---

Конан - наемник

(Мошенник поневоле)[1]

От переводчика

Все поклонники Саги о Конане, вне всяких сомнений, знают о трилогии Эндрю Оффута. Одна беда — в нашей стране были изданы только ее первая и третья части. Роман «Наемник» (В другом варианте: «Мошенник поневоле») по неизвестным причинам так и не увидел свет на русском языке.

Пытаясь исправить эту досадную оплошность, я на свой страх и риск решил перевести данное произведение. К моему глубокому огорчению достать оригинальный текст не представлялось возможным. Пришлось довольствоваться лишь польским переводом, найти который тоже стоило немалых усилий. Садясь за работу, я прекрасно понимал, что конечным результатом станет скорее пересказ, нежели перевод. Однако это все равно лучше, чем вообще ничего. Ведь русскоязычные читатели давно потеряли надежду прочитать роман на родном языке. И пусть мой скромный труд станет для них подарком.

Alex Lakedra.

ПРОЛОГ

Лысина старика блестела на ярком свете. На сухой, сморщенной коже отчетливо выделялись коричневые пятна. Освещение давала люстра с четырьмя рожками, заправленными маслом, подвешенная на цепях к потолку.

Голый череп принадлежал Себанинусу, барону Корвеки. На его груди висела тяжелая золотая цепь с медальоном, подтверждающим дворянский титул. На его груди висела тяжелая золотая цепь с медальоном, подтверждающим дворянский титул. Его шерстяное облачение с длинными рукавами цвета темного вина имело высокий воротник, наглухо застегнутый на шее, хотя в помещении было довольно тепло.

Барон медленно понял морщинистую, покрытую старческими пятнами, руку и коснулся волос, которые свисали за ушами редкими молочно-белыми прядями. Они окружали плешь наподобие бахромы. Только эти жалкие остатки былой шевелюры сохранились со времен молодости, но и они обесцветились с годами, как и бывшие когда-то холеными ногти. Барон Корвеки сощурился и наклонился над столом, чтобы лучше присмотреться к своему гостю, прибывшему издалека. Глаза его видели очень слабо, но от визитера словно исходило сияние, что вряд ли было всего лишь игрой воображения. И эта аура отнюдь не являлась олицетворением добра.

Себанинус несколько раз моргнул. Он искренне надеялся, что его отвратительное зрение незаметно для окружающих. Однако тот, кто хоть раз имел честь взглянуть в лицо старика, безусловно, не мог не отметить, как дрожат морщинистые веки. Как подслеповато щурится он, пытаясь разглядеть собеседника или какую-либо вещь, находящуюся перед ним буквально в двух шагах.

Вот и теперь, барон Корвеки сумел определить только одну деталь в облике своего гостя. Желтая кожа его напоминала золото, расплавленное в лучах заката.

Старый дворянин никогда ранее не встречал желтокожих людей. А этот странный человек, к тому же, пришел к нему с таким заманчивым предложением, подобного которому ему не делал никто и никогда в подлунном мире. Двое мужчин молча смотрели друг на друга. Им никто не мешал, поскольку Себанинус строго — настрого запретил его тревожить. И теперь он, сидя в кресле, размышлял над своим прошлым и перспективах на будущее.

Барон был властителем земель на северо-западе Кофа. Он давно овдовел. Судьба не слишком благоволила к нему и обделила потомками. Ни одна из жен не одарила его сыном, которому можно было бы передать всю полноту власти и немалое состояние. Себанинус не имел даже дочь и не мог надеяться, что та, выйдя замуж за какого-нибудь благородного юношу, подарит ему наследников рода владык Корвеки. Конечно, это был не лучший вариант, но уж точно не хуже сложившейся ныне ситуации. При таком положении вещей, барон не мог считать себя счастливым человеком.

Себанинус прекрасно знал, как за глаза его называют при дворе в Хоршемише. « Барон — простак» и « Господин Недотепа» — вот неполный перечень обидных кличек, чем наградили старика острословы. А с недавних пор к нему прицепилось и вовсе неприличное прозвище: «Сморщенный мочевой пузырь свиньи из-за Голубого озера». Другие дворяне постоянно строили друг другу козни, и не один из них не заглядывал в поместье барона уже много лет. Никто не искал его поддержки и не обращался за советом. Корвеки считался лакомым куском, но его хозяин был никому не нужен. В свое время, он не наушничал королю и не доносил на других, и, может, поэтому не снискал особых милостей и положения при дворе. Вследствие чего, большинство дворцовой челяди не видело в нем союзника для своих подковерных интриг.

Жители соседних стран знали Коф, как сильную державу, где изготавливается отличное оружие, но вряд ли кто-то слышал о Корвеки. Естественная гранитная стена скрывала земли барона, богатые чистыми озерами и горными ручьями, от чужих глаз. Владения Себанинуса идеально подходили для животноводства, а также для выращивания всевозможных полезных растений. И в Гиркании, что лежала за морем Вилайет, и в далекой Замбуле на жарком юге — издавна знали и ценили кофийские мечи. Но кто, кроме рыночных торговцев в столице Кофа слышал о салате, капусте или оливках с земель баронства Корвеки? Кто из людей, проживающих в городах и дворцах, задумывается над происхождением продуктов? А если кто и вспоминал Себанинуса, то исключительно, как чудаковатого провинциального дворянина из предгорий. Все считали его отрезанным от остального мира немощным стариком, который, правда, регулярно поставляет свежие овощи в королевский дворец и на рынки Хоршемиша.

— Безусловно, шерсть из Корвеки превосходного качества и пользуется большим спросом у соседей, — первым прервал затянувшееся молчание желтолицый пришелец. — Но речь не об этом. Ты слышал историю о блестящем капитане дворцовой стражи и кузине королевы?

— Из Хаурана? — на всякий случай спросил Себанинус.

На основании давнишнего договора, баронство Корвеки вело торговые дела с крошечным королевством Хауран, которое узким клином примыкало к восточной границе Кофа. Крутые, достигающие порой до небес, горные пики отделяли Корвеки от Коринфии и Заморы на севере, но на востоке продвижение было не так затруднено. К тому же, вотчина барона по своим размерам почти не уступала иному королевству, хотя в Кофе считалась захолустьем.

— Именно, — подтвердил гость мягким голосом. — Несчастный Хауран!

«Ух ты!» — подумал, с замиранием сердца, Себанинус: «Если бы я только мог в данной ситуации жениться на королеве соседнего государства».

Этот брак сделал бы его знаменитым в Хоршемише! Спесивые, коварные короли Кофа не одно поколение мечтали о захвате маленького восточного соседа. Если бы на его трон сел кофиец из рода властителей Корвеки, то прежний союз вполне мог бы вылиться в присоединение Хаурана, а уж потом... Глядишь, Сабинамус, сын Себанинуса — повелитель Корвеки и король Кофа!

От таких мыслей, на дряблых губах барона заиграла мечтательная улыбка. Такая перспектива, вместе с немедленным признанием его героических заслуг, значили для старика больше, чем даже корона Хаурана на собственных висках.

Как приятно сознавать, что останешься на века в благодарной памяти своего народа! На протяжении целых четырех десятков лет, с тех пор, когда он получил от своего отца титул вместе с медальоном, барон безуспешно пытался завоевать уважение к своей персоне. Между тем, золотая цепь и медальон, усыпанный сапфирами, оставались при нем и только тяжелели с годами, а достоинства Себанинуса так и не были оценены. Ах, как приятно оказаться приглашенным в великолепный дворец в Хоршемише! Пройти через ряды придворных, бросающих завистливые и удивленные взгляды, а после быть обласканным королем! Тогда навсегда исчезнет «господин недотепа с гор», предмет колкостей и глупых насмешек! Ради всего этого, он прямо сейчас бы с удовольствием совершил длинную поездку в столицу.

— Ты прав, барон из Корвеки, — с улыбкой сказал гость. — Как муж королевы независимого Хаурана ты оставался бы лишь просто супругом, всегда чувствуя за собой тень Кофа и справедливо опасаясь вторжения.

— Откуда тебе известно, что у меня на уме, человек из Кхитая?

— Я обладаю многими способностями, но, к сожалению, чтение чужих мыслей к таковым не относится. Просто я не глуп и умею наблюдать. А ты, услышав мое предложение, погрузился в размышления. Любой умный человек может догадаться, о чем ты думаешь.

— Молодость… — вздохнул барон.

— О, нет! — гладкая рука вскинулась в предостерегающем жесте. — Всего лишь подобие молодости. Вот, что я могу тебе гарантировать, господин из Корвеки. Внутри ты останешься самим собой и, наверное, будешь постоянно помнить о том, что смерть по-прежнему не спускает с тебя своего горящего взора.

Дворянин взволнованно посмотрел на собеседника, и тяжелый вздох вырвался из его рта, в котором сохранилось не так уж много зубов. Как раз один из оставшихся начал ныть.

— Мои волосы …

— Станут темные и густые.

— Мои... мои губы...

— Будут тугими и полнокровными. Твои зубы были раньше белые? Они вырастут заново и снова приобретут жемчужную белизну.

Себанинус поднял ладони и внимательно осмотрел их со всех сторон.

— Мое …

— Гладкое тело и сильные руки. Руки человека… — чужеземец остановился, посчитав, что хватит перечислений. — Знаешь, барон, — продолжил он через пару мгновений, — я могу убрать два года из трех от твоего возраста. В общем, на вид ты будешь выглядеть тридцатилетним мужчиной. И этого, поверь, вполне достаточно, хозяин Корвеки.

Старик сглотнул накопившуюся слюну.

— Барон из Темных гор, барон — крестьянин, господин пастух…

Когда он шепотом произносил презрительные прозвища, в его глазах блестели слезы. Чтобы не разрыдаться, дворянин прикрыл веки и собрал в кулак всю свою волю.

— Тридцать лет для меня — все равно, что для других ранняя юность, Хи Жанг, — пробормотал он.

Желтолицый человек ничего не ответил. Снова, на какое-то время повисла тишина. Отблески света играли на лысой голове барона и золотистой коже его гостя.

— Как этого всего можно достичь? — не выдержал Себанинус. — Ты уверен, Хи Жанг? Получится ли?

— Безусловно, получится. Хотя такое дело не может обойтись без некоторых издержек…

— Каких? — барон весь напрягся в мучительном ожидании, но кхитаец лишь непринужденно пожал плечами.

— Ну, это будет стоить жизни, — спокойно продолжил чужестранец. — Представь! Всего лишь одна человеческая жизнь за целое королевство Коф! Нет — нет, — тут же поспешил он успокоить старика, — лично тебе не грозит даже минимальная опасность. Однако когда превращение свершится, тебе следует помнить, что необходимо поторапливаться. Поскольку, хотя ты и станешь похож на молодого человека, все же это будет только иллюзия, и властитель Корвека по-прежнему останется самим собой.

— Но ведь этого так мало!

— Не так уж и мало. Твоя внешность станет отражением того, что было когда-то в прошлом. Но хочу тебе напомнить, благородный господин, что для такого как ты, даже иллюзорная молодость должна быть в радость. И стоит дорожить, а не пренебрегать такими вещами.

— После прожитых восьми с лишним десятков лет, мне ли не знать. Но скажи, неужели нельзя взаправду стать молодым?

— Нет, барон, такое осуществить не удастся. Время обмануть нельзя, только людей, но и этого должно хватить.

Барон сверлил взглядом своих выцветших глаз желтокожего человек, силуэт которого виделся ему размытым, словно тот находился за густой пеленой утреннего тумана или за завесой водопада.

— Ну, хорошо. Тогда ответь мне, кхитаец: сколько лет тебе самому?

— Я ожидал от тебя подобного вопроса, — сверкнул крепкими, белоснежными зубами Хи Жанг. — Попробуешь угадать?

— Я… — стушевался дворянин.

— Совсем необязательно прикидываться предо мной, Себанинус, — усмехнулся кхитаец, впервые называя старика по имени. — Я прекрасно знаю, что видишь ты скверно и напрягаешь глаза, чтобы хоть что-то разглядеть!

Барон смутился еще больше, и некоторое время переваривал слова чужеземца. «А другие также осведомлены о моей почти полной слепоте? Скорее всего… Зачем тешить себя глупыми надеждами. Может быть, этот пришелец из далекой страны просто потешается надо мной и рассказывает красивые сказки? Неужели Себанинусу из Корвеки суждено в очередной раз стать объектом для насмешек?» — такие мысли роились в голове у старика. Он отчаянно отгонял сомнения прочь. Ему безумно хотелось верить Хи Жангу, прибывшему из легендарного Кхитая.

— Ты выглядишь… — начал барон неуверенно. — Тебе не дашь больше тридцати пяти лет.

— Моему сыну почти пятьдесят, — сказал гость безразличным тоном. — Я проделал путь в тысячи миль, чтобы добраться сюда. Мои годы никуда не исчезли, они просто не видимы. В моей голове скрыта мудрость прожитых долгих лет.

— И ты все помнишь?

— Я помню.

— И ты пришел из таких отдаленных мест, чтобы предложить мне мо… видимость молодости?

— Да, это так.

— Но почему?

— Когда-нибудь, в будущем, у меня, а может быть и у моего сына, появятся в Хауране кое-какие дела. Но мы не станем требовать ничего сверхестественного. По крайней мере, ничего из того, что ты или твой сын не сможете дать нам по собственной воли. И это произойдет еще не скоро. А теперь вернемся к настоящему времени, — Хи Жанг наклонился вперед. — Пока, в качестве оплаты, я возьму один мешок. Мешок того, что хранится у тебя в сокровищнице в избытке.

— Мешок золота?! — воскликнул барон. — Ты знаешь даже о …

— Да. Богатства рода властителей Корвеки огромны. Но какое значение имеет золото для человека, который медленно угасает — одинокого, лишенного наследника старика?

— Ты находишься в моем доме, кхитаец, и смеешь говорить такие жестокие слова! — вспыхнул Себанинус.

Хи Жанг понял, что у барона сохранилось немного прежних сил и гордости, поэтому склонил голову в глубоком поклоне.

— С каких это пор искренность стала жестокостью? Стоит ли избегать правды, чтобы не показаться жестоким, барон из Корвеки? Когда в начале нашего разговора я спросил: «Чем ты готов пожертвовать ради молодости?», ты чуть не лопнул от возбуждения: «Всем, чем располагаю!». Я прошу за это только двадцатую часть твоего состояния. Неужели такая благодарность с твоей стороны не стоит руки королевы и принца, которого ты после себя оставишь? Твоя судьба в твоих руках, Себанинус.

«Действительно, он прав» — дворянин в уме переваривал сказанное гостем.

— О, милосердная Иштар! Ты отказываешься? — барон не рассчитывал на ответ, просто выразил справедливое возмущение.

«Конечно, этот кхитаец прав. Какую ценность сейчас представляет его честь, жизнь и пустые мечты? Безусловно, стоит пожертвовать частью богатства в обмен на открывающиеся перспективы. В ближайшие дни все сможет окупиться с лихвой» — рассуждал Себанинус и в душе уже расстался с мешком золота: «В конце концов, что такое золото?! Но… Что он там говорил о человеческой жизни? Надеюсь, что этот человек не потребует новорожденного сына, который должен будет появиться на свет от моего союза с королевой Йаламис?».

— Я могу на тебя рассчитывать? — громко спросил старик.

Хи Жанг промолчал, и барон расценил это, как знак согласия.

— Значит, мы договорились, — продолжил Себанинус. — Что еще нужно сделать? И я хочу знать точно, жизнь какого человека тебе нужна?

— Для начала вели подготовить глухое помещение в подземелье башни твоего замка, — бесцветным голосом сказал кхитаец. — После, ты должен привести или заманить туда молодую девушку. Каким способом ты это сделаешь — не имеет значения. Потом, ты, барон, будешь присутствовать при ритуале и делать все, что тебе велят.

— Я... Я не смогу убить ее.

— Этого не нужно. Ты просто будешь спокойно стоять рядом и молча наблюдать. Что ты так ужаснулся? Тебе придется пересмотреть свое представление о добре и зле. Сегодня вечером, барон из Корвеки, ты должен освободиться от глупых предрассудков ради себя самого и будущего Кофа! Только это от тебя и требуется.

- Ты хочешь мне напомнить…

— Да, именно. Я не обманываю тебя и не обольщаю тем, чего не в состоянии исполнить. Но ничего в нашем мире не делается даром. Неужели ты не понял такой простой истины за свои восемьдесят два года? В итоге ты, возможно, получишь кофийский престол. Что значит для трона какая-то чужая никчемная жизнь? Так должно случиться и ты обязан это понять.

Барон прикрыл руками свое осунувшееся, покрытое старческими пятнам, лицо. Костлявые пальцы била мелкая дрожь. В сущности, он никогда не был плохим человеком, и никто за все прожитые годы не назвал его злодеем. То, что скоро произойдет, пойдет, исключительно, на благо Корвеки и всему Кофу. Его голос, прозвучавший из-под ладоней, был тихим и хриплым:

— Я готов на все.

* * *

Натиле из Офира исполнилось восемнадцать лет, и она с малолетства была знакома с неволей.

Счастье улыбнулось ей в тот день, когда мужчина в крестьянской одежде купил девочку на рынке в Хоршемише. Этот человек, насквозь пропитанный овечьим духом, был слугой какого-то господина. Натила, дрожа от страха, отправилась с ним в неизвестность. Вместе они проделали долгий путь на северо-восток королевства. Перевалив через горную гряду, путники оказались в стране прекрасных озер и пастбищ с изумрудной травой. Ниже по склонам, простирались пахотные угодья, отделенные от мест выпаса овечьих отар низкой стеной из серых валунов. На полях колосилась пшеница. Люди, работавшие там, выглядели счастливыми и довольными жизнью. Позже, когда, спустившись в долину, покупатель повел невольницу к большому старому замку, в ее сердце вновь закрался страх.

Опасения оказались излишними. На протяжении последующих семи лет, она жила в мире и довольствии. Имела сытную, здоровую пищу, удобное ложе и никогда не была бита плетьми. За все это время у нее ни разу не возникло желание сбежать из владений барона Корвеки. Девушка даже привязалась к старику, как собственному отцу. Здесь же она познала первую любовь. Объектом этой любви стал Ванириус, сын управляющего поместьем. Красивый, молодой, свободный человек тоже не остался равнодушным к прелестям невольницы и отвечал ей взаимностью.

В тот вечер Натила терялась в догадках, почему барон задержался так надолго внизу, в сыром подземелье башни вместе со своим таинственным гостем. Но, в конце концов, хозяин не обязан отчитываться перед слугами. Себанинус приказал ей, чтобы девушка принесла в подвал кувшин яблочного сидра, когда полная луна поднимется над загоном для стрижки овец.

Нет, она не боялась спускаться по ступенькам во мрак. Ведь там внизу находился ее любимый господин, которому всецело доверяла. Он был хорошим человеком и никогда не причинял Натиле зла. Рабыню удивляло лишь то, что старый барон велел принести сидр, а не вино, которое, как известно хорошо помогает от болей в суставах, особенно в сыром и темном подземелье. Старика мучил ревматизм, и Натила иной раз сожалела, что она не знахарка или колдунья и не может облегчить страдания хозяина.

Возраст барона Корвеки значительно превышал продолжительность жизни большинства мужчин и женщин. Пусть живет еще долго. Но Натилу беспокоило, что же случиться с ней после смерти хозяина. По странному стечению обстоятельств, барон до сих пор не назначил себе приемника и никого не усыновлял. Скорее всего, король Кофа не оставит эти земли без присмотра и пришлет кого-нибудь править Корвеки. Только мало кто из дворян королевства захочет ехать в отдаленную провинцию даже ради того, чтобы принять имя и титул барона. Вполне вероятно, что поместье надолго останется в руках управляющего и его сына. От мыслей о молодом Ванириусе у девушки сладко трепетало сердце. Пока, однако, о смерти Себанинуса говорить было рано, а значит нужно продолжать служить ему верно и с усердием.

Воздух, по мере нисхождения, становился все более густым и спертым. Пахло землей и плесенью. Но сквозь эти запахи к изумлению невольницы пробивался довольно сильный аромат ладана. Он был приятным, хотя и слишком навязчивый. На лестнице господствовала тьма. Внизу призывно моргали свечи. До ушей девушки донеслись фразы приглушенного разговора двух людей. Поднырнув под сводом, с которого свисали клочья паутины, рабыня медленно, стараясь не оступиться, пошла к дверям комнаты, откуда доносились голоса.

Через некоторое время уже можно было отчетливо разобрать слова. Первый голос принадлежал барону:

— Я сказал управляющему, что мы вместе, ты и я, отправляемся сегодня поздно ночью в Хоршемиш. Я приказал позаботиться обо всем необходимом. Сейчас двое слуг ожидают на конюшне тебя и моего «племянника Сергиануса» с оседланными лошадьми и провиантом на четырех человек.

— Похоже, ты все предусмотрел и основательно подготовился, — Натила услышала низкий, с чужим акцентом голос таинственного незнакомца с желтой кожей. — А где девушка?

— Да простит меня Иштар, — вздохнул барон, из его горла вырвался хрип. — Она должна вскоре принести нам освежающего напитка. Ты закончил приготовления?

— Конечно, Себанинус.

Натилу озадачили эти слова, но она немедленно про них забыла, когда осознала, что чужеземец обращается к ее господину просто по имени. Никогда раньше ей не приходилось слышать подобную вольность от кого бы то ни было. Она подошла к раскрытой двери и подумала, что хорошо было бы объявить о своем присутствии, как подобает послушной служанке. Не придумав ничего другого, девушка деликатно кашлянула.

— Стой рядом со мной в пределах круга, — меж тем продолжил кхитаец. — Вот то, что от тебя требуется.

— Может быть… — начал было барон, но его собеседник отмахнулся.

— Позже, барон из Корвека, тут я слышу чей-то кашель.

«О, Митра! Бедный старик стал совсем глухим!» — подумала Натила.

Кхитаец повернулся к невольнице и воскликнул звонким голосом:

— Как кстати! Этот заплесневелый воздух сушит человеку рот и горло!

Натила была довольна, что чужеземец обратил на нее внимание, и вздохнула с облегчением. Босые ступни ощущали холод и сырость земляного пола.

— Вот, я принесла хороший, сладкий сидр для уважаемых господ, — почтительно сказала девушка.

— Вдвойне приятно получить прекрасный подарок из рук такой красавицы, — с улыбкой молвил гость из Кхитая.

Он вовсе не выглядел уродом, как себе в мыслях представляла Натила, просто облик его был отличен от других людей. Блестящие черные волосы и странные миндалевидные глаза казались девушке чем-то новым и непривычным. Поэтому она чувствовала себя неловко в присутствии необычного чужестранца. Смущенно улыбнувшись в ответ, невольница проследовала с подносом в направлении барона, мимоходом ловя жгучий взгляд черных, раскосых глаз кхитайца.

Старый дворянин был облачен в белую блузу с длинными рукавами, широкие шаровары и темно-красную просторную епанчу.

Он, как и его гость, внимательно смотрел на девушку. Обычно, в королевстве Коф невольницы ходили обнаженными по пояс, чтобы услаждать взор своих хозяев, но в поместье Себанинуса не придерживались этих неписаных правил. И все же наряд Натилы выглядел так привлекательно, что даже открытая грудь не вызвала бы большего соблазна. Узкий лиф из зеленой ткани скорее подчеркивал, чем скрывал то, что таилось под ним. Длинная, полупрозрачная полоска материи такого же цвета, обернутая вокруг талии, колыхалась в такт покачиванию бедер. Кроме этой скудной одежды, на Натиле был лишь медный браслет и амулет, который свешивался с шеи на простом кожаном ремешке.

— Какая же ты прелесть, моя дорогая девочка, — промурлыкал кхитаец, подходя к ней.

Он взял чашу с подноса, скромно потупившейся девушки, и сделал шаг в сторону хозяина замка. Хи Жанг что-то сказал ему на языке, которого рабыня не знала. Слова звучали странно, но необыкновенно плавно и немного певуче.

— Спасибо тебе, девочка, — выдавил из себя барон. — Ты моя любимица, Натила. Что бы я без тебя делал… — голос его дрожал, и выглядел он так, словно на него навалилась какая-то неведомая тяжесть.

— Я благодарю Вас, мой господин, — ответила невольница, с трудом сдерживая радость. Ведь хозяин ее похвалил!

Но тут она услышала за своей спиной какой-то шорох. Натила оглянулась и увидела кхитайца, который опустился на колени и рисовал стилусом на земляном полу. Образовавшаяся дуга замкнула круг, где оказались он сам и барон Себанинус.

