С тоской смотрел Пелорат в иллюминатор на туманный, призрачный рассветный Сейшелл.

— Мы так недолго пробыли тут, Голан. А ведь мир очень интересный и милый. Хотелось бы побольше разузнать о нём.

С кислой усмешкой Тревайз оторвался от компьютера:

— А мне, думаешь, не хотелось бы? Три раза мы тут превосходно полакомились. Я бы не прочь тут задержаться. Женщин, которые нам тут попадались, мы видели недолго, а некоторые из них выглядят весьма недурно с точки зрения… ну, словом, с моей точки зрения.

Пелорат брезгливо наморщил нос.

— Ох, дружочек, не знаю… Эти коровьи колокольчики вместо нормальных туфель, да с головы до ног завернуты в кричащие тряпки. И потом — что они делают со своими ресницами? Ты обратил внимание на их ресницы?

— Почему же? Обратил. И не только на ресницы. Джен, это всё пустяки. В конце концов, их можно упросить умыться, а в нужный момент дело дойдёт и до пищащих туфель, и до разноцветной одежды.

Пелорат пожал плечами:

— Верю тебе на слово, Голан. Я, правда, больше думал о Земле. Всё, что нам пока о ней говорят, так противоречиво — одни говорят о радиации, другие — о роботах…

— Но все — о гибели.

— Верно, — согласился Пелорат. — Но ведь может быть, что один прав, а другой — нет, или оба правы до какой-то степени, или оба не правы. Именно тогда, Голан, когда выслушиваешь предания, окутанные туманом загадок, и хочется больше всего найти истину.

— Точно, — кивнул Тревайз. — И я этого хочу. Всеми чёрными дырами Галактики клянусь — только этого я и хочу. Сейчас же самое главное — разобраться с Геей. Как только всё выясним — можно будет искать Землю или вернуться на Сейшелл, чтобы побыть тут подольше. Но первым делом — Гея.

Пелорат нахмурился:

— Первым делом… Если верить тому, что сказал Квинтесетц, мы можем погибнуть там. Стоит ли лететь туда?

— Я и сам задаю себе этот вопрос. Ты боишься?

Пелорат растерялся, подумал и честно ответил:

— Да. Ужасно.

Тревайз запрокинул голову и пристально посмотрел на товарища.

— Джен, — сказал он через некоторое время спокойно, как только мог, — не обязательно тебе рисковать. Скажи только слово, и я оставлю тебя в Сейшелле с личными вещами и половиной наших денег. На обратном пути, если хочешь, подберу тебя, и тогда мы отправимся в Сирианский Сектор искать Землю, если она там. Если я не вернусь, представители Академии в Сейшелле помогут тебе вернуться на Терминус. Я не обижусь, старина, если ты останешься.

Пелорат часто-часто заморгал, крепко сжал губы.

— «Старина»? — переспросил он растерянно. — Ты так меня назвал? Сколько же времени мы знакомы? Неделю? Чуть больше? Не странно ли, что я не хочу остаться? Да, я боюсь, но я хочу лететь с тобой.

Тревайз развел руками:

— Но почему? Я от тебя этого не требую, честно!

— Я сам не знаю почему. Это… Что-то такое… Голан, я верю в тебя. Мне кажется, ты всегда знаешь, что делаешь. Я хотел лететь на Трентор, но теперь понимаю, что из моей затеи ничего бы не вышло. Ты настаивал на поисках Геи, и теперь мне кажется, что Гея — это нечто вроде самого натянутого нерва Галактики. Очень, очень похоже, что именно из-за неё совершаются кое-какие события. И потом, если на то пошло, Голан, я наблюдал за тем, как ты заставил Квинтесетца выдать тебе сведения о Гее. Это была потрясающая по совершенству игра. Я был в восторге!

— Стало быть, ты веришь в меня.

— Да. Верю, — без колебаний ответил Пелорат.

Тревайз положил руку на плечо товарища и с минуту молчал, подбирая, видимо, верные слова.

