть причиной для такой странности. Длинный рубец пролегал по этой стороне лица через лоб и щеку. Он был примерно десятью годами старше меня, лицо его было узким и серьезным. Волосы были темными и короткими, фигура атлетического сложения, не то чтобы сильно мускулистая, но крепкая и гибкая. Он был на голову выше меня.

Взгляд его глаз нес в себе скрытый скептицизм и сдержанность, как это было у одной полудикой гибкой кошки с нашего двора. Она выходила сухой из воды во время бесчисленных угрожающих ее жизни ситуаций и ее глаза все время со странным пониманием глядели на меня. Отец неоднократно пытался свести счеты с животным, ведь она воровала с большой изобретательностью, самоконтролем и элегантностью наши запасы мяса, но она оказывалась всегда хитрее и проворнее чем он.

Вор покатал нож в пальцах с длинными суставами. Выражение его глаз как-то не сочеталось с его еще по-юношески выглядящим лицом. Может, он был старше чем казалось.

— Покажи мне письмо.

Только я попытался его вытащить, как вдруг раздались громкие шаги из переулка и голос выкрикнул: «Он здесь!»

Секундой позже посыпались стрелы. Фигура возле меня уже исчезла, в то время как я совершенно обалдевши все еще стоял там, потом я услышал вздох вора, его рука протянулась и в последнюю секунду убрала меня с линии стрельбы. Следующее, о чем я припоминаю, было то, как меня тащили вверх по лестнице и как я неуверенно спотыкался, потом передо мной отворилась дверь и я был в темноту за ней. Вор швырнул меня на другую стену, схватил стоявшую в маленьком закутке за дверью бочку и швырнул ее вниз по лестнице. Громкие проклятья снаружи красноречиво доказывали, что бочка не пролетела мимо цели. И снова он тащил меня за руку, как малое дитя, после чего немилосердно вытолкнул через люк в крыше наружу.

Задыхаясь, мы неслись по крышам, я не отваживался бросить взгляд вниз, ведь тогда со страху сразу бы свалился. В конце концов ничего не было слышно, кроме нашего загнанного дыхания, и мой провожатый опустился позади трубы, притянув меня к себе.

Он осторожно посмотрел за угол, остался доволен тем, что увидел, облокотился о стену и на мгновение прикрыл глаза, пока его дыхание успокаивалось.

— Ты уверен, что тебя послали ко мне не как божью кару?

Я сделал так, как обычно поступал в такие моменты — смущенно опустил глаза и не сказал ни слова.

Через некоторое время послышался его тихий смех.

— Кажется, ты теперь в розыске, а, малыш? Когда твой Мастер узнает об этом, его хватит удар. Теперь пошли.

Он поднялся и повел меня по высоким крышам, пока мы не подошли к незапертому люку. Открыв его, он втолкнул меня внутрь. Я был весьма благодарен, что он больше не использует кинжал, чтобы убедить меня следовать вместе с ним. Но я и без оружия перед носом чувствовал к нему глубокое уважение и поспешил спуститься вниз.

Лестнице ниже он открыл дверь (ключом, это заставило меня предположить, что он действительно тут жил) и мы переступили порог по-спартански обставленной комнаты. Там была кровать, пара стульев, стол и камин, в котором еще светились угли. На полке возле стены стояла пара книг, насчет которых я был уверен, что они служили не только как украшения, но совсем не уверен в том, что он их купил. Было холодно. Несколькими заученными движениями он зажег огонь в камине и пару светильников, потом уселся на кровать и взглянул на меня.

— Ты мало говоришь, а?

Медленно и со странными усилиями он начал стягивать плащ, и лишь сейчас мне стало ясно, что он истекал кровью. Стрела попала ему в левое предплечье чуть ниже плеча, он обломал ее тут же, чтобы не мешала. Вытащить ее означало бы обессиливающую потерю крови, а также остался бы отчетливый след, который верно указал бы путь нашим преследователям. Он увидел мой испуганный взгляд и скорчил мину, затем снова занялся своей одеждой.

Что я более-менее хорошо умел, так это обрабатывать раны. Я научился этому у матери, прежде чем она умерла, ведь на крестьянском дворе вроде нашего все время можно было легко или тяжело пораниться, а лекаря мы себе не могли позволить. Я поспешно шагнул к нему, с тем успехом, что его кинжал снова очутился у него в руке.

— Я… я хочу лишь помочь.

Он рассматривал меня изучающе, затем отложил оружие в сторону. Подбородком указал на виднеющуюся часть стрелы:

— Ты можешь что-то в этом роде?

— Да, господин. Рана тяжелая, господин. Я могу о ней позаботиться.

— Давай, не стесняйся.

— Но мне нужно кое-что — травы и бинты, господин, я мог бы принести их с рынка…

— … вместе с городской стражей.

— Н-нет, господин, меня же теперь тоже ищут, Вы же сказали…

— Парни не узнают тебя, даже если ты сделаешь перед ними стойку на руках и подрыгаешь при этом ногами, уж поверь мне.

— Я действительно хочу Вам помочь.

Ему на самом деле было хуже, чем он пытался мне показать и мне было ясно, что нужно вытащить проклятую штуковину из его плеча. Но тогда оно стало бы сильно кровоточить и сильно воспалилось бы, я не видел здесь ничего такого, чем можно было это прекратить. Он откинулся назад на кровати и закрыл глаза.

— Ну хорошо, тогда иди. Жду с нетерпением твоего возможного возвращения.

Я сразу повернулся и пошел. Когда я был в дверях, он спросил меня:

— Тебя как звать, малыш?

— Тим.

— Тим, значит. А я Гарретт.

Он снова закрыл глаза. Я помчался, будто за мной гнались черти.

Со втянутой в плечи головой я прошмыгнул мимо стражников, но он был прав — они не обратили на меня внимания. Найдя нужные травы, я торговался что есть мочи — стоимость всего весомо превышала мои финансы. Затем победоносно и поспешно пустился в обратный путь. Начало смеркаться, когда я зашел в комнату.

Вор лежал в так же, как я его оставил, и не шевелился. Я озабоченно подступил ближе, он быстро вскочил, узнал меня снова успокоенно сполз назад.

Начав работу, я отыскал котел и раздул огонь посильнее, чтобы приготовить пасту из трав. Когда мазь для раны была готова, я понес ее и бинты к постели. Сейчас пришла очередь того, чего я больше всего опасался. Мне уже один раз довелось видеть, как удаляют стрелу, но смотреть и делать самому — две разные вещи.

От матери я знал, что если действовать слишком осторожно, то многочисленные движения причинили бы раненому лишние боли, но если действовать слишком поспешно, то можно было вызвать сразу обильное кровотечение и причинить еще больше вреда, чем уже было причинено стрелой.

Я заставлял свои пальцы не дрожать, когда я ухватился за обломок. Потом попытался вытащить штуковину наружу и быстро заметил, что это совсем не легкое дело. Я едва мог ухватить кровавый и короткий остаток древка, а пальцы все время соскальзывали. Пытаясь действовать как можно лучше, мне оставалось только удивляться его самообладанию. Он стал очень бледен, задержал дыхание, а мускулы на его щеках напряглись так, что готовы были порваться, однако не издал ни звука.

В конце концов я сдался. Проклятая штуковина очевидно была с зазубринами. Я знал, что был один лишь путь, чтоб выдернуть ее наружу. Переведя дух, я собрал в кулак всю решительность и все свое мужество и с силой надавил на обломок, так что он вышел с другой стороны, проткнув кожу. Раненый сильно содрогнулся. Теперь стрела подалась и ее можно было быстро вытащить.

Я сразу начал обрабатывать рану, задержав поток крови, терпеливо ожидая, пока он остановится, наложил мазь и крепко перевязал мест ранения. Когда все было готово, я заметил, что он больше не открывал глаз, если с ним заговариваешь. То, что дыхание его было равномерным, успокоило меня. Хребет мой затрещал при попытке перенести его в постель. Так же неуклюже я освободил его от сапог и поддернул одеяло, чтобы укрыть его.

Когда я о нем наконец позаботился, то увидел, что мои руки трясутся от усталости. Подтащив один из стульев поближе к огню, я съежился на нем и почти мгновенно уснул.

Была примерно полночь, когда меня разбудил некий звук. Понадобилось время, чтобы сориентироваться и привести в порядок скрюченные кости. Огонь в камине превратился в тихо тлеющие красные головешки. Я прислушался к тому, что творилось позади.

Раненый лежал беспокойно на кровати и дрожал всем телом. Подойдя, я зажег свечу возле постели. Его кожа пылала, это можно было почувствовать, коснувшись рукой. Он не реагировал ни на свет, ни на прикосновения, ни на мой голос. Мне было ясно, что это могло означать. Если ко всему прочему у него началась гангрена, то моя миссия окончилась, по-настоящему не начавшись.

Я помчался вниз, набрал воды из колодца на площади, споткнулся об неизбежного пьяницу в дверном проеме и снова взлетел по ступенькам, чтобы намочить оставшиеся бинты и обернуть ими его икры, руки и лоб, чтобы с помощью компресса изгнать жар из его тела. Я мог только пытаться понизить опасную высокую температуру и надеяться, что он был сильнее того, что сейчас завладело им. Остаток ночи я провел меняя смоченные холодной водой бинты вокруг его ног, рук и лба, снова и снова таская воду из колодца. Когда забрезжил рассвет, жар был побежден. Он стал спокойнее и я прикорнул у края кровати, положив голову на руки.

5

— Эй! Ты что, никогда больше не проснешься? — Чья-то рука трясла мое плечо.

Стоял ясный день и Гарретт смотрел сверху на меня. Он уселся на кровати и выглядел хотя и не цветущим, но тем не менее гораздо лучше нежели прошлой ночью.

— Не вставать, — пробормотал я спросонок.

— Ты не хочешь вставать?

— Нет, господин, — я быстро поднял голову и поспешно вмешался, предотвратив его попытку подняться из кровати. — Вы не должны вставать.

Удивленный моей резкостью, он плюхнулся обратно.

Я встал и теперь возвышался над ним, насколько это вообще было возможно с моим малым ростом и не особо впечатляющей шириной плеч.

— Вы должны еще несколько дней придерживаться постельного режима.

Он поглядел на меня с усмешкой, но ничего не сказал.

— У Вас была высокая температура! — заорал я, обезоруженный прячущейся в его глазах насмешкой. — Вы должны слушать меня!

— Успокойся, я буду послушным. Письмо все еще у тебя?

Про это я вообще полностью забыл. Когда я вынул его из-за пазухи, письмо выглядело так, словно его переехала запряженная волами телега. Я отдал его Гарретту и снова сел на свой стул возле камина. Огонь почти угас и я пошуровал там и подбросил дров. Он сломал печать и молча читал. По его лицу можно было прочесть, что он не был уверен, не должен ли он громко расхохотаться над содержанием. Затем отложил бумагу в сторону и с закрытыми глазами опустился на подушки. Он был все еще очень бледен.

— Вы должны поесть чего-нибудь, господин.

Он не ответил.

— Я мог бы позаботиться об этом… правда, вчера я потратил все мои деньги на перевязочные материалы…

Секунду он внимательно глядел на меня, как будто нечто важное стало ясным для него. Затем сказал:

— Я как раз зарабатывал себе немножко денег, когда познакомился с тобой. Проблема в том, что ты не сможешь купить хлеба на цепочку той старой карги. Я должен сначала превратить ее в монеты, если ты понимаешь, о чем я.

— Я мог бы это сделать для Вас.

— Тогда прощайся со своей невинной неофитской душой.

— Прекратите забавляться надо мной.

— Это слишком опасно.

Я резко втянул воздух. Что он себе возомнил? Неужели на полном серьезе думает, что в теперешнем своем состоянии способнее меня?

— По крайней мере я в состоянии сделать это! А у вас получится только дойти до двери и обратно!

Я почти испугался своей гневной тирады, но он, казалось, был мало впечатлен. Он вздохнул и снова молчал так долго, что это меня буквально разъяряло. Затем сразу заговорил:

— Ступай в переулок, где нас накрыли стражники. Когда ты полностью пересечешь его, то окажешься перед дверью. Дом принадлежит Бинку. Он зовет себя торговцем. Особенно его интересуют товары наподобие моего.

Он вытащил цепочку из своего кошелька, который я положил вместе с одеждой на стул возле кровати. Когда я протянул руку, он придержал цепь и сказал:

— Здесь полно людей, которые с удовольствием перережут тебе за это глотку. Никому, кроме Бинка, не показывай цепочку. Если кто-нибудь тебя схватит, пытайся хотя бы бороться или просто беги так быстро, как только можешь. Она стоит как минимум сотню. Не соглашайся на меньшее.

Я проглотил ком в горле, ведь такую кучу денег мне еще никогда не доводилось видеть. Мне стало ясно, что в сравнении с этим моя собственная жизнь для тех парней снаружи была сущим пустяком. Стараясь не показать испуга, я вышел. Цепочку я просто повесил себе на шею, застегнув куртку до горла и нацепив огромный шейный платок.

Стараясь быть как можно менее заметным и сжимая под плащом рукоять своего кинжальчика, я прошел по оживленной улице и свернул в переулок. Как и вчера, там было темно, пусто и неприветливо. Беспокоящая, почти что звенящая тишина висела в воздухе, а тени образовывали темные логова, в которых могло притаиться Бог знает что. Я уже запоздало пожалел, что дал волю языку.

Хотя ноги мешкали, пришлось заставить их идти быстрым шагом, ведь я не хотел показать ни себе, ни кому-либо еще своей слабости. Старясь смотреть прямо перед собой, я через минуту увидал спасительную дверь и, подойдя, перевел дух. Может, он просто хотел нагнать на меня немножко страху. Я постучался. Сначала ничего не произошло, но спустя немного послышались приближающиеся неторопливые шаги.

Фигура типа, отворившего дверь, была приземистой и жирной, обрюзгшее лицо с ноздреватой кожей напоминало свиную морду. Однако даже свинья была в данном случае привлекательней. Маленькие злобные глазки оглядели меня с любопытством и недоверием.

— Ты кто и чего тебе нужно?

— Я Вам хочу продать кое-что.

— Например? — он не верил ни единому слову.

— Что-то, что я не стану показывать Вам на улице.

Казалось, он раздумывает, не врезать ли мне как бродячему псу, однако любопытство победило.

Он втянул меня за собой в темную комнату, что служила приемной, и заботливо запер дверь. Потом обернулся и теплый смрад из его рта ударил в ноздри, когда он подошел поближе, сказав: «Дай поглядеть».

С некоторой неуверенностью я вытащил цепочку, и его жирные пальцы тут же попытались с жадностью сцапать ее. Я, не будь глуп, быстро отошел на шаг назад, он глядел разочарованно.

— Откуда она у тебя? — его глаза недобро блеснули. Я смекнул, что Гарретту повредило бы, если весь квартал узнает о его ранении, ведь наверняка были те, кто ждали этого шанса.

— Я ее кое-где подобрал.

— Хе, подобрал? Да ей грош цена — так, мишура, дешевка со слюдой. Дай ее сюда и я дам тебе… пять, нет, десять золотых за то, что ты такой славный мальчуган. Но смотри, не говори никому.

Я скучающе глядел на него и ничего не сказал. Вчера, торгуясь при покупке лекарств для Гарретта, я здорово поднаторел в этом деле. Он занервничал, оскалив редкие зубы:

— Не будь дураком, ишь какой упрямый, а? Хорошо, тридцать. Но ты меня разоряешь.

Презрительно фыркнув, я не сказал ни слова. Это заставило его попытаться запугать меня.

— Вообще-то я могу и не выпустить тебя отсюда. Никто не услышит, как ты тут орешь, да это никому и не интересно. Бери пятьдесят и пошел вон, а не то…

Он с отвратительной алчностью жаждал получить эту цепочку.

Кинжал блеснул из-под плаща, когда он сделал шаг в мою сторону. Я, разумеется, сразу бы его бросил и, вопя, умчался прочь, продолжай он наступать. Но я правильно оценил Бинка, ведь он отшатнулся как от змеи и примирительно осклабился. По сути он был просто жирным трусливым мужиком. Ему не требовалось знать, что я не умел обращаться с кинжалом и был напуган вдвое больше чем он.

— Я хочу сто двадцать, — сказал я тихим, твердым голосом, сам себе удивляясь: во-первых тому, что голос не дрожал, во-вторых, что он воспринял мои слова всерьез.

— Это сумасшедшая цена. Столько тебе за это нигде не дадут. Даю восемьдесят.

Он держался на почтительном расстоянии, наверно, считал меня эдаким волком в овечьей шкуре, потому как я не испугался его угроз. А я всего-то применил один прием из жизни, который демонстрировал наш вол на пашне: никто не должен понять, что он сильнее меня, хорошая демонстрация превосходства обещает зачастую истинное превосходство.

— Сто пятнадцать.

— Никогда. Тогда придется класть зубы на полку. Девяносто.

— Сто десять. Это последнее предложение. — Я говорил тихо, медленно и очень проникновенно, восхищенный тем, что мне удавалась такая сумасшедшая интонация.

Он схватился театральным жестом за грудь, изображая, очевидно, готовое вот-вот рухнуть дерево. Не дожидаясь красочного описания сирой бедности, в которую я угрожал его ввергнуть, и резко развернувшись, я направился к двери.

— Погоди! Погоди! Сто десять, да? Дай мне подумать, хорошо?

Обернувшись было, я тут же развернулся снова, когда он попытался тянуть время.

— Хорошо! Хорошо! Но я разорен, разорен!

Молча глядя на него, я ждал, пока он отсчитывал деньги. Я должен был собрать волю в кулак, чтобы ничем не выказать невероятного восхищения самим собой. Он мне вручил тяжелый кошель, а я, передав ему цепочку и пристроив кошелек под плащом, вышел вон.

Больше всего на свете мне хотелось громко ликовать, после того как дом скупщика краденого остался позади. Однако я забыл об одной мелочи — надо было еще без приключений выбраться из переулка. Когда я стоял на пороге и щелканье позади меня известило о закрытии замка двери, они уже приближались. Их было трое, казалось, они ждали, пока я выйду. Взгляд на крысиное лицо находящегося напротив мужчины явно давал понять, что блефом тут не отделаться.

Главными чертами его характера были, казалось, жестокость в паре с опаснейшей изворотливостью. Снова я почувствовал себя мышью, вокруг которой кружит (на сей раз смертельно ядовитая) змея. Он скривил рожу в неприятной гримасе, будто хотел сказать что-то типа «Читай молитву». Тут мне вспомнилось, что Гарретт советовал мне бежать что есть силы, и я дал на полную катушку.

Прыгнув на него и сделав при этом такой неловкий кульбит, что сырая мостовая выскользнула у меня из-под ног, я, подскользнувшись, упал и кубарем пролетел мимо сильных хватких рук и мелькнувшего ножа впечатляющих размеров.

Мне каким-то чудом удалось оказаться на ногах, прежде чем меня схватили, а потом побежал, сверкая пятками, как вспугнутый кролик. Я мчался по переулку дикими зигзагами, ничего не видя перед собой, к виднеющемуся маленькому кусочку улицы, при этом сбив с ног нескольких попрошаек, оказавшихся на пути. Лишь только когда те в бешенстве начали избивать меня, стало ясно, что преследователи отстали, и я морщился из-за болезненных тычков и грязных ругательств с выражением счастья на лице. Я чувствовал вес кошелька на поясе, возвращался с добычей, победоносно и невредимый, и прямо раздувался от гордости.

Гарретт лежал на своей кровати все с той же насмешливой улыбкой:

— Ну и сколько удалось из него выколотить?

— Сто десять, — самодовольно возвестил я.

— Хм-м.

Больше ничего не последовало. Но это молчание не означало презрение, ведь мое воодушевление было очевидным, я был в отличном настроении и начал готовить нам еду. Мы молча поели и я полагаю, сегодня вечером он был мной доволен.

6

На следующее утро было уже невозможно удержать моего «пациента» в постели. Он уже вовсю ходил, когда я проснулся, и я мысленно проклял его замечательную способность двигаться бесшумно. Было бы нелегко услышать, как он встает.

Пока я сетовал сам на себя, что не приковал упрямца за руки и ноги, пока тот валялся без сознания, он уже сготовил завтрак. Потом разыгралась целая дискуссия о том, что он должен носить руку на перевязи, чтобы рана лучше залечилась. При этом дискуссия заключалась в том, что я многословно пытался его убедить, а он лишь настырно помалкивал.

Наконец ему это надоело, и он разрешил мне еще раз обработать руку и наладить перевязь. Благодаря его чрезвычайной живучести и рецепту мази моей матери рана уже начала затягиваться, однако потребовались бы недели, чтобы окончательно забыть о ней. После этого «врачевания» с моей стороны он надел свой широкий плащ и требовательно бросил мне:

— Пошли.

Я поднялся.

— А куда это мы?

— Навестим старых друзей.

Ирония сквозила в каждом слове, но больше ничего из него вытащить не удалось, и я, узнав его теперь получше, знал, что спрашивать бесполезно.

Мы пересекли почти весь Город, я с немым восхищением пялился на великолепные господские дома аристократов, мимо которых проходил. Миновали городской монастырь моих братьев и я ощутил укол совести — я почти уже забыл, что хотел стать хаммеритом.

Гарретт держался в сторонке от стражей монастыря, я догадывался почему, ведь точно также, по широкой дуге он обходил городскую стражу. Здание было гигантским, окруженное высоченной стеной, с двумя огромными боковыми флигелями, в которых жили мужчины, и поражающей воображение монастырской церковью, чья башня высоко вздымалась во внутреннем дворе. Я слыхал об окутанной легендами библиотеке, правда с моими познаниями в чтении и письме вряд ли можно было оценить по достоинству все ее ценности. Я охотно спросил бы Гарретта, наносил ли он однажды «визит» в это здание, как выразился Первосвященник Маркус. Однако он был явно не настроен на разговор и кроме того его щеки снова стали бледными, ведь сравнительно долгий путь был тяжек для неокрепшего тела.

Вдали, с той стороны городской стены, обрисовалось другое большое здание — это и были те пять Башен, четыре из них угловые, соединенные высокой стеной в форме четырехугольника, а в середине — отдельно возвышающаяся исполинская Башня. Все они, казалось, были выстроены в разном стиле, и даже материал для постройки был неодинаков. Смотрящая на запад Башня была из красноватого блестящего металла, северная — из некоего вида белого камня, напомнившего мне очень светлый мрамор, но это было что-то совершенно иное, ведь камень этот выглядел почти как лед.

Во тьме позади стояла восточная, синевато мерцающая Башня, а южная казалась целиком сделанной из глины, что, конечно, не было правдой — такое огромное строение ни за что не устояло бы, будучи изготовленным из подобного материала. Самая большая средняя Башня была из исполинских отесанных блоков простого серого камня и господствовала над остальными.

Гарретт, увидев восхищение на моем лице, заметил:

— Это Крепость Магов. Очень трудно туда пробраться.

Я как раз размышлял о том, откуда он про это знает, когда мы очутились в пустынном тупике. Здесь вообще не было ничего примечательного, каких таких «старых друзей» можно тут встретить?

Гарретт нажал что-то на камне (не могу сказать, что это было, сейчас я думаю, что не мог увидеть этого своими глазами) и перед нами из ничего открылся коридор с голыми стенами. Я так резко скакнул назад, что мне позавидовала бы лошадь. Он скривил лицо, веля мне вести себя тихо: «Нам здесь не особенно рады. Следуй за мной и говори лишь тогда, если хочешь о чем-то спросить».

Он вошел в проем и я последовал за ним с гадостным ощущением в области желудка. Едва вошедши внутрь, я увидел двух стражей в крошечном внутреннем дворике напротив двустворчатых ворот, которые с настойчивостью в голосе велели нам остановиться.

— Что Вам угодно? — резко спросил рослый страж.

Я было хотел, втянув голову в плечи, снова ринуться наружу, но Гарретт не казался особо впечатленным.

— Оставьте Ваше чванство для других, Холден. Я должен поговорить с Артемусом. Он ждет меня.

Названный по имени страж в гневе уставился на него.

— А как быть с Вашим спутником?

— Либо Вы немедленно впустите нас внутрь, либо я буду вынужден объяснить Артемусу, почему его просьба не была выполнена.

Холден ответил не сразу. Я мог видеть, что ему стоило больших усилий обуздать свой гнев. Гарретт же напротив казался полностью отстраненным, и чувствовалось, что именно это больше всего бесит стоящего напротив человека. В конце концов он с явной неохотой подал знак своему товарищу — открыть ворота.

— Вы должны быть крайне осторожны, Гарретт, — прошипел он напоследок.

Гарретт не ответил, пройдя мимо обоих со спокойным и безразличным выражением лица. Я быстро прошмыгнул позади него через дверь и почувствовал, как взгляды стражников буравят мне спину.

Мы пересекали большой входной холл. Очень впечатлял его архитектурный стиль, ясно было, что здание очень большое и очень старое. Было в нем некое сходство с почтенными стенами нашего монастыря, но намного больше искусной отделки. Даже тупице вроде меня сразу бросалась в глаза вычурность столов, шкафов и ковров на стенах этого помещения. Взглянув наверх, я убедился, что богато украшенный потолок был очень высоко, при этом ошеломленно спрашивая себя, как могло случиться, что на пути сюда я не увидел это громадное здание. Должно быть, некая магия скрывала его.

Мужчины и женщины, встреченные по дороге, глядели на нас с удивлением, как будто наше появление здесь было внезапным неприятным событием. Я держался поближе к Гарретту, который вроде бы чувствовал тут себя как дома. Он целеустремленно шагал через залы, проходил все новые и новые помещения, а затем повел меня вверх по лестнице. Возле одной из дверей он остановился и постучал, но стал ждать приглашения, а вошел внутрь.

За столом напротив двери сидел мужчина, который теперь повернулся к нам. Удивление на его лице сменилось легкой усмешкой при виде меня. Это был тот самый чужак, чье появление дало начало всей этой истории.

Артемус встал и приветствовал вора как друга, Гарретт же держался существенно отчужденнее, как будто все было абсолютно иначе. Я был уверен, что это не ускользнуло от взора Хранителя, однако он казался привыкшим к подобному.

— Итак, ты получил нашу весть, — утвердительный взгляд на мгновение остановился на мне.

— Она была чрезвычайно забавной.

Артемус уселся вновь, предложив то же самое нам.

— То, как развиваются события, внушает сильное беспокойство, Гарретт.

Мой провожатый вздохнул.

— Что вам от меня нужно?

— Ты должен отыскать нашего противника.

— Отчего бы вам самим это не сделать?

— Мы и так уже сделали все, что было в наших силах. Но, кажется, ему известно каждое наше действие еще до того, как мы его предпримем. Мы уже потеряли двух наших лучших людей.

Меня не удивило, когда Гарретт зевнул, его все это совсем не интересовало.

— Не вижу причины снова ради вас рисковать головой.

— Мы щедро вознаградим тебя, а Первосвященник хаммеритов, возможно, изъявит желание позабыть о тех известных последних событиях. Кроме того, это в твоих же интересах — помешать исполниться тому, о чем предупредили нас Глифы.

— Как же, ваши Глифы вечно о чем-то предупреждают…

— О нечестивом Пришествии. О том, кто может всех нас погубить.

— Что, опять? Это все?

— Это серьезно, Гарретт, и это уже началось. Уже давно мы натолкнулись на одно ветхое предание о маге, жившем около восьмисот лет тому назад. Много об этом неизвестно, лишь то, что он обладал ужасающей мощью и, используя ее для своих целей, сделался тираном. После поражения его сила была уничтожена, но перед смертью он поклялся мстить. Мы поручили Хранителю Горану дальше разобраться с этой историей, но две недели назад, как раз после того как он сообщил мне, что некто вызывает у него сильнейшее беспокойство, кто-то чудовищным образом убил его.

— Кто сказал, что он был убит именно поэтому?

— Он не оставил почти никаких записей, но кое-что нам удалось найти. — Артемус протянул Гарретту листок бумаги с немногими короткими строчками и эскизоподобным рисунком человеческого тела. Я многого не мог разобрать и злился на свои мизерные способности в чтении.

Гарретт непонимающе вернул лист.

— И что?

— Его обнаружили именно в таком виде. Спустя несколько дней мага Самуэля постигла та же участь. Он был последним, с кем Горан поделился найденной информацией.

— И он ничего не оставил, кроме этого? Необычно для Хранителя — оставить найденные им знания без подробного документирования.

Язвительность в голосе Гарретта не ускользнула от Артемуса.

— Думаешь, я что-то утаиваю от тебя? Это не тот случай. Я и так хожу по тонкому льду, принимая тебя здесь. Никто кроме меня, Первосвященника Маркуса и этого неофита не знает, с какой целью я тебя упрашиваю.

Он обернулся ко мне.

— Твой Господин Маркус, как и я, с самого начала придерживался мнения, что это дело очень намного важнее многих других.

Два последних слова были произнесены таким тоном, что нетрудно было догадаться, о каких «других» делах шла речь. Потом он посмотрел на Гарретта очень серьезно.

— Сегодня Совет занимается проблемой, но нам кажется, что ничего путного из этого не выйдет. Все те же жалобы, дискуссии, расстановки сил и затыкание ушей. Я сам информирован ровно настолько, насколько это позволяет Первый Хранитель. Но ясно одно — мы топчемся на месте и скоро будет повод оплакивать новые жертвы. Противник разит нашим же оружием. Он наблюдает за нами, а тот, кто подбирается слишком близко к нему, умирает.

— И каким образом это связано с «нечестивым Пришествием»?

Артемус, вздохнув, поднялся, взял один том из переполненной книгами полки возле камина и раскрыл его.

— Это копия той старой рукописи, что навела нас на упоминание о проклятии. Прочитай хорошенько и скажи, что ты сам об этом думаешь. — С этими словами он положил книгу Гарретту на колени.

Я пытался кинуть взгляд на затейливые значки, но то, что удавалось увидеть, не имело никакого смысла для меня, как я ни старался. На этот раз причина была не в том, что я никудышный чтец, а в том, что письмена были совершенно чуждыми. С изумлением я обнаружил, что Гарретт расшифровывал их вообще без труда, потому что спустя короткое время поднял голову и сказал:

— Понятно.

Мне припомнилось, что однажды во время занятия чтением в монастырской библиотеке на подставце лежала одна старая книга. Я заглянул в нее и Мастер Торбен со словами о том, что это Письмена Предков и только Старший достоин их читать, снова прогнал меня на место. Как вышло, что вор их знал? Он должен быть намного образованней чем казался.

— Ты поможешь нам?

— Поговорим о награде.

— Как я уже сказал, ни один из череполомов достаточно долго не потревожит твой покой. Маркус готов замолвить за тебя словечко у главы своего Ордена. У них на тебя заведен просто потрясающий список.

— Как и всегда, если они не находят мне применения.

Внимательно наблюдая за Гарреттом, пока они торговались о больших цифрах, я чувствовал, что у него снова пошла кровь. Это дело раздражало его и щедрое вознаграждение не играло при этом никакой роли.

— Я подумаю.

— Не мешкай долго, помни — время утекает.

— Оно всегда так делает.

Артемус поднялся, чтобы проводить нас до двери. Возле нее он остановился, коротко глянул на меня и спросил:

— А что с этим мальчиком?

— Я отведу его обратно в монастырь. Мне все равно нужно поговорить с твоим другом Маркусом, тем более что он сам умолял меня об этом.

Артемус улыбнулся, поскольку теперь был уверен, что его наживка проглочена. Я же вдруг почувствовал, что боюсь, хотя какое там — почти негодую, что история продолжится дальше уже без меня, и молча пялился в пол.

Казалось, Артемус читал мои мысли.

— Он прав, Тим — это слишком опасно. Было бы жаль найти тебя с вырванным сердцем где-нибудь на кладбище.

Я уставился на него. Он улыбался, но глаза оставались серьезными.

— Это случилось с Хранителем Гораном и Самуэль умер таким же образом пару дней назад в Башне магов. Поверь, для тебя полезнее вернуться к братьям. Прощай.

С этими словами он отпер дверь и выпустил нас.

7

Весь обратный путь я молчал, мысленно разрываясь между боязнью описанных Артемусом ужасов, и отчаянным желанием узнать, что же скрывалось за всем этим. Нет, назад мне не хотелось! Не было никакого желания нести стражу в коридорах, держать проклятый боевой молот в правой руке, который так часто падал, потому что был слишком тяжелым для меня. А также не вызывало интереса слушать тупую набожную бормотню кого-то из братьев Ордена и смотреть на ползающих по окнам мух.

Но тут в мыслях возникла картина заброшенного, освещенного луной кладбища, и страшно изуродованного трупа, лежащего среди покосившихся могил и руин некогда великолепно украшенных склепов, и тогда мои мысли снова помчались в обратном направлении.

Может, жизнь в монастыре была лучшей альтернативой ужасной гибели в поисках страшных разгадок? А ведь всего неделю назад подобные сомнения не мучили меня. Ладно, пускай недовольство Торбена тяжко давило на душу, но стоило ли вообще рисковать головой, сунув нос в подобного рода историю? Лицо Торбена, глядящего с пренебрежением, вдруг возникло передо мной. Уж у него-то хватило бы мужества. Однако же никто не отсылал его назад в монастырь.

Тем не менее это запало мне в сердце и я снова чувствовал стойкое нежелание следовать решению Гарретта насчет пути назад. Так все и продолжалось, пока мы не пришли в его комнату, и я угрюмо уселся перед камином, чтобы снова разжечь огонь. Он насмешливо присматривался, как безуспешно (потому что мысли были далеко) я возился там, потом сам все сделал, отобрав у меня кочергу:

— Угли надо разгребать, а не гасить.

Я злобно глянул, а Гарретт отвернулся и сел на кровать. Немного помолчав, он сказал:

— Я не могу тебя взять с собой.

— А-а, ну да-а, знаю, это же сли-ишком опа-асно. — буркнул я, нарочно растягивая слова.

— И это правда.

Я глядел на огонь, пока не начали болеть глаза. А Гарретт между тем осторожно пытался снять плащ, раненая рука заметно его беспокоила.

— Между прочим, Вам пока рано в одиночку начинать серьезные дела, — поспешно затараторил я. — Когда надо действовать двумя руками, Вы ни на что не годитесь.

— Это ненадолго.

— Но он же сказал, что время утекает.

Невольно улыбнувшись, он снова посерьезнел.

— Тим, тебе не хватает сноровки. А постоянно быть твоей нянькой я не могу.

Вот, еще один сомневается, что я в состоянии что-либо сделать. Я был взбешен и уже готов был взорваться, но тут же слишком ясно понял, что таким способом мне не удастся уговорить его. На всем свете не было ничего, что заставило бы его втянуть меня с головой в это дело, разве что если отрубить ему обе руки. Поэтому я до крови кусал губы и помалкивал. В конце концов это зрелище подействовало на него и спустя достаточно долгое время Гарретт промолвил:

— Ты можешь помочь мне добраться до твоего Первосвященника, решив завтра кое-какие проблемы — ведь я не смогу свободно пройти через монастырские ворота.

— А где сможете? — ляпнул я и тут же пожалел о сказанном, но это никак не задело Гарретта. Он лишь скривился и пожал плечами.

С трудом пытаясь опять говорить по-дружески, я пообещал открыть массивную заднюю дверь в сад, находящийся за стенами. Он не спросил, как найти покои Первосвященника, и я понял, что путь туда ему хорошо знаком. Несколько месяцев назад некоторые из ценнейших религиозных артефактов таинственным образом исчезли из монастыря, что, вероятно, не было для Маркуса такой загадкой, как он это преподнес своим собратьям.

Наступил вечер и я свернулся на своем месте у очага, в то время как Гарретт несколько часов был погружен в чтение книги Артемуса. В конце концов я уснул и снилась мне дикая мешанина видений залитых луной кладбищ, ходячих трупов и Торбена, качающего головой и говорящего, что я никогда не смогу нормально научиться читать.

Я проснулся несколько отдохнувшим при проблеске первого луча солнца.

8

— Давай-ка поторопимся, — сказал Гарретт. Мы были несколько часов в пути, оставив за собой Город, и шли той же дорогой, по которой в тот раз двигался я. Был пасмурный день, который все никак не хотел проясняться. Туман тяжко нависал над замерзшим пустынным ландшафтом. Должно быть, было уже за полдень, а мы были еще на порядочном расстоянии от монастырской деревни. Эти его слова были единственными сказанными за несколько часов, но я уже понемногу привык к такой необщительности. Больше беспокоило, что его голос звучал напряженно. Я огляделся.

Мы как раз пересекали участок леса с древними корявыми деревьями и непролазным подлеском. Еще по пути в Город мне бросились в глаза несколько полуразвалившихся стен, но тогда они не так угрожающе вырисовывались в тумане. Сейчас было видно, что это руины маленькой часовни, очевидно, часть огромной усадьбы, что стояла здесь очень давно. Лишь пара руин там и тут, покрытые мхом и плющом, усеянные всякой древесной порослью и побелевшие от мороза. Корни деревьев выворотили огромные бурые камни и некая неведомая сила разбросала их во все стороны. Над всем застыла давящая тишина. Обычно в лесу полно звуков — трепет легких крыльев в ветвях, отдаленный щебет птиц или похрустывание валежника, а сейчас, наверное, все заглушал туман.

В этой полной тишине собственные шаги казались мне чересчур громкими. Я думал было спросить Гарретта, что его обеспокоило, но, судя по его лицу, лучше было этого не делать. Он весь обратился в слух, глаза без устали обшаривали все кругом, здоровая рука легла на рукоять кинжала. Он даже снял с плеча свой лук, хотя было непонятно, как он вообще будет стрелять из него. Мы быстро шли дальше и чем дольше на нас давила эта тишина, тем сильнее мне хотелось умчаться прочь сломя голову.

И тут я тоже услышал то, что привлекло его внимание. Звук напоминал хриплое дыхание, сопровождаемое странными шаркающими шагами, словно кто-то или что-то двигалось, будучи не в состоянии поднимать ноги и переставлять их. Создавалось впечатление, что создание передвигалось медленно и с большим трудом, однако это было ошибкой, поскольку звуки приближались пугающе скоро и целеустремленно.

Я чуть не заорал от внезапного прикосновения, когда рука Гарретта легла мне на плечо. Он почти беззвучно отпихнул меня в сторону, прочь от дороги, толкнул меня за полуразвалившуюся стену и сам спрятался рядом. Я едва мог дышать.

Шаги затихли, как будто кто-то остановился, прислушиваясь. И снова воцарилась угрожающая стерегущая тишина. Потом я услыхал гортанное бешеное урчание, что пробирало до костей — ни один зверь не мог издавать таких звуков. Было похоже на буйно помешанного человека, находящегося вне себя от ярости.

Гарретт, казалось, очень хорошо знал, кто подкарауливал нас в тумане. Кинжал в его руке сменился маленькой бутылочкой, что показалась мне странно знакомой. Это была святая вода, которой мои братья наполняли бутылки и продавали верующим за символическую плату. Вор очень тихо снял лук с плеча и отдал мне. Я поглядел на него как на умалишенного, но потом рассудил, что лучше уж иметь на вооружении хотя бы одного отвратительного лучника, чем совсем никого, и схватил его. За луком последовали три удивительных стрелы,[4] каких я прежде никогда не видел. Их наконечники были не из стали, а казались сделанными из красновато светящегося кристалла; при прикосновении к ним ощущалось слабое тепло.

Беспомощно наложив стрелу на тетиву, я с надеждой ждал, что эта жуть снаружи сама по себе уберется отсюда. Пробная попытка натянуть тетиву показала, что моих сил явно не хватало, таким образом, хорошо прицелиться не получится. Я нервно закусил губу.

Между тем опять стало тихо. Мы неподвижно выжидали, а сырая холодная пелена простиралась вокруг, вихрясь от легкого дуновения ветра и покалывая кожу ледяными пальцами. Мое сердце так отчаянно билось, что его, наверное, было слышно на дороге. Время шло и тишина начала угнетать меня. Уши не могли уловить ни единого звука, глаза безрезультатно пытались проникнуть сквозь матово-белый занавес. Рядом застыл как статуя Гарретт.

Вдруг с другой стороны стены щелкнула ветка, так близко, что я содрогнулся. И тут же оно набросилось на нас. Темная фигура выскочила из тумана, хотя и человеческая, но кошмарно изуродованная — ходячий труп, странно скрюченный и так машущий руками, точно они ему не принадлежали. Затем тварь с ужасающей скоростью и выражением беспощадной злобы на отвратительном грязном лице вытянула когтистые пальцы и изготовилась нанести ими Гарретту страшный удар. Но что-то разлетелось на куски, ударившись в грудь чудовищу, и оно с глухим воем внезапно исчезло, словно растворилось.

Глядя на эту сцену, ничего не соображая, я будто окаменел со страху и даже не поднял лук во время нападения. И теперь все снова стало тихо, будто нечто ужасное только что не бродило по лесу. Мой провожатый еще немного посидел, прислушиваясь, и лишь потом медленно поднялся, настороженно глядя в том направлении, откуда пришел зомби. Потом подал знак следовать за ним. Я было встал, чтобы пойти следом, как вдруг заметил внезапное быстрое движение в лесной чаще и испуганно осел обратно на землю. Глаза отказывались верить тому, что подобная тварь, несомненно некогда бывшая человеком, вообще могла существовать. Но тут моя рука вспомнила о зажатом в ней оружии. Я поднял лук и выстрелил, абсолютно не сознавая того, что делаю. Грянул оглушительный взрыв, когда огненный шар угодил фигуре прямо в грудь. Она покачнулась, взвыла и снова неукротимо пошла на меня. Своими дрожащими руками я пытался наложить следующую стрелу, но та соскользнула с тетивы, выскочила из влажных пальцев и свалилась на землю. В испуге я шарил вокруг, мысленно вознося молитву Строителю, а потом поднял голову, чтобы встретить ненавидящий взгляд пары мертвых глаз. В тот момент, когда тварь настигла меня, подскочивший сзади Гарретт атаковал ее, но то была безнадежная борьба. Едва ли кинжал причинял существу какой-либо вред и это был лишь вопрос времени, когда оно достанет его своими скрюченными руками.

Мои пальцы тряслись, а ладони были мокрыми от пота, когда я отчаянно пытался наложить стрелу. Гарретт отразил очередной удар, который наверняка раскроил бы ему череп, но было видно что он устал. Проклятая рана подорвала его силы. Каким-то чудом ухитрившись справиться с оружием, я выкрикнул его имя. Гарретт рванулся назад, когда я беспомощно выстрелил.

Сам Строитель направлял мою руку, ведь стрела опять угодила в цель, на этот раз нанеся смертельную рану, если так можно сказать о нежити. Горячая волна ударила в лицо и пронеслась над головой.

Потом было слышно лишь наше дыхание. Гарретт медленно выпрямился и я с облегчением увидел, что он не ранен. Он опустился возле меня, облокотившись о стену, и закрыл глаза. Мы просто сидели продолжительное время, при этом я судорожно сжимал последнюю стрелу, ожидая каждую минуту услышать шаркающие шаги зомби, привлеченных шумом битвы. Но в этот раз больше ничего не случилось. В конце концов Гарретт встал, отряхнул грязь с одежды и сказал:

— Ну, это было не так уж плохо.

Я хотел отдать оружие, но он улыбнулся, покачав головой, и протянул мне в придачу еще и колчан, и я, раздуваясь от гордости, нес все это до самого монастыря.

9

Мне никогда не приходилось слышать про нежить, бродящую по лесам вокруг нашей деревни, не говоря уж о том, чтобы видеть. Конечно, всем было известно, что зомби существуют, но, хвала Строителю, встретиться с ними можно было лишь на заброшенных кладбищах или в древних катакомбах. Они без выбора нападали на все, что к ним приближалось, как будто сжигаемые неукротимой ненавистью ко всему живому.

Мои братья-хаммериты рьяно преследовали нежить, но никогда не удавалось искоренить заразу, потому что никто не знал, что заставляло мертвецов оживать и будило в них жажду убийства. Зомби всегда будет в избытке, пока есть трупы, разве что кто-нибудь выявит причину этого нечестивого воскрешения.

В Ордене считали, что корнем зла был все тот же Обманщик, а его приверженцы имели к этому отношение. Теория, которая устраивала многих, поскольку помогала настроить людей против чудовищных деяний язычников. Но вот уже продолжительное время Первосвященники пребывали в сомнениях, потому что мертвяки нападали на служителей Лесного лорда точно так же, как и на всех остальных, а сам Обманщик давно считался мертвым. Как бы там ни было, зомби попадались на протяжении многих столетий, однако внушало беспокойство, что эти двое шлялись по лесу так далеко от места погребения. Что если истории Беппо были не просто страшилками? Ведь про убийство-то все оказалось правдой.

Такие малоприятные мысли терзали меня во время переодевания в костюм неофита на ледяном ветру. Я отдал Гарретту лук и оставил ждать, а сам пошел открыть проход в монастырь. Зимнее солнце уже давно клонилось к закату на затянутом рваными тучами небе, туман густел и превращался в стылую непроницаемую хмарь, ведь холодная ночь уже нависла над миром.

Я поприветствовал братьев у ворот, когда входил. Мартен, как раз шедший на вечернюю молитву, радостно бросился навстречу, увидев меня.

— Ну наконец-то ты нашел время, чтобы вернуться.

Я чуть было не начал возбужденно рассказывать о встрече с ходячими трупами, однако своевременно смекнул, что не надо бы ему знать о Гарретте, а описание того, как я в одиночку разделался с обоими, вероятно просто рассмешило бы Мартена. Поэтому просто кивнул и сказал, что задержался из-за тумана.

— Ты идешь со мной в церковь? — спросил Мартин, будучи в отличном настроении. Представив себе превращающегося в ледяную статую Гарретта, ждущего у задней двери, я отрицательно мотнул головой.

— Знаешь, Мартен, я так здорово устал с дороги и кроме того страшно замерз. Мне бы сейчас поближе к пылающему камину. Думаю, Старшие проявят снисхождение, увидимся после.

Он слегка хлопнул меня по плечу и двинулся в направлении церкви. Я быстро прошел внутрь монастыря и грелся перед огромным камином во входном зале, почтительно кланяясь идущим на богослужение и ожидая, когда колокол возвестит о начале вечерней молитвы. Сейчас почти все братья были заняты, никто не встретился мне по пути через двор. Лишь бледные тени стражей на стене и ворот вырисовывались в сгущающейся тьме. Скоро они начнут обход с зажженными факелами, нужно было опередить их.

Незамеченным достигнув ворот, отодвинул тяжелый засов, стараясь, чтобы никто этого не услышал. Потом осторожно, так, чтобы петли не скрипели, открыл их. На стене позади возникло слабое мерцание — зажегся первый факел.

Гарретт проскользнул как тень в открывшийся проход и тотчас же растворился в темноте. Я быстро закрыл ворота и направился к главному зданию и чуть не столкнулся в дверях с одним из стражей, который собирался зажечь факелы во дворе.