Вдруг воздух в подземной комнате сгустился и невесть откуда появился новый персонаж. Девушку сковал страх до такой степени, что она не могла не только закричать, но и вздохнуть.

Вновь прибывший ни в чем не походил на человека. Его массивное тело было словно соткано из тьмы. На бесформенной голове выделялись лишь горящие адским огнем глаза и многочисленные острые клыки, сверкнувшие в отблеске света от канделябров. Из пасти вырвалось голодное урчание. Быстро оглядевшись, чудовище прыгнуло к застывшей девушке.

К Натиле, наконец, вернулся голос. Она взвизгнула и отпрянула назад. Однако ее спина встретила сопротивление. Рабыня почувствовала, как между лопаток уперлась крепкая ладонь и тут же безжалостная сила толкнула ее прямо к кошмарному монстру.

— Нееет! — девушка узнала в отчаянном крике голос борона и, хотя сознанием овладел ужас скорой гибели, она в душе поблагодарила хозяина за то, что не он этим толчком обрек ее на смерть.

— Прекрати! Остановись, глупец! — рявкнул Хи Жанг. — Выйдешь из круга и ты — покойник!

Эти слова стали последними в короткой жизни Натилы. Уже через мгновенье глаза ее застлала чернота беззвездной ночи. Все звуки и чувства растаяли в пустоте. Тварь когтистыми лапами разорвала тело несчастной рабыни на две части, и принялась с жадностью пожирать человеческую плоть.

Когда отвратительная трапеза закончилась, кхитаец, удерживающий барона за плечи все это время, выкрикнул длинное заклинание. Страшилище исчезло из замка Себанинуса так же быстро, как и чуть ранее возникло. После Натилы осталась лишь лужица крови, которую Демон не успел вылакать прежде, чем сгинул в бездне предвечного Хаоса.

И в тот же самый миг исчез старый барон. Человек, оказавшийся на его месте, был одет в точности, как Себанинус. Но одежда не висела на нем мешком, как на бароне. Вытянул вперед обе руки и покрутил ими, внимательно рассматривая со всех сторон. Потом обратил взор на кхитайца.

— Клянусь локонами Иштар, я вижу тебя отчетливо!

— Я ожидал такого результата, Сергианус.

— О, боги! Это просто невероятно! Я и в то же время — не я!

— Мне видно все то, что тебе самому покажет зеркало, — сказал маг из Кхитая. — Передо мной стоит тридцатилетний мужчина, высокий и с прямой осанкой. Тугим мускулам едва находится место в тесных одеждах. Копна густых русых волос, на которых словно играют блики утреннего солнца. Привлекательное лицо, совсем не старческие, и выразительные молодые глаза. Тебя теперь никто не распознает!

— О, Иштар, мать моих предков…

— Это та самая богиня, чье изображение из слоновой кости находится в твоих покоях? — поинтересовался колдун. — Тогда, видимо, только она может сейчас тебя узнать в новом обличье. Но, хочу напомнить, что лошади ждут. А вот кого они ждут?

— Разумеется меня! Хотя нет… Лошади ожидают Сергиануса, моего племянника. То есть племянника барона, властителя Корвеки. Я стал Сергианусом!

— Ну, тогда я рад приветствовать молодого господина Сергиануса, — Хи Жанг склонил голову и широко развел руки. — Ладно, больше нас тут ничто не держит. Поехали, Сергианус, королева ждет!

— Да! — воскликнул бывший старик голосом полным силы и юношеского задора. — Королевы ждать не любят!

Ужасная смерть бедняжки Натилы была тотчас забыта. Ликуя и, в то же время, испытывая сильное волнение, тот, кто стал теперь Сергианусом вышел из комнаты и двинулся к лестнице, ведущей наверх. За ним проследовал с загадочной улыбкой на желтом лице чернокнижник из Кхитая.

Яркий диск полной луны сиял над головами, когда кхитаец и барон садились на коней. Компаньонов сопровождали двое молодых слуг, честолюбие и жадность которых полностью гарантировало их послушание. Всадники направились на восток, проезжая через земли спящего баронства. За собой они вели пару вьючных лошадей. У всех имелись при себе острые кинжалы, но только Хи Жанг и Сергианус могли похвастаться мечами, притороченными к седлам.

После нескольких часов непрерывной езды, от отряда отделился один всадник, который поскакал в сторону своего дома, расположенного за тысячи миль отсюда. Там его ждала миссия по подготовки к новому рождению кровавого божества. Циклы возрождений этого бога повторялись много раз на протяжении древней истории Кхитая.

Из оставшихся, лишь одному предстояло закончить путь в столице Хаурана. Двоим другим, было предначертано сложить головы ради достижения цели своего господина.

Глава 1. Смерть в Шадизаре

Высокий юноша шагал по улицам спящего города с осторожностью хищника, вышедшего на охоту. Его мощные руки были готовы в любую секунду выхватить из ножен меч или кинжал. Синие глаза непрестанно всматривались в плохо освещенные закоулки, что скрывались в темноте ночи, словно занавешенные угольно-черной портьерой. Скоро он подошел к границе района, который патрулировался городской стражей. Несмотря на то, что молодой человек был высок и могучего телосложения, двигался он практически бесшумно. Из глубины черного портала его окинули жадным взглядом. Но притаившийся убийца про себя решил: раз при парне незаметно кошеля с деньгами, то пусть себе идет с миром дальше.

Молодой человек добрался до угла Базарной Дороги и без колебаний свернул налево, в переулок, носящий громкое название: «Улица Элрика». Правда, эта улочка была еще уже и темнее предыдущей.

В тот момент, когда он поворачивал, с ним столкнулась маленькая фигура. Стройная, вертлявая девушка буквально врезалась в его грудь на полной скорости. На ней было поношенное платье из домотканого сукна, выкрашенное в красный цвет и легкая накидка, украшенная медными монетами, слишком мелкими, чтобы соблазнить даже самого непритязательного вора. По прерывистому дыханию и блеску в глазах, юноша определил, что она бежала, хотя и не очень долго. Он удивился, что не слышал топота шагов, но бросив короткий взгляд на ноги незнакомки, увидел босые ступни. Быстро схватив ее за плечи, молодой человек отодвинул девушку от себя, чтобы рассмотреть лицо.

— Куда ты, красавица, так торопишься?

Пока его ладони отдыхали на девичьих плечах, темноволосая бестия наклонила голову и проворно прошмыгнула под локтем высокого юноши. Тот даже опешил от такой прыти. Потом хмыкнул, покачал головой и продолжил свой путь. Ослабив хватку на рукояти кинжала, он, прищурившись, стал рассматривать темные окна дома, который возвышался прямо перед ним.

— Эй ты, здоровяк! — звонкий голос оторвал его от этого занятия.

Он мгновенно обернулся. Худенькая девушка остановилась посреди перекрестка, где было безопаснее всего. Уперев руки в бедра, она обращалась именно к нему:

— Не советую идти той дорогой, если только ты не из тех, кто любит ввязываться в чужие дела!

— Неужели ты думаешь, что я ношу оружие, чтобы обрезать себе ногти или бриться? — недовольно буркнул молодой человек.

— Уфф! — девчонка фыркнула и отбросила назад копну густых волос. — Нет. Ты достаточно большой парень и вид твой вызывает уважение. Я просто подумала о том, что местные любят чужаков не больше чумы, а ты как раз направляешься к ним в лапы. Там, чуть дальше, тебя ожидают, по меньшей мере, три или четыре острых клинка. Кстати, у тебя варварский акцент. Откуда ты прибыл?

— Уж точно не с берегов моря Вилайет, милочка, — плечистый великан внимательно посмотрел на девушку, а потом по сторонам. Мускулы на широкой груди напряглись, почти разорвав ткань туники. Его кожа была бронзовая от солнца, а туника имела цвет пустынного песка. — А тебе, что за печаль? С чего бы вдруг ты меня предостерегаешь?

Он поступал мудро, что не терял бдительность. Юноша, которого звали Конан, был родом из далекой северной страны Киммерии, но получил хорошее представление о здешних местах. Он успел уже узнать заморийский город Аренджун с дурной стороны, а Шадизар имел еще худшую славу. Здесь всякая, даже такая привлекательная молодая женщина может легко отвлечь внимание прохожего, а, тем временем, ее дружки незаметно подкрадутся и нападут сзади. Однако на Улице Элрика царила тишина, и кроме девушки в поле зрения не наблюдалось ни души. На этой улице жили в основном приверженцы культа огненного бога, которые или не отправились в ту ночь к близлежащей святыне, или проводили свои обряды в полном безмолвии.

Беглянка неопределенно пожала плечами. То был почти мальчишеский жест, если б он не сопровождался соблазнительным колыханием крепкой груди. Конан присмотрелся и обнаружил, что собеседница почти обнажена. Да и чему тут удивляться? Легкое, короткое платьеце и прозрачная накидка почти не скрывали девичьих прелестей. И было совершенно очевидно, что эта девушка бедна, как храмовый таракан!

— Ну, я налетела прямо на тебя, а ты не пытался меня поймать и не пробовал прижать к стене, — промолвила она. — Интересно почему?

— Не потому, что я нерасторопный, или ты не красива. К тому же я не насильник, — ответил юноша и тут же добавил: — Ты могла бы сама проводить меня до места, где мы бы лучше друг друга узнали…

— У тебя нет ничего, что может привлечь меня, молокосос! — презрительно хихикнула девчонка.

— Я старше тебя, по крайней мере, на год! — возмутился Конан. — И я в состоянии защитить такую девушку, как ты! — он горделиво выпятил грудь, в то же время, не прекращая посматривать по сторонам.

Укутанная мраком, Улица Элрика по-прежнему оставалась безлюдной.

— Ха-ха! Наберется не один десяток таких парней, спустившихся с гор. И у всех у них здоровенные, горячие ручища, готовые шарить по моему телу, как бесхозные собаки по помойке! — продолжала насмехаться маленькая демоница. — Я, между прочим, стою немало полновесных монет!

— Тогда ступай своей дорогой! — вконец разозлился молодой человек. — Найди себе какого-нибудь жирного купца с толстым кошельком. Может быть, он захочет потратить часть денег на нищую шлюху, которая не может позволить себе даже шелковую одежду. А то — стоит она, видите ли, дорого! Я также знаю себе цену.

Девушка открыла было рот, но передумала. Еще раз, пожав плечами, она встряхнула длинными, густыми волосами и молча пошла по Базарной Дороге в направлении рыночной площади. Наблюдая за ней, варвар пришел к выводу, что у девчонки слишком узкие бедра, которыми она раскачивает слишком демонстративно.

— Ох, эти женщины, — пробормотал молодой киммериец тоном человека, разбирающегося в подобных вопросах.

Потом он тоже продолжил свой путь, пренебрегая советом незнакомки и все дальше отдаляясь от более-менее освещенного перекрестка. Он знал, что Шадизар изменчивый и коварный город, однако этот факт его ничуть не беспокоил. Если б воровская столица Заморы являлась джунглями, то юный варвар, несомненно, мог бы быть в них львом.

В Шадизаре заканчивался торговый тракт, называемый караванщиками Дорогой Королей. Здесь было можно купить абсолютно любой товар, от овощей и разных безделушек до оружия и рабов. В местных притонах предлагали все мыслимые виды разврата, разумеется, если клиент попадался состоятельный. Конан, несмотря на юношеское любопытство, наслушавшись на постоялом дворе всяких россказней, все же подавил соблазн окунуться в мир сладострастия и запретных тайн Шадизара Грешного.

И вопрос тут не упирался в наличие денег. Рослый, крепкого сложения парень не испытывал недостатка в звонкой монете. Кроме того, в конюшне при трактире, где он остановился, стояла пара добрых лошадей. Однако пока, все эти блага не предназначались для растрат на сомнительные удовольствия. Мысли Конана были заняты другими вещами, и касались они, немного немало, его души…

* * *

После того, как он покинул холмы родной Киммерии, варвар, немного пошатавшись, обосновался в Аренджуне, где довольно скоро приобрел славу дерзкого и необыкновенно удачливого вора. Проведя там больше двух месяцев, юноша оставил город. И хотя уехал он с неплохой добычей, но потерял что-то гораздо более ценное, а именно часть самого себя. Природа наделила его варварской беспечностью и веселым легкомыслием, свойственным молодому возрасту. Правда, теперь вряд ли бы кто-нибудь отважился назвать Конана самым счастливым человеком в Шадизаре.

Он прибывал здесь по двум, казалось, противоречивым причинам. Юноша стремился получить помощь у короля и, в то же время остаться свободным в выборе дальнейшей судьбы. Однако скоро выяснилось, что молодой чужеземец не вправе рассчитывать на аудиенцию местного правителя пока не пожертвует определенные суммы в пользу многочисленных прихлебателей, облаченных в мантии. Кроме того, оказалось, что, таким как он, нет места в приличных гостиницах Верхнего Города. Следовательно, приходилось искать что-нибудь попроще. Такое местечко нашлось за большим рынком в районе, известном остальным жителям Шадизара, как «Пустынька». Остановился Конан на постоялом дворе под вывеской: «Пенная кружка», прозванным завсегдатаями — «Косой кружкой».

Нынешней ночью, впрочем, как и предыдущей, Конан отправился на охоту. Нет, он не шастал без определенной цели. Изначально, киммериец двигался в сторону Верхнего Города, только вдруг зачем-то свернул на Улицу Эрлика. Действительно, зачем? Юноша вряд ли мог дать внятный ответ на такой вопрос. В этой части города надежды на богатую добычу были ничтожно малы. А ведь ему требовалось очень много золота на взятки целой армии подлых шакалов, которые преграждали ему доступ к светлым очам короля.

Даже солнечным днем в узких, кривых улочках Нижнего Города господствовал полумрак. В тени убогих лачуг, больше напоминающих звериные норы, чем человеческое жилье, таились негодяи всех мастей, за головы которых была объявлена награда не только в Шадизаре, но даже и в других соседних государствах. Тут же гнездились местные воры и все те, кого не один приличный человек не нанял бы на работу. На территории Пустыньки находилось также большинство мрачных святилищ запрещенных культов. С их адептами остерегались встречаться простые обыватели. Хотя многие из этих культов создавались лишь для того, чтобы под религиозными обрядами, например в честь плодородия, скрыть самый гнусный разврат.

Жрицами являлись шлюхи в возрасте от шести до восьмидесяти лет. Другие продажные женщины слонялись толпами среди зевак, выискивая любителей горячего, слетавшихся в Шадизар, словно мотыльки на огонь. Банды вооруженных грабителей рыскали по улицам и подворотням, столь же темным, что и их души. Местные жительницы не жалели ни денег ни собственных тел, чтобы обеспечить себе опеку сильного и напористого мужчины. Очень много людей в Шадизаре проживало в постоянном страхе, не имея сил или возможности переехать куда-нибудь подальше от проклятого города.

Прошлой ночью киммериец еле отбился от приставаний двух женщин. Причем, одной из них явно было больше шестидесяти лет, а другая еще даже не вступила в пору созревания. Такое же предложение поступило от некоего мужчины, который оказался настолько наглым, что пришлось переломать ему несколько ребер.

Нынче вечером Конан услышал подробное описание отвратительных оргий, что происходят в Обновленном Храме Иштар-Сета, а также подобных действий в Клоаке Деркето. Видел он также, как расправились со здоровым, высокомерным немедийцем. И зарезал его в честной борьбе паренек, тринадцати лет от роду. Позже, во дворе варвар оказался свидетелем, казалось, бесконечной драки, причиной которой стала смазливая блондинка. Причем, в начале на ней красовался ярко-красный шелковый наряд, а под конец остались лишь браслеты. В конце концов, она была брошена под ноги двум мрачным стигийцам, которые поспешно уволокли девчонку в грязную комнатушку.

Конан старался воздерживаться от участия в подобных авантюрах. Ведь привело его в Шадизар крайне важное дело. Поэтому ввязываться в проблемы других совсем не хотелось. Он нуждался в золоте, чтобы потом попытаться вернуть с помощью «королевской магии» свою душу. Ему нужно было время, чтобы выбрать богатую жертву и запланировать ограбления.

Недавно с молодым киммерийцем произошло множество удивительных событий. В Аренджуне, стечение обстоятельств и личная отвага юноши привели к гибели двух черных колдунов и разрушению их пристанищ. Далее варвар узнал, что он объявлен в розыск, и Аренджун для него стал слишком маленьким и ненадежным укрытием.

Немного ранее Конан крепко поспорил с городскими стражниками. В ходе ссоры, один солдат погиб, другой получил увечье, а их командир лишился чести и офицерского патента. Бывший капитан и его приятели приложили все усилия, перетряхнув половину Аренджуна в поисках молодого великана с синими глазами и варварским выговором. Тем же занималась Стража, а также шпион, одетый в нищенские лохмотья. Этот человек представлялся странником из далекого Иранистана. Он задавал проходящие, но очень меткие вопросы относительно привычек и места возможного пребывания варвара из Киммерии.

В итоге, Конан решил не испытывать судьбу и, наскоро собрав пожитки, ночной порой тихо уехал из города. Юноша отправился на север, в Шадизар. Безусловно, он мог бы прихватить с собой одну влюбленную в него особу, но к несчастью, а, может и к счастью, не разделял ее чувств.

До Шадизара киммериец добрался неприметными тропами вдали от Дороги Королей, хотя она являлась кратчайшим путем, соединяющим два города.

Поскольку Шадизар был столицей, то стражники у ворот отличались подозрительностью и задавали скользкие вопросы. Ведь слишком многие по разным причинам искали здесь укрытия. «Не спрашивай ничего, потому что тебя спросят самого» — таково было самое распространенное местное изречение. В Аренджуне не хватало места заговорщикам, ворам и наемным убийцам, в отличие от Шадизара. Конану этот город вполне подходил, особенно при сложившихся обстоятельствах. В нем можно было развернуться, сохраняя, конечно, определенную осторожность.

* * *

Юноша мерял шагами погруженную во мрак улицу. В качестве тренировки, он выхватил меч и описал несколько сложных фигур, разминая кисть, после чего с ухмылкой убрал клинок обратно в ножны. Все действие заняло не больше времени, чем потребовалось сердцу совершить три-четыре удара.

— Похоже, здесь совсем нечем поживиться, — пробурчал про себя варвар, и звук этот напомнил рычание хищного зверя. — Лучше вернуться обратно, ближе к центру города.

История с Глазом Эрлика так и осталось незавершенной, хотя злобный маг Хиссар Зул больше не числился среди живых, а Конан извлек из данного приключения некоторую выгоду. Он покинул горящий дворец колдуна, прихватив кое-что из оружия и приличной одежды. В конце концов, у него оказалась пара лошадей и несколько верблюдов, нагруженных краденым добром. Правда, одна юная особа с умением, которому могла бы позавидовать и зрелая женщина, освободила молодого вора от норовистых верблюдов, части серебра и нескольких ценных безделушек. Но зато Конан приобрел новые полезные знания относительно женской природы. Он остался с воспоминаниями и верой в то, что сдержит клятву, которую многие мужчины давали раньше него.

По приезду в Шадизар, большая часть оставшегося богатства ушла к ненасытным стражникам и осела в карманах хозяина «Пенной Кружки». В итоге, у Конан остались лишь лошади да горсть золотых монет — и все это после двух дней прибывания в столице Заморы.

Уже второй раз, покинув после заката постоялый двор, молодой киммериец выходил на промысел, скитаясь по улицам Шадизара.

До сих пор неприятности обходили его стороной. Высокий рост, могучие плечи и недобрый прищур синих глаз не могли не вызывать уважение у окружающих. Кроме того, рукоять внушительного меча, торчащая из потертых ножен, свисающих с левого бедра, красноречиво говорила, что хозяин оружия носит его не для красоты. Разные личности бандитского вида, встретившись с Конаном взглядом и оценив его стать, считали за благо быстрее убраться восвояси и поискать жертву где-нибудь в другом месте. Все в этом молодом человеке говорило, что его кинжал предназначен не для резания вареного мяса. Острый меч Конана в прошлом достаточно испил чужой крови и был не прочь отведать ее и сейчас.

Воровство было только частью его увлечений, хотя юноша и считался одним из лучших среди собратьев по ремеслу. Кроме воровского таланта и умения владеть оружием, варвар обладал живым умом. А его природное чутье сделало бы честь любому военачальнику или лазутчику. Бесспорно, при таких достоинствах, его в будущем должна была ожидать блестящая карьера. Но пока, юноше едва исполнилось восемнадцать лет и предстояло еще многому научиться, чем он, собственно, и занимался, постоянно расширяя кругозор и приобретая жизненный опыт.

Конан добрался до конца Улицы Эрлика и, наконец, обнаружил то, что стало причиной бегства, столкнувшейся с ним незнакомки. Раньше киммериец тут не был и понятия не имел, почему поперечная улица называлась Хауранской Дорогой. Он также не знал, зачем здесь находится богатый паланкин, стоящий на земле возле стены одного из домов и есть ли у него хозяин. Был ли кто — там внутри? Если да, то живой он, мертвый или просто лишившийся чувств? Скорее всего, носилки принадлежали какому-нибудь чужеземцу, которого сдуру занесло без соответствующего эскорта ночью в эту часть города. Носильщиков было двое, тогда как только один выполнял обязанности охранника. В печально известной Пустыньке даже днем такого количества явно бы не хватило для обороны. К тому же, когда двое из трех людей не умели обращаться с оружием.

Как следствие этого, Конан мог наблюдать, что один носильщик лежит в луже собственной крови, а второй улепетывает по Хауранской Дороге во весь опор. Он, по-видимому, намеревался, таким образом, без остановки достичь Бритунии — северного соседа Заморы. Хотя бедолага мог бы так и не спешить. Никто из четверки разбойников не кинулся за ним вдогонку.

Тот, кто походил на стражника был облачен в шлем и кольчугу. Он, прижавшись спиной к стене, производя мечом замысловатые движения. К нему подступали трое мужчин. Бандиты не спешили, прекрасно сознавая, что охранник не будет махать клинком до бесконечности. Четвертый налетчик спокойно обыскивал тело носильщика. Закончив, он присоединился к подельникам, поигрывая тесаком, длиною в локоть. Двое других держали мечи, а у последнего, кроме того, имелась еще пара кинжалов. Он-то и крикнул убийце носильщика:

— Мы сами справимся! Ты лучше извлеки из норки кролика и начни сдирать с него драгоценности. Если будет упираться, пусти ему кровь!

Разбойник слишком долго давал наставления товарищу, повернув голову в его сторону. Этим моментально воспользовался охранник. Опытный боец, он изменил стойку, чуть подавшись вперед, и острием меча достал горло противника. Человек пошатнулся, выпустил оружие и обеими руками схватился за шею. Между пальцами обильно сочилась кровь. Мужчина издал хриплый стон, сделал пару неуверенных шагов, после чего мешком свалился на землю.

Одобрив в душе действия смелого воина, Конан решил не встревать в драку, а все же вернуться и поискать счастье в Верхнем Городе.

Тем временем, грабитель с окровавленным кинжалом сорвал шторку с палантина. Изнутри показалась тонкая рука, на которой в тусклом свете одинокого фонаря блеснули перстни и браслеты. Вор вскрикнул от боли, когда острое лезвие распорола ему кисть.

«Женщина» — подумал Конан: «И видимо богатая!». Безусловно, широкий браслет был золотым, а в перстни вряд ли вставлены простые стекляшки. В таком случае, помощь, оказанная благородной даме, могла бы принести большую прибыль, чем ограбление случайных прохожих. Но, вместе с тем, оказаться гораздо более опасным делом, судя по поведению трех взбешенных разбойников.

Киммериец быстро принял решение, поскольку вор с кровоточащей рукой уже намеревался пронзить кинжалом ту, что находилась в паланкине.

Боевой клич Конана: «КАВАААХ!!» — трудно было бы перевести на какой-либо язык, однако его интонации, несомненно, стали бы поняты в любой части мира. Таким образом, объявив о своем присутствии, варвар ринулся вперед. Этого оказалось достаточно, чтобы грабитель, замысливший убийство, обернулся на крик.

Он увидел высоченного, плечистого парня с гривой черных, развевающихся волос, и меч, занесенный для удара. Ошеломленный появлением неведомо откуда грозного великана, бандит так растерялся, что не смог оказать должного сопротивления. Конан ударил два раза. Первый удар меча пришелся в неловко подставленный кинжал и был столь силен, что клинок вылетел из рук грабителя. Лезвие, кувыркаясь в воздухе, со звоном отлетело и высекло сноп искр из мостовой.