— Джен, — сказал он наконец, — ты простишь меня заранее за то, что я совершу что-то неправильное, если так или иначе нам придётся встретиться с какими-то неприятностями?

— О, дружочек! — воскликнул Пелорат. — Зачем ты спрашиваешь? У меня есть и собственные причины остаться. Только давай побыстрее улетим, пока я не струсил и не передумал. Тогда я буду сгорать от стыда до конца своих дней.

— Как скажешь, Джен, — улыбнулся Тревайз. — Стартуем сразу же, как только позволит компьютер. На этот раз рванем вверх без проволочек, запустим гравитационный двигатель, как только небеса над нами будут свободны от других кораблей. А через час будем уже в открытом космосе.

— Хорошо, — кивнул Пелорат и оторвал язычок с герметичного контейнера с кофе. Кофе почти сразу вскипел. Пелорат принялся осторожно посасывать его через трубочку, стараясь не обжечь губы.

Тревайз усмехнулся:

— Гляди, как ловко ты уже управляешься с этими штуками. Ты теперь старый космический волк, Джен.

Пелорат задумчиво посмотрел на пластиковый контейнер и глубокомысленно изрек:

— Видишь ли, во времена, когда люди научились управлять гравитационным полем, стыдно не уметь пользоваться какими-то контейнерами.

— Угу. Только теперь кофе можно и из чашки попить на корабле. Странная штука получается — из области психологической инерции. Видишь кольца на стенах и потолке? Двадцать тысячелетий они монтируются на всех космических кораблях, но на гравитационном корабле они нужны как рыбе зонтик. Контейнер с трубочкой — из той же оперы.

Пелорат кивнул, продолжая меланхолично потягивать кофе.

— И когда же мы стартуем?

— Ага, попался! — весело рассмеялся Тревайз. — Пока я с тобой болтал про колечки и трубочки, мы успели попрощаться с Сейшеллом. Уже в миле от поверхности.

— Не может быть.

— Сам посмотри.

— Но… я ничего не почувствовал, — пролепетал Пелорат, стоя у иллюминатора.

— И не должен был.

— А мы ничего не нарушили? Нам не нужно было опять следовать по радиолучу, как тогда, когда мы приземлились?

— Нет причин, Джен. Никто нас не остановит. Никто на свете.

— Но когда мы садились, ты сказал…

— То было другое дело. Наше прибытие не было для них большим подарком, но от того, что мы улетаем, они просто в экстазе.

— Почему ты так говоришь, Голан? О Гее с нами говорил только Квинтесетц, а он умолял, чтобы мы туда не летели.

— Не обольщайся, Джен. Это он для проформы. Он прекрасно понимал, что мы полетим туда. Вот ты восторгался — как ловко я выудил у Квинтесетца нужные сведения. На самом деле моей заслуги тут нет. Он и сам бы всё выложил. Если бы я заткнул уши, он бы стал кричать.

— Но почему, Голан, почему? Это просто безумие какое-то.

— Ну да, паранойя. Понимаю.

Тревайз повернулся к компьютеру.

— Нас не остановили, — сообщил он вскоре. — Ни единого корабля на пути, и дальше всё чисто, и никаких предупреждений.

Подмигнув Пелорату, Тревайз спросил:

— А расскажи-ка мне, Джен, как ты узнал о Гее? Ты ведь знал о ней ещё на Терминусе, знал, что она — в Сейшельском Секторе, знал, что её название по значению близко к слову «Земля». Где ты слышал обо всём этом?

Пелорат явно растерялся.

— Если бы я смог вернуться на Терминус… я бы покопался в файлах. Я же не всё взял с собой — во всяком случае, не взял указатель, откуда те или иные сведения почерпнуты.