— Куда это ты, Тим? Разве ты не должен быть в церкви вместе со всеми? — удивленно спросил он, когда я испуганно отступил назад.

— Я только что вернулся из Города.

Он вышел из дверей ко мне, высоко держа факел.

— А почему ты бегаешь тут в темноте?

Я заметил за его спиной тень, скользнувшую вдоль стены и проскочившую в дверь и притворно закашлялся, потому что страж хотел оглянуться, услышав легкое похрустывание гравия. Он снова слегка озабоченно посмотрел на меня.

— Там, за дверью, был какой-то шум. Я хотел посмотреть, что это такое. — быстро соврал я.

— Ну и?

— Всего лишь кошка, Мастер.[5]

— Давай заходи, а то, того и гляди, подхватишь воспаление легких.

Иногда это было преимуществом — выглядеть для всех наивным, братья при всем желании не могли представить, что я им лгу. Я прошел мимо него и вернулся к своему месту у камина. Гарретта было не видать. К тому времени мои братья начали возвращаться из монастырской церкви и мы все вместе собрались для ужина.

Мартен дотошно расспрашивал меня о событиях в Городе, а я всеми силами пытался сделать свой рассказ как можно менее интересным, чтобы он не заинтересовался какой-нибудь деталью и потерял к этому интерес, так в конце концов и вышло.

— Знаешь, Тим, Беппо думает, что видел зомби совсем неподалеку от деревни.

Сидящий тут же и набивающий пищей рот Беппо энергично кивнул, в надежде нагнать на меня страху.

— Собственными глазами видел жуткую женскую фигуру в лохмотьях там, в лесу возле часовни. Уж думал, пробил мой последний час, но она меня и не заметила, опять в лес ушла. Помчался назад как угорелый.

История выглядела намного более захватывающей, если бы он при этом не жевал и не демонстрировал свой набитый рот. А меня грызла забота, что часовня эта находилась всего в нескольких милях от моего родного дома. Я знал, что несколько лет тому назад там похоронили целую семью, умершую от оспы — из-за этого их не закопали возле деревни, не хватало ко всем несчастьям еще и эпидемии. Картина покрытой язвами ссохшейся фигуры в изодранном женском платье, бродящей вокруг часовни, никак не способствовала аппетиту. Но Беппо, кажется, уже совсем оправился от шока и, поглощая с видимым удовольствием ужин, описывал мертвячку так же красочно, как обычно делал, рассказывая о достоинствах фигур вполне живых женщин.

Я думал о том, что довелось пережить по пути сюда и знал, что Беппо не лгал, хотя, вероятно не он сам был главным персонажем его истории, а кто-то из друзей-собутыльников. Но то, что зомби шатались возле деревни, было чрезвычайно серьезно. Я должен был рассказать обо всем тому, кто мог бы послать туда сильных братьев для устранения проблемы. Разумеется, не хотелось нагружать этим Первосвященника Маркуса, но я решил сразу после ужина попросить аудиенции у Мастера Урбана.

Когда все встали, я сказал Мартену, что должен доложить о прибытии Урбану (и это было правдой) и пошел к нему. Он как раз говорил с Мастером Лукасом и я остановился на почтительном расстоянии, чтобы дать закончить разговор, но тем не менее уловил несколько обрывков слов.

— … ничего не нашли.

— … Торбен, Дэниель и Гунтер прежде всего нужны здесь, с тех пор как…

— … троих видели у леса с той стороны деревни…

Я знал, о чем речь. Проблема оказалась гораздо серьезнее.

Урбан попрощался с Лукасом и подошел ко мне.

— Вот и ты, Тим, как я вижу, цел и невредим.

— Я должен непременно поговорить с Вами. По дороге сюда кое-что произошло. — Я старался говорить как можно тише.

— Знаю, что ты имеешь в виду. Однако давай поднимемся наверх. Тебя хотят видеть.

В молчании я следовал за Урбаном в покои Старших, тем же путем что и в тот раз, когда я получил поручение. Маркус склонился над книгой, сидя в одиночестве за столом. Оглядевшись, я гадал, куда же девался Гарретт, и начал беспокоиться. Первосвященник взглянул на меня со своей дружеской улыбкой.

— Как дела, Тим?

— Благодарю, Господин, хорошо.

— Нечто камнем лежит у тебя на душе, правда ведь? — взгляд его, как и в последний раз, видел меня насквозь.

— Да, Господин. Кое-что случилось, когда мы шли в монастырь. На нас напали в лесу, примерно в трех часах ходьбы отсюда. Это были зомби, Господин.

Маркус и Урбан обменялись взглядами.

— Я знаю об этой твоей проблеме, Тим, она уже общеизвестна. Их все больше и больше.

— Беппо говорил, что видел одного возле той часовни. — мой голос срывался. — Господин, моя семья живет неподалеку!

— Мы уже готовы выступать. — взгляд Маркуса стал серьезен. — Завтра первый отряд братьев отправится к часовне в лесу.

— Мы насчитали там примерно пять нежитей. — добавил Урбан.

Семья, похороненная в лесу, действительно была из пяти человек. Мурашки побежали по спине, когда я представил себе троих восставших из мертвых детей, возрастом от четырех до тринадцати лет. Полуразложившееся детское лицо с пылающими ненавистью мертвыми глазами было ужасной картиной. Тем не менее я быстро сказал:

— Я бы тоже хотел пойти!

Маркус тихо вздохнул.

— Не стоило бы тебе этого желать, Тим. Ведь на этот тебе, возможно, не повезет так, как сегодня днем.

Я спрашивал себя, откуда ему об этом известно, потом решил, что он наверное видел меня во время боевой подготовки, этого зрелища было вполне достаточного для подобного умозаключения. Но, несмотря ни на что, я решился. Пускай папаша упьется хоть до смерти, но чтобы он и Лот стали жертвами зомби, после того как одна из гнусных тварей Обманщика уже отняла жизнь у Миа и Джонатана? Нет уж, дудки.

— Я все равно пойду.

— Как тебе будет угодно, — тихо ответил Маркус и кивком головы дал понять Урбану, чтобы он оставил нас наедине.

— Тогда увидимся завтра утром, Тим. И не забудь свой молот. — Урбан одарил меня своей скупой улыбкой и ушел. Я несколько раз передохнул, радуясь тому, что не получил запрета на участие в боевом задании.

— Мне кажется, вор, нужно избавить его от того безрассудства, что благодаря Вам вселилось ему в голову, — произнес Первосвященник куда-то в глубину вроде бы пустой комнаты. Я ошарашенно оглядывался.

— Это его собственное решение, — ответил голос Гаррета. Когда он выступил из тени, показалось, что он просто материализовался из пустоты. — Но он прав, Тим, это чистой воды безумие.

Его лицо опять было бледным, как тогда, в день ранения.

— Речь идет о моей семье. Я не в силах сидеть тут и надеяться, что другие решат проблемы, касающиеся меня. Мои брат и сестра уже погибли! — слова прозвучали более резко, чем хотелось. Гарретт молча глядел на меня, при этом выглядя очень озабоченным. Но выражение лица мгновенно стало непроницаемым, когда он обернулся к Маркусу.

— Кажется, Вы хотели поговорить со мной.

Первосвященник жестом предложил нам присесть перед камином.

— Вы уже побывали у Хранителя Артемуса, поэтому нет смысла объяснять разные подробности. В нашей библиотеке найдется не так уж много книг о колдовстве, для этого нужно поискать у моих братьев в Городе.

— Где именно нашли первого убитого?

— На старом кладбище церкви Св. Квинтуса, что находится к северу от города на берегу озера. Здание уже давно не используется и очень сильно обветшало. Лучше туда не ходить, оно того и гляди обрушится.

— Я знаю эту церковь, — ответил Гарретт. — Что ему там понадобилось?

— Это никому не известно. Посланные братья обыскали все кругом, но не нашли ничего, кроме следов убийства. Странно, но там не было зомби, хотя это идеальное место для встречи с ними.

Так вот куда ездил Торбен. Эх, знал бы он, что я хотя бы сегодня не ударил в грязь лицом.

Маркус смотрел на Гарретта с усмешкой в глазах.

— Вы кажетесь измученным, а раненая рука доставляет беспокойство. Разрешите мне предложить Вам переночевать у нас, а завтра продолжим нашу беседу.

Готов поклясться, что секунду Гарретт был в смятении оттого, что Первосвященник прочел его тайные мысли, однако тут же снова взял себя в руки и молча кивнул.

— Ложись и ты, Тим, завтра тебе понадобятся все силы.

Встав и только сейчас ощущая, насколько устал за день, я поблагодарил своего Господина и хотел покинуть комнату, но Гарретт, привстав, вручил мне лук и колчан.

— С ним у тебя по-моему получается лучше, чем с этим уродливым молотом. А еще я хочу получить лук обратно.

Не веря такому счастью и беспрестанно благодаря его, я был в конце концов мягко выпихнут за дверь. Когда она закрылась за спиной, я еще немного постоял в опустевшем коридоре, все еще разглядывая этот временный дар.

— Осторожней, Гарретт, иначе сделаете его истинным героем, — немного насмешливо сказал Первосвященник. Вор промолчал.

— Возможно, идея оставить мальчика здесь кажется самым разумным вариантом. Однако по моему мнению он должен сопровождать Вас.

Я, навострив уши и подавив угрызения совести, в который раз уже начал подслушивать.

— Что?!

— Он играет определенную роль в этой истории, поэтому я послал к Вам именно его, а не кого-то другого.

— И что за роль — стать трупом?! — Гарретт и взаправду был взбешен.

— Вы заботитесь о мальчике, это очень хорошо, потому с Вами он в большей безопасности чем здесь.

— Чушь, он же будет мне только мешать, это ж ясно как день, — прорычал Гарретт.

— Он будет сопровождать Вас. Уже сегодня он пригодился, когда Вы ослабли и не были внимательны.

— Ему больше сопутствовала удача, чем помогал здравый рассудок.

— Но тем не менее вы оба живы, так? Как бы то ни было, он пойдет с Вами. Смиритесь с этой мыслью.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Сейчас у меня нет ответа, Гарретт, возможно это станет ясно позже. Он и без того в опасности, а Ваше общество не позволит нашему врагу быстро отыскать его.

Нет ответа. Я хорошо представлял себе выражение лица Гарретта и услышал, как зашуршало длинное одеяние Маркуса, когда он поднялся.

— Вам нужно отдохнуть. Следуйте за мной, я покажу комнату.

Понимая, что они в любой момент могут появиться в коридоре, я с колотящимся сердцем прошмыгнул в пустой кабинет Урбана и вышел с другой стороны.

Когда я пришел в нашу комнату, Мартен уже заснул. Как можно тише я добрался до кровати — не было никакого желания отвечать на его вопросы. Надо было подумать. Услышанное камнем давило на сердце. Если днем раньше я бы боролся как тигр за возможность сопровождать Гарретта, то сейчас много бы дал за то, чтобы вообще ничего не знать об этой истории. Долго и беспокойно ворочаясь с боку на бок, я наконец провалился в прерывистый сон, полный смутных видений.

10

Меня очень рано вытащили из кровати. Казалось, небеса обрушились на голову, когда мой мучительный сон прервал Мастер Лукас, который легонько тряс меня за плечо. Он подал знак вести себя тихо, чтобы не разбудить Мартена. Еще не пробило пяти часов и небо было по-ночному темным. Трясясь от холода, я побежал во двор, чтобы умыться у колодца, и также быстро вернулся и надел платье. Ледяная вода оказала свое действие — через несколько минут сонливость испарилась, а ведь я чувствовал себя как избитый, когда проснулся.

В колчане, который стоял возле кровати, оставалось еще примерно двадцать стрел, однако не у всех были наконечники из тех уже знакомых, тепло-красных кристаллов. Иные заканчивались похожими, однако прохладными на ощупь голубыми кристаллами, одна-две — блестящими зелеными, но были и совершенно обычные с металлическими остриями. С легким беспокойством я подумал, сумею ли справиться со всем этим богатством? Но потом вспомнил о своей маленькой сестренке и забота сменилась болью и горечью. Не допущу больше, чтобы нечто подобное еще раз случилось с кем-то из близких.

Миа была моей любимицей со дня своего рождения. Едва научившись ходить, она сразу бежала ко мне, когда сама не могла с чем-то справиться. Для нее я был старшим братом, кем-то вроде героя, который мог запросто решить самые ужасные ее проблемы — от шрама на коленке до отвалившегося глаза-пуговицы лохматой куклы. Ее детское вопрошающее личико все еще стояло передо мной как живое — круглые зеленые глаза, растрепанные светло-рыжие волосы и усаженный веснушками курносый нос. Но когда она по-настоящему нуждалась во мне, я пришел слишком поздно.

Ясное дело, мало бы что изменилось, заметь я чудовище раньше и, вероятно, деревенское кладбище пополнилось бы тогда сразу четырьмя могилами с фамилией нашей семьи. И все же часто думалось о том, что могло быть, если мне хватило времени хотя бы на один бесполезный предупреждающий крик…

Я повесил колчан и лук на плечо с мрачной отрешенностью. Почти все бойцы уже собрались в столовой и молча ели. Все были подавлены и настороженны, потому что понимали, насколько велика опасность и что нельзя было ее недооценивать. Я пытался хоть что-нибудь проглотить, а наставник Мартена уселся тем временем напротив.

— Волнуешься? — ласково улыбнувшись, спросил он.

Мне всегда нравился Мастер Лукас, ведь он не был так строг и педантичен как Торбен и потому всегда располагал к себе нас, неофитов. Я молча кивнул.

— А где твой боевой молот?

Запоздало спохватившись, я глядел на него, ожидая выговора вроде того, что, дескать, молот — это дар Строителя и истинный хаммерит неразлучен с ним. Торбен бы возмутился и заставил взять кувалду с собой, но Лукас лишь провел рукой по искусно вырезанному луку и вопросительно посмотрел на меня.

— Я не очень искусен в обращении с молотом, Мастер. Мне не хватает силы.

— А с этим дела получше?

— Ненамного, — я пристыженно повесил голову.

— Очень красивый лук, Тим.

Тут я с ужасом понял, что не смогу объяснить, как завладел таким сокровищем, я не был готов сочинять правдоподобную историю.

— Спасибо, господин. — я едва осмелился взглянуть на него.

Но Лукас не пытался загнать меня в угол вопросами, хотя было очевидно — с этим оружием что-то не так.

— Что ж, если лук подходит тебе больше, используй его. Огненные стрелы очень ценны в бою. Вот зачем, собственно, тебе понадобились еще и моховые, для меня загадка, ну да ладно… А водяные стрелы могут повредить зомби лишь в том случае, если наполнить их святой водой. Ты ведь запасся ею?

Вот для чего нужны были стрелы с голубыми и зелеными наконечниками!

— Э… нет, господин. А как наполнить их святой водой?

— Самый простой вариант — благословить их у Урбана. А теперь ступай в церковь и возьми столько флаконов, сколько поместится в карманы. Они намного важнее любой стрелы.

Я вскочил было, но Лукас остановил меня и сказал:

— Ведь начиная с этого дня ты будешь более усердно упражняться с молотом, не так ли, Тимотеус?

— Да, господин!.. Спасибо!

Он заговорщицки улыбнулся и я с облегчением помчался в церковь.

Возвращаясь через несколько минут назад с карманами, полными флаконами со святой водой, я встретил Мастера Урбана. Он кивнул и, когда все были в сборе, обратился к нам со словами:

— Вам известно, братья, что сегодня мы должны пройти лесом, к северо-востоку от деревни. До многих из вас наверняка уже дошли слухи о появлении нежити. Наше задание — очистить от этой чумы окрестности деревни. Поселяне также сообщили, что вот уже несколько дней не видели смотрителя часовни. Надо выяснить, что с ним случилось, однако я предполагаю худшее. При встрече с чудовищами не мешкайте ни секунды, сразу разите, пусть даже перед вами стоит бывшее дитя. Эти бестии — лишь нечестиво оживленные тела прежде живых людей, и не заслуживают пощады.

Про себя я подумал о том, что скоро сам буду тем, кто станет просить о пощаде у тех, кому она неведома. Когда Урбан отдал приказ к выступлению, я остановил его у дверей с просьбой благословить стрелы. Он поглядел с изумлением на лук, однако снизошел к просьбе.

Братья вышли из ворот монастыря, я замыкал группу. Над горизонтом возникла светлая полоса — предвестник нового дня. Путь от монастыря до маленькой часовни был долог, уже почти рассвело, когда контуры здания обрисовались на фоне угрожающе темного леса. Все бесцельные разговоры мгновенно прекратились.

Не было никаких признаков жизни ни возле часовни, ни около маленького домика смотрителя. Оба строения казались покинутыми и царила та самая душащая тишина, что и во время нашего с Гарреттом путешествия. Урбан велел остановиться и разделил отряд на три небольших группы. Я оказался вместе с Лукасом и нам нужно было прочесать местность справа. Две остальных группы углубились в лес в других направлениях, чтобы по возможности помочь избежать неприятных сюрпризов.

Мы приблизились к часовне, братья изо всех сил сжимали в руках свои молоты, а я наложил одну из освященных водяных стрел на тетиву Гарреттова лука. Возле низкой стены, огораживающей кладбище, были видны пять могил людей из той самой семьи, побелевшие от мороза надгробные плиты указывали на это. Но там повсюду царил страшный кавардак — земля была изрыта, свечи и увядшие цветы разбросаны во все стороны. Я видел, как ожесточенно нахмурились братья — все могилы были осквернены. Итак, предстояло иметь дело с пятью мертвяками. Как можно тише мы перелезли через ограду и приблизились к темному и окутанному тишиной дому смотрителя.

Многие из нас знали этого пожилого человека, ведь он заботился о часовне Ордена и зарабатывал этим деньги. Он всегда поддерживал здесь порядок, мне вспомнилось, что мы, будучи детьми, часто подшучивали над стариком, а он в острастку грозил нам вилами. Внезапно захотелось быть как можно подальше отсюда. Ветер гонял по земле несколько высохших листьев и швырял их через порог дома, вход которого зиял как темная пасть. Дверь тихонько поскрипывала. То, что она была открыта, не сулило ничего хорошего. Я обхватил лук с такой силой, что побелели костяшки, когда мы приблизились к двери.

Было абсолютно тихо. Лукас приказал двум мужчинам жестом руки следовать за ним, а мне и остальным подал знак разделиться. Я осторожно подходил к разбитому окну, в то время как Лукас отворил с помощью молота дверь настежь и ждал.

Ничто не нарушало глубокой тишины. Когда порыв ветра заставил ставню хлопнуть, мы все разом вздрогнули как от удара кнута. Лукас дал знак своим спутникам охранять его и прыгнул внутрь, сопровождаемый обоими братьями. Тем временем я вплотную приблизился к окну и прицелился, заглянув в комнату. Там царил настоящий ужас — все было разгромлено, стены покрыты засохшей кровью, которая собралась в лужицы на полу. Несмотря на ледяной холод мухи слетелись на пиршество, наполняя дом отвратительным жужжанием. Не было и следа жильца, хотя было ясно, что это его кровь и ранение явно было смертельным. Я попытался представить, как старик был застигнут врасплох, от этого мороз шел по коже. Слышал ли он, как они выбирались из мерзлой земли? Или он почувствовал, что что-то не так, лишь когда была выломана дверь? А может, он заснул в кресле перед потухшим камином…

Я стряхнул эти мысли и попытался сконцентрироваться на действительности. Лукас и двое остальных обыскали тем временем жилую комнату и примыкающую к ней кухню, подавая нам знак через окно — следуйте за нами, после чего мы тоже прошли внутрь. Сладковатый металлический запах крови вызывал у меня дурноту, я справился с этим лишь через пару минут и затем более внимательно осмотрелся кругом. Здесь, очевидно, была смертельная схватка, а тот, кто пролил всю эту кровь, проиграл. Мы как можно тише продвигались вперед.

Внезапный шум в коридоре заставил всех оцепенеть. Дверь туда была приоткрыта на ширину ладони, а за ней господствовала темнота. Мы снова собрались и Лукас приблизился к двери, чтобы распахнуть ее быстрым ударом молота. Там ничего не было, лишь лестница наверх и спуск в подвал. Я испуганно глянул вниз — дверь в погреб казалась входом в ужасную пещеру. Оттуда не исходило ни звука. Я заметил тянущиеся в том направлении кровавые следы, Лукас тоже увидел их. Он зажег лампу на стене, вынул ее из скобы и направился вниз по лестнице, подав нам знак. В этот момент наверху что-то зашумело. Остановившись, мы посмотрели туда.

От вида фигуры, стоящей на лестничной площадке, мое сердце почти остановилось. Это была босая женщина в простом белом платье, но теперь оно было порвано и все перепачкано багровыми пятнами высохшей крови. Длинные темные волосы мягко спадали ей на плечи, странно контрастируя с отвратительным искаженным лицом — слабое воспоминание о прежней красоте. Мертвые глаза горели холодным пламенем, а полопавшаяся, похожая на пергамент кожа еще несла на себе страшные следы погубившей ее болезни. Все это мне удалось заметить в течение короткой секунды оцепенения, потому что в следующий миг она бросилась на нас как фурия.

Мчась и дергаясь при этом, как паралитик, она угодила прямо под ожидающий ее молот Лукаса. Удар отбросил бестию назад и она издала пронзительный, нечеловеческий визг, зазвеневший у меня в ушах. Мгновенно оказавшись на ногах, тварь с беспощадным упорством вновь попыталась размозжить Мастеру голову, но тому удалось увернуться, а братья мигом окружили зомби. Очнувшись от оцепенения, я поднял лук, натянул тетиву, высматривая цель, в то время как мертвячка свалилась от могучего удара на ступеньки, что, очевидно, ничего для нее не значило, потому что она снова атаковала с неиссякаемой яростью. Я по чувствовал, как затекла и начала дрожать рука в ожидании удобного момента.

Один из братьев попытался бросит в нее флакон со святой водой, но промахнулся, угодив в стену. Другой старался сбить ее с ног молотом, но женщина с такой силой ударила его в грудь, что он, пошатнувшись, отступил и налетел на меня, как раз когда стрела покинула тетиву, а я, споткнувшись покатился по ступенькам вниз.

Несколько бесконечных мгновений я был словно оглушен и не двигался. Хорошо еще, что приземлился достаточно мягко, но само падение было ужасно и я прикидывал, сколько костей сломано. Наверху повисла полная тишина. Затем Лукас выкрикнул мое имя и на лестнице снова зажегся свет.

Я вновь почувствовал тот сладковатый отвратительный запах, но в этот раз намного сильнее, так что желудок выворачивался наизнанку. Лицо спустившегося Лукаса было искажено страхом. Повернув голову, я прямо перед собой увидел страшно изуродованное, покрытое коркой запекшейся крови лицо смотрителя часовни, на чье изодранное тело я и свалился. Остекленевшие глаза старика были широко раскрыты. Испуганно подскочив, я очертя голову рванулся наружу.

На свежем воздухе дурнота потихоньку прошла, пока я, тяжело дыша и положив ладони на колени, смотрел на замерзшую землю. Мастер Урбан и его сопровождающие вывернули из-за угла дома и наткнулись на меня. Он положил мне руку на плечо, спрашивая, где остальные. Еще не в силах говорить, я мотнул головой в сторону дома.

Когда Урбан попытался войти, ему навстречу уже шли братья с серьезными лицами. Они вынесли покойного наружу и положили на землю. Урбан с окаменевшим лицом разглядывал его. Тем временем подоспела третья группа и я был рад тому, что никто не казался серьезно раненым.

Урбан повернулся к Лукасу.

— Сколько?

— Только мать.

— Где она?

— Неофит обратил ее в прах своей водяной стрелой.

Урбан взирал на меня так же удивленно, как и я пялился на Лукаса. Потом сказал:

— Нам встретились двое детей в нефе церкви. Они здорово потрепали нам нервы. Их должно окропить святой водой либо сжечь, потому что они могут снова встать, если мы к ним приблизимся.

Он указал подбородком на мертвеца.

— Ему мы тоже должны приготовить ради безопасности огненную купель.

— Надо сжечь всю церковь, она теперь осквернена. Здесь никто уже не сможет возносить хвалу Строителю.

Урбан задумчиво поглядел на него.

— Возможно, Вы правы. Но пока не найдены двое остальных — отец и младший. Я опасаюсь того, что они укрылись где-то в этом необозримом и непролазном лесу.

Я медленно поднял голову.

— Огонь может привлечь их, ведь они все время ищут живых… — собственный голос казался чужим.

Урбан взглянул на меня с еще большим удивлением чем раньше. Затем, подумав немного, отдал распоряжение Лукасу:

— Возьмите пару братьев и все подготовьте. Остальным оставаться начеку! Мы будем ждать сумерек, чтобы огонь был хорошо заметен.

Я хотел помочь Лукасу, но тот велел отдыхать. Это было самым сложным, ведь я от мыслей места себе не находил, бесцельно болтаясь вокруг и настороженно поглядывая на часовню. Она была маленькой и просто обустроенной, всего десять метров в длину и пять в ширину. Однако ее высокую крышу подпирали искусно вытесанные деревянные колонны, а на противоположной стороне можно было различить хоры с кафедрой в нише, также огражденные изящно сделанными перилами. Винтовая вела на правое крыло. Поначалу я не замечал никаких следов детей-зомби, пока маленькая босая ступня, свисающая через перила хоров, не бросилась в глаза. Я быстро отвел взгляд.

Между тем свет разгорающегося дня просачивался через мозаичные окна, украшенные изображениями святых и вездесущим символом молота, и мягкими красноватыми лучами ложился на каменный пол. Позади кафедры находилось круглое оконце с пурпурными и синими вставками, которые образовывали затейливый симметричный узор.

Мне было очень жаль часовни, но Мастер Лукас был прав. Никто никогда не сможет забыть, что за ужасы здесь творились и что случилось со старым смотрителем. В любом случае часовне суждено было исчезнуть — либо разрушаясь со временем, либо в погребальном костре. Второй вариант казался более подходящим.

Чья-то рука опустилась на плечо и я испуганно крутанулся. Мастер Урбан.

— Это позор для нас.

Я кивнул.

— Тебе получше? Лукас рассказал, что это ты нашел старика.

— Да, господин, сначала только было немного трудно.

— Я слышал, что ты храбро сражался. Выходит, этот индивидуум оказал на тебя не только отрицательное влияние? — слегка улыбаясь, он кивком указал на лук.

Решив было сначала заступиться за Гарретта, я передумал, сочтя это не очень разумным, кроме того, было непонятно, шутит Урбан или нет. А он очень хорошо разглядел мою внутреннюю попытку перечить, потому как стал серьезен.

— Я знаю, что этот человек оказывает на тебя влияние, Тим. Но помни — чувство дружбы или истинного доверия ему неведомо. Ты никогда не должен полностью на него полагаться.

Я глядел в землю, не веря ему, но смел перечить Мастеру.

— Пойдем. Нужно еще справить панихиду по нашему смотрителю.

Я еще раз посмотрел вглубь так мирно выглядящего божьего храма, запоминая эту картину и затем попрощался с часовней. Мы положили тело старого человека на поленницу возле церковной двери и молились за него Строителю. В сумраке вечера вспыхнул огонь.

Маленький домик и часовня стояли в течение долгих минут целиком объятые пламенем. От вида лопающихся в огне изукрашенных мозаикой окон моя душа разрывалась. Но это было достойное прощание. Льдисто-голубое вечернее небо чуть посветлело от всполохов и этот пожар, словно гигантский факел, возвестил о конце существования часовни. Одновременно это было вызовом ходячим трупам, смысл которого едва ли могли распознать их разложившиеся мозги.

Мы стояли кольцом вокруг пламени, якобы глядя на него, однако все чутко прислушивались ко всякому звуку и руки братьев сжимали рукояти молотов. Очень долго сумерки позади нас безмолвствовали и я начал уже сомневаться в своих расчетах. Затем шум с правой сторону круга возвестил о появлении четвертого зомби. Отец семейства выглядел так же ужасно, как и его жена. На нем был тот самый заботливо сшитый белый саван, в котором его похоронили, плоти на руках и ногах почти не осталось, а лицо, покрытое рытвинами оспы, превратилось в оскаленную физиономию мумии. Общими усилиями удалось швырнуть его в погребальный костер. Иссушенное тело сразу ярко вспыхнуло, но еще некоторое время бесцельно топталось возле пылающих часовни и дома, а затем развалилось, исчезнув в огне. Зрелище было диким, но дух мой после всего, что довелось пережить, уже никак не реагировал на абсурдность происходящего.

Было радостно от того, что на одного мертвяка стало меньше, однако внутренний голос напоминал, что где-то в лесу бродит другая тварь, и я снова весь обратился в слух.

Наступила ночь и после того как рухнули стены дома, а затем и часовни, мы бросили свою вахту. Возможно, младший член семьи был уничтожен смотрителем, прежде чем другие зомби сокрушили его. Собравшись, мы приготовились к обратному пути. Мастер Лукас попросил меня убедиться, что бушевавший огонь не перекинулся на лес. Это было весьма маловероятно, потому что здание стояло на достаточном расстоянии от опушки, однако, как говорится — доверяй, но проверяй. Двигаясь по кругу вдоль низкой ограды, я внимательно все осматривал.

В медленно угасавшем пламени там и сям между деревьями метались тени. Слышно было, как неподалеку беседуют братья и это внушало чувство безопасности. Раздумывая, мог ли порыв ветра швырнуть мощный сноп искр, способный поджечь замерзший подлесок, я счел это маловероятным.

Уже поворачивая назад, я увидел ее между деревьями и в первый миг замер, словно оглушенный громом. Она выглядела совсем как Миа и рыжие волосы в отблесках пламени огненным венцом обрамляли лицо. Она была маленькой, хрупкой и издали выглядела несчастным потерянным ребенком. Тот же белый саван, который выглядел только вчера надетым, такой же, что был на Миа, когда я прощался с ней. Сердце сжалось от мучительной боли воспоминания. Так хотелось броситься к маленькой фигурке и сжать ее в объятьях, защитить от ночной темноты!

Внезапно маленькие босые ножки быстро двинулись в мою сторону и эта шаткая походка быстро вернула меня к реальности. Вблизи ее лицо выглядело таким же мертвым, как и лица ее родителей и братьев. Я избегал смотреть ей в глаза — это было слишком непереносимо, остался стоять и выжидал. Когда девочка-зомби с громким визгом бросилась на меня, я швырнул оба флакона со святой водой, что сжимал в кулаках под плащом. Без единого звука она превратилась в ничто.

С поникшими плечами я возвращался к братьям, которые слышали дикий вопль и уже спешили на помощь, а теперь разом остановились, озадаченно глядя на меня. Я лишь промолчал, не поднимая глаз.

Измученные, мы вернулись в монастырь, где нас обеспокоенно ждали. Мартен с видимым облегчением ринулся ко мне и положил руку на плечо, разглядев мое усталое лицо.

— Ну и угораздило же тебя, дружище! Поди проголодался? Все ждут вас в столовой.

Через силу улыбнувшись, я поплелся за ним в сторону главного здания и вдруг почувствовал, что за мной наблюдают и посмотрел вверх. Темнота царила за окнами, но готов поклясться, что тень за одним из них слегка пошевелилась.

Вообще-то больше всего сейчас хотелось лечь в постель, но, войдя в обеденный зал и уловив аромат еды, я почувствовал, насколько проголодался. Те из моих братьев, что оставались в монастыре, уже отужинали и теперь, сидя в ряд, напряженно ждали. Они облегченно и радостно приветствовали нас, видя, что все вернулись назад. Тепло камина приятно согревало замерзшее тело и я опустился на свое место.

Первосвященник сидел во главе стола и ответил улыбкой на мой робкий взгляд. Потом для нас принесли ужин и Урбан доложил Маркусу о походе, а остальные между тем возбужденно обсуждали то, что довелось сегодня пережить. Настроение было радостным, так как никто из братьев не расстался с жизнью и угроза была полностью устранена.

Мартен с Беппо очень усердно вытягивали из меня всю подноготную, так что я был выжат как лимон и еле-еле отвечал им с полным ртом. Лишь историю о маленькой девочке я сохранил при себе, воспоминания были слишком мучительны.

11

Когда на следующее утро я открыл глаза, было уже совсем светло. Мысль о том, что я проспал утреннюю молитву (что каралось наказанием), заставила вскочить с постели. Мартен, сидевший рядом за столом и читавший толстую книгу, встал и с гримасой уложил меня обратно.

— Можешь не суетиться, тебе разрешили поспать подольше. Думаешь, я бы допустил, чтобы ты проспал и тем самым заработал себе на орехи?

Я благодарно поглядел на него. Вчерашнее падение кубарем с лестницы очень ощутимо давало знать о себе — я едва мог пошевелиться. После недолгой дремы голод выгнал меня из постели. Найдя для себя в кухне кое-что и поев, я несколько растерялся, так как уже привык с утра получать какое-либо задание. День без заданий для свободного времяпровождения даже как-то беспокоил.

Я решил потренироваться в чтении, червячок совести время от времени напоминал о том, что в последние дни книга ни разу не была у меня в руках. Это разбудило мое честолюбие и заставило взять ненавистный том с подставца в комнате для занятий. Работавшие там братья кинули на меня короткий взгляд, мне также показалось, что они о чем-то шепчутся за моей спиной, когда я покинул комнату. Интересно, о чем?

Желая остаться в одиночестве, я прошел в дальнюю часть сада и уселся на освещенную зимним солнцем скамью. Лучики пронзали кусачий воздух и со слабым теплом прикасались к моему красному неофитскому плащу. Этого места не было видно от зданий монастыря, оно стало моим убежищем, если хотелось побыть одному.

Я начал листать книгу, желая вспомнить где именно остановился и продолжить читать. По истечению некоторого времени я с изумлением осознал, что мне теперь это удается значительно легче. Строгое лицо Торбена всегда во время занятий было как кость в горле, поэтому сконцентрироваться в его присутствии удавалось с трудом. Но теперь я мог читать почти что бегло текст со страниц. Настолько бегло, что благочестивое писание начинало надоедать.

Гарретт внезапно и беззвучно возник рядом, напугав меня до смерти. Вместо того чтобы позабавиться над этим, он обшарил цепким взглядом кусты и клумбы, ведь в случае появления одного из братьев ему нужно было тут же исчезнуть. Затем присел рядом.

— Ну что, несладко пришлось?

— Сойдет. Я сейчас принесу Вам лук из нашей комнаты.

— Сейчас в этом нет особой нужды, отдашь позже.

Кинув взгляд в книгу, он скривил лицо.

— Я упражняюсь в чтении, только и всего, — сказал я в свое оправдание, хотя к чему было оправдываться, ведь как-никак я был неофитом Ордена.

Он только пожал плечами.

— Есть книжки поинтереснее.

— Но не здесь.

Снова знакомая усмешка. Зачем он сюда пришел? Может, скука замучила до смерти? Он выглядел много лучше чем два дня назад, отдых пошел на пользу телу. А вот его беспокойный дух, судя по всему, просто метался от вынужденного бездействия.

— Что случилось вчера? — спросил он без обиняков.

— А разве Старший не рассказал Вам?

— Официальную версию. А ты переменился.

— В общем-то, это не было приятным уроком.

— Я не то имею в виду.

Откуда-то ему было известно, что нечто давило на меня сильнее, чем встреча со смертью и ее порождениями. Я долго молчал, а он не задавал вопросов. В конце концов я решился:

— Все дело в моей маленькой сестре. Она и мой брат были убиты одной из тварей Обманщика. Она выглядела точно так же, как… — слова застряли у меня в горле, но он все уже понял.

— То дитя, с которым ты справился в одиночку. И теперь страшишься того, что однажды точно так же встретишься со своей умершей сестрой.

Чувствуя себя несчастным, я уставился на землю. Ничего не скажешь, попал не в бровь, а в глаз. Гарретт немного помолчал, потом серьезно сказал:

— Так может случиться. Но ты уже будешь подготовлен. Это создание не будет твоей сестрой, пусть даже она посмотрит на тебя, и ты об этом прекрасно знаешь.

Затем он встал и ушел.

Я еще некоторое время смотрел на книгу ничего не видящими глазами, чувствуя себя лучше. Ведь он сказал мне правду, не пытаясь успокоить ложью, от которой не было бы никакого толку. Это могло произойти и если бы так и случилось, я должен был сделать это для Миа. Буквы расплывались перед глазами и я был рад, что никто меня не видит.

Спустя полчаса, когда я снова вошел в главное здание, Мастер Лукас заговорил со мной.

— Ты поразил меня вчера, Тим. Я тобой доволен.

— Благодарю, Мастер.

— Я просил Урбана передать тебя мне, пока Торбен в отлучке, но у него, кажется, другие планы. Он хочет поговорить с тобой.

Снова поблагодарив его, я направился в кабинет Урбана. Он снова воззрился на меня поверх своих серебряных очков, когда я переступил порог.

— Все хорошо, Тим?

— Да, господин.

— Ступай прямо сейчас, Маркус хотел бы тебя видеть.

Отвесив почтительный поклон, я сделал, как было велено. Маркус встретил меня любезным приветствием.

— Я буду говорить с тобой, Тим. Ты снова должен будешь покинуть монастырь. Я хочу, чтобы ты помог вору выполнить его задание. Рана мешает ему.

Я знал, что причина крылась совсем не в этом, тем не менее кивнул.

— Ты доказал вчера, что кое-что в тебе скрыто. Но, ради Строителя, будь осторожен. Человек, который противостоит вам, несравнимо сильнее сраженных тобой бездушных тварей.

— Это он виновен в том, что зомби множатся, ведь так?

Первосвященник поглядел на меня с интересом.

— Отчего ты так думаешь?

— Я не знаю.

— Это может быть правдой, у нас недостаточно информации. Ты пойдешь завтра вместе с Гарреттом в Город, твоим братьям сообщат, что ты снова послан для поддержки нашего миссионера. Никто не должен заметить, что это не так.

— Да, Господин.

— Я бы с радостью разрешил тебе подольше отдохнуть, но мы вынуждены действовать. Кроме того, твой спутник лезет здесь на стену от безделья. — он улыбнулся и я невольно прыснул в ответ.

Потом я готовился к отъезду, как и несколькими днями раньше. Мартен был сильно расстроен, что меня опять куда-то посылают.

— Ведь ты же только что приехал.

— Ничего не могу с этим поделать.

— Не понимаю, зачем тебе велели вернуться? Чтобы спустя три дня отослать обратно?

— Я от этого тоже не в восторге, Мартен, — это была ложь чистейшей воды, ведь я даже радовался, что покидаю монастырь и иду вместе с Гарреттом. В связи с событиями последних дней у меня появилась вера в себя, даже если вспоминался весь ужас того падения в погреб.

Мартен недовольно уселся на край своей кровати.

— Без тебя здесь будет совсем скучно.

— То ли еще будет, Мартен, скучать тебе не придется, уж поверь мне.

Он вытаращил глаза, удивленный моими словами и серьезным тоном.

— Тим, ты так изменился. Что с тобой случилось в Городе?

— Ничего не случилось. Просто я озабочен из-за увиденного вчера.

Мартен был гораздо лучшим бойцом чем я, но был также и неофитом, а потому никто послал бы его к часовне, если бы он сам рьяно не напрашивался. Он еще ни разу не участвовал в настоящем бою. Но я знал, что Старшие задействуют даже неопытных новичков в случае сильной угрозы.

— Ты ведь не думаешь, что они полезут на нас с кладбища? — Мартен не знал, скорчить ему по привычке гримасу или нет.

— Если хочешь точно знать, то да.

— Ты же ведь это несерьезно, а?[6]

Я промолчал, поскольку серьезнее не мог сказать; кроме того было жалко его беспокоить, и потому перевел разговор в другое русло. Тем не менее действительность угнетала, заставляла беспокоиться обо всех — и об оставшихся в живых родственниках, и о моих братьях, ведь от монастыря до ближайшего большого поселения было несколько часов пешим ходом. Если случится худшее, братья станут первыми, кто лицом к лицу встретится с опасностью. А трое наших лучших бойцов уехали!

Никогда не мог себе представить, что прямо под моими ногами тихо дремлет неведомая и невероятно опасная сила. Мертвецы были повсюду и их становилось все больше. Но что — или кто — заставлял их пробуждаться с этим гибельным мерцанием в глазах и с какой целью? И как ощущаешь себя при этом..? Находились ли эти останки, некогда бывшие человеком, в чьей-то ужасной власти, смутно сознавая при этом, что что-то не так, но неспособные четко это понять? Может, это как отвратительный сон, в котором совершаешь ужасные поступки и который мгновенно стряхиваешь с себя, проснувшись, с той лишь разницей, что в этом случае нет никакого спасительного пробуждения? Или все же это просто бездушные, одержимые марионетки, инстинктивно выполняющие некий дьявольский план и движимые безымянным злом?

Я пытался выбросить из головы подобные мысли, но за весь остаток дня мне так и не удалось это сделать. Во время вечерней молитвы вообще не смог сосредоточиться, так что Мартену пришлось несколько раз довольно ощутимо ткнуть меня локтем в бок, чтобы я окончательно не испортил песнопения. Мне не хватало способности других братьев — в любой ситуации возносить хвалу Строителю. Было ясно, что с определенного момента все они могли совершенно бездумно это проделывать и, вероятно, не имело никакого значения, находились ли они в нормальном или в бессознательном состоянии.

Ужин прошел без всяких событий, не считая новой идеи-фикс Беппо, который нашел в одной дородной молочнице из близлежащей деревни женщину своей мечты. Насколько я мог припомнить, речь впервые шла о настоящей любовной интрижке, ведь тетка имела поразительное телесное и духовное сходство со своими черно-белыми подопечными, была, как и Беппо, далеко не в юном возрасте, ну а что касается волос и зубов, то у нее с этим было лишь чуток получше. «Строитель всегда создает каждой твари по паре», подумал я, украдкой улыбнувшись и внимая восторженной любовной воркотне Беппо, сопровождаемой такими недвусмысленными движениями рук, что даже Мастер Урбан метнул в нашу сторону предупреждающий взгляд.

Беппо сумел отвлечь меня от мрачных мыслей и этим вечером я относительно спокойно провалился в сон. На следующее утро, сразу после утренней молитвы и завтрака я, к великому негодованию Мартена, тронулся в путь. Удалившись на достаточное расстояние, я опять начал переодеваться по-городскому и был еще не готов, когда Гарретт как призрак вырос за моей спиной. И опять я, перепугавшись, чуть было не упал, держа в руках еще не одетый сапог и проклиная свою реакцию. Могу поклясться, что вор снова жутко развеселился, хотя не показал это внешне, а коротко поприветствовал меня, чтобы затем в темпе отправиться дальше.

Путешествие наше прошло почти без разговоров и без всяких событий, и к вечеру мы, насквозь промерзшие, достигли Города. Мой спутник меня оставил, чтобы пройти своим особым путем через ворота, а я, как и в первый раз, был впущен городской стражей. Сразу было заметно — здесь явно что-то изменилось, ведь в прошлый раз прохожие толкали меня со всех сторон. Однако сегодня в воздухе витало неясное напряжение, почти у каждого, у каждого на поясе блестело оружие, даже грубо сложенная тетка с огромной плетеной корзиной имела при себе внушительного вида кинжал, хотя одного ее угрюмого взгляда было уже достаточно, чтобы обратить меня в бегство. Я уловил пару обрывков разговоров:

— … больше обычного, намного больше, у них дел невпроворот…

— … посреди Города…

Не нужно было прислушиваться дальше, чтобы понять, о чем дальше пойдет разговор. Очевидно, погребальные костры и здесь вошли в моду.

Гарретт возник возле меня и мы направились к убежищу. По его лицу было видно, что он тоже заметил перемены. Из-за быстрой ходьбы пришлось несколько раз подстраиваться под его шаг. Наверное поступь его казалась встречным весьма элегантной, а я, спотыкаясь позади, выглядел неуклюжим олухом.

Когда мы вошли в промерзлую комнату, количество его кошельков чудесным образом увеличилось втрое. Небрежным жестом швырнув их на стол, он не удостоил вниманием мой вопрошающий взгляд.

Разжечь огонь оказалось не так-то просто. Снаружи уже смеркалось и становилось ощутимо холодно. На маленьком окошке расцвели морозные узоры. Когда пламя в камине в конце концов запылало, мы долго просто стояли перед ним, отогревая уставшие кости. Только спустя долгое время в комнате слегка потеплело.

Привыкнув к молчаливости Гарретта, я даже удивился, когда он вдруг произнес:

— Нужно разработать план. Мы не знаем, что именно ищем.

Я выжидающе глядел на него и, не выдержав продолжительного молчания, осторожно заметил:

— Первосвященник упоминал о Св. Квинтусе…

Он кивнул.

— А еще он позаботился устроить нам встречу с Магами.

Мне подумалось, что Гарретт не мог бы открыто постучаться к ним в дверь. Ведь судя по его тогдашнему замечанию он уже разок нанес Магам визит, причем явно без всякого приглашения. Я был убежден, что им после этого было о чем вспомнить.

Больше этим вечером мы никуда не ходили, спасибо и на этом. Не было особого желания так скоро посещать старые церкви и кладбища.

12

Когда утром меня разбудили яркие лучи зимнего солнца, огонь почти опять угас, понадобилась вся смекалка, чтобы вернуть его к жизни. Гарретт абсолютно незаметно покинул на рассвете свое жилище. Когда первые языки пламени начали лизать поленья, он вернулся. Я не спрашивал, где он пропадал, Гарретт как всегда молчал. Вскоре мы отправились в путь к церкви Св. Квинтуса. Когда же наконец проклятый, нависший над миром холод уйдет, уступив место весне? Солнце, бывшее сегодня скорее напоминанием о теплых днях, нежели источником тепла, стояло высоко в небе и сияло как-то льдисто.

Я яростно тер ладони, чтобы хоть чуть-чуть согреться, Гарретт натянул капюшон до самого носа, спрятав руки под плащом. Он носил кожаные перчатки, не закрывавшие пальцы, эта деталь намекала на необходимость наличия в его ремесле именно такого фасона. А у меня не было ни капюшона, ни перчаток для защиты от мороза и колючий ветер все время норовил пробраться с какой-нибудь стороны сквозь намотанный до ушей шейный платок. Ценнейшей деталью всего костюма были сапоги, ведь они на самом деле принадлежали мне. Однажды, в более лучшие времена, отец купил их где-то на рынке и привез мне. Тогда они были еще велики, но теперь в самый раз.

То самое неброское платье, выданное Орденом для маскировки, никак не защищало от холода, ничего удивительного, что я быстро подхватил легкую простуду и уже чихал, когда мы покидали дом. Гарретт, обернувшись, смерил меня скупым взглядом, который ясно говорил, что меньше всего на свете ему сейчас нужен кашляющий и сморкающийся спутник. Все мои мужественные попытки сдержать чих блестяще провалились, получалось только хуже.

