Ламур Луис

Мустанг

Луис Ламур

Мустанг

Перевод Александра Савинова

Глава 1

Когда я спустился со скал на загнанном жеребце, за мной, похоже, увязалось полштата Нью-Мексико, и все готовы были вытряхнуть петлю из лассо, чтобы перекинуть ее через ветку ближайшего дерева и повесить меня.

Никто не говорил, что надо обождать их, поэтому, увидев приближающуюся толпу, я взгромоздился на первого попавшегося под руку коня и снялся с места. Я надеялся, что тем парням погоня скоро надоест, однако, должно быть, в тех гористых краях у них было слишком мало развлечений, а посему они все шли и шли за мной.

Я смылся оттуда так быстро, как только смог, и вначале это было достаточно быстро, но жеребец выдохся, стараясь спасти мою шкуру, и теперь мне срочно нужна была свежая лошадь, иначе никакая другая мне больше не понадобится.

Примерно в это время я заметил дальше на равнине рощицу тополей, а там где есть тополя, есть и вода, которая обычно означала, что рядом селятся люди. А у людей могут быть лошади.

Поэтому я тут же попылил к тополям и точно - там были лошади, и неплохие. Я вытащил лассо и накинул петлю на симпатичного темно-серого жеребца с темной спиной и черными хвостом и гривой.

Привязав его к столбу кораля, я перекинул на него седло, крепко затянул подпругу и собирался уже вскочить на жеребца, когда услыхал звук взводимого курка и застыл на месте. Человек находился позади меня не более чем в двадцати футах, а моя мамочка сыновей-дураков не воспитывала. У себя дома, в горах Клинч-маунтинс мы рано научились обращаться с оружием и так же рано научились уважать его. Когда на тебя наводят винтовку, нет оснований думать, что она не выстрелит.

- Мистер, - сухо и холодно произнес голос за моей спиной, - вы плохо разбираетесь, куда кладете свое седло.

- А по-моему, очень даже хорошо разбираюсь. Если это не лучший конь в табуне, покажите лучше, и я перекину на него.

Он засмеялся, но я знал, что винтовка в его руках не шелохнулась. Там стоял крутой мужичок.

- С какой стати вы забираете у меня коня?

- Поглядите на край скалы и когда увидите пыль, тогда узнаете, с какой стати. У тех ребят приготовлена веревка, они хотят потешиться со мной.

- Что вы сделали?

Я рискнул повернуться. Старик держал бизонью винтовку "шарпс" 50-го калибра, она может проделать в человеке такую дыру, что туда запросто пролезет кулак. Старик был не слишком мощного сложения, однако у него были самые холодные глаза, которые мне приходилось видеть.

- Я достал револьвер чуток быстрее, чем мой противник, но я чужак, а у того, другого, было большое ранчо и куча хороших друзей.

- У вас есть имя? Люди вас как-то называют?

- Нолан Сакетт.

- Слыхал. Говорят, что вы преступник.

- Поглядите на скалы, мистер. Вот и пыль. Нету у меня времени обсуждать свои моральные качества. Если начнем толковать о моем прошлом, у меня вряд ли будет будущее.

Он ступил в сторону, чтобы посмотреть на край скалы, затем сказал: Что вы теперь собираетесь делать, Сакетт?

- Похоже, должен выбирать между веревкой и пулей либо между веревкой и возможностью удрать. Меня считают довольно быстрым в обращении с револьвером, поэтому, пожалуй, рискну и попробую убить вас.

- И не думайте, Сакетт, но мне нравится ваша смелость. Забирайтесь на коня и сматывайтесь. Держитесь той низины и вас не увидят. Она переходит в каньон, а его ответвление ведет к Йеллоу Хаус, по долине скакать будет легко. Давайте коню время от времени отдохнуть, и он вас вывезет.

Ну, я, понятно, сразу же оттуда рванул. Но перед этим внимательно посмотрел на старика.

- Спасибо, - сказал я. - Если вам будет нужен друг, зовите Нолана Сакетта или любого другого Сакетта, если уж на то пошло - мы родство уважаем.

Этот серый жеребец взял с места в карьер так, словно под хвостом у него разожгли костер и он старается обогнать пламя. Конечно же, каньон разветвлялся, и я поехал по тому ответвлению, которое вело к Йеллоу Хаус. Часом позже, когда я снова выехал на скалы, следов преследования я не увидел, поэтому перевел коня в легкий галоп, потом перешел на шаг.

Здесь местность была открытая - широкая равнина, перерезаемая редкими оврагами и ручьями, впадавшими в Арканзас и Канадиан, хотя обе реки находились к северу, а Арканзас - далеко к северу.

Это были края бизонов и индейцев, здесь, на протяжении тысячи миль, на секунду потеряв бдительность, можно заодно потерять и свой скальп. Сюда из Доджа приезжали на заработки охотники на бизонов и некоторые скотоводы думали перебраться сюда и основать ранчо... но только думали.

Раньше всех пришли преступники. К северу от Канадиан протянулась полоска земли, которую называли Ничейная, а на востоке лежали Индейские территории. Ни один человек в здравом уме не въезжал сюда без оружия и готовности применить его. Невдалеке лежали каньоны Пало Дуро и Йеллоу Хаус, но в основном местность была скалистой и безводной; чтобы найти воду, надо было знать, где ее искать.

Бизоны знали. Они знали не только все ручьи и протоки, но и пруды и лужи, оставшиеся после дождей, они могли не высыхать неделями и даже месяцами, если дожди были обильными. Однако чаще всего они исчезали через несколько дней, так что искать воду, идя по следам бизонов - вещь рискованная.

Ничто в жизни не приучило меня думать, что мне все легко дается. Я знал только длинные и пыльные тропы - удушающе жаркие либо мучительно холодные. За последние несколько лет ночи, которые я провел под крышей, можно пересчитать по пальцам.

Часто можно получить репутацию преступника даже не стараясь. Я тоже не старался, да мне, вообще-то, все равно. Мы, Сакетты с Клинч-маунтинс, народ хороший, только немного победнее да погрубее, чем Сакетты из Камберленда или с равнин.

Слой почвы на наших родных холмах был тонким, поэтому у нас было больше родственников, чем колосьев на поле во время сбора урожая, но мы были гордыми людьми, а в те дни гордость защищалась оружием. Не утверждаю, что это правильно, однако что было, то было, и поединки с перестрелками случались не только во времена кровной мести между кланами у нас в Теннеси и не только на Дальнем Западе. Так делалось по всей стране и, говорят, в Европе тоже.

Сам Эндрю Джексон, тот, который был президентом, провел несколько поединков и убил на дуэли человека по имени Чарльз Дикинсон. Ему прострелили плечо в перестрелке с Бентонами, и ходили слухи, что он участвовал в ста трех дуэлях: как дуэлянт, секундант либо просто зритель.

И он был лишь одним из многих. Немногие известные люди избежали дуэлей, когда они стали заниматься политикой, где часты оскорбления или клевета. Человеку просто невозможно было продолжать жить в обществе, если стало известно, что его обозвали лжецом, а он отказался драться, или, раз уж зашла об этом речь, если он вообще отказался драться, когда задета его честь.

Про себя не могу сказать, что принимал участие в дуэлях или любых драках, защищая свою честь. Как только я стал достаточно взрослым, я отправился на запад. Дома и так нечего было есть, а когда я уехал, одним ртом стало меньше. После окончания кровной вражды с Хиггинсами приходилось драться с подобными себе жесткими и грубыми людьми, ведущими такой же образ жизни, как и я.

Куда ни глянь - широко раскинулись плоские, как пол, равнины. Ни деревца, ни кустика, лишь низкая пыльная трава да молочно-голубое небо над головой.

Я снял свою старую изношенную шляпу и вытер пот. Эта шляпа никогда не представляла из себя ничего особенного, а дырка от пули, посланной воином кайова перед тем, как он умер, не прибавила ей красоты.

Шляпа испортила мне настроение. Каждый в этой жизни имеет право на хорошие вещи. Я, например, все эти годы мечтал о костюме, купленном в магазине, однако не смог накопить денег даже на хорошее седло. Желание достаточно скромное, но невыполнимое, если только не выиграю в карты или не отправлюсь дальше на запад искать золото. У некоторых есть талант делать деньги, у меня такого не было.

Тем не менее этот жеребец был неплох. Может быть, лучший из всех, на которых я ездил; я в долгу у того старика. Что-то в нем мне понравилось. Он был жестким и крутым и разнес бы меня на кусочки из своей буйволиной винтовки, попробуй я дернуться за револьвером, однако когда ставки были сделаны, а на руках у меня козырей не оказалось, он позволил мне уйти.

Неожиданно я увидел фургон.

Несколько минут я разглядывал то, что показалось мне низким белым облачком на горизонте, и надеялся, что это не шапка грозовых туч. Здесь, на равнинах грозы надвигаются быстро, да еще с такими молниями, что трудно себе и представить, а первое, во что ударит молния, - это человек, стоящий на ровном месте, не говоря уж о всаднике с металлическими револьвером и винтовкой.

Теперь я убедился, что это не облако, а тент фургона, рядом с которым стоит женщина.

Она находилась в миле или больше, но я ясно разглядел, что это именно женщина. Тем не менее меня обеспокоило ее одиночество и отсутствие тягловых животных - ни лошадей, ни мулов, ни волов. Люди, застрявшие на равнинах, готовы на все ради коня, а мой был неплохим. Поэтому я не поехал сразу к фургону, вместо этого решил обогнуть его.

Та женщина помахала мне рукой, но я лишь помахал ей в ответ и продолжал объезд, не отрывая от нее глаз, а пальца от спускового крючка винтовки. Время от времени я смотрел на землю в надежде увидеть следы фургона или лошадей либо волов, которые его сюда приволокли.

Лошади... шесть лошадей, достаточно больших, чтобы работать в упряжке, и две верховых, которых вел пеший мужчина.

Проехав дальше, я наткнулся на колею, проделанную фургоном, она лежала глубоко в мягкой земле, значит, фургон нагружен, тяжело нагружен.

В ту секунду он сделал ошибку и шевельнулся. Человека, недвижимо лежащего на земле, увидеть трудно, особенно если его одежда сливается с местностью, но движение сразу привлекает внимание. Он устроился в выбоине посреди выходящего наружу скального основания, собираясь снести мне голову и забрать лошадь.

Я остановился ярдах в трехстах с лишним и повернул свой винчестер в сторону прятавшегося человека, затем снова начал объезжать по кругу фургон, при этом, чтобы не упускать меня из вида, ему нужно было двигаться. К тому времени, как я сделал полный круг, он понял, что я его перехитрил и бросил свою затею.

Лежавший был достаточно сообразительным, чтобы не рисковать и стрелять наверняка, однако я кружил на большом расстоянии и не приближался. Если бы он все-таки выпустил пулю, он бы не попал, а даже если бы попал, то я все равно мог бы уехать либо конь испугался бы и убежал. Поскольку я двигался против часовой стрелки, мой винчестер постоянно был направлен в его сторону, кроме того, он вынужден был крутиться на месте, чтобы следить за мной.

Он что-то сказал женщине, чего я не разобрал, потом поднялся с пустыми руками. Я направил коня в их сторону. У мужчины наверняка был револьвер, мне не понравилось и то, как одна рука женщины спряталась в складках юбки. Любой из них или сразу оба могли попытаться внезапно выстрелить в меня. Похоже, я растревожил гадючье гнездо.

В пятидесяти ярдах я снова остановился и оглядел их. Винтовку я держал в правой руке, как пистолет, из такого положения я стрелял хорошо.

- Бросьте револьвер, - сказал я мужчине, - и прикажите своей девушке убрать пистолет, который она прячет в юбке, иначе я убью вас обоих.

- Будете стрелять в женщину?

- Она держит в руках оружие, - произнес я, - поэтому я убью ее так же легко, как и вас. Прикажите бросить его, мистер, если хотите дожить до сегодняшнего заката.

Он расстегнул оружейный пояс и тот соскользнул на землю, а девушка подошла к одеялу, расстеленному возле костра и кинула на него пистолет. Только тогда я подъехал, наблюдая за ними так, как коугар наблюдает за гремучей змеей.

Мужчина оказался худощавым, жилистым юношей, едва ли не мальчиком, носившим городскую одежду, которая к этому времени здорово запылилась. У него было квадратное приятное юное лицо, только сейчас, когда я подъехал, в глазах у него не заметил ничего приятного.

Девушке, по моему разумению, было не больше восемнадцати, она была красива, как белохвостая индейская лошадка. И они были очень похожи.

Что же касается меня, я знал, что они увидели: прямой подбородок, сломанный нос, девяносто шесть килограммов веса распределялось в основном на груди и плечах; грудь обхватом в метр двадцать над тонкой талией всадника, почти полуметровые шея и бицепсы. Кулаки у меня большие и тяжелые от борьбы с бычками и дикими мустангами и драк с еще более дикими людьми. Когда-то красная, а теперь совершенно вылинявшая шерстяная рубашка, черно-белая жилетка из коровьей шкуры. Ничто на мне или со мной не было новым, все поношенное, побитое, побывавшее под дождем и песчаными бурями, это включало и меня самого. Кроме этого у меня была многодневная щетина, выжженное солнцем лицо и зеленые глаза, которые казались светлее на фоне загорелой, коричневой кожи лица.

У меня был прекрасный винчестер и пара шестизарядников с костяными рукоятками, только один из который лежал в кобуре и на виду. На поясе висел охотничий нож, а сзади на шее в специальном чехле - метательный, оба были сделаны Жестянщиком.

Эти двое были зелеными новичками. На фургоне уже отпечатались следы нынешнего путешествия, хотя совсем недавно он был новым, к тому же они были одеты слишком хорошо.

Я закинул ногу за луку седла, опустил дуло винчестера, который смотрел на молодых людей, на колено и начал сворачивать сигарету.

- Куда-нибудь направляетесь, - спросил я, - или вам нравится здесь?

- Извините, - сказал юноша, - боюсь, мы произвели не то впечатление.

- И заимели не тех друзей. Например, мужчину, который увел ваших лошадей.

- Что вы об этом знаете?

- Ну, можно предположить, что вы не сами тянули этот фургон, а теперь у вас нет ни одного тяглового животного.

- Их могли украсть индейцы.

- Это вряд ли. Они прихватили бы и ваши скальпы. Нет, это был кто-то из вашей команды, он решил оставить вас сушиться здесь на скалах. Стало быть, замыслили меня убить и уехать на моем коне?

- Мы думали, вы индеец, - сказала девушка.

И дураку за милю было ясно, что я не индеец, однако меня поразила не ложь, а та обыденность, с которой они собирались убить незнакомого человека. Они и не думали попросить меня подъехать и помочь, они просто собирались убить меня. Парень лежал в засаде. Если бы я приблизился к фургону по призыву девушки, то сейчас был бы уже мертв, а они на моем коне ехали бы отсюда прочь.

Я держался настороже и в то же время мне было любопытно. Что привело их сюда? Кто они и откуда? Куда направлялись? И почему их человек бросил их и увел всех лошадей?

Ответ на последний вопрос был очевиден. Либо он боялся их, либо решил завладеть грузом фургона. Если так, то самый легкий способ - это увести лошадей и дождаться, пока они умрут или их убьют. Сам факт, что они были здесь, подтверждал последнее предположение, потому что эта парочка находилась на дороге в никуда. Ни один человек, находящийся в здравом уме, не приехал бы в эти места на фургоне.

- Слезайте с коня и присоединяйтесь, - сказал парень, - мы как раз хотели попить кофе.

- Не возражаю, - ответил я, спрыгивая с седла так, чтобы жеребец оказался между ними и мной. - Здесь сухой климат.

Мое замечание осталось без ответа и я укрепился во мнении, что они понятия не имеют, в какую передрягу попали. На много миль вокруг воды не было. К бортам фургона были прикреплены два бочонка, наверняка далеко не полные, а ближайший источник - если он не высох - находился милях в сорока с лишним.

- Я, ребята, вам не завидую, - произнес я, - вам повезет, если вы выберетесь отсюда живыми.

Они оба взглянули на меня, просто взглянули, словно стараясь понять.

- Ближайший источник в сорока милях, и неизвестно, есть ли там вода. Если он пересох, вам придется ехать еще двадцать миль. Будь вы в состоянии тянуть на себе фургон - чего вы сделать, конечно же, не сможете - это заняло бы несколько дней. Вы заехали далеко от дороги.

- Мы решили срезать.

- Тот, кто это сказал, вас не любил. Единственное место, куда может привести ваша тропа, - это сухая половина ада.

Оба тяжело глядели на меня.

- Лучше всего - попробовать выйти пешком, - сказал я, - тогда я оценил бы ваши шансы пятьдесят на пятьдесят.

- Но ведь есть ваш конь, - Он холодно посмотрел на меня. - Мы с сестрой могли бы ехать на нем.

Ну, мне приходилось встречать подлых людей, но никогда таких хладнокровных. Они попали в беду, однако либо не имели представления, в какую беду, либо были здорово уверены в себе.

- У вас нет моего коня, amigo, - сказал я, - и вы его не получите. А если бы получили, вы не знаете, в какую сторону ехать. Знай вы дорогу, вы бы не забрались в такое место.

Они обменялись взглядами. Они мне не верили и все еще надеялись отобрать жеребца.

- У вас есть возможность спастись, - добавил я, - если я уеду и пришлю кого-нибудь с упряжкой, чтобы вытащить фургон. То есть, если кто-нибудь вообще захочет отправиться сюда.

- Это земля команчей, - продолжал я, - к северу индейцы кайова, а к западу и югу апачи. Эти края не пользуются популярностью.

Внезапно у меня появилось неприятное ощущение. Эта парочка не беспокоилась, потому что чего-то или кого-то ждала. Чего-то, что должно случиться. Мои слова не произвели на них никакого впечатления. Они просто ждали.

День почти прошел, до темноты осталось несколько часов. Может быть, в засаде есть кто-нибудь еще? Кто-то, кого я не увидел и не услышал?

Вдруг по спине пробежали мурашки страха. Там, на равнине был третий, он ждал подходящего момента, чтобы убить меня.

- Ближайшее селение - это Боррегос Пласа, - сказал я, - или, может быть, Форт Баском к западу отсюда. - И не переставая пытался высмотреть место, где мог прятаться третий.

Они приехали с востока, но неженками не были. Они многое не знали о Дальнем Западе, если вообще что-то знали, однако в них угадывалось хладнокровие и безжалостность. Такие будут убивать без сомнений и раздумий.

С тех пор, как я оставил горы, да и до этого тоже, я водил компанию с крутыми парнями, бойцами и работягами по характеру, зачастую любящими выпить, однако на драку и убийство их толкал гнев или деньги; иногда они убивали по ошибке, но никогда так, как эти двое.

Девушка налила мне кружку кофе. Я делал вид, что ослабляю подпругу седла, но на самом деле у меня и мыслях такого не было. Я решил, что уходить отсюда придется второпях, у меня не будет времени на то, чтобы затянуть ее.

Я зашагал к костру, стараясь держаться между конем и тем местом, где мог лежать третий, если он там был. Подойдя к ним, я опустился на корточки, бросил взгляд через плечо и в этот момент заметил, как девушка быстро что-то сунула в карман юбки.

Жизнь научила меня не доверять людям. Дома, в холмах Теннеси мальчишками мы часто играли в "менялку" и я сразу понял, что в "менялке" нельзя полагаться даже на родственников. Это была всего лишь игра, мы меняли все подряд, и самые интересные истории, которые рассказывались у прилавка в магазине на перекрестке больших дорог или у камина в доме, были о "менялке" и кого кому удалось надуть. Такое детство, естественно, приучало к осторожности, назовем это так.

Поэтому когда эта девица с невинными глазками протянула мне кофе, я взял его, мучимый желанием сделать глоток и одновременно понимая, что он может стать последним глотком в моей жизни. Я держал кружку, лихорадочно думая, как бы выплеснуть кофе, не вызывая подозрений.

У нас в горах Клинч-маунтинс был старик, который мог сидеть и разговаривать часами, не сказав ничего толком; он просто трепался и трепался, раскидывая слова, как человек раскидывает сено на просушку. Я решил последовать его примеру.

- Я вовремя вас увидел, ребята. Мне до смерти надоела моя компания, ведь с лошадью много не поговоришь. Вы когда-нибудь разговаривали с лошадью? Мэм, вам просто не приходилось много ездить в безлюдной местности. Осмелюсь сказать, что здешние лошади знают, что происходит, не хуже любого человека. Здесь все разговаривают со своими лошадьми. Иногда я не видел никого, кроме своего коня, по несколько недель кряду. Возьмем, например, эти края. Здесь можно ехать и ехать, не увидев даже бугорка на земле, не говоря уж о человеке. Может вы и заметите пару антилоп или стадо бизонов, хотя сейчас их стало мало. Смотреть здесь не на что, кроме как на далекие шквалистые дожди и стервятников. Больше ничего нет. А путешествовать здесь и вовсе не так легко, как вы себе представляете. Взять, к примеру, вас. Отправляетесь вы отсюда на запад и что дальше? А дальше каньон глубиной в триста-четыреста футов. Эта земля лежит на скалах и когда она кончается, перед вами открывается от четырех до четырнадцати футов каменистой поверхности, а затем отвесный обрыв каньона, так что нужно проехать несколько миль, прежде чем вы найдете удобный спуск или выезд. К тому же вы не заметите каньон, пока не окажетесь на самом его краю. Обычно в таких каньонах прячутся команчи, ждущие команчерос, которые приезжают из Санта Фе торговать с ними. Однажды я наткнулся на индейский лагерь, где были семь или восемь тысяч лошадей, некоторые из них вполне приличные.

Оба смотрели на меня. Я держал кружку в руке, иногда жестикулируя ей, болтая, совсем как тот старик с наших холмов.

- Ну, а индейцы вас окружат, прежде чем вы поймете, что случилось. А что касается женщин... если они узнают, что в фургоне едет женщина, они будут охотиться за ним многие мили. Вас, ребята, легко взять. Любой индейский сопляк без труда подберется и пристрелит вас, как цыплят. Я бы сказал, что без чужой помощи вам не выбраться. Рассчитываете на моего коня? Да он не провезет вас двоих и половину того расстояния, какое вам надо пройти. А фургон придется оставить здесь. Чтобы вывезти такой тяжелый груз, потребуется не меньше шести волов.

- Почему вы думаете, что у нас тяжелый груз?

Я ухмыльнулся ему в лицо и кружкой чуть сдвинул шляпу со лба.

- Потому что видел ваши следы, слишком глубокая колея. Более того, могу спорить, индейцы уже знают, что вы здесь и сейчас окружают стоянку.

- Не говорите глупостей, - сказала девушка. - Если бы они знали, они бы давным-давно напали.

- Это вы так думаете, а не индейцы, - рассмеялся я. - Вот давайте поговорим об индейцах. Они знают, что вы в западне, они знают, что впереди лежит каньон, и они знают, что вам придется сделать, когда вы к нему подъедите. Тем временем вы подъезжаете все ближе и ближе к их лагерю, который они разбили где-то впереди, и когда окажетесь совсем рядом, они вас ограбят, так что им не придется далеко возить груз фургона.

Неожиданно я глянул на свой кофе. - Надо же, я сижу, болтаю, а кофе совсем остыл.

Я выплеснул содержимое кружки на траву, поставил ее и взял кофейник левой рукой, не выпуская из правой винчестер. Наполнив кружку примерно на треть, я сполоснул ее. - Это чтобы подогреть кружку. Не люблю пить кофе из холодной посуды. - Я снова налил себе кофе и устроился на корточках. - Так о чем я говорил?

На их лица стоило посмотреть. Эта парочка не поняла, то ли я ее обхитрил, то ли был круглым дураком. Парень чувствовал раздражение, а девушка разозлилась так, что даже побледнела. Я глотнул горячего кофе вкусный, с привкусом цикория, похожий на новоорлеанский.

Я сидел, попивая кофе, не обращая на них внимания, и особенно не волновался. Краем глаза я посматривал в том направлении, где мог притаиться третий, - лучший способ заметить движение - не выпуская из поля зрения своего коня. На восточной стороне фургона стали собираться вечерние тени, когда мой мустанг вдруг настороженно поставил уши и я опустил кружку на землю.

Этот мустанг родился диким, как и все дикие животные, он хорошо чувствовал опасность, замечая любое движение там, где его не должно быть. Большинство лошадей имеют отличный слух и зрение, однако ни одна не идет ни в какое сравнение с прирученными дикими. Его настороженность предупредила меня, что третий начал двигаться.

Если я неожиданно попытаюсь убраться прочь, это приведет к драке, которой следовало избегать, хоть мне и не нравилась эта парочка. Свою шкуру тоже надо сохранить в целости.

На равнинах укрыться негде, да и трава здесь редкая и скудная, поэтому если я сейчас поеду к тому месту, в меня будут стрелять двое, а то и трое. Дождаться темноты? Тоже нельзя, потому что с каждой минутой опасность росла: темнота давала им свободу движений.

Я перехватил винчестер и, глядя на парня, стоящего рядом с девушкой, сказал: - Если хотите остаться в живых, крикните своему дружку, чтобы он поднимался и шел сюда с поднятыми руками.

Это их ошарашило. Они глядели на меня, а я передернул затвор винчестера.

Парень побледнел. - Не понимаю, о чем вы говорите.

- Давай, шевелись. У тебя есть целых тридцать секунд, иначе станешь кормом для стервятников и муравьев.

Ему не хотелось в это верить, а когда решил, что я не шучу, он все еще колебался.

- Ты будешь первым, - сказал я, - затем твоя сестричка, а потом третий. Осталось десять секунд и я нажимаю на спуск.

Мой указательный палец напрягся.

Глава 2

- Эндрю, - громко позвала девушка, - выходи с поднятыми руками.

- Сильвия, - протестующе произнес ее брат, - он не стал бы стрелять, он бы не осмелился.

- Он бы выстрелил, это точно, - сказала Сильвия. - Он не задумываясь убил бы тебя, Ральф, да и меня тоже.

В наступающей темноте послышался шум, затем показался толстый юноша с глуповатым выражением лица. Ему было лет семнадцать, однако в руке он нес отнюдь не игрушечную винтовку.

- Положи ее, - сказал я, готовясь к тому, что он может выстрелить. Он посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Сильвию... именно на Сильвию, а не на ее брата.

- Делай так, как он сказал, Эндрю.

Он неохотно положил винтовку, затем плюхнулся на землю, сел и скрестил ноги.

- Как я уже говорил, мне не нужны неприятности, однако они мне не в новинку. Советую не лезть в бутылку. Жизнь на западе совсем другая, здесь полно людей, которые вначале стреляют, потом задают вопросы - если есть, что спрашивать. Были б вы поспокойней и не пытались убить меня, я бы вам помог.

- С какой стати? - спросил Ральф.

Я ушел от прямого ответа. В конце концов, почему бы действительно не плюнуть и бросить их одних: пусть выбираются как хотят?

- У вас есть оружие, я не хочу, чтобы оно попало в руки индейцев, сказал я.

Они мне не поверили. Сомневаюсь, чтобы они вообще поверили любому доводу, если он не сулил мне выгоды.

- Неважно, в какую сторону вы направитесь, вряд ли вы найдете хоть одного белого в радиусе ста миль. Говорят, что на северном рукаве Пало Дуро разбил лагерь охотник на бизонов Джим Кейтор, однако на западе ближайшие поселения находятся скорее в двухстах милях, чем в ста.

Они сидели, глядя на меня и внимательно прислушиваясь к каждому слову.

- Кто бы вас сюда ни привел, он устроил настоящую западню... тем не менее есть возможность, что я смогу его догнать и привести обратно лошадей.

- Если вы вернете их и убьете вора, который их увел, я дам вам пятьдесят долларов, - сказал Ральф.

- Некоторые согласились бы, - произнес я, - но я не из тех. Легче будет привести назад лошадей, чем присылать кого-то на помощь. - Я быстро встал. - Поеду за ними.

Они тоже поднялись в готовности воспользоваться любой моей ошибкой.

- Почему бы вам не остаться у нас до утра? - предложила Сильвия. - Вы же не сможете искать следы в темноте.

Отступив к коню, я взял его под уздцы и развернул так, чтобы наблюдать за ними поверх его спины, затем вспрыгнул в седло и якобы невзначай направил на них винчестер.

- Мне не надо искать следы, - ответил я. - Он поведет лошадей к воде, туда же поеду и я.

Развернув коня, я обогнул лагерь по расширяющемуся кругу, держа их под прицелом, пока фургон не скрылся в темноте, затем тут же сменил направление и шагом повел жеребца. Я проехал примерно милю, потом натянул поводья, снял шляпу и вытер пот. На какой-то момент в лагере мне показалось, что меня загнали в угол и выхода, кроме перестрелки, нет.

Я ехал в ночи, ориентируясь по звездам. У меня было довольно ясное представление, где искать этих лошадей, и если они там, вначале следует осмотреться, прежде чем что-либо предпринимать. Мне не нравилась та команда у фургона, но я не мог оставить женщину умирать на равнинах, к тому же я действительно не хотел, чтобы их оружие попало в руки индейцев, у которых, впрочем, оружия хватало.

Ночь была прохладной, и несмотря на то, что конь устал, я заставлял его двигаться вперед, да он особо не возражал. По-моему, ему тоже не понравилось то сборище у фургона.

Иногда я спешивался и шагал рядом с жеребцом, чтобы сохранить ему силы. Серый сегодня славно потрудился, потому что я гнал его с раннего утра, но меня грызло предчувствие. В скалах было одно место, мне о нем рассказал один команчеро, набиравший там воду и поивший лошадей, когда направлялся на встречу с команчами.

Это была просто расщелина в скалах шириной футов сорок или пятьдесят и столько же в длину, но на дне ее была вода, трава и два-три тополя. Существовала вероятность, что человек, укравший лошадей, знал об этом месте, хотя оно было известно очень немногим. Если бы он смог напоить там лошадей, он отправился бы на север, где милях в пятнадцати лежала цепочка небольших ложбинок, окаймленных тополями и ивами, на дне которых скапливалась пресная вода. Оттуда он двинулся бы к ручью Тьюл-крик и дальше к поселениям.

На небе низко висели яркие звезды, когда я подъехал к источнику в расщелине. Где-то недалеко негромко и вопросительно всхрапнула лошадь, затем раздался шорох движения и все стихло.

Я стремительно спрыгнул с коня, бросив поводья, бросился налево, где тополь кидал на землю густую ночную тень, и затаился.

Медленно тянулись минуты. Мой серый жеребец, уставший ждать, когда вода была так близко от него, сделал несколько шагов к расщелине, держа голову высоко и немного в сторону, чтобы не наступить на поводья. Это было именно то, на что я рассчитывал и чего ожидал. Кто бы ни находился у воды, подумает, что это отбившийся от людей конь. Во всяком случае, я на это надеялся.

Однако мой Серый был и остался мустангом, осторожным и недоверчивым, он не бросился сразу к воде. Жеребец поставил уши и тихонько заржал, а из расщелины донеслось ответное ржание. Через некоторое время он сделал еще несколько шагов и снова остановился. Только на этот раз он остановился, потому что рядом кто-то был.

Я ждал, не двигаясь. А затем услыхал тихий, успокаивающий голос. Человек в расщелине пытался подозвать моего коня поближе и схватить поводья. Серый, зная, что я спрятался рядом, вряд ли позволит чужаку поймать себя. Если бы он убежал и потерялся, может быть, чужому и удалось бы подойти... во всяком случае, пока на коне было седло.

Вдруг жеребец шарахнулся в сторону - очевидно неизвестный попытался резким движением поймать его, а это значит, что он теряет терпение.

Серый отошел на шаг и встал, а я продолжал ждать. Прошло пять, может быть десять минут, и тогда человек вышел из темноты и потянулся к поводьям. Конь отошел еще на пару шагов, и если бы я смог, я бы расцеловал его, потому что человек двинулся за ним.

- Стоять! - сказал я достаточно громко, чтобы он услышал, но не слишком громко, одновременно взводя затвор винтовки.

Незнакомец хотел было нырнуть в укрытие, но я резко сказал: - И не пытайся! У тебя нет ни единого шанса.

- Кто ты?

- Бродяга. Это мой конь.

- Думал, он убежал. - Я встал и направился к нему в то время как он продолжил: - Я тебя не заметил.

- Я на это и рассчитывал. Не дергайся... у моей винтовки легкий спуск.

Он повернулся ко мне лицом - коренастый, с бочкообразной грудью мужчина, его лицо я не разглядел. Внезапно он заговорил. - Черт побери, ты - Нолан Сакетт!

- Расстегни оружейный пояс.

- Послушай...

Он мне начал надоедать.

- Это ты послушай. Если надеешься дожить до завтрака, лучше расстегни пояс.

Он потянулся к пряжке, с протестующим возгласом. - Вот что, Сакетт. Меня зовут Стив Хукер. Мы встречались в Техасе, и нам незачем с тобой ссориться.

- Может так, а может нет.

Оружейный пояс упал на землю, я приказал Хукеру сделать несколько шагов назад, подошел, поднял пояс и перекинул его через плечо. Потом собрал поводья жеребца и пошел позади своего пленника в расщелину. Лошади были там - шесть прекрасных тягловых и две верховые. Чуть дальше, на полянке, окруженной ивами, горел невидимый со скал костер. Я почувствовал запах кофе и вспомнил, что весь день ничего не ел.

Как только мы подошли к костру, я приказал пленнику повернуться и действительно его лицо было мне знакомо. Одно время он работал возницей в компании грузовых перевозок, его выгнали за то, что он продавал налево корм для лошадей. В Форте Гриффин он убил дружественного белым индейца. Наказывать его не стали, но после этого никто не хотел иметь с ним дела.