Вторым движением, Конан вспорол брюхо противника от бедра до бедра. Вор упал на колени, по-рыбьи открывая рот. Жизнь еще не покинула его, а киммериец уже обратил ледяной взор синих глаз на двоих оставшихся разбойников. Эта парочка еще не успела, к удивлению Конана, расправиться с отважным охранником и даже не нанесла ему ран.

— Ну, кто будет следующим?! — этот вопрос был задан таким зловещим тоном, что будь перед киммерийцем шайка из двадцати человек и то, они бы, наверняка, отвлеклись от намеченной жертвы.

Один из нападающих не стал оборачиваться и отскочил в сторону. Его товарищ, напротив, остался на месте и закрутил головой, подарив охраннику шанс. Коротким выпадом меча страж паланкина убил своего врага. Разбрызгивая кровь из рассеченной артерии, налетчик без звука осел под ноги победителю.

Между тем, Конан, скаля зубы, как голодный волк, прыгнул к последнему разбойнику. Он стал боком к охраннику, вперев взор в одинокую фигуру вора, одетого в грязную, рваную тунику.

— Загляни к своей госпоже, — бросил киммериец стражнику, не отрывая глаз от противника.

— Ха! — отчаянно выкрикнул вор, по виду похожий на кофийца, и очертя голову бросился на варвара.

Юноша легко уклонился в сторону и спокойно ждал, когда налетчик развернется для новой атаки. Второй его выпад также вышел неловким и не принес успеха. Соперник Конана не имел достаточного навыка в рукопашном бое. Его рука, больше привыкшая шарить в чужих одеждах, слишком поздно начала доворачивать клинок. «Неплохой вор, но никудышный фехтовальщик» — отметил про себя Конан.

— Мой тебе совет — уноси ноги, — услышал пораженный кофиец.

— Нет, так не пойдет, — неожиданно возразил охранник. — Мне платят…

— Сегодня вечером, — оборвал его Конан, — тебе было заплачено за то, чтобы ты отдал жизнь за нанимательницу, которая имела глупость без сильной охраны сунуться в эту часть города, где не то что ночью, но и днем появляться опасно! А так, ты жив, хотя должен был бы давно стать трупом. Подумай над этим! Лучше проверь состояние той беспечной женщины, прежде чем порежешься своей железной игрушкой, уфф!

Последние слова киммерийца совпали с яростной атакой разбойника, решительно настроенного, во что бы то ни стало, обезглавить Конана. Варвар вовремя присел, и лезвие просвистело не так уж высоко над его макушкой. Тут же юноша доказал кофийскому бандиту, что размашистый удар в данной ситуации неуместен и слишком рискован. Он резко выпрямился и возник прямо перед лицом противника, который с трудом сохранил равновесие после сильного, но малоэффективного удара. Без лишних слов Конан располосовал врагу живот.

Глаза кофийца вылезли из орбит, оружие выпало из рук. Придерживая выпирающие из раны внутренности, он инстинктивно отшатнулся от смертоносной стали. Стена из обожженного кирпича не позволила вору упасть и на какое-то время послужила ему опорой. Но ненадолго. Скоро разбойник начал медленно сползать по стене. На побелевшем лице глаза, в которых еще жило сознание, с ужасом смотрели на страшную рану.

Конан молча наблюдал за противником. Когда тот стал хрипеть и пускать кровавые пузыри, киммериец склонился над ним.

— Что больно? — участливо поинтересовался он. — Хочу тебя огорчить: такая рана уже никогда не заживет. Но ты не будешь медленно подыхать, испуская зловоние. Это единственное, чем я могу тебя утешить.

Неуловимым движением варвар пронзил сердце кофийца, избавив налетчика от страданий. После чего, старательно вытер лезвие меча о лохмотья мертвеца.

— Во имя Иштар! — пробормотал охранник. — Зачем ты это сделал, демон тебя побери?!

Киммериец взглянул на крепкого парня в шлеме с желтыми перьями и в превосходной кольчуге кофийской работы. По крючковатому носу и черным курчавым завиткам волос, выбивавшимся из-под шлема, он определил в нем уроженца Шема.

— Это был акт милосердия, — невозмутимо пояснил Конан и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы восстановить дыхание после схватки. — Или там у вас в Шеме не знают о сострадании? Неужели ты сам оставил бы человека корчиться в муках и заставил его смотреть на собственные расползающиеся кишки?

Охранник не успел ответить. Как раз в тот момент изящная рука с пальцами, унизанными перстнями, уперлась в край палантина. Женщину сотрясали спазмы. Не в силах сдержаться, она опорожнила содержимое своего желудка на мостовую.

Отвернувшись от стражника, варвар сделал к ней несколько шагов.

Глава 2. Работа для вора

Конан осмотрелся. Ни на Хауранской Дороге, ни на Улице Эрлика по-прежнему не было посторонних. Те, кто проживал в близлежащих домах и мог слышать шум борьбы, предпочли не высовываться и не зажигать светильники. Даже прохожий, случайно оказавшийся поблизости, теперь, скорее всего, спешил в противоположном направлении.

Киммериец вновь взглянул в сторону женщины в паланкине. Она все еще тяжело дышала, склонившись над лужей рвотных масс. Несмотря на неприглядное обстоятельство и согбенную позу, дама выглядела необыкновенно. Безусловно, она была привлекательна. Но Конану не приходилось встречаться с представительницами такого типа. К тому же, наряд ее казался необычным.

Густые волосы, уложенные в странную, высокую прическу, словно были намотаны на какой-то стержень, специально закрепленный на макушке. В черных, как ночь, локонах поблескивала россыпь жемчужин, придавая им сходство с звездным небом. Варвар догадался, что они, наверняка, являются головками многочисленных заколок. Шею и верх груди прикрывало колье из нескольких сотен перевитых золотых волосков с вплетенными в них драгоценными камнями. Саму высокую грудь бережно окутывала перевязь белого шелка. Широкий пояс, весь расшитый бисером, поддерживал длинную роскошную юбку бледно-желтого оттенка с высоким разрезом на левом бедре. Одна нога, которая высовывалась из щели в крытых носилках, имела изящную стопу, обутую в позолоченную сандалию. Каблучок звонко цокнул, когда пришедшая в себя дама начала выбираться наружу. Лицо, обращенное к Конану, могло принадлежать зрелой, сорокалетней женщине. Скорее миловидной, чем по-настоящему красивой. У нее были высокие скулы и испуганные большие глаза, опушенные длинными, покрытыми тушью, жесткими ресницами. На ее обеих руках виднелись дорогие украшения.

— Один носильщик сбежал — невозмутимо объявил даме Конан. — Второй — испустил дух. Впрочем, это неудивительно, когда некоторые прогуливаются в подобных местах, нацепив на себя половину королевской сокровищницы, в обществе только одного телохранителя.

Женщина внимательно посмотрела на юношу. В глазах ее появился блеск.

— Почему … — начала она. — Ты так молод.

— И это все, что мне хотят сказать? — усмехнулся Конан. Он покачал головой и обернулся к охраннику.

— Кто же ты такой? — в свою очередь полюбопытствовал шемит.

— Вы оба живы до сих пор только благодаря тому, что я плюнул на предостережение и все же пошел в этот переулок, — со значением изрек киммериец. — Неужто вам нечего больше сказать, кроме того, что я молодой и для вас незнакомый?

Тут легкое движение сбоку привлекло его внимание. Краем глаза он увидел протянутую руку, увешанную драгоценностями. Пальцы с ногтями, окрашенными в пурпурный цвет, украшали четыре перстня. Тяжелых колец не наблюдалось только на большом и указательном.

Конан небрежным движением бросил меч в ножны. Лишь когда вытянутая ладонь дрогнула в нерешительности, он придержал ее и помог женщине сойти с носилок.

Незнакомая дама, в отличие от своего охранника, который почти не уступал Конану, была маленького роста, даже при высоких каблуках. Быть может, по этой причине она носила такую затейливую прическу.

— Я Хаштрис из Хаурана, — представилась женщина. — Это мой телохранитель по имени Шубал. Мы действительно очень признательны тебе. Возьми эти кольца, они снимаются без труда.

— А я — Конан из Киммерии. И я не стану снимать твоих колец, госпожа Хаштрис.

Тогда она освободила свою руку, сама сдвинула три перстня из четырех и протянула их варвару. Тот, немного поколебавшись, все же принял драгоценное подношение.

— Это всего лишь блестки, — вымолвила дама. — Ты спас мне жизнь, киммериец. Мы оба обязаны тебе жизнью.

Конан раскрыл сжатый кулак и с подозрением осмотрел сверкающее содержимое.

— Ты хочешь сказать, госпожа, что это не золото и серебро с топазом, лунным камнем и рубином?

— О, нет. Камни настоящие. И они олицетворяют мою благодарность. Мы приехали в Замору из Хаурана, чтобы купить восточные сладости, духи и ткани. Один из моих телохранителей заболел, а я поступила глупо, поскольку не смогла победить любопытство и не взглянуть на улицу под названием: «Хауранская Дорога», перед отъездом домой. Второй охранник оказался трусом и позорно бежал, когда произошло нападение. Ты, вероятно, его даже не видел. Со мной остался верный Шубал. Его я считаю самым мужественным человеком в Шадизаре, не считая тебя, Конан. Он не испугался и пошел на верную смерть, выступив против четырех негодяев. Если тебе нужна работа, Конан, то я готова предложить не менее двадцати серебреных монет в месяц. В случае твоего согласия, мою безопасность будут охранять двое самых лучших воинов в этой негостеприимной стране, так мало похожей на Хауран.

«Как длинно и витиевато она излагает» — подумал Конан, взвешивая слова Хаштрис: «Похоже, женщина говорит искренне. Скорее всего, в этом Хауране царит скукота. Но месяц… можно и потерпеть».

То, что в голове этой благородной дамы полный сумбур и сыплет она нелепыми фразами, совершенно не смущало киммерийца. Если бы женщина гневалась, то он бы, может быть, извинился. А раз нет, значит, и извиняться не стоит.

— Полагаю, ты говоришь о двадцати монетах для нас обоих, — Конан покосился в сторону шемита, который одарил его хмурым взглядом.

— Естественно.

— И Шубал, который стал свидетелем того, как ты одарила меня — тоже получит награду, как самый мужественный человек в Шадизаре?

— Само собой, — кивнула Хаштрис из Хаурана. — Ты такой быстрый и ловкий, Конан! Киммерия, что это? Город?

— Страна, — без энтузиазма пояснил юноша, — лежащая к северу от Аквилонии и Пограничного Королевства. Однако она больше Заморы в два-три раза. А Хауран — это город? — спросил он не без некоторой иронии.

Шемит отвернулся, чтобы хозяйка не заметила улыбку на его лице. Вполне очевидно, и Киммерия, и Хауран вместе с той же Заморой без труда поместились бы на просторах Шема. С большой долей вероятности, там бы осталось еще место для Хорайи и какого-нибудь подобного государства.

— Тоже страна, размером вполовину Заморы — невозмутимо ответила Хаштрис. — Я сожалею, что никогда не слышала о твоей родине, Конан. Но почему бы тебе не познакомиться с моей? Утром мы отбываем в Хауран. Не хочешь ли к нам присоединиться?

— Допустим, я управлюсь с делами к полудню, — вслух рассуждал варвар. — Кольчуга моя в ремонте… Но у меня в запасе пара лошадей.

Хаштрис посмотрела на него из-под черных ресниц.

— У нас также имеются лошади. Но, к сожалению, нет носильщиков…

— Ты не ездишь верхом, госпожа?

— Нет, — женщина перевела взгляд на паланкин, потом обратно на своего спасителя.

Как успел заметить Конан, она тщательно избегала вида трупов, валявшихся вокруг.

— Что же касается сегодняшней ночи, то…

— Охрана благородной госпожи, очевидно, не будет нести носилки, прервал ее киммериец. — Если не погнушаешься идти пешком, я, так и быть, захвачу твой стул.

Игнорируя пораженную нанимательницу, Конан направился к паланкину. Он с легкостью поднял его и взвалил на спину.

— Эй, Шубал! Рад нашему знакомству! — подмигнул шемиту молодой варвар. — Пусть не будет вражды между Шемом, Киммерией и Хаураном!

— А также между нами, Конан, — добавил высокий охранник, посветлев лицом, когда юноша предложил ему свою дружбу и выторговал у Хаштрис для него награду.

— Ну что, госпожа, — спросил Конан, немного сутулясь под тяжестью груза. — Теперь куда? В твою гостиницу?

— Шубал… — начала было она, но тут же передумала и сказала другое: — Ладно. Ты пойдешь чуть сзади и будешь прикрывать. Я покажу Конану дорогу. Ты переночуешь с нами, киммериец?

— У меня самого найдется место для сна, — возразил юноша.

Он уже понял, что сегодня ему предстоит длительная прогулка. Тогда, как «Пенная Кружка» находилась в нескольких кварталах отсюда, то гостиница благородной дамы должна располагаться в Верхнем Городе. Там, наверняка, собирается народ нечета какому-то варвару.

* * *

Они поднимались по Улице Эрлика. Впереди шла женщина, обвешанная драгоценностями. За ней шагал черноволосый, лохматый киммериец с паланкином на плечах. А за ними следом телохранитель — шемит, рука которого покоилась на рукояти меча.

Когда вся компания добралась до освещенного участка, навстречу стали попадаться другие прохожие. Большинство из них таращили глаза на странную троицу, однако никто не пытался приставать.

В итоге Конан оказался прав. Гостиница «Голодный Лев» действительно находилась не близко. Вернувшись оттуда, киммериец провел остаток ночи с веселой шадизарской девицей, имевшей на себе больше помады и белил, чем одежды. На забавы с ней пришлось пожертвовать перстнем с топазом, зато Конан узнал от случайной подружки несколько новых любовных приемов. В свою очередь, куртизанка была очарована его молодостью и могучим телосложением равно, как и перстнем из чистого золота с неподдельным камнем. Следовательно, такой обмен оказался вполне справедливым. Утром, ничуть не кривя душой, оба признали, что хорошо провели ночь.

На следующий день Конан, который в действительности вообще не имел никакой кольчуги, расстался с уже другим перстнем с крупным рубином, полученным от Хаштрис. Вместо него юноша обзавелся остроконечным туранским шлемом, с прикрывающей шею металлической сеткой. Кроме того, он приобрел не слишком длинную кольчугу без рукавов. Торговец, полностью удовлетворенный перстнем, даже в порыве щедрости добавил стеганую рубаху, что надевалась под кольчугу.

Конан также поинтересовался у купца насчет найма двух носильщиков для паланкина некой дамы, предусмотрительно не называя ее имени и места назначения. Разбитной торгаш очень быстро нашел двух безработных братьев из Офира. Варвар устроил им настоящий допрос. После чего заверил, что недостаток усердия со стороны работников больно отразится на их собственных спинах.

Кольчуга была новая. А вот шлем явно раньше украшал отрубленную голову безызвестного воина. Об этом красноречиво говорило наличие новых колец на затылочном плетении в месте удара секирой или мечом.

Защищенный таким образом, киммериец не спеша ехал на лошади через Шадизар, ведя за собой второго коня. Следом плелись нанятые носильщики. Оба брата были длинноволосы, одеты в одинаковые рубахи цвета шафрана, синие шаровары и сандалии с высокой шнуровкой. Из оружия у них имелись добротные кинжалы.

Глаза Конана непроизвольно сужались всякий раз, когда он мимоходом посматривал в окна домов. Сказывалась воровская привычка. Однако теперь юноша уже не мог считаться вором. Да и что бы он сделал? Вломился в храм Эрлика, где по слухам жертвенные белые кошки превращаются в рыжих?

— Ох, уж этот Эрлик! — Конан скривил губы в подобие улыбки.

Он пальцами правой руки дотронулся до ремешка на шее, на котором висел амулет из сырой глины. Тот имел форму ромба, и украшали его два куска стекла. Вроде, самый обычный варварский оберег. Любому неискушенному человеку, он показался бы простой безделушкой.

Конан мрачно усмехнулся. Да, безделушка… Ради этой «безделушки» погибло немало людей, в том числе могущественный маг. И прошла она через руки властителей двух стран. Под невзрачной глиняной оболочкой скрывался ценнейший талисман из Замбулы, называемый Глазом Эрлика, принадлежавший когда-то колдуну в Аренджуне.

Однако, несмотря на все это, сейчас амулет не представлял для Конана никакой ценности. Варвар был озабочен гораздо более серьезными делами. Он убрал руку и коснулся свертка, тщательно прикрепленного к седлу, который выглядел как кожаная подушка. Но эта подушка никогда ни для кого еще не была так важна…

Предаваясь размышлениям, киммериец, наконец, доехал до «Голодного Льва», в сопровождении новоиспеченных носильщиков Хаштрис. Вспомнив сбежавших нынешней ночью работника и охранника, Конан пришел к заключению, что его нанимательница совсем не умеет подбирать людей. Только такое суждение, конечно же, не относилось к его персоне.

Варвар застал Хаштрис из Хаурана облаченной в просторные золотистые дорожные одежды, что его немного разочаровало. И она и Шубал были готовы к дороге. Тут же топтались еще двое носильщиков, нанятых среди местных жителей. Хотя, если судить по внешнему виду, то родители одного из парней, без сомнения, переехали в Шадизар из Стигии.

— Вот и хорошо, — одобрительно сказал Конан. — Нам как раз было нужно четыре человека, чтобы тащить носилки. Надеюсь, они, в случае чего, смогут постоять за себя и за хозяйку.

Крайне удивляло то, что Хаштрис и Шубал безропотно передали командование молодому киммерийцу.

— А что слышно про охранника, который сбежал ночью? — спросил юноша.

— И след простыл этой трусливой собаки, — ответил шемит.

— Хмм! Ну, я, собственно, и не ждал, что он, набравшись наглости, попробует снова наняться, — кивнул Конан

Он и Шубал обменялись легкими улыбками. Каждый из них с радостью пересчитал бы кости подлому трусу.

Третий страж по-прежнему хворал. Было решено, что он пока останется здесь, а потом вернется домой самостоятельно. Хаштрис торопилась, поскольку ее кузина с нетерпением ждала купленные благовония.

Конан придирчиво осмотрел четверку, нагруженных поклажей, вьючных лошадей. У Шубала имелся превосходный гнедой жеребец, от которого вряд ли бы отказался и притязательный аквилонский рыцарь. Киммериец великодушно объявил, что свободные от работы носильщики могут ехать попеременно на его запасном коне.

— Было б правильнее, если бы женщины катались на лошадях, — заметил он, когда Шубал помогал госпоже сесть в паланкин.

— Знать Хаурана не ездит верхом, — чуть строго пояснила Хаштрис, задергивая новую занавеску с вышивкой, на которой было изображено зеленое дерево с красными плодами.

— Что, даже мужчины?

— Только на войну, — заверила юношу благородная дама.

Конан лишь покачал головой.

— Госпожа … все хотел спросить, знакома ли ты с королем Хаурана? — поинтересовался варвар.

Женщина вздохнула. Лицо ее приняло печальное выражение.

— У Несчастного королевства Хауран нет короля. Страной правит дочь сестры моей матери.

Известие обрушилось на Конана, как ушат кипятка. Еще бы! Перед ним двоюродная сестра королевы! Ведь ужасное действие, которое сотворил Хиссар Зул, может принять обратный ход только в одном случае. Душу вернет в тело лишь коронованная особа. Демон сказал: …коронованное лицо, необязательно мужчина!

Конан пристально посмотрел в глаза женщине и произнес:

— Госпожа Хаштрис, есть что-то, что по силам сделать исключительно твоей кузине. Для нее это пустяк, для меня — все! Помоги мне и я верну твою драгоценность и обязуюсь служить тебе полгода без всякой платы, — юноша протянул даме изящное кольцо с лунным камнем.

— Зачем так, Конан… — Хаштрис не могла не заметить напряжение в его голосе. — Нет необходимости в опрометчивых обещаниях. Я отлично помню, что жива до сих пор только благодаря твоей отваге, ловкости и умению обращаться с мечом. Я добьюсь твоей встречи с моей венценосной кузиной и похлопочу за тебя. Но скажешь ли ты мне потом, в чем заключается помощь королевы государства, о существовании которого ты узнал не далее, как вчера?

— Да, благородная госпожа. Я все расскажу!

Он взял ее за руку, чтобы одеть кольцо обратно на палец. Потом отступил на шаг и отдал изумленной женщине киммерийский поклон верности. До настоящего момента, ему приходилось это делать лишь однажды. Три года тому назад перед штурмом Венариума. Тогда совсем юный Конан, стал на путь воина и выражал, таким образом, повиновение вождям объединенных киммерийских кланов. И сейчас Хаштрис, родственница королевы Хаурана, приобрела полную власть над сыном кузнеца из далекой варварской страны.

Женщина одарила его улыбкой. Потом отвернулась и задернула расшитую шторку.

Процессия тронулась в дорогу. Паланкин пока несли все носильщики. Впереди крытых носилок ехал Шубал. Следом цокали копытами пять лошадей — все, кроме одной, тяжело нагруженные. Замыкающим был молодой великан в кольчуге, с мечом голубой стали и в остроконечном туранском шлеме. Кавалькада пересекла Шадизар и через южные ворота города выбралась на Дорогу Королей.

Часом позже, по их следам отправились другие.

Глава 3. Мечи во мраке

Очутившись на большой караванной дороге, называемой Дорогой Королей, Конан и Шубал пристроились непосредственно за паланкином. Один освободившийся носильщик сел на запасного коня киммерийца, второй вел за уздечку вьючную лошадь, за которой послушно тянулись остальные животные.

Как вскоре узнал варвар, Шубал был из клана шемитских воинов ассахури, которым запрещалось отступать в бою под любым предлогом. Ведя неспешные разговоры, путники свернули с главной дороги на запад, к Хаурану.

— Почему Хауран называют «Несчастным Королевством», — спросил Конан нового товарища.

— Из-за старого проклятия, — принялся объяснять Шубал. — Когда-то давно королева заключила сделку с демоном. Я точно не знаю, но мне кажется, что результатом стала плодовитость королевского Дома и полная независимость от Кофа. Однако тут не все так просто. Благополучие обернулось проклятием. Раз в сто лет королева рожала демонического ребенка женского пола, колдунью. Его легко было можно узнать по родинке в форме полумесяца на груди.

— Ха! Да неужели?

— Я не шучу, Конан. Это правда. Девочку нарекали Саломеей, по имени первой колдуньи, после чего умертвляли. Семь лет тому назад у королевы Йаламис появились на свет сестры-близнецы. У одной из девочек обнаружили зловещий знак. Ребенку по печальной традиции дали проклятое имя и оставили умирать посреди пустыни. Ее сестра, принцесса Тарамис, ничего об этом не знает. Ей откроют страшную тайну во время Обряда Посвящения, по достижении тринадцати лет. Ее мать, королева Йаламис Печальная — одинокая и несчастная женщина. Она овдовела сразу же после того, как обрекла на смерть собственную дочь. В этом заключается вторая часть проклятия правителей Хаурана. Счастливый брак в королевской семье редко когда длится долго.

— Кто-то должен утешить Йаламис. Однако кто же рискует брать в жены королев Хаурана? — воскликнул киммериец.

— Сильные и отважные мужчины!

Дальше ехали молча. Конан размышлял над судьбой злосчастной женщины, в помощи которой так нуждался. По пути им встретился обширный караван, а ближе к вечеру мимо проскакал отряд заморийских воинов. Еще чуть позже, у варвара появился повод долгое время сыпать грязные ругательства, когда их обогнала группа молодых людей, несущихся галопом. Эти всадники перепугали вьючных лошадей и подняли облако желтой пыли. В конце концов, путники сошли с дороги и разбили на ночь лагерь.

Походные шатры расставили таким образом, что Конан с Шубалом делили один, носильщики второй, а в третьем в одиночестве обосновалась Хаштрис.

Едва забрезжил восход, все были готовы продолжить путь.

В конечном итоге, маленький караван ступил на плодородные земли Хаурана. Воздух стал менее насыщен пылью, и Хаштрис раздвинула шторки паланкина. Иногда она даже сходила с носилок и шла пешком. Конан тщательно следил за тем, кому из носильщиков выпадала очередь ехать верхом. Он и Шубал не видели ничего дурного в том, что их работа заключалась в настоящее время лишь в созерцании стройных ног своей госпожи.