Опять был ярмарочный день и на улицах кишмя кишел народ. Навстречу попадалось намного больше стражников, чем прежде, что не удивляло после услышанного вчера. Они зыркали по сторонам словно параноики, что не вызывало особой радости. Гарретт двигался осторожно, словно дикий зверь в лесной чаще, спасающийся от охотника, хотя сравненьице получилось никудышное — он отнюдь не был беззащитной добычей. При нем был лук с колчаном и, разумеется, длинный кинжал под плащом, с которым я уже имел удовольствие познакомиться. Для не особо серьезных ситуаций у него была припасена дубинка с утолщением примерно с кулак величиной, которая могла отправить противника в мир снов без всякого разрешения со стороны оного. А еще на внутренней стороне плаща находилась парочка карманов с совсем уж странными штуковинами, я таких сроду не видывал и даже расспрашивать про них не хотелось.

Итак, не слабость после ранения (от которого Гарретт уже почти оправился), а я был помехой и эта периодически кашляющая и чихающая помеха грозила превратиться в обузу. Он стоически реагировал на все это, а тем временем мы совершали довольной рискованный экскурс по рынку. К моему неописуемому изумлению Гарретт купил для меня огромный темный плащ и перчатки. Тут уж было непонятно — то ли радоваться, став владельцем такого богатства, то ли раздумывать, а за какие деньги было это все приобретено? Но теперь мне кажется, что тогда у него попросту не было выбора. Захворай я, и как тогда вор смог бы совместить работу няньки-сиделки с предстоящим выгодным дельцем? А если вещи ворованные, нужно было вести себя на рынке очень осторожно, ведь я не умел мгновенно и бесшумно пропадать.

Закутанный в новую одежду и несказанно благодарный за это, я последовал за Гарреттом прочь из Города. Мы вышли на северную дорогу и уже скоро находились очень далеко от населенных мест, лишь там и сям иногда попадалась пара дворов. Местность была немного холмистой, деревья, кусты и стебли трав застыли от мороза, словно само время остановилось. На востоке[7] клубились тучи, что было не к добру и мы никого не повстречали.

Церковь Св. Квинтуса располагалась у маленького озера среди холмов. Некогда она была частью древнего монастыря, но лишь эти стены выстояли в опустошительном пожаре несколько столетий назад. Только немногочисленные остатки могучих стен напоминали о былом великолепии. Церковный неф тоже уже разрушался, потому что сюда десятки лет уже никто не приходил. Некогда украшенные цветными стеклами окна угрожающе зияли темными дырами, истончившаяся крыша местами опасно провисла, в ней летом гнездились птицы. Тяжелая деревянная дверь криво висела на петлях, словно хотела вырваться на свободу из старого здания, каменные ступени входной лестницы покрывал толстый слой прелой листвы. Некогда гордо вздымавшаяся в небо колокольня давным-давно лишилась крыши и опасно покосилась.

Церковь была окружена кладбищем. Столетиями здесь хоронили умерших братьев Ордена и когда монастыря не стало, жители окрестных деревень и усадьб заботились о ней и могилах, пока состояние построек не стало угрожающим. Уже несколько десятилетий здесь не было ни одного погребения. Надгробные плиты, кое-где еще стоящие прямо, украшали исключительно могилы братьев, ведь никто из деревенских пока ни разу не удостоился чести лежать после смерти под резным камнем. Лишь несколько надгробий раскололись и было невозможно точно определить, где прежде находились их могилы.

Озеро, покрытое толстым льдом, лежало неподалеку словно матовый серый диск. Находившееся на противоположной стороне маленькое поселение можно было заметить скорее благодаря дыму из каминных труб, чем пытаясь разглядеть стены домов, ведь они совершенно сливались с серым морозным ландшафтом.

Сойдя с дороги, вьющейся дальше вдоль берега по направлению к деревне, мы приблизились к церкви Св. Квинтуса и тут порыв ветра швырнул в лицо несколько филигранно-хрупких снежинок. Я держался возле Гарретта, потому что теперь воспринимал кладбище совсем по-другому, но все здесь было тихо и мирно. Возможно, земля настолько промерзла, что ни один мертвец не сумел справиться с таким препятствием, подумал я и холод вдруг показался мне не таким уж страшным. Я сам сознавал наивность этой надежды, ведь мерзлая почва не остановила тех мертвяков у часовни, их роющие скрюченные пальцы не ведали усталости и боли.

Гарретт зорко осматривал все вокруг, прежде чем подойти к церкви, потом мы обошли вокруг нее. Рядом с обветшалым зданием находилось несколько маленьких усыпальниц-мавзолеев, так Орден издревле чествовал достойнейших из умерших. Я пытался разобрать письмена, но даже с новыми способностями это не вышло — ветер с дождем постарались на славу, веками стирая буквы. Мой спутник тем временем что-то делал с надгробием одной старой могилы, а затем нечто тускло поблескивающее исчезло в его кармане. При виде такого святотатства во мне закипел было праведный хаммеритский гнев, но быстро уступил место здравой мысли — бесполезно отучать кошку ловить мышей. Он, занимаясь воровством, казался таким же невинным, как та бестия с мягкими лапками, что крала припасы из нашей кладовки. Попытки отца отучить ее от этого не принесли успеха — кошка следовала зову своей натуры.

Гарретт прошел между склепами и вдруг резко остановился. Подходя, я уже знал, что предстоит увидеть. Это случилось тут, в самой дальней части кладбища. Холод с отвратительной четкостью запечатлел следы убийства. Мне захотелось, чтобы сейчас вдруг повалил снег или, что еще лучше, хлынул проливной дождь. Земля была покрыта кровью, растекшейся широким кругом. Не было заметно отдельных брызг, как в доме смотрителя, где старик встретил смерть после отчаянной борьбы и где зомби еще какое-то время волокли свою жертву по полу. Здесь все расходилось из центра, там где упало тело Горана. Твердая как камень земля не могла впитать потоков крови, а покатая поверхность дала ей свободно стечь, чтоб потом заледенеть на морозе. Лед был именно сочного багрового оттенка, потому что кровь застыла, не успев высохнуть и превратиться в бурые пятна.

Других следов на месте преступления не было. Тот, кто нанес кому-то такую страшную рану, сам должен быть весь забрызган кровью. Если бы он стряхнул ее с себя, то эти капли остались бы здесь, прекрасно сохранившись. Но не было видно ни единой капли и ни один кровавый след не вел прочь. Гарретт думал, видимо, о том же, рассматривая место убийства с разных сторон. Он нашел несколько сломанных травинок, но это мог сделать сам Хранитель Горан, когда шел через кладбище. След потерялся в пустоте.

Он тщательно осмотрел центр круга, затем, наморщив лоб, рукой откинул несколько красных кусков льда в сторону (на такой поступок я был просто неспособен). Земля на этом месте почернела — четко очерченное пятно с кулак величиной, как будто здесь что-то пылало. И ничего кроме этого. Гарретт остался явно недоволен такими скудными уликами, принявшись внимательно разглядывать ближайшие надгробия. Однако по кислому выражению лица стало понятно, что и здесь ничто не давало ключа к разгадке.

— Давай, осмотри все вокруг и почитай надписи. Потом скажешь, не показалось ли что-нибудь странным, — он показал на могилы за моей спиной.

— Но я…

Он оборвал мой вялый протест нетерпеливым жестом:

— Знаю, у тебя с этим не очень, но уж постарайся.

Проглотив комок в горле, я начал исследовать надгробие, прислоненное к мавзолею. Длилось это долго, но из всего прочитанного удалось выяснить, что упокоившегося здесь брата некогда звали Джонатан, но по воле Строителя он носил другое имя. Соседний камень лежал над могилой брата Никодемуса и прошло невероятно много времени, прежде чем я сумел разобрать одно только имя. При жизни Никодемус был настолько праведным, что братьям даже не пришло в голову писать что-либо еще на его надгробии.

Дальше было то же самое, ни одна из могил не представляла никакого интереса. Обыскав все камни, мы решили, что вряд ли среди них скрывается какая-то важная для дальнейших поисков деталь. За этими могилами кладбище заканчивалось, дальше была лишь трава да пара кустов. Гарретт вторично осмотрел самые большие плиты, однако опять безрезультатно. Двери, ведущие в склепы, были частично разрушены — время не пощадило их, вандалы же и расхитители гробниц были тут не при чем. Ничего примечательного не было видно через широкие трещины, письмена, начертанные некогда на дереве, теперь стали совершенно неразличимы. В конце концов вор пожал плечами и направился к церкви.

Запретив мне туда заходить, он сам сделал один-два осторожных шага внутрь, а я стоял у входа. Отсюда было уже нечего выносить, в нефе был только падавший через крышу мусор, зрелище этого разрушения производило грустное впечатление. Над головой ветер бился о сгнившие балки, его свист напоминал жалобный стон. Пара неразличимых надписей на стенах и полу свидетельствовали о былых славных днях. Каменные плиты под ногами были в том же плачевном состоянии что и крыша, зияющие повсюду провалы указывали на находившиеся внизу склепы. Что могло заставить кого-то придти сюда? С неприятным чувством я всматривался в зловещую тьму.

Гарретт осторожно крался дальше, дыхание перехватывало от того, что каждый его шаг мог стать последним, если провалится пол. Мысленно спрашивая самого себя, не вниз ли он собрался лезть, я уже знал, что именно так и есть. Но каким образом? Из нефа в подземелья не вела никакая лестница, вход в ризницу, как было видно, тоже обрушился, завалив помещение внизу. Это же чистое самоубийство — даже просто приближаться к провалам.

Еще шаг — и часть каменного пола с оглушительным грохотом обрушилась прямо перед Гарреттом и где-то несколькими метрами глубже разлетелась на куски. Вор ловко отпрыгнул назад и теперь смотрел с края вниз, прикидывая расстояние, а меня прямо парализовало со страху. Дыра казалась слишком узкой, чтобы соваться туда, кроме того у него для не было ни оснащения для лазания, ни сил для этого. Конечно, я знал, что отговорить его не удастся, разговоры о ранении ничего не дадут. А еще я знал, что процесс лечения нарушился, потому что он не давал себе покоя, постоянно двигая раненой рукой, и она регулярно кровоточила. Ну и поскольку ничего нельзя было вбить в его настырную башку, приходилось стоически воспринимать всякие последствия и постоянно (вопреки его упорному сопротивлению) менять повязку, если вдруг проступали кровавые пятна.

Теперь вор осторожно ощупал край провала кончиками пальцев, а затем, резко поднявшись, с такой силой пнул его, что меня от ужаса едва не вынесло из церкви. Плита поддалась и, громыхая, обрушилась в подземелье. Снова последовала сцена балансирования, каким-то чудом ему удалось не свалиться в дыру, ставшую сейчас размером со взрослого мужчину. Внимательно поглядев вниз, он оценивающе рассматривал потолочные балки. Здоровая рука ухватила лук.

Я не понимал, что он задумал,[8] наблюдая за всем со смиренной покорностью. Гарретт вытащил из колчан еще одну невиданную стрелу, без кристаллического наконечника, а с неким утолщением, напоминавшим клубень какого-то растения. С трудом удерживая лук, насколько позволяла больная рука, и поймав мой вопросительный взгляд, он с гримасой пояснил:

— Очень нужная вещица, подарок одной знакомой.

Затем, высоко подняв лук, сразу же выстрелил, наверно из-за боли не мог долго целиться. Стрела с тупым звуком глубоко вонзилась в одну более-менее надежно выглядящую балку, а затем вниз скользнула длинная, толщиной почти с руку лиана — слегка покачавшись над головой, она спустилась в темное отверстие на полу. Очень хотелось подбежать и потрогать эту вещицу, ведь она действительно выглядела как живое растение. Невероятно, как она могла так быстро вырасти из этого клубня?

Гарретт остался доволен сделанным выстрелом, схватился за лиану здоровой рукой и заскользил вниз. «Ну вот, вечером опять придется менять повязку», со вздохом подумал я. Прислушивался, как он бродит там внизу, а еще очень надеялся, что этот шум не разнесся по темным закоулкам и что сейчас в склеп не ковыляют орды отвратительных зомби. «Ни в жизнь не полезу туда», сказал я самому себе, а Гарретт как раз велел потихоньку следовать за ним, нетерпеливо спросив при этом, не прирос ли я к полу. Все во мне протестовало предстоящему действу, однако канючить и жаловаться не имело смысла. Осторожно, стараясь следовать его маршруту, я приближался к дыре, все время опасаясь провалиться сквозь пол в соседний склеп или быть раздавленным низко нависшей трухлявой балкой. Но старая церковь проявила милость к будущему хаммериту, и вот уже мои пальцы нерешительно ощупывают загадочную лиану.

Это и впрямь оказалось растением, притом весьма живым и даже более живым, чем обычные деревья и травы, стебель прямо-таки вибрировал от текущих по нему соков. Кем была, интересно, та самая подружка Гарретта, если могла подарить такое? Наверняка одной из ведьм-язычниц. Я знал, что мои братья и язычники находились в состоянии вечной войны и даже осознавал, почему решил стать хаммеритом — из-за ненависти к почитателям Обманщика. Раз они обожествляли Лесного лорда, значит, были виновны в смерти моих близких и нет им прощения.

Карабкаясь вниз по упругому жгуту (а это у меня хорошо получалось, потому что в детстве приходилось много лазать, да и стройное телосложение помогало), я иногда делал перерывы — не потому, что устал, а из-за внутреннего напряжения и нежелания расстаться с ясным солнечным днем.

Понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте, когда ноги вновь коснулись пола. Сквозь дыру падали мутные лучи, освещая выстроившиеся рядами саркофаги. Гарретт наверняка уже позаботился о том, чтобы очистить их от посмертных даров (если таковые еще сохранились). Он как раз изучал один из саркофагов, читая вычурную надпись. Тяжелые крышки казались нетронутыми из-за покрывавших их толстого слоя пыли. Не было ни малейшего признака того, что кто-то тут побывал и шарил внутри. Я вроде как немножко успокоился, но все равно внутри не засыпало чувство настороженности. Гарретту в этот раз не надо было меня ни о чем просить, я сразу же приступил к чтению, понятное дело — чем быстрее прочитаю, тем скорее выберусь из проклятого склепа. И потому отчаянно сражался с тусклым светом и затейливым шрифтом.

Здесь были похоронены самые достойнейшие из монастырских братьев. С одной стороны помещения, там где по моим расчетам находилась ризница, сквозь свалившиеся глыбы еще видна была маленькая винтовая лестница, ведущая наверх, а больше ничего особенного. Стены были гладкими, без украшений, лишь изображение молота на каждой. Прочитав множество незначительных надписей, я был вынужден остановиться и дать отдых уставшим глазам, облокотившись одной рукой о стену в пустой нише напротив лестницы, а другой массируя лоб.

Гарретт тоже был погружен в чтение текста на одном очень древнем саркофаге и выглядел очень сосредоточенным. Нечто смущало его и я не отваживался спросить, что именно. Тем временем мои пальцы что-то нащупали на стене, некое углубление со множеством маленьких дырочек. Сначала я совсем неосознанно провел по нему рукой, потом осознал, что это не обычный разлом в стене. Тогда я выскреб из углубления всякий мусора и сдул оставшуюся пыль, которой накопилось так много, что вокруг образовалось облачко серого цвета, глаза заслезились и поначалу даже не хватало воздуха. Тогда стало видно, что находка имела четкую форму и была сделана не из камня, во всяком случае, я не встречал подобной разновидности. Пять небольших дырочек находились в углублении трапециевидной формы, чьи стороны были как бы втянуты и поэтому оно походило на звезду. Четыре отверстьица располагались более-менее на концах лучей, а самое большое пятое — в середине. Я еще раз провел по ним пальцами, удивляясь свойствам материала — округлая вделанная в стену пластина величиной с ладонь, черная как эбеновое дерево и идеально гладкая.

Обернувшись, я чуть было не столкнулся нос к носу с уже стоящим за спиной Гарреттом. Он не заметил мою уже привычную полуобморочную реакцию и тихонько присвистнул сквозь зубы. Кончики его пальцев чутко ощупали символ, затем окружающую поверхность стены.

— Да, тот, кто это сработал, был мастером своего дела. Без ключа нам никогда не войти.

— Без ключа?

— Такая штуковина, что смогла бы отпереть обсидиановый замок.

— Обсидиан?..

— Этот черный камень. Видишь, здесь что-то вроде замка. Готов спорить на свою правую руку, это то самое, что разыскивал Хранитель Горан.

Мне стало дурно от мысли, что мы на шли то же самое, из-за чего вся кровь Хранителя оказалась на траве кладбища. Не требовалось много воображения, чтобы представить грядущие беды.

Однако Гарретт вовсе не выглядел озабоченным. Он надавил на символ, медленно провел по нему ладонью и обернулся ко мне:

— Вон тот саркофаг. Скажи-ка, это в обычае у твоих братьев — хоронить не принадлежащих Ордену рядом с достойнейшими мужами?

Я непонимающе посмотрел на него.

— Конечно, нет.

— Тут похоронен не хаммерит.

Я опять уставился на него, затем подошел туда и понял, что не смогу прочесть надпись на крышке, потому что это были письмена Предков. Также отсутствие на ней изображения молота явилось бы святотатством для любого хаммерита. И еще — хотя саркофаг был изготовлен из того же камня, что и остальные, однако выглядел намного древнее. Я уже больше ничего не понимал.

— Думаю, он уже стоял здесь, прежде чем была возведена ваша церковь. Может, он даже стал той причиной, по которой основали монастырь. Либо он, либо то, что находится за дверью.

— Что тут написано?

— Лишь то, что покойника звали Аристайдес и он был Магом.

— Магом?

Гарретт подошел поближе, глядя на меня.

— Да. Давай-ка глянем, хорошо ли ему там.

На несколько долгих мгновений я просто потерял дар речи. Он уже взялся за крышку с другой стороны.

— Ну и чего ты ждешь?

Осквернение могил вообще было не моим призванием, я боялся страшного наказания в судный день. К тому же (и это, кажется, было основной причиной) мысль о том, что восьмисотлетняя мумия может вцепиться мне в глотку, внушала парализующий ужас. Но требовательный взгляд Гарретта было нелегко выдержать. Поэтому я ухватился за крышку в надежде, что Строитель смилостивится надо мной в виду необходимости данного поступка и мумия будет не очень раздражена нарушением ее покоя.

Плита была не такой толстой как остальные, но все равно казалось, что мой крестец сейчас треснет от натуги, когда наконец ее удалось оттолкнуть в сторону и она с глухим скрежетом соскользнула на землю. Было страшно заглядывать через край, но поскольку изнутри не исходило никаких звуков, я все же решился.

От великого Аристайдеса мало что осталось. Хотя идущий снизу холодный воздух препятствовал проникновению в саркофаг пыли, однако за столетия ее все же накопилось немало. Несколько бурых клочков материи были когда-то частью длинного балахона, а кучки костей образовывали контуры человеческого тела. Почерневшая кожа туго обтянула голый череп, из-за чего рот словно был открыт в немом крике под темной пустотой глазниц. Я хотел отвернуться, но Гарретт еще не закончил осмотр саркофага.

То, с какой естественностью и скрупулезностью он обыскивал жалкие останки человека, приводило в изумление. Например, древнее золотое кольцо, вроде бы совсем не имевшее никакого отношения к нашему делу, молниеносно и без всяких слов скрылось в его кармане, а Гарретт вопросительно взглянул на меня — мол, чего стоишь? — и продолжил работу. Переборов отвращение, я перегнулся через край и самыми кончиками пальцев начал разгребать прах. Мага похоронили вместе с цепью и невзрачно отделанным кинжалом. Я передал обе вещи своему спутнику, который их подробнейшим образом осмотрел. Цепь последовала вслед за прочими вещами куда-то под плащ, а вот кинжал вызвал больше интереса, вор провел по острию сложенными кончиками пальцев и на лице его отразилось немое восхищение.

Меня ужаснуло, когда он схватил то, что осталось от правой руки трупа, приложил костяной указательный палец к краю саркофага и провел по нему кинжалом. Лезвие прошло как сквозь масло, кости даже не шелохнулись, просто распались на две части, как будто не требовалось ни малейшего усилия, чтобы рассечь их. Теперь и меня охватило любопытство и я осмотрел оставшуюся часть пальца — снаружи она рассыпалась, но внутри была еще твердой. Как мог кинжал столько лет оставаться острым? Нет, как вообще он мог быть таким острым?

Гарретт бросил на пол отрезанную кость.

— Тебе еще повезло, что не наткнулся на лезвие, пока шарил там.

Еще хорошенько пощупав то место, где торчала рукоять кинжала, он извлек на свет божий ножны к нему, которые, если не принимать в расчет их запыленность, выглядели как новенькие. То, что они были изготовлены не из обычной кожи, стало ясно сразу, но обе эти вещицы идеально подходили друг другу. Гарретт вставил кинжал в ножны и отряхнул их от пыли. Поскольку в склепе больше не было ничего ценного и уже начало смеркаться, мы вскарабкались наверх, я безо всяких усилий, он — с большим трудом, чего и следовало ожидать. Может быть, удастся уговорить его позволить более тщательно обработать рану. Сложным, заученным движением Гарретт выдернул из балки плющ-стрелу (как он сам ее называл) и лиана пропала, будто ее и не было. Я, конечно, имел полное право с презрением отвернуться, однако также не мог не поразиться языческой магии.

Мы вышли из церкви Св. Квинтуса и сразу оказались на снегу, который выпал за время нашей экспедиции и сейчас продолжал сыпаться из плотных облаков. Задержись мы с нашим походом сюда — и тогда все доказательства преступления скрылись бы под белым покрывалом и были бы смыты потоками воды во время оттепели. Но мне все равно было радостно оттого, что белые снежинки мягко ложатся на землю, скрывая следы чудовищного убийства.

13

На обратном пути Гарретт решил нанести визит Артемусу и показать найденный кинжал. Стражи у входа так же неприветливо впустили нас и я был рад повернуться спиной к их злобным взглядам. У Артемуса в комнате было довольно светло и я встал поближе к камину, в то время как Гарретт очень коротко и сжато поведал Хранителю о нашем походе.

— Совершенно ясно, что он не ожидал нападения. Кто или что стало причиной смерти — неясно, повсюду только его собственные следы за исключением лишь одного опаленного куска земли.

— Опаленного?

— Как раз в центре того места, где он лежал, вот такой величины. — она показал размер черного пятна с помощью большого и указательного пальцев. — Кто вообще его нашел?

— Несколько поселян с того берега озера. С тех пор они думают, что на церкви Св. Квинтуса лежит проклятие.

— Ну, тут они совершенно правы. Где сейчас тело?

Мне показалось, что я ослышался. Уж не хочет ли он осматривать труп двухнедельной давности? Но тут же вспомнил, что мы только что ворошились в останках восьмисотлетней давности и притих.

— Мы положили Горана в зимней кладовой во дворе. Почва настолько промерзла, что нет возможности похоронить его.

— Ага.

Хвала Строителю, труп хотя бы промерз насквозь. Я призывал на помощь все свое самообладание, чтобы не идти в кладовую и не участвовать в этом осмотре, прекрасно при этом сознавая, как мало значили мои желания. А Гарретт уже рассказывал о символе на стене склепа. Он описал его Артемусу, потом быстрыми уверенными штрихами изобразил на бумаге, воспользовавшись подставкой для письма. Артемус тщательно рассмотрел рисунок, однако был в недоумении.

— Не припоминаю, чтобы хоть раз видел нечто подобное. Надо будет посмотреть в библиотеке.

Кинжал же удивил Хранителя сверх всякой меры, он осматривал со всех сторон оружие и его ножны, потому что до сих пор не встречал подобной вещи.

— Кажется, вполне обычный кинжал, но выглядит так, словно был сделан только вчера. А клинок острее всего, что мне доводилось видеть. Никогда не читал о таком оружии.

— Оно не случайно было спрятано там внизу. Думаю, что все в этом склепе было не случайно. Выясни, что находилось прежде на месте монастыря.

— Прежде?..

— Мне кажется, Орден пытался таким образом защищать или охранять нечто.

Ариемус, некоторое время подумав, ответил:

— Вероятно, будет сложно раздобыть подробную информацию об этом времени. Слишком мало книг сохранилось до наших дней, и еще меньше людей, способных их читать. Насколько я знаю, не сохранилось никаких хроник той эпохи, а если бы и существовали, то речь в них шла бы исключительно о сильных мира сего. Как тебе известно, Совет пытается отыскать собственное решение проблемы. Полагаю, они догадываются, что я пригласил тебя не из-за старой дружбы, и поэтому не одобряют такое самовольничество. Но до тех пор, пока у них на руках нет никаких доказательств, они будут мириться с этим. Тем не менее я уверен, что Первый Хранитель намеренно отказывает мне в получении информации определенного сорта.

По кислой физиономии Гарретта было ясно, что Первый Хранитель не принадлежал к почитаемым с его стороны персонам, но он промолчал и Артемус продолжил снова:

— Старая Библиотека в городском монастыре хаммеритов могла бы послужить хорошим местом для поисков. Но даже не всякому Мастеру открыт туда доступ, а еще ее охраняют как зеницу ока.

— Придется немного изменить правила, — вздохнул Гарретт.

Я сразу навострил уши, когда речь зашла о знаменитой Старой Библиотеке. Мартен рассказывал, что братья охраняли там неизмеримую кладезь самых различных знаний и только достойнейшие имели право там находиться. Любого чужака, посмевшего хотя бы прикоснуться к драгоценным книгам, немедленно казнили на месте. Смутное подозрение, что скоро я стану участником еще более мерзкого святотатства, заставило меня мысленно помолиться о спасении души.

Тем временем Гарретт и Артемус изучали кольцо с цепью и в конце концов пришли к общему мнению, что это вполне обычные, не таящие в себе никакой магии драгоценности. Однако Артемус изъявил желание оберегать их и куда-то запер. Кинжал остался у Гарретта.

— А теперь быстренько представь меня Хранителю Горану.

— Выйдет не очень хорошо, если нас увидят там. Ты же знаешь, во всех вопросах, касающихся тебя, Совет стоит не на моей стороне. Разумеется, на тайном пути ты можешь также использовать обходной путь. Но никто при этом не должен тебя видеть.

Я надеялся, что Гарретт снова начнет говорить, что с таким спутником ему это не удастся, но в этот раз не произошло ничего подобного. Может, он считал, что так я быстрее научусь реагировать на внезапные обстоятельства, которых так и сяк было не избежать. Распрощавшись с Хранителем, он подтолкнул меня к двери, прекрасно зная, как мне не хотелось идти. Вот вам и железное решение — не ходить в кладовую вместе с вором.

Коридор за дверью был пуст, но Гарретт решился подстраховаться на тот случай, чтобы никто из соседних комнат не заметил, как мы вышли. Он затолкнул меня как безмозглого щенка в одну из нескольких ниш, тянувшихся вдоль прохода и в которых из-за наступающего вечера лежали густые тени. Хотя и было непонятно, к чему все это, я тем не менее все безропотно выполнял, потому что мог себе представить, насколько неприятен в обращении мог стать Гарретт в случае непослушания.

Спустя несколько коротких секунд все стало ясно. Стража пересекла коридор, не заметив нас. Я решил, что мы сразу рванемся с места, как только они скроются за дверью на другом конце, но его рука крепко сжала мне плечо при попытке шагнуть вперед. Мы опять неподвижно замерли. Стража вернулась из своего кругового обхода, снова исчезла, затем появилась. Понятно, он прикидывал то время, за которое они делали полный круг.

Когда стражники проделали все в четвертый раз, Гарретт легонько подтолкнул меня и мы тихо пробежали у них за спинами через дверь. В следующей комнате я снова был не особо вежливо втолкнут в темный угол, пока он не убедился, что дальше можно следовать незамеченными. Он чутко следил за тем, чтобы никто не оказался поблизости во время наших марш-бросков, ведь я был просто не в состоянии так быстро и беззвучно передвигаться, как ни старался. Ноги заплетались, а одежда так громко шуршала, что создавалось впечатление, будто весь дом нас слышит.

Тем не менее мы тайком добрались до лестницы. Гарретт спрятал меня под подставкой для письма, загасив большим и указательным пальцами пламя горевшей там свечи и подал знак — не шевелиться, затем растаял среди теней и скользнул вниз по ступенькам. Я уперся спиной в стену, но в этом скрюченном положении скоро заболели ноги, пришлось обхватить руками икры, чтобы снять напряжение. Куда же он делся? Шаги стражей, за которыми мы следили, прогромыхали по лестничному пролету, потом, пройдя мимо, они чуть не задели подставку и едва не наступили на край моего плаща, который, к моему неописуемому ужасу, выглядывал наружу. К счастью стражник не обратил на это внимания, потому как разозлился из-за потушенной свечи. Он что-то пробурчал про «проклятый сквозняк» и болезни, которые можно из-за этого подцепить и потопал дальше. Я тут же рванул край плаща к себе.

Текли бесконечные минуты ожидания, я сидел, сгорбившись, едва осмеливаясь дышать и постоянно прислушиваясь, пытаясь уловить какое-либо движение на лестнице, возвещавшее о возвращении Гарретта. Но тот, очевидно, наблюдал внизу за стражами, чтобы проложить дальнейший курс, по которому позже спокойно мог меня провести.

Затем послышались голоса — мужчина и женщина поднимались вверх по лестнице, и их лица внезапно оказались как раз на уровне моих глаз. Сердце екнуло в груди, кода я что было силы вжался в дальний угол своего укрытия. Но они были сильно увлечены своей беседой и ничего не заметили, остановившись перед подставкой. Я проклинал свое положение, мышцы на ногах готовы были лопнуть, скрюченное тело прижато к стенке, с огромным трудом, полностью сконцентрировавшись на осторожности, удалось сделать вдох. Обязательно надо было встать именно здесь и завести болтовню?

— Диву даюсь, как это ему еще разрешено приходить сюда, — сказал мужчина приглушенным голосом.

— Он всегда был очень полезен нам, — тихо отвечала женщина. — Кроме того, не стоит забывать, что упускать его из виду еще более опасно.

— Этого не произойдет, мы знаем о каждом его шаге.

— Но он усовершенствовал свое мастерство. Хранитель Сикстус сознался, что упустил его несколько дней назад. Даже не желаю знать, со сколькими из нас произошло то же самое, а они умолчали об этом. А если однажды мы не найдем даже следов? Ведь в его силах дать ход таким событиям, последствия которых даже нельзя себе представить.

Мужчина хотел было возразить, но оборвал себя на полуслове и они поприветствовали проходивших мимо стражников, после чего продолжили беседу.

— Вы, кажется, забыли, что он уже успел наделать. Его следовало бы раз и навсегда вывести из игры. Не вмешайся он тогда, Обманщик не обрел бы силу.

У меня перехватило дыхание. Это они про Гарретта? В желудке неприятно запульсировало и на мгновение я забыл про боль от скорченного состояния. Что у него общего с Обманщиком, который принес столько несчастий моей семье?

По всей видимости женщине не понравились подобные рассуждения.

— Вы же знаете, что так было предначертано. Только таким способом можно было навечно устранить Обманщика. И кроме того, он не ведал, какие последствия повлекут за собой его поступки.

— Он слишком часто вмешивается в разные дела и этим угрожает Равновесию.

— До сих пор он был именно тем, кто удерживал его, хотя сам и неподвластен Равновесию. Вам известно, что имя его фигурирует во многих пророчествах.

Мужчина вздохнул, тем самым признавая свое поражение в споре.

— Именно это меня и беспокоит.

Когда стража делала новый круг мимо моего убежища, эти двое тоже пошли дальше и я, измученный, смог наконец передохнуть. Гаррет, оказывается, все время был здесь. Когда лестница опустела, он выступил из тени и я на дрожащих ногах послушно поплелся вниз. До двора оставалось уже недалеко, но здесь патрулировали двое стражников, от которых мой спутник сумел искусно уклониться, так что мы незамеченными выскользнули во тьму. Навстречу сразу же ринулся холодный воздух. Вроде бы во дворе никого не было, но Гарретт не доверял тишине. Целую вечность мы стояли, прижавшись к холодной мрачной стене и выжидая, а потом он, все время находясь в тени (совсем как Артемус при нашей первой встрече), проскочил за массивную деревянную перегородку. Я, стараясь быть как можно тише, крался по пятам. Достигнув двери, он знаками велел мне спрятаться в темном углу и не спускать со двора глаз, а сам, опустившись на колени, орудовал в замке каким-то причудливо выглядящим инструментом. Через секунду послышался щелчок и дверь сама собой отворилась.

Я было вытаращил глаза, но вор не дал времени на удивление, потащил за собой через дверь и запер ее. Внутри было еще темнее чем во дворе и мертвая тишина как бы напоминала о нашей цели. Маленькая заледеневшая кладовка не имела окон, в ней стояли только носилки с покойным. Гарретт зажег стоящую у изголовья свечку и я содрогнулся, потому что никогда еще не видел такой кошмарной раны. Грудная клетка мужчины, с тела которого Гарретт без проволочек стянул покрывало, была вся изодрана в клочья, словно тогда на кладбище на него напала свирепая хищная тварь. Даже мне было видно, что внутри кое-чего не хватало. Это не было похоже на работу клинка, скорее на воздействие некой невообразимой силы. Гарретт лишь коротко взглянул на весь этот ужас, снова подтянул покрывало и оценивающе посмотрел на меня. Удостоверившись, что я не падаю в обморок, снова повернулся к мертвецу. Лицо мужчины было искажено гримасой агонии, помутневшие глаза полуоткрыты, однако на пепельной коже нигде не было заметно обычных в этом случае трупных пятен, которые мне за свою короткую жизнь слишком часто довелось увидеть. Труп выглядел полностью обескровленным, что нисколько не удивляло. Внезапно насторожившись, Гарретт нагнулся к мертвенно-бледному лицу. Казалось, он что-то обнаружил на лбу под волосами, потому что откинул их в сторону. Борясь с отвращением и одновременно сгорая от любопытства, я подступил ближе.

То был очень странный знак, напоминавший какую-то букву, но ни мне, ни Гарретту она была неизвестна. Нечто вроде косо стоящей «V», при этом у одного из ответвлений примерно посередине под прямым углом отходил короткий штрих, так что получился неправильный зигзаг.[9] Знак размером с ноготь моего мизинца казался выжженным на коже, находился высоко на лбу и был почти скрыт волосами.

Труп промерз насквозь и его конечности заледенели, поэтому Гарретту пришлось сесть на корточки, чтобы изучить его руки. Здесь снова было кое-что необычное — кончики пальцев и часть кожи ладоней почернели, как будто Горан уперся руками во что-то пылающе-раскаленное или пытался от этого защититься. Он осмотрел весь труп, но не нашел новых ран.

В конце концов вор загасил свечу и глаза долго привыкали к разлившейся чернильной темноте. Гарретт, чуть приоткрыв дверь, через щель выглядывал наружу. Лишь спустя несколько минут он счел ситуацию подходящей для обратного пути к входной двери. Прежде чем осторожно открыть ее, он долго прислушивался к звукам с той стороны. Комната позади была пуста, мы торопливо пересекли ее и, миновав лестницу, оказались в коридоре, ведущем к вестибюлю. Заслышав встречные шаги, я инстинктивно попытался шмыгнуть в темный угол, но вор с легкостью пресек эту попытку и абсолютно спокойно направился к выходу мимо стражника. Тот не уделил нам особого внимания, решив, что мы спустились по ступенькам, выйдя из кабинета Артемуса, после этого можно было беспрепятственно покинуть дом.

На обратном пути я все думал о подслушанном разговоре, от которого становилось тяжело на душе. Каким образом Гарретт, вольно или невольно, помог обрести силу Обманщику? Хотя Хранители не называли имени, я был почти уверен, что речь шла о нем. Неужто он тоже виноват в смерти моих родных и всех других людей?

Как обычно труся следом, я опустил глаза, не желая на него смотреть, зная, что вор заметил мою подавленность. Он также знал, что меня тяготит, хотя находился намного дальше от Хранителей во время беседы.

В каморке Гарретта я рассеянно принялся заниматься ставшим уже обязанностью делом — разжиганием огня в камине из гаснущих углей, потом мы молча поели. Кстати, съестные припасы уже заканчивались.

Когда он позже лег на кровать, устало закрыв на минуту глаза, я увидел, что повязка на плече вся пропиталась кровью. Поднявшись, я начал собирать принадлежности для обработки раны, затем без слов уселся на край кровати и стал снимать старые бинты. Он было дернулся от неожиданности, но затем без обычного сопротивления позволил себя осмотреть, наблюдая. Рана выглядела отвратительно — опять воспалилась и даже частично открылась. Когда я ее очистил и наложил остатки мази, Гарретт вдруг произнес:

— Они говорили обо мне, ты ведь из-за этого такой понурый, верно?

Я поднял глаза и посмотрел ему прямо в лицо. Казалось, он ждет от меня чего-то, проявления каких-то эмоций. Мне было страшно задавать вопросы, но еще больше ужасали возможные ответы.

Не дожидаясь слов (потому что опять все понял), он промолвил:

— Это правда. Он уже почти набрался сил, но именно я стал тем, кто принес ему нечто, окончательно восстановившее его былую мощь.

Я ждал оправданий или хотя бы объяснений, однако он счел их ненужными, снова молчал, глядя на меня.

— Зачем? — сумел выдавить я.

Молчание. Я заботливо перевязывал рану, когда он медленно выговорил:

— Это было ошибкой.

Больше ничего не было сказано, а я не пытался выспрашивать. Складывалось впечатление, что и сам Гарретт заплатил сполна свою цену. Я не знал теперь, что и думать. Не могу сказать, что он мне очень уж нравился, однако услышанное было хорошим поводом для настоящей ненависти и он это знал. Сев у огня, я смотрел на языки пламени, пока глаза не закрылись от усталости.

14

Проснувшись на рассвете, я задумчиво наблюдал за еще дремлющим Гарреттом. Судя по всему, ничего хорошего ему не снилось — на лбу собрались складки и он беспокойно ворочался. Я поднялся, тихо потряс его за плечо. Гарретт открыл глаза, уставился на меня неузнавающим взглядом, начиная потихоньку возвращаться к реальности. Потом провел рукой по лбу и снова ненадолго забылся, выглядя при этом очень уставшим, как будто сон еще больше измотал его.

Из жалких остатков той уймы съестного, что было куплено в прошлый раз, я сготовил скудный завтрак. Во время еды я сказал:

— Я хочу услышать всю историю.

По его быстрому взгляду стало понятно, что продолжения не последовало, попроси я об этом намного вежливее, но решил не сдаваться.

— Я должен услышать все, мои брат с сестрой погибли из-за этого!

— Знаю.

И тишина. Хотелось со всей силы стукнуть кулаком по столу, но чего этим добьешься? Толку никакого, как обычно. Как-то не верилось, что ему все так безразлично, как выглядело со стороны. Но пробить брешь в его защите было нелегко, потому я молча ждал. Он наконец вздохнул, откинувшись назад, и сказал:

— Как-нибудь расскажу, но только не сейчас.

Глядя на поверхность стола, я понял, что тема исчерпана, но позже я буду снова и снова задавать тот же вопрос, пока Гарретт не сдастся. Я просто должен был знать, что тогда произошло, ведь иначе я утрачу к нему всякое доверие, а этого почему-то не хотелось.

Мы в этот раз вышли наружу лишь за покупками. Наверное, выдался самый холодный за все прошедшие недели день и я даже радовался, что Гарретт не планировал сегодня никаких грандиозных экспедиций. Но это оказалось ошибкой — просто он не хотел ничего предпринимать засветло и велел мне по приходу домой отдыхать, потому что ночью мы посетим Крепость Магов. Мысль о предстоящей прогулке морозной ночью мало согревала, хотелось чтобы вечер не наступил как можно дольше.

Гарретт сел за стол и что-то большее время записывал. В один из моментов он поднял взгляд и сунул мне в руки тяжеленную объемистую книженцию. На ее металлическом переплете красовался символ в виде шестерни.[10]

— Тебе еще много чего предстоит прочитать. Лучше поупражняйся-ка с этим, тебе должно понравиться. — он одарил меня странной усмешкой.

Прочитав всего несколько строчек, я с изумлением убедился, что это были записи предводителя Механистов — Карраса, название было «Книга новых догматов веры».[11] Я уже слыхал о том, что эта секта придерживалась крайне экстремальных концепций, но считалось, что все существовавшие письменные формы их постулатов с годами были уничтожены.

Книги Ордена тоже были не особенно разборчивы в выборе слов, когда речь шла о наказании за грехи, о жизненном укладе верующих или о борьбе с еретиками. Но это творение, как мне скоро стало ясно, являлось исключительно порождением больного воображения безумца. Его тезисы были самыми радикальными из всех известных мне, он отрицал все естественное, дарованное от природы и с тупым упорством провозглашал абсурдную механическую реальность идеалом своей веры. Столько раз там воспевался абсолютный вздор о совершенном мире без живых существ! Я мог бы даже рассмеяться, если б не знал, как могуч и влиятелен некогда был этот человек. Последовательное воплощение в жизнь этих тезисов означало полное уничтожение человечества и вообще всего живого. Не удивительно, что Каррас был еще более чем мой Орден беспощаден к язычникам, потому что те обожествляли природу. Он с таким воодушевлением описывал кровавые расправы над ними, что даже мне, ненавидящему и презирающему слуг Обманщика согласно законам веры, это показалось отвратительным.

Орден и братьев он считал чем-то мелким, незначительным, ведь свои уставы казались Каррасу идеальными. Он самозабвенно восторгался механическими «детьми», которые и были теми самыми совершенными существами. Именно с ними он намеревался пребывать в вечности.

Когда я ненадолго оторвался от книги, то убедился, что читаю бегло и без всяких проблем, и это почти целый час! Содержание было настолько увлекательно и одновременно пугающе, что трудности с разбиранием букв как-то сами собой позабылись.

В то время мы едва избежали беды, потому что поля вблизи Города опустели, а урожаи были намного хуже чем в предыдущие годы. Голод подступил уже совсем близко, но люди не разглядели в этом никакой связи с Каррасом, дела и так шли из рук вон плохо. Лишь теперь я осознал, в какие беды мог ввергнуть нас этот человек, хотя и не совсем было ясно, каким образом он планировал истребить все живое. Но его собственные высказывания касательного этого страшного плана казались успокоительно-самоуверенными, как будто Каррас нашел решение некой сложной «проблемы». Человек, изготовивший толпы искусственных существ, в любом случае стал бы искать путь для уничтожения истинной жизни.

Итак, книга была примером того, на что способна слепая вера. Увлекшись, я сразу не заметил, что Гарретт следит за мной с легкой усмешкой.

— Занимательно, правда ведь?

— Не могу понять, почему многие последовали этому учению. Ведь он вел своих последователей к их собственному уничтожению!

— Об этой книжице они ничего не знают даже до сих пор. Каррас написал ее незадолго до смерти.

Совсем сбитый с толку, я разглядывал металлическую обложку в своих руках. Неужто собственноручно Каррас написал сей безумный труд и данный экземпляр был единственным? А Гарретт, значит…

Он сразу же понял мой безмолвный вопрос.

— Да мы немножко повздорили. По какой-то причине я был для него как бельмо на глазу.

Да уж, легко было представить. Желая узнать об этом побольше, я как можно осторожнее (чтобы он опять не задернул шторы) сформулировал вопрос:

— Значит, он покончил жизнь самоубийством?

Усмешка Гарретта стала чуть-чуть ироничной.

— В принципе можно и так сказать. Он сам вызвал свою смерть, правда, не зная об этом.

— Откуда Вы все это знаете?

— Скажем так, я был к этому некоторым образом причастен.

— Здесь написано, что он хотел искоренить жизнь. Но как?

Вор глубоко вздохнул.

— Он и вправду мог это сделать с помощью изобретенного им разрушающего ядовитого газа.

Смутное подозрение о том, как погиб сумасшедший и кто тому был виной, зашевелилось у меня в голове. Гарретт опять вернулся к своему занятию, это означало конец разговора. Я же снова углубился в книгу, оставив его в покое.

Начало смеркаться и мы приготовились идти в Башню Магов. Гарретт очень серьезно велел мне быть осторожным, Маги — могучие соперники, возможно сильнейшие из всех. Они будут мало обрадованы нашим приходом в Башню, в особенности потому, что имели честь познакомиться с Гарреттом при других обстоятельствах. Лишь благодаря Первосвященнику Маркусу эта встреча стала возможной. Человека, ожидавшего нас, звали Езекил и он был Магом Воздуха, что бы это ни означало. Никто кроме него не знал о нашем участии в этих событиях.

Выйдя из дома, мы окунулись в густеющие сумерки. Улицы были пусты — жгучий холод разогнал людей по домам. А до цели было ой как далеко, насколько я помнил по первой прогулке через Город.

В том самом пустынном переулке, примыкающем к рыночной площади, стояли, прислонившись к стене, три малоприятных типа и я с ужасом узнал Крысью Морду, от которого с трудом удалось убежать после посещения старины Бинка. У всех троих были кинжалы и луки, и я был уверен, что они с удовольствием находят им применение. Кажется, Гарретт тоже знал бандюг, потому как на лице его не читалось радости от этой встречи, а правая рука нырнула в карман плаща.

— Глянь-ка, — прогундел Крысюк неприятным высоким голосом. — Ты теперь берешь себе учеников?

— Чего тебе? У меня дела.

— Ройбен приглашает тебя побеседовать. — Он произнес эти слова с такой угрозой, что я, совсем как малое дитя, уже хотел спрятаться за спиной своего спутника. — Пошли.

Я знал, что теперь неприятностей не миновать. Голос Гарретта не изменился, когда он ответил:

— Передай, что у меня нет на это времени. Кроме того, ответ по-прежнему «нет» и он об этом знает.

Казалось, именно таких слов и ожидал Крысья Морда со товарищи. С видимой радостью он отлепился от стены, вытаскивая уже знакомый мне впечатляющий нож, то же самое проделали его дружки. Я пытался вытащить мой бесполезный кинжалишко, но со страху не мог даже пошевелиться.

Вожак хотел уже броситься на Гарретта и тут события начали разворачиваться с бешеной скоростью. Полыхнувшая яркая вспышка полностью ослепила меня на несколько секунд. Я слышал, как нападавшие сыпали проклятьями. Что-то плюхнулось на землю, суматошно подскакивая и странным образом пощелкивая. Рука ухватила меня за плечо и оттащила в сторону, я, беспомощно спотыкаясь, не сопротивлялся. Позади послышалось громкое шипение, а потом звук, как будто разом упали несколько тел. Зрение понемножку возвращалось ко мне и, обернувшись, я увидел, что Крысюк с друзьями весьма живописно распластались на земле. Они не были ранены, однако явно находились в стране грез.