Я повернул Хукера, связал ему руки за спиной, затем колени и лодыжки. Усадив Хукера там, где мог не спускать с него глаз, я расседлал своего коня, подождал, пока тот покатается по траве и тщательно растер его несколькими пучками сухой травы. Затем стреножил его поближе к воде, где он мог пастись и вволю напиться.

Вынув из своих седельных сумок кусок бекона, я настрогал кусочки в сковородку и отломил полбуханки захваченного из города хлеба. Пока мясо жарилось, я налил себе кофе и вел с Хукером ничего не значащий разговор об индейских территориях.

- Откуда у тебя лошади? - внезапно спросил я.

- Они мои. Перегоняю их на запад, чтобы продать в Нью-Мексико.

Я с отвращением поглядел на него. - Хорошая история для сопляков, сказал я, - однако ни один здравомыслящий человек не станет путешествовать в этих краях в одиночку, да еще с лошадьми. - А затем добавил: - Я ехал с юга.

Он промолчал, хотя и задумался, встретился мне фургон или нет.

- Как ты меня нашел? - спросил через некоторое время Хукер.

- Ты оставил следы, я по ним шел. Еще ты оставил женщину там, где ее смогут найти индейцы.

- Это не женщина! Она чертова дьяволица! Ведьма, исчадие ада!

- Мне она показалась молоденькой и хорошенькой. А вот место, где ты их бросил, явно не для новичков на западе. - Я перевернул мясо вилкой, и добавил: - За такое могут линчевать.

- Они бы меня убили. Они собирались это сделать, я слышал.

- Где ты их повстречал?

Он в нерешительности помолчал. - Вначале я увидел их в Форт-Уорте. Они были хорошо одеты и похоже было, что у них есть деньги. Я крутился вокруг них и услышал, как парни расспрашивали о территории к западу от Форт-Гриффина.

- Ну и что?

Он внимательно поглядел на меня. - Послушай, Сакетт, ведь ты же не дурак. Почему это парочка хорошо одетых неженок с востока вдруг заинтересовалась этой землей? Землей бизонов и индейцев? Некоторые, правда, считают, что это земля скотоводов, но здесь нет ни шикарных отелей, ни других штучек, ради которых приезжают люди их сорта.

- Ну и что ты подумал?

- Золото, вот что. Много золота. Думаешь они ищут землю под ранчо? Ни в коем случае. Они охотятся за тем, что можно увезти и, по-моему, ответ находится в фургоне.

- Что в нем?

- В этом-то и загвоздка. Они не разрешали мне осмотреть груз, а я несколько раз пытался это сделать. Может быть поэтому они решили меня убить.

- Куда они едут?

Стив Хукер молчал, вероятно обдумывая, что рассказать, а что скрыть. Тем временем я принялся за бекон и поджаренный хлеб, цепляя куски прямо из сковородки. Я был до того голоден, что съел бы и сковородку вместе с костром, но вынужден был довольствоваться дюжиной толстых кусков мяса и половиной буханки хлеба, прожаренного в свином жире. И я выпил почти весь кофейник Хукера.

- Лучше расскажи без утайки, - сказал я, наливая себе последнюю кружку. - Я еще не решил, что с тобой делать - то ли отвезти обратно к тем ребятам, то ли оставить подыхать здесь. Скажешь быстро правду и я возможно что-нибудь надумаю.

- О чем мы толкуем? В этом деле золота хватит на двоих.

Поев, я почувствовал удовлетворение. Я откинулся, оперевшись спиной о ствол дерева и смотрел, как мой мустанг щиплет зеленую траву, ощущая успокоение и довольство этим миром. Тем не менее я не развязал Хукера, поскольку не полагался на его благородство, тем более, что мне хотелось спать.

- Они тебя о чем-нибудь спрашивали?

- О да, хотя и сами знали немало. По-моему, они что-то читали или слышали, но и знания у них были. Я хочу сказать, они не плутали, а ехали туда, куда им нужно.

Постепенно Хукер разговорился. Он последовал за ними на дилижансе, когда они выехали из Форт-Уорта в Форт-Гриффин. Вообще-то он ехал вместе с троицей, помалкивая и прислушиваясь к вопросам, которые они задавали. Девушке не составило никакого труда завязать знакомство с двумя мужчинами с запада, особенно ее интересовали названия мест - она сказала, что они такие колоритные.

- Например? - спросил я.

- Кросс Тимберс... Льяно Эстакадо... Богги Депот... Реббит Иарс Заячьи Уши.

Хукер заерзал, но я не обратил на него на него внимания. Он хотел намекнуть, чтобы я немного ослабил веревки, а я не собирался этого делать. - Она подвела их к разговору об этих местах.

- Задавала много вопросов?

- Целую кучу. Полночи только этим и занималась. Брат ее в конце концов заснул, но она нет. Она выпытывала у попутчиков все, что они знали, однако все время возвращалась к Заячьим Ушам.

Я подошел к ивам, отломил несколько веточек и несколько покрупнее с сухого упавшего тополя. Вернувшись к костру, я подбросил их в огонь и поставил воду, чтобы заварить еще один кофейник. Я кое-что знал о Заячьих Ушах и слышал пару историй об этой горе. Скорее всего Стив Хукер тоже до них дознался, пусть даже эти истории не стоили выеденного яйца. А у команды из фургона вовсе не было серьезных причин приезжать в эти края.

- Да, ты хорошо сбил их с пути, - сухо заметил я, - и привез туда, где им не у кого спросить дорогу.

- Когда мы приехали в Гриффин, - сказал Хукер, - я подошел к девице, сказал, что случайно услыхал, будто им нужен возчик для фургона, и что я знаю западные земли. Короче, она купила лошадей и фургон, снарядила нас всем необходимым.

Он взглянул на меня. - Она меня пугала. А он был не лучше. Вроде они ничего такого не делали, просто она смотрела на меня, а мне становилось не по себе. Затем как-то вечером я услыхал их разговор. Они думали, что я погнал лошадей на водопой, я-то погнал, но потом вернулся послушать, о чем они болтают. Первое, что она сказала, было: "Конечно. Зачем тратить на него деньги? Когда доберемся до Заячьих Ушей, мы уже будем знать обратную дорогу, поэтому проще его убить." Меня поразило, что она говорила об этом так спокойно, словно спрашивала, сколько сейчас времени. На следующее утро я начал отклоняться с дороги на юг. Я хотел запутать следы, чтобы они на обратном пути нуждались во мне. А потом начал думать.

- Знаю, - сказал я. - Ты начал думать о снаряжении и припасах. Сколько ты получишь в Черри Крик или даже в Санта Фе за шесть великолепных лошадей, новенький фургон и все, чем он нагружен.

- Ну и что из того? Они собирались убить меня.

- Как тебе удалось их обмануть? Разве они ничего не подозревали?

- Еще как подозревали! Смотрели за мной каждую минуту. Только я сказал, что мы остановимся за полмили от воды - слишком много москитов.

- А потом ты приехал сюда?

- Конечно. Сопляки в жизни бы не нашли это место, нужно было лишь выждать. Посидеть и выждать.

- А что насчет Заячьих Ушей?

- Кому о них известно? Она все время о них расспрашивала, но никто ничего не знал, а я держал рот на замке, лишь раз сказал одну штуку, чтобы подготовить к разговору, когда подойдет время.

- Что ты сказал?

- Что гору Заячьи Уши назвали в честь индейского вождя, вот и все, что я сказал.

Я не видел ни одной причины, чтобы человек сорвался с насиженного места на востоке и примчался на запад только ради какой-то горы. Да и гора-то эта была неказистая. Дальше к западу лежали настоящие горы, покрытые сосновыми лесами и большую часть года - снегом. Заячьи Уши находились чуть в стороне от тропы на Санта Фе и были ничуть не красивее любого другого холма или любой другой горы. Ясное дело, ее вопросы могли маскировать какую-то другую цель.

Через некоторое время мои мысли прервал Хукер. - Что ты собираешься делать?

- Возвращу им лошадей. После этого пусть делают, что хотят.

- А как со мной?

- Выбирайся как знаешь. Ты здесь не новичок. Сам ввязался в эту историю.

- Оставишь меня тут пешим?

- Нет. - Я усмехнулся. - Можешь опять пойти к ним возчиком, если есть желание. Когда ты начинал свою затею, ты знал, что рискуешь, теперь расхлебывай.

Пламя костра причудливым узором танцевало на темных хрупких ветках ивы. Подойдя к своему седлу, я взял одеяло и пончо и выбрал место недалеко от огня, но скрытое ночной тенью. Я добавил веток в костер, стянул сапоги и расстелил одеяло. Из седельной сумки вынул и одел пару мокасин - вполне вероятно, что ночью придется вскочить, времени натягивать сапоги не будет.

Затем я подошел к Хукеру и развязал его, чтобы дать подвигаться прежде чем связывать на ночь. Он был хитрым мужиком и я отступил на несколько шагов, держа винтовку в руке.

После того, как я связал его снова и накрыл одеялом, улегся сам. Засыпая, все еще думал о Заячьих Ушах, и о том, что понадобилось там этим ребятам. Странно, но я даже не знал, как их фамилия.

Хотя здесь, на Дальнем Западе фамилиям не придают значения.

Глава 3

На рассвете я вывел Хукера на скалы, отдав ему фляжку с водой, мешок с провизией и разряженное оружие. Оружейные пояса с патронами были у меня, и я проводил его ярдов на триста прежде чем бросить их на землю. Затем собрал лошадей и тронулся в обратный путь.

Мне не слишком хотелось возвращаться обратно к фургону. В каком-то смысле я сочувствовал Хукеру, хотя не оставил бы женщину на поживу индейцам.

В свое время я был знаком со многими убийцами, но не знал никого, готового убивать с такой легкостью как эти ребята. Даже когда это не сулило им никакой выгоды. За чем бы эта троица ни охотилась, она не хотела, чтобы в ее дела вмешивались посторонние.

Ну, я не собирался быть им нянькой. У них есть упряжка, и пусть сами выбираются отсюда, если смогут.

Девушка вышла мне навстречу. Несомненно ее выставили как приманку и можете мне поверить, что Сильвия была лакомым кусочком для любого мужчины и она это знала.

Она вышла, увидев, как я приближаюсь к лагерю, огибая заросли опунции и норы сусликов. Она остановилась, когда я подъехал.

Винтовку я положил поперек седла, словно невзначай направив дуло в ее сторону. Сильвия выпростала руки из складок юбки и держала их так, чтобы я мог их видеть.

- Вот ваши лошади. - сказал я ей, - а дальше делайте, что хотите, только я советую вернуться в Форт Гриффин. Эта земля не про вас.

Она улыбнулась. - Зачем же так, мистер Сакетт? Я полагала, что нравлюсь вам.

- Вы очень красивая девушка и такая же безобидная, как гремучая змея. Однако послушайте меня и отправляйтесь обратно на восток, туда, где вы выросли.

Она подошла ближе, глядя на меня своими огромными черными глазами.

- Поедемте с нами. Ну, пожалуйста. Вы нам нужны, мистер Сакетт, мы здесь одни и никому из мальчиков не приходилось раньше править упряжкой лошадей. - Она протянула руку и коснулась пальцами моей ладони. - Мистер Сакетт, поедемте. Поверьте, вы не пожалеете... а я буду вам очень благодарна.

Ну и ну. Она мне ничего не обещала и в то же время обещала все, эта штучка - настоящая женщина. Только меня на этом не купишь.

- Извините, - сказал я, - если бы вы были одни... Но я не доверяю ни одному из вас. Лошадей вы получили. Запрягайте и поезжайте немедленно, следуйте по моим следам. Когда доедете до воды, наполните бочонки, с этой водой сможете проехать по засушливым землям, после этого ручьи и источники попадаются на всем пути на север. Только вам придется пересекать каньон Пало Дуро, его глубина местами доходит до тысячи футов.

- Нет ни ранчо, ни городов?

- Это индейская территория. Здесь вы не найдете даже охотников на бизонов, пока не заберетесь дальше на север. Говорят в Боррегос Пласа на южном берегу Канадиен есть люди. Они хорошие ребята, мексиканцы из Моры или Таоса, пасут там овец. Если будете вести себя правильно, они продадут вам провизию и покажут дорогу. Я сказал, что они хорошие ребята, и это так, но есть один парень по имени Состенес Ларкевек, убьет вас, не задумываясь. Он иногда ошивается в тех краях. Обходите его стороной.

И все то время, пока говорил, я держал ее правую руку в своей и не сводил глаз с двух парней у фургона. Раз или два она попыталась освободиться, однако я решил, что так безопасней. Наконец отпустил ее ладонь.

- Adios! - неожиданно сказал я, развернул коня, поставив его на дыбы и умчался.

Проскакав несколько ярдов, я резко повернул мустанга сначала в одну сторону, потом в другую. Оглянувшись, увидел сверкнувшее на солнце дуло винтовки, но к этому моменту я уже отдалился еще на сотню ярдов и стрелять в меня стало бессмысленно. Я ушел от них и был этому рад.

Через некоторое время я задумался о себе. Ну, удрал я от неприятностей, в кармане у меня восемь-девять долларов и ни одного в обозримом будущем. Для человека, которого называли преступником, я был довольно бедным. И раз уж зашел об этом разговор, мне ни разу не встречался богатый преступник. Все, кого я знаю, жили, скрываясь от закона на равнинах либо в горах, либо в бандитских убежищах - оборванные, грязные и жалкие.

Охота на буйволов себя изжила. За короткое время охотники перебили в этих краях почти всех бизонов и теперь им придется уходить. А мне следовало бы обзавестись несколькими быками и коровами и построить ранчо, прямо здесь, на узкой полосе земли Северного Техаса, которую все называли "Ручкой сковородки". Скоро сюда хлынут скотоводы. Охотники за бизонами разнесут весть о сочной траве и богатых источниках воды, а большего не нужно никакому скотоводу.

Я получил репутацию крутого человека, и все из-за переделок, в которые попадал, выходя из них победителем, а не проигравшим. То было время ожесточенных войн и схваток с индейцами, потому что они не хотели уходить со своих охотничьих угодий, и даже те, кто относился к ним с симпатией, вынуждены были драться, поскольку индейцы не делали различия между друзьями и врагами. Конечно, эти войны были не только войнами белых с краснокожими, так как индейские племена постоянно враждовали друг с другом.

Я ехал на север, держась поближе к вершинам пологих холмов, но не выезжая на гребень, чтобы меня не заметили издалека и в то же время чтобы иметь широкий обзор и вовремя уйти от опасности. Увидев облако пыли, я натянул поводья, спешился и подождал, пока оно не исчезнет. Пусть даже это были белые - у меня не было оснований полагать, что они отнесутся ко мне по-дружески.

И все это время я вспоминал, что мне известно о Заячьих Ушах, постоянно возвращаясь к истории, которую услышал на тропе к Ньюсесу семь или восемь лет назад.

В истории шла речь о давних делах, а рассказал ее мне один мексиканец, живший за Рио Гранде. Однажды ночью он подошел к моему лагерю, окликнул, и я пригласил его к костру. Местность та была почти непроходимой, она заросла кустарником, а по рельефу напоминала кукурузную кочерыжку. Каждый второй встречный был либо преступником, либо дезертиром южан, скрывающимся от полиции Конфедерации Южных штатов. Здесь, среди многих, нашли убежище Джон Уэсли Хардин и Билл Лонгли]. В северо-восточном Техасе убили Каллена Бейкера или, по крайней мере, говорили, что убили, однако после этого о нем не было слышно. Все они бежали от полиции.

Я отступил в темноту подождать пока мексиканец не вступит в круг света от костра, он подошел вежливо и аккуратно, с поднятыми руками. Он оказался пожилым человеком, в котором однако сохранились подвижность и грациозность движений. Его сапоги были покрыты пылью, и хотя он попытался отряхнуть одежду, на ней тоже осталась дорожная пыль.

- Сеньор?

Я выступил из-за куста. Мне нравились мексиканцы, я считал их стоящими людьми, Много раз, скрываясь от закона, я оставался в живых лишь благодаря тарелке фасоли и нескольким кукурузным лепешкам, полученным на какой-нибудь стоянке пастухов.

- Проходи и устраивайся, - сказал я. - Кофе готово, бобы варятся.

Мы поели, мексиканец скрутил сигарету и, слово за слово, мы проболтали всю ночь. Он шел пешком, он не сказал почему и как так получилось, а я не спросил, ведь в те дни не принято было задавать лишних вопросов. У меня случайно оказалась запасная лошадь - низкорослая пятнистая индейская лошадка, красивая, как на картинке. Еще недавно она принадлежала довольно симпатичному молодому воину команчей с очень плохим умением разбираться в ситуациях. Он ехал один, очевидно охотясь за скальпами, когда набрел на мои следы и проявил свое неумение: он решил, что перед ним легкая добыча и пошел по моим следам. Но я посматривал на тропу, по которой ехал, и когда обнаружил, что меня преследует, сделал широкий круг и подобрался обратно к тропе посмотреть кто за мной едет.

Увидав, что это индеец с двумя свежими скальпами, я вышел из укрытия и заговорил с ним. Он крутанулся, словно его подстрелили, и начал поднимать винтовку, что явилось второй его ошибкой, потому что я хотел лишь отобрать у него лошадь, чтобы он больше не смог идти по моим следам.

Пришлось прострелить ему башку, моментально выбив из седла. Индеец попался настырный, он вскочил с намерением продолжать драку и я всадил в него еще одну пулю, поймал лошадку и убрался оттуда.

- Тебе нужна лошадь, - сказал я мексиканцу, - бери эту. Команчи, который на ней ездил, она больше не понадобится.

- Gracias, senor, - сказал он просто, но в голосе его я почувствовал благодарность, и было за что. В этих краях любой встречный скорее всего убил бы его, пешего, ради оружия или в надежде на какую-нибудь другую добычу.

Мы попили еще кофе и поговорили и наконец он сказал: - Amigo, у меня нет денег. Я не могу заплатить за лошадь.

- Она твоя и не надо мне никаких денег.

- Мой дедушка, - сказал он, - работал погонщиком мулов на дороге в Санта Фе.

Ну, ну. Если бы я хотел послушать историю жизни его деда, чего я делать не хотел, или описание дороги на Санта Фе, которую видел собственными глазами, то может быть его информация меня заинтересовала бы.

- На ней он чуть было не погиб. Мой дедушка был jefe, старшим грузового каравана Натана Хьюма.

Я отчетливо вспомнил, словно это было вчера вечером, как мы сидели у костра и он рассказывал об этом караване. Они вышли из Санта Фе и с хорошей скоростью пересекали равнины, направляясь в Индепенденс, штат Миссури, или какой-то подобный городишко, когда на них напал боевой отряд индейцев кайова.

Караван растянулся слишком далеко, у них не было шансов на спасение. Многие собрались вокруг самого Натана Хьюма, среди них дед моего мексиканского друга, они с боем отступили к горе Заячьи Уши, где приготовились обороняться до последнего.

Индейцы перебили всех - кроме деда мексиканца, который закопался в какую-то нору. Кайовы оскальпировали и изуродовали трупы, выгребли из их карманов и седельных мешков все мало-мальски стоящее и умчались. Через некоторое время дед мексиканца выбрался и потопал обратно в Санта Фе.

Когда он вернулся, его предупредили, чтобы он "залег на дно", потому что губернатор послал подразделение солдат за караваном Хьюма, и если его найдут, то арестуют. Натан Хьюм провозил контрабандное золото, которое похищали с приисков в горах Сан Хуан. Дед мексиканца выбрался тайком из города, позаимствовал у кого-то мула и присоединился к каравану, направлявшемуся в Мексику. Там у него были друзья, он надеялся получить от них помощь и вернуться, поскольку был уверен, что знает, где находится золото из последнего каравана Хьюма, не найденное индейцами.

Но случилась беда: вскоре после прибытия в Мексику он упал с лошади и повредил позвоночник, после этого ему отказали ноги.

Он знал, где спрятаны триста фунтов золота, и не мог ничего предпринять.

Вот такую историю рассказал мне мексиканец, которому я подарил лошадь.

- А сам ты думал когда-нибудь, чтобы отыскать это золото? - спросил я его.

- Конечно, сеньор, но... - он пожал плечами. - У меня случились неприятности в Таосе... из-за сеньориты... меня преследовали вплоть до Лас Вегаса. Я убил человека, у которого много родных и двоюродных братьев и дядюшек.

Он бросил сигарету в огонь и улыбнулся. - Мне нравится жизнь, сеньор, я довольствуюсь малым. Если бы я отправился на север, то вероятно нашел бы золото, а скорее всего нашел бы свою могилу, шансы на последнее куда выше. Золото ваше, сеньор.

- И ты знаешь, где оно находится?

- Позади горы есть тупиковый каньон. Там и произошел последний бой с индейцами. Наверное кости мулов до сих пор разбросаны по земле. В каньоне лежит пруд, поверхность которого покрыта водорослями и слизью, а за прудом - яма рядом с валуном. Золото спрятали в яме, завалили ее камнями, а на валуне сломанной винтовкой Хьюм выдолбил крест. Вы его найдете.

На следующее утро мы расстались, и сев в седло, он протянул мне руку и я пожал ее.

- Будьте осторожны, сеньор, и не задавайте много вопросов. У мексиканцев, работавших на приисках, есть сыновья и внуки, они знают, что караван Натана Хьюма так и не добрался до Миссури... они могли даже поговорить с индейцами.

Это была не первая история, услышанная мною у походного костра, где говорилось о закопанном золоте и затерянных приисках. Такие истории снова и снова пересказываются повсюду, хотя именно эта оказалась для меня новой. Однако я ее запомнил и рассчитывал поглядеть на этот каньон. Да только некогда было.

В Сербине, городке в Техасе, где жили выходцы из Центральной Европы, я убил мешочника-переселенца и попал в тюрьму. Друзья нашли выход и помогли мне бежать, приготовив коня. Я присоединился к ковбоям, перегонявшим стадо в Канзас, однако не забывал, что меня разыскивают.

В Эйбилине, который в то время был совершенно новым, крутым и диким городишком, я узнал, что моя фамилия известна. Там побывал мой двоюродный брат Тайрел [см. роман Л.Ламура "Приносящие рассвет". Прим. переводчика.], говорили, что он убил в поединке человека. Но я все выяснил. Тайрела вызвал на поединок Рид Карни, брат подошел к нему вплотную и заставил бросить на землю оружейный пояс.

Тайрел и Оррин Сакетты... я о них слыхал, хотя они с Камберленд Гэп. Мне было очень приятно узнать, что в жилах Сакеттов течет не водица.

Это было давным давно, и вот теперь я ехал по равнинам Техаса, направляясь на север к Боррегос Пласа, Эдоуб Уоллс и лагерям охотников на бизонов. А равнины здесь такие, что если поняться в стременах, можно увидать дорогу на три дня вперед - такие они плоские.

Я засунул винтовку в чехол, сдвинул шляпу на затылок, поглядел на равнину и запел. Во всяком случае я знал, что это песня и старался исполнить ее соответствующим образом, однако моему мустангу она, по-моему, не понравилась. Небо было голубым, равнины широкими - земли здесь столько, что есть где развернуться. Пусть у меня в кармане джинсов позвякивали лишь несколько долларов, пусть я только что сбежал от погони, собиравшейся меня линчевать, зато ветер пах полынью, солце пригревало и вообще хорошо было чувствовать себя живым.

Местность снова начала холмиться - вокруг поднимались пологие склоны, в низинах между ними росли деревья.

О, я оставил свою девушку в Сан Антонио,

Там, рядом с границей,

Я...

Внезапно из-за вершины низкого холма показался пучок перьев, а затем в дюжине ярдов появился индеец, за ним другой и другой... Ломаная колонна кайова растянулась ярдов на двести. Они медленно ехали в мою сторону, держа копья остриями вверх. Я быстро оглянулся и увидел на противоположной стороне ложбины еще с десяток воинов, они тоже не торопясь приближались ко мне.

По меньшей мере у дюжины были винтовки. Дорога прямо по ложбине оставалось свободной, однако стоило ехавшим в арьергарде индейцам повернуть лошадей и путь был отрезан. В отряде было не менее тридцати воинов, они окружили меня.

На лбу выступил пот, во рту пересохло. Я видел, что кайова делали с пленниками, потому что несколько раз находил то, что осталось от бедолаг зрелище это не для слабонервных.

Если попробую удрать, меня тут прикончат. Развернув коня на девяносто градусов, я поехал в сторону основной колонны, продолжая распевать.

Глава 4

Моя винтовка лежала в чехле и потянуться за ней означало умереть. Револьвер в кобуре был пристегнут ременной петлей через курок необходимость при верховой езде через пересеченную местность.

И я поехал прямо на них, , распевая свою песню, направив коня между двумя индейцами, которых разделяли ярдов тридцать.

Никто из белых не знает, что у краснокожего на уме. Индейцы такие же любопытные, как дикие звери, иногда такие же вспыльчивые и горячие, больше всего их восхищают отвага и смелость, потому что именно отвага нужна, чтобы стать хорошим воином. Я понимал, что бегство меня не спасет, и если уж зашла об этом речь, я не люблю бегать, кроме как навстречу кому-нибудь или чему-нибудь.

Мой жеребец насторожился. Он чувствовал, что мы попали в переделку и ему не нравился запах индейцев. Каждая его мышца напряглась, он готов был сорваться и дать деру.

Кайова охотились не за мной. Это без сомнения был боевой отряд, но искал он добычу покрупнее. Но если они рассчитывали позабавиться со мной, это им даром не пройдет. Когда я направил коня в их сторону, я уже решил, что надо делать: напасть на огромного воина справа. При малейшем проявлении враждебности пущу коня на него и выхвачу оружие. В уме я несколько раз проиграл ситуацию и все это время я продолжал петь про девушку, которую оставил в Сан Антонио.

За спиной я услышал, как, окружая, смыкаются сзади всадники, а те, что ехали впереди, немного замедлили шаг, но я не остановился. Правая рука как обычно лежала на бедре в нескольких дюймах от рукоятки револьвера. Я знал, что если успею его выхватить до того, как меня убьют, я уйду из этого мира не один. Единственное, что я мог делать хорошо, - это стрелять.

Без преувеличения можно сказать, что дома в Клинч-маунтинс в пятидесятые-шестидесятые годы мальчишки вырастали с оружием в руках. Прежде чем мне исполнилось двенадцать лет, я бродил по лесам с винтовкой, добывая пропитание для всей семьи. Для других занятий времени не оставалось.

Я смотрел прямо перед собой, краем глаза наблюдая за двумя индейцами слева и справа. Там, конечно, было много других, однако начать драку могли только эти двое. Я касался шпорами боков мустанга, готовый в любой момент послать его вперед.

Индейцы приближались, и я ехал им навстречу. Неожиданно тот, кто был слева, медленно опустил копье, направив его на меня, но я и глазом не моргнул. Выкажи я хоть намек на сидевший внутри страх, кайова тотчас же накинулись бы на меня.

Индеец приставил острие к моей груди, а я лишь мельком глянул на наконечник, посмотрел в глаза индейцу и, подняв левую руку с зажатыми в ней поводьями, отодвинул копье в сторону - не оттолкнул, а просто отодвинул и проехал мимо.

Можете мне поверить, что в ту секунду по коже бегали мурашки, волосы встали дыбом, однако я не осмеливался оглянуться. Внезапно раздался топот копыт по траве, но резкая команда прервала его. Один из индейцев, вероятно старый вождь, спас мою шкуру. Я, не останавливаясь, ехал шагом, пот капал с лица так, словно я только что умылся и не вытерся.

Я не торопил коня, пока позади не оказалась вершина невысокого холма и лишь тогда пришпорил мустанга, и мы помчались, как будто за нами гнались все черти ада.

Через пару миль я перешел на легкий галоп и свернул под прямым углом к руслу ручья и проехал по нему несколько миль на запад.

Тем не менее ручей не мог полностью скрыть следы. Они будут видны на мягком дне примерно в течение часа - ручей тек не слишком быстро, а вода в нем была прозрачной. Поэтому в нескольких местах я свалил нависший над руслом берег, чтобы замутить воду и добавить в нее грязи, которая быстрее заполнит илом отпечатки копыт. Пройдет немало времени, прежде чем ручей опять станет прозрачным.

Индейцы позволили мне уйти из-за уважения к моей смелости или потому, что искали жертву побогаче, тем не менее молодые и безрассудные воины могли передумать и броситься за мной в погоню, особенно если им понравился мой конь или оружие.

Попеременно ведя мустанга шагом и рысью, я ехал и внимательно оглядывал местность, стараясь заметить малейшее движение, не забывая проверять тропу, по которой прошел. Постоянно попадались антилопы, иногда встречались разрозненные стада бизонов, становившиеся все более многочисленные по мере продвижения на север. Индейцев я больше не видел.

Один раз я наткнулся на колею фургона, но она оказалась старой. Я поехал по ней, каждый вечер останавливаясь на ночевку около воды, иногда залежываясь до полудня, чтобы дать мустангу возможность отдохнуть и попаститсь на сочной траве.

Местность становилась все суровее. Я зарос щетиной, кости и мышцы болели от усталости. Временами казалось, что я наполовину состою из пыли и песка, а в воде постоянно ощущался привкус извести. Каждый вечер я проверял и чистил оружие на случай непредвиденной неприятности.

Где-то на севере лежал мексиканский городок Ромеро. Он был небольшим, но старым. Народ там по-дружески относился к индейцам и говорили, что в Ромеро обосновались немало команчерос. Команчерос - торговцы с краснокожими - продавали им оружие, получая взамен все, что индейцы награбили у белых, переселявшихся на запад. Никто не любил команчерос, даже сами мексиканцы. Лично я никогда не верил в то, что некоторые горожане Ромеро торгуют с индейцами.

Но прежде всего мне надо побывать в Боррегос Пласа, до поселка осталось немного... по здешним меркам.

На рассвете я спустился в каньон Пало Дуро, чувствуя охватившее меня напряжение, потому что это была земля команчей. До заката отдыхал в зарослях ивы, а мой мустанг пил свежую, чистую воду и щипал сочную зеленую траву. Когда тени стали длинными, я оседлал его и разыскал выход из каньона. Выбравшись на равнины, вздохнул посвободней.

Крохотное кафе в Боррегос Пласа было ярко освещено, когда я шагом подъехал к поселку по тропе. Лаяли собаки, то тут, то там в темных проемах дверей улавливалось движение. Народ в Боррегос Пласа был гостеприимный, однако живущие здесь мексиканцы научились остерегаться незнакомцев. Земля здесь дикая и суровая и те, кто ездит по ней, часто перенимают характер земли.

Спрыгнув с седла напротив кафе, я привязал мустанга и, нагнув голову, прошел в низкую дверь. Одну стену занимал бар футов двадцать длиной, перед которым стояли четыре столика со стульями. За баром стоял толстый мексиканец в белой рубашке, положив локти на стойку. Возле него, потягивая выпивку, расположились два одетые в кожу вакеро. За одним из столиков сидели двое мужчин постарше, у одного волосы были седыми.

Кафе было маленьким, безукоризненно чистым и прохладным, с тем ощущением просторности, которое возникало во всех мексиканских домах. Все повернулись ко мне - высокому, покрытому пылью дорог парню. Я подошел к бару и заказал выпивку.

- Издалека, сеньор?

- Да... Нарвался на боевой отряд кайова.

- Вам повезло. Вы все еще живы.

- Индейцев не поймешь. Я проехал прямо через их колонну, но никто и пальцем не шевельнул.

Сидящие в кафе обменялись взглядами. Все понимали, сколько требовалось смелости, чтобы проехать рядом с боевым отрядом индейцев, понимали, что если бы я выказал слабость, меня уже не было бы в живых, однако никто не знал, как страшно мне было, а я не собирался об этом рассказывать.

- Вы голодны, сеньор? Садитесь, сейчас жена принесет вам ужин.

- Gracias.

Я подошел к столику и устало опустился на стул, затем снял шляпу и причесался пятерней. Спать хотелось так, что я мог бы заснуть прямо за столом.

Сеньора принесла говядину с бобами, лепешки и кофейник. Было поздно, и посетители стали расходиться. Мексиканец вышел из-за стойки, сел за мой столик и налил кофе.

- Меня зовут Пио. Хотите становиться здесь?

- Нет. Я так долго спал под открытым небом, что в комнате просто не засну. Заночую под деревьями.

- У вас не будет неприятностей. Здесь живут хорошие люди.

- А чужие в поселке есть?

- Вчера проезжал один... но надолго он не останавливался. Вел себя так, как будто его кто-то преследовал.

Он посмотрел мне в глаза, но я лишь усмехнулся. - Вы неправильно меня поняли. Я просто еду на север в Ромеро, а если повезет, то может быть отправлюсь дальше, на прииски в Колорадо.

Я видел, что мексиканец мне не поверил, однако он промолчал, очевидно надеясь, что я расскажу еще что-нибудь.

Я-то знал, что в таких маленьких спокойных городишках лучше вести себя тихо. Они были спокойными, потому что их никто не осмеливался трогать. У каждого мужчины в каждом доме были бизоньи винтовки, каждый дрался с индейцами, бандитами и всяким, кто хотел подраться. Если кто-нибудь надумает устроить здесь заварушку, он станет чем-то вроде мишени в тире. Более того, я готов был спорить, что Пио знал о моих приключениях в Нью-Мексико. Подобные новости разносятся очень быстро.

Поев и выпив целую кварту кофе, я вышел и отвел коня к небольшой рощице, за которой начинался луг. Затем расседлал его и тщательно протер, пока тот хрустел зерном, которое я взял у Пио. Лошадей на западе редко кормят зерном, но мой мустанг заслужил хорошую кормежку. Подумав об этом, я с благодарностью вспомнил старика, который дал его мне.

До этого я не хотел расседлывать коня, боясь, что опять придется бежать. Дать деру, как здесь говорят.

Ночь была тихой. Я слышал шелест тополиных листьев, изредка доносился шум из поселка. На холме койот пел свою песню звездам. Завернувшись в два одеяла, лежа на пончо, я спал, как ребенок - ребенок, который каждую ночь ожидает беды.