Когда Хаштрис в очередной раз вышла из носилок, Конан слез с коня и приблизился к ней.

— Ты родилась в прекрасной стране, госпожа, — сказал он.

— Да, Конан. Послушай, как красиво поют птицы! Посмотри, как искренне сельские жители улыбаются нам при встрече. Все в Хауране живут счастливо… — она вдруг запнулась и нахмурила брови.

— Кроме самой королевы, — закончил за нее юноша.

— Да, наверное…

— Шубал поведал мне о древнем проклятии. Ради тебя, я мог бы попытаться переломить ситуацию. Вдруг получится.

— Что ты обо мне думаешь, Конан? — тихо спросила женщина.

— Ну, я бы сказал с уверенностью, что ты довольно стойкая и не малодушная, госпожа Хаштрис. Я очень тебе благодарен за то, что ты обещала передать мою просьбу королеве.

— Ты расскажешь мне свою историю?

— Да, госпожа, — кивнул киммериец. — Случилось так, что в Аренджуне я натолкнулся на одного колдуна, Хиссар Зула, — Конан воздержался от пояснений того, что собирался ограбить этого мага и угодил в ловушку. — Так вот, он похитил мою душу. И я…

— Твою душу? — воскликнула пораженная Хаштрис.

Конан невольно взглянул на сверток, привязанный к седлу.

— Именно так. С той поры я ни разу не смеялся и не знаю, что значит спокойно спать всю ночь. Моя душа скрыта в зеркале. Таким образом, чернокнижник заставил меня выполнить для него некое задание. По ходу дела, мне повстречался ужасный песчаный дух, рыскавший по пустыне между Аренджуном и Замбулой. От него я узнал, как победить Хиссар Зула. По возвращению, колдун пробовал меня убить, да только я оказался хитрее, чем он думал. Это маг отправился к праотцам, но моя душа осталась заключенной в зеркале. Выбор был невелик — или я или он. Если бы зеркало разбилось, я стался бы в живых, но без души. Кстати, подобные создания прислуживали Хиссар Зулу. Лучше принять мучительную смерть, чем стать таким существом! Однако если зеркало разобьет коронованный владыка, душа вернется в мое тело. Так сказал песчаный демон, который, как выяснилось, являлся родным братом Хиссар Зула и был им подло убит.

— Ох, Конан! Видит Иштар, как это все ужасно! — Хаштрис приблизилась к юноше, и ее искусная прическа качнулась на высоте его лба. — Будь у меня на голове корона, я бы помогла тебе незамедлительно! И думаю, моя кузина положит конец твоим страданием сразу же после того, как мы доберемся до дворца. Можешь не сомневаться, она все сделает.

«Теперь, добрая госпожа, которая могла бы быть моей матерью, наверняка знает, что я вступлю в схватку с самим Сетом, чтобы защитить ее» — так думал Конан, влезая обратно в седло. Он помнил, что его нанимали в качестве охранника, а не приятного попутчика.

* * *

Ночью варвара разбудил звук, который, казалось, не должен был здесь иметь место. Но Конан точно знал, что слышал его. Шубал спокойно похрапывал рядом, в двух футах. Киммериец решил не будить товарища и бесшумно поднялся на ноги. Не тратя времени на одевание кольчуги, он быстро опоясался мечом, не создавая при этом ни шороха, ни бряцанья. Потом, также тихо выбрался из палатки. Конан специально не стал тормошить шемита, чтобы тот ненароком не вскрикнул или не застонал. Ведь те, что находились снаружи, не должны догадаться, что их присутствие заметили. Конан давно взял в привычку появляться перед подобными типами неожиданно.

Шатер Хаштрис стоял от его палатки больше чем в десяти шагах. Лагерь был разбит в виде треугольника, и его третью, наиболее отдаленную вершину венчало временное жилище носильщиков. Сейчас там суетились какие-то люди. Ближе всех к киммерийцу и в стороне от остальных находился незнакомец, который склонился над лежащей на земле человеческой фигурой. В свете луны сверкнуло длинное, узкое лезвие и тут же раздался приглушенный стон. Когда в глазах умирающего отразился отблеск стали, Конан узнал в нем нанятого им же носильщика — офирца.

Пригнувшись, варвар подался вперед, как крадущаяся пантера.

Через пару мгновений на земле лежали уже два трупа. Человек, убитый Конаном оказался одним из парней, которых нашла госпожа из Хаурана. Сидя на корточках, киммериец оглядел окрестности. Волчий оскал исказил его черты. Подельники предателя ничего не услышали. Очень осторожно они подбирались к шатру Хаштрис.

Конан молниеносно принял решение. Опережая злоумышленников, он с тыла приблизился к палатке благородной дамы. Врагов четверо… Кто же выследил путников? Очевидно, тот, кто вступил в сговор с носильщиками из Шадизара.

Юноша присел за шатром, и через мгновение материя тихо зашуршала под острым лезвием.

Кузина королевы пробудилась, когда широкая ладонь закрыла нижнюю часть ее лица. Она забилась, пытаясь освободиться, но тут в ее ухо проник шепот:

— Тихо. Это я, Конан. Успокойся.

У Хаштрис бешено колотилось сердце. С зажатым ртом, чувствуя крепкое плечо, упирающееся в грудь, женщина гадала: «Защищают ее или, наоборот, собираются причинить зло?». Кромешный мрак и тишина действовали так угнетающе, что удары сердца звучали, как топот марширующей армии. Она слышала также грохот, исходящий из могучего торса, который прижимался к ее обнаженной спине.

Полоску ткани, преграждающую вход в палатку, отдернули снаружи. На ложе появилась дорожка лунного света. В образовавшийся проход проскользнула сгорбленная мужская фигура. За ним следом вошел еще один. Третий злоумышленник стоял чуть поодаль, держа в руках меч наготове.

Конан оттолкнул от себя перепуганную женщину и вскочил на ноги. Его хриплый голос, неожиданно прозвучавший во тьме шатра, на миг парализовал убийц.

— Что вы ищете, паршивые собаки? Свою смерть?

Юноша кинулся вперед и нанес грубый, размашистый удар. Безусловно, при свете дня он бы действовал иначе. Правда, его глаза уже несколько привыкли к сумеркам, господствующим в шатре, в отличие от ворвавшихся негодяев. Поэтому риск был оправдан.

Меч киммерийца рассек мышцы и кости противника, который издал ужасающий стон. Конан немедленно освободил лезвие из тела жертвы и тут же отпрыгнул в сторону, слыша шум падающего врага.

— Кто … кто ударил? Барантес? — послышался возглас.

— Я ударил, собаки! Вы пришли, чтобы убивать, так делайте свое дело! — заревел варвар.

Человеческий голос, который одновременно напоминал звериное рычание, был так страшен, что у Хаштрис по коже побежали мурашки. Оба убийцы окаменели от ужаса.

— О, Сет! Это же Конан!

Киммериец не стал больше разводить разговоры. Юноша присел и выбросил меч вперед. Длина его руки от плеча до запястья составляла не меньше трех футов, а с вытянутым мечом — все шесть. Когда острие достигло цели, противник взвыл и стал заваливаться на спину. Конан шагнул к нему, одновременно заслоняя своим телом Хаштрис. Он нанес сокрушительный удар сверху, будто рубил деревянную колоду. Все же, лезвие не достало до земли, застряв в кровавой мешанине. Человек с предсмертным хрипом вывалился из шатра. По характерному звуку, киммериец определил, что его меч угодил в шею или легкие врага. Им был второй вероломный носильщик, похожий обликом на стигийца, нанятый в столице Заморы.

Однако, в тот момент, Конан не рассуждал о его происхождении. С окровавленным клинком в руке он отскочил вправо и тут же услышал свист меча, рассекавшего воздух. Третий нападавший еще не осознал, что остался без поддержки своих товарищей.

— Лучше беги без оглядки, пес, — глухо огрызнулся Конан. — Я уже расправился со всеми твоими дружками, а Шубал и Хаштрис по-прежнему живут!

Вместо того чтобы принять разумный совет, мужчина яростно атаковал. Конан увернулся, и несостоявшийся убийца врезался в опору шатра с такой силой, что даже варвар поморщился в момент столкновения. Столб переломился пополам.

Когда палатка обрушилась, Хаштрис тонко взвизгнула. Конан же не растерялся. Он не стал пробовать попасть мечом в невидимого врага. Нащупав его плечо, юноша сначала сломал ему руку, после чего свернул налетчику шею.

Киммериец играл роль живой колонны, стоя в полной темноте. Его голову и плечи покрывала ткань шатра. Тело врага обмякло, и последний нападавший ничком упал у ног Хаштрис. Хауранка снова пискнула.

— Здесь их было трое, — Конан передвинулся под оседающим полотном, руководствуясь ее голосом, и пристроился рядом.

Женщина была старше варвара в два раза. Но, как тот уже знал, в темноте это обстоятельство не имело большого значения…

* * *

На рассвете взволнованный Шубал оттянул край обвалившейся палатки и от удивления вытаращил глаза, обнаружив рядом с госпожой улыбающегося Конана.

— Привет, Шубал! У тебя крепкий сон. Ну, да ладно, — киммериец небрежно махнул рукой. — Теперь, не будешь ли ты так добр и не набросишь ткань обратно? Ненадолго.

С открытым ртом шемит сделал то, о чем его просили. Конан встал и какое-то время поддерживал полотно, чтобы благородная Хаштрис смогла найти свою одежду.

Глава 4. Душа киммерийца

Конан, Шубал и госпожа Хатрис остались единственными живыми людьми в лагере. Все носильщики были мертвы, но в качестве утешения им достались две лишние оседланные лошади. Среди трупов можно было опознать двух офирцев, убитых бандитами. Еще двоих предателей уничтожил Конан. Остальных налетчиков варвар раньше не встречал.

Зато их знали Хаштрис и Шубал. Ими оказались, прикинувшийся больным, телохранитель и охранник, сбежавший во время ночной стычки в Шадизаре.

— Скорее всего, эта парочка все и затеяла. И вы оба должны были сегодня разделить судьбу несчастных носильщиков, — озвучил свои мысли Конан. — Наверное, они успели снюхаться с ворами из Шадизара. Ты, Хаштрис, путешествуешь с большим богатством, но с очень плохой охраной, — киммериец впервые назвал хауранку по имени.

Это не осталось без внимания Шубала, но шемит промолчал, а благородная дама лишь поджала губы.

— Так это или иначе, теперь не узнаешь, — продолжал варвар.— Известно только, что тебе, госпожа, ловко подсунули этих двоих носильщиков. Ведь ты их сама нанимала?

— Как я была глупа! — воскликнула Хаштрис.

— Конечно, — не стал отрицать юноша. — Все это время двое предателей следили за нами. Накануне, этот стигиец — полукровка угостил нас с Шубалом орехами, которые были пропитаны какой-то усыпляющей отравой. К счастью, я не любитель подобных лакомств и выплюнул их украдкой, чтобы парень не обиделся. По замыслу бандитов, шемит и я должны были крепко спать, а, тем временем, тебя бы ограбили и убили. Может быть, не сразу убили… Еще неизвестно, почему сначала расправились с офирцами, а не с нами.

— Пусть Иштар проклянет меня за беспечность! — взорвался Шубал. — Ты должен меня высечь, Конан!

— Наша хозяйка больше заслуживает наказания, — возразил киммериец. — Ей хватило ума дать работу только двум достойным людям, но вместе с тем она наняла четырех коварных крыс! Однако хватит об этом. Всем свойственно ошибаться. А ты, моя благородная госпожа, — обратился он к даме, — на сей раз оставишь свой жалкий стул с жердями и поедешь верхом, как честный человек, а не какой-нибудь жрец проклятого Сета. Не захочешь, так иди пешком! Мы с Шубалом не откажемся от коней. Кром! У нас теперь целых восемь лошадей! Так что? Привязать тебя или сама сумеешь удержаться в седле?

Женщина смотрела на варвара, часто моргая большими глазами.

— Я … Я никогда … мои ноги …

— Ноги моей госпожи более красивы, стройны и сильны чем ноги пятнадцатилетней девушки. Хоть в этот раз забудь, что ты благородная дама! Ну, смелее. Я уверен, тебе понравится.

Хаштрис хлопала глазами и кусала губы, но потом вдруг широко улыбнулась и кивнула.

* * *

Через какое-то время троица путешественников въехала в окруженную высокими стенами столицу Хаурана. Они ехали по главной улице, восседая на хороших верховых лошадях. Хаштрис держалась прямо, сжимая босыми ногами конские бока. При виде благородной дамы, едущей верхом, встречный люд разевал рты. Но женщина ни на кого не обращала внимания и смотрела прямо перед собой.

Одна из лошадей тащила на себе вещи и оружие убитых. Конан не любил обирать трупы, но и не хотел, чтобы, например, добротная сталь ржавела где-то в придорожных кустах.

В конце концов, они добрались до виллы из зеленого мрамора, с черными колоннами, расположенной недалеко от королевского дворца. Слуги радостно приветствовали вернувшуюся госпожу Хаштрис. Конан заставил себе хорошенько помыться, а тем временем, ему выстирали тунику и почистили оружие. В доме Хаштрис не было ничего подходящего для огромного киммерийца, поэтому варвару пришлось напялить на себя после купания мокрую одежду. Поверх нее он надел стеганую рубаху и кольчугу.

Сама дама еще не подготовилась. Конан с Шубалом ждали ее, коротая время за кувшином вина и разговором. Шемит переоделся в просторное, расшитое серебром, белоснежное одеяние и короткий плащ из парчи, который его товарищ счел совершенно излишним и неуместным.

Наконец, появилась Хаштрис — причесанная и переодетая, после ванны. Она немедленно заметила пыльную епанчу Конана. Госпожа принялась горячо убеждать юношу надеть плащ вроде того, что носил Шубал, который наблюдал всю эту забавную сцену с глупой ухмылкой на лице. Варвару все же удалось кое-как отговориться, и в итоге он остался в том, в чем приехал.

Потом Хаштрис в сопровождении своих телохранителей отправилась во дворец, куда посыльный уже принес известие об их визите.

По пути к королеве, множество зевак с любопытством наблюдало за высоким юношей могучего сложения с горящими синими глазами и гривой черных волос, ровно подрезанных на середине лба. Варвар и шемит неотступно следовали за своей, увешанной драгоценностями, хозяйкой. Большинство мужчин в Хауране носило бороды, но Конан предпочел гладко выбрить лицо. Новая, почищенная кольчуга сверкала на солнце. Хотя ее владелец с момента покупки успел отправить на тот свет четырех человек, на ней не было ни единой царапины.

Вскоре они оказались в мраморных залах дворца. Там особенно хорошо был слышен цокот каблуков Хаштрис и шуршание ее золотистых юбок. По бокам украшенных арабесками дверей стояли стражи в доспехах, которым по уставу полагалось ничего не замечать. Навстречу попадались служанки, всякий раз, низко приседая перед кузиной королевы. Таким образом, троица добралась до высоких двустворчатых дверей, инкрустированных серебром. Неизвестный мастер, должно быть, потратил не меньше года, чеканя на пластинах разные сцены из прошлой жизни правящей династии.

Хаштрис тут ждали. Герольд возвестил о ее прибытии, после чего она вошла в палату. Конан без колебаний направился за ней и очутился в громадном зале. На стенах из розового мрамора с красными и серыми прожилками висели разноцветные флажки. Пол устилали вендийские ковры. На отделанных золотом поставках из оникса стояли зажженные светильники.

Здесь не было стражников. В зале находилось шестеро взрослых и девочка лет десяти, одетая как маленькая королева. Впрочем, ребенка почти сразу увела няня.

Конан задержал на ней взгляд. У сестры убитой ведьмы были темные волосы, как у Хаштрис, но не уложенные в такую замысловатую прическу.

Хаштрис преклонила колено перед женщиной на троне, который стоял на возвышении, на пурпурном ковре. Конан и Шубал, стоя за спиной своей госпожи, тут же согнули шеи в почтительном поклоне.

Королева Хаурана поразительно походила на свою родственницу. Только ее прическа была устроена иначе, чем у Хаштрис и еще более сложно. Пучок волос в виде гребня возвышался над короной. Его покрывала тонкая золотая сетка с вплетенными жемчужинами и дымчатыми топазами. Камни сверкали и переливались. Они будто ободряюще подмигивали Конану. Молодую женщину укутывало одеяние из вышитого бархата и искристого сатина, оставляя открытыми лишь лицо и кисти рук. Поэтому варвар вряд ли бы мог что-либо сказать определенное относительно ее фигуры. Наверное, только то, что королева была несколько полновата и имела широкие бедра.

Ее высокий лоб и тонкие брови не пришлись по вкусу горцу из холодной Киммерии. Понравились ему пухлые губы винного цвета и прекрасный, изящный носик с маленькими ноздрями. К своему удивлению, он не нашел, что у этой женщины печальное лицо.

Королевский наряд был великолепен. Складки бархата стекали вниз из высокого, стоячего воротника, выполненного из розового шелка. Рукава над локтями сжимали золотые ленты, а ниже — ткань спадала свободно, переходя в тесные кружевные манжеты.

Ниже груди струился водопад из блестящего нежно-голубого сатина, сравнимого с бирюзой, видимой через призму льда. Лиф, похожий скорее на юбку, был алого цвета с причудливым узором. Пояс вокруг талии с перламутровой пряжкой представлял собой переплетение серебряных нитей с вкраплениями из крупных жемчужин. Прямо из него вырастала широкая юбка с несколькими разрезами, прикрывающая еще одну, более длинную.

Из ушей королевы каскадом свисали серьги исключительно тонкой работы. На правой руке Йаламис носила витой перстень из золота, чудесным образом переплетенного с серебром.

Конан проглотил слюну. Хауранская правительница всего на несколько лет была старше него. Следовательно, наемный охранник ее кузины мог позволить разыграться своему воображению.

При королеве находился градоначальник Акраллидус. Его борода совершенно поседела тогда, как волосы сохранили каштановый цвет. Возле него стоял советник Архаурус, облаченный в темно-коричневые и красные одежды. Этот мужчина среднего возраста пребывал в расцвете сил. На его шеи висела на серебряной цепочке большая королевская печать. Привлекательный молодой человек, стоящий по правую руку королевы, звался Сергианусом, сыном владетельного немедийского князя Торы. Грудь его украшал блестящий золотой медальон.

Молодой дворянин из далекой страны, как с первого взгляда определил Конан, был беззаветно предан королеве и влюблен в нее безгранично. Киммериец обратил также внимание на то, что Йаламис тоже далеко не безразлично смотрит на Сергиануса. По всему выходило, что у королевы есть жених, и сын кузнеца тут же забыл о своих мечтах.

* * *

Все внимательно слушали, когда Хаштрис подробно рассказывала о своем пребывании в Шадизаре. О ночном нападении, о более позднем заговоре, о верности Шубала и мужестве киммерийца. Оценивающие взгляды присутствующих вновь обратились на рослого юношу. Теперь в них читались уважение и любопытство.

Конан помалкивал. Это был его первый в жизни визит в королевский дворец. И также впервые, он находился среди высшего общества. Молодой варвар изо всех сил старался казаться старше и серьезнее. Еще киммериец очень надеялся, что умные глаза опытного Акраллидуса не распознают в нем вора.

Хаштрис закончила рассказ о своих приключениях. Все хранили молчание, только королева Йаламис обратилась к высокому чужеземцу:

— Конан из Киммерии! Ты дважды спасал жизнь нашей возлюбленной кузине. Что стоят слова благодарности? Лучше их обменять на награду отважному воину! О чем ты хочешь просить королеву Хаурана?

Наверное, со стороны варвар выглядел не слишком учтивым, когда не думая выпалил:

— О моей душе!

Королева растерянно заморгала и посмотрела на него с удивлением. Члены ее свиты обменялись вопросительными взглядами, но никто не осмелился подать голос.

— Он говорит буквально, королева, — сказала Хаштрис. — Один замбулийский черный маг, живущий в Аренджуне, знал заклинания, при помощи которых похищал души людей и запирал в зеркалах. Колдуна больше нет на свете, а тело Конана и его душа остались отделенными друг от друга. Если зеркало разобьется, то Конан станет безвольным, жалким существом.

— Невероятно… — пробормотал Акраллидус.

— Ужасно! — прошептала королева.

Сергианус поднял бровь.

— Как такое возможно? — спросил он. — Отделение души от тела… Это выглядит неправдоподобно!

— Точно так же, как проклятие правителей Хаурана, — тихо произнесла Йаламис. — Что я могу для тебя сделать, Конан?

Юноша показал на кожаный сверток, притороченный к поясу, который напоминал тугую подушку и был перетянут ремнями. Он отцепил его, потом нагнулся и положил на мраморный пол перед ступеньками трона.

— Здесь зеркало, королева. Оно должно очутиться в твоих руках.

— Мне самой его развязать?

— Нет, королева, не нужно.

Все зачарованно смотрели, как Конан срывает узлы. Потом он размотал четыре слоя того, что в итоге оказалось широким поясом из хорошо выделанной, необычно мягкой кожи. Внутри него находились две железные пластины, связанные между собой веревкой. Разделив их, киммериец достал предмет, закутанный в темно-зеленый бархат. На материи красовалась вышивка, изображающая хоромы Хиссар Зула.

Варвар очень осторожно стал раскрывать бархатный конверт. Глаза всех собравшихся напряглись в томительном ожидании. Наконец, Конан извлек то, что так тщательно оберегал от случайного повреждения. Зеркало Хиссар Зула.

— Неплохо же ты его замотал, киммериец! — раздался возглас.

Конан взглянул на человека, произнесшего эти слова. Молодой мужчина, представленный как Сергианус из Немедии, смотрел на него с усмешкой. Одет он был в бордовый кафтан, наброшенный на достаточно длинную зеленую тунику.

— Для меня нет в мире ничего более значимого, господин Сергианус, за исключением, может быть, жизни.

— Однако ты все же рискнул ею, ради спасения моей двоюродной сестры, — вмешалась королева Йаламис.

— Да. Но после она привела меня к тебе, королева. Только тот, кто носит корону, может развеять чары и вернуть мне душу. Если зеркало разобьет коронованный владыка, то я и моя душа воссоединятся.

Королева подалась вперед. Ее взгляд перебегал с лица юноши на зеркало и обратно.

— Я разобью его для тебя, Конан, — твердо сказала она.

— Подождите, моя королева! — подал голос советник Архаурус, поднимая вверх указательный палец.

Глаза Конана сузились.

— Подождите, — повторил вельможа. — Вдруг все это часть колдовского заговора? Что если, после совершенного действия ужасные чары обратятся против Вас? Мы не можем этого допустить…

— Королева и сестра! — перебила его Хаштрис. — Я обязана этому юноше жизнью! Я не верю, что в его словах скрыта ложь, и кто-то собирается причинить тебе зло. Конан очень несчастен… а Архаурус оскорбляет подозрениями, как его, так и меня.

— Правительница Хаурана… — начал Акраллидус, но Йаламис подняла руку, призывая к тишине.

Этот молчаливый знак заставил городского управляющего смолкнуть на полуслове. Остальные тоже не посмели перечить. Королева внимательно и долго смотрела на молодого варвара. Наконец, она кивнула и выпрямилась.

— Подай мне это зеркало, Конан их Киммерии.

Конан взял небольшое зеркало в деревянной окантовке и подошел к сидящей королеве. Стоя у подножия трона, он не решался посмотреть в глаза повелительнице Хаурана, а просто протянул его на вытянутых руках, не поднимая головы.

Пальцы Йаламис коснулись ладоней варвара. Конан не ощутил ничего необычного, разве только, что пальцы эти были очень нежные.

Королева заглянула в зеркало умершего мага, и из ее густо накрашенных губ вырвался вздох.

— Там… За стеклом маленький человечек… Это же ты, Конан! — воскликнула она.

— Некоторые думают, что это больше я, чем тот, кто стоит перед тобой — сказал юноша, не задумываясь о двусмысленности этих слов.

— Колдовство! — прошипел Архаурус.

— Я хочу увидеть! — молодой вельможа Краллидес, сын градоначальника, попытался протиснуться вперед.

Королева остановила его властным жестом. Она поднялась с трона и сошла вниз, бережно держа магическое зеркало. Конан посторонился, и Йалмис, шурша сатином, проследовала по ковру. Остановившись у стены, правительница Хаурана подняла зеркало и взглянула на киммерийца.

— Королева, осторожней! — обеспокоенно крикнул Сергианус — Осколки …

Рассерженный варвар чуть не испепелил его взглядом, а Йаламис со всего маху швырнула зеркало в каменную стену.