— Но ты задумайся, это ведь не так просто! Сейшельцы язык не распускают о Гее, помалкивают в тряпочку — настолько боятся говорить о ней, что выдумали сказку об её исчезновении в гиперпространстве. Но я тебе ещё кое-что скажу. Вот, посмотри…

Тревайз наклонился к компьютеру, ладони уверенно легли на поверхность стола. Он с радостью ощутил тепло соединения и почувствовал, как его воля скользнула куда-то вовне…

— Вот, — сказал он, — компьютерная модель Галактики, какой она была в памяти компьютера до нашего приземления на Сейшелле. А сейчас ты увидишь кусочек карты, показывающий ночное небо Сейшелла таким, каким мы его видели прошлой ночью.

В каюте стемнело, и на экран легла картина ночного неба.

— Такое же красивое, как в тот вечер, — прошептал Пелорат.

— Еще красивее, — уточнил Тревайз. — Ведь здесь нет ни облаков, ни атмосферных искажений. Но погоди, сейчас я налажу подстройку…

У обоих наблюдателей возникло томящее ощущение передвижения в пространстве, а на самом деле Тревайз просто увеличил изображение. Пелорат инстинктивно вцепился в подлокотники кресла.

— Вот! — сказал Тревайз. — Видишь?

— Конечно. Пять Сестер — пятиугольник из звёзд, который нам показывал Квинтесетц. Это они, без сомнения.

— Точно. Но где же Гея?

Пелорат прищурился, моргнул — тусклой звёздочки в центре пятиугольника не было.

— Её нет.

— Вот именно. Её нет. А нет её потому, что данные о ней в памяти компьютера отсутствуют. И поскольку я отвергаю возможность того, что данные не внесены в память компьютера намеренно, мне остаётся сделать вывод: галактографы Академии, разрабатывавшие банк данных, имея в распоряжении колоссальные объёмы информации, данными о Гее не располагали.

— Не хочешь ли ты сказать, что если бы мы полетели на Трентор…

— Я хочу сказать, что и там бы мы ничего не узнали о Гее. Её существование держится в тайне сейшельцами и — у меня сильное подозрение — теми, кто живёт на Гее. Ты и сам не так давно говорил, что кое-какие миры стараются держаться в тени, от глаз подальше, ну, чтобы налоги не платить, и всякое такое.

— Да, но такие миры, как правило, располагаются в малонаселённых районах Галактики. Именно изоляция, географическая изоляция даёт им возможность скрываться. О Гее такого сказать нельзя, она не изолирована.

— Правильно! Весьма необычно. Но удивительнее другое: такие знающие люди, профессионалы-галактографы ни сном ни духом не ведали о Гее. А ты как о ней узнал?

— Голан, милый, но я же собирал мифы, легенды, всяческие сведения о Земле целых тридцать лет. Без картотеки как я могу вспомнить?

— Но поищи какую-нибудь зацепку, Джен. Ну вспомни, когда ты о ней узнал — в первые или последние пятнадцать лет изысканий?

— О, если так, то, конечно, в последние.

— Можно и точнее. Я возьму на себя смелость утверждать, что о Гее ты узнал не раньше чем в последние пару лет.

Тревайз немного усилил освещение в каюте, чтобы разглядеть выражение лица Пелората. Великолепное сияние звёздного неба чуть померкло. Пелорат окаменел; он не мигая смотрел в одну точку.

— Ну? — поторопил его Тревайз.

— Думаю… — тихо проговорил Пелорат. — Может быть, ты прав. То есть поклясться не могу, но… Когда я писал письмо Джимбору в Ледбетский Университет, Гею не упоминал, что в этом случае было бы весьма уместно, а было это… дай-ка припомнить… в девяносто пятом, стало быть, три года назад. Выходит, ты прав, Голан.

— Но как, где ты наткнулся на упоминание о ней? — настаивал Тревайз. — В письме? В книге? Научной статье? В древней песне? Где? Думай!

Пелорат прикрыл глаза, скрестил руки на груди. Долго, казалось целую вечность, он неподвижно сидел в глубоком раздумье. Тревайз нервничал, но не торопил его.