Восход солнца был на удивление красивым. Умывшись у конской поилки, я взглянул на повозку, стоящую у кафе. Какой-то мексиканец пристегивал свежую упряжку и звон цепей был единственным звуком, разносившемся по маленькой улице, затененной огромными тополями.

Расчески у меня не было больше года, поэтому причесаться пришлось пальцами. Вначале я оседлал коня, потом достал из седельных мешков бритву и наточил ее о ремень. Побрился над поилкой, глядя на свое отражение в воде. После этого стал выглядеть получше, хотя никогда не выигрывал конкурсов красоты, не с моим переломанным носом их выигрывать.

Закончив бриться, обтер лицо виски, которое использовал вместо лосьона, и отвел жеребца к коновязи. Я жил такой жизнью, когда оставаться без оружия под рукой и оседланной лошади поблизости просто опасно.

Я вошел в кафе, где у столика, занятого двумя мужчинами и девушкой, стоял Пио. Я сразу обратил внимание на девушку.

Она была молода... лет семнадцати. В ее возрасте или чуть позже большинство девушек выходит замуж. У нее были темно-рыжие волосы и коричневые глаза... Она была прекрасна, выше среднего роста и сложена, как богиня.

Сидящий с ней старик был худой, как жердь, со злыми и жестокими серыми глазами и рыжими с сединой усами. С первого взгляда было ясно, что это беспощадный, не знающий жалости человек, такому опасно перебегать дорогу. Третий был полукровкой, во всяком случае наполовину индеец - худощавый, средних лет.

Когда я уселся за столик, жена Пио принесла полную тарелку еды, наверное вчера вечером заметила, что у меня хороший аппетит. Она была из тех женщин, для которых нет большего удовольствия, чем смотреть, как мужчина сидит за столом и уплетает за обе щеки.

Пару раз старик взглянул на меня, а один раз оглянулась девушка. Я услышал, что Пио сказал что-то вроде "Ромеро...", но голос его звучал слишком тихо.

Довольно скоро он подошел к моему столику и опустился на стул. Он жестом попросил жену принести кофейник со свежезаваренным кофе и мы с энтузиазмом принялись за него.

- Эти люди, - сказал Пио, - едут на север.

- Да?

- Я боюсь за них. Сеньорита слишком молода. А мужчины... они хорошие люди, но не с равнин.

- Что же они тогда здесь делают? Ни один человек в здравом уме не привезет сюда такую женщину.

Пио пожал плечами. - Я свою привез. Раз надо, значит надо. Может ей негде было остаться.

Я мог бы задать пару вопросов, но это было не мое дело. Скоро я выберусь из этих краев и вряд ли вернусь.

Однако в голову все время лезли мысли о грузовом караване Натана Хьюма. Если его золото лежит в тех горах, может быть имеет смысл поглядеть на них? Мне не хотелось встречаться с троицей, которую я встретил в прериях, но возможно мне удастся обогнать ее.

- Говорят, вы преступник, сеньор?

Я взглянул на него и промолчал. Говорить-то говорят, но мне это не слишком нравилось.

- По-моему, вы честный человек и кабальеро. Думаю, вам можно довериться.

- Думайте, что хотите.

- Эти трое... Им нужна помощь.

Я протянул было руку к кастрюле с бобами, но она остановилась на полпути.

- Нет, только не это, - сказал я. - Я в эти игры не играю. Рассчитываете посадить на мою шею трех человек с востока, новичков на западе? Чтобы я помог им пересечь эту равнину?

- Я просто подумал...

- Подумайте еще раз. По индейской земле надо ехать быстро. Один я всегда смогу удрать или спрятаться, а вот повозку и ее колею так быстро не спрячешь. Отсюда до того места, куда они направляются, далеко, к тому же у меня есть дела на севере.

- Она симпатичная девушка. Команчи...

- Это их забота.

Пио замолчал. Может быть он знал обо мне больше, чем я сам, но он сидел и ждал, а я, как последний дурак, оглянулся на столик, где сидела эта девушка со своим папочкой, или кем он ей приходился, и полукровкой.

Она была такой юной и свежей, что мне пришлось тут же отвернуться, иначе скоро приму предложение Пио. И все же нельзя было не подумать о том, что сделают с ней индейцы, попади она к ним в лапы.

На востоке, где индейцев мало и они отнюдь не воинственны, многие стали рассуждать о бедных краснокожих, но, поверьте, когда вы увидите индейца в прерии верхом на лошади с винчестером или копьем в руках, вы не заметите ничего "бедного". Это воин с многовековыми традициями, к тому же дикарь, воспитанный на том, что чужак - это враг, а врагов надо убивать или, если он пойман живым, пытать, чтобы удостовериться, храбрый он или нет.

В свое время у меня было достаточно стычек и встреч с кайова, арапахо, ютами, шайенами, сиу и почти всеми другими представителями расы краснокожих. С некоторыми я легко находил общий язык; однако на тропе войны индеец бьется до последнего. Недаром один европейский генерал назвал индейцев "лучшей легкой кавалерией на планете".

Через индейские территории надо вроде как просачиваться - осторожно и не спеша. Надо держаться таких мест, где тебя не смогут увидеть издалека, и ночевать без костра, если нельзя его хорошенько спрятать. И наконец надо молиться, если веришь в Господа Бога, - чем дальше углубляешься в индейские земли, тем больше молиться. Допустить там ошибку означает умереть.

Пио говорил об овцах и коровах. Он сказал, что пройдет совсем немного времени и техасские скотоводы пригонят в эти края свои стада. Бизонов становилось все меньше, индейцев вытеснят и придут скотоводы.

- А за ними фермеры, - сказал я с отвращением. Хотя мои родственники в Клинч-маунтинс сами занимались фермерством, если попытки вырастить урожай на слишком тонком слое плодородной почвы можно назвать фермерством, но мне не хотелось, чтобы эту землю поделили на мелкие участки.

- Нет, здесь пахать нельзя, - сказал Пио. - Мы пробовали. Сухую почву тут же уносит ветер. Ее сохраняет только трава.

- Знаю, - согласился я, заканчивая с завтраком. - В последней пылевой буре явно чувствовалась пыль Канзаса. Как-то в районе Брасос я встретил человека, который мог определить местность по запаху пыли.

И вот тут я совершил большую ошибку: я опять посмотрел на ту девушку. Понятное дело, надо сделать скидку на то, что я давно не видел белых женщин, а эта к тому же была особенной.

- Ладно, Пио, твоя взяла, - сказал я. - Иди скажи им, что я провожу их до Ромеро.

- Bueno! Отлично! - Пио улыбнулся. - Я знал, что вы согласитесь. Я сказал, чтобы они подождали, сказал, что вы хороший человек.

Это я-то хороший? В первый раз за долгое время Нолана Сакетта так назвали. Правда, про меня говорили: "Он хорошо обращается с револьвером" или "Он прекрасно кидает лассо" или "Он отличный наездник - может ездить на любом животном, у которого есть четыре ноги", но никто еще утверждал, что я просто хороший человек.

Таких вещей надо избегать, иначе не успеешь опомниться, как и на самом деле станешь хорошим. А тогда какой из меня преступник?

Я снова оглянулся, и девушка мне улыбнулась. Ладно, с ней все ясно. Что касается полукровок, я всегда находил с ними общий язык. Вот только старик был слишком напыщенным. И наверняка такой же упрямый, как полудикий старый бык с открытых пастбищ.

Тем не менее я согласился. По этому случаю стоит выпить еще одну чашечку кофе.

Глава 5

Из-за своего столика я видел раскрытую дверь кафе и улицу. На ней ярко светило солнце, но кафе затеняли стоявшие рядом громадные старые деревья. На другой стороне улицы росли тополя и ивы, за которыми я ночевал.

Приятно было сидеть и смотреть на залитый солнцем городок, мне даже самому захотелось заиметь какую-нибудь маленькую закусочную возле дороги, где люди могли бы отдохнуть. Редко мне встречалась более спокойная и мирная обстановка.

Напротив и чуть в стороне от кафе - я видел только окно и угол - стоял полуразвалившийся глинобитный дом. Он был небольшим, очевидно одна из первых построек в поселке.

Пио вернулся к моему столику с этими тремя людьми, они расселись, почти закрыв собою вид на улицу.

- Сеньор Нолан Сакетт, - сказал Пио, - познакомьтесь, пожалуйста, с сеньором Джекобом Лумисом и сеньоритой Пенелопой Хьюм. А это Флинч.

Услыхав фамилию Хьюм, я постарался ничем себя не выдать. Я неплохой игрок в покер, поэтому у меня ни один мускул на лице не дрогнул. Похоже, на Льяно Эстакадо собирается народ, одержимый одной и той же идеей.

- Привет, - сказал я и замолчал. Если им нужно, пусть сами начинают разговор.

- Как мы поняли, - произнес Лумис, - вы направляетесь в Ромеро и могли бы проводить нас туда. Конечно, мы вам заплатим.

Пио ничего не сказал про оплату, но для человека, у которого в кармане джинсов позвякивали всего несколько долларов, это были приятные новости.

- Это небезопасно, - сказал я, зная, что такой ответ меня ни к чему не обязывает. - Это даже рискованно. Команчи и кайова вышли на тропу войны, они недовольны тем, что охотники на бизонов перемещаются на юг. Вам лучше переждать здесь.

- В этой дыре? - с отвращением спросил Лумис. - Молодой человек, мы заплатим пятьдесят долларов за то, чтобы вы служили нашим проводником и, в случае необходимости, телохранителем.

- За пятьдесят долларов, - искренне ответил я, - готов драться со всем племенем команчей.

Уголком глаза я уловил какое-то движение на улице, однако взглянув мимо Лумиса, увидел лишь залитую солнцем дорогу да копающуюся в пыли курицу.

- Где вы собираетесь остановиться в Ромеро? - спросил я и тут же понял, что вопрос дурацкий, потому что в Ромеро никто не останавливался, кроме живущих там мексиканцев. Это было приятное и красивое местечко на пересечении нескольких дорог, по которым мало кто путешествовал.

- Поговорим, когда приедем, - с вызовом ответил Лумис, словно не любил, когда ему задавали вопросы.

- Хорошо, - сказал я. - Будьте готовы выехать на рассвете... я имею в виду как только начнет светать и не минутой позже.

- Решать буду я, - резко сказал Лумис. - А вы станете выполнять мои приказы.

- Нет, так не пойдет. Если хотите, чтобы я служил у вас проводником, будете выезжать, когда я скажу, останавливаться, когда я скажу, и как можно меньше шуметь в дороге. - Меня беспокоило замеченное в разрушенном доме движение и хотелось закончить разговор. - Решайте, мистер Лумис. Я выезжаю как только посереет небо. Хотите со мной - будьте готовы полностью, потому что я не буду ждать.

Да, ему это не понравилось. Похоже, я встал ему поперек горла, но мне было наплевать. Пятьдесят долларов большие деньги, но собственную шкуру я ценил гораздо дороже. К тому же здесь я почти ничего не потратил из своих нескольких монет.

Я обратил внимание на фамилию девушки - Хьюм. А человека, который предположительно спрятал сокровище на горе Заячьи Уши, звали Натан Хьюм. Некоторые могут считать это совпадением, но только не я.

Лумис отодвинулся от стола, намереваясь встать. Я поставил чашку на стол и сказал: - Я встретил людей, направлявшихся туда же. Два молодых парня и девушка. Городские...- Лумиса словно ударили. - Так и не узнал, как их зовут, но имя девушки Сильвия. Они мне не очень понравились.

Глаза Пенелопы стали еще шире и темнее, а старик побелел, как полотно. Он тяжело плюхнулся на стул и с минуту или две молчал.

- Вы их видели?

- Ага. Противная троица, скажу я вам. - Я исподлобья посмотрел на Лумиса. - Вы их знаете?

Он ответил через пару секунд. - Не с лучшей стороны, сэр, не с лучшей стороны. Довольно неприятные люди.

Он снова встал.

- Пошли Пенелопа. До рассвета надо успеть многое.

Когда они вышли, я увидел, что за мной внимательно наблюдает Пио. - В чем дело, сеньор? Кто такие эти люди, о которых вы говорили? По-моему, старик их испугался.

Я рассказал ему кое-что о Сильвии и ее братце, рассказал достаточно, чтобы он встревожился.

- Похоже, у них не все дома, однако самое опасное в том, что выглядят они совершенно нормальными.

Не знаю, поверил он мне или нет. Я вышел на улицу и остановился под старым тополем, где царила приятная прохлада. Мой мустанг наслаждался жизнью, ощипывая сочную зеленую траву, вода у него была под боком. А я уже начинал раскаиваться, что согласился играть роль пастуха.

Я сел, прислонившись спиной к стволу, откуда мне видна была вся улица, я обдумал, что ждет нас впереди... и посматривал на пустой дом на другой стороне. Не там ли мне почудилось движение?

Время тянулось медленно, я, слегка подремывая, наблюдал за домом и за улицей. На меня падала густая тень, поэтому не думаю, что был слишком заметен, во всяком случае не заметен, если не приглядеться. Мустанг пася за моей спитой, так что сзади никто незаметно не подберется.

Тем временем я думал о завтрашнем дне. Покинув поселок, мы двинемся по ручью Пунта де Агуа, который через несколько миль впадал в Канадиен. Держась правого берега ручья, мы доедем до Ромеро за три-четыре дня, это зависит он того, насколько хорошо готовы к путешествию мои подопечные и не будет ли у нас в пути неприятностей. Если повезет, будем делать по десять-двенадцать миль в день.

Через некоторое время я перевел коня на свежую траву, затем, звеня шпорами, неторопливо зашел обратно в кафе и уселся за столик. Пио не было, но сеньора принесла мне стейк из мяса бизона, яйца и бобы. Я сидел там, откуда мог наблюдать за полуразрушенным глинобитным домом. Через несколько минут в кафе вошла Пенелопа Хьюм.

Я не могу разговаривать с женщинами. Могу выполнять почти любую работу, могу драться с любым противником, но с женщинами, особенно с молодыми и симпатичными, чувствую себя так, словно на язык накинули лассо и он едва ворочается. А Пенелопа была свежей и очаровательной особой с искрящимся смехом. Как я говорил, она была высокой, с великолепными формами. Она была так хорошо сложена, что от одной ее походки мужчинам становилось не по себе.

- Могу я присесть рядом, мистер Сакетт?

Есть много вещей, которых мы не знаем в наших Богом забытых холмах Клинч-маунтинс, но то, что надо вставать, когда подходит леди, нам известно, поэтому я быстро поднялся, чуть не пролив кофе, и сел только после того, как помог усесться ей.

Она посмотрела на меня. - Мистер Сакетт, я рада, что вы будете нашим проводником до Ромеро, однако подумала, что вас надо предупредить: у нас будут неприятности.

- Я с ними вырос.

- Понимаю, но вы не выросли вместе с Сильвией, Ральфом и Эндрю.

- Так вы их знаете? У них есть фамилия?

- Их фамилия Карнс. Мы в какой-то степени родственники, хотя и не по крови. Они выведали... ну, обманом. Они узнали то, что должна была знать лишь я одна; теперь они пытаются попасть в одно место раньше нас.

Я ни о чем ее не расспрашивал. Беда их была в том, что они верили, что тайна сокровища Натана Хьюма принадлежала им одним. Если им известно точное место, куда Хьюм закопал золото, тогда действительно они знали то, чего не знали другие, но я был убежден, что я не единственный, кто прослышал про эту историю с караваном.

- С какой стати вы все вдруг сюда ринулись?

- У меня умерла бабушка, перед смертью она упомянула в завещании пачку писем, они должны были достаться мне, поскольку у меня нет ни отца, ни матери. За мной увязались Сильвия и Ральф, хотя они не имели никакого права. Денег у бабушки не было, к тому же, как я сказала, они нам родственники не по крови. Но они присутствовали при чтении завещания, в котором бабушка упомянула, что в одном из писем говорится, где Натан Хьюм спрятал золото.

- Кто-то должен был выжить и рассказать об этом. Я хочу сказать, что Натана Хьюма убили.

- Вы знали о нем?

- Он был известным человеком. Несколько лет перевозил грузы из Миссури в Санта Фе.

- Дедушка нарисовал схему, написал несколько строк и отдал письмо индейскому пареньку. Дедушка думал, что ему удастся ускользнуть, и в этом случае он должен был отослать письмо бабушке. Все так и случилось: мальчишка ускользнул и послал письмо.

- Что насчет Сильвии?

- После того, как она услышала завещание они с Ральфом стали такими хорошими. Сильвия приготовила мне чай... В чем дело?

- Один раз она предложила мне кофе.

- Должно быть, сваренный по тому же рецепту. Она приготовила мне чай, я взяла его в свою комнату, но заработалась и забыла его выпить. Посреди ночи я проснулась и увидела, что Сильвия стоит в моей комнате и при свече читает мои письма. Я их отняла, а она просто разъярилась - угрожала, смеялась надо мной, говорила, что никакого золота не существует, а если и существует, я никогда не доберусь до него.

Солнце передвинулось за тополя, затенив улицу и вход в кафе. По дороге протрусила собака и остановилась у полуразрушенного дома. Я наблюдал за ней, потому что собаку что-то заинтересовало: она настороженно принюхивалась, пытаясь уловить какой-то запах.

Приятно было сидеть в прохладном уютном помещении, болтая с Пенелопой.

- Вы сказали, что ваши родители умерли. А кто же такой Лумис?

- Он был другом моего отца и деда. Он предложил свою помощь. Флинч нашел нас или мы нашли его в Форт-Гриффин. Он нам очень предан.

Это послужило мне ответом на один вопрос; если отвечу на другой - про дом напротив кафе - почувствую себя намного увереннее, хотя я предполагал, что знаю его разгадку. Я продолжал наблюдать за собакой, она была крупной, судя по виду и ее подозрительности, в ней текло немало волчьей крови.

Мы с Пенелопой поговорили о других вещах. Она рассказала о своем доме в штате Нью-Йорк, а я о Теннеси, но больше всего мы говорили об этих краях.

- Народ здесь грубый, мэм. Есть хорошие, есть плохие, многие сбежали на запад от своих проблем. Здесь можно встретить людей древнейших фамилий, великолепно образованных, они работают рядом с ковбоями, которые не умеют ни читать, ни писать. Плохо то, что многие приезжают, чтобы разбогатеть и вернуться домой. Им все равно, что они оставят здесь, лишь бы побольше заграбастать.

Я говорил и думал о том, что я ощущаю, сидя за одним столиком с такой девушкой - я, у которого нет ничего, кроме винчестера, револьвера, пары потрепанных одеял и взятого на время коня. И скорее всего ничего не будет.

- Я, пожалуй, пойду, - сказала она. - Мистер Лумис будет сердиться, если узнает, где я была.

- Со мной вам ничто не грозит, - ответил я, - но, мэм, я бы на вашем месте не полагался бы ни на кого. Есть такие, кто убьет лишь за то, что вы знаете о тайне Натана Хьюма.

- Мои дорогие родственнички? Я знаю.

- Не только они. Когда дело касается денег либо красивой женщины, доверять можно очень немногим.

- Вам тоже, мистер Сакетт?

- Меня называют преступником, - ответил я.

Глава 6

Капал мелкий дождичек, когда утром Флинч вывел лошадей. Было темно, лишь за тополями небо слегка посветлело. Под ними все еще царила ночь. Я привязал коня около повозки и с винтовкой в руке зашагал к заведению Пио.

Комната была освещена свечами. Здесь было тепло, чувствовался приятный запах готовящейся на плите еды. Заспанный Лумис уже сидел за столом, однако в глазах его не было и намека на сон. Отодвинув стул, я сел напротив него, но не успел опуститься, как торопливо вошла Пенелопа, я встал, помог ей усесться, а Лумис одарил меня темным, гневным взглядом.

Не знаю, то ли он сердился, потому что решил, что я пытаюсь за ней ухаживать, то ли еще почему, мне было все равно. Тихо как призрак появился Флинч и устроился с краю стола.

Из кухни с большой тарелкой показалась сеньора, чуть позже она принесла полный дымящийся кофейник. Мы, борясь со сном, ели в молчании. Я знал, что должен был обдумывать лежащую впереди тропу и предстоящий день, однако в голову лезли мысли о вчерашнем и о собаке.

Кто бы ни прятался в глинобитном доме на другой стороне улицы, он сбежал прежде чем собака сумела его найти. Я вспомнил, как она рыча, с поднятой на загривке шерстью приближалась к дому. Кроме меня ее никто не заметил.

Собака, крадучись, вошла в дверной проем дома, я встал, перешел улицу и последовал за ней. Она меня знала - обнюхивала, когда я стреноживал коня в предыдущую ночь и в тот день, когда я зашел к Пио. Она поглядела на меня и стала обнюхивать пустую комнату.

Я обнаружил снаружи за стеной шалашик, в котором неизвестный спал и курил сигареты, много сигарет. Собака с любопытством его обнюхала, затем направилась к низкой каменной ограде, через которую очевидно ушел человек.

"СтивХукер?" - мелькнула у меня мысль?

Когда мы вышли из кафе, еще не рассвело. Было прохладно, снова стал накрапывать дождь. Старая повозка заскрипела, когда мои спутники забрались в нее, Флинч взял вожжи и они тронулись.

Я уже садился в седло, когда подошел Пио.

- Не нравится мне все это, amigo, - сказал он. - По-моему, сеньориту ожидают неприятности. Мы с женой ее очень полюбили.

- Ее злейшие враги позади. Те, о которых я говорил. Если они появятся здесь, ничего им не рассказывай.

- Adios, - сказал он, и я двинулся вслед за повозкой.

Мы переправились через Канадиен, в это время года река представляла собой почти полностью высохшее песчаное русло, и направились на запад, держась подальше от берега, чтобы не пересекать бесчисленные ручьи, но иногда ехали по высохшему руслу, по которому, извиваясь, бежал узкий поток воды. К тому времени, как рассвело, мы преодолели несколько миль.

Я ехал впереди, выписывая широкие зигзаги, разведывая местность, выискивая следы индейцев и любые другие. Большинство отпечатков принадлежало отарам овец из Боррегос Пласа и бизонам.

Дождь усилился и я вывел повозку из русла. В этих краях не угадаешь, когда узенький ручеек может превратиться в бурный, кипящий поток. К тому же я не знал, сколько дождей выпало в верховьях реки.

Когда мы отъехали от русла примерно на милю, я уловил движение в зарослях ив впереди и ниже по склону и увидел, что от реки едут два всадника. На таком расстоянии я не смог разобрать их лица, а они на нас даже не взглянули.

Я не слишком раздумывал прежде чем спуститься с холма и найти их следы. Эти двое устроили себе укрытие на берегу реки, располагавшимся чуть выше тропы, и долго в нем ждали. Я присел и посмотрел на проделанный нами путь. Те, кто нас поджидал, очевидно заметили, что мы свернули с дороги.

Кто устроил на нас засаду, которая не удалась по счастливой случайности? Если бы я не увидел вдали тяжелые облака и не боялся, что по руслу может хлынуть дождевой поток, мы спокойно вошли бы в западню и неизвестные перестреляли бы нас, как куропаток.

Они прятались за густыми ветвями деревьев, прорубив в них амбразуры, открывающие широкую линию огня. Эти люди первыми выстрелами сняли бы меня и одного из повозки, а оставшиеся никуда бы от них не делись.

Эти двое были с запада, я понял это по тому, как они держались в седле, а судя по сооруженному укрытию, такую работу им приходится выполнять не впервые. Я тут же начал прикидывать, кто бы это мог быть.

Их наверняка наняли. Кто же из тех, кого можно нанять, находился в окрестностях Гриффина или Форта Фантом-Хилл?

Имена, которые я вспомнил, не прибавили мне оптимизма. Каждый из них мог доставить мне кучу неприятностей, а те двое, кто ждал нас в засаде, слишком хорошо знали свою работу, чтобы я чувствовал себя спокойно.

Я шагом вел коня под дождем через зеленый склон холма и думал, что же случится, если все кладоискатели прибудут к Заячьим Ушам одновременно. А может нам удастся добраться первыми?

- Кто были те люди? - спросил Лумис, когда я подъехал к повозке.

Значит он их заметил.

- Охотники... охотники на крупную дичь, мистер Лумис, а в роли дичи выступаем мы.

- Они ждали нас? - недоверчиво спросил он. - Кто они?

- Кто-то нанял их устроить засаду. Они хорошо знают свое дело. На сей раз нам повезло, но на это рассчитывать больше нельзя. Когда я согласился сопровождать вас, мистер Лумис, я не подумал о такой возможности, однако мне придется отправиться за этими охотниками. Или я уберу их, или они нас.

Он не возражал. По замечаниям Лумиса я понял, что его беспокоит вопрос, кто платил деньги и кто они такие, эти убийцы. Я не мог ответить на эти вопросы, но знал, что мы попали в переделку. Лучший способ не дать неизвестным убить нас - это найти их первым.

С неба продолжал падать легкий моросящий дождь. Река заметно поднялась, хотя бурлящего дождевого потока не было. Мы тронулись дальше, держась на некотором расстоянии от берега.

Незадолго до полудня мы свернули по течению ручья Пунта де Агуа. Нам приходилось выбирать путь, избегая мест, где могла ждать засада, стараясь держаться открытых мест и в то же время стараясь не быть заметными издалека. Это была не простая задача.

Мой жеребец прошел вдвое большее расстояние, чем повозка. Мы держались севернее правого берега ручья, и разбили лагерь на другом ручье, Лос Редос, в полумиле от впадения его в Пунта де Агуа.

Никто почти не разговаривал. Все были измотаны трудным и долгим путешествием, а Лумис выглядел угрюмым и злым. Мы напоили лошадей и стреножили поблизости. Я расстелил одеяла для Пенелопы, затем отошел подальше от костра и выбрал место для ночевки под отвесной скалой, где никто не мог на меня напасть и откуда просматривался весь лагерь.

Мили через четыре ручей отклонялся на запад, однако на следующее утро мы двинулись в северном направлении. Я надеялся, что этот маневр собьет с толку людей, готовивших нам засаду, потому что самый удобный путь к Заячьим Ушам и Ромеро лежал по берегу ручья. Но дальше ручей Пунта де Агуа сворачивал на север, и я надеялся опять выйти на него, повернув через некоторое время ему навстречу.

Я ехал впереди и обследовал местность, продвигались мы хорошо. Дождь прекратился, но склоны холмов оставались мокрыми и скользкими. Тем временем я раздумывал над нашим положением. Убийцы ждут нас в засаде дальше... но где? Если б догадаться, то можно было бы самому на них напасть.

Мы резко свернули на запад по направлению к ручью Рита Бланка, а когда доехали до него, остановились перекусить. Лумис все время сердито поглядывал на меня, потом зашагал к вершине холма.

- Если он не будет вести себя осторожнее, - заметил я стоявшей рядом со мной Пенелопе, - то долго не протянет.

Однако интересовал меня не Лумис, а Флинч. Этот парень меня озадачил. Он был хитрым, спокойным и молчаливым, ни во что не вмешивался, но мне показалось, что от него мало что ускользало. Пару раз я видел, что он ищет следы. Сейчас Флинч собирал дерево для костра.

Около ручья валялось много высохшего плавника. Флинч ходил бесшумно, словно дикое животное, ни разу не наступив на сухую ветку, не пошевелив ни кустика. Сухая ветка может треснуть под копытом лошади либо коровы, но никогда под оленем или каким-то другим диким существом, и Флинч был именно таким существом. Он двигался очень тихо и незаметно.

Было ли случайным совпадением, что он оказался поблизости, когда Лумис искал помощника? Он не говорил, что знает эту землю, однако я был уверен, что он хорошо с ней знаком, так же хорошо, как я, если не лучше.

Пока мы с Пенелопой разговаривали, вернулся Лумис. Он недовольно посмотрел на девушку. - Пенелопа! Подойди сюда!

Она повернулась со вздернутым подбородком. - Мистер Лумис, я не позволю разговаривать со мной подобным тоном! Вы мне не отец и не опекун.

Лумис рассвирепел так, что будь Пенелопа поближе, он бы ударил ее. Мгновение он сердито глядел на нее, затем строго сказал: - Я бросил все свои дела, чтобы приехать сюда и помочь тебе. И это твоя благодарность?

Надо признаться, она здорово его отшила. - Мистер Лумис, я очень признательна вам за заботу, я благодарю вас за нее, однако это не дает вам никакого права вмешиваться в мою жизнь. Если мы найдем золото, я вам заплачу.

При этих словах Лумис налился краской. - Ты слишком много болтаешь, вспыхнул он.

- Если вы имеете в виду, что она слишком много болтает о золоте Натана Хьюма, - произнес я как бы между прочим, - то вы ошибаетесь. До сих пор Пенелопа никогда не говорила о нем, и если уж зашла об этом речь, то в этих краях почти каждый знает историю с караваном. Ставлю последний цент, что и Флинчу она известна. - Я посмотрел на Флинча.

Он спокойно возвратил взгляд и ничего не сказал, однако он наверняка знал о золоте.

- Мне достаточно было услышать ее фамилию, не говоря уже о других вещах.

Ну, насчет того, что Пенелопа ни словом не обмолвилась о золоте, я приврал, но мне хотелось оставить Лумиса без козырей. Кроме того, его мотивы стали казаться мне подозрительными. Не тот он был человек, чтобы бросить все на свете и отправиться на Дикий Запад в погоню за радугой.

- По здешним местам путешествуют очень немногие, - добавил я, - а путь, на котором настояли вы, отличается от того, что выбрал бы я. Тем не менее я доставлю вас в Ромеро, если вы собираетесь именно туда. Или, если вам удобнее, отвезу вас прямо к горе Заячьи Уши.

Пенелопа задумалась. - А как короче?

- По ручью Рита Бланка. Разница небольшая, но это все же разница, и ехать будет намного легче.

- Нам нужно в Ромеро, - упрямо сказал Лумис. - Я рассчитывал пополнить там припасы.

- Если знаете, где спрятано золото, - посоветовал я, - отправляйтесь прямо туда как можно быстрее, прежде чем к сокровищу кинутся целые толпы. Кто-то ведь заплатил тем парням, которые поджидали нас в засаде. Может их наняли Карнсы, может кто-то другой. Я бы на вашем месте двигался побыстрее и поторопился попасть к золоту первыми... если сможете.

Мои слова его утихомирили. Лумису хотелось заполучить клад, страшно хотелось. Через секунду он произнес: - Ладно, ведите нас.

Мы отправились дальше по той же тропе, по которой шли раньше. Местность была открытой и пустынной с переходящими одно в другое возвышениями, которые едва ли можно было назвать холмами, но которые представляли кое-какое укрытие. Я знал, как путешествовать незамеченным, поскольку занимался этим почти всю жизнь.

Осторожно разведывая окрестности, я натолкнулся на чисто выметенную ветром скальную поверхность. Неподалеку на берегах ручья валялось немного сушняка для костра, поэтому мы остановились и разбили лагерь. Для ночевки было рано, однако я знал, что делал.

Мы разожгли небольшой огонь, сварили кофе и поужинали. Вокруг костра я расчистил землю, чтобы не занялась трава, потом добавил несколько толстых веток, которые будут долго и медленно гореть. Я даже соорудил из веток подобие пирамиды над огнем: когда верхние концы прогорят, они упадут в костер, добавив ему топлива.

Когда опустилась ночь, я отвел всех в темноту. Мы потуже затянули снаряжение, чтобы производить меньше шума, и двинулись в ночь, оставив позади полыхающий костер. Я соорудил его так, что он будет гореть и дымить даже после восхода солнца, а к тому времени мы уже будем далеко. Мы проехали по скалам, а затем углубились в поросшие травой дюны. Эти дюны постоянно заносит песком, который быстро скроет следы повозки.

Земля здесь была пустынной, поросшей пучками травы, с редкими песчаными барханами. Мы ехали на север вдоль ручья, держась подальше от берега. Ехали весь день и после наступления темноты и наконец за полночь наткнулись на место, которое я искал - неглубокая топкая впадина посреди низких холмов, окруженная кустарником. Там мы остановились, проведя остаток ночи без огня.

Я натянул мокасины, вернулся назад по следам повозки и припорошил их песком и пылью. Затем сел на коня, нашел в кустарнике, футах в ста от лагеря, ровную, травянистую и сухую площадку, отпустил коня пастись, а сам улегся спать. Ко мне невозможно было подойти без того, чтобы я не услышал шагов по размокшей земле, да и мой мустанг сразу почует чужого. Я заснул, не беспокоясь о том, что мне всадят нож в бок или ударят камнем по голове.

Однако прежде чем заснуть, я перебрал в памяти события последний дней и попытался предугадать, что же будет дальше и тем самым подготовится к неожиданностям. Будущее предсказать нельзя, но предвидеть его, если знаешь, какие мысли таят люди, можно.

У золота есть одна особенность: оно полностью меняет мировоззрение человека. Когда речь идет о золоте, я не доверяю никому, даже себе. Я никогда не был состоятельным, поэтому возможность обладать сокровищем может сделать меня еще хуже, чем я есть на самом деле.

Более того, оно повлияет на поведение моих спутников, а они, за исключением Пенелопы, и без того не внушали мне уважения. Молодой девушке, оставшейся в этом мире одной и без денег, предстоят тяжелые времена. Она становится жертвой домогательств и всевозможных несчастий, что не облегчает ей жизнь. Что бы ни случилось, надо проследить, чтобы Пенелопа получила причитающуюся ей часть богатства.

Я подумал и о себе. Если золото найдется, мне тоже кое-что должно достаться, однако я был уверен, что когда дело дойдет до главного, все будут действовать по принципу "каждый за себя, а на остальных наплевать".