Гарретт остановился, отпустил меня, затем направился к куче из человеческих тел. Он привычными движениями обыскал бандитов, попутно с завидной скоростью освобождая их от всего мало-мальски ценного и вернулся. Забрав у Крысюка лук и кинжал, он передал их мне, а я лишь растерянно таращился. Если бандит с крысьей рожей увидит меня со своим незаконным оружием, то приготовит из меня мелкий фарш. Однако гримаса Гарретта пресекала всякое желание спорить, я быстро пристегнул колчан с кинжалом и надел лук на плечо, а свой маленький кинжальчик положил рядом с грабителем. Крысюк закипит от бешенства, разглядев новое оружие. Даже несмотря на страх эта воображаемая сцена развеселила меня.

В спешке мы покинули переулок, потому что со сторону послышались чьи-то тяжелые шаги и наверняка поднялась бы суматоха, если бы кто-то наступил на бессознательные тела. Во время оставшейся части пути к Башне я задавался вопросом, как это Гарретту удалось разом вырубить троих здоровых мужиков, ведь он едва шевельнулся, стоя рядом. Любопытство раздирало меня, но вор был погруженным в раздумья и я решил дождаться подходящего момента. Исполинская Крепость Магов выросла перед нами и чем ближе мы подходили, тем массивнее она казалась. Она была отгорожена от внешнего мира непреодолимо высокой стеной, а охраняемые двумя стражами массивные деревянные ворота давали понять, что посетителей здесь не жалуют. Наверху, за деревянным ограждением в свете факелов можно было разглядеть силуэты других стражей на фоне ночного неба.

Не приближаясь к воротам, мы по широкой дуге обошли стену кругом. На обратной стороне Гарретт, защищенный тенью, остановился и огляделся, чего-то выжидая. Над нами послышались неторопливые шаги, наверное, стража на стенах делала очередной круг, затем они стихли. Тотчас же мой провожатый выпустил из лука вверх плющ-стрелу, которая точно угодила в деревянное заграждение и знакомая надежная лиана быстро спустилась к нам.

— Осторожнее, — прошептал мне Гарретт. — Если услышишь кого-нибудь там, наверху, замри и не шевелись, что бы ни случилось.

— Вы что, хотите вскарабкаться туда? Как же Вам это удастся? Ведь рука так никогда не заживет! — яростно прошептал я. Даже короткий подъем из того склепа в Св. Квинтусе свел на нет несколько дней лечения, а эти стены были вышиной с дом!

В полутьме он устало глянул на меня и, ничего не ответив, начал подъем. По неестественным движениям было заметно, с каким трудом и напряжением ему это удавалось, но он настойчиво лез дальше. Ему почти удалось добраться до настенного прохода, когда сверху снова послышались шаги. Тогда Гарретт замедлил движение и вжался в стену. Не знай я, что он там, ни в жизнь бы ничего не заметил.

Удалявшаяся стража тоже ничего не заподозрила. Последним мучительным он подтянулся и перелез через край.

Я без промедления двинулся следом. Но хотя и был отличным верхолазом, стена эта представляла трудное испытание даже для легковеса вроде меня — гладкая, без единой опоры для ног, а высота ее казалась бесконечной, когда поднимаешься вверх на шаг и при этом соскальзываешь на пол-шага вниз.

Когда наверху тяжело забухали сапоги, мне стоило немалых усилий приглушить свое загнанное дыхание и неподвижно замереть. К счастью, стража, ничего не услышав, прошла мимо. Было еще труднее снова начать продвижение и руки судорожно тряслись, когда я наконец достиг края стены. Гарретт, которому каким-то чудом удалось остаться незамеченным в тесном проходе, втянул меня за воротник через ограждение. Не дав времени на роздых, он потащил меня по темному коридору, мимоходом выдернув из стены свою нечестивую стрелу. Позади снова кто-то шагал и я всеми старался сдерживать дыхание и бежать как можно тише. Мы добрались до боковой лестницы и Гарретт толкнул меня в тени несколькими ступенями ниже, где я прислонился к стене, измученно хватая ртом воздух, а он осторожно озирался.

Отдышавшись, я тихо последовал за ним. Мы прошли через огромный сад — один из четырех, как выяснилось позже, ведь стены, лучами расходившиеся от Главной Башни, образовывали возле каждой угловой свой собственный внутренний двор. Тут произрастали диковинные растения, вместе с высокими кустами образующие целый лабиринт из проходов и закоулков. От зажженных на стенах факелов было светло. Хруст покрытой тонким слоем снега травы известил о приближении новых стражей и мы юркнули под защиту кустов. Странно одетый мужчина прошествовал мимо, ничего не заметив. По виду он сильно отличался от стражников — его платье было темным с вышитыми блестящими красно-желтыми узорами, на поясе покачивалась связка ключей. Рука Гарретта коснулась моего плеча, это означало — оставайся на месте. Он беззвучно выскользнул из тени позади мужчины и спустя несколько секунд вернулся назад уже с ключами. «Это наверняка облегчит нам путь», подумал я.

В этой части Крепости Магов стояла та самая Башня, которую в прошлый раз мне не удалось хорошенько разглядеть. Из чего же она все-таки сделана? Я даже не был полностью уверен в том, что этот материал — камень: гладкий, без всяких следов соединения блоков, сочного синего оттенка, кое-где с более светлыми вкраплениями.

Гарретт, проследив за моим взглядом, тихо шепнул:

— Каждая из Башен здесь посвящена одной из стихий. Это — Башня Воды. На твоем месте я бы туда не совался, там частенько случаются наводнения.

Я удивленно хлопал глазами больше оттого, что наконец-то услышал от него нормальную шутку, а еще знал, что сказанное было правдой. В полутьме зубы Гарретта сверкнули в кривой усмешке. Надо будет попозже попытаться подробно расспросить, был ли он уже внутри этой Башни и как все там выглядело. Теперь было понятно, что на западе находилась красная Башня Огня, южнее — Башня Земли глиняного цвета и, наконец, располагающаяся на севере белая должна была быть Башней Воздуха. Это и была наша цель?

Башня была отделена от сада высокой стеной с деревянными воротами, к которым со стороны вела лестница, поскольку ярко освещенный вход был расположен немного выше уровня земли. Свет исходил не от факелов, а от закрепленного наверху огромного кристалла. Я, разумеется, был поражен этим зрелищем.

В то время как мы тихонько сидели в засаде, еще один страж показался из двери и прошел через лабиринт зарослей. Он был одет так же, как и предыдущий, только на темной материи чередовались светло- и темно-синие узоры. Человек скрылся в Башне Воды.

Мне стукнуло в голову, что эти люди и есть Маги, а их способности различались тем, что каждый посвятил себя определенной стихии. Только что прошедший мимо мужчина был, очевидно, Магом Воды, предыдущий — Магом Огня, а на стенах караулили обычные люди.

В то время как я разбирал свои мысли, Гарретт зондировал сад и уже, видимо, примерно рассчитал время прохода туда и обратно часовых. Он весь подобрался, что служило сигналом и для меня. Оставив безопасное укрытие, мы быстро подошли по ступенькам к двери. Тут, в ярком свете, мы были легкой мишенью и если бы кто-то это заметил, сбежалась бы вся стража. Но, к счастью, в украденной связке было только четыре-пять ключей и второй подошел. Дверь открылась наружу и мы поспешно проскочили внутрь, ведь сзади уже кто-то приближался. Оказывается, я ошибался, приняв стену за часть здания, это была лишь узкая перегородка между двумя соседствующими садами. Широкая лестница вела наверх в верхние покои по направлению к Главной Башне, а напротив был другой вход. Маленький столик и пара стульев стояли у стены, кувшин с водой и пара кружек свидетельствовали о том, что караульные отдыхали здесь.

Было слышно, что на ступеньках кто-то был. Гарретт втянул меня под лестницу в темноту, как раз вовремя — вниз спустился лучник и пересек комнату. Немного постояв на месте и слегка при этом насвистывая, он снова удалился. Я предполагал, что мы выйдем через нижнюю дверь в другой сад, ведь там стояла Башня Воздуха, но у Гарретта, по-видимому, был намечен совсем другой план. Выйдя из укрытия, он схватил кувшин со стола, немножко наплескав на пол в направлении двери, из которой мы пришли, а потом, выглянув наружу, швырнул посудину в близлежащие кусты, при этом целый водяной каскад обрушился на ступеньки.

Он опять вовремя скрылся под лестницей прямо перед очередным появлением стражника. Было слышно, как мужчина удивленно остановился, заметив широко открытую дверь и лужи на полу. Обнаружив пропажу кувшина, стражник в цветистых выражениях начал костерить «чертовых слуг» и их проделки и, присматриваясь к брызгам воды, направился в сад. Мгновенно мы выскочили из-под лестницы и тихо взбежали по ступеням. На полпути находилась охраняемая дверь, ведущая в Главную Башню, а лучник, находящийся этажом выше, наверняка обозревал через бойницу сад и ворота. Теперь стало ясно, что если бы мы последовали по выбранному мной пути, то стрела не миновала бы такой легкой цели — про бойницы на стенах я даже и не подумал.

Мы застыли на ступеньках, разглядывая охраняемую площадку перед дверью, которая освещалась настенным факелом. Гарретт, почти не целясь, пусти в него водяную стрелу, раздалось шипение и стало темно. Стражник у двери чуть не грохнулся в обморок от неожиданности, потом попытался на ощупь найти факел, чтобы зажечь его снова. Гарретт спешил, ведь скоро должен был подойти лучник, да и другой часовой тоже не стал бы долго возиться. Мы прошмыгнули за спиной мужчины, который наткнулся на мокрую стену и страшно ругался, потом, вытащив оружие, начал искать незваных чужаков, правда двигаясь не в том направлении. Пока он в бешенстве бежал вниз по ступеням, Гарретт уже открыл дверь еще одним ключом из связки и заглянул внутрь, а я тем временем наблюдал за лестницей. Внизу яростно орали оба стражника. Я вздрогнул, когда Гарретт сдавил мое плечо и толкнул через дверной проем в Главную Башню. Комната, в которой мы теперь оказались, была огромна и там пока никого не было.

Мой спутник весьма невежливо задвинул меня в темный угол, запирая дверь. Еще секунда, и с другой стороны послышались громкие торопливые шаги и звук поворачиваемой ручки.

— Здесь вроде все в порядке! — крикнул стражник своему товарищу, затем шаги удалились. Гарретт, застывший рядом как изваяние, подал знак прижаться к стене и не издавать ни звука. Маг в зелено-коричневом облачении быстро пересекал зал, сопровождаемый мальчиком примерно тринадцати лет в точно такой же одежде. Они скрылись за одной из дверей и тогда мы продолжили свой тяжелый путь по помещению. В боковом проходе на головокружительную высоту уходила освещенная бесчисленными факелами винтовая лестница. Кажется, лишь несколько стражей патрулировали внутри Башни, поэтому мы без препятствий поднялись двумя этажами выше.

Перед толстой деревянной дверью Гарретт остановился, прислушался и тихо повернул ручку, но та была заперта. Вор в спешном порядке проверял ключи из связки, а я начал волноваться. Внизу слышался какой-то шум и было страшно глядеть туда — вдруг заметят? Тихое чертыхание за спиной говорило о том, что ни один из ключей не подошел.

Тогда Гарретт, скорчившись перед дверью, начал орудовать в замке тем самым загадочным инструментом, что еще во дворе дома Хранителей вызвал мое недоумение. Щелчок в замке подтвердил, что вор на верном пути. Однако ничего пока не произошло, лишь щелкнуло во второй, а затем и в третий раз. Шаги снизу приближались.

Мои ладони взмокли от пота, когда я с тревогой смотрел на лестницу. Кто бы сюда ни шел, он сейчас находился всего этажом ниже нас. Осторожно глянув вниз, я разглядел рукав униформы стражника, который, скучающе вздыхая, поднимался выше. Меня буквально разрывало от противоречивых желаний — бежать ли без оглядки или же попробовать как-нибудь отвлечь стража, как уже много раз проделывал вор? Его быстрый взгляд подтвердил, что замок был сложнее, чем казался. Быстро приняв решение, я наугад выудил одну стрелу из колчана, еще недавно принадлежавшего Крысюку — самую обычную, с широким металлическим наконечником — и не глядя послал ее куда-то вниз, уже слыша дыхание приближающегося мужчины.

Шаги смолкли, вроде бы он прислушивался. Я молился, чтобы стражник клюнул на эту приманку. Через несколько бесконечных секунд шаги удалились в направлении раздавшегося звука. Я перевел дух и, обернувшись, увидел ехидно улыбающегося Гарретта. Он в ожидании прислонился к косяку широко распахнутой двери. Я с досадой почувствовал, что краснею до ушей и последовал за ним.

Сейчас, наверное, мы угодили в личные апартаменты Магов и в этот поздний час длинный коридор пустовал. То, что здесь не было стражи, не говорило о недостаточных мерах безопасности, а лишь свидетельствовало о мощи самих хозяев. Это беспокоило намного сильнее, чем часовой возле каждой двери, а им не было числа. Я растерянно озирался, но Гарретт, видимо, точно знал, где искать Езекила. Он двигался по коридору быстрыми бесшумными шагами, так что я едва поспевал за ним, и целеустремленно направился к одному входу.

Мы почти добрались, как вдруг рядом со мной раздался внезапный шум и распахнулась дверь. Я застыл на месте, услышав строгий голос:

— Кто Вы такой и что здесь делаете?

Голос принадлежал обладательнице хрупкой фигуры, стоявшей в дверном проходе и недобро смотревшей на меня. Я совсем растерялся — с одной стороны потому, что так внезапно столкнулся с ней лицом к лицу, а мой спутник куда-то испарился, а самое главное, потому что ее красота очаровала меня с первой же секунды.

Она была примерно моего возраста и на целую голову ниже, что никак не вредило ее самообладанию. Судя по одежде, юная особа принадлежала к Магам Воздуха или являлась по крайней мере неофитом: белоснежное платье с тонким светло-синим узором, так странно контрастирующее с ее темно-карими глазами и ниспадающими, матово поблескивающими каштановыми волосами. Кожа была белой как фарфор и вообще девушка казалась беззащитной и хрупкой. Но воинственный настрой и огонь ярости в глазах говорили о том, что впечатление это обманчиво и, кажется, она всерьез намеревалась доказать мне, что совсем не беспомощна.

Природа не наградила меня тем особым шармом, что был у Мартена, не говоря уж о заурядной внешности. Кроме того, весь мой опыт общения с противоположным полом ограничивался моими матерью и сестрой, поэтому одного ее взгляда было вполне достаточно, чтобы превратить меня в тупого быка с нашего двора. Я пытался ответить хоть что-то осмысленное и не особенно в этом преуспел, пробормотав бессвязную чушь. Она глядела на меня как на полного идиота, видимо решая, позвать ли стражу или прямо сейчас разнести меня в клочья.

— Все в порядке, Дана,[12] — раздался голос позади. В том самом проходе, куда направлялся Гарретт, стоял Маг, успокаивающе подняв руку. — Я ожидал этого юношу и его господина.

Повернувшись ко мне, он промолвил:

— Входи.

И я вошел, хотя это выглядело как бегство — во-первых, было радостно от того, что с помощью магии меня не обратили в облачко безвредного пара, а во-вторых было ужасно стыдно. Просторная комната напомнила мне кабинет Первосвященника Маркуса — море книг, подставец для чтения, письменный стол у высокого окна и несколько кресел вокруг камина. С легким негодованием я увидел, что Гарретт уже уютно расположился в одном из них. Он скорчил ироничную гримасу в ответ на мой упрекающий взгляд:

— Не хотел испортить тебе свидание.

Дана вошла следом за мной и теперь изучающе его разглядывала, затем, уперев руки в бока, выжидающе остановилась у стены. Езекил, дружелюбно посмотрев на меня, указал на место у камина. Это был старый высокий мужчина со светло-серыми глазами. Когда он улыбался, множество мелких морщинок появлялись вокруг глаз и рта, что характеризовало его как человека, который много и охотно смеялся. Мне он сразу понравился. Его огромные руки, сначала показавшиеся неуклюжими, постоянно находились в движении.

Заняв место рядом с Гарреттом, я избегал недоверчивого взгляда Даны, потому что ужасно стыдился своего комичного поведения.

— Дана моя Ученица и ей можно доверять. Поскольку она уже заметила вас, нет никакого смысла скрывать то, зачем вы пришли. — Езекил со вздохом уселся в крайнее кресло.

— Да теперь все равно, по-моему весь мир уже об этом знает, — резко ответил Гарретт, смерив Ученицу Езекила ядовитым взглядом. Но Маг не принял слова вора близко к сердцу.

— Она может пригодиться. Но давайте вернемся к нашей проблеме, если Вы не против. Маг Самуэль был убит несколько дней тому назад, причем здесь, в этой Башне, которую спокойно можно назвать надежным местом.

Гарретт приподнял бровь, что заставило Езекила рассмеяться.

— Человек с Вашими талантами, да еще и с учеником в придачу, разумеется, не в счет.

Мне отчего-то понравилось, что он принял меня за ученика Гарретта, хотя это и не было правдой.

— В действительности в этих стенах никогда не случалось краж, за исключением того единственного раза пару лет тому назад… — Маг многозначительно улыбнулся моему спутнику. — Но убийство? Нет, никогда прежде. Причем такого рода…

Я легко мог себе представить, что имелось в виду. Зрелище изуродованного трупа Хранителя Горана еще живо стояло перед глазами.

— Где его нашли? — поинтересовался Гарретт.

— В подвале, в комнате для экспериментов. Она находится…

— Я знаю, где.

— Прошу прощения. Вам там вряд ли что удастся отыскать, там хорошо прибрались.

«Хвала Строителю», подумал я, однако затем последовал неизбежный вопрос:

— Где труп?

— В одной из урн нашего склепа. Вчера его сожгли.

Лицо Гарретта перекосилось от досады, а Езекил продолжал:

— С этим я не мог ничего поделать. Таковы традиции — тело Мага предается огню самое позднее через четыре дня после смерти. Но, возможно, описание ран Самуэля будет Вам полезно. Я все запечатлел в малейших деталях.

Поднявшись и подойдя к письменному подставцу, он вытащил из стопки бумаг нужный листок. Там были затейливо выведены буквы, а также красовался хорошо знакомый мне рисунок. Он изображал контур человеческого тела с пометками в области лба и сердца.

— Разрешите мне продолжить, — произнес Гарретт. — Сердце было вырвано и кровь каким-то образом полностью вылилась, хотя непонятно, как она после этого могла вообще течь. На лбу был маленький, будто бы выжженный символ. Жертва явно не двигалась после гибели, также не обнаружилось никаких следов убийцы. На полу под телом было обугленное пятно.

Езекил оторопело уставился на него.

— Все верно, за исключением того, что упомянутое Вами пятно находилось не на полу, а на стене. — Я поймал заинтересованный взгляд Даны и тут же потупил взор.

— Я хотел бы осмотреть комнату.

— Есть еще кое-что. Дверь была закрыта и пришлось ее выломать, когда мы заметили сочащуюся из-под нее кровь. Ключ торчал с другой стороны.

— А что он там вообще собирался делать?

— Это никому неизвестно. В комнате был жуткий беспорядок. Все приборы были повреждены и опрокинуты, а между ними валялись дохлые крысы. Странно, здесь уже долгие годы было не видать этих бестий, ведь Магам Огня было разрешено применить против них Волшебный пожар. Может быть, он экспериментировал с крысами… Из его заметок я знал, что он общался с Хранителем Гораном. Они пытались разобраться с одной древней легендой.

— Где эти записи?

— В его комнате. Насколько мне известно, другие Маги ничего не трогали, лишь я осмотрел его имущество.

— Что Вам известно об этой легенде?

— Вполне обычная вещь.

— И что за обычная вещь?

— Примерно восемьсот лет назад, во времена возведения этого здания, произошла стычка между нашими Предтечами и неким Магом-отступником. Сказано, что он мог черпать огромную силу из некоего источника, что помогло ему добиться владычества над людьми. Он стал тираном и правил долгие годы, пока Братство Руки не сокрушило его.

— Были ли еще случаи, когда Ваше Братство открыто вмешивалось в политику?

— Нет. Вы правы, все это очень необычно. Возможно, решение было принято потому, что он был одним из наших.

— Как благородно. Мне думается, тут есть кое-что еще.

— Может быть, но очень сложно выяснить, так ли это. Нет никаких записей событий тех времен, во всяком случае таких, о которых я слышал. Все-таки почти тысячелетие минуло с той поры, то, что случилось на самом деле, наверняка обросло небылицами.

— Вам знаком символ, находившийся на лбу покойного?

— К сожалению, нет.[13] Но я буду усердно искать данные о нем.

— Как Вам это? — Гарретт достал кинжал и передал его Езекилу. Тот непонимающе разглядывал оружие.

— А что такое?

— Он из эпохи этого самого Тирана. Точнее из могилы Мага по имени Аристайдес.

— Аристайдес?.. Имя это мне о чем-то напоминает… Так, говорите, кинжал принадлежал ему? Но он выглядит как новый.

— В том-то и дело, он острый как бритва.

Езекил вытащил кинжал из ножен и проверил остроту клинка, но недостаточно осторожно и теперь удивленно рассматривал свой кровоточащий палец.

— И впрямь чудеса, наверняка оружие было изменено магическим образом. Но зачем?

— Понятно зачем, это же кинжал.

— Очень сложно так сильно изменить свойства оружия. Это никогда не делается без причины. Клинок был изготовлен с определенной целью. Откуда он у Вас?

— Из склепа Св. Квинтуса.

— Вы же сами сказали, что из могилы Мага?

— Верно.

— Могила Мага в церкви хаммеритов?

— Вы сказали, что членов Братства после смерти сжигают. Этот обряд возник не так давно?

— Нет, это старая традиция. Мы верим, что тогда душа быстрее покидает тело, а покойный очищается и освобождается. Новое возрождение возможно лишь после уничтожения бренных останков.

— Возрождение, говорите? Тогда понятно, почему Аристайдес не был сожжен.

Пелена упала у меня с глаз, про это я как-то и не подумал. Езекил смотрел на Гарретта в еще большем изумлении чем прежде.

— Вы хотите сказать, что там вместо урны стоит саркофаг? Неслыханно. Это может лишь означать, что Аристайдеса хотели навеки связать с его мертвой оболочкой.

— Наказание?

— Да… и ужасное.

— Но это не выглядит как наказание. Труп погребен со всеми почестями, насколько можно судить.

— Я должен поразмыслить над этим.

— А я хотел бы осмотреть комнату для экспериментов.

— Я позабочусь о Вашем беспрепятственном пути туда.

Гарретт поднялся и я, покоряясь судьбе, тоже. То, что комната не была залита кровью и не нужно снова рассматривать еще один жутко изуродованный труп, обнадеживало. Но у Гарретта были другие планы на мой счет.

— Нельзя ли показать моему Ученику — это слово было произнесено с особой иронией — комнату и записи покойного?

— Само собой. Дана проводит его туда и поможет во всем.

У меня внутри все перевернулось. Остаться наедине с ней? Езекил кивнул Дане, которая отделилась от стены с непроницаемым лицом. Выглядеть более незаинтересованной в предстоящей процедуре было нельзя.

— Помни, что никто не должен его видеть, — добавил напоследок ее учитель и они с Гарреттом покинули комнату.

15

Остаться с Ученицей Езекила один на один? К такой ситуации я был подготовлен еще меньше, чем к нападению всех окрестных зомби. Она не удостоила меня взглядом, прошествовав к двери, на секунду выглянула — убедиться, что коридор пуст, а затем сделала подчеркнуто небрежный жест рукой, что означало «следуй за мной».

Я сделал как было велено и она провела меня двумя дверями дальше в комнату, как две капли воды похожую на комнату Езекила. Там было холодно по причине давно нетопленого камина. Дана прошлась кругом, зажигая потухшие светильники. Я оглядывал комнату, изо всех сил пытаясь показать ей, что знаю в этом толк. Кажется, эти попытки с треском провалились — ее критический взгляд поверг меня в еще большую нерешительность. Она оперлась, как в прошлый раз, о стену возле двери и наблюдала. Это действовало на нервы и я злился сам на себя, потому что просто не мог сосредоточиться в ее присутствии.

Странное это было чувство — обыскивать комнату Самуэля, все равно как нагло лезть в жизнь постороннего человека. Самуэль был Магом Земли, как было видно по оставленной одежде, висящей на стуле и словно ждавшей его возвращения. Целая груда рукописей валялась на письменном столе у окна, перья заботливо вставлены в держатель, чернильница наполовину заполнена и тщательно закрыта. Также было множество книг, но все они, кажется, были посвящены Магии Земли. Я с умным видом открыл было одну, ни слова не понял и положил обратно. Как Гарретту вообще могла придти в голову идея, что мне удастся напасть на след колдуна? Мне требуется целая вечность, чтобы разобрать одни только заглавия книг. Собственно, теперь это было уже не так, но я все равно старался как можно медленнее осматривать полки (из чувства самосострадания).

На полке почерневшего холодного камина стояли два расписных кувшина, это к делу явно не относилось. Постель заправлена, рядом тоже не было ничего особенного. В сундуке покойного лежала только кое-какая одежда.

Тогда мое внимание снова обратилось к столу с кучей листов бумаги. Сразу было ясно — Самуэль был каллиграфом да еще и любителем разных вычурностей при письме. В основном в записках шла речь о всяких странных экспериментах с растениями, что мало о чем мне говорило. Какая разница, к примеру, что стебель фиалки рос спиралеобразно, а не прямо? Разумеется, я ничего не соображал в Магии Земли и ее первоосновах, однако воодушевления Самуэля в результате абсолютно бессмысленного изменения вида растения тоже не разделял.[14]

На какое-то время я даже забыл, что находился в комнате не один и потому перепугался, заметив рядом Дану. Ей, наверно, надоело демонстративно стоять у стены и она из любопытства неслышно приблизилась к столу, из-за моего плеча вглядываясь в написанное. Не хватало только еще одной персоны, беззвучно возникающей из ниоткуда!

— Довольно занудная бредятина, правда? — сразу же спросила она и я изумленно вытаращил глаза.

— Даааа…

Больше не знал, что и сказать. Мой мозг почему-то оказывался не в состоянии нормально работать в ее присутствии. Я определенно казался этой девушке полным идиотом. Однако она продолжала:

— Он тот самый, о ком все говорят?

А, так ее интересовал Гарретт. Что ж, ничего удивительного.

— Не знаю. А про что говорят?

— Несколько лет назад, как раз перед Восстанием Обманщика, кто-то пробрался сюда. Очень ценный артефакт пропал тогда из сокровищницы, находящейся под крышей Главной Башни. Никто не мог объяснить, кто это сделал и как ему это удалось.

Конечно тут не обошлось без Гарретта, тем более что и Езекил на что-то такое намекнул. Пока я задумчиво молчал, Дана продолжала:

— Я тогда еще не состояла в Братстве, раньше они очень редко брали к себе женщин. Но когда Механисты (точнее, Механистки) смогли доказать, что и мы обладаем недюжинной мистической силой, Маги немножко изменили свои правила. Лишь позже выяснилось, насколько мне известно, что один вор выкрал артефакт по заданию Обманщика.

Я уже знал, что Гарретт был причастен к возрождению бога язычников и маловероятно, что кто-то еще рискнул сунуться в Башню. Тем не менее не очень-то хотелось выкладывать ей всю подноготную, иначе Дана будет воспринимать моего спутника как врага. А почему, собственно, это меня волновало? Ведь он действительно все это проделал и должен был нести ответственность за последствия. Однако же он не рассказал мне, почему так поступил. Некий голос внутри убеждал, что должна быть причина, которая послужила бы оправданием (пусть даже и не полным). Я должен был сначала побольше узнать, чтобы делать выводы.

Помешкав, я ответил:

— Не знаю… возможно.

— А что Вы вообще ищете?

Радуясь перемене темы, я поведал ей слухи о колдуне и о растущем количестве зомби, о Хранителе Горане и его общих делах с Самуэлем. Ее явная заинтересованность была так восхитительна, что рассказал и о наших приключениях в церкви Св. Квинтуса. Разговорившись, я боялся наскучить Дане своей болтовней, но она не перебивала и слушала очень внимательно. Когда повествование наконец завершилось, она сказала:

— Определенно за всем этим должен кто-то стоять.

Достав лист бумаги из стопки и прочитав его, она вытащила другой, я делал то же самое. В основном там описывались разные магические приемы, например получение торфа из глины или же превращение дикой розы в тыкву, как заставить траву мерцать синим светом или размягчить камни, но ни слова о тиране темных времен. Наконец все записи были прочтены, а найти так ничего и не удалось.

— А может, тут кто-то побывал, и теперь некоторых рукописей не хватает? — спросил я.

— Не думаю. Он должен был их где-то спрятать, раз это так опасно. Самуэль знал о гибели Горана и потому боялся.

Тогда я попытался представить себе, где бы сам припрятал информацию, представляющую угрозу для жизни. Дана между тем уже вытаскивала фолианты с полок и искала в них недостающие рукописи. Я осмотрел стол на предмет потайных ящиков и опорожнил сундук, чтобы прощупать дно, но тщетно. Ничего не отыскалось также ни в кувшинах, ни в каминном дымоходе. Посыпавшаяся на голову сажа давала понять, что никто, будучи в здравом уме, не стал бы прятать тут бумагу. Слегка пристыженно отряхиваясь, я вылез оттуда, чтобы лицезреть ироническую ухмылочку Даны. Затем уселся за стол и погрузился в раздумья.

Мой взгляд рассеянно блуждал по узорам кувшинов на камине. Как бы я поступил на его месте? Например, если бы владел Магией? Вопрос в том, насколько хорошо это делал Самуэль, так как записи его мало о чем говорили, а некоторые были настолько бесполезны, что невольно удивляла та целеустремленность, с которой он их вел.

Какой-то проблеск мелькнул у меня в голове. Каминная полка — лучшее место для тайного письма! Ведь никто сразу не кинется искать спрятанное на видном месте! Я выбрал опять ту же рукопись про спиралеобразную фиалку и скрупулезно осмотрел ее, не замечая ничего необычного, но разве это ничего еще не значило. Дана обыскала все книги и вопросительно глядела на меня.

— Слушай, а твои коллеги часто проводят бессмысленные эксперименты?

— Да, некоторые из них, становясь при этом объектом насмешек. Но они говорят так в свое оправдание: «Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь».[15] Однако Самуэль был не из их числа, насколько мне известно, он пользовался уважением…

Тут она поняла, что я имею в виду, взяла лист бумаги и посмотрела его на свет. Ничего. Дана медленно провела пальцами по бумаге, а я тем временем разглядывал ее: морщинка сосредоточенности на лбу, волна мягких волос, нежно ниспадающих на плечи и касающихся стола, над которым она нагнулась, тончайшие волоски на фарфоровой коже… Пришлось сделать над собой усилие и вернуться к делам, ради которых мы сюда явились.

— Что-то здесь есть, но у меня маловато опыта, чтобы разобрать… — произнесла она, подняв глаза и тут же заметила мой взгляд, с излишней тщательностью откинув волосы назад. Да, за такое поведение можно было запросто схлопотать пощечину.

Как раз в этот щекотливый момент дверь открылась и вошел Езекил в сопровождении Гарретта. Он лукаво улыбнулся нам и Гарретт тоже лыбился, глядя на мою физиономию. «Почему он все время догадывается, что у меня в голове?» — с невольной досадой подумалось мне.

— Ну, как успехи? — поинтересовался Маг и Дана ответила:

— В комнате нет ничего необычного, Господин. Но вот эти рукописи, во всяком случае некоторые, кажутся мне заколдованными.

Езекил взял бумагу и провел кончиками пальцев по письменам, совсем так, как прежде делала Дана, затем оглядел комнату и начал поочередно заглядывать в кувшины на каминной полке. Средний он с торжествующей улыбкой поставил на стол.

— Отличная работа, не уверен, что смог бы сам с этим справиться. Он изготовил особые чернила, которые размешивал в этом кувшине. Взгляни-ка внутрь, Дана.[16]

— Эта желтоватая окраска?

— Да, высохшие остатки. Не требуется никакого волшебства, чтобы сделать написанное видимым, только чуть-чуть воды.

Дана, торопясь, принесла полный кувшин из комнаты Езекила и тот целиком окунул туда бумагу. Вода почернела, навсегда смывая записи Самуэля о фиалке. Когда Маг снова достал листок, тот был покрыт мелкими коричневатыми письменами. Он осторожно дал всем каплям стечь и положил рукопись на стол. Это были заметки в виде цитат, насколько мне удалось разглядеть из-за спин Гарретта, Езекила и Даны, и речь там шла о Катакомбах под городом и о давно утерянной книге. Больше ничего прочесть не получилось.

Теперь мы вместе макали в воду все рукописи со стола. В результате проверки обнаружились всего три страницы с тайным текстом, Гарретт и Езекил сообща разбирали написанное. На втором листке был изображен символ, находившийся на лбу Горана, внизу написаны слова «Руна, хамаен, терен, фонор, хален, саэнар». Езекил сумел перевести три из них: «руна» означало «змея», «хален» — «священник» и «терен» — «воин». Но ни вор, ни Маг не имели понятия о том, что все это означало.

На третьем листе был перевод некоего текста на Языке Предков и еще на одном, неведомом мне. Самуэль вначале изменил буквы старого образца новыми, пытаясь перевести полностью непонятные мне слова, но не успел закончить работу. Первое слово означало «пять», третье — «знак». Прочие остались без перевода. Чуть далее значилось также слово «известие» и больше ничего.

Гарретт взглянул на Езекила:

— Это ведь, кажется, таэлин?..

— Вы знаете Древний Язык? — изумился тот.

— Нет, просто знаю, что такой был.

— Он был языком ученых и моих собратьев, но канул в небытие почти тысячу лет назад, еще раньше Языка Предков.

— Вы можете перевести написанное.

— Нет. — с легкой усмешкой ответил Езекил. — Я не владею таэлином. Возможно Абсалом, Первый Маг, в состоянии сделать это, да и то без полного понимания.

— Ну, его-то уж я не смогу об этом попросить, — иронично улыбнулся Гарретт. Езекил глубоко вздохнул:

— Посмотрим, что мне удастся сделать. Но придется корпеть буквально над каждым словом. Наши познания в Древнем Языке скудны и неполны. Предстоит долгая работа.

— Пожалуйста, разрешите Вам помочь, — тихо сказала Дана и Маг благосклонно взглянул на девушку. Тем временем Гарретт свернул и спрятал оба оставшихся свитка.

— На днях мы совершим небольшую прогулку по Катакомбам, наверняка эта самая книга еще там. Обыщите Вашу библиотеку и дайте знать, если выясните что-то стоящее.

Вот, еще один новый радостный сюрприз. И с чего это Первосвященник Маркус решил, что под опекой вора мне будет спокойнее чем в стенах монастыря? Всем загадкам загадка.

Глубокой ночью мы отправились восвояси, а Езекил, сопровождавший нас, здорово помог с возвращением, отвлекая на обратном пути внимание стражи. Это сейчас было самое главное, а то не сносить бы нам головы из-за моей невнимательности. В мыслях была одна только Дана, даже когда Башня Магов осталась позади и мы пришли домой. Греясь у камина, я ощущал взгляд Гарретта, в котором явственно читался беззвучный хохот. Подозреваю, что все это время бессмысленная улыбка не сходила с моего лица.

Но, к счастью, он вполне по-дружески воздержался от комментариев, а то глаза начали слипаться. В то время как он еще что-то записывал, я уже свернулся на своей лежанке.

16

Мне снился отвратительный сон. Снова я очутился на кладбище, но оно было гораздо больше чем возле церкви Св. Квинтуса. Стояла глубокая ночь. Я натыкался на надгробия, пробираясь между могилами и не понимая, куда должен идти. Чувствовал опасность, не зная, откуда она исходила. Потом я увидел Торбена, Дэниеля и Гунтера, стоящими спиной ко мне перед одним древним мавзолеем. С облегчением я кинулся к братьям, окликнув их по именам. Торбен с Дэниелем никак не отреагировали, они просто двинулись вперед, но Гунтер обернулся. Грудь его была так же искромсана как у Горана, а кожа — мертвенно-бледной. Он вперил в меня ничего не выражающий мертвый взгляд и проговорил замогильным голосом:

— Я — Священник. Защити Камень.

Затем тихими шагами он прошел мимо в сторону, противоположную той, куда ушли двое остальных. Я стоял на месте, глядя ему вслед, и вдруг почуял, что нечто приближается — нечто чрезвычайно опасное. Охваченный паникой, я помчался вслед Торбену и Дэниелю, но тех нигде не было видно. Кладбище все никак не кончалось и не было оттуда выхода, а то, что меня преследовало, было все ближе и ближе. Его присутствие не давало дышать и будто бы ледяной рукой сдавило грудь.

— Мастер Торбен! Дэниель! — в отчаянии завопил я, но они попросту исчезли. Инстинктивно ощущая, что нечто ужасное уже за спиной, я знал, что мне конец, если посмею оглянуться. Изо всех сил я мчался дальше, ни на шаг не продвигаясь, и тут чья-то рука схватила меня за плечо и я заорал как резаный.

Гаррет сидел возле лежанки и озабоченно смотрел на меня.

— Это всего лишь сон, Тим.

Он убрал руку с моего плеча. До рассвета было еще далеко. Тяжело дыша, я несколько секунд глядел на него, замерзший и мокрый от пота. Потом потихоньку осознал, где нахожусь. Он наблюдал за мной с тем же выражением на лице, как в тот раз, когда мне взбрело в голову сопровождать братьев в походе к лесной часовне.

— Спасибо… — пробормотал я, измученно опустившись на лежанку. Он подтянул одеяло, которое я сбросил на пол во время дикого бегства, до самого кончика моего носа, что действовало по меньшей мере успокаивающе. Затем лег на свою кровать. Я проспал еще немало времени после этого пробуждения и не видел больше снов.

Поздним утром я, снова придя в себя, увидел сидящего за столом Гарретта. Усмешка играла у него на губах, когда я открыл глаза и быстро вскочил, массируя раскалывающиеся от боли виски. Кое-как, превозмогая боль в суставах, я добрался до умывального таза, вылив на голову целый кувшин ледяной воды.[17] Ощущения были поначалу ужасными, но это принесло пользу. Одевшись и сев за стол, чтоб всего себя без остатка посвятить приготовленному куску хлеба с сыром, я увидел, как Гарретт выбирает стрелы для следующего приключения.

Пережевывая скромный завтрак, я с интересом разглядывал удивительные кристаллы. Там были уже знакомые водяные и огненные стрелы, те самые, которые Лукас назвал «моховыми» и о чьих свойствах мне еще не было известно, а также две совсем новых. Одна была с беловатым кристаллическим наконечником, а к концу другой кто-то приклеил деревянную трубочку. С интересом я наблюдал, как Гарретт прикрепляет лежащие на столе кристаллы к древку и проверяет балансировку стрелы. Он казался полностью погруженным в свое занятие, однако чрез некоторое время ответил на не заданный вопрос:

— Зеленые — моховые стрелы. Они помогают тихо и быстро передвигаться по полу, по которому иначе невозможно пройти без звука. Эта вот, — подбородком он кивнул на стрелу с деревянным наконечником — создает сильный шум. Такие хорошо использовать на лестничных пролетах Главной Башни. — Гарретт скорчил рожу, увидев, как я покраснел. — Белая очень ценная, она содержит газ, усыпляющий твоих врагов. То же самое я проделал вчера с громилами Ройбена.

Теперь стало понятно, как все случилось. Но каким образом ему удалось так быстро выстрелить? Вопрос, наверное, так четко был написан у меня на лице, что Гарретт сразу ответил:

— Вчера у меня с собой такой не было. Ты видел в действии световую и газовую бомбы.

Он указал на свой висящий у двери плащ. Довольный от того, что удостоился чести рассмотреть поближе неведомое оружие, я, пошарив во внутренних карманах плаща, вытащил два небольших шарика.

— Поаккуратнее с ними.

С невероятной осторожностью я разглядывал эти штуковины. Они были удивительно легкими и казались прочными, но было понятно, что активировать их можно простым нажатием. Я положил бомбы обратно. Гарретт закончил свою работу со стрелами и теперь задумчиво смотрел в мою сторону.

— Тебя кто-нибудь учил обращаться с оружием? С чем-то, кроме молота?

Я покачал головой, потому как хотя и умел худо-бедно пользоваться луком и стрелы даже зачастую попадали в цель, но не имел никакого понятия, как это получается. Применение кинжала в бою тоже было тайной за семью печатями и даже регулярные интенсивные тренировки с молотом не принесли своих плодов. Короче, воин из меня был никудышный.

— Возможно, нам придется туго в Катакомбах. Там шляется куча мертвяков, их намного больше, чем тебе до сих пор довелось повидать. Поэтому экономь стрелы и целься точнее. Лучше всего, конечно, проскочить незамеченными.

— А зачем нам туда?

— Самуэль нашел упоминания об одной древней летописи. Она должна лежать где-то там, в одной из невероятно древних хаммеритских могил.

Я лишь тихо вздохнул. Гарретт поднялся, доставая лук Крысюка.

— Время дорого.

Затем всучил мне оружие.

— Этот тип убьет меня, если заметит со своим луком, — отважился я на протест.

— А, и вот еще его кинжал, — невозмутимо продолжал вор. — Тебе также надо научиться быть незаметным и в случае опасности уметь постоять за себя.

Как тут можно спорить? Почти весь день мы провели в полях за Городом, пытаясь сделать из меня мало-мальски пригодного лучника. К вечеру я хотя и не стал таковым, однако приобрел некую уверенность в этом деле и уже знал, как летят разные стрелы. Водяные, например, немножко уклонялись вниз по дуге, моховые, обыкновенные и плющ-стрелы перемещались по сравнительной прямой траектории. При использовании огненных нужно было целиться несколько ниже выбранной мишени, в этом случае получался максимально эффективный взрыв. Газовые, по словам Гарретта, вели себя сходным образом. Меня поразила магия моховых стрел, которые молниеносно образовывали толстый зеленый ковер в радиусе примерно трех метров от центра попадания, независимо от вида поверхности. Мох неудержимо разрастался даже на чистой белизне снега и по этой мягкой подушке можно было абсолютно бесшумно двигаться. Гарретт учил, что таких стрел всегда нужно брать с собой побольше.

А потом он занялся нелегким трудом — начал растолковывать мне основы искусства оставаться невидимым и неслышимым. Я был безнадежен, но у вора имелся изрядный запас терпения.

Он рассказал мне про световую бомбу, которую уже довелось увидеть в действии, и каким образом ее можно активировать. Наполненный газом маленький шарик, который так эффективно обезвредил Крысюка с дружками, функционировал примерно также. Гарретт велел при использовании этого вида бомбы моментально покидать радиус ее действия.

К вечеру мы оба проголодались и замерзли как собаки, каждая кость у меня болела. Мы вернулись в Город в сумерках, повторив обычную процедуру с воротами. Уже проходя под аркой, я заметил, как взбудоражено и испуганно выглядели горожане. Наверняка что-то случилось. Я с удивлением заметил, что инстинктивно прячусь в тени домов. Две женщины разговаривали неподалеку, совершенно не замечая моего присутствия.

— Это, наверное, был один из хаммеритов… — прошептала одна. Другая согласно кивнула:

— Они больше никого не пускают внутрь. Это воистину ужасно. Я слыхала, что вроде бы он… — она что-то шепнула на ухо подруге, и та быстро закивала головой:

— Думаю, это все проклятые зомби. Дошло до того, что они уже открыто бродят по улицам. А городской страже нет до этого никакого дела.

Я, как обычно, не увидел и не услышал подкравшегося Гарретта. Но поскольку не ожидал ничего другого, в этот раз не выскочил со страху из собственной шкуры. Он положил мне руку на плечо, дав таким образом понять, что находится рядом и мы осторожно начали пробираться к дому — повсюду торчали ошалелые стражники, с безумным видом озиравшиеся по сторонам. Когда половина пути осталась позади, мы внезапно натолкнулись на патруль, остановившийся рядом с двумя часовыми у ворот. Мы поспешно нырнули в тень подъезда одного из домов. Физиономии у парней были сегодня хмурые, а руки сжимали оружие. Угодить сейчас им в лапы было равносильно самоубийству, они по-моему только и ждали какого-нибудь нарушителя спокойствия, чтобы наброситься на него. Старший патрульный обратился к стражам-привратникам:

— Ну как тут, все тихо?

— Да вроде ничего особенного.

— Если что-нибудь подозрительное заметите — сразу же зовите нас. И разным подозрительным личностям спуску не давать!

— Вы ведь с кладбища, да?..

— Ага. Своими глазами видели всю эту пакость. Скажите спасибо, что вас туда не послали. Так, ладно, всем за дело, некогда попусту трепать языком.

Стражники вытянулись в струнку, а патрульные зашагали дальше.

С нехорошим предчувствием смотрел я на лицо Гарретта. Судя по всему, пока можно было смело забыть о растопленном камине, ужине и теплой лежанке. Без всяких слов он двинулся в другую сторону, мимоходом швырнув камень, чем отвлек внимание стражников, а потом мы направились в сторону кладбища.

Там было не продохнуть от вооруженных патрулей и толпящихся зевак. Кладбище было полностью оцеплено по периметру, я даже не мог предположить, как Гарретт собирается туда проникнуть. Кажется, городская стража имела твердое намерение осмотреть в поисках преступника буквально все — от надгробий до гравия на дорожках. Сама идея сунуться туда сейчас казалась мне самоубийственной, но разве это что-нибудь значило для моего спутника? Он повел меня к дальней стороне кладбища, огороженной высокой стеной, где стоял один-единственный стражник. Тут Гарретт начал стремительно действовать — велел мне стоять на месте, а сам быстро и незаметно подкрался к часовому. Я уловил молниеносное движение в тени и страж, охнув, начал оседать, но прежде чем бессознательное тело с шумом рухнуло на землю, его подхватили и уволокли в темноту. Затем вор приблизился к старой и ветхой на вид стене. С удивлением я заметил в ней маленький потайной (не для Гарретта, разумеется) проход, скрытый заиндевевшим плющом и голыми кустами, отодвигающаяся плита открывала путь. Кому и для чего когда-то понадобилось пробираться таким образом на кладбище? Но вор в этот раз проигнорировал мой любопытствующий взгляд, поскольку сосредоточенно наблюдал через дыру в стене за происходящим на той стороне. Потом он бесшумно проскользнул внутрь и я как можно тише последовал за ним. Мы присели на корточки у стены, из-за кустов разглядывая открывшуюся картину. На кладбище было светло от факелов и здесь, в самой старой его части, целая толпа стражников старательно обыскивала все кругом.

Одна группа стояла за надгробиями, оттуда доносились тихие разговоры. Не нужно было мучить себя догадками, чтобы представить полную картину случившегося. Кровь на замерзшей траве сразу бросалась в глаза — колдун забрал свою третью жертву. Гарретт рядом со мной выпустил водяную стрелу в ближайший факел и он, шипя, потух. Никто не обратил на это внимания. Используя плиты как прикрытие, мы проскочили поближе к месту происшествия. Я притулился возле Гарретта к огромному, скрытому кустарником надгробию. Уже здесь было несколько пятен крови. Со всей осторожностью я глянул за угол. Сердце, екнув, чуть не остановилось. Торбен с Дэниелем, оба с застывшими лицами, стояли на некотором отдалении от места трагедии, изредка обмениваясь парой тихих слов. Я с дурными предчувствиями всматривался в распростертое на траве тело.