Расдался хруст, и Конан вздрогнул, словно от удара. Он почувствовал, что его тело медленно заполняет нечто, вытесняя привычную пустоту. Киммериец все это время не отводил взгляда от Сергиануса. В какой-то момент глаза его расширились, а на лице отобразилось безмерное удивление. Волосы на затылке зашевелились.

Остальные не заметили ничего необычного. Все смотрели на зеркало. Люди видели, как оно со звоном разбилось о стену зала, но на пол не упал даже маленький кусочек стекла. Мерцающие осколки, будто невесомые частички пыли, устроили в воздухе странный танец. Потом каждый из них вспыхнул таким ослепительным пламенем, что всем пришлось поневоле зажмуриться. Когда собравшиеся вновь открыли глаза, огонь и осколки бесследно исчезли. В зале также не было следов дыма. О волшебном зеркале Хиссар Зула напоминала лишь, лежащая у стены, деревянная рамка.

Тогда все присутствующие посмотрели на киммерийца и обратили внимание, как он таращится на Сергиануса. Тот тоже это заметил и нахмурился.

У Конана закружилась голова, его зашатало. Он прикрыл глаза и встряхнул гривой черных волос. Немного придя в себя, варвар еще раз одарил Сергиануса недоверчивым взглядом и повернулся к королеве.

Шубал и Хаштрис, впервые за все время знакомства, увидели на лице черноволосого великана настоящую улыбку, а не звериный оскал, к которому уже успели привыкнуть.

— О, повелительница! Это свершилось! Я чувствую, что моя душа ко мне вернулась. Теперь я в долгу у тебя и твоей стране.

— Это я едва оплатила долг, Конан, — просто сказала Йаламис, забыв про монаршее величие. — Я рада приветствовать в Хауране спасителя моей… нашей дорогой кузины.

Глава 5. В таверне Хилидеса

Конан и Шубал в течение нескольких часов гуляли по столице Хаурана, а потом шемит повел своего молодого товарища на улицу, где располагались многочисленные таверны и кабачки. Вскоре друзья остановились под навесом, возле одного заведения. Окраска навеса, вызывающе расписанного полосами оранжевого и салатового цвета, раздражала глаза, но изнутри таверна выглядела совсем неплохо. В чистом помещении стояли напротив стойки два длинных стола с лавками. А для любителей уединения и приватных разговоров в каждом из четырех углов были поставлены небольшие трехногие столики. Двое телохранителей, хозяйка которых осталась во дворце, сели за один из таких.

— Ба, Шубал! — прозвучал зычный голос. — Давненько тебя не было видно!

— Это потому, что я ездил в Шадизар вместе с госпожой, — ответил шемит крепкому, румяному человеку с огромным животом и глазами цвета высушенной лягушачьей кожи. Его рыжие волосы выглядели так, будто кто-то посыпал их песком.

— И что? Смогли выбраться оттуда? — удивился трактирщик. — Ох уж этот Шадизар! Если судить по тому, что мне доводилось слышать об этом городе, то ваше возвращение можно считать почти чудом! Вот, например, не далее как вчера, мой поставщик Веренус рассказывал, что сын Пертеса отправился туда где-то с месяц назад, да и сгинул там. Еще он сказал, что этот Город Порока — не место для юношей из приличных семей, и мы должны удерживать своих сыновей от соблазна ездить туда.

— Чудо, которое вернуло меня обратно, заключается в этом юноше, — Шубал хлопнул по плечу киммерийца. — Поскольку Веренус был здесь, тогда ты, Хилидес, можешь принести нам по кружке своего разбавленного пива.

— Уже иду. Как раз откупорил бочку сегодня утром, — кивнул кабатчик. — Только что ты подразумеваешь под чудом, говоря об этом молодце? Пожалуй, чудо заключается в том, что парень к своим годам вымахал в такого великана, ну, и еще то, что он терпит общество такого, как ты. Я прав?

— Шадизар я покинул без сожаления, — отмахнулся шемит. — Мы с благородной Хаштрис чуть не лишились там жизни.

Хилидес с глухим стуком поставил на стол две глиняные кружки с шапкой пены.

«У этого человека плечи лесоруба, а брюхо, как у короля» — подумал Конан.

— Ох! Ну, рассказывай же, Шубал! — не унимался трактирщик. — Как все происходило? Скандал в доме разврата? Гнев обманутого мужа? Ха-ха! Так что же?

— Этот ревущий толстяк с мозгами мула — хозяин заведения, зовут его Хилидес — объяснил юноше Шубал. — Хилидес, это Конан из Киммерии, новый телохранитель госпожи Хаштрис.

— Киммерия… — толстый кабатчик оглядел могучего товарища шемита с ног до головы. — Конан… Ну, что же, Конан, добро пожаловать в Хауран! Сочувствую тебе, относительно твоего вкуса в выборе друзей. У тебя хорошая кольчуга! Так ты не из Шадизара?

Конан покачал головой.

— А кольчуга действительно неплохая, — сказал он, залпом осушая пиво. — Ну и маленькие же у тебя кружки, Хилидес, — поморщился варвар.

— Ты просто пьешь слишком быстро, — рассмеялся толстяк. — Смотри, язык так не обожги! Подожди немного и тебе мало не покажется! Ты еще подскочишь на милю, когда будешь блевать! Не слушай бредни Шубала насчет того, что Веренус разбавляет пиво водой. Его пивоварня «Звонкая Монета» подобными вещами не занимается!

Конан промолчал, не зная, что ответить напористому хозяину.

— Нет — нет, Хилидес! — воскликнул шемит. — Клянусь, не он так ты это делаешь!

— А! Ха-ха! — трактирщик схватился за живот, который, как заметил Конан, был твердый, как обломок скалы. — Я пользуюсь водой исключительно для поливки моего сада! Мне кажется, что Веренус варит пиво с травой «алфалфа». Может, не совсем обычный вкус, зато пиво превосходное!

— Наверное, так обходится дешевле, — усмехнулся Шубал. — А вот дочка Веренуса становится красоткой! Ладно. Конан, хватит пить! Благородная госпожа Хаштрис щепетильна в этом вопросе…

— Но я едва промочил горло, — ответил варвар. — Налей-ка, Хилидес еще, только в кружку больших размеров, если такая у тебя имеется. И запиши на счет Шубала, раз он считает, что наша госпожа жалеет денег на подобные удовольствия.

— Я с радостью сделаю это для друга Шубала, который настоящий подарок богов для своих родителей, — пророкотал толстяк. — Да ты и сам неплохо выглядишь. Например, за твои доспехи можно на полгода арендовать всю пивоварню Веренуса. Однако, ради нашего знакомства, я налью вам еще порцию.

— Что, задаром?

— Да. Ты осушил кружку так быстро, что даже, как следует, не распробовал вкус пива, и я не вынесу такой потери!

Конан прыснул, а Шубал подавился от смеха.

— Но только тогда, — возвестил Хилидес, — когда услышу историю о приключениях в Шадизаре!

— Ух! Разве можно удержаться в таком случае, — сказал Шубал.

Он оглядел зал таверны и приветливо кивнул одному из сидящих клиентов, а после помахал рукой входящему в таверну солдату. В этот час, кроме варвара и шемита, только трое посетителей зашли отведать напитки Хилидеса.

— Эй, Хилидес! — позвал хозяина один из них. — А принеси-ка мне шемитскую колбаску!

— Неужели в этот маленький трактир привозят колбаски прямо из Шема? — удивился Конан.

— Они не настоящие, — улыбнулся Шубал. — Просто плут Хилидес добавляет немного пряностей и меда в приготовленные его женой колбаски и называет их «шемитские». Впрочем, надо признать, они не так уж и плохи. Разница видна только мне, но я помалкиваю. А вообще от них волосы на груди встают дыбом.

Конан отмолчался. В вышеуказанном месте волос у него еще не имелось. Юноша переживал по этому поводу и не любил разговоры на подобную тему.

Киммериец какое-то время задумчиво сидел, привалившись к стене и вытянув далеко ноги. Вдруг он наклонился вперед и стукнул кулаком по столешнице.

— Шубал! Что ты знаешь об этом Сергианусе?

— Почти ничего, то есть ровно столько, что и другие. Встречаемся мы не часто. Сегодня я видел его второй раз в жизни, но еще в первый раз обратил внимание на его медальон.

— Тебя что-то насторожило?

— Мне он показался знаком. А может, когда-то я видел точно такой же.

— И где ты его видел? — напрягся варвар

— Ну, точно не помню. Да только не в Немедии. Там мне бывать не доводилось. В общем, с уверенностью сказать не могу. Возможно, просто похожая вещь.

— Ты не думаешь, что Сергианус может быть вором? Или скупает краденые вещи?

— По правде говоря, мне это и в голову не приходило, — почесал затылок шемит. — Что же касается краденых вещей, то большинство из нас этим не брезгует. Знаю одно, что видел подобную штуковину, но где?

— А ты случайно не заметил нечто… необычное в Сергианусе? — продолжал выпытывать у Шубала Конан.

— Есть такое. У него какой-то странный голос. И вид такой, как у самоубийцы. Будто жить ему осталось недолго.

— С чего ты взял?

— Эх, Конан, — вздохнул Шубал. — Он ухаживает за королевой и, судя по всему, не без успеха. Скорее всего, они влюблены друг в друга. Видел бы ты, какими взглядами они обмениваются!

— Вот большая кружка знаменитого пива Веренуса! — объявил Хилидес, возникший у их столика. — И кусок огненной колбасы из Шема! Все за счет заведения! — он поставил тарелку возле локтя Конана.

— Спасибо, Хилидес, — поблагодарил юноша. — Шубал…, — киммериец покосился на хозяина таверны, — почему ухаживание за королевой приравнивается к самоубийству?

— Самоубийству? — Хилидес, собравшийся было уходить, насторожился.

— Конан, — сказал Шубал, — у королев Несчастного Хаурана проблема не только в древнем проклятии. Они быстро вдовеют. Вот Йаламис вышла замуж в четырнадцать лет, а в пятнадцать — родила сестер-близнецов…

— … а одна из дочерей была колдуньей, — договорил Хилидес, медля с уходом.

— … и овдовела, когда ей едва исполнилось семнадцать лет. Лихорадка забрала ее мужа. Да и она сама чуть было не отправилась следом. Королева месяцами лежала прикованная к постели.

— Месяцами, — поддакнул Хилидес, с невозмутимым видом присоединяясь к разговору. — Она была так слаба и истощена, что многие потеряли надежду на ее выздоровление. Уже пошел четвертый год со времени ее болезни, а силы так до конца не восстановились. Господин Архаурус считает, что источник слабости находится, как в теле королевы, так и у нее в… голове, — толстяк запнулся, потом огляделся по сторонам и понизил голос, словно только что сказал нечто крамольное. — Что? Этот княжеский сынок из Немедии совсем не задумывается о подобных вещах?

— Мы это сейчас как раз обсуждаем, — с набитым колбасой ртом, ответил Шубал. — Мы с Конаном недавно вышли из королевского зала приемов, и мой товарищ спросил…

— Прямо из зала приемов! И вы теперь здесь? Видно старому Хилидесу сегодня благоволят звезды!

— Перестань дурачиться, старый мул, — осадил трактирщика шемит. — Итак, Конан поинтересовался, заметил ли я что-то необычное в благородном Сергианусе. Я сказал ему, что этот человек, должно быть, служит примером самоубийцам. Или вроде того.

— Ха! — Хилидес осклабился и покачал головой. — Из-за того, что он вьется вокруг королевы? А вдруг у них просто дружеские отношения? Про это разное болтают. Я слышал также, что королева давно не выглядела такой счастливой. По крайней мере, ходят такие слухи. Я вот сам не трачу время на праздные прогулки после высочайшей аудиенции и не глазею на повелительницу и ее немедийского гостя.

Хозяин оглядел зал своей таверны.

— Эй, Меркес! Слышал? Наш Шубал только что вернулся от нее!

— От кого? От Иштар? — откликнулся голос с противоположного конца трактира. — Не будь дураком! Богини не разговаривают со всякими шемитами!

— Я имел в виду королеву…

Шубал повернулся и крикнул Меркесу:

— И не с такими, как ты, шелудивыми псами! Хотя, для твоего просвещения, я добавлю, что Иштар имеет весьма далекое отношение к Хаурану. Это шемитская богиня!

— Да я же имею в виду нашу королеву, — повторил Хилидес, пытаясь снова взять нить разговора в свои руки.

— Вздор и глупости! — пробасил Меркес из гущи своей черной бороды. — Она родилась здесь, В Хауране! Точно там, где стоит святилище в ее честь, налево от дворца.

— Ты просто недоумок! — выкрикнул солдат, с которым ранее поздоровался Шубал. — культ Иштар берет начало в моей родной Заморе!

— Ну, уж нет! — возразил какой-то лохматый человек. — Она из Немедии!

Шубал со смехом потряс головой.

— Воистину, этот трактир зиждется на глупости клиентов! Все знают, что Бел рожден в Шумире и…

— А когда родился этот Бел? — спросил Хилидес.

— … точно четыре тысячи девять лет тому назад, за день до начала мира.

— Значит, Бел родился в Шеме, прежде чем тот сам появился? — бросил с насмешкой толстяк.

— Иштар также происходит из Шема, — продолжал гнуть свое Шубал, даже не взглянув в сторону хозяина. — Она появилась в городе Асгалуне из камня, расколотого зеленой молнией. Жрецы сходятся во мнении, что данное событие произошло через двести лет после рождения Бела. И случилось это так, потому что в Шеме долго не признавали богов женского пола. Но потом люди стали спрашивать, как же может существовать только бог–мужчина, один без женщины? Вот так-то!

— Ты знаешь, что Бел считается туранским божеством, покровителем воров? — попытался вклиниться в спор Конан.

— Вот, что плохо в Стигии! — Меркес ударил кулаком по столу, отметая вопрос о происхождении Иштар — Ее жители поклоняются единственному кумиру — отцу Сету, богу зла!

— Ой, да ладно! — Хилидес показал зубы. Он говорил быстро и даже поднял руку, чтобы оказаться в центре внимания. — У вас там есть незабываемая Деркето! Это исключительно чувственная женская натура и, к тому же, стигийка до мозга костей! Если хотите найти народ с одним мужским божеством, то идите к пустынному племени Хабиру.

— В Немедии мы зовем ее: Деркето — стигийская змея! Покровительница шлюх! — вставил длинноволосый посетитель.

Конан сидел в молчании, стараясь не поглощать слишком жадно свежее пиво, пока другие вели пустые разговоры. Боги! Кому какое дело? Там, откуда он пришел, боги были весьма многочисленны, а самым главным из них считался Кром. Однако его никогда не называли отцом. Он лишь однажды при рождении давал ребенку волю и больше им не занимался. Да и какое, уважающее себя божество будет морочить себе голову человеческими делами? Люди сами должны заботиться друг о друге и выбирать богов, на которых потом можно свалить все свои беды. Тем временем, киммерийца по-прежнему больше всего волновал вопрос насчет Сергиануса. Он не мог забыть то ведение, что предстало перед ним в королевской палате.

— … Бога-паука из Йезуда! — меж тем, выкрикивал Меркес.

— Шубал, — потихоньку толкнул варвар приятеля, — как зовут того человека из Немедии?

— Сергианус.

— Кром! Нет же. Тот, который утверждал, что Иштар — немедийка.

— … Ха! — Хилидес вновь пытался доказывать свою правоту. — Можно сказать, что эти двое не дружат между собой.

— … Пусть меня назовут глупцом, но я считаю, что каждый мнит себя великим! — горячился Меркес.

— Ага!… — сказал Шубал. — А, этот… Его зовут Небионо.

— Давно он уехал из Немедии? — не унимался Конан.

— Не знаю…

— …Слушайте, мы не учитываем этих двоих, не так ли?

— Эй, Неб! — позвал Шубал. — Как долго тебя не было в Немедии?

— Митра! Слишком долго! А тебе какое дело?

Конан вывернул шею, чтобы рассмотреть русоволосого человека в дальнем конце зала. На Небионо была одета такая туника, что, вероятно, она успела износиться еще до того, когда ее владелец стригся в последний раз. Плащ его был или очень грязен, или неумело окрашен под цвет дорожной пыли.

— Скажи, что ты думаешь о своем земляке из дворца, — обратился к немедийцу варвар. — О сыне князя из Торы.

— Откуда ты, великан? — грубо спросил Небионо.

— Из Киммерии. А зовусь Конан.

— Что ж, не в моих привычках спорить с человеком, который носит меч и кольчугу, — сказал Небионо, имевший сам пять с половиной футов роста. — Я с ним лично не знаком, если ты подразумеваешь Сергиануса. Но Тора это не княжество.

— Так ведь, Сергианус называет себя сыном князя Торы из Немедии, — юноша еще больше развернулся к собеседнику.

— И что с того? — пожал плечами Небионо. — Он, должно быть, хочет казаться более знатным. Но Тора это баронство. Властителю его, барону Амальрику лет пятьдесят. И сын, которому достанется наследство, тоже носит имя Амальрик.

— А у него нет других сыновей?

— Очевидно, есть! — хмыкнул немедиец. — Кто же знает обо всех отпрысках, родившихся в законном браке, да и не только… Послушай, Хилидес, — крикнул он трактирщику, — если ты не собираешься провести остаток дней возле их стола, то я хотел бы еще вина и ломоть ржаного хлеба.

Толстый хозяин отошел от столика Конана и Шубала. Солдат, допивший свое пиво около дверей, кинул на столик монету и вышел на улицу. Глядя ему вслед, шемит спросил:

— Почему в первый же день пребывания в столице Хаурана ты интересуешься этим немедийцем?

— А разве тебе самому не интересно? — Конан серьезно посмотрел на товарища. — Возможно, он станет твоим королем.

— Нет. Не более чем супругом королевы. Но я понял тебя, — кивнул шемит.

— Сын не самого значительного барона присвоил себе княжеский титул и носит медальон, который ты видел где-то в другом месте, но не в Немедии. Вдруг он окажется каким-нибудь зингарским авантюристом. Или хуже того, переодетым стигийским колдуном — старым как горы.

— Ты считаешь, что тут замешана магия? — Шубал подернул плечами. — Может быть, я ошибся насчет этой побрякушки. Ты допил пиво? Нам пора возвращаться. Мы должны быть во дворце и ждать, когда благородная Хаштрис захочет отбыть домой.

— Мне необходима еще одна кружка, чтобы охладить губы после этой проклятой колбасы! Мой язык онемел, а горло пылает так, словно я глотатель огня из Аренджуна!

Шубал рассмеялся.

— Ладно. Я могу доесть ее за тебя, — предложил он и выгреб из тарелки остатки порции Конана. — Да, друг мой! Не у всех нас одинаково крепкие желудки.

— Крепкие?! — изумился юноша. — Да твой, наверное, выкован из меди!

— Пора уходить, Конан. Никто нам не помешает попытаться выпросить немного вина во дворце.

— Хмм…

Они поднялись и двинулись на выход, несмотря на протесты Хилидеса, который так и не услышал историю про «приключения в Шадизаре». Пришлось Шубалу пообещать толстяку, что он все ему поведает не позднее завтрашнего дня.

В конце концов, оба охранника Хаштрис покинули таверну.

* * *

Через четыре квартала друзья сократили путь и прошли через базар. Рынок был забит лавками, всевозможными ящиками и корзинами. Торговцы, надрываясь, расхваливали свой товар. Конан втягивал ноздрями воздух, наполненный ароматами разных плодов, свежих овощей и пряностей.

Вдруг Шубал надавил на плечо киммерийца, внезапно изменяя выбранный маршрут. Шемит свернул к прилавку с фруктами под ярко-красным навесом. В его тени сидела старая, полная женщина с круглым, как луна, лицом и щербатым ртом. Рядом со старухой стояла молодая, привлекательная девушка с необычно пышной грудью, буквально распиравшей голубую тунику и фартук.

— Сфалана! — радостно приветствовал ее Шубал. — Ты скучала по мне?

Молодая женщина одарила его холодным взглядом из-под густых, изогнутых бровей.

— О! А разве ты куда-то уезжал?

— Вот противная девчонка! Ты же сама это знаешь, как и то, что по мне скучала.

— Фи! Больше мне заняться нечем, — ответила Сфалана, посматривая украдкой на Конана.

Старуха зашлась поразительно высоким смехом, очень напоминающим всхлипы шакала из туранской пустыни.

— Я увере, что ты дни считала, — убежденно сказал Шубал, сохраняя невозмутимое выражение лица. — А где же теплые объятия при встрече?

— Я занята, Шубал.

— Ему бы только потискать твои дыньки! — застрекотала старая женщина и вновь визгливо хихикнула. — Почему бы тебе, Шубал, вместо этого не купить настоящие дыни? Они приехали прямо из Корвеки.

— Не сомневаюсь, — глумился над ней шемит. — Я представляю, как ты везешь дыни из… — он вдруг запнулся, — из Корвеки!

Тем временем, обе женщины, старая и молодая, разглядывали высокого юношу, который не принимал в шутливом разговоре.

— Из Корвеки… — деревянным голосом повторил Шубал.

— Я клянусь — захихикала старуха.

— Поверь ей раз, а после поверишь, что Дэркэто — девственница, — вставила Сфалана. — Кстати, а где ты был?

Шубал, потянувшись через гору фруктов, взял девушку за руку.

— В Шадизаре. Сопровождал благородную Хаштрис, — объяснил он. — Для нее это была просто приятная прогулка за покупками для королевы, а для меня все чуть было не закончилось смертью.

— Ой, Шубал!

«Ага!» — подумал Конан. Теперь до него дошло, почему Сфалана так сухо встретила его товарища. Несомненно, она любила его, а шемит уехал не попрощавшись. Глаза и напряженная ладонь девушки лучше, чем любые слова, выражали ее беспокойство.

— Четверо разбойников убили одного носильщика, а второй сбежал. И ты знаешь, Сфалана, двое охранников затеяли этот заговор! Один сказался больным, а его подельник покинул нас в момент нападения. Ох! Я совсем запамятовал! Сфалана, познакомься — это Конан. Мы с госпожой обязаны ему жизнью, он спас нас от неминуемой гибели.

Девушка обратила на варвара темные глаза.

— Видно Иштар мне улыбнулась, Конан. И ты — ее улыбка, — молвила она и тут же снова повернулась обратно к своему Шубалу. — Ты не ранен?

— Клянусь тебе, меня даже не зацепило. Рассказать тебе подробности вечером?

Сфалана кивнула.

— Ты придешь на ужин? — спросила она Конана, глядя на него так, будто хотела послушать и его рассказ, но это просто был знак вежливости.

— Гм… — кашлянул Шубал. — Надо сначала показать Конану некоторые вещи. Он тоже служит благородной Хаштрис, а до сих пор даже не видел своей кровати. Сейчас мы идем к госпоже. Она ждет нас во дворце.

— Во дворце!! — воскликнула старуха и поперхнулась смехом.

— В Корвеки… — вдруг брякнул Конан и моргнул. Роль зеваки порядком утомила его.

Женщина снова рассмеялась, а потом спросила:

— А что ты знаешь о Корвеки, большой парень? Разве ты из Кофа?

— Нет. Я из Киммерии, что к северу от…

— Ха! Киммерия! — перебила юношу старуха. — Я слышала про нее. Там всегда холодно! Но мне раньше не доводилось никого встречать из тех краев. Меня зовут Мишеллиса, Конан — киммериец. Приходи сегодня вечером с Шубалом, я устрою вам веселье! — она подмигнула и захихикала, как голодный шакал.

Варвар предпочел не поддерживать эту тему и сделал вид, что не расслышал последние слова.

— … к северу от Кофа, — как ни в чем не бывало, продолжил он. — Правда, я ничего не знаю о Корвеки. И упомянул это место только потому, что ты говорила, будто дыни оттуда.

— Ты это слышал, Шубал? Твой большой друг мне не верит!

— Не верь ей, Конан, а то потом она убедит тебя, что песок можно пить, — сказал шемит и шепнул Сфалане: — Позднее…, — потом зыркнул на разошедшуюся Мишеллису: — Шла бы ты в кровать, бабушка.

* * *

Визгливый смех старухи преследовал двоих молодых охранников еще добрых полбазара. Посмотрев на небо, Шубал произнес:

— Лучше поторопиться.

— Что такое Корвеки? — поинтересовался Конан.

— Баронство в Кофе, сразу за нашей западной границей. Когда-то было частью Хаурана, который, в свою очередь, являлся частью Кофа. Со времен Империи…

— Постой. Ты казался задумчивым, когда услышал это название.