Утро наступило слишком скоро; я проснулся перед рассветом, услыхав сквозь сон легкие шаги по воде. Открыв глаза, глянул на мустанга - он настороженно поставил уши, и я сжал под одеялом свой замечательный нож.

Нож был особенный, его сделал человек по прозвищу Жестянщик. Лезвие его было острым, как бритва, - я им часто скоблил щетину - и в то же время таким прочным и твердым, что резало кости так же легко, как мясо. Жестянщик был путешествующим торговцем, он продавал разные вещи, но иногда в его товарах встречались собственноручно сделанные ножи.

Под ногами подкрадывающегося человека едва слышно плескалась вода, а я думал о том, как этот человек старается незаметно подобраться ко мне, не подозревая, что его присутствие можно обнаружить задолго до того, как он ступит на сухую землю. Вдруг я услышал, как хлюпнула вода в сапоге и увидел, что надо мной с топором в руке стоит Лумис.

Он стоял очень близко, подготовив топор для удара, но когда наши взгляды встретились, он остановился. В глазах у него мерцала злость. Ну, я-то всю жизнь только и делал, что выбирался из неприятностей и дрался. По тому, как он держал топор, я понял, что он ударит сверху вниз и налево, поскольку человеку, рубящему от правого плеча очень трудно с точностью бить направо.

Если Лумис меня ударит, я откачусь вправо и вскочу на ноги. Он сжимал топор с такой силой, что побелели костяшки пальцев, лицо его было искажено ненавистью. Внезапно до меня дошло, что каким бы старым ни был Лумис, он хотел заполучить не только золото, но и девушку.

На секунду я подумал, что он одумался, однако Лумис вдруг шагнул вперед, с хрипом втянул воздух и рубанул. Его вздох предупредил меня, но он ударил очень быстро - я едва успел увернуться, и лезвие топора просвистело в нескольких дюймах от моего плеча.

Затем я одним прыжком, как кошка, оказался на ногах и тут же приставил нож к груди Лумиса. У него не было ни единой возможности снова поднять топор, я мог за мгновение распороть ему живот, и он понимал это. Я посмотрел ему в глаза и произнес: - Лумис, ты вонючий ублюдок с манией убийства. У меня есть все основания прикончить тебя.

Тем не менее я не мог его убить. Если бы Лумис зарубил меня, никто не стал бы горевать, ведь у меня была репутация известного преступника. Может быть Пенелопа и возмутилась бы, но что бы она сделала? Флинчу было все равно, жив я или нет. С другой стороны, если бы я зарезал Лумиса, кто бы мне поверил, что он напал на меня с топором в руках?

Поэтому я лишь поглядел ему в глаза - мы стояли лицом к лицу на расстоянии полутора футов - потом опустил нож и срезал пуговицу с его куртки, затем еще одну и еще... пока лезвие не оказалось у него под подбородком. Тогда я поднес кончик ножа к его шее и слегка кольнул.

- Не следовало тебе этого делать, мистер Лумис. Ты подрываешь веру в людей. А теперь поворачивайся и убирайся обратно в лагерь. И вот еще что, мистер Лумис, не пытайся повторить свою попытку, или я выпущу тебе кишки.

Пот с него тек ручьями, я редко видел, чтобы человек так испугался. Он попятился, повернулся и бросился прочь, разбрызгивая воду.

Я оседлал коня, приторочил седельные сумки, захватил винчестер и, ведя мустанга в поводу, по краю низины обошел лагерь и приблизился к нему с противоположной стороны. Я хотел убедиться, что к нам никто не подобрался, а также подойти к остальным так, чтобы видеть их всех.

Когда я подошел, Пенелопа как-то странно на меня посмотрела, но ничего не сказала. У меня сложилось впечатление, что Флинч знал, что произошло между мной и Лумисом, потому что от глаз этого метиса мало что ускользало. Он был из тех, что дожидаются конца драки в сторонке, а потом подбирают оставшиеся лакомые кусочки.

Мы выехали в прерию. Я понимал, что за нами уже охотятся, скорее всего преследователи идут по ручьям, где есть вода. Однако теперь нас окружали многочисленные болотца и пруды, так что вода перестала быть проблемой.

Следующей ночью мы остановились в ложбинке у ручья Каррисо, в месте, которое трудно было обнаружить даже приблизившись на несколько ярдов.

Лумис нервничал. Он меня избегал, а я был только рад этому. Присев на корточки возле костра, я пил горячий черный кофе и разговаривал с Пенелопой. Давно мне не приходилось перемолвиться словечком с девушками.

- Будьте осторожны, - предупредил наконец я ее, - не доверяйте никому. Вы красивая девушка, а там, где речь заходит о золоте и девушках, доверять можно очень немногим.

- А вам можно, Нолан? - Она впервые назвала меня по имени.

- Мне тоже нельзя. Я так же охоч до золота, как и всякий другой.

- А до женщин?

- Ну, до определенного предела. Мама научила меня уважать женщин.

Пенелопа молчала минуту или две, затем очень тихо сказала: - Я вообще не верю людям, Нолан.

- Вы должно быть верите Лумису, если забрались вместе с ним в такую глушь.

- Он достаточно стар, чтобы быть мне отцом. Или даже почти дедушкой. Кроме того, как еще я смогла бы попасть сюда? Вы бы рассказали кому-нибудь, где спрятано сокровище, с тем, чтобы потом остаться дома и ждать, пока он вернется с вашей долей?

- Никогда.

- Вот и я тоже.

Мы тронулись в путь с первыми лучами рассвета. По дороге все чаще стали попадаться кусты мескита и заросли опунции. Я вынул из чехла винчестер и ехал, положив его поперек седла. Мы направлялись на северо-запад к броду через ручей Перико, который находился точно к югу от горы Заячьи Уши.

Мы с мустангом держались в стороне от повозки, то впереди нее, то позади, но ни на мгновение не теряя ее из вида. В то же время я старался не подставлять спину своим спутникам.

Где, интересно знать, Сильвия Карнс со своими братцами? И что стало со Стивом Хукером?

Выехав на гребень невысокого холма, я увидел далеко на горизонте в северной стороне двойную вершину Заячьих Ушей. Она была едва ли достаточно высокой, чтобы заслужить в этих краях титул горы, но даже с этого расстояния можно было легко разглядеть, почему она получила такое название.

Время было около полудня, мы находились примерно в миле от брода. Не поднявшись на холм, гору увидеть было невозможно, поэтому остальным я ничего о ней не сказал.

В голове у меня вертелись мысли о том, что мы находимся в нескольких милях от громадной кучи золота и что если я не ошибаюсь, с полдюжины людей готовы убивать ради того, чтобы завладеть этой кучей.

Неожиданно я подумал: "А почему бы просто не слинять отсюда? С какой стати вмешиваться не в свое дело? Пусть эти Карнсы и их родственнички перебьют друг друга. Стоит ли даже такое количество золота того, чтобы я рисковал за него жизнью? Вряд ли."

Мне не составит труда повернуть коня и уехать прочь. В нескольких днях перехода лежала Мора - городок, где жили мои дальние родственники. На севере раскинулись бесшабашные старательские поселки, где можно было заработать тем или иным способом. Легкий посыл поводьями и я свободен, мне не надо будет ни о чем беспокоиться, кроме как о встрече с команчами.

Однако вся штука была в том, что в повозке ехала девушка; каким бы подлым я ни был, не по мне оставлять ее на растерзание стаи волков. Просто не по мне.

Каждой своей клеточкой я чувствовал, что надо бежать, однако я развернул коня и направился к броду.

И к крупным неприятностям.

Глава 7

Выше брода, перегораживая тропу, сидели на лошадях Стив Хукер, Текс Паркер и Чарли Хэрст. Все они просто сидели, положив винтовки на седла, а Стив Хукер к тому же усмехался. Они были уверены, что я остановлюсь.

- Вам, ребята, чего-нибудь нужно? - позвал я их.

- Заворачивайте коней и убирайтесь отсюда! - заорал Хэрст. К этому времени я подъехал к берегу.

Глубина ручья была здесь не более восьми дюймов, дно твердое и каменистое. Я пришпорил мустанга, промчался по воде, взлетел на берег и врезался прямиком в троицу.

Они наверняка ожидали, что я встану на берегу и затею с ними разговор, но когда впереди беда, я не разговариваю, а действую, поэтому поравнявшись с ними, я выпустил поводья и двинул винчестером направо и налево.

Хэрст попытался увернуться, однако приклад попал ему в голову чуть пониже уха, и он свалился с седла. Паркер потянулся ко мне, а я ударил его дулом в висок. Раздался глухой треск, и Паркер отключился. Схватив поводья в тот момент, когда конь разворачивался, я навел винтовку на Стива Хукера. Он уже поднимал свой винчестер, поэтому я выстрелил, нарочно приподняв прицел, и прострелил ему правое плечо. Он дернулся, уронил оружие, однако остался в седле.

Хукер начал ругаться.

- У тебя еще осталась левая. Хочешь остаться совсем без рук? - спросил я.

- Какого черта! - закричал он на меня. - Ты знаешь, кто эти парни?

- Конечно. Они из команды Билла Коу. Я знаком со всей его бандой, а ты можешь передать Коу, что если он захочет меня найти, то знает, где искать.

- Думаешь, не захочет?

- Правильно. Я знаю Коу, а он знает меня. Чтобы он начал охоту за мной, тебе придется заплатить ему целое состояние.

К ручью спустилась повозка и резко остановилась.

- Что здесь происходит? - крикнул Лумис.

- Ничего особенного, - сказал я и, спрыгнув с седла, взял Паркера за шиворот и оттащил его с тропы. Оба коня упавших убежали и теперь паслись вдалеке. - Проезжайте. Эти парни хотели остановить нас, но потом передумали.

Лицо Пенелопы было бледным и испуганным. - Эти... Эти люди мертвы?

- Нет, мэм. Завтра у них будет болеть голова, только и всего.

- Неужели нельзя было обойтись без этого? - требовательно спросил Лумис.

- Если хотите перейти ручей, то нельзя. Вы наняли меня, чтобы доставить вас по месту назначения, этим я и занимаюсь.

Развернув жеребца, я направился дальше по тропе, а повозка загрохотала по камням за мной. Мне было наплевать, что подумал Лумис, однако выражение лица Пенелопы меня беспокоило. Большинство только по наслышке знает о насилии, не встречаясь с ним лицом к лицу и не зная, как себя вести с людьми, проповедующими насилие. Но я давным давно понял одно: с ними нельзя терять времени на разговоры, если есть что сказать, скажи это потом, когда враг побежден.

Все эти дни, пока сопровождал повозку, я приглядывался к следам, ища отпечатки колеи тяжело груженого фургона. Вряд ли Карнсы - Сильвия, Ральф и Эндрю - смогут поспеть раньше нас, однако никогда не следует недооценивать противника, за это можно заплатить слишком дорогую цену.

Мы проезжали по открытой пустынной местности, где иногда попадались на поверхности древние выходы лавы с коричневато-желтой травой, ярко-зеленой молодой порослью кустов мескита и группами причудливой формы кактусов опунции. В кустах непрерывно звенели цикады, а время от времени встречались свернувшиеся клубком в тени гремучие змеи.

В этих краях бродили бизоны и бегали дикие свободные мустанги. Быть может у меня никогда не будет много денег, но у меня останется память об этой земле, когда она была неосвоенной и незаселенной, память о красивейшей земле, которую когда-либо видел человек.

Моему жеребцу тоже здесь нравилось. Всякий раз, когда мы выезжали на вершину холма или возвышенности он раздувал ноздри, чтобы вдохнуть запахи прерии, закидывал голову с поставленными ушами и глядел прямо вперед на далекий горизонт.

Мы с мустангом были частью этой земли. И он, и я жили по тем законам, которые она диктовала.

У ручья Хукер упомянул Уильяма Коу. Я никогда не считал его бандитом мелкого пошиба. У Коу верховодил шайкой, скрывающейся в каменном форте, лежащей к северу недалеко отсюда, на реке Симаррон - настоящее Разбойничье Гнездо. Его люди отличались жестокостью и неопрятностью. Коу был человеком спокойным и уравновешенным, даром что бандит, его трудно было спровоцировать на необдуманные, дурацкие поступки. Мне не нужны были проблемы с Коу, а ему - со мной... если только не предложить ему достаточную цену за мою голову.

Но если мы выкопаем это золото - целых триста фунтов - цена как раз окажется достаточной. А до тех пор Коу вряд ли будет мне мстить за то, что я потрепал его людей. Он посчитает, что они уже выросли из детских штанишек и могут сами за себя постоять.

Коу знал меня так же хорошо, как и я сам, поскольку раньше мы были хорошо знакомы. Он знал, что я вырос вместе с неприятностями и бедами, знал, что в любой ситуации я от своего не отступлюсь. Когда я сталкивался с подобного рода проблемой, то лишь набычивал шею и пер напролом. В моем характере были необузданность и безрассудность, и это мне не нравилось. Лучше всего действовать с холодной головой, но иногда на меня что-находило, и я начинал палить во все, что движется, либо махать кулаками с каждым, кто попадется под руку. Когда-нибудь это доведет меня до могилы.

Впереди поднимались Заячьи Уши. Лумис видел их так же отчетливо, как и я и остальные, поэтому я попридержал коня и поравнялся с повозкой.

- Вот ваша гора, Лумис, - сказал я, - и что бы ни должно случиться, это случится скоро. Если успеем попасть туда первыми, выкопать золото и удрать, то вероятно драки удастся избежать. Но времени у нас мало.

- Сколько?

- Может быть один день, может быть сутки. Не больше.

- Как вы считаете, тех людей собрал Хукер или они работали на кого-то еще?

- Думаю, что Хукер действовал на свой страх и риск, однако с этого момента положение изменится. Двое бандитов были из банды Коу - их убежище недалеко отсюда. Если Коу пронюхает о золоте, а мы к тому времени его достанем, тогда нам придется убегать и отстреливаться от целой шайки.

- У него много людей?

- От трех до тридцати, все зависит от того, кто где находится. Во всяком случае людей у него достаточно.

Теперь я ехал позади повозки и немного в стороне, разведывая местность в поисках следов. Их было довольно много, и это меня обеспокоило. Гора Заячьи Уши лежит недалеко от дороги на Санта Фе, но как правило народу здесь бывает мало. Но не сейчас.

Я был глупцом, когда согласился проводить их сюда, поехал за сокровищем, которого не увижу, и теперь вынужден выбирать, оставить Пенелопу на попечение ее друзей и врагов или драться за нее и в конце концов не получить, быть может, даже человеческого "спасибо".

Но она была настоящей леди, ее сияющие глаза победили не одно сердце, и я свалял большого дурака, когда заглянул в них. Я некрасивый, мои романтические настроения не идут дальше моего сломанного носа, во всяком случае, девушки замечают только его.

На наших теннессийских холмах было мало книг, я выучился лишь разбирать текст по слогам, однако у нас были сочинения сэра Вальтера Скотта, которого часто читали вслух учителя и проповедники. Я всегда воображал себя Айвенго, а другие всегда видели во мне нормандского рыцаря.

И поскольку я был дураком, то все время нарывался на неприятности из-за девичьих губ или ласкового взгляда. Так стоит ли сейчас изменять своей натуре? И даже в тот момент, когда подумал о том, что надо уехать, растворившись в ночи, я понимал, что не смогу этого сделать, что лучше рискну получить пулю в спину от ледышки в образе пожилого человека, ехавшего на повозке рядом с Пенелопой. Либо от тихони, не произносившего ни слова и тем не менее все подмечающего и слышащего. Бояться и остерегаться следовало именно его, Флинта.

Гора приближалась, я стал держаться неподалеку от повозки. Моя дурацкая слабость к глазам девушки не распространялась на Лумиса. С мужчинами я не церемонился. Если Лумис что-нибудь задумает, я как следует угощу его - несварение желудка ему обеспечено... если он не научился переваривать пули.

- Вот гора Заячьи Уши, - сказал я. - Вы конечно знаете, где спрятано золото Натана Хьюма.

Лумис натянул вожжи - он сидел на месте кучера, - залез в карман и отсчитал пятьдесят долларов.

- Ваши деньги, - сказал он. - Мы с вами расплатились и вы нам больше не нужны.

Пенелопа смотрела прямо перед собой, и я обратился к ней. - А вам, мэм? Если хотите, я останусь и прослежу, чтобы вы увезли свое золото. Я не прошу никакой дополнительной платы.

- Нет, - сказала она, не поворачивая головы. - Нет, мне от вас ничего больше не нужно. Со мной мистер Лумис. Он обо всем позаботится.

- Не сомневаюсь, - сказал я и повернул коня, не отводя глаз от повозки, потому что Лумис был человек такого типа, который, если выпадет возможность, будет стрелять в спину без колебаний. В ту секунду я почти хотел, чтобы он попытал счастья, тогда я уложил бы его с одного выстрела.

Я обогнул низкий холм, остановился в тени мескита и стал размышлять.

Вот и опять юная дева увидела во мне только нормандского рыцаря.

Глава 8

Стало быть меня уволили, и теперь меня здесь ничто не держало. Пенелопа Хьюм не произнесла ни слова, чтобы оставить меня с собой, значит за нее я больше не отвечал. Кроме того, эти края были мне не по вкусу, мне нравились настоящие горы, покрытые лесами, хотя не имею ничего против просторных равнин, где бы они ни лежали.

Заячьи Уши - это нагромождение базальтовых скал или, если хотите, лавы. К северу отсюда было много древних вулканов, которые буквально разодрали близлежащую местность и залили ее лавой. Там, где ветер в прериях обнажил подлегающую породу, открывался песчаник.

Как я говорил, Заячьи Уши едва ли можно было назвать горой. Скорее они напоминали огромный холм, осыпающийся по всем сторонам. Их вершины поднимались над равниной на высоту около тысячи футов.

Сделав широкий круг, я постепенно выехал к северу, напоил коня в ручье Заячьи Уши и направился вдоль берега на запад. На северо-западной стороне горы я нашел укромное местечко, скрытое кустарником и низкорослыми деревцами, с зеленым лужком, подпитываемым стоками с вершины.

Я пустил мустанга пастись на траве и, сменив сапоги на мокасины, поднялся на гору. Солнце заходило, и его последние лучи косо били в склон, обрисовывая все его неровности.

Из кустов у ручья Заячьи Уши поднималась тонкая струйка дыма. Похоже, там устроили лагерь Лумис, Пенелопа и Флинч.

На востоке, милях в семи-восьми отсюда я уловил слабенький дымок рядом с белым пятном. Это белое пятно не могло быть ничем иным, кроме брезентовой крыши фургона - Карнсы или кто-нибудь другой.

А что с Хукером? У него прострелено плечо. У Текса и Чарли Хэрста завтра будет разламываться голова от боли. Бросят ли они свою затею? Я решил, что вряд ли.

Уильям Коу со своей бандой наверняка сидит в своем форте на реке Симаррон, который находился слишком близко для моего спокойствия. Ребята у него были крепкими и жесткими, а сам Коу - парень боевой, будет драться по поводу и без повода; если уж на то пошло, то повод-то он всегда найдет.

Его банда делала набеги на городок Тринидад и забиралась на восток до самого Доджа, они украли огромное стадо у Форта Юнион, правительственное стадо. Хладнокровия и смелости у них хватало, поэтому если Коу решит отомстить за своих ребят, мне не сдобровать.

На северном склоне Заячьих Ушей все овраги скатывались к ручью Сьенекилья. Расположение тупикового каньона мне было неизвестно, он мог лежать в любом месте от горы до ручья или даже находиться на другом склоне.

Спустившись с вершины, я перевел коня на свежую траву и сварил себе кофе, подкидывая в костер сухие дрова, которые почти не давали дыма. Лагерь я разбил так, что огонь не был виден с расстояния больше пятнадцати футов.

Человек, скрывающийся от закона или находящийся на индейских землях, быстро учится находить укромные убежища. От них зависит его жизнь. А если он много путешествует, то скоро запоминает многие такие места. Как я, например.

Сидя у костра, я почистил револьвер, на всякий случай положив винчестер рядом. Затем проверил оба ножа. Тот, что я носил в потайном кармане на спине за воротником рубашки, легко выходил из чехла. Пару раз, продираясь сквозь чащобу, в чехол попадали листья и мелкие ветки, а нож в скором времени мне понадобится, это я знал точно.

Позже, лежа на одеялах, я смотрел сквозь листья на звезды. Костер прогорел до углей, кофейник был почти полным. Хотя я устал, но спать не думал.

Я начал улавливать тихие звуки: шуршание насекомых, шорох птиц и ночных животных - все они были мне знакомы. Однако в разных местах некоторые звуки имеют разные оттенки - по-разному трещат сухие ветви, шелестит трава и листва. Всегда прежде чем заснуть, я вслушивался в ночь, чтобы запомнить эти звуки. Этой штуке я научился у старого пастуха-мексиканца, пасшего в горах отары овец.

Конечно, мустанг был рядом, и как я говорил, никто лучше дикой или полудикой лошади не предупредит человека об опасности. Если уж на то пошло, во мне текла та же кровь, что и у него, я сам был полудиким мустангом, скачущим по бескрайним прериям и высоким холмам, объезжающим пустынные гряды гор.

А Пенелопа...

Не время думать о ней. Я с усилием откинул мысли о девушке и заставил себя просчитать ситуацию. Сильвии Карнс и ее братишкам необходимо было заполучить это золото, они не остановятся ни перед чем, чтобы наложить на него руки. Я никогда еще не встречал никого, подобного им, и это меня беспокоило. Знаю немало людей, которые будут убивать из-за денег, ненависти и еще черт знает из-за чего, но мне не попадалось ни одного, кто готов был убивать только ради того, чтобы убивать, как Карнсы.

Ясно как божий день, что кофе, который приготовила мне Сильвия Карнс был отравлен. Неизвестно, сколько трупов они оставили за собой или сколько еще оставят, если уж зашла об этом речь.

Лумис тоже охотится за золотом, однако и Пенелопа ему нужна. Он не тронет девушку, пока не найдет сокровище, а потом? Вот тогда Пенелопе Хьюм придется постоять за себя, а она окажется одна против взрослого мужчины, а может быть и двоих.

Действительно ли она хотела продолжать путь без меня? Или ее заставили отказаться от меня? Там, в повозке она ни разу не глянула в мою сторону. Возможно ее просто уговорили, однако не исключено, что Лумис пригрозил ей.

Закон и порядок придуманы для того, чтобы защищать женщин, охранять их свободу. Однако здесь, на Диком Западе безопасность женщины зависит от окружающих ее мужчин. Здесь нет закона, вряд ли кто на свете знает, где находится Пенелопа Хьюм и куда собирается. Лумис наверняка об этом позаботился. Если она пропадет без следа, никто не станет задавать вопросов. В западных землях исчезло много мужчин и женщин, они остались лежать в безымянных могилах, а то и вовсе без могил.

Если здесь и есть закон, то только местный, только в городишках. Ни один шериф не станет выезжать на незаселенные земли, а федеральные агенты появлялись в основном лишь на индейских территориях.

Так я думал, усаживаясь в седло и спускаясь с горы, стараясь держаться поближе к любому укрытию, чтобы остаться незамеченным. Обнаружить тупиковый каньон - задача трудная, однако мне это будет сделать легче, чем Лумису или Карнсам, поскольку я много ездил по такой местности.

Допустим, я попаду в него первым и выкопаю золото? Кто успел, тот и съел, разве не так? Все правильно и тем не менее эта мысль мне не нравилась, потому что тогда Пенелопе ничего не достанется. Я не беспокоился о Сильвии - такие как она не пропадут. Пенелопа же совсем другая, и я не мог оставить ее без денег.

Она была красива, она была городской девушкой. Оба эти качества играли против нее. Красивые часто попадают в неприятности, а городские не имеют представления, как вести себя вдали от цивилизации.

Впереди меня открывался каньон, по которому я спускался. По берегам ручья появились деревья, а на склонах горы - деревья и кустарник. Замедлив шаг коня, я пристально вглядывался вперед, стараясь увидеть малейшие признаки движения. Здесь я выеду на равнину, найду тупиковый каньон и, если повезет, золото, затем вытащу Пенелопу из беды.

Мне казалось, что ей ничто не грозит, пока они не обнаружили золото либо не поняли, что его им не найти; после этого она станет добычей любого. И все же я жалел, что оставил ее без присмотра. Пенелопа нуждалась в помощи.

Впереди раскинулись заросли низкорослого кустарника, сбоку на склоне высились сосны. Я начал огибать огромный валун, когда краем глаза поймал вспышку света и пригнулся. Что-то со страшной силой ударило меня в голову, мустанг бросился в сторону. По каньону гулко прокатилось эхо выстрела, за ним последовало второе, и я обнаружил, что лежу посреди скал, глядя на растекающуюся на песке лужу красного цвета.

Инстинкт требовал, чтобы я отполз с того места, где упал, но я не мог пошевелить даже пальцем. Сознание подсказывало, что надо во что бы то ни стало подняться и уходить, но я ничего не мог поделать, а затем услышал крик: - Ральф! Стой, где стоишь! Я стреляю лучше тебя, и если ты сделаешь хоть шаг, я прострелю тебе ногу!

- Пен! Не будь дурочкой! Мы приехали помочь тебе. Если бы ты знала про Лумиса то, что знаем мы...

- Мне не нужна помощь. Повернись и оставь этого человека в покое.

- Но он тоже охотится за золотом! Нам следует от него избавиться, Пен!

- Не лезь не в свое дело, Ральф! Ты, Сильвия и Эндрю можете возвращаться домой. Вы не знаете, где спрятано золото, а без этого вам его не найти.

Ральф засмеялся, и смех его не был приятным. - А нам не надо его искать, Пен. Вы с Лумисом сделаете это для нас!

- Ты слышал, что я сказала, Ральф. Отойди и оставь этого человека в покое.

- Я убью его, Пен, если он уже не умер. Я убью его.

- Ральф, - Пенелопа говорила спокойно, как бы между прочим, - если ты сделаешь хоть малейшее движение, я раздроблю тебе ногу, могу и две, и оставлю лежать здесь. Никто тебя не найдет, кроме стервятников.

Ральф, вероятно, ей поверил. Не знаю почему, наверное он знал ее лучше, чем я.

И все это время я лежал среди скал и просто не мог двигаться, казалось, что меня парализовало. Я слышал, видел, но двигаться не мог. Я прекрасно сознавал, что если бы эта девушка не стояла неподалеку с винтовкой в руках, Ральф пристрелил бы меня.

Через некоторое время Пенелопа тихо, чтобы мог слышать только я, произнесла: - Мистер Сакетт, с вами все в порядке?

Надо сказать, вопрос был дурацкий. Неужто она думала, что я бы здесь валялся, если бы со мной было все в порядке? Я постарался заговорить, но вместо этого у меня вырвался лишь слабый хрип. Потом я хотел пошевелиться, я сделал настоящее усилие и почувствовал спазм боли по всему телу, но ничего не произошло.

Затем я услышал ее шаги, по крайней мере я надеялся, что это была она.

Пенелопа уверенно, словно всю жизнь только этим и занималась, спустилась по камням, поминутно оглядываясь, не подкрадывается ли кто-нибудь. Она остановилась рядом со мной, и я посмотрел ей в глаза.

- Значит, вы живы, - сказала она и нагнулась чуть ближе. - Нам нельзя здесь оставаться. Ральф вернется с остальными. Он знает, что вы ранены.

Она накинула мою руку себе на плечи и попыталась поднять меня, но была слишком слабой.

Я изо всех сил старался заговорить, и наконец мне удалось произнести одними губами: - Коня... Приведите моего коня.

Пенелопа быстро выпрямилась и так же быстро ушла.

Тем временем я старался пошевелить головой и мне это удалось. Потом сжал пальцам кусок камня и потянул. Камень остался на месте и я чуть сдвинулся с места. Очень осторожно и медленно я попытался поднять руку, чтобы уцепиться за скалу, однако сил совсем не осталось, и рука упала на песок. Пальцы не слушались, в голове начинало тупо и болезненно стучать. Я не думал, что серьезно ранен. Может быть я просто не осмеливался так думать, потому что быть тяжело раненым означало умереть. И тем не менее, я ранен в голову, меня временно парализовало.

Для человека, который жил, полагаясь лишь на силу мышц и быстроту рефлексов, худшего положения, чем то, в котором оказался я, не придумаешь. Я зарабатывал на жизнь умением работать и умением стрелять, без этого я ничто. У меня не было никакого образования, и если я больше не мог рассчитывать на свои мускулы, что еще мне оставалось?

Я обнаружил, что могу сгибать и разгибать кисть другой руки, и тогда, уцепившись за край скалы, подтянулся и встал на четвереньки.

Я понимал, что мне надо убираться отсюда. Эти подонки Карнсы вернутся, чтобы добить меня. Если бы я умер, они захотят убедиться и увидеть труп, если остался жив, они это узнают и будут стремиться меня прикончить.

Возвратилась Пенелопа, ведя в поводу жеребца. Я удивился, что он подпустил ее к себе, ведь мустанг очень настороженно относился к незнакомым людям. Однако у этой девушки была какая-то внутренняя сила... и смелость тоже.

Подойдя ко мне, мустанг нервно всхрапнул, почуяв кровь, струившуюся по моему лицу. Я ласково произнес: - Спокойно, малыш, спокойно.

Рукой, которая меня слушалась, я поймал стремя, Пенелопа обхватила меня за пояс и помогла выпрямиться. Но когда конь сделал первый шаг, я чуть не свалился на землю и только крепкая хватка Пенелопы удержала меня от падения.

Я едва переставлял ноги и даже не переставлял, а волочил. Мы прошли футов двадцать, когда Пенелопа, оглянувшись назад, вдруг отпустила меня, и я всем весом на одной руке повис на стремени.

Девушка одним движением поднесла винтовку к плечу и в тот же момент выстрелила, потом еще раз. Мустанг шагом волок меня по направлению к кустам.

- Вперед, малыш, вперед, - говорил я ему, и он шел вперед.

Откуда-то прозвучал выстрел, пуля взрыхлила песок рядом со мной. Еще один, и вторая пуля прошла над головой. Мустанг скакнул, но я держался до тех пор, пока мы не оказались в зарослях можжевельника. Только тогда я отпустил стремя и упал лицом на землю.

Пенелопа выстрелила в третий раз, затем я услышал, как она карабкается по скалам. После этого - тишина.

Мустанг с раздувающимися ноздрями остановился среди деревьев. Лицо было залито кровью и потом, я дрожал. Винчестер так и остался в чехле у седла, но достать его я не мог.

Неужели Пенелопу ранили? Вокруг царило удивительное спокойствие. Горячо пригревало солнце. Я чувствовал запах пыли, крови и пота. Вытянув руку, я отстегнул кожаный ремешок, удерживающий кольт в кобуре, вынул его и приготовился стрелять.

Ничто не двигалось, не было слышно ни звука. Мустанг, помахивая хвостом, потянулся к веткам кустарника, затем поднял голову и стал слушать. Я с трудом поднял голову, но не видел ничего, кроме корней и камней. Подо мной уже натекла лужа крови, моей крови.

Что случилось с Пенелопой? И где Лумис? Почему-то я не подумал раньше ни о нем, ни о Флинче.

Меня беспокоили Карнсы. Один из них меня ранил. А где Стив Хукер и его ребята? Если они поблизости, на расстоянии нескольких миль, они должны были услыхать выстрелы, потому что на равнинах звуки разносятся далеко.

Протянув руку, я ухватился за выступающий над землей корень и подтянулся поближе к стволу. Дерево было тонким, но мне не приходилось выбирать.

Хуже всего было то, что я не мог осмотреться вокруг. У меня было прикрытие, хоть и ненадежное, однако я не мог видеть, не подкрадывается ли кто ко мне.

Жива ли Пенелопа? Не ранена ли она? Я не мог двигаться, а потому не мог выяснить, все что мне оставалось - это лежать и ждать с револьвером в руке.

Топнул копытом конь. Где-то скатился по скалам камешек. Я выпустил револьвер и вытер ладонь о рубашку. Через минуту я начал разминать пальцы другой руки, стараясь вернуть ее к жизни. В голове, заставляя морщиться, стучала тяжелая боль, но кровотечение, похоже, остановилось. Через некоторое время, боясь рисковать, я снова поднял револьвер.

В горле пересохло, я страшно хотел пить. Вода была в ручье, вода была во фляге, притороченной к седлу, однако и то, и другое казались мне ужасно далекими.

Уцепившись за ствол дерева, мне удалось устроиться в полусидячем положении. Вокруг было слишком тихо, я боялся за Пенелопу.

Глядя поверх низкорослого кустарника и нагромождения камней, я искал ее, но не нашел. Внимательно оглядел устье каньона, усеянное валунами, скалистый склон и поросшую редкими деревьями равнину, полого спускающуюся к ручью.

Ничего...

А затем я услышал легкий шум за спиной. Повернув голову, я посмотрел через небольшую полянку среди деревьев и кустов. Мустанг стоял с поднятой головой, раздувшимися ноздрями, глядя направо. Я перевел взгляд туда.

Между двух кустов мескита, скрывшись за опунцией, доходящей ему до груди, неподвижно стоял Эндрю. Он держал винтовку, приготовившись к стрельбе, его глаза обыскивали густой кустарник, в котором, прислонившись к дереву, лежал я.

С такого расстояния он будет стрелять наверняка.

Глава 9

Эндрю Карнс стоял не более, чем в шестидесяти футах, но я лежал под низким разлапистым можжевельником и увидеть меня было трудно. Его глаза быстро бегали по кустам, он походил на хорька, выискивающего жертву для убийства.

Я держал револьвер в правой руке и смотрел назад через левое плечо. Чтобы выстрелить, мне нужно было повернуться, а этим я выдам свое положение. Я наблюдал за Эндрю, зная, что он может двигаться быстро, как кошка, если я шевельнусь, он выстрелит первым. На таком расстоянии я не хотел рисковать, поэтому остался лежать, надеясь, что он меня не заметит.