— В личном письме, дружочек, — наконец вымолвил Пелорат. — Только не спрашивай, от кого, я всё равно не вспомню.

Тревайз вытащил руки из сумки. Ладони его взмокли от пота. Он продолжал пытаться говорить устами товарища…

— От кого было письмо? От историка? Мифолога? Галактографа?

— Бесполезно. Содержание письма не ассоциируется ни с каким именем.

— Скорее, никакого имени просто не было.

— О нет, это вряд ли.

— Почему? Ты не стал бы распечатывать анонимное письмо?

— Думаю, нет.

— Почему? Разве ты никогда не получал анонимных писем?

— Ну… когда-то очень давно. Но в последние годы я стал хорошо известен в определённых научных кругах и неплохо знал всех своих корреспондентов. Они любезно переправляли мне сведения, почерпнутые из самых разных источников. Вот источники порой не имели автора, это точно.

— Ну а от анонимного корреспондента такую безадресную информацию ты мог получить?

— Такое вроде бы бывало… Но очень редко.

— Значит, вовсе не исключено, что именно по такому каналу к тебе попала информация о Гее?

— Да, но… я этого не утверждаю.

— Хорошо. И тем не менее — такой вариант не исключен, правда?

— Наверное. Но к чему ты клонишь?

— Погоди, я ещё не закончил. Откуда было это анонимное письмо? Из какого мира?

— Говорю же тебе — не знаю, не помню!

— Не с Сейшелла ли?

— Не могу вспомнить, Голан, хоть убей.

— Позволю себе предположить, что письмо пришло-таки с Сейшелла.

— Можешь предполагать всё, что угодно, но это ничего не доказывает.

— Нет? А вспомни-ка, когда Квинтесетц показал на тусклую звёздочку посреди пятиугольника Пяти Сестер, ты сразу понял, что это Гея. Помнишь?

— Да, конечно.

— Как это возможно? Как ты мог вот так сразу узнать её, как понял, что это и есть Гея?

— Наверное, потому, что в материалах о Гее, что имелись у меня, она редко называлась своим истинным именем. Чаще употреблялись эвфемизмы. Иногда планета упоминалась как «младший братец Пяти Сестер». Ещё встречались такие поэтические определения, как «Сердце Пятиугольника»… И как только Квинтесетц показал на Пять Сестер, все эти аллюзии сразу вспомнились.

— Интересно… А мне ты раньше ни слова не говорил об этих аллюзиях.

— Видимо, я просто не улавливал их истинного значения и не думал, что это нечто важное, достойное обсуждения с тобой, не…

Пелорат осекся и замолчал на полуслове.

— Договаривай. Не специалистом?

— Да.

— Допустим. Поговорим о другом. Надеюсь, ты понимаешь, что пятиугольник Пяти Сестер, как всякое созвездие, носит весьма относительный характер?

— Что ты хочешь сказать?

— То, что ты сухопутная крыса. Ты думаешь, что звёзды приколочены к тверди небесной? Пятиугольник Пять Сестер имеет такие очертания только для тех, кто живёт в мирах Сейшельского Союза. Для жителей планеты, обращающейся вокруг любой другой звезды, Пять Сестер выглядят иначе. Как минимум видны под другим углом. Это во-первых. Во-вторых, звёзды, составляющие Пять Сестер, находятся на разном расстоянии от Сейшелла, и, если на них смотреть объективно, никакой взаимосвязи между ними может не оказаться вообще. Одна-две звезды могут находиться на одном краю неба, а остальные — бог знает где. Смотри…

Тревайз снова полностью выключил свет в каюте и склонился над компьютером.

— Перед нами восемьдесят шесть обитаемых миров, составляющих Сейшельский Союз. Теперь поставим Гею, вернее, ту точку, где она должна находиться, на место (только он успел произнести эти слова, как в центре пятиугольника загорелась красная точка) и посмотрим, как выглядят ночные небеса с некоторых планет Сейшельского Союза.