То был Гунтер — глаза устремлены в пустоту, грудь — одна сплошная рана. Даже отсюда виднелся символ-ожог на лбу, а чуть-чуть вывернутая наружу ладонь выглядела опаленной. Судя по всему, он даже не успел взмахнуть боевым молотом. Вокруг кровавой лужи не было ни отдельных капель, ни каких-либо следов, как будто в момент смерти никто не находился рядом. Я отполз назад и закрыл глаза под внимательным взглядом Гарретта. Он потянул меня за рукав и мы медленно и осторожно покинули место происшествия тем же путем, что и пришли. Снаружи Гарретт остановился и спросил:

— Ты ведь знал его, правда?

Я лишь кивнул, слов не нашлось. Он, по-видимому, не ожидал ничего другого и кратчайшим путем направился домой. Сегодня ночью кому-то вроде него (и меня) опасно было покидать свое убежище.

17

— Он из нашего монастыря, Первосвященник Маркус послал его на поиски колдуна. — Я сидел у камина, глядя на пламя. Гарретт не задавал никаких вопросов, просто нужно было поговорить с кем-то по душам. Он ничего не ответил. Тогда я продолжил:

— Его звали Гунтер и он был одним из лучших бойцов, но даже не успел воспользоваться оружием…

Развернувшись, я поглядел на Гарретта, тот встретил меня молчанием.

— Я хочу в конце концов знать, кто или что скрывается за всем этим. Это нужно прекратить…

— Тогда ступай в городской монастырь и поговори с теми двумя уцелевшими.

— С Дэниелем и Торбеном?..

— Если их так зовут.

— Они ничего мне не скажут, потому что считают никчемным дураком.

— А они правы, как ты считаешь?

Я снова уставился в огонь. Да, так оно в общем-то и было. Рядом с Гарреттом моя уверенность в себе многократно возрастала, но при взгляде Торбена все снова рассыпалось в прах. Я так ничего и не ответил. Спустя некоторое время он сказал:

— Если и вправду хочешь прекратить все это, то нужно выяснить, что именно случилось сегодня. Тебя беспрепятственно впустят в монастырь, где ты можешь, ни у кого не вызывая подозрения, задавать вопросы. Так используй этот шанс.

Глядя в пол, я молчал — боялся опростоволоситься в таком деле.

Длинные пальцы Гарретта играли странным кинжалом, найденным в склепе. На обоюдоостром клинке багрово вспыхивали отблески пламени.

— Я видел сон об этом… — еле выдавил я, опасаясь его насмешек. — Прошлой ночью. Я видел Гунтера с этой самой раной и он кое-что сказал мне… — мой голос сорвался.

Гарретт разом весь подобрался, в его взгляде не было и тени насмешки или недоверия. Набравшись мужества, я рассказывал дальше:

— Он сказал, что он Священник и что я должен защитить Камень… ну или что-то вроде этого. А потом я спасался бегством от чего-то ужасного.

— Это первый сон такого рода?

— Да… хвала Строителю.

— Хммм… — встав, он поглядел в свои записи. — «Хален» — Священник…

Я сразу же вспомнил об переводе этого слова Самуэлем.

— Что бы это значило?

— Если твой сон был вещим, и Гунтер тот самый Священник, то другие тоже должны стать жертвами… шестеро… Но Змея как-то не подходит сюда, к тому же слово это находится несколько в стороне от остальных.[18]

Первое переведенное с таэлина слово было «пять». Значит, пятеро станут жертвами? А что произойдет после?

Гарретт, подойдя к столу, отыскал то самое, сделанное им изображение замка из обсидиана. Я встал рядом, рассматривая начерченные на рисунке пять углублений. Задумчиво проведя по листу пальцами, он вдруг схватил перо, соединил четкими штрихами точки между собой, и перед нами возник знакомый символ, выжженный на лбу убитых. И вдруг меня будто осенило. Ведь я уже видел его один раз, когда сопровождал брата Бонифациуса во время его исследований в комнате высоко под крышей нашего монастыря, подавая ему нужные книги. Он был астрологом[19] и проводил долгие часы, наблюдая за ночным небом с помощью странной трубы со множеством линз и отыскивая на нем предзнаменования Строителя.

— Похоже на какое-то созвездие, — сказал я. Гарретт с некоторым удивлением поглядел на меня, потом кивнул.

— Ты не глуп, — вот все, что послышалось в ответ, но моя вера в себя сразу же выросла на несколько сантиметров. Я решил, что пойду и поговорю с Торбеном и Дэниелем.

Что и предпринял следующим утром, надев свой неофитский костюм и не взяв в этот раз лук, чтобы он никому (особенно это касалось Крысюка) не бросился в глаза. И вообще настроился на удачу. Гарретт тоже покинул убежище — уладить кое-какие срочные «дела». Думаю, он решил сбыть товар Бинку или другому скупщику краденого, а потом позаботиться о пище. Я надеялся, что он не угодит в том переулке в лапы ройбеновских громил и успокоил себя мыслью, что ему не привыкать выкарабкиваться из подобных ситуаций. Однако не стоило забывать, что Крысюк наверняка будет мстить за свой позор.

Чем ближе я подходил к монастырю, тем меньше оставалось уверенности в себе. Вечно недовольное лицо Торбена снова и снова появлялось перед глазами. Он никогда бы не доверился мне. Но, может, что-то удастся выведать окольными путями? Кроме того, нужно было придумать правдоподобную историю о причинах моего визита. Может, кошмарный сон сможет в этом помочь.

Я как раз дошел до массивных ворот, когда первые снежинки начали свой безмятежный танец, а небо угрюмо нахмурилось. Стражам возле маленькой проходной двери явно было холодно. Подойдя ближе и услышав знакомое приглушенное бормотание — «Молот принесет нам пламя…»,[20] я невольно улыбнулся. Возможно, это как-то помогало им согреться. Со всем должным уважением я поприветствовал братьев и они пропустили меня внутрь, когда узнали, что Торбен мой Мастер. Оказавшись в огромном дворе, я замер в немом восхищении. Монастырь был поистине гигантских размеров и такой же древний как сам Город. Высокие стены окружали просторный внутренний двор, где вздымалась навстречу зимнему небу могучая старая церковь. Медленно густеющие снежные хлопья оседали на ее изящных колоннах с изысканно сделанными фронтонами, а отблески теплого света пробивались через овеянные легендами окна из цветного стекла. Прямо позади располагалась во всем своем великолепии знаменитая Библиотека. Это была по сути дела богато украшенная восьмигранная башня, немного ниже и примерно в два раза шире церковной колокольни. Ее высокие, тяжелые ворота охранялись двумя стражами, выглядящими не очень склонными к дружеской беседе. Сразу над аркой находилось огромное круглое окно, чья мозаика изображала легендарного основателя монастыря и предположительно строителя башни Мастера Радомила.[21] Держа в одной руке молот, а в другой книгу, он стоял на фоне стилизированного очертания Библиотеки, строго взирая сверху на своих последователей. Больше не было видно ни одного окна, но я слыхал, что вся крыша здания была сделана из цветного стекла и днем лучи всевозможных оттенков освещают все этажи, спиралью поднимающиеся вверх. В невероятной вышине виднелся крытый подвесной мост, соединяющий хоры церкви с Библиотекой и наверняка предназначенный только для братьев высшего ранга. Сад был очень просто обустроен и сейчас мало-помалу исчезал под пушистым белым покрывалом. Вблизи стен божьего дома находилось кладбище, некоторые надгробия и мавзолеи с первого взгляда казались весьма древними. Но не было ни одной заброшенной могилы, ведь братья постоянно ухаживали за ними, поэтому даже самые старые письмена еще читались.

Жилые помещения и фабричные здания братьев расположились в каре вокруг церкви. В нашем монастыре была лишь одна маленькая литейня, но тутошняя поражала размерами. Я знал, что для моего Ордена изготовление металлических молотов являлось религиозным обычаем. Ранее это осуществлялось на радость Строителю и для обеспечения братьев привычным для них оружием. Сумасшедшие Механисты со своим пророком-самозванцем Каррасом так повлияли на первоначальную доктрину Ордена, что хаммериты начали использовать свои знания для изготовления других деталей из металла. Ведь это новый чрезвычайно популярный культ лишил Орден многих последователей, так что боевых молотов стало значительно больше чем бойцов. Многие части механизмов, что прежде вытачивались из дерева, теперь отливали из металла. Это было выгодно и экономически — спрос населения на хаммеритскую технику с падением Механистов снова повысился и ее продажа кормила всех нас, ведь не каждый новообращенный был наследником огромного состояния (как Мартен, к примеру).

Судя по состоянию монастыря, можно было смело утверждать, что Орден сейчас снова находится на пике своего расцвета. Тяжкие испытания последних лет остались в прошлом, многие из братьев-отступников снова были приняты в ряды хаммеритов, а умные учителя нашли новых последователей, таких как я. Однако при всем этом великолепии некая неуверенность не оставляла меня. Хочу ли я вернуться к прежней жизни неофита, когда все будет позади? Ведь так трудно будет расстаться с этой удивительной новообретенной свободой. Мысль о встрече с Мастером Торбеном также не способствовала разрешению дилеммы. Выражение его лица жгло воспоминания, маячило в сознании мрачным обелиском, мысленно отделяя мой облик от облика истинного хаммерита.

Без всяких происшествий миновав стражу у входа, я вошел в жилые помещения и обрадовался теплому воздуху вестибюля, который исходил от горящего камина. Вообще-то я думал, что окажусь в огромной, заставляющей оробеть приемной зале, где и летом-то никогда не бывает совсем тепло. А вместо этого очутился в относительно маленьком помещении с потемневшими от времени стенами, гобеленами с символом молота и большим камином — превосходным источником живительного тепла. Деревянные полы были достаточно новыми, точно также как и разбитые на группы столы со скамьями у огня. Ремонт старого здания наверняка стоил моим братьям много пота и нервов, но, по всей видимости, они справились с этой проблемой.

В помещении было несколько выходов, куда я бросал настороженные взгляды. Дверная арка напротив входов вела к лестнице на верхние этажи. Там находились спальни и кабинеты, разделенные согласно рангу братьев. Выход направо приводил в большой обеденный зал с деревянными столами и кухней, налево располагался общий коридор с комнатами, уставленными полками с книгами, пультами для чтения и столами со скамейками. В одной из таких комнат Торбен отчаянно пытался обучить меня чтению и письму. Когда я робко заглянул в одну из них, то увидел там точно такого же неофита, сидящего за столом и страдальчески вздыхающего над книгой, один только объем которой уже действовал угнетающе. Я подошел ближе и тогда он оглянулся. Юноша был моложе меня, круглое лицо сплошь и рядом покрыто веснушками, а глаза добродушно и немного наивно глядели из-под спутанных кудрявых волос.

— Привет, — поздоровался я. — мое имя Тимотеус. Я ищу своего Мастера Торбена.

— О, привет. А меня зовут Бенедикт. Ты ведь из деревни, правда?

— Точно.

Он посмотрел на меня знакомым взглядом Беппо, с чем я мысленно себя поздравил. Так, замечательно, парень не из молчунов и, кажется, не прочь немножко поболтать о разных произошедших событиях. Может, удастся вытянуть из него всякие необходимые сведения. И я ухватил быка за рога, доверительно понизив голос.

— Ужас что творится, так ведь?

Бенедикт согласно кивнул. Щеки его порозовели и несколько секунд он оглядывался по сторонам, желая убедиться, что его Мастера нет поблизости, затем ответил:

— Я до сих пор напуган. Он был таким приятным человеком.

Все ясно, он не то что ни разу не разговаривал с Гунтером, но даже и не знал, что он был за человек и о ком вообще сейчас речь. Характер Гунтера, между прочим, весьма сложно было оценить, поскольку он мало говорил. Но я не перебивал Бенедикта — пускай войдет в раж, что и произошло.

— Они здесь всего пару недель и вдруг такое! Это же ужасно и никто не знает, как все случилось.

— А разве его товарищей не было рядом?

— Отчего же, были, но они просто находились в стороне и не смогли ему помочь.

Мне показалось сомнительным, что они сумели бы как-то помочь, будь у них этот шанс. Бенедикт скрестил пухлые пальцы, довольный собственными словами.

— Они искали призрака или кого там еще. Рылись целыми днями в Библиотеке, а выходили оттуда только чтобы поесть или поспать. Эх, парень, как бы я хотел тоже там побывать! Но эти даже одним глазком глянуть не разрешают.

— А что, туда разве нельзя войти? — я вовсю разыгрывал удивление. — Ведь говорят, что церковь как-то соединяется с Библиотекой.

Бенедикт явно наслаждался беседой. Как его вообще угораздило стать хаммеритом? Таким больше подходит хозяйничать в какой-нибудь таверне, облокотившись на стойку. Он откинулся на своей скамейке и проговорил:

— Да туда можно только Старшим. Вход наверху охраняется точно также, как и ворота снизу. А нам, неофитам, запрещено даже приближаться к верхнему этажу церкви.

Он засопел, досадуя на такую несправедливость.

— Мой Мастер, поди, убил бы меня, окажись я в молельне Старших.

— Так у ваших Старших есть отдельная комната для молитв? А у наших нету.

Бенедикт важно выпятил грудь.

— У Старших наверху есть садик и маленькая часовенка. Но этого всего мне пока видеть не доводилось — нельзя и все. Парень, они жутко щепетильные. Вот гляди, я разок забыл, что нельзя напрямую обращаться к Старшему, и что? Отругали и семь дней после этого вкалывал в литейке, а ведь всего-то навсего спросил — будет он доедать свою баранью ляжку или нет, и на тебе…[22]

— Но ведь там, наверху, можно пройти в Библиотеку? — перебил я его, не давая отклониться от темы.

— Ну да, если ты Старший.

Я с деланным сожалением скорчил кислую мину, а он в ответ охотно изобразил ту же гримасу. Потом, грузно пригнувшись, сказал, понизив голос:

— Да, там наверху есть мост, но, говорят, отыскать его не так-то просто. А еще, — он поднял свой пухлый указательный палец, чтобы подчеркнуть важность рассказываемого секрета, — шепчутся о том, что будто бы туда есть тайный ход из покоев Первосвященника. Но учти, я тебе про это ничего не говорил.

Я постарался выглядеть впечатленным, потом опять повернул разговор на Гунтера.

— Когда его будут хоронить?

— Не знаю. Они все еще никак не могут понять, что вообще произошло. Он сейчас там, в подвале — ужас, правда? Как подумаю, что он может стать зомби и делать вот так… — он разыграл целую сцену, состроив рожу и скрючив как когти свои розовые ладони, у него это вышло скорее смешно чем угрожающе.

— А что же, другие вообще ничего не видели?

— Ну… — он опять нагнулся — болтают, что вроде бы там что-то было, но…

— Бенедикт! — прозвучал обвиняющий голос за спиной моего собеседника и мы оба испугано подскочили. В комнату незаметно вошел старый хаммерит, очевидно Мастер Бенедикта. — Я, кажется, дал тебе задание.

Розовые щеки Бенедикта на мгновение совсем потеряли свой цвет.

— Да, мастер. — он с вытаращенными от страха глазами снова повернулся к книге.

— Кто ты? — строго спросил меня Мастер.

Я склонился перед ним в покорной позе, про себя отмечая, что не так уж впечатлен видом этого властного старика, однако, желая выглядеть подавленно, ответил запинающимся голосом:

— Пожалуйста, простите, господин. Я не из Города и Ваш ученик был первым, кто мне повстречался и кого я мог расспросить. Мой Мастер Торбен сейчас в этом монастыре и мне хотелось бы его видеть.

Он ответил, слегка смягчившись:

— Хорошо, я отведу тебя к нему. Ты знал покойного?

Когда я молча и подавленно кивнул, он сказал:

— Ты, наверное, сильно испуган и Мастер твой также очень расстроен. Кстати, мое имя Урсус. Следуй за мной.

Уходя, я бросил на Бенедикта прощальный взгляд, на который ему украдкой удалось ответить. Урсус вел меня вверх по ступенькам, потом по темному высокому коридору со многими дверями. Возле одной он остановился и постучал. Несколько секунд ничего не происходило, затем дверь чуть приоткрылась и я увидел бледное лицо Дэниеля.

— Неофит Мастера Торбена хочет видеть своего господина, — доложил Мастер Урсус.

— Тимотеус? — Дэниель изумленно взглянул на меня, потом кивнул, впуская меня и я несколько скованно переступил порог. Урсус, попрощавшись, ушел и дверь тут же закрыли на замок. Комната оказалась кабинетом, двери двух смежных спален были открыты. Торбен сидел у окна за заваленным книгами и рукописями столом, взирая на меня как на привидение.

— Откуда ты взялся?

— Я был послан Первосвященником Маркусом в Город, господин, чтобы помогать нашему миссионеру. Услышал о том, что произошло, и хотел спросить — может, сумею чем-нибудь помочь…

Торбен по-прежнему смотрел так, словно не мог понять ни слова. Дэниель сел за стол, предложив мне сделать то же самое.

— Ты хороший мальчик, Тим, — его слова опередили ответ Торбена, — но не думаю, что ты сможешь помочь. Это слишком опасно для тебя.

— Откуда ты узнал, что это был кто-то из наших? — недоверчиво осведомился Торбен.

— Весь Город только и говорит о том, что убитый был хаммеритом. И потом, у меня было предчувствие… — я подчеркнул последнее слово и по их вопросительным лицам понял, что это подействовало. — Дело в том, что мне приснился удивительный сон…

Торбен и Дэниель обменялись быстрыми взглядами.

— Когда? — спросил Торбен.

— Как раз в ночь убийства. Я видел кладбище, Вас, Дэниеля и Гунтера. Но он был… у него на груди была ужасная рана, когда он повернулся ко мне…

Дэниель побледнел еще сильнее, но Торбен все еще смотрел с недоверием. Подождав немного, я продолжил:

— Он сказал мне, что он — Священник. А потом я остался один и что-то гналось за мной… — неизвестно почему я умолчал про последние слова Гунтера.

— А что гналось за тобой? — тихо спросил Дэниель.

— У меня не хватило храбрости обернуться. Но было жутко страшно. Какой-то непонятный холод…

Торбен с шумом перевел дыхание.

— У тебя раньше были такие сны? Сны, которые позже стали реальностью?

Я испуганно глядел на него, словно еще не сообразил, что мой сон был явным отображением случившегося с Гунтером несчастья.

— Нет, господин. — отвечал я как можно правдоподобнее. — Вы хотите сказать, что… что его сердце?..

Торбен многозначительно поглядел на Дэниеля. Я же тем временем изображал, будто нахожусь в шоке. Это легко удалось, ведь вчера так оно и было. Но затем попытался снова вернуться к не дающей покоя теме.

— Но кто или что это сделало?

Теперь уже вздохнул Дэниель. Оба хранили продолжительное молчание.

— Мы не знаем, Тим, — наконец медленно проговорил Дэниель. — Нас не было рядом… Он находился на расстоянии от нас, когда на него напали.

Я недоуменно вытаращился, не произнеся ни слова из осторожности.

— Он даже не вскрикнул… — голос Дэниеля дрогнул, дальше он не мог говорить. Мне было очень жалко его.

— Нечто находилось возле него и над ним, но оно было бестелесным… словно какая-то тень, — закончил рассказ Торбен подчеркнуто-спокойным тоном, это лишний раз доказывало, как близко к сердцу он это принял.

— Было холодно. — Глаза Дэниеля вдруг стали двумя бездонными колодцами, настолько сильно они потемнели. — Оно пронеслось мимо меня, неся чудовищный холод, такой же как в твоем сне.

— Призрак?

— Не думаю, во всяком случае, нам неизвестна такая их разновидность, — Торбен сложил руки на столе.

Потом на несколько минут братья погрузились в тягостное молчание. Я знал о существовании призраков и про то, что некоторые из них совершенно безвредны, а иные весьма опасны. Но имелась одна общая черта: они все выглядели как бледное отражение некогда живших людей. А про бесформенную тень, описанную Дэниелем, мне никогда не приходилось слышать от Беппо и ему подобных. Тут меня как обухом стукнуло — ясно, почему я так боялся оглянуться назад в том кошмаре. Ведь это мертвенно-холодное Ничто было намного страшнее любого перекошенного от ярости лица призрака, имевшего хотя бы отдаленное сходство с лицом живого человека.

— Что теперь с ним будет? — наконец задал вопрос Дэниель.

Он, разумеется, имел в виду меня. Однако теперь мне самому стало предельно ясно, что Первосвященник был прав, говоря о связи между мной и происходящими событиями. Я убегал от тени и это лишь отчасти являлось кошмарным сном.

Торбен вздохнул и задумчиво поглядел на меня. Обычное в этих случаях презрительное выражение исчезло с его лица.

— Нужно поразмыслить над этим…

— Я должен вернуться к моей работе, если Вам не нужна моя помощь. Если увижу еще один такой сон, сразу дам Вам об этом знать. — не очень хотелось, чтобы они решили оставить меня при себе.

— Возможно, это лучший вариант… Я напишу Первосвященнику и попрошу его обдумать этот вопрос.

Я поднялся из-за стола, несказанно обрадованный решением Торбена.

— Надеюсь, Вы отыщете убийцу, Мастер Торбен.

Кивнув на прощание Дэниелю, я спешно покинул помещение, опасаясь их вопроса о месте моего пребывания в Городе. А если Торбен напишет Маркусу, у него не возникнет никаких подозрений. Я промчался вдоль коридора, затем вниз по ступенькам. Трава снаружи уже полностью скрылась под толстым белым покрывалом. Снежинки вихрились в воздухе, при каждом шаге раздавался хруст. Поспешно покинув монастырские стены, я направился обратно в свое пристанище, обхватив от холода себя руками и с тоской вспоминая про новый плащ.

18

Войдя в комнату, я обнаружил вора сидящим за столом: он оценивающе рассматривал несколько разложенных там ювелирных изделий. Не желая ничего знать об истории их появления, я уселся рядом, вытянув в сторону камина посиневшие от холода пальцы рук и ног. Снаружи крутились снежные вихри, затмевая свет дня. Через несколько часов по улицам нельзя уже будет пройти, не увязнув в сугробе.

— Ну как? — его пальцы в свете очага вертели медальон, с виду ужасно дорогой.

Я выложил все добытые сведения — про Библиотеку и предполагаемый тайный ход в нее, про тень, увиденную Торбеном и Дэниелем. С большой неохотой рассказал также, что труп Гунтера сейчас в подвале монастыря — очень не хотелось переться обратно сквозь снег и ветер для его осмотра. Но Гарретт не высказал такой идеи, он серьезно глядел на меня.

— Ты и в самом деле чувствовал, будто нечто преследует тебя?

Кивнув, я поразился тому, что разговор снова перешел к событиям из сна.

— Может, ты знаешь, почему оно это делало?

Его слова и тон навевали жуткое беспокойство.

— Нет…

Взгляд Гарретта стал задумчивым, потом, еще раз оглядев медальон, он взял другое украшение, сказав:

— Будь осторожен, Тим.

Тут уж я не знал, что и ответить. Как спрятаться от того, что ищет тебя и пытается настичь в собственных снах?[23] Как укрыться от этого Нечто, если каждый день приближаешься к нему?

Вор снова погрузился в свое обычное молчание, а я наблюдал за снежинками, беснующимися за стеклом. Огонь в очаге тихонько потрескивал.

Я оторвал взгляд от окна и посмотрел на вора. Тот рассеянно разглядывал украшения, озабоченность читалась на его лице. Но это выражение мгновенно исчезло, лишь только он почувствовал мой взгляд. Поднявшись, Гарретт подбросил дров в огонь. Собрав волю в кулак, я сказал:

— Я знаю, что Вы взяли меня с собой не из-за больной руки и знаю, что Вам этого не хотелось.

Он не обернулся, лишь молча глядел на пламя.

— И я слышал, что говорил Вам Первосвященник. Но совсем не понимаю, от чего нужно меня защищать.

Не знаю, было ли разумным рассказывать ему про подслушанный разговор. Просто было очень неприятно от того, что мы скрывали правду друг от друга. В ответ на дальнейшее молчание Гарретта я выпалил то, о чем как раз думал:

— И вообще не думаю, что Вы знаете как защитить меня.

Гарретт наконец-то обернулся. Он был очень серьезен.

— Это верно.

— Тогда научите меня защищаться, ведь вчера мы уже начали заниматься.

— Не уверен, что смогу сделать это лучше твоих братьев, Тим.

— Вы же видели Гунтера. У него даже не было времени чтобы поднять молот, а ведь он один из наших лучших бойцов. Как сумеют защитить меня Торбен с Дениэлем? Оружие, кажется, здесь вообще бесполезно.

— Тим, мне потребовались годы, чтобы овладеть всем этим… — он говорил очень тихо.

— А какой у меня выбор? Если эта… тварь найдет меня, я покойник. — мне было ясно, что эти слова — правда. Нужно во что бы то ни стало в случае опасности научиться делаться невидимым, как это умел делать он.

— Наверное, не стоило втягивать тебя в эту проклятую историю.

— … чтобы когда-нибудь оно могло настигнуть меня?

Гарретт огорченно молчал. Было ясно, что ему никогда не приходило в голову бросить меня на произвол судьбы. Он сел рядом и снова устремил взгляд на поверхность стола. Я знал, что мы почти подружились за это время и не донимал его вопросами.

От царящей в комнате тишины становилось муторно на душе. Долгое время я молча ждал, когда Гарретт оторвется от своих мрачных размышлений. Потом взял медальон и, перебрасывая его из руки в руку, попытался разрядить обстановку:

— Хотите отнести все это Бинку?

Вор только неопределенно пожал плечами. Моя попытка растормошить его блистательно провалилась. Внезапно он поднялся, сказав:

— Тебе многому нужно будет научиться.

Итак, если вчера во время тренировочной стрельбы Гарретт олицетворял само терпение, то сегодня он был по-настоящему безжалостен. Ни один лишний шорох не ускользал от него, каждое неправильное движение сопровождалось строгим выговором. После упражнений в умении совершенно неподвижно замирать (кто бы мог подумать, что это может быть так тяжело!) у меня ныл каждый мускул. Но мой учитель не успокоился, устроив тренировку по ближнему бою с кинжалами, вот тут уж силы окончательно покинули меня.

Остаток дня пролетел как одно мгновение. Когда Гарретт наконец отпустил меня, за заснеженным окном было уже совсем темно. За ужином мои веки сами собой закрывались и вор, видя это, не мог сдержать усмешки. Я был донельзя измотан, однако радовался оттого, что выражение мрачной заботы исчезло с его лица.

Утром я чувствовал себя так, словно по мне пробежало целое стадо бурриков. Было уже довольно поздно, Гарретт давно расхаживал по комнате. Я с трудом разлепил веки и сел, протирая глаза. Он слегка улыбался, потому что прекрасно знал, каково мне сейчас.

— Готов встретиться с врагом лицом к лицу? — спросил он.

Разумеется, ведь на сегодня у нас была запланирована экскурсия в Катакомбы. Нерадостная перспектива. С мученическим стоном я плюхнулся обратно. Вор швырнул мне кусок хлеба, отчего я снова мгновенно вскочил.

— Вставай! Или ты предпочитаешь спуститься туда ночью?

Я послушно встал и начал одеваться, про себя задавая вопрос — какая разница в том, когда лезть в это гиблое место?

На улице нас ждал ледяной ветер. Я как можно плотнее завернулся в плащ, закрыв лицо капюшоном. Гарретт не сразу двинулся к кладбищу, а сначала свернул в тот самый переулок, где обитал скупщик краденого. За ночь тучи рассеялись и сейчас небо приобрело льдисто-голубой оттенок. Снег в переулке уже подтаял и возле дома Бинка образовалась настоящая топкая трясина. Я шлепал по ней следом за Гарреттом до той самой двери, где меня накрыл Крысюк с компаньонами. Неприятные воспоминания. Да, собственно и встреча с Бинком тоже не больно радовала. Гарретт постучал и дверь через некоторое время открылась. Я радовался, что смрад из его рта, от которого цветы вяли, как-то повыветрился у меня из памяти, но сейчас этот густой аромат неприятным образом освежил нехорошие воспоминания.

Бинк чрезвычайно обрадовался приходу Гарретта, однако при виде меня его радость немножко поутихла. Наверное оттого, что он по-прежнему считал меня опасным психопатом, угрожающим ножом законопослушным гражданам. Эта перемена настроения, естественно, не ускользнула от Гарретта и он поглядел на меня, вскинув бровь. Я же едва сдерживал смех — спектакль мне очень нравился, а кроме того, сам вор был в этот раз некоторым образом удивлен. Бинк снова ощерился в отвратительной улыбке, обдавая нас вонью изо рта, и залебезил:

— Гарретт! Какая приятная неожиданность! А это что же — Ваш ученик?

Два взгляда почти разом скользнули по моему окаменевшему лицу — явно нервный Бинка и недоуменно-вопросительный моего спутника. Когда Гарретт вместо ответа высыпал украшения на прилавок, скряга тут же забыл обо всем на свете, алчно роясь в куче золотых побрякушек.

— Хорошо, очень хорошо. Прелестно, прелестно. А я вот слыхал, что Вы вроде как повздорили с мальчиками Ройбена?

— Я бы не назвал это ссорой.

— Проклятая Гильдия. Все время норовят попортить жизнь нашему брату. И товар сбывают только своим, а если и принесут чего, так полное барахло.

Держа своими сосископодобными пальцами медальон, он вертел его и так и эдак. Я бы не удивился, если он бы еще попробовал куснуть украшение — не фальшивка ли. Правда, эта проба могла стоить Бинку одного-двух зубов. Положив медальон обратно в кучу, он бодро продолжил:

— Да, еще прошел слушок, будто бы эти ребятки сумели где-то раздобыть одну весьма интересную штуковинку. Если вдруг она абсолютно случайно попадет Вам в руки, дайте знать.

— Что еще за интересная штуковина? — в голосе Гарретта не слышалось любопытства. Однако Бинк олицетворял само воодушевление. Понизив голос, он нагнулся к нам. Я, опасаясь навеки утратить обоняние, отступил на три шага назад.

— Амулет. Но весьма особенный. Какой-то редкостный драгоценный камень. Больше ничего не знаю, только каждый скупщик в Городе спит и видит его у себя на прилавке. Но поскольку у Вас с Ройбеном уже обострились отношения, то, наверное, Вас это не заинтересует…

— Сколько, Бинк? — задумчиво прервал его словоизлияния Гарретт, подбородком указав на украшения.

— Двести пятьдесят, — ответил тот. Гарретт презрительно ухмыльнулся.

Я предоставил им торговаться, погрузившись в собственные мысли. Что, интересно, сейчас делает Дана? Может, ходит по библиотеке Магов с кучей книг в руках? И вообще, вспоминает ли юная волшебница о ком-то вроде меня?.. Да ну, ерунда. Я быстро отбросил подобные мысли. Как говорится, выше головы не прыгнешь, мы с ней совсем не пара. Тем не менее она все время была у меня перед глазами. Может, сейчас она склонилась над книгой в комнате ее Мастера, а слабый солнечный свет переливается на шелково поблескивающих волосах?..

— Эй, Тим, ты меня слышишь?

Дернувшись от неожиданности, я увидел, что Гарретт уже у двери и собирается выйти наружу. Бинк пялился на меня как на буйно помешанного, погруженного в свои мрачные кровавый фантазии. Наверное, боялся, что я останусь и еще немножко побеседую с ним.

Я развернулся и невозмутимо вышел вслед за Гарреттом. Он ни о чем не спрашивал, хотя куча вопросов вертелась у него на языке, а повел меня к другой двери, смутно маячившей в глубине узкого переулка. Не стучась, он сразу вошел туда.

В изумлении я понял, что оказался в огромной лавке, скрывавшейся за неброским фасадом. Здесь было все, что уже довелось увидеть, и даже больше. На полках вдоль всех стен невысокого помещения грудами лежали стрелы всех сортов, странные газовые и световые бомбы и им подобные штуковины. Одна группа сосудов оказалась ничем иным как флаконами со святой водой — таких же, что использовали братья, в других находилась некая маслянистая субстанция. Но помимо это в лавке находилось целое множество никогда не виданных мной предметов, а кроме того, за прилавком лежала солидная куча разного оружия и прочих защитных средств.

Тут всем заправляла, точнее сказать — владычествовала грубо сложенная торговка с хитрыми маленькими глазками. Если она и в молодости, по всей видимости, не блистала красотой, то с возрастом не осталось никакого намека на привлекательность — тетка выглядела поистине устрашающе. И это заставило меня поневоле проникнуться уважением к ней, я бы даже не удивился, если бы в одной из задних комнат над огнем весело булькал огромный котел с маленькими детишками. Хозяйка, благосклонно глянув на Гарретта, сказала:

— Чем могу служить, красавчик?

Вот тут я просто обалдел от того, насколько ее прекрасный серебристый голос не сочетался с грубой внешностью. Если бы глаза мои были завязаны, то готов биться об заклад, что слышу эти слова от женщины дивной красоты.[24] После такого мысли о котле в задней комнате сами собой испарились. Она внимательно разглядывала меня, Гарретт посвятил все внимание содержимому полок, а я неловко переминался с ноги на ногу.

— Что-то мне этот лук кажется знакомым, — каждое слово было сладким как мед. Женщина улыбнулась, показав находящиеся в ужасном состоянии зубы, даже бинковским было далеко до них.

— Всего лишь щедрый подарок, — ответил Гарретт где-то позади меня. Он брал всякие бутылочки с полок, разглядывал их и ставил на место.

— Я слыхала об этом… А не помогла ли получить подарочек одна из моих газовых бомб?

— Да. Мне понадобится парочка новых, а еще световые. И, кстати, нет ли у тебя водяных стрел для моего спутника?

Она весело прищелкнула языком, направляясь к полкам за стрелами и прочей утварью. Ступни у ней были самыми громадными, что мне доводилось видеть у женщин: они были скошены наружу, так что хозяйка косолапила при ходьбе. Малюсенькие глазки добродушно поглядывали на меня.

— Я и не знала, что у тебя теперь есть ученик. — фраза повисла в воздухе, как нежная туманная дымка, потихоньку опускавшаяся к полу.

Гарретт, не отвечая, положил на прилавок пригоршню всяких флаконов. Большинство из них были мне знакомы — сосуды со святой водой.

— Там, куда ты собираешься, понадобится парочка огненных стрел и мин, красавчик, — сказала она, взглядом знатока окинув выбранные Гарреттом предметы. Он кивнул и указал на одну из странных металлических тарелок, которую хозяйка достала с полки позади прилавка. Вор очень осторожно обращался с этой штукой, стало ясно, что она совсем не то, чем кажется на первый взгляд. Я хотел было взять одну такую же и внимательно рассмотреть, но, уловив предупреждающий взгляд Гарретта, отказался от этой идеи.

— Убери подальше пальчики, малыш, — раздался нежный голос торговки. Подняв голову, я лицом к лицу встретился с ее «чудесной» улыбкой, что снова заставило меня разрываться между удивлением и отвращением. А она отвернулась и принесла несколько огненных стрел с задней полки.

Гарретт отложил в сторону несколько металлических тарелок вместе с водяными стрелами и флаконами и теперь придирчиво разглядывал огненные. Они тихо мерцали в его пальцах во время этого осмотра. Оставшись довольным товаром, вор положил несколько штук вместе с остальными вещами. В то время как они с хозяйкой спорили о цене, я внимательно рассматривал витрины, обнаружив множество инструментов подобных тому, с помощью которого мой спутник мог открывать запертые двери. Продаваемое здесь оружие тоже имело одну особенность — оно было легким и удобным в обращении, броня тоже выглядела не тяжелой и не стесняющей движений. Если сначала было не совсем понятно, что за клиенты навещали эту лавку, то теперь это казалось очевидным, городская стража уж явно сюда не захаживала.

Гарретт уже договорился с торговкой и подтащил меня поближе, ухватив за колчан. Он вложил туда несколько водяных и пару огненных стрел (в то время как я немного сопротивлялся такому детскому обращению), отпустил меня и сунул в руки две световых бомбы вместе с пригоршней флаконов святой воды. Остаток он забрал себе, рассовывая по карманам прочие принадлежности, и подтолкнул меня к выходу из лавки.

— Удачи вам, — бархатным голосом произнесла женщина на прощание.

И мы, не мешкая, отправились на кладбище.

Придя туда (на этот раз через главные ворота) я с удовлетворением отметил, что следы случившегося позавчерашней ночью полностью скрыты выпавшим снегом, свежие и древние могилы тоже мирно спали под белым одеялом. Кроме нас здесь не было ни одной живой души и нигде не виднелось недавних следов. Пришлось долго пробираться по направлению к дальней части кладбища, где произошло убийство Гунтера. Было довольно-таки тяжело лезть по густому снегу и я прямо обрадовался, когда впереди выросла та самая стена, через дыру в которой удалось проникнуть на кладбище в прошлый раз. Здесь не было новых могил. Большие и маленькие мавзолеи и надгробия стояли уже долгие десятилетия. Большинство уже обветшало, надписи стерлись, но тем не менее там и тут можно было различить следы былого великолепия. Прозрачные сосульки свисали с остатков изящной резьбы, а снежные наносы как белая пудра покрывали растительный орнамент на том или другом камне. Сегодня кладбище не выглядело устрашающим. Как хотелось остаться тут наверху, среди снега! Но Гарретт со знанием дела направился к одному из самых старых мавзолеев и, пригнувшись, вошел в узкий дверной проем, чья решетка уже давно приказала долго жить.

Характерный запах заплесневевшей от времени каменной кладки ударил в нос, когда я последовал за ним. Внутри было очень тесно и при всем желании непонятно, где же находится вход в городские Катакомбы. Гарретт тем временем надавил на одну из плит, казавшуюся частью пола. Я надеялся, что на этом месте не разверзнется бездонная дыра, как в Св. Квинтусе. Но ничего подобного не произошло — плита не проломилась, а легко отошла в сторону, просто нужно было знать, куда нажать. Глазам открылась какая-то шахта, я решил что это все, что осталось от древнего колодца. Волосы на затылке встали дыбом. Нет, я ни за что не спущусь туда! Ни на метр!

А Гарретта занимали проблемы другого рода: он разглядывал шахту и ругался сквозь зубы. Искоса поглядев на меня, он проворчал:

— Кто-то тут уже лазил, причем недавно. Гляди — ни паутины, ни пыли.

Не уверен, что должен был горевать из-за отсутствия этих атрибутов склепа. Сама необходимость спускаться вниз мало радовала, а стряхивать с себя при этом сотни восьминогих бестий и их кружева казалось еще менее привлекательным. Но выражение лица Гарретта было мрачным.

— Возможно, там внизу мы встретим кое-кого.

Вздохнув, он запахнул плащ, подтянул лук и начал спускаться в шахту — плотно прижимаясь спиной к одной стене и упираясь ногами в противоположную, при этом осторожно сползая вниз. Я спрашивал себя, почему бы не воспользоваться этой самой знаменитой плющ-стрелой, но потом увидел, что здесь негде было закрепить ни веревку, ни даже волшебную лиану.

От вида исчезающего во тьме Гарретта мой желудок переворачивался. Чего я здесь собственно делаю? Я был хаммеритом, а не осквернителем гробниц! — Вообще-то я всего лишь зеленый неофит. Но все равно никто не в праве заставлять меня лезть в эту дыру, ведущую, казалось, в никуда! — Да, Первосвященник Маркус ожидал, что я буду сопровождать вора. Но никто не предупредил, куда может привести эта экскурсия!

— Ты идешь или как? — нетерпеливо прогремел голос Гарретта откуда-то снизу. Моя сопротивление вновь было сломлено. Нерешительно бормоча, я упирался спиной в стену шахты, карабкаясь вниз. Это оказалось довольно просто, нужно было лишь не дать панике завладеть собой. Слабый дневной свет растворился где-то наверху и теперь еле-еле можно различить лишь контуры стен. Тут внутри они были холодными и гладкими, но хотя бы не сырыми.

В конце концов стало совсем темно. Я чувствовал себя заживо погребенным, а внутри рос животный страх, затруднявший дыхание. «Только без паники» — бормотал я про себя, но уже не контролировал собственные действия. Почувствовав судороги в ногах, попытался остановиться, чтобы дать отдых ноющим мышцам, но вместо этого беспомощно соскользнул на несколько метров вниз, и лишь небольшой выступ спас меня от падения. Задыхаясь, я вцепился разламывающимися от боли пальцами в камень, а ноги со всей силы упирались в противоположную стену шахты.

— Чего ты там застрял? — послышался снизу голос Гарретта. Очень хотелось сказать в ответ что-нибудь едкое, но надо было беречь дыхание, чтобы не свалиться. Руки и ноги тряслись.

Лишь спустя некоторое время я снова был в состоянии карабкаться дальше. Наконец-то снизу пробился тоненький лучик света, это придало мне мужества. Достигнув выхода из шахты, я очутился рядом со своим спутником. Мы стояли на нескольких досках, которые на головокружительной высоте кое-как образовывали перекрытие над огромным помещением, между ними зияли огромные дыры. Ненадежные опоры под нами прогнили насквозь и покрылись плесенью, так что было жутко там находиться — я все время опасался падения. Но Гарретта абсолютно не волновало состояние ветхих стропил, он на моих глазах уселся на них, болтая ногами над пропастью. Не было особого желания следовать его примеру, когда он безмолвно указал вниз. Однако я, борясь со смертельным страхом, все же подполз поближе, заметив обычную насмешливую улыбку.

Удивительное дело — внизу горело несколько факелов, освещая обширное пространство, усеянное гробницами. Несомненно, эти захоронения раньше выглядели роскошно, но беспощадное время не пощадило их. Стены раскрошились и кое-где грозили провалиться внутрь. Эту часть Катакомб занимали могилы членов богатых торговых семей и на их обустройство было потрачено огромное количество денег. Каждый саркофаг представлял собой каменный шедевр, даже было жалко того, что подобная красота скрыта под землей от посторонних глаз.

Я вопросительно поглядел на Гарретта, не поняв сразу, что вызвало его внимание, пока он не показал вниз. Там, в полутьме, возле гигантского саркофага распласталось человеческое тело. Мужчина лежал, уткнувшись лицом в землю, а его конечности нелепо торчали в разные стороны, как у сломанной куклы. Однако было не похоже, что он свалился отсюда, сверху, ведь его рука по-прежнему крепко сжимала меч, а увидев ясно различимые даже с такого дальнего расстояния раны повергли меня в ужас, вызвав в памяти воспоминания о мертвом смотрителе лесной часовни. Я боролся с диким желанием немедленно развернуться и выкарабкаться по шахте наружу, сейчас на всем свете не было ничего милее этого темного лаза с его паучьими сетями.

Гарретт поднялся с шаткого насеста и мы, пригнувшись, подошли по доскам к выступу, от которого вдоль стены тянулся узкий карниз. Должно быть, прежде на него опиралась крыша. Проблема заключалась в том, что ее как таковой уже давно не существовало, поэтому продвижение этим путем казалось заданием для отряда смертников. Выступ был едва ли шириной со ступню и уводил прямо вниз. Гарретт, ни на секунду не останавливаясь, крался вдоль стены как кошка, а я, застыв без движения на балках, испуганно глядел с высоты. Казалось, что какие-то невидимые руки тянут меня вниз. Я еле успел отпрянуть от края, чуть не потеряв равновесие. Вор между тем был уже на другой стороне помещения и теперь выглядывал из пролома в стене. Я был словно парализован, никак не мог заставить себя последовать этим же путем. Он посмотрел мне в лицо без своей обычной насмешки.

— Не раздумывай ни секунды. Просто беги ко мне и не смотри вниз, — очень спокойно сказал он, выжидательно глядя на меня.

Неуверенно разогнув спину (сидеть тут на корточках казалось более надежным), я невольно бросил взгляд вниз и зашатался. Рука лихорадочно искала опору на стене. Подняв глаза, я встретил невозмутимый взгляд Гарретта, наблюдающего за каждым шагом и, сделав глубокий вдох, рванулся вперед, не дав здравомыслию завладеть собой. Перебравшись на ту сторону (как ни странно, живой и невредимый) я готов был скакать от радости, если бы не безрадостная картина, мигом отбившая это желание — новый страшный обрыв с другой стороны дыры. Здесь было не лучше, чем в помещении рядом, нет, в сто раз хуже — не было никакого выступа, а лишь одна-единственная потолочная балка, протянувшаяся над огромным помещением к следующей темной дыре в противоположной стене. Контуры саркофагов едва угадывались в свете одиноко горящего факела и могу поклясться, что различил в тенях возле него какое-то движение.

Гарретт движением руки велел оставаться на месте, что я с большой охотой сделал, а сам уверенным шагом пробалансировал до середины балки, где присел на корточки. Его рука молниеносно рванулась за плечо (мне подобный трюк наверняка стоил бы жизни) — и вот уже отсвечивающая золотом огненная стрела наложена на тетиву лука. Вор целился куда-то в темноту. Я вглядывался в тени, но при всем желании больше не мог различить никакого движения. Было совершенно тихо, если не считать далекого потрескивания одинокого факела и тихого выжидающего гудения натянутой тетивы.

Вцепившись в стену, я напряженно ждал, пока Гарретт выстрелит. Стрела прочертила светящийся след в темноте и с огромной разрушительной силой взорвалась внизу. В яркой вспышке на долю секунды удалось различить контуры сгнившего, превратившегося почти в скелет человеческого тела, а затем тварь разнесло на куски. Эхо взрыва металось еще пару секунд по гигантскому темному залу, затем снова сделалось темно и тихо. Новая стрела уже очутилась на тетиве гарреттова лука, но он не натягивал его, а застыл в ожидании. Я уже научился достаточно сносно вот так цепенеть, пока не будет получена команда «вольно». Прошли минуты, а снизу не доносилось ни звука. Наконец мой спутник поднялся, обернувшись, и я с ужасом понял, чего он от меня ждет. Он понимающе, но без всякой насмешки, улыбнулся и прошел по балке в другой конец помещения. Там было так темно, что вор почти исчез в тени. Мне совсем не улыбалось лезть следом, но тут вдруг перед глазами явилось лицо Гарретта и на нем застыло то же выражение, какое часто принимало лицо Мастера Торбена, когда он был разочарован мной. Я совсем не мог этого переносить, не желал опростоволоситься перед ним. Поэтому встал и двинулся вперед со всей скоростью, насколько позволяла узкая балка, ни разу не глянув вниз, не думая ни о чем кроме твердого намерения добраться до другой стороны и оказался там, едва сознавая, что сделал это. Даже Гарретт глядел на меня в изумлении, потом, скривив рот, исчез во тьме.