Он сделал шаг вперед, взглянул на коня, затем снова стал искать меня.

Надо действовать. Мне придется действовать. Как только он переведет взгляд на дальние скалы, я перевернусь и выстрелю. Пусть не из лучшей позиции, но выбора у меня нет. Либо он меня, либо я его.

Мустанг стукнул копытом, и Эндрю посмотрел в его сторону. Не сводя с него глаз, я переместил левую ладонь под левое плечо и приподнялся, потом подтянул правую руку под туловище.

На самом деле я не представлял, смогу ли я это сделать. Тело вот-вот могло подвести меня, каждое движение давалось с трудом, каждое движение могло стать последним. Я осторожно двинул левую руку направо через себя. Я не отводил взгляда от Эндрю, начал поднимать правую руку - и тут он меня увидел.

Должно быть он не поверил своим глазам. А может быть тени под деревьями были настолько густыми, что в них нелегко было что-либо разглядеть, и на секунду он застыл. Затем винтовка метнулась к его плечу.

В то же мгновение я перевернулся, резко отжавшись левой и выпрямив правую. Наверное он поторопился нажать на спуск, потому что пуля с глухим чмоканьем воткнулась в землю в том месте, где только что лежал я.

Мой выстрел пришелся чуть выше, чем следовало, пробороздив его плечо, и Эндрю дернулся, сбив прицел. Он дослал патрон в патронник, но моя второй выстрел разворотил ему лицо. Я целился в грудь, однако пуля попала под глаз и вышла из затылка.

Он, распростевшись, упал вперед в заросли опунции. Винтовка вылетела из его рук и приземлилась на песок перед скоплением кактусов. Я не опускал револьвера, готовый к новому выстрелу, даже после того, как осознал, что у Эндрю снесло полголовы.

Лихорадочно работая пальцами, вынул из барабана две стреляные гильзы и вставил новые патроны.

Я прислушивался, но до меня не доносилось ни звука. Ухватившись за свисавшие ветки дерева, я выпрямился, с удивлением отметив, что на это ушло не так уж много труда. Парализовавший меня шок видимо начал проходить.

Первым моим помыслом было подобрать винтовку, поскольку моя лежала в чехле у седла мустанга, а братец Ральф мог появиться в любую минуту. Шатаясь, я подошел к винчестеру и поднял его, затем внимательно огляделся.

Все снова было спокойно. Я не знал, сколько ушей уловили звуки выстрелов и сейчас старались определить, откуда они исходили. Я лишь надеялся, что их способна была услышать Пенелопа.

Голова все еще болела, я шагал осторожно, поскольку не имел представления, как тяжело ранен. На ходу ощупал череп. Над ухом и почти до затылка пролегала глубокая рваная рана. Ведя коня в поводу - я был в состоянии забраться в седло, но в этом случае был бы слишком заметен начал спускаться по пологому склону, который вел к ручью. Время от времени я останавливался, стараясь сберечь последние остатки сил.

Прежде чем уйти, я внимательно изучил местность, но не заметил ни признаков жизни, ни движения. Больше всего меня беспокоило, что я не имел понятия, что происходит, не имел понятия, где все остальные. Пенелопа убежала в скалы и пропала без следа. Где-то в зарослях меня мог ждать Ральф, не говоря уже о прекрасном, но ядовитом цветке по имени Сильвия.

По берегам ручья росли большие старые тополя и ивы. Оказавшись под деревьями, я тут же припал к воде и долго не отрывался. Хотелось есть, но разжечь костер означало рисковать головой. Лучше поголодать. Мне страшно хотелось найти под деревьями укромное местечко и завалиться спать, но об этом не могло быть и речи.

Рядом рос огромный старый тополь, беспрерывно шелестящий листьями. Я посмотрел на его верхушку, обратил внимание на толстые сучья и внезапно кое-что придумал.

Привязав коня к кусту, я соорудил из пары сыромятных ремешков погон для винчестера и уцепился за нижнюю ветку дерева-великана. Его листв и стоящие поблизости деревья надежно укрывали меня, я осторожно вскарабкался наверх, пока не оказался футах в двадцати над землей и мог легко обозреть все, что лежало вокруг.

Первым я заметил облако пыли. Оно висело вдалеке, ниже по течению ручья и кто бы его ни поднял, не был виден за утесами горы. Я предположил, что сюда направляются с полдюжины всадников.

Неподалеку я увиден выбеленные солнцем кости. Неужели это остатки грузового каравана Натана Хьюма? Я припомнил, что лет сто пятьдесят назад здесь разыгралась еще одна битва, когда армия испанских завоевателей разгромила на этом месте огромный по численности боевой отряд команчей.

Вокруг стояла глубокая тишина. Единственным звуком был шелест тополей, который, кажется, никогда не затихает. Через несколько минут, когда я уже собрался спуститься на землю, на склон горы из-за скал выехала Сильвия Карнс верхом на гнедой индейской лошадке.

Интересно, где она раздобыла лошадь? Следом за ней появились Стив Хукер, Текс Паркер и двое других, которых я не узнал. Не слишком ли много действующих лиц для одинокого парнишки с теннессийских холмов, даже если его фамилия Сакетт? Мой здравый смысл подсказывал мне убираться отсюда, и поскорее.

Сильвия сама по себе была пострашнее банды диких индейцев, мне не хотелось с ней связываться. Когда они найдут тело Эндрю - а я подозревал, что его пока не обнаружили - у них появится еще одна причина, чтобы разыскать и убить меня.

Золото тяжело достается и трудно удерживается. Когда Натан Хьюм покупал контрабандное золото у мексиканских горняков в горах Сан Хуан, он и не представлял, какая за этим потянется цепь событий. Старатели тех времен предпочитали тайно продавать драгоценный металл торговцам вроде Хьюма, чем отдавать большую его часть в казну испанского или мексиканского правительства, не говоря уже о поборах губернаторов Нью Мексико. То, что начал Хьюм, продолжалось здесь и сейчас.

Сильвия и сопровождавшие ее всадники выехали на небольшой луг примерно в четверти мили от ручья и спешились. Похоже, они собирались разбить лагерь.

Я осторожно слез с дерева. Шея почти не ворочалась, в голове продолжала биться тупая боль, но тело слушалось лучше. Забравшись в седло, я шагом повел коня через ивняк и пересек ручей, глубина которого достигала лишь восьми-десяти дюймов.

Остаток дня я провел, исследуя местность, в поисках тупикового каньона. Все, что я о нем знал, - это то, что каньон находился севернее двойной вершины Заячьих Ушей, этой информации было явно недостаточно. В течение всего дня я старательно объезжал стороной лагерь Карнсов. Теперь, когда они объеденились со Стивом Хукером и парнями из банды Коу, мое беспокойство утроилось. Ясное дело, я не был таким жестокосердным, чтобы радоваться тому, что шайка Коу связалась с Сильвией. Скорее всего она их всех отравит, когда найдет золото... если найдет.

Когда наступила ночь, я уже находился далеко к северу, разбив лагерь на маленьком ручейке, впадавшем в Норт Канадиен. Поскольку до горы было миль семь-восемь, я посчитал себя в безопасности и развел крохотный костер, который уместился бы у меня в шляпе. Я приготовил кофе и сварил кусок мяса, которого у меня теперь было хоть отбавляй, потому что к востоку отсюда я застрелил годовалого теленка бизона.

Только я собрался налить себе кофе, как мустанг, пивший у ручья, вдруг вскинул голову и настороженно уставился на противоположный берег в темноту.В мгновение ока я отскочил от костра, держа наготове взведенный винчестер.

- Полегче с винтовкой, сынок. Мне нужна помощь, а не неприятности.

Голос показался мне знакомым, и пока я лежал во тьме, пытаясь впомнить, кому он принадлежит, человек снова заговорил: - Этот конь знает меня лучше, чем тебя. Это я тебе его дал.

- Тогда выходи. Покажись.

- Погоди маленько. Я ранен.

Я здорово рисковал, когда решил выйти из темноты, но голос действительно был знакомым и только один человек знал, как я получил этого жеребца. Я спустился к ручью и перешел его.

Старик лежал в траве на другом берегу потока и был не в лучшей форме. В него стреляли несколько раз, левая его рука представляла собой окровавленное месиво, однако он и не думал сдаваться. Такие просто не умеют сдаваться, они идут вперед, как крепкий старый бык во главе стада.

Я поднял старика и на руках отнес его в лагерь. Он весил не более ста тридцати фунтов, даже если его вымочить насквозь, а я в свои худшие дни мог поднять груз втрое больше этого.

Он был в плохом состоянии, а поглядев на его левую руку, содрогнулся даже я. На ней не было ни одного ногтя, пальцы в крови... и это не могло быть несчастным случаем.

- Команчи? - спросил я.

- Законопослушные граждане, - хмуро ответил он. - Иногда они хуже индейцев.

- Ты случаем не про Карнсов?

- Ты с ними встречался?

- Ага.

Первым делом я наполнил кружку черным горячим кофе и протянул ее старику. Он дрожал от слабости и ему нужно было чем-то взбодриться. Он пил кофе, держа кружку правой рукой, а я тем временем поставил подогревать воду, чтобы промыть ему раны.

- Похоже, все на здешних равнинах оказались родственниками, - сказал я, - и кинулись за золотом Натана Хьюма.

- У меня на него больше прав, чем у всех остальных вместе взятых.

- Больше, чем у Пенелопы Хьюм?

- Неужто она здесь?

- Здесь, если ее еще не прикончили. Вчера она спасла мою шкуру. Хорошая девушка.

После того, как старик выпил кофе, он лег, и я промыл ему пару пулевых ранений, ни одно из которых не было серьезным, правда, старик потерял много крови. Во всяком случае, я был свидетелем, как люди оставались в живых после значительно худших ран. Я всегда возил с собой несколько перевязочных пакетов, потому что человек, скрывающийся от закона не может обратиться к врачу. Я перевязал его, как смог, потом занялся рукой.

Ногти ему сорвали давно, но, ползая по кустам, старик повредил и порвал мягкую кожицу на пальцах.

- Ты, должно быть, не хотел поделиться с ними каким-нибудь секретом?

- Не смешно. Я знаю, где спрятано золото и где находится тупиковый каньон.

- Странно, что они оставили тебя в живых.

- Они подожгли дом и уехали, оставив меня внутри связанным по рукам и ногам. Я был без сознания, они и не думали, что мне удастся выбраться живым. Ну, стало быть, я их одурачил.

- Ты тоже, как и все, решил отправиться за золотом?

- А чего ты от меня хотел? - спросил старик. - Я еще мальчишкой работал с Натаном и имею представление, где закопано это золото, но пока жива была вдова, я считал, что у меня на него права нет. Конечно, за золотом охотились, но не ведали, где искать. Я знал, как рассуждал старик Хьюм, и был уверен, что смогу найти клад. Натан был мне двоюродным или троюродным братом, я был единственным родственником, который на него работал. Много раз я отправлялся в горы Сан Хуан на встречу с торговцами золотом. Эти Карнсы не знали, где я, пока ты не подъехал к их фургону. Когда они увидели клеймо на жеребце, "НХ", то поняли, что это клеймо старика Хьюма и что я где-то поблизости. Это стало еще одной причиной, по которой они захотели с тобой разделаться.

- Почему же ты не выкопал золото раньше?

Он искоса взглянул на меня. - Ты еще не видел того места и не слышал истории, которые о нем рассказывают. А я слышал. Ни один индеец не остановится на ночь в этом каньоне и лишь немногие осмелятся зайти в него. Они говорят, там живут злые духи. Что ж, может так оно и есть.

- Ты так и не сказал, как тебя зовут.

- Гарри Мимс. Пойми меня правильно, я не пробовал забраться в каньон не из-за каких-то там привидений, а из-за команчей. Пару раз они угоняли у меня лошадей с припасами, а еще пару раз чуть было не сняли с меня скальп. Однажды мне повезло и я дошел до каньона, но тут-то они на меня напали. Команчи захватили вьючных лошадей и так азартно занялись дележом добычи, что я улизнул и прятался, пока вокруг не стало поспокойней. У меня заняло две недели, чтобы добраться до Лас Вегаса, а когда я туда попал, у меня не хватило денег даже на еду. Я нанялся убираться в салуне, потом меня сделали барменом. Только через шесть месяцев я разжился деньгами, чтобы купит новых лошадей и снаряжение, и это при том, что я играл и выигрывал.

- А как ты попал сюда сейчас?

- На лошади, как же еще? Они нескольких украли, остальных разогнали, но лошади возвращаются домой, я поймал парочку, оседлал и приехал. Это заняло много времени, но вот я здесь.

Мимс улегся, отдыхая. Он был в твком плохом сотоянии, что я больше не решился задавать ему вопросы. Кто подстрелил его, он потерял много сил, добираясь до горы. Страшно было подумать, что испытал этот старик в дороге.

- Что ты собираешься делать?

- И ты еще задаешь такой дурацкий вопрос? Я собираюсь выкопать золото или по крайней мере не дать им выкопать его. И клянусь Господом Богом, я убью Ральфа Карнса.

- А как насчет девушки?

Гарри Мимс с минуту молчал, потом посмотрел на меня. - Сакетт, я знаю, что она заслуживает смерти не меньше Ральфа, но я не могу заставить себя убить женщину. Да она была хуже всех, когда дело дошло до того, чтобы выдумывать пытки. Это она придумала вырывать ногти, и часть работы сделала сама.

Я подумал, что Сильвия на это способна.

Через некоторе время Мимс уснул, и я поплотнее прикрыл его одеялами. Он не сказал, где его лошади и снаряжение, наверное он оставил из на другом берегу в кустарнике. Пешко он не смог бы дойти до лагеря издалека.

Смерть вдовы Натана Хьюма в Виргинии послужила началом веселого представления здесь, в западной части Техаса. Все без исключения одновременно кинулись на поиски золота. Мне как всегда повезло, что очутился посреди всей этой заварушки со стариком на руках, который отчаянно нуждался в помощи и уходе, и возможно с девушкой, если удастся ее отыскать.

А что насчет этих индейских историй? Я никогда не высмеивал то, что рассказывали мне индейцы. Говорят, что они суеверны и все такое прочее, однако за их верованиями и прерасудками стоит простой здравый смысл. Однажды в Мексике индейцы рассказали, что ни за что не приблизятся к определенному месту, потому что там живут злые духи. Выяснилось, что в том месте часто болеют оспой, и суеверие индейцев оказалось своего рода карантином. Они считали, что злые духи вызывают оспу. Может быть и в этом тупиковом каньоне было что-то необычное.

После того, как я нашел лошадей Мимса - их было четыре: две вьючные и две под седлом - вернулся в лагерь, пил кофе и смотрел, как угасает пламя в костре.Затем, когда зашла луна, отодвинул свои одеяла в ночную темень под деревья, откуда мог видеть старика и угли костра и где буду незаметен для любого, кто обнаружит наш лагерь.

Несколько раз я просыпался и лежал, вслушиваясь в ночь. Наконец перед рассветом решил больше не засыпать. Мне и до этого не раз приходилось бодрствовать целыми сутками, потому что человек в моем положении должен быть в любую минуту готов вскочить с револьвером в руке и открыть огонь.

Долго я лежал, думая о других ночах и других местах, когда я вот так же лежал без сна, слушая темноту. Не слишком-то хорошая жизнь все время скрываться от людей и закона.

Внезапно я что-то услышал. Вначале это был даже не звук, а нечто непонятное, будто невдалеке кто-то двигался, но кто или что - я не мог определить.

Я взглянул на костер - там тлели лишь несколько красновых углей. Возле него, выделяясь темным молчаливым силуэтом, лежал завернутый в два одеяла Гарри Мимс, до меня доносилось его слабое дыхание.

Левой рукой я осторожно откинул край одеяла. Мокасины на ночевке всегда лежали рядом. Держа в правой руке револьвер, я натянул их левой, затем поднял маленький камушек и запустил им в Мимса. Камешек попал ему в плечо, и мне показалось, что дыхание его на секунду стихло. Мимс проснулся? Я чувствовал, что проснулся и теперь лежит, готовый действовать, если человек в его состоянии может действовать.

Все кругом было тихо, но тишина стала другой. К северу от нашего лагеря умолкли даже ночные животные. Затем я услышал легкий шорох - такой шорох издает ветка, трущаяся о джинсы идущего человека. Кто-то приближался, возможно не один.

Мягко и бесшумно я поднялся на ноги и отступил на шаг к дереву, где меня частично прикрывали его ветки. Теперь, даже если пришелец заметит мою постель, я для него был невидим.

Рукоятка револьвера удобно лежала в ладони, однако я убрал его в кобуру и вынул нож.

На близком расстоянии нож удобнее и тише.

Глава 10

Я ждал в темноте с острым ножом руке, держа его низко, лезвием вверх.

В ручье слышалось журчание воды, на легком ветру тихо шелестела листва тополей. Я чувствовал запах костра, едва уловимый аромат травы и листьев. Кто бы там ни приближался, он двигался умело и осторожно, поскольку не издавал ни единого шороха.

Ноги устали, но я не решался сменить положение из боязни произвести даже самый слабый шум. Тот, кто так беззвучно крадется в темноте, наверняка тоже настороженно прислушивается, потому что эти два качества неразделимы умение вслушиваться и определять вслушивающихся.

Внезапно я заметил тень там, где раньше никакой тени не было. Мне пришлось как следует присмотреться, чтобы понять, что глаза меня не обманывают. Действительно появилась тень. Я двинулся вперед, когда услыхал свое имя, произнесенное шепотом: - Мистер Сакетт!

Это была Пенелопа.

Мое облегчение было настолько огромным, что я не придумал ничего лучшего, как сказать: - Где вы были?

Она не ответила, но быстро подошла ко мне. - Кто там у костра?

- Гарри Мимс. Вы о нем слышали?

- Слышала. Вам лучше поскорее разбудить его. Нам нужно уходить прежде чем рассветет.

-Что случилось?

- Вы слышали о человеке по имени Том Фрайер? Или о Нобле Бишопе?

- Они тоже в этом участвуют?

- Их наняла Сильвия. Не знаю, где она их нашла, но судя по всему, наше положение стало хуже.

- Феррара с ними?

- Худощавый смуглый мужчина? Я не знаю, как его зовут. Они приехали в лагерь прошлым вечером и, похоже, знают вас.

Еще бы им не знать! Однако дела - хуже не придумаешь. К западу от Миссиссиппи не было более опасных людей, чем эта троица.

- Вы правы, - сказал я. - Нам лучше уходить.

Мимс сидел. Когда мы подошли к костру, он тяжело поднялся с помощью здоровой руки. - Я все слышал. Давайте убираться отсюда. Заберем золото и убежим.

Чтобы скатать одеяла и привести лошадей, нам понадобилось всего несколько минут. Пенелопа поедет на запасной лошади Мимса, так как своей у нее не было.

Мы вывели коней к ручью, забрались в седла и двинулись в путь. Мимс возглавлял кавалькаду, поскольку был уверен, что знает расположение тупикового каньона.

Мне не нравилось само название "тупиковый", потому что это означало западню - каньон только с одним входом и наверняка отвесными стенами. Он предвещал неприятности, впрочем, все здесь предвещало неприятности. Я снова пожалел, что у меня не хватило здравого смысла унести ноги, пока не началась вся эта заварушка.

Пенелопа ехала рядом со мной.

- А вы молодец, - сказал я. - Не каждый смог бы так ловко подобраться к лагерю.

- Я выросла в виргинских лесах и охотилась на оленей с десятилетнего возраста.

"Так какого же дьявола она прикидывалась беззащитной", - спросил я себя. Это же нечестно. Ведь она так же хорошо ориентировалась в лесах, как и я. К тому же спасла мою шкуру.

- Вы вытащили меня из беды, - признался я неохотно, потому что не привык, чтобы мне помогали женщины. - Спасибо.

- Не за что, - ответила она.

- Где Лумис? - спросил я.

- Где-то здесь. Я его потеряла.

Мне показалось, что она об этом не жалела и даже не беспокоилась. Может она уже разгадала его игру? Но почему тогда она доверяет мне? Почему она уверена, что я не захвачу все золото и не скроюсь с ним? Я встревоженно посмотрел на нее. Не исключено, что вообще ее недооценивал. Однако в одном я был убежден: Пенелопа совсем не похожа на Сильвию Карнс.

Затем я вспомнил о Ферраре, Фрайере и Нобле Бишопе и почувствовал неприятный холодок. Мне не хотелось бы связываться с любым из них, а со всеми тремя - и подавно.

Нобл Бишоп был ганфайтером. Ходили слухи, что он убил в поединках двадцать человек. Если уменьшить число вполовину, это может оказаться правдой... во всяком случае, человек десять он убил при свидетелях. Сколько он уложил выстрелом в спину, я не знал, хотя такие штуки скорее в характере Фрайера, чем Бишопа. Что же касается Феррары, то он всегда полагался на нож.

Все трое были известными наемными убийцами, людьми, готовыми на все, если дело касалось насилия. Сильвия без сомнения прознала о них через Хукера или его дружков и тут же наняла их.

Гарри Мимс был стар, покалечен, но бысро вел нас через лес, словно мог видеть в темноте. Мы следовали за ним, а когда он остановился у устья каньона, подъехали ближе.

- Не нравится мне это, - сказал он. - Место какое-то странное.

- Ты боишься? - Я удивился, потому что старик казался мне крепким и крутым. В любое другое время за такой вопрос мне пришлось бы отвечать на поединке.

- Называй это как хочешь. Может индейцы правду говорят. Не люблю я бывать в этом каньоне, и никогда не любил.

- Ты приезжал сюда и раньше?

- Да... Он усеян костями. Там умерло много людей.

- Ясное дело. В каньоне погиб караван Натана Хьюма, или его большая часть. Их кости там и лежат. Что еще ты хотел увидеть?

- Там есть и другие, - спокойно сказал он. - Говорю тебе, не нравится мне это место.

- Тогда давай выкопаем золото и побыстрее смотаемся. Если мы не сделаем этого сейчас, потом будет поздно, потому что сюда заявятся все кому не лень.

Мустангу каньон тоже был не по душе. Он пытался развернуться, кусал удила и делал все, что мог, чтобы повернуть обратно. Остальные лошади тоже нервничали, но не так, как мой жеребец.

Мы въехали в каньон, и вокруг нас сомкнулась темнота. Впереди закашлялся и остановился Гарри Мимс. - Хотим мы или нет, придется ждать рассвета. Здесь пруд, покрытый зеленой слизью, и полно дыр в земле. Бог знает, что в них, но мне хотелось бы там оказаться.

Мы не стали спешиваться, хотя ни один из нас не мог бы сказать почему. Нас удерживало какое-то тяжелое ощущение и то, как вели себя лошади. Я понимал, что мустанга можно оставить без седока только крепко-накрепко привязанным.

Через некоторое время заскрипело седло.

- Я слезаю, - сказала Пенелопа. - Хочу осмотреться.

- Подождите! - резко произнес я. - Здесь можно попасть в западню. Оставайтесь в седле и ждите.

В ответ я ожидал какой-нибудь резкости, но Пенелопа промолчала. Она опять забралась на лошадь и тихо сидела. К этому времени небо стало сереть, скоро станет светло.

Через несколько минут заговорил Мимс. - Если хочешь, можешь считать, что я боюсь, но мне не терпится выбраться отсюда.

Камни и кусты начали приобретать очертания, постепенно начали проступать стены каньона. Выбраться оттуда, кроме как через устье, было невозможно. Во всяком случае так я думал тогда.

- Мне бы не помешала кружка свежего кофе, - сказал я.

- Не сейчас. Давай заберем золото и поскорее уедем.

- Это не так-то легко, ответил я. - С золотом всегда нелегко.

Тем не менее мне хотелось выбраться отсюда не меньше, чем Мимсу, поскольку каньон производил гнетущее впечатление. Вокруг были раскиданы кости, и не все они были достаточно древними, чтобы остаться от каравана мулов Натана Хьюма.

Мы увидели пруд, оказавшийся рядом с лошадью Пенелопы, - неподвижная, мертвая вода, покрытая зеленой пленкой слизи. Пенелопа наклонилась и веткой, отломанной от сухого дерева, взбаламутила поверхность. Вода под пленкой была темной и маслянистой.

- Вы что-нибудь заметили? - вдруг спросил Гарри Мимс. - Здесь нет птиц. Насекомых я тоже не заметил. Может индейцы и правы.

От его слов у меня по коже побежали мурашки. - Ладно, - сказал я, - по моим сведениям, золото закопано чуть дальше.

Петляя между обломками скал, мы пробрались к тому самому месту. Костей там было еще больше. Побелевший от времени череп мула лежал рядом с продавленной грудной клеткой. Однако скелеты были целыми, а не растащенными на части, как бывает, когда над трупами попируют волки и койоты.

Я обратил внимание, что стены каньона слишком круты, чтобы по ним могла забраться лошадь, а в некоторых местах непроходимы даже для человека. И все же я заметил здесь признаки жизни - это были отпечатки копыт диких лошадей. Совсем недавно здесь прошли несколько голов, но встретились и более старые следы, которые вели к задней стене. Повинуясь внутреннему импульсу я развернул коня.

- Ищите золото, - сказал я, - мне надо кое-что проверить.

Не дожидаясь ответа, я повел коня по следам диких мустангов, и можете мне поверить, мой конь двинулся с радостью. Ему не нравилось стоять здесь, в тупиковом каньоне, совсем не нравилось.

Отпечатки копыт вели в глубь каньона в нагромождение свалившихся со скального откоса валунов и камней. Они извивались между камнями и зарослями кустарника, и внезапно я обнаружил, что нахожусь на тропе, круто поднимающейся по такой узкой трещине в склоне, что там едва мог протиснуться всадник на лошади. Тропа вела вверх, затем поворачивала, но у меня не оставалось никаких сомнений, что она заканчивается на верхнем плато.

Значит, есть еще один выход.

Вдруг я услыхал слабый крик и обернулся в седле. Я не представлял, что заехал так далеко и так высоко. Отсюда машущая мне фигурка Пенелопы казалась совсем маленькой.

Подскакав к ним, я увидел, что Мимс лежит на земле лицом вниз, и когда я перевернул его, то заметил, что его кожа приобрела синюшный оттенок.

- Надо его вывезти, - быстро сказал я. - Если появятся остальные, а он без сознания...

Я понятия не имел, что с ним - похоже, упал отчего-то в обморок, сердце бьется, но немного учащенно. Я взвалил Мимса на седло, привязал и повел его лошадь в поводу к выходу в устье каньона. Мы сразу же направились к месту нашего прежнего лагеря, никого не встретив по пути, и скоро были среди тополей и ив на берегу ручья. К этому времени свежий воздух, а может быть равномерное покачивание в седле принесло Мимсу пользу. Я снял его с коня, остро ощущая свою беспомощность, не зная, что с ним делать, однако через минуту он начал приходить в себя.

- У тебя часто бывают обмороки? - спросил я. - Что там произошло?

- Не знаю. Ни с того, ни с сего вдруг почувствовал, что теряю сознание. Скажу тебе одно - больше я в тот каньон ни ногой. Называй это как хочешь, но по-моему, там привидения или злые духи.

Через некоторое время Мимс сел, тем не менее лицо его оставалось необычно бледным. Он выпил воды, но его тут же вырвало.

- Теперь надо действовать быстро, - сказал я. - Слишком много вокруг народа. Если будем терять время, они найдут золото. Может быть мне лучше самому за ним отправиться. Возьму вьючную лошадь, часть погружу на своего коня.

Пенелопа стояла, глядя на меня, потом сказала: - Мистер Сакетт, вы должно быть считаете меня очень глупой девушкой, если полагаете, что я позволю вам ехать за золотом одному.

- Нет, мэм. Если хотите, поезжайте за ним сами, может быть вы будете чувствовать себя увереннее. Только, по-моему, кто-то из нас должен остаться с мистером Мимсом.

- Со мной ничего не случится, - сказал Мимс. - Можем поехать все вместе.

Говоря по-правде, я не очень-то стремился обратно, не говоря уж о том, чтобы возвращаться в каньон вместе с Пенелопой. Один раз она выручила меня из беды, и тем не менее нуждалась в моей помощи. Я понимал, что найти и откопать золото будет очень сложно, и мне нужны были дополнительные затруднения, особенно девушка, за которой надо будет приглядывать. Я так и сказал.

- Приглядывайте лучше за собой, - ответила она колко, но не сердито, и с этими словами вспрыгнула в седло. Я последовал ее примеру.

По нашему виду нельзя было сказать, что мы отправились за сокровищем в виде трехсот фунтов золота. Мы ехали без энтузиазма и чем ближе подъезжали к устью каньона, тем медленнее становился шаг лошадей. Вся эта затея была мне не по душе, и ей тоже.

Гарри Мимс был крутым стариканом, но что-то вывело его из игры, нам так и не удалось выяснить причины его обморока.

Может быть тяжелый воздух с примесью какого-то запаха. Я никому о нем не сказал, поскольку не знал, то ли это было мое воображение, то ли что-то еще.

А в западню мы попали у самого устья каньона.

Пенелопе это было простительно, но мне оправдания не было - я должен был предвидеть такую возможность. Неожиданно прямо перед нами появилась Сильвия, а когда мы с Пенелопой натянули поводья, из-за камней и кустов начали выходить люди.

Мы были у них в руках. Полностью, с потрохами. А на такое сборище бандитов стоило посмотреть. Здесь стоял Бишоп, Ральф Карнс и Стив Хукер с рукой на перевязи. А также Чарли Хэрст, Текс Паркер и парни Бишопа.

- Ну, мистер Сакетт, - сказала Сильвия, - кажется, игра закончена, и не в вашу пользу.

- Я бы на вашем месте на это не рассчитывал.

Она лишь улыбнулась мне, но потом взглянула на Пенелопу уже без улыбки. - Наконец-то мы встретились, - в ее голосе прозвучали очень неприятные нотки, - и именно так, как мне хотелось.

- Где каньон? - спросил Бишоп.

На первый взгляд вопрос был дурацкий, поскольку оттуда, где мы стояли, в каньон можно было забросить камень, однако с другой стороны, мы приближались к нему сбоку, и им могло показаться, что мы собирались проехать мимо. А все потому, что с краю вход преграждал огромный валун.

- Они повсюду, Нобл. Выбирай на свой вкус. - Я махнул рукой в сторону тупикового каньона. - Вот этот, например.

Он усмехнулся. - Этот вы уже проверили. Мы нашли ваши следы. Если вы уехали отсюда пустые, золото не здесь. Поэтому вы покажете нам тот каньон.

- Жаль, что мы не знаем какой. Как можно выбрать какой-то один из всех, что здесь есть?

- Тебе будет лучше, если выберешь, - сказал Бишоп.

- Не будь дураком, Нобл. Подумай сам, мы здесь уже несколько дней. Сколько нужно времени, чтобы выкопать пару сотен фунтов золота и смотаться отсюда? Если бы мы знали, где оно закопано, мы были бы далеко. Предположительно Натан Хьюм спрятал здесь сокровище. Говорят, что от резни спаслось двое. А может быть не двое, а больше?

- Двое? - спросила Сильвия. Она этого не знала.

- Ну да. Один мексиканец, он был погонщиком у Хьюма. Но губернатор Нью Мексико приказал арестовать всякого, кто на него работал. Кто-то донес губернатору, что Хьюм перевозит контрабандное золото и не платит пошлин правительству или процента от доходов или что они там платили в то время. Этот мексиканец сбежал в Мексику, но сломал спину и не смог вернуться. Однако это не значит, что не вернулся кто-то из его родственников.

- Ты хочешь сказать, что золота здесь нет? - зло и недоверчиво спросил Ральф.

- Да, именно это я и хочу сказать, - ответил я. - Не знаю, как ты, Бишоп, а Фрайер работал в шахтерских поселках в Неваде и Колорадо. Он тебе может рассказать, что спрятанное золото обычно не находят: либо его вообще не существовало, либо кто-то успел раньше. Некоторые всю жизнь тратят на поиски закопанных сокровищ вроде этого, но так ничего и не находят.

- Ерунда, - сказал Ральф. - Золото здесь. Мы точно знаем.

- Желаю удачи. Меня лишь наняли проводником. Найдете золото - оно ваше. Узнаете место по костям.

- По костям? - впервые вступил в разговор Феррара.

- Ну да. Вместе с Хьюмом здесь погибло много народа, а с тех пор умерло еще больше. Команчи и юты говорят, что каньон проклят. Ни один индеец не осмелится заночевать в нем, и ни один без надобности в него не заедет.

- Поняли? - сказал Хукер. - Я же вам говорил.

- Отберите у них оружие, - сказала Сильвия. - Мы заставим их говорить.

- Нобл, - сказал я, - оружие у меня никто не отберет. Думаешь, я так просто расстанусь с револьвером, зная, что меня ожидает? Хотите попытать счастья - валяйте, но вы заплатите дорогой ценой.

- Не валяй дурака! - сказал Ральф. - Да мы разнесем тебя в клочья!

- Возможно. Вот только Нобл меня знает и не станет испытывать судьбу, потому что умру не один. Однажды я видел человека, который продолжал стрелять после того, как в него всадили шестнадцать пуль. На таком расстоянии я пристрелю по крайней мере двоих, а вероятнее всего троих или четверых.

А они мне помогут, потому что при первых признаках опасности я скачком пошлю коня прямо на них, где каждый выпущенная ими пуля может попасть в их же человека.

Нобл Бишоп был не дурак. Он всю жизнь пользовался оружием и знал, что убить одним выстрелом почти невозможно. Чтобы остановить противника, который взбешен и лезет на тебя, надо попасть ему в сердце, либо в мозг, либо в большую кость. С другой стороны, неожиданный выстрел может уложить человека наповал; хотя любой искушенный человек может рассказать немало историй о том, как непредсказуемо ведут себя люди во время перестрелок.