— Я извиняюсь, — промурлыкал шемит и посторонился, пропуская молодую женщину. — Точно! — воскликнул он. — Думая о предстоящей ночи с Сфаланой, я почти об этом забыл. Именно в Корвеки видел я тот медальон! Следовательно, у Сергиануса точно такой же. А тот первый, висел на шее кофийского барона! Несколько лет назад я проезжал через его владения, направляясь в Хауран.

— Смотри, куда прешь, невежа! — огрызнулся на Конана мужчина с большим животом, одетый в щегольский ярко-зеленый наряд.

Киммериец так посмотрел на него, что толстяк, тряся подбородками, поспешил сам уступить дорогу, что-то бормоча под нос. А варвар продолжил пытать шемита:

— Ну же, Шубал. Как он выглядел, тот барон из Корвеки?

Шубал хохотнул, словно пролаял.

— Наверное, не так красиво как наш Сергианус! Это произошло пять лет тому назад. Старик Сабанатус… нет, кажется, Себанинус… скорее всего уже мертв. Он и тогда был очень старым человеком. Очень, Конан. А Сергианус так молод, что, пожалуй, даже не сгодился бы ему в сыновья.

Весь остаток пути до королевского дворца Конан обдумывал сказанное Шубалом. Кроме того, ему не давало покоя видение, что имело место быть в тронном зале.

Глава 6. Колдовство

Конан был представлен четырем домочадцам благородной Хаштрис, а потом Шубал отвел его в их общее жилище. Помещение оказалось больше чем те, в которых киммериец ранее проводил время сна. Полная, растрепанная, светловолосая девушка до бесконечности заверяла варвара, что сено в матрасе чистое и свежее, хотя ему, по большому счету, было все равно.

Юноша стянул с себя кольчугу и стеганую рубаху. Эврига, мыть пышнотелой девушки, габаритами превосходила дочь. Она стала снимать с Конана портняжную мерку, поскольку Хаштрис распорядилась пошить две туники для нового телохранителя. Толстуха без умолка трещала, кружа вокруг киммерийца и восторгаясь его внушительными размерами. Но когда ее дочь высказала предположение, что у такого парня должно быть всего много во всех местах, Эврига сердито приказала девушке выйти вон из комнаты. Дочка надулась, однако ушла, а ее мать обратилась к Конану:

— Даже не вздумай касаться своими лапами мою девочку! Слышишь?

Молодой варвар даже в мыслях не допускал подобное. А вот теперь призадумался. Что могло бы случиться, если б они с девушкой вдруг очутились на безлюдном острове и пробыли бы там эдак с полгода? Но вслух он сказал без намека на шутливый тон, не обращая внимания на Шубала, который строил рожи за спиной портнихи:

— Я слышу и буду послушен.

— Что-то не верится, — засопела Эврига.

— Ты хочешь, чтобы я еще поклялся? Я сделаю это с удовольствием.

Женщина кашлянула и продолжила замеры юноши, который возвышался над ней, как утес.

— Я клянусь Кромом, мрачным повелителем киммерийских гор! — торжественно произнес Конан. — А также Бадбом и Ллиром. И призываю в свидетели: Мананнана, Морриган и Ядовитого Немейна, что даже пальцем не дотронусь до твой дочери!

— Не знаю никого из них и не слышала никогда, — буркнула Эврига. — Лучше поклянись Иштар!

— Я клянусь Иштар, которая, как известно, родом из Немедии! А еще Сетом и Деркето…

— Не смей упоминать имени этой стигийской богини разврата, варвар!

— Ладно, — с готовностью согласился Конан, — тогда Йогом — Повелителем Демонов!

— Хорошо, достаточно, — поспешно кивнула женщина. — Я удовлетворена.

Закончив свое дело, она оставила приятелей одних.

Конан и Шубал тут же взорвались безудержным смехом. Шемит успокоился лишь на миг, чтобы констатировать, что у портнихи на него виды, и снова захохотал. Юноша не поддержал друга, так как эта Эврига могла бы быть его бабкой.

— Представляешь, Шубал, — сказал киммериец, когда веселье закончилось, — две туники! За все свою жизнь я не имел и трех!

— Тоже мне долго! — оскалил зубы шемит. — А сколько тебе, собственно лет, Конан?

— Восемнадцать.

— Понятно. С одной стороны ты выглядишь старше, а присмотришься — вроде даже и младше. Мне самому двадцать лет, друг мой, страж благородной госпожи Хаштрис.

Конан, которому в действительности было только семнадцать, кивнул головой, и они вместе отправились на ужин.

На кухне Спартус, управляющий Хаштрис, вручил варвару серебряную монету.

— За шесть таких можно купить меч вроде того, что ты носишь. А за восемь — хорошую кобылу, — пояснил он. — Но это не в счет твоего жалования. Просто нельзя ходить по столице, не имея гроша за душой.

— Сколько стоит кружка пива у Хилидеса? — Спросил Конан Шубала.

— Два медяка. Эту серебряную монету можно обменять на двадцать медяков.

— Значит, я достаточно богат, чтобы напиться, — ухмыльнулся киммериец и спрятал подальше монету с изображением королевы.

Шубал тоже посмеялся, после чего объявил, что у него имеются неотложные дела и ушел. Конан, догадываясь о «делах» шемита, почувствовал зависть к товарищу. Потом он вспомнил о своих обязанностях охранника, в которые входило обеспечивать безопасность госпожи, независимо от места, где находилась Хаштрис. Он закончил ужин и вышел на свежий воздух, чтобы проверить сад за домом. Пытаясь хоть как-то убить время, юноша затеял разговор с садовником, но тот не поддержал болтовню киммерийца. Старик оказался нелюдимым грубияном.

Конан находился в незнакомом городе среди чужих людей. Единственный друг покинул его, отправившись развлекаться в женском обществе. Варвару стало одиноко и неуютно. Задумчивый, он вернулся в отведенную им комнату.

Конечно же, Шубала там не было. Юноша маялся, не находя себе места. Он, то лежал, то сидел, то мерял шагами помещение. В его голове бродили мысли, касательно последних событий. Конан никак не мог понять, что привиделось ему в тот момент, когда его душа воссоединилась с телом. Это сильно беспокоило молодого киммерийца. Одновременно он не мог забыть, что нынешней ночью Шубал будет забавляться с аппетитными „дынями” Сфаланы. От этого становилось грустно вдвойне.

Где-то в недрах огромной, окутанной полумраком вилле находилась Хаштрис. Здесь, в своем доме она была госпожой, благородной дамой и родственницей королевы. И она уже не напоминала ту перепуганную женщину в обвалившейся палатке.

В конце концов, подобные размышления так измучили Конана, что он почувствовал острую необходимость побыстрее покинуть этот мирок, ставший слишком тесным даже для одного человека.

Варвар решил вновь выйти во двор и освободиться от давящего гнета четырех стен. Бесшумно, как пантера, киммериец шел по покрытым коврами коридорам, вдоль холодных мраморных стен. В доме господствовали сумерки и тишина. Через заднюю дверь он выбрался наружу.

На ветру шумели кроны деревьев, и шелестела трава. Ноздри киммерийца заполнились запахом свежей зелени и ночной прохлады. Проходя через тени, отбрасываемые луной, Конан запоминал расположение деревьев, кустарников и построек. В эти минуты он не стал бы возражать, если одному или двум грабителям вздумалось бы перелезть через стену. К сожалению, никто так и не появился, только ветки тихо перешептывались между собой.

Конан обошел здание поднялся на открытую веранду. Варвар посидел немного между колоннами цвета лазури с квадратными основаниями, рассматривая изображенных на них разных диковинных птиц.

Однако и это занятие ему вскоре наскучило, и он вернулся к парадным дверям, которые были заперты. «Хорошо» — подумал киммериец, одобрив такую предусмотрительность, и пошел к черному входу.

И эти двери были плотно закрыты. Тоже неплохо, но…

«Ну что ж» — рассудил Конан: «По крайней мере, никто не знает, что я вышел наружу. Луна стоит высоко. Уже середина ночи. Все-таки этот Спартус — весьма добросовестный слуга!».

В итоге варвар провел остаток ночи в саду. Проснувшись на восходе, он сел на ступеньках веранды. В животе начало урчать, пока Конан дожидался, когда встанет челядь благородной Хаштрис. Наконец, двери отперли. Конан стал объяснять, почему он ночевал на улице, чем развеселил Эвригу. Позже, когда юноша в одиночестве ел завтрак, повар начал ворчать, что туника киммерийца воняет.

— Подумаешь, — пробурчал Конан, не поднимая головы из-за деревянной миски, — не нравится — не нюхай. Лучше дай мне еще этого месива, в противном случае я расскажу госпоже, что ты с самого утра налился вином.

Добавку он получил без возражений. К тому же, его оставили в покое.

Шубал заглянул на кухню, когда Конан почти разделался со второй порцией. Они улыбнулись друг другу и шемит многозначительно подмигнул. Но никто из них и словом не обмолвился. «Наверное, было бы лучше завербоваться в какую-нибудь армию» — подумал про себя киммериец, оставляя Шубала с миской каши.

* * *

Конан сидел без дела все утро, что вовсе его не вдохновляло. Лишь после полудня, им с Шубалом выпала честь провожать хозяйку во дворец.

Хаштрис скрылась в тронном зале, а через некоторое время из-за расписных колонн возник Архаурус и сразу же подошел к Конану.

— Ты вчера очень внимательно наблюдал за господином Сергианусом, — заговорил вполголоса советник. — Когда наша королева освобождала тебя из-под власти черной магии, ты все время смотрел на него. В чем причина?

— Я … а могу ли я ответить на вопрос вопросом, Архаурус? Откуда прибыл этот человек?

— Видно тебе кажется, что ты знал его раньше. Не так ли?

Глаза советника были темнее беззвездной ночи, а взгляд острый, как осколок обсидиана. Облачение вельможи состояло из длинной, белой туники и темно-коричневых штанов. На груди висела неизменная королевская печать. Не дождавшись от Конана ответа, он продолжил сам:

— Я отвечу тебе, поскольку ты телохранитель кузины нашей королевы и герой, который доставил ее домой в целости и сохранности из недостойного Шадизара. Так вот. Сначала его заметили у западных ворот. Вид его был ужасен. Человек в богатой, но рваной и грязной одежде шел пешком. К тому же, весь окровавленный. Он назвал себя, и ему поверили по причине дворянских манер и медальона. Стражники отвели его к Акраллидусу, у которого мы тогда проводили совещание. И вскоре он предстал перед нами чисто вымытый и в новой одежде. Человек вкратце поведал, что подвергся нападению разбойников на подходе к столице. Они убили двоих членов его свиты и сбежали, услышав лай собак. Однако забрали коня у сына князя, его вещи и вьючных лошадей. Решив, что за ними будет погоня, бандиты поспешили ретироваться в сторону гор.

— Он был ранен?

— Нет, я бы так не сказал, — покачал головой Архаурус. — Кроме незначительного пореза на праве руке других ран у него не наблюдалось.

— Следовательно, он сражался, а кровь на его одежде могла принадлежать убитым врагам.

— Я вижу, что ты знаешь толк в драках и умеешь строить предположения. Это хорошо, мой мальчик, — советник посмотрел на юношу с одобрением. — Мы вежливо попросили его набраться терпения и послали людей, чтобы те осмотрели место происшествия. Сергианус отнесся с пониманием к нашим действиям, которые имели под собой цель проверки на достоверность событий. По своей сути, он обходительный и симпатичный человек. По возвращению наши люди подтвердили, что нашли трупы, кровь и следы от копыт множества лошадей. Все они вели на запад, в Коф.

— В Коф? — переспросил киммериец.

— Да. Это были следы удирающих разбойников.

«Ну, по крайней мере, удирающих коней» — подумал Конан и молча кивнул.

— Один окровавленный меч валялся на земле, — меж тем, продолжал Архаурус. — Все остальное оружие налетчики забрали с собой.

— Не убив при этом Сергиануса…

Архаурус поджал губы и окинул Конана остерегающим взглядом.

— Князь Сергианус, — сказал он, выделяя первое слово, — объяснил, что когда его люди пали, он, сброшенный с лошади, прикинулся мертвым. Поскольку пешему не удалось бы победить трех конные. Бандиты подходили к нему, чтобы проверить, жив ли он, когда услышали собачий лай. Один из нападающих громко объявил, что, несомненно, этот лай означает то, что приближаются какие-то люди. Разбойники не захотели рисковать и, собрав добычу, ускакали галопом.

— Может быть, князь Сергианус говорил, что ранил одного из них?

— Он утверждал, что даже двоих. Когда разбойники скрылись из виду, наш гость поднялся и пешком добрался до города. Мы отвели его к королеве. В нашем присутствии он повторил эту историю. Все подробности совпадали. В сложившейся непростой ситуации королева Йаламис предложила ему, как иноземцу и потомку знатного рода, к тому же ограбленному на ее земле, пристанище во дворце. Произошло это два месяца тому назад. Сергианус успел обжиться в Хауране.

— И он ухаживает за вашей повелительницей.

— Да, князь оказывает ей знаки внимания. Все это видят. Королева долгое время была одинокой и несчастной женщиной, Конан, а ей всего лишь чуть больше двадцати лет. Однако же она семь лет несет бремя короны и успела родить сестер-близнецов. Ты ведь слышал об этом?

— Приходилось…

— А о проклятии, давлеющим над королевской семьей?

— Да, про это я тоже знаю.

— И про то, что в нынешним столетии бедной Йаламис выпала участь произвести на свет ведьму, а потом принять трудное решение, касательно демонического ребенка?

— Да. А также то, что овдовела она через пару лет после родов.

— Раз так, значит, ты должен понимать, что все последнее время я был советником при несчастной королеве и даже в какой-то степени — отцом. От всех бед, свалившихся на ее голову, Йаламис выглядит старше своего возраста. А до встречи с немидийским князем она выглядела еще хуже. Ее многие годы мучили кошмары, в которых слышался плач ребенка, умершего в пустыне. Это была Саломея — источник всех несчастий, но ее королева выносила в своем лоне. Вот так-то, Конан, — вздохнул вельможа.

Юноша скорбно склонил голову. Варвар представить себе не мог, что если бы он был отцом, то смог решиться бы на подобный поступок. При любых обстоятельствах Конан не обрек бы на смерть собственное дитя.

— Я понимаю и благодарю тебя, Архаурус, за посвященное мне время, — громко сказал киммериец. — Но… Следовательно, позднее, когда прибыл немедийский князь… — подбирал слова юноша, думая про себя: «Только княжества Торы нет, и не было никогда такого князя».

— Да, когда появился молодой князь, наша королева сбросила груз лет, как сильное дерево сбрасывает мертвые листья, и расцвела, словно весенний цветок. Я видел, Конан, как искра жизни зажглась в ее печальных глазах. Теперь моя королева светится радостью. И думаю, что господин Сергианус — самое значимое событие для Йаламис и Хаурана в целом за много лет. Наверное, такое же, как встреча кузины королевы с тобой, спасителем ее жизни. В общем, сейчас королева и князь Сергианус увлечены друг другом, хотя не являются любовниками.

— Пока что нет, — вставил Шубал, который незаметно для Архауруса приблизился к ним сзади.

Конан заметил подходящего шемита, но не видел причин прерывать королевского советника, а Архаурус, вздрогнув, неприязненно посмотрел на Шубала.

— Видимо тот факт, что какой-то безземельный немедиец, возможно, скоро станет владыкой Хаурана — не слишком беспокоит тебя, — скорее утверждая, чем задавая вопрос, сказал варвар.

— Конечно, нет — возразил советник.

— Если выбирать, то безземельный авантюрист выглядит предпочтительней нежели, скажем, повелитель страны, который давно положил глаз на маленького соседа, — убежденно сказал шемит.

— Очевидно, Шубал имеет в виду Коф, — предположил Архаурус. — Однако нельзя с уверенностью называть князя Сергиануса «авантюристом».

— Кем бы он не был — все одно лучше кофийца. Ведь ни для кого не секрет, что Коф с удовольствием бы отдал свои западные провинции в обмен на доминирование над Хаураном!

— Хммм, — тактично кашлянул советник. — Но Конан… ты так и не ответил на мой первый вопрос: Почему ты так навязчиво разглядывал господина Сергиануса? Ты видел его раньше?

— Нет, то, что я увидел, было … — начал киммериец, но вдруг в его голове созрел некий замысел. Мысль блеснула в мозгу подобно драгоценному камню. — Скажи, Архаурус, ты умеешь читать по турански?

На лице вельможи отразилось удивление и некоторая растерянность, однако он кивнул утвердительно.

— Да, — сказал Архаурус и перешел на туранский: — Да, я говорю, читаю и пишу на этом языке, Конан. Почему ты спрашиваешь?

— Потому, что это единственный язык, на котором я умею писать, правда, не очень хорошо. А ты, Шубал …знаешь грамоту?

— Ну… — Шубал не казался слишком уверенным, — шемицкую неплохо…

— Шемитское письмо я тоже способен прочесть, — не без гордости объявил советник.

— А я — нет, — развел руками Конан.

— Сказать по правде, — протянул Шубал, — я все же лучше пишу по кофийски.

Население Хаурана говорило на диалекте кофийского языка. Письменность еще больше напоминала первоисточник.

— Вот я хочу проверить одну догадку, — сказал варвар. — Шубал, опиши, как выглядел человек, о котором мы разговаривали вчера, у которого был медальон.

— Сергианус?

— Нет, тот второй и не произноси его имя, Шубал.

— Понятно. Но он, наверное, уже отошел в мир иной, Конан. Это было четыре года тому назад. Почти пять.

— И все же послушайся меня.

Шубал согласился, и все три пошли в канцелярию. Старый писарь не испытал восторга, когда расставался с двумя листами дорогой кхитайской бумаги в пользу не вызывающих особого доверия наемников. Однако, как-никак, они были людьми благородной Хаштрис, их просьбу поддержал советник трона и чиновник не посмел отказать.

Киммериец и шемит повернулись друг к другу спинами и принялись составлять описание, каждый свое. Заинтригованный Архаурус ждал. Он сгорал от нетерпения, которое вскоре грозило перерасти в гнев.

Конан и Шубал иногда прерывались, чтобы освежить свои воспоминания или подобрать подходящие слова. Время от времени, у каждого из них с губ срывалось проклятие на совершенно разных языках, отличных от того, на котором оба писали.

Варвар закончил чуть раньше своего товарища, после чего Архаурус вопросительно взглянул на него. Конан велел шемиту читать первым.

— «Он глубокий старик», — начал Шубал, стесняясь как мальчик, хотя читал свое собственное творение. — «Его голова почти лысая. Остатки выцветших волос бахромой свисаю с висков и затылка. Руки и лысина покрыты старческими пятнами. Глаза все время щурит. Скорее всего, видит он скверно. Его левое веко обвисло, равно как и губа. Вокруг глубокие морщины. Зубы пожелтели, двух справа не хватает…»

— Сверху или снизу? — прервал его Конан.

— Снизу. «Усы седые, более густые с левой стороны. Очень худой. Руки трясутся, на них видны набухшие жилы». Вот, собственно и все, — шемит поднял голову и расправил плечи.

— И ты описал … — Конан заметно побледнел.

— Себанинуса, барона Корвеки из Кофа.

— Слушай, Конан, какой прок в этих ученических упражнениях? — вконец потерял терпение советник.

— Эх, Архаурус! Это все колдовство. Некий человек, которого мы встретили вчера, утверждал, что Тора в Немедии совсем не княжество, а баронство. Или Сергианус хотел придать себе вес, или просто об этом не знал … А Шубал узнал его медальон. Он вспомнил, что видел данный предмет около пяти лет тому назад на груди барона кофийской провинции Корвеки.

— Какой смысл выяснять такие пустяки? — Архаурус простонал и воздел вверх руки.

— А такой, — сказал Конан, — что Сергианус выступил с протестом в тот момент, когда королева замахнулась, чтобы разбить зеркало. Поэтому, пока душа ко мне не возвратилась, я смотрел только на него. А потом он на какой-то миг вдруг изменился. Я увидел совершенно другого человека в той же одежде и с тем же медальоном. Мне не доводилось раньше бывать на востоке Кофа или в Хауране. И тем более, я никогда не встречал владыку Корвеки. Но, послушай, господин советник, кого я вчера увидел рядом с твоей королевой.

И юноша громко прочел то, что написал:

— Высокий, худой, очень старый мужчина с лысиной испещренной желтоватыми пятнами и венчиком жидких волос, похожих на потрепанную занавеску. Его белые усы, более густые слева, а левое веко и уголок губы опущены. Морщины избороздили лицо подобно глубоким ущельям, особенно вокруг губ. Во рту, как видно с первого взгляда, не хватает справа двух нижних зубов. Руки дрожат, а жилы на них похожи на толстых гусениц. Кожа блестящая, с пятнами, без волос. Еще я заметил маленькую коричневую бородавку на щеке под левой ноздрей.

— Точно такая была у барона Себанинуса! — воскликнул Шубал. — Написанное тобой — это его точный портрет! — шемит нервно почесал грудь. — Но как…

— Типичное колдовство, — ответил Конан.

— Решительно невозможно, — сказал королевский советник. — Просто случайное совпадение. Такое словесное описание подходит к большинству пожилых людей. Какое отношение оно имеет к настоящей ситуации? Кого это может коснуться?

— Вполне может касаться Хаурана, — допустил киммериец. — Предположим, что дела обстоят именно так. Что каким-то образом кофийский барон обрел внешность молодого человека и специально прислан сюда. Возможно, своим королем, который по твоим словам поглядывает с жадностью на Хауран. Следовательно, этот человек прибыл, чтобы соблазнить, а после и жениться на одинокой королеве.

— И присоединить Хауран к Кофу! — выпалил шемит.

— Колдовство, — повторил юноша. — А я, как жертва злых чар, смог прикоснуться к нему в тот момент, когда эти чары снимали с меня.

Трое мужчин долго переглядывались в молчании, пока этому их занятию не помешала Хаштрис, готовая к возвращению домой.

* * *

Когда сумерки окрасили дворец в оттенки багрового и фиолетового цвета, Сергианус сидел рядом с Йаламис в ее личных покоях. Он развивал тему, относительно предложения Акраллидус, касающегося женитьбы его сына. Молодой господин смотрел перед собой, а королева, словно зачарованная, смотрела ему в рот. Ее веки несколько оттеняли глубокие мечтательные глаза, но не скрывали блестевших в них искорок любви. Похожим взглядом некоторые рабыни смотрят на своих господ.

Ее колено передвинулось и прижалось к бедру Сергиануса, тогда он взглянул на нее. Заговорил дворянин раздраженно и даже с обвинением. Совсем не так, как подобает обращаться к королеве:

— Йаламис! Да слушаешь ли ты меня?

— Да, — тихо ответила она. — Если ты считаешь, что идея плохая, то я прямо скажу это Акраллидусу и делу конец.

— Ты говоришь так, но в то же время мысли твои, будто, направлены на другое.

— Это правда…

— Ты можешь уделять больше внимания делам, которые касаются твоего королевства?

— Только не тогда, когда я с тобой.

— Может быть, прекратишь смотреть на меня такими глазами, госпожа?

— Нет, Сергианус, — мягко сказала королева. — А зачем? Тебе что-то не нравится?

Он небрежно погладил женщину по бедру.

— Я должен идти.

— Но почему? — тихо спросила она и придвинулась ближе, при этом губы ее остались приоткрытыми.

Сергианус коснулся их своими губами. Лишь слегка коснулся и тут же отстранил ее от себя.

— Потому что так надо, — отрезал он и направился к дверям, оставляя королеву Хаурана в одиночестве.

Йаламис посмотрела ему вслед затуманенным взором и вздохнула.

Когда Сергианус вышел в коридор, его лицо расплылось в торжествующей улыбке. «Все! Королева — моя!» — думал он, ощущая полноту власти над влюбленной женщиной: «Скоро она будет меня умолять!».

Пребывая в прекрасном настроении и широко улыбаясь, Сергианус удалился в свою палату. Там его ждал Архаурус, советник правительницы Хаурана.

Глава 7. Росела и убийцы

Вечером следующего дня Хаштрис опять посетила дворец Йаламис, чтобы провести время с кузиной за настольными играми. Она намеревалась остаться там на всю ночь, а если и вернуться домой, то в сопровождении королевских стражников. Так или иначе, но Конан и Шубал оказались свободными от своих обязанностей. По такому случаю друзья решили отправиться в таверну Хилидеса.