Было слышно, как он спрыгнул с балки и приземлился где-то не очень далеко внизу. Слепо нащупав стену на другом конце ненадежного моста, я сделал то же самое (правда, с приглушенным чувством того, что сейчас, наверное, падаю в бездну), но, к своему удивлению, оказался на твердом полу. Мои глаза постепенно привыкли к окружающему нас мраку и я смог различить галерею, в которой сейчас находился. Она, к моему облегчению, казалась сделанной из массивных каменных блоков и достаточно широкой, чтобы по ней можно было без опаски передвигаться. Пробежав вдоль галереи, мы добрались до уводящих в пустоту ступенек. Там было не видно ни зги. Целая орда зомби, оставаясь незамеченной, могла поджидать нас там. От подобных мыслей я беспомощно замер на месте. Гарретт снова вытащил свой лук и огненную стрелу. В слабом свете кристалла он начал медленно спускаться вниз, готовый в любой момент выстрелить. Мои ладони были мокрыми, когда я доставал из кармана флакон со святой водой, следуя за ним.

Понадобилось некоторое время чтобы спуститься, но вот наконец мы стояли на полу зала. Здесь, внизу, он не был таким темным, как казалось поначалу и я в восхищении разглядывал гигантский склеп. Тут стояли всего два больших саркофага, украшенные по бокам диковинными статуями птицеподобных существ. Но Гарретт не удостоил их вниманием и не дал мне времени на восхищение. Он устремился в соседний зал, где лежал тот самый мертвец. Я быстро отвел взгляд от перевернутого трупа мужчины и отважился взглянуть на него лишь через несколько секунд. Глаза покойного казались до сих пор наполненными ужасом, хотя смерть исказила черты лица. Он носил при жизни темную одежду и был вооружен коротким луком с парой стрел, бездарно сделанным мечом и длинным кинжалом. Гарретт быстро обыскал мертвеца — не с целью забрать себе его жалкое добро, а чтобы выяснить, кто он такой. В руках вора появился смятый кусок пергамента и кольцо, оглядев которое, он тихо сказал:

— Один из людей Ройбена. Еще теплый. — от этих слов мороз прошел по коже. Гарретт просмотрел пергамент и тихо выругался.

— Оказывается, не мы одни ищем ту могилу. Пошли.

19

Мы вернулись в зал с двумя статуями и подошли к лестнице. В темноте я разглядел незамеченный ранее проход, ведущий в узкое темное помещение, от которого по обе стороны находились небольшие комнаты со стенными нишами. В них лежали частично сохранившиеся человеческие скелеты, некоторые были закутаны в остатки саванов. Некоторые ниши были закрыты каменными плитами со стершимися символами и надписями, но большинство стояли раскрытыми и осколки их крышек валялись повсюду на полу. Тут тоже горел факел, который Гарретт снял со стены, прежде чем мы двинулись дальше. Из любопытства я хотел рассмотреть поближе человеческие останки в стенных захоронениях и подойти поближе, но он задержал меня и указал на несколько незаметных отверстий в стене справа. Затем, нагнувшись, поднял кусок крышки и швырнул его перед гробницами. Я с удивлением услышал щелканье, заметил, как плита чуть-чуть вдавилась в пол, и тут из отверстий справа вылетели две стрелы. Пронзив пустоту, они с силой ударились о противоположную стену и упали на пол. Я стоял как громом оглушенный, а Гарретт, улыбнувшись в полутьме, сказал:

— Ничего здесь не трогай, ладно?

Привстав на цыпочки, я заглянул в нишу позади ловушки:

— Не понимаю, для чего эта защита. В могиле же нет ничего ценного.

— Теперь уже нет… — услыхал я приглушенный голос Гарретта, поднимающегося по низкой лестнице в соседнее помещение. Все понятно, он уже явно бывал здесь и наверняка оприходовал эти ниши. Поспешив вдогонку, я уже с опаской наступал на плиты пола.

Из следующей комнаты, как казалось на первый взгляд, не было выхода. Там, как и в предыдущей, находилось множество ниш и пара статуй, угрожающе взиравших на нас в свете факела. В пыли на полу лежал какой-то предмет, показавшийся знакомым. Осторожно подойдя поближе, я увидел боевой молот — оружие моих братьев. Он выглядел ужасно старым и было неясно, как он сюда попал и самое главное, где же его владелец? Кончиком ступни я боязливо коснулся молота, словно страшась того, что он сейчас оживет и набросится на меня. Мой спутник, откровенно забавляясь, наблюдал за всем этим. Я сконфуженно отдернул ногу.

— Его владелец был давным-давно погребен в одной из ниш. Но, видно, он чувствовал себя одиноко и потому покинул ее, чтобы отыскать себе подходящую компанию.

Я испуганно вытаращился на Гарретта. Разумеется, умершие братья тоже могли стать ходячими трупами, как и прочие люди. Но я всегда усиленно гнал прочь подобные мысли.

— Он был… Он ходил по этим комнатам, когда Вы в прошлый раз сюда спускались?

— Ага.

Больше вопросов с моей стороны не последовало. Наверное, в ответ на них последовала бы история о точно пущенной огненной стреле или метко брошенном флаконе святой воды. Теперь я смотрел иным взглядом на пыль у себя под ногами.

Гарретт поставил факел в держатель и ухватился за веревку, которую я не заметил, потому что она висела прямо у двери, спускаясь в маленькое четырехугольное отверстие в полу. Он повис на ней и без всяких слов скрылся в глубине. В который раз проклиная судьбу, я подошел к отверстию. Слабый свет снизу еще раз доказывал, что кто-то до нас здесь уже побывал, а еще стало совершенно ясно, что шахта достаточно глубока, чтобы дважды разбиться насмерть при падении. Взявшись за веревку, я с недоверием разглядывал ее. Вроде бы она казалась надежной, по всей видимости висела здесь не очень давно и к тому же крепилась к потолочной балке несколькими внушительными узлами. Ну конечно, тот, кто зажег факелы, наверняка использовал и эту веревку. Послав Строителю краткую молитву, я медленно полез вниз. Веревка оказалась очень шершавой, так что перчатки весьма пригодились. Я пытался не смотреть вниз и немножко тормозил для равновесия при спуске, упираясь ногами в гладкие стены.

Очутившись в маленьком переходе со скошенным потолком, соединявшим два помещения, я в который уже раз за сегодня с радостью ощутил под подошвами твердый пол. Гарретт уверенно потянул меня в левую сторону. Там находился однажды бассейн, но вода давно иссякла, лишь зеленоватый налет на стенках напоминал о ней. Вор без малейших проволочек спрыгнул туда и через широкий темный лаз заполз в водопроводную систему. Без всякого удовольствия я лез следом по запутанной паутине изгибов и ответвлений, пока мы снова не оказались в другом просторном бассейне, разделявшем комнату на две неравные половины. Одна была просторная, украшенная статуями и настенными росписями, другая — скромно обустроенная, узкая и на первый взгляд пустая. Машинально я начал карабкаться ну ту половину, что выглядела более привлекательной, но он остановил меня и потянул на другую сторону. Лишь теперь бросились в глаза знакомые мелкие отверстия в боковых стенах возле статуй, куда меня чуть было не занесло. Выбравшись из бассейна, я поспешил за Гарреттом, а незаметная ниша у стены радостно встречала нас новой бездонной шахтой. К счастью в этот раз на внутренней поверхности имелась закрепленная лестница. Вор начал быстро спускаться, а мне после беглого взгляда вниз оставалось лишь покориться судьбе — ничего утешительного, все та же темная бесконечная глубина. Скрепя сердце и стараясь не заострять внимание на расшатанных скрипящих лестничных скобах, я полез и в эту шахту.[25] Гарретт, поджидавший внизу, тотчас же рванул меня за рукав, оттаскивая в сторону, едва мои ноги соскользнули с последней перекладины. И вовремя: раздалось не предвещавшее ничего хорошего щелканье уходящей в пол плиты и что-то открылось на внутренней стенке шахты. Несколько увесистых булыжников тяжело грохнулись на то самое место, где еще секунду назад находился я, а потом сползли в сторону по покатой поверхности плиты. С безобидным щелчком она вернулась в прежнее положение, поджидая новую жертву. Камни выглядели очень внушительно. На полу в отдалении валялось еще несколько и я невольно задался вопросом, сколько раз должна сработать ловушка, прежде чем закончатся эти смертоносные снаряды? Как видно, Гарретт спрыгнул с лестницы, не коснувшись плиты, в противном случае мне во время спуска был бы слышен грохот. Подняв один обломок, он внимательно его разглядел — в слабом свете на камне виднелись темные пятна.

— Кто-то был недостаточно осторожен, — констатировал вор, потрогав булыжник в этом месте. — Еще не совсем высохло.

Конечно же пятна оказались кровью, на полу тоже осталось несколько капель. Тот, кто угодил в эту ловушку, в общем-то родился в рубашке, так как смог уйти отсюда своими ногами.

Помещение, в которое вела шахта с лестницей, было очень просторным и неправильной форму. В мелькающих тенях я различил стены, сложенные из массивных светло-коричневых блоков. Наверное, понадобилось бы с десяток взрослых мужчин, чтобы лишь сдвинуть один такой с места. Не вызывало бы никаких сомнений, что эти стены воздвигнуты здесь на веки вечные, если бы не одна из них, находившаяся как раз напротив нас и павшая жертвой прошедших столетий. Обрушившись, она открывала ранее скрытый и оберегаемый от посторонних глаз проход. Тут бы и конец нашему пути, если бы не отверстие, пробитое кем-то справа от места обвала. Нет, не пробитое — слово выкопанное подходило куда больше. Дыра выглядела как исполинская мышиная нора и была так велика, что туда не сгибаясь мог пройти взрослый человек. По той уверенности, с какой Гарретт направился туда, стало очевидно его знакомство с этой пещеркой. Я же немного мешкал, поскольку догадывался о том, кто проложил этот ход и не особенно жаждал встречи с кем-то из строителей.

На свете было лишь одно животное, которое рыло подобные норы и отнюдь не славилось своим безобидным нравом. Я еще ни разу не видел вблизи живого буррика и не жалел об этом. Мать говорила, что они отдаленные потомки драконов из темных времен, о которых рассказывали некоторые наши легенды. Буррики были ростом выше человека, весили примерно так же, как взрослый, хорошо откормленный бык и передвигались на задних ногах, пригнувшись и скрючив на груди маленькие передние лапки. Безволосое тело сплошь и рядом, как у большой змеи, усеивали чешуйки. Маленькие зеленые глазки находились по бокам головы, а в огромной пасти наверняка торчали длинные и острые как ножи зубы. Кроме того они могли выдыхать огонь, так мне рассказывал Беппо. Я не больно-то доверял его байкам, но при виде такой здоровенной вырытой в камне дыры мой скепсис куда-то пропал, сменившись боязнью.

Гарретт не стал брать с собой факел и я уже приготовился плестись в кромешной тьме, но, как оказалось, ошибался. Сперва было темно хоть глаз коли, но затем тут и там стены норы тускло замерцали зеленым. Осторожно подойдя поближе, я с удивлением убедился, что призрачное сияние исходило от росших там грибов. В их свете легче было продвигаться вперед по норе. Воздух тоже изменился — прежде сухой и прохладный, теперь он стал теплее и словно овевал мое лицо чьим-то сырым дыханием.

Никакие плюющиеся огнем ящеры не поджидали нас за поворотом, когда мы достигли выхода из норы. Я быстро вышел наружу, радуясь тому, что не попал в зубы буррикам. Рука Гарретта вовремя ухватила мой плащ и рванула назад от зияющей глубины внезапно разверзшегося впереди ужасного обрыва. Попятившись, я пораженно посмотрел вниз. Там тоже светились грибы, неустанно рассеивая мрак своим мерцающим ярким сиянием. В ста пятидесяти футах под нами сверкала глянцевито-черная поверхность воды, а над головой распростерся гигантский скальный купол. Отвесно падающая противоположная стена вся была испещрена многочисленными норами, полыхавшими зеленым светом. Наверное, в них рос какой-то особый вид мха.[26] Мне показалось, что в одной норе что-то шевелится. Я пытался разглядеть получше, но ничего не вышло.

Мы стояли на узком балконоподобном выступе, соединявшим покинутый нами выход с точно таким же слева. Я молился о том, чтобы Гарретт не решился на головоломный прыжок через обрыв и молитва эта была услышана. Он уже нетерпеливо волок меня дальше. Быстро пройдя по следующей норе, мы оказались в зале с высоким потолком, подпираемым массивными, искусно украшенными колоннами. Я понял, что нахожусь сейчас с обратной стороны обвалившейся стены. Здесь тоже кто-то зажег факел, а свет грибов и теплый воздух остались в туннелях бурриков, опять стало зябко.

Зал поражал своим великолепием и заставлял робеть. В стенах находилось огромное множество ниш, большинство закрыто тяжелыми плитами с тонко выгравированными и изъеденными временем символами. Тишина стояла почти торжественная и потому наши тихие шаги по зеркально отполированному полу казались страшным шумом. Здесь было нечего опасаться бурриков, но в тенях между колоннами мог скрываться кто угодно. Я держался поближе к своему спутнику, с неприятным чувством оглядываясь кругом.

Движения Гарретта вдруг замедлились и стали более осторожными — он что-то уловил. Я каждую секунду ожидал от него знака — укрыться в тени и вести себя тихо. И вдруг в голове мелькнула жуткая мысль: а что будет со мной, если с вором что-нибудь здесь случится? Ведь без него мне сразу крышка — угожу в следующую ловушку или стану обедом буррика, если прежде мертвяк не разорвет меня в клочья или встретившиеся бандюги не учинят надо мной быстрый и кровавый самосуд. Я злился на самого себя — во-первых, из-за неспособности побороть беспомощность, во-вторых из-за собственного эгоизма и, наконец из-за того, что верно оценил свои шансы на выживание, поскольку целиком зависел от Гарретта. В который раз захотелось узнать — как он вообще согласился взять на себя такую обузу? Ведь я все время болтался возле него как приклеенный и наверняка ужасно мешал.

Его рука сжала мне плечо, это и было сигналом. В мгновение ока я как можно тише шагнул в тень, спрятался за колонной и не шевелился, крепко сжимая флакон со святой водой. Гарретт тоже куда-то скрылся. Напрягая слух и безуспешно пытаясь поймать те звуки, что встревожили вора, я каждую секунду ожидал услышать бешеный рев, который был мне уже так хорошо знаком, но случилось другое. Фигуры, вынырнувшие из-за угла, были более чем живыми, но от них у меня по спине пробежала дрожь, словно от вида надвигающегося и до отвращения сгнившего зомби.

Крысюка я сразу узнал уже по походке. Когда он оказался в свете факела со своими бессменными напарниками, без которых его пока еще не доводилось видеть, стало заметно, что бандит просто клокотал от бешенства.

Я задержал дыхание, крепко прижав к груди бесполезную бутылочку, как будто ее содержимое могло превратить Крысюка в пыль. И куда только спрятался Гарретт? Как сквозь пол провалился.

— Черт побери, Лестер, ты ведь совсем не знаешь, где этот вход, так уж и скажи! — прошипел Крысюк своему спутнику-амбалу. Тот выглядел несколько растерянным, вертя так и эдак в свете факела клочок бумаги.

— Да погоди чуток, сейчас…

— Ты уже два часа говоришь «сейчас» — проныл второй член крысючьей «свиты», держась за голову. Он был бледен, передвигался неуверенно, а на виске запеклась кровь. Да, это именно ему посчастливилось ощутить на себе действие каменной ловушки.

— Заткни пасть, болван! — злобно цыкнул на дружка Крысюк. — Хочешь, чтобы вся местная дрянь сползалась сюда? Сколько нужно времени, Лестер?

— Ага… Мы должны… пойти вот так.

Что-то шевельнулось в тени позади Крысьей Рожи, он ничего не замечал. Я думал, что это Гарретт, но внезапно раздавшийся неистово-яростный рев все расставил на места. Все трое вздрогнули, заметавшись.

— А, проклятье! — заорал Крысюк, совсем неизящно сдергивая лук с плеча (уж не знаю, у кого он его отобрал), его спутники выхватили мечи. Они, пятясь, отступали от существа, устремившегося к ним с неукротимой злобой. Не думаю, что когда-нибудь смогу привыкнуть к виду мертвяков. Некогда это был мужчина, а сейчас зомби, едва прикрытый истлевшими лохмотьями, имел лишь самое отдаленное сходство с человеком. Одна глазница зияла пустотой, мышцы давно высохли и съежились, из-за этого рот монстра перекосился в гротескной гримасе. Оголенный череп кое-где еще покрывали лоскуты кожи. Вытянув свои почти лишенные плоти костяные руки, тварь пыталась схватить ими громил. Крысюк выстрелил в него обычной стрелой, промахнулся в спешке, чертыхнулся и полез за новой, а его кореша уже удирали во все лопатки. Эхо отвратительного сиплого рева зомби гулко разносилось по залу, это наверняка привлекало внимание всей шляющейся поблизости нежити. Нужно было как можно скорее уносить отсюда ноги, чтобы не угодить в серьезную передрягу. Всего лишь через несколько секунд в отдалении послышался ответный яростный рев, ему вторил еще один.

Я не знал, что делать. Со всех сторон приближались знакомые шаркающие шаги. Мой инстинкт внушал мне, что нужно бежать, мчаться изо всех сил, но рассудок заставил меня оцепенеть, замереть на месте. Гулкие удары сердца отдавались в висках. Крысюк с компаньонами скрылись посреди всего этого шума, а их преследователь, неуклюже ковыляя, устремился за ними следом.

Не смея вздохнуть, я прижался спиной к колонне, беззвучно молясь. Тут в свете факела появился первый из услышавших рев мертвяков, за ним второй и третий. Они некоторое время стояли неподвижно, точно прислушиваясь, затем зашагали по следам трех осквернителей гробниц. Только я решился с облегчением передохнуть, как поблизости что-то зашуршало. Духу не хватало, чтобы повернуть голову и посмотреть, а шум раздавался совсем рядом. Уголком глаза я покосился в сторону и оторопел, увидев мумифицированную ногу, до которой при желании ничего не стоило дотянуться. Но самым худшим была полуразложившаяся ступня, придавившая край моего плаща к полу.

С отчаянием утопающего, хватающегося за соломинку, я сжимал бутылочку дрожащими пальцами. Если бросить ее сейчас, это привлечет внимание других мертвяков. Если промедлить, может оказаться слишком поздно. Тошнотворная вонь гниющей плоти смрадно ударила в нос, я едва не лишился чувств, задержал дыхание и покосился вверх. Тварь уставилась своими пересохшими мутными глазными яблоками в направлении удаляющегося шума. «Ну, ступай же», — мысленно умолял я ее, — «Давай, беги за ними!..»

Но мерзкое создание даже не шелохнулось, а все так же стояло рядом. От его прерывистого сиплого дыхания сердце готово было остановиться. Медленно, очень медленно зомби повернул голову в мою сторону и я начал прощаться с жизнью.

Вдруг гулкое эхо грянувшего где-то вдалеке сильного взрыва заметалось между колонн. Наконец-то Крысюку удалось найти огненную стрелу. Мертвяк развернулся в сторону раздавшегося шума и, шатаясь, заторопился туда. Я же, полностью обессиленный, остался на месте, пытаясь успокоить бешено прыгающее в груди сердце, которое готово было разорваться. Через несколько минут у меня хватило мужества обернуться. Вновь обнаружив возле себя чью-то ногу, я чуть было не заорал во все горло, но нога оказалась обутой в хорошо знакомый сапог. Гарретт, глянув на меня сверху вниз, подал знак — следуй за мной.

Снова многоголосое эхо взрыва прокатилось по древним гробницам. Послышался вой зомби и торжествующий крик Крысюка. Гарретт так же поспешно вывел меня из зала с колоннами в узкий проход, мы прошли мимо нескольких башнеподобных камер-гробниц, где друг над дружкой громоздились встроенные в стену саркофаги, а потом в огромный зал с широкой лестницей, ведущей в находящееся наверху помещение. Он долго наблюдал за ним из темноты, прежде чем выскочить из прохода и взбежать по длинному каменному пути. Мы уже почти добрались до верхней площадки, как вдруг сзади вновь раздалось знакомое урчание.[27] Не останавливаясь, вор с силой потянул меня за собой (ведь я, замерев на месте, уже начал оборачиваться) налево в следующий узкий коридор.

Отверстие с правой стороны прохода выводило в высокую комнату с множеством установленных друг над другом саркофагов. В надежде отыскать укрытие я ринулся было внутрь, но Гарретт, затормозив мой бег, сам на мгновение остановился. Сзади быстро приближалось шлепанье мертвых ног. Я с трудом удерживался от сумасшедшего бегства. Гарретт подал мне знак — не шевелиться, а сам юркнул в комнату с саркофагами и, едва оказавшись там, быстро отскочил в сторону. Огненный шар, промчавшись по помещению и вылетев как раз через проход, с шипением ударился о стену рядом со мной.[28] Я проклинал строителей этих гробниц и их разнообразные чертовы ловушки. А вор тем временем выжидательно поглядывал на меня из комнаты. И чего это он хочет? Чтобы я попытался повторить безумный трюк и поджарился, как поросенок на вертеле? Но послышавшийся пугающе близко хриплый вздох подействовал весьма убедительно. Промчавшись через дверь со всей возможной скоростью, я поспешно отпрыгнул с линии огня. Еще один шар пронесся по комнате, угодив в стену.

Я видел, что ловушка скрыта в стоящей напротив двери статуи. Она плевалась огнем из маленького отверстия, когда что-нибудь двигалось перед ней. Интересно, что за Магия была здесь использована? Гарретт выдернул меня из оцепенения, потащив вперед. Мы подошли к статуе и встали по обеим ее сторонам, чтобы нас хорошо стало видно. Я ничего не мог понять.

— Они не очень сообразительны, — прошептал Гарретт и спустя секунду все стало ясно. Преследовавший нас мертвяк без всякого промедления проковылял в комнату, хотя безусловно должен был видеть шар, пущенный в меня ловушкой. Новый клубок огня мгновенно поразил его в грудь. Зомби громко взвыл и несколько секунд стоял словно оглушенный, за это время ловушка как раз перезарядилась. Второй выстрел прервал его нечестивое существование.

Стараясь не попасть в поле зрения статуи, мы покинули комнату тем же путем, каким зашли, но сначала Гарретт убедился, что в коридоре никто нас не поджидает.

На верхнем этаже уже не было того великолепия, что царило в залах внизу. Признаков присутствия жутких обитателей этих мест тоже было не видать, очевидно благодаря огненной ловушке. Деревянные мостики соединяли между собой соседние камеры, порой от них ответвлялись боковые ходы. Я очень быстро запутался в этом лабиринте и потерял чувство направления, следуя за Гарреттом. Здесь было очень темно и мы постоянно куда-то поворачивали. Но он прекрасно знал, куда и когда нужно свернуть и при этом ни разу не остановился. Оставалось только гадать, откуда ему так хорошо знакома схема Катакомб. Я вот, например, даже если бы раньше разок и побывал тут, все равно бы не смог столь уверенно ориентироваться в всех этих залах и переходах.

Теперь мы стояли в коридоре перед массивной металлической плитой с выгравированными символами моего Ордена. Неподалеку находился низкий вход в гробницу. Ее ярко освещал огромное сияющее изображение молота на потолке, создавая при этом на полу свою точную световую копию. Все выглядело так, словно слабые лучи солнца лились в помещение через матовое стекло. Но как это было возможно, ведь мы находились глубоко под землей? Махнув на все рукой, я откровенно восхищался этим чудом и просто млел от разливающегося по комнате яркого света после постылой тьмы подземелий.

— Не выходи на свет, Тим, — Гарретт неподвижно замер у границы образованного лучами символа.

Споткнувшись на полушаге, я снова заметил те же самые мелкие дырочки в стенах впереди и сзади. Братья, построившие склеп, позаботились о ловушках, не желая того, чтобы посмертные дары попали в руки гробокопателей и мародеров. Но здесь уже вроде и не было ничего ценного, и Гарретт, по-моему, имел к этому некое отношение.

В каждой стене квадратной комнаты виднелась ниша с каменным саркофагом. Три каменных мостика, крестообразно расходясь от центральной площадки с сияющим символом молота, вели к ним. Внизу, должно быть, находилась еще одна комната-гробница — все три пути не имели ограждения и можно было взглянуть вниз (или свалиться, проявив неосторожность). Мне ужас как хотелось узнать, кто же нашел здесь свое место упокоения, но Гарретта не интересовали саркофаги. Уверенно прокравшись по узенькой полоске пола между символом и зияющими отверстиями в стене, он очутился на другой стороне комнаты. Там вела вниз выглядящая ненадежной лестница.

С гораздо меньшей элегантностью пришлось пробалансировать следом. Скобы лестницы угрожающе шатались, поэтому, спустившись вниз, я безумно радовался. Помещение было довольно низким и, как и верхнее, не особенно просторным. Через отверстия в потолке проникало достаточно света, чтобы оглядеться вокруг. Посередине находился большой саркофаг, чью крышку уже давно кто-то сбросил, ее осколки валялись рядом. Внутри было абсолютно пусто. Я озирался с беспокойством, ожидая встречи с жизнерадостно кровожадным владельцем гробницы, но мы были тут одни. В маленьком стенном углублении стояла пустая чаша со святой водой. Это казалось единственной деталью интерьера комнаты — никаких других могил или гробниц, не говоря уже о давно утерянной летописи.

Гарретт разглядывал обломки крышки. Я, оцепенело замерев у стены, некоторое время наблюдал за ним, затем перевел взгляд на чашу и замер в изумлении. Она была совсем не такой, какие мне доводилось видеть раньше — очень древняя и не так скромно сделана, как в нашем монастыре. Края ее украшала изящная, едва различимая в скудном свете резьба. Я не мог понять, что она собой представляла, поэтому ощупал ее пальцами, удивленно отметив отсутствие пыли. Затем глянул через плечо на своего спутника, услышав его вздох.

— Могила слишком свежая. Самуэль наверняка не ее имел в виду — этой всего лет четыреста. Чего ты там делаешь?

— Чаша не такая, как у нас в монастыре. Более старая. — опасаясь его насмешки, я поспешно добавил. — Она не такая запыленная, как все здесь.

Гарретт не засмеялся. Подойдя вплотную, он внимательно рассматривал чашу.

— Не могу точно сказать, насколько она древняя, но то, что выполнена в другом стиле чем саркофаг, это однозначно.

Присев на корточки, он водил по узору пальцами и вдруг замер.

— Таэлин. Я не могу это прочитать.

Очень тщательно Гарретт ощупывал углубления и выпуклости на камне, пытаясь отыскать среди них скрытый переключатель, но безуспешно. Его указательный палец медленно прошелся по внутренней поверхность священного сосуда.

— Выглядит так, словно ей совсем недавно пользовались.

Вытащив одну из водяных стрел, он сильным ударом разбил кристалл о край чаши. Теперь в ней была маленькая лужица, но никакого успеха это действие не принесло.

— Как поступили бы твои братья, Тим, чтобы спрятать потайной ход?

Я долго размышлял.

— Думаю, они бы позаботились о том, чтобы только кто-то из наших смог его открыть…

Мой взгляд блуждал по комнате, пытаясь отыскать что-нибудь в форме боевого молота, но натыкался на пустоту. На стенах не было никаких надписей. Ничего, кроме чаши и саркофага. Я напряженно думал, пытаясь найти решение.

Внезапно в голову пришла одна идея — дурацкая, но все лучше чем ничего. Молот мог носить с собой кто угодно, но произнести благословение Строителя, превратив обычную воду в оружие против нежити, умел не каждый. Однако мне, скромному неофиту, не по силам подобные деяния. Тогда я вытащил флакон святой воды и вылил его содержимое в чашу. Реакция последовала незамедлительно: ближайшая стена с тихим лязганьем отодвинулась в сторону и перед нами открылся темный проход.

Я прямо оцепенел. Гарретт, бросив на меня быстрый взгляд, осторожно вошел внутрь, ощупывая стены. Мне было боязно соваться туда — вдруг опять какая-нибудь скрытая ловушка? Потом послышался его тихий смех.

— Давай, заходи. Но смотри не наступи на третью от входа плиту.

Последовав этому совету, я очутился в маленькой гробнице с новым саркофагом. Он выглядел ужасающе древним. В боковые стены были вделаны тяжелые, черные как ночь плиты с рельефным изображением символа моего Ордена, а на противоположной находилась еще одна из того же материала, сплошь покрытая письменами.

В потайной комнате царила ужасная вонь. Гарретт, опустившись на колени, что-то разглядывал на полу и я содрогнулся, увидев лежавший там труп мужчины. Он находился здесь явно меньше восьми столетий, ведь на теле были видны только первые признаки разложения. Одежде и кольцо на распухшем пальце указывали на то, что это один из молодчиков Ройбена. В спине торчали сразу три стрелы.

Я обогнул по широкой дуге третью плиту, выглядевшую вполне нормально и присел рядом с Гарреттом. Разумеется, в стене напротив входа находилось маленькое отверстие и вылетевшая оттуда стрела без сомнения поразила бы свою цель, наступи я на скрытый рычаг. А почему же тогда у трупа их было три?

Гарретт, поднявшись, изучал саркофаг.

— Тут кое-чего не хватает, — слегка раздраженно произнес он. Подойдя ближе, я разглядел, что кто-то поработал над крышкой, наплевав на красоту ее каменной отделки. Она была чуть сдвинута, а поверхность в одном месте грубо обколота. Немногие уцелевшие кусочки окантовки говорили о том, что выломанный предмет напоминал по форме четырехлучевую звезду и был по всей видимости плоским.

Гарретт резко вдохнул воздух.

— Придется сделать приятное Ройбену и нанести ему визит, — Помоги-ка, Тим, сдвинуть крышку. Берись здесь, за короткую сторону.

Мне не оставалось ничего иного, как послушно подчинился, хотя в голове кружились тысячи вопросов. Он подошел к саркофагу со стороны головы покойного, я — с противоположной. Это был тяжкий труд, ведь крышка оказалась почти неподъемной. Однако отодвинуть ее удалось лишь таким путем — при малейшем перемещении с обеих сторон сыпались стрелы. В первый раз я испуганно втянул голову, но они не задели меня. Теперь становилось понятно, как расстался с жизнью этот парень на полу и почему крышка все еще оставалась закрыта, хотя молодчики Ройбена отыскали потайную комнату. Наверное, они были вдвоем; один из них погиб при попытке открыть саркофаг, а другой, неспособный справиться в одиночку, вернулся к Ройбену с докладом о частично выполненном задании. Теперь здесь оказался Крысюк, чтобы довести дело до конца (если его вместе с дружками еще не задрали мертвяки).

Тяжеленная плита наконец подалась и соскользнула в сторону, с глухим грохотом приземлившись на каменный пол. Поток стрел тут же иссяк. С большой осторожностью Гарретт склонился над открытым саркофагом, а я ждал его знака, что все в порядке, не решаясь пошевелиться. Он вытащил кинжал, осторожно коснувшись внутренней стенки. Ничего не произошло. Лишь тогда он перегнулся через край, исследуя содержимое гробницы.

Я отважился кинуть туда взгляд. Как и в случае с Аристайдесом, по останкам усопшего мало что можно было понять. От темно-красного тяжелого одеяния одного из наших Первосвященников теперь остались лишь рассыпающиеся в пыль клочки. Однако сразу бросалась в глаза тяжелая книга с металлическими закладками и символом молота на переплете, которую покойный однажды прижимал к груди. От грудной клетки, продавленной за века огромным томом, сейчас мало что осталось.

Мне очень хотелось знать, почему Гарретт обследует внутренние стенки саркофага, вместо того чтобы сразу взять книгу. Но я уже достаточно знал его и понимал, что это зачем-то нужно. Его лицо казалось недовольным. Очевидно, вор был уверен, что здесь скрыта ловушка, но не мог ее отыскать.

В конце концов он подал мне знак отступить на шаг в сторону, а сам, взяв из колчана стрелу с широким наконечником (поскольку кинжал оказался коротким для этой цели), попытался дотянуться до книги, не нагибаясь над каменным гробом. При этом он еще чуть-чуть отпихнул меня в сторону. Раздалось громкое шипение и в то же время дверной проем позади начал с лязгающим звуком закрываться. Комната быстро наполнялась невидимым едким газом, от которого болели глаза и жгло легкие. Задержав дыхание, я рванулся назад, перепрыгнув через вызывающую ливень стрел плиту. Мне хватило времени, чтобы втиснуться между закрывающейся дверью и стеной и что есть сил упереться в нее. Казалось, что гибель неизбежна и меня раздавит в лепешку, но тут механизм с неприятным скрипом застопорился. Давление немного ослабло, но я чувствовал, как закрывающаяся дверь, неуклонно, миллиметр за миллиметром продвигается вперед. Тем временем газ полностью нас окутал. Я с трудом сдерживал дыхание, глаза слезились, грудная клетка готова была разорваться от боли.

Гарретт как раз быстрым рывком достиг двери и затормозил спиной потайную дверь. Это позволило мне выскочить наружу и дрожащими от напряжения руками удержать открытым путь к свободе. Он выбрался как раз в тот момент, когда силы окончательно покинули меня и дверь с тупым гулом захлопнулась. Полуослепшие и спотыкающиеся, мы бросились прочь от потайного хода, пока не почувствовали, что в воздухе больше нет едкого запаха. Возле саркофага в передней комнате мы рухнули на пол и лежали так, пока дыхание не восстановилось. Когда мои глаза наконец перестали слезиться, я увидел в руках Гарретта книгу, которую он с присущим самообладанием выхватил из могилы Первосвященника, прежде чем покинуть потайную комнату. Он все еще прижимал ее рукой к груди, потом положил рядом, чтобы протереть рукавом глаза, и поглядел на меня.

— Все нормально?

Я в ответ лишь кивнул. Очень хотелось как можно скорее убраться прочь отсюда. Хотя легкие еще болели при каждом вздохе, но, кажется, обошлось без серьезных повреждений. Гарретт с некоторым усилием поднялся и направился к лестнице, зажав под мышкой книгу. Как ни крути, это был том внушительной величины и толщины, его никак не спрячешь под плащом.

Он вскарабкался наверх, я лез следом. Мы уже почти добрались до прохода с металлической плитой, как вдруг услыхали приближающиеся голоса. Я обеспокоенно посмотрел на Гарретта, заметив, как изнуренно он повел глазами. Вор быстро втолкнул меня обратно в гробницу, мимо символа молота на полу, а потом мы затаились в одной из стенных ниш рядом с саркофагом и, скорчившись во тьме, ждали.

В это невозможно было поверить, но Крысюку с друзьями действительно удалось выйти невредимым из стычки с зомби. Эта победа, однако, не улучшила его настроения — он все так же безжалостно подгонял своих напарников.

— Ну гляди, если это опять не тот проход, я тебе ухо отрежу, клянусь! — прорычал Крысюк, года они вошли в комнату.

— Да нет, я ж говорил! — ликовал парень с картой. — Это здесь!

— Повезло тебе. Смотри внимательней, ты, придурок с мозгами буррика, свет — это ловушка! Крэйвен про это много раз говорил!

Из своего укрытия мне удалось разглядеть, что бандит, к которому сейчас обращался крысомордый, уже не выглядел полностью здоровым — тоже спотыкался и часто останавливался, как и его раненый в голову дружок.

— Так, стой здесь и карауль проход, понял? — гаркнул на него Крысюк. — Хватит с меня на сегодня сюрпризов. Если там чего-нибудь двинется, пустишь ему огненную стрелу в кишки.

Оставив одного из мужчин на страже, он начал спускаться по лестнице, его спутник обреченно шел следом. Громила-часовой, вытащив огненную стрелу и изготовив лук, нервно поглядывал в темноту коридора. Гарретт взглядом предупредил меня вести себя предельно тихо — слишком опасно было предпринимать попытку бегства.

Внизу Крысюк продолжал поиски, шныряя по помещению. Затем комната внизу огласилась шквалом отборных похабных ругательств — наши следы были обнаружены. Я слышал, как отворилась потайная дверь и бешеная ругань возобновилась с новой силой.

— Она исчезла! Крышка открыта! — орал Крысюк срывающимся голосом. — Кто, черт побери, это сделал?! Вода еще не высохла, они не могли далеко уйти!

Ошалев от бешенства, он выскочил наружу, а следом — его бледный от потери крови компаньон.

— Ну, чего стоишь и пялишься на меня?! Нужно найти их и отрезать им путь! Пошли, вперед!

Бандиты спешно покинули камеру. Гарретт долго поле этого выжидал, потом расслабился.

— Надо отыскать другой выход. Наверняка они станут караулить шахту и стрелять во все, что высунет оттуда голову.

На мой обеспокоенный взгляд он только улыбнулся.

— Не бойся, наружу есть еще один выход. Только он, как бы это сказать… не самый удобный. Что ты знаешь про бурриков?

Проглотив комок в горле, я рассказал то, что мне было известно. Вор начал тихонько смеяться.

— Плюются огнем? Это что-то новенькое. Они выдыхают не огонь, а газ, наподобие того, что был в потайной комнате. Если ты вдохнешь его, то можешь упасть без чувств или в худшем случае отравиться. А клыков у них вообще нет.[29] Буррики не питаются мясом, насколько мне известно. Однако чужаков они не жалуют и вблизи могут неслабо драться когтями, хотя эти крошки и не особенно большие. Но вообще-то лучше к ним не приближаться.

— Мы должны будем спуститься с обрыва, мимо которого проходили? — мне становилось не по себе при воспоминании о стене, отвесно возвышающейся над подземным потоком.

— Нет, насколько я знаю, норы с той стороны не выводят на поверхность. Большинство этих тварей обитает там, но некоторые расселились по верхнему уровню Катакомб. В общем, будь поосторожней.

С нехорошим чувством в желудке я выходил из гробницы. Гарретт передвигался и разглядывал открывающиеся за поворотом коридоры с повышенной внимательностью, прежде чем туда свернуть. Крысюку могла придти в голову идея оставить здесь одного из своих дружков часовым или установить на нашем предполагаемом пути мину. Но, как видно, он пришел к выводу, что мы уже ушли достаточно далеко, потому что следов налетчиков было не видно.

От того пути, по которому мы пришли в гробницу, ответвлялся узкий, ведущий наверх деревянный помост. В мерцающем свете зажженного Гарреттом древнего факела я увидел, что нахожусь в высоком как башня помещении. Помост заканчивался на кольцеобразной площадке, проходящей вдоль всей стены. На противоположной стороне вел наверх еще один, а в вышине виднелся третий. Стены были испещрены странными символами и барельефами, зловещие тени кружили вокруг нас во время подъема. Отсутствие каких-либо перил на узеньком мостике, соединяющем две площадки на головокружительной высоте, очень сильно действовало на нервы и я благоразумно старался не смотреть вниз.

Очевидно, третий ярус был нашей конечной целью. Раздавшееся в отдалении фырканье возвестило о чешуйчатых обитателях верхнего этажа, слоняющихся где-то рядом. Я спрятался за спиной своего спутника, который укрепил почти полностью сгоревший факел в настенном держателе.

— А что, буррики не боятся огня? — прошептал я с некоторым скептицизмом. Разумнее было бы не оставлять факел здесь, а забрать с собой, чтобы отпугивать им зверюг.

— Еще как. Именно поэтому они начнут выдыхать свой яд изо всех нор, если увидят факел. — прошептал он в ответ.

С этими словами вор проскользнул вдоль стены в проход, чей деревянный пол выглядел очень ненадежно. В исчезающем свете было заметно, что балки в некоторых местах обвалились, открывая вид на почти бездонную глубину нижних залов. Удрученно поглядев туда, я поднял глаза, чтобы тут же увидеть внезапно возникшую в угольно-черной тьме прохода гигантскую тень. Страх заставил меня оцепенеть.

Гарретт уже остановился, вжавшись в стену. Я поспешно последовал его примеру.

Фигура впереди издала громкое фырканье с помощью могучих легких и, принюхиваясь, задрала вверх свою малопривлекательную голову.[30] Затем животное нагнуло шею и снова с шумом выпустило воздух из ноздрей. Несколько минут ничего не происходило. Существо стояло, переминаясь с одной лапы на другую, но не двигалось с места. Вроде бы оно не заподозрило ничего дурного, однако пока эта туша загораживала проход, о продолжении пути не могло быть и речи.

Так мы и ждали, без движения прижавшись к стене, а моя правая нога начала потихоньку затекать. Глаза немного привыкли к темноте и уже можно было отчетливее различить контуры буррика. Он был примерно на голову выше Гарретта, но только в том случае, если выпрямлялся во весь рост (а это случалось, когда животное нюхало воздух). Стоя на двух сильных задних лапах, он прижимал, словно ручонки, маленькие передние к своему тяжелому телу. Длинный, похожий на ящеричный хвост помогал сохранять равновесие при наклонах. Сходство с ящерицей-переростком добавляла также продолговатая голова с маленькими глазами по бокам и чуть-чуть выступающими ноздрями. В широкой пасти, насколько я видел, не было заметно ничего похожего на клыки. В общем, буррик выглядел почти безобидно, не будь он таким массивным. С пещерными монстрами, о которых со смаком рассказывал Беппо, у него была лишь одна общая черта — чешуйчатая кожа.

Левая нога тоже начала затекать и мой страх перед бурриком начал постепенно перерос в раздражение. Уперся и не двигается, понимаешь, словно бык с нашего двора, когда он не хотел тянуть плуг. Гарретт тоже потерял терпение: я чувствовал, как он осторожно движется.

Очень медленно он прокрался вдоль стены к задремавшему животному. Мне было интересно, как же ему удастся проскользнуть мимо, ведь зверь заполнил весь проход своей массой. Но это не входило в его намерения, ведь, приблизившись к морде буррика, он сделал быстрое движение рукой. Послышался звук тупого удара и животное с ужасным ревом рухнуло на пол. Мне показалось, что старое дерево сейчас разлетится в щепы и оглушенный буррик найдет внизу свою смерть, когда тяжелое тело с силой шлепнулось на дрожащие доски.

— Быстрей! — прошипел мне Гарретт, пряча под плащом дубину. — Его собратья наверняка все слышали.

Я все еще не мог придти в себя от того, что вору удалось оглушить буррика. Послышавшееся в отдалении взволнованное фырканье и прозвучавшее в ответ ему еще более дальнее возвестили о приближении обеспокоенных собратьев по виду. Быстро перепрыгнув через валяющуюся тушу, я припустил следом за Гарреттом вдоль прохода. Мы проскочили через небольшую комнату, с которой соединялось несколько других, и нырнули в один из боковых коридоров, когда раздавшийся из темноты яростный трубный вопль дал понять, что мы обнаружены. Позади слышались быстро шлепали тяжелые лапы. Гарретт не останавливался ни не секунду, мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы успевать за ним. Вдруг он замер, стремительно пригнулся к полу и боком протиснулся в низкую дыру в стене, которую я ни в жизнь бы не заметил, случись мне оказаться здесь совсем одному. Несмотря на тяжеленную книгу он очень шустро скрылся в темноте. Я слышал приближающихся преследователей и тоже полез внутрь. Пролом в стене оказался достаточно большим, чтобы вместить скрючившегося человека и уводил в низкий туннель, где можно было пробираться только ползком. Я наивно полагал, что буду здесь в полной безопасности, когда Гарретт издали велел мне пошевеливаться. Потом раздался звук, словно кто-то смачно и от души рыгнул и меня мгновенно окутала едкая вонь. Хотя байки об огнедышащих бурриках оказались вымыслом, однако они очень даже умели постоять за себя, защищаясь от злостных нарушителей спокойствия. Желто-зеленое облако газа тяжелой пеленой растеклось вокруг и мне пришлось судорожно задержать дыхание, ведь при первом же неосторожном вдохе все поплыло перед глазами. Лихорадочно уползая дальше по проходу, я никак не мог вырваться из зловонного густого тумана.

С той стороны снова и снова раздавались рыгающие звуки, оповещавшие о новых газовых атаках. Я полз на животе, а вонь в узком проходе стала просто непереносимой. Руки и ноги начали трястись, силы иссякали, глаза закрывались сами собой. Мои легкие горели огнем, требуя глотка воздуха. Если я сейчас потеряю сознание, то вдохну достаточно газа, чтобы никогда уже не проснуться. Эта ужасная мысль заставила меня с новой силой бороться за жизнь.

Мне не удалось выбраться. Тусклый свет обозначил выход из проклятого крысиного лаза, но он вдруг расплылся мутным пятном перед глазами. Я чувствовал, что теряю сознание и ничего не мог с этим поделать. Потом что-то темное впереди закрыло свет. Сильная рука, ухватив меня за шиворот, потащила дальше, и вот тут-то я окончательно вырубился.

20

Когда я очнулся, Гарретт сидел рядом и спокойно ждал. Мне понадобилось много времени, чтобы придти в сознание и сбросить парализующую оцепенелость. Чувства постепенно восстановились и я обнаружил, что нахожусь в маленьком мавзолее наподобие того, через который мы пробрались в Катакомбы. Внутри скрывался огромный саркофаг, на его уступе вор дожидался моего возвращения к реальности. Сквозь маленькое круглое оконце на двери просачивался тусклый свет. Из-за сильного холода я сразу же начал мерзнуть, хотя, как оказалось, был укутан плащом. С большим усилием мне удалось приподняться.

— Ну как, живой? — тихо спросил Гарретт с легкой ухмылкой.

Подняв голову, я кивнул, борясь с новым приступом головокружения. Легкие были словно объяты пламенем, а горло превратилось в шершавую терку.

— Это скоро пройдет, ты не очень сильно надышался, — он говорил все еще приглушенным голосом.

Я обхватил себя руками, чтобы хоть немножко согреться. Постепенно мне становилось лучше. Маленький туннель, через который мы спасались бегством, заканчивался сразу за саркофагом. Гарретт отодвинул каменную плиту, скрывавшую выход. С глубочайшим недоверием я рискнул глянуть внутрь — с той стороны царила тишина.

— Думаю, что могу встать, — сказал я. Очень хотелось уйти отсюда. Гарретт предостерегающе приложил палец к губам. Снаружи раздались тяжелые шаги, вот они уже достигли мавзолея и вновь удалились.

— Нам нужно побыть здесь еще немного, — сказал вор тихо. — По крайней мере, пока не стемнеет.

— Они ищут нас там, снаружи? — прошептал я, имея в виду рыскающую по кладбищу команду Крысюка.

Гарретт улыбнулся, покачав головой.

— Когда я говорил, что этот выход не совсем удобен, то имел в виду не только бурриков.

Не совсем уверенно поднявшись, я сел рядом с ним, только сейчас разглядев символ молота на саркофаге. Теперь стало понятно, куда нас занесло и почему Гарретту не очень нравился выбранный путь. Ведь этот мавзолей находился на территории кладбища городского монастыря хаммеритов, со всех сторон обнесенного мощными стенами и бдительно охраняемый моими братьями. Интересно, сколько времени я провалялся без сознания? Казалось, все тело превратилось в сплошную ледышку. По моим расчетам, оставалось не так уж долго ждать вечерней темноты. Гарретт оказался прав, скоро я чувствовал себя совсем хорошо, вот только легкие по-прежнему были воспалены.