Бишоп знал, что характер у меня неукротимый и отчаянный, знал, что меня считают быстрым во владении револьвером и метким стрелком, но прежде всего он сознавал, что если начнется заварушка, многие умрут. А в такой неразберихе, которая намечалась, легко умереть любому. К тому же золота, как я им намекнул, может и не оказаться.

Бишоп, Фрайер, Феррара и вероятно Паркер были достаточно сообразительными, чтобы догадаться, что я собираюсь сделать в случае опасности, и не хотели этого. В конце концов, зачем затевать стрельбу, если они могут убрать нас по одному с минимальным риском для себя? Либо подождать, пока мы отыщем золото, а затем отобрать его? Я знал, что они думали, потому что на их месте думал бы точно так же.

- Он прав, - спокойно произнес Бишоп. Значит, он не собирался устраивать дикую перестрелку, в которой может погибнуть любой и в результате которой никто ничего не добьется.

Численное преимущество было на их стороне, моми спутниками были девушка и покалеченный старик, но и они могли на таком близком расстоянии выпустить кучу свинца, который не разбирает, в кого и куда попадает.

- Стрельба здесь ничего не решит, - продолжал Бишоп. - Вы поезжайте своей дорогой, а мы поедем своей.

Сильвия хотела протестовать, но потом сказала: - Пусть едет. Только убейте девчонку. У нее все права на это золото. - Поразительно, что такая красивая девушка спокойным тоном говорила такие вещи.

- Никто ни в кого не будет стрелять, - сказал Бишоп. - Поворачивайте и уезжайте отсюда.

Мы развернули лошадей и направились на равнину. Проезжая рядом с Бишопом, я тихо ему сказал: - Нобл, если отыщете золото, не пей кофе, приготовленный этой девицей.

Мы проехали мимо бандитов, и оглянувшись назад, я увидел, что Бишоп все еще смотрит нам вслед. Через минуту он поднял руку и помахал. И все.

- Я была уверена, что без стрельбы не обойдется, - сказала Пенелопа.

- Там не было пьяных, - сухо произнес Мимс, - и не было сумасшедших. Мы бы перестреляли друг друга и ничего не решили.

Однако все и так осталось нерешенным. Придет день, и нам с Бишопом придется встретиться в поединке.

И у меня было подозрение, что этот день не так уж далек.

Глава 11

Сильвия Карнс, должно быть, познакомилась с Бишопом в Ромеро. Но будь Бишоп хотьтысячу раз убийцей, он делал свою работу револьвером, что по моему разумению было во много раз честнее, чем яд в кофе. Впрочем, от этого он не становился менее опасным.

- Как вы удрали от Лумиса? - спросил я.

Пенелопа пожала плечами. - Кто сказал, что я удрала? Просто мы потерялись, вот и все.

Я не очень-то ей поверил и подумал, что еще встречусь с этим чванливым и грубым стариком.

- Теперь нам надо действовать быстро, - сказал я, сознавая, что мне страшно не хочется возвращаться в каньон. Лучше с револьвером в руке встретиться с Бишопом один на один.

К тому же Мимс чувствовал себя плохо. Он потерял много крови, ослабел и едва владел своими искалеченными руками. Не удивительно, что он отключился в каньоне, хотя я продолжал считать, что в обморок он упал не только от слабости.

Тени стали длиннее, когда мы, проехав вдоль ручья, пересекли его и попали на невысокий островок, поросший ивняком. Он был не больше шестидесяти-семидесяти футов в длину и футов тридцати в ширину, но здесь было какое-никакое укрытие и росла трава.

Спрыгнув с седла, я помог спуститься Мимсу и почувствовал, что он дрожит от слабости. Расстелив одеяла, я уложил его, и Мимс растянулся на траве с глубоким вздохом облегчения.

- Я сварю кофе, - сказала Пенелопа. - Нам всем надо взбодриться.

Пока я собирал сухое дерево вдоль низкого берега, на небе показались звезды, мягко жерчала вода. За толстым стволом огромного упавшего тополя развел маленький костер. Поднимался ветер, и это меня беспокоило, так как шум ветра мешал различать ночные звуки.

В лагере царило молчание. Мы все устали и нуждались в отдыхе, особенно Мимс. Взглянув на старика, я ощутил приступ жалости к нему. И вдруг с болью понял, что пусть я сейчас молодой, сильный и крепкий, меня ожидает такое же будущее. Я смотрел на Гарри Мимса и видел свою старость.

Он выпил кофе, но есть отказался, и скоро заснул беспокойным сном. Уголком рта я сказал Пенелопе: - Все золото в здешних краях не стоит жизни этого старика. Он хороший человек.

- Знаю, - ответила она и замолчала. Я отхлебывал черный кофе и старался представить, что принесет нам завтрашний день.

- Мне нужны деньги, Нолан, - сказала Пенелопа, - очень нужны. Можете говорить, что я эгоистка, но если мы обнаружим золото, у меня ничего на свете не останется, совсем ничего.

Я не знал, что на это ответить, поэтому ничего не сказал. Но продолжал думать о золоте.

Мы находимся недалеко от тупикового каньона. Интересно, смогу ли я в темноте найти туда дорогу? Проблема была в том, что наши противники наверняка оставили наблюдателя. Хоть я и устал, мне хотелось как можно скорее разделаться с делами и убраться прочь.

Мысли о каньоне не давали мне покоя. Человек, живущий в дикой, нехоженой местности, учится доверять своим инстинктам. Сама обстановка, в которой он находится, требует постоянного напряжения, не нужного тем, кто живет спокойной и размеренной жизнью; его чувства становятся острее, он воспринимает вещи, которые никогда не смог бы описать словами. Я не суеверен, однако в этом каньоне было что-то необъяснимое.

Поразмышляв, я решил не ехать туда ночью. И днем-то найти закопанное сокровище будет совсем не легко, а сейчас мне вовсе не хотелось рыскать в темноте среди валунов и каменных оползней, где того и гляди свалишся в какую-нибудь яму неизвестной глубины.

Больше всего мне не хотелось встречаться с Лумисом, с Сильвией и Ральфом, и я принялся размышлять о них. Когда находишься среди людей с запада, знаешь, чего от них ждать. Я хочу сказать, что все здесь открыто, все на виду, прятать поступки и чувства некуда. Народу мало, городишки маленькие, и что бы человек ни сделал, все становится известным.

Хотя положение вещей стало меняться, потому что по железным дорогам на запад начали прибывать люди другого сорта. Мошенники и слабаки, которых бурное и тяжелое время освоения выкинуло прочь, теперь могли приехать сюда с удобством, на мягких подушках вагонных купе.

Лумис был из тех, кто мог приехать на запад в любую эпоху, хотя и не стал бы ценным приобретением. Сильвия и Ральф вообще бы не поехали сюда, кроме как за золотом, найти которое, как они считали, труда не составит. Я знал, что Бишоп будет стремиться пристрелить меня в поединке, Фрайер постарается убрать меня предательским выстрелом в спину, но я это более или менее предвидел, во всяком случае, это индейская территория и здесь надо быть начеку каждую минуту. Другое дело яд... в Сильвии и Ральфе было что-то нечеловеческое, они представляли зло, с головами у них было явно не в порядке.

Наконец я заснул, хотя, закрывая глаза, знал, что завтра меня ждет грохот выстрелов и запах пороха. Перед тем, как снова зайдет солнце, скалы горы окрасятся кровью.

Когда я открыл глаза и прислушался, на небе догорали последние звезды и ветерок трепал листья тополей. Я услыхал шелест листвы, тихое журчание ручья, успокаивающий звук щиплющих траву лошадей. В воде плеснула рыбешка.

Подняв сапоги, я вытряс их: ночью сороконожки и скорпионы имеют скверную привычку забираться в обувь. Я натянул сапоги, встал и для верности притопнул. Шляпа, естественно, была уже на месте. Любой ковбой, проснувшись, первым делом надевает шляпу. Затем нацепил оружейный пояс, поправил кобуру и подвязал ее под бедром.

Рассвет только начинался. В пепелище костра тлел единственный уголек. Я потянулся, разгоняя сонное оцепенение, вытер ночную росу с винчестера и спустился к ручью умыться и почистить зубы расщепленной ивовой веточкой.

Стараяст двигаться бесшумно, я подошел к своему мустангу и почесал ему за ушами, разговаривая с ним тихим, ласковым голосом. Потом оседлал его, скатал одеяла и приготовился к дороге.

Мимс спал, равномерно дыша. Этот старик, вылепленный из одних костей и сыромятной кожи, выдюжит, наверняка выдюжит. Что же касается Пенелопы...

Ее не было. Одеяла лежали на траве, но сама она исчезла. Не было и ее лошади.

Мой мустанг не встревожился, потому что она шла из лагеря, она была одной из нас и могла спокойно уйти. И на свое несчастье я спал так крепко, что не услышал, как она встала.

Она не имела права вот так взять и ускользнуть, а я не имел права слишком крепко спать. По правде говоря, я страшно злился, что кто-то мог уйти, ведь от того, как чутко я сплю, зависела моя жизнь.

Наклонившись, я тронул за плечо Мимса. Он моментально открыл глаза, ясные и проницательные, словно он и не спал.

- Ваша родственница сбежала. Мы не знаем, что с ней.

Он сел и потянулся за шляпой. - Она поехала в этот проклятый каньон. Нам лучше поспешить ей на помощь.

Пока он приводил себя в порядок, я оседлал его коня, и всего через несколько минут после того, как Мимс открыл глаза, мы полностью свернули лагерь и тронулись в путь.

Мы шагом вывели коней из ручья и направились через деревья к горе, которая громадным черным силуэтом закрывала полнеба. Где-то в кустарнике закричал перепел. Я знал, что нас ждет последняя, решающая стычка и хотел, чтобы она поскорее закочилась.

Мы держались низких мест, выискивая любое укрытие, которое прятало бы нас от чужих глаз, и поехали по открытой местности только приблизившись к устью каньона. Следов здесь было множество, однако мы не смогли в них разобраться. Как и прежде, мустанг перед входом заупрямился, но после моих понуканий неохотно пошел вперед. Я обратил внимание, что после нас в каньон заходили несколько лошадей.

Первое, что мы увидели, был Стив Хукер, он был мертв. Он лежал на земле в неестественной позе с подогнутым коленом, револьвер его находился в кобуре, ременная петля была застегнута на курке.

- Погляди! - хрипло сказал Мимс. Он показывал на отпечатки сапогов Хукера.

Следы Стива Хукера казались короче тех, что оставляют мужчины его роста, и это убедило меня, что он пришел сюда после наступления темноты. Идя по незнакомой, неровной поверхности земли человек шагает осторожно, поэтому шаг его делается короче.

После нескольких неверных, заплетающихся шагов Хукер упал на четвереньки. Затем встал и продолжал идти, потом опять упал. На этот раз он поднялся ненадолго и через несколько футов рухнул навсегда.

- Все произошло этой ночью, - тихим, исполненным благоговейного ужаса голосом произнес Мимс. - Сакетт, я сматываюсь отсюда к чертовой матери.

- Подожди немного, - сказал я. - нет смысла уезжать пустыми.

Со вчерашнего дня ничто здесь не сзменилось, если не считать тела Хукера. Я спешился и перевернул его. На трупе не оказалось ни ран, ни крови. Его лицо опухло и было синеватого цвета, однако это могло быть игрой предутреннего света либо моим разыгравшимся воображением.

Над Заячьими Ушами с рассвета повисли низкие облака, под которыми клубились клочья тумана. Каньон и без того был мрачным местом, где посреди темных базальтовых скал царила полная тишина. Я не слышал и не видел ни птиц, ни мелких животных.

Что же рассказывал мне мексиканец в ту ночь на Ньюсесе?

Золото кинули в яму рядом валуном и закидали ее камнями. На скале начертили крест. С тех пор прошло больше сорока лет, я в точности не знал, в каком году караван Натана Хьюма попал в ловушку и погиб.

- Ищи белый крест, Мимс, - сказал я как можно тише, словно боясь, что нас могут подслушать. - Вроде того, какой человек может выцарапать на камне, когда у него нет времени.

Мы увидели его одновременно и направили к нему коней.

Мне показалось, что серые облака стали темнее и опустились еще ниже, в воздухе стоял явственный запах сырости. Не нравилось мне все это, а особенно странный и мрачный каньон.

Бросив винчестер в чехол, я спрыгнул с седла и привязал жеребца к росшему поблизости крепкому кусту. Затем, освобождая револьвер, сбросил с кобуры ременную петлю и спустился к месту, где возвышался валун. У его подножия под нацарапанным крестом лежала куча камней.

Я огляделся.

- Будь настороже, Мимс, - сказал я. - Смотри не на меня, а по сторонам.

- Интересно, куда сбежала девчонка, - беспокойным тоном ответил Мимс. - К чему ей было от нас убегать?

- Давай выкопаем золото. Потом найдем девчонку. Подозреваю, она и сама может о себе позаботиться.

Вполне логично было спрятать золото именно здесь. Люди, защищающиеся от нападения индейцев, наверняка выбрали бы что-нибудь подобное. Каньон был удобен для обороны, хотя сверху со стен был открыт для винтовочного огня.

Один за одним я начал вынимать из ямы камни, в большинстве своем обломки скал и булыжники размером с человеческую голову и больше. Я работал быстро, но старался производить как меньше шума, и не столько потому, что думал, что рядом находится кто-то из врагов, сколько потому, что в этом каньоне почему-то хотелось ходить на цыпочках и разговаривать шопотом.

В голове, прекратившей болеть лишь вчера, снова застучало, я задыхался. Через некоторое время вылез из ямы, прошагал к коню и прислонился к нему. Удивительно, сколько сил отнимает у человека скользнувшая по черепу пуля.

Мимс выглядел обеспокоенным. - Ты нормально себя чувствуешь? Вид у тебя плохой.

- Голова еще не прошла после пули Эндрю, - сказал я.

Он задумчиво посмотрел на меня. - А ты мне не рассказывал, что случилось с твоей головой. Эндрю, говоришь? И что с ним?

- Если уж быть точным, ранил меня не Эндрю, а Ральф. Эндрю просто решил довершить работу.

Рядом с конем стало дышаться легче - а разница была всего несколько футов. Через несколько минут я скользнул обратно в яму и опять начал выкидывать камни, но не успел сдвинуть пару булыжников, как в голове загудело, я почувствовал странное головокружение. Пришлось прекратить работу.

- Если бы здесь были топи, - сказал Мимс, - я бы подумал, что ты надышался болотного газа. От него такое бывает. Он вроде как сбивает человеку дыхание.

Выбравшись из углубления в земле, я, шатаясь, подошел к коню, вынул флягу и прополоскал рот. Затем вылил остаток воды на голову. Через пару секунд почувствовал себя лучше и вернулся в яму и почти сразу же нашел золото.

Его свалили в естественную выемку в скалах. Не теряя времени, я начал его доставать.

Мимс, не смотря на слабость, слез с коня и принялся помогать. Нами двигало возбуждение, и работа пошла споро. Я передавал самородки Мимсу, который складывал их в мешки, висящие на двух вьючных лошадях.

О тишине не могло быть и речи. Я шумно дышал и кашлял, но оаботал, не останавливаясь, понимая, что другие могут появиться в любую минуту.

Когда мы погрузили последние самородки, я поднялся к коням, которые стояли всего в шести-восьми футах выше того места, где было закопано золото. Я упал, с трудом встал на ноги, а потом, отвязав мустанга, закинул ногу в седло. Жеребец тут же направился к крутой тропе, пересекавшей заднюю стену каньона. И это нас спасло.

Я так сильно кашлял, что едва держался в седле. Гарри Мимс ехал за мной, ведя в поводу вьючных лошадей. Как только мы ступили на тропу, позади раздался стук копыт, и у входа в каньон появились несколько всадников. Первым они заметили Стива Хукера, а затем - следы наших коней там, где они ждали, пока мы грузили самородки. Они увидели углубление посреди скал, куда я спускался за золотом и пустую яму. Пока они собирались вокруг нее, наши кони карабкались по крутому склону.

Мы все еще были на расстоянии винтовочного выстрела, когда нас заметили. Золото было почти у них в руках... и вдруг оно ускользало.

Никогда не узнаю, ни кто из них выстрелил первым, ни сколько их было. По-моему, я видел Текса Паркера или кто-то ехал на его лошади, видел ковбоя в мексиканском сомбреро, это вероятно был Чарли Хэрст, Бишопа я не заметил, Пенелопы тоже. Все, что мне удалось - бросить один короткий взгляд через плечо.

Один из них бросил к плечу винтовку и выстрелил. Я увидел рванувшееся из дула пламя, а затем весь мир разлетелся прямо перед нашими глазами. Раздался чудовищный взрыв, и каньона выметнулся огромный столб пламени.

Я больно грохнулся о землю и до сих пор не знаю, то ли меня выбросило из седла, то ли скинул перепуганный конь. Я упал на четвереньки лицом к каньону, но достаточно далеко от края обрыва.

В центре взрыва пылало пламя, стараясь заполнить каждую выемку в скалах, каждое углубление и наконец достигло трехфутовой дыры в земле. Мы ее видели, но близко не подходили.

Теперь плямя громадным факелом вырывалось из дыры, воздух наполнился чудовищным, неумолчным ревом.

Я поднялся и на заплетающихся ногах, переполненный ужасом, пошел прочь от грохочущего рева.

Я не увидел ни своего мустанга, ни Гарри Мимса, ни вьючных лошадей, несколько минут мной владела единственная мысль: уйти отсюда подальше. Я лез в гору и одолел почти полмили, прежде чем увидел Мимса. Он сидел в седле, вьючные животные были с ним. Мимс пытался поймать моего жеребца, однако тот был испуган и не подпускал к себе старика.

Я медленно захромал к ним. Несколько раз мустанг от меня шарахался, но наконец встал на месте и позволил забраться на себя.

Мы двинулись строго на запад, не думая ни о чем, лишь бы оказаться подальше от этого ужасающего зрелища и страшного звука. Я не раз видел, как умирают люди, но никогда - чтобы они умирали так.

И где... где Пенелопа?

Глава 12

Мы молчали, разговаривать никому не хотелось. Ехали, не сбавляя шага, и сами не знали куда - лишь бы подальше убраться от этого каньона, от этого ужасающего зрелища.

Наконец Мимс заговорил: - Должно быть, какой-то газ... или нефть. Ты слышал о парне из Пенсильвании, который пробурил нефтяную скважину? Допустим, что-то такое взяло и загорелось?

Ответа я не ведал, но, похоже, старик угадал правильно. Мы не вспоминали даже о трехстах фунтах золота, которое оттягивало сумки вьючных лошадей, - шок от того, что случилось в каньоне, еще не прошел.

В чувство меня привели мысли о Пенелопе. Где она? Я был уверен, что Лумиса среди всадников в каньоне не было. Там было четверо или пятеро, вероятно Фрайер и Феррара, а возможно какие-то приятели Паркера и Хэрста.

- Нам надо найти надежное убежище, - сказал я, - и спрятать где-нибудь золото.

Я до сих пор не мог откашляться от той дряни, которой надышался в каньоне и от которой, очевидно, погиб Стив Хукер. Ночью наверное она действовала сильнее, а можеь быть у него было слабое сердце. Мы никогда об этом не узнаем, значит, и гадать об этом не следует. Надо думать о живых.

Стив Хукер сам выбрал жизненную тропу и сам по ней следовал. Она привела его к смерти, которая сэкономила кому-то веревку или пулю, если бы не эта смерть, ему бы пришлось попробовать либо того, либо другого. Нетрудно предугадать конец человека, который связывал жизнь с насилием, чтобы отбирать то, что ему не принадлежит. Он не может выиграть - шансов на это у него почти нет.

Ровным аллюром мы продолжали двигаться на запад и проехали около четырех миль, когда я пропустил Мимса с вьючными лошадьми вперед и как мог постарался скрыть следы, оставшиеся на росшей пучками траве.

Я догнал Мимса у ручья Сьенекилья, где он остановился на открытом, пустом месте - песчаной дюне, поднимающейся на несколько футов над берегом ручья. Это было то, что нам нужно. Мы выгрузили золото под дюной и обвалили ее на берег. Песок был сухой, и когда мы закончили, это место не отличалось от десятков других, где ручей подмывал берега и они осыпались. Уничтожив следы своего пребывания, мы тронулись обратно.

Было еще рано: солнце поднялось над горизонтом лишь час назад. Небо застилало облако дыма из каньона, однако нам показалось, что оно уже редело.

Нам надо было найти Пенелопу, если она жива, а я надеялся, что так оно есть. Она просто обязана быть живой.

Уйти из лагеря ночью, тайком... Это просто не имело смысла, если только она не собиралась добраться до золота раньше нас или кого-либо еще.

Но что с ней случилось? В каньоне ее не было, в этом я был уверен, стало быть, кто-то или что-то ее остановило либо заставило свернуть с пути.

Через некоторое время я сказал Мимсу: - Не надеялся тебя больше увидеть после того, как ты одолжил мне жеребца. Мне нужно было как можно быстрее сбежать.

- У них для тебя была приготовлена веревка, это точно, а такой сумасшедшей команды я в жизни не видел. - Мимс рассмеялся. - Они не просто были вне себя от злости, они землю рыли копытами. Вообще-то они повели разговор, чтобы линчевать меня, просто из принципа.

- Что же их остановило?

- У меня в хибаре висело старое крупнокалиберное ружье. После того, как ты смылся, я пошел и зарядил его. Пару раз я замечал, что такое ружье приводит людей в очень мирное настроение. Какой-нибудь парень тебе башку готов оторвать, а достанешь его, и тот вроде как успокаивается. Ну, они подъехали - ругаются, ярятся; я показал им ружье и сказал, что тебе срочно понадобилась лошадь, и я ее одолжил. Жаль, что я его не приготовил, когда появилась Сильвия. Никогда не стрелял в женщин, но эту бы прикончил со спокойной совестью.

К этому времени мы подъехали к ручью Заячьи Уши и пробирались к южному подножию горы, постоянно высматривая чужие следы. И скоро мы их обнаружили.

Это были следы повозки, ведущие на север мимо восточного подножия горы. Мы замедлили шаг лошадей и на всякий случай вынули из чехлов винтовки.

В нескольких милях от тупикового каньона мы наткнулись на лагерь, которым пользовались дня два, однако сейчас он был пустым. Следующий лагерь они, скорее всего, устроили ближе к горе. Ветром на нас сносило дым из каньона, хоть его и стало поменьше, но нам хватало.

Гарри Мимс натянул поводья. - Послушай, Нолан, я не трус, но мы с тобой напрашиваемся на неприятности. Банда где-то рядом, при встрече им очень захочется получить либо золото, либо наши шкуры.

- Девушка нуждается в помощи, - сказал я. - Не могу я уехать, не зная, что она в безопасности. Не могу и все тут.

- Какой же ты преступник?

- Над этим я еще не думал, но не собираюсь уезжать, пока не удостоверюсь, что с ней все в порядке.

Мы снова направились вперед, держась под прикрытием кустов и деревьев и время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться.

Неожиданно мы увидели повозку... или то, что от нее осталось. Ее столкнули с пригорка, набросали веток и подожгли. От нее не осталось ничего, кроме обугленных остатков колес - обода, ступицы и спицы. Над ней еще витал запах дыма.

Мы пытались прочитать следы, однако поняли мало: кто-то напал из-за холма, лошади впряженные в повозку, испугались и понесли. Произошла перестрелка - мы нашли гильзы, отметину от пули на стволе дерева и землю, взбитую копытами нескольких лошадей.

- Могу спорить, Флинча они не поймали, - прокомментировал Мимс. - Судя по твоим рассказам, метис не такой простак.

Время подошло к полудню. Мы прислушались, но не услышали ни единого постороннего звука. Мы поехали дальше под темным небом, которое стало еще темнее из-за маслянистого дыма, поднимающегося с пожара в каньоне. Держались низин, готовые ко всяким неожидонностям. Я догадывался о самочувствии Мимса, потому что сам устал до смерти. Казалось, что мы скакали и убегали целую вечность. Все бы отдал за несколько дней отдыха с трехразовым питанием. Хотелось кофе и еды из кухни, а не приготовленной впопыхах на костре. Мы поднялись на восточный склон Заячьих Ушей и снова достигли ручья. В воздухе почувствовался запах костра, мы спустились и поехали берегом.

Где-то рядом нас подстерегала беда, мы оба это знали. От тех парней, что нам противостояли, кроме неприятностей ждать нечего. И с ними была женщина, а может и две. Больше всего меня беспокоили именно эти женщины. Можно предположить, что на уме у мужчины, но никогда - что у женщины.

Один старый бандит однажды сказал мне: "Остерегайся женщин. Никогда не знаешь, что они сделают - то ли завизжат, то ли упадут в обморок, то ли пальнут из револьвера."

И они были там. Когда мы подъехали к лагерю, обе сидели у костра, глядя друг на друга.

Джекоб Лумис расположился на камне лицом в нашу сторону, у ног его лежала скатка одеял. Здесь был и Нобл Бишоп со спокойным лицом и острыми, ничего не упускающими глазами. И Фрайер... Я считал, что он погиб в каньоне вместе со всеми, но вот он передо мной, огромный, как медведь гриззли и раза в два уродливее. Рядом с ним сидел мексиканец.

Флинча с ними не было, и это настораживало.

Когда мы выехали из-за деревьев, в глазах Лумиса появился нехороший блеск. Бишоп взглянул на меня, но не пошевелился. Мы с Бишопом понимали друг друга без слов. Оба имели репутацию ганфайтера, оба сознавали, что если дело дойдет до перестрелки, один из нас должен сильно пострадать. Никто из нас этого не хотел, но мы понимали, что события могут заставить.

Я не хотел разбираться, что за разборка происходила перед нашим появлением, однако понимал, что ее надо остановить.

- Пенелопа, - сказал я, - все кончено. Мы отправляемся в Санта Фе.

Бишоп повернулся ко мне. - Что там случилось?

- Тот каньон, должно быть, был полон газа от нефти, которая лежит под ним. Он выходил наружу, и, поскольку он тяжелее воздуха, скапливался на поверхности в низинах. Мы с Гарри ехали по краю обрыва, и кто-то из них не знаю кто - не утерпел и стрельнул. Вы же знаете, как плохо сгорает черный порох. Когда он выстрелил, пламя вырвалось из дула и весь каньон взлетел к небесам. У тех ребят не было ни единого шанса спастись.

- Мы туда съездили, - сказал Бишоп. - Мы почти ничего не поняли и долго не задерживались. Все, что мы видели, - это опаленные скалы и факел, бьющий из дырки в земле.

- Сколько, по-твоему, он будет гореть? - спросил Фрайер.

- Откуда я знаю? Может и несколько лет. Он будет гореть, пока есть чему гореть.

- А как насчет золота? - требовательно спросил Ральф Карнс.

Я пожл плечами. - Как насчет золота? Похоже его уже долго никто не получит.

- Если только, - сказала Сильвия, глядя мне в глаза, - его не выкопали перед тем, как занялось пламя.

- Может и так, - согласился я. - Однако мне показалось, что все ваши парни умерли одновременно. Не думаю, чтобы кто-нибудь выбрался из каньона живым.

- Я говорила не о них, - сказала Сильвия, - я говорила о тебе.

С минуту все молчали, а Пенелопа смотрела на меня глазами, в которых светилось множество вопросов. Я надеялся, что она не собиралась задавать их при всех.

- Ну, если бы у меня было это золото, - сказал я, через силу легко улыбаясь, - я бы сейчас был бы на полдороге к Денверу и не тратил бы время на разговоры с вами, ребята.

- Я бы тоже, - сказал Фрайер. - Зачем ему возвращаться?

- За ней, - сказала Сильвия. - Ты разве не видишь, что он в нее влюблен?

Все посмотрели на меня, а я просто пожал плечами и старался не глядеть на Пенелопу, когда ответил: - Ты, Сильвия, надо мной смеешься. С такими деньгами никакому уроду не надо бегать за женщинами, ему надо их остерегаться. Да с этим золотом, добравшись до Денвера, я бы каждое утро вычесывал их из волос. Пенелопа, конечно, хорошая девушка. Мы обещали проводить ее до Санта Фе. Мимс ее дальний родственник.

Я представлял, чего от них стоит ожидать. Фрайер поверил легко, мексиканец тоже. Бишоп... Этот еще не пришел ни к какому решению, он раздумывал. Сильвия и Лумис были так испорчены, что не верили никому и подозревали всех. Я знал, что Сильвия ни за что не позволит нам уехать подобру-поздорову, если найдет способ нас прикончить. Я также знал, что Джейк Лумис хотел овладеть Пенелопой, с деньгами или без денег. Овладеть прямо здесь, в холмах, и чтобы никто не стал этому свидетелем. Я почти физически ощущал его желание и его жестокость.

Наверное в тот момент я и решил, что без стрельбы не обойтись, однако последнее, что мне хотелось, - это помериться быстротой с Бишопом. Скорее всего, он чувствовал то же самое, но Сильвия или Ральф, а возможно Лумис обязательно начнут какую-нибудь заварушку, если мы быстренько отсюда не уберемся.

- Залезайте в седло, Пенелопа, - сказал я. - Мы уезжаем.

Все это время я незаметно оглядывался, стараясь запомнить обстановку.

Берег ручья в этом месте был низким, и лишь слегка приподнимался к роще, на поляне которой находился лагерь. Неподалеку лежали несколько валунов приличных размеров. Часть их лошадей стояла слева сзади под деревьями. Лошадь Пенелопы, которую одолжил ей Мимс, стояла рядом с парой, тянувшей повозку. Упряжь с них сняли, а взамен надели индейского типа уздечки, явно сделанные Флинчем.

- Она никуда не поедет, - сказала Сильвия, - у нас семейные проблемы, и мы решим их здесь.

Бишоп молчал. Хотел бы я знать, что он надумал, но Бишоп просто слушал и ждал.

- У нас нет причин для споров, семейных или не семейных - сказал я. Вы с Ральфом можете отправляться своей дорогой, а она поедет своей.

- Мы нашли Эндрю, - сказал Ральф.

Ну, началось. Все складывалось так, как я предполагал, но надеялся избежать.

- Ты ранил меня, Ральф, - сказал я, - а Эндрю хотел докончить работу. Однако у него не получилось.

- По-моему, золото у вас, - сказал Лумис. - Иначе вы не стремились бы так быстро уехать.

Я пожал плечами. - К чему зря тратить время? Шоу закончилось.

Внезапно Сильвия пошла на попятную. - Ладно. Давайте помиримся и забудем наши распри. Мы как раз собирались ужинать. Садитесь, я налью кофе.

Мне надоела вся эта игра. - У тебя отвратительный кофе, Сильвия. Слишком крепкий, на мой вкус. Пенелопа, забирайте свою лошадь. Мы уезжаем. Немедленно.

Пенелопа встала и раправилась к лошадям, и тут на нее прыгнула Сильвия. Стоило бы мне кинуться на помощь, как в меня бы кто-нибудь выстрелил.

Однако Пенелопа не нуждалась в помощи. Сильвия попыталась вцепиться ей в волосы обеими руками, но Пен увернулась. И от всей души влепила ей удар.

Я не верил своим глазам. Похоже, никогда не научусь разбираться в женщинах. Передо мной была девушка, которую я всегда защищал и которая нуждалась в защите не больше, чем разъяренная пума. Сильвия подскочила к ней с поднятыми руками, и Пенелопа двумя кулаками ударила ее в солнечное сплетение. Когда Сильвия, опустив руки, хватала ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, Пен дала ей крепкую пощечину, прозвеневшую как револьверный выстрел. Затем поймала поводья и вскочила в седло.

- Остановите ее! - закричал Лумис. - Бишоп, остановите ее или дайте мне оружие и я сделаю это сам.

Бишоп не пошевельнулся. Лишь взглянул на Лумиса и сказал: - Будь доволен, старик, что у тебя нет оружия. Нолан Сакетт убил бы тебя.

Мы выехали из лагеря и опять двинулись на запад. Однако спокойствия в душе я не ощущал. Нобл Бишоп наверняка хотел получить это золото, а насколько он поверил моим россказням, я не знал. Единственное, в чем я убедился, - он не хотел затевать поединок в лагере у ручья. Там было слишком много людей и слишком много оружия, поэтому, если бы один из нас выжил, победа оказалась бы делом случая, а не мастерства. Слишком большая возможность того, что тебя прикончит шальная пуля.

Мы ехали быстро, собираясь забрать золото и смотаться отсюда подальше, я надеялся никогда больше не увидеть тех людей, который только что оставил в лагере.

Мы находились к северо-востоку от Заячьих Ушей, двойная вершина была залита красным цветом заката. Над каньоном было заметно свечение и даже с такого расстояния слышался рев огненного факела.

Мы направлялись к ручью Заячьи Уши, иногдая поворачивался в седле, но никто нас не преследовал. К тому времени, когда мы огибали южное подножие горы, на небе высыпали звезды, сумерки стали сгущаться.

- Они не оставят нас в покое, Сакетт, - сказал Мимс. - Они придут за нами.

- Конечно придут.

Пенелопа молчала, и я был этому рад. Я все еще злился на то, что она убежала от нас в прошлую ночь.

Приняв за ориентир силуэт Сьенекилья дель Барро, я ехал на запад, а после наступления темноты несколько раз менял направление, пока мы не оказались у самого ее подножия. Тогда мы резко повернули и двинулись в сторону ручья, где было спрятано золото.

Внезапно Мимс остановился. - Сакетт, мне это не нравится. Здесь что-то не то.

Конечно не то... но что? Слишком хорошо у нас все получалось, слишком хорошо. Я был уверен, что за нами никто не следует, но что если в этом просто не было нужды? Допустим, за нами следили утром? Заметили нас в этих краях, пусть даже не за тем, как мы закапывали самородки?