Когда Конана допивал первую кружку пива, в дверях трактира появилась фигура девушки. На вид ей было лет пятнадцать. Локоны каштанового цвета обрамляли ее лицо в форме сердечка. Большие глаза напоминали полукруглую яшму.

Коротенькая желтая туника, едва прикрывающая стройное тело, была разорвана на плече, выставляя на обозрение гладкую блестящую кожу. Волоокая девушка тяжело дышала, как после бега. Ее взгляд проскользнул по посетителям заведения и задержался на молодом варваре. Она подскочила к киммерийцу и уселась к нему на колени. Все произошло так быстро, что Конан не успел даже запротестовать, а проворная девица обвила руками его могучую шею и зашептала:

— Пожалуйста, сделай вид, что я твоя женщина. Если же сюда зайдет мужчина в поисках меня, то посмотри на него грозно!

Конан не стал возражать и более чем охотно обнял незнакомку. Ладонь юноши совершила путешествие по ее спине и остановилась отдохнуть на плоском, мягком животе.

Почти в тот же миг в таверну заглянул мужчина, который также запыхался от бега. Он осмотрел внутреннюю обстановку кабачка и когда заметил варвара, тот окинул его мрачным взглядом.

Человек стиснул челюсти, оценив мощное плечо киммерийца, которое заслоняло собой девушку. Потом он посмотрел в ледяные глаза Конана, напоминающие лезвия кинжалов, готовых впиться в его плоть. Немного поразмыслив, мужчина скрипнул зубами и вышел на улицу.

Девушку звали Росела, и была она поистине прекрасна. Скоро Шубал почувствовал себя лишним, словно каким-нибудь третьим конем у дышла. Совершенно очевидно киммерийцу вполне хватало общества Роселы. Прошлой ночью Конан пребывал в одиночестве и сейчас не испытывал никакого сочувствия к товарищу. Он даже не взглянул вслед шемиту, покидавшего таверну.

Несколько мгновений спустя с улицы раздался крик. Одновременно с ним, послышался лязг стали скрестившихся клинков. Хрупкую Роселу будто ветром сдуло с колен Конана, когда тот с проклятием вскочил на ноги. Обнажив меч, варвар бросился к дверям. Прямо напротив входа в трактир, на плохо освещенной улице, лежал умирающий человек. Двое других, скрывающих лица под масками, атаковали четвертого, которым был, никто иной как, Шубал. Именно его крик слышал Конан, и он же снова выкрикнул имя друга. На возглас шемита один из нападавших оглянулся. И поэтому меч киммерийца попал ему не сбоку в шею, а точно пронзил горло. Из раны толчком выплеснулась кровь. Мужчина попятился. Он сделал пять-шесть шатких шагов назад, изумленно разглядывая окрасившиеся в красный цвет ладони, после чего без звука упал на землю. Тем временем, Конан и Шубал с двух сторон проткнули живот и шею последнего налетчика.

Три трупа лежали в кровавой луже. Конан увидел, что кровь также обильно струится из разрубленного левого предплечья шемита. Шубал оставил свой меч в животе бандита и теперь зажимал ладонью глубокую рану.

— Мне нечем было защититься, — сказал он, словно оправдываясь. — Пришлось выбирать: или подставить руку, или лишиться половины лица.

— Только не потеряй сознание, сядь. — Конан обернулся и увидел на пороге таверны перепуганную Роселу. Из-за ее спины выглядывали многочисленные лица посетителей. — Эй, девушка, принеси сюда скорее кувшин вина, — гаркнул киммериец. — А вы там! Дайте же ей пройти!

Он повернулся опять к Шубалу и убедился, что его товарищ присел возле первого убитого.

— Это несчастный старина Небионо, — вздохнул шемит. — Его прикончили перед тем, как ты выскочил из дверей.

«Тот самый немедиец» — отметил про себя Конан. Тут он заметил приближающийся огонек и услышал топот шагов. Из сумрака вынырнули четверо мужчин с обнаженными мечами.

— Что здесь происходит? — спросил тот, кто держал над собой масляный светильник. — Вы ведь оба чужеземцы, не так ли?

Конан, видя, что перед ним солдаты городской охраны, сердито фыркнул:

— И что с того? Ты не любишь чужеземцев? — варвар искоса зыркнул на молодого стражника.

«Надутый щенок!» — подумал он про себя: «Высокомерный петух, который получил толику власти!».

— Не люблю тогда, когда вижу три трупа! — сказал солдат с фонарем. — Считайте, что вы арестованы.

— А ты считай, что обрел проблемы на свою голову, если еще раз позволишь себе сказать нечто подобное, капрал, — вдруг подал голос шемит. — Меня зовут Шубал, а это Конан. Мы оба являемся телохранителями благородной Хаштрис, которая, как известно даже иноземцам, приходится кузиной королеве Йаламис! Лучше закрой рот и открой пошире глаза, тогда, может быть, увидишь, что у двух трупов лица в масках. Ну что? Все еще хочешь нас задержать?

Киммериец с трудом сдержал улыбку. Он и не подозревал, что его товарищ обладает даром красноречия. Четверо стражей молча переминались с ноги на ногу. Трое подчиненных вопросительно поглядывали на командира, который все же решился разлепить губы:

— Шубал, говоришь?

— Да. И Конан. А вот я пока не услышал твоего имени.

Капрал воспользовался случаем и опустился на одно колено около мертвого убийцы. Таким образом, имя, которое он пробубнил, прозвучало неотчетливо. Конан с Шубалом переглянулись, улыбнувшись многозначительно друг другу. У шемита кровотечение несколько ослабло, но он по-прежнему сжимал раненное плечо.

— И в правду, замаскированный, — изрек командир стражников. — И мертвый. Уфф. А это твой меч, Шубал?

— Второй тоже не дышит, — объявил солдат, осматривающий жертву Конана. — Я готов поклясться, что он истек кровью.

— Да, меч мой, — спокойно сказал шемит.

Командир выпрямился.

— Воры?

— Скорее убийцы, — сквозь зубы процедил Шубал. — Порешили вон того человека. А у бедняги даже оружия не было.

— Ты знаешь кого-нибудь из них?

— Это Небионо. Немедиец, который издавна проживал здесь и был кожевником. А тех двоих… Ой! Конан, что ты делаешь?!

— Да успокойся ты! — рявкнул варвар. — Я выливаю вино, на твою рану. Росела, далеко не отходи! Болит, Шубал? Ладно. Мы сейчас позаимствуем у этого убийцы часть его плаща и перевяжем тебе руку.

— Не надо, — сказала Росэля, — оторви пояс от моей туники. А эта епанча слишком грязная.

— Кром! Послушай, девушка! На тебе и так уже почти ничего нет! Не двигайся, Шубал. Пусть вино впитается. Вино хорошо помогает от ран.

— Какая расточительность … — засопел шемит.

Росела не ушла. Ее туника осталась нетронутой только для того, чтобы позднее ее мог снять киммериец. Руку Шубала, в конце концов, обвязали шарфом одного из стражников. Ни солдаты, ни посетители таверны, так и не опознали никого из замаскированных бандитов. Возможно, один из них, если бы раненный Шубал не оставил свой меч в его внутренностях, мог бы прожить чуть дольше и, глядишь, ответить на кое-какие вопросы. Но, видно, не судьба. Капрал, стараясь сгладить недоразумение, уплатил Хилидесу по счету шемита и киммерийца. После чего он вежливо попросил, чтобы оба приятеля пришли завтра к судье и дали показания по поводу вечернего происшествия. Пусть налетчики в масках были убиты при самозащите, но убийство есть убийство. В отличие от тех же Шадизара или Аренджуна, в столице Хаурана чтили закон и порядок. Суд в любом случае должен рассмотреть дело и отчитаться перед градоначальником Акраллидусом.

* * *

— Шубал, — обратился Конан к товарищу, когда стражники покинули улицу, забрав с собой трупы, — у тебя есть силы, чтобы идти?

— Куда?

— Ну, мы проводим тебя до дома Сфаланы, а потом … пойдем в свою сторону. Только подумай, как прелестная хозяйка дынь будет ухаживать за своим раненным героем! А я завтра скажу благородной Хаштрис и бесценному Спартусу, что ты пострадал в жестокой схватке с бандитами. Думаю, никто не будет иметь ничего против твоего отсутствия. Возможно, сама госпожа Хаштрис захочет лично увидеться с судьей.

— Хм! Но Сфалана в эту позднюю пору может уже быть в кровати …

— Будет тебе. Неужели ты подозреваешь, что она не захочет с радостью принять под своей крышей бедного, раненого воина? О ее ложе я не стану даже поминать…

— Хммм. А ты сам, чем займешься?

— Я покажу Роселе сад за дворцом Хаштрис.

— Но, Конан… — начала девушка.

— Тссс, Росела. Только скажи — нет, и я переверну целый город, чтобы вновь найти ту ласку, которая привела тебя в мои объятья, и отдать обратно тебе!

— Нет уж, я ухвачусь за твою руку, и ты ни за что не сумеешь меня от себя оторвать.

Шубал рассмеялся и подошел к киммерийцу.

— Значит, идем к Сфалане!

— Точно — к Сфалане, а потом в сад!

* * *

Конан и Росела проводили раненого шемита к дому продавщицы плодов, а после варвар отвел девушку в сады благородной Хаштрис, где показал ей все то, чему выучился у куртизанки в Шадизаре. Обретя свою душу чувствуя под боком нежную Роселу, юноша забыл о беспокоящих его подозрениях касательно Сергиануса из Немедии. Или все-таки из Кофа?

Так, безмятежно, без особых хлопот, пролетела целая неделя. Пока, в один прекрасный день, варвар не оказался обременен некими странными обязанностями…

Глава 8. Неудавшийся заговор

Все началось с того момента, когда Росела получила работу при дворе, а плечо Шубала затянулось сизым рубцом. Королева, держа данное ею ранее обещание, уехала из столицы в другой хауранский город, чтобы принять участие в освещении нового храма Иштар. В поездку с ней отправились Сергианус и Акраллидус. Маленькую принцессу Тарамис на время взяла под опеку Хаштрис.

Было решено, что ребенок не поселится в доме кузины, но останется во дворце. Само собой, Конан и Шубал сопровождали свою госпожу при переезде. Киммерийца текущий поворот событий никак не удовлетворил. Не помогло даже сознание того, что Росела будет находиться рядом. Он скрежетал зубами всякий раз от мысли, что теперь придется присматривать за капризным ребенком.

До сих пор варвар лишь однажды видел Тарамис. Совершенно очевидно, что принцесса тогда едва ли его заметила. Она с рождения привыкла к обществу вооруженных мужчин и вряд ли уделяла их лицам больше внимания, чем ложкам супа во времени еды.

После обеда Тарамис быстро сморило. Хаштрис отвела девочку в ее покои и уложила в кровать. Пока принцесса спала, Конан не ощутил себя намного счастливее. Ему пришлось охранять ее сон в компании с Шубалом и Хаштрис в палате, прилегающей к спальне. Стены огромного помещения, где они находились, были отделаны шелком и сатином традиционных для Хаурана цветов: белым, зеленым и бледно-желтым. Шемит и госпожа пытались научить варвара какой-то игре, но он оказался не очень смышленым учеником.

Через некоторое время Хаштрис объявила, что у нее имеются кое-какие дела и удалилась, оставив охранников одних. Шубал тут же собрался на поиски вина и направился к дверям. Его почин Конан поддержал негромкими аплодисментами. «В итоги дошло до того, что воина сделали нянькой!» — думал про себя вконец расстроенный юноша.

И вдруг неожиданно пришло спасение. Качая бедрами и кокетливо улыбаясь, в палату вплыла Росела с кубком в руках.

— Эй, а ну убери от меня эту огромную лапу, молодчик! — со смехом сказала девушка. — Это вино из личных погребов королевы! Лучше пей быстрее пока кто-нибудь не пришел, иначе меня накажут за кражу. Ох! Я едва жива после вчерашней ночи!

Конан, забавно гримасничая, быстро пригубил напиток.

— Хмм, неплохо — сказал он тоном знатока, отлично разбирающегося в королевских винах.

Варвар, ущипнув Роселу за мягкое место, залпом опорожнил кубок. Затем со вздохом удовлетворения отставил пустой серебряный сосуд и принялся развязывать лиф девушки.

— А теперь, моя дорога, попробуй хорошего вина из моих губ!

— Ох, Конан, ты такой …

Он стал целовать ее, как вдруг его глаза застлал мрак. Мир качнулся, и юноша повалился на пол.

* * *

Первыми, кого вновь увидел Конан после тяжелого обморока, были Шубал и Хаштрис. Они всеми силами, тормоша и отвешивая пощечины, старались привести его в чувство. Сквозь пелену тумана он смог разглядеть слезы, блестевшие на лице женщины.

Что все это значит? Варвар молниеносно вскочил на ноги, и схватился было за меч. Но тот исчез. Ничего не понимая, Конан сначала посмотрел на Шубала. Потом стал озираться вокруг и только тогда заметил, что на красивом, зеленом, расшитом золотом ковре покоится в луже крови человек. Мужчина лежал неподвижно, вцепившись пальцами в рукоятку меча киммерийца. Юноша на миг остолбенел, еще раз растерянно взглянул на хозяйку и приятеля, после чего сел так же быстро, как только что поднялся.

— Несколько раз ты спасал мою жизнь, Конан, — сказал шемит, — и я благодарен Иштар, что смог частично вернуть долг.

Варвар лишь таращил глаза. В его голове царил полный хаос.

— Твой друг спас тебя и принцессу. Этот человек хотел вас убить — пояснила Хаштрис.

— Тебя усыпили, — добавил Шубал, — как чуть раньше Тарамис. Я, к счастью, пришел вовремя и застал этого негодяя, который крался в спальню принцессы с твоим мечом в руке.

Конан потряс головой. Усыпили? А как же Росела…

— Но зачем?

— Я предполагаю, что этот подлец хотел прикончить принцессу и выставить все таким образом, чтобы дело выглядело так, будто ты ее убил, мой киммерийский друг. Проверь, может, ты его узнаешь.

Конан еще долго хлопал глазами, силясь вникнуть в суть происшествия. Наконец, он стал на колено возле человека, кровь которого пропитала королевский ковер. Без всякого нелепого «уважения к смерти», о котором он в первый раз услышал здесь, в цивилизованном Хауране, юноша повернул голову мертвеца.

Труп смотрел ввысь остекленевшим взором.

— Он … я знаю его, то есть, видел раньше… Шубал! Это этот самый малый, который прибегал в ту ночь в таверну за Роселой!

— Ага. Но не за Роселой же он сегодня пришел!

Киммериец забрал свой меч из руки мужчины, не успевшей еще окоченеть, и спрятал в ножны.

— Росела пришла сюда сразу же после твоего ухода, — сказал он. — Она принесла мне вина в серебряном кубке …

— Ее тут не было, когда я вошел, — тихо промолвил шемит и покачал головой. — Знаешь, Конан, скорее всего, твоя встреча с ней — это не просто случайность. Думаю, она и этот человек затеяли измену. Нас обвели вокруг пальца.

— Той же самой ночью убили немедийца и попробовали расправиться с тобой…

— А сегодня пришла очередь Тарамис! — воскликнула Хаштрис, заламывая руки. — Почему?

Конан грязно выругался. Он теперь понял, что Росела сделала из него дурака. Киммериец вспомнил, как девушка бросилась ему на шею. С тех пор она все время была с ним. Постоянно ластилась, втираясь в доверие, чтобы использовать в своих целях! И ей это почти удалось… Тарамис должна была умереть, а он, Конан, стал бы на веки проклят! Да и что же можно было бы еще ждать от варвара, о котором на самом деле никто ничего не знал?…

— Девка была инструментом в чьих-то руках! — Конан пнул труп мужчины убитого Шубалом. — Так же, как убийцы того парня из Немедии… Ведь только Небионо знал, что у него на родине нет княжества Торы!

— Да, друг мой, — согласился с ним шемит, мрачно качая головой. — Вспомни наш «урок письма». Когда ты распознал Себанинуса, врагам стало ясно, что ты представляешь опасность. Если б принцесса крови была умерщвлена, у королевы появился бы дополнительный повод искать успокоение в мужских объятиях и вторично выйти замуж. А позднее… возможно, ей самой было бы суждено умереть, оставив после себя сына — наследника владык Хаурана и Кофа! Всю вину за отвратительное убийство можно было бы свалить на тебя и навсегда очернить твое имя.

— О чем ты говоришь? — всполошилась Хаштрис. — О КОМ?

— Следовательно, он нам изменил, — Конан уловил ход рассуждений товарища. — Мы ведь подтвердили свои подозрения его хауранскому союзнику!

— Я хочу знать все! — решительно потребовала Хаштрис, наскоро утерев слезы. — Кто эти люди?

Ее телохранители посмотрели друг на друга. Приняв решение, они кивнули и поведали госпоже обо всем. Выслушав их, потрясенная женщина опустилась на заваленную желтыми подушками кушетку.

— О, Иштар! — прошептала она. — А я, завидев бегущую Роселу, подумала, что Конан обидел чем-то ее!

— Ты ее видела? Где?!

— Она выбежала в сад…

Стиснув зубы, киммериец кинулся вон из палаты. Ноги его подкашивались, а в голове стоял шум, когда он проносился по коридорам дворца. Раз за разом, юноша в бешенстве сжимал кулаки, раня при этом ногтями ладони.

Вскоре Конан оказался в обширном, цветущем саду. Он не звал изменницу по имени, но искал ее в молчании. Довольно быстро варвар нашел Роселу в отдаленной беседке, среди низких, вечнозеленых кустов, подрезанных в виде конских голов.

Она лежала на земле. На ее животе виднелись раны после нескольких ударов ножом.

— Ох … Конан…

Киммериец присел рядом, не дотрагиваясь до девушки. Его глаза остались холодными, а голос дрожал из гнева:

— Рассказывай как есть, Росела! Так или иначе — судьба твоя предрешена. С такими ранами на животе долго не живут. Но сначала ты мне все расскажешь! В противном случае я обещаю, что ты будешь умирать в таких муках, которые тебе и не снились!

— Уубей мменя, Конан…

— Кто, Росела? Отвечай!

— Арх … Архаурус. Он нанял моего брата и меня … той ночью. Я… должна была тебя соблазнить… и завоевать твое… доверие…

— Ну что ж, тебе это удалось, сука! Значит, то был сам королевский советник? А сегодня?

— Он знал, что королеве предстоит поездка и поэтому дал мне работу во дворце. Это все он … Ох, как больно! Конан… это он настоял на том, чтобы принцесса осталась здесь с Хаштрис и, тем самым, хотел заманить тебя, как охранника при госпоже… Еду Тарамис… приправили сонным зельем. И вино, что я тебе… принесла. Мне жаль, Конан… прости…

— Безусловно, тебе жаль. Давай дальше! Это Архаурус пырнул тебя ножом?

— Мой брат Нардиус собирался… убить принцессу твоим мечом, — девушка говорила с все большим трудом. — Мы будем богаты, так сказал Архаурус… Он пришел сюда. Теперь… вместо награды…

— Вместо этого он отблагодарил тебя острой сталью, когда ты ждала обещанную плату, не так ли? Но этот пес даже не сумел довести дело до конца. Не смог добить и оставил умирать в мучениях. Нет, ты не тот сообщник, которого следовало обогатить, Росела! Ты просто жалкий наймит, знающий слишком много. Твоя смерть была предопределена с самого начала. Ты достойна такого конца, Росела.

Девушка молча лежала и смотрела на него. Слезы струились по ее лицу. Потом глаза и рот Роселы широко распахнулись. По телу прошла судорога, и оно распрямилось. Агония закончилась последним длинным вздохом.

Варвар оставил труп пятнадцатилетней предательницы, которая, однако, какой-то период была его женщиной. В очередной раз он поклялся себе никогда не влюбляться, а всего лишь использовать девушек, встретившихся на его пути. Он ушел, так и не прикрыв глаз коварной соблазнительницы.

* * *

Хаштрис, Шубал и Конан решили между собой никому не говорить о неудавшемся покушении, поскольку, очевидно, никто кроме Архауруса не знал о заговоре.

— Позволь мне его убить, — угрюмо сказал киммериец, обращаясь к госпоже. — Мы сможем позднее перенести тело брата Роселы, чтобы все поверили, будто он прикончил Архауруса. Мы также скажем, что прибыли слишком поздно и не успели помешать убийце. Но перед тем как умереть, он указал на Сергиануса и…

— Нет, Конан! — прервала юношу Хаштрис, кусая губы и выворачивая пальцы так, что ногти на них побелели. — И еще раз — нет! Это королевский дворец! Данное дело касается моей двоюродной сестры. Она действительно любит Сергиануса! Несчастная женщина…

— Ну, а что если ты пригласишь его на ужин, — гнул свое варвар, — а я убью его «в припадке безумия»! Королева не узнает, что ее обманули, и будет спасена вместе с Хаураном. Только ты, госпожа, должна будешь дать мне немного времени, чтобы я успел сбежать из страны.

— Ты хочешь взять все на себя?…

— А почему бы нет? Я чужеземец и ничто кроме данного тебе слова меня здесь не держит. Я хочу убраться из этого проклятого королевства, благородная госпожа. Но за мной остался долг королеве Йаламис… Не думаешь ли ты, что я был бы против, увидеть кровь Архауруса и Сергиануса на своих руках? — юноша вытянул вперед ладони и, выпучив глаза, посмотрел на Хаштрис сквозь растопыренные пальцы. — Я жажду их крови!

С трудом, но все же, Хаштрис удалось его убедить. Конан и Шубал закопали в саду завернутые в ковер тела Роселы и ее брата. Благородная дама собственноручно смыла кровь с пола, после чего позвала прислугу и велела постелить новый ковер. Никто при этом не посмел поинтересоваться, что случилось со старым.

Когда все признаки несостоявшегося покушения были уничтожены, Хаштрис обещала киммерийцу серьезно поговорить со своей кузиной. Конан не захотел больше оставаться во дворце, заявив, что если ему встретится Архаурус, то он его непременно тут же и убьет. В конце концов, его отпустили восвояси. И в эту ночь молодой варвар напился сильнее, чем когда-либо.

* * *

Спустя пару дней, Хаштрис попыталась переговорить с королевой, а после отчиталась перед своими охранниками.

— Йаламис хотела только разговаривать с Сергианусом. Со своим дорогим Сергианусом! — объясняла отчаявшаяся Хаштрис. — Я пробовала ей сказать. Но не получилось. И все же королева согласилась встретиться с вами наедине.

Конан и Шубал переглянулись, и оба согласно кивнули.

Тем же вечером раздраженная Кхасхтрис вызвала к себе киммерийца и предложила ему провести эту ночь с ней, но тот деликатно отказался.

Глава 9. Волк в Хауране

Королева действительно приняла Конана и Шубала. Друзья пробовали рассказать ей все, что им стало известно и поделились своими соображениями насчет сложившейся непростой ситуации вокруг престола. Однако Йаламис и слушать ничего не хотела. Она даже мысли дурной не допускала касательно Сергиануса, которого назвала своим женихом. Кончилось тем, что королева прервала аудиенцию, сказав, что их присутствие во дворце нежелательно. Кроме того, шемиту и киммерийцу было объявлено, что после завтрашнего пира Хаштрис проводят домой королевские гвардейцы.

Двое молодых людей с гордым видом покинули негостеприимный дворец.

— О, Боги! Нам никто не верит! — сокрушался Шубал. — Осталось только попытаться все объяснить Акраллидусу, надеясь на его здравый смысл.

— Проще будет, если я пойду и запихну кусок стали в проклятого соблазнителя Сергиануса. Может, правильнее сказать Себанинуса, или как там зовут этого плута… — буркнул Конан. — С ума сойти, она полюбила демона!

— А сам-то ты, что чувствовал, будучи с Роселой?

— Заткнись, Шубал!

Шемит вздохнул и посмотрел в лицо товарища. Они стояли посреди площади между монаршим дворцом и величественным храмом Иштар.

— Нет, Конан. Не думай об этом. Ты не сумеешь этого сделать. Мы теперь под надзором, и королева никогда не разрешит нам даже приблизиться к Сергианусу! Послушай, прекрати глазеть на эти стены и отставь глупые мысли насчет их преодоления! Мы должны посоветоваться с мудрым Акраллидусом, а также с Хаштрис. Может быть, нам вчетвером удастся разработать план действия. Акраллидус нам поверит. Он просто обязан поверить. Это наша единственная надежда.