Я тихонько сидел, кутаясь в плащ, чтоб не мерзнуть, и прислушивался к шагам стражей за дверью, а падающий сквозь маленькое оконце свет между тем становился все слабее и слабее. Гарретт раскрыл добытую книгу и погрузился в ее изучение. Как и многие другие рукописи, она была написана на неведомом мне старом языке. Рисуя кончиком ступни круги на пыльном полу, я думал о Дане. Так удалось промечтать довольно долгое время.

Внезапно дверь мавзолея распахнулась от мощного удара и я, окаменев, увидел перед собой физиономию Крысюка. Стоя в дверном проеме, он смотрел на меня ничего не выражающим взглядом. Парализованный страхом, я ожидал немедленного нападения, ждал что вскочивший на ноги Гарретт начнет защищаться и разгорится настоящий бой, но с ужасом обнаружил, что нахожусь в мавзолее совсем один. Вокруг царила мертвая тишина, как будто на всем белом свете остались лишь мы с Крысюком. Суматошно попытавшись вытащить кинжал, я вдруг осознал, что стоящий напротив мужчина не может быть живым: бледный как полотно, мутные глаза смотрели куда-то сквозь меня, а одежда кровавыми клочьями свисала вокруг ужасной раны на груди.

Я так и замер, не в силах пошевелиться. Крысорожий внимательно поглядел на меня и затем произнес бесцветным голосом:

— Я — Воин. С Камнем ничего не должно случиться.

Развернувшись, он ушел и дверь мавзолея со скрипом захлопнулась.

Я дернулся и подскочил на месте. Гарретт, по-прежнему сидевший рядом и читавший, вопросительно посмотрел на меня. Снаружи уже совсем смерклось, а я этого и не заметил. Понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что это был всего лишь сон. Однако обычное в этом случае облегчение, когда человек просыпается от жуткого кошмара и осознает, что все это не на самом деле, почему-то не приходило. Слишком реальной казалась эта сцена и слишком похожей на видение о смерти Гунтера.

Было ясно, что об этом сне нужно как можно скорее рассказать Гарретту, но я чувствовал себя таким взбудораженным, что не находил для этого сил. Он ничего не спросил, поднялся и чуточку приоткрыл дверь, чтобы выглянуть наружу. Проникающий сквозь окно и эту щель свет возвещал о скором приходе вечера. Грезя о теплой лежанке у горящего камина, я только сейчас ощутил, насколько проголодался и устал. Желудок утвердительно заурчал и мой спутник метнул на меня полувеселый-полунервозный взгляд. Действительно, что за ирония — преодолеть все опасности Катакомб и быть обнаруженными стражей монастыря из-за громкого бурчания в животе! А вообще-то не совсем ясно, как Гарретт планировал улизнуть отсюда. Пока мы находились здесь, через одинаковый промежутки времени один из стражей проходил мимо мавзолея, а в отдалении уже звучали шаги идущего следом. Кроме того, в свой прошлый визит сюда я заметил одну нехорошую привычку массивных входных ворот — они были постоянно крепко заперты. Вор снова закрыл дверь.

Колокол зазвонил, возвещая о вечерней молитве. Это означало, что большая часть братьев сейчас соберется в церкви. Мы слышали, как они прошли мимо. Затем опять стало тихо, лишь стражи без устали вышагивали снаружи.

Теперь свет дня быстро угасал и мы дождались полной темноты. Лишь когда перед дверью заметались трепещущие тени (это братья начали зажигать факелы), Гарретт открыл ее и мы украдкой стали пробираться между надгробий, стараясь оставлять как можно меньше следов на снегу, в котором был протоптан маршрут стражей. Присев, мы наблюдали, как братья делают круг, особенно зорко осматриваясь возле Библиотеки. Внутри башни полыхал беспокойный огонь, заставляя светиться большое круглое окно над входом. Из церкви доносились приглушенные слова общей молитвы. Мне было известно, что вечерняя служба не длится очень долго. Осторожно выглянув из-за надгробного камня, служившего нам укрытием, я увидел то, что ожидал: ворота были захлопнуты, тяжелые засовы намертво задвинуты и маленькая калитка тоже заперта. Оставалось либо лезть через стены (что казалось малопривлекательным и не сулило особого успеха), либо незаметно открыть калитку. Но как?

К этому моменту Гарретт уже рассчитал время прохождения стражей и легонько коснулся моего плеча.

— Спрячься возле ворот. Когда стража покинет свой пост, отодвинь запор и выбирайся. Прежде чем выйти, — он сунул мне в руку одну из газовых бомб — швырни ее наружу. Там должен стоять хотя бы еще один охранник. А потом мчись так быстро, как только сможешь.

Он опустил капюшон мне на лицо.

— А как же Вы?

— Не имеет значения, главное — выберись наружу. Жди меня в переулке перед воротами, понял?

Я с неохотой кивнул — не хотелось бросать его одного. Гарретт всучил мне огромную летопись, не замечая моего протестующего взгляда, и почти беззвучно скрылся среди могил.

До ворот монастыря было еще довольно далеко, а подобраться к ним незамеченным казалось почти невыполнимой задачей. На кладбище я хотя бы имел укрытие, но на открытом пространстве, приходилось вести себя крайне осторожно. Легко можно было себе представить, с какой силой может ударить боевым молотом дюжий хаммерит, обходивший могилы по кругу. Я дождался, пока силач пройдет мимо и на несколько секунд повернется ко мне спиной, а затем проскочил между надгробиями, стараясь наступать в уже оставленные следы и укрылся за самыми крайними камнями от стражей, патрулировавших пространство между воротами и церковью.

Перед самой аркой стояли двое других охранников с угрюмыми лицами. Одного из них я сразу узнал: это был Бенедикт, зябко подергивающий мясистыми плечами и от холода переступающий с ноги на ногу. Его веснушчатое лицо разрумянилось от стужи и он печально глядел прямо перед собой, кутаясь в свой бледно-красный просторный неофитский плащ и низко надвинув капюшон на глаза. Цвет кожи странно контрастировал с окраской грубой материи. Я обрадовался, увидев Бенедикта на страже ворот, потому что проскочить мимо него было намного проще, чем мимо кого-нибудь другого из монастыря.

Грянувшее из церкви приглушенное песнопение подсказало мне, что время на исходе — еще немного, и последует заключительная молитва. Выходящим из церкви братьям я буду виден как на ладони. Моя рука судорожно сжала книгу.

Позади на кладбище послышался звук тупого удара и чей-то стон, затем все смолкло. Оглянувшись, я заметил, что обходящий могилы богатырь-хаммерит пропал.

Пространство перед воротами ярко освещали три симметрично укрепленных на арке факела, их отсвет достигал даже моего укрытия. Чтобы достичь спасительной тени, надо было пересечь с краю световую зону. Использовать водяные стрелы, чтобы попробовать потушить один из факелов, тоже не имело смысла: при моем искусстве стрельбы я скорее попаду в одного из стражей или еще лучше — сразу на обоих сверху обрушится каскад воды, как во время ливня.

Чем дольше я ждал, тем меньше оставалось шансов успеть совершить задуманное, прежде чем Гарретт предпримет одному ему лишь известный отвлекающий маневр или прежде чем братья выйдут из церкви. Мне было предельно ясно, что он не станет этого дожидаться. Итак, время почти что вышло.

Внимательно наблюдая за Бенедиктом, я заметил, что он опустил глаза. Его товарищ уже давно не смотрел в мою сторону. Стража, совершавшая круг между воротами и мной, прошла мимо. Я ждал момента, пока они удалятся на достаточное расстояние и не смогут ничего услышать, и тогда помчался пригнувшись в тени у стены, находясь в поле зрения Бенедикта. Мои расчеты в отношении этого неофита полностью оправдались — окрика не последовало, с выражением самосострадания на лице он все так же пялился на носки своих сапог, шаркая ими по снегу.

Прижавшись спиной к спасительной стене, я успокаивал свое лихорадочное дыхание. Здесь в какой-то степени было безопасно — довольно темно и стража проходила в стороне. Снег заглушал шаги и здесь так натоптали, что мои следы вряд ли у кого-то вызвали подозрение. Вновь дыша спокойно, я вдоль стены подобрался почти к воротам, к самой границе освещенной территории. Как раз вовремя — метко пущенная из темноты стрела потушила факел над головой Бенедикта, основательно окатив его водой. Юный неофит, столь бесцеремонным образом вырванный из своих мечтаний, вскрикнул скорее жалобно чем взбешенно. Средний факел погас и товарищ Бенедикта встревоженно схватился за молот, и тут с шипением потух последний факел.

— Эй, где вы прячетесь, мошенники? — в ярости крикнул старший хаммерит, а Бенедикт уже мчался сломя голову звать на помощь братьев. Далеко уйти он не смог — нечто, просвистев в воздухе, с шипением врезалось в него. Бенедикт свалился на землю и не шевелился. Его товарищ с гневным криком ринулся в направлении выстрела. Вторая газовая стрела, пущенная вором, не попала в охранника.

Я беспокоился за Гарретта, но помнил его указания и знал, что лишь наврежу, если попытаюсь вмешаться. Поэтому просто выскочил из укрытия и отодвинул запор на калитке.

— Что там случилось? — раздался голос с другой стороны.

Поспешно выхватив газовую бомбу, я активировал ее, как учил Гарретт, распахнул калитку и швырнул в проем маленький шарик. А сам быстро отскочил назад, чтобы не угодить в облако газа, с шипением разливающееся снаружи. Послышался вздох и звук падения тела. Я с радостью просунулся было в дверной проем и замер на полушаге, оторопев от раздавшегося с внешней стороны ворот негодующего крика. Отпрыгнув в панике назад, я с колотящимся сердцем отполз как можно дальше от входа.

Очевидно, снаружи караулили двое братьев, но обезвредить удалось лишь одного из них. Дверь распахнули с такой силой, что она с грохотом ударилась о каменную стену. Огромный бородатый хаммерит с грозно поднятым боевым молотом вломился во двор и, прищурившись, озирался вокруг, ища нарушителей. Мне никогда не нравилось традиционное оружие моего Ордена, а перспектива испытать его действие сейчас и на собственной шкуре заставила испугаться. Опытный боец мог переломать своим молотом кости противнику и с легкостью размозжить череп. Сам вес кувалды уже внушал ужас, лучшим защитным маневром было уклонение от удара, ведь тяжелым оружием нельзя быстро нанести удар.

Мужчина, в ярости пытавшийся отыскать меня, с пугающей легкостью размахивал молотом. Несколько секунд он ошарашенно глядел на открывшуюся перед ним картину, затем с угрожающим видом устремился на поиски. Двинувшись поначалу в сторону могил, он вдруг через пару шагов резко развернулся, направляясь прямо в сторону моего укрытия. Я скользнул вдоль стены как можно дальше, но это не могло продолжаться бесконечно — там уже падал свет другого факела, укрепленного высоко наверху.

Разгневанный брат остановился, прислушиваясь и пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Нас разделяло всего несколько метров. Я положил летопись на снег и, стараясь не шуметь, снял с плеча лук. Потом на ощупь попытался отыскать ту самую стрелу, издающую (со слов Гарретта) адский шум. Наконец мои пальцы ухватили нужное древко, я рванул ее из колчана и со всей возможной скоростью, насколько позволяли закостеневшие от мороза пальцы, наложил на тетиву. Бесприцельно посланная стрела исчезла где-то между надгробий, с силой врезавшись в одно из них. Тотчас же на этом месте будто бы разразилась небольшая гроза — шум и треск наполнили воздух. Мой преследователь, мгновенно обернувшись, помчался в ту сторону. Я знал, что этот обманный маневр будет скоро раскрыт и потому, не мешкая, схватил книгу и поспешил к двери и уже протискиваясь в нее, услышал за спиной гневный крик. Тут уж пришлось взять ноги в руки, ведь умение бегать быстрее многих других было моим единственным верным способом защиты.

Выпрыгнув за дверь, я широкими скачками пересек площадь перед монастырем, слыша позади громкий топот моего преследователя. Несмотря на тяжелый молот парень на диво быстро бегал. Сделав крюк, я кинулся в маленький боковой переулок, а он по-прежнему догонял меня. Мне не хватило смелости оглянуться. Задыхаясь, я пытался отыскать в кармане световую бомбу, но это не удалось. Тут рука ухватила мой сползший капюшон и с силой рванула назад. Не сумев выскользнуть из своего плаща, я втянул голову в ожидании сокрушительного удара.

Этого не случилось. Осторожно бросив взгляд назад, я увидел, что за моей спиной стоит не хаммерит, а Гарретт. Мне так радостно было снова видеть его, что даже обычная насмешливая ухмылка не задела в этот раз моего самолюбия. Он отпустил мой капюшон, забрал книгу и мы молча отправились домой, беспрепятственно вернувшись в комнату Гарретта.

Когда огонь в камине наконец жарко разгорелся, я в изнеможении опустился на свою лежанку и уже почти заснул, когда вор, напугав меня, сунул в руки огромный кусок хлеба. С благодарностью ухватив его, я опять сел, а мой желудок мгновенно отреагировал на пищу громким урчанием.

Во время еды (я на лежанке у камина, он — за столом) Гарретт задумчиво разглядывал книгу.

— Нам нужен артефакт, который сперли эти сорви-головы.

Мне вдруг вспомнился Крысюк из моего сна.

— Я кое-что видел, пока мы ждали в склепе.

Не выглядя сильно удивленным, вор требовательно воззрился на меня и я рассказал о своем сне.

— Ты уверен? — только и спросил Гарретт.

Я кивнул, припомнив, что слово «терен» из самуэлевых записей переводилось как «воин», это означало, что сон снова был вещим. «Я — Воин», именно это сказал Крысюк.

— Тогда тем более нужно будет заскочить к ловцам счастья. Мне не слишком жалко этого парня, как и тебе, но сидеть и бездействовать мы тоже не можем.

— Что, прямо сейчас? — разочарованно спросил я, ведь сил у меня почти не осталось.

— Мы пойдем туда завтра. Кстати, твой предыдущий сон сбылся только днем позже.

Я с облегчением кивнул.

Он еще немного почитал летопись, а я задумчиво смотрел на огонь. Когда Гарретт наконец улегся, я заметил, что его плечо между делом вполне хорошо зажило. Он снял перевязь, а новая, по-моему уже не требовалась. Я устроился на своей лежанке и закрыл глаза. Всю ночь меня преследовали смутные, не поддающиеся осмыслению видения.

21

Ранним утром я проснулся. Через замерзшее окошко с улицы проникал слабый свет. Гарретт, разумеется, уже поднялся. Устало приоткрыв один глаз, я решил еще чуток полежать. Сидя за столом, Гарретт что-то делал, не замечая моего пробуждения.

Я снова закрыл глаза, свернувшись под теплым одеялом. Однако сон уже не возвращался. В конце концов надоело жмуриться и я увидел, что Гарретт держит нечто в руке. Так как он сидел вполоборота ко мне, видно было не все. Вроде бы он наливал некую жидкость из флакончика в маленький шарик. Поставив бутылочку в сторону, он взял со стола странный хрупкий инструмент, которым начал что-то делать. Я не понимал, зачем все это ему нужно и сел на лежанке, потягиваясь после сна. Тут мне пришлось испуганно застыть.

Маленький шарик в руке Гарретта был хорошо мне знаком. Он слегка повернул его, чтобы поработать с обратной стороной. На противоположной я смог различить неясное зеленое мерцание. Итак, передо мной был искусственный глаз. Вор закончил работу, протерев его тонким платком, а затем поднес к лицу. Я не мог видеть, что именно он сделал, но его руки оказались пусты, когда вор снова положил их на стол.

— Доброе утро, — с легкой улыбкой обернулся ко мне Гарретт, а его зеленый глаз блестел интенсивнее серого. Стыдясь своего подглядывания, я смущенно потупил взгляд, понимая теперь, что означал рубец на щеке. С таким ранением выживали немногие, хороший лучник терял при этом как минимум средство к существованию. Да, жизнь сурово обошлась с Гарреттом. Интересно, кто же это его так изувечил?

Вор опять повернулся к столу, собирая инструменты и заботливо раскладывая их по местам.

— Есть хочешь? — спросил он.

Смущенно кивнув, я встал и уселся рядом, стараясь не глядеть ему в лицо во время еды. Гарретт долго молча листал оставленную вчера на столе летопись. Она была искусно сделана и, судя по своей древности, представляла исключительную ценность. На переплете виднелись вписанные друг в друга символы, но что их значение было выше моего понимания.

— Надо отдать ее Артемусу и Езекилу, у меня нет времени вникать во все это, — неожиданно произнес Гарретт. — Хорошо хоть написана не на Древнем Языке, иначе прочитать ее было бы почти невозможно.

— Вам удалось вчера найти что-то интересное?

— Так, мелочи, не имеющие отношения к нашим поискам.

Мой взгляд уперся в Гарретта, в ожидании следящего за мной. Зная, чего он ждет и в общем-то не желая развивать эту тему, я тем не менее спросил:

— Кто Вас так ранил?

— Приспешница Обманщика.

Я подозревал, что это имеет отношение к богу язычников, и радовался тому, что на довольно долгое время позабыл про вмешательство Гарретта в эти события. Не уверен, что мои уши были готовы в этот момент выслушать всю историю, но мне этого хотелось, нет, я просто должен был знать.

— Что тогда произошло?

Его пальцы с длинными суставами скользили по изящным линиям переплета летописи.

— Мне было поручено выкрасть один ценный меч, принадлежавший помешанному на искусстве богачу по имени Константин. Моя работодательница назначила за это более чем выгодную цену.

При слове «работодательница» его пальцы на секунду замерли, а затем продолжили свое движение по обложке книги.

— Когда я принес меч, оказалось, что сам Константин заказал это ограбление. Вся операция была в некотором роде проверкой.

Ошарашенно глядя на Гарретта, я боялся задавать вопросы. Еще ни разу не удавалось услышать от него подобной связной истории. Отодвинув фолиант в сторону, он в упор поглядел на меня. От обычной иронической насмешки не осталось и следа, лицо вора выглядело усталым.

— Он предложил фантастически-безумную цену за артефакт, находившийся во враждебном всему живому месте. Мне хватило дури отправиться туда, но, откровенно говоря, выполнить это задание было нелегко.

Тихо вздохнув, Гарретт опустил глаза, глядя на сомкнутые кончики своих пальцев.

— Когда наконец мне удалось достать ту штуковину — драгоценный камень, и принести ему… — он запнулся, с трудом подыскивая слова. Наконец его взгляд встретился с моим. — Он оказался не человеком.

Я уже понял: под маской Константина скрывался никто иной как сам Лесной лорд. Разумеется, он просто так не отпустил Гарретта, заполучив артефакт. Я медленно кивнул, а он не стал вдаваться в подробности того, как удалось выпутаться.

— Камень был ключом к его первоначальной силе. Чтоб активировать его, Обманщик забрал мой глаз. — в голосе вора не слышалось никаких эмоций, словно речь шла о чем-то обыденном. Но именно эта бесцветность дала мне понять, что все случившееся было поистине ужасно.

— Вы что-то сказали о его приспешнице… — осторожно вставил я.

— Женщина, договаривавшаяся со мной о первом заказе. Она тоже не была человеком.

— Как же Вам удалось спастись?

— Хранители помогли мне.

— И этот… камень вернул Обманщику всю его былую силу?

Он лишь кивнул и затем поднялся. Я понял, что разговор окончен и смотрел, как вор проверяет свое снаряжение. Облегчение в душе сменялось пораженным удивлением. Значит, Гарретт не ведал, с кем связался, поэтому было легче простить ему приключившееся с моей семьей несчастье. Он ничего не прибавил, но я-то понимал, что все произошедшее оставило раны не только на его лице. В голове мелькнула внезапная мысль:

— Пожалуйста, можно задать еще вопрос?

— Да? — отозвался вор не оборачиваясь.

— Обманщик… Как Вы думаете, он и вправду мертв?

Выглядя немного сердито, он поглядел на меня.

— Ты в этом сомневаешься?

— Говорят, что члены моего Ордена противостояли Лесному лорду и одолели его, но непонятно, почему никто не знает их имен. Хаммериты ведь всегда высоко оценивали героизм отдельных братьев. А тут повержен наш самый главный враг, однако никаких имен… — я надеялся, что Гарретт не высмеет меня.

— Он в самом деле мертв, уж поверь мне, — последовал ответ.

Я долго просто сидел и молчал. С души словно камень свалился, потому что этот человек был единственным, кому я безоговорочно верил, сам не ведая почему.

Вскоре мы вышли, что бы навестить Артемуса. Гарретт не хотел сам изучать тонкие пергаментные страницы летописи, сплошь покрытые вычурными и непонятными мне символами. Намного проще послать Артемуса вместе с книгой к Езекилу, чем самим опять идти к Магам. Мне было немножко жалко, что не получится встретиться с Даной. Что она делала все это время и вспоминала ли хоть раз обо мне?

Улицы покрывал грязный, жесткий как камень снег. Хоть небо было в этот раз чистым, значит, можно не опасаться новой метели. Однако и облака, как одеяло нависавшие над землей, бесследно исчезли, а это в свою очередь сулило возвращение трескучего мороза и леденящего холода. Я поплотнее запахнул плащ, когда оказался на улице. Лук остался в комнате, потому что Гарретт сказал, что этот вид оружия будет только мешать во время сегодняшней операции. Он вручил мне несколько газовых и световых бомб, велев использовать их только в крайнем случае. На поясе под плащом висел боевой кинжал Крысюка, я возлагал на него большие надежды — может, криминальные личности, заметив эдакий тесак, поостерегутся сразу бросаться на меня.

Без всяких приключений мы шли к Хранителям, правда повсюду в Городе царило напряжение. Мне удалось уловить обрывки болтовни прохожих, разговоры вертелись все время вокруг одной темы: дескать, городская стража вместе с хаммеритами выбивается из сил, пытаясь остановить возрастающий поток зомби, рыщущих среди живых людей. Хорошо, что этой ночью наш путь не лежал через городское кладбище, иначе пришлось бы иметь дело либо с шатающимися там мертвяками, либо с марширующими батальонами стражников (сопровождаемых моими братьями в качестве поддержки), либо и с теми и с другими сразу.

Артемус тоже выглядел озабоченно, когда мы вошли в его кабинет.

— Я ждал тебя. — он без всяких обиняков провел Гарретта к своему подставцу для письма. — Это пришло от Езекила.

Свиток оказался в руках вора и тот быстро пробежал его глазами, при этом лицо его омрачилось.

— Он что-нибудь добавил? Это весь текст или чего-то не хватает?

— Это все, что сумел выяснить Самуэль, но они пока не нашли источника этой информации.

— А время истекает. Если Тим прав, то сегодня в списке появится покойник номер четыре.

Артемус изумленно глянул в мою сторону.

— Что ты имеешь в виду?

Под требовательным взглядом Гарретта, заставшего меня врасплох, я не находил что сказать, затем, покорно опустив глаза, попытался в нескольких словах описать свои видения.

Теперь направленный на меня взгляд Артемуса стал озабоченным.

— А раньше тебе снилось что-либо подобное, Тим?

Я молча мотнул головой. Не знаю, откуда вообще взялись такие похожие на явь сны, которые к тому же еще и сбываются. Тайком, хотя Крысюк был крайне неприятным типом, я все же надеялся, что заблуждаюсь и последняя греза не имела абсолютно никакого значения, являлась плодом чистого воображения. Может, и вообще ничего такого не произойдет.

— Что могло стать причиной для этого? — Артемус, похоже, задал этот вопрос прежде всего самому себе.

Гарретт лишь пожал плечами и раскрыл летопись, которую по приходу положил на письменный пульт. Он кратко описал Артемусу события последних дней, упомянув при этом мои соображения по поводу схожести символа на лбу жертв и созвездия. Потом сказал:

— Отнеси книгу Езекилу. Думаю, это будет верным решением, если вы вдвоем попытаетесь выудить из нее нужные сведения. Мне же в первую очередь интересно, что скрывается под церковью Св. Квинтуса и как туда проникнуть. А еще хотелось бы знать, с чем мы вообще имеем дело.

— Что ты собираешься делать?

— Мы должны посетить логово джентльменов удачи.[31] Мне кажется, что артефакт, о котором рассказывал Бинк, играет в этом деле важную роль. Уверен, что они принесли его именно из той гробницы, где находилась летопись — из крышки саркофага что-то было выломано.

Артемус кивнул и поглядел в мою сторону.

— Ты должен быть очень осторожен, Тим. Держись поближе к Гарретту, понятно?

Надо же, как будто я надумал что-то иное! И сейчас уже совсем не нужен был еще кто-то, намекавший, что моя жизнь находится под угрозой. Кивнув, я уловил озабоченность в быстром взгляде моего спутника. Но она так же быстро испарилась как и возникла.

Выйдя из кабинета Хранителя, я долго в молчании трусил за вором и лишь когда мы оказались снова на улице, спросил:

— Что удалось выяснить Езекилу?

Гарретт бросил быстрый взгляд через плечо.

— Он перевел тот текст на таэлине, насколько можно точно. «Пятеро под знаком Змеи известят о моем возвращении». Четвертый умрет сегодня, если твой сон имеет какое-то значение.

— Под знаком Змеи? А может быть, «Змея» — это созвездие?

Он остановился, глядя мне в лицо.

— Возможно. Символ на лбу жертв напоминает по форме змею с раскрытой пастью. Мы расспросим об этом Езекила, как только уладим сегодняшнее дельце.

Потом он двинулся дальше, а я погрузился в раздумья, пытаясь как-то связать между собой Змею, Священника, Воина и Камень, но ничего не получалось. Столько раз уже встретившийся нам символ можно было нарисовать, соединив пять точек. Обсидиановый замок имел также пять выемок… а в Крепости Магов было пять Башен. Я хотел было поделиться с Гарреттом этими мыслями, но его вид не располагал к долгим познавательным беседам. Да и «лучшие» кварталы Города остались позади, а судя по усилившейся вони и возросшему количеству оборванцев на всех углах мы приближались к Докам. Здесь патрулировало гораздо меньше стражников, что, разумеется, облегчало путь.

В переулке возле маленькой площади мой спутник остановился, притаившись в темном углу, откуда открывался хороший вид. Там вроде бы не было ничего, достойного внимания, кроме повидавшего лучшие времена большого трактира. Однако мне сразу бросилось в глаза, что в здание никто не входил и никто не выходил оттуда, чего не скажешь про всякие подобные заведения. Хотя при описании посетителей здешних гостиных дворов слова «входить» и «выходить» можно было смело заменять на «плестись, еле переставляя ноги», «вползать нетвердой походкой» или даже «стремглав вылетать наружу».

Я думал уже, что заведение не работает, как вдруг какой-то мужчина, подойдя к двери, постучался, что-то коротко сказал открывшему и вошел внутрь. Оставалось только удивиться странной сцене. Гарретт, тоже внимательно наблюдавший за всем, обернулся ко мне:

— Трактир всего лишь прикрытие. За фасадом находится игорный зал и вход в помещения Гильдии воров.[32] Здешним посетителям слишком хорошо известна моя личность, поэтому наше присутствие может вызвать у них подозрения. Не говоря уже о том, что оба главаря так настойчиво убеждали меня примкнуть к ним…

Нарочито подчеркнутое слово «убеждали» заставило почувствовать, что искусство убеждения джентльменов удачи — понятие весьма растяжимое. Для них Гарретт был настоящим бельмом в глазу, ведь он работал в одиночку и не платил Гильдии никаких взносов. И к тому же наверняка частенько утаскивал у них из-под носа какой-нибудь лакомый кусочек (как совсем недавно в Катакомбах).

— Откуда они проведали про летопись и тайную гробницу?

— А вот это уже третья причина, почему мы здесь. Я хочу знать, кто их заказчик.

— Вам уже приходилось бывать в Гильдии?

На этот вопрос последовал ответ в виде легкой усмешки. Даже подобные Гарретту не были застрахованы от его планов.

— Трактир весьма обширен. Есть два входа — один здесь, другой со стороны двора. С тех пор как я нанес мальчикам визит, задний тоже охраняется. В это время питейная не работает и там должны находиться от одного до трех сторожей. Тебе надо бы отвлечь их.

— А как?

— Придумай чего-нибудь, но смотри не переборщи, они, как бы это сказать… легко раздражаются.

— А что, если один из них узнает меня?

— Маловероятно. Но если что, убегай, причем изо всех сил. — он скорчил мне гримасу.

Спорить дальше не имело смысла. С отвратительным ноющим чувством в животе я покинул переулок и вышел прямо к зданию. В голове не вертелось ни малейшей идеи, как отвлечь внимание гильдийцев. Прошлявшись без всякой пользы возле ступенек, я заметил еще одного приближающегося мужчину. Подождав, пока тот постучится и дверь откроется, я, пробормотав извинение, с вполне самоуверенным видом протиснулся внутрь. Оба гильдийца на мгновение просто потеряли дар речи. Затем на меня обрушился шквал проклятий и ругани, который мне удалось выдержать, удивленно выпучив глаза и сохраняя на лице идиотско-невинное выражение. Не двигаясь с места, я далдонил с крестьянским упорством, что всего лишь хотел съесть чего-нибудь горячего и выпить пива. Вот это уже по-настоящему их разъярило. Крики привлекли внимание обоих часовых из входного коридора и не успел я оглянуться, как уже был окружен четырьмя мрачными типами, чей вид говорил о том, что даже такой круглый идиот не уйдет отсюда безнаказанным.

Вспомнив совет Гарретта — не перегибать палку — я повел себя перед собравшимися преступниками более разумно, будто только что осознав, к чему может привести глупость вполне нормального человека. То обстоятельство, что гильдийцы приняли меня за обычного деревенского простофилю, сыграло мне на руку и не привело к серьезным последствиям. Не почуяв ничего подозрительного, преступники просто-напросто грубо вышвырнули меня на улицу. Скатившись вниз по ступенькам, я потопал своим путем, скроив на лице выражение, перенятое у Беппо — дескать, что с меня взять, коли я в стойле родился. Несколько прохожих, оказавшихся свидетелями происшедшего, только качали головами.

Повернув за угол и немного обождав, я стал высматривать дорогу к задней стороне трактира. Как и ожидалось, дверь черного входа была чуть-чуть приоткрыта. Тихонько проскочив внутрь, я вошел в маленькую кладовую. Гарретт сидел там на ящике, поджидая меня и странным образом ни о чем не беспокоясь. Поглядев на пол, я все понял, не удержавшись от злорадной улыбки. Парень, спустивший меня с лестницы, валялся без сознания возле ящика, а немного подальше еще один тип. Наверняка по этому этажу уже никто не шатался.

— Да, наделал ты тут звону. Помоги мне связать их.

Он бросил мне кожаный ремень. Мне прежде никогда не доводилось связывать людей, и Гарретт, со вздохом оглядев мою работу, переделал все по-новой.

— Их было четверо, — сказал я тихо, когда разглядел лежавших на полу трех охранников.

— Четвертый спустился вниз. Надо уносить отсюда ноги, прежде чем кто-нибудь хватится этой троицы.

Выйдя из кладовки, мы попали в просторную кухню. Там было пусто и огонь в печи не горел. Гарретт вел здесь себя как дома, направившись к левому выходу, он выводил в просто обустроенный маленький коридор со множеством проходов. Вор осторожно потянул за ручку массивной деревянной двери, оказавшейся наглухо запертой. Невозмутимо вытащив увесистую связку ключей, позаимствованную у одного из охранников, и начал пробовать открыть ими замок. Четвертый по счету ключ подошел и распахнувшаяся дверь открыла вид на уходящую вниз лестницу. Гарретт дал мне понять специальным жестом, вести себя тихо и оставаться позади него (мог бы и не напоминать, и так все было понятно). В голове не укладывалось, что все это проделывалось с целью спасения Крысюка, чтобы он смог при следующей встрече лишить меня жизни.

Я ждал в темноте лестничного пролета, пока вор бесшумно спускался вниз и проверял примыкающий коридор. Он пропал из моего поля зрения и через несколько секунд потушил горевший на стене факел. Я тихо пошел следом. В некотором отдалении раздавались чьи-то голоса.

Кажется, тут никто не ожидал вторжения — в коридоре не было охраны. Две двери вели налево, а в конце располагалось маленькое, отходившее под прямым углом помещение. Гарретт внезапно вынырнул рядом из тени, нагнав на меня страху. Коснувшись моего плеча, он велел оставаться на месте, и я в ожидании прижался к стене. Взяв первый ключ из связки охранника, он начал медленно и тихо проверять их. В конце концов замок с сильным щелчком открылся.

— Кто там? — послышался голос с другой стороны. Гарретт неподвижно замер около косяка. Шаги приблизились, дверь распахнулась и поток света выхватил из мрака большой кусок коридора, а заодно и мое укрытие. Стоявший на пороге стражник сразу же увидел меня и уже в бешенстве вытаскивал меч. Но эта атака сразу же захлебнулась, лишь только его голова высунулась из двери — дубинка Гарретта глухо стукнула мужчину по голове и вор тут же подхватил оседающее тело, предотвращая ненужный шум. Он уволок обезвреженного гильдийца в темноту, снова закрыв замок. После того как оглушенный и связанный собственными кожаными шнурками бандит остался на лестнице, Гарретт открыл дверь в конце и до меня дошло, зачем он вырубил охранника. Там находилось огромное помещение, а серединная стенка и еще две боковых делили его на четыре части. Здесь повсюду стояли игровые столы. Поскольку в этом нижнем помещении не было окон, лишь свет нескольких ламп да пара факелов рассеивали окружающий мрак. Отведенные под игры места находились под наблюдением охранников, несших вахту в находившемся рядом специальном караульном помещении с большим оконным проемом без стекла. Сейчас оно пустовало, так что мы смогли беспрепятственно проникнуть внутрь. В это время в казино никого не было, за исключением еще одного охранника, со скучающим видом обходившим по кругу серединную стенку. В темноте у выхода мы дождались, покуда он не скроется на другой стороне, а потом, устремившись следом за гильдийцем, тихо свернули за угол. Тут стояли несколько столов для игры в рулетку и располагались другие караульные помещения (пока что пустые). Гарретт быстро толкнул меня под ближайший стол и сам скользнул в тень у стены. Скорчившись, я вел себя тише воды ниже травы, прислушиваясь к приближающимся шагам охранника. Вот уже показались его ноги, когда он проходил мимо моего убежища. Удивительное дело — я совершенно не волновался, а ведь всего несколько дней назад трясся бы от испуга. Приятные, хотя и совсем не случайные перемены в характере. Тем не менее мне было пока не под силу сразиться с опытным тренированным противником, поэтому я чувствовал себя в обманчивой безопасности. Но присутствие Гарретта сильно успокаивало.

Словно в подтверждение моих мыслей лихой джентльмен удачи, охнув, осел на пол, а потом его тело бросили прямо под мой стол. Я помог Гарретту, связав оглушенного, вывести из сегодняшней игры, а затем мы продолжили путь уже через совсем опустевшее казино. Гаррет ненадолго заскочил в караулку (поскольку знал, что там находится определенная часть выручки после удачных игр). Не став возиться с замком, он махнул через низкую перегородку и вернулся тем же путем назад, явно довольный содержимым вынутого из потайного ящика кошелька.

Пересекая эту часть комнаты, он остановился у притулившейся в углу и казавшейся сломанной рулетки. Я хотел спросить, где же вход в Гильдию, но на мой шепот он отрицательно замотал головой, прислушиваясь к чему-то. Странно, здесь не было ничего кроме голой стены и старого стола. Но вот его рука рассеянно коснулась механизма рулетки, а потом энергично крутанула колесо. Оно завращалось с оглушительным треском, красные и черные цифры слились в один пестрый вихрь. «Неудивительно, что эту рулетку списали» — мелькнула мысль у меня в голове и тут прямо перед глазами кусок стены отъехал в сторону. От страха и неожиданности я чуть было не свалился в открывшийся узкий, ведущий вниз ход. Гарретт втолкнул меня туда (это вряд ли помогло сохранить равновесие) и потайная дверь закрылась у нас за спиной.

Теперь волей судьбы я оказался в погребах и протекающих под зданием канализационных каналах. Мой спутник передвигался весьма осторожно, уже одно это служило предупреждением. Я остался без всяких предупреждений ждать в проходе, пока Гарретт проверял помещение в конце, исчезнув из поля зрения. Тяжелые шаги возвестили о приближении нового охранника. Я съежился в углу, считая секунды. Шаги все приближались, их звук уже совсем отчетливо раздавался в проходе, и внезапно затихли. Спустя несколько мгновений вор знаком поманил меня вниз. Я очутился в огромном погребе, состоявшем из малых и больших отделений. Голые стены из красного кирпича смыкались с полом из светлых каменных плит. Тут было бесчисленное множество проходов, дверей и встроенных в стены тяжелых металлических люков, снабженных мощными запирающими механизмами. Абсолютно не ориентируясь во всей это путанице, я шел за Гарреттом, который быстро и практически беззвучно двигался по подвалу.

Освещение было довольно ярким и спрятаться не представлялось возможным — как это сделать в абсолютно пустой комнате? Вор, несомненно, точно знал, куда надо идти, но его осторожность от этого не уменьшилась. Я держался рядом, отказавшись от разговоров и стараясь ступать так же тихо, как он (что, само собой, не удавалось). Возле некоторых проходов он замирал, прислушиваясь, прежде чем быстрым шагом направиться туда.

Перед одним узким дверным проемом он вдруг резко остановился и одна его рука потянулась за дубинкой, в то время как другой он отпихнул меня к стене. Я лихорадочно искал укрытие, но здесь невозможно было укрыться ни мне, ни ему. Теперь уже были слышны поспешно приближавшиеся шаги. Гарретт вжался в стену возле прохода — с поднятой дубинкой, готовый в любой момент ударить. Видя его сосредоточенное лицо, я представлял, какими могут быть последствия, если удар окажется неточным и охранник побежит за подмогой. Здесь нам ни как не уйти от стаи разъяренных гильдийцев.

Кто-то подошел совсем близко, но шаги звучали странно — они были слишком легкими для вооруженного человека. Затаив дыхание, я замер у стены. Мальчишка примерно моего возраста вышел из прохода, не заметив нас. Мелькнула дубинка и парень кулем свалился на пол. Гарретт поспешно отнес бессознательное тело в маленькое помещение рядом, спрятав его за несколькими пустыми ящиками, затем, оценивающе оглядев меня, буркнул: «Должно быть впору». С этими словами он стащил с юного гильдийца его темную жилетку и серый капюшон и протянул вещи мне (попутно сорвав с пальца мальчишки кольцо). Теряясь в догадках, к чему это все, и не задавая никаких вопросов, я напялил на себя воровскую одежку. Жилет подошел превосходно, темно-серый капюшон пришлось низко надвинуть на лоб, а плащ надеть сверху. Гарретт протянул мне снятое кольцо — на нем был тот же символ, что и на перстне трупа из Катакомб. Побрякушка с трудом налезла на палец, потому что оказалась мне мала.

Вооружение парнишки состояло из обычного кинжала и дубинки, очень похожей на гарреттову. По настоянию вора я прицепил ее к поясу. Оглядев меня, он ухмыльнулся. Подойдя к проходу и проверив, нет ли кого поблизости, Гарретт тихо сказал:

— Тебе нужно кое-что узнать про гильдийцев. Подобно братьям твоего Ордена они берут себе учеников. Этот малый — как раз один из них. Если проявишь достаточно сноровки, то сойдешь за своего. Кольцо на пальце также будет свидетельствовать об этом. Если возникнут какие-нибудь непонятки, покажи его и скажи, что ты новичок. У гильдийцев нет какой-то определенной формы одежды, но большинство носят такие же шмотки как этот паренек. Поэтому достовернее ты бы выглядел именно в его платье, но вообще-то плащ снимать не обязательно.

У меня возникло неприятное подозрение, что Гарретт устроил весь этот маскарад в качестве нового отвлекающего приема. Я сегодня и так уже достаточно искушал судьбу, придуряясь перед мокрушниками, и потом там, наверху в Городе, был хотя бы какой-никакой путь для бегства. А здесь вообще не на что рассчитывать, если меня раскроют. Тот мужик, мимо которого пришлось проскочить у парадной двери, наверняка узнает мое лицо, не говоря уже о Крысомордом и компании.

Молча прислушивающийся к чему-то Гарретт тихонько толкнул меня за ящики. Охранник пересек помещение, скрывшись в лабиринте ходов и кладовых. Спутник мой подождал, пока шаги затихнут, и сказал:

— Гильдией управляют два главаря. Один из них Ройбен, второго звать Донэл, и оба — весьма малоприятные ребята. Дом Донэла, через который мы проникли сюда, находится на юге, совсем близко к поместью Властителя Фэнси. Ройбен живет в северной части, чтобы попасть к нему, нужно миновать все эти погреба, а потом еще довольно долго пробираться по каналам. Гильдия делится на две части и жилища ее членов располагаются в подвалах возле домов их господ.

Гарретт поднялся на ноги.

— А разве мы его не свяжем? — спросил я.

— Когда паренек очнется и обнаружит, что полураздет и кольцо его пропало, то сначала обдумает, стоит ли сразу звать на помощь. Ведь в этом случае над ним весь день будут потешаться. К тому же, когда он придет в сознание (а произойдет это весьма скоро), мы удалимся на достаточное расстояние.

Осторожно миновав дверь, мы продолжили путь. Немножко попетляв по погребам, Гарретт открыл большой люк. Мы вышли к длинному, источавшему малоприятные ароматы каналу.

— Поосторожнее, — предупредил вор. — Тут, знаешь ли, пауки водятся.

Само собой он имел в виду не ту обычную мелочь, что обычно снует под ногами в подобных местечках. Я слыхал, что Обманщик создал тварей величиной со взрослую собаку. В общем-то они не представляли большой опасности, потому что были очень редки, прятались в пещерах или темных норах в диких местах и пожирали всякую мелкую живность. Однако в последние годы гигантские паучищи сильно расплодились в городской канализации и (как нам не без злорадства поведал Беппо) время от времени лакомились домашним питомцем какого-нибудь чванливого аристократа. Хотя все имеет свои преимущества — по крайней мере горожане заметили, что количество крыс значительно снизилось. Еще Беппо болтал, будто особые виды пауков обладают слабой Магией и могут убивать, стреляя в своего обидчика сгустками чистой энергии. Вот в это я никак не мог поверить — фантазия у старика иногда зашкаливала. Но лучше уж сейчас повстречаться с целой стаей крыс чем с одним-единственным паучищем.

Напряженно всматриваясь в темноту у бортика канала, вдоль которого мы сейчас двигались, я прислушивался к каждому звуку. Темной вонючей протоке не было конца. Я благодарно перевел дух, когда Гарретт наконец остановился перед массивным люком. Чуть-чуть приоткрыв заслонку, вор навалился на нее всем телом, прислушиваясь к звукам на другой стороне.

Мы опять пришли в погреба, абсолютно такие же, как и на южной стороне канала. Здесь было довольно темно и мне удалось немного передохнуть, пока Гарретт как можно тише снова закрывал люк. Инстинктивно забившись в угол, я наблюдал за дальнейшим поведением вора, как вдруг ледяной поток воздуха пронесся у меня над головой. Гарретт уже хотел выйти из спасительной темноты, чтобы подняться по ведущему влево и чуть вверх проходу. Тут я схватил его за руку, с силой потянув назад. По выражению его лица мне стало понятно, что выгляжу я по-настоящему испуганным. Вор застыл без движения.

Что-то находилось рядом с нами, я это чувствовал. Нечто беспощадно-холодное, гораздо холоднее трескучего зимнего мороза. И оно медленно приближалось.

Я изо всех сил удерживался от того, чтобы не закричать и не ринуться сломя голову куда глаза глядят, как это было в том сне. Ноги словно приросли к полу, дыхание остановилось, рука уперлась в холодные камни. Вор слился с тенями так, как мог это делать только он. Если бы я все еще судорожно не цеплялся за рукав Гарретта, то мог бы запросто удариться в панику, подумав, что он бросил меня.

Сейчас Нечто должно было находиться как раз перед нами, но комната выглядела абсолютно пустой. Не раздавалось ни единого звука, кроме падающей с потолка воды в одном из проходов. Холод стал нестерпимым. Неопределенная, жуткая угроза исходила из пустоты, и я почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.

Внезапно это замерло прямо передо мной. Сердце словно остановилось — мне показалось, что оно обнаружило нас. Но затем я почувствовал, как сковывающие ледяные объятия слабеют, ощущение угрозы начало таять и в конце концов пропало.

Переведя дух, я на несколько секунд закрыл глаза, лишь теперь заметив, с какой силой вцепился в руку Гарретта. Тут же выпустив ее, я поглядел извиняющимся взглядом на вышедшего из теней Гарретта.

— Что произошло? — тихо спросил он.

— Разве Вы не почувствовали холод? — ошарашенно прошептал я.

Вор покачал головой, глядя на меня со смешанным выражением озабоченности и интереса.

— Я видел лишь твою реакцию, но чем она была вызвана, не имею понятия.

— Кто-то… что-то прошло рядом, вон там. Нечто неописуемо холодное и… угрожающее.

— Нам надо торопиться.

В первый момент нашего осторожного подъема по проходу я пытался молить Гарретта о возвращении, затем опять взял себя в руки. Все убежать от этой твари никак не удастся, но, оказывается, от нее можно спрятаться. Итак, нам нужно первыми разыскать Крысюка и дать ему скрыться. Возможно, жуткий призрак ушел, не сумев в положенное время заполучить свою следующую жертву.

22

Я отчетливо сознавал, насколько малы шансы своевременно предупредить Крысью Морду об опасности. Монстр совершенно спокойно шлялся по всем здешним помещениям, при этом никто его не замечал и не оказывал какого-либо сопротивления (чего нельзя было сказать о нас). Но если он был невидим для всех, то почему я мог ощущать его, причем даже на некотором расстоянии? А если Гарретт ничего не чувствовал, то как он защитит меня от чудовища? Тогда именно ему, а не мне, грозит большая опасность. Мы ни в коем случае не должны находиться порознь. Дурнота подкатывала к горлу, когда я представлял себе невыносимо страшную картину своего нового сна — мертвенно-бледное лицо Гарретта с глядящими в упор и ничего не видящими глазами.

Моего же спутника не грызла подобная забота, он находился в своей среде. Он сосредоточенно выглядывал из-за угла, когда мы достигли конца прохода и подошли к просторному помещению. Его патрулировали двое охранников. Гарретт жестом запретил следовать за ним. Мне не хотелось оставлять его без защиты, пусть даже он удалялся всего на несколько метров. Однако рассудок подсказывал мне, что не Гаррет сейчас был целью нашего противника и незачем было лишний раз мешать ему действовать, ведь я и без того все время крутился под ногами. Поэтому я просто ждал, пока вор на свой обычный манер не сделает проход через помещение безопасным.