Может быть они знали наше приблизительное направление. Днем была низкая облачность, землю застилал дым из каньона, С точностью видеть то, что мы делаем, мешали деревья и кусты. Чем больше я думал, тем сильнее склонялся к убеждению, что за нами наблюдали со склонов Заячьих Ушей.

- В чем дело? - спросила Пенелопа.

- Мимсу кажется, что нам хотят устроить западню.

- Но это невозможно! они все остались в лагере.

- Остались ли?

Легкий ветерок пошевелил росшую пучками траву, но не донес запаха дыма, потому что мы находились далеко западнее. Над головой нависли тяжелые облака, было совсем темно. Одна из лошадей нетерпеливо стукнула копытом. Им хотелось к реке, хотелось отдохнуть и пощипать травы. Я подозревал, что их желания исполнятся не раньше, чем через несколько часов.

- Ладно, - сказал я, - поехали.

Выехав вперед, я вел жеребца медленным шагом, часто останавливаясь, чтобы прислушаться, но других звуков, кроме шороха травы под копытами и скрипа седел, не услышал.

Мы были в двухстах ярдах от Сьенекильи, когда я снова натянул поводья и снова ничего не услышал.

Конечно же, днем за нами наблюдал Флинч, будь это его идея или их. В нем было достаточно индейской крови, чтобы подняться на склон Заячьих Ушей, откуда наблюдал за всем, что творилось в округе. Он мог не увидеть, как мы достали золото, но мог догадаться об этом по тому, как двигались вьючные лошади.

Что же они теперь предпримут? Спрятавшись, подождут пока мы не выкопаем и не погрузим золото? Так сделал бы Бишоп, однако хватит ли терпения у остальных?

Вдруг я понял, что мне надо делать.

Глава 13

- Гарри, ты знаешь гору Сьерра Гранде? К западу отсюда?

- Знаю.

В шести или семи милях от нее есть выходы лавы, а них скальный холм футов четыреста высотой. Когда погрузим золото, вы с Пенелопой поедете прямо на запад в лавовые поля и отыщете себе укромный уголок к югу от холма. Поить лошадей сможете в среднем рукаве Бурро, с водой проблем не будет, там повсюду раскиданы пруды с дождевой водой. Если хочешь, поезжайте к Каррисо, но это милях в тридцати, а скорее в сорока от пика. На вашем месте я не стал бы этого делать без особой нужды.

- А вы? - спросила Пенелопа.

- Сейчас темно. Если тронетесь в путь сейчас, никто не заметит. Я останусь позади, переверну парочку валунов, осыплю берег в нескольких местах, пусть думают, что мы потеряли место и долго его искали. Думаю, что дам вам час форы, прежде чем они появятся.

- А после того, как появятся?

- Ну, у них будут некоторые трудности, Пенелопа. Сомневаюсь, что они меня послушают, когда я буду уговаривать их подождать, но у меня есть свои средства убеждения.

- А потом?

- Потом я вас догоню.

Последовала долгая минута молчания, затем она сказала: - Их будет шестеро... семеро, включая Сильвию, а вы один.

- Может быть мне удастся улизнуть прежде, чем меня окружат.

- Зачем вы это делаете?

- Там много золота.

- Не проще ли пристрелить меня и мистера Мимса? Нас только двое.

- Мы зря тратим время на пустые разговоры. Как бы то ни было, мне никогда не нравились легкие пути. А теперь вперед. Если повезет, выкопаем золото и вы отправитесь до того, как начнутся неприятности.

С этими словами я развернул коня и направился к ручью. Я был уверен, что наши противники рядом и ждут, пока мы достанем золото... все зависело от этого. Однако насчет Сильвии и Ральфа нельзя быть уверенным. Невозможно предсказать, как они себя поведут.

Мы руками расшвыряли песок, нагрузили лошадей, в то время как считал самородки. Когда все они оказались во вьючных мешках, я хлопнул Мимса по плечу, что было для него сигналом уезжать, затем достаточно громко, чтобы меня услышали посторонние уши, сказал: - Я же говорю, что мы закопали его дальше по течению!

- Иди поищи, - сказал Гарри, подыгрывая, - а я посмотрю вверх по ручью.

Пенелопа остановилась рядом со мной, и я шепнул ей на ухо. Отправляйтесь! Дорога каждая минута!

Она повернула голову и быстро поцеловала меня в губы, а я остолбенел, словно в меня воткнули нож... чего я, впрочем, ожидал.

Пенелопа исчезла.

Я подошел к большому камню, торчавшему в песке на краю низкого берега, расшатал его и столкнул вниз, пустив за ним водопад песка.

- Тс-с-с! - зашипел я. - Хочешь разбудить всю округу?

Затем пошарил в темноте, натолкнулся на подмытый вытуп и осыпал его, добавив грязи подобранной палкой.

- Вон там, - сказал я. - С той стороны, примерно в десяти футах.

Медленно тянулись минуты. Неожиданно я понял, что валяю дурака. Мои маневры, если бубут продолжаться долго, никого не обманут. Я взглянул на мустанга.

Он стоял рядом, мне стоило сделать один прыжок, чтобы оказаться в седле и умчаться восвояси. Во всяком случае, сколько стоят деньги? Стоят ли они человеческой жизни? Особенно моей?

Вдруг я услыхал невнятный шорох движения на противоположном берегу и тут же бросился к коню. Снова раздался шорох. В конце концов, друзей у меня в той стороне не было. Я выхватил револьвер и выстрелил на слух, затем упал на песок, стремительно прополз пять-шесть футов, вскочил и побежал, в то время как пули из двух винтовок легли в то место, где я только что находился.

Внезапно послышалось потрескивание, и кустарник на том берегу запылал. Кто-то бросил спичку в сухой можжевельник. Высоко взмыли языки пламени, и местность ярко озарилась. В то же мгновение я услыхал тяжелый лай револьверов, резкий щелчок винтовочного выстрела, и передо мной фонтанчиком брызнул песок. За моей спиной что-то громко упало в воду, обернувшись, я заметил прыгающий силуэт и выстрелил.

Тот человек, кем бы он ни был, странно дернулся в прыжке и рухнул на землю. Попытался встать, потом сткатился с берега в мелкую воду.

Что-то дернуло меня за рукав, и я побежал, споткнулся, упал и опять побежал. Передо мной вспыхнуло еще одно дерево, а сразу за ним стоял мой конь.

Я краем глаза увидел, что с переправы на крутой откос берега забирается Феррара. Он остановился не более чем в шестидесяти футах и прицелился. Шестизарядник был у меня в руке, и я выстрелил, бросился в сторону и снова выстрелил. Он упал, попытался поднять винтовку, но я уже был вне поля его зрения и бежал по дну ручья к коню. Вскарабкавшись на берег, я схватил поводья и прыгнул в седло, не коснувшись стремян.

Мустанг, которому не пришлись по душе ни огонь, ни стрельба, взял с места в карьер. За спиной услыхал несколько выстрелов наобум, затем наступила тишина, нарушаемая лишь бешеным топотом копыт.

Двигаясь на север, я направлялся к порогам на Норт Канадиен, понимая, что надо увести погоню от Пенелопы, Мимса и золота. К тому же коню нужен был отдых. Любой дикий мустанг может непрерывно передвигаться несколько дней кряду, большую часть времени из этого галопом, при этом ему требуется очень мало воды, но одно дело скакать на воле, а другое - под всадником.

Вскоре я перевел коня на шаг, поменял направление и перезарядил револьвер и винтовку. Часом позже нашел неприметнуб впадину у ручья, впадавшего в Норт Канадиен, расседлал жеребца, подождал, пока он поваляется на траве и стреножил его возле воды. Растянувшись на одеялах, я подумал, что вряд ли смогу заснуть, однако через минуту доказал, что ошибаюсь, потому что когда проснулся, ярко светило солнце, и в ивняке вовсю пели птицы.

Я долго лежал, глядя наверх, на листву, сквозь которую пробивались солнечные лучи, и слушал. Где-то рядом скандалила сорока, но через несколько минут улетела. Я сел, надел шляпу, вытряхнул сапоги, натянул их и встал.

Застегнув на бедрах оружейный пояс, подвязал сыромятным кожаным ремешком кобуру под бедром, потом подошел к мустангу и немного поговорил с ним, одновременно стараясь уловить любой посторонний звук. Я скатал одеяла, затем порылся в седельных сумках, достал мятую коробку с патронами и заполнил пустые гнезда на оружейном поясе.

Хотелось есть, но припасы кончились, оставалось лишь немного кофе. Мне не хотелось охотиться и привлекать внимание стрельбой. Не первый раз приходится сворачивать лагерь, не позавтракав, и не последний. Я подошел к ручью, напился, напоил жеребца и оседлал его.

Двигаясь на запад по ручью Коррумпо, я держался направления, которое приведет меня к югу от Сьерра Гранде. Облака, собиравшиеся последние дни, наконец разразились дождем, он затянул горизонт ровной, холодной пеленой, я надел дождевик. Время от времени поворачивался в седле, глядя назад, но ничего не заметил.

Неужели они погнались за Пенелопой и Мимсом? У тех была приличная фора, однако с двумя тяжело гружеными вьючными лошадьми они не смогут ехать быстро. Тем не менее Гарри Мимс не первый день жил на западе и должен знать кое-что о том, как сбить со следа преследователей.

С другой стороны, пули, которые я всадил в двоих, наверняка охладили их пыл. Они не догадывались, что мы с Пенелопой и Мимсом разделились и собирались встретиться в условленном месте. Я не имел представления о результатах своих выстрелов, тем не менее раненые представляют гораздо большую обузу, чем мертвые.

Тем вечером перед заходом солнца я наткнулся на овечий гурт. В нем наверное было более тысячи овец, охраняли их три пастуха-мексиканца с собаками. Пастухи были хорошо вооружены, поскольку находились на индейской земле, хотя и близко к поселениям белых. Я присоединился к ним и скоро выяснил, что они из Лас Вегаса.

Поев, я сказал им, что спешу, но чтобы они особо не расстраивались, потому что скоро им составят компанию люди, которые гонятся за мной.

Один из мексиканцев хитро усмехнулся. - Si, amigo. Меня тоже, бывало, преследовали. Vaya con Dios.* [* - (исп.) Понимаю, друг. Поезжай с Богом.]

Я направился вверх по южному рукаву Коррампо и следовал по нему до тех пор, пока он не потерялся у крутого склона Сьерра Гранде, там я разбил лагерь для ночевки. Когда наступил рассвет, я нашел узкую тропу, змеящуюся по уступу, и обогнул по ней гору, прямо на юге от меня лежали лавовые поля и возвышался скалистый холм.

Уступ находился примерно в пятистах футах над землей, оттуда открывался хороший вид на лавовые поля. Сидя на плоском камне, я долго изучал подступы к холму, который стоял в пяти милях с гаком от меня и в миле от вершины Сьерра Гранде.

Было раннее утро. Внизу не было заметно ни единого движения, ни облачка пыли - ничего. Понадблюдав над пустынной каменистой местностью с час, я сел на коня и позволил ему самому выбирать дорогу вниз. Мы ехали по горной долине, стараясь поднимать как можно меньше пыли, что после вчерашнего дождичка было нетрудно.

Добравшись до лавовых полей я вынул из чехла винчестер и удвоил осторожность.

Там никого не было, следов тоже.

Либо Мимс с Пенелопой вообще не доехали до этих мест, либо следы уничтожил дождь. Некоторое время я разведывал местность и только раз обнаружил нечто похожее на след: небольшое углубление у корней куста, какое может оставить лошадь.

Наконец выехал к холму. Я сказал им спрятаться где-нибудь в южной его части, поэтому привязал мустанга к кусту мескита и отправился в обход холма.

Я знал, что острые обломки лавы могут сделать с обувью, моих порядочно поношенных сапог хватило бы на час-полтора, поэтому забрался на самый высокий камень рядом с гребнем и осмотрелся.

Первое, что я увидел - пустая гильза, ярко блеснувшая на солнце. А чуть дальше заметил сапог со шпорой, выглядывающий из густого кустарника.

Я добежал туда всего за пару минут. И нашел Гарри Мимса, он был мертв.

Его застрелили в спину с близкого расстояния, но Мимс был крепкий старик, он пытался уползти от убийцы в глубину лавовых полей - об этом рассказали его изодранные в кровь руки.

Вероятно он выронил револьвер, когда был ранен. Поблизости я его не увидел и не искал. Убийца настиг Мимса и, стоя над ним, расстрелял весь барабан ему в грудь.

Не было ни других трупов, ни лошадей, ни золота, ни Пенелопы.

Пенелопа? Я ощутил тревожный холодок. Допустим, Мимса убила Пенелопа? Допустим, она выстрелила ему в спину, потом пошла за ним и добила, чтобы убедиться, что он мертв?

Кто еще мог подойти к старику так близко? И где сейчас Пенелопа?

Я поехал оттуда на запад, постоянно петляя в надежде наткнуться на следы. Примерно через милю я обнаружил место, где нескольких лошадей, две из них тяжело нагруженные, пересекли русло пересохшего ручья, их копыта скользили в грязи, оставленной вчерашним дождем.

Я едва прошел по следам милю, как, оглянувшись, чтобы убедиться, что за мной никто не следует, справа заметил еще одну цепочку отпечатков копыт. Это был одинокий всадник, старавшийся держаться в стороне от кавалькады, часто останавливавшийся за кустами мескита. Кто-то явно шел параллельно тропе, по которой двигалась группа лошадей. Я понятия не имел, кем был этот всадник, но узнавал отпечатки лошадей в группе и был уверен, что чужих среди них не было.

Я не знал, кто из наших противников был в состоянии охотиться за золотом, возможно - все.

Незадолго до полудня я нашел еще одни следы.

Глава 14

Новые следы принадлежали четырем всадникам, ехавшим с юга, и пара отпечатков была мне знакома. Они принадлежали коням ребят Бишопа. Кто же тогда тот одиночка, который следует за Пенелопой?

След вел точно на запад, затем заканчивался в мешанине отпечатков. Натянув поводья, я привстал в стременах, чтобы окинуть взглядом местность.

Преследователи потеряли след Пенелопы и в попытках отыскать его снова затоптали всю землю. Кружа вокруг, я постарался обнаружить след одинокого всадника. Из того, как он себя вел, я сделал вывод, что он был хорошим следопытом и, поскольку шел впереди, скорее всего найдет Пенелопу.

Она направилась к полосе сыпучих песков, где копыта почти не оставляют отпечатков. Затем увидела идущие в ту же сторону гурты овец и в течение некоторого времени просто ехала перед ними, следы овец полностью уничтожили отпечатки копыт ее лошадей.

Гурт гнали на запад, и это устраивало Пенелопу, но не устраивало меня. На север ей двигаться не следовало, потому что в том направлении города, где ее сможет защитить закон, находились далеко. Она првильно выбрала запад, но двигалась туда слишком явно. Может быть она хочет попасть в Симаррон... а может нет. Я пожалел, что не знал, о чем они говорили с Мимсом перед его смертью. Старик хорошо знал эти края и наверняка многое рассказал Пенелопе.

Овцы были хорошим прикрытием, однако Лумис и Бишоп со своими парнями могли поехать вслед за ними и нагнать гурт, тогда они обнаружат ее следы. Тем не менее, я не был в этом уверен. Допустим, она где-нибудь свернула?

Эта девушка показала, что была необычайно хитрой и умной. Сейчас она совсем одна управлялась с тремястами фунтами золота, двумя вьючными лошадьми и одной подменной, потому что наверняка прихватила с собой коня Мимса. Она перехитрит любого, и я подозревал, что она свернет с пути стада при первой же возможности. Она несомненно ехала намного впереди его. С таким количеством золота она никому не станет доверять, даже пастухам.

Поэтому я держался по южной границе следов гурта, высматривая отпечатки копыт лошадей Пенелопы. Овец гнали к рощице можжевеловых деревьев и сосен, которая лежала далеко впереди. Склоны вокруг рощицы представляли собой прекрасное пастбище с густой, сочной травой. Примерно в миле, на некотором расстоянии от гор, высились две вершины холмов, к северу от которых лежал третих, невысокий, холм.

Въехав на него, я остановился и изучил землю. Гурт прошел севернее, однако, как обычно, я увидел разрозненные следы овец и среди них отпечатки собачьих лап. Следов копыт я не заметил, но не был убежден, что их не существовало.

Обогнув холм, я проехал между двумя вершинами, находившимися южнее. Я сам слишком часто скрывался от людей, чтобы упустить из вида такое место. Если Пенелопа свернула сюда, пастухи ее не увидели бы, пока не миновали высокие холмы, а к тому времени она могла найти себе убежище и спрятаться. В этом случае никто не узнал бы, куда она направилась.

На дальней стороне холмов я неожиданно наткнулся на отпечатки копыт нескольких лошадей, одну из которых я узнал. Тем не менее мне пришлось проехать еще с полмили прежде, чем я снова встретил эти следы. Пенелопа пользовалась каждым клочком земли, покрытым песком или скалами, чтобы не оставлять практически никаких следов.

Теперь стоило прикинуть, куда она едет. Ближайшим городом был Симаррон, если она минует его, то может отправиться дальше в горы и повернуть на север к Элизабеттауну или двигаться дальше к Таосу. Каждая миля представляла для нее опасность, однако Пенелопе нельзя было отказать в хладнокровии и смелости, к тому у нее явно был план. Я догадывался, что она проедет мимо Симаррона.

Да, эта девчушка с востока провела нас всех. Молодая девушка, одна-одинешенька, с четырьмя лошадьми и тремястами фунтами золота путешествует по нехоженым землям... куда?

Теперь ее след был виден ясно, я поднял мустанга в легкий галоп и решил двигаться как можно быстрее. Пенелопа обгоняла меня на несколько часов, когда пересекла Канадиен, но вела вьючных лошадей слишком быстро. Нести мертвый вес значительно тяжелее, чем всадника.

Мы выехали на местность, освоенную скотоводами, и рано или поздно она должна повстречать ковбоев. Конечно же, встреча произошла и Пенелопа опять поступила умно. Она обменяла своих лошадей на свежих и быстрых. Но прежде чем совершить обмен, она спрятала золото в холмах.

Пенелопа отсутствовала примерно с час, когда я подъехал к лагерю этих ковбоев и тут же обратил внимание на ее лошадей, пасущихся в табуне. Вид у них был загнанный.

Я не задавал никаких вопросов. Как всегда меня пригласили сесть к костру и перекусить, за едой я обменял своего мустанга. У меня не было ни малейшего желания бросать его, я им об этом так и сказал. Мне предложили свежего коня, которого я мог снова обменять на мустанга при первом удобном случае. Именно это я и намеревался сделать.

- Далеко едешь? - спросил один из ковбоев.

Я пожал плечами. - Да. Собираюсь навестить родственников в Море. Их зовут Сакетты.

- Слыхал о них. - Ковбой взглянул на меня с интересом6 потому что Тайрел и Оррин были известными людьми в Нью Мексико.

Мне совершенно не нужно было, чтобы эти ковбои узнали, что я еду следом за Пенелопой Хьюм. Они все равно ничего не сказали бы, поскольку наверняка приняли бы сторону симпатичной девушки, и я их понимаю.

- К северу отсюда встретил нескольких всадников, - сказал я. Кажется, они за кем-то охотятся.

Мне дали крепкого коня с примесью моргановких кровей, хорошего коня по любым меркам.

Выехав из лагеря ковбоев, я наткнулся на место, где Пенелопа прятала золото, пока меняла лошадей. Здесь она снова погрузила его на вьючных животных и помчалась так, словно ее преследовал рой разгневанных пчел. Вероятно, понимая, что потеряла много времени, она старалась наверстать его.

Я подумал о Форте Юнион... Она направлялась в Форт Юнион? Там стояли армейские части, там она будет в безопасности. Проблема состояла в том, что молодая женщина, путешествующая в одиночку с таким количеством золота, вызовет массу вопросов.

Однако ее следы вели прямо к Форту, и к тому времени мне уже удавалось ненадолго увидеть ее кавалькаду. Я не имел понятия, заметила ли она меня, но если заметила, то должна понять, что ее ждет крупный разговор. Мне все еще не терпелось узнать, кто убил Гарри Мимса - застрелил в спину с близкого расстояния. Следы одинокого всадника мне больше не попадались, как и следы группы всадников с юга.

Неожиданно мне стало ясно, куда она направляется - в Лома Парда.

В маленьком городке на реке Мора царили грубые и жестокие нравы. В нем проводили свободное время солдаты из Форта Юнион и ошивались разного рода бродяги и бездельники - как мужчины, так и женщины. В Лома Парда меня знали, но Пенелопа с золотом в этом городке будет напоминать ягненка в стае голодных волков.

Когда Пенелопа въехала в город, я находился всего в четырех-пяти милях позади, но помешать ей я не мог. К тому времени, как я миновал первые дома, ее лошади стояли в коррале, а сама она исчезла.

Не заходя в салун, в котором Пенелопы наверняка быть не могло, я поехал в мексиканское кафе чуть дальше по улице. Час был неурочный и хозяева с радостью меня встретили. Здесья был не в первый раз, а женщина, прислуживающая за столиками, увидев меня, покачала головой и сказала: Сеньор Нолан, что же вы с собой делаете? Вы так устали!

Оглянувшись, я поймал свое отражение в зеркале - крупный, неухоженный человек, которому срочно нужно было побриться, помыться, постричься и переодеться в чистую одежду. Ему также не помешали бы несколько часов сна.

- Сеньора, - спросил я, - вы не видели в городе девушку с несколькими лошадьми?

- А? Значит, дело в девушке? Да, я ее видела. Она приехала сегодня, совсем недавно.

- Где она? Куда пошла?

- Куда пошла? Куда же можно пойти в Лома Парда? Никуда. Она здесь.

- Где здесь?

Сеньора пожала плечами. - Где-то в городе. Откуда я знаю?

Со своего столика я видел в окно улицу и всех, кто по ней проходил. Я заказал поесть и сидел за столиком с кофе и обедом, стараясь не заснуть.

В этот час на улице никого не было. Скоро городок проснется, из Форта Юнион приедут солдаты в гарнизонном фургоне либо в повозках фермеров и горожан, которые подсаживали их по дороге. В Лома Парда закипит жизнь. В этом городке убийства были обычным делом, а слух о золоте взбудоражит всех. И где-то здесь была Пенелопа и триста фунтов золота.

А какое место во всей этой истории принадлежит мне? Я дал Пенелопе возможность бежать от бандитов, дал такую же возможность Мимсу, и вот он мертв, убит. А Пенелопа, не потратила ни секунды на мои поиски, не оставила ни единого знака. Она приехала сюда, в город, где я меньше всего ожидал ее повстречать. Я и не представлял, что она о нем знает.

По праву часть этого золота принадлежала мне. Я его нашел и выкопал, и вот теперь сижу с четырьмя долларами в кармане и шрамом на голове за все мои заботы.

А потом впервые я вспомнил о деньгах, которые получил за то, что провел Лумиса и Пенелопу к горе Заячьи Уши. Пятьдесят долларов.

Значит, я еще не банкрот. Пятьдесят долларов - это почти двухмесячная зарплата ковбоя, а я знал людей, которые присматривали за стадом и за меньшую сумму.

Пока я сидел и думал над этим, на улице верхом на коне появился Нобл Бишоп. С ним был Джекоб Лумис, Ральф и Сильвия Карнсы. Они ехали покрытые пылью, измученные долгой дорогой и оглядывали дома по обе стороны улицы, в их глазах горел огонь, который может зажечь только золото.

Меня они не увидели, а если поедут к коралю, то не узнают высого вороного коня, которого я обменял на мустанга.

Но где же Пенелопа и где золото?

Затем я разозлился по-настоящему.

Я, сломя голову, носился по горам и прерии, убит один хороший человек, и еще парочка похуже, и за что? Чтобы большеглазая девица с востока удрала с золотом? Она имела на него такое же право, как и все мы. Что из того, что Натан Хьюм был ее родственником? Золото много лет пролежало зарытым, и без меня его никогда бы не нашли.

Я быстро встал из-за столика, чуть его не опрокинув его, оставил рядом с тарелкой полдоллара и зашагал к двери.

Сеньора бросилась за мной. - Погодите минутку, сеньор! Ваша сдача!

- Возьмите ее себе. Накормите меня чем-нибудь, когда я окажусь здесь без денег.

На улице жарко светило послеполуденное солнце, но я не замечал его. Перейдя дорогу, я толкнул распашные дверцы салуна. Хозяина звали Бака. Он сам стоял за стойкой бара, и я заметил, как сузились его глаза, когда он посмотрел на меня.

- Бака, - резко сказал я, - сегодня днем в город приехала девушка, она где-то прячется. Ты знаешь здесь все. Я хочу знать, где эта девушка, и хочу знать немедленно.

- Извините, я...

- Бака, меня зовут Нолан Сакетт. Ты меня знаешь.

Он заколебался. Стоило ему позвать, и на помощь кинутся пятнадцать-двадцать крутых ребят, тогда мне не поздоровится. Но в тот момент мне было все равно, и похоже он это понял.

- Она у Хромой Энни. Но не в доме, а в коттедже. Если хочешь - рискни. У нее есть оружие, и я слыхал, она стрелять в первого встречного.

- В меня не выстрелит. - Однако даже когда я это произнес, уверенности во мне было мало.

Я вышел наружу. Яркое солнце, как кулаком ударило по глазам, и несколько секунд я, мигая, стоял на крыльце. Я все еще злился и хотел срочно увидеть Пенелопу и узнать от нее правду. Я дрался за нее, помог ей сбежать, нашел золото, а она в благодарность сбежала от меня.

Мимс умер. Не она ли его убила? Кто еще мог бы так близко к нему подобраться? Мысли теснили меня, но в глубине души я не желал им верить.

Коттедж Хромой Энни стоял на окраине под высокими тополями. Я шагал по пыльной улице, жалея, что не взял коня. Ни один уважающий себя ковбой не пойдет пешком по улице, однако у меня не было времени забрать из кораля коня, да и расстояние было небольшим. И все это время я помнил, что Бишоп с компанией в городе и ищут девушку и меня.

Дверь открыла Энни. Она работала в дюжине западных городков, я знал ее по Форту Гриффин и Доджу.

- Энни, я хочу повидаться с Пенелопой Хьюм.

- Ее здесь нет, Нолан.

- Энни, - грубо сказал я, - ты же понимаешь, что со мной не стоит так разговаривать. Я знаю, что она в твоем доме, и ей не мешало бы узнать, что Лумис, Бишоп и все остальные - в городе.

- Пусть войдет, - послышался голос Пенелопы.

Энни отступила в сторону, и я вошел в затененную комнату и снял шляпу. На Пенелопе был серый дорожный костюм, она была великолепна. До этого момента я не отдавал себе отчета, как она красива, хотя всегда считал ее привлекательной девушкой.

- Мистер Сакетт, я думала, вы погибли!

- Вы имеете в виду, как Мимс?

- Бедный дядя Гарии... У него не было ни единого шанса. Его застрелил Флинч.

- Флинч?

Почему же я о нем не подумал? Во Флинче текло достаточно индейской крови, чтобы он смог незаметно подобраться к человеку.

- Думаете я этому поверю?

- Конечно. Вы же не хотите обвинить меня в том, что я убила этого прекрасного старика?

- До этого вы без заминки справлялись со всем, когда дело шло о главном. - Я упал в кресло и положил шляпу на пол рядом с собой. - Нам надо поговорить.

Она бросила взгляд на Энии. - Не сейчас.

Энни посмотрела на нее, потом на меня. - Хотите, чтобы я вышла? С ним можете чувствовать себя в безопасности, - добавила она для Пенелопы.

Я усмехнулся. - Вот уж не сказал бы.

- Я имела в виду, что вы джентльмен. Преступник, конечно, но джентльмен.

- Ну... за это спасибо.

- Я пройдусь по улице. Все равно хотела повидать Дженни.

Энни взяла шляпку, приколола ее к волосам булавкой, вышла и прикрыла за собой дверь.

- А ты неплохо путешествовала, - неохотно признал я. - Особенно тебе удалась уловка со стадом овец.

- Она никого не обманула.

- Обманула. Их обманула, - я холодно поглядел на нее. - Но не меня.

- Что касается путешествий, у меня был хороший учитель. Наверное даже самый лучший.

- Кто?

- Как кто? Вы, конечно. Я внимательно наблюдала за вами, когда вы нас вели, и училась. Вы очень осторожный человек.

Она смотрела на меня с каким-то странным выражением, которое мне никак не удавалось распознать. - Вы не спросили о золоте.

- Я к этому подходил.

- Боюсь, вы не слишком похожи на преступника, мистер Сакетт. Настоящий преступник первым делом справился бы о золоте.

- Может и так.

Я оглядел комнату - маленькая комната в маленьком глинобитном доме, но обставлена хорошо: ничего аляповатого или безвкусного. Я мало разбираюсь в этих вещах, но иногда бываю в пристойных домах и отличаю хорошее от плохого.

- Как вышло, что вы знакомы с Энни? - спросил я.

- Ее тетка шила для моей матери. Я знала, что Энни сейчас живет в Лома Парда, она единственная, к кому я могла обратиться за помощью. Наверное вы думаете, что приличная девушка не должна даже здороваться с Энни?

- Ничего подобного я не думаю. Энни - нормальная женщина. Мы с ней давно друг друга знаем... вы понимаете, о чем я говорю. Знаете, что бы случилось, если бы кто-нибудь разнюхал, что у вас столько золота? Весь город сошел бы с ума. К тому же вас ищут.

- У Энни есть знакомый владелец каравана грузовых фургонов. Она договорится с ним, чтобы тот помог мне добраться до Санта Фе. - Немного помолчав, она сказала: - Я только что приготовила кофе. Хотите?

Пока она ходила за кофейником и чашками, я поглубже уселся в мягком, удобном кресле. Хотя и с опаской, потому что не слишком полагался на комнатную мебель. Я больше привык к нарам в ковбойском бараке и стульям у стойки бара, ведь вес у меня немалый. Такая мебель, как в этой комнате не слишком-то подходит к моим размерам. Но домик показался мне уютным, мне в нем все понравилось. Даже рукоятка револьвера, высовывающаяся из-под рукоделия, сваленного на столе.

Пенелопа принесла кофе, разлила его по чашкам, затем уселась сама рядом с оружием.

- Грузовой караван отправляется сегодня вечером, - сказала она. - В нем десять фургонов. Энни договорилась, что мне отдадут один.

- Где золото?

Она ушла от прямого ответа: - Я хочу, чтобы вы получили часть. В конце концов, без вас я бы вряд ли его нашла и уж конечно, не смогла бы защитить.

- Спасибо, - сказал я. - Не могу сидеть и ждать, пока за вами придут. Мне надо найти Лумиса... и Флинча.

- Остерегайтесь его. Мне пришлось бежать от него. После того, как Флинч убил мистера Мимса, мне ничего не оставалось делать. Я его боюсь.

Я держал чашку, а сам лихорадочно обдумывал ситуацию. Мне показалось, что она пробыла на кухне чуть дольше, чем следовало. Я выпил кофе, поставил чашку и встал.

- Вы уходите?

- Мы еще увидимся. К отходу каравана я буду здесь.

Нагнувшись, я поднял шляпу. Ее рука лежала возле револьвера - только ли по случайности? Я не спеша поднялся, поправил кобуру и увидел, что она смотрит на меня с теплотой и симпатией. Вся штука была в том, что мне хотелось ей верить, я почти убедил себя, что доверяю ей, однако до конца полагаться не мог.

Я быстро прошел мимо нее на кухню, открыл дверь черного хода и вышел. На крыльце постоял, пока глаза не привыкли к яркому солнечному свету и только потом ступил во двор.

Там стояла маленькая конюшня, дом и двор затеняли высокие тополя. В доме мелькнул чей-то силуэт, и я тут же передвинулся к углу фасада. Здесь сначала бросил быстрый взгляд на улицу, затем медленно провел глазами по каждому удобному для засады месту.

Меня предупредил легкий шорох движения за спиной. Резко обернувшись, я увидел, как Лумис поднимает к плечу ружье. Рукоятка револьвера сама прыгнула мне в ладонь, я выстрелил ему в грудь, и ружье с глухим грохотом выпалило из обоих стволов в землю.

Я немедленно отскочил к тополям и, пробежав мимо длинного сарая, замедлил шаг, вышел на улицу и присоединился к людям, высыпавшим из салуна.

- Что случилось? - спросил кто-то.

- Стреляли дольше по улице, - ответил я. - Может собирались приготовить на ужин индейку.

Я повернулся и зашагал к салуну Баки, где можно было услышать свежие новости. Бишопа там не оказалось.

Тогда я отправился в кораль, вывел вороного, оседлал и оставил привязанным в тени у жердей изгороди.

Мне пришла в голову одна мысль. Лошади Пенелопы находились в корале, в том числе и вючные, однако вьючных сумок не было и помине. Я въехал в город сразу за ней, о она, должно быть, это знала. Пенелопа не знала, в каком доме живет Хромая Энни, поэтому не рискнула бы привезти золото в город. Молодая девушка, ведущая в поводу по улице Лома Парда трех лошадей, две из которых вьючные, вызвала бы нездоровый интерес. Что тогда?

Она не привезла золото к коралю, потому что в противном случае ей пришлось бы самой разгружать его, самородок за самородком... если только она не расстегнула подпруги и сумки не упали на землю. Но этого она тоже не могла сделать из страха, что сумки лопнут или кто-нибудь не увидит эту сцену и не проявит любопытства по поводу их веса.

Значит, золото спрятано где-то возле города. Значит, Пенелопа быстро выгрузила его и оставила в каком-то укромном месте. прежде чем появиться в Лома Парда.

Глава 15

Положив руку на седло, я стоял и припоминал тропу в город. Место, где Пенелопа могла бы спрятать золото так, чтобы на него случайно не наткнулись, найти было трудно. Более того, я следовал за ней по пятам всю дорогу к Лома Парда, так где же она отвернула в сторону, чтобы спрятать драгоценный груз?