Звёздная картина дрогнула, сместилась. Пелорат мигнул. Красная точка осталась в центре экрана, а пятиугольник исчез. Яркие звёзды были видны, но никакого пятиугольника! Ещё и ещё раз менялась картина небес… Красная точка неизменно оставалась на месте, но пять звёзд никак не выстраивались в пятиугольник. Время от времени возникало нечто вроде неправильного пятиугольника, но тогда звёзды вовсе не отличались столь равномерной яркостью, как те, что показывал им Квинтесетц.

— Ну что, хватит? — спросил Тревайз. — Так вот: ниоткуда больше Пять Сестер не видны так чётко, как с Сейшелла, ни из одного мира Сейшельского Союза.

Пелорат предположил:

— Воззрения сейшельцев могли быть экспортированы на другие планеты. Ну, например, Трентор до сих пор фигурирует в массе пословиц…

— Ну да, конечно, и при этом в Сейшелле хранят тайну Геи за семью печатями? И потом, какое кому дело до неё в других мирах, кроме Сейшелла? Что им за дело до «младшего братца Пяти Сестер», когда в их небесах нет никаких сестер и братьев?

— Не знаю… Может, ты и прав.

— Надеюсь, я сумел убедить тебя в том, что первоначальные сведения о Гее ты получил и мог получить только из Сейшелла. Причем — не из какого-то другого мира, а именно из той планетарной системы, где располагается столичная планета.

Пелорат обескураженно помотал головой:

— Ты так всё выстраиваешь… вроде бы всё сходится. Но сам я этого не помню. Ей-богу, не помню.

— Но в неоспоримость моих доказательств ты веришь, не так ли?

— Да.

— Ладно. Пошли дальше. Как ты думаешь, когда могла возникнуть эта легенда?

— Когда угодно. Я склонен полагать, что она возникла очень давно, ещё в Эру Империи. У неё есть привкус древности…

— Ошибаешься, Джен. Пять Сестер сейчас находятся довольно близко от Сейшелла, вот почему они такие яркие. Но, как я уже говорил, они не связаны друг с другом раз и навсегда. Взять произвольно любую пару — и они не будут частью одного звёздного семейства. То есть они движутся в разных направлениях. Погляди, что произойдёт, если я сдвину картину назад во времени… — Красный кружок, обозначавший Гею, вновь остался на месте, а пятиугольник медленно, постепенно распался — четыре звезды поплыли в разных направлениях, а пятая немного отошла в сторону. — Ну, Джен, — потребовал Тревайз, — можно назвать этот пятиугольник правильным?

— Нет, он явно деформирован.

— А Гея где? В центре?

— Нет, она тоже ушла в сторону.

— Отлично. Вот так выглядело созвездие сто пятьдесят лет назад. Всего сто пятьдесят лет назад… Сведения, полученные тобой о Пяти Сестрах и звезде в центре пятиугольника, не имеют никакого смысла до наступления нашего столетия нигде, даже на Сейшелле. Легенда эта могла возникнуть на Сейшелле и только в течение последнего века. Скорее всего — в последние десять лет. Сейшельцы не любят и боятся об этом говорить, а ты об этом узнал.

Тревайз резко включил свет, убрал карту звёздного неба и в упор посмотрел на Пелората.

— Я… совершенно растерян, — хрипло проговорил тот. — Что же это такое?

— Это ты мне скажи! Думай! Мне каким-то образом явилась мысль о том, что Вторая Академия всё ещё существует. Во время своей избирательной кампании я говорил об этом — самым откровенным образом давил на эмоции не слишком решительных избирателей, набирая голоса. Позже я подумал: «А что, если она действительно существует?» Я принялся читать книги по истории и ещё через неделю был в этом просто убеждён. Настоящих доказательств у меня не было, но я всегда чувствовал в себе способность делать верные выводы всего лишь на основании размышлений. Но на этот раз… — Тревайз сделал небольшую паузу и продолжил: — Смотри, что происходит потом: из всех людей я доверился только Компору, и он предал меня. Затем Мэр Бранно арестовала меня и отправила в ссылку. Почему в ссылку? Почему в тюрьму? В конце концов, можно было просто пригрозить мне, — дескать, держи язык за зубами, а не то… Ладно, в ссылку, но почему на корабле последней модели, способном совершать Прыжки через всю Галактику? А самое главное — зачем она настаивала, чтобы со мной полетел ты и чтобы я помог тебе в поисках Земли?