Через низкую дверь мы прошли в мрачный узкий проход, ведущий к другим кладовым. Вор быстро втянул меня с освещенного участка в темную стенную нишу. Я тут же почуял, что недавно проскользнувший мимо фантом сейчас здесь. Комнаты казались давно покинутыми и холодными, хотя они были ярко освещены и протоплены, а в камине возле входа потрескивал огонь. Я же, трясясь от холода, снова ухватил гарреттову руку. Он все понял без слов и обернулся.

— Оно здесь? — прошептал Гарретт.

— Было недавно, но мне кажется, что оно ушло отсюда.

— Тогда это означает, что ему либо не удалось найти искомое…

«… либо оно уже управилось с делами» — мысленно завершил я предложение. Должно быть, мы сейчас находились в квартирах ройбеновских молодцов. Это оказался невероятно огромный комплекс разных подвальных комнат, более-менее освещенный факелами. Большинство помещений отапливалось каминами, возле которых находились лежанки гильдийцев, зачастую состоявшие из пары одеял или шкур. Попадались также полки сундуки, один-другой ветхий расшатанный стул, но роскошными эти апартаменты назвать было нельзя. В квартирах стояла тишина — многие молодчики отдыхали, готовясь к работе в ночную смену. Кое-где одиночные охранники без особого воодушевления несли свою вахту. Даже для меня не составило особого труда проскользнуть мимо незамеченным вслед за Гарреттом, который явно не искал здесь Крысюка. Спустя немного времени я понял почему — кладовые остались позади и началась другая часть погреба. Тут уже жили с намного большим шиком — повсюду стояли кровати, шкафы и резные сундуки, некоторые члены Гильдии в одиночку занимали целую комнату.[33] Мой вопросительный взгляд не ускользнул от вора, когда мы, притаившись в углу, высматривали, сколько охранников здесь патрулировало.

— Тут, видишь ли, спят «особо одаренные» ройбеновские ребята, — шепнул он, скорчив кислую мину, предельно четко выражавшее его отношение к этим самым талантам. — Те, другие квартиры, для обычных карманников и учеников.

Почуяв в некотором отдалении чье-то незримое присутствие, я снова вздрогнул. Гарретт, конечно же, это заметил. Беззаботно насвистывающий охранник протопал мимо, пропав за поворотом длинного коридора, кроме этого ничто не нарушало тишины. Постепенно перестав ощущать холод, я снова немного расслабился и прошептал:

— Ушло.

На лице вора читалась сосредоточенность, когда он кивнул в ответ на мой шепот, наблюдая за маршрутом охранника. Тот, очевидно, совершал полный круг, потому что его свист снова раздался из того же направления. Скудно освещенный факелами коридор имел квадратную форму, по обеим его сторонам располагались многочисленные комнаты с тяжелыми дверями из темного дерева. Гарретт оценивающе разглядывал гладкий плитчатый пол. Мне хватило приобретенных знаний, чтобы классифицировать его как «шумный». Это означало невозможность попытки быстро и бесшумно подкрасться по такому полу к кому-то сзади. Гарретт должен был вывести охранника из игры каким-то иным способом.

— Я мог бы его отвлечь… — услышал я свой собственный голос и тут же поспешно прикусил язык. Слишком поздно — Гарретт взглядом одобрил такую идею. Поскольку пути назад не было, я твердо решил хотя бы сохранять присутствие духа, встав посреди коридора с дверями квартир привилегированных воров, пытаясь унять дрожь в коленях и сделав растерянное лицо. Вывернувший из-за угла и едва не сбивший меня с ног охранник страшно перепугался от неожиданности.

— Какого черта… Чего ты тут потерял?

— П-прошу прощения, господин, — заикаясь, промямлил я, пятясь ко входу в коридор, прямо мимо гарреттова укрытия. — Я здесь новичок, а все проходы такие одинаковые…

Гильдиец внимательно рассматривал меня, его взгляд скользнул по кольцу на руке. Наконец он нашел мой вид слишком наивным для недобрых замыслов и уже более дружелюбно спросил:

— А куда тебе надо?

— Я из людей Донэла, господин, вот заблудился, потому что никогда тут не был… а возле канала сидели гигантские пауки и я просто помчался от них сломя голову…

Что-то чрезвычайно медленно шевельнулось в тенях позади гильдийца, мне пришлось сконцентрироваться, чтобы не смотреть мимо него и не вызвать подозрения. Мужчина начал уже что-то объяснять, когда дубинка огрела его точно по макушке и охранник опрокинулся прямо на меня. Рефлективно подхватив тело, я не удержал его веса и бухнулся на колени. Тут на помощь подоспел криво ухмыляющийся Гарретт и оттащил охранника в тот самый угол, где до этого прятались мы. Левой рукой он быстро освободил гильдийца от всех его ценностей, потом по его знаку я двинулся по коридору. Вор стоял возле каждой двери, прислушиваясь, прежде чем открыть ее и осторожно заглянуть внутрь. В некоторых комнатах мертвым сном спали в своих кроватях джентльмены удачи, другие были пустыми (а после нашего посещения опустеют еще больше, потому что Гарретт мимоходом заботился о денежных средствах на будущие дни — он забирал всякие мелкие и легкие вещицы, потому что не было времени возиться с громадными сундуками, чьи тяжелые замки не являлись помехой для вора, а лишь разжигали в нем азарт).

Крысюка нигде было не видать. Обыскав почти весь коридор, мы наткнулись на одну крепко запертую дверь. Многозначительный взгляд Гарретта объяснил мне, что сейчас начнется работа по взлому замка. Я внимательно оглядывал коридор, чутко прислушиваясь к каждому движению вокруг. После знакомого щелканья дверью подалась и мы вошли в комнату. Там никого не оказалось, лишь на стуле висел плащ Крысюка. Он в одиночку занимал целую комнату — то ли из-за большего удобства, то ли из-за вороватых манер нежелательных соседей. А может, и то и другое, не знаю. Итак, Крысорожий был владельцем кровати, стула, маленького столика и тяжелого деревянного сундука с металлическими набойками.[34] Гарретт открыл его меньше чем за минуту, но взгляд его стал разочарованным, когда он поднял крышку и заглянул внутрь. Оружие, пара предметов одежды и никаких следов пропавшего артефакта из склепа. Пока он копался в сундуке, я беспокойно переминался с ноги на ногу, прислушиваясь к звукам в коридоре.

На одной из плит пола валялся показавшийся странно знакомым свиток. Это была карта, точно такая же как у того мертвого гильдийца в Катакомбах. Изображала же она во всех деталях гробницу братьев моего Ордена, сбоку еще что-то нацарапал Крысюк. Мне понадобилась уйма времени, чтобы разобрать эти каракули (от красоты почерка бандюги волосы становились дыбом), но потом удалось прочитать какое-то имя — «Азаран». На расшифровку остального сейчас не было времени, поэтому я сложил пергамент и спрятал в карман. Основательно обыскавший сундук Гарретт обернулся ко мне.

— Он не настолько глуп, чтобы прятать артефакт здесь.

Когда он поднялся с пола, то носком сапога зацепил одну из бутылочек со святой водой из крысюковского арсенала и она подкатилась мне под ноги. Я машинально нагнулся, чтобы подобрать маленький сосуд. Мне показалось, что на долю секунды что-то мягко блеснуло под столом, вздохнув, я полез туда. Стена там лишь на первый взгляд казалась прочной — многие камни давно расшатались и в зависимости от угла зрения сквозь тонкие щели можно было различить золотой блеск. Так и сяк я пытался расшатать камни, как вдруг рука Гарретта предупреждающе коснулась плеча. По его взгляду стало понятно, что Крысомордый наверняка предпринял кое-какие меры для защиты своих богатств.

Я уступил вору место, тот отодвинул стол и тщательно изучил стену. Пробормотав «Нет времени на всю эту чушь…», он за рукав оттащил меня на другую сторону комнаты. Потом наложил стрелу на тетиву лука и пустил ее прямо в расшатанные камни. Стрела громко ударилась о стену и за ней что-то громко щелкнуло. Услыхав столь знакомое шипение газовой мины, я поспешно задержал дыхание. Слабое жжение в глазах дало понять, что мы имеем дело с каким-то агрессивным газом, вроде того, от которого мы убегали из гробницы. Но сейчас стена находилась довольно далеко от нас, поэтому не было риска отравиться. Мы ждали, пока рассеется едкий запах и тогда Гарретт снова выстрелил в тайник Крысюка. Ничего не произошло, только один из камней с шумом грохнулся на пол и я оцепенел от страха. Показался маленький металлический ящик, спрятанный в стенной нише. Гарретт вытащил его и поставил на стол, велев мне отойти на безопасное расстояние, и быстрым движением кинжала откинул крышку.

Крысюку не пришло в голову подстроить еще одну ловушку. Внутри лежали несколько украшений, некогда принадлежавшие какой-то очень богатой, высокопоставленной даме и теперь уже во второй раз менявшие владельца, а также маленький крепко завязанный кошель из грубой льняной ткани. Гарретт без всяких колебаний разрезал завязки и наружу выпал медальон или нечто сильно на него похожее. Его форма в точности повторяла выломанную из орнамента саркофага деталь. Прежде чем предмет скрылся в кармане Гарретта, я успел разглядеть украшавший его символ, так часто встречавшийся нам в последнее время при крайне неприятных обстоятельствах.

Вор прислушался возле двери и тихо отворил ее. Мы направились по коридору в том же направлении, откуда пришли, как вдруг послышались звуки приближающихся шагов нескольких человек. Следом за Гарреттом я быстро юркнул за ближайшую дверь, которая тут же была заперта. Комнату, слабо озаряемую единственной свечкой, наполнял раскатистый храп, доносившийся из одной койки. Я молился о мирном, лишенном кошмаров сне ее владельца. Снаружи голоса стали громче, Гарретт ловил каждое слово доносившихся снаружи разговоров. Я тоже приложил ухо к двери и сразу узнал отвратные интонации крысючьего голоса. С одной стороны это принесло облегчение — бандит до сих пор был невредим, с другой беспокоило то, что меня от него отделяла сейчас только дверь. Как нам удастся убедить Крысюка укрыться в безопасном месте, оставалось для меня полнейшей загадкой. Но почему-то казалось, что Гарретт не собирается спрашивать у него на это разрешения.

В коридоре одновременно беседовали два или три мужчины. Поначалу было совсем ничего не разобрать, потому что гильдийцы говорили наперебой. Потом Крысья Морда, давясь от злости, пообещал разобраться с проблемой и добыть книгу. Очевидно, та самая «проблема» сейчас стояла рядом со мной, внимательно слушая разговор с насмешливой ухмылкой на лице.

Властный низкий голос произнес, что дела не должны были зайти так далеко. Что Крысюк вел себя как зеленый юнец и теперь стал посмешищем для всей Гильдии. Поскольку Крысорожий в ответ на эти слова не взорвался, а промолчал, то это означало лишь одно — головорез имел честь беседовать с кем-то гораздо выше его по воровскому рангу.[35] Но я хорошо представлял себе, как у него внутри все клокочет от ярости. Голоса удалились в направлении крысюковской комнаты и мне было прекрасно известно, что они собирались там найти и насколько бесполезны их поиски. Сейчас здесь начнется настоящий ад, а нам даже негде спрятаться. Гарретту это тоже было ясно, он отскочил от двери и приблизился к спящему. Дубинка свистнула, оборвав храп безмятежно дрыхнувшего в своей кровати гильдийца. Теперь ему уже не проснуться во время заварушки. Вор знаком поманил меня:

— Залезай под одеяло!

Я вытаращил глаза — спятил он что ли? Но взгляд Гарретта не допускал никаких возражений. Пришлось отпихнуть оглушенного к стене и лечь в его койку, сразу же захотелось зажать нос — от гильдийца не слишком приятно пахло.[36] В этот момент где-то раздался бешеный вопль. Гарретт накрыл меня одеялом, а сам исчез в темноте возле входа. В коридоре поднялся настоящий гвалт, потом целый отряд гильдийцев затопал по гладкому полу, загремели отворяемые двери, через секунду наша тоже с треском распахнулась. Сев, я полуприкрыл лицо одеялом и смотрел на крысюковского подельника Лестера, выпученными глазами осматривавшего полутемную комнату.

— Эй, подымайся, у нас тут незваные гости! — крикнул он мне.

Притворяясь ничего не соображающим после сна, я зашевелился, якобы вставая. Лестеру этого вполне хватило — он повернулся и помчался дальше. Дверь закрылась и рядом в полутьме мелькнула ироничная физиономия Гарретта. Я поспешно вылез из кровати — куда угодно, лишь бы подальше от этого парня. Мой спутник опять прислушивался к звукам снаружи.

Кажется, Крысюк и мужчина с властным голосом все еще находились в комнате с тайником, мы слышали их яростный приглушенный спор. Я во все глаза глядел на Гарретта — может, у него правда не все дома? Мы что, так и останемся здесь? Заметив мой взгляд, он тихо сказал:

— Ройбен не будет все время там находиться. Когда он останется один, мы его схватим. Вообще-то это даже на руку — вся Гильдия ринулась на наши поиски, а здесь вполне безопасно.

Итак, тот мужчина оказался одним из главарей преступного мира Города, этим объяснялась странная вежливость Крысюка. Я слышал, как Ройбен разом оборвал словоизлияния головореза коротким гневным вскриком:

— Господин мой, ничего не желаю больше слушать. Я хочу, чтобы Вы его убили и хочу заполучить артефакты. И не возвращайтесь, покуда не исполните мой приказ, иначе сильно пожалеете об этом.

Я испуганно поглядел на Гарретта, тот лишь сморщился:

— Каждый раз одна и та же песня.

В этот момент меня охватил смертельный холод и я с ужасом понял, что мы опоздали. Гарретт, заметив выражение моего лица, мгновенно посерьезнел. Быстрым бесшумным движением он потушил свечу, оттолкнув меня прочь от двери, в темноту. Фитилек предательски тлел несколько секунд, потом пропал и этот последний отсвет, а вокруг сгустились спасительные тени. Вор отвел меня в дальний конец комнаты и я, парализованный страхом и неспособный от него освободиться, скорчился в углу. Мой спутник замер рядом, словно часовой, край его плаща скользнул мне по ноге. Без всякого света было ясно, что он держал наготове свое оружие. Однако, как бы я не боялся, все равно понимал — опасность мне сейчас не грозит и не меня должен защищать Гарретт. Я знал, куда направлялась тварь, чувствовал, как она неотвратимо приближается к Крысюку.

То, что случилось потом, трудно описать словами. Если до этого я продрог как никогда в жизни, то теперь холод резко и поистине чудовищно усилился. Мне даже казалось, что все застыло — биение сердца, воздух, само время остановилось. Откуда-то из невероятной дали доносился чей-то панический, все никак не прекращающийся крик. То был не голос Крысюка и я знал, почему он молчал, ощущая словно во сне подступившую вплотную мертвящую ледяную волну. Терпеть стало просто невозможно, мое безвольное тело опустилось на пол, а пронзительные крики растаяли в пустоте.

Передо мной стоял Крысюк. Он не открывал дверь и не зажигал свет, однако я его отлично видел. Его глаза уставились на меня, но в то же время казались абсолютно слепыми. Черты лица ничего не выражали. Потом без всяких слов он двинулся ко мне. Я отводил взгляд от раны на его груди, отчаянно пытаясь отодвинуться, но по-прежнему сидел скорчившись в углу и мне некуда было ускользнуть. Я закричал, когда он приблизился вплотную, а Крысомордый просто прошел насквозь. Сумасшедшие картины, мешанина из разрозненных воспоминаний и обрывков сновидений переполняли меня и где-то там маячила тень, некий облик, как будто бы знакомый и ускользавший от меня. Я пытался настичь, схватить его, но он исчез, а вместе с ним и Крысюк. Холод сдавил легкие и тут я ощутил угрозу, вскочил и понесся без оглядки. Вокруг не было ничего кроме тьмы, ни стены, ни двери не препятствовали моему сумасшедшему бегству. Не оглядываясь, я все мчался и мчался — задыхающийся, переполненный страхом, а потом упал и падение это все никак не прекращалось…

Мне каким-то образом удалось снова прийти в себя. Гарретт склонился надо мной и хотя я не мог видеть в темноте лица, но знал, что это он. Все было позади. Над бесчисленными комнатами-убежищами нависла гнетущая тишина.

Я чувствовал, что весь промок от пота и лежал распростершись посреди пола. Гарретту, видимо, пришлось вытащить меня из угла. Я неуверенно приподнялся, услышав озабоченность в голосе вора, когда он тихо спросил:

— Тебе получше?

— Да, — шевельнулись мои губы, а сам я все не мог унять дрожь, с облегчением понимая, что мерзну из-за мокрой от пота одежды. То, что незримо находилось здесь, исчезло без следа.

— Как тихо… — сказал я.

Он ответил не сразу. Спустя пару минут Гарретт вымолвил приглушенным голосом:

— Ройбен со своим телохранителем должны были все это видеть воочию. Он орал как резаный.

— Я слышал…

— Думаю, теперь они не доверяют этому месту — все в панике покинули убежище. Нельзя упускать такой шанс.

Я согласно кивнул. Разумеется, он стал бы для ошалевших от страха гильдийцев превосходным козлом отпущения, застань они нас здесь. Хотя в душе почтенные джентльмены удачи сознавали, что Гарретт не мог ни подстроить, ни совершить это убийство, но тем не менее с удовольствием отправили бы его к праотцам.

Вор приоткрыл дверь и свет, до сих пор робко проникавший во мрак комнаты, сейчас широкой полосой озарил пол, ослепляя глаза, так что даже пришлось их сощурить. Снаружи было тихо как в могиле.

Мне с трудом удалось подняться на ноги. Гарретт беззвучно отворил дверь настежь, вглядываясь в коридор, потом вопросительно обернулся ко мне.

— Ты все еще чувствуешь холод? — прошептал он. Я отрицательно покачал головой.

Прямо по коридору он проскользнул к двери в комнату Крысюку, а мне не оставалось ничего другого, как беспомощно топать за ним. Я увидел, как вор остановился в проходе, с непроницаемым выражением на лице заглядывая внутрь, поневоле пришлось к нему приблизиться. Уже знакомое отсутствие эмоций у Гарретта должно было подготовить меня к открывшейся перед нами картине. Однако я все равно испытал шок от увиденной сцены.

Здесь побывала та же злая сила, что расправилась с Гунтером, только в этот раз на полу лежало тело Крысюка, его мертвые глаза незряче глядели в пустоту, а комната вся была залита кровью бандита. Я пытался не замечать разливавшийся в спертом воздухе тошнотворный металлический запах. Перевернутый стол открывал тайник, развороченный то ли незримым монстром, то ли самим Крысомордым. С трудом мне удалось отвести взгляд, чтобы не видеть застывших черт лица гильдийца, не успевшего достать свое оружие. Я ненавидел и боялся этого типа, но теперь испытывал к нему жалость и корил себя за то, что ничего не смог сделать.

Гарретта подобная сцена тоже не оставила равнодушным, хотя он никак этого не показывал (или потому что он никак этого не показывал). Казалось, он старается запечатлеть ужасную картину в памяти, затем наморщил лоб и я проследил за его взглядом. На полу отпечатались кровавые следы, большинство оставили люди, без сомнения Ройбен и его телохранитель, они вели к выходу. Но был и третий — слабый, резко отличавшийся от других след. Некто невозмутимо подошел к тайнику Крысюка и затем покинул помещение. По этому следу, начинавшемуся возле трупа бандита, трудно было о чем-либо точно судить, но скорее всего его оставил мужчина. Не было никаких свидетельств того, что этот третий вошел в комнату, когда пол уже заливала кровь.

Между тем Гарретт через увеличительное стекло сосредоточенно разглядывал величину и форму загадочных отпечатков, не пропуская ни одного из них.[37] Наблюдая за его работой и прислушиваясь, я ломал голову над загадками: почему в этот раз загадочный убийца оставил следы и с какой стати Крысюк снова появился в моем видении? Отдаленный тихий шум возвестил о возвращении стражи и прервал ход моих мыслей, а Гарретт, уже давно все услышав, быстро шел к двери. Возбужденные голоса и торопливые шаги нескольких мужчин между тем приближались. Мы миновали почти половину пути по коридору, когда мой спутник вдруг снова нырнул вместе со мной в одну из боковых дверей. Там точно никого не было — все гильдийцы кинулись искать лазутчиков и очень скоро их внимание привлекут бренные останки Крысорожего. Повезло, что Ройбен вместе с телохранителем видел случившийся кошмар — поскольку нас не обнаружили, то гильдийцы, возможно, не сразу догадаются, что ограбление и убийство не связаны друг с другом. Может быть, они поймут, что имеют дело с противником гораздо опаснее Гарретта и из осторожности замнут эту историю.

Несколько человек торопливо протопали по коридору мимо нашей двери. Гарретт не мешкал — осторожно выглянув наружу, он поспешно выскользнул из убежища. Мы без всяких помех шли по воровским квартирам — теперь подвальный комплекс совсем обезлюдел. Мой провожатый не повел меня обратно тем же путем, а углубился в сводящий с ума лабиринт проходов и кладовых, в которых нам никто не встретился. Когда в конце концов мне начало казаться, что выбраться отсюда уже не удастся, Гарретт остановился. Испытующе глядя на меня, он тихо сказал:

— Сумеешь объяснить вон тем ребятам, что на совести призрачного убийцы теперь еще одна жертва? — и указал на проход впереди.

Я даже ощутил как побледнел со страху, исподтишка разглядывая двух типов весьма отталкивающей внешности, стороживших дверь. Уже один вес их впечатляющего вида оружия мог сломать меня пополам, при этом физиономия одного из них была густо украшена рубцами, а у другого весьма забавно и абсолютно бесконтрольно дергался глаз. Думаю, Гарретт многое понял из моего взгляда.

— Нам повезло, их обычно четверо, — невозмутимо продолжал вор. Ни черта он не понял и уж на этот раз я решил сопротивляться. Ни за что в жизни не пойду туда, и весь сказ![38] Если надо, буду упираться руками и ногами! Плевать, что он на это скажет или каким взглядом посмотрит. Я открыл рот, собираясь произнести что-то вроде: «Ну уж нет, мне пока жить не надоело». Его взгляд стал выжидающе-вопросительным. «Скажи „Нет!“» — нашептывал мне рассудок. «Ты полная тряпка, если пойдешь туда. Скажи наконец „Нет!“».

В глазах вора замерцала знакомая, пока еще не коснувшаяся губ насмешка. Заранее поди знал, что я сдрейфлю. А зачем тогда спрашивает, черт возьми?! Я в бешенстве прошипел:

— Раз надо, значит сделаю!

А он пусть потом собирает с пола мои потроха! Но ухмылка никуда не испарилась — наоборот, становилась тем насмешливее, чем сильней разрасталось мое негодование. Презрительно фыркнув, я сорвался с места и уже пробегая через дверь осознал, что собственно собираюсь сейчас проделать. «Я же говорил, скажи ему „Нет“» — прозвучал в голове слабый голосок рассудка, прежде чем меня охватила паника. Но пути назад не было — оба охранника со смесью удивления и недоверия вытаращились на мчащегося прямо к ним олуха. Их руки сами собой потянулись за оружием. Уверен, что на моей физиономии в этот момент был написан настоящий ужас, но причиной для него служило не очередное нападение леденящего монстра, а как раз эти самые парни. Весь дрожа, я остановился перед, и бормоча какую-то белиберду, показывал назад.

— Ты кто и чего тебе нужно? — навис надо мной охранник с дергающимся глазом.

— У-ученик… Донэл… Там, в комнате, убийство… — дрожащим пальцем я указал за спину.

— Убийство?

— Там все… в крови… — выдавил я.

Наверное у меня был действительно впечатляюще-испуганный вид — они мгновенно поверили моим словам. Когда громилы с мечами наголо пронеслись мимо, я немного постоял, чтобы унять дрожь в коленях. На плечо тяжело опустилась чья-то рука. Я судорожно крутанулся, готовый изо всех своих жалких силенок защищаться. Гарретт коротко кивнул мне и занялся дверью. Он копался с замком дольше обычного, но в конце концов она подалась. Втянув меня внутрь, вор принял в этот раз некоторые меры предосторожности — снова запер дверь, а потом мы очутились в плохо освещенном подвале. Он выглядел иначе, чем тот кирпичный погреб, через который пришлось пробираться в самом начале — стены из серого бутового камня, вымощенный темными плитами пол. Здесь размещались несколько расположенных рядом друг с другом кладовых, которые разделяли решетчатые двери, а напротив прохода, через который мы вошли, находился коридор.

— Ну, и куда они все подевались? — пробормотал Гарретт себе под нос. Погреба казались покинутыми — всюду царила абсолютная тишина. Я осторожно шел следом по полу с там и тут чуть выпирающими булыжниками. Вор подал знак — жди, и заглянул в проход. Я послушно прислонился к стене с дверью-решеткой, напряженно вслушиваясь в тишину — ни единого шороха. Гарретт пропал в полутьме коридора.

Внезапно рядом раздался слабый, странный шум. Сначала я подумал, что поблизости бегает крыса, но это не было похоже на возню грызунов в нашем амбаре. Звук раздавался не так отчетливо, к тому же кто-то семенил лапками гораздо быстрее серой бестии. Вот все затихло, словно существо замерло в движении, через пару секунд шорох прозвучал уже ближе. У меня появилось очень неприятное предчувствие. Я прислушивался, пытаясь определить источник звука и обдумывая, как предупредить о нем Гарретта. Кто же все-таки ползал вокруг? Опять все окутала подстерегающая тишь.

Быстро глянув через плечо, я увидал лишь пустую комнату. Коридор впереди тоже казался пустым — нельзя было разглядеть ни Гарретта, ни кого-либо еще. Я снова напряженно прислушался. Кто бы это ни был, размерами это создание превосходило крысу. Но где же оно? Сильный шорох раздался совсем рядом и я в ужасе отпрянул от стены, столкнувшись с идущим назад Гарреттом, не заметив его возвращения. Мне чудом удалось подавить испуганный вскрик и желание броситься ему на шею — я был так рад тому, что теперь не один в этой тьме.

— Тут что-то есть… — зашептал я, но он оборвал мои слова нетерпеливым жестом и подбородком указал на решетку в стене, возле которой я только что стоял. Кладовая за этой дверью оказалась темной пустой камерой, внутри ничто не шевелилось. Я осторожно приблизился — что-то неразличимое слабо белело в тенях у дальней стены. Мне не удалось рассмотреть это точнее. Поэтому я уже решил вплотную подойти к прутьям, но тут Гарретт предупреждающе ухватил меня за шиворот и остановил на месте. В этот момент мне удалось наконец различить, что у стены лежали кости — большие кости. Заглушая в душе нехорошие подозрения, я пытался представить себе крупного зверя, которому они могли бы принадлежать, как вдруг странное щебетание с той стороны решетки привлекло мое внимание.

Я испуганно смотрел на огромную тень, повисшую на потолке. Затем она неуловимо быстрым движением нырнула во тьму, скользнула вниз по стене и на секунду застыла на полу камеры. Я напряг зрение, чтобы получше рассмотреть. На свет выбрался самый большой паук из всех, что мне до сих пор довелось увидеть, и он тоже разглядывал меня с не меньшим вниманием, но не из чистого интереса, а с совершенно другими намерениями. У него было круглое мохнатое туловище, по высоте достающее мне до бедра, и длинные сильные лапы. Передние он вытянул в мою сторону, как бы ощупывая воздух. Во мне боролись заинтересованность и отвращение. Паучище вновь испустил свое чириканье и стремительно приблизился. Не столько его внешность, сколько неуловимость этого движения испугала меня и заставила отскочить назад. Но тварь, очевидно, и не думала нападать, она тоже внезапно замерла и снова протянула вперед свои передние лапы, словно стремясь уловить мой запах или учуять исходящее тепло. Жест этот был не агрессивным, а скорее проверяющим, почти что вопросительным. Сейчас паук стоял прямо напротив и я рассмотрел, что волоски на его брюшке были не черными, а зеленоватыми и при этом тускло светились. Кончики передних лап находились всего в пятнадцати сантиметрах от меня и чуть-чуть, почти незаметно подрагивали, словно что-то ощупывая. Несколько бесконечных секунд вообще ничего не происходило, а затем создание молниеносно уползло во мрак своей тюрьмы.

— Сдается мне, ты ему не по вкусу, — на лице вора обозначилась полуулыбка. — Нужно идти дальше, скоро тишина здесь будет нарушена. Пошли.

Мимоходом обернувшись на камеру с пауком, я размышлял, с какой стати животное так внимательно разглядывало меня, не пытаясь напасть.[39] Мой взгляд скользнул по решетке противоположной комнаты и мурашки побежали по спине: там находилась дыба вместе с «железной девой». Да, Ройбен был чрезвычайно недобрым малым.

По коридору и поднимающейся вверх лестнице Гарретт привел меня в какой-то господский дом, большой и богато обставленный. По зеркальным полам из полированного камня оказалось абсолютно невозможно двигаться без шума. Из комнаты за наглухо закрытой двустворчатой дверью приглушенно доносились обрывки суматошного разговора. Удалось расслышать слова «дух» и «привидение». Похоже, там шла ожесточенная дискуссия и внутри собралась почти вся ройбеновская шайка — дом обходили лишь одинокие дозорные, чьи шаги можно было услышать еще издали. Гарретт по ходу дела «изъял» одну маленькую, но чрезвычайно дорогую вазу, занимавшую почетное место на высокой полке. Украшавшие ее драгоценности ярко сверкнули, когда она исчезала в недрах плаща.

— Вазы — одна из слабостей старого доброго Ройбена, — сказал тихо вор и в его голосе ощущалась лишь одному ему понятная насмешка. Я смекнул, что эта ваза далеко не первая из тех, что успел позаимствовать Гарретт у «старого доброго Ройбена».

Чутко прислушиваясь к вышагивающему где-то вдалеке стражнику, мы как можно тише поспешили к большой деревянной двери, ведущей судя по всему во внутренний двор или в сад. Сквозь находившееся рядом темное окошко я увидел, что тусклое солнце уже зашло.

Дверь оказалась крепко запертой, нам даже пришлось притаиться в темном углу и дожидаться, пока пересекающий помещение стражник не отойдет на приличное расстояние. Потом Гарретт продолжил работу, а я прислушивался к стуку сапог по гладкому полу и голосам в соседней комнате. Судя по всему, собрание подошло к концу — было слышно, как отодвигают стулья и гомон гильдийцев начал перемещаться в нашу сторону. Это меня сильно обеспокоило, но тут одна из ручек подалась и с щелчком опустилась.

Гарретт выпихнул меня на свободу и запер следом дверь как раз в тот момент, когда распахнулась другая и коридор наполнился шумом и гамом. Мы стояли в маленьком внутреннем дворике, огороженным с трех сторон флигелями главного здания, а с четвертой высоченной стеной. Пока здесь не было стражников, но это не продлится вечно — скоро ройбеновские парни возьмут себя в руки. Гарретт направился прямо к стене, вытаскивая из колчана плющ-стрелу.

Как бы плохо я не думал про язычников, но этой штуке цены не было. Такая мысль пришла в голову, когда прочная живая лиана снова опустилась сверху. Как вообще стрела смогла пробить такую толстую каменную стену? Меня мучил этот вопрос, а Гарретт велел карабкаться вверх. Что я и проделал и теперь сидел верхом на стене, тяжело дыша и дожидаясь своего спутника. На этот раз он поднимался по лиане намного лучше чем пару дней назад, хотя все же с некоторым усилием. Пока Гарретт карабкался, я внимательно рассмотрел стрелу. Она и в самом деле не пробила насквозь стену, а подобно ползучему растению выпустила массу корней, густой паутиной зацепившихся за камни и с легкостью разломавших заполненные раствором швы между ними. Залезший наверх Гарретт ухватил лиану и перекинул ее на другую сторону, чтобы тут же начать спуск. Я поспешно устремился следом, потому что услышал, как открылась дверь и во двор вышел и в этот же момент откуда-то из дома донесся громкий вопль. Не совсем понятно, что именно орал Ройбен, но слово «ваза» разобрать удалось.

Мы сейчас находились совсем не в Доках, а в одном из «лучших» кварталов возле Рынка, как я определил по ближайшим зданиям. Стена отделяла владения Ройбена от узкого мрачного переулка, соединявшего две широких, ярко освещенных фонарями улицы. Здесь, где сходились задние стороны разных домов, мы были совсем одни (если не считать ошивавшейся тут же бездомной кошки), в то время как слева и справа царила обычная городская суета — вечер только наступил. Гарретт освободил из стены языческую стрелу,[40] закутался в плащ и низко нахлобучил широкий капюшон. Я не сделал того же самого — две одинаковых замотанных фигуры могут привлечь чье-нибудь внимание, а так мой безобидный вид вообще никому в глаза не бросался. Поспевать за широким шагом Гарретта — тяжелый труд, однако мне кое-как это удавалось и мы невредимыми добрались до его пристанища, когда первые снежинки начали свой танец на притихших улицах Города.

23

Когда мы немного согрелись и отдохнули, Гарретт начал тщательное изучение медальона через увеличительное стекло, а я наконец привел в порядок свои мысли, сидя на своей лежанке и разглядывая огонь в камине. Образ Крысюка все время всплывал в памяти. Что же такое я увидел, прежде чем свалился без чувств? Мне не давала покоя та смутно знакомая фигура из видения, сейчас странный образ опять ускользнул и я так и не сумел понять, кем же он мог быть.

В конце концов надоело про это думать и мысли мои сосредоточились на домашней зверушке Ройбена. Паучище на самом деле не испугал меня, но вряд ли потому, что был миролюбиво настроен или из-за разделявших нас толстых прутьев решетки. Люди определенно входили в его меню, например персоны, стремившиеся как-то навредить Ройбену (это доказывали остатки последнего обеда твари). Однако я откуда-то знал, что животное не напало бы даже в том случае, если бы стояло прямо напротив меня. Интересно, почему?

Почувствовав на себе взгляд Гарретта, я обернулся:

— Зачем кому-то понадобилось держать дома такого питомца?

Он лишь пожал плечами:

— Наверное, паучок экономит Ройбену кучу времени, заботясь о трупах — не нужно тащить их вниз, к Докам. А еще он умиляется, разглядывая свою зверушку.

Ройбен был мне ненавистен.

— Эта тварь не должна там находиться!

Вор воззрился на меня с некоторым удивлением. Ясное дело, его сбивало с толку, почему я беспокоюсь о судьбе маленького чудовища, а не о его жертвах. Помолчав несколько секунд, он сказал:

— Он вел себя необычно.

Я вопросительно глянул на Гарретта, но тот опять погрузился в изучение артефакта. В принципе было ясно, что он хотел этим сказать — у него также не нашлось объяснения странному поведению паука. Немного поглядев на пламя, я поднялся и сел за столом, чтобы рассмотреть загадочный медальон. Весьма простой с виду, он казался сделанным не из золота, а из какого-то серебристо-белого металла, сохранившего свой блеск вопреки пролетевшим столетиям. Хотя вещица была сделана в форме ромба, каждая ее сторона была так сильно вогнута, что получалось странное подобие четырехлучевой звезды. В середине каждого луча находился маленький и черный как ночь камень, а в центре еще один, тоже непроглядно-черный и блестящий, точь-в-точь как удивительный замок, обнаруженный нами в церкви Св. Квинтуса. Вплавленная в неведомый металл тонкая золотая линия соединяла камни до боли знакомым образом. На обратной стороне артефакта были выгравированы изящные неведомые письмена.

— Думаете, это ключ?

— Возможно.

— Значит, завтра идем в Св. Квинтус?

— Нет. Только в том случае, если узнаем, что тут написано. — Пальцем он провел по гравировке. — И не ранее, чем выясним точнее, что нас там ждет. Сначала расспросим Езекила.

Мое настроение улучшилось из-за перспективы снова увидеть Дану. Повернувшись к камину, я без всяких мыслей глядел на пляшущие языки, пока Гарретт, поднявшись, проверял свое снаряжение. Немного погодя он снова сел рядом, придирчиво рассматривая некоторые стрелы. Положив на стол несколько световых и газовых бомб, вор убедился в их исправности. Те, которое успешно прошли проверку, были убраны в сторону, а с другими он начал кропотливую работу.

Взяв в руки плющ-стрелу, не вызвавшую у Гарретта никаких нареканий, я внимательно разглядывал невиданную вещицу. Ощущения при соприкосновении с ней моей ладони были совершенно иными, чем от других стрел. Казалось, она пульсирует, дрожит от переполняющей ее странной энергии, которая стремится высвободиться. Странно, что в столь небольшом предмете скрывалось так много жизни. Я снова вопросительно взглянул на Гарретта. Подобную стрелу ему могла дать только очень могущественная волшебница.

— Кем была Ваша подруга, сделавшая такой подарок?

Он как раз чистил спусковой механизм бомбы-вспышки и замер, глядя на стрелу в моей руке. Вопрос был для Гарретта не то чтобы совсем неожиданным, а скорее казался неприятным. С секунду он обдумывал, как бы уклониться от ответа, затем вздохнул и положил бомбу на стол. Взяв у меня стрелу, он осторожно, почти с нежностью провел кончиками пальцев по темно-зеленому древку. В глазах застыло то же самое неопределенно-печальное выражение, как и во время рассказа истории с Обманщиком. Вор по-прежнему молчал и я решил тихо добавить:

— Она, наверное, была невероятно могучей колдуньей.

— О да, и даже намного больше. — Узкий указательный палец скользнул по острию стрелы. Ее изготовили не из металла, но неведомый материал был тверже стали. — Это ей я обязан вот этим украшением. — указал он на свой искусственный глаз.

— Приспешница Обманщика?

И каким же чудом она оказалась его «подружкой»? Гарретт отлично понимал, что творится сейчас у меня в голове и сказал:

— Мы и вправду были врагами. Но потом положение дел изменилось.

— Каким образом?

— В игру вступили Механисты. Что ты о них знаешь?

— Это была секта, отколовшаяся от Ордена моих братьев. Их догматы веры отличались крайним радикализмом…

Вор скорчил насмешливую гримасу — он считал братьев ненамного либеральнее приверженцев Карраса. Я проигнорировал его поведение и продолжал:

— Они хотели смести с лица земли все связанное с язычниками. Творения природы были им противны. Их предводитель Каррас выдавал себя за пророка Строителя и создал все эти машины…

Я видел несколько таких штуковин во время поездок с отцом в Город. Тяжелые, выше человеческого роста, целиком из блестящего металла, они на первый взгляд напомнили мне огромных стальных уток, потому передвигались вразвалку на двух ногах, прикрепленных к шарообразному брюху. Головы механических созданий походили на человеческие, но эти отливающие медью, гладкие лица абсолютно ничего не выражали, а единственный сияющий синим глаз неприятно мерцал. Из корпусов поднимался пар, тяжелые шаги были настолько громкими, что их звук еще долго раздавался даже на расстоянии. Они постоянно жестяными голосами восхваляли Карраса и Строителя, а горожане старательно обходили их стороной. Мне тоже был неприятен вид детей Карраса, особенно отверстие величиной с голову ребенка сбоку их круглого тела-корпуса, откуда они могли выстрелить смертоносным снарядом, способным разорвать в клочья взрослого мужчину. Я не любил языческую магию, однако технические хитрости Механистов внушали еще меньше доверия. Уже тогда казалось странным, зачем слуге Строителя потребовалась целая армия, по численности далеко превосходившая городскую стражу. После чтения «Книги новых догматов веры» мне теперь стало ясно, как близка была ужасная катастрофа.

Откашлявшись, я сказал:

— Он окончательно помешался и умер в своем Соборе. Говорят, что он покончил с собой. Так пришел конец секте Механистов. Она не выдержала борьбы за власть между ближайшими сподвижниками Карраса и все больше распадалась, пока последние ее остатки не канули в безвестность.

— Если хочешь объединить двух противников, найди им общего врага, — произнес в ответ Гарретт. Я не сразу понял.

— Каррас? Почему?..

— Почему я был ему как бельмо на глазу? Да вот, знаешь, лично у него как-то не получилось об этом спросить. С самого начала старик воспринимал меня как угрозу.

Что впоследствии блестяще подтвердилось, судя по предыдущим высказываниям Гарретта. Каррас на свою беду предпринял «меры безопасности» против мастера-вора.

— А как же здесь замешана эта женщина?

— Она не была женщиной… по крайней мере в человеческом смысле слова. До сих пор точно не знаю, что же она собой представляла. — Он сомкнул пальцы вокруг острия плющ-стрелы, не боясь пораниться. — Ее звали Виктория, во всяком случае так она сама себя именовала в человеческом обличье. После смерти Обманщика она стала богиней-защитницей язычников и потому одним из главных противников деяний Карраса. Но ее мощь не была беспредельной.

Он снова рассеянно умолк.[41]

— Значит, Вы заключили с ней союз?

Подняв глаза, он лишь молча кивнул и, поднявшись, положил стрелу обратно в колчан. Я молча глядел на огонь,[42] размышляя над окончанием истории. Гарретт жил, а Каррас был мертв, ясно, кому досталась победа. Но мне доверили лишь часть правды, нечто важное осталось невысказанным. Я вглядывался в лицо Гарретта, снова занимавшегося бомбой, глаза его по-прежнему были серьезны.

— Где же она теперь? — осторожно спросил я. Вор не прекратил работы и не поднял глаз.

— Пожертвовала собой в борьбе с Каррасом. — последовал краткий ответ. Я видел, что спусковой затвор бомбы был уже давно чист и не стал задавать других вопросов.

24

Этой ночью я увидел перед собой церковь Св. Квинтуса. Она не лежала в руинах — застекленные окна переливались оттенками красного, колокольня гордо и прямо поднималась к небесам. Темные тучи, проплывая мимо, отбрасывали вниз тени и я увидел, как несколько моих братьев вышли из ворот. Их одеяние говорило об окончании панихиды, но кто же был погребен? Желая приблизиться, я сделал один шаг по ступеням, но тут картина расплылась перед глазами и впереди снова возник пустой, заброшенный остов разрушенной церкви. Внутри не было ни души, лишь усевшиеся на балках вороны оглашали воздух своим карканьем, а жалобно плачущий ветер гнал по небу свинцовые облака. Темно-красный цветок, проросший сквозь трещины в ступенях, трепетал от порывов безжалостной бури.

Дрожа от холода, я был разбужен тонкими лучами солнца. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя со сна. Потом я встал, чтобы подбросить дров в почти угасший очаг, стараясь при этом не разбудить еще спящего Гарретта.

Непрекращающийся мороз все сильнее проникал сквозь стены дома, поэтому в комнате становилось так холодно, если огонь гас. Укутавшись в свой плащ, я уселся перед камином и задумчиво прислонился лбом к холодному облицовочному камню, ощущая на лице первые волны тепла от разгорающегося пламени. Вдруг мои пальцы наткнулись на какой-то предмет в кармане. Несколько сбитый с толку, я вытащил измятый кусок бумаги — ту самую рукопись, что подобрал с пола в комнате Крысюка. Видок у нее был весьма потрепанный.

Передо мной лежала идеально нарисованная карта Катакомб. Как, интересно, сумел там заблудиться этот болван Лестер, обладая подобным шедевром? Разглядев неаккуратные надписи поверх рисунка, я с тайным удовлетворением отметил, что Крысорожий не был силен в письме, у меня и то выходило лучше. Разобрать его закорючки оказалось почти невозможно. Тем не менее я все же попытался соединить вместе понятные куски текста и в конце концов слова обрели смысл. Крысюк сделал пометки о медальоне и летописи, которые в основном описывали внешний вид обоих артефактов. Имя «Азаран» стояло чуть в стороне, а сразу под ним «Книга Праха», еще слово «Энджелуотч», пара каких-то чисел и неизвестное мне название улицы.

Ну, понятие «Энджелуотч» было известно даже мне. Так называлась штаб-квартира Механистов, там они чаще всего собирались, если не считать огромного Собора, по слухам лежащего сейчас в руинах. Энджелуотч был самым высоким зданием Города — башнеподобное и почти целиком сделанное из металла, оно впечатляло и одновременно действовало угрожающе на каждого, кто еще издали видел его, приближаясь к Городу. В то время, когда Энджелуотч еще населяли Механисты, я с крайним недоверием разглядывал эту громаду. Давящее величие и несоразмерная высота вызывали в душе чувство, что честолюбие (или же откровенное безумие) ее создателя являло собой насмешку над трудами Строителя и оскорбляло его, хотя сами члены секты утверждали совсем противоположное.

В Энджелуотче Каррас воплотил попытку поставить себя на один уровень с творцом всего сущего. И это вызывало страх — я боялся божьего гнева, хоть и не был образцовым представителем моего Ордена. Но что связывало летопись и медальон из древнего склепа с исполинской башней, ставшей теперь обителью богачей и некоторых зажиточных горожан, оставалось полнейшей загадкой.

Услышав позади глубокий вздох, я обернулся. Гарретт открыл глаза, коротко глянул на меня и встал с кровати. Камин между тем прогрел маленькую комнату и я, умывшись и одевшись, пошел приготовить что-нибудь к завтраку.

— Это я нашел вчера, — сообщил я за едой, положив кусок бумаги на стол. Гарретт бросил на него взгляд, подтянул поближе пальцем, чтобы прочесть.

— Неплохо.

— Не могу понять, о чем тут речь.

— Да нет, ты как раз помог продвинуться нашему делу. Тот, по чьему заказу гильдийцы выкрали медальон, назначил место встречи на этой самой улице.

— Что он имел в виду под этим именем и названием книги?

— Имя «Азаран» о чем-то мне напоминает…

Гарретт безо всяких мыслей вертел в руках бумагу, а я, не желая мешать, помалкивал. Потом, опять поглядев на меня, вор произнес:

— Азарон — тот самый сумасшедший из Башни Некроманта.

— Башня Некроманта? — уже само слово вызывало отвращение. Не знаю, что оно означало, но явно как-то было связано со смертью.

— Однажды я ее… посетил. Хозяин-гений с безумной страстью увлекался нашими новыми приятелями-мертвяками и всячески с ними экспериментировал. Думаю, что однажды он принадлежал к Братству Руки.

— Так он и есть причина всей этой дряни! — воскликнул я.

— Маловероятно.

— Но…

Гарретт нетерпеливо махнул рукой.

— Он мертв уже много лет.

Я осекся, удивленно вытаращившись на него.

— Но если мертв, почему им интересуется Гильдия?

— Спросим у Езекила. — пожал плечами Гарретт. — Он-то уж точно должен был знать Азарана.

— Значит, сегодня ночью мы опять вторгнемся в Башню Магов?

Он снова рассеянно уставился на бумажку и лишь покачал головой в ответ, не поднимая головы. Кажется, вор пока не собирался посвящать меня в свои планы. Тогда я оставил его в покое и погрузился в собственные мысли, немножко разочарованный тем, что мы не пойдем сегодня в Кр