— Пел сказал, что ты хочешь меня видеть? — спросила Блисс.

— Да, — ответил Тревайз.

Тревайз принимал Блисс в небольшой квартире, ему отведенной.

Она грациозно уселась, положила ногу на ногу и испытующе поглядела на него. Прекрасные карие глаза её лучились светом, длинные тёмные волосы струились до плеч и блестели.

— Ты осуждаешь меня, да? — спросила она. — Я тебе с самого начала не понравилась?

Тревайз покачался с носка на пятку, пожал плечами:

— Ты умеешь читать мысли. Ты знаешь, что я о тебе думаю и почему.

Блисс медленно покачала головой:

— Твоё сознание для Геи непостижимо. Ты знаешь это. Ты должен был принять решение сам по себе, и никто не должен был касаться твоего сознания. Когда мы захватили ваш корабль, я окружила тебя и Пела успокоительным полем только потому, что это было нужно тогда. Паника, ярость, гнев могли повредить тебе, а решающий момент был так близок… Вот и всё. Большего я сделать не могла и не делала. Поэтому я не знаю, о чём ты думаешь.

— Решение, которого от меня ждали, принято. Я выбрал Гею и Галаксию. К чему тогда этот треп о нетронутом сознании, ясном разуме? Вы получили, что хотели, и теперь можете делать со мной всё, что пожелаете.

— Нет, Голан. Ты не прав. Может быть, в будущем от тебя потребуются другие решения. Ты останешься таким, какой есть, и, пока ты жив, ты уникален. Наверняка в Галактике есть другие, тебе подобные, они обязательно появятся в будущем, но пока мы знаем тебя, и только тебя, и мы не можем сделать тебе что-то дурное.

Тревайз ненадолго задумался.

— Ты Гея, а я сейчас не хочу говорить с Геей. Я хочу потолковать с тобой лично, если это возможно.

— Возможно. Гея — не компот какой-нибудь. Я могу отключиться от Геи на некоторое время.

— Отлично. Ну, отключилась?

— Да.

— Тогда вот что. Во-первых, ты лгунья. Ко мне в сознание, когда я принимал решение, ты, может быть, и не забиралась, но зато заглянула в сознание к Джену.

— Ты так думаешь?

— Да, я так думаю. Потому что в решающее мгновение Пелорат напомнил мне о Галактике, некогда показавшейся ему живым существом, и именно это навело меня на принятие решения. Не исключено, что мысль эта принадлежала ему, но ты помогла её задействовать, не так ли?

Блисс ответила:

— Да, эта мысль была у него в сознании, но там было много всяких мыслей. Я просто расчистила дорогу для его воспоминания о живой Галактике. Именно эта мысль легко скользнула из полусознания в сознание и облеклась в слова. Запомни: я не сочинила эту мысль. Она была в его сознании.

— Тем не менее это означает, что косвенным образом моё сознание было обработано и моё так называемое независимое решение претерпело некую подстежку?

— Гея решила, что это необходимо.

— Вот как! Ну что же, если тебе легче от этого, можешь увериться в собственном благородстве. Знай: я бы и сам, без всяких слов Джена, принял это решение. Джен мог сказать, что сказал, мог промолчать, мог пытаться склонить меня к другому решению. Я бы всё равно решил так, как решил.

— Мне легче, — холодно отозвалась Блисс. — Ты это хотел сказать мне, когда просил о встрече?

— Нет.

— Что ещё?

Тревайз пододвинул стул и сел перед Блисс так близко, что их колени почти соприкасались. Наклонившись вперёд, он заговорил, чеканя каждое слово:

— Когда мы приближались к Гее, на орбитальной станции была ты. Именно ты захватила нас, именно ты явилась за нами, ты потом всё время вертелась вокруг нас, вот только на ужине у Дома не была. А самое главное, ты была с нами на «Далекой Звезде» во время принятия решения. Ты, всё время ты.

— Я Гея.

— Это ни о чём не говорит. Кролик — тоже Гея. Камушек — тоже Гея. Всё на вашей планете — Гея, но не все Гея одинаковы. Кто-то больше, кто-то меньше. Так почему — ты?

— А ты как думаешь — почему?

Тревайз глубоко вздохнул и выпалил:

— Почему? Потому, я думаю, что ты не Гея. Ты больше чем Гея. — Блисс прыснула. Тревайз не отступался: — Когда я принял решение, та женщина, что была вместе с Оратором…

— Он звал её Нови.