А почему я был твёрдо убеждён, что нам не нужно лететь на Трентор? Я предполагал, что ты знаешь о более интересной цели поиска, и тут ты выложил мне рассказ о таинственном мире — Гее, сведения о которой, как теперь выясняется, ты получил при весьма загадочных обстоятельствах… Мы отправляемся на Сейшелл, делаем первую остановку и тут же встречаем Компора, который обстоятельно рассказывает нам о Земле, о её гибели, уверяет нас, что она находится в Сирианском Секторе, и настоятельно рекомендует нам лететь туда.

— А, вот ты о чём… — протянул Пелорат. — Ты хочешь сказать, что обстоятельства влекли нас к Гее. Но, как ты только что сказал, Компор пытался убедить нас, что нам следует лететь совсем в другое место.

— А я, не доверяя этому человеку ни на йоту, из чистого упрямства решил не отказываться от задуманного. А тебе не кажется, что он именно этого и добивался? Собственно, я уже говорил тебе об этом.

— Романтика какая-то… — пробурчал Пелорат.

— Да? Пошли дальше. Мы очень быстро разыскали Квинтесетца. Сам нам в руки пошел.

— Не совсем, — возразил Пелорат. — Я узнал его имя…

— Оно показалось тебе знакомым. Ты даже не мог точно припомнить, читал ли что-либо из написанного им. Почему же оно показалось тебе знакомым?.. Потом оказалось, что он читал твою работу, а это насколько вероятно? Ты же сам признавался, что не так много опубликовал.

Дальше — больше: молодая дама, провожая нас до кабинета Профессора, довольно небрежно упоминает о Гее, рассказывает нам байку о том, что Гея — в гиперпространстве, да так, чтобы мы запомнили это. Мы спрашиваем об этом Квинтесетца, он пугается, не хочет говорить об этом, но нас за дверь не выставляет, несмотря на то что я был грубоват с ним. Наоборот, он приглашает нас к себе домой и по пути не забывает показать нам Пять Сестер. Не забывает даже спросить, заметили ли мы тусклую звёздочку в центре пятиугольника. Зачем? Не слишком ли закономерно для случайного стечения обстоятельств?

— Ну, когда ты так перечисляешь…

— Перечисляй, как хочешь. Но я не верю, что это — случайное стечение обстоятельств.

— Что же это всё значит? Что нас ведут на Гею?

— Да.

— Кто?

— А вот в этом у меня сомнений нет. Те, кто способен управлять сознанием, тонко манипулировать течением событий, направляя их в ту или иную сторону по своей воле.

— Сейчас ты скажешь, что это Вторая Академия.

— Ну а что нам известно о Гее? Она неприкасаема. К ней отправляется целый Флот, и Флот погибает. Люди летят туда с мирными намерениями и не возвращаются. Даже Мул не осмелился выступить против неё, и очень может быть — там родился. Естественно, мне кажется, что Гея — это Вторая Академия, а ведь отыскать её — вот моя главная задача.

Пелорат покачал головой:

— Судя по тому, что пишут некоторые историки, Вторая Академия остановила Мула. Разве он мог быть оттуда?

— Ренегат, наверное.

— Но почему же тогда Вторая Академия так упорно ведёт нас к себе?

Тревайз нахмурился, уставился в одну точку.