— Наша единственная надежда на наши мечи, Шубал.

— Это варварский способ! Неужели ты озабочен лишь тем, чтобы оставить после себя реки крови?

Конан окинул шемита ледяным взглядом, и Шубал, смутившись, попросил киммерийца забыть о его последних словах.

Но все же, варвар, после некоторых раздумий, согласился на встречу с Акраллидусом.

* * *

— Но как? — спросил градоначальник, выслушав удивительную историю. Он некоторое время растеряно осматривал убранство комнаты на вилле Хаштрис, словно гобелены на стенах могли дать ему ответ. — Каким образом барон Себанинус смог омолодиться, или предать себе юношеский вид, а может…

— Вдруг он украл тело другого, более молодого человека? — предположил Конан.

Глаза киммерийца горели. Все это пустая болтовня и еще раз болтовня. Юноша уже был сыт ею по горло. Терпение его уже давно истощилось. Сейчас он напоминал волка, посаженного на цепь.

— И способ, которым он прибыл… Пешком, весь потрепанный и в крови…, — озвучивал свои мысли вельможа.

— Эта кровь не его. Он приехал из Кофа, Акраллидус. С двумя слугами, которых он и убил! Их кровь его обрызгала. Потом барон вспугнул своих лошадей, порвал на себе одежду и извалялся в пыли. Таким образом, негодяй придал себе вид несчастного, ограбленного дворянина. Сердобольная королева расчувствовалась и приютила его под своим крылом. Но к демонам все! — Конан треснул кулаком по столу так, что кубки подскочили и выплеснули пряное вино на скатерть. — Вот, что значит цивилизованные люди! Вы не видите дальше собственного носа и не верите очевидным фактам. Это — КОЛДОВСТВО! О, Иштар, Кром, Бел и… Эрлик! Неужели вы, жертвы проклятия, тяготеющего над вашей королевой, этого не понимаете? Так поверьте! Это злые чары и ничто иное!

Варвар вскочил и отошел от стола. Потом резко повернулся. Он все больше походил на огромного нетерпеливого волка. В его глазах бушевало пламя, каждый мускул был напряжен и готов к борьбе.

— Слушайте! Вы, лицемерные цивилизованные люди с вашими стенами, мраморными залами, стучащими башмаками, шелестящими одеждой и глупыми прическами, — проревел киммериец, чуть не доведя до обморока Хаштрис. — Выслушайте того, которого называете варваром. Который родился на поле битвы, был воином и вором, потерял и получил обратно собственную, душу … и который отправил в царство Госпожи Смерти стольких людей, что их числа хватило бы на население целого города в стране мертвых!

И юноша рассказал им о битве при Венариуме, когда ему едва исполнилось пятнадцать лет. О том, как он сражался в склепе с мертвецом, победил его и обрел меч. Он рассказал о чернокнижнике Яре из Аренджуна и неуклюжем чудовище в его колдовской башне. О маге Хиссар Зуле и его брате, жившем в песках десяток лет после своей смерти, и о том, как справился с ними обоими. Показал им глиняный амулет, который носил на груди и объяснил его предназначение.

Его молча слушали, не прерывая.

— Теперь мы знаем кто он такой на самом деле. Ошибки исключены! Архаурус и Сергианус вместе готовят заговор и знают, что нам с Шубалом об этом известно, а также, что сейчас Хаштрис тоже в курсе дела! Но Сергианус даже не подозревает, что это за амулет и каковы его свойства. А я, Конан — варвар, как называют меня цивилизованные люди, знаю, что нужно сделать, чтобы этот демон сам себя выявил. А от вас лишь требуется посильная помощь. Ну, что? Готовы?!

Трое цивилизованных людей были потрясены так, будто киммериец их околдовал. Все они безропотно выразили согласие.

— Нас с Шубалом выгнали из дворца, — меж тем, продолжал Конан. — Следовательно, никто не позволит нам заглянуть на завтрашний торжественный ужин, где, как мы знаем, королева собирается объявить о помолвке с низким обманщиком и, тем самым, отдать вашу страну Кофу. Ты, Хаштрис, поможешь нам попасть во дворец. Конечно, придется при этом пожертвовать жизнью одного-двух стражников, но это небольшая плата за весь Хауран!

Хаштрис взглянула на седобородого мужчину с рыжеватыми волосами и на шемитского воина. Они оба завороженно смотрели на молодого киммерийца. Шубал и Акраллидус ожидали поручений. «Вот бы у меня был бы такой сын» — подумала благородная дама: «Или хотя бы сын от него…».

— О, Иштар! — пробормотал градоначальник. — Настоящий волк рыщет по столице и готов бороться за Хауран!

— Этот человек однажды будет командовать армиями, — прошептал Шубал, выразив свою мысль. — Надеюсь, что когда-нибудь я это увижу!

— Пир будет проходить в Ашхауранском Зале, — сказала Хаштрис. — Он невелик, но Йаламис его обожает. Вы проникнете туда потайным входом, через кладовую и кухню, — женщина на миг задумалась. — …Шубал, ты войдешь прямо через двери с резными драконами и закроешь их перед королевскими гвардейцами. Ты же, Конан…

— Я, — рявкнул варвар, — позабочусь об остальном.

Глава 10. Конан — маг

Все присутствующие на ужине во дворце буквально онемели от вида своей королевы. Йаламис оделась как простая девушка и выглядела необычайно молодо. Ее волосы, к ужасу гостей, свободно падали на плечи. Их перевязывала серебристая лента, поддерживающая на лбу сверкающий сапфир. Отрез белого шелка был обернут вокруг бедер в виде юбки с поясом золотого плетения. Короткая голубая туника с трудом прикрывала живот, подчеркивая округлость груди. Так обычно одевались местные горожанки в день своего бракосочетания. На шее Йаламис висел кулон из неотшлифованного аметиста. Других драгоценностей кроме него и сапфира у королевы не наблюдалось

Ее веселое настроение заразило большинство гостей. На пиру присутствовали Архаурус со своей худосочной супругой, уроженкой Кофа. Конечно же, там был Сергианус, облаченный в тунику без рукавов, чтобы все могли видеть его мускулистые плечи и руки. Еще пришли два дальних родственника королевы и жена одного из них. Меньше других радовались благородная Хаштрис, а также градоначальник Акраллидус и его супруга.

Суетились усердные слуги, то и дело, меняя господам блюда с изысканными яствами. Золотые кубки переполнялись разными сортами старых вин, источающих несравненные ароматы.

Хаштрис пребывала в томительном ожидании. В зал из кладовой не проникал ни единый звук. Конан и Шубал еще не пришли. Дама оставила обоих воинов в своем доме, повесив перед уходом каждому на шею маленькие фигурки, изображающие богиню Иштар. Сердце Хаштрис бешено колотилось, чуть не выпрыгивая из груди. Чтобы хоть как-то снизить накал страстей, она выпила слишком много вина. Однако это произвело обратный эффект. Пламя внутри не погасло, но разгоралось еще сильнее. А губы, итак уже сухие от волнения, пересохли совсем.

Наконец, подали фрукты. Королева встала из-за стола. Хаштрис нервно вцепилась в край скатерти и ждала от кузины объявления о помолвке. Но ничего такого не произошло. Йаламис просто сказала гостям, что несказанно рада встречать фокусника Крисписа из Кендали и хлопнула в ладоши. Тут же распахнулись высокие резные двери, окованные бронзой.

Участники пира поморщились и засопели при виде чародея. Криспис оказался необыкновенно высоким и крепко сбитым мужчиной. Черное, как смоль, одеяние окутывало его с головы до пят. Из-под опущенного капюшона выглядывал лишь кончик носа, да еще клок густой темной бороды. На правой руке человек носил черную перчатку, а левый рукав был пуст и свободно свисал.

— Я чувствую… конский запах, — прошептала жена Архауруса, но муж на нее цыкнул, и она тот час смолкла.

Взгляды всех присутствующих притягивала единственная мелочь, оживляющая наряд Крисписа. На его груди, под бородой, висел золотой амулет в форме меча с топазами, прикрепленными на двух концах рукояти. Благородные камни походили на чьи-то внимательные глаза.

— Мы приветствуем Мастера Крисписа!— сказала королева и села на свое место. — К сожалению, я не видела тебя раньше, но слышала много лестных отзывов о твоем искусстве.

Высокая фигура согнулась в поклоне. Рука в перчатке коснулась амулета. Из глубины капюшона прозвучал голос столь низкий и глухой, что кто-то из гостей Йаламис снисходительно улыбнулся.

— Почтенная королева и благородные гости! Сейчас Криспис удивит вас знаниями о вас самих. Сделает он это с помощью всевидящих глаз — близнецов магического амулета, называемого Оком Эрлика! Ах! Я уже вижу, что славная повелительница Хаурана готовится сделать некое важное заявление! Но Криспис больше ничего не скажет. Госпожа сама все сделает.

Пока кудесник кланялся, Йаламис с Сергианусом обменялись многозначительными взглядами и заулыбались.

Затянутая в перчатку ладонь снова дотронулась до амулета.

— О… А это — благородная Хаштрис, не так ли? Женщина чувственная, кроткая и глубоко религиозная! Криспис видит, что ты скрываешь на теле под одеждой изображение Иштар. Правда, скромный Криспис не станет указывать то место, где оно спрятано! Он добавит только, что фигурка богини когда-то принадлежала твоей матери.

Гости стали настаивать, чем польстили Хаштрис. На ее лице зажегся румянец, и она с легкой улыбкой в подтверждение слов ясновидца достала из складок на груди маленькую фигурку. Конан и Шубал знали, где их госпожа хранит изображение богини. И она теперь гадала, в каком темном углу лежит бедный Криспис из Кендали, связанный, с кляпом во рту. И какой конь лишился хвоста, который пошел на изготовление бороды, торчащей нынче из-под темного капюшона.

— За веру в тайное искусство! — воскликнул шутливым тоном Архаурус, поднимая свой кубок в сторону Крисписа. — Воистину, среди нас появился ясновидящий, да к тому же хорошо воспитанный!

В то время, когда другие хихикали, Криспис серьезно сказал:

— Да, господа, при помощи этого амулета, принадлежащего некогда магам далекого Иранистану, Криспису ведомо все. Он видит тебя, первый королевский советник, сидящего верхом на великолепной лошади. Это кофийский конь, а на тебе сверкают кофийские доспехи. Но что это… Почему с кинжала советника стекает кровь?

Архаурус залился краской, как недавно Хаштрис. Только кончики его пальцев, стискивающие кубок, побелели. Все перевели взгляд на небольшой стилет для разрезания мяса, лежащий на тарелке советника. Его лезвие было чистое.

— Ты планируешь поездку в Коф, господин Архаурус? — поинтересовался Акраллидус.

— Нет же!

— О! — таинственный маг снова привлек к себе внимание. — Может, Криспис плохо видит… Однако рядом с тобой на королевском коне едет старый, очень старый человек. Весь высохший как пыль. Худой. С дрожащими руками. Лысину окружает бахрома выцветших волос. У него не хватает нескольких нижних передних зубов. На его груди блестит медальон. Ах… прости, благородный господин! Криспис не заметил тебя, сидящего возле королевы в тени ее ослепительной красоты! Криспис поздравляет тебя. Ты отлично справляешься с тяжким бременем прожитых лет и весом этого медальона баронов из Корвеки.

После слов кудесника со всех сторон послышались возбужденные голоса:

— На что он намекает? Это про тебя, господин Сергианус?

— Из Корвеки?

— Неужели он имеет ввиду молодого Сергиануса?

— Говори дальше, Криспис. Что еще ты видишь?

— Ах! Теперь Криспис знает, кому принадлежит кровь на кинжале советника. Это кровь юной девушки, ставшей в твоих руках, господин Архаурус, безвольным инструментом… Внимание! Ее имя… ах! Росела!

Аркхаурус подскочил на своем месте, как ошпаренный. В зале повисла мертвая тишина.

— Скажи, господин барон Себанинус из Кофа, почему ты зовешь себя «Сергианусом» и прикидываешься молодым? — задал вопрос Криспис. — Прямо сейчас, когда я коснусь амулета и прикрою глаза, все присутствующие увидят, какой ты в действительности!

Бледный, как смерть, Сергианус сидел, не шевелясь. Он напряженно вглядывался в лица окружающих, обращенные на него.

Королева поднялась.

— Что все это значит?

Она обращалась к Криспису, но Сергианус, уверенный, что его настоящий облик стал видим для всех, совершил роковую ошибку. Ему показалось, что вопрос направлен к нему.

— Это значит, что Криспис должно быть… шпион! — вскричал разоблаченный поклонник и сорвался из-за стола.

Он быстро выхватил меч из прорези в длинной тунике и угрожающе двинулся на черную фигуру мага.

— Я заберу у тебя амулет, пес!

В этот момент открылась дверь, ведущая на кухню.

— Нет, Себанинус из Кофа, — сказал Шубал, возникший на пороге. — Ты получишь только то, что заслуживают кофийцы, затевающие заговор против Хаурана!

Архаурус не растерялся. Он мгновенно схватил кинжал, повернулся и всадил острие в бедро Шубалу.

— Не вмешивайся, шемит! — злобно прошипел советник.

Воин громко застонал. Лезвие застряло в напряженной мышце, и когда Архаурус силился выдернуть его, Шубал приставил свой меч к затылку предателя.

— Брось кинжал, изменник! — огрызнулся раненый шемит. — Пусть остается там, где есть. А другим я советую сохранять спокойствие, иначе этот мерзавец останется без головы!

Все в зале словно окаменели. Первым замер Сергианус, завидев вторжение Шубала. Теперь он вновь обратился к Криспису, который разрезал просторное одеяние, утаенным под ним острым кинжалом. Наконец, черные одежды спали. Маскарад закончился. Могучий юноша в кольчуге явил себя обществу.

— Это … это тот варвар!

— Конан!

— Ты!

— Хаштрис! — крикнула королева. — В чем дело? Эй, где же стража?!

Конан отпрыгнул назад и закрыл двери. В проушинах заскрежетал тяжелый засов. Почти сразу с другой стороны надавило плечами множество людей. Но железный засов оказался прочным, да и двери ни за что не хотели уступать грубой силе. Первоначально эта палата была задумана, как укрытие, и могла служить им на случай осады.

— Ха! — усмехнулся Конан. — Получи, барон из Корвеки, хороший подарок от коня!

Сергианус молча бросился на киммерийца. Варвар проворно отскочил в сторону, достал меч и ударил. Барон сумел уклониться и собирался ответить, но тут «борода» Крисписа, брошенная меткой рукой, залепила его лицо.

Пока Сергианус возился с массой конского волоса, Конан бросил свое тело вправо. Лезвие его рассекло воздух над головой, теряющей сознание, женщины. Клинок попал точно туда, куда, собственно, и метил юноша. А именно в горло Архауруса.

— Это тебе за Роселу, ублюдок! Какое счастье, что Шубал не лишил меня этого удовольствия!

Жена советника упала на колени. Сергианус, наконец, освободился от фальшивой бороды и, замахнувшись, нанес сильнейший удар. Меч Конана с лязгом блокировал клинок кофийца. Оба противника пошатнулись. Припав на одно колено, киммериец левой рукой воткнул кинжал в живот барона.

Все, затаив дыхание, наблюдали за ходом поединка. Сергианус продолжал стоять на ногах, сотрясаясь всем телом.

— Он умер!! — тишину разорвал пронзительный вопль жены Архауруса. — Иштар, нет! О, мой любимый! Это не должно было случиться! Я ведь умоляла тебя не связываться с этим обманщиком из Корвеки! О, Иштар! Почему я не призналась обо всем королеве, когда заговор только назревал? Теперь мой муж погиб! — женщина с рыданиями трясла окровавленный труп, словно не веря, что ее муж ушел навсегда.

Сергианус все не падал, трясясь, как лист на ледяном ветру, и Конан решил, что пора заканчивать. Киммериец выдернул кинжал, но перед этим безжалостно перевернул лезвие в ране. Туника кофийца окрасилась в пурпурный цвет.

— Нет … достаточно, — рявкнул Шубал и выпустил меч из руки.

Со стоном, он вытянул кинжал из своей ноги и со всей силы метнул его в Сергиануса. Из раны на бедре тут же хлынула кровь. Опершись спиной о дверь кладовки, шемит начал медленно оседать.

Скользкий стилет попал в висок барону, однако не лезвием, а рукоятью. Звук удара был глухим и тут же раздался крик королевы. Йаламис поспешно протискивалась между столом и стеной. По залу пробежал шепот крайнего изумления. Сергианус рухнул на пол и... изменился.

Плачущая королева добралась до тела жениха, но увидела не Сергиануса, а очень старого незнакомого человека. Именно его облик подробно описал «Криспис». Не имело значения кто, Конан или Шубал, его убил. Себанинус был мертв и после смерти принял свой истинный вид. Глаза, затянутые старческими бельмами, слепо глядели на обманутую королеву.

Йаламис с трудом подняла голову и обратила взгляд на Конана.

— Это барон Корвеки из Кофа, королева, — сказал киммериец. — Благодаря черной магии он обрел внешность молодого человека. Кроме того, Себанинус изменил имя и присвоил титул. Однако в Немедии не существует княжества Торы. Я увидел его таким в первый день в тот момент, когда душа возвращалась в мое тело. Они с Архаурусом готовили заговор. Думаю, жена коварного советника расскажет тебе все подробности. Шубал смог помешать их сообщникам, Роселе и ее брату Нардиусу, убить принцессу. Да, госпожа. Твоя дочь чуть не погибла. Ты, королева Хаурана, вернула мне душу, а я вернул душу твоей стране!

— Я жалею, что встретила тебя, — прошептала Йаламис. — А сейчас отойди от этих дверей.

Юноша сильно удивился, но выполнил ее приказ.

Королева вцепилась в засов. Когда Конан попробовал ей помочь, она оттолкнула его и сама открыла двери. В зал тот час ворвались стражники с обнаженными мечами, но были остановлены властным жестом своей госпожи.

— Сергианус оказался кофийским заговорщиком, а Архаурус — изменником, вступившим с ним в сговор, — объявила Йаламис глухим, бесцветным голосом, звучавшим, будто из недр саркофага. — Конан и Шубал спасли королевство. Приведите немедленно сюда придворного лекаря, чтобы он перевязал рану шемиту. И еще… Слушайтесь приказов благородной Хаштрис, — она удалилась в свои покои, быстро перебирая босыми ногами.

Последнее поручение королевы повлекло за собой то, что Хаштрис не сразу смогла пойти в палату кузины. Некоторое время она пыталась овладеть ситуацией и положить конец суматохе. Прибывший медик занялся раненым Шубалом. Стражники выносили из зала трупы. Вдова Архауруса с причитаниями тащилась за телом своего мужа.

— Ты спас всех нас, Конан, — обратился к юноше Акраллидус. — О, Боги! Наша бедная королева считала, что, наконец, нашла свое счастье с этим…

Варвар рассматривал подошвы сандалий Сергиануса-Себанинуса, тело которого гвардейцы волокли из помещения.

— Ты должен поддерживать ее мудрыми советами и быть для нее как отец, Акраллидус.

— И ты тоже, Конан, — вздохнул градоначальник, — должен остаться с нами. Беречь Йаламис и ее дочь — будущую королеву, чтобы они чувствовала себя в безопасности. Если б Хауран оказался расколот или королева вдруг умерла не оставив наследника, то не прошло бы и двух недель, как сюда бы пришли кофийские солдаты!

— Но, — начал Конан, — я …

Его прервал пронзительный крик ужаса. Оба собеседника, а в след за ними дворцовая стража, бросились в покои королевы. Кричала Хаштрис. Она сидела на полу, держа на коленах голову своей венценосной кузины. Возле сердца Йаламис торчала рукоятка кинжала.

— Я жила только … — шептали губы королевы, — ради Сергиануса. Теперь моя жалкая жизнь… завершилась. Ак-краллидус! — по ее телу прошла судорога. — Мой славный Акраллидус, стань советником и наставником… ох! Для маленькой Тарамис. Она будет в тебе нуждаться. Я… сожалею лишь об одном, что оставляю дочь одну… Возможно… она и твой К-краллидес…— Йаламис закашлялась кровью. — Ко-Конан… я допускаю, что ты спас Хауран. Но… но я… я не стала от этого счастливее… — судорога еще раз сотрясла ее тело, и голова королевы безвольно поникла.

* * *

Дым ладана из двадцати курильниц клубился в святилище Иштар, смешиваясь со скорбными голосами жрецов. Йаламис присоединилась к своему усопшему мужу и несчастным предшественницам на королевском троне, нашедшим вечный покой в Мавзолее под храмом.

По широкой парадной лестнице спускался Конан, словно башня, возвышаясь над сопровождавшей его женщиной. Ее волосы были распущены и прикрыты белым холстом, означающим в Хауране траур.

— Неужели ничто не в состоянии изменить твоих намерений? — спросила она.

— Нет, — отрезал юноша.

Женщина заглянула в его лицо.

— О, проклятье! Как бы я хотела, чтобы ты был старше или я стала моложе!

— А я рад, что все так, как есть, Хаштрис. Иначе я бы вполне смог полюбить тебя. Но прежде, чем мы с какой-нибудь женщиной обменяемся клятвой супружеской верности, мне бы хотелось увидеть еще добрую часть остального мира.

— Помолись насчет этого своим богам. Я вижу, что ты вновь покрыл глиной амулет.

— Да. Глаз Эрлика не способен дать мне силы владыки, о котором я не стану тебе говорить. Я ведь обманул Себанинуса, и амулет здесь не при чем. Знаешь, Криспис даже простил меня, когда я его освободил и передал ему тугой кошелек звонких монет от твоего имени. А амулет… Он уже сыграл свою роль в Хауране.

Они остановились у подножия лестницы.

— Вот возьми, — женщина всунула в руку варвара половину монеты с профилем королевы Йаламис. — Вторая половина будет висеть на шее у той, кого ты сделал счастливой правительницей Хаурана. Я присмотрю за ней, и обещаю, Тарамис все узнает о тебе. Ты всегда сможешь найти здесь достойное занятие, даже если... — она закрыла ладонь юноши, сложив его пальцы на куске металла, — меня не будет в живых.

Конан собрался было сердечно обнять женщину, но тут раздался голос Акраллидуса:

— Конан! Мне надо с тобой поговорить!

Киммериец обернулся к мужчине, облаченному в зеленые одежды и белую накидку.

— Не стоит утруждаться, Акраллидус. Я не останусь в этом мрачном королевстве. Может, Шадизар и считают Городом Негодяев, ну так я тоже не святой. Мои лошади готовы к дороге. Я прямо сейчас уезжаю на северо-запад, — варвар сделал вид, что не заметил перстня, который ему втиснула на палец Хаштрис.

— Но …

— Его не убедишь, Акраллидус, — промолвила благородная дама. — Я понимаю Конана. И Шубал также поймет. Считаю, что будь он сейчас здоров, то без раздумий покинул бы меня и отправился с тобой, Конан. Но шемит потерял много крови, и будет лечиться еще, по крайней мере, неделю.

— Ах, чуть не забыл! — воскликнул варвар. Тут… В общем, у нас с Шубалом образовался большой долг перед заведением Хилидеса. Где-то около пятидесяти монет серебром…

Она пристально взглянула на него. Женщина догадалась, что киммериец лжет.

— Я дам эти деньги Шубалу, Конан. Конечно, я не сомневаюсь, что большая их часть попадет в руки некой торговки плодов! Относительно тебя, прошу только сохранить половинку данной монеты.

— Я сохраню ее, — пообещал юноша и подумал: «Сохраню и ничего не забуду. Возможно, когда-нибудь дорога приведет меня снова в Хауран, и я увижу радость на лице Тарамис. Безусловно, вы с Акраллидусом о ней хорошо позаботитесь на благо королевству. Я же возвращаюсь в Шадизар — город вина и продажных женщин. Подобные вещи больше соответствуют моим предпочтениям, чем, например, тот же несчастный Хауран со своим проклятием и служением нянькой коронованному ребенку».

Однако вслух киммериец ничего такого не сказал. Он лишь согнул спину в легком поклоне, развернулся и, не оглядываясь, пошел в направлении скучающего подростка, которой в течение нескольких часов следил за его лошадьми.

За последнее время Конан стал чуть старше и чуть мудрее. И главное — получил обратно свою душу. Что же касалось его вероятного возвращения в Несчастное Королевство Хауран… Кто мог знать это наверняка?

WWW.CIMMERIA.RU