— Так вот, эта Нови сказала, что Гея основана роботами, которых теперь уже нет в помине, но в своё время они приучили геян повиноваться Трем Законам Роботехники.

— Так оно и есть.

— И роботов больше нет?

— Так сказала Нови.

— Нови не так сказала. Я точно запомнил её слова. Она сказала: «Гея была основана роботами, которые когда-то служили людям, а теперь больше не служат».

— Но, Трев, разве это не означает, что они больше не существуют?

— Нет. Это означает, что они больше не служат людям. Но разве они не могут вместо этого править людьми?

— Смешно.

— Ну, не править, так руководить, наблюдать. Почему ты была рядом в то время, когда нужно было принять решение? Казалось бы, твоё присутствие там было совершенно необязательно. Всю операцию вела Нови, она была Геей. Ты-то зачем была нужна? Разве только затем…

— Ну? Договаривай.

— Разве только затем, что ты тот самый куратор, прослеживающий за тем, чтобы Гея не забывала о Трёх Законах Роботехники, если только ты не робот, так хитро сделанный, что тебя невозможно отличить от человека.

— Но если меня невозможно отличить от человека, — насмешливо отозвалась Блисс, — какие претензии?

Тревайз скрестил руки на груди, закинул ногу на ногу.

— А разве вы все не уверяли меня в моём исключительном таланте принимать верные решения, приходить к единственно правильным выводам? Я сам этим не хвастался, это вы меня с пеной у рта в этом убеждаете, только это и твердите. В общем, так: с того самого мгновения, как ты явилась к нам на корабль, я почувствовал себя не в своей тарелке. Что-то в тебе было не так… Уверяю тебя, я не меньше Пелората охотник до дамских прелестей, а внешне ты — хоть куда. Однако ты во мне никаких чувств не пробудила.

— Ты меня оскорбляешь.

Пропустив мимо ушей эту реплику, Тревайз продолжал:

— Как раз перед тем, как ты появилась у нас на корабле, мы с Дженом обсуждали возможность существования на Гее нечеловеческой цивилизации и даже заключили пари. Когда же ты появилась, Джен со свойственной ему непосредственностью спросил: «Вы — человек»? Может быть, робот не обязан говорить правду, но уверен, тут есть масса вариантов. Ты же ответила вопросом на вопрос. «Разве я не выгляжу как человек?» — спросила ты. Да, Блисс, выглядишь ты как человек, но ответь мне честно: человек ли ты? — Блисс молчала. — Так вот, — прищурился Тревайз, — видимо, уже тогда, в те самые первые мгновения, я ощутил, что ты не женщина. Ты робот, откуда-то я знаю об этом. И все дальнейшие события только подтверждали мою догадку, в особенности твоё отсутствие за ужином.

— Ты что, думаешь, я не умею есть? — улыбнулась Блисс. — Разве ты забыл, как я за обе щеки уплетала креветок у вас на корабле? Уверяю, есть я умею, и все остальные биологические функции у меня в полном порядке. И с сексом тоже всё нормально — ты бы всё равно про это спросил, я знаю. Но конечно, я и сама могу сказать вместо тебя — всё это само по себе не говорит, что я не робот. Ещё тысячи лет назад роботы были столь совершенны, что отличить их от человека мог лишь тот, кто владел секретами ментального поля, — у роботов, естественно, был другой мозг. Оратор Гендибаль мог бы определить, робот я или нет, если бы ему пришло в голову об этом задуматься. Но он на меня внимания не обратил.

— Ну ладно, у меня с менталикой туговато, и тем не менее я убеждён, что ты робот.

— Ну и что из того, даже если это так? Нет-нет, я этого не признаю, но мне просто любопытно. Что, если я действительно робот?

— Признаваться необязательно. Я знаю, что ты робот. И если была мне нужна последняя капля в полную чашу доказательств, я её получил: как спокойно ты отреагировала на моё предложение отключиться от Геи! Будь ты действительно её частью, ты бы не смогла этого сделать, уверен. Так позволь же спросить тебя: сколько на Гее таких, как ты, роботов-руководителей?

— А я повторяю: я не согласна с твоим заявлением, но всё-таки что из того, если я робот?

— Если это так, я хочу знать: чего ты хочешь от Джена Пелората. Он мой друг, он немолод, но во многом — сущее дитя. Он вбил себе в голову, что влюблен в тебя, готов принять от тебя лишь то, что ты согласна дать ему, воображает, что ты уже многое для него сделала. Он пока не представляет, как это больно — полюбить и потерять любовь, и, если уж на то пошло, насколько больнее будет узнать, что ты не человек.