— Давай попробуем понять. Для Второй Академии всегда, во все времена было важно, чтобы в Галактике о ней знали как можно меньше. Это нам известно точно. Вот уже сто двадцать лет Вторая Академия думает, что о ней никто не знает, и это устраивает её как нельзя лучше. Когда у меня возникли догадки о том, что она до сих пор существует, она не делала ничего. О моих воззрениях узнал Компор. Она могла использовать его для того, чтобы заткнуть меня тем или иным способом, может быть, даже убить. Но и тут она пальцем о палец не ударила.

— Да, — возразил Пелорат, — но тебя арестовали, если тебе угодно возложить ответственность за это на Вторую Академию. В итоге народ Терминуса о твоих воззрениях не узнал. Люди из Второй Академии добились этого, не прибегая к насилию. Очень может быть, что им известен знаменитый лозунг Гардина: «Насилие — последний козырь дилетантов».

— Ну и что с того, что об этом не узнал народ Терминуса? Мэру Бранно мои взгляды известны, и хотя бы она может пораскинуть мозгами — а вдруг я прав? Теперь Второй Академии уже поздно как-то помешать нам, навредить. Ведь если бы они избавились от меня сразу, они были бы ни при чем. Оставь они меня в покое, они тоже были бы ни при чем, поскольку нашли бы возможность убедить народ на Терминусе в том, что я — вот такой эксцентричный человек, может быть, даже чокнутый. Моя политическая карьера покатилась бы под откос, и одно это могло заставить меня замолчать — я бы понял, чем мне грозит открытое высказывание моих взглядов.

Теперь им поздно предпринимать что-либо. Мэр Бранно легковерием не отличается, поэтому послала Компора следить за мной, но, не доверяя и ему, отдала приказ установить на его корабле гиперреле. Вследствие этого ей, безусловно, известно, что мы — в Сейшельском Секторе. А ночью, когда ты спал, я через компьютер отправил сообщение нашему послу в Сейшелле, где доложил, что мы взяли курс на Гею. Я даже координаты не поленился сообщить. Даже если теперь Вторая Академия попытается сделать нам что-нибудь нехорошее, уверен: Бранно этого так не оставит, а пристальное внимание нашей Академии — это как раз то самое, чего Вторая Академия хочет меньше всего на свете.

— Но если они столь могущественны, — возразил Пелорат, — чего им бояться?

— Чего бояться? А почему они прячутся? Им не устоять в открытой схватке, понимаешь? Технический прогресс, достигнутый нашей Академией, превзошел ожидания самого Селдона. Вели они нас к своему миру тихо, почти незаметно, тайком — это, видимо, свидетельствует об их крайнем нежелании делать что-либо, способное привлечь к ним внимание. Но они всё равно проиграли — не на того напали. Сомневаюсь, что теперь они сумеют изменить ситуацию.

— Но зачем им всё это? Если ты прав, зачем им вести нас к себе через всю Галактику — ведь получается, что это грозит им гибелью?

Лицо Тревайза покрылось лихорадочным румянцем.

— Джен, — сказал он, — у меня странное предчувствие. Ты сам сказал: у меня редкий дар делать верные выводы, располагая… да почти ничем не располагая. Кто-то внутри меня подсказывает мне, что я прав. И сейчас подсказывает. Есть во мне что-то, чего они хотят, зачем-то я им нужен, — нужен настолько, что они готовы рискнуть самим своим существованием. Я сам не знаю, что это такое, и должен понять — раз у меня что-то такое есть и если это — мощное оружие, я обязан научиться им пользоваться ради того, что сам считаю верным. — Тревайз смущенно пожал плечами. — Ну вот. Ты всё ещё хочешь лететь со мной, старина, — теперь, когда видишь, какой я чокнутый?

Пелорат убеждённо ответил:

— Я же сказал, что верю в тебя. Верю и сейчас.

— Восхитительно! — облегченно, радостно рассмеялся Тревайз. — Скажу тебе по секрету, у меня есть ещё одно предчувствие: и у тебя тоже есть своя роль в этой истории. Ну, Джен, летим на Гею на полной скорости. Вперёд!