Затем мне пришло в голову, что я не шел буквально по отпечаткам копыт; когда ее следы стали пересекать следы тех, кто ехал в город или выезжал из него, я решил, что не упущу Пенелопу, если отправлюсь прямо в город.

Забравшись в седло, я объехал кораль дальней стороной и двинулся по переулкам к окраине, стараясь никому не попадаться на глаза.

Я вспомнил, что существует еще одна дорога, котороая ведет на запад к горам Сангре де Кристо, а затем на юг в Лас Вегас и дальше в Санта Фе. Я знал, что этой дорогой иногда пользуются грузовые караваны. Допустим, Пенелопа обогнула город, вышла к этой тропе и спрятала золото там?

Меньше чем через десять минут я ехал по дороге к Сангре де Кристос, выискивая возможное место, где лежали вьючные мешки Пенелопы. Если бы я хотел скинуть тяжелый груз так, чтобы позже его можно было легко найти, где бы я его оставил?

Было еще светло, хотя солнце уже садилось и начинались сгущаться сумерки. По пыльной дороге вороной шел почти бесшумно. Но сколько бы я ни оглядывался по сторонам, не мог отыскать места, о котором думал.

И вдруг в последний момент, когда стала подкрадываться темнота, я заметил участок пожелтевшей и примятой травы, вокруг которого были разбросаны сосновые шишки и иголки. Остановив коня, я внимательно ее рассмотрел. Что-то здесь лежало, что-то чего сейчас не было.

Отметину в траве явно оставила упавшая сосна длиной футов десять. Теперь она лежала рядом в нескольких футах, все еще опираясь сломанным комлем о пень, удерживаемая полоской дерева и коры. Кто-то поднял верхушку и перетащил ее в сторону, оставив открытым то место на траве, где она пролежала по меньшей мере несколько недель.

Отведя вороного с тропы, я привязал его и подошел к сосне. Отодвинув ее, я обнаружил полные вьючные мешки. Грузовой караван будет проходить совсем рядом, Пенелопе не составит никакого труда погрузить их в фургон.

Нагнувшись, я обеими руками ухватился за вьючное седло и выпрямился. Пройдя футов пятьдесят, опустил золото на землю, передохнул и пошел дальше. Минут через двадцать вернулся к коню и объехал все это место, затаптывая следы. Потом вернулся в город, привязал вороного у коновязи напротив закрытого на ночь магазина.

Поднять и перенести триста фунтов для меня не проблема, поскольку я вырос, размахивая топором лесоруба, возясь с кучей родных и двоюродных братьев, а после этого работая грузчиком на речном пароходе. Потом я объезжал диких мустангов и боролся с тысячефунтовыми бычками. По-моему, я уже родился сильным и все, что мог поднять, мог унести... чем часто и пользовался.

Перепрятав золото я выиграл лишь несколько часов. К рассвету за ним начнется настоящая охота. Значит, мне надо устроиться возчиком в караван. А управляться с упряжкой лошадей мне не привыкать.

Стоя в темноте рядом с конем, я проверил револьвер и ножи, потому что если что-то и ждало меня впереди, то только неприятности. Я надеялся, что возчики грузовых фургонов обязательно соберутся в салуне Баки. Туда я и направился.

Салун был уже наполовину заполнен солдатами из Форта Юнион, смешавшимися с девочками для танцев Баки, а их у него было много. Там и тут стояли суровые мексиканцы, это тоже были люди Баки, с ними лучше не связываться.

Глаза Баки остановились на мне, как только я вошел в салун, и пока я пробирался к стойке, он не отрывал от меня взгляда. Я встал рядом с ним и заказал выпивку.

- Gracias, Бака, я нашел ее.

Он пожал плечами. - Ну и хорошо. Энни сказала, что ты честный парень.

- Еще одна вещь, Бака. Если в городе начнется заварушка, знай, что против тебя я ничего не имею. Нам не из-за чего спорить и ссориться.

- Да, я понимаю. - Он сделал жест, чтобы ему принесли стакан, и налил мне виски. - За вас, сеньор, и за удачу. - Мы выпили, и Бака осторожно поставил стакан на стойку. - Здесь Нобл Бишоп. Он о вас спрашивал.

- Мне нечего скрывать. Если он хочет меня увидеть, пусть приходит и задает свои вопросы.

- Это из-за сеньориты?

Я ответил уклончиво, потому что не хотел врать и не хотел, чтобы хозяин салуна что-либо заподозрил.

- Она симпатичная девушка, - сказал я, - и настоящая леди.

- Я слышал то же самое.

- Честно говоря, я ищу работу. Что-нибудь такое, чтобы на время скрыться с глаз. Никому не нужен ковбой или возчик грузового фургона? Но только не дилижанса. Грузового возчика никто не замечает, а кучер дилижанса у всех на виду.

- В городе есть человек по имени Олли Шеддок. Сегодня вечером он выводит грузовой караван, в Лас Вегасе его ждут другие фургону.

Я пересел к столику у стены и стал ждать Шеддока. Вообще-то я терпеливый человек, но сейчас чувствовал себя как на иголках, поскольку золото заставляет волноваться. Меня беспокоило, что я так и не встретил ни Бишопа, ни Сильвии - ни одного из их банды.

Когда вошел Шеддок, Бака показал ему на мой мой столик. Я не сомневался, что хозяин салуна хотел побыстрее от меня отделаться.

Олли Шеддок был полным, жизнерадостным человеком со светлыми, начинающими седеть волосами. Он протянул руку. - Каждый, кто носит фамилию Сакетт, - мой друг. Я тоже из Теннесси.

- Знаешь Тайрела и остальных?

Я привез сюда, на запад их матушку и младших братьев. Я сам с Камберлендских холмов.

- А я с Клинч-маунтин.

- Там живут хорошие люди. У меня там есть родственники. Что я могу для тебя сделать?

- Хочу наняться возчиком, можно даже без оплаты. Но мне нужен последний фургон при выезде из города.

Его лицо стало серьезным. - Ты связан с той девушкой?

- Вроде как. Я погружу то, что надеется погрузить она. Эта девушка получит свою долю в Санта Фе, просто я хочу быть уверен, что получу свою.

- Ты - Сакетт. Для меня этого достаточно.

Он подал знак, чтобы принесли бутылку. - Нолан, я тот, кто сделал Оррина политиком. Вообще-то ребята сбежали на запад, потому что я был шерифом дома, в Теннесси. Тайрел положил конец кровной вражде Сакеттов с Хиггинсами, прикончив Длинного Хиггинса. Я мог арестовать его, но он уехал на запад, чтобы не создавать неприятностей, ведь я был другом семьи и все такое*...[* - роман "Приносящие рассвет" (прим. автора)]

- Хорошо, ты можешь мне оставить место для пары вьючных мешков в середине фургона?

- Ясное дело. - Шеддок налил в стакан виски. - Ты знаком с Тайрелом и Оррином?

- Нет. Только слышал о них.

К этому времени веселье в салуне било через край, и мне захотелось уйти; кроме того, я должен был убедиться, что с Пенелопой все в порядке. Эта девушка меня беспокоила. Я никак не мог понять, хотела она моей смерти или нет. Врде бы она выходила на кухню, чтобы принести кофе... а может чтобы подать сигнал Лумису?

Вскоре Олли Шеддок поднялся и ушел, сказав, где мы встретимся. Просто повезло, что он оказался другом Сакеттов и родился на теннессийских холмах. Я о нем и до этого слыхал, но только как о владельце нескольких линий грузовых фургонов в Нью Мексико и Аризоне.

Через несколько минут я встал, расплатился и выскользнул в боковую дверь салуна. Бака смотрел мне вслед, без сомнения радуясь, что я наконец покинул его заведение. И не потому что драки и прочие заварушки были нечастыми в Лома Парда - городок знавал кровавые разборки со многими видами оружия.

Ночь была тихой и прохладной. На темном небе сверкали яркие звезды, тополя мягко шелестели листвой. Из салуна доносились голоса и приглушенная мелодия музыкального автомата. В воздухе чувствовался запах костра.

Я отодвинулся к краю дверного косяка и немного подождал, с удовольствием вдыхая ночной воздух и давая глазам привыкнуть к темноте. Сейчас мне никак не хотелось попасть в какую-нибудь переделку. Золото я перепрятал, о выезде из города договорился, и отправляемся мы меньше чем через час.

Я двинулся к улице, прижимаясь спиной к стене, и на углу осмотрелся в обе стороны. Чуть дальше в доме Хромой Энни горел свет, мне надо попасть туда. Энни сейчас на работе, а Пенелопа сидит в комнате и ждет отъезда, как и я.

Я знал, что ей все равно, увидимся мы или нет, потому что парень я невзрачный, на таких девушки не обращают внимания. Я поглядел на поднятые ладони. Годятся для оружия и инструментов, годятся для самой тяжкой работы, для перетаскивания тяжеленных мешков, но едва ли - для ласк, да и не приходилось им никого ласкать. Такая девушка как Пенелопа...

Нечего об этом думать. Она сбежала и бросила меня, не оставив никаких следов. Вероятно убила Гарри Мимса. Может быть было и так, как сказала она, якобы после того, как Флинч убил Мимса, она просто испугалась, но я не мог доверять ей. Проблема была в том, что она выглядела такой дружелюбной, такой мягкой и сердечной, что часто я не повиновался здравому смыслу.

Где-то рядом были Сильвия со своим братцем, а я о ней почти не думал. Однако она-то наверняка обо мне подумала, и скорее всего в своих планах будет рассчитывать на Нобла Бишопа.

Я вышел на улицу, которая тускло освещалась горящими окнами, и направился туда, где оставил вороного.

Конь, почуяв меня, тонко заржал и ткнулся нежными ноздрями в ладонь. Я вынул кусок сахара и скормил его, затем отвязал вороного и вывел в темноту.

Ну, скоро все кончится. Через несколько минут я буду сидеть на козлах грузового фургона, катящегося из города. Потом возьму золото, погружу его, как следует прикрою и тронусь в сторону Лас Вегаса и Санта Фе.

Что сделает Пенелопа, когда обнаружит, что золото пропало? Поедет ли она дальше или останется, чтобы отыскать его?

С этими мыслями я забрался в седло и обогнул городишко, направляясь к стоянке фургонов. Пенелопа тоже должна подойти.

С гор Сангре де Кристос дул прохладный, свежий ветер, доносивший приятный запах хвои и воспоминания о заснеженных вершинах. Напротив церкви я попридержал коня и оглядкл улицу. В одном из салунов послышался дикий техасский клич, а за ним выстрел - вероятно какой-то развеселившийся солдат или ковбой. На холмах за городом, на что-то жалуясь, разговаривал с луной койот.

Подъехав к фургонам, я остановился рядом с последним и привязал коня к заднему борту, затем достал из седельного чехла винчестер и положил его рядом с козлами, поближе к себе.

От линии фургонов отделился человек и направился в мою сторону. Сакетт? - спросил он.

Я узнал Олли Шеддока. - Здесь.

Он подошел ко мне с тлеющей во рту сигарой. - Тебе дорога та девушка?

- Немного.

- Она не пришла, но уже пора отправляться. Как по-твоему, она могла отказаться от своей затеи?

- Это вряд ли.

Я задумался. Еще одна западня? Пенелопа сказала, что уезжает сегодня вечером. Должен ли я пойти и отыскать ее? Или ее захватили Сильвия с Ральфом?

- Как скоро мы отправляемся? - спросил я.

- Минут через пятнадцать. Жду пока загрузится вон тот фургон.

- Пойду схожу за ней.

- Лучше тебе подождать здесь, - сказал Олли Шеддок. - Если хочет, сама придет.

- Понятно.

- Сакетт, я слышал разговоры в городе. Будь осторожен. Кто-то нанимает ганфайтеров. Ты же знаешь Лома Парда - за деньги здесь можно достать все, что хочешь, а некоторые вещи, вроде убийств, стоят дешево.

- Кто нанимает?

- Понятия не имею.

Я с удовольствие подставил лицо ветру с гор. Сейчас не время умирать. Странно, но я меньше думал о золоте, которое мне предстоит подобрать, чем о холодящем лицо ветре или о девушке. Золото у меня не задерживалось. Когда оно ко мне попадало, я его тратил и больше не вспоминал.

- Ты ее любишь? - спросил Олли.

Люблю ли я ее? Наверное нет. Я даже не был уверен, что знаю, что такое любовь, и всегда остерегался давать волю чувствам. В конце концов, ну кто захочет со мной жить? Крутой, рослый парень с двумя мозолистыми руками и револьвером, вот кто я такой.

Если бы кто-то другой задал этот вопрос, я бы его послал подальше и на этом бы дело кончилось, но рядом стоял Олли, друг моих родственников и уроженец Теннесси.

- Олли, не могу тебе ответить, потому что не знаю, - ответил я. - К тому же я ей не доверяю. Вторая девушка - темноглазая Сильвия - та просто отрава. С ней я успел познакомиться. А Пенелопа... Считай, что я еще не решил.

- Будь осторожен, сынок. Будь осторожен.

Он имел в виду одно, а я понял другое. Подойдя к коню, я сменил сапоги на мокасины. - Олли, я скоро вернусь. Обожди меня здесь.

До дома Энни было не более ста пятидесяти ярдов, и я быстро подошел к тополям. Во рту пересохло, сердце тяжело бухало в груди; я не знал отчего то ли от предчувствия беды, то ли из-за этой девушки, о которой я запретил себе думать как о любой другой девушке, да толку от этого запрета было мало.

Из салуна Баки доносилась музыка, там люди пели, смеялись и пили, люди играли в карты и смотрели на женщин, перебирая в руках монеты и фишки. Я видел стоящих у коновязи лошадей, видел, как из переулка вышел мужчина в большом сомбреро и со звенящими шпорами и пересек улицу, направляясь к салуну.

Я стоял в сгустившейся ночной тени под высоким тополем и смотрел на домик Энни. В нем ярко и приглашающе светились окна, однако я чувствовал в себе пустоту, неожиданное желание, чтобы точно так же светились мои собственные окна, я вдруг представил себе, как прихожу домой, открываю дверь, и внутри меня ждет тепло, уют и заботливая женщина. Ладно, нечего об этом думать, Нолан Сакетт едва ли до этого доживет.

Давным-давно я научился ходить, как дикое животное, и теперь мои мокасины ступали бесшумно. В сапогах мне бы не удалось неслышно подобраться к дому, а в мокасинах я ступнями чувствовал каждую веточку прежде чем перенести на них вес, поэтому ни одна не хрустнула, не зашуршал ни один лист.

Оказавшись на расстоянии пятидесяти футов от дома, я снова остановился, прижавшись к стволу дерева. В доме не слышалось ни звука, я подкрался поближе и осторожно заглянул в окно.

Пенелопа сидела за столом, разливая кофе, а напротив нее я увидел Сильвию Карнс!

Плечом к плечу с Сильвией сидел Нобл Бишоп. Ральф входил из кухни с тарелочкой пирожных. Когда он наклонился, чтобы поставить их на стол, Я услыхал, как Пенелопа что-то сказала насчет времени. Все посмотрели на стенные часы.

Пенелопа закончила наливать кофе и откинулась на спинку стула, взяв свою чашку. Передо мной сидели люди, считавшиеся врагами, и разговаривали как ни в чем не бывало, словно собравшись на чашку чая в светском обществе. Может я в конце концов оказался в дураках?

Затем Пенелопа поставила чашку, что-то сказала Сильвии о тарелках, встала и надела капор. Она повернулась и, очевидно, попрощалась со всеми.

Я, будто призрак, скользнул обратно под деревья и вернулся к фургонам. Олли терпеливо ждал.

- Сейчас она пододет.

- Ты с ней разговаривал?

- Нет, но она идет.

- Я определил ее в предпоследний фургон, раз уж вы оба решили по дороге остановиться.

- Кто правит ее фургоном?

- Хороший парень, Рейнхарт. Он работает на меня уже пару лет. - Олли вдруг взглянул на меня. - Забыл тебе сказать. Мой совладелец - Оррин Сакетт, ему принадлежит одна треть линии.

- Я смотрю, он преуспел.

- Да, преуспел. Я бы сказал, что он один из самых перспективных политиков в Нью Мексико.

Облокотившись о борт фургона, поджидая Пенелопу, я с горечью размышлял о том, что Оррин на западе начинал с того же, что и я. Они с Тайрелом выучились грамоте и прочим наукам, оба были в этих краях большими людьми, в то время как у меня за плечами лежали лишь пыльные тропы, драки в салунах да одинокие убежища в холмах.

То, что мне предстояло взять столько золота, что хватит на всю жизнь, мало что значило, если хорошенько над этим подумать. Значило только то, чего человек добился своими собственными руками, своей головой. Что бы я ни получил в результате этой заварушки, я получу благодаря везению и умению быстро обращаться с оружием. А в данную минуту у меня даже не было спрятанного золота.

Пенелопа подошла, вынырнув из темноты. - О, мистер Шеддок, прошу прощения за опоздание, но ко мне зашли друзья, и нам нужно было несколько минут поболтать. Вы готовы к отъезду?

- Да, мэм. Если вы заберетесь в фургон, мэм. Это Оскар Рейнхарт. Он будет вашим возницей.

- Благодарю вас. - Я видел, как она пыталась рассмотреть меня, для нее я был лишь едва различимым черным силуэтом.

Олли повернулся в мою сторону. - Последний фургон поведет Нолан Сакетт.

Шеддок направился к голове каравана, а Пенелопа вернулась ко мне. Значит, вы здесь? Я рада. - Она в нерешительности помолчала. - Следует признаться, что мне не терпится поскорее уехать. - Затем быстро продолжила: - Мне не терпится убраться подальше от этих... убийств. Пенелопа подняла голову и взглянула на меня. В темноте я различал бледный овал ее лица. - Бедного мистера Лумиса застрелили. Он жив, но очень тяжело ранен. Не представляю, как это могло случиться.

- Это опасные края, - сказал я. - Наверное кто-то увидел его с оружием и решил, что Лумис охотится на него. Я слышал о перестрелке. Кажется, было два выстрела.

- Не знаю. - Пенелопа отвернулась и зашагала к своему фургону, где Рейнхарт помог ей подняться. Через несколько минут я услышал, как тронулся первый фургон. Как и всякий грузовой караван, этот оставит позади не одного возницу, которые догонят и присоединятся к нему позже, когда караван выедет на основную дорогу. Я проехал мимо нескольких фургонов, стоящих у обочины. Мы будем много раз останавливаться и снова двигаться вперед, пока все возницы наконец не займут отведенное им место и не выстроятся в сплошную длинную вереницу. Так что кратковременная остановка фургона останется незамеченной.

Фургон Рейнхарта тронулся, и я позволил ему отъехать далеко. Я правил восьмеркой крупных миссурийских мулов, слушались они прекрасно. Мне всегда нравилось держать вожжи хорошей упряжки.

Мы медленно двигались, выстраиваясь в цепочку, медленнее, чем идущий шагом человек. Я искал взглядом приметы места, где закопал золото, и скоро остановил упряжку. Фургон впереди катился вперед. Я прислушался, однако ничего подозрительного не услышал.

Обвязав вожжи вокруг тормоза, осторожно и как можно тише слез с козел.

Пенелопа, конечно, могла сговориться с Сильвией, но если действует одна, тогда Сильвия с остальными наверняка наблюдали за отъездом каравана. Они считают, что золото у нее и что она должна погрузить его где-то по пути. За мной они тоже наблюдали?

Спустившись с невысокого откоса дороги, я зашел в рощу, время от времени останавливаясь и вслушиваясь в темноту. Ничего необычного, и я нагнулся, чтобы поднять мешки. На мгновение показалось, что за спиной зашуршал ковер сосновых иголок. Я замер, но все было тихо.

Я вынул из тайника первое вьючное седло, затем второе. Если понесу оба, то если меня атакуют, я окажусь беспомощным. Не так-то просто бросить на землю тяжелый мешок, а потом хвататься за револьвер. Значит, надо носить по одному.

Подняв первый, я перекинул его через плечо и, держа руку на кобуре, зашагал обратно к обочине. Там свободная рука понадобилась, чтобы выбраться на дорогу. Я вскарабкался на обочину, положил первый мешок с золотом в фургон и отправился за вторым.

Накнувшись над тайником, я снова прислушался. С дороги до меня доносился приглушенный расстоянием звук двигающегося каравана - шум фургона, где находилась Пенелопа, ничем не отличался от других. Однако мне показалось, что спереди послышалось шевеление. Подняв второе седлона плечо, я медленно и осторожно пошел к обочине. Там положил груз на землю и оглянулся.

Ничто не двигалось. Быстро выбравшись на дорогу, поднял золото и закинул его в фургон, затем задернул над ним брезент и тщательно завязал.

Я стоял рядом с мулами, когда услыхал, что кто-то идет по дороге. Оказалось, что это был Рейнхарт.

- Сакетт? Эта девушка вышла из фургона и отсутствует минут десять или больше. Ты не знаешь, что это все значит?

- По-моему, она хотела забрать по дороге какой-то груз. Ночью все выглядит иначе, она наверное не может его найти.

- И больше ничего?

Олли сказал, что он хороший парень и, несомненно, честный.

- Послушай, - сказал я, оставайся лучше рядом с упряжкой. Здесь кое-что намечается, тебе нет смысла попадать в неприятность из-за того, что тебя не касается.

- Я не боюсь, черт побери.

- Я и не говорил, что ты боишься, но дело не в этом. Тебя здесь могут убить ни за что.

- Если эта девушка в беде...

- Можешь мне поверить, она с ней справится. Я тоже. А ты лучше сиди смирно. - Я проверил револьвер. - Пойду найду ее.

У меня не было никакого желания спускаться обратно в непроглядную темень можжевеловой рощи, где искала мешки с золотом Пенелопа и Бог знает кто еще. Самым разумным было бы остаться здесь и ждать, пока она выберется сама.

Все, что меня ждет в роще, - это неприятности. Но девушка была там одна, поэтому я, как последний дурак, пошел за ней.

В этом месте спуска не было, дорога находилась на одном уровне с деревьями. По обочине рос низкий кустарник, и я переступил через него, чтобы производить как можно меньше шума, но ветки все же затрещали. Перво-наперво я отправился к поваленной сосне, где она спрятала золото. Когда я почти подобрался к этому месту, рядом со мной что-то прошуршало, и я уловил слабый запах духов.

- Пенелопа?

Меня коснулось чье-то тело, женская ладонь мягко взяла меня за запястье. Вдруг пальцы сжались, рванули, моя рука оказалась сзади, и ее тело яростным, быстрым движением прижалось к моему.

Меня спасла только широкая серебряная пряжка оружейного пояса и моя реакция, потому что острие ножа попало в металл и отклонилось вверх. Я инстинктивным движением отбил ее руку под локоть.

Как я уже упоминал, парень я рослый и довольно сильный. От этого удара ее рука, должно быть, онемела, она выпустила нож и я услышал, как он стукнулся о землю. В следующую секунду все озарилось ослепительно ярким светом: кто-то бросил спичку на верхушку сухой сломанной сосны.

Тот, кто видел, как горит сухая сосна, поймет, что случилось потом. Пламя, треща и раскидывая искры, огромным шаром взметнулось вверх и осветило все вокруг. В ту же секунду по другую сторону дерева я увидел Ральфа Карнса, а недалеко от него - Нобла Бишопа.

Мы с Бишопом заметили друг друга одновременно и поняли, что настал момент свести счеты. Его рука метнулась к кобуре, а я наверное среагировал автоматически, потому что рукоятка револьвера оказалась в ладони, и я вскинул оружие на долю секунды быстрее, чем он.

Я ощутил злобный свист пули, пролетевшей у шеи, и увидел, что Бишоп согнулся и начал падать, затем остановил падение, уцепившись левой рукой за ветку, и снова попытался навести револьвер. Я выстрелил еще раз.

Карнс тоже нажал на спуск, но он не был ганфайтером и поторопился. Он, должно быть, дернул за спусковой крючок, а не нажал его, а потому промахнулся. Я же попал точно в цель. Он попятился, царапая грудь и кашляя, потом упал на листья, где забился в конвульсии, словно дикое животное, и скоро затих.

Короткая вспышка пламени гасла, я оглянулся, ища Пенелопу. Она стояла на месте, где было спрятано золото, не обращая вниманя на происходящее и повторяя: - Его нет... Его нет.

Из города донеслись возбужденные крики, вдалеке я заметил приближающийся огонек фонаря.

Не говоря ни слова, я поднял Пенелопу и отнес к своему фургону. Трогай! - закричал я Рейнхарту. - Постарайся догнать остальных. Я о ней позабочусь.

- С ней все в порядке?

- Конечно... Трогай, надо выбираться отсюда.

Рейнхарт пошел вперед и залез на козлы своего фургона. Я посадил Пенелопу на козлы, забрался сам и отвязал вожжи от рычага тормоза.

Рейнхарт отъезжал, я двинулся за ним. В уме посчитал выстрелы. В барабане осталось два патрона, возможности перезарядить револьвер, управляя мулами, у меня не было. Винтовка лежала позади сидения, дотянуться до нее легко.

Внезапно, когда фургон покатился, Пенелопа пришла в себя. - Нет, нет! Я не могу уехать! Там золото! Я должна найти его!

- Там его нет, - спокойно сказал я. - Мешки перетащили вскоре после того, как вы их спрятали.

Она повернулась ко мне. - Откуда вы знаете?

- Отдыхайте, - сказал я. - До Санта Фе еще далеко.

- Я не хочу в Санта Фе! Мне надо найти золото!

- Все хотели - Сильвия, Бишоп и остальные. Посмотрите, что с ними стало.

Фургон Рейнхарта опять остановился, затем через минуту тронулся дальше.

- Мне нужно это золото, - упрямо повторила она. - Она мне необходимо. Я не знаю, как зарабатывать себе на жизнь, а для женщин работы почти нет.

- Можете выйти замуж.

- Я не хочу выходить замуж ради того, чтобы кто-то меня содержал. Если и выйду, то по любви.

- Романтика, - холодно сказал я.

- Мне все равно, что это. Такой уж у меня характер!

- Если бы у вас было золото, кто-нибудь обязательно захотел бы жениться на вас, чтобы вы его содержали.

Рейнхарт как-то странно вел фургон. Он опять остановился. Я сидел и ждал, держа в руках вожжи, пока он тронется.

- Так или иначе, теперь вам его не найти. Роща полна людей, которые разбираются, кто в кого стрелял. Если желаете вернуться, то не раньше, чем через несколько недель.

Некоторое время мы ехали в молчании, потом я спросил: - Вы нормально поговорили с Сильвией сегодня вечером?

Она резко повернулась. - Вы за мной шпионили!

- Ясное дело. Надо же знать, что происходитвокруг. Мне хочется быть уверенным в друзьях.

- Вы не считаете меня другом?

- А вы друг?

Прежде чем ответить, она помолчала. - Наверное. Вы сделали для меня больше, чем кто-нибудь другой. Не думаю, что осталась бы в живых, если бы не вы.

- Вы спасли мою шкуру, когда я валялся раненый и беспомощный, вы не дали Ральфу прикончить меня. - Я послал мулов вперед. - А потом довольно хорошо путешествовали с золотом по индейским территориям.

- Если бы вы не шли за мной по пятам, я, скорее всего, не справилась бы. Я знала, что вы сзади, и старалась все сделать так, как это сделали бы вы.

- Вы все отлично сделали.

Пару минут мы ехали, не произнося ни слова, слушая стук колес и глядя на звезды. Но я прислушивался и к другому: к этому времени я уже привык к шуму, который издает катящийся фургон, упряжь и мулы, и не смешивал их с обычными ночными звуками.

Что-то я упустил... Может быть у Пенелопы есть нож, готовый вонзиться мне в ребра?

- Сильвия хотела проткнуть меня ножим, - сказал я.

- Где она?

- Осталась там. У нее будет болеть рука, но она выживет... тем хуже для нее.

- Она злая.

- Об этом я догадался. Наверняка из-за нее умрет не один человек. Мне лишь хочется, чтобы мы больше о ней не слышали.

Это "мы" проскользнуло вроде как ненароком, однако Пенелопа не обратила внимания.

- Куда же делось золото? - спросила она.

- Ночью все выглядит по другому. Вы вероятно перепутали место.

- Я ни с чем не могла спутать ту упавшую сосну! Я знала, что золото под ней!

- Упавших сосен много, - беззаботно сказал я.

- Вы, кажется, совсем не расстроены.

- Нет, не расстроен. У меня в жизни не было столько денег, поэтому если я его больше не увижу, скучать не буду.

Мы ехали дальше, время от времени переговариваясь, потом Пенелопа заснула. На рассвете она проснулась и стала поправлять волосы и одежду.

- Где караван? - спросила она. - Мы отстаем.

- Из-за Рейнхарта. Он еле тащится. До того, как рассвело, я и не представлял, что мы так отстали.

Внезапно передний фургон остановился. Из него никто не вышел, фургон просто стоял. Я спустился и зашагал к нему.

- Рейнхарт, - позвал я. - Что случилось? Ты что, уснул? - И уткнулся в дуло револьвера, за которым сверкали черные, с тяжелыми веками глаза Флинча.

- Оружейный пояс, - сказал он. - Расстегни его.

С этим человеком рисковать нельзя. Медленно и осторожно я подвел руки к пряжке и расстегнул ее. Пояс упал на землю.

- Нож... вынь его из чехла и брось... только кончиками пальцев.

- Где Рейнхарт?

Флинч указал кивком в фургон. - С ним все в порядке.

- Как ты оказался в этой заварушке, Флинч? Работал на Карнсов?

- Я работать только на себя. Мой дед... Он разбивать караван на Заячьих Ушах. Он быть индейцем. Рассказать, что белый вождь что-то спрятал. Много время прошло, он идти на то место, но ничего не находить. В Форт Гриффин я слышать разговор о Заячьих Ушах и получить работу.

За фургоном Пенелопа не видела, что происходит. Я услышал, как она спустилась с сидения и направилась к нам.

- Ты тоже, - сказал Флинч, когда она подошла. - Встань там. Рядом с ним.

Впервые его тонкие губы разошлись в улыбке. - Теперь индеец получить золото.

- Золота здесь нет, Флинч, - запротестовала Пенелопа. - Оно осталось в Лома Парда.

- Золото в его фургоне, - Флинч кивнул в мою сторону. - Я за ним следить. Я знать, он найдет его, поэтому следить, смотреть, куда он его прятать, смотреть, когда он класть его в фургон. Лучше взять вместе с фургоном. Золото очень тяжелый.

Пенелопа уставилась на меня. - И золото все время было у вас? Вы хотели...

- Теперь я убивать, - сказал Флинч. - Сначала тебя, потом ее.

- Пусть она возьмет моего коня и уезжает.

Он даже не ответил. Я шагнул к нему.

- Руки! - сказал он. - Manos arriba!* [*(исп.) - Руки вверх.]

Я поднял руки до середины головы. Он не сводил с меня глаз, желая увидеть, как я отреагирую на его слова.

- Я тебя убивать. Ее держать до завтра.

- Тебя повесят, - сказал я. - Послушай, Флинч, давай...

Правая рука скользнула к воротнику, рукоятка ножа, висящего на спине, удобно легла в ладонь, рука метнулась вперед, и он выстрелил. Я почувствовал удар пули, услышал звук вонзающейся в плоть стали. Нож по рукоятку вошел ему под горло.

Флинч раскрыл рот в беззвучном крике, и из него хлынула кровь. Он упал на колени, хватаясь за нож обеими руками, стараясь его вдернуть, но я метнул его со всей силы и он сидел крепко.

Флинч ворочался, задыхаясь, затем перевернулся на бок и последним усилием вынул нож, который оказался у него в руке.

Нагнувшись, я разжал его пальцы и дважды всадил лезвие в песок, чтобы очистить его от крови. Пенелопа смотрела на Флинча глазами, полными ужаса.

- Посмотрите, что с Рейнхартом, - резко произнес я. - Побыстрее!

Она вздрогнула, повернулась и торопливо полезла в фургон. Когда я снова посмотрел на Флинча, он был мертв.

Подобрав свой оружейный пояс, я застегнул пряжку, снял пояс с Флинча и забросил его в фургон.

Из-под брезента, потирая запястья, показался Рейнхарт.

- Думаю, он меня не убил бы, - сказал он. - Пару раз я его поддерживал деньгами, когда он был на мели.

- Нам надо поспешить. Олли Шеддок будет волноваться, не случилось ли чего.

Рейнхарт поглядел на меня, потом перевел взгляд на мертвеца. - Как это произошло? Он же должен был убить вас обоих.

Я поднял руку к воротнику рубашки и снова вынул нож. - Вот как. Я научился этому в Мексике.

Мы с Пенелопой подошли к нашему фургону, и я помог ей подняться на козлы. Рейнхарт уже отъезжал.

Несколько минут мы ехали молча, потом она не удержалась: - И все это время золото было у вас!

- Ага.

- Что вы собираетесь с ним сделать?

- Еще не решил. Скорее всего подарю половину вам.

- Подарите!?

- А вторую половину оставлю себе. Таким образом, - продолжал я, - у вас останется возможность жениться по любви. Я же, имея вторую половину, буду уверен, что живу не на чужие деньги; так что мы оба остаемся при своих желаниях.

Она ничего на это не ответила, да и отвечать ей было не обязательно, учитывая то, как складывались обстоятельства.

- Мне показалось, что он вас ранил, - наконец сказала она.

Я показал ей, куда выстрелил Флинч. Он попал в поясной патронташ и расплющил наконечники двух пуль, сплавив их в одну. - Похоже, у меня будет приличный синяк, но я самый счастливый человек на свете.

Правда, я пожалел, что не побрился. А еще до того, как мы доехали до Санта Фе, об этом жалела и Пенелопа.