— А тебе знакома боль утраченной любви?

— У меня всякое бывало. Я не жил, как Джен, жизнью затворника. Я не жил под интеллектуальным наркозом, не вел заумных исследований, которые заслонили бы от меня весь мир, даже жену и ребенка. Джен жил именно так. И вот теперь, вдруг, с бухты-барахты, он готов бросить всё это к твоим ногам. Я не хочу, чтобы ему было больно. Я оказал Гее услугу, я заслуживаю вознаграждения. Мне ничего не нужно, кроме твоего заверения, что с Дженом всё будет хорошо.

— Я должна притвориться роботом и ответить тебе?

— Да, — твёрдо сказал Тревайз. — Прямо сейчас.

— Что ж, хорошо. Допустим, Трев, я робот и занимаю пост куратора. Допустим, существует ещё несколько таких, как я. Допустим, мы встречаемся нечасто. Допустим, нами движет необходимость заботы о людях. Допустим, на Гее и нет настоящих людей, поскольку все тут являются составными частицами планетарного бытия. Допустим, мы заботимся о Гее. Допустим, в нас есть нечто, искони присущее роботам, — тяга к людям. Не пойми меня превратно — я не утверждаю, что мне уйма лет. Если я робот, то срок моего существования именно таков, как я вам с Дженом сообщила ещё тогда, на корабле. Если я робот, то всё у меня должно быть как у древних роботов, и забота о людях в том числе.

Пел — человек. Он не частица Геи. И в будущем не сможет стать её частицей — для этого он слишком стар. Он хочет остаться на Гее, со мной, и я не вызываю у него таких чувств, как у тебя. Он не думает, что я робот. Но мне он тоже нужен. Если предположить, что я робот, ты поймешь, что это вполне естественно. Роботы такого уровня обладают способностью испытывать весь спектр чувств человека — и любовь в том числе. Конечно, если тебе угодно настаивать, что я робот, ты не поверишь, что робот способен полюбить возвышенно, мистически, как умеют люди, но поведение моё было бы неотличимо от поведения влюбленной женщины, так что какая разница?

Она умолкла и испытующе смотрела на него, гордая, довольная собой.

— Не хочешь ли ты сказать, что не бросишь его? — растерянно спросил Тревайз.

— Ну, коли ты считаешь меня роботом, то мог бы догадаться, что я точно его не брошу — мне не позволят Три Закона Роботехники. Если только он сам мне не прикажет, если я только не решу, что он действительно этого хочет и что ему будет больнее, если я останусь.

— Но разве ты не могла найти себе кого-нибудь помоложе?

— Кого? Вот ты, например, моложе, но тебе же я не нужна, как нужна Пелу. А раз я тебе не нужна, Первый Закон не позволил мне предпринимать попытку увлечь тебя.

— Ну, не меня, кого-нибудь другого, помоложе.

— Нет. Все остальные на Гее — другие, не совсем настоящие люди — в восприятии робота, если я — робот.

— Ну а если ты не робот? — более мягко спросил Тревайз.

— Знаешь, ты уж выбери что-нибудь одно.

— Я повторяю: что, если ты не робот?

— Тогда я тебе вот что скажу: если я не робот, тогда это вообще не твоё дело. Дело моё и Пела.

— Тогда я вернусь к вопросу о моём вознаграждении. Я прошу, я требую, чтобы ты не обижала его. Не будем больше обсуждать, кто ты есть на самом деле. Я прошу тебя, как одно разумное существо может попросить другое: обращайся с ним хорошо.

Блисс тихо, нежно проговорила:

— Я буду относиться к нему бережно, но не тебе в награду, а лишь потому, что мне самой так хочется, ясно? — Она крикнула: — Пел! — Ещё раз, погромче: — Пел!

Вошел Пелорат, бледный как полотно.

Блисс протянула ему руку:

— Иди сюда. Кажется, Тревайз что-то хочет сказать.

Пелорат сжал её руку, а Тревайз взял за руки их обоих.

— Джен, — сказал он просто, — я счастлив за вас.

— О… дружочек дорогой, — пролепетал Пелорат, и у него слезы навернулись на глаза.

— Скорее всего, я покину Гею, — сказал Тревайз. — Сейчас как раз собираюсь сходить к Дому, потолковать об этом. Уж и не знаю, Джен, когда мы теперь свидимся, а ведь всё-таки нам неплохо было вдвоем, а, старина?