Мэр Бранно явно постарела за последние дни. Она настолько глубоко задумалась, что совершенно машинально взглянула в зеркало по дороге в галактографический зал. Лучше бы она этого не делала.

Бранно горько вздохнула. Жизнь уходила из неё по каплям. Целых пять лет на посту Мэра, а до этого — ещё двенадцать — разве они были легче? Тогда она фактически занималась тем же самым, стоя за спиной двух марионеток. Спокойно, уверенно вершила она своё дело, но всегда на износ. «А как же иначе», — думала она порой. По другой схеме всё выглядело бы так: «напряжение — неудача — срыв». Но как ужасно было сознавать, что именно спокойное плавание, дрейф по течению событий так измотали её.

Залогом её успеха был План Селдона, а Вторая Академия — залогом его успешного выполнения. Твёрдая рука Бранно лежала на пульсе Первой Академии, но никто, ни одна душа на Терминусе не догадывалась, как трудно Бранно устоять на гребне волны.

История скажет о ней мало или совсем ничего. Всю свою жизнь она просидела за пультом управления кораблем, которым на самом деле управляли извне.

Даже Индбур III, правивший Академией во времена её позорного падения к ногам Мула, ухитрился сделать что-то, из-за чего его запомнили, — хотя бы в обморок упал!

А Мэра Бранно никто не вспомнит.

Если только ей не поможет Голан Тревайз, этот Советник-выскочка…

Бранно внимательно посмотрела на карту. Карта была совсем не такая, какую показывает современный компьютер: всего-навсего трёхмерная модель — подвешенные в воздухе огоньки. Модель нельзя было разворачивать, двигать, увеличивать и уменьшать. Можно было лишь обойти её вокруг.

Бранно нажала рычажок, и сразу загорелось огромное множество огоньков — около трети от общего количества (не считая ядра Галактики, где, как считалось, никто не живёт). Такова была Федерация Академии — более семи миллионов обитаемых миров, и правил ими Совет во главе с Бранно. Семь миллионов миров имели голос и представительство в Совете Миров, решавшем дела второстепенной важности. Никогда, ни при каких обстоятельствах Совет Миров не принимал решений глобальной важности.

Бранно нажала другой рычажок, и по разные стороны от границ Федерации загорелись бледно-розовые огоньки. Сферы влияния. Территориями Академии эти регионы не являлись, но, формально сохраняя независимость, ни за что в жизни не осмелились бы мечтать об оказании сопротивления малейшему шагу со стороны Академии.

В голове у Мэра не укладывалось, что в Галактике может существовать сила, способная противостоять Академии, даже Вторая Академия, где бы она ни находилась. В любое время, когда захочет, Академия могла пустить в ход свой Флот, состоящий из суперсовременных кораблей, и уже сейчас без труда основать Вторую Империю.

Но со времен начала выполнения Плана Селдона минуло пока только пять столетий, а План гласил: между крахом Первой и созданием Второй Империи — путь длиной в десять веков. За выполнением Плана должна следить Вторая Академия… Мэр горестно покачала головой. Значит, если Академия начнет действовать сейчас, она проиграет. Пусть её корабли непобедимы, но сама поспешность смерти подобна.

Всё так, если только Тревайз, как громоотвод, не вызовет на себя гром и молнию Второй Академии и вспышка молнии не озарит её источник…

Бранно нервно оглянулась на дверь. Где же Коделл? Не время опаздывать.

Он тут же вошел, как бы откликнувшись на её мысленный упрек, — добродушно улыбаясь и гораздо более походя на добренького дедушку, чем мог бы, только за счёт усов, бороды и хитрых морщинок на выдубленной годами коже лица. Да, дедушка, но не старик всё-таки. Но, в конце концов, Коделл был на восемь лет моложе Бранно.

И как это, интересно, ему удалось так хорошо сохраниться? Пятнадцать лет Директором Службы Безопасности — и хоть бы что!