— «Неплохо» не то слово, — улыбнулся Пелорат.

— Прощай, Блисс, спасибо тебе заранее.

— До свидания, Трев.

Помахав на прощание рукой им обоим, Тревайз решительно вышел из комнаты.

— Ты всё сделал хорошо, Трев, — сказал Дом. — Именно этого я от тебя ожидал.

Они снова сидели за столом, уставленным блюдами с такими же невыразительными закусками, как в прошлый раз, но Тревайзу было не до еды. Не исключено, что это была его последняя трапеза на Гее.

— Да, — кивнул он, — ты этого от меня ожидал, но двигали мной собственные соображения.

— Не сомневаюсь, ты был уверен в правильности.

— Уверен. Но не думаю, что в этом повинен какой-то мистический дар. Я выбрал Галаксию, следуя элементарной логике, и думаю, на такое решение был бы способен любой человек. Хочешь, объясню?

— Конечно, Трев, очень хочу.

— Итак, у меня было три варианта выбора: в пользу Первой Академии, в пользу Второй и в пользу Геи.

Выбери я Первую Академию, Мэр Бранно немедленно прибрала бы к рукам Вторую Академию и Гею. Останови я свой выбор на Второй, Оратор Гендибаль не замедлил бы захватить власть над Геей и Первой Академией. В обоих случаях сложилась бы необратимая ситуация, и, окажись мой выбор неверен, последствия были бы катастрофичны.

Однако, выбирая Гею, я ничем особенно не рисковал, тогда обе Академии удовлетворились бы ощущением обманной победы, и всё, в общем и целом, осталось бы как было; ведь на построение Галаксии, как мне было сказано, уйдёт жизнь не одного поколения.

Выбор в пользу Геи давал возможность выиграть время, корректировать события или даже придавать им обратное течение в случае, если бы решение моё оказалось ошибочным.

Седые брови Дома слегка приподнялись. Глубоким, грудным баритоном он спросил:

— Ты всё-таки сомневаешься в верности своего решения?

— Не то чтобы сомневаюсь, но, чтобы убедиться окончательно, мне нужно кое-что сделать. Я хочу посетить Землю, если удастся её отыскать.

— Если ты хочешь нас покинуть, мы не вправе тебя задерживать, Трев…

— Я не подарок для вашего мира.

— Пел тоже, но он остаётся, и мы рады предложить тебе остаться. Но скажи мне, зачем ты хочешь попасть на Землю?

— Думаю, ты понимаешь зачем.

— Нет.

— Вы не всё рассказали мне, Дом. И ты, и остальные. Может быть, у вас есть на то причины, но мне хотелось, чтобы таких причин не было.

— Не понимаю, о чём ты.

— Видишь ли, Дом, в то время, когда я должен был принять решение, я с помощью моего компьютера на краткий миг как на ладони увидел сознания всех, кто был рядом, — Мэра Бранно, Оратора Гендибаля, Нови. За считаные мгновения мне открылось многое — ну, например, вся цепочка манипуляций Геи в отношении Трентора через Нови, то есть как было подстроено, что Гендибаль отправился к Гее.

— Да?

— Я увидел в сознании Гендибаля мысль, которая поразила меня: это касалось пропажи всех источников информации о Земле из Галактической Библиотеки.

— Они пропали?

— Да. Поэтому мне и показалось, что это очень важно. Настолько важно, что нужно, чтобы об этом не знала не только Вторая Академия, но и я. И уж если на меня свалилась ответственность за выбор в пользу Галаксии, я не собираюсь соглашаться на добровольное неведение. Так скажи мне, для чего понадобилось скрывать знания о Земле?

Дом торжественно проговорил:

— Трев, Гея к этой пропаже никакого отношения не имеет. Мы ничего об этом не знаем.

— Вы тут ни при чем?

— Абсолютно ни при чем.

Тревайз глубоко задумался, нахмурился, облизнув высохшие губы.

— Чьих же рук это дело в таком случае? — растерянно спросил он.

— Не знаю. И цели не понимаю.

Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова, и наконец Дом сказал:

— Ты прав. Нам казалось, что найден окончательный ответ, однако, пока этот вопрос висит в воздухе, покоя не будет… Прошу тебя, побудь у нас немного, давай подумаем, что можно сделать. А потом ты сможешь улететь, получив от нас всю помощь, какая тебе потребуется.

— Благодарю, — улыбнулся Тревайз.